Кушайте на здоровье!, Мазуркевич Владимир Александрович, Год: 1912

Время на прочтение: 15 минут(ы)

 []

 []

КУШАЙТЕ НА ЗДОРОВЬЕ!

ВЕСЕЛАЯ ИСТОРІЯ
ДЛЯ
МАЛЕНЬКИХЪ ДТОКЪ

ТЕКСТЪ В. МАЗУРКЕВКЧА

СЪ РАСКРАШЕННЫМИ КАРТИНАМИ и РИСУНКАМИ ВЪ ТЕКСТ
Ф. ШЕНКЕЛЬ.

ИЗДАНІЕ
Т-ВА М. О. ВОЛЬФЪ
1912

Кухарка Паша поглядла на часы.
— Однако, ужъ девять часовъ!— подумала она.— Пора бжать на рынокъ. А то не успешь приготовить ни завтрака, ни обда!
И схвативъ корзинку, побжала Паша по лавкамъ.
Первымъ дломъ купила мяса, изъ котораго вкусный, крпкій бульонъ варятъ, затмъ забжала въ зеленную, взяла тамъ разныхъ кореньевъ и овощей,— рпы, брюквы, свклы, моркови и картофеля.
— Ахъ, чуть не забыла,— вдь на жаркое-то мн сегодня приказано купить телятину!— вспомнила Паша и опять вернулась въ мясную.
— Паша, а неужели вы у меня грибочковъ не купите?— остановила Пашу знакомая торговка, тетушка Марья, которая сидла на площади за своимъ столикомъ подъ большущимъ зонтикомъ, оберегавшимъ ее отъ жаркихъ лучей солнца.— Посмотрите-ка, какіе грибочки,— красные, блые,— въ разноцвтныхъ шапочкахъ, на толстенькихъ ножкахъ,— просто прелесть!
Посмотрла Паша на грибы, дйствительно, очень ужъ хороши! Купила Паша и грибовъ.
— Ну, кажется, теперь все! Ничего не забыла, можно и домой возвращаться,— сказала себ Паша и, уложивъ вс покупки въ корзинку, пустилась въ обратный путь.
— Что-же мн сегодня нужно приготовить?— думала по дорог Паша,— на завтракъ — печеный картофель,— его очень любитъ наша маленькая Лидочка,— затмъ яичницу, яицъ я не купила, потому что ихъ намъ снесла наша домашняя пестрая курочка, вотъ и весь завтракъ, а на обдъ — бульонъ, телятина, разные овощи, грибы, сладкій тортъ съ яблочной начинкой и рыба. Рыбу намъ тоже всегда привозитъ изъ сосдней деревни мельникъ. У него тамъ на озер мельница, вотъ онъ заодно и рыболовствомъ занимается, а яблоки для начинки достану у насъ въ саду,— тамъ много, много яблонь, и втки гнутся подъ тяжестью сплыхъ, румяныхъ яблокъ.

 []

Убдившись, что ничего не забыла, кухарка спокойно возвращалась домой.
Пока Паша ходила на рынокъ, въ кухн все было очень тихо и смирно. Кастрюли, миски, кувшины, сковородки, тарелки чинно стояли на полкахъ, выстроившись въ рядъ, точно солдаты на смотру. Ярко блестли мдныя, вычищенныя кастрюльки, сіяли близной вымытыя тарелки, а стнные часы смотрли на все это, радовались такому порядку и, качая маятникъ вправо и влво, тихо приговаривали, ‘такъ-такъ… такъ-такъ… такъ-такъ’.
Но вотъ съ рынка вернулась кухарка. И какая тутъ пошла на кухн возня!
Первымъ дломъ развела Паша огонь въ плит.
— Пуфъ! пуфъ! пуфъ!— залопоталъ огонь, весело извиваясь красными языками,— а кого-бы мн сварить да зажарить?!
Затмъ взяла Наша большую кастрюлю, налила туда воды, положила мяса и поставила кастрюлю на плиту, чтобъ сварить бульонъ.
Маленькій Петя и сестра его, Лидочка, услышали, что кухарка возится на кухн, и сейчасъ же явились туда, чтобъ посмотрть, какъ это у Паши такія вкусныя кушанья выходятъ.
А Паша старается, работа у нея такъ и кипитъ: разбила куриныя яички, вылила ихъ на сковородку,— ‘это будетъ, дтки, яичница-глазунья’, очистила грибы, поставила на плиту телятину, вымыла и разрубила овощи, сунула въ печь яблоки,— словомъ, живо расправилась со всей провизіей,— каждому кусочку свое мсто нашла.
А какъ захотла супъ посолить, — хвать,— соли-то дома и нтъ!
— Батюшки! Соль-:то я и забыла купить!— и побжала Паша въ лавку за солью.
Вотъ тутъ и пошли шумъ да разговоръ по всей плит.
Кипятокъ въ чайник зашиплъ ‘пф… пф!..’ Кастрюльки загремли, крышки у нихъ задребезжали, а грибы даже выглянули изъ кастрюльки посмотрть, откуда это такой шумъ идетъ.
Паръ отъ бульона пошелъ кверху, такъ что часы даже чихать стали — ‘апчхи! апчхи!’
И стали вс кушанья между собой разговаривать.
А Петя съ Лидочкой стоятъ и слушаютъ ихъ разговоры.

 []

И вотъ что они услышали:
Первымъ подалъ голосъ Бульонъ.
— Буль-буль-буль!— забулькалъ онъ въ кастрюл.— Уфъ. какъ мн жарко! Отъ этой жары изъ мяса вс соки вышли, а меня все варятъ да варятъ, чтобъ я крпче и вкусне былъ. Это меня ужасно сердитъ, такъ что я даже кипть начинаю.
— Вотъ это и хорошо,— отвчаетъ Кастрюлька,— значитъ, скоро готовъ будешь. Выльютъ тебя тогда въ большую миску и подадутъ на столъ.
— Удивляюсь я теб, какъ ты можешь такую жару выносить и быть спокойной, — возразилъ Бульонъ Кастрюльк,— стоишь ты донышкомъ на плит, огонь тебя снизу припекаетъ, а теб и горя мало.
— Я привыкла! На то я и кастрюлька, чтобъ во мн разныя кушанья варили,— съ улыбкой объяснила Кастрюлька.
— Ну, а я никакъ не могу привыкнуть къ такой жар. И для чего это людямъ нужно бульонъ варить,— никакъ понять не могу!
Кастрюлька весело хихикнула.

 []

— Хи-хи-хи… Это очень просто. Бульонъ полезенъ и вкусенъ. Тотъ, кто его стъ, будетъ здоровъ и силенъ. Вотъ потому-то тебя и варятъ.
— Ахъ, вотъ, въ чемъ дло,— удивился Бульонъ,— а я не подозрвалъ этого. А знаешь, я слышалъ, что раньше никогда бульона не варили.
— А откуда-же тогда доставали бульонъ?— полюбопытствовала Кастрюлька.
— А вотъ слушай, — это было давно… давно… когда еще протекали молочныя рки съ кисельными берегами…
— Все это сказки… Никогда такихъ ркъ не было,— буркнула Кастрюлька,
— Ты слушай, а не перебивай… Когда кто-нибудь говоритъ, очень невжливо перебивать. Ну, такъ вотъ: въ это давнишнее время бульона никто не варилъ,— а если дтямъ нужно было покушать бульона, такъ папа съ мамой говорили имъ, ‘идите, дтки, въ лсъ, возьмите съ собой кружку, кувшинчикъ или чашку, встаньте подъ дубомъ и скажите: ‘бульонъ, бульонъ, полейся къ намъ въ чашку’ — и съ втвей къ вамъ готовый бульонъ такъ и польется, сами покушайте, а потомъ и намъ принесите’. Вотъ откуда, какъ говорятъ, раньше доставали люди бульонъ,— заключилъ свою повсть разсказчикъ.

— Какъ можно врить такимъ баснямъ. Бульонъ варится только изъ мяса, и сколькобы дти ни бгали въ лсъ,— никакой супъ съ деревьевъ не польется — это вдь не дождь…— сердито промолвила Кастрюля и плотне прижалась донышкомъ къ плит, чтобъ бульонъ скоре сварился.
— Ни-ни-ни…— запищало что-то на плит.
Оказывается, это яичница-глазунья откликнулась со сковородки.
— Конечно, это все только сказки,— пропищало разбитое Яичко.— Никогда дти въ лсъ за супомъ не бгаютъ.
— Въ лсъ-то они бгаютъ, только совсмъ за другимъ.
— А за чмъ-же?— полюбопытствовалъ Бульонъ, которому страшно хотлось разговаривать.
— За яичками,— отвтило Яйцо.
— Ну-ну-ну, что вы разсказываете, — недоврчиво зашиплъ Бульонъ,— не хотите-ли вы насъ уврить, что и васъ принесли изъ лсу?
— Вовсе нтъ… Я — совсмъ другое дло. Я — Куриное Яйцо. Мени взяли съ птичьяго двора, гд меня и моихъ братцевъ снесла курочка — Хохлушка, вотъ насъ пятерыхъ и взяли для яичницы, кухарка разбила наши скорлупки, выпустила насъ на сковородку и поставила на плиту, чтобъ вышла яичница-глазунья: видите, какіе на сковородк желтые глаза лежатъ — это изъ нашего желтка получилось, а блое — изъ нашего блка. Каждое яичко состоитъ изъ желтенькой серединки, которая называется желткомъ, и благо желе, которое называется блкомъ, а все это, какъ въ коробочк, спрятано въ скорлуп,— разсказывало про себя Куриное Яйцо.
— А какія-же яички изъ лсу достаютъ?— спросила Сковородка, которая никогда не видла никакихъ другихъ яичекъ, кром куриныхъ.
— Да разв мало въ лсу всякихъ птичекъ: скворцы, малиновки, снигири, соловьи,— всхъ и не пересчитать.

 []

Устроютъ он себ гнздышко между втвей, положатъ тамъ яички, а изъ яичекъ птенчики выходятъ.
Въ тепломъ гнздышк у птички
Сохраняются яички,
И сидитъ она на нихъ,
Выводя птенцовъ своихъ.
А дти бгаютъ въ лсъ и уносятъ изъ гнздышка яички.
Только это очень нехорошо и поступаютъ такъ дурныя, злыя дти, которымъ не жаль бдныхъ птичекъ.
— Вотъ оно что…— задумчиво сказалъ Бульонъ: — а изъ васъ тоже могутъ выйти птички?
— Конечно… изъ насъ выходятъ птушки и курочки. Вотъ Хохлушка сидитъ теперь на нашихъ братцахъ и сестрицахъ, а придетъ время, разобьютъ они клювами скорлупку и… квикъ… квикъ… квикъ… выпрыгнутъ оттуда желтенькіе, мохнатенькіе цыплята.
Тутъ въ разговоръ вмшался чайникъ съ кипяткомъ.
— Я часто стою въ столовой и видлъ на Пасх въ стеклянной ваз яйца, красныя, синія и пестрыя… Это какія-же яйца?
— А это все насъ-же для праздниковъ красятъ, а потомъ въ такую игру играютъ, вс играющіе возьмутъ себ по яичку и стукаютъ другъ о дружку. Чье яичко разобьется — тотъ и проигралъ.
Тутъ Петя и Лидочка вспомнили, что и они на Пасх всегда играютъ въ эту игру.
— Кхе-кхе-кхе!— закашлялся отъ жары Картофель.— Извините, я васъ, кажется, испугалъ своимъ кашлемъ, ужъ вы не сердитесь,— видите, какой я толстый, да большой, одышка, знаете. Лежалъ я въ корзинк у кухарки, а она такъ быстро шла, что у меня дыханье захватило: вотъ и кашляю…
— И мы… мы тоже кашляемъ,— подхватили хоромъ другія толстыя Картофелины.
— Виноватъ, а какъ ваша фамилія?— спросилъ Бульонъ, который очень любилъ заводить новыя знакомства,— мн ваше лицо что-то знакомо!
— Видите-ли, зовутъ меня Картофель, а фамилія моя — Корнеплодъ,— это очень многочисленная семья: рпа, морковь, свекла, брюква — все корнеплоды,— а называются они такъ потому, что ихъ плодъ находится подъ землей и образуетъ корешокъ той зелени, которая торчитъ хвостикомъ кверху надъ землей.

 []

— Очень пріятно познакомиться, господинъ Корнеплодъ, — любезно забулькалъ Бульонъ…
— Называйте меня просто Картофелемъ,— скромно поправилъ собесдника Картофель.
— Такъ вотъ, господинъ Картофель, вы, кажется, хотли что-то сказать?
— Да, я насчетъ яичекъ… Хотлъ сказать, что не завидую имъ, какая у нихъ одежда-то непрочная! Скорлупка-то,— того и гляди,— разобьется… Уфъ, какъ меня припекаетъ!..— захныкалъ Картофель…— А вотъ у меня одежда прочная: моя кожица никогда не разорвется. Ее и называютъ мундиромъ. Когда меня подаютъ на столъ въ этой кожиц, то вс радуются и громко привтствуютъ меня: ‘а, картофель въ мундир!’ Да, мой мундиръ крпко сшитъ.
— Клакъ! клакъ!— раздался въ это время какой-то трескъ, и кожица Картофеля треснула по всмъ швамъ.
— Вотъ теб и разъ!— смясь, воскликнулъ Петя,— какъ-же вы хвастались, что ваше платье крпко сшито? Никогда не надо хвастаться!
Но Картофель не отвчалъ: онъ уже спекся.

 []

Другія Картофелины переполошились. Подскочили,— поглядли, ничего не подлаешь: кожица лопнула, значитъ готовъ печеный картофель,— хоть сейчасъ на столъ подавай.— Это у насъ всегда такъ бываетъ,— объяснили Картофелины Пет,— отъ жары все расширяется, а отъ холода сжимается, здсь было очень жарко,— вотъ нашъ товарищъ и расширился, попросту потолстлъ, — а платье-то осталось то-же,— вотъ оно и лопнуло.
— Ахъ, какъ вкусно!— облизнулась Лидочка,— ужасно люблю печеный картофель, жду не дождусь, когда его подадутъ къ завтраку.
— Странно, какъ это можно бояться жары и даже лопаться отъ нея!— раздался чей-то громкій голосъ. Дти посмотрли по тому направленію, откуда онъ шелъ, и увидли большой кусокъ телятины, которая, неуклюже переворачиваясь съ боку-на-бокъ, старалась сдвинуться съ мста.
— Что это вы длаете?— спросилъ Петя Телятину.
— Хочу придвинуться немного поближе къ огню…— отвчала Телятина и, пыхтя, продолжала ворочаться.
— Смотрите, вы можете обжечься, если придвинитесь слишкомъ близко къ огню,— предупредилъ Петя.
— Ничего… ничего… я огня не боюсь… чмъ жарче, тмъ лучше!— и, сдлавъ послднее усиліе, Телятина пододвинулась къ самому горячему мсту плиты.
Нетя осторожно подвинулъ ее назадъ.
— Зачмъ вы это сдлали? Кто васъ просилъ!— закричала Телятина.
— Потому что я не желаю, чтобъ вы обожглись,— отвчалъ Петя.
— Да поймите вы, голова съ мозгами, что мн нужно зажариться, а иначе меня никто сть не станетъ,— продолжала кричать Телятина,— не могу-же я оставаться сырой! Вотъ когда я была теленкомъ, паслась на лугу и щипала травку, тогда было-бы очень больно и непріятно зажариться живьемъ, а теперь я кусокъ мяса, который долженъ быть хорошо прожаренъ, чтобъ люди могли меня сть за обдомъ.
И Телятина снова подвинулась къ огню.
— Ай-ай-ай!— раздался вдругъ страшный вопль по всей кухн, и — пф… пф… пф…— поднялся чадъ отъ пригорлаго мяса.
— Ай-ай-ай!— кричала Телятина,— я попала на самое горячее мсто плиты, вотъ у меня и пригорлъ одинъ бокъ.
— Я васъ предупреждалъ…— сказалъ Петя.— Вотъ до чего доводитъ упрямство.
— Охъ-охъ-охъ, врно… да теперь ужъ поздно… Одинъ бокъ у меня совсмъ черный,— продолжала стонать Телятина, отъ которой шелъ такой чадъ, что вс кастрюли стали морщиться и зажимать носы.
Какъ разъ въ это время въ кухню вбжала Паша, возвратившаяся съ солью изъ лавки.
— Батюшки, что здсь такое? Откуда такой чадъ?!— воскликнула она и съ огорченіемъ увидла, что телятина пригорла.
Всплеснула тутъ бдная кухарка руками: ‘вотъ что значитъ не во-время въ лавку бгать!’

 []

А Петю и Лидочку мама позвала завтракать, и дти радостно отправились въ столовую, думая, какую вкусную яичницу и какой вкусный печеный картофель имъ сейчасъ подастъ Паша.
— Что-же здсь такое?
Что за страшный чадъ!
Отъ огня жаркое
Отодвинь назадъ!
Мы — грибы-грибочки…
Въ кухн сильный чадъ!
Жили мы въ лсочк,
Гд весь день цвточки
Льютъ свой ароматъ.
А теперь въ сметан
Жарить насъ хотятъ…
Душно намъ, какъ въ бан…
Въ кухн сильный чадъ!
Вдругъ хоромъ запли грибы и даже высунулись изъ кастрюльки, чтобъ посмотрть, откуда идетъ такой чадъ. Правда, бдные грибы совсмъ не привыкли къ такому жаркому воздуху кухни. Росли они въ лсу, на вольной вол, въ зеленой сырой травк, дышали ароматомъ цвтовъ и лсныхъ растеній, а тутъ вдругъ взяли ихъ, отрзали имъ шапочки, свалили въ кучу, вымыли, вычистили и полили сметаной… Бр… совсмъ непріятно!..
— Да, въ лсу лучше было,— задумчиво сказалъ маленькій толстый Подберезовикъ, который такъ назывался потому, что привыкъ расти подъ березами.— Большая тамъ компанія была, — красные, блые грибы, масленки, опенки, у которыхъ ножки топки и всякіе другіе товарищи… Весело было…
— А помнишь, какъ неподалеку отъ насъ росъ большой-большой мухоморъ въ широкополой красной шляпк съ блыми крапинками? Шляпка эта была въ род зонтика, такъ что въ дождь подъ нее прятались маленькія стрекозы и бабочки, чтобъ не замочить своихъ крылышекъ,— сказалъ Красный Грибъ.

 []

— Да, и все это уже прошло… Никогда больше не увидимъ мы своего милаго лса!— вздохнули Грибы.— Пришла маленькая двочка изъ сосдней деревни, присла подъ деревомъ и вдругъ увидла насъ.— Ай, сколько грибовъ!— воскликнула она и стала собирать всхъ насъ въ свой передникъ. Полный передникъ набрала и отнесла свою добычу тетушк Марь, которая на рынк всякою зеленью торгуетъ. Кухарка купила насъ у тетушки Марьи и принесла сюда, вотъ такимъ-то путемъ мы и попали на кухню.
— Да, жалко, жалко милаго зеленаго лса,— грустно промолвилъ Подберезовикъ и печально пискнулъ. Паша подошла къ кастрюльк и плотно прикрыла ее крышкой, чтобъ грибы не высовывались.
— Лежите смирно,— сказала она,— когда дойдетъ до васъ очередь и станутъ васъ жарить, тогда пищите, сколько хотите,— и прихлопнула крышку.
Поневол пришлось грибамъ замолчать.
Въ каменной чашк сидли три толстыя, большія Брюквы и, сложивъ ручки на животикахъ, вели мирный разговоръ.
Сквозь дырочку въ крышк он слышали жалобы грибовъ и очень удивлялись.
— Не понимаю, отчего грибы такъ недовольны, что попали на кухню,— разсуждала одна изъ Брюквъ, удобно примостившись у стнки чашки и покуривая сигару, легкій дымокъ этой сигары подымался кверху и въ вид пара выходилъ черезъ крышку.— Я, наоборотъ, очень довольна, что меня вырыли изъ земли и принесли сюда. Въ земл такъ сыро, темно и холодно, а въ кухн свтло, уютно и тепло. Да, вообще, я очень люблю жару, и если даже разведутъ сильный огонь въ плит, то я только подрумянюсь и больше ничего.
— Мы съ вами вполн согласны, — въ одинъ голосъ ршили дв другія Брюквы.
— А я такъ вовсе съ вами не согласна,— раздался тоненькій голосокъ, и изъ кастрюльки показалась морковка, которую Паша бросила въ бульонъ.
— Это почему-же?— спросила Брюква.
— Потому что очень пріятно лежать въ грядк, точно въ колыбельк, зароешься носомъ въ землю, хвостикъ съ зеленью выставишь кверху и слушаеть, слушаешь — какъ шелестятъ травки, какъ растутъ цвточки, какъ ползаютъ разныя букашки и таракашки, и кажется, точно вокругъ тебя поетъ какой-то невидимый хоръ, а самъ стоишь въ середин и машешь палочкой, въ род дирижера.

 []

— Ну, это все ваши фантазіи,— недовольно проворчала Брюква,— ишь, что выдумала,— пнье какое-то… хоръ…
— Нтъ не фантазія!— горячо воскликнула Морковка,— нужно только любить и травку, и птичекъ, и цвты, и маленькихъ букашекъ — всхъ надо любить, и тогда увидишь, что у нихъ у всхъ своя жизнь, и научишься понимать, о чемъ шелеститъ травка, о чемъ шумятъ деревья… Такъ-то… А вы говорите: ‘фантазія’…
— И повторяю: все это фантазіи!— сердито оборвала Брюква и, затянувшись сигарой, съ недовольнымъ видомъ уткнулась въ уголъ.
— Я съ вами вполн согласна, милая Морковка,— заявила большая пунцовая Свекла,— впрочемъ, это понятно, что у насъ съ вами почти одн и т-же мысли: вдь мы съ вами немножко сродни,— что-то въ род двоюродныхъ сестеръ.

 []

Морковка очень любезно откликнулась:
— Какъ-же… какъ-же… я знаю… мы даже похожи другъ на друга, разница только въ цвт: я красно-желтая, а вы — пунцовая.
— А знаете, откуда у меня такой прекрасный пунцовый цвтъ?— улыбаясь, спросила Свекла.
— Нтъ, разскажите,— попросила Морковка.
— Давно-давно,— начала Свекла,— существовало царство овощей, въ этомъ царств жили всякіе виды зелени и овощей: огурцы, картофель, рпа, свекла, морковь, грибы, лукъ,— все это были отдльныя племена въ царств. Всмъ этимъ царствомъ управлялъ добрый великанъ. Въ однихъ краяхъ называли его Рюбецаль, въ другихъ — Рпосчетъ.
— А когда-же жилъ на свт этотъ самый Рпосчетъ?— полюбопытствовала Морковь.
— Этого я вамъ сказать не могу,— отвтила Свекла,— весьма возможно, что его никогда даже и не существовало и все, что я вамъ дальше буду разсказывать, тоже, можетъ быть, одна выдумка… Такъ вотъ, слушайте-же: добрый Рюбецаль-Рпосчетъ ежегодно обходилъ свои владнія, проврялъ свои овощи, считалъ, все-ли въ цлости, принималъ отъ своихъ подданныхъ всякій жалобы и заявленія. Въ то время Свекла была не теперешняго пунцоваго цвта, а блдновато-желтоватаго, и поэтому она сама себ очень не нравилась. И страшно она завидовала грибамъ, которые казались Свекл очень красивыми въ ихъ разноцвтныхъ, бархатистыхъ шапочкахъ, на нжной, шелковистой подкладк. Вотъ однажды Свекла и обратилась къ своему царю съ просьбой:
— Добрый Рпосчетъ,— сказала она,— посмотри, какъ красивы грибы и какая я въ сравненіи съ ними замухрышка. Не можешь-ли ты и меня одть въ какое-нибудь цвтное красивое платьице?
— Отчего-же — отвтилъ добрый Рпосчетъ Свекл,— мн не трудно исполнить твою просьбу. Носи съ сегодняшняго дня пунцовое платье.— И тутъ-же перемнилъ Свекл одежду.
Съ тхъ поръ и стала Свекла пунцовой.
— Интересно, спасибо за разсказъ,— поблагодарила Свеклу Морковка.
Только что успли он окончить свой разговоръ, какъ Паша протянула руку, взяла морковку и бросила ее въ бульонъ, а свеклу начала рзать на кусочки для салата.

 []

Посл завтрака мама не пустила Петю и Лидочку на кухню. Обо всемъ, что тамъ произошло, имъ уже потомъ разсказала Паша.
— Тукъ-тукъ-тукъ,— постучалъ кто-то въ дверь кухни.
— Войдите,— сказала Паша.
Въ кухню вошла Дуня, маленькая дочка мельника.— Папа приказалъ вамъ кланяться и присылаетъ рыбу, которую вы заказали ему еще на прошлой недл,— сказала двочка и вынула изъ банки съ водой большую щуку и жирнаго налима, налимъ былъ еще живой, извивался и билъ по воздуху хвостомъ съ такой силой, что двочка съ трудамъ удерживала его въ рукахъ.
— Ахъ, какая чудная рыба!— воскликнула Паша,— молодецъ твой папа, что словилъ такого налима.
— Это не папа словилъ, а я,— улыбаясь отвтила Дуня.
— Ты?!
— Да… Я уже большая, и папа позволяетъ мн самой ловить рыбу. Онъ цлый день занятъ на мельниц, къ нему крестьяне изъ деревни привозятъ въ большихъ мшкахъ рожь, чтобъ онъ смололъ ее въ муку, изъ которой хлбъ пекутъ. Я возьму себ удочку, сяду гд-нибудь на бережку у рки и ловлю рыбу, а потомъ и продаю ее. Вотъ и налима этого, и щуку сегодня поймала.

 []

 []

— Славная ты двочка,— похвалила Паша дочку мельника,— всего теб семь лтъ, а ты ужъ своему пап помогаешь.
И взявъ изъ рукъ Дуни рыбу, Паша положила на одно блюдо налима, на другое — щуку.
— Охъ, тяжело, душно… Не могу я жить безъ воды!..— застонала щука.
— Отчего у васъ слезы на глазахъ? О чемъ вы плачете?— спросила ее Луковица, которая случайно очутилась около блюда, гд лежала щука.
— Отойдите, пожалуйста, отойдите… просила щука,— у меня слезы навернулись на глаза отъ вашего запаха. Не привыкла я къ запаху лука. У насъ, въ рчк, гд я родилась и жила, пахнетъ водорослями… Тамъ такъ хорошо… свжо и прохладно… плаваютъ всякія рыбы:— сомы, стерляди, налимы, плотва, караси… Эхъ, пожадничала я, вотъ и попалась… Довольно было подъ водой всякой пищи, — нтъ, подплыла поближе къ берегу, вижу — червячокъ извивается, я его… цапъ! и схватила,— а онъ, оказывается, былъ насаженъ на крючекъ отъ удочки… Ну, вотъ и готово… такъ меня и словили… Да, нехорошо быть жадной,— закончила свой разсказъ бдная Щука и, тихо вздохнувъ, замолкла.
— Ну, кажется, скоро и весь обдъ готовъ!— сказала себ Паша.— Теперь только сладкое сдлать — тортъ съ яблочной начинкой и вкусной подливкой — можно и обдъ подавать.
— Пф… пф… я здсь,— откликнулось Яблоко. Посмотрла Паша въ печку,— а яблоко стоитъ себ тамъ румяное, совсмъ испеченное.

 []

— Вотъ и отлично, яблоки спеклись,— значитъ ихъ сейчасъ можно растереть на начинку,— и Паша протянула къ яблоку руки.
— Позвольте, я не желаю идти на начинку,— закричало Яблоко и все покраснло съ натуги,— я попало сюда по недоразумнію.
— Какъ по недоразумнію? Объяснись,— говоритъ кухарка.
— А вотъ я вамъ сейчасъ объясню. Росло я у васъ въ саду на яблон, какъ разъ у домика садовника, а втка, на которой я висло, прямо смотрла къ садовнику въ окно. Вчера вечеромъ садовникъ и говоритъ своему помощнику:— ты будешь сегодня ночью дежурить въ саду, такъ не забудь разбудить меня въ четыре часа утра. Мн надо въ городъ хать.

 []

— Хорошо, разбужу,— общалъ помощникъ, а самъ прислонился къ дереву и заснулъ. Вижу я, что темнота ужъ проходитъ, мсяцъ совсмъ блднымъ сталъ, близко значитъ утро, а помощникъ и не думаетъ будить садовника. Дло плохо, проспитъ садовникъ,— надо его разбудить! Сказано-сдлано. Сорвалось я съ втки, да при паденіи — стукъ!— прямо и стукнуло въ окошко садовника.
Выглянулъ садовникъ изъ окна:— это кто здсь стучитъ? А, вроятно, помощникъ меня будитъ.— Всталъ, одлся и вышелъ изъ дому, а я у двери лежу, и котъ Мурлыка меня обнюхиваетъ.
Увидлъ меня садовникъ, поднялъ и говоритъ:— какое хорошее яблоко, надо его господамъ снести.— Вотъ такимъ образомъ я и попало сюда на кухню. Выходитъ,— въ благодарность за то, что я разбудило садовника, онъ и отдалъ меня на съденіе,— закончило Яблоко.
— На то ты и яблоко, чтобы тебя сть,— отвтила ему Паша и начала растирать его для начинки торта.
Тортъ удался Паш на славу!

 []

Тсто нжное, легкое, въ середин яблоки, а снаружи все изюминки, какъ глазки, втиснуты.
— Ну, теперь только облить его сладкой подливкой и весь обдъ готовъ,— сказала кухарка и стала изъ большого кувшина поливать тортъ.
— Уй, какъ это непріятно,— закричалъ Тортъ.— Подождите, послушайте! Мн подливка въ глаза попала… Какая она липкая!..
Но Паша не слушала и продолжала лить подливку.
Тортъ кричалъ и пищалъ. Отъ его криковъ выскочили изъ своихъ кастрюлекъ морковки, картошки посмотрть, что такое происходитъ, а ложки, терки и ситечки, взявшись за руки, стали плясать вокругъ торта и припвать:
Что за вкусный, сладкій тортъ!
Вышелъ прямо первый сортъ:
Нжный, блый, точно сливки,
Вкусенъ онъ и безъ подливки,
А съ подливкой можно весь
Безъ остатка скушать здсь!
Пока въ кухн происходила эта кутерьма, въ столовой накрыли къ обду столъ. Лидочка пришла и посмотрла, все ли въ порядк. На стол блла скатерть съ узорами. Стояли стеклянныя вазы съ цвтами и фруктами. Вечернее солнышко ярко сверкало на рюмкахъ, на грушахъ и яблокахъ, и все было такъ весело, точно и рюмки, и цвты, и фрукты въ вазахъ улыбались солнышку.

 []

 []

— Мама, а какія это особенныя маленькія вилочки лежатъ на стол?— спросила Лидочка маму.
— Этими вилочками нужно брать рыбу, Лидочка,— отвтила мама,— рыбу никогда не дятъ ножомъ.
— Обдъ готовъ!— доложила горничная.
— Ну, дти, садитесь за столъ! Будемъ обдать!— сказала мама, и вс услись: папа, мама, Петя, Лидочка и гувернантка.
И торжественно, одно за другимъ, стали появляться кушанья, приготовленныя Нашей: сначала бульонъ, затмъ жаркое съ грибами и салатомъ изъ свеклы и, наконецъ, великолпный тортъ съ сладкой подливкой.
Петя и Лидочка видли и знали, какъ и изъ чего эти кушанья приготовляются, и обдали съ особеннымъ аппетитомъ.
Скажемъ-же и мы имъ:
— Кушайте на здоровье!

КОНЕЦЪ.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека