Л. Волков. Новая религиозность и неонационализм, Бердяев Николай Александрович, Год: 1909 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 7 минут(ы)

Л. Волков

Новая религиозность и неонационализм

Серия ‘Русский путь’

Вехи: Pro et contra

Антология. Издательство Русского Христианского гуманитарного института, Санкт-Петербург, 1998

Революционное движение 1904—1907 годов по преимуществу инородческое, происходившее под флагом космополитизма и международного пролетариата, не могло в итоге не разбудить религиозного и национального чувства в некоторых представителях той части русского общества, которая принимала участие в ‘освободительном’ движении. Слишком уж бессмысленно и тупо было отрицание религиозных начал и церкви, которым щеголяли руководители нашей революции, слишком уж высокомерно и бесцеремонно относились эти руководители к историческим устоям русской жизни и к русскому национальному чувству! В самом деле, в последнее время выдвинулся целый ряд фактов, свидетельствующих, что в тех слоях, в которых религиозное и национальное чувства до недавнего времени казались совершенно вытравленными, чувства эти начинают просыпаться. Указание на это вырождение есть и в нашей левой литературе и журналистике, и к числу таких указаний надо отнести выступление в прошлом году П. Б. Струве в ‘Русской мысли’ с теорией ‘национального лица’ и появление весной этого года сборника ‘Вехи’, выдержавшего в короткое время 4 издания. ‘Революция 1905—1906 годов, — говорит в предисловии к этому сборнику г. Гершензон, — и последовавшие за ней события явились как бы всенародным испытанием тех ценностей, которые более полувека как высшую святыню блюла наша общественная мысль’. Г. Гершензон признает революцию неудавшеюся, видит в неудачном исходе ее поражение интеллигенции и говорит, что ‘это поражение… потрясло всю массу интеллигенции и вызвало в ней потребность проверить самые основы ее традиционного мировоззрения, которые до сих пор принимались слепо на веру, а тем, кто в общем сознавал ошибочность этого мировоззрения, дало возможность яснее уразуметь грех прошлого и с большей доказательностью выразить свою мысль’ (Вехи, с. II и III). Авторы статей в сборнике ‘Вехи’ отрицают теории исторического и экономического материализма и выдвигают религиозное и национальное начала. О необходимости будить в русском обществе религиозное чувство говорит и г. Минский (Виленкин)¹ в своей статье ‘Народ и интеллигенция’, напечатанной в сентябрьской книжке ‘Русской мысли’. Г. Минский, издававший в конце 1905 года в Петербурге ‘Новую газету’ с девизом ‘Пролетарии всех стран, соединяйтесь!’, говорит теперь о ‘национальном облике’ и пишет: ‘Как на отрадный симптом можно указать на тот всеобщий интерес к религиозным вопросам, который внезапно заменил недавнее высокомерное равнодушие’ (Русская мысль. Сентябрь 1909. С. 109). А на днях появился в Москве сборник под заглавием ‘Куда мы идем?’ издательства ‘Заря’. В этом сборнике г. Батюшков² заявляет, что ‘русская интеллигенция до последнего времени носила ‘сектантский характер’, затворялась от многих запросов свободного духа, которого главное назначение — творить правду и красоту’. Наша интеллигенция, по мнению г. Батюшкова, должна переродиться: ‘В новой интеллигенции, — продолжает он, — не должно быть вражды ни к чистому знанию, ни к самодовлеющей красоте, ни к философской и религиозной мысли, стремящейся к чистому пониманию’ (с. 1 и 2). С. Котляревский в этом же сборнике находит, что ‘характерной чертой момента является движение от отвлеченного космополитизма к более глубокому национальному самосознанию’ (с. 91), а Д. Философов полагает, что теперь ‘вопрос о Боге и его сущности стал самым первым в сознании русского общества’. ‘Слишком измучилась современная русская душа, чтобы не тяготеть к этому вечному вопросу’ (с. 122), — восклицает он.

Итак, те, которые считают себя вожаками ‘передовой русской мысли’, заговорили новым языком и о новых вопросах. Они выступают теперь против ‘утилитарно-позитивного миропонимания’ и против космополитизма и говорят о Боге, вечной красоте и национализме. И если они заговорили на эти темы, то это обстоятельство служит подтверждением того факта, что в русском обществе наблюдается теперь возрождение религиозного и национального чувства. Заметив это пробуждение и желая сохранить за собой ‘славные посты’ ‘руководителей интеллигенции’, наши ‘передовые’ публицисты обратились к вопросам веры и народности, стали ‘искателями божественной истины’ и ‘национальности’, и только немногие из них ополчаются против нового движения, оставаясь правоверными: так, например, известный ‘кадет’ Родичев³ очень недоволен новым движением и называет это движение в том же сборнике ‘Куда мы идем?’ — реакционным. Недоволен и г. Кокошкин⁴, тоже небезызвестный ‘кадетский’ деятель. ‘Меня смущает, — пишет он (‘Куда мы идем?’, с. 90),—что разочарование оказалось так сильно и повлекло за собой такую апатию, дезорганизацию, бросание из одной крайности в другую. В этом разочаровании, мне кажется, еще больше неопытности, чем в прежних преувеличенных надеждах… Отмечая эти отрицательные явления, свидетельствующие о недостатке устойчивости и упорства в некоторых слоях русского общества, я считаю, однако, долгом сказать, что вся история русской интеллигенции заставляет меня верить, что она благополучно выйдет из переживаемого ею кризиса, не изменив своим исходным принципам, которые я считаю правильными’. Но успех, по-видимому, теперь на стороне не гг. Родичева и Кокошкина, твердо заучивших по ‘кадетскому руководству’ г. Кизеветтера ‘кадетские азы’, а гг. Струве, Гершензона и др., примыкающих к новому течению, и даже г. Кизеветтер, если не изменил своему ‘руководству’, то все же оказывает попустительство новому течению, так как оно находит сочувственный отзвук в редактируемой им вместе с П. Струве ‘Русской мысли’.

Но в чем же заключается предполагаемое нашими ‘вождями трудовой части общества’ решение религиозного и национального вопроса?

Во взглядах на вопросы веры и церкви у представителей того течения, которое выразилось в ‘Вехах’ и в сборнике ‘Куда мы идем?’, — нет однообразия. Часть из них верит во Христа как Богочеловека, признает чудеса и не желает порывать с православной церковью, весьма, впрочем, своеобразно понимая значение и задачи церкви, часть же открыто становится во враждебные отношения к церкви и, отрицая божественность Христа, зовет русскую интеллигенцию примкнуть к рационалистическому сектантству. ‘Существующее православие, — говорит г. Изгоев в сборнике ‘Куда мы идем?’ (с. 73), — слишком тесно связано с господствующим политическим деспотизмом, чтобы оно могло содействовать водворению в России правового строя’. Г-жа Венгерова⁵ заявляет в том же сборнике (с. 21): ‘Самое интересное проявление нового национализма — связь интеллигенции с русским сектантством’. А г. Минский (Виленкин) в своей статье ‘Народ и интеллигенция’ в сентябрьской книжке ‘Русской мысли’ ополчается против тех писателей своего лагеря, которые не хотят уйти из православной церкви, и доказывает, что рознь, возникающая между народом и интеллигенцией в реформаторской деятельности Петра, затирается на наших глазах в реформаторской деятельности Толстого. ‘Религиозная мысль Толстого — вот мост, перекинутый через историческую бездну’ (с. 10). Он говорит, что русская интеллигенция надеялась было найти исход своим религиозным запросам в старообрядчестве, но скоро разочаровалась и обратилась к рационалистическому сектантству. ‘Если взять протестантство, — рассуждает он (в ‘Русской мысли’, сентябрь, с. 105), то увидим, что во главе его стояли в первом поколении такие столпы тогдашней светской учености, как гуманисты Эразм, Рейхлин, Меланхтон⁶, и во втором поколении такие светила теологии, как Фридлянд, Штурм, Неандер, Вольф⁷. У нас же дело реформации совершено усилиями полуграмотных Сусловых, Лупкиных, Рябошапок, Ратушных. Поэтому наше протестантство, будучи менее глубокомысленным, чем европейское, далеко превосходит последнее по смелости и прямоте устремлений’.

Вот куда г. Минский зовет русскую интеллигенцию, в которой проснулось религиозное чувство. Интересно отметить, что из православного духовенства перешел в старообрядчество еврей по рождению М. Семенов и что теперь пропагандистами рационалистического сектантства являются евреи — Минский (Виленкин), Венгерова и Изгоев (псевдоним). Если в числе наших новых ‘богоискателей’ — как называет г. Минский Н. Бердяева, Философова, Луначарского и их единомышленников — есть заблуждающиеся, но искренние люди, то трудно, конечно, ожидать искренности от новоявленных еврейских пропагандистов сектантства. Что общего между г. Виленкиным-Минским, петербургским еврейским адвокатом, сотрудничавшим в западническом ‘Вестнике Европы’, а затем издателем социал-демократической газеты, и нашими темными сектантами, жизнью которых г. Минский никогда не жил и психологии которых он, как еврей, и понять-то не в состоянии! Что общего между нашими ‘самосожигателями’ и г. Минским, пропагандировавшим революцию в 1905 году по Марксу, а затем благополучно уехавшим в Париж и пропагандирующим теперь сектантство! Вряд ли можно сомневаться в том, что все эти господа Минские, заметив пробуждение религиозной мысли и чувства в известной части русского общества, хотят овладеть этим движением и направить это движение под новым флагом религиозности в русло революции, которой они служили и служат! Нашим революционерам казалось, а некоторым из них, как, например, Кокошкину и Родичеву (отношение их к новому движению отмечено нами в первой статье), кажется и до сих пор, что русский народ можно отвлечь от православия на путь атеизма и материализма, но революционное движение 1904—1907 годов убедило более вдумчивых из числа неких ‘освободителей’, что атеизм и материализм в итоге бессильны в борьбе с православной церковью. Одни из них стали искренно искать Бога, а другие, служа прежнему материализму и революции, избрали новые орудия для борьбы с церковью в надежде, что эти орудия окажутся более действительными. Они подменивают христианство подделкой под него, надеясь, что их слушатели и читатели примут эту подделку за подлинное христианство и что, таким образом, православие будет сильно подорвано.

Подменивая христианство сектантским фальсификатом, гг. Минский, Венгерова, Изгоев и их соратники пытаются также подменить русский здоровый национализм каким-то неонационализмом. Года два тому назад было изобретено неославянофильство, а теперь очередь дошла до неонационализма. Г-жа Венгерова отличает этот национализм ‘от русского патриотизма, отразившего национальную идею в некоторых западных странах’ (‘Куда мы идем?’, с. 21), а г. Изгоев так определяет этот неонационализм: ‘При разговорах о современных национальных течениях надо прежде всего исключить Царство Польское и Финляндию, где вопрос ставится исключительно политически. Но националисты, по моему мнению, чужды каким бы то ни было ограничительным тенденциям. По моему личному мнению, великорусский элемент должен играть в России такую же роль, как английский в Соединенных Штатах. Формирование русских национальностей не закончилось даже с этнографической точки зрения, и оно продолжает впитывать в себя множество разнообразных элементов’ (‘Куда мы идем?’, с. 74), то, значит, русская национальность не есть определившаяся и самоопределившаяся национальность, а еще не вполне сложившийся этнографический материал, а если так, то в чем же состоит русский национализм? Что же касается русской национальной культуры, то в этом же сборнике ‘Куда мы идем?’ гр. де Ла-Борт говорит о ней: ‘Есть античная легенда о том, что после пожара Коринфа жители этого города нашли металл более драгоценный, чем все известные тогда металлы. Образовался он из сплава всех металлов, находившихся в сгоревшем городе. Русская культура и должна в будущем представлять собой такой драгоценный сплав культур других народностей’ (с. 154). Итак, русская культура должна быть — сплавом чужих культур. Хороша ‘национальная’ культура! Приведенных цитат, думается, вполне достаточно, чтобы убедиться, что под флагом национализма неонационалисты пропагандируют космополитизм, который наши ‘освободители’ клали в основу и революционной пропаганды. Они взяли новые слова для своей пропаганды, но цели ее остались прежние.

(Московские ведомости. No 249, 30 октября (12 ноября) 1909, с. 1—2, No 250, 31 октября (13 ноября) 1909, с. 1)

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Николай Максимович Минский (наст. фамилия: Виленкин, 1855—1937) — поэт, публицист и переводчик, один из инициаторов религиозно-философских собраний (СПб., 1901—1903). Подробнее о нем см. статью А. А. Ревякиной (Литературная энциклопедия Русского Зарубежья. 1918—1940. Писатели Русского Зарубежья. М., 1997. С. 264—266).

² Федор Дмитриевич Батюшков (1857—1920) — филолог, литературный критик, в 1902—1906 гг. редактор журнала ‘Мир Божий’.

³ Федор Измаилович Родичев (1853/1854—1932/1933) — земский деятель, юрист, один из лидеров партии кадетов, депутат I—IV Государственных Дум, с 1919 г. — в эмиграции.

⁴ Федор Федорович Кокошкин (1871—1918) — юрист и публицист, один из основателей партии кадетов, член ее ЦК, депутат I Государственной Думы, убит революционными матросами в Мариинской больнице.

⁵ Зинаида Афанасьевна Венгерова (1867—1941) — литературный и театральный критик, переводчик, сестра историка русской литературы и библиографа С. А. Венгерова, жена H. M. Минского, с 1921 г. в эмиграции, умерла в Нью-Йорке. Подробнее о ней см. статью Р. Нежинской в энциклопедическом биографическом словаре ‘Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX века’ (М., 1997. С. 140—141).

⁶ Эразм Роттердамский (1469—1536) — нидерландский ученый-гуманист, писатель, филолог, богослов, виднейший представитель северного Возрождения.

Иоганн Рейхлин (1455—1522) — немецкий гуманист, писатель, лучший знаток в Германии древних языков.

Филипп Меланхтон (1497—1560) — немецкий гуманист и теолог, деятель лютеровской Реформации.

⁷ Валентин Фридланд (1490—1556) — немецкий педагог и гуманист, известный под именем Тротцендорфа, директор латинской школы в Гольдберге, заслужившей европейскую известность.

Иоганн Христоф Штурм (1635—1703) — немецкий математик, астроном, физик и богослов, в 1664—1669 гг. пастор.

Михаэль Неандер (1525—1595) — немецкий гуманист и педагог, автор учебников греческого языка и книги изречений (1585), одно из изречений М. Штирнер избрал в качестве рефрена своей книги ‘Единственный и его собственность’: ‘Я основал свое дело на Ничто’.

Христиан Вольф (1679—1754) — немецкий философ, популяризатор и систематизатор идей Г. Лейбница.

Л. Волков

Новая религиозность и неонационализм

ПРИМЕЧАНИЯ

Читайте также: