L’amour d’un cosak russe (Любовь русского казака), Гейер Борис Федорович, Год: 1910

Время на прочтение: 10 минут(ы)
Кабаретные пьесы Серебряного века
М.: ОГИ, 2018.

Борис Федорович Гейер

L‘AMOUR D’UN COSAK RUSSE
ЛЮБОВЬ РУССКОГО КАЗАКА

Сенсационная французская драма с убийством и экспроприацией из жизни настоящих русских фермеров в 1 действии со вступлением

Переделка из знаменитого русского романа Б. Гейера

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА42:

ГРЕГУАР РОМЕН, ПЬЕР ЛАТУК, французские драматурги.
ФРАНСУА ГРАНДРАК, директор Парижского театра.
АНРИ ДУАЗЕНЭ, театральный критик.
ПЬЕТРО КУДИЛИШНОВО, русский помещик.
МЕЛЕНТЬЯ ЕВПРАКСЕЕВИЧНА, его жена.
АКСЕНКА, их приемная дочь.
ПРОКОФИС НИКИТИШНОВО, казак.
СВАТ.
ИВАН, революционер, жених Аксенки.
ДВОРЕЦКИЙ Пьетро Кудилишново.
Театральный сторож, мэр имения Пьетро Кудилишново.

ВСТУПЛЕНИЕ

Сцена без декораций. За сценой шумный разговор.

РОМЕН: Я вам говорю, нам нужно видеть директора.
ЛАТУК: Вы обязаны доложить.
СТОРОЖ: Господин директор не велел никого пускать.

С другой стороны выходит Грандрак.

ГРАНДРАК: Что за шум? Что такое?

Входят Ромен, Латук и Сторож.

СТОРОЖ: Вот эти господа непременно желают вас видеть.
РОМЕН: Позвольте представиться: драматург Ромен, а это мой коллега Латук. Мы хотели…
ГРАНДРАК (в ужасе): Предложить мне пьесу? И слушать не желаю. У меня 1714 пьес лежит дома. Прямо класть больше некуда.
РОМЕН: Но вы послушайте…
ЛАТУК: Сенсационная пьеса…
ГРАНДРАК: Знаю, знаю. Все знаю… Трагедия какой-нибудь собачьей души или описание жизни в свином хлеву. Только теперь и этим не удивишь…
РОМЕН: Ошибаетесь… Трагедия из жизни настоящих русских.
ГРАНДРАК: Русских? А, а, а… Это в моде…
ЛАТУК (тихо Ромену): Задело…
РОМЕН: Мы написали для вашего театра специально пьесу из настоящей русской жизни, переделав один известнейший русский роман. У этих варваров, вы знаете, все изумительно, изумительно оригинально. Это у них ‘самобытность’. Весьма забавно…
ГРАНДРАК: Но позвольте, господа, разве вы знаете русский язык настолько хорошо, чтобы переводить и переделывать пьесы с русского на французский?
ЛАТУК: Великолепно…
РОМЕН: Я пятнадцать лет тому назад изучал арго в лицее и свободно им владею.
ГРАНДРАК (нерешительно): Гм… ну а покажите-ка пьесу.
ЛАТУК (дает): Тут, понимаете, все, все с начала до конца полно захватывающего интереса… Русский богатырь, фермер Пьетро Кудилишново выдает замуж свою приемную дочь Аксенку за казака. Она не хочет, потому что влюблена в экспроприатора Ивана. Вы знаете, какой это распространенный теперь в России тип? В решительный момент нападение на замок фермера. Ле43 казак, защищаясь, выхватывает из кармана маленького мерзавца…
ГРАНДРАК: Что такое?
ЛАТУК: Тут, видите ли, и мы долго думали. В романе, которым мы пользовались для переделки в пьесу, дословно сказано: ‘Он выхватил из кармана мерзавчик и, протянув его к носу Ивана, сказал: ‘На-ка, высоси». Я даже эту фразу наизусть выучил. Так долго мы в ней разбирались. Оказалось, что он хотел сделать ужасное зверство и предлагал выпить кровь какого-то негодного мальчишки…
РОМЕН: Незаконного сына Аксенки…
ГРАНДРАК: Изумительно… Это действительно трюк… Но я опасаюсь, что наш режиссер Моаньяр не справится со своей задачей. Тут нужно и костюмы, и знание страны…
ЛАТУК: Мы поможем…
РОМЕН: Мы все укажем… Прикажите назначить пробную репетицию, и вы увидите, что это будет за merveille44.
ЛАТУК: Если же к этому вы пригласите прессу…
ГРАНДРАК (задумчиво): Ну что ж, попробуем… Прошу зайти завтра переговорить об условиях, а послезавтра мы сделаем пробную генеральную репетицию в костюмах… (Уходит.)
РОМЕН (прыгает): Готово… А ты, дружище, уже приуныл, хотел чуть ли не топиться в Сене от безработицы.
ЛАТУК: Но меня все-таки смущает то, что мы ведь ничего не знаем о русской жизни.
РОМЕН: Совершенно ни к чему. Ты думаешь, наши толстые парижские буржуа сами что-нибудь смыслят в России? А к тому же мы пустим вначале такую рекламу, что только повсюду наши имена и будут трещать. Летим же по редакциям…
ЛАТУК: Я в […]45.
РОМЕН: А я пока в […], а затем в […]46.
ЛАТУК: Смотри же, не забудь притворяться хорошо знающим Россию.
РОМЕН: Не беспокойся. Ну, теперь держитесь, парижане… (Быстро уходит).

Занавес. При закрытом занавесе входят в зал Грандрак, Латук и Ромен.

ЛАТУК: А все-таки, шер метр47, вы совершенно напрасно выбросили сцену с этим маленьким мерзавцем. Он легко мог уместиться в русских широких казачьих шароварах. Наконец, было бы как-нибудь технически устроить…
ГРАНДРАК: Лотри категорически отказался. Я и так думаю, что и со сватом возни будет немало.
РОМЕН: Зато трюк. (Быстро подходит запыхавшийся Дуазенэ.)
ДУАЗЕНЭ: Не опоздал? Еще не началось?
ГРАНДРАК: Нет еще, сейчас начинаем.
ДУАЗЕНЭ: Вы читали мои статьи? Читали, что для постановки этой пьески вы командировали в Уральскую губернию специально вашего режиссера? А?
ГРАНДРАК: Спасибо, спасибо…
ДУАЗЕНЭ: И о костюмах, выписанных из Малмыжского департамента, читали?
ГРАНДРАК: Восхитительно!
ДУАЗЕНЭ: Когда же я смогу получить гонорар?
ГРАНДРАК: После репетиции к вашим услугам.
ДУАЗЕНЭ (Ромену и Латуку): С вас тоже причитается. Читали? Я написал, что один из вас был у этих, как они называются… Я написал, что один из них, как они называются, де самоеды и ел три месяца одни сальные свечки для изучения быта. Это рекламка. Не правда ли, черт возьми…
ГРАНДРАК: Пожалуйте, господа, на сцену. (Идут на сцену.) (Хлопает в ладоши.) Господа, давайте занавес.
ДУАЗЕНЭ: Вы про гонорар-то не забудьте.

Занавес раздвигается.

<ДЕЙСТВИЕ>

Сцена представляет нечто вроде терема. Вместо русской печки подобие камина. Все сильно утрировано и неправдоподобно. Костюмы: смесь боярского, французского и нижегородского. У стола сидит Мелентья Евпраксеевична и вышивает. Входит Пьетро Кудилишново. Оба одеты, как и Аксенка, в обыкновенное европейское платье.

ПЬЕТРО: Сегодня, объезжая наши поля и радуясь, что посеянная на них редька поднялась на полтора метра высотой, тае-тае48, вспомнил, что нам необходимо выдать замуж нашу бедную, но честную сироту Аксенку, тае-тае…
ДУАЗЕНЭ: Que est que ce49 редька?
РОМЕН: Нечто вроде нашей пшеницы, но значительно крупнее и выше. Теплого климата не выдерживает… (Дуазенэ отмечает в книжке.)
мел<ентья> евпр<аксеевична> (кланяется в ноги): Господин мой, папаша. Твоя воля для меня закон.
ДУАЗЕНЭ: Разве это ее отец, а не муж?
РОМЕН: Муж, муж, но почему-то русские женщины постоянно называют их батюшкой, то есть все равно что по-французски papa. Вообще вы знаете, у них ведь еще крепостное состояние женщины.
ДУАЗЕНЭ: Ужасно!
ПЬЕТРО: Тае-тае… Подай мне кусок сала, и чай с рыбьим жиром, и, кроме того, баклажан с водкой.
МЕЛ<ЕНТЬЯ> ЕВПР<АКСЕЕВИЧНА>: Сейчас, мой государь. (Идет за сцену.)
ПЬЕТРО: Мы, слава Богу, богаты, и земли у нас довольно. Козак должен считать себя польщенным, что я задумал отдать за него замуж Аксенку, тае-тае…
ДУАЗЕНЭ: Que est que ce тае-тае?
ГРАНДРАК: Это и я знаю… Древнеславянское слово, обозначающее удовольствие.

Входят Дворецкий и Мелентъя Евпраксеевична. Дворецкий кланяется в ноги и ставит на стол самовар, братины и штоф.

ДВОРЕЦКИЙ: Сейчас на оленях прискакал сват и остановился у сельского кафе ‘Малина ягода моя’. Прикажете его позвать?
ПЬЕТРО: Проси, тае-тае… (Дворецкий кланяется и уходит.) Я дам за Аксенкой приданого тридцать ездовых собак, десять шкур белых медведей и куниц и, кроме того, слиток золота.
МЕЛ<ЕНТЬЯ> ЕВПР<АКСЕЕВИЧНА>: О, мой повелитель… не будет ли это слишком много для бедной, но честной сироты?
ПЬЕТРО: Ты должна молчать, тае-тае, когда с тобой говорит муж.

Входит сват в утрированном малороссийском костюме. В руках поднос с большим калачом и полотенцем. Кланяется в ноги.

СВАТ: Милостивый государь Пьетро Кудишново… По поручению храброго казака Прокофио Никитишново Горлодранца…
ДУАЗЕНЭ: Это не выдержано… фамилия испанская…
ГРАНДРАК: Это верно…
СВАТ: Горлодранца… я приехал к вам просить для него руки вашей приемной дочери, бедной, но честной сироты Аксенки.
ПЬЕТРО: Прошу, тае-тае, по обычаю выпить братину чаю и рюмку боярского квасу. Мне приятно ваше предложение. (Христосуется и дает ему яйцо.)
РОМЕН: Обычай встречи с почетными гостями…
ДУАЗЕНЭ: Обычай встречи с почетными гостями…
СВАТ (садится): Сегодня хороший летний день. Всего 15 градусов по Реомюру морозу в тени и нет надобности топить улицы.
ПЬЕТРО: Мелентья Евпраксеевична…
ДУАЗЕНЭ: Разве есть такое имя?
ЛАТУК: Да, у них такие имена, что и не выговоришь. Это еще что: Евпрак… праксеевична, а то тут такое имя попалось, Хрисан… хризанцовично… черт его знает…
ПЬЕТРО: Я прошу тебя, тае-тае, приготовить приданое нашей бедной, но честной Аксенки.

Мелентья Евпраксеевична и дворецкий уходят.

РОМЕН: Вы понимаете, они топят для тепла улицы.
ДУАЗЕНЭ: Не может быть.
РОМЕН: Факт… В романе так и сказано: ‘На улицах весело трещали костры’.
ДУАЗЕНЭ: Удивительно…
ПЬЕТРО: Видели ли вы, насколько поднялась, тае-тае, из снега моя редька и старый развесистый хрен.
СВАТ: У вас прелестное хозяйство.

Быстро входит Аксенка и бросается к Пьетро Кудилишново.

АКСЕНКА: Мой добрый приемный отец. Я не хочу замуж за Горлодранца! У него слишком страшный вид. сват: Мне надо посмотреть, не приехал ли мой друг
ПрОКОфиС НИКИТИШНОВО, Храбрый Казак. (Уходит,)
ПЬЕТРО: Тае-тае… Моя бедная, но честная сирота… Тебя не спрашивают о твоем желании. Ты должна подчиниться моему решению.
АКСЕНКА: Мой добрый приемный отец… Я не могу полюбить Горлодранца, потому что дала слово молодому Ивану.
ПЬЕТРО: Ивану, тае-тае… Этому революционеру и экспроприатору? О, моя несчастная, но честная сирота… Ты должна немедленно забыть, тае-тае, этого ужасного злодея…

Аксенка отходит в сторону, ломая руки.

АКСЕНКА: Боже! Какое время мы проводили с ним… Как, обнявшись, искали в поле рябину, а потом, тихо прижавшись, сидели под развесистыми сучьями столетней клюквы и издали смотрели, как под лучами полуночного солнца на вечном льду весело танцевала наша деревенская молодежь.
РОМЕН: Вы замечаете, какие подробности? Это не так-то легко все было скомпоновать, тем более что в романе многого этого не было и пришлось брать из других источников.
ДУАЗЕНЭ: Изумительные детали! Надо отметить. У нас в Париже никогда не было ничего подобного.
ГРАНДРАК: Не правда ли, пьеска?
АКСЕНКА: Он стоял у раскрытого окна моего терема и пел серенады, играя на балалайке, а я так боялась, чтобы его потом не схватил какой-нибудь случайно проходящий медведь.
ДУАЗЕНЭ: А это что за ‘балалайка’?
РОМЕН: Треугольная доска с веревками вместо струн. Национальный инструмент, на котором играет весь высший свет.
ЛАТУК (тихо): И врешь же ты, кажется, изумительно!
ПЬЕТРО: Выпей, тае-тае, чай с кислыми щами и успокой свои нервы.

Входит Мел<ентья> Евпр<аксеевична>.

МЕЛ<ЕНТЬЯ> ЕВПР<АКСЕЕВИЧНА>: Наши добрые крестьяне поднесли мне сейчас букет полевой морошки и поздравляют с прибытием свата.
ПЬЕТРО: Дать им, тае-тае, бочку спирта.
ДУАЗЕНЭ: А что такое морошка?
РОМЕН: Большие бледные цветы, растущие в снегу. Самое пространное растение.

Входит слуга.

ДВОРЕЦКИЙ: Имею честь доложить моему господину, что вдали показался казак
АКСЕНКА: Боже, я погибла.
ПЬЕТРО: Выйди на крыльцо и встреть его с почетом, тае-тае. Проси немедленно в мой замок.
ДВОРЕЦКИЙ: Слушаю, мой господин. (Дворецкий уходит.)
АКСЕНКА: Осталось одно спасение: скорей взять исписанный пряник и послать его Ивану на быстрых собаках. О Боже, неужели он не выручит меня в этом ужасе?
ДУАЗЕНЭ: Исписанный пряник?
РОМЕН: Это совершенно самобытно. Нечто вроде пирожного, на котором сахаром пишут разные слова. Служит он в большинстве случаев для флирта, но иногда, чтобы отвлечь внимание, посылается просто как подарок с условной надписью.
ДУАЗЕНЭ: Ага… (отмечает в книжке). Это завтра надо все отметить в статье… У вас громадное знание России.
РОМЕН: Еще бы!
АКСЕНКА: Скорее позову якута, и пусть он мчится. (Быстро уходит.)
ДУАЗЕНЭ: А позвольте узнать, где же это все происходит?
ЛАТУК: В центральном департаменте России, около Санкт-Московии, на берегу Волги.

Входит дворецкий и становится навытяжку.

ДВОРЕЦКИЙ: Экселенц казак Прокофис Никитишново.

Входит казак в фантастическом костюме и громадной папахе. Вид зверский. С ним сват.

КАЗАК: В рот тебе ситного пирога с горохом, почтенный
Пьетро Кудинишново. (Трижды целуется и дает яйцо.)
ЛАТУК: Особое приветствие, употребляется казаками.
ПЬЕТРО: Рад видеть храброго казака Прокофиса Никитишново. Прошу, тае-тае, братину чаю.
РОМЕН: Они этот чай пьют бочками. Вы не поверите, есть такие субъекты, которые за день выпивают 18 бочек.
ЛАТУК: Самоваров.
РОМЕН: Неважно.
ДУАЗЕНЭ: И не лопаются?
РОМЕН: Нисколько.
КАЗАК (стучит кулаком по столу): Отдавай за меня свою приемную дочь Аксенку, старый хрыч и глубокоуважаемый Пьетро Кудилишново.
ДУАЗЕНЭ: Que est que ce хрыч?
ЛАТУК: Это слово непереводное, и потому мы оставили его в неприкосновенности. Оно означает…
РОМЕН: Признаться сказать, черт его знает, что оно означает… ни в одном словаре нельзя было найти. Очевидно, ласкательное имя.
ДУАЗЕНЭ: А, а, а…
КАЗАК: Показывай приданое и ударим по рукам.
ПЬЕТРО: Прошу, тае-тае, чаю. И не стесняйтесь наливать побольше рыбьего жиру. Прошу… Сейчас выйдет Ак-сенка… и тогда я, тае-тае, покажу вам ее богатство.
КАЗАК: Ладно. А то и я смогу показать тебе Кузькину мать.
ДУАЗЕНЭ: Это что же? Новое действующее лицо?
РОМЕН: Это, очевидно, мать отца Пьетро Кудилишнова, его бабушка. Благообразная седая старушка. Но мы, чтобы не усложнять действие, ее выбросили.
ДУАЗЕНЭ: Да, да, знаете. Конечно… пожалуй, лучше. Но эти русские изумительно самобытны.
ЛАТУК: О, о, о… Еще не то увидите.

Входит Аксенка.

АКСЕНКА: Он уже здесь… О Боже, сейчас меня уведут отсюда, и Иван не выручит меня.
ПЬЕТРО: Аксенка! Вот твой названый жених.
КАЗАК: Мой славный тюлень… Я счастлив, дьявол меня убей, что могу назвать тебя моей женой…
АКСЕНКА: Я не хочу выходить за вас замуж. Вы страшный казак.
ПЬЕТРО: Аксенка, тае-тае… Не перчи… Иначе я велю тебя высечь.
ДУАЗЕНЭ: Вот тут что-то непонятное.
ЛАТУК: У них до сих пор существуют телесные наказания.
ДУАЗЕНЭ: Да, но почему он говорит, чтобы она не сыпала какой-то перец?
ЛАТУК: Это уж такой обычай. В тексте прямо так и сказано ‘не перечь’. ‘Перец’. И совершенно правильно.
АКСЕНКА (в сторону): О Иван! Иван! Где же, где же ты?
КАЗАК: Ну, почтенный Пьетро Кудилишново… Показывай приданое все, и вели звонить в колокола, да побольше приготовь свадебного чая.
ПЬЕТРО: Аксенка, тае-тае, моя бедная, но честная сирота, иди переодеваться.
АКСЕНКА: Я погибла, как молодая комаренка ранней весной.

Звон бубенчиков, дверь с треском распахивается, и входит Иван в ярко-красной рубахе.

АКСЕНКА: Руки вверх!.. Ни с места! ДУАЗЕНЭ: Замечательно самобытно!
Казак хватает за талию свата, намереваясь замахнуться им на Ивана, но не в силах этого сделать. Оставляет его и обращается к директору.
КАЗАК: Как вам угодно, господин директор, но я поднять этого актера не могу. И вообще, что это за варварство — бить живым человеком по другому.
ДУАЗЕНЭ: В чем дело?
ГРАНДРАК: Как же быть?
РОМЕН: Прямо не знаю. Такой эффектный трюк, и вдруг тоже пропадает. Мерзавчика уже выкинули, теперь это.
ДУАЗЕНЭ: Да объясните, в чем дело?
ЛАТУК: Тут, видите ли, запутанная история… Этого свата мы вообще ввели против текста романа, так как он упоминается всего один раз, да и то как-то вскользь.
РОМЕН: Да признаться, там и революционера не было. Это так… Для злободневности.
ДУАЗЕНЭ: Так что, видимо, от романа немного осталось?
РОМЕН: Как немного? Осталась самобытность, нравы…
ДУАЗЕНЭ: Но почему же он его схватил?
ЛАТУК: В романе есть сцена описания драки. И сказано следующее: ‘Он схватил ухват, что стоял у печки, и замахнулся им на противника’.
РОМЕН: Мы искали в словаре, такого слова нет. Потом уже Латук вспомнил, что это, очевидно, производное слово от ‘сват’. У них ведь чрезвычайно оригинальное производство слов — например, Настя — ненастье, кошка — окошко и так далее.
ЛАТУК: И получился оригинальный трюк. (Обращается к казаку.) Вы попробуйте, дорогой.
КАЗАК: Как вам угодно, господин автор, но я отказываюсь.
РОМЕН: Ну что же делать? В таком случае просто замахнитесь на него.
ГРАНДРАК: Ну, дальше…
ИВАН: Ни с места! Я бросаю бомбу… (Поднимает над головой мячик. Пъетро Кудилишново падает мертвым. Общее замешательство.)
КРИКИ: Позовите мэра, жандармов сюда!

Все, кроме Мелентьи Евпраксеевичны, убегают.

МЕЛ<ЕНТЬЯ> ЕВПР<АКСЕЕВИЧНА>: Боже мой! Папаша умер от разрыва сердца. (Опускается за стол, закрыв лицо руками.)
ИВАН: Моя малина… Подворотня и околица подняты, и путь открыт. У ворот стоит моя настоящая русская тройка, запряженная четверкой чудных оленей. Как ураган, помчимся мы по ледяным боярским горам до самых тундр и будем жить там счастливые и влюбленные друг в друга.

Звон колоколов.

АКСЕНКА: Мой милый!

Быстро уходят. Входит мэр с красным шарфом и все.

МЭР: Где убийца?
КАЗАК: Проклятие! Чтоб ему не было крыши, он убежал.
МЭР (спокойно): Ничего не значит… Правосудие не может дремать и медлить. Я составляю приговор.
ДУАЗЕНЭ: Как, без суда?
ЛАТУК: У них все замечательно самобытно. Тут же очно составляется приговор, так называемое ‘ускоренное судопроизводство’.
ДУАЗЕНЭ: А, понял, об этом я уже читал немало. Ну а потом?
ЛАТУК: Потом ищут виновного.
МЭР (пишет): Приговорить революционера к 148 годам каторги по совокупности преступлений и к 150 000 ударам плетью. Виновного отыскать, приметы: нос прямой, ноги длинные, руки прикреплены к плечам. Особых примет больше нет. (Встает.) Кончено. Порок наказан, и правосудию делать здесь больше нечего. (Уходит.)
КАЗАК: Проклятие! Я отомщу тебе! И вам припомню нашу казацкую поговорку ‘на свой каравай чужим ртом не зевай’. Тогда посмотрим, чья будет бедная, НО честная сирота Аксенка. (Уходит. Занавес слегка сдвигается.)
ДУАЗЕНЭ: Да. Недурна пьеска. Это расширяет горизонты и дает понятие о чужой нам стране.
ЛАТУК: Я думаю перевести ее на русский язык и повезти в Россию.
РОМЕН: Пусть эти варвары посмотрят, как мы их знаем, и поучатся, как надо писать пьесы.
ГРАНДРАК: А теперь пожалуйте ко мне в кабинет подписать контракт.
ДУАЗЕНЭ: И мне гонорар за рекламу.
ЛАТУК (весело): Итак. Да здравствует французская драматургия…

Идут на сцену, занавес совершенно сдвигается.

Конец.

42 Гейер выбирает для действующих лиц говорящие фамилии, которые построены на игре русского и французского: Латук — салат, Ромен — римский салат, разновидность латука, то есть оба драматурга олицетворяют собой практически один и тот же продукт. Грандрак — смесь франц. и рус. ‘большой рак’ (обыгрывается его стремление пятиться от авторов), Дуазене — из двух франц. слов ‘должен мешать’.
43 Ле — определенный артикль, который по-французски подчеркивает смысл, что речь идет о конкретном казаке.
44 Чудо (франц.).
45 Пропущены названия парижских газет.
46 То же.
47 Дорогой мэтр (франц., очень уважительно).
48 Того-сего, того-этого (тул., калуж. диал.) — удвоенная частица, здесь — речевой показатель провинциального происхождения персонажа, слово-паразит.
49 Что это? (франц.).

ПРИМЕЧАНИЯ

Печатается по авторской машинописной копии: СПбТБ ОРИРК. Фонд ‘Драматическая цензура’. No 53568. На экземпляре печать цензора драматических сочинений М. А. Толстого: ‘К представлению дозволено 3 апреля 1910 г.’ Премьера в ‘Кривом зеркале’ состоялась 8 апреля 1910 г. Пьеса была встречена с восторгом. ‘Пресмешная вещь… проходит при неумолчном хохоте всего зала…’ (В. В ‘Кривом зеркале’ // Обозрение театров. 1910. No 1031 (9 апр.). С. il). »L’amour d’un cosak russe’ Б. Гейера, автора ‘Эволюции театра’, представляет веселый и очень меткий шарж на французские пьесы из русской жизни’ (Alter. ‘Кривое зеркало’ // Театр и искусство. 1910. No 15 (11 апр.). С. 309).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека