Н. А. Лейкинъ
Господа и слуги.
Рассказы.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Товарищество ‘Печатня С. П. Яковлева’. 2-я Рождественская ул.
1903.
КВАРТИРНАЯ СТРАДА.
КВАРТИРНАЯ СТРАДА.
I.
II.
III.
IV.
Квартирная страда, Лейкин Николай Александрович, Год: 1903
Время на прочтение: 24 минут(ы)
— Баринъ! Вставайте! Семь часовъ…— стучалась въ полуотворенную дверь кабинета горничная и будила спавшаго тамъ дачника.
— М-м-мъ…— послышалось изъ кабинета.
Произошла пауза. Горничная мела полъ въ столовой и умышленно стучала щеткой и громко передвигала стулья. Минутъ черезъ пять она снова подошла къ двери кабинета и заговорила:
— Баринъ! А баринъ! На службу пора. Скоро семь часовъ.
Изъ кабинета послышалось:
— М-м-мъ… Хорошо, хорошо… Покажи… Показывай!..
— Что вамъ показать?— улыбнулась горничная.— Вотъ тоже странные-то… Какъ заспались! Вставайте.
— А во сколько комнатъ?— раздалось изъ кабинета.
— Ахъ, какъ заспались-то! Это просто удивительно. Неизвстно, что говорятъ. Вставайте, баринъ.
— Покажи, покажи… У тебя съ дровами?
— Ну, вотъ, еще того лучше! Баринъ, да вдь вы опоздаете на службу и потомъ сами будете сердиться,— проговорила горничная.— Вставайте!
— М-м-мъ… Хорошо, хорошо… Встаю.
Горничная опять отошла отъ двери кабинета и начала прибирать комнаты. Въ кабинет было попрежнему тихо.
Изъ спальни выплыла барыня. Она была съ заспанными глазами, съ папильотками на лбу, въ юбк и кофт.
— Самоваръ подала?— спросила она горничную.
— Сейчасъ подамъ-съ. Кипитъ и слегка крышечкой прикрытъ, — засуетилась горничная, бросая щетку и тряпку.
— Баринъ встаетъ?— задала вопросъ барыня.
— Три раза будила. Говорятъ: ‘хорошо, хорошо’, а сами не встаютъ.
— Боже мой! Вдь онъ хотлъ сегодня до службы създить на Пески и квартиру Ломатовыхъ посмотрть, а въ двнадцать часовъ у него докладъ,— воскликнула барыня и бросилась въ кабинетъ.— Максимъ Семенычъ! Что-же ты до сихъ поръ дрыхнешь.
— Сейчасъ, сейчасъ… Ты говоришь, что швейцару надо отдльно платить?
— Вставай! Какой тутъ швейцаръ!
— Постой… Погоди… Вдь въ четвертомъ этаж?
— Экъ, тебя! Вставай-же, Максимъ Семенычъ!
Жена схватила его за руку и стала трясти.
— Постой… Дай кухню посмотрть…— бормоталъ онъ.
— Боже милостивый! Можно-же такъ заспаться! А все винтъ, проклятый винтъ! Зачмъ вчера до благо свта просидлъ у Колотушкина? Вставай!
Супругъ поднялся, спустилъ ноги съ дивана, смотрлъ на жену посоловлыми отъ сна глазами и бормоталъ:
— Кухня только мала. Кухарк отгородиться будетъ негд.
— Вставай, вставай! Какая тутъ кухня! Очнись. Одвайся. Кухня какая-то…
— А въ этомъ дом.
— Въ какомъ дом? Вотъ тоже…
— А въ угловомъ.
— Да ты прежде очнись. Вотъ мокрое полотенце… Протри глаза.
Жена шлепнула ему въ лицо намоченнымъ въ вод полотенцемъ.
— Шестьдесятъ рублей съ дровами…— продолжалъ онъ бормотать.
— Фу ты, пропасть! Утирайся, утирайся полотенцемъ-то. И много водки на ночь пьешь. Это тоже нехорошо.
— Швейцару только отдльно платить, а полотеры хозяйскіе.
— Трись, трись мокренькимъ-то, такъ полотеры грезиться и перестанутъ.
Жена сама начала отирать ему лицо мокрымъ полотенцемъ.
— Фу-у-у!— послышался протяжный вздохъ.— Въ четвертомъ этаж, но всего шестьдесятъ семь ступеней.
— Ужъ и ступени сосчиталъ!— улыбнулась жена — Можно-же такъ спать!
Мужъ пришелъ въ себя отъ сна и умолкъ, начавъ одваться. Жена вышла въ столовую заваривать чай. Онъ шлепалъ въ кабинет стоптанными туфлями и говорилъ:
— Вдь, вотъ, во сн сейчасъ найдешь подходящую квартиру, а наяву вторую недлю по Петербургу бгаю и ничего подходящаго найти не могу. Ахъ, Танечка! Если-бы ты видла, какой хорошенькій кабинетикъ съ каминомъ! И прямо изъ прихожей.
— Да вдь во сн…— откликнулась жена.
— Во сн, во сн. Гд-же наяву такое удобство найти! Спальня тоже въ два окна, и изъ спальной…
— Да будетъ теб. Что тутъ разсказывать! Разсказываетъ, какъ будто онъ и въ самомъ дл нашелъ подходящую квартиру!
— Но, вдь, какъ я явственно все это видлъ во сн! Ахъ, кабы удалось сегодня что-нибудь наяву! Не смотрлъ я еще въ Чернышевомъ переулк, не ходилъ по Лештукову…
— Ты, вотъ, на Пески-то създи, Ломатову квартиру посмотрть,— сказала жена.
— Не поду я туда.
— Отчего?
— Да что-жъ зря здить! Наврное квартира — дрянь. Вдь изъ-за чего-нибудь эти Ломатовы передаютъ ее другому.
— Вотъ дуракъ-то! Понимаешь, Ломатова говоритъ, что они оттого ищутъ случая сдать ее, что она мала имъ. У нихъ приращеніе семейства, и имъ одной комнаты не хватаетъ.
— Вздоръ!
— Ломатова говоритъ: ‘я чуть не со слезами ршаюсь сдать эту квартиру’.
— Крокодиловы слезы. По ныншнимъ временамъ, матушка, у кого хороша квартира и недорога, тотъ ея держится и не ломаетъ мебель перевозкой.
— Да вотъ мы, напримръ.
— Экъ, хватила! На насъ набавили, двадцать рублей въ мсяцъ набавили. Кабинетъ мой угловой, и въ немъ зимой волковъ морозить. Надъ нами пвунья каждый вечеръ воетъ, рядомъ за стной собаки подпваютъ, снизу сквозь полы кислыми щами воняетъ.
Послышался всплескъ воды. Супругъ умывался.
Супруга продолжала:
— Однако, не убудетъ тебя, если ты въ пятую улицу Песковъ създишь.
— Съ Песковъ-то мн въ министерство, языкъ выставя, бгать придется. Ты разочти, даль-то какая!
— Конки есть. Ломатова говоритъ, что у нихъ и при кухн маленькая комнатка для кухарки имется. Създи.
— Да хорошо, хорошо.
Супругъ вышелъ въ столовую одтый и слъ къ чайному столу. Жена налила ему чаю. Онъ макнулъ въ него сухарь и проговорилъ:
— Ахъ, какъ хороша эта квартира, которую я видлъ! Игрушечка…
— Да вдь во сн…
— Во сн, во сн… Вотъ это-то и обидно.— Строго говоря, ни одной комнаты нтъ проходной. Вс въ корридоръ. Кухня маловата, но…
— Брось. Какая польза говорить о томъ, что видлъ во сн,— остановила его жена.— Вдь это пустословіе.
— Пустословіе-то пустословіе, но такъ жалко, такъ жалко! Жалю даже, что ты меня разбудила. Ужъ я хотлъ и задатокъ дать.
— Ахъ, какой глупый! Во сн видлъ, и разговариваетъ!
— Да ужъ я радъ, что хоть во сн-то меня порадовало. А то, наяву ищемъ-ищемъ, и не можемъ ничего подходящаго найти.
Черезъ десять минутъ онъ надлъ пальто, чмокнулъ жену, схватилъ портфель и сталъ уходить изъ дома. Жена вышла проводить его и остановилась на террас.
— Зазжай на Пески-то!— крикнула она ему еще разъ.
— Хорошо, хорошо!— откликнулся онъ на ходу.
— Швейцаръ! Послушайте… Это не по этой лстниц квартира въ шесть комнатъ?— окликаетъ толстенькій, коротенькій господинъ широкоплечаго дтину въ фуражк съ позументомъ, дтину, которому по справедливости слдовало-бы не лстницу караулить, а перетаскивать тяжести.
Швейцаръ сидлъ въ подъзд и игралъ въ шашки съ хозяиномъ изъ сосдней табачной лавочки .
— Здсь, здсь… Всякія квартиры у насъ покуда есть,— отвчаетъ швейцаръ, не глядя на господина, и говоритъ своему партнеру:— шь, шь, что подставлено, а я трехъ съмъ, да и въ дамки…
— Да мн всякихъ не надо, а есть-ли вотъ въ шесть-то комнатъ?— снова повторяетъ вопросъ толстенькій господинъ, отдуваясь, снимаетъ съ головы шляпу и вытираетъ платкомъ потное лицо и крупную лысину.
— И въ шесть комнатъ есть. Пожалуйте.
— Ну, покажите. Въ которомъ этаж?
А швейцаръ ужъ не обращаетъ вниманія на толстенькаго, коротенькаго господина. Онъ тыкаетъ пальцемъ въ шашечную доску и говоритъ своему партнеру:
— шь, шь… Опять шь. Да нельзя назадъ нельзя… Сходилъ ужъ… Что схожено, то свято… Посл смерти нтъ покаянія. Сълъ? Ну, вотъ и сиди тутъ взаперти. Заперъ я тебя. И вотъ еще разъ запру.
— Послушайте, швейцаръ! Покажете вы мн квартиру, или нтъ? Вдь это чортъ знаетъ, что такое!— горячится толстенькій господинъ.
— А какъ-же не показать-то? Въ лучшемъ вид… Аимья!.. Принеси сюда ключи отъ квартиръ!— кричитъ швейцаръ въ сторожку жен, а самъ все-таки не отрывается отъ игры.— Пожалуйте, господинъ, кверху по лстниц, а я за вами слдомъ…— говоритъ онъ толстенькому господину.
— А ванная при квартир имется?
— Въ трехъ мстахъ теперича ужъ заперъ. Сдаешься?
— Нтъ, ходи,— отвчаетъ партнеръ.
— Да чего-жъ тутъ ходить-то, дура съ печи! Вдь ужъ кругомъ вода… Вынимай гривенникъ.
— Нтъ, ходи еще.
— А коли такъ, то садись еще въ четвертое мсто. Слъ? А теперь самъ ходи. Ну, куда сходить? Ну, вылзай!
— Швейцаръ! Будетъ-ли этому конецъ! Вдь вы здсь приставлены, чтобы квартиры показывать, а не въ шашки играть!— строго говоритъ толстенькій господинъ.
— Ахъ, Боже мой! Да вдь нельзя-же безъ ключей въ квартиру попасть. Аимья! Вдьма! Скоро-ли ты тамъ?
— Да вотъ не знаю, куда ты ихъ запропастилъ!— слышится изъ сторожки.
— Ищи въ спиньжак.
— Да ужъ и то вс карманы обшарила.
— Ну, въ сундук ищи. Сію минуту, господинъ. Она найдетъ. Давеча я съ малярами по квартирамъ ходилъ и принесъ ихъ… Ключи, то-есть. Ну, съ тебя, Иванъ Евстратьичъ, тридцать копекъ,— произноситъ швейцаръ, обращаясь къ партнеру.
— Это еще откуда? Откуда тридцать-то?
— Давай, давай… Полно куражиться-то. Деньги не щепки.
— Захаръ! Да не забылъ-ли ты ключи-то тамъ наверху въ дверяхъ?— выскакиваетъ изъ сторожки швейцариха.— Вдь, нигд нтъ.
— А что ты думаешь? Вдь, пожалуй, что и забылъ. Продвигайтесь, господинъ, наверхъ. Ключи отъ квартиры наверху. А ты, Иванъ Евстратьичъ, тридцать копекъ…
— Будетъ съ тебя и двугривеннаго. На, подавись…
Партнеръ швейцара кидаетъ на шашечную доску двугривенный.
— Эхъ, жила! Вотъ жила-то!— произноситъ швейцаръ, взявъ деньги.
— Послушай, швейцаръ! Да ты покажешь, наконецъ, мн квартиру?— горячится толстенькій господинъ.
— А то какъ-же… Вдь иду ужъ съ вами! Пожалуйте впередъ…
— Какіе вы невжи! Олухи!— вырывается у толстенькаго человка.
— Это чмъ-же, господинъ?.. Позвольте… Это что въ шашки-то?.. Такъ, вдь, сидишь-сидишь одинъ день-то деньской, такъ инда одурь возьметъ… Время теперь лтнее. Жильцы на дач.
— Съ ванной эта квартира?— задаетъ вопросъ толстенькій господинъ.
— У насъ вс съ ванной. Домъ на отличку.
— И съ хозяйскими дровами?
— У насъ вс съ дровами.
— Семьдесятъ рублей?
— Нтъ, восемьдесятъ пять,— отвчаетъ швейцаръ.— И швейцару отдльно.
— А какъ-же на воротахъ у васъ вывшено, что семьдесятъ рублей?
— Да та ужъ сдана. И та не въ шесть комнатъ была.
— Отчего же билетъ не снятъ? Вдь, вотъ мн восемьдесятъ пять дорого
— А кто-же ихъ вдаетъ, отчего дворники не сняли! Имъ-бы только по портернымъ…
— Ну, да ужъ вс хороши. Послушайте… Да куда-жъ вы меня ведете? Который это этажъ?
— Пятый.
— А вдь сказано, что въ третьемъ.
— Въ третьемъ маленькая. Всего четыре комнаты! А я вамъ въ семьдесятъ пять подсдобить хочу.
— Сколько комнатъ?
— Пять. Но за то съ балкономъ и съ каминомъ.
— Да я съ моимъ семействомъ въ пяти комнатахъ не помщусь. Кром того, для меня это высоко. Зачмъ-же вы меня привели? Ахъ, какой вы глупый! Тогда ужъ ведите меня въ квартиру, которая о шести комнатахъ, въ восемьдесятъ пять рублей.
— Такъ та внизу, во второмъ этаж. Что-жъ вы раньше-то не сказали!
— Да разв съ тобой можно разговаривать, если у тебя башка шашками занята.
Толстенькій господинъ снова переходитъ на ‘ты’.
— Ужъ и шашками!— обидчиво отвчаетъ швейцаръ.— Я вотъ ключей не могу найти. Такъ и есть… Нтъ ихъ въ дверяхъ. Что за оказія! Ахъ, чтобъ теб! Куда-же это ключи-то длись? Словно чортъ ихъ взялъ,— разводитъ онъ руками и кричитъ въ пролетъ лстницы:— Аимья! Ключей здсь нтъ!.. Ищи въ сторожк.
— Да не отдалъ-ли ты ихъ старшему дворнику, когда въ трактиръ-то съ полотеромъ ходилъ?— слышится снизу женскій голосъ.
— А и то, можетъ быть, отдалъ. Поди спроси у него.
Толстенькій господинъ, взобравшись въ пятый этажъ, обливается потомъ. Онъ отираетъ платкомъ лысину и вопитъ:
— Ну, зачмъ, спрашивается, ты меня въ пятый этажъ втащилъ!
— Ахъ, господинъ! Да вдь кто-же зналъ, гд эти самые ключи… Да вотъ баба сейчасъ принесетъ. Аимья! Ты пошла, что-ли?.. Пожалуйте, господинъ, внизъ.
— Такъ восемьдесятъ пять рублей, шесть комнатъ, во второмъ этаж?— спрашиваетъ толстенькій господинъ, спускаясь по лстниц.
— То-есть оно, будемъ такъ говорить, что комнатъ-то не шесть, а пять только, но он большія! А за шестую мы корридоръ считаемъ. Теперича зала…
— Ну, такъ мн тогда и квартиры не надо. Мн нужно ни больше, ни меньше шести комнатъ.
— За то съ балкономъ. Везд паркетъ… Въ паркет звзда по средин.
— Все равно не годится.
— А въ четыре не годится? Только та по другой лстниц.
— Дуракъ!
Толстенькій господинъ быстро сбгаетъ съ лстницы. Въ подъздъ вбгаетъ швейцариха.
— Нтъ у старшаго дворника ключей!— восклицаетъ она, запыхавшись.
— Какъ нтъ? Не можетъ быть! Гд-же они?— задаетъ себ вопросъ швейцаръ, начинаетъ ощупывать свои карманы и восклицаетъ: — Вотъ они! Въ карман! А я-то… Господинъ! Господинъ! Куда-же вы?.. Позвольте… Посмотрите квартирку-то! Ключи нашлись!— кричитъ онъ толстенькому господину.
Но тотъ уже выскочилъ изъ подъзда.
— Вдь, вотъ, въ три дня мы дв улицы обгали, тысячъ десять ступеней измнили…
— Ужъ и десять тысячъ! Скажешь тоже…
— Ну, восемь. Да дло не въ этомъ…
— И пяти тысячъ ступеней не измрили.
— Ну, пять, пять… Пусть будетъ по-твоему.
— Да нтъ пяти тысячъ…
— Ну, четыре. Вчно ты любишь спорить. Ахъ, ужъ эти женщины!— вздохнулъ тучный, небольшого роста, мужчина, снялъ шляпу и сталъ вытирать платкомъ потное лицо и лобъ.
Онъ только вышелъ въ сообществ жены изъ воротъ каменнаго дома на улицу.
— Четыре тысячи ступеней измрили,— продолжалъ онъ.— Квартиръ тридцать осмотрли…
— Да и четырехъ нтъ,— снова возразила она.— Если считать тридцать квартиръ по шестидесяти ступеней…
— Фу, какъ ты любишь, Лизочка, спорить! Это чортъ знаетъ что такое!
— Но зачмъ-же преувеличивать? Три тысячи… Да и того не будетъ.
— Три, три тысячи. Пусть будетъ по твоему. Мн все равно. Три тысячи ступеней измрили, разъ пять съ тобой поссорились, и все-таки не нашли даже мало-мальски подходящей для себя квартиры. Вотъ ужъ когда можно сказать, что Питеръ-то клиномъ сошелся!
— А все оттого, что мы не такъ ищемъ. Ну, зачмъ намъ непремнно Владимірская, Пушкинская и Николаевская улицы!
— Чтобы было мн къ мсту службы поближе, къ мсту службы. Понимаешь?— старался пояснить мужъ.
— Да вдь ты все равно на службу на извозчикахъ здишь.
— Ахъ, какъ трудно такъ разговаривать! Тебя, душечка, въ ступ не утолчешь!
— Тебя не утолчешь. А меня-то всегда можно утолочь,— отвчала жена и спросила:— Ну, что-жъ, такъ ты и будешь битый часъ стоять за воротами на улиц и отираться платкомъ? Вдь, при такихъ порядкахъ, квартира не найдется.
— Усталъ. Какъ ломовая лошадь усталъ. Ноги подламываются,— проговорилъ мужъ.— Вдь, я все-таки постарше тебя годковъ на шесть.
— Ужъ и на шесть! Прямо на десять,— замтила жена.
— Ну, на десять, на десять. Не хочу спорить. Господи, хоть-бы приссть гд-нибудь и отдохнуть.
— А вотъ, ваше высокоблагородіе, у насъ напротивъ портерная,— проговорилъ стоявшій у воротъ дворникъ, только что сейчасъ показывавшій супругамъ квартиры и слышавшій весь разговоръ.
— Дуракъ! Видишь, я съ дамой…
— У насъ и съ дамскимъ поломъ въ эту портерную ходятъ. Портерная чистая.
Взглядъ презрнія былъ отвтомъ.
— Ну, что-жъ, двигайтесь-же впередъ, а то и не то еще услышите,— сказала мужу жена.
Онъ надлъ на голову шляпу и разбитыми ногами, переваливаясь съ ноги на ногу, пошелъ по тротуару, сильно опираясь на палку. Жена слдовала сзади.
— Господинъ! А господинъ! Ваше высокоблагородіе! А что-же дворнику-то на чай? Все ужъ слдовало-бы дать что-нибудь…— послышалось имъ вслдъ.
— За что? За какія блага?— обернулся къ нему тучный человкъ.
— Да какъ-же… Квартиры я вамъ показывалъ, по тремъ лстницамъ вашу милость водилъ.
— Да вдь мы квартиры у васъ не сняли. Даже подходящей квартиры у васъ въ дом намъ не нашлось.
— Это ужъ не отъ нашей причины. А всегда дворникамъ даютъ. Помилуйте, мы этимъ живемъ. Давеча ужъ на что нмка смотрла квартиру — и та… А вы русскій человкъ.
— Ну, дай… Ну, пусть его подавится. Дай ему пятіалтынный,— сказала ему жена.
— Вотъ наказаніе!— вздохнулъ мужъ.— Это прямо за грхи какіе-нибудь. И ноги себ ломай, и за это еще на чай дворникамъ давай.
Онъ ползъ въ карманъ и далъ дворнику мелкую монету.
— Не нами, ваша милость, это заведено, не нами и кончится,— проговорилъ дворникъ, принимая монету.— Благодаримъ покорно. Вдь, и наша тоже должность… Эхъ!
Онъ махнулъ рукой.
— Ахъ, русскій мужикъ!— продолжалъ вздыхать мужъ, шествуя по тротуару.— Когда-то онъ сознаетъ!..
— Поди ты… За границей то-же самое. Вдь здили, видли. Тамъ безъ пуръ-буаръ тоже шагу не сдлаешь,— проговорила жена, смотря по сторонамъ и отыскивая объявленія о сдач квартиръ.— Постой, постой. Вонъ въ дом черезъ улицу на окнахъ билетики налплены. Перейдемъ на ту сторону и посмотримъ эту квартиру.
— Ни, ни, ни… Не могу больше… Домой. Не въ силахъ… Меня и то ноги еле носятъ!— замахалъ руками мужъ.— До завтра,— сказалъ онъ.— А теперь подемъ на дачу.
— Но ежели мы такъ будемъ искать, то мы никогда не найдемъ себ квартиры. И съ чего это ты усталъ такъ, я не понимаю!
— Матушка! Да вдь это ежели верблюда двухгорбаго послать, а не только статскаго совтника, такъ и тотъ…
— Какой вздоръ! Отчего-же я такъ не устала? Ну, устала я, а чтобы измучиться — нисколько.
— Ты это говоришь для того, чтобы противорчить мн. Но, съ другой стороны, твоя корпуленція или моя! А тутъ шесть тысячъ ступеней… Во мн всу вдвое больше, чмъ въ теб.
— шь много, пиво пьешь, водку пьешь… Я теб сколько разъ говорила: ‘брось водку’.
— Довольно, довольно. Пошли наставленія. Такъ ужъ и быть, пойдемъ смотрть квартиру,— перебилъ жену мужъ и сталъ переходить черезъ улицу.— Но только, пожалуйста, чтобы на сегодня эта была ужъ послдняя квартира.
— А насчетъ водки — сколько разъ я теб говорила, что при твоей тучности пора теб водку бросить,— снова начала жена.
— Довольно, довольно! Пожалуйста, оставь.
— Два раза ты пьешь водку дома передъ каждой дой. А вн дома? Бгаете вы въ полдень со службы, закусывать пирожками — пьете. Прідешь ты на станцію желзной дороги, чтобы хать на дачу,— передъ поздомъ опять въ буфетъ… Это вы называете червячка заморить передъ обдомъ.
— Да вдь ужъ я иду смотрть квартиру, послушался тебя, такъ чего-же точить-то меня! Измучился, жарко, дворники и швейцары раздражаютъ, да еще жена точитъ!.. Вдь это муки Тантала!
Мужъ стоялъ около воротъ дома, гд были прилплены билетики объ отдач квартиръ, и остервенительно дернулъ за колокольчикъ, вызывая дворника.
— Да и помимо того, теб надо водку бросить,— не унималась жена.— Ты еще пенсіи не выслужилъ, а у тебя жена, трое дтей. Хватитъ тебя кондрашка, такъ что я съ ребятами буду длать!
Мужъ стиснулъ зубы и дернулъ еще разъ за звонокъ.
— Еще если-бы у тебя капиталъ былъ,— продолжала жена.— А то съумлъ прикопить только три выигрышные билета трехъ займовъ, да и то заложены.
— Лизавета Андревна, пощади!
Мужъ въ третій разъ дернулъ изо всей силы за звонокъ, но дворникъ все еще не показывался. .Жена была неумолима и не прекращала словоизверженіе.
— А эта игра въ кегли по вечерамъ на дач,— не унималась она.— Сколько ты тамъ пивища-то выхлещешь!
— Да вдь сама-же ты меня надоумила въ кегли играть, чтобы былъ моціонъ отъ толщины—… стоналъ мужъ, разсердился, крикнулъ:— ‘Куда-же это дворникъ запропастился!’ и опять дернулъ за звонокъ.
Выбжала за ворота босая баба съ растрепанными волосами, взглянула на звонившихъ и плюнула.
— Фу, ты пропасть! А я думаю, что околоточный, и со всхъ ногъ бгу!— воскликнула она.— Чего-жъ это вы звонки-то рвете! По десяти разъ звонитесь. Чего надо?
— Дворника намъ… Квартиру будемъ смотрть.
— Нтути его. Старшій дворникъ въ портерной сидитъ, а младшіе дворники у насъ насчетъ квартиръ ничего не знаютъ, да и т теперь по сноваламъ спятъ.
— Такъ сбгай за старшимъ, голубушка,— проговорила дама.
Мужъ замахалъ руками.
— Знаю, знаю я, что значитъ дворника по портернымъ разыскивать! Это битыхъ полчаса пройдетъ, потомъ онъ явится пьяный… Нтъ, не желаю. Довольно! Подемъ домой на дачу. Мочи моей нтъ!— завопилъ онъ и сталъ нанимать извозчика на желзную дорогу.
— Останемся мы безъ квартиры… Зазимовать намъ на дач…— плакалась жена.
Около печатнаго ярлыка ‘Отдаются квартиры’, вставленнаго въ деревянную рамку подъ стекломъ и вывшеннаго у воротъ дома, сталкиваются два субъекта: полный, въ шляп котелкомъ, въ бакенбардахъ, въ пальто-крылатк и въ пенснэ на носу, и тощій, въ свтломъ пиджак, въ срой шляп, съ портфелемъ и съ сложенной клеенчатой накидкой, перекинутой черезъ плечо на ремн, и съ бородкой травками. Оба пожилые.
— Боже мой! Кого я вижу! Иванъ Иванычъ!— восклицаетъ субъектъ въ пальто-крылатк.
— Ахъ, Петръ Иванычъ!— откликается субъектъ съ портфелемъ и спрашиваетъ:— Квартиру?..
— Квартиру, чортъ-бы ее побралъ! Пятый день ищу.
— А я, такъ ужъ восьмой… И все безъ толку… Каждый день посл службы два часа времени употребляю. Да, кром того, у меня жена черезъ день прізжаетъ съ дачи и ходитъ по городу.
— Ну, а моя жена въ послднемъ мсяц гуляетъ, такъ ужъ ей не до квартиры.
— Опять?!.
— Что-жъ… Богъ благословляетъ. Пять лтъ ничего не было. Думали, что ужъ совсмъ покончили, анъ нтъ. Вотъ изъ-за этого обстоятельства и перемняю квартиру. Тсно. Мамка-кормилица понадобится. А вы знаете, что такое мамка? Вдь ее кой-куда не положишь.
— Знаю, знаю. Самъ плясалъ подъ мамкину дудку. Захотла разъ, чтобы чай ей отъ стола подавали на серебряномъ поднос, и нарочно для этого мельхіоровый подносъ купилъ. ‘А то, говоритъ, уйду’…
— Ну, вотъ видите. А у меня въ дтской и такъ три кровати, да четвертая нянькина, такъ ужъ будущаго новорожденнаго съ мамкой и некуда двать. Комната большая, при нужд можно-бы… Но мамка…
— Знаю, знаю… Самъ собственноручно солдата ея въ казармахъ разыскивалъ и дв кумачевыя рубахи ему вручалъ, чтобъ у мамки молоко не пропало.
— А жарища-то! И вдругъ, по этой жарищ квартиру искать!
— Каторга. Я считаю, что отысканіе по этакой жарищ квартиры — это одна изъ казней египетскихъ.
— Хуже-съ. Танталовы муки. Вотъ намъ жизнь-то! Служишь, получаешь чины, ордена, а тутъ квартира — и… Тьфу! Наказаніе… И если-бы у меня не кончался срокъ старой квартиры пятнадцатаго августа…
— И у меня пятнадцатаго августа. Но вамъ что! Вамъ съ полагоря, вы человкъ тощій, но намъ, толстякамъ…
— Батенька, я хоть и не толстъ, но у меня ревматизмы въ рукахъ и ногахъ, такъ каково мн по лстницамъ-то! Да ежели съ портфелемъ…
— Поручили-бы портфель-то курьеру привезти. Онъ и привезъ-бы вамъ къ позду.
— Отецъ родной, у насъ только два курьера, и оба ищутъ квартиру для его превосходительства.
— Ахъ, и онъ перемщается?
— Перемщается. Квартиры нтъ подходящей, и черезъ это золъ, какъ цпной песъ. Вдь изъ-за этого-то у меня и портфель. Потребовалъ, чтобъ къ завтра одно дло… А и дло-то не спшное. А меня сегодня вечеромъ, какъ на зло, на винтъ звали. Фу!— отдувается тощій субъектъ, выхватываетъ изъ кармана платокъ и, снявъ шляпу, отираетъ со лба и съ лица потоки пота.
— Фу-у-у!— повторяетъ полный субъектъ и, вытащивъ платокъ, тоже отирается.
Пауза.
— Ну, что-жъ, звоните дворника,— говорить тощій субъектъ.
— Да я ужъ и то два раза звонилъ, но никакого толку.
— Звоните въ третій разъ. Надо-же дозвониться. Или, наконецъ, обратимся къ швейцару.
— Да вамъ-то собственно что?— спрашиваетъ полный субъектъ.— Я хочу немножко поотдохнуть и поотдышаться. Я только что сейчасъ въ дом рядомъ три лстницы смрилъ.
— Какъ, что мн? Тоже квартиру. Будемъ вмст смотрть.
— Нтъ, Иванъ Иванычъ, это неудобно.
— Отчего неудобно?
— Да какъ-же, помилуйте. Я раньше васъ къ этому дому подошелъ. Здсь для меня окажется подходящая квартира, а вы у меня ее отобьете.
— Вы раньше сюда подошли, а я нарочно къ этому дому пріхалъ, потому что мн нашъ экзекуторъ еще сегодня утромъ на этотъ домъ указалъ. Онъ для своей тещи въ этомъ дом квартиру смотрлъ, но тещ его оказалась квартира въ пять комнатъ велика, а мн именно въ пять-то и надо.