Куй железо, пока горячо, Брэддон Мэри Элизабет, Год: 1874 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 518 минут(ы)

КУЙ ЖЕЛЗО, ПОКА ГОРЯЧО.

НОВЫЙ АНГЛІЙСКІЙ РОМАНЪ *).

Taken at the flood, by the Author of ‘Lady Audlay’s Secret’, ‘Strangers and Pilgrims’ &c, &c, &c.

*) Этотъ романъ еще приготовляется къ изданію, настоящій его переводъ сдланъ по корректурамъ, доставленнымъ намъ авторомъ его, миссисъ Брэддонъ.— Ред.

ГЛАВА I.
Отецъ и дочь.

Въ укромнйшемъ зеленомъ уголк одного изъ самыхъ матріархальныхъ графствъ Англіи притаилось селеніе Гедингемъ. Мстность его холмистая, и Гедингемъ лежитъ на дн неправильной котловины. Въ цломъ приход врядъ ли найдется нсколько десятинъ совсмъ ровной земли. Огороды — а ихъ въ Гедингем много и они содержатся въ удивительномъ порядк,— луга, пастбища волнистыя: подумаешь, что громадные валы расколыхавшагося отъ бури океана внезапно застыли и превратились въ твердую землю. Великіе вулканическіе перевороты долженъ былъ пережить Гедингемъ, прежде чмъ принялъ свой настоящій видъ. Геологи высказывали различныя теоріи по этому предмету, но населеніе Гедингема вовсе о томъ не заботилось. Покуда вишни и яблоки зрли въ огородахъ, на солнечномъ припек, покуда все шло, какъ слдуетъ, на скотныхъ дворахъ и въ ригахъ, въ свиныхъ хлвахъ и курятникахъ, Гедингемъ былъ доволенъ.

То было цвтущее на видъ, опрятное селеніе, и настолько значительное, что могло бы превратиться въ городъ при благопріятныхъ обстоятельствахъ. Сэръ Обри Перріамъ, владвшій значительнйшей частью всей земли, былъ богатый человкъ и если не очень тароватый, то все же великодушный ландлордъ. Штукатурныя стны всхъ Гедингемскихъ коттеджей были такъ блы, какъ это было возможно только при частомъ бленьи ихъ. Изгороди и заборы въ Гедингем содержались въ порядк. Въ отсутствіе сэра Обри — а онъ часто отлучался изъ обширнаго и угрюмаго зданія, котораго считался господиномъ,— зоркое око его управителя надзирало за Гедингемомъ и казалось такимъ же всевидящимъ, какъ и око самого Провиднія. Ничто не ускользало отъ его пытливаго взгляда, и такимъ образомъ грязь и безпорядокъ были незнакомы Гедингему.

Не было мстечка миле, какъ это селеніе въ ясный солнечный день. Вдоль деревенской улицы катился широкій, быстрый ручей, въ свтлыхъ струяхъ котораго усталые кони погружали свои утомленные члены, самый видъ и журчаніе его освжали измученнаго пшехода. Можно было бы написать цлую главу о зеленыхъ тропинкахъ, которыя вились вокругъ Гедингема и о тнистой прохлад, доставляемой старинными каштановыми деревьями и высокими вязами, придававшими видъ парка лугамъ и пастбищамъ Гедингема: его фермеры къ счастію не пришли еще въ сознанію необходимости вырубать на своей земл каждое порядочное дерево.

Это зеленое и плодоносное селеніе лежало неподалеку отъ морского берега. Съ вершины одного изъ холмовъ, поросшаго дрокомъ и метлой, взоръ переносился черезъ другую прекрасную долину къ широкому простору океана. На запад Англіи самые морскіе берега зелены, и цвтущая роскошь полей тянется вплоть до самой воды.

Посмотримъ на Гедингемъ сегодня вечеромъ при слабомъ освщеніи заходящаго солнца, красиво закатывающагося позади густой стны изъ тисовъ и кипарисовъ, красующейся на кладбищ. Первая сцена настоящей драмы происходитъ въ саду, отдленномъ отъ кладбища низкой каменной оградой и густой изгородью изъ красиво-подрзанныхъ тисовъ, которая темной стной возвышается надъ срой оградой: этотъ садъ принадлежитъ сельской школ. М-ръ Керью, школьный учитель, говоритъ, что тяжко жить въ такомъ близкомъ сосдств съ кладбищемъ и быть вынужденнымъ, выглянувъ въ окошко поутру, любоваться полуразрушенными могильными плитами, черепами и скелетами, но вдь м-ръ Керью джентльменъ, не особенно, какъ говорятъ, склонный принимать жизнь съ ея отрадной стороны. Живописецъ съ трудомъ могъ бы вообразить что-нибудь боле живописное, чмъ эта старинная нормандская церковь, массивнымъ стнамъ которой и крпкой четыреугольной башн время придало такое богатство оттнковъ, подумаешь, что это обширное кладбище съ его волнообразной поверхностью, его благородными старыми деревьями, его ветхими мавзолеями, вокругъ которыхъ обвивается плющъ — нчто зеленое и живое, пускающее корни въ скрытой обители тлна.

Джемсъ Керью не охотникъ до всего живописнаго, а не то, быть можетъ, красивая картина, растилающаяся у него передъ глазами, нсколько прілась ему. Въ теченіе цлыхъ пятнадцати лтъ былъ онъ школьнымъ учителемъ въ Гедингем. Мальчики, которыхъ онъ училъ читать и писать, на его глазахъ выросли и поженились и воспитываютъ для него новыхъ учениковъ. Онъ прививаетъ начала знанія второму поколнію, но въ эти пятнадцать лтъ его собственная жизнь нисколько не улучшилась. Время не принесло ему даже такой радости, какъ прибавка пяти фунтовъ въ его скудному жалованью. Долгія услуги имютъ мало цны въ глазахъ Гедингемскихъ властей. Мало того: находятся люди, которые завидуютъ скуднымъ рессурсамъ Джемса Керью и поговариваютъ о томъ, что школьный учитель отжилъ свой вкъ.

И совсмъ тмъ въ эти пятнадцать лтъ совершилась перемна, которая могла бы украсить жизнь иныхъ людей, хотя Джемсъ Керью остался къ ней равнодушенъ. Его единственная дочь — его единственное дитя — превратилась изъ ребенка въ женщину. Она была нкогда пухлой, блокурой, пятилтней двочкой: тогда онъ впервые привезъ ее въ это скромное жилище. Теперь она стала женщиной и признанной красавицей Гедингема. Она можетъ царствовать, въ силу этого божественнаго права, надъ боле обширнымъ царствомъ, чмъ Гедингемъ, потому что трудно было бы найти боле поразительную красоту, какъ красота Сильвіи Керью.

Она стоять у калитки сельскаго сада во время солнечнаго заката и разговариваетъ съ отцемъ. Костюмъ ея, состоящій изъ чисто вымытаго кисейнаго платья и простой черной соломенной шляпки, боле чмъ простъ, но красотой она одарена на-диво. Быть можетъ, ея величайшая прелесть заключается въ ея крайней оригинальности. Она не похожа ни на какую другую женщину изъ живыхъ, виднныхъ вами, но смутно напоминаетъ вамъ лицо на какой-то старинной венеціанской картин. Черты отличаются изящной правильностью греческихъ статуй. Носъ прямой и тонко очерченный, верхняя губа короткая, ротъ прекрасный, но губы чуть-чуть тоньше, чмъ бы слдовало для полнаго совершенства, подбородокъ короткій, круглый и съ ямочкой, лобъ низкій и широкій, форма лица овальная. Это по части чертъ и линій, которыя принадлежать къ признанному типу красоты.

Цвтъ лица поразительный. Сильвія необыкновенно бла, близны алебастра, и щеки ея лишь слегка подернуты румянцемъ, нжнымъ, какъ лепестокъ розы. Уже одинъ этотъ цвтъ лица давалъ бы ей право считаться красавицей. Но въ придачу къ нему и какъ бы для того, чтобы придать ему больше жизни, красавица обладала темно-карими глазами, того удивительнаго цвта, который такъ удавался стариннымъ итальянскимъ мастерамъ — глазами чрезвычайной кротости и несравненной красоты. Волосы ея подъ тонъ глазамъ, но чуть-чуть свтле. Роскошный каштановый цвтъ отливаетъ золотомъ, и женскіе зоилы утверждаютъ, что у Сильвіи рыжіе волосы. Он не отрицаютъ ея красоты. Она выше всякой критики. Он просто заявляютъ фактъ: у Сильвіи рыжіе волосы!

— Миссъ Керью миловидна и кротка, говоритъ миссъ Бордокъ, дочка булочника, но я никогда не довряю рыжимъ. Они всегда бываютъ двуличны.

Была ли Сильвія двулична или нтъ, покажетъ время.

Отецъ стоялъ рядомъ съ ней у деревянной калитки, съ газетой въ рук… Между ними было мало сходства и всякій могъ видть, что если Сильвія наслдовала красоту предковъ, то должно быть съ материнской стороны. У м-ра Керью былъ горбатый носъ, сдавленный подбородокъ и выцвтшіе срые глаза, которое могли быть нкогда красивы. Взглядъ его потухъ, какъ у преждевременнаго старика, и всякій могъ представить себ, что онъ не что иное, какъ плохо-сохранившаяся руина виднаго мужчины. Платье его было неопрятно, но нжная, блая рука съ тонкими пальцами, маленькая нога, общій видъ и осанка изобличали джентльмена.

— Куда ты уходишь, спросилъ онъ почти жалобнымъ тономъ. Странно, что теб всегда приспичитъ гулять, когда у меня выдастся свободная минутка.

— Вы не особенно интересуетесь моимъ обществомъ, папа, когда я остаюсь дома, отвчала Сильвія холодно.

Отецъ и дочь не питали другъ въ другу особой нжности.

— А въ комнатахъ такъ душно въ такіе вечера, продолжала она:— Ужъ лучше было бы лежать вонъ въ той старой, поросшей плющемъ могил де-Боссиней, вполн и навки покончивъ съ жизнью.

— Ты могла бы почитать мн газету и поберечь мои бдные старые глаза. Имъ и то ужъ порядкомъ достается за день.

— Другіе почти молоды въ пятьдесятъ лтъ, папа. Почему вы кажетесь такимъ старымъ? спросила двушка задумчивымъ тономъ, словно обсуждала какой-нибудь фактъ изъ естественной исторіи.

— Сравни мою жизнь — за послднія пятнадцать лтъ — съ жизнью другихъ людей и быть можетъ ты не повторишь своего глупаго вопроса, Сильвія. Я чувствовалъ бы себя молодымъ и казался бы молодымъ, еслибы былъ такъ же богатъ, какъ сэръ Обри Перріамъ.

Отецъ вздохнулъ и дочь отвтила ему тмъ же, словно простое упоминовеніе о туземномъ землевладльц уже нагоняло грусть.

— Да, пріятно быть богатымъ, замтила Сильвія, особенно для людей, которые испытали, что такое бдность. Люди, родившіеся богатыми, повидимому не вполн сознаютъ, какія радости могли бы доставить имъ деньги. Они влачатъ вялое существованіе и тратятъ свое богатство на содержаніе толпы слугъ и какого-нибудь большого, безобразнаго дома, въ которомъ они сами играютъ роль мебели. Вотъ еслибы я была богата, то міръ былъ бы недостаточно обширенъ для меня. Я бы объздила вс страны. Я бы взобралась на такія горы, на которыя никто никогда не взбирался. Я бы на сто ладовъ прославила свое имя. Я бы… она умолкла со вздохомъ… но я конечно всю жизнь буду дочерью школьнаго учителя или школьной учительницей, а потому совсмъ глупо толковать о счастіи или богатств.

Каріе глаза просіяли, когда она заговорила о томъ, какъ бы распорядилась своимъ богатствомъ, теперь они омрачились, и она вперила мрачный взглядъ въ розовые лучи зари, потухавшей за темной кипарисной стной, но лицо ея, не взирая на мрачное выраженіе, было по прежнему красиво, хотя и роковой красотою.

— Ты не будешь школьной учительницей, если только ты не глупе, чмъ я тебя считаю, отвчалъ отецъ, ни мало не смущенный ея іереміадами.

Говоря это, онъ развернулъ свой журналъ — ‘Лондонскую газету’, которая доходила до этого отдаленнаго уголка съ солнечнымъ закатомъ.

— Съ твоей красотой ты должна составитъ хорошую партію.

— Какъ! здсь, въ Гедингем? вскричала Сильвія съ презрителнымъ смхомъ. Скажите пожалуйста, какой странствующій принцъ откопаетъ меня въ Гедингем? Я боюсь, что такіе принцы водятся лишь въ сказкахъ.

— Пустяки, Сильвія. Каждая хорошенькая женщина можетъ разсчитывать на счастіе, если только съуметъ терпливо выждать его, но десять изъ двнадцати сами губятъ себя, выходя замужъ спозаранку за негодяевъ или за нищихъ. Я надюсь, Сильвія, что ты слишкомъ умна, чтобы сдлать такую глупость.

— Надюсь, отвчала Сильвія, я намрена быть воплощеннымъ благоразуміемъ и терпливо дожидаться принца. Разв я не испила чашу нищеты до дна? Поврьте, папа, что я не желаю всю жизнь носить полинялыя платья и прошлогоднія шляпки.

Говоря это, она презрительно оглядла свою полинялую кисею. Она, какъ и вс женщины вообще, всей душой любила яркіе цвта и сшитые по мод наряды, хотя изъ модныхъ магазиновъ знавала лишь т, которые находились въ Монкгемптон, сосднемъ торговомъ город, а самыя нарядныя женщины, какихъ она видала въ своей жизни, были дв миссъ Тойнби, дочери удалившагося отъ длъ фабриканта шерстяныхъ издлій, которыя,— такъ по крайней мр гласила молва,— выписали однажды свои наряды прямо изъ Парижа.

— Кстати о хорошихъ партіяхъ, начала она посл минутнаго молчанія: желала бы я знать, считается ли м-ръ Стенденъ вообще хорошей партіей? Я конечно говорю не относительно себя.

— Прекрасно, возразилъ отецъ рзво, но не поднимая главъ съ газеты: — Эдмондъ Стенденъ былъ бы весьма плохой партіей для тебя. Отецъ его завщалъ все свое состояніе до послдняго клочка земли и до послдней копйки своей вдов, предоставивъ ей право распорядиться имъ по своему усмотрнью поэтому сынъ совсмъ въ ея рукахъ. Онъ единственный сынъ, скажешь ты, и ей некому больше оставить свои деньги. Но она можетъ завщать ихъ своей замужней дочери, миссисъ Серджентъ, которая, какъ я слышалъ, всегда была ея любимицей, к будь уврена, что она такъ и сдлаетъ, если сынъ прогнвить ее.

— Напримръ, безразсудной женитьбой.

— Женитьбой противъ ея воли. А она — накрахмаленная барыня, и угодить ей необыкновенно трудно. Я полагаю, что она прочить ему въ жены эту маленькую двочку, которая живетъ съ ними, миссъ… миссъ Рочдель.

Сильвія пожала плечами и сдлала презрительную мину, словно миссъ Рочдель была какимъ-то низкимъ созданіемъ.

— Не думаю, чтобы онъ когда-нибудь женился на ней, сказала она, хотя бы съ цлью угодить матери, которую онъ кажется обожаетъ. Во-первыхъ, ее зовутъ Эсирь. Подумайте только: разв можно влюбиться въ ‘Эсирь’? а во-вторыхъ она такъ неграціозна, что почти безобразна.

— Я не обращалъ на нее особеннаго вниманія, возразилъ м-ръ Керью, но полагаю, что у ней есть деньги. Отецъ ее служилъ въ Остъ-Индіи…. судьей или чмъ-то въ этомъ род. Она родилась въ Бенгаліи и отослана была къ Стенденамъ трехъ или четырехъ лтъ отъ роду…. мать ея доводилась, кажется, родственницей миссисъ Стенденъ. Проработавъ лтъ двадцать въ Калькутт и накопивъ деньжонокъ, м-ръ Рочдель умеръ наканун своего возвращенія въ Англію…. обычный исходъ остиндской карьеры — оставивъ дочери хорошія средства для существованія.

— Я желала бы, папа, чтобы вы ухали въ Индію.

— Чтобы умереть тамъ. Благодарю за такое милое желаніе.

— Нтъ, нтъ, разумется, я не это хочу сказать, отвчала двушка нсколько небрежно, какъ-бы вскользь.— Но я желала бы, чтобы вы нашли для себя положеніе, боле подходящее къ вашимъ талантамъ,— я вдь знаю, что вы очень умны — хотя бы на другомъ конц свта. Вдь такъ много людей пробиваютъ себ дорогу личными усиліями, начинаютъ карьеру съ ничего, а доходятъ до высокихъ постовъ. Я читала біографію такихъ людей и всегда удивлялась, какъ могли вы покорно вести ту жизнь, на какую вы здсь осуждены, и растратить свои умственныя силы въ поденномъ школьномъ труд въ теченіи безплодныхъ пятнадцати лтъ.

Она говорила съ подавленной страстностью въ тон, потому что повременамъ проникалась непочтительнымъ гнвомъ при мысли о безславной карьер своего отца. Не такъ легко покорилась бы она темной и безвстной жизни, если бы была мужчиной.

— Люди, біографіи которыхъ ты читала, начинали свою карьеру при такихъ условіяхъ, какихъ у меня не было, когда я началъ здсь свое поприще, отвчалъ отецъ холодно, все не поднимая глазъ съ газеты.

— Какія же именно условія? спросила она поспшно.

— Оставимъ это въ сторон. Достаточно, что я сталъ тмъ, чмъ ты меня видишь. Къ чему проникать тайны существованія, лишеннаго всякой искры надежды. Ты говоришь, что я талантливый человкъ. Если ты въ этомъ уврена, то должна понимать, что я не сталъ бы выносить мою настоящую жизнь, еслибы могъ найти боле достойное поприще для своихъ талантовъ. Я началъ свою жизнь не школьнымъ учителемъ. Жизнь, которой ты теперь свидтельницей, составляетъ лишь жалкій эпилогъ иного существованія.

— А прежняя жизнь была немного веселе, папа, неправда-ли?

— Да, она была довольно пріятна… пока длилась.

— Но какое несчастіе измнило ваши обстоятельства?

— Ты уже раньше, Сильвія, задавала мн этотъ вопросъ, и я говорилъ теб, что прошлое такой предметъ, котораго я не желаю касаться. Сдлай одолженіе, запомни это на будущее время.

Двушка вздохнула съ недовольнымъ видомъ, но не сказала ни слова.

— Ты не отвчала на мой вопросъ, продолжалъ отецъ.— Куда ты идешь?

— Погулять съ Алисой Кукъ и Мэри Питеръ.

— Удивляюсь, какое удовольствіе находишь ты въ обществ пономарской дочери и портнихи.

— Разв у меня есть выборъ, папа? Что сказали бы молодыя Гедингемскія лэди, еслибы я вздумала искать ихъ общества? Право, можно даже сказать, он ожидаютъ, что я при встрч съ ними стану присдать имъ, какъ ученица.

Она выпрямилась во весь ростъ и стала похожа на разгнванную королеву при воспоминаніи о дерзости этихъ людей. Затмъ прибавила боле спокойнымъ тономъ:

— Вы не воображаете, надюсь, что я дорожу обществомъ Алисы или Мэри. Но все же ихъ общество лучше, чмъ никакое, къ тому же он очень высокаго о мн мннія. Вы говорили мн, что Цезарь находилъ,— лучше быть первымъ въ деревн, чмъ вторымъ въ Рим. Я предпочитаю водиться съ тми, кто считаетъ себя ниже меня, чмъ получать свысока приглашенія на чашку чая отъ дочерей викарія, которыя цлый вечеръ трубятъ мн про школу. Мэри сообщаетъ мн о модахъ и помогаетъ мн, когда я шью себ новое платье. Я не часто безпокою ее. А Алиса смирнйшее существо и не позволяетъ себ никакихъ вольностей. Кром того, мн нельзя гулять одной.

— Нтъ, отвчалъ отецъ, взглянувъ на ея красивое лицо.— Это было бы неприлично. Быть можетъ, ты права. Лучше он, чмъ никто. Только смотри, не запоздай.

— Постараюсь, папа. Мы хотимъ переговорить о приготовленіяхъ къ завтрашнему дню.

— Къ завтрашнему дню?

— Завтра школьный праздникъ, папа. Надюсь, что вы не позабыли о немъ.

— Да, да. Дтей будутъ угощать чаемъ, и на пол Гартро устроится, базаръ. Большая, полагаю, суматоха ожидаетъ насъ.

— Изъ Монкгемптона выписываютъ оркестръ музыки и говорятъ, что ожидаютъ много гостей — изъ графства, прибавила двушка. Намъ не часто доводится видть свтъ въ Гедингем, и затмъ промолвила съ глубокимъ вздохомъ: — вс будутъ, полагаю, очень разряжены. И подумать только, что мн придется надть прошлогоднее кисейное платье, которое стало для меня коротко!

— Ты должно быть выросла изъ него, отвчалъ отецъ. Теб нечего объ этомъ печалиться. Новое платье не длаетъ красавицей, и ни одинъ мужчина, мнніе котораго заслуживаетъ вниманія, не судитъ о женщин по платью. Это только вы, женщины, придаете такую цну платьямъ, да шляпкамъ.

— Такъ, папа, но тяжко переносить презрительные взгляды и чувствовать клеймо нищеты на своей особ. Я готова жаться и терпть всякія лишенія дома, готова питаться хлбомъ съ водой, лишь бы имть возможность прилично одться.

— Вотъ чисто женскія понятія о комфорт, проговорилъ м-ръ Керью презрительно.

Онъ любилъ хорошо покушать, его вкусный въ шесть часовъ обдъ былъ единственнымъ свтлымъ моментомъ въ теченіи всего дня. Школьный шумъ и гвалтъ къ этому времени прекращались, дверь запиралась за этими несносными мальчишками, которыхъ онъ невыразимо ненавидлъ, столъ опрятно накрывался въ прохладной пріемной. Котлета или цыпленокъ, небольшое блюдо овощей, саладъ и рюмка дешеваго клерета удовлетворяли его, но даже и это скромное menu стоило денегъ, которыя моглибы идти на туалетъ Сильвіи, если-бы школьный учитель согласился питаться вареной ветчиной и бобами, какъ его сосди.

Два громкихъ голоса зазвенли въ воздух, и дв двушки, показались изъ-за тни, бросаемой кипарисами и тисами, он направились по узкой кладбищенской тропинк къ калитк сада м-ра Керью. То были, надо сознаться, довольно вульгарныя по виду двушки, но ихъ свжія и открытыя лица были симпатичны и носили отпечатокъ сельской простоты.

— Ну, Сильвія! закричала Мэри Питеръ, старшаа изъ двухъ, ты, я думаю, заждалась насъ.

— Не могу сказать, я разговаривала съ папа… и поэтому не замтила, какъ прошло время.

— Мн нужно было кончить платья для обихъ миссъ Тойнби. Мн бы очень хотлось задержать ихъ у себя, чтобы показать теб, но горничная такъ торопилась. Она три раза прибгала посл обда, такъ что я отослала платья, какъ только докончила послдній стежокъ. Ахъ! что за душки платья, Сильвія! Но все-равно, ты увидишь ихъ завтра. Прозрачный блый гренадинъ съ голубой атласной отдлкой и такими чудными кружевами… настоящими валансьеинъ, по семи шиллинговъ за аршинъ. Горничная боялась какъ будто, что я проглочу ихъ, такъ и глядла въ оба. Я думаю, что они вымрятъ ихъ аршиномъ.

Эта болтовня о тряпкахъ обратила м-ра Керью въ бгство. Онъ даже не потрудился отвтить на застнчивые поклоны обихъ двушекъ. Но за такую невжливость Гедингемъ давно прославилъ его гордымъ и неласковымъ человкомъ. Онъ считался хорошимъ учителемъ для грубыхъ мальчишекъ, дрожавшихъ когда онъ нахмуривалъ брови, но никто не искалъ его общества. Совсмъ тмъ вс признавали, что хотя онъ и невжливъ, но осанкой и манерой изобличаетъ джентльмена, и невжливость его объясняли зачастую просто разсянностью. Онъ видалъ лучшіе дни, говаривали Гедингемскіе обыватели, и нравъ его озлобился отъ неудачъ. Придя къ этому заключенію, его простодушные сосди жалли о немъ и старались, насколько умли, ласкать его хорошенькую дочку.

— Идемъ, Сильвія, сказала Алиса Кукъ, скоро стемнетъ и мы не успемъ погулять.

ГЛАВА II.
Эдмондъ Стенденъ.

Дло происходило въ самый разгаръ лта, въ жаркій, роскошный іюль мсяцъ. Послднее сно было свезено, но тамъ-и-сямъ пучки душистой травы запутались въ терніяхъ шиповника, вдоль узкихъ дорожекъ, по которымъ прозжали телги съ сномъ между роскошными изгородями изъ терновника, ежевики, дикой розы и жимолости. Въ этомъ году іюль мсяцъ отличался почти тропической жарой. Термометръ (кстати, въ селеніи имлось всего два термометра, въ почтовомъ бюро и аптек), показывалъ восемьдесятъ за послднюю недлю, и даже по захожденія солнца жаръ не спадалъ и атмосфера была тепличная. Воздухъ пропитанъ былъ острымъ запахомъ елей, гвоздики, къ которому примшивался боле нжный запахъ душистаго горошка, украшавшаго сады коттеджей. Для существъ вполн праздныхъ,— какъ напримръ, для свиней, которыя, растянувшись на трав передъ воротами скотныхъ дворовъ, грлись на солнышк,— Гедингемъ лтомъ могъ казаться самымъ прелестнымъ убжищемъ, настоящей обителью райскихъ наслажденій. Но для большинства людей, которымъ приходилось безъ устали работать, было через-чуръ жарко на двор. Фермеры глядли на поля съ золотистыми колосьями и благодарили Бога за солнечный припекъ. Фермерскіе поденьщики отирали капли пота съ загорлаго лба и молили о двойной порціи сидра. Счастливы были т, кому приходилось работать на холмахъ, откуда они могли видть обширное, прохладное море. Еще счастливе — такъ по крайней мр казалось поселянамъ — были рыбаки, виднвшіеся вдали на голубой водной поверхности, въ лодкахъ, темные паруса которыхъ лниво хлопали, колеблемые легкимъ лтнимъ втеркомъ.

Три двушки шли по одной изъ дорожекъ, пока не дошли до луга, раскинувшагося по свату холма, и на которомъ росло нсколько прекраснйшихъ деревьевъ. Здсь он услись на дерновой скамейк, подъ тнью громаднаго каштановаго дерева, причемъ дло не обошлось безъ шутливыхъ замчаній со стороны подругъ Сильвіи.

— Мы знаемъ, почему Сильвія такъ любитъ эту поляну, не правда ли Алиса? замтила Мэри шутливо, между тмъ какъ Алиса, которая была неговорлива, кивнула головой и чуть слышно разсмялась.

— Она для меня нисколько не миле всякаго другого луга, отвчала Сильвія съ равнодушнымъ видомъ. Если я предпочитаю ее, то потому, что здсь есть тнь отъ этого каштана, да еще потому, что отсюда видно море.

— Для меня новость, что ты интересуешься лсомъ, или моремъ или чмъ бы ни было въ Гедингем, отвчала Мэри.

— Да я и не особенно интересуюсь ими. Все это мн порядкомъ надоло — деревья и цвты все одн и т же, а лса и море не измнились со временъ Вильгельма-Завоевателя.. Но разъ мы гуляемъ, то не все ли равно, что здсь, что въ другомъ мст.

— А мы знаемъ, кто можетъ всегда найти насъ здсь, проговорила Мэри, и посл этого замчанія подруги миссъ Керью захихикали.

Она почувствовала, что отецъ ея правъ и что ей не слдовало бы водиться съ этими двушками.

— Я желала бы, Мэри Питеръ, чтобы ты не была такою пошлою, сердито вскричала она. Вы знаете, это — мило… Полагаю, что вы подразумваете м-ра Стендена, такъ какъ онъ единственный человкъ, котораго мы здсь встрчаемъ.

— Я не знала, что пошло говорить о поклонник своей пріятельницы, отвчала Мэри, задтая за-живо. Но у васъ такія возвышенныя чувства, миссъ Керью. Я часто думаю, что напрасно вы водитесь со мной и Алисой.

— Я сама часто это думаю, возразила Сильвія, нимало не тронутая.

Ей ничего не стоило бы порвать сношенія съ подругами ея дтства. Она не особенно дорожила женской дружбой.

Она привыкла дерзко обращаться съ этими двушками и не придавать этому никакого значенія, точно это было ея право, а он, преклоняясь предъ ея необыкновенной красотой и высшимъ образованіемъ — она сама главнымъ образомъ образовала себя, но знала гораздо больше, чмъ большинство двушекъ ея возраста — чрезвычайно терпливо переносили ея высокомрное и презрительное обращеніе. Въ ихъ присутствіи она бывала всегда очень разсянна, что не могло особенно льстить ихъ самолюбію. Она прислонилась къ широкому стволу каштана, съ полузакрытыми глазами и лишь изрдка небрежно вставляла свое слово, пока ея подруги толковали о программ завтрашняго праздника.

Завтра великое торжество предстояло Гедингему. Завтра устраивалось угощеніе для дтей, чай съ сладкимъ печеньемъ и сельскія забавы въ род жмурокъ, кошки-мышки, происходившія на огород м-ра Гоплинга, который владлъ однимъ изъ красивйшихъ огородовъ въ Гедингем. Это празднество происходило ежегодно, но оно не утрачивало оттого своей цны. А въ ныншнемъ году имлось въ виду нчто новое, кром угощенія дтей чаемъ. Домъ, гд помщалась школа, былъ старъ, малъ и неудобенъ, и м-ръ Ванкортъ, викарій, старался собрать фондъ на постройку новаго зданія въ готическомъ вкус. Съ этой цлью измышлялось уже многое, и теперь дв миссъ Ванкортъ и ихъ безчисленныя пріятельницы и подруги устраивали базаръ, на который были приглашены жители всего околотка. Вс благовоспитанныя молодыя лэди околотка, то-есть, вс т, отцы которыхъ были богаты или занимали извстное положеніе въ обществ, должны были играть роль продавщицъ. Различныя произведенія изъ берлинской шерсти, восковые цвты, вышитыя подушечки для булавокъ, экраны, подкладки подъ чайники, туфли, восковыя куклы, дтскіе башмачки, кофточки, рабочіе ящички, спичечницы, передники и папиросницы, изготовленныя искусными ручками гедингемскихъ и монкгемптонскихъ молодыхъ лэди приняли величественный видъ теперь, когда ихъ сложили въ одну груду въ приходскомъ дом. Базаръ долженствовалъ происходить на пол м-ра Гарпера, прилегавшемъ въ огороду м-ра Гоплинга, такъ что благотворительные люди, истративъ деньги въ полосатыхъ шатрахъ, могли пройти на огородъ и поглядть на будущихъ постителей зданія, сооружаемаго ихъ щедротами. Они узрятъ школьниковъ въ наилучшемъ свт, краснощекими, радостными, сіяющими отъ бутербродовъ, и печеній, и это поощритъ ихъ щедрость. Такъ безъ сомннія разсуждали хитрые распорядители увеселенія.

— Говорятъ, что нкоторые гости прибудутъ изъ-за двадцати миль, сказала Мэри Питеръ посл обстоятельныхъ толковъ о событіяхъ завтрашняго дня, — ожидаются многія семейства изъ графства. Съ тхъ поръ, какъ я себя помню, еще не бывало такого торжества въ Гедингем.

— А ты помнишь себя добрыхъ тридцать лтъ, замтила Сильвія, не открывая глазъ.

Замчаніе это было очень нелюбезное, такъ какъ Мэри Питеръ молодилась. Между тмъ всякій зналъ, что она уже лтъ девять или десять, какъ окончила свое ученіе у миссъ Спидуэль къ Монкгемптон.

— Отецъ слыхалъ, будто сэръ Обри будетъ присутствовать на праздник, проговорила Алиса Букъ не безъ важности.

Не бездлица имть отца, который узнаётъ новости прямо отъ викарія, посл службы.

Сильвія открыла глаза. Сэръ Обри интересовалъ всякаго въ околотк, хотя и былъ тихій, пожилой джентльменъ, проживавшій большую часть времени за-границей, а когда и бывалъ дома, то велъ монотонную жизнь въ Перріамскомъ замк, въ обществ своего брата, хилаго буквода. Сэра Обри видали время отъ времени въ Гэдингем, когда онъ проживалъ въ замк, но младшаго брата врядъ ли кто видлъ. Между тмъ, судя по слухамъ, этотъ младшій братъ, м-ръ Перріамъ, никогда не узжалъ изъ замка, и цлые годы корплъ за книгами. Никто въ Гедингем не думалъ и не говорилъ о м-р Перріам. Сэръ Обри былъ солнцемъ, лучи котораго затмвали вс меньшіе свтила.

— Я думала, что сэръ Обри находится въ Париж, проговорила Сильвія.

— Онъ и былъ тамъ на прошлой недл, возразила Алиса. Отецъ слышалъ это отъ экономки въ Перріах, но его ожидали въ скоромъ времени домой, и сегодня утромъ м-ръ Ванкорть, говоря о своемъ стихар, сообщилъ отцу, что сэръ Обри пріхалъ и общалъ быть завтра на базар.

— Я бы желала его видть, замтила Сильвія.

— Разв ты никогда его не увидала? спросила Алиса съ большей выразительностью, чмъ грамматической правильностью.

— Никогда.

— О, я много разъ видала его, произнесла Мэри Питеръ съ энтузіазмомъ. Онъ благороднаго вида старый джентльменъ. Я думаю, всякій догадается, что онъ баронетъ, хотя бы ему этого и не говорили. Онъ одвается великолпно… съ такимъ вкусомъ… держитъ себя такъ прямо, говоритъ такъ тихо и мягко… не то, что наши деревенскіе дворяне, которые такъ громко орутъ, какъ будто бы ихъ собесдникъ стоялъ на другомъ конц улицы… и у него такіе красивые сдые усы, точь-въ-точь такого цвта, какъ платье, которое я шила для миссисъ Бекеръ, къ свадьб миссъ Бекеръ.

— А каковъ на видъ его братъ, м-ръ Перріамъ? освдомилась Сильвія.

— О, никто никогда не видалъ м-ра Перріама, кром слугъ въ замк, и они говорятъ, что онъ эксцентриченъ и неряшливъ въ своихъ привычкахъ… никогда не носить ни сапогъ, ни сюртуковъ и ненавидитъ новыя платья. Но я слыхала, какъ миссисъ Тидуэль, экономка, говорила — она вдь троюродная сестра жен брата мужа моей тётушки Сусанны, такъ что доводится намъ сродни,— что м-ръ Перріамъ и его братъ были похожи другъ на друга, какъ дв капли воды, еслибы м-ръ Перріамъ одвался приличне.

Сильвія вздрогнула. Ее пересталъ интересовать разговоръ. Какое ей было дло до этихъ Перріамовъ? Она могла лишь позавидовать богатству этихъ двухъ старыхъ холостяковъ, когда вспоминала про нихъ. Пурпуровый шаръ, за которымъ она наблюдала, готовъ былъ закатиться за черту голубого моря, а она общала отцу, что вернется домой до сумерекъ. Сумерки скоро наступятъ посл того, какъ потухнетъ красная полоса на горизонт, а миссъ Керью пришла сегодня сюда не затмъ только, чтобы наслаждаться бесдой Алисы Букъ и Мэри Питеръ.

— Пойдемъ, Мэри, сказала она разсянно, пора, полагаю, домой.

— Что ты такъ торопишься? возразила Мэри.

— Папа веллъ мн вернуться домой до сумерекъ.

— И-и, полно, съ какихъ поръ ты стала такъ послушна вол отца. Кром того, въ настоящее время года сумерекъ настоящихъ не бываетъ раньше десяти часовъ, да и кто знаетъ, можетъ быть сюда придетъ кое-кто, кому будетъ очень грустно, если онъ не застанетъ тебя.

— Совершенно справедливо, миссъ Питеръ, и очень любезно сказано, проговорилъ пріятный, мужской голосъ по ту сторону скамейки. Втви зашуршали, дв сильныя руки раздвинули ихъ, и молодой человкъ выступилъ изъ чащи, росшей позади каштановаго дерева.

Сильвія вскочила съ мста, яркій румянецъ залилъ ея лицо, чудные глаза ея засверкали и вся она преобразилась, одушевленная внезапной радостью, надеждой и торжествомъ. Однако она не промолвила ни слова и только протянула свою маленькую ручку, безъ перчатки, въ вид привтствія.

Вновь прибывшій пожалъ руки всмъ двушкамъ поочереди, причемъ Сильвіи послдней и задержалъ ея руку въ своей, какъ бы въ разсянности.

— Я думала, м-ръ Стенденъ, что быть можетъ вы пройдете мимо, совершая свою вечернюю прогулку, проговорила Мэри Питеръ, побуждаемая чувствомъ приличія, такъ какъ вс молчали. Алиса Букъ умла только хихикать, а Сильвія и м-ръ Стенденъ стояли и глядли другъ на друга, не намреваюсь повидимому рта разинуть. Но еслибы вс глаза были такъ краснорчивы, то въ словахъ не было бы никакой надобности.

— Съ вашей стороны очень любезно, что вы вспомнили обо мн, отвчалъ м-ръ Стенденъ, не отводя глазъ отъ Сильвіи. Они стояли лицомъ къ лицу подъ раскидистымъ каштаномъ, и глядли другъ на друга, какъ-будто позабывъ о времени и пространств.

— Я всегда прихожу сюда, когда гуляю вечеромъ, и порою нахожу этотъ лугъ очень скучнымъ, порою же онъ мн кажется уголкомъ Эдема, какъ сегодня вечеромъ, напримръ, прибавилъ онъ тихимъ тономъ, крпко сжимая маленькую ручку Сильвіи.

— Вотъ что, Сильвія, начала Мэри дловымъ тономъ: я думаю, что матушк пора ужинать — она ужинаетъ кусочкомъ сыра и латукомъ, но любятъ, чтобы все было хорошо подано — поэтому я побгу домой. Ты можешь идти со мной, Алиса, а м-ръ Стенденъ проводитъ Сильвію. Прощай, Сильвія, мы зайдемъ въ теб завтра до двнадцати часовъ.

Об двушки присли, пожелали спокойной ночи джентльмену и убжали, точно это было заране условлено.

Не успли он повернуться спиной, какъ Сильвія очутилась въ объятіяхъ своего возлюбленнаго. Хорошенькая головка ея спокойно отдыхала на его плеч, мягкіе, каріе глаза глядли на него съ нжностью. Всякій, глядя на нихъ, вывелъ бы заключеніе, что они женихъ и невста, судя — по его спокойному, покровительственному виду и по ея доврчивому взгляду.

— Моя Сильвія! произнесъ онъ съ такимъ выраженіемъ, какъ будто цлый міръ смысла заключался въ этихъ двухъ словахъ.

— Ты очень опоздалъ сегодня вечеромъ, Эдмондъ, сказала она съ жалобой.

— У насъ были гости за обдомъ, дорогая моя, я не могъ уйти. Даже и теперь я оставилъ мужчинъ курить сигары, рискуя обидть ихъ, чтобы выгадать минутку свиданія съ тобой. Какъ ты мила сегодня, Сильвія, какъ красивъ отблескъ солнца на твоихъ волосахъ.

— Теб нравятся мои волосы?— спросила она, довольная его похвалой. Двушки называютъ ихъ рыжими.

Градъ поцлуевъ послужилъ отвтомъ со стороны влюбленнаго.

— Но мн жаль, что ты такъ опоздалъ, Эдмондъ, потому что папа веллъ мн пораньше придти домой.

— Пусть папа твой подождетъ изъ-за меня полчаса, Сильвія. Мн нужно теб кое-что сказать.

— Что такое! вскричала она поспшно и съ испуганнымъ взглядомъ, — ты, врно, сказалъ обо всемъ миссисъ Стенденъ.

— Да, Сильвія, отвчалъ, онъ серьёзно, я сказалъ моей матери.

— О! вскричала двушка съ конвульсивнымъ вздохомъ, словно ей сказали самую ужасную всть въ мір.— Какъ же она это приняла?

— Не такъ хорошо, какъ бы я этого желалъ. Сядемъ здсь, подъ нашимъ старымъ каштаномъ, и я все разскажу теб.

Онъ выпустилъ ее изъ объятій и они услись рядомъ, причемъ голова ея продолжала лежать на его плеч, а рука сжимала его руку, какъ будто это нжное пожатіе должно было смягчить угрюмый приговоръ судьбы, олицетворяемой миссисъ

Стенденъ, отъ ршенія которой зависло главнымъ образомъ будущая жизнь нашихъ двухъ героевъ.

— Она очень разсердилась? спросила Сильвія, запинаясь.

Молодой человкъ помолчалъ нсколько минутъ, глаза его смотрли въ землю, а красивое, честное лицо омрачилось. Лицо Эдмонда Стендена было и доброе, и красивое, черты лица довольно правильныя, лобъ широкъ и великъ, глаза свтло-срые, цвтъ лица загорлый, какъ у деревенскаго жителя, ротъ красивъ, и несмотря на густые, темные усы, весьма выразителенъ.

— Могу ли я быть вполн откровеннымъ съ тобой, Сильвія, могу ли я сказать теб всю правду, какъ бы она ни была теб непріятна, напримръ что ты не совсмъ понравилась моей матери?

— Что намъ за дло до твоей матери? вскричала Сильвія нетерпливо.— Мы должны думать о самихъ себ. Конечно, ты скажешь мн всю правду. Она, должно быть, очень разсердилась.

— Да такъ разсердилась, какъ я еще и не видывалъ, такъ разсердилась, какъ я даже и не ожидалъ.

— Какой низкой, презрнной тварью кажусь я, должно быть, ей, проговорила Сильвія горько.

— Моя радость, она вовсе этого не думаетъ. Я говорилъ ей о теб и другіе хвалили ей тебя, да она и сама видала тебя. Ее эти мысли волновали ее… Но она, кажется, задалась другими планами, и мое ршеніе очень разстроило ее. Она привыкла считать меня мальчикомъ, готовымъ подчиняться ея вол, вдь ты знаешь, Сильвія, какъ сильно я ее люблю.

— Я тысячу разъ слышала это отъ тебя, сказала Сильвія, какъ будто съ досадой.

— Вчера она впервые открыла, что у меня есть своя воля, есть сердце, которое не безусловно принадлежитъ ей, умъ, способный мыслить самостоятельно и свои собственные планы на счетъ будущаго. Она была огорчена и разсержена. Сердце мое болло за нее, хотя я сознавалъ въ первый разъ въ жизни, что она не права, сознавалъ, что мать, которую я такъ крпко люблю, можетъ быть очень несправедлива.

— Хоть бы ты поскоре сказалъ въ чемъ дло, вскричала Сильвія нетерпливо,— что говоритъ она о нашемъ брак?

— Что она никогда не согласится на него. Я вынужденъ былъ напомнить ей, что я мужчина и самъ себ господинъ.

— Что же она отвчала?

— Женись на миссъ Керью, если хочешь, сказала она, и разбей мое сердце, если теб это угодно. Но если ты это сдлаешь, то я оставлю все свое состояніе сестр твоей Элленъ и ея дтямъ.

— И она въ состояніи это сдлать? спросила Сильвія, дрожа отъ негодованія.

— Непремнно. Она вольна распорядиться всмъ, что отецъ завщалъ ей. Моя будущность, что касается отцовскаго состоянія, вполн въ ея рукахъ.

— Какъ это несправедливо, какъ это жестоко! закричала Сильвія.

— Да, это тяжело, отвчалъ молодой человкъ съ сожалніемъ.— А между тмъ нтъ матери лучше моей. Деньги же оставлены въ ея полное распоряженіе. Она иметъ полное право оставить ихъ сестр или мн.

— Она не иметъ этого права, отецъ твоей предназначилъ ихъ теб, сказала Сильвія, дрожа отъ негодованія.

Она еще сильне разсердилась бы, еслибы Эдмондъ Стенденъ повторилъ ей слова своей матери… слова, которыя неизгладимо запечатллись въ его мозгу:

— Я постараюсь удержать тебя отъ гибели, хотя бы, поступая такимъ образомъ, показалась теб жестокой и несправедливой. Я пущу въ ходъ все свое вліяніе, всю свою власть, чтобы помшать твоему браку съ Сильвіей Керью.

— Потому что она стоитъ ниже меня по своему общественному положенію? спросилъ молодой человкъ у матери гнвно.— Какъ будто такія мелкія причины имютъ какое-нибудь значеніе гд-либо, кром такой глухой деревушки, какъ Гедингемъ!

— Вовсе не потому, отвчала миссисъ Стенденъ, но просто потому, что Сильвія тщеславна и пуста, себялюбива и хитра. Я желаю, чтобы мой дорогой сынъ женился на хорошей женщин.

И она бросила на него такой нжный взглядъ, что онъ могъ бы тронуть всякаго, кром упрямаго влюбленнаго.

— Какое право имете вы отзываться о ней такимъ образомъ… когда вы не видли ее и десяти разъ, закричалъ онъ, въ негодованіи.

— Я видла ее достаточно, чтобы составить о ней мнніе, и еще больше слышала про нее.

— Низкія, деревенскія сплетни. Женщины ненавидятъ ее за ея красоту.

— А ты любишь ее только за красоту и ни за что больше! Берегись такой любви, Эдмондъ.

— Право, матушка, вы слишкомъ жестоки, закричалъ сынъ, оставилъ ее, не говоря больше ни слова, и хлопнулъ за собой дверью. Гнвъ вообще сильне разстроивалъ бы насъ, не будь дверей, которыми можно хлопать.

И совсмъ тмъ въ душ своей онъ зналъ, что любилъ Сильвію преимущественно за ея рдкую красоту, которая ослпила его, какъ солнце, два мсяца тому назадъ, когда онъ вернулся домой изъ Германіи и увидлъ двушку, которая стояла, озаренная солнечными лучами, въ одномъ изъ боковыхъ притворовъ Гедингемской церкви, вся въ бломъ съ ногъ до головы, точно цвтокъ, среди краснощекихъ и грубоватыхъ Гедингемскихъ двушекъ, изъ которыхъ многія отличались будничной красотой. Даже сегодня вечеромъ, когда онъ шелъ къ завтному дереву, онъ долженъ былъ сознаться, анализируя свои побужденія, какъ это длаютъ вс основательные люди, что наружность Сильвіи околдовала его. Ея внутреннія качества были ему мало извстны, онъ зналъ только, что она любить его, и это казалось ему достаточнымъ. Она была изящна и умна, выражалась какъ лэди, читала вс книги, которыя онъ давалъ ей и даже могла изрдка критиковать ихъ. Она сама научилась французскому и нмецкому языкамъ, почти безъ отцовской помощи. Играла съ большимъ вкусомъ и выраженіемъ на дрянномъ, старомъ фортепіано, которое подарила ей жена прежняго викарія, узжая изъ Гедингема, и пла еще лучше, чмъ играла. Могъ ли желать большаго мужчина отъ жены, любимой и любящей, и которою ему можно было гордиться! А Эдмондъ Стенденъ сознавалъ, что такой женой могъ бы гордиться человкъ, и выше поставленный, чмъ онъ. Вдь въ сущности красота — о которой философы привыкли отзываться съ пренебреженіемъ, хотя Сократъ восхищался Аспазіей — великое и чудное дло, и боле, чмъ всякое другое качество, обезпечиваетъ успхъ въ обществ. Она не требуетъ, чтобы ее выставляли впередъ и прославляли. Она сама, по себ неоспоримая сила, и свтъ признаетъ это и поклоняется ей. Нельзя также сказать, чтобы слава красавицы была мене прочна, чмъ всякая другая слава. Женскія имена, занимающія особенно видное мсто въ исторіи, принадлежатъ женщинамъ, прославившимся только своей красотой. Этотъ аргументъ пришелъ въ голову Эдмонду Стендену въ тотъ вечеръ, какъ онъ шелъ по холму. Въ конц-концовъ, съ какой стати онъ станетъ стыдиться того, что любитъ Сильвію Керью за ея красоту.— Периклъ, Цезарь, Антоній вс были на одинъ покрой, говорилъ онъ самому себ.— Каждый изъ нихъ былъ влюбленъ въ красивйшую женщину своего времени…

— Ну, нечего длать, произнесла Сильвія, посл долгаго молчанія,— конечно, противъ этого ничего не подлаешь. Мечта наша разлетлась, намъ остается только проститься другъ съ другомъ.

Голосъ ея слегка задрожалъ и слезы навернулись на глаза, однако она произнесла это отреченіе отъ своего возлюбленнаго съ спокойствіемъ, удивительнымъ въ такой молодой двушк.

— Проститься другъ съ другомъ, повторилъ онъ, съ удивленіемъ.— Какъ, Сильвія? неужели ты думаешь, что я могу отъ тебя отказаться?

— Я не думаю, чтобы ты былъ такимъ безумцемъ, чтобы допустить свою мать сдлать тебя нищимъ, и что, кажется, въ ея власти, возразила Сильвія, въ которой въ настоящую минуту гнвъ пересиливалъ любовь.

— Мать моя не сдлаетъ меня нищимъ и не разлучитъ меня съ тобой, сказалъ Эдмондъ, крпче прижимая ее въ себ.

Она не глядла на него, но сидла съ опущенными въ землю глазами и омраченнымъ лицомъ. Эта неудача очень разстроила ее: она сокрушила вс ея надежды. Но она любила его такъ сильно, какъ только это было свойственно ея натур,— а въ этой натур скрывалась своя глубина страсти, еще неизслдованная.

— Но она можетъ лишить тебя отцовскаго состоянія, возразила она.

— Пускай, отвтилъ ея возлюбленный, небрежно.— Я могу просуществовать и безъ него. Я не боюсь выступить на поприще жизни, Сильвія, вмст съ тобой. Я надюсь, что съумю бороться и побдить судьбу, съ твоей помощью.

— Что бы ты сдлалъ?— спросила она задумчиво.

— Пошелъ бы въ адвокаты. Конечно, вначал трудновато будетъ, но я могу заработывать кое-что литературой или другимъ какимъ-нибудь способомъ. Или же, если посовтовавшись съ моими друзьями, я найду, что это слишкомъ медленный путь, то могу поступить въ клэрки и записаться въ торговлю. Я молодь и не боюсь труда. Неужели же я не съумю заработать кусокъ хлба!

Кусокъ хлба… заработать кусокъ хлба! А Сильвія воображала, что, пріобртя любовь Эдмонда Стендена, она открыла себ доступъ въ тотъ свтлый, пріятный, счастливый, блаженный міръ, гд у всякаго денегъ достаточно… что когда она станетъ его женой, то навки простится съ несноснымъ житьемъ-бытьемъ того грубаго стада, которому приходится заработывать свое существованіе чернымъ или мозговымъ трудомъ.

— Къ тому же, продолжалъ ея возлюбленный, нжно,— къ счастію для нашей трудовой жизни, ты воспиталась не въ школ праздности и не привыкла въ мотовству. Вдь теб не очень трудно будетъ, неправда-ли?— начать жизнь въ бдности?

Не очень трудно, когда ея мятежный духъ постоянно возмущался окружающею ее обстановкой съ той самой поры, какъ только она выросла настолько, чтобы быть въ состояніи сравнить жизнь другихъ людей съ своей собственной жизнью!

— Все это прекрасныя разсужденія, произнесла она, заливаясь слезами, но ты не испыталъ, что такое бдность.

Да, такое беззаботное смиреніе передъ ударами судьбы легко для того, кто никогда не испытывалъ ядовитыхъ уколовъ нужды. Оно подобно неопытной храбрости ребенка, впервые посщающаго дантиста и даже довольнаго новостью своего положенія.

— Безцнная! даже бдность не будетъ бременемъ, если мы вмст станемъ длить ее. Къ тому же, мы не всегда будемъ бдны. Погляди: сколько богатыхъ людей начинали жизнь съ нсколькими рублями въ карман.

— Погляди на моего отца, отвчала она коротко.

Онъ поцлуями стеръ ея слезы и такъ охватилъ ее своими сильными руками, что она наполовину поврила, что свтъ истинной любви можетъ согрть и украсить жизненный путь. Но какъ бы то ни было, а она врила этому лишь вполовину. Въ ея душ жило убжденіе, что она уже достаточно натерплась отъ недостатка средствъ, и что у нея не хватить силъ на ту борьбу, о которой Эдмондъ Стенденъ думалъ съ такимъ хладнокровіемъ.

— Какъ велико состояніе твоего отца? спросила она.

— Моей матери, хочешь ты сказать.

— Я считаю ее лишь повренною твоего отца. Какъ велико его состояніе, Эдмондъ?

— Что-то въ род тысячи пятисотъ фунтовъ въ годъ дохода… скоре больше, чмъ меньше. Кром того, есть домъ и около сорока акровъ земли, не считая сбереженій матери, которыя должны быть значительны: я не думаю, чтобы она проживала тысячу фунтовъ со смерти отца.

— И ты готовъ отъ всего этого отказаться ради меня, Эдмондъ? спросила Сильвія, глубоко тронутая.

— До послдней копйки и безъ малйшаго сожалнія.

— О! какой ты добрый и преданный другъ, и какъ сильно я люблю тебя, вскричала двушка, которую наконецъ тронуло такое доказательство преданности.

Мсяцъ прокрался изъ-за чащи деревъ и засталъ ихъ въ этотъ памятный часъ. Они пошли назадъ въ Гедингемъ, вдоль безмолвныхъ полей и тропиновъ, рука въ руку, и Сильвія почти позабыла, подъ вліяніемъ счастія, что ее такъ сильно любятъ,— мрачную перспективу, которая только-что открылась передъ ней.

— Завтра твой отецъ и весь Гедингемъ узнаютъ о нашей помолвк, Сильвія, сказалъ м-ръ Стенденъ, когда они остановились на тнистой дорожк кладбища… той дорожки, которая вела кратчайшимъ путемъ къ школ… чтобы проститься другъ съ другомъ.

— Нтъ, не завтра, просила она, а не то поднимутся безконечные толки, вс станутъ удивляться, и столько людей будетъ на сторон твоей матери. Сохранимъ нашу тайну, дорогой Эдмондъ, еще въ теченіи нкотораго времени.

И дорогой Эдмондъ, который былъ не въ состояніи въ чемъ-нибудь отказать ей, хоть неохотно, на согласился на небольшую отсрочку, дивясь нсколько наклонности женщинъ къ скрытности, которая кажется имъ такою сладкой.

ГЛАВА III.
На огород м-ра Гоплинга.

Въ день, назначенный для торжества, множество разноцвтныхъ флаговъ разввалось въ Гедингем и игралъ духовой оркестръ: два обстоятельства, которыя казались его обитателямъ верхомъ великолпія и веселья. Палатки бллись сквозь красивые, старые вязы, оснявшіе лугъ м-ра Гарнера. Чайные столы уже были разставлены подъ старыми яблонями на огород м-ра Гоплинга, гд красныя вишни и зеленые яблоки красиво выдлялись на темно-зеленой листв. Весьма немногимъ изъ этихъ зрлыхъ вишенъ суждено было уцлть для м-ра Гоплинга, прежде чмъ солнце закатится, но человку необходимо приносить жертвы для своего прихода, а м-ръ Гоплингъ былъ уроженецъ Гедингема, и, нажившись мясной торговлей въ Монкгемптон, удалился въ свои наслдственныя владнія богатымъ человкомъ. Этотъ огородъ принадлежалъ его прадду и представлялъ собою его наслдственныя владнія, которыми м-ръ Гоплингъ не въ мру гордился. Онъ любилъ, когда его просили уступить огородъ подъ школьный праздникъ, ему пріятно было думать, что безъ его помощи дти врядъ ли бы насладились угощеніемъ чаемъ, и переносилъ утрату своихъ вишенъ съ спокойнымъ великодушіемъ, принимая предосторожность обобрать ихъ съ деревьевъ по возможности до наступленія ежегоднаго празднества. Деревья были старыя, узловатыя и искривленныя, и поросли зеленоватымъ мхомъ, обязаннымъ своимъ происхожденіемъ солоноватому втерку, обввавшему спокойную долину, казалось, что сама Амфитрита обнимала своими влажными руками эти узловатые, старые стволы и покривленныя старыя втки.

Гд только можно было кстати или некстати прицпить флагъ, тамъ флагъ разввался, и эти полосы яркихъ цвтовъ отчетливо выдлялись на холодной зелени листвы и на теплой синев безоблачнаго лтняго неба.

Люди поздравляли другъ друга съ хорошей погодой:— такая, право, удача, а вдь того и гляди сегодня именно могъ наступить переломъ, посл долгой жары и засухи.

Утромъ совершено было краткое богослуженіе въ старой церкви… единственномъ прохладномъ уголк въ Гединген въ подобные жаркіе дни: толстыя стны и окна съ глубокими нишами пропускали мало солнечныхъ лучей,— между тмъ какъ взоры отдыхали на густой, темновеленой листв кипарисовъ и тисовъ, виднвшихся изъ-за нихъ. Въ два часа дти должны были попарно отправиться на огородъ, въ два часа предстояло открыться базару. Деревенскіе гости должны были пріхать конечно гораздо позже, потому что явиться спозаранку значило бы уронить себя. Жители Монкгемптона, мене чопорные, но боле преданные развлеченіямъ, должны были пріхать раньше. Уже Гедингемскія двицы красовались за прилавками, перебгали изъ одной палатки въ другую, болтали, хихикали, сообщали другъ другу свои секреты и намеки, любовались нарядами, сшитыми нарочно для этой оказіи. Глаза разбгались при вид всхъ этихъ розовыхъ и голубыхъ, абрикосовыхъ и вишневыхъ платьевъ. Сердце Сильвіи замирало въ то время, какъ она наблюдала за ними изъ-за калитки огорода, гд она дожидалась прихода дтей… этизъ скучныхъ, потныхъ мальчиковъ и двочекъ, которыхъ она обязана была держать въ порядк и забавлять… рискуя остаться хромой на всю жизнь, если они наступятъ ей на ногу своими грубыми сапогами, съ подбивкою гвоздей.

— И мн предстоитъ всю жизнь провести въ бдности, говорила она себ со вздохомъ, наблюдая за яркими, свжими костюмами, мелькавшими въ пол. Тамъ носилась также и блыя гренадиновыя платья, которыя Мери Питеръ сшила для обихъ миссъ Тойнби, худыхъ и нсколько угловатыхъ двицъ, увшанныхъ гренадиновыми оборками я голубыми атласными рюшами.

— Он точно вырядились на балъ, подумала Сильвія.— Какой чучелой должна я казаться рядомъ съ ними. И миссисъ Стенденъ, надо полагать, тоже прідетъ и станетъ пялить на меня свои противные, холодные голубые глаза.

Миссисъ Стенденъ — ея первый врагъ, несправедливость которой отвела кубокъ радости и надежды отъ ея устъ. Она не была бы простой смертной, если-бы не ненавидла миссисъ Стенденъ. Но она была простой смертной и ненавидла мать своего возлюбленнаго отъ всего сердца.

Наряды оказываютъ такое чарующее дйствіе на двушку, а въ особенности на двушку, воспитанную въ деревн, что, созерцая двоихъ разряженныхъ сестеръ, Сильвія на минуту позабыла о своей красот. Она позабыла, что на ея сторон находится такое преимущество, съ которымъ не могутъ тягаться никакія ухищренія моды. Она одлась въ простое блое кисейное платье, безъ всякой отдлки, кром узенькой кружевной оборочки вокругъ горла, никакая цвтная ленточка не нарушала его непорочной близны. Она отложила въ сторону шляпу, потому что должна была цлый день оставаться на тнистомъ огород, и шляпа только бы мшала ей. Она не надла перчатокъ, такъ какъ рукамъ ея предстояло цлый день рзать какъ и намазывать хлбъ масломъ. Золотистая масса ея великолпныхъ каштановыхъ волосъ увнчивала ея голову и украшала ее лучше любой короны изъ золота и драгоцнныхъ каменьевъ, сработанной человческими руками. Она отлично умла плести свои толстыя, длинныя косы — которыя мгновенно придали бы ей сходство съ ‘Маргаритой’ Гёте, если-бы она ихъ распустила — и располагать ихъ короной надъ своимъ бломраморнымъ лбомъ, что длало ее еще выше, хотя она вообще была высокаго роста.

— Какой неуклюжей кажется эта двушка въ ея длинномъ, гладкомъ плать, сказала миссъ Тойнби миссъ Пальмеръ, докторской дочк — и при этомъ она тщеславна, какъ павлинъ, постоянно старалась привлечь на себя вниманіе. Посмотрите, какую башню она соорудила изъ своихъ волосъ.

— И которые вдобавокъ совсмъ рыжіе, возразила миссъ Пальмеръ.

— Но вс мужчины восхищаются ею. Я полагаю, что это происходить оттого, что она похожа на одну изъ этихъ противныхъ до-Рафаэлевскихъ картинъ, добавила юная лэди, не любившая очевидно искусства.

Деревенская красавица, способная зазнаваться, можетъ ложиться бревномъ поперегь дороги молодыхъ особъ въ род, миссъ Тойнби, а въ Гедингем находили, что миссъ Керью зазнаётся. Во-первыхъ, она была слишкомъ хороша для дочери деревенскаго учителя. Можно было конечно возразить, что она въ этомъ невиновата.

Но молодыя Гедингемскія лэди жаловались, что она слишкомъ носится съ своей красотой, держитъ себя, какъ лэди и привлекаетъ вниманіе мужчинъ всякими хитростями и уловками. Короче говоря, она была какъ разъ изъ тхъ молодыхъ женщинъ, которыя въ боле консервативныя времена сожигались, какъ вдьмы.

Ея преступленія этимъ не ограничивались. Въ послднее время распространились слухи, что ее видали гуляющей въ сумерки по лугамъ и полямъ съ Эдмондомъ Стенденомъ, самымъ выгоднымъ женихомъ въ Гедингем.

— Керью слдовало бы получше присматривать за дочерью, говорили мужчины. Женщины шептались и старались держаться подальше отъ миссъ Керью. Т, которыя до сихъ поръ удостаивали ее своего благосклоннаго вниманія, сразу отвернулись отъ нея: проходили мимо нея съ разсяннымъ взглядомъ, какъ будто не замчая ея присутствія.

Сильвія замтила перемну и горько улыбалась про себя… съ той горечью, которая развивается въ иныхъ натурахъ въ школ несчастія.

— Должно быть, они считаютъ, что сынъ Монкгемптонскаго банкира не можетъ жениться на мн, думала она.— Пріятно будетъ подразнить ихъ.

Сегодня, стоя у калитки огорода, она чувствовала себя совсмъ одинокой. Эдмондъ Стенденъ не могъ придти очень рано, потому что долженъ былъ сопровождать мать и миссъ Рочдель, и нельзя было разсчитывать, чтобы онъ долго оставался съ нею. Придется ограничиться взглядомъ, пожатіемъ руки, двумя-тремя словами, сказанными шепотомъ, потому что глаза свта будутъ устремлены на нихъ. Она просила его сохранить въ тайн ихъ помолвку, но съ женской непослдовательностью находила тяжелымъ, что они проведутъ сегодня другъ съ другомъ такъ мало времени. Онъ будетъ на своемъ мст среди великихъ міра сего, а она на заднемъ план, и его общество поглядитъ свысока на нее. Отецъ ея, подъ предлогомъ нездоровья, сложилъ съ себя всякое участіе въ празднеств.

— У васъ много молодежи, которая уметъ забавлять дтей, я буду только мшать, присутствіе школьнаго учителя можетъ только стснять дтей, сказалъ онъ викарію.— Пустъ Сильвія и другія двушки распоряжаются всмъ.

Такимъ образомъ, на долю Сильвіи, Мэри Питеръ, Алисы Кукъ и тхъ двицъ изъ благородныхъ, которыя удостоивали помогать имъ въ этомъ филантропическомъ дл, выпала обязанность забавлять дтей.

Юные виновники торжества явились въ настоящую минуту съ громкими криками, сопя по своему обыкновенію. Полдюжины перезрлыхъ молодыхъ лэди сопровождало ихъ, прдъ предводительствомъ викарія. Дочери его были въ числ базарныхъ продавщицъ, и такимъ образомъ освободились, какъ он выражались, отъ участія въ школьномъ торжеств.

Торжество дня началось, какъ дотомъ заявилъ репортеръ въ ‘Monkhampton Courier’, раздачей горячихъ печеній, угощенія весьма пригоднаго для такого жаркаго дня. Самовольно явившійся старикъ велъ оживленную торговлю лимонадомъ, имбирнымъ питьемъ и смородиной за предлами огорода. Покончивъ съ печеніями, дти тотчасъ же приступили въ оживленной игр въ ‘пятнашки’ и могли быть предоставлены самимъ себ.

Сильвія замтила, что лэди, пришедшія съ виваріемъ, точно также не замчали ея присутствія, какъ и другія въ послднее время…. словомъ, ясно было изъ всего, что она подъ опалою. Викарій, добрый, снисходительный человкъ, говорилъ съ ней съ обычной добротой. Сплетни не легко доходили до ушей этого доброжелательнаго человка. Она почувствовала всю оскорбительность этихъ холодныхъ, невнимательныхъ взоровъ, хотя и ненавидла покровительственное вниманіе, которымъ удостоивали ее до послдняго времени эти самые люди. Тяжко было, что люди такимъ образомъ перетолковываютъ ея поведеніе, и только потому, что отецъ ея бдный человкъ, тяжко было думать, что весь Гедингемъ считаетъ невозможнымъ, чтобы Эдмондъ Стенденъ питалъ честныя намренія относительно ея.

— Эдмондъ правъ, подумала она, эти люди должны быть извщены о нашей помолвк.

— Хватитъ ли у него мужества признать меня невстой передъ всми этими людьми? размышляла она немного спустя, когда отошла подальше отъ дтей и ихъ покровительницъ въ отдаленный уголокъ большого огорода,— въ уголокъ, гд росли сливныя деревья, такія старыя, что уже перестали давать плоды.

— Легко было храбриться вчера вечеромъ, когда мы были наедин подъ каштановымъ деревомъ, у солнце еще не закатилось, а мсяцъ не взошелъ, но неужели онъ въ самомъ дл пойдетъ противъ воли матери и откажется отъ своего состоянія ради меня и признаетъ дочь школьнаго учителя своей избранной женой передъ всмъ этимъ чваннымъ людомъ, среди котораго онъ жилъ весь свой вкъ?

Уголокъ огорода нсколько возвышался надъ лугомъ м-ра Гарпера, и Сильвія могла наблюдать за базаромъ, точно съ платформы, не рискуя быть увиднной, разв лишь случайно, тмъ кому вздумалось бы поглядть къ ту сторону, гд она стояла, обрамленная зеленью, и выглядывала изъ-за густой изгороди, сплетенной изъ дикой яблоня, дубовыхъ отводковъ и жимолости.

Она ждала нкотораго удовольствія отъ этого небольшого праздника…. Викарій далъ ей билетъ для входа на базаръ и она предполагала вмст съ Алисой Букъ и Мэри Питеръ идти въ поле, глядть на прізжихъ гостей и на выставки съ товарами, наблюдать, къ какимъ хитрымъ уловкамъ прибгали деревенскія леди, чтобы опорожнись туго набитые кошельки деревенскихъ джентльменовъ. И вотъ теперь она вмсто этого исподтишка наблюдала за этой сценой, изъ своего тнистаго уголка, не ощущая въ себ смлость смшаться съ толпой джентри, въ виду опалы, постигшей ее недавно. Она живо сознавала всю несправедливость такого отношенія и глубоко презирала весь этотъ людъ, но не могла безучастно переносить презрительные взгляды, не могла оставаться одинокой посреди этого маленькаго мірка, одинокой во всемъ цвт молодости и красоты.

— Если когда-нибудь я буду имть возможность отплатить имъ за ихъ дерзость, то отплачу сторицей, говорила она себ, глядя внизъ на улыбающихся двицъ, раскладывавшихъ свои товары ручками, обтянутыми изящными перчатками я старавшихся соблазнить за покупку дтскихъ башмачковъ или вышитыхъ табачницъ недогадливыхъ юныхъ джентльменомъ, которые расхаживали съ засунутыми въ карманы руками или держа во рту набалдашники своихъ тросточекъ.

— Но мн никогда, никогда не представится такого случая, думала она:— Что за честь выдай замужъ за человка, лишеннаго наслдства! Это звучитъ очень романично, точно какая-нибудь повсть изъ книги, но что будутъ говорить люди о моемъ муж? Я воображаю себ, какимъ насмшливымъ сожалніемъ проникнутся они къ ‘бдному Эдмонду Стендену, который женился на двушк, стоящей въ обществ гораздо ниже его и прогнвалъ свою мать’. И какъ мы будемъ жить безъ денегъ? Неужели же Эдмонду Стендену придется сдлаться деревенскимъ школьнымъ учителемъ, какъ моему отцу? Онъ говорилъ о томъ, что поступитъ въ клерки, въ город, но это, кажется, такъ же плохо. Я ничего не вижу впереди, кром нищеты… Но какъ онъ добръ и благороденъ, и какъ нжно я должна любить его.

Лицо ея смягчилось при этой мысли и кроткая улыбка показалась на мягкихъ, полныхъ губахъ. Весь характеръ ея красоты, отъ которой вяло замчательнымъ холодомъ и жесткостью, пока она размышляла о маленькомъ мір, ополчившемся на нее, вдругъ измнился, когда она подумала о своемъ возлюбленномъ. Лицо ея снова сдлалось юнымъ и невиннымъ, почти ребяческимъ, и выражало ребячески нжную доврчивость.

— Я люблю его всхъ сердцемъ, сказала она самой себ.— Одинъ звукъ его голоса, когда мы встрчаемся, посл краткой разлуки, заставляетъ меня дрожать. Слабое пожатіе его руки заставляетъ меня забывать о всемъ на свт, кром того, что я люблю его. Къ чему его мать хочетъ разлучать насъ? Никто и никогда не полюбить его такъ, какъ я, хотя онъ и добръ, и смлъ, и благороденъ, и хорошъ собой. Все это происходить оттого, что мы живемъ въ такомъ мст, какъ Гедингемъ. Потому что Эдмондъ хорошъ собой, а отецъ его былъ богатъ, Гедингемъ поклоняется ему, какъ идолу, а его мать воображаетъ, что нтъ двушки, достойной его, и не то, быть можетъ, она желаетъ выдать его замужъ за миссъ Рочдель, которую она считаетъ своей пріемной дочерью и которая богата, никогда не пропускаетъ ранней обдни и слыветъ въ Гедингем за образецъ доброты и приличія.

Красивое личико снова омрачилось при мысли объ Эсири Рочдель.

— Это было бы просто безнравственно, такъ какъ они выросли вмст, точно братъ и сестра, говорила Сильвія самой себ.— Она должна была бы чувствовать сестринскую привязанность къ нему и желать ему счастія. Но эти смиренницы всегда такія хитрыя.

Поле быстро наполнялось народомъ, экипажи подъзжали къ воротамъ, разодтая публика обмнивалась веселыми поклонами, деревенскіе джентльмены разговаривали очень громко, точно желали, чтобы весь Гедингемъ слышалъ ихъ, главы и наслдники деревенскихъ дворянскихъ фамилій глядли другъ на друга съ любопытной смсью добродушія и высокомрія.

Сильвія увидла, какъ общество Стенденовъ приближалось въ воротамъ, миссисъ Стенденъ опиралась на руку сына, Эсирь Рочдель шла по другую сторону его, но не опиралась на его руку. Мать Эдмонда была высокая женщина лтъ около пятидесяти, женщина съ красивыми лицомъ, правильными, но нсколько крупными чертами, сро-голубыми глазами и сдыми волосами, гладко причесанными надъ широкимъ, умнымъ лбомъ. Миссъ Рочдель была средняго роста, и отличалась худенькой, хрупкой фигурой, нжнымъ личикомъ, блднымъ, оливковымъ цвтомъ лица и кроткими, черными глазами, словомъ, она была изъ тхъ двушекъ, которыхъ друзья называютъ интересными, посторонніе находятъ похожими на ‘иностранку’, но никто не признаетъ хорошенькими. А между тмъ ея маленькое, блдное личико, ея большіе, кроткіе глаза, ея задумчивый ротъ не были лишены своей особенной прелести. Если въ ней и была красота, то красота того рода, которую проглядываетъ людская толпа… скрытая и тонкая прелесть, подобная той, которую любилъ воспвать Уордсуортъ.

Чья-то рука взяла Сильвію подъ руку въ то время, какъ она наблюдала за вновь прибывшими, чье-то непріятное сопнье раздалось надъ ея ухомъ.

— Я обошла весь огородъ, отыскивая тебя, сказала Мэри Питеръ.— Разв ты нейдешь гулять по полю? вдь у тебя есть билетъ для входа?

— Я не намрена имъ воспользоваться. Мн пріятне наблюдать за обществомъ отсюда. Что за удовольствіе расхаживать среди людей, которыхъ совсмъ не знаешь?

— Я не знаю человка боле измнчиваго, чмъ ты, Сильвія. Что же касается того, что это общество теб незнакомо, то вдь и я врядъ-ли знаю многихъ, за исключеніемъ разв моихъ заказчиковъ, которые врядъ-ли удостоятъ меня кивкомъ головы, хотя завтра быть можетъ прибгутъ во мн и станутъ молить, точно какую-нибудь королеву:— пожалуйста, Мэри, одолжите меня и приготовьте платье въ будущему вторнику, пожалуйста, хотя бы вамъ пришлось просидть ночь. Увряю васъ, что мн очень нужно и что я буду вамъ очень обязана. Они не помнятъ потомъ, какъ унижались передо мной, когда я встрчаю ихъ на улиц. Пойдемъ, Сильвія.

— Я не пойду. Иди одна. Ты мн здсь не нужна.

— Какая ты непріятная. Но я побуду съ тобой немного. Я думаю, теб очень скучно видть, какъ м-ръ Стенденъ гуляетъ съ своей матерью и миссъ Рочдель, и миссъ Питеръ въ припадк нжности ласково охватила рукой тонкую талію Сильвіи.

— Пожалуйста безъ объятій, вскричала дочь школьнаго учителя, отталкивая ея руку.— Мн и безъ того жарко.

— Ну, Сильвія, ты право… Но не правда ли, что миссисъ Стенденъ очень красива? Это послднее, черное шелковое платье, которое я ей шила… аршинъ стоитъ, сколько мн помнится, пятнадцать шиллинговъ, а юбка и лифъ отдланы чудными кружевами. Никто въ Гединген не носить талой шелковой матеріи и такихъ кружевъ, какъ миссисъ Стенденъ, а между тмъ она не франтитъ, но никогда не бросаетъ деньги на дрянной матеріалъ и ничего не носить, кром черныхъ шелковыхъ платьевъ. Вотъ и миссъ Рочдель, она де дурна, не правда ли? Это я сшила ей это блое кисейное платье, не правда-ли, оно очень мило?

— Да, отвчала Сильвія, переведя глаза съ мило-отдланнаго платья, съ кружевнымъ рюшемъ и розовыми лентами, на свой собственный бдный костюмъ. Она можетъ носить хорошія платья, получая пятьсотъ или шестьсотъ фунтовъ на свои карманныя издержки. Ступай туда, Мери, и веселись со всмъ этимъ людомъ. Твоя пустая болтовня только досаждаетъ мн.

— До свиданія, миссъ Керью, пока ваше расположеніе духа не улучшится, проговорила миссъ Питеръ съ достоинствомъ, и Сильвія къ ея великому удовольствію снова осталась одна въ своемъ тнистомъ уголку, подъ вковыми сливами. Весьма возможно, что Эдмондъ ускользнетъ отъ своихъ дамъ и отыщетъ ее въ ея зеленомъ убжищ, напоенномъ ароматами жимолости.

Она видла какъ маленькое общество обходило палатки. Миссисъ Стенденъ остановилась, чтобы купить что-то у дочерей викарія, и Эсирь Рочдель тоже вынула кошелекъ.

— Она хочетъ похвастаться своимъ богатствомъ, подумала Сильвія съ завистью, и увидла, что сдлка состоялась къ обоюдному удовольствію. Эдмондъ вышелъ изъ палатки, нагруженный свертками. Сильвія видла, какъ онъ поговорилъ съ матерью и затмъ вышелъ изъ воротъ, безъ сомннія затмъ, чтобы отнести свертки въ экипажъ. Воспользуется ли онъ этимъ случаемъ, чтобы пробраться въ огородъ? Онъ могъ пройти по боковой тропинк, минуя поле. Сердце Сильвіи забилось сильне, какъ и всегда при мысли о приближеніи Эдмонда.

— Не пойти ли мн въ воротамъ и не подождать ли его тамъ? спросила она себя. Нтъ, въ этомъ тихомъ уголк намъ не удобно свидться. Если онъ любитъ меня такъ сильно, какъ увряетъ, то съуметъ найти меня здсь. Мн кажется, что я нашла бы его въ чащ большого лса. Любовь служила бы мн путеводителемъ.

Любовь и привела м-ра Стендена въ уголокъ, подъ старыя сливовыя деревья. Правда и то, что огородъ м-ра Гоплинга былъ не очень обширенъ… онъ занималъ всего какихъ-нибудь пять или шесть акровъ.

Онъ подошелъ къ ней и прижалъ ее въ груди, какъ и наканун, своими сильными руками, которыя, казалось, могли охранить ее отъ всякой бды.

— Милочка, я такъ и надялся найти тебя въ какомъ-нибудь тихомъ уголку, гд намъ можно будетъ поговорить другъ съ другомъ нсколько минутъ, вдали отъ глазъ свта. Какъ ты хороша, Сильвія, сегодня..

— Въ этомъ плать? вскричала она недоврчиво, и когда вс такъ нарядно одты.

— Нарядно! Фи! Я видлъ пропасть нарядовъ, но никого не видалъ, кто могъ-бы сравниться съ моей Сильвіей. Я провелъ безсояную ночь, моя радость, думая о всемъ, о чемъ мы вчера вечеромъ толковали, но всталъ сегодня въ отличномъ расположеніи духа. Я составилъ свое ршеніе насчетъ нашей будущей жизни. Я постараюсь найти мсто въ старомъ барк… Въ банк, знаешь, моего отца. Дла его очень разрослись съ тхъ поръ, какъ компанія скупила паи моего отца. Отдленія его распространяются по всему графству. Я знаю, что имя отца будетъ служить лучшей рекомендаціей для меня въ глазахъ директоровъ, и я гораздо скоре, чмъ всякій другой, достигну повышенія. Какъ управляющій одного изъ отдленій я могу получать отъ пяти до шести сотъ фунтовъ, и мы отлично можемъ жить на эти деньги и содержатъ нашихъ дтей. Я обдумалъ все это, Сильвія, и вполн примирился съ ршеніемъ матери.

— Какъ ты добръ! сказала двушка съ оттнкомъ гнва во взгляд и въ тон, такъ исполненъ вниманія къ своей матери, какъ самый почтительный сынъ,— зная, что она намревается ограбить тебя.

— Ты не должна употреблять такихъ рзкихъ словъ, Сильвія. Тутъ не можетъ быть рчи объ ограбленіи, моя мать иметъ право распоряжаться, какъ ей угодно деньгами, оставленными въ ея распоряженіе.

— Я думаю иначе, вскричала Сильвія, вспыльчиво.— Деньги предназначались теб, отецъ отложилъ ихъ для тебя, и вотъ теперь теб приходится трудиться изъ-за куска хлба. Это просто позоръ!

— Если я прощаю своей матери, то и ты, Сильвія, должна простить ей. Иначе я подумаю, что ты больше дорожишь отцовскими деньгами, чмъ мной, возразилъ Эдмондъ серьёзно.

В первые въ его тон послышался какъ-бы упрекъ.

— Прости меня, сказала она, я люблю тебя отъ всего сердца. Я даже не боюсь бдности съ тобой.

— Мы не будемъ бдны, моя дорогая, если только это отъ меня зависитъ.

— А теперь ступай лучше къ матери и миссъ Рочдель.

— Он могутъ побыть и безъ меня нсколько времени. Поговоримъ о нашемъ будущемъ, потому что я не намренъ откладывать дла въ долгій ящикъ.

— Ты хочешь, чтобы наша свадьба состоялась въ непродолжительномъ времени, сказала она, глядя на него съ удивленіемъ,— не взирая на ршеніе твоей матери?

— Не взирая ни на что, я не боюсь идти на бой съ жизнью.

— Я рада, что мы скоро обвнчаемся, произнесла Сильвія задумчиво. Гедингемскія лэди обращаются со мной, какъ съ какой-то паріей, только потому, что насъ видали вмст.

М-ръ Стенденъ пробормоталъ что-то не очень лестное для гедингэмскихъ лэди.

— Вс немедленно должны узнать о нашей помолвк, Сильвія, произнесъ онъ посл этого краткаго восклицанія. Моя мать знаетъ о ней, и вс должны узнать. Я сегодня же переговорю съ твоимъ отцемъ.

— Я боюсь, что онъ будетъ такъ же противъ нашего брака, какъ и миссисъ Стенденъ.

— Но отчего же? спросилъ Эдмондъ, удивленный. Неужели же Эдмондъ Стенденъ, хотя бы даже и безъ состоянія, не выгодная партія для дочери деревенскаго школьнаго учителя?

— Потому что положеніе твое измнилось, отвчала Сильвія.— Мой отецъ столько страдалъ отъ бдности, что онъ больше боится ее, чмъ ты, Эдмондъ, и питаетъ смутныя надежды на то, что я сдлаю то, что онъ зоветъ выгодной партіей.

— То-есть, онъ разсчитываетъ, что ты выйдешь замужъ за богатаго человка?

— Кажется.

— Мн трудно врить, чтобы отецъ могъ продать свою дочь тому, кто дастъ за нее больше.

— Дло не такъ худо, какъ ты полагаешь. Папа думаетъ только, что я должна выдти за человка съ опредленными средствами къ жизни. Но мы можемъ не говорить ему, что миссисъ Стенденъ намрена лишить тебя наслдства, прибавила она, съ свтлымъ взглядомъ.

Сокрытіе истины никогда не тревожило совсти Сильвіи.

— Какъ? просить у него твоей руки съ лживыми общаніями. Мн непріятно, что ты считаешь меня способнымъ на такую вещь, Сильвія.

— Разв это такъ дурно? Ну, длай, вамъ хочешь, только я знаю, что если папа узнаетъ всю истину, то станетъ сопротивляться нашему браку изо всхъ силъ.

— Я могу вынести его сопротивленіе, если ты будешь мн врна. Мы не обязаны приносить въ жертву свое благополучіе его предразсудкахъ, но мы обязаны высказать ему всю истину. Мы уже и безъ того слишкомъ долго таили нашу тайну отъ него.

— Когда такъ, скажи ему, отвчала Сильвія, со вздохомъ.— Я должна буду, какъ съумю, перенести его воркотню и жалобы.

— Теб не придется долго выносить ихъ, Сильвія. Я велю огласить въ церкви нашу помолвку въ будущее воскресенье. Ты совершеннолтняя, мы можемъ обвнчаться посл церковнаго оглашенія.

— Я рада этому, отвчала двушка,— весь Гедингемъ услышитъ, какъ будутъ оглашаться наши имена. Эдмондъ Стенденъ, холостой изъ здшняго прихода и Сильвія Керью, двица, тоже изъ здшняго прихода. Мн кажется, что гедингемскія лэди не усидятъ на мст и будутъ порываться помшать оглашенію. А твоя мать? легко ли ей будетъ слушать, какъ будутъ оглашать наши имена въ теченіе трехъ недль.

— Моя мать ршилась противиться самому дорогому желанію моего сердца и не можетъ жаловаться, если это ршеніе доставитъ ей нкоторое страданіе, произнесъ Эдмондъ Стенденъ, съ ршительнымъ взглядомъ, хорошо знакомымъ Сильвіи.— Я принимаю кару, какую ей угодно было назначить мн, но не согласенъ жертвовать счастіемъ моей будущей жизни. Я былъ послушнымъ сыномъ до послдней минуты, но теперь наступилъ такой моментъ, когда покорность равнялась бы глупости. Каждый человкъ вправ выбирать самъ себ жену, такъ какъ отъ этого выбора зависитъ счастіе всей его жизни. Еслибы даже выборъ его былъ ошибочный, то пусть въ этой ошибк будетъ виноватъ онъ, а не кто другой.

Молодой человкъ говорилъ такъ, какъ еслибы обсуждалъ вопросъ, который уже давно поршилъ для самого себя. Двушка внимательно слушала его и глядла на него съ нжнымъ восхищеніемъ. Да, вотъ человкъ, котораго стоило любятъ! Человкъ, который съуметъ, если нужно, воевать за нее съ цлымъ свтомъ, врный щитъ противъ бды, гранитъ, на который можно опереться въ день несчастія. Никогда до настоящей минуты Сильвія такъ мъ не гордилась.

— Ты очень друженъ съ матерью? спросила она.

— Я надюсь, что исполнилъ свой сыновній долгъ. Мы крупно поговорили въ прошлый разъ, эти вещи не легко забываются. Но я никогда не буду непочтителенъ къ матери. Я постараюсь доказать ей, что люблю и уважаю ее, хотя и поступлю въ настоящемъ дл противъ ея воли.

— А она добра съ тобой?

— Добре, чмъ прежде, если только можно. Но между нами пробжала черная кошка, и я знаю, что она несчастлива. Но мы должны предоставить все времени. Она проститъ со временемъ, когда ближе познакомится съ тобой.

— Этого никогда не будетъ. Она предубждена противъ меня. Я прочла это на ея лиц. Но не будемъ говорятъ объ этомъ, Эдмондъ. что мн за дло до всего этого, если ты меня любишь? Скажи мн, какъ отнеслась къ нашей помолвк миссъ Рочдель. Такъ, ли она разсердилась, какъ и твоя мать?

Лицо м-ра Стендена смягчилось, когда Сильвія упомянула о миссъ Рочдель.

— Эсирь Рочдель! повторилъ онъ съ полу-безпечной нжностью, которая развивается въ тсномъ кругу мирнаго домашняго очага,— о! это милйшая двушка въ мір, и послднею стала бы порицать то, отъ чего зависитъ мое счастіе. Я не думаю, чтобы она знала о нашей помолвк. Я не говорилъ ей о ней и полагаю, что мать также объ этомъ умолчала. Ты не должна ожидать непріятностей отъ Эсири. Я умренъ, что она будетъ теб другомъ и врнымъ другомъ.

Сильвія поглядла съ сомнніемъ, во ничего не сказала.

— А теперь, я долженъ бжать къ нимъ, сказалъ Эдмондъ, поглядвъ на часы.

Онъ пробылъ съ ней четверть часа, вмсто предполагаемыхъ пяти минуть. Какъ тихо протекли минуты, которыя онъ провелъ въ этомъ спокойномъ уголку, осненномъ поросшими мохомъ сливовыми деревьями! Неужели вся жизнь его протечетъ точно также, въ мечтательномъ блаженств, столь сладкомъ, что заставитъ сомнваться въ его дйствительости. Нтъ! ему придется трудиться, его ждетъ тяжелая борьба съ судьбой. Домашній очагъ и любов будутъ подобны очарованному острову, къ которому онъ будетъ направлять свой челнъ, посл солнечнаго заката, по бурнымъ волнамъ житейскаго моря, моря труда и борьбы… къ благословенной гавани, укрывающей отъ бурь жизни.

— Такъ скоро, Эдмондъ! произнесла двушка безутшно.

— Радость моя, я остался дольше, чмъ намревался. Maтушку скоро утомитъ этотъ людный лугъ и это яркое солнце. Я долженъ отвезти ее домой.

— Ты можешь вернуться посл этого и поглядть, какъ дти будутъ пить чай.

— Я бы желалъ этого отъ всего сердца. Но Тойнби должны обдать у насъ въ шесть часовъ. Мн придется часа два просидть за столомъ… какъ разъ лучшую часть вечера… и длать видъ, что я очень доволенъ своей судьбой. До свиданія.

Итакъ они разстались съ поцлуемъ, и Сильвія осталась весьма недовольною судьбой, казавшейся неумолимой. Она надялась, что Эдмондъ поможетъ ей напоить дтей чаемъ.

ГЛАВА IV.
Жмурки.

Сильвія поспшно покинула свой уголокъ, утонясь наблюдать за маленькими группами народа, которыя, встрчаясь другъ съ другомъ, останавливались, пожимали взаимно руки и бесдовали другъ съ другомъ въ теченіе пяти минутъ и больше, съ такимъ жаромъ, какъ будто испытывали нжнйшую преданность другъ въ другу, и затмъ расходились, чтобы съ такимъ же энтузіазмомъ пожимать руки другимъ группамъ. Обозрвая vol d’oiseau картину, которую представлялъ Гедингемскій школьный базаръ, наблюдатель невольно приходилъ къ заключенію, что образованное общество страдаетъ пустотой. Люди постоянно улыбались и казалось необыкновенно рады были видть другъ друга, а между тмъ Сильвія замтила, какъ иные изъ этихъ восторженныхъ господь звали, когда на нихъ никто не глядлъ.

Она вернулась въ ту часть огорода, гд дти играли въ жмурки. Они стали умолять ее присоединиться къ нимъ, и самъ викарій, игравшій роль церемоніймейстера, настаивалъ на этомъ, такъ что ей нельзя было отказаться. Она неохотно согласилась принять участіе въ игр и вскор затмъ была поймана однимъ изъ мальчиковъ, который провелъ своими грубыми руками по ея лицу и голов, сжалъ съ тріумфомъ въ своихъ кулакахъ ея золотистая косы и заоралъ, что онъ поймалъ — миссъ Керью.

Посл этого, Сильвіи завяэали платкомъ глаза и посл нелпыхъ вопросовъ о дом ея отца, ласковая рука викарія повертла ее на мст и ей было предложено ловить, кого она хочетъ. ‘Она играетъ не особенно охотно, лукаво замчали перезрлыя молодыя лэди другъ другу. Такія невинныя развлеченія не имютъ цны въ глазахъ Сильвіи Керью, говорили он, когда въ нихъ не участвуютъ молодые джентльмены, которые могли бы восхищаться ею’.

Въ самомъ дл, Сильвія скользила нсколько безпечно между искривленными яблонями и вишневыми деревьями, больше опасаясь какъ бы не оцарапать своего лица объ ихъ кривыя сучья, чмъ стремясь поймать кого-либо изъ участниковъ игры. Время отъ времени она протягивала впередъ руки и пыталась подглядть изъ-подъ носового платка, и съ этой цлью подымала голову, но викарій завязалъ платокъ вполн основательно. Само правосудіе было не боле слпо, чмъ Сильвія Керью.

Вдругъ мальчики и двочки присмирли. Каждый неврный шагъ Сильвіи не вызывалъ больше прежнихъ криковъ и воплей. Ей показалось, что она слышитъ чьи-то незнакомые голоса… голоса кавалеровъ, разговаривавшихъ неподалеку отъ нея, среди нихъ выдлялся одинъ голосъ, въ которомъ звучали тихія томныя ноты. Этотъ голосъ былъ для нея совершенно незнакомъ и отличался отъ гедингемскихъ голосовъ, по отсутствію въ немъ той добродушной звучности, которая отличала голоса мстныхъ обывателей.

Сильвія двигалась медленно и неохотно, неоднократно ударяясь головой о кривые сучья, за которыя цплялись ея волосы, но ничего не могла поймать руками, кром перепутанныхъ втвей, которыя попадались ей на каждомъ шагу. Она начинала чувствовать большое утомленіе и нетерпливо ждала приглашенія приготовлять чай… или какого-нибудь перерыва, который бы освободилъ ее отъ ненавистной игры… какъ вдругъ кто-то угодилъ какъ-разъ въ ея объятія.

Она поспшно ухватилась за свою добычу и ее тотчасъ же привтствовало громкое ура! къ которому присоединялся и голосъ викарія, точно она сдлала необыкновенную вещь, поймавъ это лицо. То не былъ ни мальчикъ, ни двочка, принадлежащіе къ приходской школ. Ея любопытные пальцы ощупали не накрахмаленное ситцевое платье, не плисовую куртку, но тончайшее, мягчайшее сукно и бархатный воротникъ сюртука, очевидно’ принадлежавшаго джентльмену.

Неужели то былъ Эдмондъ Стенденъ? Ея первая мысль была о немъ, ея тонкіе пальчики съ дрожью поглаживали сюртукъ, за который ухватились. Нтъ, это былъ кто-то вовсе не такой высокій и плечистый, какъ Эдмондъ. Она подняла руку и дотронулась до непокрытой головы. Мягкіе шелковистые волосы были прямы и жидки, а не густы и курчавы, какъ у Эдмонда.

— Я не знаю, кто это такой, сказала она безпомощно, разочаровавшись отъ открытія, что это не Эдмондъ Стенденъ, хотя посл того, что онъ сказалъ, она не имла никакого основанія ожидать, чтобы это былъ онъ. Но любовь и разсудокъ не всегда идутъ рука объ руку.

— Когда такъ, то вы должны заплатить фантъ, закричалъ пронзительный голосъ смлаго, большого мальчишки изъ разряда тхъ, которыхъ ничмъ не запугаешь.

— А какого рода этотъ фантъ? спросилъ голосъ плнника… тотъ самый низкій, томный голосъ, который Сильвія слышала нсколько минуть раньше.

— Поцлуй! заоралъ бдовый мальчишка.

— Когда такъ, то я осмливаюсь воспользоваться своей привилегіей, сказалъ джентльменъ, и усатый ротъ слегка коснулся губъ Сильвіи. То было почтительное привтствіе вжливаго рыцаря.

Ласковая рука развязала повязку, и Сильвія увидла себя посреди огорода, лицомъ къ лицу съ пожилымъ джентльменомъ, викарій, мальчики и двочки и перезрлыя молодыя лэди — вс. глядли на нихъ.

Джентльменъ былъ незнакомецъ, человкъ лтъ около пятидесяти или шестидесяти, быть можетъ скоре шестидесяти, чмъ пятидесяти, человкъ съ такой изящной осанкой и наружностью, какая была совсмъ нова для Сильвіи, человкъ съ длиннымъ овальнымъ лицомъ и той правильностью чертъ, которая какъ будто носить отпечатокъ высокаго рожденія, лицо, напоминавшее портретъ Карла I или, лучше сказать, лицо въ этомъ же род, но только постарше, съ мягкими, серебристыми, сдоватыми волосами, раздленными на высокомъ, узкомъ лб и съ длинными усами, ниспадавшими надъ тонкими губами. Глаза были голубые и ласково глядли на Сильвію,— нтъ, боле чмъ ласково, съ восхищеніемъ. Этотъ восхищенный взглядъ заставилъ покраснть хорошенькое личико двушки, Ей было пріятно, что маленькій гедингемскій мірокъ видитъ, какъ ею восхищается этотъ незнакомый господинъ, повидимому, знатнаго происхожденія.

— Честно захвачены въ плнъ, сэръ Обри, не такъ ли? проговорилъ викарій, смясь.

Сильвія слегка вздрогнула и поглядла на незнакомца своими великолпными карими глазами, которые околдовали Эдмонда Отендена… глазами, которые были настолько красивы, что покоряли даже холодныхъ критиковъ, хулившихъ дочь школьнаго учителя. Она поглядла на пожилого джентльмена съ нескрываемымъ удивленіемъ. Итакъ, это былъ сэръ Обри Перріамъ, егь присутствіе произвело волненіе на огород, вызвало оживленность въ манерахъ викарія и его свиты старыхъ двъ и почтительную тишину въ сред ребятъ, которые стояли широкимъ полукругомъ, глазли во вс глаза и сопли сильне, чмъ когда-либо.

— Честно захвачены въ плнъ! повторилъ викарій, довольный тмъ, что важный землевладлецъ такъ снисходительно принимаетъ участіе въ сельскихъ забавахъ. Это обстоятельство, безъ сомннія, поведетъ къ щедрой подписк на школьный фондъ.

— Честно захваченъ, не спорю, сказалъ сэръ Обри мягкимъ тономъ и, склонившись съ рыцарскимъ видомъ передъ Сильвіей, поцловалъ маленькую ручку, безпомощно повисшую вдоль тла. Эта старомодная галантность наполнила ее чувствомъ новаго тріумфа. Она желала, чтобы миссисъ Стенденъ видла, какое вниманіе оказываетъ ей сэръ Обри.

— Идемъ теперь за столъ, проговорилъ викарій, живо! Пора пить чай.

Не слдовало терять больше драгоцннаго времени въ созерцаніи маленькой группы, образовавшей центръ круга: Сильвію, краснющую и съ опущенными глазами, но съ довольнымъ выраженіемъ въ карихъ глазахъ, полузакрытыхъ длинными рсницами и улыбающимися губами, сэра Обри, глядящаго на нее съ свтскимъ, рыцарскимъ восхищеніемъ,— об эти фигуры представляли изящную картину на освщенномъ солнцемъ заднемъ фон огорода. Все это было весьма прилично и пріятно: важный джентльменъ, любующійся сельской красавицей и т. д., но мистеръ Ванкортъ, викарій, чувствовалъ, что всякое дальнйшее промедленіе этой сцены будетъ идти въ разрзъ съ его духовнымъ саномъ. Онъ громко хлопнулъ въ ладоши, какъ бы желая разсять неуловимые чары, разлитые въ воздух, кликнулъ своихъ почитательницъ и съ такимъ громомъ принялся разставлять чашки и блюдечки, что могъ разбудитъ боле упорнаго мечтатели, чмъ сэръ Обри Перріамъ.

Сильвія приступила къ своимъ обязанностямъ, боле довольная жизнью вообще, чмъ полчаса тому назадъ. Сэръ Обри Перріамъ восхищался ею, и ея маленькій мірокъ былъ свидтелемъ его восхищенія. Это было ножемъ въ сердце тмъ высокомрнымъ христіанкамъ, которыя безжалостно унижали ее за нсколько минутъ передъ тмъ. Мэри Питеръ и Алиса Букъ были также свидтельницами ея кроткаго тріумфа, и хотя она считала этихъ подругъ своего дтства несравненно ниже себя, но ей пріятно было одержать побду на ихъ главахъ. Она весело гремла чашками и блюдечками, разставляя ихъ вдоль узкаго стола, покрытаго блестящей скатертью. Она весело длала тартинки съ масломъ, хотя этому длу казалось и не предвидлось конца.

— Вы напоминаете мн героиню одного извстнаго романа, проговорилъ тихій голосъ надъ самымъ ея ухомъ. Она подняла голову и внезапно покраснла. Сильвія вообще легко краснла, одного слова или взгляда было достаточно, чтобы вызвать краску на ея нжныхъ щечкахъ.

То былъ сэръ Обри, прогуливавшійся между столами, вмст съ мистеромъ Ванкортомъ. Онъ обошелъ базаръ, истратилъ нсколько золотыхъ въ одной изъ палатокъ и пришелъ на огородъ за пять минутъ до того, какъ его поймала Сильвія. Быть можетъ, онъ самъ пошелъ на встрчу плну, когда увидлъ блую фигуру, направлявшуюся къ нему съ протянутыми руками.

Попавъ на огородъ, сэръ Обри, повидимому, предпочиталъ его сельскія приманки обольщеніямъ прекрасныхъ продавщицъ на близлежащемъ пол.

— Солнце такъ печетъ на пол, что это свыше моихъ силъ, сказалъ онъ, чтобы извинить свое предпочтеніе. Здсь же эти красивыя, старыя деревья даютъ такую пріятную тнь, а дернъ такъ мягокъ. Мн бы хотлось посмотрть, какъ молодежь пьетъ чай.

Виварій шепнулъ что-то одной изъ своихъ врныхъ приближенныхъ, и черезъ пять минутъ, какъ бы по мановенію волшебнаго жезла, комфортабельное садовое кресло было поставлено у одного изъ столовъ для сэра Обри Перріама. Оно было привезено изъ приходскаго дома, въ предчувствіи этой минуты. Мистеръ Ванкортъ ршилъ, что если сэръ Обри выказываетъ дружеское расположеніе къ школ, то ничто не должно охлаждать его рвенія.

Сэръ Обри опустился на садовое кресло съ довольнымъ видомъ и снисходительно глядлъ, какъ угощали голодныхъ ребятишекъ. Сильвія и другія лэди проходили мимо него съ нагруженными подносами и надляли съдобнымъ жадныхъ школьниковъ. Груды ломтей кэка, печенья, тартинокъ съ масломъ уплетались этими юными обжорами. Сильвіи было много дла. То она стояла у одного стола, разливая чай, уже заправленный сахаромъ и сливками — такъ какъ личные вкусы врядъ ли могли приниматься во вниманіе въ такой толп гостей — изъ большого благо кувшина, то переходила къ другому столу, гд нарзывала свжіе ломти кэка. Угощеніе было обильное, но и аппетиты были его достойны.

Сэръ Обри съ очевиднымъ интересомъ наблюдалъ за всей процедурой, но т изъ женскихъ друзей викарія, которымъ было время наблюдать за нимъ, замчали, что глаза его слдили за каждымъ движеніемъ Сильвіи Керью. Если она исчезала у него изъ глазъ на нкоторое время, то взглядъ его становился безпокоенъ и оживлялся только тогда, когда она снова появлялась. Вслдствіе чего гедингемскія лэди поршили, что онъ безнравственный пожилой джентльменъ. Он не уважали никого изъ тхъ, кто восхищался Сильвіей Керью.

Быть очарованнымъ этой видной красавицей считалось признакомъ мелкаго ума. Эдмонда Стендена осудили на погибель съ того самаго дня, когда впервые увидли его гуляющимъ съ Сильвіей Керью. А теперь, глядите, сэръ Обри Перріамъ готовъ пойти по той же опасной дорог, сэръ Обри Перріамъ, передъ которымъ преклонялся весь Гедингемъ, какъ передъ сюзереномъ, ибо разв весь Гедингемъ, за исключеніемъ немногихъ акровъ земли, не принадлежалъ ему, столько же, сколько тотъ батистовый платокъ, отъ котораго распространялось благоуханіе въ лтнемъ воздух?

Неоднократно Сильвія встрчала взглядъ этихъ мягкихъ, степенныхъ глазъ. То былъ взглядъ, который заставилъ ее съ любопытствомъ задать себ вопросъ: что могло случиться, если бы она не любила и не была любима Эдмондомъ Стенденомъ?

ГЛАВА V.
Какъ это все случилось.

Декановъ домъ, который принадлежалъ въ теченіе послднихъ двадцати лтъ Стенденамъ, лежалъ въ полу-мил отъ Гедингема, и земля, окружавшая его, принадлежала къ другому приходу, хотя Стендены всегда считались Гедингемскими прихожанами. У нихъ была своя скамья въ Гедингемской церкви, и они участвовали во всхъ благотворительныхъ подпискахъ Гедингема, словомъ, признавались гедингемцами за своихъ.

Домъ, построенный въ эпоху Георга I, былъ великъ и массивенъ, краснаго цвта и внушительнаго вида. Но, несмотря на примсь желтаго кирпича къ красному и каменной отдлке, нарушавшей монотонность краснаго цвта, домъ все-таки оставался краснымъ и представлялся съ одного изъ холмовъ, возвышавшихся по об его стороны — такъ какъ эта часть Англіи вся въ холмахъ и долинахъ — краснымъ пятномъ на темно-зеленомъ фон.

Въ дом было три ряда оконъ, по семи въ каждомъ этаж, въ центр было три окна и по бокамъ по флигелю. Верхній рядъ оконъ былъ украшенъ краснымъ карнизомъ и каменнымъ фронтономъ,— который придавалъ нкоторое величіе степенному солидному зданію и свидтельствовалъ о честолюбивомъ дух богатаго декана, который построилъ домъ… посадилъ три кедра, оснявшихъ своими темными втвями, и развелъ большой гладкій лугъ, ведшій къ двумъ длиннымъ, полукруглымъ аллеямъ, которыя оканчивались площадкой, украшенной по четыремъ угламъ кипарисами въ форм обелисковъ и бесдкой посредин въ голландскомъ стил.

Декановъ домъ не былъ опоясанъ аристократическимъ паркомъ, какъ, напримръ, Перріамсвій замокъ, мрачныя стны котораго человческій глазъ лишь смутно различалъ вдали, и который былъ одинокъ и недоступенъ, какъ замокъ волшебника. Декановъ домъ выходилъ своимъ фасадомъ на большую дорогу и былъ доступенъ взорамъ публики сквозь красивыя желзныя ажурныя ворота. Вымощенная дорожка вела черезъ передній садъ, гд ослпительный блескъ большихъ красныхъ гераній въ большихъ зеленыхъ кадкахъ былъ почти непріятенъ для глазъ въ жаркій лтній день. Никто и никогда не видалъ желтаго листочка на этихъ гераняхъ, посл восьми часовъ утра. Вообще нужно было спозаранку подняться съ постели, чтобы усмотрть слды небрежности или безпорядка въ садахъ деканова дома. Два старыхъ садовника пріучены были къ сверхестественной бдительности, а если какой-нибудь увядшій листъ или поблекшій цвтокъ ускользалъ отъ ихъ взоровъ, то неизбжно попадалъ подъ большія садовыя ножницы, которыми вооружалась миссисъ Стенденъ во время своей ежедневной прогулки, которую она совершала неизмнно и во всякую погоду.

Вымощенная дорожка оканчивалась нсколькими каменными ступенями, на верху которыхъ полу-стеклянная дверь вела въ сни. Это была просторная комната, служившая на половину снями, на половину билліардной или лтней пріемной. Изъ нея открывался прекрасный видъ на цвтникъ и полукруглую аллею, съ голландской бесдкой на конц. Лужайка съ кедрами была на другомъ конц дома, и на нее выходили пять высокихъ оконъ гостиной. Деканъ постарался, чтобы домъ былъ пріятенъ для глазъ, съ какой бы стороны на него ни поглядли. Здсь не было некрасивыхъ пристроекъ. Даже тотъ флигель, гд помщалась кухня, былъ красивымъ зданіемъ и выходилъ на обширный дворъ, напротивъ конюшенъ, длиннаго, низкаго зданія, въ томъ же стил, какъ и домъ.

Билліардъ былъ святыней, оставшейся посл покойнаго м-ра Стендена. Сама миссисъ Стенденъ ни за что не согласилась бы купить такого рода вещь, хотя бы для обожаемаго и единственнаго сына. Въ самомъ дл, она не могла вполн разстаться съ мыслью, что гршно играть на билліард. Но у лучшихъ людей бываютъ свои слабости, и м-ръ Стенденъ, банкиръ, любилъ билліардъ. Его преждевременная смерть — онъ умеръ пятидесяти пяти лтъ и ровно черезъ семь лтъ посл того, какъ женился,— сдлала билліардъ священнымъ. Его вдова ни за что не ршилась бы разстаться съ чмъ-нибудь, что ему принадлежало, или даже удалить билліардъ въ пустой каретный сарай. Такимъ образомъ, билліардъ остался на своемъ мст, и Эдмондъ Стенденъ игралъ на немъ, подъ той самой карсельской лампой, какая зажигалась при его отц. Онъ хотлъ, было научить играть въ билліардъ Эсирь Рочдель, чтобы всегда имть подъ рукой партера, но противъ этого мать его возстала съ неумолимой строгостью. Играть на билліард для мужчины еще куда ни шло, если онъ пользовался этимъ развлеченіемъ съ умренностью. Но для женщины…! Миссисъ Стенденъ могла закончить фразу только дрожью отвращенія. Эсирь покорилась, какъ она всегда покорялась своей пріемной матери. Но въ душ она питала нжную склонность къ игр на билліард.

Убранство въ декановомъ дом было подобно геранямъ въ партер и цвтамъ въ. цвтник. Пыль была вещью незнакомой, сломаный стулъ, царапина на полированныхъ стнахъ или буфет никогда не представлялись взорамъ постителя. Мебель была старомодною, не будучи античной. Она принадлежала къ тому періоду всеобщаго безвкусія, которое царило въ начал ныншняго столтія, когда вс умы были поглощены страстными войнами, а искусства и художество во всей Европ находились въ усыпленіи — примромъ чему служитъ мебель временъ первой французской имперіи. Дйствительно, дремота искусства кажется была такъ же продолжительна, какъ волшебный сонъ спящей красавицы, пока его не пробудило возрожденіе готическаго стиля. Мебель миссисъ Стенденъ, которою она нсколько гордилась, была чрезвычайно безобразна. Она вся состояла изъ квадратовъ или параллелограммовъ. Во всемъ дом врядъ-ли можно было увидать хотя одну изящную линію во вкус Гогарта. Темный колоритъ стараго краснаго и розоваго дерева всюду господствовалъ, кое-гд перебиваемый аляповатыми бляхами мдной рзьбы на шифоньерк, или мдными ручками у ящиковъ комода. Кровати вс были съ чудовищными балдахинами, съ ниспадающими тяжеловсными занавсями изъ сукна или зеленаго штофа, за которыми человкъ могъ бы окончить жизнь свою, какъ въ пустын, скрытый отъ взоровъ всего свта.

Обширная гостинная, сорока футъ длины, была вся уставлена en suite тяжелыми столами, шифоньерами, диванами изъ розоваго дерева, выстроенными вдоль стнъ, съ квадратными спинками и локотниками, носившими на себ общій отпечатокъ жесткости. Чистые, но полинялые ситцевые чехлы скрывали великолпіе красной обивки, появлявшейся на свтъ божій только въ торжественныхъ случаяхъ. Красныя занавси длинными прямыми складками обрамляли пять высокихъ оконъ. Никакое произведеніе искусства не нарушало монотонности обоевъ, блыхъ съ золотомъ, нсколько пострадавшихъ отъ времени,— но должно бытъ, настолько дорогихъ, что они предназначались служить два вка. Въ длинномъ зеркал надъ каминомъ отражались пустыя стны и кусочекъ сада, виднвшійся изъ противуположнаго окна, а въ двухъ низенькихъ зеркальцахъ надъ шифоньерками двоились прямые ряды китайскихъ чашекъ съ блюдцами, кубки украшенные драконами, и бутылевидныя вазы. Столы изъ розоваго дерева были покрыты такими старинными бездлушками, какія сохраняются лишь у дамъ, обитательницъ старыхъ деревенскихъ домовъ. Продолговатая книга съ картинами ‘Красавицы Тёнбриджъ-Уэсъ’ — была перевязана выцвтшими голубыми лентами, кипсэкъ, 35 года, открывался самъ собою на поэм, подписанной буквами L. E. L., корзина для вязанія, произведенія Тёнбриджа, чернильница изъ Дербиширскаго шпата, прессъ-папье изъ серпентина — драгоцнныя воспоминанія свадебной поздки м-ра и м-съ Стенденъ, вышитый по атласу бюваръ, шелки котораго выцвли до блднйшаго розоваго оттнка и едва замтнаго сраго цвта, индійскія шахматы, подарокъ щедраго англо-индійскаго родственника, которымъ обладаетъ почти каждое почтенное семейство.

Несмотря на все безобразіе и неуклюжесть мебели, эта комната была красива и даже привлекательна. Просторъ и свтъ много тому способствовали, деканъ же не пожаллъ денегъ на рзьбу. Нижняя часть двойныхъ дверей была изъ прочнаго краснаго дерева, верхняя же — украшена, гирляндами изъ плодовъ и цвтовъ, нарисованныхъ художникомъ не безъ таланта. Карнизъ комнаты самъ по себ представлялъ произведеніе искусства. Гостинная м-съ Стенденъ была лтомъ очень прохладна, зимой въ мру тепла, а изъ ея длинныхъ оконъ открывался видъ на мягкую лужайку, отненную благороднйшими деревьями. Выросши въ такомъ дом, какъ декановъ домъ, м-ръ Стенденъ врядъ-ли могъ отрицать, что судьба забросила его въ пріятный уголокъ. Однакожъ, природа человческая настолько превратна, что бывали минуты, когда безукоризненное приличіе, неизмнный порядокъ въ дом становились невыносимы для молодого человка, когда онъ чувствовалъ, безъ сомннія подъ вліяніемъ какого-нибудь дьявольскаго навожденія, непреодолимое влеченіе къ мене совершенному домоводству, даже готовъ былъ хлебнутъ глотокъ изъ жгучей чаши скитальческой жизни.

Прислуга вся была давнишняя, воспитанная самою м-съ Стенденъ, прожившая у нея около двадцати лтъ, знавшая ‘вс ея привычки’ и за которую можно было положиться, что она всегда въ точности выполнитъ свои обязанности. Никакихъ предварительныхъ стычекъ не происходило, когда м-съ Стенденъ ожидала гостей. Самые большіе званые обды не производили ни малйшаго смущенія въ этомъ образцовомъ хозяйств. Буфетчица знала наизусть каждую полку въ обширныхъ шкафахъ съ фарфоромъ, гд старинный Уоргтерскій столовый сервизъ, блестящій пурпуромъ и золотомъ, и дессертный сервизъ, произведеніе придворной фабрики Дерби, были разставлены какъ на выставк. Она умла выбирать лучшій граненый хрусталь, въ точности знала вкусы своей госпожи, такъ что м-съ Стенденъ приходилось хлопотать не больше, чмъ любой герцогин со штатомъ въ пятьдесятъ человкъ прислуги.

Спокойствіе такой жизни можетъ вполн удовлетворить пожилыхъ людей, но молодость способна возмущаться такимъ невозмутимымъ блаженствомъ, и бывали минуты, когда Эдмондъ Стенденъ ощущалъ, что это однообразное прозябаніе свыше его силъ. Четыре года, проведенные имъ на континент, сначала студентомъ германскихъ университетовъ, а затмъ туристомъ, посщавшимъ замчательнйшіе города всего свта, гд для богатыхъ людей представляется такое обширное поприще для изученія искусствъ и изящества, были единственной перемной въ его жизни. Даже теперь, достигнувъ зрлыхъ лтъ, онъ не могъ подавить вздоха при воспоминаніи о своей студенческой жизни, о тхъ неугомонныхъ, буйныхъ товарищахъ студентахъ, въ обществ которыхъ такъ быстро пролетали долгія ночи въ винныхъ погребкахъ Гейдельберга. Онъ вспоминалъ о каникулярныхъ странствованіяхъ по Шварцвальду, и о различныхъ развлеченіяхъ заграничной жизни, о которыхъ м-съ Стенденъ не имла ни малйшаго понятія. Имлъ ли онъ право быть недовольнымъ своей жизнью, когда мать такъ нжно его любила, когда она исполняла малйшія желанія и фантазіи его, когда серьезно-благородное лицо ея озарялось радостью при его появленіи, а ея спокойный голосъ всегда нжно привтствовалъ его въ какой бы часъ онъ ни вернулся домой? Онъ самъ не разъ повторялъ себ, что не иметъ никакого права желать иной, боле широкой жизни, чмъ та, которую велъ въ декановомъ дом, и что его единственная обязанность — быть добрымъ сыномъ.

Но такъ было до той злополучной минуты, когда онъ влюбился въ Сильвію Керью. Въ одинъ ясный апрльскій воскресный день, блуждая по Гедингему, онъ очутился за полчаса до начала вечерней службы на старомъ тнистомъ кладбищ, гд поколнія усопшихъ Стенденовъ заявляли о своей респектабельности надгробными памятниками, доступными среднему сословію. Стендены вошли въ силу и славу въ Гедингем весьма недавно. Всего какихъ-нибудь два поколнія назадъ они были фермерами или торговцами. Ддъ Эдмонда положилъ основаніе тому банкирскому дому, который прославилъ имя Стенденовъ. Эдмондъ блуждалъ по кладбищу въ этотъ воскресный полуденный часъ, санъ не зная, какъ убить время. Онъ скитался по окрестностямъ въ нсколько бродяжническомъ настроеніи духа, по окончаніи обдни, между тмъ какъ долженъ былъ бы присутствовать при холодномъ завтрак, или раннемъ обд, которымъ отличался въ декановомъ дом отъ прочихъ дней въ недли день субботній. Въ это утро онъ почувствовалъ, что обычная трапеза, до приторности сходная со всми предыдущими субботними трапезами, была бы пыткой, вывести которую онъ не былъ въ состояніи. Поэтому онъ пошелъ бродить по тропинкамъ, окаймленнымъ душистымъ боярышникомъ, по лугамъ, и вдоль темной рчки, кишвшей форелями, вперяя взоръ свой въ глубину водъ, жаля что сегодня не будни, и онъ не захватилъ съ собою удочки. Эти долгіе часы, проведенные въ такомъ общенія съ природой, показались ему несравненно пріятне возсданія за безукоризненно сервированнымъ столомъ своей матери, гд ему пришлось бы вести обычную воскресную бесду — бесду спеціально приспособленную для этого дня, какъ казалось Эдмонду Стенденъ,— уставясь глазами въ хрустальные графины и кувшины съ водой, слегка позвывая въ долгіе промежутки молчанія.

— Я былъ бы очень доволенъ, еслибъ жизнь наша не такъ неизмнно распредлялась по часамъ, подумалъ онъ, неохотно поднимаясь съ дерновой скамьи, устроенной на берегу рыбной рчки, гд онъ растянувшись вкушалъ упоительный отдыхъ.— Право, иной разъ, когда мать начнетъ свою проповдь на тему пунктуальности, я чувствую, что въ душ у меня шевелится проклятіе изобртателю часовъ. Какъ хорошо должно быть живется дикарямъ, у нихъ не назначено времени, когда вставать, или ложиться спать, когда обдать или одваться, вчная, нескончаемая свобода, и обширные двственные лса для жилища. Онъ вспомнилъ, при этомъ, что назначено опредленное время для вечерней службы, и что онъ обязанъ при ней присутствовать. Онъ находилъ извинительнымъ, что предпочелъ эту сельскую прогулку домашнему обду, но зналъ, что не встртитъ снисхожденія, если не явится къ вечерней служб.

Боясь опоздать, онъ такъ ускорилъ шагъ, что очутился на старомъ кладбищ за полчаса до назначеннаго срока. Маленькая боковая дверь была отперта, и онъ заглянулъ въ церковь. Мирная срая, древняя готическая церковь, съ ея варварски выбленными стнами, съ догнивающими остатками дубовой рзной перегородки, поврежденныя колонны съ полинялыми гербами, приткнутыми въ капителямъ, низкая галлерея и неуклюжій органъ, все это въ соединеніи съ манящей прохладой и благодтельной тнью придавали храму самый привлекательный видъ.

Шумъ звонкихъ голосовъ привлекъ его вниманіе къ этой двери. Заглянувъ въ нее, онъ увидалъ въ одномъ изъ боковыхъ придловъ толпу дтей и двушку съ книгою въ рук, которая, прислонясь къ скамь, спрашивала урокъ изъ катехизиса.

То была Сильвія Керью. Красивое, правильное лицо привело его въ такой неописанный восторгъ, какого онъ до этой минуты не испытывалъ передъ женской красотой. Какъ одна картина среди громадной галлереи привлекаетъ къ себ блуждающій взоръ и приковываетъ его посл того, какъ онъ полусознательно удивлялся пяти тысячамъ другихъ картинъ, какъ одна мелодія изъ цлой запутанной оперы выдляется и воспламеняетъ душу слушателя, такъ и Сильвія приковала его вниманіе.

У него не было никакого предлога войти въ церковь, онъ могъ только стоять подъ маленькой аркой и смотрть на нее, съ восторгомъ, почти съ умиленіемъ, словно одинъ изъ мраморныхъ ангеловъ, украшавшихъ гробницу госпожи Сибиллы Перріамъ, помщенную близъ алтаря, ожилъ и предсталъ предъ нимъ. Между тмъ какъ онъ стоялъ погруженный въ созерцаніи этой великолпной картины, молодая двушка подняла глаза, и взоры ихъ встртились, и этотъ первый взглядъ былъ какъ бы безсознательнымъ предвстникомъ ихъ судьбы. Двушка вспыхнула и потомъ улыбнулась, ободренный этой дружественной улыбкой, Эдмондъ Стендень переступилъ черезъ порогъ.

Урокъ катехизиса кончился. Ученики миссъ Керью путались въ отвтахъ на извстныя всему міру вопросы, больше, чмъ это обыкновенно случается съ деревенскими школьниками, потому что, надо сознаться, что классъ миссъ Керью въ воскресной школ сильно отсталъ отъ другихъ классовъ, причина этого, оправдывалась Сильвія, заключалась въ томъ, что учительницы другихъ классовъ были барышни, преподававшія для собственнаго удовольствія, и гордившіяся своими учительскими успхами, между тмъ какъ она обучала этихъ несносныхъ ребятишекъ только по обязанности.

— Мн кажется, что ученики ваши нсколько разслабли въ эту жару, сказалъ м-ръ Стендень, не зная съ чего начать.

— Они всегда одинаково глупы и несносны, отвчала Сильвія съ презрительнымъ движеніемъ своей прелестной головки. Я не думаю, чтобъ погода имла на нихъ какое-либо вліяніе… Мэри Жанъ Гаррисъ, прошу васъ стоять на полу, а не на моихъ ногахъ… Я привела ихъ сюда потому, что въ школ негд повернуться, она биткомъ набита дтьми и преподавателями.

— Кажется, одна знакомая мн молодая двушка учитъ въ вашей воскресной школ.

— Ихъ тутъ много учитъ, отвчала равнодушно Сильвія, но я сомнваюсь, чтобы ихъ преподаваніе шло въ прокъ.

— Молодая двушка, о которой я говорю, миссъ Рочдель, сказалъ Эдмондъ, сознавая, что онъ съумлъ. довольно ловко отрекомендоваться незнакомк. Онъ не сомнвался въ томъ, что она лэди, даже въ гедингемскомъ значеніи этого слова. Онъ не видлъ отпечатка бдности въ этомъ тщательно заштопанномъ бломъ плать, которое такъ шло къ ней. Онъ только сознавалъ, что она прелестне всхъ существующихъ женщинъ, когда-либо имъ виднныхъ, она вызывала въ немъ воспоминанія изъ міра картинъ, скоре чмъ изъ міра простыхъ смертныхъ.

— Мн случалось говорить съ миссъ Рочдель, сказала Сильвія, но я не довольно близко съ нею знакома, и прежде чмъ Эдмондъ Стенденъ могъ вставить еще словечко, она, скромно пожелавъ ему добраго вечера, ушла съ своимъ маленькимъ стадомъ, она исчезла изъ его глазъ, какъ призракъ чистой красоты, съ золотистыми волосами и ясными карими глазами. Такъ началась та любовь, которую миссъ Стенденъ съ горечью называла увлеченіемъ Эдмонда. Еще до окончанія этого дня онъ открылъ, что его несравненная красавица,— дочь приходскаго школьнаго учителя. Но это открытіе не оказало ни малйшаго вліянія на быстрое развитіе его пагубной страсти. До истеченія недли онъ понялъ, что безъ ума влюбленъ въ Сильвію Керью, небо и земля приняли въ его глазахъ иной видъ, и отнын, быть съ нею, означало быть вполн счастливымъ.

Страсть эта совершенно отвлекла его отъ скучной среды, въ которой вращалась его респектабельная ежедневная жизнь. Безупречный механизмъ домашняго обихода въ декановомъ дом сталъ для него невыносимъ. Онъ не могъ доле выносить длинныхъ лтнихъ вечеровъ и, какъ въ былое время, съ скромнымъ и довольнымъ видомъ шагать взадъ и впередъ по гладкой песчаной дорожк, или коротко выстриженной лужайк, наблюдая за геранями, пеларгоніями, или прелестными розами и терпливо выжидая, пока мать его сржетъ тамъ листокъ, тутъ неправильно развитый цвтовъ. Сильвія Керью совсмъ овладла его головой и сердцемъ, онъ только и думалъ, что о предстоящемъ свиданіи съ нею, вспоминалъ ея послднія слова, трепетное прикосновеніе ея ручки, нжный взоръ ея божественныхъ очей.

Случай, который онъ называлъ удачей — благопріятствовалъ ему. Имъ часто удавалось встрчаться, прежде чмъ Гедингемъ узналъ объ ихъ любви. Въ одинъ прекрасный іюньскій вечеръ, не заботясь о своей будущности, не думая объ огорченіи, какое могъ онъ причинить своимъ выборомъ обожавшей матери, онъ предложилъ Сильвіи Керью свою руку.

Какой иной отвтъ могла дать двушка, кром радостнаго — ‘да!’ Его голосъ первый пробудилъ нжность въ ея сердц, а сельская молва научила смотрть на него, какъ на самаго завиднаго жениха въ Гедингем.

ГЛАВА VI.
Разговоръ между миссисъ Стенденъ и ея сыномъ.

Въ половин десятаго гости оставили декановъ домъ, проведя восхитительный вечеръ, какъ о томъ съ увлеченіемъ заявили об миссъ Тойнби. Этотъ вечеръ былъ— какъ дв капли воды похожъ на вс восхитительныя вечеринки въ Гедингем. Сначала былъ поданъ хорошій обдъ, не имвшій ничего общаго съ тми баснословными пирами, какими могли угощать своихъ гостей Геліогабадъ или регентъ Филиппъ Орлеанскій. Такіе пиры были немыслимы въ Гедингем, гд всякій зналъ, какими особенными талантами обладала сосдняя кухарка, и заране отгадывалъ содержимое каждаго серебрянаго блюда, до снятія съ него крышки. Посл обда въ сумеркахъ дамы побродили по саду, любуясь грунтовыми растеніями, даже постили теплицы, несмотря на рискъ, которому подвергались ихъ свжіе туалеты, между тмъ какъ мужская компанія, Эдмондъ Стенденъ, м-ръ Тойнби и м-ръ Гольмсъ, приходскій священникъ, разсуждали о политик, провтривая довольно консервативныя мннія, и запивая ихъ клеретомъ и кофе. Потомъ вс опять сошлись въ большую, прохладную гостинную, гд ихъ угостили чаемъ и музыкой, причемъ они съ благодушной улыбкой изъявляли свое одобреніе пснямъ и мазуркамъ, которыя имъ не впервые приходилось выслушивать съ послднихъ святокъ, наконецъ, разошлись, въ восхищеніи другъ отъ друга и отъ такой жизни, въ которой яркими точками выдляются подобныя дружескія пирушки.

Если существуютъ удобныя минуты для семейныхъ ссоръ, то, конечно, таковыми можно считать т свободные полчаса, которые наступаютъ вслдъ за званымъ обдомъ. Гости разъхались, общественная маска, хотя подъ-часъ безсознательно надваемая, спадаетъ. Чувства, подавляемыя въ промежутк искусственнаго воодушевленія, вступаютъ въ свои права съ большей силой. Мы накладываемъ тяжелые запоры на тотъ темный уголокъ нашей души, въ которомъ гнздится наше горе, но страсти разбиваютъ вс оковы, какъ только сдерживающее вліяніе общества устраняется.

Эсирь Рочдэль, извиняясь усталостью, простилась съ своей пріемной матерью тотчасъ по удаленіи гостей.— ‘Доброй ночи, тетушка’, сказала она, ‘надюсь, что вы также скоро пойдете спать, вы такъ блдны и измучены, мн кажется, сегодняшняя жара слишкомъ утомила васъ.’

Издавна было заведено, чтобъ Эсирь называла свою благодтельницу ‘тетушкой’. Во всемъ ршительно м-съ Стенденъ заступила мсто матери для сиротки, но она не могла выноситъ, чтобы кто-нибудь, кром ея собственныхъ дтей, называлъ ее матерью. Несмотря на всю ея любовь къ замужней дочери, нашедшей себ новыя связи и новый очагъ, только голосъ Эдмонда придавалъ этому священному имени особенную прелесть. Въ глубин ея сердца Эдмондъ былъ какъ-бы ея единственнымъ дтищемъ. Ни за что въ свт она не призналась бы въ этомъ чувств, возставая вообще противъ всякой сентиментальности: однакожъ, именно это чувство руководило ею въ былые дни, когда она учила маленькую сиротку изъ Индіи называть ее ‘тетушкой’.

— Солнце дйствительно ныньче очень пекло, но не меня утомило, сказала м-съ Стенденъ, невольно взглянувъ на сына.

— Что же васъ такъ обезпокоило сегодня, кром жары, матушка? спросилъ Эдмондъ, когда Эсирь вышла изъ комнаты.

Онъ не въ силахъ былъ доле сдерживать свое душевное волненіе. Скучный, длинный вечеръ, казавшійся еще безконечне вдали отъ Сильвіи, прозаическое переливаніе изъ пустого въ порожнее м-ра Тойнби и священника, привели его въ раздраженіе. Онъ чувствовалъ, что ссора съ кмъ бы то ни было, будь то даже съ матерью, облегчитъ его. Никакой нжности не звучало въ этомъ священномъ имени, когда его уста произносили его въ тотъ вечеръ.

— Я страдала за тебя, Эдмондъ, отвчала и-съ Стенденъ, съ печалью во взор.

— Я не вижу причины, почему вы безпокоитесь о мн, матушка, холодно оказалъ молодой человкъ.— Я всегда былъ покорнымъ для васъ сыномъ.

— Такимъ ты былъ, дйствительно, отвчала мать, украдкой нжно поглядвъ на своего любимца, въ нетерпніи шагавшаго взадъ и впередъ по комнат.

— И впередъ буду такимъ. Если же я не смогу покориться, то по крайней мр буду знать, какъ подчиняться обстоятельствамъ. Изъ-за чего же вамъ-то тревожиться, матушка? Вы приняли твердое ршеніе, и я готовъ ему подчиниться. Мы можемъ все-таки оставаться друзьями.

— Нтъ, наши отношенія не т, что были прежде — мы другъ для друга не то, чмъ были мсяцъ тому назадъ.

— Пожалуй, есть маленькая разница въ обоюдномъ настроеніи, отвчалъ Эдмондъ съ горькой усмшкой: не такъ-то легко человку привыкать въ мысли, что его родная мать хочетъ лишить его наслдства. Я не говорю о перемн его матеріальнаго положенія. Это бездлица. Но ему приходится свыкаться съ мыслью, что нжно-любимая имъ мать можетъ такъ жестоко поступить съ нимъ.

— А ты думаешь, Эдмондъ, мн легко жестоко поступать съ тобой?

— Если бы вамъ было тяжело, едва-ли, вы бы такъ поступили.

— Я поступаю такъ для твоего же блага, Эдмондъ. Такъ какъ я не могу повліять на тебя моей любовью, то я должна употребить власть, предоставленную мн послдней волей твоего отца. Я сдлаю все, что могу, чтобъ помшать этому несчастному браку.

— Этого вы никогда не сдлаете. Вы можете повергнуть меня въ нищету, но не можете отнять любимой женщины. Никто, кром судьбы, не разлучитъ меня съ нею.

— Итакъ, ты ршился жениться на Сильвіи Керью? спросила мать, съ отчаяніемъ.

Она никакъ не могла поврить, чтобъ боготворимой ею сынъ могъ упорствовать въ своемъ ршеніи, вопреки ея вол. Она со слезами убждала его, она готова была броситься передъ нимъ на колни, будь у нея малйшая надежда на успхъ.

— Я вамъ сказалъ объ этомъ еще третьяго дня, отвчалъ онъ сурово.

— Да. Но могло же какое-нибудь благодтельное вліяніе смягчить твое сердце съ тхъ поръ?

— Я не чувствую жестокости въ своемъ сердц. Я только твердо ршился жениться на женщин, которую могу искренно любить. Неужели это не въ порядк вещей, чтобъ человкъ самъ выбралъ себ жену? Мн кажется, матушка, что вы иногда забываете, что я уже взрослый. Вы все еще воображаете, что я тотъ малый ребенокъ, котораго нужно было, ограждать отъ опасности свалиться съ лстницы, запирая дверь изъ дтской, какъ это длалось лтъ двадцать тому назадъ.

— Я бы не ршилась вмшаться въ твой выборъ, еслибъ онъ былъ разумнымъ, обдуманнымъ результатомъ трезваго разсудка — привязанность, испытанная временемъ, но, видть, что ты ршился жениться на двушк, съ которой познакомился лишь въ ма мсяц, и про которую положительно ничего не знаешь, кром того, что у нея хорошенькое личико…

— И того, что это — единственное личико для меня во всей вселенной, что я любимъ ею, и самъ люблю ее. Таково начало, середина и конецъ всякой любовной псни, матушка. Ничего вы въ ней не измните, ничего не прибавите, ничего не убавите. Ни одинъ бракъ по любви, со временъ Париса и Елены, не имлъ боле пространной исторіи. Слушая ваши разсужденія о трезвомъ разсудк и раціональныхъ привязанностяхъ, можно вообразитъ, что вы сами, матушка, никогда не были влюблены.

Эта стрла попала въ цль. М-съ Стенденъ тоже пережила свою мечту о чистой любви за семь лтъ до замужства съ солиднымъ банкиромъ, наступившаго уже въ зрлый періодъ двадцати-шести лтъ. Она любила и была любима, и принесла въ жертву на алтарь семейныхъ соображеній сладчайшія надежды своего двичьяго сердца. Не лишнимъ было бы воздвигать въ зал каждаго дома небольшой каменный жертвенникъ, какъ символъ того незримаго алтаря, на которомъ постоянно подвергаются закланію такое множество нжныхъ чувствъ, приносимыхъ въ жертву неумолимому домашнему богу, Нужд!

М-съ Стенденъ не хотла открывать Эдмонду, что и на ея долю выпало не мало страданій. Это было бы неделикатно по отношенію къ ея благородному супругу, который такъ искренно любилъ и уважалъ ее. Но она подошла къ сыну, нжно взяла его за руку, и сказала:

— Я тоже знаю, Эдмондъ, что такое страдать и обмануться въ ожиданіяхъ, но знаю также, что затмъ приходитъ сознаніе, что эта неудача повела къ спасенію.

— Я нисколько не желаю такого сомнительнаго благополучія, сказалъ нетерпливо Эдмондъ, къ тому же я, матушка, не вижу пользы обсуждать этотъ вопросъ. Я всегда останусь преданнымъ сыномъ. Ничто не измнить моей привязанности къ вамъ. Но я не измню и намренія жениться на любимой мною двушк.

Заявивъ категорически о своемъ ршеніи съ видомъ полнйшаго спокойствія, м-ръ Стенденъ почувствовалъ, что тотъ бурный демонъ, который терзалъ его въ теченіе всего вечера, снова взволновалъ вс его страсти, и онъ сердито воскликнулъ:

— Право, я не понимаю, какія могутъ быть у васъ существенныя причины противиться этому браку. Какое имемъ мы право ставить себя на ряду съ древними фамиліями графства?

— Съ моей стороны, по крайней мр, мы имемъ право гордиться хорошимъ происхожденіемъ, сказала м-съ Стенденъ съ достоинствомъ. Фамилія Боссини одна изъ древнйшихъ въ восточной Англіи.

М-съ Стенденъ была урожденная миссъ Боссини. Подъ развалинами поросшаго плющемъ склепа на кладбищ покойся прахъ ея предковъ. Уорстерскій обденный сервизъ и дербійскій дессертный она получила въ наслдство отъ Боссини.

— Точно такъ же, какъ фамиліи Капильстоновъ и Трелони, я полагаю, возразилъ презрительно Эдмондъ.— Но если дло вашло объ именахъ, то имя Керью нисколько не хуже.

— Очень хорошее имя для тхъ, кто его носитъ, но я бы желала узнать, какое право на него иметъ приходскій школьный учитель.

— Какъ! вамъ никогда не случалось слышать, чтобъ джентльменъ попадалъ въ стсненныя обстоятельства?

— Очень рдкій джентльменъ согласится вести такую темную жизнь, какъ м-ръ Керью, не имя особенныхъ причинъ довольствоваться такой безвстностью, отвчала м-съ Стенденъ.

— Вы полны предразсудковъ, матушка, воскликнулъ Эдмондъ, зашагавъ еще быстре.

— Это не предразсудки, Эдмондъ, но инстинктъ. Поврь предчувсгвію матери въ подобномъ случа. Если это вопросъ жизни и смерти для тебя, то вдь и для меня также. Погубивъ свое счастіе, ты погубишь и мое. Я изучила эту двочку съ тхъ поръ, какъ я узнала, что ты увлекся ею.

— Въ продолжительный періодъ трехъ или четырехъ недль! возразилъ сынъ, съ пренебреженіемъ.

— Достаточный для меня, чтобъ увидать многое. Я разспрашивала людей, знающихъ Сильвію Керью. Я была въ школ раза три или четыре, чтобы наблюдать за ней собственными глазами.

— Ея характеръ не выставленъ на показъ въ стеклянной коробк, какъ брелоки за витриной ювелира, замтилъ сынъ.

— Для меня она достаточна ясна и я вижу ее насквозь, проникаю въ самые сокровенные тайники ея души, отвчала м-съ Стенденъ.— Пустота, надменность, тщеславіе — вотъ отличительныя свойства ея характера, какъ мн говорили, и то, что я видла, вполн подтверждаетъ это мнніе.

— Я удивляюсь, какъ вы можете унижать себя, выслушивая презрнныя деревенскія сплетни, злостныя нареканія женщинъ, завидующихъ красот моей Сильвіи.

— Я говорила съ лицами, чуждыми зависти. М-съ Ванкортъ коротко знаетъ миссъ Керью, и ея мнніе крайне осторожное,— потому что она слишкомъ добрая женщина, чтобъ осуждать легкомысленно,— совпадаетъ съ моимъ собственнымъ инстинктомъ. Эта двочка не стоитъ жертвы, которую ты хочешь принести ради нея.

— Жертвы? повторилъ Эдмондъ.— Будь я императоромъ, я бы гордился побдой надъ ней.

— Еслибъ тутъ дло шло только о нарушеніи свтскихъ приличій, или о разниц въ вашемъ общественномъ положеніи, я бы не стала прекословить теб, сказала мать, стараясь примириться съ обожаемымъ сыномъ, чувствуя, какъ широко зіяла пропасть, открывшаяся между ними. Я бы даже умолчала о таинственности, окружающей жизнь м-ра Керью, несообразность его положенія бросается въ глаза каждому. Если бы только она то сама была хорошей двушкой.

— Какъ вы можете говорить, что она нехорошая двушка? вскрикнулъ Эдмондъ, и долго-сдерживаемое пламя прорвалось, наконецъ, наружу. Какъ смете вы судить ее,— вы, которые руководитесь въ жизни Евангеліемъ?

Это было не въ бровь, а прямо въ глазъ.

Чмъ можетъ женщина объяснить тотъ смутный страхъ, внушаемый предчувствіемъ, которое она называетъ инстинктомъ?

— Я желаю, чтобъ ты былъ счастливъ, Эдмондъ, грустно проговорила мать.

— Я могу быть счастливъ только въ одномъ случа,— если я женюсь на единственной женщин, которую полюбилъ.

— Разв ты можешь отвчать за свое сердце? Вдь ты недавно еще былъ мальчишкой.

— Хорошо вамъ, матушка, считать меня мальчишкой, но предоставьте мн право въ двадцать-четыре года считать себя взрослымъ мужчиной.

— И ты готовъ стать лицомъ въ лицу съ нищетой, ради этой двочки?

— Я согласенъ отказаться отъ наслдства.

— Какъ Исавъ, сказала мать съ горечью.

— Если хотите, какъ Исавъ. Впослдствіи дла Исава пошли не совсмъ дурно, у него были свои стада, равно какъ у его боле ловкаго брата. Нтъ, матушка, я не страшусь нищеты, я буду работать изъ-за куска хлба, какъ многіе лучшіе люди длали это до меня. Я надюсь на успхъ, съ Божьей помощью и любовью моей молодой жены.— Въ голос его внезапно зазвучала нжность.— Я съ упованіемъ предвижу тотъ день, когда вы примиритесь съ моимъ выборомъ, и скажете мн: ‘Да, Эдмондъ, преданное сердце самый врный совтникъ!’ — Взглядъ честныхъ глазъ молодого человка, взглядъ полный любви, нжность, звучавшая въ его голос, глубоко тронули мать.

Обыкновенно сдержанная въ проявленіи своихъ ощущеній, она не выдержала въ этотъ вечеръ, и положивъ голову на плечо сына, громко зарыдала.

— Сынъ мой, произнесла она, на видъ я поступаю съ тобою жестоко, между тмъ, какъ люблю тебя боле всего на свт.

— Ахъ, вы!— неразумная мать, весело сказалъ Эдмондъ,— всякое чувство горечи исчезло при вид слезъ матери,— неужели вы думали, что кто-нибудь, или что-нибудь можетъ измнить нашу привязанность? Могли ли вы допустить мысль, что пустой, денежный вопросъ разъединитъ насъ? Неужели я меньше люблю васъ, потому что настаиваю на собственномъ выбор жены? Узкое должно быть сердце у человка, если оно не можетъ совмстить любовь въ жен съ любовью матери.

— Дорогой сынъ! промолвила м-съ Стенденъ.— Тотъ, кто управляетъ міромъ, видитъ въ сердц моемъ, что никакое эгоистическое чувство не руководитъ мною относительно тебя. Не личное предубжденіе, не материнская ревность побуждаютъ меня противиться этому браку. Но ты уже на него ршился — мн нечего боле говорить объ этомъ. Пусть исчезнетъ всякая горечь между нами. Мн ничего боле не остается, какъ молиться о твоемъ счастіи.

М-съ Стенденъ, отыгравъ своего козырнаго туза, бросила карты. Она думала, что положивъ на всы утрату отцовскаго наслдства и исполненіе собственнаго каприза, Эдмондъ поколеблется купить свою мечту такой дорогой цной. Она увидала его твердую ршимость, непоколебимую въ виду даже такой громадной жертвы, она увидала, что онъ готовъ отказаться отъ наслдства такъ легко, какъ если бы дло шло объ одной изъ серебряныхъ табакерокъ покойнаго банкира, этой святыни, хранимой подъ стекляннымъ колпакомъ на одной изъ шифоньерокъ. Она увидала, что тактика ея потерпла полное фіаско. Она вовсе и не располагала лишать Эдмонда наслдства, принадлежащаго ежу по праву и обогатить дочь въ ущербъ сыну. Она только пыталась стать между Эдмондомъ и его страстью, которая, какъ ей подсказывалъ врный инстинктъ материнской любви, должна была погубить его.

ГЛАВА VII.
Сны на яву.

Посл разговора съ матерью, начатаго въ раздраженіи и окончившагося взаимнымъ примиреніемъ, Эдмондъ Стенденъ ощутилъ, наконецъ, душевный миръ, котораго уже такъ давно лишился. По крайней мр они вполн поняли другъ друга, я Эдмонда радовало сознаніе, что избравъ свою собственную дорогу, онъ могъ не расходиться съ нжно-любимой матерью. Онъ охотно мечталъ теперь, что устроивъ свою новую жизнь въ Монкгемптон, въ нсколькихъ лишь миляхъ отъ деканова дома, сможетъ во всякое время видться съ матерью. Она не будетъ чувствовать своего одиночества. Онъ же будетъ нжно о ней заботиться, и постарается доказать ей на каждомъ шагу, что не смотря на то, что онъ послушался влеченія собственнаго сердца онъ тмъ не мене остался ея преданнымъ сыномъ.

Онъ не спшилъ ложиться спать, хотя пробило уже полночь, когда онъ простился съ м-съ Стенденъ у дверей ея комнаты, это былъ необыкновенно поздній часъ въ декановомъ дом. Луна ярко свтила сквозь высокія окна его спальни.

Онъ поднялъ шторы и мягкій свтъ широко разлился по комнат, по которой онъ принялся шагать въ раздумья, но уже безъ всякой горечи въ мысляхъ. Да, онъ примиритъ свои обязанности къ матери съ чувствомъ всепоглощающей любви. Не было надобности разрывать со старой привязанностью въ виду новыхъ узъ. А со временемъ, когда м-съ Стенденъ примирится съ совершившимся фактомъ, она врно смягчится въ отношеніи Сильвіи. Ей не захочется стать преградой къ дружескимъ отношеніямъ двухъ домовъ, и она не исключить изъ семейнаго круга жену своего сына.

‘Время все сглаживаетъ’, разсуждалъ онъ самъ съ собой.— ‘Впослдствіи он даже могутъ полюбить другъ друга. Въ случа же, если моя ненаглядная подаритъ меня ребенкомъ, то эти новыя узы еще тсне свяжутъ всхъ насъ. Нтъ, я не страшусь будущаго, что же касается бдности…’

Эдмондъ Стенденъ, никогда въ жизни не испытавшій нужды, безпечно улыбнулся при этой мысли и не докончилъ даже фразы.

Онъ набрасывалъ планы своей будущей жизни также тщательно, какъ бы какой-нибудь изящный архитектурный планъ загородной виллы. Безъ всякаго сомннія, онъ получитъ мсто въ банкирской контор съ годовымъ жалованьемъ, ну, хоть въ 250 фунтовъ для начала.

Они съ Сильвіей могутъ отлично устроиться съ двумястами пятидесятые фунтами. Они найдутъ себ прелестный домикъ, полу-коттеджъ, полу-виллу, въ окрестностяхъ города, на Брумфильдской гор, напримръ, съ извилистой дорожкой, съ которой черезъ лса и луга открывался бы видъ на устье Уэксье, гд она сливается съ моремъ. Жить они будутъ очень тихо, съ тмъ скромнымъ изяществомъ, которое Эдмондъ, ничего не смыслившій въ домоводств, воображалъ вполн совмстимымъ съ годовымъ доходомъ въ двсти-пятьдесятъ фунтовъ. Принимать гостей будутъ они очень рдко, такъ какъ имъ всего пріятне будетъ быть вдвоемъ. Они станутъ жить лишь другъ для друга, и тратить деньги только на себя. У Эдмонда уже положено начало порядочной библіотеки, изъ книгъ избранныхъ имъ самимъ и купленныхъ на собственныя карманныя деньги. Онъ будетъ и впередъ заниматься пріятнымъ дломъ составленія библіотеки. Доходы его, конечно, ему позволятъ. А какіе прелестные вечера будутъ они проводить вмст, по окончаніи дневной работы. Лтніе вечера будутъ они видть въ своемъ садик, разливающемъ вокругъ благоуханіе цвтовъ, и гд будетъ по-крайней мр одно старое дерево, широко раскидывающее свою тнь: садъ же будетъ расположенъ на склон той крутой горы, съ которой имъ можно будетъ любоваться, какъ пурпурное солнце погружается въ прохладную лазурь моря. Въ зимніе же вечера, скрывшись за ставнями отъ всего вншняго міра, пріютятся они у своего веселаго очага, и переговорятъ обо всемъ на свт, подъ тихій ропотъ отдаленныхъ волнъ этого вчно-бушующаго моря.

Какъ пріятно ему будетъ читать вслухъ молодой жен, которая будетъ сидть за работой. Она, разумется, любитъ рукодлія. Вс нжныя, домовитыя женщины охотницы до нихъ. Онъ могъ вызвать въ своемъ воображеніи образъ ея прелестнаго личика, наклоненнаго съ пристальнымъ взглядомъ надъ рабочихъ ящикомъ, эмблемой доброй семьянинки. Онъ представлялъ себ, какъ ея нетронутый молодой умъ разовьется подъ его вліяніемъ. Безъ сомннія, въ двадцать-четыре года, онъ считалъ себя вполн зрлымъ на то, чтобы руководить и воспитать ее. Недостатки ея образованія, пріобртеннаго ею по большей части самоучкой и придававшаго ей вншній лоскъ образованности, будутъ пополненіи его заботливыми и раціональными стараніями. Онъ самъ образуетъ умъ жены своей, запечатлвъ на его чистыхъ страницахъ изреченія древнихъ мудрецовъ, мечтанія геніальныхъ поэтовъ, онъ сдлаетъ ее своимъ товарищемъ, своимъ двойникомъ.

Какія сладкія мечты! Онъ взглянулъ на садъ, залитый луннымъ свтомъ. На ровной, гладкой лужайк ложились черныя тни старыхъ деревьевъ, словно отражаясь на гладкой поверхности тихаго пруда. Онъ разсянно взглянулъ на эту знакомую, спокойную картину, и съ радостнымъ замираніемъ сердца подумалъ о другомъ жилищ, которое будетъ лучше уже потому, что онъ поселится въ немъ вмст съ Сильвіей.

— Завтра, тотчасъ посл завтрака, я съзжу въ Монкгемптонъ, чтобъ повидаться съ директоромъ банка, сказалъ онъ себ, а вечеромъ побываю у м-ра Керью. Теперь все разъяснилось для меня, и пусть весь Гедингемъ узнаетъ, что я женюсь на Сильвія Керью. И, совершенно довольный своими планами, м-ръ Стенденъ легъ спать.

— Между прочимъ, хотлось бы мн знать, знаетъ-ли Эсирь Рочдель о моемъ сватовств, подумалъ онъ, засыпая.

Какъ прекрасенъ казался міръ Эдмонду Стендену, когда на слдующее утро онъ сошелъ внизъ, чтобъ присоединиться въ общей молитв, предшествовавшей первому завтраку, подаваемому въ восемь часовъ, въ декановомъ долг. Филёнчатая столовая, темныя дубовыя панели которой были раскрашены блой краской какимъ-то удалымъ вандаломъ, представляла въ это ясное, солнечное утро, чрезвычайно уютный видъ. Тщательно сервированный столъ, накрытый блоснжною скатертью, съ вазою цвтовъ посередин и стариннымъ серебрянымъ самоваромъ, возбуждалъ аппетитъ. Буфетъ, съ своимъ резервомъ ветчины и холоднаго филея, дополнялъ картину. Отворявшіяся до полу окна длали изъ цвтника какъ-бы часть этой комнаты. Птички распвали свои привтственные утренніе гимны солнцу и земли. Лтній туманъ легкою дымкой носился еще надъ росистою травой.

Эсирь Рочдель была одна въ комнат, когда вошелъ въ нее Эдмондъ. Она стояла у одного изъ открытыхъ оконъ, задумчиво глядя въ садъ тмъ неподвижнымъ взглядомъ, который ничего не видитъ, и была погружена въ свои думы. Тмъ не мене, она привтствовала Эдмонда дружеской улыбкой, когда онъ, здороваясь, пожалъ ей руку. До поздки его въ Германію они попросту цловались, здороваясь по утрамъ и вечерамъ. Но по возвращеніи изъ путешествія м-ръ Стенденъ не обрлъ уже поцлуя на устахъ своей пріемной сестры, хотя встрча была изъ самыхъ задушевныхъ, и онъ безсознательно почувствовалъ, что пора этихъ ребяческихъ привтствій миновала.

Эсирь была моложе его пятью годами, но казалась еще моложе, такъ тонка и стройна была вся ея фигура, такая юность дышала въ ея тонкихъ чертахъ, въ невинномъ выраженіи ея смуглаго овальнаго личика.

То было одно изъ тхъ лицъ, отличительная прелесть которыхъ заключается въ нжности, спокойной, задумчивой, подъ-часъ даже до меланхоліи. Въ миссъ Рочдель незнакомецъ никогда бы не заподозрилъ двушку съ независимымъ состояніемъ. Дйствительно, ея обращеніе было такое скромное, вс ея мысли такъ не самоувренны, что ее часто принимали за особу, облагодтельствованную м-съ Стенденъ.— ‘Какъ это хорошо со стороны м-съ Стенденъ держать у себя эту бдняжку миссъ Рочдель’, говаривали добрые люди, и не врили своимъ ушамъ, когда узнавали что у этой ‘бдняжки’ есть несомннный доходъ въ шестьсотъ фунтовъ стерлинговъ въ годъ.

Однакожъ, не слдуетъ предполагать, что миссъ Рочдель была изъ числа тхъ застнчивыхъ и глуповатыхъ двушекъ, которыя не умютъ рта раскрыть въ присутствіи своихъ знакомыхъ. Подъ этой спокойной и кроткой наружностью билось сердце, способное на геройскіе подвиги, ея высокій лобъ указывалъ на умъ, могущій возвыситься до высокихъ помысловъ. Въ девятнадцать лтъ у Эсирь Рочдель было свое собственное мнніе о людяхъ и книгахъ. Она перечла и передумала уже очень многое, благодаря мирной жизни въ декановомъ дом, представлявшей большой просторъ для занятій, равно какъ и для всякихъ самоотверженныхъ поступковъ. Миссъ Рочдель была правой рукой м-ра Ванкортъ въ отношеніи бдныхъ, и длала одна гораздо боле, чмъ вс три его дочери вмст, хотя едва-ли имя ея было извстно въ Доркасскомъ клуб, или фигурировало на какомъ-либо подписномъ лист. Ея лвая рука никогда не вдала о томъ, что удляла бднымъ ея правая изъ ея значительныхъ доходовъ.

— Какой у васъ радостный видъ сегодня, Эдмондъ, сказала она, пока они стояли у окна въ ожиданіи прихода м-съ Стенденъ и звона колокола, каждое утро созывавшаго аккуратную прислугу въ тотъ моментъ, когда на часахъ било восемь. Часы въ зал не успвали пробить восемь, какъ уже раздавался пронзительный звонъ колокола.— Мрачный взглядъ, который я такъ часто замчала за послднее время, разсялся безслдно.

— Моя милая Эсирь, радостно отвтилъ Эдмондъ,— при моемъ характер, секреты просто невыносимы, а я за послднее время именно находился подъ тяжелымъ гнетомъ глубокой тайны.

— Вы, Эдмондъ, воскликнула Эсирь, съ недоврчивымъ взглядомъ,— я никогда не предполагала чтобъ какая-нибудь тайна могла найти доступъ въ декановъ домъ. Даже сама прислуга сообщаетъ тетушк или мн все, что съ нею случается.— А у васъ есть секретъ? неужели же у васъ есть какая-либо тайна отъ матери?

— Для моей матери это не было тайной за эти послдніе три дня. Я ей обо всемъ разсказалъ во вторникъ.

— Неужели это было причиной ея печали? третьяго дня она плакала въ своей комнат, и вчера тоже передъ тмъ, чтобъ одваться для вызда. Я видла слды слезъ на лиц ея оба раза. О, Эдмондъ, что могли вы сдлать такого, чтобъ такъ сильно огорчить ее? Случилось ли это еще въ Германіи? Если вся тревога вышла изъ-за денегъ, то не забудьте, что мои средства къ вашимъ услугамъ.

У нея было смутное понятіе о томъ, что Германія наводнена игроками, и что Эдмондъ могъ сдлаться жертвой этихъ кровопійцъ.

— Ахъ вы милая, невинная Эсирь, воскликнулъ Эдмондъ, глубоко тронутый ея добротой.— Дло не въ деньгахъ, а если бы оно было и такъ, то неужели вы думаете, что я такая низкая тварь, что буду эксплуатировать вашу дружбу ко мн. Тайна моя касается гораздо ближе моего сердца, чмъ моего кардана которымъ, вы знаете, я не слишкомъ-то дорожу, прибавилъ молодой человкъ съ горделивымъ видомъ.

— Но какъ же вамъ не стыдно было такъ опечалить тетушку?

— Вольно же ей было такъ принять мое сообщеніе, Эсирь. Это была не моя вина. Но мы теперь съ матерью совсмъ помирились. Облачко недоразумнія разсялось навсегда, и мн кажется она начинаетъ понимать, что бываютъ кризисы въ жизни мужчины, когда онъ иметъ право распоряжаться своей судьбой.

Двушка взглянула на него съ удивленіемъ, даже, врне сказать, нсколько оторопла.

— Какой же это кризисъ, Эдмондъ? спросила она спокойно. Смущеніе такъ же быстро исчезло съ ея лица, какъ скользитъ лучъ солнца по цвтку.

— Когда человкъ въ первый, разъ въ жизни полюбитъ честно, глубоко и неизмнно.

Наступило минутное молчаніе. Въ этотъ моментъ Эсирь слегка поблднла, губы ея вздрогнули и въ ея глубокихъ, задумчивыхъ глазахъ отразилась печаль. Но выраженіе это было мимолетно, а влюбленные — такіе эгоисты, что Эдмондъ ничего не замтилъ. Наконецъ, нжныя губки подарили его ласковой улыбкой, а маленькая ручка съ довріемъ сжала его руку.

— Я радуюсь всему, что можетъ васъ сдлать счастливымъ, Эдмондъ,— сказала она съ нжностью. Но надюсь, что эта любовь разумная. Впрочемъ, еслибы это было такъ, то вроятно ваша мать не была бы такъ огорчена.

— О! у моей матушки, безъ сомннія, свои планы на счетъ моей жизни и она врно желала бы, чтобъ я влюбился по ея назначенію.

Выраженіе боли гораздо ясне, чмъ передъ тмъ, отразилось на лиц Эсири, но она глядла внизъ, а Эдмондъ не слдилъ за выраженіемъ ея лица. Онъ припоминалъ свои собственныя страданія. Не взирая на примиреніе съ матерью, чувство горечи еще не вполн изгладилось изъ его души. Рана заживлялась, но еще не зажила совсмъ.

— Что касается до разумности моего выбора, продолжалъ онъ, то это языкъ постороннихъ наблюдателей, который немыслимо примнить къ истинной любви. Человкъ не разуменъ въ этихъ длахъ. Онъ повинуется своей судьб, не останавливаясь для соображенія, есть ли у любимой имъ женщины деньги въ врныхъ фондахъ или связи, могущія составить его карьеру. Онъ любитъ потому, что ему любится. Я не предполагаю, чтобъ Гедингемская буржуазія, съ ея узкими понятіями и мелочными правилами, одобрила мой выборъ. Но мой выборъ внушенъ мн моимъ сердцемъ, и я ни на волосъ не забочусь о мнніи тхъ мудрецовъ, которые обзовутъ меня безумцемъ.

— Даже о мнніи вашей матери, Эдмондъ? спросила Эсирь, а я полагала, что не можетъ быть такихъ случаевъ въ вашей жизни, когда бы это мнніе не принималось въ разсчетъ.

— Разв я не говорилъ вамъ, что въ сердечныхъ длалъ человкъ самъ ршаетъ за себя? Полноте, дитя, что вы въ этомъ понимаете? Подождите, пока вы по-уши не влюбитесь въ какого-нибудь дэнди изъ Оксфорда или Сандгерста, и тогда посмотримъ, насколько тетушкины разумные совты возьмутъ верхъ надъ обаяніемъ вашего поклонника. Вы не должны становиться на сторону свтской мудрости, Эсирь. Я разсчитывалъ на ваше вліяніе, чтобъ смягчить сердце моей матери въ отношеніи Сильвіи.

— Сильвіи! воскликнула Эсирь, съ выраженіемъ ужаса, Сильвіи Керью!

— Я не знаю никакой другой Сильвіи въ нашей мстности, отвчалъ хладнокровно Эдмондъ,— имя это не совсмъ обыкновенно.

— Вы влюблены въ Сильвію Керью, въ хорошенькую дочку школьнаго учителя!

— И мою будущую жену, отвчалъ Эдмондъ съ достоинствомъ.— Надюсь, вы ничего не можете сказать противъ нея.

— О, Эдмондъ, какъ могли вы сдлать такой роковой выборъ?

— Роковой! Вы и матушка, наконецъ, меня съ ума сведете. Роковой! При имени Сильвіи вы об впадаете въ преувеличенія и вздыхаете, и разскрываете глаза, толкуете о рок, будто я членъ семьи Эдипа, осужденный на разршеніе труднйшихъ задачъ. Въ сущности, Эсирь, что вы имете противъ миссъ Керью?

— Конечно не многое, отвчала Эсирь съ своей обычной кротостью. Она мн казалась тщеславной — и злой, но быть можетъ я ошибалась.

— Тщеславна — пожалуй: она знаетъ, что она самая хорошенькая двушка во всемъ околотк, на пятьдесятъ миль въ окружности Гедингена. Зла — тутъ я увренъ, вы ошибаетесь.

Онгъ вспомнилъ кроткую улыбку Сильвіи — и обращенный къ нему взоръ этихъ чудныхъ карихъ глазъ. Зла — съ такимъ взглядомъ, съ такою улыбкой! Какъ эти женщины клевещутъ другъ на друга.

— Можетъ быть, я необдуманно осудила ее, Эдмондъ. Однакожъ, сколько мн помнится, я не ошибаюсь, отвчала Эсирь мягко.— Я видла, какъ она била бдныхъ ребятишекъ.

— Вы видли, какъ она била бдныхъ ребятишекъ, повторилъ Эдмондъ презрительно.— Еслибы вамъ приходилось столько же возиться съ этими жалкими ребятишками, сколько Сильвіи, то я сомнваюсь, чтобъ вы могли удержаться, чтобы случайно какъ-нибудь не вспылить. Вы посщаете школу разъ или два въ недлю, какъ дилеттантка, когда вамъ заблагоразсудится, и ставите себя судьею, произносящимъ приговоръ надъ Сильвіей, которая должна выносить эту пытку возни съ ребятишками каждый Божій день.

Эсирь не напомнила ему, что она аккуратно исполняла свои обязанности въ воскресной школ, и ходила изъ деканова дома въ Гедингемъ, во всякую погоду, въ дождь или зной, въ втеръ или грозу, весь круглый годъ, не справляясь съ расположеніемъ своего духа — не взирая, ни на головную боль, ни на невралгію, ни на какія страданія, которымъ подвержено человчество, когда долгъ призывалъ ее. Она отвтила ему лишь едва слышнымъ вздохомъ.

ГЛАВА VIII.
Дурныя всти изъ Демерары.

— А вотъ и матушка,— сказалъ Эдмондъ, услыхавъ шорохъ платья м-съ Стенденъ, раздавшійся на лстниц. Въ ту же минуту колоколъ прозвонилъ свой призывъ.

— Что это, какъ ты блдна сегодня, дитя! сказала м-съ Стенденъ, цлуя свою пріемную дочь.

— Неужели, тетушка? Я довольно долго гуляла по саду, а сегодня утромъ нсколько жарко. У меня заболла голова.

— Бдная головка, такая дятельная и заботливая, когда дло коснется до другихъ, сказала м-съ Стенденъ, приглаживая мягкіе, темные волосы молодой двушки.

Мать съ сыномъ поцловались на старый душевный ладъ. Тучи совсмъ разъяснились. Он разразились въ тхъ страстныхъ слезахъ, излившихся изъ растерзаннаго материнскаго сердца.

Одна за другою вошли пять служанокъ.

Въ состав прислуги въ декановомъ дом не было ни одного мужчины. М-съ Стенденъ любила своихъ доморощенныхъ опрятныхъ служанокъ, но ни за что не соглашалась бы раздлить власть съ наискуснйшимъ дворецкимъ. Дв пожилая женщины, кухарка и горничная м-съ Стенденъ, и три цвтущія двушки, буфетчица, служанка и прачка составляли штатъ деканова дома.

По прочтеніи молитвъ и утренней главы изъ Библіи, начался завтракъ. Едва м-съ Стенденъ успла занять свое мсто около самовара, какъ у воротъ раздался громкій звонокъ, отъ котораго вс встрепенулись. То былъ звонокъ, предназначенной преимущественно для постителей. Вс торговца и лица низшаго сословія, за исключеніемъ почтальона или случайнаго постителя, входили черезъ ворота, ведущія въ конюшн.

— Кто бы это могъ явиться въ такой ранній часъ? воскликнулъ Эдмондъ, думая о Сильвіи. Ужъ не занемогла ли она, или не случилось ли съ ней чего-нибудь? Не она ли прислала за нимъ?

Буфетчица принесла одинъ изъ тхъ зловщихъ желтыхъ конвертовъ, которые повергаютъ въ ужасъ нкоторыя простыя сердца. Дло происходило еще до времени изобртенія электрическихъ телеграфовъ. Пакетъ этотъ былъ отправленъ съ нарочнымъ изъ Монегемптона.

— Слдуетъ заплатить полкроны, сударыня, сказала буфетчица, кладя пакетъ у тарелки м-съ Стенденъ, и просятъ отмтить на пакет, когда получено.

Видъ этого желчно-цвтного пакета взволновалъ м-съ Стенденъ. Телеграфическія извстія были рдкостію въ декановомъ дом. Она безпомощно глядла на бумагу.

— Дайте я за васъ все это сдлаю, матушка, сказалъ Эдмондъ, взглянувъ на свои часы. Телеграмма не могла быть отъ Сильвіи, потому онъ совершенно спокойно относился къ ея содержанію. Пусть хоть весь міръ провалится, была бы она цла.

Онъ нацарапалъ требуемую надпись на бумаг, досталъ изъ карманнаго жилета полкроны и отдалъ деньги и бумагу служанк, пока мать читала посланіе.

— Въ чемъ дло, матушка? спросилъ онъ, не опасаясь никакого несчастія. Но мать его вдругъ страшно поблднла и передала ему телеграмму, не произнося ни слова.

‘Отъ Гансайда и Пенгроссъ, Грезъ-иннъ, м-съ Стенденъ, Декановъ домъ, близъ Гедингема.— Прискорбныя извстія получены по почт вчера вечеромъ изъ Демерары. Одинъ знакомый телеграфируетъ намъ изъ Соутгемптона, что м-ръ Саржентъ скоропостижно умеръ отъ болзни сердца, пятнадцатаго іюня. М-съ Саржентъ серьезно больна. Если возможно, слдовало бы кому-нибудь отправиться немедленно къ ней. Лучше всего было бы брату, который могъ бы устроить ея дла. Мы опасаемся, что дла м-ра Саржента остались далеко не въ удовлетворительномъ положеніи. Почтовый пароходъ, отправляющійся на островъ св. омы, отходитъ изъ Соутгемптона завтра вечеромъ. Слдуетъ подробное письмо’.

— Бдный Жоржъ — въ самомъ цвт лтъ, какихъ-нибудь тридцати шести лтъ и такъ неожиданно сраженъ, прошептала м-съ Стенденъ, вся въ слезахъ.

— О, тетушка, что случилось? спросила Эсирь.

— Жоржъ Саржентъ скончался. И подумать, что мое бдное дитя теперь одна въ чужой стран. Что намъ длать, Эдмондъ? Могу ли я просить тебя създить въ ней?

Она вспомнила про его сватовство — захочетъ ли онъ ухать изъ того мста, гд жила Сильвія Керью, хотя бы для того, чтобы помочь овдоввшей сестр?

— Нужно ли вамъ просить меня объ исполненіи моей обязанности, матушка! Безъ сомннія, я отправлюсь въ Демерару. Бдный Жоржъ! Онъ былъ отличный малый, но, какъ кажется, не особенно осмотрительный. Повидимому, онъ оставилъ дла очень запутанными. Не плачьте, дорогая матушка. Мы телеграфируемъ Елен, что я поспшу пріхать къ ней. Я поду въ Лондонъ на скоромъ позд, отходящемъ въ часъ, а завтра по почтовому пароходу отправлюсь въ островамъ св. омы.

— Какъ ты добръ и благороденъ, Эдмондъ! воскликнула м-съ Стенденъ, материнскому сердцу которой это самоотверженіе казалось героизмомъ, достойнымъ римлянина.

— Я теперь не боюсь покинуть Гедингемъ, матушка, сказалъ юноша, понизивъ голосъ, наклонившись надъ ухомъ матери, я могу вполн положиться на вашу честность, не опасаясь, что вы пустите въ ходъ свое вліяніе, чтобъ разлучить насъ съ Сильвіей во время моего отсутствія.

— Нтъ, Эдмондъ, я на это, положительно, неспособна, я пойду съ нею повидаться, если ты желаешь этого, съ трудомъ выговорила она, въ твое отсутствіе и постараюсь полюбить ее.

— Пожалуйста, голубушка. Вамъ стоитъ только увидать ее, чтобы полюбить.

Эдмондъ посмотрлъ на часы. Еще не было девяти часовъ. У него оставалось еще цлыхъ три часа, чтобы проститься съ Сильвіей и переговорить съ м-ромъ Керью. Онъ ршился не оставлять ничего невыясненнымъ. Его женитьба на Сильвіи должна быть ршеннымъ вопросомъ, прежде чмъ онъ удетъ изъ Гедингема.

— Что я буду безъ тебя длать, Эдмондъ? сказала вздыхая его мать, между тмъ, какъ онъ механически лъ и пилъ, спта покончить съ завтракомъ.

— Полноте, дорогая матушка, нечего раздумывать. Я пробуду въ отсутствіи не боле, какъ три мсяца. Шесть недль на путешествіе туда и обратно, приблизительно мсяцъ пробуду я въ Демерар. Я полагаю, что слдуетъ привезти Нели съ собой.

— Конечно. Зачмъ ей, бдняжк, оставаться тамъ теперь. Она, вроятно, получить пенсію, и помимо того, врядъ ли будутъ у ней какіе-нибудь доходы, если Жоржъ оставилъ по себ долги. Онъ былъ всегда такой безпечный, и такъ много разсчитывалъ на ожидаемое отъ дядюшки-генерала наслдство. А теперь, дядя пережилъ племянника. Какъ это грустно.

— Vitae summa brevis spem nos vetat inchoare longam,— пробормоталъ Эдмондъ. Скучное дло разсчитывать на обноски покойниковъ.

— Скажи твоей бдной сестр, Эдмондъ, что ей нечего искать себ другого пристанища, что она всегда найдетъ себ кровъ въ нашемъ дом.

— А дтей, спросилъ онъ съ скрытымъ неудовольствіемъ, тоже привезти сюда? Посчитаемте, сколько ихъ тамъ, кажется, цлая тройка. Вдь послдній ребенокъ, сколько помнится, уже третій по счету?

— Будто у тебя нтъ другого дла, какъ считать, семью дтей у твоей единственной сестры, сказала м-съ Стенденъ съ упрекомъ.

— Они такъ быстро прибываютъ, что не успваешь считать ихъ. Итакъ, я привезу ее, матушка, съ ребятишками и со всмъ скарбомъ. Я полагаю, что вамъ не совсмъ по вкусу придутся липкіе слды ихъ лапокъ на мебели и разбитыя игрушки въ углахъ всхъ комнатъ. Но зато они развлекутъ васъ и Эсирь, когда я переду.

Онъ весело болталъ, чтобъ успокоить мать, несмотря на то, что грусть тяжко давила его сердце. Три мсяца, три долгихъ мсяца предстоитъ ему быть въ разлук съ Сильвіей. Долго не придется ему любоваться этимъ очаровательнымъ личикомъ, и нжный взоръ ея прелестныхъ глазъ долго не будетъ свтить ему.

‘Какъ я буду жаждать прикосновенія ея крошечной ручки, какъ я буду тосковать по моей голубк, думалъ онъ. Какъ часто въ обманчивыхъ снахъ я буду видть ее около себя, и, пробудившись, еще горяче почувствую разлуку.’

Онъ скоро справился съ своимъ завтракомъ, и вставая, извинился передъ матерью и Эсирью, говоря, что ему пора поспшить въ Гедингемъ.

— Вы будете такъ добры, матушка, и уложите мой чемоданчикъ, не правда-ли? спросилъ онъ. Многаго укладывать не надо, такъ какъ у меня нтъ костюма пригоднаго для тропическаго климата. Я зайду въ магазинъ готоваго платья въ Корнгилл, и запасусь всмъ нужнымъ. Велите заложить телжку къ половин перваго, и положить въ нее чемоданъ. Я къ тому времени вернусь.

— Ты идешь въ Гедингемъ?

— Да, я хочу переговорить съ моимъ будущемъ тестемъ.

М-съ Стенденъ передернуло. Довольно непріятно было ей думать о Сильвіи въ качеств невстки, но еще хуже было подумать объ ея отц. Деревенскій школьный учитель — человкъ, у котораго всего было сорокъ фунтовъ годового дохода, съ квартирой, отопленіемъ и освщеніемъ. Не ужасно ли было вспомнить, что этотъ скромный чиновничекъ будетъ со временемъ имть право входа въ декановъ домъ, и будетъ состоять въ свойств съ его хозяйкой.

‘Эготь человкъ по виду и языку настоящій джентльменъ, раздумывала м-съ Стенденъ. Въ этомъ-то и бда. У него, надо полагать, были какія-нибудь важныя причины заживо похоронить себя въ Гедингем.’

Она вздохнула при мысли о женитьб сына, мысли, съ которой все еще не могла она примириться, хотя въ порыв благодарности и великодушія она только что общала ему навститъ Сильвію. Она взглянула на озабоченное лицо Эсири, обращенное къ ней съ выраженіемъ нжнаго сочувствія. Она взглянула и вспомнила, съ искренней печалью, о надежд, которую столько лтъ леляла, и отъ которой пришлось отказаться націяхъ. Слезы навернулись на ея глаза и она отвернулась, будучи не въ силахъ подавить надрывающій душу вздохъ.

— Дорогая тётя, что вы такъ печалитесь? спросила двушка съ любовью, васъ теперь тревожитъ положеніе бдной м-съ Саржентъ?

— Нтъ, душа моя, меня тревожитъ мой сынъ. Онъ окончательно ршился жениться.

— Противъ вашей воли. Я знаю, милая тетушка. Эдмондъ сообщилъ мн это ныньче утромъ.

М-съ Стенденъ пытливо взглянула на нее.

— И ты не сердишься на него за такой выборъ?

— За что же мн сердиться? Мн остается только пожелать ему счастія — и если онъ можетъ быть счастливъ съ Сильвіей Керью, я не вижу никакой бды въ различіи ихъ общественнаго положенія? Она дйствительно очень приличная двушка но наружности и манерамъ, и лучше воспитана, чмъ вы это предполагаете.

— Если онъ можетъ быть счастливъ, повторила м-съ Стенденъ съ удареніемъ. Въ томъ-то и дло, Эсирь, что это ‘если’ меня особенно тревожитъ.

ГЛАВА IX.
Сильвія у себя дома.

Весело смотрлъ Гедингемъ въ то ясное, знойное утро, когда Эдмондъ Стенденъ шелъ по небольшой улиц, гд журчащій ручеекъ извивался мимо коттеджей и садиковъ. Онъ проходилъ мимо зеленыхъ изгородей, черезъ которыя то поглядывала любопытная блая кляча, то степенная корова просовывала свою большую, неуклюжую голову, съ полу-глупыми, полу-удивленными глазами.

На кладбищ царствовали обычные тнь и покой, когда Эдмондъ проходилъ черезъ него по знакомой тропинк, которая вела къ старому школьному дому. Звонкій крикъ дтскихъ голосовъ несся изъ открытыхъ оконъ, потому что ученики м-ра Керью съ шумомъ поклонялись Минерв и музамъ. Ветхій сіаринный школьный домъ взамнъ котораго приходскій священникъ, м-ръ Ванкортъ, очень желалъ воздвигнуть изящное готическое строеніе, отличался безъискусственно живописнымъ видомъ, какого врядъ-ли можно ожидать отъ боле современной постройки. Трава безпрепятственно росла на почернвшей отъ времени соломенной крыш, круто спускавшейся до самыхъ оконъ классной и столовой. Но все строеніе отличалось прелестью старины. Стны, выбленныя шаршавой известкой, были наполовину скрыты подъ роскошной растительностью вковыхъ миртъ и вьющихся розъ. Садъ, занимавшій четверть акра, гд цвты и овощи дружно, по-братски, росли рядомъ, былъ наполненъ яркими штокъ-розами и гвоздиками, густыми кустарниками лаванды, нжнымъ благоуханіемъ которыхъ былъ насыщенъ лтній воздухъ, и рядомъ красовались пунцовые цвты скромныхъ бобовъ, сровато-голубой цвтъ лука.

Въ это утро, школьный домъ показался Эдмонду прелестнйшимъ жилищемъ. Ему припомнился пароходъ, долгое, утомительное путешествіе въ Демерару, и ему захотлось остаться тугъ и промнять на мирную жизнь, полную безконечной радости, тотъ удлъ, который Провидніе отвело ему въ совсмъ иной сфер жизни.

— Если вс мои планы рушатся, я могу сдлаться школьнымъ учителемъ, размышлялъ онъ. Мн не страшно было бы полъ-дня возиться съ глупыми ребятишками, еслибы остальную его часть я могъ проводить въ обществ Сильвіи.

Онъ отворилъ скромную дверь, которая вела въ комнату, гд помщался м-ръ Керью. Дверь отворялась прямо въ пріемную, довольно просторную комнату, бдно омеблированную, но которую видимо старались украсить насколько возможно.

Блыя кисейныя занавси были навшаны на двухъ низкихъ, ршетчатыхъ окнахъ. Изъ нихъ то, которое выходило на солнечную сторону, было уставлено цвточными горшками, стны были украшены дешевыми литографированными картинами, чехлы изъ цвтного ситца скрывали ветхость стараго дивана, висячія полки съ тремя рядами книгъ, изящная фарфоровая чернильница и пюпитръ на маленькомъ столик украшали углубленіе около камина, пара зеленыхъ стеклянныхъ подсвчниковъ и надтреснутая фарфоровая ваза красовались на высокомъ камин. Комната эта свидтельствовала, что хозяйка ея не неряшлива, и м-ръ Стенденъ оглянулся кругомъ съ восхищеніемъ. Если его невста придавала прелесть даже такой бдной обстановк, то какіе чары прольетъ она на то изящное гнздышко, которое онъ надялся устроить ей.

Сильвія была занята въ сосдней комнат — крошечной кухн, потому что содержаніе, получаемое м-ромъ Керью не позволяло ему нанимать прислугу, и дочь его исполняла всю домашнюю работу. На его счастье, она справлялась съ ней очень искусно, держала бдныя комнатки въ величайшей чистот, готовила къ полному его удовольствію весьма вкусные обды, никогда не оставляла ведеръ съ водой или пустыхъ кувшиновъ на виду, вставала съ птичками, и продлывала всю черную работу, прежде нежели Гедингемская буржуазія возстанетъ отъ сна, для того, чтобы никто не увидалъ ее въ простомъ ситцевомъ плать, съ рукавами, засученными выше локтя. Къ ея высшему благополучію, руки ея не пострадали отъ этихъ трудовъ и нисколько не огрубли. Она съумла съ двнадцатилтняго возраста замнить отцу своему прислугу, и это обстоятельство нисколько не повредило ея развивающейся красот. Даже, быть можетъ, красота ея выиграла отъ-этой усиленной дятельности, придававшей необыкновенную свжесть ея лицу и яркій блескъ ея очамъ.

Услыхавъ звукъ отворявшейся двери и шаги своего возлюбленнаго, она вышла изъ кухни, гд готовила изъ остатковъ вчерашняго цыпленка фрикассе на ныншній день. Выраженіе радости, хорошо знакомое Эдмонду, озарило ея лицо при вид его, но вдругъ оно смнилось выраженіемъ испуга.

— Что случилось, моя ненаглядная? спросилъ онъ, обнимая ее.

— Ты пришелъ переговорить съ папа, а я боюсь этого. Я знаю, что онъ разсердится, оскорбитъ тебя, пожалуй, если ты ему сообщишь ршеніе своей матери. Отчего не оставить его въ заблужденіи, Эдмондъ? Попроси его согласія на бракъ со мной, и только.

— Дорогая моя, ты просишь меня поступить безчестно, отвчалъ Эдмондъ, цлуя ея въ лобъ при этомъ, какъ-бы желая смягчить суровость своихъ словъ, еслибы даже я попытался обмануть твоего отца, то это врядъ ли бы мн удалось. Онъ можетъ потребовать отъ меня какого-нибудь обезпеченія, или чего-нибудь въ этомъ род, и пролетарію трудно будетъ удовлетворить его желаніе.

Сильвію передернуло при этомъ слов. Тяжело разставаться съ блестящими мечтами, а самою сладкою мечтой Сильвіи было то, что, кром побды надъ любимымъ ею поклонникомъ, она пріобртала въ Эдмонд Стенденъ и богатаго жениха.

— Я долженъ сказать м-ру Керью всю правду, душа моя, и не могу доле медлить, продолжалъ твердо Эдмондъ. Но къ сожалнію, я принесъ, кром того, худыя всти.

— Худыя всти! Въ чемъ он могутъ заключаться? Чего еще хочетъ лишить тебя мать?

— Эти худыя всти не касаются нашей женитьбы, Сильвія, дло идетъ о нашей разлук. Мн приходится ухать изъ Гедингема на цлыхъ три мсяца.

Она вдругъ поблднла, но ни одна слеза не отуманила ея блестящихъ глазъ. Она пристально взглянула на него, губы ея дрогнули.

— Ты измнилъ свои намренія, ты хочешь отказаться отъ меня! проговорила она.

— Отказаться отъ тебя, когда я здсь именно затмъ, что и просить твоей руки у твоего отца, чтобы формально заявить ему о нашей помолвк.

— Что же можетъ разлучить насъ?

— Долгъ призываетъ меня въ далекія страны.

Онъ сообщилъ ей печальныя извстія, полученныя изъ Демерары, и вызывающія его быстрый отъздъ. Сильвія молчала и глядла на него съ отчаяніемъ. Она не испытывала ни малйшаго участія къ незнакомой вдов, тмъ боле, что въ пользу этой самой вдовы намревались отнять у ея возлюбленнаго его законное наслдство.

— Это ужасно, что теб приходится хать туда, Эдмондъ, сказала она.— Неужели же твоя сестра не можетъ найти никого другого, кто бы устроилъ ея дла и привезъ ее обратно въ Англію, если только ей нужно провожатаго. Я полагала, что замужнія женщины совершенно самостоятельны, и могутъ сами для себя все длать.

— Подумай же объ ея положеніи, Сильвія,— она такъ неожиданно лишилась своего мужа. Она была замужемъ всего шесть лтъ, и это былъ настоящій бракъ по любви. Я рдко встрчалъ людей, боле любившихъ другъ друга!

— Зачмъ же они ухали въ Демерару? спросила Сильвія, все съ тмъ же видомъ отчаянія.

— Жоржъ былъ адвокатомъ и имлъ очень порядочную практику, когда женился, они съ сестрой жили такъ же счастливо, какъ пара голубковъ, въ хорошенькомъ домик въ южномъ Кенсингтон. Но два года тому назадъ онъ получилъ мсто судьи въ Демерар. Это было слишкомъ выгодное назначеніе, чтобы отказываться отъ него, и они ршились ухать къ величайшему огорченію матушки. Они обыкновенно каждую осень проводили у насъ цлый мсяцъ.

‘Разумется, подумала Сильвія,— заране соображая о томъ, какъ бы ограбить тебя’.

— Сильвія, произнесъ грустно Эдмондъ, разлука эта не измнитъ твоей любви во мн, не правда ли? Ты останешься врна мн?

Любящіе глаза обратились на него, маленькія ручки крпко сжали его руку. Какого иначе отвта могъ онъ требовать?

— Я слишкомъ сильно тебя люблю, чтобъ измнить, сказала она, и потомъ задумчиво прибавила: иногда я желала бы меньше любить тебя.

— Почему же это, моя дорогая.

— Потому что я не думаю, чтобы любовь наша принесла намъ счастіе? Что, кром печали, дала она теб до сихъ поръ? И что общаетъ она намъ въ будущемъ?

— Счастіе, безцнная. Счастіе, которое не можетъ быть измряемо деньгами. Доврь мн свою судьбу, и мы будемъ счастливы вмст, въ богатств или бдности. Тучи уже начинаютъ разсиваться. А вчера вечеромъ откровенно говорилъ съ матерью, и мы помирились. Вдь она любитъ меня со всей полнотой своего самоотверженнаго сердца, у нея добрйшая душа, вопреки всмъ ея предразсудкамъ. И со временемъ, она врно полюбитъ и тебя, мой ангелъ. Она даже теперь общала мн навшать тебя въ мое отсутствіе.

— Даже, повторила Сильвія, съ легкой улыбкой,— я должна, безъ сомннія, быть очень благодарна за такое снисхожденіе.

— Не правда ли, ты ее хорошо примешь, Сильвія, ради меня

— Ради тебя я готова на все на свт, проговорила двушка съ любовью. Нравъ ея былъ непостоянне апрльской погоды.

— И ты будешь постоянна, Сильвія?

— Я не могу быть иной. Никогда въ жизни еще я никого, кром тебя, не любила, и до конца дней своихъ буду любитъ тебя одного.

И въ эту минуту она дйствительно была искрення.

ГЛАВА X.
Оскорбительный отказъ.

Свиданіе Эдмонда Стендена съ м-ромъ Керью окончилось далеко не удовлетворительно. Его искренность не встртила великодушнаго отвта со стороны школьнаго учителя.

— Если ваша мать намревается лишить васъ наслдства, и вамъ предстоитъ начать жизнь безъ гроша въ карман, то я не вижу, чмъ улучшится положеніе моей дочери, когда она войдетъ за васъ замужъ, сухо отвтилъ Джемсъ Керью.

Онъ только-что бросилъ шумную толпу школьниковъ на произволъ судьбы и пришелъ въ пріемную, куда Сильвія позвала его и быстро скрылась, предоставивъ своему жениху самому сражаться за нее.

— Но вдь мы любимъ другъ друга, убждалъ Эдмондъ.

— Это ребяческій аргументъ. Я не считаю взаимную привязанность достаточной причиной для взаимной голодной смерти. Толковать о женитьб теперь, при вашихъ обстоятельствахъ, просто нелпо. Приходите ко мн со временемъ, когда вы будет въ состояніи содержать жену, тогда, быть можетъ, я дамъ вамъ боле удовлетворительный отвть.

— Да я и не прошу вашего согласія на немедленный бракъ, отвчалъ Эдмондъ.— Я готовъ ждать нсколько мсяцевъ. Къ концу этого срока я надюсь обезпечить себ доходъ и кровъ для моей жены. Она, кажется, не привыкла къ богатству и роскоши, прибавилъ онъ, бросивъ взглядъ на опрятную пріемную, и съуметъ вести хозяйство при умренныхъ средствахъ.

— Она даже привыкла къ крайней бдности, отвчалъ м-ръ Керью, но я не вижу причины, почему она обречена испытывать лишенія, до конца дней своихъ. Такая красавица, какъ дочь моя, должна улучшить свое положеніе замужствомъ.

— Это значитъ, что вы готовы продать ее боле выгодному покупщику, съ горечью возразилъ Эдмондъ.

— Нисколько, это только означаетъ, что я не соглашусь на ея бракъ съ человкомъ, имющимъ мене тысячи фунтовъ въ годъ обезпеченнаго дохода. Это не слишкомъ высокое требованіе въ виду современныхъ потребностей жизни, прибавилъ м-ръ Керью, съ такою важностью, какъ будто онъ никогда не пользовался меньшими средствами.

— Итакъ, я долженъ понять, что вы отказываете въ вашемъ согласіи, сказалъ Эдмондъ, блдня отъ гнва.

— Окончательно.

— И что вы употребите все свое вліяніе, чтобъ воспрепятствовать моему браку съ вашей дочерью.

— Положительно.

— Очень хорошо, м-ръ Керью. Однакожъ, я долженъ вамъ замтить, что я сомнваюсь, чтобъ дочь ваша подчинилась вашему ршенію въ этомъ дл.

— Это какъ ей будетъ угодно, отвчалъ равнодушно школьный учитель: я только могу пытаться воспрепятствовать тому, чтобъ она не бросилась въ бездну, но если она ршилась, по внушенію ли своего сердца, или ума,— я въ точности не знаю, что именно руководитъ побужденіями женщинъ выйдти замужъ за нищаго,— то я тутъ ни причемъ. Я только могу отказать вамъ отъ моего дома, заключилъ онъ, съ такой важностью, какъ-будто его скромная пріемная была дворцомъ.

— Вы напрасно объ этомъ безпокоитесь, отвчалъ Эдмондъ, я сегодня въ первый и послдній разъ переступилъ вашъ порогъ. И ныньче я явился лишь затмъ, что исполнить свой долгъ.

— О! конечно, вы обязаны были сообщить мн о томъ, что вы украли сердце моей дочери, сказалъ школьный учитель, съ леденящимъ выраженіемъ.

Эдмондъ не счелъ нужнымъ отвтить на это оскорбленіе, хотя оно глубоко задло его. Сильвія была виновата, что онъ раньше не сообщилъ о всемъ ея отцу, но онъ умолчалъ объ этомъ.

— Я узжаю изъ Англіи на нкоторое время по семейнымъ обстоятельствамъ, сказалъ онъ спокойно: позволите-ли вы мн проститься съ Сильвіей.

— Я не могу позволить ничего подобнаго. Вообще я не допущу никакихъ сношеній между вами. Если же она предпочитаетъ не слушаться меня, то пусть она и отвчаетъ за послдствія своихъ поступковъ, и искупитъ свое безуміе въ тюрьм или самоубійствомъ. Я не буду жалть ее.

— А я сочту добрымъ дломъ избавить ее отъ опеки подобнаго отца, воскликнулъ въ негодованіи Эдмондъ.

— Прощайте, сэръ, сказалъ учитель, направляясь къ двери, мои воспитанники такъ расшумлись, что мн необходимо вернуться къ нимъ.

Эдмондъ гордо кивнулъ ему головой и вышелъ вонъ, возмущенный до глубины души. Что скажутъ въ Гедингем, когда узнаютъ, что онъ добивался руки дочери школьнаго учителя и былъ отвергнутъ съ презрніемъ. Сердце его расходилось отъ оскорбленной гордости.

Онъ былъ настолько провинціалъ, что придавалъ себ извстное значеніе, хотя и легко относился въ различію общественнаго положенія между нимъ и Сильвіей, когда защищалъ свою любовь передъ м-съ Стенденъ. Онъ чувствовалъ, что респектэбльность имени Стенденовъ была оскорблена въ его лиц.

Въ порыв негодованія онъ почти позабылъ про Сильвію и свою любовь. Проходя черезъ кладбище и поровнявшись съ тмъ мстомъ, гд тнь кипарисовъ и тисовъ особенно была густа, около поросшей плющемъ могилы Боссиніевъ, онъ услышалъ за собой легкіе шаги, и немедленно дв ручки обвились вокругъ его руки.

— Эдмондъ, неужели ты хотлъ ухать, не простившись со мной?

Негодованіе исчезло при звук этого голоса. Онъ взглянулъ на нее прежнимъ, нжнымъ взоромъ, омраченнымъ грустью.

— Милая моя, мое сердце надрывалось отъ такой разлуки, но я не могъ медлить, а отецъ твой запретилъ мн видться съ тобой.

— Отецъ мой? Да я вовсе не забочусь объ его запрещеніяхъ, когда дло касается тебя. Мн кажется, я бы бгомъ бжала до Монкгемптона, подъ палящими лучами солнца, чтобъ застать тебя на станціи, еслибъ я не нагнала тебя здсь. Но такъ какъ я тебя нагнала, то посидимъ, Эдмондъ, подъ тнью этихъ деревьевъ, и передъ отъздомъ поцлуй меня, и скажи мн еще одинъ разокъ, что ты меня любишь.

Поцлуй и клятва въ любви были повторены многократно. ‘Моя дорогая жена’, страстно сказалъ Эдмондъ.

Слова эти заставили Сильвію встрепенуться, и она съ удивленіемъ взглянула на него.

Онъ еще впервые называлъ ее этимъ нжнымъ именемъ.

— Твоя жена! повторила она.— Неужели ты думаешь, Эдмондъ, что это когда-нибудь сбудется.

— Что, дорогая?

— Наша свадьба. Ты видишь, что теперь уже два лица желаютъ помшать ей, м-съ Стенденъ и папа. Можетъ быть они сговорятся и будутъ за одно интриговать противъ насъ.

— Моя мать будетъ интриговать? Какъ теб не стыдно, Сильвія!

— Напрасно ты обижаешься. Я сказала тоже самое и про моего отца и вполн уврена, что онъ способенъ интриговать. Все, повидимому, слагается противъ насъ, напримръ, эта поздка въ Демерару, свалившаяся такъ неожиданно, какъ снгъ на голову. Искренно ли ты вришь въ то, что мы когда-нибудь женимся, Эдмондъ?

— Конечно. Если мы только останемся врны другъ другу.

Онъ обнялъ ее еще разъ, и это былъ дйствительно прощальный поцлуй, потому что раздался хриплый звонъ церковныхъ часовъ, пробившихъ двнадцать ударовъ, отъ которыхъ поколебался окружающій воздухъ.

— Будь мн врна, моя ненаглядная, воскликнулъ онъ почти съ безнадежною страстью,— будь врна мн, какъ я останусь вренъ теб, клянусь въ томъ Богомъ. Затмъ онъ съ отчаяніемъ вырвался изъ ея объятій, и поспшно удалился, ослпленный слезами, которыхъ стыдился самъ. У него не хватало духа произнести слово ‘прощай’. Онъ оставилъ Сильвію, прислонившеюся въ раздумья къ могил Боссиніевъ, не въ слезахъ — Сильвія рідко плакала, но тяжело вздыхающею объ утрат такого врнаго друга.

‘Какъ мн будетъ грустно безъ него’, подумала она въ уныніи.

ГЛАВА XI.
Сэръ Обри заинтересовался.

Благотворительный базаръ имлъ громадный успхъ. Онъ доставилъ такой значительный фондъ, что м-ръ Ванкортъ ршился пригласить изъ Монегемптона архитектора для осмотра школьнаго дома и для составленія плана новой школы, которую предполагалось построить на томъ же самомъ мст.

Викарій, съ одной изъ своихъ дочерей, въхалъ въ торговый городовъ утромъ того же самаго дня, когда Эдмондъ Стенденъ такъ неохотно разставался съ Гедингеномъ и со всмъ, что въ немъ находилось. Викарій былъ погруженъ въ свои соображенія, миссъ Мери Ванкортъ занята созерцаніемъ магазинныхъ оконъ, на которыхъ красовались вс новинки осеннихъ модъ и привлекали женскіе взоры.

— О! посмотрите, папа, на эти смшныя полосы коричневаго и желтаго цвта, воскликнула она, принуждая своего жирнаго пони выступать погребальнымъ шагомъ вдоль блестящихъ оконъ м-ра Генцлейнъ, крупнаго торговца галантерейными товарами въ Монкгемптон.— Он будутъ въ страшной мод въ ныншнемъ году. Флоренцъ Тойнби сказала мн это, а вы вдь знаете, у нея одна кузина живетъ въ Париж. Оно не красиво, но не лишено оригинальности. Я думаю купить себ такое платье.

М-ръ Ванкортъ равнодушно взглянулъ на великолпные товары Генцлейна. Въ его окнахъ были выставлены воротнички и рукавчики послдняго привоза изъ Парижа или Спитальфильдса, Эршайрскія вышивки, самыя дорогія произведенія Мадерскихъ монастырей, блестящія шелковыя матеріи, изящные зонтики. Но викарій былъ поглощенъ своей любимой мечтой: школьнымъ домомъ въ готическомъ вкус, и потому не раздлялъ симпатій и стремленій дочери, неизмнно обращенныхъ въ нарядамъ.

— Позжай немного скоре, моя милая, сказалъ онъ очнувшись: мн хочется застать м-ра Спильби, пока онъ не ушелъ изъ конторы.

М-ръ Спильби былъ архитекторъ, который къ строго-резонному и эстетическому занятію архитектурой присоединялъ боле постоянную и выгодную должность аукціониста и коммиссіонера. У него была небольшая контора на самомъ бойкомъ мст Гайстрита въ Монкгемптон, на углу, надъ самыми пожарными машинами, тамъ, откуда дв второстепенныя улицы развтвлялись отъ главной: словомъ, въ лучшей части города.

— Ты можешь меня здсь подождать, душа моя, сказалъ м-ръ Ванкортъ, когда пони остановился передъ стеклянной дверью конторы м-ра Спильби. Контора м-ра Спильби отличалась изящнымъ убранствомъ, стны были увшаны видами различныхъ виллъ и сельскихъ резиденцій, назначаемыхъ къ продаж или найму, домовъ, архитектурныя достоинства которыхъ еще боле выдавались, благодаря сверхъестественной яркости зелени и тропическому небу.

— Ты здсь подождешь меня, Мери, пока я перекинусь словечкомъ-другимъ съ м-ромъ Спильби. Я не пробуду боле пяти минутъ.

Миссъ Ванкортъ слегка вздохнула, зная по опыту, что въ подобныхъ случаяхъ пять минутъ викарія длились добрыхъ полчаса. Но ничего не возразила и, усвшись въ удобномъ кабріолет, распустила свой вонтикъ настолько, чтобы онъ достаточно защитилъ ее отъ солнечныхъ лучей, не мшая въ то же время смотрть на людей и себя имъ показывать. Монкгемптонъ въ четыре часа по-полудни бывалъ очень оживленъ. Три или четыре экипажа, изъ разряда откидныхъ колясокъ или ландо, прозжали по Гайстриту, между четырьмя и пятью часами, а одноконные и мене значительные экипажи виднлись во множеств.

Миссъ Ванкортъ не приходилось скучать, такъ какъ она знала почти каждаго прохожаго и прозжаго. Она то посылала поцлуй кончиками своихъ обтянутыхъ перчатками пальчиковъ обладателямъ моднаго ландо, то кивала головой владльцу одноколки, то обмнивалась нсколькими словами съ пшеходами, которые останавливались, чтобы пожать ей руку, сдлать нсколько замчаній о состояніи погоды, разспросить о здоровьи семейства Ванкортовъ, съ такимъ участіемъ, какъ-будто бы они недавно слышали, что все семейство при смерти.

Обмнявшись нсколькими подобными привтствіями, миссъ Ванкортъ подавила легкую звоту, быть можетъ причиненную знойною погодою или же незанимательностью ея знакомыхъ.

‘Жаль, что я не остановилась противъ Генцлейна’, подумала она, ‘я могла бы хорошенько разглядть новые фасоны. А не то купила бы себ пару перчатокъ, чтобы убить время’.

Она взглянула на часы и открыла, что пять минутъ викарія зашли за двадцать.

‘Онъ наврное еще цлый часъ пробудетъ у м-ра Спильби, раздумывала она, толкуя объ этой старой школ (такъ называла она новую школу). Я право сожалю подъ-часъ, что мы помогли папаш нашимъ благотворительнымъ базаромъ. Теперь не предвидится конца разговорамъ объ этомъ несносномъ школьномъ дом, между тмъ какъ и старое зданіе могло бы еще послужить. Оно достаточно защищаетъ отъ втра и непогоды, если же дтямъ немного въ немъ и тсно, то имъ не привыкать къ тснот, посл ихъ собственныхъ домовъ. И къ чему перепутывать жизненныя понятія этихъ бдныхъ малютокъ изящной архитектурой, когда имъ все же приходится возвращаться въ свои лачуги?’

Миссъ Ванкортъ вторично звнула, не стараясь на этотъ разъ скрыть звоту. Въ эту минуту она была застигнута появленіемъ господина на хорошо выхоленной гндой лошади, остановившагося по другую сторону ея шарабана.

— Кажется, если не ошибаюсь, сказалъ джентльменъ, я вижу миссъ Ванкортъ.

Звовъ былъ поспшно подавленъ, и миссъ Ванкортъ просіяла улыбкой и оживилась.

— Какъ вы поживаете, сэръ Обри? сказала она, пожимая руку мстнаго землевладльца.— Папа въ контор, толкуетъ съ м-ромъ Спильби о новомъ помщеніи для школы.

— Вотъ какъ! Знаете ли, что я очень заинтересованъ этимъ новымъ школьнымъ домомъ. Вчерашній аркадскій праздникъ былъ прелестенъ. Я давно не былъ такъ доволенъ.

— Неужели! воскликнула миссъ Ванкортъ, сіяя радостью. Какъ пріятно слушать похвалы такихъ лицъ.— Это, конечно, была лишь скромная попытка, но для благотворительнаго базара она сошла чрезвычайно удачно.

— Ахъ, да, базаръ! воскликнулъ сэръ Обри, я не о немъ заговорилъ сначала, хотя онъ былъ тоже очень милъ, и длаетъ вамъ, молодымъ двицамъ, много чести — вс эти хорошенькія вещицы — произведеніе вашихъ искусныхъ ручекъ — дйствительно прелестны. Но что мн особенно понравилось, такъ это угощеніе малютокъ,— такая хорошенькая сельская картина, въ этомъ прекрасномъ старомъ фруктовомъ саду, эти веселые ребятишки и — гмъ, гмъ,— эта — гмъ, гмъ,— хорошенькая двица, которая помогала ихъ угощать чаемъ, все вмст представляло прелестную картину. Баронетъ запнулся въ конц этой фразы.

— Я полагаю, что вы говорите о дочери м-ра Керью, сказала презрительно миссъ Ванкортъ.— Черезъ-чуръ смлая молодая особа. Мы съ сестрой прежде были довольно хороши съ ней пока это было возможно. Но послднее время ходили о ней нсколько неблагопріятные слухи.

— Неблагопріятные слухи! повторилъ сэръ Обри: въ какомъ же род эти слухи?

— Пожалуйста, сэръ Обри, оставимъ этотъ разговоръ, отвта миссъ Ванкортъ, чопорно сжимая губы.

— Мн очень жаль, что деревенскія сплетни не щадятъ такого невиннаго существа, сказалъ баронетъ, потому что не требуется даже особенно глубокаго знанія человческой природы, чтобъ прочитать невинность на этомъ прелестномъ личик.

Миссъ Ванкортъ вздохнула слегка, но не отвчала ни слова.

Едва-ли стоило распространяться о нравственности Сильвіи съ этимъ пожилымъ баронетомъ, который очевидно восхищался ея красотой. Да и многое ли могла сказать миссъ Ванкортъ въ обвиненіе этой двушки, еслибы ее попросили откровенно высказаться на ея счетъ! Она только слышала отъ кого-то, въ свою очередь слышавшаго отъ кого-то другого, что Сильвію Керью видали гуляющей съ Эдмондомъ Стенденомъ поздно вечеромъ. Да и это могло показаться сэру Обри Перріаму недостаточнымъ поводомъ къ осужденію сельской красавицы.

Въ эту минуту м-ръ Ванкортъ вышелъ изъ конторы м-ра Спильби и избавилъ дочь отъ необходимости дальнйшихъ объясненій.

— Какъ ваше здоровье, сэръ Обри? какая прекрасная погода для хлбовъ! Я очень радъ заявить вамъ, что нашъ маленькій праздникъ, который вы были столь добры почтить своимъ присутствіемъ, увнчался положительнымъ успхомъ. Базаръ доставилъ намъ приблизительно около восьмидесяти фунтовъ. Это, вмст съ прежними сборами, составляетъ около трехсотъ фунтовъ. Такъ что года черезъ два, если дла пойдутъ успшно, мы можемъ разсчитывать почти на тысячу, и къ тому времени, конечно, можемъ начать наши работы. Старое зданіе можетъ еще пока послужить года два.

— Я уврена, папа, что оно послужитъ еще съ полстолтія, презрительно замтила миссъ Ванкортъ.— Я ршительно не понимаю, куда вы торопитесь съ постройкой новыхъ школъ. Это наврное окончится долгомъ, который придется вамъ же уплачивать.

— Надо надяться, что прихожане м-ра Ванкорта будутъ настолько щедры, что не допустятъ подобной несправедливости, казалъ сэръ Обри, съ видомъ, показывавшимъ его собственную готовностъ оказать ему помощь.

Однакожъ, всеобщая молва въ Гедингем, Суанфорд и въ сосднихъ приходахъ утверждала, что сэръ Обри Перріамъ очень скупъ, и что если существовало въ мір что-нибудь для него ненавистное, то это именно денежныя пожертвованія. Низкія сплетни заходили даже такъ далеко, что гласили — будто, вопреки изяществу его манеръ, одежды и домашней обстановки, сэръ Обри былъ почти скрягой. Онъ не откладывалъ денегъ въ желзные несгораемые ящики, онъ не зарывалъ ихъ въ землю, но пересчитывалъ ихъ отъ времени до времени съ глубокимъ вниманіемъ, и весьма трудно было изобличить его въ ихъ растрат.

— Я быть можетъ слишкомъ поторопился, сказалъ викарій, такъ какъ пока у меня всего триста фунтовъ въ рукахъ, но я пригласилъ Спильби пріхать ныньче вечеромъ, чтобъ осмотрть старое мсто, и подать свое мнніе о томъ, какого рода зданіе всего боле пристало къ мстности. Конечно, оно должно быть въ готическомъ вкус.

Сэръ Обри казался необыкновенно заинтересованнымъ.

— Какъ, Спильби долженъ осмотрть вашъ школьный домъ сегодня вечеромъ? сказалъ онъ. Мн бы очень хотлось слышать его мнніе. Спильби способный малый.

Сэръ Обри всегда всхъ расхваливалъ. Это ему ничего не стоило, и вообще доставляло всмъ удовольствіе.

— Если бы вы намъ сдлали честь отобдать у насъ, сэръ Обри, радушно произнесъ м-ръ Ванкортъ, но внезапно остановился, озадаченный строгимъ взглядомъ своей дочери, означавшимъ, что домашній обдъ въ викаріат не довольно хорошъ, чтобъ врасплохъ угощать имъ такую особу, какъ сэръ Обри. Но мужчины такъ несообразительны!

‘Вотъ пришла фантазія папаш приглашать къ себ сэра Обри, когда у насъ нтъ ничего, кром супа и холодной передней части баранины’, подумала въ негодованіи миссъ Ванкортъ.

Должно быть сэръ Обри понялъ причину неоконченной фразы, потому что поспшилъ отклонить приглашеніе викарія.

— Вы очень добры, отвчалъ онъ,— но меня братъ будетъ ждать къ обду. Я долженъ вернуться домой, и пріду въ Гедингемъ тотчасъ посл обда. Въ какое время вы ожидаете Спильби?

— Около половины восьмого.

— Такъ задержите его до половины девятаго. Я къ этому времени пріду, прощайте, миссъ Ванкортъ, до свиданія, викарій, и баронетъ слегка дотронулся поводомъ до бархатной шле своего гндого коня, и похалъ крупной рысью.

ГЛАВА XII.
Интересъ сэра Обри растетъ.

Солнце освтило прощальнымъ красноватымъ лучомъ тисовыя и кипарисныя деревья на кладбищ, когда сэръ Обри Перріамъ отворилъ калитку у сада школьнаго дома. Онъ оставилъ свою лошадь въ гостинниц, хозяинъ и прислуга которой были не мало изумлены, увидвъ владльца замка въ такой поздній часъ. Наружность его выражала благосклонность, казалось, онъ собирался облагодтельствовать Гедингемъ.

— Невольно переносишься въ былыя времена, сэръ Обри, когда видишь васъ среди насъ — неопредленно замтилъ трактирщикъ. И дйствительно, врядъ-ли кто помнилъ такія времена, когда бы сэръ Обри часто навдывался въ Гедингемъ.

— Я пріхалъ повидаться съ архитекторомъ, который долженъ составить планъ новаго школьнаго дома, сказалъ баронетъ снисходительно.

— Боже милостивый, да! нашъ викарій такой дятельный человкъ, вчно что-нибудь да затваетъ, отвчалъ м-ръ Барфордъ. Онъ охотно предпочелъ бы боле вялаго викарія, который не такъ часто посягалъ бы на его карманъ.

Улучшенія, вводимыя м-ромъ Ванкортомъ, ложились тяжкимъ бременемъ на Гедингемъ… Но вдь за то велика была и честь жить въ мстечк, которое такъ преуспвало на пути прогресса. М-ръ Ванкортъ толковалъ даже о передлкахъ въ церкви, объ уничтоженіи галереи, въ которой цлыя поколнія Гедингемскихъ обывателей внимали въ тихой дремот снотворнымъ вечернимъ проповдямъ, и о какихъ-то необыкновенныхъ украшеніяхъ для алтаря и придловъ. Но жители Гедингема ревностно противились такимъ нововведеніямъ. Имъ была дорога церковь въ томъ вид, въ какомъ она служила предкамъ,— говорили они сентиментально, но еще дороже имъ были ихъ денежки,— о послднемъ они, конечно, умалчивали. М-ръ Ванкортъ и архитекторъ уже съ полчаса какъ мрили пространство, обсуждали и соображали будущую постройку. Сэръ Обри услыхалъ ихъ голоса въ то время, какъ отворялъ калитку и входилъ въ садъ школьнаго учителя, но не торопился подойти къ нимъ. Онъ медленно шелъ по узкой дорожк, любуясь безъискусственнымъ сочетаніемъ цвтамъ и овощей, спутавшихся между собою. Гвоздика и Иванъ-да Марья окаймлялись густыми буксами, которые привольно разрослись за послднія сорокъ лтъ, высокія штокъ-розы заслоняли собою капусту и бобы раскидистыми кустарниками розъ. Для человка, проживавшаго половину года въ Париж, этотъ сельскій садъ имлъ свою прелесть.

— Что ни говори, а нтъ мста на свт лучше Англія, сказалъ онъ про себя, и нтъ женщинъ красиве англичанокъ. Гд на континент встртишь такую свжесть лица, какъ у этой двушки?

Онъ засталъ м-ра Ванкорта и архитектора расхаживающими по зеленой лужайк передъ пріемной м-ра Керью. Сильвія сидла у раскрытыхъ дверей, слдя за ними между дломъ. Художникъ не могъ пожелать боле прелестнаго зрлища, какъ эта двушка, выдлявшаяся въ сумеречномъ полусвт.

Отецъ ея помстился у двери, куря свою вечернюю трубку.

Сэръ Обри кивнулъ головой викарію и м-ру Спильби, и прямо направился къ двери, гд снявъ шляпу, пожелалъ добраго вечера миссъ Керью.

Молодая двушка слегка вздрогнула при первомъ его появленіи, и хорошенькое личико ея зарумянилось. Что могло привести его сюда въ этотъ вечеръ… въ тотъ самый вечеръ, когда бдный Эдмондъ пустился въ свое скучное путешествіе и былъ уже на пути въ Соутгемптонъ.

Сэръ Обри замтилъ ея смущеніе и остался имъ очень доволенъ. Нкоторыя знакомыя ему дамы считали его уже за старика. Ему было очень пріятно убдиться, что отъ его прихода сердце сильно забилось у этого очаровательнаго созданія.

— Я надюсь, что вчерашнія хлопоты не очень утомили васъ, сказалъ онъ любезно.

Школьный учитель отложилъ въ сторону свою трубку и нанесъ изъ дому стулъ.

— Я нисколько не устала, благодарю васъ, сэръ Обри, отвчала двушка, улыбаясь на его вопросъ и сіяя молодостью и здоровьемъ.— Я право и не знаю, что такое усталость. Я объясняю это тмъ, что никогда не зжу въ экипажахъ.

— Я бы завтра же заперъ свои конюшни и распустилъ своихъ конюховъ, если бы могъ разсчитывать на такое же преимущество, сказалъ сэръ Обри, слегка вздыхая и опускаясь на стулъ, который подалъ ему Джемсъ Керью.

Онъ поблагодарилъ школьнаго учителя за его любезность учтивымъ наклоненіемъ головы.

— Я полагаю, что этотъ джентльменъ вашъ отецъ? сказалъ онъ Сильвіи вопросительно.

— Да, сэръ Обри.

— Очень радъ съ вами познакомиться, м-ръ Керью, промолвилъ баронетъ снисходительно.— Вчера я не видалъ васъ въ саду.

— Нтъ, сэръ Обри. Дтскій праздникъ единственный день, въ который я пользуюсь отдыхомъ. А такъ какъ я не особенно крпкаго здоровья, то и предоставляю боле молодымъ и веселымъ людямъ забавлять дтей. Я даже думаю, что мое присутствіе заставило бы ихъ по привычк выкрикивать свои таблицы умноженія.

— Очень вроятно, сказалъ сэръ Обри, смясь тмъ легкимъ машинальнымъ смхомъ, привычка къ которому пріобртается въ хорошемъ обществ.

— Вполн справедливо, м-ръ Керью. А эта молодая двушка ваша младшая дочь?

— Это моя единственная дочь, сэръ Обри, мое единственное дитя.

— Вотъ какъ! Вы, я думаю, очень ее любите?

Джемсъ Керью посмотрлъ на дочь съ недоумніемъ, сознавая, что ему слдовало бы сказать что-нибудь нжное — дать волю душевному порыву, какого можно было ожидать отъ отца единственнаго дтища. Но ни отецъ, ни дочь не привыкли къ сердечнымъ изліяніямъ, и у м-ра Керью не оказалось на-готов необходимыхъ для того словъ.

— Мы очень хорошо съ нею ладимъ, сказалъ онъ, стараясь изъ всхъ силъ принять нжный тонъ: но я опасаюсь, что она порядочно скучаетъ при нашемъ образ жизни.

— Ваша рчь отличается такимъ изяществомъ, какого я едва ли могъ ожидать отъ…

— Отъ Гедингемскаго школьнаго учителя, подхватилъ м-ръ Керью. Не знаю, можетъ быть… хотя я очень отсталъ отъ новаго поколнія народныхъ учителей, которые должны совмщать въ себ вс отрасли знанія. Я же пріхалъ въ Гедингемъ въ доброе старое время, когда отъ сельскаго учителя требовалось только умніе правильно читать и четко писать.

М-ръ Керью могъ бы еще прибавить, что въ то блаженное время свидтельство о нравственности не такъ строго разсматривалось, какъ ныньче.

— А вы уже такъ давно въ Гедингем, спросилъ сэръ Обри.

— Пятнадцать лтъ.

— Вы удивляете меня, съ вашимъ образованіемъ вы могли бы, мн кажется, давно найти себ лучшее мсто.

Сильвія не могла подавить вздоха нетерпнія. Мысль баронета такъ часто высказывалась ею.

— Папаш совсмъ чуждо честолюбіе, сказала она.

— Нтъ, я не честолюбивъ. Немногое нужно человку на земл, да и въ этомъ немногомъ нуждается онъ не долго. И стоитъ ли портить тотъ краткій мигъ, въ который онъ можетъ наслаждаться малымъ, безплодными стараніями добиться большаго. ‘Боги ни въ чемъ не нуждаются’, говорили греки, ‘и человкъ, у котораго потребности ограничены, приближается къ богамъ’. Я умю обуздывать свои желанія еще лучше, чмъ учить сельскихъ ребятишекъ, и, какъ примрный пастырь Гольдсмита, чувствую себя богаче богачей съ моимъ годовымъ доходомъ въ сорокъ фунтовъ.

М-ръ Керью могъ бы еще прибавить, что вопреки сходству съ идеальнымъ пастыремъ, онъ тратилъ свои сорокъ фунтовъ исключительно на свою персону, и потому ему хватало этихъ денегъ.

— Я преклоняюсь передъ вашими философскими взглядами, сэръ, проговорилъ одобрительно баронетъ. Если бы на свт было больше людей съ вашимъ образомъ мысли, то меньше было бы революцій. Однако-жъ, ради вашей дочери нельзя не пожалть, что вы удовольствовались положеніемъ, которое такъ значительно ниже вашихъ способностей.

Сильвія опять вздохнула.

— О, папа никогда обо мн не думаетъ. Пока у него есть даровая прислуга, онъ вполн доволенъ.

Эти слова были очень нелюбезны, и будь они произнесены мене красивыми устами, то показались бы непочтительными. Но сэръ Обри любовался устами и не взвшивалъ словъ, выходившихъ изъ нихъ. Онъ думалъ, какъ мила и умна эта двушка, и какъ жаль, что она заживо похоронена въ этой глуши, обстановка ея, конечно, мила и идиллична, если посмотрть на нее, какъ на картинку, въ лтнія сумерки, но она недостойна такой красавицы.

Онъ поспшно всталъ, и направился черезъ лужайку къ викарію и м-ру Спильби, которые стояли прислонясь въ оград и горячо бесдовали. Архитекторъ держалъ въ рук карандашъ и записную книжку.

‘Въ моемъ положеніи человкъ не можетъ позволять себ глупостей’, подумалъ баронетъ.

Перріамскій замокъ со всми его угодьями вислъ на его ше, какъ жерновъ, котораго онъ не могъ стряхнуть.

‘Будь я юношей, я могъ бы подурачиться и жениться на этой двушк’, размышлялъ онъ.

Между тмъ, со стороны молодого человка, который только-что начинаетъ жить, такой поступокъ былъ бы гораздо рискованне, чмъ для человка въ возраст сэра Обри, который прожилъ уже лучшую часть своей жизни, и, конечно, вправ думать о томъ, какъ бы ему скрасить остатокъ дней своихъ. Никогда, быть можетъ, не было человка боле свободнаго въ своихъ дйствіяхъ, чмъ сэръ Обри. У него не было близкихъ родственниковъ, за исключеніемъ брата, безвреднаго чудака, м-ра Перріама, который вдобавокъ слылъ за человка слегка тронутаго въ ум. Для него положительно не существовало никакихъ препятствій къ удовлетворенію его желаній, кром личныхъ предразсудковъ. Но послднія были очень сильны. У него было преувеличенное понятіе о своемъ собственномъ достоинств, о значеніи его въ большомъ свт. Онъ никогда ни въ чемъ не конкуррировалъ съ другими, а потому никогда и не испытывалъ неудачъ. Въ жизни съ нимъ не случалось ничего такого, что бы могло умалить его вру въ самого себя.

Въ молодости онъ былъ обрученъ съ дочерью одного герцога. Герцогъ былъ бденъ, но принадлежалъ въ высшей аристократіи Англіи. Молодая двушка, леди Гуннивера, умерла за мсяцъ до дня, назначеннаго для свадьбы, и ударъ этотъ тяжело обрушился на Обри Перріамъ. Портретъ его невсты все еще вислъ въ его кабинет въ Перріам, и онъ не могъ взглянуть на него безъ глубокаго вздоха сожалнія.

Это разочарованіе, или скоре воспоминаніе объ этомъ разочарованіи, потому что оно давно уже перешло въ область воспоминанія, заставило сэра Обри оставаться холостякомъ. Къ воспоминанію о томъ, что его Гуннивера была милйшимъ созданіемъ, всегда примшивалась мысль, что она тоже была дочерью одного изъ древнйшихъ герцоговъ Англіи. Онъ встрчалъ безчисленное множество хорошенькихъ и пріятныхъ женщинъ, которыя охотно согласились бы сдлаться леди Перріамъ, но ни одна не была достойна занять мсто, предназначавшееся Гуннивер. Он могли оживить его очагъ всми радостями семейной жизни, но он не могли дать въ ддушки его дтямъ герцога. Сэръ Обри принялъ этотъ фактъ къ сердцу, и остался xолостымъ.

Но на всякой жизненной троп кроется змя. Сэръ Обри имлъ артистическіе вкусы. У него была своя мечта, свой идеалъ чистой красоты, котораго онъ никогда не надялся встртить иначе, какъ на картинахъ своего любимца Тиціана. И вдругъ, передъ нимъ во-очію предстала его художественная мечта, идеалъ женской красоты, который воспвали поэты и живописали художники во вс вка. Онъ встртилъ этотъ идеалъ здсь, въ деревн Гедингемъ — въ своихъ собственныхъ владніяхъ,— лишь въ нсколькихъ миляхъ отъ своего дома. Онъ учтиво выслушивалъ мннія м-ра Спильби о новомъ школьномъ дом. М-ръ Спильби полагалъ, что настоящее зданіе до того обветшало, состарлось, что едва-ли продержится еще съ мсяцъ.

— Оно врядъ ли могло защищать отъ непогоды за эти послднія десять лтъ, сказалъ м-ръ Спильби съ глубокимъ презрніемъ, и для меня непостижимо, какъ еще могли держаться эти почтенныя, ветхія стны.

— Я боюсь, Спильби, что имъ придется простоять еще годикъ-другой, сказалъ викарій. Но вы можете представить намъ свою смту, когда хотите. Намъ легче будетъ разсчитать свое средства, имя ее въ рукахъ.

Сэръ Обри выказывалъ большой интересъ, и когда м-ръ Спильби ушелъ за своимъ кабріолетомъ въ гостинницу, чтобы вернуться въ Монкгемптонъ, баронетъ все еще мшкалъ, и за этотъ разъ не отклонилъ предложенія викарія роспить бутылочку кларету. Домъ викарія стоялъ по-ту сторону кладбища. Имъ пришлось пройти, подъ снью мрачныхъ кипарисовъ, пріютившихъ Эдмонда и Сильвію въ моментъ прощанія ихъ, другую боле открытую часть сельскаго кладбища, и они очутились передъ внушительными на видъ окнами солиднаго жилища викарія. Низш стна отдляла его садъ отъ мста, усяннаго могилами. Кусты георгинъ и арки, обвитыя розами, красиво выглядывали изъ-за дерноваго вала, а изъ-за поросшихъ мхомъ надгробныхъ памятниковъ привтливо выглядывали освщенныя окна гостинной Ванкортовъ. Обручи отъ крокета, разбросанные мячики и молоточки еще валялись на лугу.

— Вашъ школьный учитель довольно оригинальный человкъ, сказалъ баронетъ, пока они проходили по кладбищу,— человкъ, повидимому, знававшій лучшіе дни. Извстно-ли вамъ что-нибудь изъ его прошлаго?

— Ничего ровно. Вдь онъ поселился здсь еще до меня.

— Я удивляюсь, какимъ образомъ онъ попалъ на это мсто. Но говору онъ не похожъ на жителя западныхъ провинцій.

— Между тмъ, Керью — фамилія изъ западныхъ провинцй.

— Да, и очень хорошая фамилія. Я неоднократно пьггался разузнать, къ какимъ Керью онъ принадлежитъ. Но онъ ужасю скрытенъ… отъ него ничего не добьешься. Онъ, во всякомъ случа, непріятный человкъ, но несомннно хорошій учитель.

— Какое получаетъ онъ жалованье?

— Сорокъ фунтовъ въ годъ, отопленіе, освщеніе и квартиру.

— Бдняга! Но онъ по разговору совершенный джентльменъ. И дочка его очень интересна. Вы ее хорошо знаете?

— Она расцвла на моихъ глазахъ. Ей было приблизительно двнадцать лтъ, когда я здсь поселился.

— Она, повидимому, очень мила, вообще кажется хорошей двушкой.

— Какъ большинство молодыхъ двушекъ, сказалъ викарій тономъ, который показывалъ, что онъ вообще не высокаго мннія о молодыхъ двушкахъ.— Дочери мои говорятъ, что она тщеславна, но такъ какъ я нахожу, что он сами не свободны отъ этой женской слабости, то и не придаю большого вса этому обвиненію. Такая красивая двушка, какъ Сильвія, не можетъ ничего не знать о своей красот.

Ни слова не сказалъ викарій о сельскихъ сплетняхъ или о томъ, что доброе имя ея пострадало. Сэръ Обри былъ этимъ очень доволенъ. Но сталъ разспрашивать дальше.

— Ваша дочь упоминала ныньче вечеромъ о какихъ-то неблагопріятныхъ слухахъ, помшавшихъ ей продолжать прежнія дружескія сношенія съ миссъ Керью, сказалъ онъ.— Вы но слыхали, какого рода эти слухи?

— Слухи! воскликнулъ викарій, почти съ гнвомъ. Гедингемъ наполненъ слухами! Самый воздухъ ими пропитанъ! Если вы выйдете изъ дому поздно вечеромъ, васъ ожидаетъ сплетня! Если вы предпримете до завтрака непривычную прогулку — новая сплетня! Если гость отобдаетъ у васъ — опять сплетня! Вы даже не можете пообдать у себя дома въ одиночеств, чтобъ не возбудить толковъ. Вы кушаете курицу, когда другіе дятъ говядину, значить, вы необыкновенно кутите! За обдомъ у васъ холодный филей съ салатомъ — вы скряга! У меня не хватаетъ терпнія выслушивать разносчиковъ деревенскихъ сплетенъ, и моя ненависть къ ихъ болтовн такъ извстна, что очень немногіе изъ нихъ осмливаются попадаться мн на пути. Что же касается до Сильвіи Керью, я знаю ее съ дтства, и никогда не имлъ причины дурно отзываться о ней.

Сэръ Обри былъ очень доволенъ. Собственно нельзя было предполагать, что бы мысли. или мннія людей объ этой деревенской красавиц могли имть какую-нибудь цну въ его глазахъ: однакожъ, въ глубин души онъ былъ теперь очень счастливъ.

ГЛАВА XIII.
Незванная гостья.

Въ то время, какъ баронетъ любезничалъ въ гостинной викаріата и прикидывался, будто принимаетъ простой медокъ м-ра Ваинорта за тонкій шато-марго, прелюбопытная сцена происходила въ пріемной школьнаго дома — сцена выдлявшаяся, по своей драматичности, изъ обычнаго строя жизни м-ра Керью, установленнаго имъ со времени его переселенія въ Гедингемъ.

Наступила уже темная, бевзвздная ночь, когда школьный учитель опустилъ пггору и услся за маленькій столикъ читать газету при свт двухъ свчей, изъ вторыхъ вторая зажигалась лишь на время итого чтенія. При незначительности содержанія м-ра Керью, довольно важнымъ вопросомъ было: горитъ ли у него одна свча или дв, и поэтому, когда онъ складывалъ и клалъ въ сторону свою газету, Сильвія была обязана тушить вторую свчу.

Интересъ къ чтенію газетъ нсколько удивлялъ въ человк, чуждавшемся людского общества, какъ м-ръ Керью. Онъ мало интересовался книгами вообще, хотя прочелъ ихъ много въ извстную пору своей жизни. Но газетами онъ просто упивался, слдя за карьерой общественныхъ дятелей, въ особенности же изъ коммерческаго міра, и тщательно отмчая каждый шагъ ихъ на пути житейскихъ успховъ. Сильвіи часто случалось замчать, какъ онъ откладывалъ нумеръ газеты въ сторону съ раздирающимъ душу вздохомъ, который можно лишь сравнить со вздохами, вырывавшимися у гршниковъ въ преисподней, при вид удаляющихся свтлыхъ призраковъ Данта и Виргалія, по исчезновеніи которыхъ все снова погружалось во мракъ. Несмотря на его долгое пребываніе въ этомъ мирномъ уединеніи, у него, очевидно, сохранились нкоторыя стремленія, и въ груди его все еще тллъ неугасимый огонь страстей. Иногда онъ давалъ волю своему раздраженію и награждалъ Сильвію безконечною проповдью о превратностяхъ судьбы и непрочности благъ земныхъ. Но онъ разсматривалъ этотъ вопросъ не съ религіозной точки зрнія, и не въ упованіи на загробную жизнь совтовалъ онъ дочери искать утшенія. Онъ смотрлъ на предметъ съ чисто-вншней стороны, и поучалъ ее, что жизнь человческая есть сплетеніе противорчій, гд остаются въ выигрыш лишь т немногіе предпріимчивые люди, которые вдуть на проломъ. Эти избранники и господствуютъ надъ всеобщимъ хаосомъ, и одни пользуются благами жизни. Для массы же — жизнь представляетъ безнадежную путаницу.

Сильвія внимательно слушала и соглашалась съ проповдникомъ. Она всегда была готова обвинять порядокъ вещей, обрекшій ее носить полинялыя платья и шляпы домашняго издлія. Она не вполн сознавала, чья тутъ вина, судьбу или общества, но чувствовала тутъ что-то неладное, и жизнь казалась ей неразршимой загадкой.

Въ этотъ вечеръ, однакожъ, м-ръ Керью былъ необыкновенно оживленъ и, опуская стору, насвистывалъ итальянскую мелодію — память тхъ дней, когда онъ посщалъ оперу.

— Спла бы ты мн псенку, Сильвія, сказалъ онъ, пока я выкурю другую трубочку.

Двушка повиновалась и сла за фортепіано, но такъ какъ мысли ея летли вслдъ за Эдмондомъ Стенденомъ, то изъ своего скуднаго репертуара она выбрала самую грустную мелодію. ‘По всей вроятности, въ эту пору, бдный путникъ находится въ Соутгемптон’, думала она, ‘и блуждаетъ по освщеннымъ улицамъ незнакомаго города, печальный и одинокій, тоскуя обо мн’. И такъ запла она печальную псенку сэра Вальтеръ-Скотта, наложенную на грустную мелодію:

The heath this night must be my bed

The bracken curtain for my head,

My lullaby the warder’s trade,

Far, far from lore and thee, Mary.

То-morrow eve, more stilly laid,

My couch may be my bloody plaid,

My vesper-song, thy wail, sweet maid.

It will not waken me, Mary ^l).

¹) ‘Степь ныншней ночью будетъ мн постелью, папоротники — покрываломъ, колыбельною пснью — шаги ночного сторожа, вдали отъ тебя и твоей любви, Мэри.

‘Завтра же вечеромъ, я буду спать еще непробудне, кровавый плащъ послужить мн быть можетъ вмсто постели, вечерней пснью будетъ твой стонъ, но онъ не пробудитъ меня, Мэри’.

М-ръ Керью не обратилъ большого вниманіи на псню. Пріятный, грустный напвъ ласкалъ его слухъ, въ то время какъ онъ, покуривая, былъ погруженъ въ свои мечты, преисполненныя самыхъ сладкихъ надеждъ.

Онъ говорилъ себ, что его дочь одержала блистательную побду. По всей очевидности, сэръ Обри Перріамъ былъ сильно пораженъ ея замчательной красотой. Нкоторые взгляды и интонація его голоса не оставляли въ томъ сомннія. Къ тому же, какъ объяснить появленіе баронета у нихъ въ тотъ вечеръ? Мнимый интересъ къ постройк новой школы былъ самымъ пустымъ предлогомъ. Ясно, что сэръ Обри пріхалъ, чтобъ увидть Сильвію, и ни для чего иного.

Конечно, восхищеніе сэра Обри могло ни къ чему не повести. Да и по всей вроятности оно ни къ чему не поведетъ. Кахъ допустить предположеніе, чтобы человкъ съ состояніемъ и высокимъ общественнымъ положеніемъ, прожившій въ одиночеств до пятидесяти или шестидесяти лтъ, и сумвшій обойти вс ловушки, которыя, вроятно, разставлялись на пути его жизни, увлекся сельской красавицей!

— ‘Люди бываютъ обыкновенно рабами того общества, въ которомъ живутъ, и нельзя ожидать, чтобъ этотъ человкъ нашелъ смлость поставить на своемъ, раздумывалъ про себя м-ръ Керью. Сколько бы онъ ни любовался моей дочерью, у него хватитъ стойкости отвернуться отъ насъ во-время и позабыть ее’.

Сильвія разсказала отцу о маленькомъ эпизод во фруктовомъ саду, о томъ, какъ она во время игры въ жмурки поймала сэра Обри Перріама, и какъ потомъ объ поцловалъ ея руку, какъ истый рыцарь старой школы. Врность Эдмонду нисколько не мшала ей быть польщенной такимъ поклоненіемъ передъ ея красотой. Между тмъ она строго бы осудила Эдмонда, еслибы онъ осмлился кмъ-либо любоваться, кром нея.

Но въ этотъ вечеръ, во время пнія, ея мысли невольно переходили отъ Эдмонда къ баронету, и она недоумвала: ‘зачмъ онъ прізжалъ къ нимъ сегодня, и не замтилъ ли кто изъ постороннихъ восхищенный взоръ его, когда онъ говорилъ съ ней. Бдный Эдмондъ! Если бы онъ былъ владльцемъ Перріамъ-Плеса, вмсто того, чтобъ находиться въ зависимости отъ каприза такой тиранической матери’!

— Послушай, Сильвія, сказалъ отецъ, докуривая трубку: у меня былъ сегодня откровенный разговоръ съ твоимъ возлюбленнымъ м-ромъ Стенденомъ. Ты, должно быть, повела свои дла еще хитре, чмъ большинство женщинъ, потому что я могъ оставаться въ невдніи до самой послдней минуты.

— Что толку было говорить, папа, равнодушно отвчала двушка, когда я была заране уврена, что вы будете противъ насъ. Къ тому же мы еще очень недавно дали другъ другу слово.

— Дали другъ другу слово! воскликнулъ школьный учитель презрительно. Неужели ты серьезно собираешься выйти замужъ за этого нищаго?

— Конечно, я выйду замужъ за м-ра Стендена, съ твердостью отвчала Сильвія.

Она смотрла прямо отцу въ лицо: онъ видлъ вызовъ въ этомъ взгляд.

— Я полагалъ, что ты довольно натерплась отъ бдности.

— Онъ будетъ для меня работать, возразила она, не спуская пристальнаго взгляда съ отца. Отецъ понялъ намекъ.

— Разв онъ сдлалъ какія-нибудь попытки спасти тебя отъ мрачной обстановки бдности?

— Эдмондъ станетъ самъ работать для меня, повторила двушка. Отчего ему не устроить своихъ длъ? Онъ молодъ и энергиченъ, и не будетъ сидть сложа руки, мирясь съ нищетой, какъ какой-нибудь жалкій колпакъ, надъ которымъ смется каждый лнивый мальчишка.

— Я не умю спорить съ бабами! презрительно воскликнулъ м-ръ Керью. Въ нихъ такая бездна глупости, что умъ человческій не можетъ унизиться до ихъ пониманія. Выходи замужъ за Эдмонда Стендена, если теб угодно. Разгласи по всему Гедингему, что вы помолвлены, и если ты прозваешь самую блестящую будущность, какую только можетъ пожелать себ двушка, и впослдствіи будешь съ мужемъ умирать съ голоду, то вини себя одну.

— Блестящую будущность!— повторила двушка съ горькой усмшкой: какую блестящую будущность могу я ожидать здсь?

Она презрительнымъ взглядомъ окинула свою бдную обстановку и непріятно расхохоталась.

— А что бы ты отвтила на предложеніе сдлаться хозяйкой Перріамъ-Плэса?

Двушка снова засмялась, но на этотъ разъ меньше горечи стлалось въ ея смх.

— Бдный папа! сказала она съ состраданіемъ: можно ли быть настолько неразумнымъ, чтобъ придавать значеніе пустой любезности сэра Обри?

— Великія событія возникали изъ малыхъ причинъ, поучительно отвчалъ ея отецъ. Но если ты выйдешь замужъ за Эдмонда, то закроешь себ двери счастья навсегда.

Сильвія нетерпливо вздохнула.

— Пожалуйста не набивайте мн голову такими глупостями, вал. Это положительно смущаетъ мое спокойствіе. Стать госпожей Перріамъ-Плэса! Какъ бы да не такъ! и это потому, что пожилой джентльменъ сказалъ мн одинъ или два комплимента. Слыхалъ ли кто такую нелпость?

М-ръ Керью ничего не отвтивъ, и снова принялся за чтеніе газетъ. Сильвія перерыла свою рабочую корзинку, но не принималась за работу. Безразсудныя рчи отца очень взволновали ее. Она опять вздохнула, но глубже прежняго.

— Вы не знаете, папа, какъ добръ Эдмондъ, сказала она съ мольбой въ голос: вы не знаете, какъ нжно, какъ искренно онъ любитъ меня.

— Но я знаю, что у него нтъ ни единаго шиллинга врнаго дохода, отвчалъ отецъ: довольно съ меня и этого, чтобъ знать, годится ли этотъ человкъ въ мужья моей дочери.

— Желала бы и я, чтобъ онъ былъ богаче. Но вдь можетъ же м-съ Стенденъ когда-нибудь смягчиться, произнесла задумчиво Сильвія. Онъ такъ добръ, смлъ и искрененъ, и съ такой готовностью ршается пожертвовать своимъ наслдствомъ ради меня, какъ будто дло шло о завядшемъ цвтк.

— Что служитъ яснымъ доказательствомъ, что онъ набитый дуракъ, возразилъ отецъ, и что онъ никогда не будетъ имть никакого успха въ жизни.

— И это непреложная истина, папа? Однакожъ, если бы умные люди всегда пользовались успхомъ, то вамъ слдовало бы достичь лучшаго положенія.

— Я не претендую на умъ. Въ свое время я тоже былъ дуракомъ,— да и за это меня кругомъ одурачили… Послушай, прибавилъ онъ, встрепенувшись. Что это такое?

Послышался тихій стукъ въ наружную дверь, и это въ такую пору, когда постители въ школьномъ дом были рдкостью. Небольшіе голландскіе часы въ кухн пробили десять, часъ довольно поздній въ Гедингем, время, когда мстные обыватели ложились сватъ, если у нихъ не собирались гости. Самые записные кутилы въ Гедингем вставали изъ-за стола въ одиннадцать часовъ, и черезъ четверть часа сонъ смыкалъ ихъ очи.

У нервныхъ темпераментовъ всякая неожиданность, будь то хоть легкій стукъ въ наружную дверь, производитъ испугъ, а въ этотъ вечеръ нервы м-ра Керью были нсколько напряжены. Сознаніе, что баронетъ заинтересовался его дочерью, при всей своей призрачности, взволновало его.

Онъ подошелъ въ двери и осторожно отворилъ ее, какъ будто ожидая встртиться лицомъ къ лицу съ ночнымъ воромъ въ маск и съ фонаремъ въ рук, или же съ современнымъ гарротёромъ. Но фигура, представшая передъ нимъ, никакъ не могла навести ужаса, то была чрезвычайно худощавая женщина, одтая въ платье, которое, несмотря на окружающій ее мракъ, казалось опрятнымъ, хотя сильно поношеннымъ.

— Что вамъ угодно? спросилъ онъ неособенно привтливо.

Ему отвтилъ такой тихій голосъ, что Сильвія, изъ всхъ силъ напрягавшая слухъ свой, услышала лишь неясный шопотъ. Хотя она не разслышала ничего опредленнаго, но поведеніе отца испугало ее. Онъ вздрогнулъ, отскочилъ назадъ съ подавленнымъ восклицаніемъ, потомъ опять нагнулся впередъ, какъ-бы желая разглядть лицо несвоевременной постительницы.

— Подождите съ минутку, пробормоталъ онъ, и потомъ обратясь къ дочери, проговорилъ поспшно:

— Иди наверхъ въ свою комнату, Сильвія, и оставайся тамъ, пока я не позову тебя. Мн нужно переговорить съ этой особой.

Сильвія взглянула на него, какъ-бы собираясь спросить о чемъ-то.

— Сказано теб, иди. Я позову тебя, когда до мн будешь нужна.

Сильвія повиновалась безпрекословно. Она захватила съ собой одну свчу, оставивъ комнату слабо-освщенною другой.

М-ръ Керью впустилъ въ этотъ полумракъ незнакомку, но пріемъ его не выражалъ искренняго гостепріимства, а скоре ту принужденность, съ какою человкъ впускаетъ къ себ исполнителя закона, являющагося лишить его свободы.

ГЛАВА XIV.
Загубленная жизнь.

Женщина вошла, нервнымъ, испуганнымъ взоромъ окидывая эту слабо-освщенную пріемную, будто опасаясь, не попала ли она въ западню, которая поглотитъ ее навки. Она осмотрла комнату съ любопытствомъ — съ удивленіемъ — и затмъ перенесла взглядъ свой на школьнаго учителя.

— Да, проговорилъ онъ, въ отвтъ на ея взглядъ. Перемна большая, не правда ли? Здсь нтъ роскоши, нечмъ польстить женскому тщеславію или гордости.

— Да, обстановка здсь очень бдна, нершительно отвчала женщина, но я давно привыкла къ бдности.

Потомъ съ чувствомъ поглядла ему прямо въ лицо и сказала:

— Неужели у васъ не найдется ни одного добраго слова для меня, Карфордъ, посл столькихъ лтъ разлуки?

— Пожалуйста, не произносите этого имени, сказалъ онъ сердито. Здсь я извстенъ подъ именемъ Джемса Керью. Вы могли выслдить меня здсь только подъ этимъ именемъ.

— Не говорите, Джемсъ, что я выслживала васъ. Я никогда бы васъ не обезпокоила, еслибъ было хоть одно существо въ мір, въ кому я могла обратиться въ моемъ безвыходномъ положеніи.

— А что, разв вы ихъ всхъ обобрали, всхъ разорили, тхъ франтовъ и поклонниковъ, которые только и клялись, что хорошенькой м-съ Карфордъ?

— Мн нужно такъ немного, Джемсъ, умоляла бдная женщина, не отвчая на насмшки. Я прошу такой бездлицы.

— Я этому очень радъ, воскликнулъ м-ръ Керью, моя обстановка не можетъ возбуждать блестящихъ надеждъ. Неужели, сударыня, вамъ нужно объяснять, что все, чего я могъ добиться за все это время: это — куска хлба для себя и моего ребенка? Достаточно взглянуть, какъ я живу, чтобъ убдиться въ этомъ.

Онъ оглянулъ комнату съ невыразимымъ презрніемъ, между тмъ какъ женщина вглядывалась въ него своими впалыми, грустными глазами.

— Эта комната — дворецъ, Джемсъ, въ сравненіи съ тми трущобами, въ которыхъ я жила, сказала она въ отвтъ.

Она нершительно, какъ-бы сомнваясь, не будутъ ли оспаривать ея право сидть въ этой комнат, сла у стола, гд мерцаніе единственной свчи озарило ея увядшее лицо.

Одного бглаго взгляда достаточно было, чтобы убдиться, что лицо это было нкогда очень красиво. Большіе каріе глаза, казавшіеся еще больше отъ худобы щекъ, не взирая на мрачное выраженіе, не вполн еще утратили свой блескъ. Ни годы, ни горе не могли измнить нжныхъ очертаній лица, и совсмъ тмъ на немъ лежала печать изнеможенія и окончательнаго разрушенія. Никогда больше не заиграетъ краска или жизнь въ лиц этой увядшей красавицы. Для человка, видавшаго ее во цвт лтъ, эта женщина могла показаться привидніемъ. Школьный учитель нсколько минутъ задумчиво вглядывался въ нее, потомъ отвернулся со вздохомъ. Такое разрушеніе тяжеле смерти.

Да! она когда-то была очень хороша собой! и лицо ея было поразительно похоже на другое лицо, цвтущее молодостью и красой. Эти глаза напоминали глаза Сильвіи, но только Сильвіи старухи. Эти нжныя черты лица были созданы по ея образу и подобію. Но ослпительный цвтъ лица, придававшій Сильвіи такое сходство съ картинами Тиціана, былъ навки утраченъ. Лицо этой женщины было блдно и совсмъ безцвтно. Волосы, въ безпорядк падавшіе на ея строго очерченный лобъ, такъ же выцвли, какъ и поблекшія щеки. Если когда-нибудь призракъ красоты блуждалъ по земл, то онъ олицетворялся въ этой женщин. То было привидніе, словно говорившее молодости и красот: смотрите, какъ мимолетны ваши чары!

Самая одежда этой женщины повствовала о загубленной жизни.

Измятое срое шелковое платье, протертое по швамъ, запятнанное и засаленное отъ времени,— жалкій оборвышъ шали, бывшей когда-то черною кружевною, но теперь походившей цвтомъ на траву Гайдъ-Парка въ конц жаркаго лта, шляпа, сшитая изъ обрзковъ, выброшенныхъ портнихой, перчатки — послдняя уступка цивилизаціи, ссвшіяся подъ вліяніемъ непогоды до того, что едва покрывали исхудалыя пальцы — все это свидтельствовало объ изысканной нищет, достигшей своихъ крайнихъ предловъ.

— Какимъ образомъ вы отыскали меня? спросилъ м-ръ Керью, посл молчанія, во время котораго бдная женщина пристально и съ надеждой глядла ему въ лицо.

— М-ръ Майльсъ, кассиръ, однажды встртился со мною въ Голборн, и, видя мою бдность, спросилъ меня, почему я не обращаюсь къ вамъ. Онъ одинъ разъ увидалъ васъ здсь въ церкви, когда прізжалъ на недлю въ здшнія мста для рыбной ловли. Онъ мн говорилъ, что вы, повидимому, порядочно здсь устроились, и могли бы помочь мн немного. Это случилось ровно три года тому назадъ. Но я не хотла прибгать къ вамъ, Джемсъ. Я знала, что не имю на то права. Я ждала, пока голодъ не заставилъ маня придти сюда.

— Голодъ! воскликнулъ школьный учитель. Если у васъ хватило денегъ на поздку сюда, то вы еще далеки отъ голодной смерти.

— На это требовалось лишь нсколько шиллинговъ. Я пріхала въ Монкгемптонъ на дешевомъ позд. Я заняла полъ-соверена у моей квартирной хозяйки — доброй души, которая очень ко мн снисходительна.

— Ваша пріятельница сдлала бы гораздо лучше, если бы приберегла деньги. Я не могу дать вамъ даже и десяти шиллинговъ. Боже милостивый! неужели нтъ во всей вселенной такого отдаленнаго уголка, гд бы человкъ могъ скрыться отъ глазъ людскихъ? Подумаешь,— этотъ негодяй Майльсъ выслдилъ меня даже здсь!

— Онъ говорилъ о васъ съ большимъ участіемъ, Джемсъ.

— Чортъ побери его участіе! Какое право имлъ онъ произносятъ мое имя? А вамъ еще мене, чмъ кому-нибудь, имлъ онъ право называть меня!

— О, я знаю, что я не имла никакого права обращаться къ вамъ, сказала женщина съ уничиженной покорностью. Нтъ состраданія, нтъ прощенія, по крайней мр на земл — для жены, которая разъ оскорбила своего мужа.

— Разъ оскорбила! воскликнулъ Джемсъ Керью съ глубокой горечью. Разъ оскорбила! Да вся жизнь ваша была лишь длиннымъ рядомъ оскорбленій для меня. Еслибъ дло шло только о вашей супружеской неврности,— есть люди, философія которыхъ настолько велика, что простирается до прощенія! Я не говорю вамъ, чтобъ я принадлежалъ въ ихъ числу, но очень возможно, что еслибы все ваше преступленіе заключалось только въ бгств съ этимъ негодяемъ, я б могъ со временемъ отнестись къ вамъ снисходительне.

Говорятъ, что черви топорщатся, когда на нихъ наступишь. Внезапный огонь вспыхнуть въ потухшихъ глазахъ м-съ Карфордъ, на губахъ ея выразилось глубочайшее презрніе.

— Мое преступленіе выручило васъ изъ бды, Джемсъ, сказала она спокойно. Если бы не это — вы сидли бы въ тюрьм за мошенничество.

— Если бы не это! м-ру Моубрэ неловко было подвить преслдованію мужа обольщенной имъ женщины, мотовство которой было причиной его преступленія.

— Мое мотовство! О Джемсъ, не будьте во мн несправедливы. Кто изъ насъ больше предавался тщеславію и роскоши, кто гордился своимъ хлбосольствомъ и былъ доволенъ жизнию лишь тогда, когда она представлялась непрерывнымъ праздникомъ? Кто былъ членомъ полдюжины клубовъ, когда достаточно было бы и одного? Кто присутствовалъ на всхъ скачкахъ, выигрывалъ и проигрывалъ деньги съ такой быстротой, что ошеломленная голова теряла счетъ выигрышамъ и проигрышамъ? Вы говорите о моемъ мотовств! Что значить счетъ портнихи въ сравненіи съ пари въ таттерсал, или цна случайной ложи въ оперу въ сравненіи съ неудачей на скачкахъ въ Крокфордс? И какъ могла я предполагать, что мы живемъ свыше средствъ своихъ, когда я видла, что вы ни въ чемъ не отказываете себ для удовлетворенія своихъ фантазій. Я знала только, что вы директоръ большого торговаго дома, и знала, что вы получаете очень большое жалованье, и занимаете важную должность, которая перешла къ вамъ отъ отца. Вдь я была совсмъ неопытной двочкой, когда вы женились на мн, и не знала жизни. Неужели вы думаете, что я была бы такъ беззаботна, еслибы вы мн открыли правду? еслибы вы только были откровенны и сознались, что мы стоимъ на краю погибели, что вы поддлали отчеты торговаго дома, и жили въ постоянномъ страх, что все откроется?

— Сознаться вамъ!? воскликнулъ презрительно мужъ, сознаться передъ куклой, которая только и жила нарядами и своей красотой? Могъ ли искать я сердца у записной щеголихи? Нтъ, я предпочелъ довриться случайности, чмъ такой жен, какъ вы. Я думалъ, что я выпутаюсь изъ затруднительнаго положена. Недочетъ былъ значительный, но одинъ крупный выигрышъ на скачкахъ могъ поправить все дло. Я не терялъ надежды, стоя на краю пропасти, пока въ одинъ прекрасный день не пошелъ въ контору и не встртилъ незнакомое лицо, ревизующее мои книги, возвратясь нсколькими часами позже домой, я открылъ, что жена моя бжала съ моимъ принципаломъ.

— Это преступное дйствіе спасло васъ отъ каторги, сказала женщина.

— Цною коего безчестія, отвчалъ школьный учитель. Въ ту же ночь я получилъ письмо отъ измнника — почетнаго гостя въ моемъ дом — невинной жертвы моего обмана, какъ я полагалъ, извщающаго меня, что я давно заподозрнъ въ поддлк документовъ, которая теперь доказана съ математическою точностью по проврк книгъ. Письмо его, краткое и безъ подписи, увдомляло меня дале, что торговый домъ избавить меня отъ судебнаго преслдованія, съ условіемъ, чтобъ я удалился изъ коммерческаго міра, и отказался отъ всякихъ попытокъ получить кредитъ или занятія въ самомъ Лондон. О жен, похищенной у меня, негодяй, писавшій это письмо, не говорилъ ни слова.

Наступило глубокое молчаніе — Джемсъ Керью умолкъ, утомись отъ сильнаго гнва, который онъ старался сдерживать во все время разговора.

— Что мн оставалось длать? Смиренно перенести свое безчестіе или преслдовать подлеца, похитившаго у меня жену? Еслибы я преслдовалъ его, еслибы я потребовалъ возстановленія чести оскорбленнаго супруга, онъ могъ уличить меня въ подлог. Я поддлалъ его подпись на счетахъ изъ корыстныхъ цлей. Онъ могъ выдать меня, какъ поддлывателя чужихъ подписей. Я задерживалъ суммы, которыя должны были поступить къ нему. Онъ могъ обвинять меня въ воровств. Напрасно сталъ бы я оправдываться желаніемъ пополнить растраченныя деньги при первой возможности — преступленіе было совершено.

Онъ опять умолкъ, запыхавшись, и отеръ капли пота со лба своего. Воспоминаніе объ этихъ дняхъ будило прежнія страсти.

— Я страшился участи преступника. Но я быль человкъ, а не червякъ. Итакъ, я послдовалъ за вами и вашимъ обольстителемъ,— и посл долгихъ поисковъ, нашелъ васъ въ Люцерн. Какъ могли такія преступныя души созерцать величіе природы! Моубре поступилъ благородне, чмъ я отъ него ожидалъ. Мы дрались, и я ранилъ его. Оставивъ его на рукахъ лакея, въ маленькой рощ, отстоявшей въ какихъ-нибудь пятистахъ шагахъ отъ гостинницы, въ которой нашелъ васъ обоихъ, я возвратился въ Англію, блуждалъ нкоторое время безцльно, таская съ собой Сильвію, постоянно ожидая, что меня арестуютъ, я, наконецъ, добрался сюда безъ гроша. Я засталъ мсто школьнаго учителя незанятымъ, попросился на это мсто и въ непродолжительномъ времени получилъ его, безъ всякой рекомендаціи, благодаря манерамъ, которыя понравились моимъ покровителямъ. Вотъ и вся моя исторія. Ваша, безъ сомннія, отличается большимъ разнообразіемъ.

— Ее разнообразили только печаль и раскаяніе, Джемсъ, отвчала жена, съ тяжелымъ вздохомъ.— Я не была такъ преступна, я не такъ глубоко пала, какъ вы думаете. Тяжесть моего грха обрушилась на меня со всею силою. Я тосковала по моемъ ребенк. Я чувствовала угрызенія совсти за свой позоръ. Горе сдлало меня скучной собесдницей, и наступилъ тотъ день, когда я прочитала уныніе на лиц, которое до сихъ поръ только улыбалось мн. Тогда я поняла, что наступилъ конецъ. Моя жертва никому не принесла счастія: ни мн, ни человку, который все еще уврялъ меня въ своей любви. Мы еще проскитались по континенту, пока это ему не надоло, и онъ сталъ поговаривать о возвращеніи въ Англію. Мн до смерти надоли шумные, чужіе города, но мысль о возвращеніи на родину приводила меня въ ужасъ. Придется встрчать знакомыхъ, которымъ исторія моя извстна. Я высказала ему свои опасенія, и онъ въ первый разъ отвтилъ мн съ усмшкой: ‘Вамъ нечего бояться быть узнанной вашими друзьями, вы забываете, какъ вы измнились’. Черезъ нсколько времени я взглянула на себя въ зеркало, и увидла, что онъ былъ правъ. Красота моя исчезла.

— Вскор посл этого открытія, любовникъ вашъ бросилъ васъ, я полагаю, сказалъ м-ръ Керью.

— Нтъ, этотъ послдній позоръ миновалъ меня. Я сама его покинула. Я чувствовала, что цпь наша стала слишкомъ тяжела, и совсть, которую могло заглушать лишь сознаніе его любви, проснулась во мн со всми своими мученіями. Я врядъ ли бы нашла въ себ столько мужества, чтобъ повдать свою печальную повсть пастырю нашей вры, но я знавала добраго старика-священника, служившаго обдню въ небольшой часовн въ Тирол, гд мы путешествовали, и лицо этого старца общало состраданіе. Я пошла къ нему и все ему разсказала. Онъ далъ мн почувствовать, что если я хочу заслужить отпущеніе грховъ своихъ, то прежде всего должна покинуть грховную стезю. Я ему сказала, что теперь нахожусь безъ гроша, и желала бы отправиться въ одинъ изъ большихъ городовъ Германіи, гд могла бы получить мсто гувернантки, или компаньонки въ путешествующемъ семейств, словомъ, мсто, гд пригодилось бы мое знаніе иностранныхъ языковъ. Добрый старикъ ссудилъ меня нсколькими футами стерлинговъ, которыхъ хватило на проздъ въ Лейпцигъ и на первое время, пока я осмотрлась тамъ. Сначала судьба казалось благопріятствовала мн, и я подумала, что небо отпустило мн грхи мои. Я получила мсто въ одной школ, гд должна была учить языкамъ англійскому, французскому и итальянскому. Содержаніе было небольшое, но я всего боле нуждалась въ пристанищ. Изъ моего небольшого жалованья мн удалось уплатить долгъ свой доброму священнику и одться по-приличне. Я пробыла въ школ три года и заслужила довріе начальства своею добросовстностью, все шло хорошо, до той несчастной минуты, когда одна изъ моихъ прежнихъ знакомыхъ, не разъ длившая со мною ложу въ опер и многія другія развлеченія, и завидовавшая моимъ брильянтамъ и кружевамъ, привела новую ученицу въ школу. Она увидала меня, узнала во мн призракъ своей прежней знакомой, и разсказала директору мою исторію — безъ прикрасъ. Въ тотъ же день мн было отказано отъ мста, и я должна была снова начинать свою трудовую жизнь, безъ рекомендаціи и безъ помощи друга. Нечего утомлять васъ окончаніемъ моей исторіи, у меня и силъ не хватитъ передать ее. Довольно того, что я пережила ее. Я вращалась въ самыхъ низменныхъ сферахъ, то въ качеств учительницы въ бднйшихъ кварталахъ, то танцовала въ кордебалет маленькаго театра въ Сити-Родъ, то ходила на поденную работу за плату пятнадцати пенсовъ въ день, какъ портниха,— но хотя я часто бывала близко къ голодной смерти, однако никогда не обращалась за помощью къ Орасу Моубрэ.

— Нсколько лтъ тому назадъ я прочелъ объ его женитьб, сказалъ Джемсъ Кэрью: онъ сдлалъ выгодную партію, которая должна была удвоить его состояніе. Я полагаю, теперь онъ уже милліонеръ.

— М-ръ Майльсъ говорилъ мн, что онъ очень разбогатлъ, отвчала бдная женщина, со вздохомъ. И онъ видимо былъ удивленъ, увидавъ меня въ лохмотьяхъ.

— И не поврилъ вашему раскаянію, замтилъ мужъ ея съ циническимъ смхомъ. Въ здшнемъ мір совсмъ не врятъ въ раскаяніе.

— Джемсъ, проговорила она, съ мольбою въ голос, не дадите ли вы мн чего-нибудь пость. Я въ изнеможеніи отъ голода. Во весь день ныньче я съла всего одинъ сухарь, цною въ пенни.

— Извольте, я васъ накормлю. А вы и не справляетесь о дочери — какая же вы странная мать!

— Я бы не желала, чтобы она видла меня, отвчала она содрогаясь. Богъ видитъ, какъ изнываетъ мое сердце при мысли о ней, но я не хотла бы встртиться съ нею въ этихъ лохмотьяхъ.

— Не хотли бы? воскликнулъ школьный учитель: въ такомъ случа вы не должны здсь оставаться. Домъ этотъ не настолько великъ, чтобъ можно было въ немъ скрываться. Это не то, что было въ нашемъ изящномъ гнздышк, въ Кильборн,съ его гостинными, будуарами, кабинетами и курильными. Если вы хотите пость чего-нибудь, то Сильвіи придется прислуживать вамъ.

— Не говорите ей, кто я такая, сказала мать, дрожа всмъ тломъ, и обращая испуганный взглядъ по направленію къ двери.

— Она ничего не узнаетъ, если не подслушивала у двери,что не лишено вроятія.

Онъ отворилъ дверь, ведущую въ кухню и позвалъ Сильвію. Лстница примыкала въ этой комнат, и услышавъ зовъ отца, Сильвія, взволнованная, сошла внизъ. Но весьма возможно было, что за минуту передъ тмъ она неслышно взбжала на лстницу своею легкою поступью.

Молодая двушка казалась блдна и встревожена, но не промолвила ни слова.

— Здсь сидитъ проголодавшаяся скиталица, сказалъ ей отецъ: принеси ей поужинать, что у тебя найдется.

Сильвія открыла маленькій буфетъ и вынула изъ него остовъ курицы, остатки сала, нсколько холодныхъ картофелинъ и краюшку хлба. Она покрыла подносъ салфеткой и разставила на немъ эти яства съ свойственной ей аккуратностью,— несмотря на то, что руки ея слегка дрожали при исполненіи этой обязанности. Потомъ, съ подносомъ въ рукахъ, вошла въ пріемную.

Она обмнялась взглядомъ съ путницей, и на лицахъ обихъ женщинъ выразился испугъ: такъ живые люди смотрятъ на привидніе. И дйствительно, каждая видла привидніе въ другой. Одной представилась тнь прошлаго, другой — будущаго.

— Вотъ, чмъ я была, подумала мать.

— Вотъ, чмъ я могу быть, сказала себ дочь.

Сильвія поставила подносъ передъ путешественницей, все время не спуская съ нея сдержанно-любопытнаго взгляда. Это блдное, изнуренное лицо, съ его мертвеннымъ, блднымъ цвтомъ, имло такое страшное сходство съ ея собственнымъ. Она узнавала въ ней свои собственныя черты, но только утратившія свою красу. ‘Неужели,— размышляла она,— красота такъ много зависитъ отъ свжести лица и молодости, что съ годами черты утрачиваютъ свою прелесть?’

При этомъ ей вспомнилось красивое, пожилое лицо м-съ Стенденъ, съ ея спокойнымъ выраженіемъ, ясными, блестящими глазами и съ сохранившеюся свжестью щекъ.

— ‘Не время разрушаетъ красоту, а заботы, подумала она, избави меня Богъ отъ такой жизни, какая выпала на долю моей матери’. Она все подслушала. Любопытство ея было возбуждено поведеніемъ отца, и она приняла мры, чтобы узнать причину его волненія. Она слышала все до послдняго слова, такъ какъ двери неплотно затворялись въ этомъ старомъ дом, и голоса доносились до нея такъ же явственно, какъ если бы она находилась въ одной комнат съ разговаривающими. Пораженная ужасомъ, съ болью въ сердц, выслушала она разсказъ о позор своей матери, о безчестіи отца, и хотя почувствовала трепетное состраданіе къ слабой гршниц, но всего боле ей стало жаль самое себя. Вдь по ихъ вин она была лишена всхъ правъ, принадлежавшихъ ей по рожденію. Для нея результатомъ ошибокъ ея родителей была молодость, полная лишеній. Они начали жизнь свою въ довольств, и по собственной преступной вол свернули съ этого мирнаго пути на тернистыя тропинки, гд шипы и иглы изранили ея невинное тло. Они воспользовались краткимъ мигомъ счастья, и сорвали цвты наслажденій въ юдоли грха, между тмъ какъ ей выпалъ тяжелый путь искупленія. Она начала жизнь, подавленная тяжестью ихъ преступленій.

Мать смотрла на нее съ сокрушеннымъ взоромъ. Своими потухшими глазами она пожирала ея юную красоту, выраженіе глубокой любви мелькало въ каждомъ взгляд ея, между тмъ какъ страхъ сковывалъ эти дрожащія губы. Никогда еще гршница не чувствовала такъ сильно всей тяжести своего грха. Цлые годы раскаянія и печали показались ей ничтожными въ сравненіи съ этою минутой. Бглая женя смотрла на покинутое ею дитя, и страдала за свою вину такъ же мучительно, какъ если бы все это было только наканун.

— Какъ могла я покинуть ее, раздумывала она: не все-ли равно, что Джемсъ былъ жестокъ и несправедливъ во мн, а тотъ клялся мн въ любви, вдь у меня оставался ребенокъ! Я должна была бы искать опоры въ этомъ утшеніи, и поставить его священной преградой между своей слабостью и соблазномъ.

— Вы говорили, что сильно проголодались, сказалъ м-ръ Керью: такъ и принимались бы поскоре за ужинъ. Вдь уже поздно.

Она, повидимому, и не замтила, что передъ нею поставлена пища, глаза ея слдили за Сильвіей и боле ничего не видали, или быть можетъ она мысленно погрузилась въ прошлое, которое являлось фантастическимъ фономъ для этой живой картины. Она пробормотала извиненіе, и начала сть, сначала медленно, разсянно, потомъ съ страшною жадностью. Курица, довольно общипанная, такъ какъ уже подавалась къ двумъ обдамъ м-ра Керью, пришлась ей по вкусу. Холодный картофель, сало, домашній хлбъ были роскошью для того, кому изобиліе было давно неизвстно. Она ла, какъ человкъ знакомый съ голодомъ. Искреннія сожалнія, клятвы въ раскаяніи, не пробудили состраданія въ м-р Керью, но положительный голодъ тронулъ даже его черствое сердце. Въ отдаленныя, полу-забытыя времена онъ любилъ эту женщину — конечно, не съ самоотверженною, всепоглощающею преданностью, но ровно настолько, насколько былъ способенъ къ этому чувству — и въ немъ проснулась жалость при вид ея безпомощности.

Онъ открылъ шкафъ и досталъ изъ него бутылку клерета — самаго простого — въ пятнадцать пенсовъ бутылка — налилъ въ рюмку и подалъ ей. Это было первымъ знакомъ вниманія, которое онъ ей оказывалъ, и она взглянула на него съ униженной благодарностью: такъ смотритъ собака, которую хозяинъ избилъ за ея проказы, и потомъ снова приласкалъ.

— Какъ вы добры, Джемсъ, прошептала она, отпивъ немного этого незатйливаго напитка: я не пила вина съ тхъ поръ, какъ была въ больниц.

— Въ больниц!— по какой причин?

— Меня сбилъ съ ногъ кэбъ, и оказался переломъ руки. Меня препроводили въ казенную больницу, гд я пробыла шесть недль. Это было для меня самымъ счастливымъ временемъ — посл возвращенія моего изъ Германіи.

— Бдная! воскликнулъ м-ръ Керью, со стономъ. Кончайте свой ужинъ.

Сильвія медлила уходить, ее притягивало къ себ это мертвенное лицо. Ее не тянуло броситься на шею этой внезапно-открытой матери, она замтила, какъ поношены и засалены ея отрепья, и едва-ли ршилась бы прикоснуться къ нимъ: привычка въ вншней опрятности и брезгливость укоренились въ ней. Она не ощущала никакой привязанности въ матери, но мало-помалу глубокая жалость закрадывалась въ ея душу. Она подошла къ отцу, и шепнула ему на ухо:

— Куда мы положимъ ее спать, папа?

Вопросъ озадачилъ его. Онъ сомнительно посмотрлъ на гостью. Ужъ не намревалась ли она ссть ему на шею, и не былъ ли этотъ поздній пріздъ преднамреннымъ планомъ, чтобъ навязать ему свое присутствіе до конца дней его. Если онъ, изъ чувства христіанскаго состраданія, дастъ ей ночлегъ на эту ночь, то согласится ли она уйти завтра утромъ? Вдь она его законная жена, никакой формальный процессъ не лишалъ ее права на кровъ и пропитаніе въ дом мужа. Она могла требовать себ пристанища и пропитанія, еслибы этого захотла, и ему трудно было бы оспаривать ея права, невозможно отрицать ихъ безъ скандала, что было бы равносильно погибели.

Онъ посмотрлъ на нее въ нершительности. Она доставила ему много причинъ къ неудовольствію въ минувшія времена, но ея заблужденія коренились въ тщеславіи и неразсчетливости, но не въ лицемріи или лукавств. Однакожъ, она въ конц-концовъ обманула его, она замышляла свое бгство втихомолку. Онъ никакъ не могъ допустить не преднамреннаго бгства даже въ такой легкомысленной и беззаботной женщин, какою была она. И потомъ, бдность порождаетъ пороки, несвойственные характеру отъ рожденія, бдность научаетъ хитрости, убиваетъ чувство собственнаго достоинства. Вс честныя побужденія превращаются въ прахъ подъ давленіемъ этого тяжелаго жернова. Такъ по крайней мр разсуждалъ Джемсъ Керью. По его мннію, женщина, прошедшая чрезъ такую долговременную школу лишеній, становится опасною.

Сильвія тихо подошла къ окну и подняла уголъ шторы, чтобъ посмотрть на дворъ. Небо все заволокло, и шелъ беззвучный, лтній дождь. Она снова подошла въ отцу и шепнула ему потихоньку:

— Позвольте ей переночевать въ моей комнат, папа, я могу спать здсь на диван. Нельзя же вамъ ее выгнать въ такую ночь, къ тому-же она кажется больной.

— Пусть она останется, отвчалъ м-ръ Керью.— Если она окажетъ поползновеніе поселиться здсь, то я знаю, какъ отъ нея отдлаться, сказалъ онъ самому себ: она меня не подднетъ.

Такимъ образомъ было ршено, что скиталица проведетъ эту единственную ночь въ школьномъ дом. М-ръ Керью взялъ на себя трудъ объяснить потомъ характеръ предлагаемаго гостепріимства. Нигд боле, во всемъ Гедингем, не могла бы она найти себ ночлега, такъ какъ это добродтельное селеніе давно погрузилось въ непробудный сонъ, и питало невыразимое отвращеніе въ бродягамъ.

ГЛАВА XV.
‘…Удлъ назначенъ намъ неравный!..’

Сильвія привела путешественницу наверхъ въ свою комнатку — это былъ простой чердачокъ подъ такой же покатой крышей, какъ у игрушечнаго Ноева ковчега. Меблировка была самая бдная, но молодая двушка, со свойственнымъ ей тщеславіемъ, придала и ей нкоторую грацію и изящество. Такою воображенію нашему представляется комнатка Гретхенъ, убранная съ тою же двическою безъискусственностью. Блоснжныя канифасныя занавси и пологъ у кровати были кокетливо перевязаны зелеными ленточками, неуклюжее старое бюро орховаго дерева было натерто воскомъ до того, что могло замнить зеркало, на ея туалетик стояла фарфоровая ваза съ цвтами, наполнявшими атмосферу нжнымъ благоуханіемъ свжей лаванды и прянымъ запахомъ гвоздики, пустыя полки были выскоблены до безукоризненной близны, а продолговатый обрзокъ полинялаго ковра, постланнаго передъ ея узкой кроватью, былъ тщательно обшитъ дешевой шерстяной бахрамой. Стремленіе молодой двушки къ изяществу проявлялось въ каждой бездлиц.

М-съ Карфордъ окинула комнату тмъ грустнымъ взоромъ, полнымъ мольбы, съ какимъ она смотрла на Сильвію. ‘Достойная обстановка для невинной юности’, подумала она. Какъ давно ей, гршниц, не доводилось входить въ такой храмъ чистоты и невинности. На всей этой деревенской коморк лежалъ чарующій отпечатокъ, отъ котораго она казалась ей прелестне богатйшихъ хоромъ, виднныхъ ею въ теченіе ея богатой перемнами жизни, начиная отъ роскоши полированнаго дерева и зеркалъ въ ихъ вилл въ Кильбёрн и кончая эффектнымъ великолпіемъ гостинницъ на континент. А посл чердаковъ, въ которыхъ она находила себ пріютъ въ послдніе годы, какъ мила казалась ей эта скромная комнатка! Правда, что по вншнему лицу и размрамъ она едвали была лучше чердаковъ въ окрестностяхъ Голборна, или на окраинахъ Сити-Родъ, но чистота ея, изящество, благоуханіе цвтовъ и деревенскій здоровый воздухъ, отличали ее отъ первыхъ, какъ рай отъ ада.

— Какая хорошенькая комнатка, нершительно проговорила она.

— Хорошенькая! воскликнула Сильвія съ презрніемъ: это просто жалкій чуланншко, но я стараюсь держать его, насколько могу, прилично.

— Ахъ, вы не знаете, что такое лондонскія комнаты!

— Нтъ, но я полагала, что въ Лондон все прелестно. Я постоянно слышу похвалы ему.

— Можетъ быть, вы слыхали отъ тхъ, кому не приходилось бродить по его улицамъ безъ гроша. Какъ ужасны эти нескончаемыя каменныя мостовыя, раскаленныя іюльскимъ солнцемъ! Какая африканская степь можетъ быть хуже ихъ? Да, миссъ Керью, существуютъ два Лондона — одинъ на запад, олицетвореніе рая для богатыхъ, другой, расположенный въ востоку, сверу и югу, постоянно разростаюпцйся, представляетъ настоящій адъ для бдняковъ.

— Спокойной ночи, проговорила Сильвія коротко, но довольно привтливо.

Она не могла побдить трепетнаго ужаса, наводимаго на нее этой женщиной, она не могла признать своей матери подъ этой кучей лохмотьевъ.

Когда Сильвія сошла внизъ, бдная скиталица упала на колни около ея кровати, схоронивъ свое изнуренное лицо въ ея бломъ одял, плача и рыдая отъ наплыва мучительныхъ впечатлній. — О дочь моя, дочь моя, шептала она: пусть красота твоя дастъ теб больше счастія, чмъ дала его мн моя красота. Да сохранитъ и помилуетъ тебя Господь отъ печалей житейскихъ. Пусть пошлетъ онъ теб самую скромную долю, лишь бы она оградила тебя отъ соблазновъ.

М-съ Карфордъ не обладала тонкимъ пониманіемъ человческаго характера, и не соображала, что есть такіе безпокойные темпераменты, которые носятъ въ себ врожденную склонность къ соблазну. Соблазнъ, который ожидалъ Сильвію Керью, былъ недюжиннаго свойства, и обусловливался ея собственнымъ изворотливымъ умомъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Наступило свжее ясное утро. Дрозды весело трещали свои привтствія восходящему солнцу, звонкій голосъ птуха ясно раздавался со двора фермы, пснь жаворонка неслась изъ-поднебесья, куда онъ высоко поднялся надъ обширными нивами зрющихъ хлбовъ. Сильвія тоже обрадовалась утру, потому что ночь не принесла ей желаемаго покоя.

Она проворочалась безъ сна на диван, который могъ вполн замнить удобную постель, раздумывая о женщин, отдыхавшей наверху, при мысли о ней, тоска такъ сильно грызла ея сердце, что ей показалось, никакія радости въ будущемъ не могутъ изгладить эту накипвшую горечь. И это ея мать! Она вздрагивала, произнося эти слова даже про себя.

И это ея мать, такъ глубоко павшая, преступная и въ такой нищет! Нравственный кругозоръ Сильвіи былъ не настолько широкъ, чтобы она могла въ этой самой нищет, результат долголтнихъ лишеній, усмотрть всю искренность ея раскаянія, что эта мать, въ лохмотьяхъ и безпомощная, была истиннымъ типомъ современной Магдалины,— женщины, искупившей грхи свои горькимъ страданіемъ и получившей право прямо глядть на свтъ Божій, со смиреніемъ, но не въ безнадежномъ отчаяніи. Сильвія только и понимала, что мать ея пала. По ея понятіямъ, бдность была вншнимъ символомъ паденія.

Ну, могла ли она признать матерью эту опозоренную личность передъ своими знакомыми, а тмъ боле передъ Эдмондомъ Стенденомъ? Она закрыла руками лицо свое, содрогаясь отъ одной этой мысли. Необходимо, во что бы то ни стало, избгнуть этого ужаснаго, глубокаго униженія! Она и не останавливалась на соображеніи, какъ жестоко, со стороны дочери, отвергать мать свою — что это грхъ, равный отверженію самого Бога. Она только размышляла о томъ, какъ бы предотвратить разглашеніе о существованіи этой женщины, и тутъ она почувствовала все свое безсиліе. Если м-съ Карфордъ пойдетъ по Гедингему разсказывать свою несчастную исторію, кто опровергнетъ ее, кто усомнится въ ея правахъ?

— Еслибы я была богата, думала Сильвія, горько вздыхая, я дала бы ей денегъ, и она могла бы удалиться и спокойно жить гд-нибудь, никогда боле насъ не тревожа. Но я безпомощна, потому что у меня нтъ ни гроша, и видно такою останусь весь свой вкъ.

Она вспомнила разговоръ Эдмонда Стендена объ ихъ будущности, его мечты, полныя надеждъ, и съ проницательностью, выработанной въ школ нужды и лишеній, сознала всю призрачность основаній, на которыхъ онъ строилъ свой замокъ. Клодъ Мелнотъ, рисовавшій фантастическіе замки на берегу итальянскихъ озеръ, былъ сознательнымъ обманщикомъ, между тмъ какъ бдный Эдмондъ, который такъ доврчиво основывалъ свою будущую семейную жизнь на неизвстномъ доход, обманывалъ самого себя, и описываемая имъ загородная вилла едвали имла боле прочное основаніе, чмъ мраморныя кровли Клода Мелнота.

— Неужели я когда-нибудь паду такъ же низко, какъ она, ужасалась про себя Сильвія, вспоминая печальную личность, которую она видла наканун. Мысль, что подобное разрушеніе возможно даже для нея, наполняло грустью ея молодую душу. Она стала разбирать мечты своего жениха съ точки зрнія холоднаго здраваго разсудка.

Любовь видитъ все въ розовомъ цвт, все ей кажется прекраснымъ, какъ ландышъ при яркомъ освщеніи лтняго утра, или при золотистомъ отблеск солнечнаго заката. Здравому же разсудку картина представляется съ рзко-очерченными линіями, выступающими на пасмурномъ зимнемъ неб.

Разберемъ серьезно, въ чемъ заключались надежды Эдмонда. Безъ всякой коммерческой или финансовой подготовки, онъ надялся получить мсто въ банк, съ жалованьемъ въ четыреста или пятьсотъ фунтовъ въ годъ, въ силу авторитета имени своего покойнаго отца. Положимъ, что ему будетъ отказано въ этомъ мст, или что онъ займетъ его на нкоторое время. Обольщенные кажущеюся надеждой на успхъ они заживутъ вмст, но вдругъ въ одинъ злосчастный день онъ потеряетъ свое мсто въ банк, по причин ли неспособности, болзни или просто неудач.

Перспектива эта была очень неутшительна. Вообще выборъ занятій для м-ра Стенденъ не представлялъ особенно обширнаго поля. При всей его молодости онъ былъ уже слишкомъ старъ, чтобы выступить на ученое поприще, а чтобы имть успхъ въ какой-либо профессіи, человкъ въ наше время долженъ обладать или выходящимъ изъ ряда вонъ талантомъ, или же имть сильныя связи. Друзей въ этомъ смысл у Эдмонда не было, кром важныхъ родственниковъ его матери, де-Боссиніевъ, жившихъ въ полуразвалившемся замк гд-то далеко въ западномъ Корнваллис, и слава которыхъ не шла дале ближайшаго къ нимъ почтоваго города. Онъ, конечно, не глупъ, но по уму онъ представляетъ собою не боле, какъ середку на половин. Онъ довольно много читалъ на своемъ вку, могъ хорошо говорить, имлъ несомннную склонность къ умственнымъ занятіямъ, но до сихъ поръ не проявлялъ геніальности, какъ какой-нибудь Торлау, Блумфилъдъ или Пэджетъ.

Сильвія поворотилась на своемъ безсонномъ лож и вздохнула, ей казалось, что она теперь еще сильне ненавидитъ м-съ Стенденъ, чмъ прежде. Эдмондъ рожденъ быть провинціальнымъ джентльменомъ новйшей школы, интеллигентнымъ филантропомъ, полезнымъ членомъ общинныхъ собраній и судебныхъ засданій, и въ зрлыхъ лтахъ занять мсто въ парламент.

Таково было его призваніе: если же мечты не сбудутся, что ждетъ его впереди? потерявъ подъ собою почву, онъ уподобится былинк, колеблемой втромъ. А Сильвія не имла ни малйшаго желанія связывать свою судьбу съ человкомъ, положеніе котораго было такъ неопредленно.

— Но я слишкомъ люблю его, чтобъ отъ него отказаться, говорила она себ, безпокойно вертя головой на горячей подушк. Я никакъ, никахъ не могу отъ него отказаться. Но я почти желаю, чтобы онъ самъ увидалъ безразсудность нашего брака и самъ отказался бы отъ меня.

Вчера вечеромъ, до прихода этой несчастной незнакомки, она смотрла на отца своего, какъ на неумолимаго тирана. Сегодня онъ казался ей только практичнымъ человкомъ. Очень понятно, что его опытному уму бракъ этотъ представлялся неразумнымъ до глупости.

— И какъ непослдователенъ бдный Эдмондъ, подумала она. Третьяго дня еще онъ стоялъ на томъ, чтобъ въ будущее же воскресенье сдлать церковное оглашеніе, а вчера онъ преспокойно толковалъ о томъ, чтобы отложить нашу свадьбу еще на годъ.

Изъ этого можно усмотрть, что миссъ Керью дала себ трудъ подслушать разговоръ, такъ близко касавшійся ея интересовъ.

ГЛАВА XVI.
‘…Ребенокъ! Ужъ хитрость вдаетъ она, ужъ измнять научена…’

Сильвія встала раньше шести часовъ, отворила настежъ окна и двери, чтобъ впустить въ пріемную свтъ этого яснаго дня и свжій утренній воздухъ. Она одвалась въ маленькой кухонк, гд подъ краномъ было вдоволь холодной ключевой воды — этого лучшаго косметика для юной красоты. Потомъ, надвши чистое ситцевое платье — вымытое и выглаженное ея собственными руками,— она вымела, стерла пыль въ пріемной, развела огонь въ кухн, накрыла столъ въ завтраку, сорвала нсколько вновь распустившихся цвтовъ, чтобъ украсить столъ, сварила яицъ и заварила чай.

Незванная гостья сошла внизъ въ то время, какъ Сильвія была занята этими приготовленіями. При дневномъ свт, который вообще не благопріятствуетъ изнуреннымъ лицамъ и поношенной одежд, м-съ Карфордъ казалась еще старше и худе, чмъ вчера, но она постаралась одться въ эти лохмотья и полинялыя тряпки съ такой аккуратностью, что это придавало имъ нкоторую респектабельность. Она воспользовалась большимъ кувшиномъ холодной воды, стоявшимъ въ комнат Сильвіи, чтобъ уничтожить слды путешествія, дорожной пыли и сажи, налетвшей отъ локомотива. Волосы ея, каштановый цвтъ которыхъ смнялся сдиною, гладко спускались на увядшій лобъ. Прежде чмъ лечь спать, еще съ вечера, она выстирала тряпку, замнявшую ей воротничекъ, и вмсто глаженія положила его подъ большую библію Сильвіи, подаренную ей добрымъ викаріемъ. Она прочла главу изъ священной книги передъ отходомъ ко сну, быть можетъ, съ боле глубокимъ чувствомъ, чмъ ее читала ея беззаботная обладательница.

Сильвія замтила тщетную попытку придать себ приличный видъ, но не могла не сознаться, что тмъ не мене, эта бдная женщина была похожа на нищую. Она видала женщинъ въ рабочемъ дом, которыя были одты лучше. Она мысленно перебрала весь свой скудный гардеробъ, соображая, не можетъ ли она удлить хоть одно платье этому безпомощному созданію, но у нея было ихъ такъ мало, и он вс были ей такъ необходимы, даже старыя, потому что, нося ихъ, она сберегала новыя.

— Надюсь, что вы хорошо выспались, сказала она, въ отвтъ на робкій привтъ путешественницы.

— Благодарю васъ, миссъ Керью, я спала недурно. Но я не могу крпко спать и въ самой лучшей обстановк, я вижу все такіе тяжелые сны.

— Неужели? холодно процдила сквозь зубы Сильвія.

Она боялась выказать сочувствіе, которое могло быть принято за поощреніе. А въ глубин ея безпокойной души все раздавался вопрошающій голосъ: когда же она уйдетъ?

— Мн снятся все дорогіе для меня мертвецы — или т, которые умерли для меня — такъ какъ, въ сущности, они вс въ живыхъ. Они посщаютъ меня во сн, и бываютъ даже добры то мн. А отъ этихъ сновъ становится еще тяжеле, потому что я знаю, какъ они лживы. И я твержу себ: это не боле, какъ сонъ,— онъ разсется, какъ дымъ!

Сильвія слегка вздохнула, принялась рвать хлбъ и намазывать на него масло съ дловымъ видомъ, какъ-бы желая положить конецъ сентиментальнымъ изліяніямъ своей собесдницы.

— У кого изъ насъ хватило бы силы переносить вс житейскія невзгоды, еслибы насъ не поддерживало сознаніе, что есть лучшій міръ, гд мы получимъ возмездіе за вс перенесенныя нами страданія, гд намъ, наученнымъ горькимъ опытомъ, можно будетъ начать новую жизнь. Но на небесахъ есть — должна быть лучшая жизнь! Спаситель насъ не обманывалъ! Эта темная загадка будетъ разршена на неб.

М-съ Карфордъ подняла къ ясному лтнему небу глаза свои, которыя блеснули прежней красотой. Она стояла у отворенной въ садъ двери, жадно вдыхая свжій утренній воздухъ. Сильвія раскаялась въ своей неосторожности, что оставила дверь эту настежь: кто-нибудь, пожалуй, мимоходомъ увидитъ эту незнакомку, и, движимый любопытствомъ, наведетъ о ней справки.

— Вы бы лучше отошли отъ двери, сказала она: утро такое прохладное. Пожалуйста, садитесь завтракать. Нечего дожидаться папаши, онъ всегда опаздываетъ.

М-съ Карфордъ поняла причину этого учтиваго приглашенія.

— Вы боитесь, чтобы кто-нибудь не увидалъ меня здсь, проговорила она, отходя отъ двери.

— О! нтъ, отвчала Сильвія, красня: совсмъ не въ томъ дло, но въ Гедингем такъ любятъ сплетничать.

М-съ Карфордъ вздохнула и сла на указанное ей мсто. Сильвія поневол должна была занять стулъ передъ чайникомъ, такъ что он очутились другъ противъ друга, въ первый разъ посл долгаго промежутка времени, памятнаго только одной изъ нихъ.

Ей припомнилась изящно убранная дтская въ подгородной вилл, и миленькая двухлтняя двчонка, одтая въ блое кисейное платье, опоясанная голубой лентой, и сидящая на высокомъ стул, разливая воображаемый чай изъ игрушечнаго чаййика. Картина, представившаяся теперь ея глазамъ, удивительно напомнила ей призрачную картину прошлаго.

— Неугодно ли вамъ молока и сахару? учтиво спросила Сильвія.

— Кому — мн?

Бдная женщина съ минуту глядла на нее растеряннымъ взглядомъ, и потомъ залилась слезами,— первыми слезами, которыя она пролила въ присутствіи обитателей этого дома, со времени своего прихода, не считая тхъ, втайн пролитыхъ слезъ, виднныхъ лишь одними ангелами, охраняющими раскаявшихся гршниковъ.

Сильвія пришла въ большое смущеніе, но не тронулась съ мста.

— Пожалуйста, перестаньте плакать, сказала она, вдь слезами ничему не поможешь.

М-съ Карфордъ тихо, молча, отерла глаза. Она быстро взглянула въ лицо сидящей противъ нея двушки, и ея безучастіе больно кольнуло ее.

— Но вдь она ничего не знаетъ, подумала она: съ какой стати ей жалть меня?

Наканун она ла очень жадно, но по утоленіи перваго голода, аппетитъ ея пропалъ. Она теперь выпила чашку чая, съла самый маленькій кусочекъ хлба и отказалась отъ яйца, предложеннаго ей Сильвіей.

Он сидли и молчали, пока, наконецъ, стукъ маятника у стнныхъ часовъ сталъ производить на обихъ томительное впечатлніе. М-съ Карфордъ обратила грустный взоръ свой въ открытой двери, изъ-за которой виднлся пестрый цвтничокъ, сваренный яркимъ утреннимъ солнцемъ, и жужжали пчелы, чирикали пташки: все придавало такой счастливый, веселый видъ этой картин. За садикомъ виднлась темная тисовая изгородь и могильные памятники, къ нимъ-то неудержимо влекло взоры путницы. О! что бы дала она, чтобъ успокоиться въ прохладной тни этихъ тисовъ и кипарисовъ до кончины міра, чтобъ проснуться обновленнымъ существомъ въ новомъ мір!

— Какой у васъ хорошенькій садикъ, нервно проговорила она, съ цлью прервать томительное молчаніе.

— Вы находите его хорошенькимъ? А я такъ просто его ненавижу за его однообразіе. Изъ году въ годъ все т же штокъ-розы, все т же испанскіе бобы, разбгающіеся по всмъ дорожкамъ и вьющіеся по стволамъ грушевыхъ деревьевъ, т же розаны, даже, я полагаю, все т же клещаки, сказала нетерпливо Сильвія. Вонъ въ викаріат постоянно длаются улучшенія: то сажаютъ папоротники, то цлыя куртины розъ, то устроиваюгь крытыя бесдки. Но вдь у нихъ пропасть денегъ и они могутъ длать все, что имъ вздумается.

— Неужели, вы думаете, что все счастье въ деньгахъ? спросила м-съ Карфордъ.

— А вы полагаете, что кто-нибудь бываетъ счастливъ безъ нихъ? въ свою очередь спросила Сильвія.

— Нтъ, бдность безъ сомннія тяжело отзывается на человк, но я видала горе, отъ котораго не спасало никакое богатство. Когда бы я могла надяться, что Богъ внемлетъ моей молв, я бы просила у него ниспослать одному нжно-любимому мною существу довольство скромной долей, счастіе безвстной жизни.

Сильвія не слушала ея. Она задавала себ неразршимый вопросъ: ‘Когда же она уйдетъ’? Ожиданіе становилось мучительно. Мэри Питеръ или Алиса Букъ могли неожиданно забжать въ ней, и какъ объяснитъ она ихъ присутствіе этой постительницы въ лохмотьяхъ?

Она почувствовала облегченіе, заслышавъ шаги отца на лстниц. Онъ, конечно, уладить вс недоразумнія, когда нужно, онъ умлъ быть ршительнымъ.

Онъ вошелъ въ комнату, слегка кивнулъ головой м-съ Карфордъ, и занялъ свое мсто за столомъ. Дочь прислуживала ему, намазала масла на его поджаренный хлбъ, налила ему чаю и положила у тарелки его нумеръ мстной газеты.

— Спасибо, Сильвія, ты можешь идти въ садъ, пока я переговорю съ этой дамой. Ей нуженъ мой совтъ относительно… относительно… ея дальнйшаго путешествія.

Сильвія повиновалась, радуясь случаю убжать изъ этой удушающей атмосферы. Изъ саду она прошла на кладбище, на то самое мсто, гд вчера въ жаркое полуденное время она разсталась со своимъ женихомъ. Здсь прижималъ онъ ее къ своему любящему сердцу, здсь заставилъ онъ ее поклясться въ вчной любви.

Разв она не сдержитъ своей клятвы?

— Вчера еще я и не подозрвала, какъ трудно жить на свт, думала она съ удивленіемъ. Время протекшее со вчерашняго дня принесло ей много необычайнаго.— Я и тогда не была счастлива, но все же я не знала, что у меня такая несчастная мать, которую мн и признать-то стыдно.

Она опустилась на могилу, на которой сидла вчера посл разлуки съ Эдмондомъ, и сначала судорожно зарыдала, а потомъ глубоко вздохнула.

Легкій шорохъ платья раздался вблизи ея, и маленькая ручка, обтянутая перчаткой, нжно опустилась на ея руку.

— А я именно шла повидаться съ вами, миссъ Керью, проговорилъ пріятный голосъ.— Я понимаю, какъ вы должны тосковать безъ Эдмонда.. Сильвія выпрямилась моментально и взглянула въ лицо говорившей. То была миссъ Рочдель, которая направлялась къ школьному дому, какъ разъ въ ту минуту, какъ Сильвія въ отчаяніи опустилась на могилу. Эта неподдльная печаль такъ тронула ея сердце, что она сочла своимъ долгомъ утшить молодую двушку въ отсутствіи Эдмонда.

— ‘Она должно быть очень любитъ его, что такъ сильно горюетъ’, размышляла миссъ Рочдель. ‘А я-то считала ее пустой и легкомысленной’.

— Благодарю васъ за участіе, вы очень добры, проговорила запинаясь Сильвія, ломая себ голову, какъ бы помшать встрч миссъ Рочдель съ ихъ опасною гостьей.— Право, я не ожидала, что вы станете безпокоиться изъ-за меня.

— Почему вы находите неестественнымъ, чтобы я интересовалась вами, спросила Эсирь.— Вдь мы съ Эдмондомъ росли вмст, какъ брать съ сестрой. Какъ моту я не интересоваться его будущей женой?

Медленно, съ разстановкой, проговорила она эти слова, какъ будто ей самой было странно ихъ слышать.

— Я думала, что вы вс противъ меня, холодно сказала Сильвія.

— Никто не возстаетъ теперь противъ васъ. Сначала м-съ Стенденъ противилась этому браку, потому, видите ли, что она совсмъ не знала васъ, теперь же она, кажется, съ этимъ примирилась.

— Какое же тутъ примиреніе, когда она хочетъ лишить сына наслдства! воскликнула Сильвія, въ негодованіи.

— Кто можетъ предвидть будущее? Со временемъ она можетъ полюбить васъ. Разв она откажетъ вамъ въ любви своей, если вы будете доброй женой ея сыну?

— А чмъ же прикажете намъ жить, пока она не смилуется? спросила Сильвія.

— Эдмондъ съуметъ самъ заработать средства къ своему существованію. Есть что-то особенно благородное въ томъ, когда человкъ самъ пробиваетъ себ дорогу, а я убждена, что Эдмондъ способенъ добиться успха безъ помощи отцовскаго состоянія.

— Какое благородное презрніе къ деньгамъ питаете вы, богатые люди, сказаіа Сильвія.

Тонъ молодой двушки сильно не понравился Эсенри. Печаль ея тронула доброе сердце миссъ Рочдель, но цинизмъ Сильвіи отталкивалъ ее.

— Я бы желала быть вашимъ другомъ, если могу, сдержанно сказала она. Когда вы будете замужемъ за Эдмондомъ, вдь мы будемъ то же, что сестры, такъ какъ я считаю Эдмонда за брата.

— ‘Конечно, оно такъ и слдуетъ’, подумала Сильвія, однакожъ не спшила отвчать на привтливость миссъ Рочдель, и не сразу поврила искренности ея словъ. ‘Что за неудобное время выбрала она для своего посщенія’!

— Я пришла сказать вамъ, что Эдмондъ благополучно добрался до Лондона, сказала Эсирь, какъ будто дло шло о путешествіи въ Камчатку или Каиръ.— Сегодня утромъ, тетушка получила отъ него нсколько строкъ, писанныхъ съ Ватерлооской станціи. Какъ ни кратко его письмо, но въ немъ онъ упоминаетъ и о васъ.

— Неужели? вскрикнула Сильвія, оживляясь и награждая миссъ Рочдель первой улыбкой.— Милый Эдмондъ! нжно проговорила она.

— Всего одна строчка: ‘Будьте добры къ моей Сильвіи’.

— Къ его Сильвіи! Да! я его Сильвія, отвчала двушка, съ легкимъ проявленіемъ чувства.

Въ эту минуту она забыла, что ея женихъ могъ ей доставить только то существованіе, какое ведетъ труженикъ, работающій изъ-за куска хлба. На минуту она забыла мрачный призракъ возможной будущности, который навялъ ей образъ м-съ Карфордъ.

— Мы знали другъ друга всего какихъ-нибудь три мсяца, и однакожъ для насъ весь міръ заключается въ насъ самихъ, прибавила она съ чувствомъ. Если бы кто-нибудь сказалъ мн, что Эдмондъ умеръ, то для меня это было бы равносильно тому, что наступилъ конецъ міру. Мой міръ рушился бы съ нимъ. Не правда ли, какъ это странно?

— Въ этомъ заключается великая тайна любви, спокойно отвчала Эсирь. Вотъ мы съ Эдмондомъ прожили вмст четырнадцать лтъ, и никогда мысль о такой любви, какъ вы говорите, не приходила намъ въ голову.

— Да какъ же можно влюбиться въ человка, котораго видлъ каждый день съ дтства, воскликнула Сильвія.— Любовь должна быть зарей новой жизни, а не продолженіемъ старой. Я никогда не предполагала, что люблю красивые ландшафты, до тхъ поръ, пока однажды отецъ не свозилъ меня въ Фэрли. Когда я съ этой высоты взглянула на картину, никогда еще мною не виданную, я почувствовала восторгъ, похожій на любовь человческую. Я отъ многихъ слыхала о красотахъ нашей мстности, но она была мн слишкомъ знакома, чтобъ меня поражала ея прелесть.

— Такъ мы будемъ съ вами друзьями, Сильвія, спросила миссъ Рочдель, съ заискивающею нжностью.

— Если вамъ угодно, отвчала та, довольно равнодушно. Но я сомнваюсь, чтобы вамъ было удобно посщать нашъ домъ, гд такъ ужасно шумятъ несносные мальчишки.

— Но вдь я люблю дтей, несмотря на ихъ неугомонность. Такъ вы позволите мн приходить къ вамъ иногда, провести съ вами часовъ-другой, если вамъ взгрустнется.

— Иногда — конечно, когда вамъ вздумается. Я всегда буду рада васъ видть, отвчала Сильвія, отъ души желая, чтобы миссъ Рочдель не вздумалось сегодня же пройти въ школьный домъ. Несносная постительница едвали уже ушла, какія бы ршительныя мры ни принималъ м-ръ Керью.

— Я — я не приглашаю васъ сегодня же зайти со мною домой, сказала она, стараясь казаться равнодушной, потому что теперь уже начался классъ. Слышите? вы отсюда можете разслышать выкрикиваніе мальчишекъ,— и дйствительно, пронзительные голоса доносились въ тихомъ воздух,— но когда бы вы ни вздумали постить меня, я буду очень рада васъ видть.

— Такъ я буду приходить къ вамъ разъ въ недлю, во все время отсутствія Эдмонда, и изрдка стану проносить вамъ новыя книги изъ библіотеки клуба. Вы вроятно любите чтеніе, прибавила молодая двушка, безсознательно принявъ тонъ превосходства.

Она смотрла на Сильвію, какъ на личность низшаго происхожденія, которая, быть можетъ, нсколько опередила другихъ двушекъ одинаковаго съ нею общественнаго положенія.

— Да, отвчала Сильвія, книги составляютъ единственное утшеніе, когда живешь въ такой глуши, какъ здсь. Я особенно люблю читать нмецкія книги, когда случается достать ихъ. Он наводятъ на размышленія.

Миссъ Рочдель взглянула на нее съ удивленіемъ.

— Вы читаете по-нмецки? спросила она.

— Да, я самоучкой научилась французскому и нмецкому языкамъ, когда мн еще не было пятнадцати лтъ. Конечно, папа помогалъ мн, но очень немного.

— Это длаетъ вамъ большую честь, сказала Эсирь.

— Я это сдлала вовсе не ради похвалъ, небрежно отвчала Сильвія.— Мн просто хотлось въ оригинал познакомиться съ сочиненіями, о которыхъ я читала въ другихъ книгахъ — Гёте, Шиллера, Виктора Гюго, и такъ дале. Я не желала чувствовать себя исключенною изъ міра, который они создали.

Эсирь была поражена. Она прошла медленнымъ академическимъ шагомъ чрезъ вс премудрости грамматики на трехъ европейскихъ языкахъ, прочла Сильвіо Пеллико по-итальянски, нсколько слащавыхъ нмецкихъ повстушекъ, изъ разряда басенъ, приспособленныхъ къ пониманію шестилтнихъ дтей. Она могла говорить но-французски, строго придерживаясь грамматическихъ правилъ, и съ монггемптонскимъ акцентомъ, позаимствованнымъ ею отъ французско-швейцарской гувернантки, что же касается чтенія Гёте или Шиллера, то за исключеніемъ тхъ гомеопатическихъ дозъ, который отпускаются въ избранныхъ хрестоматіяхъ, миссъ Рочдель и во сн не мечтала о такой премудрости.

Она не могла подавить легкаго вздоха, въ которомъ можно было бы подмтить легкую зависть, если бы чувство это могло найти доступъ въ такую безкорыстную душу.

— ‘Какую пріятную собесдницу долженъ находить въ ней Эдмондъ’, подумала она, ‘и какою глупою кажусь я въ сравненіи съ нею’.

— Я могу вамъ принести нкоторыя книги изъ библіотеки Эдмонда, сказала она ласково.— Конечно, онъ за это не разсердится. Теперь, однакожъ, прощайте. Я прибжала къ вамъ прямо изъ-за завтрака, именно съ цлью сообщить вамъ о его благополучномъ прізд, но въ другой разъ я приду посл обда, когда вы посвободне.

Она крпко пожала руку Сильвіи и ушла. Двушка глазами слдила за нею, пока она шла по узкой тропинк.

Какъ свжо и нарядно было ея кисейное платье абрикосоваго цвта, ея черная шелковая кофточка, полотняный воротничокъ и широкіе манжеты, застегнутыя массивными золотыми запонками, и изящная шляпа изъ коричневой соломки, съ граціозно-ниспадающимь перомъ. Сильвія слдила за нею со вздохомъ.

— Буду ли я когда-нибудь въ состояніи одваться такъ же хорошо, какъ она, подумала двушка. Какъ ни просты вс эти вещи, но они должны стоить большихъ денегъ.

ГЛАВА XVII.
‘Прости на вчную разлуку’.

Пока Сильвія сидла на кладбищ, м-ръ и м-съ Карфордъ, Керью — тожъ, вели дружескіе переговоры въ пріемной школьнаго дома.

— Итакъ, душа моя, сказалъ школьный учитель своей жен, сидвшей противъ него съ опущенными глазами: я полагаю, теперь для васъ вполн выяснилось положеніе длъ здсь, и вы должны сознаться, что злой геній вашъ не могъ внушить вамъ худшей мысли, какъ обратиться за помощью во мн. Вчера, ночью, было бы положительно безчеловчно выгнать васъ изъ дому, и поэтому я предоставилъ вамъ спальню вашей дочери. Но вашъ собственный здравый смыслъ долженъ указать вамъ, что занимать ее дв ночи сряду будетъ ужъ неловко. Вдь вы не желаете открывать вашего родства съ Сильвіей. Я вполн одобряю деликатность и сдержанность вашу, которыя къ тому же весьма естественны при существующихъ обстоятельствахъ. Когда семнадцать лтъ тому назадъ вы бросили вашего ребенка, то этимъ самымъ дйствіемъ вы отказались отъ права называть ее дочерью. Теперь было бы безполезно говорить: я мать твоя! Она можетъ отвтить Вамъ строгимъ евангельскимъ изреченіемъ: я никогда не знала тебя!

— Это врно, воскликнула скиталица съ судорожнымъ рыданіемъ.

— При такихъ обстоятельствахъ, чмъ скоре вы покинете этотъ домъ и эту мстность — тмъ лучше. Изъ моихъ скудныхъ средствъ — весь мой доходъ не достигаетъ одного фунта стерлинговъ въ недлю — я дамъ вамъ соверенъ, котораго вамъ хватитъ на обратный путь и уплату ссуды вашей квартирной хозяйк. Во всякомъ случа, вы не будете въ худшемъ положеніи, чмъ вы были до вашей безразсудной поздки.

— И нисколько не въ лучшемъ. О, Джемсъ, жалобно умоляла м-съ Карфордь: разв вы ничего боле не можете для меня сдлать? Позвольте мн остаться здсь, и быть вашей служанкой, вашимъ батракомъ безъ всякой платы. Я могу спать въ сняхъ, вообще не дорого обойдусь вамъ, и никогда никто не узнаетъ отъ меня существующей между нами связи.

— Будьте благоразумны, душа моя! сказалъ м-ръ Керью. Для меня было бы такъ же удобно держать слона вмсто прислуги, и вздумай я обзавестись экономкой, гедингемскіе языки не будутъ знать покоя. Здсь каждому извстно, что моего жалованья едва хватаетъ на то, чтобы прокормить себя и дочь. Касательно же предложенія вашего, быть моимъ батракомъ и спать въ сняхъ, отвчу вамъ, что на этихъ выгодныхъ условіяхъ вы, конечно, могли бы устроиться и въ обширномъ Лондон. Напрасно вы утруждали себя поздкой въ Гедингемъ, для пріисканія себ такого мста.

— У меня мало силы, Джемсъ, Я пробовала ходить на подённую черную работу, но мною оставались недовольна, находя, что я не могу много нарабртать, и не ловко берусь за дло. Наконецъ, догадывались, что я обднвшая барыня, и это обращалось противъ меня.

— Все это очень печально, воскликнулъ м-ръ Керью, со вздохомъ, въ которомъ слышалось и сожалніе, и нетерпніе. Для васъ остается теперь только одно средство.

— Какое же? съ живостью спросила его жена.

— Обратиться къ м-ру Моубрэ. Пустъ онъ вамъ назначитъ небольшую пенсію, которая не дала бы вамъ умереть съ голоду.

— Нтъ, Джемсъ, отвчала она съ достоинствомъ. Я никогда этого не сдлаю. Пусть постигнетъ меня худшее, я съумю умереть съ голода. Это составить всего пять или шестъ дней страданій и — замтку въ газетахъ.

Она взяла со стола соверенъ, положенный мужемъ.

— Мн жаль лишать васъ и этого, Джемсъ, но вдь вамъ самимъ было бы непріятно, еслибъ я осталась бродить въ этой мстности. Съ этимъ я доду до Лондона — этой бездонной пропасти, поглощающей такъ много печалей!

Она заране принесла сверху свою шляпу и платокъ, предвидя свой скорый отъздъ. Она надла ихъ на себя слабыми, дрожащими руками, и готова была опять пуститься въ путь.

— Прощайте, Джемсъ, произнесла она, протягивая ему руку.

Онъ неохотно взялъ ее, и такъ же неохотно пожалъ.

— Скажите, что вы прощаете меня, Джемсъ. Мы теперь оба ближе въ могил, чмъ когда я оскорбила васъ.

— Легко сказать: прости! Но, мы оба гршны. Я не имю права быть слишкомъ строгимъ. Что васъ понудило покинутъ меня тогда?

— Его любовь, отвчала она: вы никогда меня такъ не любили. Еслибъ вы знали, какъ онъ относился ко мн въ т тяжелыя для меня времена, пока, наконецъ, раскаяніе мое не истощило его терпнія. Я думаю, что онъ остался бы мн вренъ до самаго конца, несмотря на то, что я ему надола. Но я благодарю Бога, давшаго мн силы покинуть его, чтобъ пройти тернистый путь искупленія. Не легокъ былъ этотъ путь для меня, но я никогда не раскаивалась, что избрала его, въ то именно время, когда жизнь еще улыбалась мн.

— Фальшивой улыбкой, прибавилъ м-ръ Керью. Ну да, вы были еще глупымъ ребенкомъ, когда я женился до васъ, и долженъ былъ лучше смотрть за вами. Мы оба достаточно испортили себ жизнь. Прощайте.

Такъ разстались эти супруги, встртившіеся посл семнадцатилтней разлуки. Прошлое казалось имъ какимъ-то кошмаромъ, страннымъ, неяснымъ, дикимъ.

У садовой калитки м-съ Карфордъ встртилась съ Сильвіей.

— Вы уже уходите? спросила двушка, глядя на нее съ любопытствомъ.

— Да.

— Совсмъ?

Женщина невольно усмхнулась насмшк, звучавшей въ этомъ вопрос.

— Навсегда, отвтила она. Въ дом вашего отца не находится уголка для меня. Я только просила крова и пропитанія, но онъ не могъ мн дать и этого.

— Вдь мы такъ бдны, сказала Сильвія. Вы не поврите, до чего мы бдны, мы стараемся придать всему приличный видъ, чтобъ нищета наша не бросалась всякому въ глаза. Но мн право жаль, что папа ничмъ не можетъ помочь вамъ.

— Мн тоже это тяжело, милая моя, отвчала женщина, нжно глядя на нее: мн очень бы хотлось пожить около васъ, будь то даже въ ближайшемъ рабочемъ дом.

Этотъ оттнокъ нжности смущалъ Сильвію.

— Мн очень жаль васъ, повторила Сильвія, и если когда-нибудь я буду въ лучшемъ положеніи, что очень сомнительно, я постараюсь помочь вамъ. Не можете ли вы мн дать адресъ, куда я могла бы написать вакь, въ случа у меня заведутся лишнія деньги.

— Какъ вы добры, воскликнула м-съ Карфордъ: у меня есть знакомая квартирная хозяйка, очень сострадательная душа, которая охотно доставитъ мн письмо, даже если я и не буду жить у нея, потому что неизвстно, долго ли она позволить мн жить въ комнатк, за которую я рдко въ состояніи заплатить вовремя. Вотъ, милая барышня, ея адресъ.

Она подала Сильвіи старый конвертъ, съ надписью: ‘м-съ Вуде, Бель-Аллэ, Фетгеръ-Лэнъ, для передачи м-съ Карфордъ’.

— Меня не столько радуетъ общаніе вашей помощи, проговорила она, глубоко тронутая, сколько доброе чувство, внушившее вамъ эту мысль. Прощайте, моя дорогая. А опять иду въ тотъ міръ, который такъ жестокъ къ бднымъ и слабымъ. Едва ли намъ суждено еще когда-нибудь встртиться. Позвольте мн поцловать васъ на прощанье.

Сильвія покорно приняла этотъ поцлуй, даже съ своей стороны поцловала мать, и та, благословляя ее среди рыданій, удалилась.

ГЛАВА XVIII.
Перріамъ-Плэсъ.

Перріамъ-Плэсъ былъ построенъ нкіимъ Годфри Перріамомъ въ царствованіе королевы Анны, на томъ самомъ мст, гд въ теченіе многихъ столтій возвышался древній Перріамъ-Плэсъ — такъ какъ родъ Перріамовъ существовалъ въ стран съ незапамятныхъ временъ. Когда этотъ новый замокъ отстроился, Монкгемптонъ уже посылалъ своего представителя въ парламентъ, а свободные и независимые избиратели, въ числ двадцати семи, были какъ-бы рабами или вассалами сэра Годфри Перріама. Онъ платилъ за ихъ врность лично самъ, или тотъ кандидатъ, за котораго ихъ заставляли подавать голоса, и никто не помышлялъ о томъ, чтобъ вотировать наперекоръ сэру Годфри.

Долгое время теперешнее красное кирпичное зданіе называлось ‘новымъ’, но съ годами его красноватые тоны смягчились. Магноліи, посаженныя напротивъ южнаго фасада, разрослись широко и высоко, весь замокъ съ теченіемъ времени созрлъ, какъ плодъ на шпалер.

Перріамъ-Плэсъ состоялъ изъ главнаго корпуса, съ красивымъ фронтономъ, и двухъ массивныхъ флигелей. Лпныя гирлянды украшали каменные фризы, т же гирлянды въ уменьшенномъ размр виднлись надъ дверьми и окнами. Передъ домомъ раскидывался прекрасный лугъ, осненный съ одной стороны группой кедровъ, а съ другой исполинскими клёнами. Налво отъ дома были разбиты цвтники, образецъ стариннаго садоводства, не тронутый нововведеніями Броуновъ позднйшихъ временъ. Направо были огороды, которые изобиловали обыкновенными овощами, но не могли похвастаться блестящими теплицами для фруктовъ, ананасов и винограда — все ограничивалось двумя-тремя парниками, гд доморощенный огородникъ выгонялъ огурцы въ обычную для нихъ пору. Но отсутствіе теплицъ не было ощутительно въ такомъ климат, при которомъ зеленый горошекъ можетъ роста до ноября и гд громадныя сливы и чудные персики, безъ особенныхъ заботъ, выспваютъ на шпалерахъ стнъ. Перріамъ-Плэсъ нисколько не измнился за послднія сто лтъ. Войдя въ прохладныя, вымощенныя камнемъ, сни и очутясь среди старомодной обстановки, можно было вообразить, что время нисколько не ушло вщфедь и остановилось на томъ числ, которое было выставлено на стнныхъ часахъ, на циферблат которыхъ, какъ на заглавномъ лист старинной книги, красовались неуклюжими римскими цифрами годъ и число, когда они были сдланы. Перріамы держались основного принципа — не тратить денегъ, если можно съ достоинствомъ уклониться отъ расходовъ. Они не были скрягами или негостепріимными хозяевами, они жили какъ приличествуетъ джентльменамъ: раздавали милостыни и пособія, какъ и слдуетъ провинціальнымъ владльцамъ, хорошо ли и хорошо кормили свою прислугу, держали отличныхъ лошадей, но никогда не сорили деньгами попустому. Искусство вообще было у нихъ въ загон. Ни одна картина — кром фамильныхъ портретовъ — никогда не украшала стнъ Перріама. Нсколько литографій — Оксфордъ, Болингброкъ, Попе, Гаррикъ, великій лордъ Чатамъ и докторъ Джонсонъ оживляли дубовыя панели малой столовой, и эти эстампы были новйшими въ дом. Перріамы наслдовали своимъ отцамъ, переходили одинъ за другимъ въ вчность, но ни одинъ изъ нихъ никогда и ничего не прибавилъ, ни украсилъ въ дом. Предметами, которыми довольствовались предки, удовлетворяли и потомковъ. Они были крайніе консерваторы — противились всякимъ нововведеніямъ и избгали всякихъ излишнихъ денежныхъ расходовъ. Если Перріамская экономка, заботясь о величіи дома, отваживалась намекнуть на какое-нибудь измненіе въ сервировк стола, или упоминала, что то или другое теперь въ большой мод въ Лондон, то получала леденящій отвть отъ своего хозяина.

— Мода! восклицалъ сэръ Обри.— Что мн за дло до моды! Неужели вы воображаете, что меня интересуетъ вся эта новоизобртенная мишура, выдуманная для разжившихся маклеровъ и манчестерскихъ бумаго-прядильныхъ царьковъ? Въ чемъ же мн и выказать себя, какъ не въ мотовств! Пусть столъ мой будетъ накрытъ точно такъ, какъ при посщеніи моего прапрадда лордомъ Болингброкомъ.

‘Лордъ Болингброкъ’ всегда зажималъ ротъ экономк. Онъ былъ почти живою личностью въ Перріам. Лучшая изъ запасныхъ спаленъ все еще называлась комнатой Болингброка. Блестящій Сент-Джонъ почивалъ въ ней, когда за-ново отстроенному Перріамъ-Плэсу было не боле года. Одному Богу извстны планы, наполнявшіе его дятельную голову, когда она покоилась на этихъ подушкахъ. Нсколько лтъ спустя, онъ опять на короткое время постилъ Перріамъ совершенно разочарованнымъ человкомъ, его блестящую нкогда жизнь не озаряло теперь никакое сіяніе, кром врной женской любви.

Мебель въ Перріам была старинная, тяжелая, но не лишенная красоты, боле современная часть ея принадлежала къ знаменитой школ Чиппендэля — единственной оригинальной и артистической мебели, когда-либо произведенной Англіей. Изящные пембровскіе,столики на камышевыхъ ножкахъ, буфеты съ мдными ручками и на мдныхъ ножкахъ, съ изображеніемъ когтей, держащихъ шаръ, удобныя кресла съ лирообразными спинками, вырзанными съ такою отчетливостью и врностью, какъ будто рзчикомъ была сама природа, вся эта мебель отличалась легкостью формъ, а въ прочности могла поспорить съ Эддистонскимъ маякомъ, и при всей простот своей не лишена была изящества, чуждаго цвтистой орнаментаціи и раззолоченнаго безвкусія школы Лудовика XIV. Драпировки принадлежали къ той же эпох, какъ вышеупомянутые стулья и столы, но время не смягчило ихъ тоны, какъ у дерева, занавсы изъ индійской парчи, не уступавшія нкогда яркостью красокъ перьяхъ тропическихъ птицъ, все еще украшали гостиную, и несмотря на то, что полиняли, были во сто-кратъ красиве современныхъ фабричныхъ произведеній. Мало орнаментовъ было въ этой просторной гостиной, въ семь высокихъ оконъ и съ глубокимъ фонаремъ, выходящимъ въ садъ. Дв громадныя, богато раззолоченныя вазы изъ Уорстерскаго фарфора возвышались на стол изъ флорентинскаго мрамора, который стоялъ между окнами въ фонарик, и этотъ столъ стоялъ тутъ во дни лорда Болингброка. Дв другихъ огромныхъ вазы въ восточномъ вкус украшали противоположный конецъ комнаты, и стояли по об стороны широкаго камина. На высокомъ мраморномъ камин, въ майскомъ вкус, не стояло ничего, кром часовъ и двухъ бромовыхъ канделябръ на пьедесталахъ изъ чернаго мрамора, представлявшаго рзкій контрастъ съ близною мраморной досаи, на которой они стояли.

Никакіе современные пустячки не имли доступа въ эту чопорную гостиную. Ни Давеннортъ, ни dos—doe, ни центральная оттоманка не нарушали ея суровой простоты. Не было тутъ ни жардиньерки съ растеніями, ни авварія, которые заявляли бы о присутствіи и вкусахъ женщины. Ни фотографическіе альбомы, ни стереоскопы не доставляли развлеченія праздному постителю. Любая коморка образцовой тюрьмы могла бы поспорить съ этой гостиной скудностью развлеченій для празднаго ума. Любитель архитектуры могъ найти чмъ полюбоваться въ карнизахъ трехъ футъ глубины, съ ихъ разнообразной лыной работой, во, за исключеніемъ архитектурныхъ красотъ, комната эта была лишена всякаго интереса.

Однакожъ для мыслителя она представляла нкоторую прелесть, именно своимъ спокойствіемъ. Этотъ отпечатокъ старины говорилъ о давно прошедшихъ дняхъ, когда міръ на полтора столтія былъ моложе. Настоящій владлецъ Перріама очень гордился своей гостиной, или салономъ, какъ религіозно величали эту комнату. Ни за какія блага въ мір онъ не согласился бы хотъ что-нибудь измнить въ этомъ скудно-омеблированномъ святилищ. Этимъ разумнымъ консерватизмомъ онъ вмст заявлялъ о своемъ благоговніи въ памяти предковъ, и сберегалъ свои деньги.

— Завести фотографическій альбомъ! воскликнулъ онъ, когда какой-то легкомысленный поститель внушалъ ему мысль украсить одинъ изъ Чиппендэльскихъ столовъ этимъ рессурсомъ для скучающихъ гостей.

— Во времена Болингброка не было еще и въ помин фотографическихъ альбомовъ, а тогдашнее общество было гораздо блестяще, чмъ теперешнее. Кто желаетъ развлечь себя, тотъ пусть почитаетъ Попэ. Вонъ въ томъ шкафу лежитъ прекрасное изданіе его сочиненій.

При этомъ баронетъ торжественно указывалъ на маленькій книжный шкафикъ, тянувшійся по одной стн его салона. Тутъ, за ршеткою изъ мдныхъ прутьевъ, были тщательно выстроены вс т авторы, репутація которыхъ съ каждымъ днемъ возрастаетъ среди поколнія, большею частью и не читавшаго ихъ — Попэ, Прайоръ, Гэ, Свифтъ, Ст. Джонъ, Аддисонъ и Стиль. Сэръ Обри совсмъ забывалъ то обстоятельство, что ключъ отъ этой сокровищницы былъ затерянъ лтъ пятнадцать тому назадъ, и что пыль съ книгъ сметалась метелочкой изъ перьевъ, которая проходила между прутьевъ мдной ршетки.

На восточной сторон дома находилось помщеніе сэра Обри — просторная мрачная спальня, уборная — обширне ныншнихъ спаленъ, кабинетъ — не больше чуланчика. А на западномъ конц дома, сообщаясь узкимъ корридоромъ, съ покоями баронета и обращенныя на огородъ, расположены были комнаты, которыя въ теченіи послднихъ тридцати лтъ, безъ малйшей въ нихъ перемны, занималъ братъ сэра Обри, Мордредъ Перріамъ. Это древне-саксонское имя было почти единственнымъ наслдствомъ, доставшимся м-ру Перріаму отъ его древняго рода, такъ какъ самое помстье переходило въ наслдство старшему въ род, и еслибы не случайный доходъ въ двсти фунтовъ въ годъ, доставшійся ему съ материнской стороны, Мордредъ Перріамъ былъ бы въ полнйшей зависимости отъ брата. Но при настоящихъ обстоятельствахъ м-ръ Перріамъ жилъ съ братомъ на всемъ готовомъ. Онъ употреблялъ большую часть своего дохода на свою библіотеку,— самый разнообразный сбродъ подержанныхъ книгъ, безъ системы скупаемыхъ имъ у провинціальныхъ книгопродавцевъ, съ которыми м-ръ Перріамъ велъ нескончаемую переписку. Это были такіе экземпляры, отъ которыхъ пришли бы въ восторгъ Мартинъ Скриблербсь или Домини-Сампсонъ, но которые едвали могли возбудить зависть современнаго библіофила, кожаные коричневые переплеты, старинныя изданія, между которыми наимене плодовитые авторы обыкновенно доходили до сорока томовъ, странная старинная бумага и шрифтъ, и при этомъ ни одного полнаго собранія, все разрозненныя, авторы, имена которыхъ сохранились только въ ‘Дёнсіад’ и мимолетная популярность которыхъ не оставила по себ и слда. Англійскія, французскія, римскія, нмецкія посредственности громоздились на полкахъ этого буквода, и чтобы отыскать настоящаго классика среди этого безпорядочнаго хаоса, пришлось бы провозиться полъ-дня.

М-ръ Перріамъ нсколько разъ покушался составить каталогъ, работалъ надъ нимъ съ необычайнымъ усердіемъ, бгая взадъ и впередъ отъ письменнаго стола въ полкамъ съ изумительнымъ терпніемъ, но каталогъ его всегда приводилъ къ путаниц. Онъ постоянно покупалъ книги, и необходимость дополнять каталогъ вновь пріобртаемыми изданіями была не по силамъ его нсколько слабой голов. Летучихъ листковъ и дополненій накопилось у него въ такомъ множеств, что онъ терялъ нить, и съ отчаянія бросилъ свою задачу. Въ конц-концовъ вдь онъ зналъ вс свои книги, онъ могъ перечесть на память вс ихъ заглавія, хотя, быть можетъ, зачастую и не зналъ ихъ содержанія. Онъ обыкновенно воображалъ, что мучимъ неудержимымъ желаніемъ прочесть того или другого автора, и не могъ успокоиться, пока не пріобрталъ его. Но, поставивъ желаннаго автора на полку, онъ этимъ, повидимому, удовлетворялся. Когда его ученые друзья упоминали имя какого-нибудь автора, м-ръ Перріамъ обыкновенно восклицалъ: ‘А! онъ есть у меня’! Онъ былъ слишкомъ честенъ, чтобъ сказать: ‘я читалъ его’. Комнаты, предоставленныя м-ру Перріаму, были высоки и просторны, какъ и во всемъ дом. Но, несмотря на ихъ величину, книги его совершенно завалили ихъ. Отъ пола до потолка, подъ окнами, надъ каминомъ, всюду, куда можно было приткнуть полку, тянулись безконечные ряды коричневыхъ томовъ, среди которыхъ рдко попадались полинялые красные ярлыки новйшихъ изданій. М-ръ Перріамъ не могъ позволить себ роскошныхъ переплетовъ ни изъ тисненной замши, ни изъ пахучей русской кожи. Но, при всей его бдности, у него былъ источникъ утшенія. Онъ дошелъ самоучкой до искусства класть заплаты на старые переплеты и раскрашивать пятнышками, или крапинками или подъ мраморъ почернвшіе отъ пыли обрзы, и онъ никогда не казался такъ безмятежно счастливъ, какъ когда сидлъ передъ своимъ рабочимъ столомъ, наклеивая, прилаживая, всячески исправляя растрепанныя книги, при помощи баночки съ клеемъ, нсколькихъ обрзковъ опойка, кусочка алой краски, большихъ ножницъ и неистощимаго запаса терпнія. Въ глубин души м-ръ Перріамъ сознавалъ, что еслибы можно было начать жизнь съизнова, то онъ пожелалъ бы быть переплетчикомъ. Библіотека м-ра Перріама выходила окнами на огородъ. То была просторная комната съ выступомъ, подобнымъ тому, которымъ на противоположной сторон дома заканчивалась гостиная. Въ т дни, когда еще водились дти въ Перріам, эта комната служила дтской. Непосредственно надъ нею была спальня м-ра Перріама, а рядомъ съ ней крошечная уборная, изъ которой былъ ходъ черезъ темный корридорчивъ въ спальную сэра Обри. Несмотря на разницу въ привычкахъ, братья были искренно привязаны другъ въ другу, и любили жить по близости другъ отъ друга Лакей сэра Обри спалъ въ уборной своего хозяина, но м-ръ Перріамъ не держалъ для себя прислуги. Онъ считалъ это роскошью или помхой, отъ которой настойчиво отдлывался. Да и весь его гардеробъ не доставилъ бы ни занятій, ни выгоды его лакею. Онъ обыкновенно заводился одной перемной платья, которую изнашивалъ до невозможности, и тогда дарилъ подручному садовника, глухому старику, который всю осень вывозилъ на тачк сухой листъ изъ сада и укатывалъ лужайки и песчаныя дорожки въ остальное время года. Этотъ старый садовникъ блуждалъ по саду, какъ тнь или двойникъ и-ра Перріама. Когда бывали постители въ дом, м-ръ Перріамъ рдко показывался. Если же у сэра Обри не было гостей, братья обдали вмст, въ его отсутствіе м-ръ Перріамъ всегда обдалъ въ своей собственной берлог, переворачивая во время ды листы какого-нибудь новаго пріобртенія. Онъ читалъ далеко не быстро, и въ продолженіе трехъ лтъ прокорплъ надъ стариннымъ экземпляромъ Данга, напрягая свои бдные мозги надъ комментаріями, которые только затемняли текстъ.

Онъ гулялъ не иначе, какъ по огороду. Ему нравились эти прямые четвероугольники, засаженные кореньями и травами, служащими для приправа кушанья, прямыя узкія дорожки, соединенныя шпалерами земляничныя гряды, невозмутимый порядокъ и тишина этого уголка, но выше всего цнилъ онъ то обстоятельство, что никакой случайный поститель Перріама не застигнетъ его тутъ врасплохъ. Лтомъ, по утрамъ, онъ приносилъ съ собою книги, и читалъ, медленно шагая по дорожкамъ, или, случалось, въ жаркій полуденный часъ дремалъ надъ открытой книгой, сидя въ бесдк у рыбнаго прудка. Зимой же, ради здоровья, онъ для моціона бгалъ взадъ и впередъ между пустыми грядами. Дальше огорода не шло его знакомство съ вншнимъ міромъ, да ни о чемъ боле онъ и не заботился, пока существовала возможность поддерживать сношенія съ книгопродавцами, при удобномъ посредничеств почты. Такъ протекала его мирная, безвредная жизнь, и если никто не могъ сказать, что Мордредъ Перріамъ оказалъ ему какую-либо услугу, то наврное никто не могъ обвинить его въ причиненіи кому-либо вреда.

ГЛАВА XIX.
‘..Любовь одна веселе жизни хладной…’

Сэръ Обри съ братомъ обдали вдвоемъ подъ вечеръ того дня, когда м-съ Карфордъ покинула школьный домъ, чтобъ снова вернуться въ омутъ жизни. Столовая въ Перріам выходила окнами на сверо-западъ, и изъ нихъ открывался великолпный видъ солнечнаго заката, можно было любоваться, какъ яркое свтило заходило за горизонтъ, безъ риска быть ослпленнымъ его угасающими лучами.

Было уже восемь часовъ вечера, начинало смеркаться, но сэръ Обри любилъ сумерки. Они были пріятны и вмст съ тмъ экономичны, а баронетъ никогда не забывалъ, какой крупный чекъ выдавалъ онъ ежегодно монкгемптонскому свчному торговцу. Ему говорили о дешевизн и яркости газоваго освщенія, но сама королева Анна не могла упорне, чмъ сэръ Обри, возставать противъ этого яркаго свта, еслибы онъ былъ подвергнутъ ея благосклонному вниманію. Газъ въ Перріам! Слыханное ли это дло, чтобъ газовыя трубки обезображивали эти древніе хрустальные канделябры, переливавшіеся на солнц всми цвтами радуги! ‘Священная тнь моего великаго предка!’ восклицалъ сэръ Обри, ‘какой готъ или вандалъ могъ посовтовать такое поруганіе?’

Сэръ Обри и брать его сидли въ сумеркахъ, разговаривая, или скоре же говорилъ одинъ Мордредъ, а сэръ Обри длалъ, только видъ, что слушаетъ. Безобидная болтовня буквода, по поводу его послдней покупки у бристольскаго книгопродавца, не требовала большого умственнаго напряженія со стороны слушателя. Время отъ времени сэръ Обри издавалъ неясное одобрительное мычаніе, и это вполн удовлетворяло говорившаго.

Въ сущности, мысли сэра Обри были нсколько въ разброд въ продолженіе обденнаго церемоніала, а теперь онъ сидлъ въ задумчивой поз передъ своимъ нетронутымъ стаканомъ клерета, вперивши взоры въ темную поверхность полированнаго стола изъ краснаго дерева, какъ-бы разглядывая представлявшіяся ему въ немъ виднія.

Но не о вновь пріобртенномъ его братомъ двнадцати-томномъ изданіи Чаттертона мечталъ онъ, а о прелестномъ личик, которое видлъ вчера вечеромъ въ саду гедингемскаго школьнаго дома.

— Мордредъ, внезапно воскликнулъ онъ, теб никогда не приходило въ голову, почему я не женатъ?

— Нтъ, отвчалъ м-ръ Перріамъ, никогда. Но я полагаю, что причина этому ясна для самаго глупаго человка. Ты не могъ никогда забыть бдной Гуниверы.

— Забыть ее? Нтъ, этому никогда и не бывать. Но еслибы въ мои зрлыя лта человкъ могъ почувствовать романтическую любовь — любовь поэта, скоре чмъ свтскаго человка… какъ ты полагаешь, обязанъ онъ растоптать этотъ цвтокъ за то, что онъ такъ поздно распустился!

— Ужъ не хочешь ли ты этимъ сказать, что ты влюбился? въ испуг спросилъ Мордредъ.

— Я видлъ личико настолько прелестное, что оно могло бы очаровать святого или отшельника… могло бы воспламенить самое холодное сердце, замороженное временемъ. Я не говорю, чтобы я влюбился. Это было бы слишкомъ безумно въ мои годы. Но я чувствую въ себ способность, которую давно считалъ угасшею,— способность влюбиться.

Мордредъ Перріамъ ухватился руками за голову, и началъ въ отчаяніи ерошить свои рдкіе сдые волосы. Онъ думалъ, что его братъ сходитъ съ ума.

— Бдная Гунивера, произнесъ онъ вполголоса, какъ будто тнь этой аристократки была оскорблена безуміемъ сэра Обри, еслибъ она дожила до этого дня!

— Еслибъ она осталась въ живыхъ, я могъ быть бы счастливымъ отцомъ многихъ дтей, отвчалъ сэръ Перріамъ, а при настоящихъ обстоятельствахъ помстье наше должно перейти къ Ланслоту Перріаму, когда мы оба сойдемъ въ могилу и ляжемъ рядомъ съ нашими предками.

— Это ужъ очень тяжело, сказалъ м-ръ Перріамъ, который, оказался способенъ оцнить вопросъ съ этой практической стороны. Когда-бъ ты могъ найти теперь особу, достойную леди Гуниверы, равную ей по общественному положенію, союзомъ съ которой ты могъ бы гордиться…

Сэръ Обри вздохнулъ и сидлъ молча. Главною цлью его женитьбы должна бы быть забота о наслдник. Ну, какъ встртится онъ въ будущей жизни съ этимъ наслдникомъ, если этотъ послдній не съуметъ назвать своего дда съ материнской стороны. Ахъ! если бы для генеалогическихъ цлей дти могли обходиться безъ ддовъ по матери! Онъ опять вздохнулъ съ возрастающею грустью.

— Въ мои годы, любезный Мордредъ, смшно человку надяться на бракъ съ герцогиней. Я никогда боле не встрчу второй Гуниверы. Вторая жена лорда Болингброка была француженка. Онъ послдовалъ влеченію сердца, скоре чмъ разсчету.

— Болингброкъ женился на племянниц мадамъ де-Ментенонъ, на вдов маркиза.

— Это врно, но все же онъ женился по любви, сказалъ сэръ Обри нетерпливо. Въ зрлыхъ лтахъ человку слдуетъ жениться по любви, если только ему приходится жениться вообще. Ему уже и безъ того не долго пользоваться счастіемъ. Въ двадцать лтъ, юноша можетъ, соображаясь со своими разсчетами, жениться безъ любви. Молодость, лишенная семейныхъ радостей, можетъ вознаградиться житейскими успхами въ зрлыхъ годахъ. Въ мои же годы, человку не остается уже иныхъ желаній — кром счастья.

М-ръ Перріамъ глядлъ на брата въ безпомощномъ изумленіи, не будучи въ силахъ разршить, было ли слышанное имъ абстрактной философіей — или безуміемъ стараго эгоиста?

— А я полагалъ, что ты вполн доволенъ своимъ настоящимъ положеніемъ, мягко сказалъ его братъ. У тебя есть Перріамъ для лтней резиденціи, а на зиму антресоль въ предмстій Сент-Оноре — квартирка удобная, и не слишкомъ дорогая. Когда теб надостъ жить въ Перріам, ты дешь въ Парижъ. Парижъ надолъ — возвращаешься въ Перріамъ. У тебя есть и тутъ и тамъ и сапоги, и туфли, и щетки, и гребни, и платья въ изобиліи, не нужно ни укладываться, ни хлопотать, а твой здшній лакей служитъ теб тамъ и поваромъ и главной прислугой. Что можетъ быть удобне, если ужъ приходится разъзжать?

— А пустота жизни, а однообразіе ея? сказалъ сэръ Обри. Главное дло въ томъ, продолжалъ онъ дловымъ тономъ, иго за эти послдніе годы я пришелъ въ сознанію, что обязанъ жениться. Если я и уклонялся отъ этой обязанности, предпочитая покой и безмятежность холостой жизни, то сознаю теперь себя виновнымъ въ нравственной трусости. Тяжело подумать, что Перріамъ перейдетъ въ совершенно чужія руки.

— Орасу Перріамъ — накрахмаленному франту изъ военнаго министерства, сказалъ Мордредъ. Да, такого огорода, какъ здшній, не найдешь во всей западной Англіи! прибавилъ онъ со вздохомъ. Еслибъ ты могъ найти подходящую партію,— я не говорю, именно дочь герцога — но подходящую партію,— двушку хорошей древней фамиліи, гербъ которой Перріамы не постыдились бы включить въ свой гербъ.

Мордредъ плъ ту псню, которую привыкъ слышать изъ устъ своего старшаго брата, и очень былъ удивленъ, найдя баронета равнодушнымъ, и даже относящимся свысока къ вопросу о происхожденіи будущей леди Перріамъ.

— Что же касается фамиліи, отвчалъ онъ, то Перріамы должны быть, какъ Бурбоны, настолько велики, чтобы дти ихъ считались знатными, не взирая на происхожденіе матери. Сыновья Лудовика XIV вс были принцами. Современемъ и мой сынъ будетъ сэръ Обри Перріамъ, и не былъ бы ничмъ боле, если бы матерью его была бдная Гунивера.

Мордредъ поспшилъ согласиться съ братомъ. Онъ рдко пускался въ споры, если они не касались чисто литературныхъ вопросовъ, въ род: почему изгнанъ былъ Овидій, или отчего сошелъ съ ума Тассо, кто скрывался подъ ‘Желзной маской’, или это былъ авторомъ писемъ Юніуса?

— Но, можетъ быть, молодая двушка, понравившаяся теб, принадлежитъ къ хорошей фамиліи нашего графства, сказалъ Мордредъ.

Онъ никакъ не могъ предположить, чтобъ братъ его удостоилъ своего выбора личность, по происхожденію своему ниже дворянскихъ фамилій графства.

Сэръ Обри вздрогнулъ. Онъ всегда былъ ревностнымъ проповдникомъ генеалогическихъ догматовъ, жрецомъ своей касты.

Чмъ могъ онъ объяснить свое отреченіе отъ божества, неизбжное при поклоненіи дочери сельскаго учителя?

— Я, конечно, видлъ особу, которая мн понравилась,— отвчалъ онъ, съ замчательною застнчивостію, съ юношескою почти стыдливостью, сопровождавшей эту позднюю любовь,— очень хорошенькую, очень любезную молодую двушку, вообще восхитительную,— двица, любовью которой долженъ гордиться всякій человкъ. Но она не особенно извстной фамиліи, или, если ея отецъ и принадлежитъ въ древнему и почтенному роду,— что вовсе не лишено вроятности, такъ какъ имя онъ носитъ хорошее, но находится въ стсненныхъ обстоятельствахъ и занимаетъ не особенно высокое положеніе въ свт.

— Онъ, можетъ быть, священникъ? нершительно проговорилъ Мордредъ.

— Нтъ, онъ не изъ духовнаго званія.

— Господи! воскликнулъ Мордредъ, съ испуганнымъ видомъ, не хочешь ли ты сказать, что онъ изъ купечества?

— Нтъ, онъ не торгуетъ.

М-ръ Перріамъ вздохнулъ свободне.

— Я радъ этому, сказалъ онъ. Я живу въ такомъ отчужденіи отъ свта, что это могло бы казаться невозможнымъ для меня, но мн было бы положительно непріятно, если бы такое пятно легло на наше имя. Настоящій случай былъ бы опубликованъ въ ‘Burke’s Landed Gentry’, да и безъ того никто бы не забылъ его.

— Не тревожься такими мелочами, любезный Мордредъ, возразилъ сэръ Обри,— быть можетъ, все, о чемъ я толковалъ теперь, не боле, какъ праздныя мечты.

— Нтъ, теб бы надо жениться, сказалъ Мордредъ, думая о своемъ огород.

Онъ завидовалъ наслднику, который получитъ во владніе эти чистенькія дорожки, тянущіяся вдоль грядъ, окаймленныхъ буксомъ, гд узкая полоска неприхотливыхъ цвтовъ, левкоевъ, анютиныхъ глазокъ, резеды или настурцій заслоняли броколи, или лукъ, которые росли за этой чертой. Милый, старый огородъ, съ его красными глиняными горшками, накрывающими морскую капусту! Что можетъ сравниться съ пріятнымъ травянистымъ запахомъ, которымъ пропитана атмосфера деревенскихъ огородовъ!

— Увы! сказалъ сэръ Обри, вздыхая, я никогда не женюсь иначе, какъ по любви!

М-ръ Перріамъ одобрительно улыбнулся ему черезъ широкій блестящій столъ, но въ глубин души онъ былъ пораженъ изумленіемъ. Всякая любовь человческая, за исключеніемъ его тихой привязанности въ Обри, испарилась изъ сердца его за послднія тридцать лтъ. Дйствительно, въ этомъ спокойномъ темперамент никогда не было достаточно теплоты, чтобы поддержать пламя любви. Онъ смотрлъ на женщинъ, какъ на особую породу людей, безъ сомннія, полезную въ своемъ униженномъ состояніи, но отъ которой мудрецъ долженъ сторониться подальше. На женитьбу м-ръ Перріамъ смотрлъ, какъ на печальную необходимость для старшихъ сыновей. Младшіе отпрыски благородныхъ родовъ, боле счастливые, могли ускользать отъ мученій супружескаго ада. М-ръ Перріамъ находилъ почти невроятнымъ, чтобы человкъ обременялъ себя женой, не будучи вынужденнымъ къ такому самопожертвованію наслдственными соображеніями. Жена, которая, чего добраго, стала бы таскать съ полокъ его библіотеки разрозненные томы книгъ, чтобъ потомъ сунуть ихъ куда попало, или рыться въ его бумагахъ! Нтъ, онъ благодарилъ судьбу, опредлившую ему бытъ младшимъ въ род.

— ‘По любви, думалъ про себя Обри, только по любви! Какъ Мордредъ и весь свтъ стали бы смяться надо мной, еслибы я позволилъ себ этотъ безумный поступокъ. Влюбиться пятидесяти-семи лтъ отъ роду, и въ двочку, которая по возрасту своему могла бы быть моей внучкой! Это, дйствительно, чистое сумасшествіе. Однако, если допустить возможность глубокой привязанности въ человк моихъ лтъ, то она должна быть возможной и для меня. Я не растрачивалъ запаса своихъ чувствъ на мимолетныя страсти. Жизнь моя была чужда увлеченій, которыя сушатъ сердца иныхъ людей. Несмотря на позднее проявленіе чувства, я вполн способенъ искренно любить и привлечь къ себ врное сердце, если у меня хватитъ на это ршимости. Доврюсь ли я влеченію моей прихоти и положусь ли на красоту этихъ глазъ и устъ, общающихъ столько невинности и искренности?’

Дворецкій вошелъ въ столовую, чтобъ зажечь свчи въ высокихъ серебрянныхъ канделябрахъ псевдо-классическаго рисунка.

— Прикажите Моргану осдлать мн Сплинтера, сказалъ сэръ Обри: я хочу прохаться верхомъ.

— Такъ поздно, Обри? воскликнулъ Мордредъ, любившій мирно проводитъ вечера въ обществ брата.

Ему было всегда пріятно распространяться по поводу своего послдняго пріобртенія съ человкомъ изъ своей среды, если же подъ-часъ Обри и не слушалъ его, то Мордредъ былъ такъ поглощенъ собственными разсужденіями, что не замчалъ невнимательности брата.

— Я люблю кататься въ сумерки, отвчалъ баронетъ, я и вчера вернулся домой около десяти часовъ.

— Да, сказалъ Мордредъ, вздыхая.— Я радъ буду наступленію зимы, когда мы возвратимся снова въ старымъ порядкамъ — затопимъ пожарче каминъ въ салон, и опять станемъ съ тобой посиживать у камелька въ длинные зимніе вечера.

— Это довольно скучно, протянулъ сэръ Обри, звая.

— Скучно, когда мы пользуемся обществомъ другъ друга?

— Да, это все прекрасно. Но разв ты думаешь, что дли такихъ двухъ стариковъ, какъ мы съ тобой, красивое молодое личико не оживило бы картины — невинная, веселая двушка, которая была бы моей женой, и годилась бы намъ обоимъ въ дочери, звонкій голосокъ которой наполнялъ бы музыкой этотъ старый домъ? Настоящая жизнь наша довольно монотонна, не кажется ли теб, что рисуемая мною перемна сдлаетъ насъ счастливе? А, Мордредъ?

— Перемны, нарушающія спокойствіе, въ погон за счастіемъ, часто оканчиваются разочарованіемъ, отвчалъ м-ръ Перріамъ, съ поучительностью Солона.— Рчь эта не могла быть пріятна сэру Обри, и онъ разсердился на брата… что бывало очень рдко, такъ какъ онъ съ покровительственной мягкостью относился къ своему младшему брату, странности котораго граничили съ слабоуміемъ.

— Сплинтеръ у подъзда, сэръ Обри, доложилъ дворецкій,— и сэръ Обри, не говоря больше ни слова Мордреду, ухалъ.

— Ахъ! вздохнулъ братъ его, глядя вслдъ всаднику и лошади, которые скрылись въ вечернемъ полумрак: вотъ что значитъ допустить мысль о женщин. Онъ уже измнился ко мн!

Сэръ Обри выбралъ кратчайшій путь въ Гедингему.

Эта прогулка верхомъ въ такую позднюю пору была, конечно, дикой фантазіей — но запахъ боярышника былъ такъ душистъ, воздухъ такъ мягокъ, а легкій втерокъ, дувшій съ отдаленнаго моря, разносилъ въ воздух свжій ароматъ скошенной травы. Въ сущности, не было никакой разумной причины, почему бы сельскому жителю предпочесть одинокую дремоту въ любимомъ кресл пріятному наслажденію вечернимъ ландшафтомъ. Но едва ли сэръ Обри обращалъ вниманіе на окружающій его ландшафтъ. Мысли его летли быстре Сплинтера, и опередивъ его, остановились на Сильвіи Керью. Онъ никакъ не могъ придумать предлога для своего поздняго появленія въ школьномъ дом. Въ теченіе всего дня онъ противился влеченію, манившему его туда, и вдругъ теперь, вечеромъ, посл безплодной борьбы съ увлеченіемъ, не устоялъ передъ своей фантазіей.

Какой же предлогъ изобртетъ онъ для нарушенія уединенія школьнаго учителя? Онъ, всемогущій владлецъ всей мстности, сталъ положительно втупикъ передъ этимъ вопросомъ. Миссъ Керью не была картиной, висящей на стн публичной галлереи, очаровательныя черты которой выставлены на ношъ постороннимъ людямъ. Какъ ни стоялъ онъ высоко въ обществ сравнительно съ ними, но все же существовали нкоторыя приличія, которыхъ онъ не считалъ себя въ прав нарушать.

Оставивъ свою лошадь въ гостинниц, онъ пошелъ по направленію къ школьному дому. Огонекъ свтился въ пріемной, но дверь была заперта. Онъ разсчитывалъ застать м-ра Керью курящимъ трубочку въ открытыхъ дверяхъ, по вчерашнему.

Постучаться въ дверь казалось ему дломъ очень серьёзнымъ, которое могло принудить его къ весьма ршительному шагу впослдствіи.

Въ сомнніи онъ оглянулся. кругомъ. Несмотря на раннее время, не видно было ни души. Тусклые огоньки мелькали кое-гд въ окнахъ домиковъ. Дтскіе голоса замолкли. Гедингемскій день пришелъ къ концу. Сэръ Обри подумалъ, что время дйствительно очень позднее.

Онъ вынулъ часы изъ кармана, было еще настолько свтло, что онъ различилъ стрлки на бломъ циферблат. Безъ четверти девять! Нтъ, положительно слишкомъ поздно для визита. Все равно, онъ удовлетворилъ свою фантазію этой вечерней прогулкой, ему боле ничего не остается, какъ вернуться домой.

Но… чу! что тамъ такое? Какая-то блая движущаяся тнь мелькала подъ темными деревьями кладбища. Женское платье — высокая и стройная фигура двушки, одтой въ бломъ. Два раза уже видлъ онъ Сильвію въ бломъ плать.

Не она ли это?

Онъ обошелъ кругомъ къ калитк, которая вела на кладбище, и взошелъ въ этотъ мирный пріютъ тней, мрачная тишина котораго напоминала о глубокомъ поко тхъ, кто лежалъ въ этихъ могилахъ. Онъ медленно подвигался, оглядываясь кругомъ, какъ-бы разглядывая памятники, и черезъ нсколько минуть настигъ предметъ своихъ поисковъ.

Это была не кто иная, какъ Сильвія. Онъ нашелъ ее сидящей на низкой могил, въ задумчивой поз: голова ея лежала на сложенныхъ рукахъ, которыми она облокотилась на другой памятникъ, стоящій выше той могилы? на которой она сидла.

— ‘Какое прелестное изображеніе раздумья, подумалъ сэръ Обри. Однакожъ, о чемъ можетъ она такъ глубоко задумываться?’

Мечтательница встрепенулась при звук приближающихся шаговъ. Сильвія подняла голову и взглянула на него, едва узжавая его въ этой густой тни.

— Добрый вечеръ! миссъ Керью. Я, кажется, прервалъ пріятныя мечты?

— Нтъ, сэръ Обри, мысли мои были очень грустныя. Я благодарна случаю, который ихъ разсялъ.

— Что можетъ молодость и красота имть общаго съ печалью?

Двушка не нашлась, что отвтить на этотъ вопросъ.

— Полагаю, что въ жизни каждаго есть свои заботы. Теперь же я задумалась надъ чужимъ горемъ.

— Я такъ и думалъ. Молодость и невинность не знаютъ собственныхъ заботъ. Пожалуйста, миссъ Керью, помните, что если вамъ понадобится другъ, то я въ вашимъ услугамъ. Какъ владлецъ этой мстности, я принимаю живйшее участіе во всемъ касающемся Гедингема, прибавилъ онъ, чтобъ его дружескія увренія не показались странными молодой двушк.

Это вступленіе тотчасъ придало всей рчи оффиціальный тонъ.

— ‘Что бы ему дать мн денегъ, которыя я могла бы послать м-съ Карфордъ, подумала Сильвія, такъ какъ воспоминаніе о вчерашней постительниц не повидало ее во весь день,— но я не могу унизиться до просьбы. Да и безъ сомннія, это не боле,какъ пустая учтивость съ его стороны.’

— Вашъ батюшка дома, полагаю? спросилъ баронетъ.

— Дома, сэръ Обри.

— Мн бы хотлось заглянуть къ нему на минутку, чтобъ переговорить о новомъ школьномъ дом, если только вы уврены, что онъ теперь не занятъ.

— Я наврное это знаю. Онъ обыкновенно по вечерамъ читаетъ только газеты. Ваше посщеніе будетъ для него очень пріятно.

ГЛАВА XX.
‘Прекрасна какъ ангелъ небесный,— какъ демонъ коварна…’

Хотя баронетъ и предложилъ навстить м-ра Керью, однако не торопился покинуть тнистый уголокъ на старомъ кладбищ. Сегодня ему впервые довелось встртиться съ Сильвіей наедин, и онъ не хотлъ упустить такого удобнаго случая. Ему хотлось разузнать кое-что изъ прошлой жизни двушки, которая завладла его сердцемъ, прежде чмъ онъ усплъ опомниться. Ея отецъ, безъ сомннія, суметъ держать языкъ за зубами, если только это нужно, но прелестными устами молодой двушки необходимо должна вщать сама истина.

— Какъ красива эта старая церковь, сказалъ сэръ Обри, словно мысли его были заняты археологіей.— Вы, полагаю, давно уже живете въ Гедингем, миссъ Керью? продолжалъ онъ безъ дальнйшихъ околичностей.

— Съ тхъ поръ, какъ только себя помню… Всю мою жизнь.

— Значитъ, вы родились здсь.

— Нтъ.

Къ счастію для Сильвіи темнота скрыла краску стыда, разлившуюся у ней по лицу. Она даже не знала, гд собственно родилась: отецъ ея не любилъ говорить о прошломъ. Что ей отвчать сэру Обри, если тотъ вздумаетъ разспрашивать объ ея родин?

— У вашего батюшки, сколько я замтилъ, акцентъ вовсе не провинціальный, продолжалъ сэръ Обри, стараясь придать своему допросу чисто свтскую форму. Онъ, должно быть, лондонскій уроженецъ.

— Онъ пріхалъ сюда изъ Лондона.

— Однако фамилія Керью происходитъ изъ западныхъ провинцій.

— Въ самомъ дл? спросила Сильвія растерянно, затмъ, сообразивъ, что нкоторая доля откровенности лучше выручитъ ее, чмъ упорная сдержанность, прибавила:

— Мой отецъ началъ свою карьеру при боле благопріятныхъ обстоятельствахъ, какъ мн кажется, и не любитъ говорить о прошломъ. Я знаю только, что мы живемъ здсь съ тхъ поръ, какъ только я себя помню и безъ всякихъ перемнъ. Такая жизнь довольно монотонна.

Эта жалоба показалась сэру Обри нсколько ребяческой. Онъ по собственной охот велъ однообразную жизнь въ послднія тридцать лтъ, перезжая съ точностью заведенныхъ часовъ изъ Перріанскаго замка въ предмстье Сентъ-Оноре и живя въ Париж почти такъ же уединенно, какъ и въ Перріам.

— Прекрасное дитя, сказалъ онъ съ важнымъ видомъ: юность охотно увлекается безпокойными фантазіями. Когда вы будете постарше, то поймете, что нтъ счастливе жизни, текущей ровно и безмятежно среди знакомой обстановки.

Сильвія вздохнула, но не стала спорить съ сэромъ Обри. Она только подумала, что владй она той силой, какую придавало ему богатство, она не стала бы влачить однообразное существованіе. Ея юный, честолюбивый умъ жаждалъ разнообразія. Сильвія Керью обладала въ значительной степени тмъ качествомъ, которое крайне пагубно для сердца, но весьма способствуетъ развитію ума. Она была честолюбива, и честолюбіе, развившееся въ одиночеств и питавшееся мечтами, лежало въ основ ея страстнаго желанія перемны.

— Вы, во всякомъ случа, можете похвалиться своимъ счастіемъ, что живете въ такомъ прелестномъ мст, какъ Гедингемъ, произнесъ баронетъ.

— Разв оно въ самомъ дл такъ красиво? Вы видли Дунай, Шварцвальдъ… Гарцъ… Тироль… Альпы… Римъ… Венецію… и тмъ не мене находите Гедингемъ красивымъ!

Она безъ запинки произнесла имена рки, лса, горъ и городовъ. Они вертлись у ней на язык, такъ страстно хотлось бы ей увидть ихъ.

— Да, проговорилъ сэръ Обри, съ небрежной томностью, которая была не безъ пріятности. Я совершилъ обязательное путешествіе. Во дни моей молодости это было утомительнымъ дломъ. Путешественника ожидалъ нескончаемый рядъ плохихъ гостинницъ, допотопныя почтовыя кареты, пыль и худыя дороги, и… гмъ… наскомые, которыхъ приличіе не позволяетъ мн назвать. Въ мое время считалось необходимымъ, чтобы джентльменъ совершилъ путешествіе по Европ. Въ настоящее время путешествуютъ вульгарные люди. На Риги ведетъ желзная дорога, а Мон-Бланъ сталъ незначительнымъ холмомъ для современныхъ любителей лазать по горамъ.

Сильвія вздохнула. Она начинала сознавать, что родилась слишкомъ поздно. Міръ сталъ, такъ сказать, вульгаренъ и вся слава земли испарилась, какъ дымъ.

— Угодно вамъ идти теперь къ папа, сэръ Обри? спросила она, вставая съ могили.

— Если вы будете такъ добры провести меня къ нему.

Сэръ Обри сознавалъ, что развдано имъ очень немного. Конечно, пріятно было услышать, что отецъ женщины, которую онъ любилъ, знавалъ лучшія времена, однако, такъ какъ викарій говорилъ ему то же самое, то онъ немного вынесъ изъ разговора съ Сильвіей. Она была по виду похожа на леди, думалось ему, хотя и не обладала тми свтскими манерами, которыя ему пріятно было бы видть въ будущей леди Перріамъ. Ея рчь отличалась откровенностью и непринужденностью, какія можно встртить лишь въ людяхъ, не вышколенныхъ свтскимъ воспитаніемъ. Вс красавицы, которыми до сихъ поръ восхищался сэръ Обри, отличались граціозной томностью, изящной медлительностью въ движеніяхъ. Эта же двушка производила такое впечатлніе, какъ будто въ жилахъ ея текла ртуть. Но за то она была миле всхъ красавицъ, какихъ онъ когда-либо встрчалъ въ свт, въ самой энергіи ея движеній, въ которой не было ничего грубаго или отталкивающаго,— въ ея живости была такая своеобразная, невинная прелесть. А эти каріе глаза, которые она теперь устремила на него… эта матовая близна ея чуднаго лица! Гд, кром какъ въ итальянскихъ картинахъ, могъ онъ найти другую такую красавицу?

Онъ послдовалъ за нею по узкой тропинк и вошелъ черезъ калитку въ садъ, гд кусты лаванды срли, облитые сіяніемъ звздъ.

— Папе, сказала Сильвія, входя въ пріемную: сэръ Обри Перріамъ желаетъ переговорить съ вами о школ.

М-ръ Керью отложилъ въ сторону свою трубку и поспшно всталъ на встрчу важному гостю.

Да! цлая пропасть отдляла этого гостя отъ злополучной постительницы, явившейся въ прошедшую ночь. Школьный учитель сильне былъ тронутъ этой неожиданной честью, чмъ этого можно было ожидать отъ человка съ его темпераментомъ, но сумлъ скрыть свое волненіе и встртилъ сэра Обри такъ спокойно, какъ будто принимать у себя баронетовъ было для него привычнымъ дломъ.

Совсмъ тмъ сердце его исполнилось чувства торжества.

— ‘Зачмъ ему приходить сюда, какъ не затмъ, чтобы видться съ нею?’ спрашивалъ онъ самого себя,— ‘а если человкъ въ его годы влюбится, то влюбится безъ памяти. Будь онъ молодой человкъ, я бы не придавалъ особаго значенія его посщеніямъ. Но съ ею стороны такой образъ дйствій весьма знаменателенъ.’

Баронетъ заговорилъ о школ и сумлъ придать дловой характеръ своему визиту. Дйствительно ли новая школа необходима для Гедингема, или это просто капризъ викарія? И вполн ли удовлетворительно настоящее мстоположеніе для школы, или можно избрать лучшее? И находить ли эта мысль сочувствіе среди Гедингемскаго населенія? Прежде чмъ общать свою помощь, сэръ Обри желалъ удостовриться во всемъ этомъ.

Вс эти вопросы были повидимому вполн естественны со стороны мстнаго землевладльца. Но Джемсъ Керью усмотрлъ въ нихъ одинъ пустой предлогъ и замтилъ, что глаза баронета невольно обращались въ ту сторону, гд сидла Сильвія, спиной въ открытому окну, причемъ ночной втерокъ тихо игралъ ея волосами.

— Вы, миссъ Керью, охотница до книгъ, какъ я вижу, сказалъ сэръ Обри, поглядывая на углубленіе въ стн близъ камина, гд висли три небольшихъ крашеныхъ полки, убранныя голубыми лентами. Эти голубые лоскутки объяснили баронету, кому принадлежатъ книги.

— Да, отвчалъ отецъ, не безъ гордости, она прилежне, чмъ большая часть двушекъ ея возраста, и самоучкой научилась французскому и нмецкому языкамъ… да, кажется, знаетъ немного по-латыни, въ чемъ я ей помогалъ.

Онъ зачастую ворчалъ на любознательныя наклонности дочери, жалуясь, не совсмъ справедливо, что Сильвія неглижируетъ его комфортомъ изъ-за того, чтобы сидть за книгами. Но сегодня вечеромъ онъ находилъ, что эти наклонности заслуживаютъ похвалы.

Сэръ Обри подошелъ въ полкамъ и поглядлъ на книги. Тутъ были: Вертеръ въ оригинал, Евгенія Грандэ и Фаустъ тоже въ оригинал, Жирондисты Ламартина, Оды и Баллады Виктора Гюго, и съ дюжину другихъ въ этомъ род. Вс принадлежали къ классическимъ сочиненіямъ.

Сэръ Обри взялъ наудачу одну изъ книгъ. То былъ ‘Вертеръ’. Онъ раскрылъ книгу и на первой страниц увидлъ нчто, поразившее его такъ, какъ будто рука его коснулась зми:

Сильвіи
Отъ Эдмонда
Въ память воскресенья, 4-го апрля.

Въ этотъ день Эдмондъ Стенденъ впервые увидлъ Сильвію въ церкви.

— Отъ Эдмонда, проговорилъ сэръ Обри, гляди на надпись.— Это вашъ братъ или кузенъ, полагаю.

— У ней нтъ ни братьевъ, ни кузеновъ, отвчалъ м-ръ Керью, бросая свирпый взглядъ на дочь.

Эти самыя книги стояли надъ его головой въ теченіе послднихъ трехъ мсяцевъ, а онъ и не потрудился взглянуть на нихъ.

— Должно быть какой-нибудь сельскій поклонникъ, сказать баронетъ, спокойно, хотя сердце его сжалось отъ ревности.

Въ то время какъ онъ обсуждалъ съ самимъ собой: оскорбить или не оскорблять боговъ-покровителей Перріамской фамиліи неравнымъ бракомъ, эта двушка, чего добраго, уже была обручена съ какимъ-нибудь деревенскимъ олухомъ, мечты котораго не шли дальше оштукатуренной избы и бесдки изъ испанскихъ бобовъ.

М-ръ Керью, усмотрвъ подводный камень, о который могли разбиться его тайныя мечты, быстро сообразилъ, посл минутнаго раздумья, что откровенность всего выгодне въ настоящемъ случа. Въ конц-концовъ его дочь могла только выиграть, если онъ сообщитъ, что человкъ, выше стоящій, чмъ она, по своему общественному положенію, добивался ея руки.

Возможно было, что баронетъ отличается тхъ ревнивымъ нравомъ, который заставляетъ человка отказываться отъ преслдованія любимйшей мечты, если только онъ узнаетъ, что у него есть соперникъ. Но, къ счастію, такіе узкіе и исключительные характеры попадаются весьма рдко. Кром того, м-ръ Керью сообразилъ, что ухаживаніе м-ра Стендена за его дочерью врядъ ли укрылось отъ деревенскихъ сплетниковъ и, по всей вроятности, дойдетъ до ушей сэра Обри.

Да, несомннно, что откровенность будетъ самой врной тактикой.

— М-ру Стендену врядъ ли бы понравилось, еслибы онъ узналъ, что его называютъ сельскимъ поклонникомъ.

— Стенденъ! какъ, сынъ банкира?

— Да. Онъ имлъ несчастіе влюбиться въ мою неразумную дочку, а она была такъ безразсудна, что до нкоторой степени обнадежила его. Но теперь все это покончено. Юный джентльменъ былъ у меня вчера утромъ съ предложеніемъ и я ршительно отклонилъ его исканія.

— Вы отказали ему? спросилъ баронетъ.

— Безусловно. Вы какъ будто удивлены, соръ Обри. Вы находите, что сынъ банкира былъ бы весьма хорошей партіей для дочери приходскаго школьнаго учителя. И я съ вами согласился бы, не будь тутъ особаго обстоятельства. Женившись на моей дочери, онъ поступилъ бы вопреки желанію своей матери. А хотя я и человкъ бдный, но ставлю честь выше личныхъ интересовъ. Я не потерплю, чтобы дочь моя вступила въ семью, гд ей не рады.

Все это звучало очень благородно, тмъ боле, что изъ словъ м-ра Керью нельзя было узнать о томъ, что м-съ Стенденъ могла лишить сына наслдства.

— Я вполн сочувствую вамъ, сэръ, произнесъ баронетъ, украдкой взглядывая на Сильвію, чтобы видть, принимаетъ ли она этотъ предметъ близко въ сердцу.

Лицо, наклоненное надъ работой, ничего ему не сказало. Онъ видлъ только красивый молодой лобъ, опущенныя вки съ каштановыми рсницами. Поза выражала безмятежный покой. Страсть врядъ ли волновала сердце, бившееся въ этой спокойной груди.

Обсудивъ со всхъ сторонъ любимую задачу викарія, сэръ Обри не находилъ больше предлога оставаться. Однако онъ медлилъ уходитъ, толкуя о селеніи и его окрестностяхъ, стараясь выяснить себ, какого рода человкъ былъ м-ръ Керью. Человкъ образованный — это прежде всего, и человкъ, вращавшійся нкогда въ хорошемъ обществ. Честь присутствія сэра Обри, повидимому, вовсе не ослпляла его.

Небольшіе голландскіе часы пробили десять, и сэръ Обри всталъ, вздрогнувъ, какъ виноватый.

— Создатель! какъ я засидлся, прошу васъ извинить меня, сказалъ онъ: эти лтніе вечера могутъ ввести въ заблужденіе.

— Пожалуйста не извиняйтесь, сэръ Обри, въ томъ, что засидлись. Вечеръ единственное время, когда я свободенъ и могу принять гостя.

— Значить, я могу навдаться снова какъ-нибудь вечеркомъ и узнать какъ подвигается дло? спросилъ сэръ Обри, совершенно игнорируя тотъ фактъ, что ничего серьёзнаго не могло случиться раньше двухъ лтъ.

— Я буду весьма польщенъ вашимъ посщеніемъ, сэръ Обри.

— Вы очень добры, отвчалъ баронетъ, и затмъ прибавилъ съ нкоторой запинкой: если какъ-нибудь вамъ вздумается, въ одинъ изъ лтнихъ вечеровъ, привести миссъ Керью осмотрть Перріамъ,— если только она его еще не видала,— то а съ радостью покажу вамъ домъ и сады. Въ нихъ нтъ никакихъ затй, никакихъ вздорныхъ выдумокъ, которыя въ мод въ настоящее время, но сады велики, а домъ хорошо построенъ. Быть можетъ, вы найдете, что ихъ стоитъ осмотрть.

— Мы съ радостью придемъ, сэръ Обри. Ни я, ни моя дочь, мы еще не видали Перріамъ-Плэса.

— Почему бы въ такомъ случа не назначить дня? Можете вы придти завтра.

— Мы никуда не отозваны, сказалъ м-ръ Керью съ своей нсколько горькой улыбкой.

— Ну, такъ условимся на завтра. Я буду ждать васъ въ девять часовъ и вы можете сообщить мн, если вамъ придетъ въ голову какая-нибудь новая мысль на счетъ школы. Не прислать ли мн экипажъ за вами?

— Вы слишкомъ добры, сэръ Обри. Нтъ, благодарю васъ, мы лучше придемъ пшкомъ въ Перріамъ. Пріятно будетъ прогуляться по полямъ.

— Пусть такъ. Мой братъ и я, мы вамъ покажемъ домъ и сады. Не лучше ли вамъ придти въ половин восьмого. Посл девяти часовъ, пожалуй, будетъ слишкомъ темно, сказалъ сэръ Обри серьёзно.

Такая перестановка времени заставитъ его раньше отобдать, а это обстоятельство весьма важно для джентльмена, привыкшаго въ аккуратной жизни.

— Мы придемъ въ половин восьмого, сэръ Обри, если это для васъ удобне, отвчалъ школьный учитель.

— Благодарю васъ, прощайте. Прощайте, миссъ Керью. Не смйтесь надъ старомодными обычаями въ Перріам. Говорятъ, что мы отстали на полвка. Но Перріамы были торіями съ тхъ самыхъ поръ, какъ стали называться Перріамами. Доброй ночи!

И нжно пожавъ руку Сильвіи, сэръ Обри ушелъ.

М-ръ Керью проводилъ его до садовой калитки съ церемонной вжливостью. Онъ умлъ провести тонкую грань, отдляющую уваженіе, должное ландлорду, и подобострастіе раболпнаго ума. Онъ остановился у калитки и наблюдалъ за изящной, стройной фигурой, пока та не скрылась въ полумрак лтней ночи. Затмъ медленно вернулся въ пріемную.

Сильвія отложила въ сторону свою работу. Она сидла въ небрежной поз, уставивъ глаза въ полъ, и казалась погруженной въ глубокую думу.

М-ръ Керью съ любопытствомъ поглядлъ на нее, запирая дверь, и медленно проговорилъ:

‘There is а tide in the affairs of men,

‘Which, taken at the flood, leads on to fortune!’ *)

*) ‘Въ человческихъ длахъ есть свой приливъ, воспользуешься имъ, онъ къ счастью приведетъ…’ Шекспиръ: ‘Юлій Цезарь’. Это изреченіе послужило темой для заглавія романа, которое мы замнили равнозначущей русской пословицей.

И этимъ ограничились вс комментаріи по поводу визита сэра Обри.

ГЛАВА XXI.
‘Ахъ! чувство женское легко!..’

На слдующій день утренняя почта принесла Сильвіи письмо отъ Эдмонда Стендена, письмо, написанное изъ Соутгемптона въ ночь до отхода почтоваго парохода изъ этого порта. То было первое письмо, полученное ею отъ ея милаго. Въ Гедингем имъ легко было видться, а потому не было никакой надобности въ переписк. И ей сладко было получить это первое любовное письмо, хотя въ сладости примшивалась нкоторая горечь. Столько препятствій заграждало тотъ путь, который они общали другъ другу пройти рука объ руку. Сильвія пролила нсколько слезъ надъ этимъ письмомъ и поцловала бумагу, къ которой прикасалась рука ея милаго. Въ самомъ дл, то было письмо, которымъ бы могла гордиться всякая женщина… письмо, дышавшее такой честной и искренней любовью, какую когда-либо внушала женщина, мужественное письмо, въ которомъ молодой человкъ доврчиво, хотя и не беззаботно говорилъ о той борьб, какую онъ готовился выдержать, чтобы завоевать себ домашній очагъ.

‘Я уже началъ готовиться въ битв, дорогая’, писалъ онъ, ‘и стараюсь пополнить недостатки образованія, имвшаго въ виду скоре литературныя, чмъ коммерческія цли. Я запасся нсколькими лучшими сочиненіями о финансовыхъ и банкирскихъ оборотахъ, когда прозжалъ черезъ Лондонъ, и намренъ основательно изучить ихъ во время дороги. Я надюсь, что образую изъ себя хорошаго банкира, по крайней мр въ теоріи, къ тому времени какъ вернусь въ Англію, такъ что могу явиться къ директорамъ Монкгемптонскаго банка съ двойной рекомендаціей: отцовскаго имени и моихъ собственныхъ познаній’.

Это были единственныя дловыя строчки письма. Остальное было наполнено разсужденіями о розовой будущности, о райскомъ блаженств, которое доврчивая юность склонна искать на земл. Но каждое слово этого письма отозвалось въ сердц Сильвіи. Онъ такъ глубоко врилъ ей. Ни тни сомннія не высказывалось въ этомъ письм. Оно было написано женщин, въ которую авторъ письма врилъ, какъ въ самого себя.

— Я была бы самой низкой изъ женщинъ, если бы обманула такую привязанность, подумала Сильвія, со вздохомъ пряча драгоцнное письмо. И совсмъ тмъ я не предвижу счастливаго исхода для вашей любви.

Въ ея воображеніи рисовался иной путь, который не грозить опасностями, а, напротивъ, казался усыпаннымъ розами. Но только геній супружеской любви не освщалъ своимъ факеломъ этого пути. На немъ росли розы житейскаго благополучія — розы людского почета и уваженія, витали слова великой побды. Но любовь отворачивала лицо отъ этого зрлища, и вщала:— здсь мн нтъ мста!

— Нтъ, сказала Сильвія, я не могу измнить ему.

Къ несчастью, когда женщина говоритъ самой себ, что она не можетъ обмануть, то это врный знакъ, что она замышляетъ явмну.

М-ръ Керью былъ особенно вжливъ съ дочерью весь этотъ день. Въ тон, съ какимъ онъ говорилъ съ ней, звучала новая нота, которой Сильвія дивилась. Она не знала, что эта непривычна любезность относилась къ будущей леди Перріамъ.

— Не нужно ли теб новой шляпки или еще чего-нибудь, чтобы прилично одться на сегодняшній вечеръ? спросилъ онъ, когда наступилъ полуденный отдыхъ и школьники ушли домой обдать.

— Мн нужна кучу вещей, папа, отвчала двушка поспшно. Но если вы дадите мн фунтъ, то этого будетъ достаточно.

— Фунтъ! вскричалъ м-ръ Керью: ты, кажется, воображаешь, что я купаюсь въ золот? Вотъ теб полъ-соверена. Намъ трудно будетъ дотянуть до жалованья, но ужъ какъ-нибудь перебьемся.

— Благодарю васъ, папа, полъ-соверена все же лучше, чмъ ничего.

— Смотри, будь какъ можно миле сегодня вечеромъ.

— Зачмъ, папа? неужели вы полагаете, что два такихъ старыхъ джентльмена, какъ сэръ Обри и м-ръ Перріамъ, обратятъ вниманіе на мою наружность?

— Сэръ Обри — джентльменъ въ цвт лтъ. Прошу не называть его старикомъ.

Когда начались послобденные уроки и м-ръ Керью снова погрузился въ свои обязательныя занятія, Сильвія открыла свой пюпитръ, взяла конвертъ и надписала на немъ слдующій адрессъ: ‘Миссисъ Буде, для передачи миссисъ Карфордъ, Белль-Алли, Феттеръ-Лэнъ’.

Она написала только одну строку на листк бумаги:

‘Посылаю небольшое пособіе… это все, что у меня есть’.

Ни подписи и ни слова боле. Въ этотъ листокъ бумаги она завернула полъ-соверена и старательно запечатала конвертъ. Сдлавъ это, она пошла въ почтовую контору и сдала свое письмо.

— Я посылаю своей кормилиц свои небольшія карманныя деньги, сказала она м-ру Проссеру, аптекарю, въ поясненіе своего необыкновеннаго поступка. Деревенскіе жители обязаны объяснять свое поведеніе, если оно нсколько уклоняется отъ обычной колеи.

Быть можетъ, этотъ самоотверженный поступокъ былъ первымъ добрымъ дломъ Сильвіи. Быть можетъ, также судьба ршила, что онъ будетъ и послднимъ.

Она слабо вздохнула, опуская письмо въ ящикъ, ей представился въ эту минуту Монкгемптонскій магазинъ галантерейныхъ товаровъ и промелькнула мысль о лентахъ, которыя она могла бы купить на эти десять шиллинговъ и нсколько освжить ими простенькое кисейное платье, которое ей предстояло выгладить въ вечеру. Опрятность была единственная роскошь, которую могла позволятъ себ миссъ Керью, да и тутъ она не могла разсчитывать на чужую помощь.

Совсмъ тмъ, когда наступила половина седьмого и Сильвія вышла одтая, чтобы идти въ Перріамъ, то оказалось, что никакой ленты не требуется для того, чтобы рельефне выставить ея красоту, главная прелесть которой заключалась въ ея идеальности. То не была дюжинная чувственная красота бездушнаго созданія, но измнчивая прелесть существа мыслящаго. Пытливый главъ опытнаго физіономиста, быть можетъ, нашелъ бы въ ней отсутствіе той еще боле возвышенной прелести, которая сообщается благородствомъ натуры, но опытные физіономисты, къ счастію, встрчаются рдко, и всякій, кто ни глядлъ на Сильвію, видлъ, по большей части, что она одарена красотой и умомъ, и считалъ, что она не можетъ не быть добра.

М-ръ Керью показался своей дочери совсмъ новымъ человкокъ въ то время, какъ они проходили по полямъ порою лихо краснаго клевера, порою мимо пшеницы, ожидавшей серпа, то мимо рощи, въ которой птицы чирикали въ темной листв дуба и вяза. Онъ разговаривалъ съ удивительною веселостью, хвалилъ изящную вншность и манеры сэра Обри и замтилъ вскользь, что нтъ положенія въ здшнемъ мір пріятне положенія помщика, владющаго незаложеннымъ имніемъ, напиралъ на богатство Перріамовъ, на ихъ спокойный образъ жизни, благодаря которому капиталъ ихъ долженъ былъ рости изъ года въ годъ, подобно комку снга, который катится съ горы.

Сильвія слушала и вздыхала съ сожалніемъ, и думала о томъ дорогомъ письм, которое было заперто у ней въ пюпитр.

— ‘Я бы желала, чтобы Эдмондъ вовсе не любилъ меня’, думала она, размышляя объ автор письма въ то время, какъ школьный учитель говорилъ о сэр Обри. ‘Мы оба были бы счастливе’.

Перріамъ былъ построенъ въ долин, по обычаю нашихъ ддовъ, искавшихъ защиты отъ рзкихъ втровъ предпочтительне передъ живописностью возвышеннаго мстоположенія, и никогда не строившихъ своихъ жилищъ на возвышенностяхъ иначе, какъ ради наступательныхъ или оборонительныхъ цлей. Вокругъ Перріамскаго змка раскидывались плодороднйшіе луга во всей мстности,— луга, поросшіе такими богатыми деревьями, что трудно было сказать, гд собственно кончается паркъ и начинается ферма. Между тмъ, настоящій паркъ не былъ великъ, но заимствовалъ свое величіе отъ длинной аллеи, усаженной двойнымъ рядомъ деревьевъ, въ которой высокіе старые вявы отходили на задній планъ, оставляя впереди мсто для пихтъ, считавшихся красивйшими въ цлой Англіи. Величественная каменная арка съ домикомъ для привратника вела въ эту аллею.

М-ръ Керью и его дочь прошли въ Перріамъ не черезъ главный входъ. На окраин парка стояла въ лощинк маленькая старинная церковь, обнесенная ветхою каменною стной, въ равслинахъ которой обильно росъ папоротникъ и къ которой вела узкая тропинка съ рогаткой, пройдя въ нее, гуляющіе вступали прямо въ паркъ. Возвышенная терраса итальянскаго сада почти приходилась въ уровень со стной, за которой были схоронены члены Перріамской фамиліи, покоившейся въ узкомъ склеп, не содержащемъ въ себ никого, кром Перріамовъ. Такъ какъ садъ значительно возвышался надъ кладбищемъ, то сэръ Обри имлъ то преимущество, что могъ видть своихъ опочившихъ предковъ съ возвышенія,— зрлище, наводившее на размышленія въ Гораціевскомъ вкус: о мимолетности жизни и измнчивости всхъ вещей вообще.

Маленькая церковь, находившаяся въ числ службъ Перріамскаго замка, и кладбище, исключительно присвоенное для Перріамовъ, внушили Сильвіи такое сознаніе о величіи Перріамовъ, какого не могло бы внушить все золото Ротшильда. Фамильныя отличія, проистекающія отъ долгаго пребыванія въ одной и той же мстности, родословное древо, пустившее глубокіе корни, выросшее на извстной почв и процвтающее съ незапамятныхъ временъ — этого рода знатность представляется особенно ослпительной для разночинцевъ. Но Сильвіи, которой ничего не было извстно о прошломъ ея отца, кром его безчестія, знатное происхожденіе сэра Обри производило. чарующее дйствіе, и самъ сэръ Обри, который на огород казался только пожилымъ, вжливымъ джентльменомъ, представлялся ей теперь какимъ-то принцемъ.

Школьный учитель и его дочь перешли черезъ лужайку и вступили въ аллею въ какихъ-нибудь ста ярдахъ отъ дома. Сильвія досел еще не видывала вблизи этого величественнаго зданія. До сихъ поръ она видала его издали, величественнымъ и мрачнымъ, возвышавшимся поодаль отъ вязовъ и буковъ парка, кедровъ и кленовъ луга, на площадк, частію усыпанной пескомъ, частію выложенной дерномъ и разбитой въ итальянскомъ вкус, съ Фавномъ и Дріадой, Паномъ и Сиреной, осклаблявшихся на своихъ пьедесталахъ по угламъ дорожекъ.

Входная дверь была открыта, но м-ръ Керью изъ церемонности позвонилъ, и его звонъ былъ настолько оглушителенъ, что могъ бы пробудить сонное царство спящей царевны. Не усплъ онъ позвонить, какъ увидлъ джентльмена, проходившаго по снямъ въ костюм нсколько старомоднаго покроя.

— Здравствуйте, сэръ Обри, сказалъ онъ. Какъ видите, мы аккуратны.

Сильвія дернула отца за рукавъ.

— Какъ вы недогадливы, шептала она, между тмъ какъ джентльменъ стоялъ, улыбаясь механически и съ смущеннымъ видомъ.

Быстрый женскій глазъ сразу замтилъ разницу въ костюм и осанк двухъ братьевъ. Лицомъ они были настолько похожи другъ на друга, что въ полумрак, царствовавшемъ въ сняхъ, школьный учитель легко могъ принять одного брата за другого.

— Извините, пробормоталъ Мордредъ Перріамъ: вы принимаете меня за брата. Говорятъ, что мы очень похожи между собой. Войдите, прошу васъ. Сэръ Обри васъ ждетъ.

Въ этотъ моментъ сэръ Обри отворилъ дверь столовой и поздоровался съ гостями. Да, между обоими братьями существовала большая разница, но она заключалась главнымъ образомъ въ костюм и осанк. Старшій братъ такъ тщательно одвался и такъ заботился о своей наружности, какъ какой-нибудь французскій маркизъ прошедшаго столтія, между тмъ какъ смятые воротнички рубашки Мордреда Перріама, каленкоровое жабо, потертая черная ленточка pince-nez, нанковый жилетъ, сюртукъ шеколаднаго цвта, небрежно остриженные волосы и щетинистые брови говорили о равнодушіи буквода къ требованіямъ моды и въ своей наружности. Даже самый сюртукъ шекколаднаго цвта былъ надтъ изъ уваженія въ брату. М-ръ Перріамъ былъ всего счастливе, когда облекался въ халатъ, ставшій для него дорогимъ отъ долгаго употребленія.

— Какъ вы поживаете? закричалъ сэръ Обри. Какъ вы добры, что пожаловали. Мой братъ, м-ръ Перріамъ,— миссъ Керью, м-ръ Керью,— м-ръ Перріамъ. Не напиться ли намъ чаю, прежде чмъ пустимся осматривать сады? Быть можетъ, такъ будетъ лучше. Миссъ Керью слдуетъ освжиться посл прогулки, а дамы вообще любятъ чай. Сады мы успемъ осмотрть и посл чаю. Вы не увидите у меня никакихъ чудесъ садоводства. Я предоставляю вырощать рдкія растенія сумасшедшимъ старымъ барынямъ, которымъ некуда двать своихъ денегъ. Перріамъ остался бы все тмъ же Перріамомъ, еслибы я растратилъ цлое состояніе на орхидеи.

М-ръ Керью пробормоталъ, что согласенъ съ мнніемъ сэра Обри, которое, повидимому, не допускало возраженій, и сэръ Обри повелъ гостей въ салонъ, гд ихъ ждалъ чайный приборъ на овальномъ стол, въ полукруглой ниш или альков въ конц комнаты. Фарфоръ былъ индійскій, а серебряные подносъ и самоваръ служили образцами той знаменитой эпохи, которая до сихъ поръ поръ высоко цнится знатоками ювелирнаго искусства. Нсколько сухихъ бисквитовъ въ серебряной корзинк и блюдо съ ранними сливами, снятыми со шпалеръ, обращенныхъ на югъ, составляли довольно скудное угощеніе, но школьный учитель явился въ Перріамъ не затмъ, чтобы сть и пить, и потягивалъ чай изъ фарфоровой чашки, пунцовой съ золотомъ, съ крайнимъ удовольствіемъ. Баронетъ усадилъ Сильвію за столъ съ церемонной просьбой разлить чай.

— Когда мы одни съ братомъ, то я самъ наливаю чай, сказалъ онъ: но гораздо естественне и пріятне, чтобы эпосъ занималась леди.

Сильвія улыбнулась. Она испытывала почти дтское удовольствіе, распоряжаясь этими великолпными чашками, этимъ стариннымъ чайникомъ и любопытнымъ античнымъ самоваромъ на четырехъ высокихъ и тонкихъ ножкахъ. Никогда еще, до настоящаго вечера, она не разливала чай изъ серебрянаго чайника, никогда еще до сегодняшняго вечера не пригрогивалась къ такому дорогому фарфору, къ тому же вс эти вещи отличались своеобразной прелестью, которая ставила ихъ гораздо выше дюжиннаго великолпія тхъ вещей, которыя украшали выставки на окнахъ магазиновъ въ Монкгемптон. У нихъ была двойная прелесть — древности и рдкости.

Они не торопились кончать эту скромную трапезу, а между тмъ сумерки сгущались надъ лугомъ, осненномъ кедрами, дворецкій никогда не спшившій вносить лампы и свчи, оставлялъ наслаждаться сумерками. Сэръ Обри не торопился разсять чары, тяготвшія надъ нимъ. Онъ сидлъ возл Сильвіи, наблюдая за ея блыми ручками, которыя ловко и граціозно перебирали чайный приборъ. Почему бы ей не наливать всегда чай, если она того пожелаетъ. Кто сметъ требовать отчета въ его дйствіяхъ. Онъ былъ полнымъ господиномъ своей жизни и своихъ поступковъ. Только судьба могла помшать ему устроить свое счастіе на собственный ладь.

Размышляя объ этомъ, сэръ Обри хранилъ глубокое молчаніе, которое не ршался нарушить никто изъ членовъ этого маленькаго собранія. Они чувствовали себя его вассалами, даже самъ Мордредъ, и если властелинъ молчалъ, то кто изъ приближенныхъ осмлится говорить? Къ тому же эта тишина шла къ лтнимъ сумеркамъ и величественному мраку просторной комнаты.

Быстрые глаза Сильвіи вглядывались въ окружающее, не взирая на сумерки. Да, эта комната была такъ велика, какъ гедингемская церковь. Высокій потолокъ, рзной карнизъ производили на нее впечатлніе невыразимаго величія. Ей припоминалась пріемная школьнаго дома съ ея низкимъ потолкомъ, который поддерживался тяжелой оштукатуренной балкой, и въ ней два заржавленныхъ желзныхъ крюка, вырвать которые не нашлось, повидимому, достаточно сильной руки, указывали на то мсто, гд прежнія, грубйшія поколнія имли обыкновеніе вшать свое сало, прокопченное на домашнемъ очаг. Какой контрастъ между этими двумя комнатами! Здсь коверъ былъ такъ мягокъ, какъ дернъ на лугу приходскаго дома, такъ толстъ, что заглушалъ вс шаги, даже самые тяжелые. Громадная комната, свободная отъ картинъ, зеркалъ и всякаго рода мишуры представлялась почти грозной въ полумрак. Египетскій храмъ не могъ быть величественне.

— Идемъ, сказалъ Обри, пробуждаясь отъ задумчивости. Хотя теперь уже недостаточно свтло, чтобы можно было хорошо осматривать сады, но вы должны пріхать въ другой разъ и снова осмотрть ихъ. Да, продолжалъ онъ, съ отчаянной смлостью, вы должны пріхать и отобдать съ нами какъ-нибудь на будущей недл.

Сэръ Обри замтилъ, не взирая на сумракъ, что у его брата вырвалось движеніе удивленія. Движеніе это было весьма незначительное и совсмъ невольное, его можно было сравнить съ тмъ движеніемъ, которое вырывается у нкоторыхъ людей, когда сверкнетъ молнія,— но сэръ Обри понялъ его смыслъ. Онъ зналъ, что большая разница заключается въ томъ, чтобы пригласить школьнаго учителя и его дочь на чай, съ покровительственнымъ видомъ, приличнымъ владльцу замка, и пригласить ихъ на обдъ, какъ будто родныхъ.

— Что скажетъ общество? подумалъ Мордредъ въ безмолвномъ ужас.

Самъ онъ видалъ очень мало людей, и въ своемъ уединеніи весьма мало заботился о томъ, что о немъ думаетъ общество. Но у него было весьма опредленное понятіе на счетъ того, что братъ его обязанъ уважать людское мнніе, и при выбор жены,— еслибы только ему вообще вздумалось жениться,— согласоваться съ тмъ, чего отъ него ожидало общество. Сэръ Обри былъ нкогда помолвленъ на дочери герцога, и общество врядъ ли проститъ ему неравный бракъ.

Но сэръ Обри поршилъ съ мнніемъ общества, къ которому вдругъ сталъ относиться равнодушно.

— ‘Въ сущности человку слдуетъ жить въ свое собственное удовольствіе’, думалось ему. ‘Неужели же я ивберу какую-нибудь кислую дву ради герба ея батюшки? Въ мои годы человкъ обязанъ пользоваться жизнью’.

Они пошли въ садъ, такъ какъ это входило въ программу, и потому должно было быть приведено въ исполненіе. Здсь, въ прохладныхъ сумеркахъ, сэръ Обри провелъ своихъ постителей по прямымъ дорожкамъ итальянскаго сада, къ той обширной террасс, съ высоты которой они увидли перріамскую церковь, пріютившуюся въ зеленой лощин и могилы Перріамовъ, срвшія на темно-зеленомъ фон деревьевъ. Отъ этой полускрытой отъ глазъ маленькой церкви и кладбища вяло такимъ миромъ и тишиной. Здсь самая смерть представлялась мирной дремотой, ни городской шумъ, ни свистъ паровоза не могъ потревожить тихаго покоя!

М-ръ Керью невольно цитировалъ Горація. М-ръ Перріамъ, обрадовавшись удобному случаю, завелъ длинный разсказъ о венеціанскомъ изданіи Горація, которое онъ пріобрлъ отъ одного книгопродавца въ Гласго и считалъ необыкновенно выгоднымъ пріобртеніемъ, такъ какъ въ немъ недоставало всего одного тома. Увлекшись разсказомъ, м-ръ Перріамъ взялъ школьнаго учителя подъ руку и началъ прохаживаться съ нимъ взадъ и впередъ по террасс, не подозрвая въ невинности души той бды, которую накликалъ такимъ поведеніемъ, онъ оставилъ сэра Обри и Сильвію наедин другъ съ другомъ.

Звзды сверкали на ясномъ лтнемъ неб, и лицо двушки при этомъ серебристомъ освщеніи казалось божественно прекраснымъ, потому что вс прекрасныя вещи кажутся еще прекрасне при свт луны и звздъ. То было лицо одной изъ юныхъ мадоннъ Рафаэля, ясно задумчивое, съ сосредоточенной улыбкой на раздвинутыхъ губахъ, казалось, что эти глубокіе, темные глаза видли нчто другое, а не окружающій ландшафтъ, какую-то иную прекрасную картину, открывавшуюся передъ ея духовными очами. Сэръ Обри созерцалъ лицо двушки въ безмолвномъ восхищеніи, въ то время, какъ она стояла прислонясь въ ваз, возвышавшейся въ углу балюстрады. Разв могла такая красавица не быть доброй? спрашивалъ онъ себя, почти не сомнваясь въ отвт. Ему казалось, что такое физическое совершенство необходимо связано съ душевной красотой.

И въ самомъ дл, возможно, что въ душ, обитавшей въ этомъ очаровательномъ тл, существовали нкогда вс задатки доброты, которые нуждались лишь въ развитіи. Иныя натуры развиваются сами собой, какъ вонъ тотъ кедръ, напримръ, другія же — паразитныя растенія, требуютъ заботливаго ухода со стороны садовника.

ГЛАВА XXII.
Честолюбецъ глухъ на все, кром честолюбія.

Сэръ Обри не долго молчалъ, стоя рядомъ съ Сильвіей, а надъ ихъ головою спокойно мерцали звзды.

Одинъ вопросъ особенно интересовалъ его.

— Вашъ батюшка, удостоивая меня своего доврія прошлый вечеръ, весьма правильно, на мой взглядъ, понялъ отношеніе, въ какое былъ поставленъ относительно васъ молодой человкъ м-ръ Стенденъ, сказалъ Обри съ прямодушіемъ человка, привыкшаго скоре приказывать, чмъ повиноваться.— Такой прелестной молодой особ, какъ вы, не пристало вступать въ семью, которая отказываетъ ей въ уваженіи и любви. Но отцы склонны разсуждать въ такихъ случаяхъ на основаніи здраваго смысла, упуская изъ виду то обстоятельство, что въ этомъ дл могутъ быть замшаны чувства дочери. Я… я надюсь, что этого не было въ данномъ случа. Я надюсь, что вы одобрили отказъ вашего батюшки.

Сердце у Сильвіи сильно билось. Къ чему было сэру Обри спрашивать ее объ этомъ, если онъ не намревался задать ей другой, еще боле щекотливый вопросъ впослдствіи? Какое ему было дло, нравился ей или нтъ м-ръ Стенденъ? И что ей отвчать ему? Сказать правду… сказать, что Эдмондъ Стенденъ былъ для нея очень дорогъ и что она поклялась ему въ врной любви — вотъ несомннно ея долгъ, этого требовали ея обязательства относительно Эдмонда и святая правда. Но поступить такимъ образомъ значило разрушить обаяніе, подъ которымъ, очевидно, находился сэръ Обри, значило уничтожить великолпную перспективу, которая открылась сегодня вечеромъ передъ ея ослпительными глазами. А идеи свои о жизни Сильвія заимствовала не отъ такого наставника, который бы придавалъ большое значеніе отвлеченной истин. Наставленія, которыя читалъ ей отецъ, пропитаны были жесткостью и желчью. Онъ училъ ее, что быть счастливымъ, значило успвать въ жизни, что бдность и счастіе несовмстимы, что упустить единственный блестящій случай составить карьеру значило разрушать своими руками свое счастіе.

‘У каждой красивой женщины бываютъ шансы на блестящую карьеру, сказалъ ей отецъ, если только она суметъ выждать случай’.

Ну, вотъ теперь случай, повидимому, самъ давался въ руки Сильвіи, не заставлялъ даже себя долго ждать. Фортуна, крылатый геній, стояла на ея пути. Ей стоило только протянуть руку и захватить блестящаго генія… но ничего не было легче также, какъ прогнать его прочь. Она подумала, прежде чмъ отвтить на вопросъ сэра Обри, и затмъ съ смлой двусмысленностью дала такой отвтъ, который ее ни къ чему не обязывалъ.

— Я не могу не одобрить отцовскаго отказа. Мн бы не хотлось, чтобы миссисъ Стенденъ обращалась со мною свысока.

— Обращалась свысока! Еще бы! вскричалъ баронетъ съ негодованіемъ. Выносить презрительные взгляды вдовы провинціальнаго банкира! Вамъ! которой пристало быть герцогиней! Но оставимъ миссисъ Стенденъ всторон,— продолжалъ онъ съ легкимъ колебаніемъ,— ея дерзость не заслуживаетъ вниманія. Вопросъ, который я осмлюсь предложить вамъ… это… сумлъ ли заслужить ваше расположеніе м-ръ Стенденъ, тотъ молодой джентльменъ, который далъ вамъ ту книгу.

Вопросъ былъ такой прямой, что не допускалъ двусмысленнаго отвта. Сильвіи приходилось или сказать правду, или оскорбить своего милаго сознательной ложью. Къ счастію ни мужчины, ни женщины не длаются низкими въ одинъ моментъ. Она не могла прямо произнести ту ложь, которую подсказывалъ разсчетъ, не могла вполн извратить истину. Но отвть ея былъ правдивъ лишь наполовину.

— Да, отвчала она кротко, Эдмондъ и я — мы были расположены другъ къ другу. Но только такъ много препятствій къ нашему браку, что…

— Что вы оба пришли къ заключенію, что благоразумне совсмъ отказаться отъ него, съ жаромъ проговорилъ сэръ Обри. Понимаю.

— Нтъ, отвчала Сильвія, Эдмондъ все еще желаетъ жениться на мн, но я…

— Вы считаете такой бракъ неразумнымъ…

— Да… и, кром того, я слишкомъ горда, чтобы выносить пренебреженіе миссисъ Стенденъ.

— Значитъ, я могу заключить, что сердце ваше не глубоко затронуто? произнесъ сэръ Обри настойчиво.

Сильвія вздохнула. Если только у ней вообще было сердце, то оно принадлежало Эдмонду Стендену. Ей припомнился звучный голосъ, съ его низкими, нжными нотами, темно-срые глаза, съ ихъ любящимъ, покровительственнымъ взглядомъ, сознаніе мира и безопасности, всегда овладвавшее ею въ присутствіи милаго, глубокое довріе, которое внушало его честная натура. Тяжко было отказываться отъ всхъ этихъ благъ, казавшихся порою даже для ея себялюбивой души достаточнымъ залогомъ счастья.

Она вздыхала, а глубокіе глаза озирали итальянскій садъ, паркъ, окружавшій его, маленькую старую церковь въ лощин, волнистые контуры луговъ, не мене тнистыхъ, чмъ самъ паркъ. Она знала, что далеко за предлы ея кругозора простирались владнія сэра Обри Перріама. Она припоминала о его богатств, о которомъ ей сегодня вечеромъ прожужжалъ уши отецъ. Могла ли земная любовь или истина — вещи во всякомъ случа невсомыя — перетянуть эти положительныя пріобртенія? Могла ли она колебаться, когда фортуна предлагала ей въ одной рук сердце человка, котораго она любила, а въ другой Перріамскій замокъ.

‘И, чего добраго, лтъ черезъ десять, когда красота моя поблекнетъ, а характеръ испортится въ борьб съ нищетой, я открою, что надола Эдмонду’, думала она, обсуждая вопросъ съ различныхъ сторонъ.

‘Но я люблю его, я люблю его, подсказывало сердце. Я люблю его и не могу отказаться отъ его любви’.

Звзды проливали свой серебристый свтъ на итальянскій садъ. Фавнъ и Дріада бллись на фон апельсинныхъ деревьевъ, наполнявшихъ воздухъ благоуханіемъ. Очарованнымъ глазамъ Сильвіи представлялась восхитительная картина. И вотъ, злой духъ внушалъ ей продать за чечевичную похлебку драгоцнное наслдіе — честь женскаго сердца.

— Скажите мн правду, молилъ сэръ Обри.— Принадлежитъ ли ваше сердце м-ру Стендену?

Она не могла отвчать — нтъ, но тутъ кокетство и уловки хитрости пришли ей на помощь.

— Мы были знакомы другъ съ другомъ всего какихъ-нибудь три мсяца, а тугъ онъ ухалъ, сказала она, да мы не очень часто видались и за то время.

— Слдовательно, ваше сердце не затронуто?

— Не очень глубоко. Въ сущности я, право, не знаю, есть ли у меня сердце… Но, мн кажется, сэръ Обри, что пора напомнить папа, что уже очень поздно. Интересная бесда съ м-ромъ Перріамомъ можетъ заставить его позабыть о томъ, что намъ предстоитъ еще цлый часъ ходьбы.

— Вамъ не придется идти домой пшкомъ. Я приказалъ запречь экипажъ къ десяти часамъ. Подарите мн еще полчаса, миссъ Керью. Есть еще одинъ вопросъ, который мн хочется задать вамъ… да… сегодня же вечеромъ. Онъ можетъ показаться вамъ страннымъ и внезапнымъ, но когда человкъ на что-нибудь твердо ршился, то ему нтъ резона колебаться.

Онъ остановился, чувствуя, что очутился почти невзначай на краю ужасающей пропасти… бездны, изъ которой ему уже не выкарабкаться, разъ онъ туда скатится. Онъ остановился и перевелъ духъ. Но когда человкъ разбжится,— ему бываетъ трудно отступить назадъ. Не усплъ сэръ Обри замтить въ какомъ отчаянномъ положеніи онъ находится, какъ стало уже поздно.

— Весьма возможно, произнесъ онъ, что ваше двическое сердце, котораго не сумлъ пробудить молодой вздыхатель, тронется глубокой преданностью человка, давно уже распрощавшагося съ молодостью. Сильвія, бываютъ увлеченія, противъ которыхъ безполезно бороться, бываютъ обаянія, разрушить которыя безсильна мудрость самого Улисса. Дорогое дитя, я думаю, что я влюбился въ васъ въ то первое утро на огород, потому что съ той поры лицо ваше неотступно преслдовало меня, и я знаю, что отнын жизнь покажется мн унылой, если вы откажетесь освтить ее для меня.

Сильвія обвела взглядомъ все великолпіе Перріама. Она повернулась спиной къ церкви въ лощин, и господскій домъ предсталъ ея глазамъ во всемъ своемъ торжественномъ величіи. Между его широкой каменной террасой и садомъ въ итальянскомъ стил разстилался мягкій лугъ, блествшій, какъ гладкая поверхность озера. Все это повергалось къ ея ногамъ — знатнйшій джентльменъ изъ всхъ, о какихъ она когда-либо слыхала, предлагалъ ей этотъ домъ, великолпне котораго она ничего не видала въ жизни. Во всемъ Гедингем не нашлось бы ни одного человка, у котораго понятіе о величіи не связывалось бы съ личностью сэра Обри Перріама.

Горло у ней судорожно сжалось, глаза наполнились слезами: то были слезы гордости и торжества. До этого вечера ей только во сн случалось испытывать это опьяняющее ощущеніе побды. Она обратилась къ сэру Обри, намреваясь отвчать ему, но слова не шли съ ея языка. Подавляющее сознаніе удовлетвореннаго честолюбія душило ее. Въ эту минуту Эдмондъ. Стенденъ былъ совсмъ забытъ.

Сэръ Обри замтилъ ея волненіе и былъ глубоко имъ тронутъ. Окажись она равнодушною, онъ почелъ бы ее недостойною своей любви. Волненіе ея затрогивало струну, звучавшую въ униссонъ съ его собственнымъ глубокимъ чувствомъ. Онъ понялъ, что не лишенъ еще возможности плнить это свжее, юное сердце.

— Сильвія, хотите быть моей женой? коротко спросилъ онъ ее, не умя пространно объясняться въ любви.

— Это было бы слишкомъ большою честью для меня, сэръ Обри, отвчала она, съ легкимъ дрожаніемъ въ голос.

Она подумала о Гедингемскихъ барыняхъ, окидывавшихъ ее свысока своими холодными, отталкивающими взглядами, и осуждавшихъ ее безпощадно. Неужели судьба дйствительно вознесетъ ее на ту недосягаемую высоту, съ которой ей можно будетъ уничтожить ихъ своимъ презрніемъ. Самый фактъ ея возвышенія будетъ уже апогеей мщенія. Она представляла себ то почтеніе, которое весь Гедингемъ будетъ оказывать леди Перріамъ, причемъ Эдмондъ Стенденъ оставался въ полномъ забвеніи.

— Что скажетъ объ этомъ свтъ, сэръ Обри? спросила она.

— Что можетъ сказать свтъ, кром того, что я необыкновенно счастливъ, найдя себ жену, неимющую соперницъ. До сихъ поръ, я, можетъ быть, придавалъ слишкомъ большое значеніе общественнымъ предразсудкамъ, отнын я сбросилъ эти оковы рабства. Красота, подобная вашей, способна сдлать каждаго человка радикаломъ. Что мн за дло до мннія свта, лишь бы я былъ счастливъ! Домашній очагъ заключаетъ весь міръ человка. Мучительное безпокойство о томъ, что скажетъ свтъ, есть суета изъ суетъ, привитыхъ уму человческому цивилизаціей. Пусть домъ мой будетъ такъ же одинокъ, какъ вигвамъ дикаря, пока въ немъ царитъ счастье. Сильвія, могу ли я надяться заслужить ваше расположеніе.

— Могу ли я не восторгаться вами, когда вы такъ благородны и великодушны? мягко отвчала она.

Еще очень недавно она называла благороднымъ и великодушнымъ Эдмонда Стендена за то, что онъ готовъ былъ пожертвовать для нея своимъ состояніемъ, но сэръ Обри, который могъ сдлать ее госпожей Перріамъ-Плэса, казался ей еще боле благороднымъ и великодушнымъ.

— Согласны ли вы быть моей женой, Сильвія? умолялъ сэръ Обри, съ возрастающимъ увлеченіемъ. Я согласенъ предоставить времени возможность заслужить вашу любовь. Но я не думаю, чтобъ такое нжное и невинное сердце, какъ ваше, могло бы долго противостоять мужу, который будетъ боготворить васъ. Если я довряюсь будущему, что оно принесетъ намъ обоимъ счастіе, неужели вы, моя дорогая, не довритесь ему?

— Да! отвчала она, не отнимая руки своей, которую онъ сжималъ въ своей, и не сводя глазъ съ замка, на гладкомъ фасад котораго тни отъ втвей кедровъ напоминали перья траурной колесницы.

Перріамъ-Плесъ былъ ей дороже, чмъ любовь сэра Обри.

‘Для бднаго Эдмонда такой исходъ лучше, чмъ стать пролетаріемъ изъ-за меня’, подумала она, когда образъ ея бывшаго жениха набросилъ внезапную тнь на блестящую картину будущаго, ожидавшаго ее. Въ эту минуту она дйствительно врила, что, принимая предложеніе сэра Обри, великодушно поступаетъ въ отношеніи Эдмонда Стендена. А торжественное общаніе, данное ею на могил де-Боссиней, общаніе, которому такъ твердо врилъ ея отсутствующій женихъ? Эта священная клятва оказалась легче былинки на всахъ: богатство Перріама и сопряженныя съ нимъ могущество и гордость перетянули ее.

Сэръ Обри, нсколько отуманенный, держалъ эту маленькую ручку въ своей рук, удивляясь внезапной перемн, происшедшей въ его судьб. Онъ не разсчитывалъ на такой отчаянный шагъ. Онъ намревался хорошенько ознакомиться съ Сильвіей и ея отцомъ, прежде чмъ на что-нибудь ршиться. И вдругъ, чарующее вліяніе звздной ночи оказалось настолько сильно, что заставило его поступить съ безумной неосмотрительностью. Но сознавая, что поступилъ необдуманно до сумасшествія, онъ вмст съ тмъ чувствовалъ себя необыкновенно счастливымъ.

— Сильвія, сказалъ онъ нжно,— если вы можете удлить мн десятую долю той любви, которую я чувствую къ вамъ, то мы будемъ счастливйшей парочкой на всемъ запад Англіи.

Сильвія подумала, что нельзя не быть счастливой, будучи ‘лэди Перріамъ’.

Въ это время м-ръ Керью и м-ръ Перріамъ успли обойти вс дорожки итальянскаго сада, букводъ не прекращалъ своихъ разсужденій по поводу замчательнаго венеціанскаго изданія Горація — книги, которая показалась бы ничтожнйшей въ глазахъ записного библіофила, но для Мордреда имвшей неоцненныя достоинства. Школьный учитель терпливо выслушивалъ вс подробности этой покупки: какъ м-ру Перріаму случайно бросилось въ глаза объявленіе въ ‘The Bookseller’, какъ онъ писалъ къ перекупщику, какъ тотъ отвчалъ ему,— все это передавалось пространно, съ многочисленными дополнительными разсужденіями. Но м-ръ Керью оказывалъ необыкновенное терпніе: онъ слдилъ за двумя фигурами, виднвшимися у каменной вазы вдали, и сознавалъ, что, во всякомъ случа, время его не пропало даромъ.

Но когда часы въ конюшн пробили половину десятаго, онъ счелъ необходимымъ предпринять съ своей стороны ршительное движеніе. Замтивъ м-ру Перріаму, что время позднее, онъ направился вмст съ нимъ въ другой групп.

— Сильвія, знаешь ли ты, который теперь часъ? спросилъ м-ръ Керью. Этотъ чудный садъ и любезность сэра Обри заставила тебя забыть о времени. Вдь намъ предстоитъ еще порядочный конецъ.

— Я приказалъ заложить экипажъ къ десяти часамъ, сказалъ сэръ Обри. Я не могу допустить, чтобъ миссъ Керью возвратилась домой пшкомъ. Войдемте въ домъ, и закусите немного.

Онъ подалъ свою руку Сильвіи, и они возвратились въ домъ, окна котораго были теперь залиты привтливымъ свтомъ лампъ и восковыхъ свчей, не рзавшихъ зрніе, какъ яркое газовое освщеніе. Салонъ, который Сильвія только смутно разглядла въ сумерки, былъ теперь освщенъ парой карсельскихъ лампъ — нововведеніе, допущенное не безъ протеста со стороны сэра Обри, и полудюжиной желтыхъ восковыхъ свчей, горвшихъ въ серебряныхъ канделябрахъ, изображавшихъ коринскія колонны. При этомъ мягкомъ свт комната являлась во всей крас, никакой рзкій цвтъ не преобладалъ, такъ какъ вс тоны слились между собою отъ времени, блдный срый цвтъ сливался съ темно-краснымъ, двери были темные, изъ испанскаго, краснаго дерева — однимъ словомъ, это была комната, которая пришлась бы по вкусу художнику. Сильвія находила, что, несмотря на отсутствіе всхъ роскошныхъ изобртеній современной меблировки, салонъ сэра Обри былъ во всхъ отношеніяхъ великолпне хвалёной новой гостинной м-съ Тойнби, на убранство которой, какъ хвастливо сообщила хозяйка своимъ знакомымъ, не пожалли денегъ. У м-съ Тойнби было пропасть зеркалъ, цлыя зеркальныя стны отъ пола до потолка отражали въ себ необычайные изгибы и кривыя линіи позолоченныхъ стульевъ и столовъ, современнаго Буля съ мдной инкрустаціей, французскій фарфоръ, богемскій хрусталь, пунцовый атласъ, перламутръ, фотографическіе альбомы, комната эта могла довести до головокруженія постителя, между тмъ какъ въ салон Перріамъ-Плэса глазъ отдыхалъ, какъ въ тнистомъ лсу. Однажды въ припадк снисходительности, или откровенности, подъ-часъ овладвающей нкоторыми женщинами, когда у нихъ заведутся новинки, предназначенныя на показъ, м-съ Тойнби пригласила къ себ Сильвію, чтобъ показать ей свою гостиную, и Сильвія довольно неохотно приняла это покровительственное приглашеніе. Осматривая все это пресловутое великолпіе, она дивилась, изъ какого хаоса артистическихъ понятій почерпнули столяры рисунки этихъ змевидныхъ стульевъ, этихъ узловатыхъ столиковъ для кофе, и пьедесталовъ для цвточныхъ горшковъ изъ парижскаго гипса, напоминавшихъ собою позолоченные фонарные столбы. Сильвія преувеличенно восхищалась гостиной м-съ Тойнби, за что была награждена засушеннымъ бисквитомъ и рюмкой хереса, сильно отзывавшагося кайенскимъ перцемъ. Она не забыла ни этой комнаты, ни снисходительности, вызвавшей ея осмотръ. Все это она припоминала теперь съ странной улыбкой.

‘Когда я буду лэди Перріамъ, то непремнно приглашу м-съ Тойнби посмотрть мою гостиную’, подумала она.

Времени оставалось ровно настолько, чтобъ успть слегка закусить бисквитами съ виномъ, и сладкимъ печеніемъ, которымъ славилась перріамская экономка, пока не доложили, что экипажъ готовъ. Сэръ Обри воспользовался этимъ временемъ, чтобъ пригласить своихъ новыхъ знакомыхъ обдать въ Перріам на слдующій вторникъ.

— Полагаю, Керью, что воскресенье у васъ свободный день, сказалъ онъ въ раздумьи.

Онъ размышлялъ о томъ, какъ суббота покажется ему длинна и скучна, если ему не удастся видть Сильвію.

— Нтъ, сэръ Обри, я вплоть до вечера не буду свободенъ. Я долженъ сопровождать учениковъ въ церковь.

— Ахъ, да, дйствительно! сказалъ баронетъ, внезапно очнувшись.

Эти школьныя занятія становились для него положительно невыносимы. Онъ совсмъ забылъ о нихъ во время разговора съ Сильвіей при мерцаніи звздъ.

Онъ проводилъ гостей до экипажа,— старинной коляски лимоннаго цвта, въ которой еще разъзжали его родители. Но несмотря на древность, экипажъ былъ тщательно сбереженъ. На обивк шерстянаго дама не было ни одного пятнышка, подушки были роскошны. Никогда еще въ жизни не зжала Сильвія въ такой коляск.

— Прощайте, сказалъ сэръ Обри, продолжительно пожимая руку Сильвіи, между тмъ какъ кучеръ оборотился посмотрть, долго ли хозяину его заблагоразсудится стоять у дверецъ экипажа.

— Прощайте, я побываю у вашего батюшки въ понедльникъ.

Коляска покатилась, а сэръ Обри вернулся въ домъ медленно, въ задумчивости. Едва улеглось оживленіе, сообщенное присутствіемъ Сильвіи, какъ въ немъ пробудилось сознаніе, что онъ поступилъ слишкомъ поспшно. Не то, чтобы онъ вообще сожаллъ о сдланномъ имъ шаг, онъ гордился тмъ, что Сильвія приняла его предложеніе, но въ немъ шевелилось смутное сомнніе, какъ у покупщика только-что купившаго вещь, въ необходимости которой онъ не вполн убжденъ. Быть можетъ, покупка была и выгодна, но покупатель могъ бы легко обойтись безъ нея.

— Что-то скажетъ Мордредъ? спросилъ онъ себя, возвращаясь въ салонъ. А за Мордредомъ возставалъ весь этотъ вншній міръ, который онъ недавно на террас казнилъ своимъ презрньемъ! У одной изъ лампъ сидлъ Мордредъ, перелистывая одно изъ періодическихъ изданій и нисколько не подозрвая случившагося. Онъ взглянулъ на брата, когда тотъ вошелъ въ комнату, но на его безмятежномъ, сонливомъ лиц не выразилось ни малйшаго любопытства.

— Этотъ м-ръ Керью очень образованный человкъ, замтилъ онъ, значительно образованне, чмъ люди его профессіи.

— Еще бы! отвчалъ баронетъ, почти угрюмо. При первомъ взгляд видно, что онъ джентльменъ по рожденію и по воспитанію.

— Я не могу понять, какъ онъ дошелъ до званія сельскаго школьнаго учителя, проговорилъ Мордредъ въ раздумьи.

— Потому, очевидно, что это человкъ твоего характера. Одинъ изъ тхъ умственно-лнивыхъ сибаритовъ, которые способны удовлетвориться низкимъ положеніемъ, лишь бы оно не требовало отъ нихъ никакихъ усилій ума. Что бы сталось съ тобой, Мордредъ, еслибы ты не былъ обезпеченъ съ матеріальной стороны? Разв ты полагаешь, что могъ бы достигнуть положенія выше того, которое занимаетъ м-ръ Керью?

— Не думаю, покорно отвчалъ Мордредъ, но какая тоска, должно быть, обучать ребятишекъ. Благодарю Провидніе, что я не дожилъ до этого.

— А что ты думаешь о миссъ Керью? спросилъ сэръ Обри, утонувшій въ креслахъ на другомъ конц комнаты.

— О молодой особ? сказалъ Мордредъ, какъ будто теперь только припомнилъ фактъ ея существованія,— о той двиц, которая была здсь съ м-ромъ Керью. Она, какъ кажется, очень пріятная особа.

‘Пріятная!’ воскликнулъ про себя баронетъ, его богиня красоты, его Рафаэлева Мадонна — не заслужила ничего восторженне плоскаго эпитета ‘пріятной’.

Посл этого у сэра Обри прошла вся охота сообщить что бы то ни было Мордреду. Да можетъ быть и лучше оставить все въ тайн до тхъ поръ, когда онъ не женится на Сильвіи. Пускай вс дивятся, сколько душ угодно, впослдствіи. Въ одно прекрасное утро, они обвнчаются безъ шума, не навлекая на себя общаго вниманія, и затмъ удутъ въ Парижъ, прежде чмъ фактъ этотъ огласится. Сэръ Обри особенно хлопоталъ о томъ, чтобы избжать изумленія, которое долженъ былъ возбудить во всхъ его эксцентрическій бракъ.

ГЛАВА XXIII.
Непослдовательность м-съ Стенденъ.

Сильвія не сказала ни слова своему отцу о предложеніи сэра Обри, когда они хали обратно домой. А м-ру Керью и въ голову не приходило, чтобъ дло дошло до кризиса. Онъ былъ уже вполн доволенъ тмъ фактомъ, что дочь его нравится сэру Обри, и не терялъ надежды, что со временемъ такое явное расположеніе можетъ перейти въ любовь съ его стороны. Предположеніе, что владлецъ замка предложилъ свою руку и богатство малоизвстной ему двушк, которую онъ видлъ всего четыре раза, превышало самыя безумныя мечты м-ра Керью. Но въ этомъ-то и выказалось полное незнаніе человческой природы у школьнаго учителя: ждать, чтобы увлеченіе сэра Обри перешло въ любовь, значило, давать ему время одуматься и уступить внушеніямъ трезваго разсудка, которыя должны были неизбжно возникнуть у человка въ зрлыхъ лтахъ. Только находясь въ чаду, могъ сэръ Обри забыть о фамильныхъ и общественныхъ предразсудкахъ ради удовлетворенія своей новой прихоти. Чмъ нове была эта прихоть, тмъ сильне дйствовалъ чадъ, производимый ею. Довольный тмъ, что считалъ прогрессивнымъ развитіемъ страсти сэра Обри, м-ръ Керью воздержался отъ допроса дочери. Почти молча дохали они до дому, и коротко простившись, Сильвія разсталась съ отцомъ въ пріемной.

Оставшись наедин въ своей комнатк, она бросилась на постель, у которой двумя днями раньше стояла на колняхъ ея несчастная мать, и въ первый разъ въ жизни залилась горячими слезами. Сознаніе измны обрушилось на нее всею своею тягостью во время молчаливой поздки домой. Она чувствовала себя самой низкой и презрнной женщиной въ мір. Она готова была допустить мысль, что вс земныя блага, которыя сулила ей судьба, будутъ для нея лишены всякой прелести безъ Эдмонда. Однакожъ, несмотря на эти сомннія, ей и въ голову не приходила возможность отступленія — мысль о томъ, чтобы просить сэра Обри возвратить ей слово, данное ею въ поспшности.

Нтъ!— она плакала объ отсутствующемъ жених, о своей измн, не отказываясь отъ мысли сдлаться лэди Перріамъ. Раскаяніе терзало ея сердце, но она не намрена была отказываться отъ новой цли своего существованія. Она будетъ торжественно царить надъ тми, кто ее оскорблялъ. Она воспользуется всмъ, чмъ жизнь красна.

Отрывисты и лихорадочны были сны ея въ эту ночь, въ краткіе промежутки дремоты. То ей мерещилось полное укоризны лицо ея жениха, то снился великолпный фасадъ Перріамъ-Плэса, она стояла въ итальянскомъ саду, подъ безоблачнымъ звзднымъ небомъ, но возл нея находился не сэръ Обри, а Эдмондъ Стенденъ.

Она проснулась посл такого сна съ постыдною мыслью: — сэръ Обри почти уже старикъ, онъ можетъ быть очень не долговченъ, и тогда я могу выйти замужъ за Эдмонда.

Какое счастье, какой подвигъ, сдлать Эдмонда лордомъ Перріамомъ? Она забывала, что родовыя помстья переходятъ къ старшему въ род. Она воображала себя единственной госпожей помстій и богатствъ сэра Обри, которыми надляла своего перваго жениха. И, убаюканная этимъ чуднымъ сномъ, Сильвія погрузилась въ глубокую дремоту, когда птички уже начинали щебетать.

Она проснулась почти въ веселомъ расположеніи духа, хотя неотвязчивый образъ ея обманутаго жениха продолжалъ преслдовать ее. Можетъ быть, для него все случилось къ лучшему! таковъ былъ аргументъ, которымъ она старалась заглушить въ себ голосъ совсти. Онъ можетъ жениться на миссъ Рочдель, сказала она себ какъ-то, но эта мысль показалась ей слишкомъ мучительной. Она не могла остановиться на ней.

— Нтъ, онъ не поспшитъ съ женитьбой, думала она, онъ останется жить съ матерью, и сдлается провинціальнымъ джентльменомъ. Онъ для этого созданъ. Низвести его на степень какого-нибудь клерка было бы неслыханною жестокостью. Было бы эгоизмомъ съ моей стороны согласиться на жертву, которую онъ, по свойственному ему великодушію, цнитъ слишкомъ низко. Какъ могу я сомнваться въ томъ, что бракъ нашъ поведетъ въ несчастью! Онъ можетъ раскаяться въ принесенной имъ жертв. А посл трехмсячной разлуки, его любовь, можетъ быть, нсколько остынетъ, разсуждала она со вздохомъ, полнымъ сожалнія. Во всякомъ случа, то, что случилось, должно послужить къ нашему благу, какъ бы нжно мы ни любили другъ друга. Папаша правъ. Счастье приходитъ лишь разъ въ жизни, и надо быть совершенно безумной, чтобы отвергнуть его.

Наступило воскресенье. Сильвія ненавидла воскресные дни. Безконечная церковная служба и воскресная школа не представляли для нея особенной прелести. Она знала библейскую исторію наизусть, и ей смертельно надоли библейскіе разсказы, недосягаемое величіе которыхъ иногда умаляется во мнніи тхъ, кто обязанъ слышать изо дня въ день монотонное долбленіе священнаго писанія крикливыми школярами, надсдающимися надъ нимъ до визготни. Кром того, воскресные дни приносили съ собой новую досаду для миссъ Керью, въ вид свжихъ нарядовъ, которыми щеголяли молодыя дилетантки-учительницы. На этихъ барышняхъ каждое воскресенье появлялись обновки. Если он не могли ослплять взоры новыми шляпами, то выставляли на показъ новый галстучекъ, или пару манжетъ, зонтикъ или воротничекъ, красовавшіеся за день или за два въ окнахъ Генцлейна. Сильвіи приходилось лишь, издали любоваться великолпіями, красовавшимися за генцлейнскими зеркальными окнами. Для нея воскресенье никогда не было ознаменованно новыми нарядами.

Но какъ различны будутъ ея ощущенія сегодня, когда эти надменныя гедингемки будутъ проходить мимо нея въ своихъ воскресныхъ обновкахъ. Какъ гордо встртитъ она ихъ презрительные взгляды, имя въ виду затмить ихъ своими туалетами, когда станетъ лэди Перріамъ. Съ этой точки зрнія, возвышеніе ея казалось ей слишкомъ блестящей, а потому и несбыточной мечтой, голова ея наполнилась свтскими соображеніями въ присутствіи Гедингемскаго мірка. Угрызенія совсти перестали терзать ее въ лиц Эдмонда Стендена. Она ни о чемъ иномъ не помышляла, какъ о своей побд надъ Гедингемомъ.

Въ продолженіи всей обдни мысли ея вертлись лишь на этихъ предметахъ, ей представлялись платья, которыя она будетъ носить, празднества, которыя она будетъ задавать, заграничныя поздки, весь блескъ роскоши и высокаго общественнаго положенія, доступный ей, какъ супруг сэра Обри. Церковная служба, обыкновенно казавшаяся безконечной ея безпокойному уму, ныньче прошла съ необыкновенной быстротой, благодаря блестящимъ картинамъ, которыя ей рисовало воображеніе.

— Когда я буду замужемъ, я стану по воскресеньямъ прізжать въ обдни въ Гедингемскую церковь, говорила она себ.— Не худо, конечно, имть свою собственную церковь въ парк, но мн бы хотлось, чтобъ гедингемскія дамы видли мои платья. Легкій трепетъ раскаянія и сокрушенія овладлъ ея сердцемъ въ церкви при вид скамьи Деканова дома, гд она привыкла видть каждое воскресенье высокую фигуру и красивую голову своего жениха. Много взглядовъ бросала она украдкою въ ту сторону въ минувшіе дни! Какія нжныя мысли внушалъ ей этотъ преданный женихъ, теперь же любовь ея стала дломъ прошлымъ. Она не колеблясь вырвала ее изъ своего сердца. Но взрывъ торжества не заглушилъ пустоту въ ея сердц, посл того какъ она растоптала свою первую любовь.

На обычномъ мст сидла м-съ Стенденъ, около нея помщалась миссъ Рочдель, об были одты съ тою необычайною тщательностью, которая способна возбудитъ зависть въ мене обезпеченныхъ женщинахъ, сознающихъ различные недостатки въ своемъ костюм. Богатое шелковое платье м-съ Стенденъ, шаль изъ мальтійскихъ кружевъ и блая шляпа съ блоснжнымъ перомъ, были возмутительно новы и изящны. Воротникъ сидлъ на ней въ совершенств, на ея свтло-желтыхъ перчатках не было ни морщинки, самый молитвенникъ ея, казалось, только что вышелъ изъ рукъ переплетчика. Костюмъ миссъ Рочдель отличался тмъ же досаднымъ изяществомъ. На ней было свженькое кисейное блое платье съ лиловыми полосками, модный кушакъ и премиленькая блая тюлевая шляпа съ лиловыми цвтками Иванъ-да-Марья. Сильвія стиснула губы съ свойственнымъ ей ршительнымъ выраженіемъ при мысли, какъ она затмить вс эти скромные провинціальные туалеты, когда будетъ госпожею въ Перріам.

— Положительно стоитъ сокрушить свое сердце, чтобы отмстить имъ всмъ, сказала она себ, чувствуя, что. горло ея судорожно сжалось при вид незанятаго мста Эдмонда.

Она сидла посл обдни у открытаго окна, безмолвно перелистывая ‘Вертера’ и припоминая, какъ Эдмондъ говорилъ ей, что любовь его въ ней пробудилась такъ же внезапно и сильно, какъ и страсть этого несчастнаго молодого германца, вдругъ ей послышались шуршаніе шелковаго платья и стукъ у садовой калитки. Она вскочила съ своего мста, предчувствуя, что должно произойти нчто особенное, и мтко угадывая, что именно. Она была блдне обыкновеннаго все это утро, но при мысли о предстоящемъ событіи еще поблднла. Да! предчувствіе не обмануло ее. Садовую калитку отворила м-съ Стенденъ. Она медленно двигалась по узкой дорожк, волоча свое шелковое платье, а за нею шла Эсирь Рочдель.

Сильвіи казалось, что самая походка ихъ выражала какъ-бы снисходительность къ ней. М-съ Стенденъ имла видъ королевы, сопровождаемой принцессой, и шедшей навстить крестьянку. Лицо Сильвіи, мертвенно блдное за минуту, вспыхнуло яркимъ румянцемъ, когда дверь отворилась и м-съ Стенденъ очутилась передъ нею.

— Увидавъ васъ у окна, миссъ Керью, я не постучалась у двери, сказала мать Эдмонда, тономъ, въ которомъ звучала нсколько надменная привтливость. Эсирь подошла въ молодой двушк, взяла ее за руку и охотно поцловала бы ее, еслибы выраженіе лица Сильвіи поощрило ее. Но это лицо ничего не выражало. Краска сошла съ него, и оно снова поблднло. Сильвія подвинула стулъ для м-съ Стенденъ, но не произнесла ни одного слова привтствія.

— Я думала, что вамъ пріятно будетъ узнать послднія извстія, полученныя отъ моего сына, сказала м-съ Стенденъ, пристально глядя въ это мраморное лицо,— но, быть можетъ, вы получили письмо съ тою же почтой, какъ и я, изъ Соутгемптона? Теперь уже мы не получимъ отъ него извстій, пока онъ не доберется до острова Св. омы. Эдмондъ общалъ написать оттуда до отплытія въ Демерару парохода.

М-съ Стенденъ понравилась блдность лица молодой двушки. Какъ бы то ни было, она служила доказательствомъ глубокаго чувства. И м-съ Стенденъ упрекала себя, вспоминая, какъ она осуждала эту молодую двушку за легкомысленность и пустоту.

— Да, отвчала Сильвія, я тоже получила письмо изъ Соутгемптона.

Драгоцнное письмо! То было, ея первое любовное письмо! Она проливала слезы счастья надъ каждой его страницей. А теперь она уже измнила тому, кто писалъ его. Сознаніе своего стыда и виновности овладло ею въ то время, какъ она стояла передъ этими двумя судьями.

— Присядьте, пожалуйста, сказала м-съ Стенденъ, съ надменною снисходительностью, я пришла нарочно, чтобъ поговорить съ вами. Я общала Эдмонду навщать васъ въ его отсутствіи.

— Вы, право, слишкомъ добры, отвчала Сильвія, садясь и поднимая съ полу ‘Вертера’, который въ это время упалъ.

— Вы читали, когда мы вошли, сказала Эсирь, чувствуя, что разговоръ не клеится.

— Да.

— Надюсь, у васъ хорошія книги для воскреснаго чтенія, замтила м-съ Стенденъ, подозрительно взглядывая на ‘Вертера’, не смахивавшаго на священную книгу.

— Я ненавижу воскресное чтеніе, откровенно отвчала Сильвія,— по крайней мр большинство книгъ, предназначенныхъ для него. Мн довольно понравилось ‘Ессе Homo‘. Эдмондъ давалъ мн его прочесть не такъ давно.

М-съ Стенденъ бросила на Эсирь испуганный взглядъ. Он об слышали объ этой книг, читали выдержки изъ нея въ газетахъ, и имли смутное понятіе, что это книга антирелигіозная. Достаточно было того факта, что Эдмондъ снабдилъ такой книгой свою невсту, чтобъ глубоко возмутить ихъ.

— Мн очень грустно, что сынъ мой читаетъ книги такого рода, и еще грустне, что онъ вамъ даетъ читать ихъ, сказала м-съ Стенденъ.— Я завтра же пришлю вамъ нсколько полезныхъ книгъ. А что у васъ теперь въ рукахъ, какая-нибудь повсть?

— Это разсказъ, отвчала Сильвія, нмецкій романъ.

— А! сказала м-съ Стенденъ, заключая, что нмецкій романъ долженъ быть изъ числа невинныхъ разсказовъ сказочнаго свойства.— Но это всеже едва ли подходящее чтеніе для воскреснаго дня. Эдмондъ долженъ былъ бы тщательне выбирать книги, чтобъ снабдить васъ дйствительно хорошимъ чтеніемъ.

— Я уже окончила свое воспитаніе, когда имла честь познакомиться съ м-ромъ Стенденомъ, возразила Сильвія съ презрительной усмшкой.

Она вовсе не была расположена слушать наставленія, какъ малый ребенокъ. Она! будущая леди Перріамъ! Вдь она могла уничтожить эту властолюбивую женщину, объявивъ ей о своей помолвк съ сэромъ Обри! Но сознавала, что сообщеніе этого факта сегодня было бы преждевременно. Она должна была съ достоинствомъ порвать прежнюю связь, прежде чмъ разглашать о новой.

— Молодежи свойственна ошибочная мысль, что она окончила свое воспитаніе, когда нахватается кое-какихъ верхушекъ, строго замтила м-съ Стенденъ. Въ мое время воспитаніе было гораздо солидне. Мы учились медленно, но выучивались основательно.

Сильвія не могла подавить легкаго вздоха нетерпнія. Неужели он пришли, чтобы поучать ее?

— Однакожъ, я пришла не затмъ, чтобъ толковать о воспитаніи, продолжала м-съ Стенденъ, какъ-бы угадывая причину ея вздоха,— я пришла, чтобъ поговорить съ вами дружески и откровенно. Вамъ извстно, безъ сомннія, миссъ Керью, что я сильно возставала противъ брака Эдмонда съ вами.

— Да, м-ръ Стенденъ говорилъ мн объ этомъ.

— Однакожъ, пришла пора, когда я убдилась, что дальнйшее сопротивленіе будетъ жестоко и безполезно. Я не хочу этимъ сказать, чтобы я отмнила свое ршеніе касательно распредленія состоянія его отца.

Сердце Сильвіи внезапно встрепенулось. Что будетъ дальше!

— Но, продолжала м-съ Стенденъ,— я желаю относиться какъ можно справедливе къ двушк, которую мой сынъ избралъ себ въ жены, и если время покажетъ мн, что я ошибалась на ея счетъ, я не буду настолько упряма, чтобъ не измнить своего ршеній, и поровну раздлю состояніе, которымъ теперь намреваюсь наградить одну только дочь мою.

‘Богатый длежъ!’ подумала Сильвія, съ высокомрнымъ презрніемъ. ‘Это значить семьсотъ футовъ въ годъ, то-есть просто нищета въ сравненіи съ доходами сэра Обри. Да и это получится только въ томъ случа, если м-съ Стенденъ будетъ мною довольна, а это равносильно подчиненію себя м-съ Стенденъ въ теченіи годовъ двадцати моей будущей жизни!’

Понятія Сильвіи о богатств значительно расширились съ того времени, когда она еще признавала пятьсотъ фунтовъ въ годъ порядочнымъ состояніемъ.

Мать м-ра Стендена находила, что она своей рчью сдлала уже большую уступку, и ожидала отъ Сильвіи выраженія благодарности, но не дождалась ничего. Двушка сидла молча, въ глубокомъ раздумья. Ей казалось, что теперь наступилъ самый удобный моментъ, чтобы съ достоинствомъ выпутаться изъ положенія, которое становилось затруднительнымъ. Въ самомъ дл, довольно неловко быть одновременно невстою двухъ жениховъ, и даже смлый умъ Сильвіи смущался отъ этого неловкаго положенія.

— Вы очень добры, и-съ Стенденъ, сказала она съ удивительнымъ самообладаніемъ,— и мн пріятно видть, что вы способны дйствовать великодушне, чмъ я отъ васъ ожидала — посл того, что мн сообщалъ вашъ сынъ. Но не думаете ли вы, что браку, который не общаетъ вамъ полнаго довольства, который идетъ въ разрзъ со всми вашими планами,— при этомъ она быстро взглянула на Эсирь — а для Эдмонда начинается съ потери,— что такому браку лучше бы вовсе не бывать.

— Какъ? воскликнула м-съ Стенденъ, не вря своимъ ушамъ.

Но Сильвія спокойно продолжала.

— Пока Эдмондъ былъ здсь, вліяніе его было настолько сильно, что вс мысли мои подчинялись ему — я на все смотрла его глазами. Но съ отъздомъ его, я успла обдумать все безпристрастне. Я ему нсколько разъ говорила, что бракъ нашъ никому изъ насъ не принесетъ счастья. Теперь я вполн въ этомъ убдилась. Итакъ, м-съ Стенденъ, благодарю васъ за надежду, которую вы такъ снисходительно подаете мн заслужить ваши милости съ теченіемъ времени, но возвращаю свободу вашему сыну.

— Серьёзно ли вы это говорите, миссъ Керью? спросила м-съ Стенденъ, поблднвъ не мене самой двушки.

Она теперь столько же сердилась на Сильвію за ея готовность отказаться отъ своего жениха, сколько раньше сердилась за то, что онъ влюбился въ нее.

— Нтъ, она этого не думаетъ, горячо вступилась Эсирь. Она не захочетъ сокрушить сердце Эдмонда, а оно принадлежитъ ей. Она любить его, какъ онъ того заслуживаетъ. Все это не что иное, какъ ложная гордость или ошибочное самопожертвованіе, заставляющее отказываться отъ него. Она не можетъ не любить его, когда онъ любитъ ее такъ глубоко. Вы слишкомъ къ ней строги, тетушка. Скажите правду, Сильвія! Признайтесь, что любите его!

— Я люблю его, отвчала двушка, но никогда не выйду за него замужъ. Я не хочу войти въ семью, которая презираетъ меня.

— Никто не презираетъ васъ. Тетушка, скажите же, что вы не презираете ее!

— Я стала бы презирать ее, если бы она измнила моему сыну, грустно проговорила мать.

Ея собственныя предубжденія, предчувствія и сомннія улетучились въ эту минуту изъ ея головы. Она думала лишь объ Эдмонд, и объ огорченіи, которое готовилось ему.

— Я не хочу войти въ семью, которая приметъ меня изъ милости и не желаю быть причиною обдннія человка, котораго люблю.

— Вы не хотите выйти за обднвшаго человка, сказала м-съ Стенденъ. Выражайтесь точне, м-съ Керью.

— Вы всегда были обо мн дурного мннія, м-съ Стенденъ, возразила Сильвія, не сморгнувъ — и вроятно, останетесь при немъ, несмотря на то, что принятое мною ршеніе должно бы удовлетворить васъ. Вы противились этому браку всми силами. Я теперь освобождаю вашего сына отъ его слова. Чего вы можете еще пожелать?

— Я могла бы пожелать, чтобы сердце ваше было добре, м-съ Керью.

— Разв отказъ мой принять жертву вашего сына служитъ доказательствомъ злого сердца?

— Если бы вы его любили, то думали бы только, объ его счастьи, которое, увы! находится въ зависимости отъ вашего каприза?

— Въ томъ, что я длаю, нтъ никакого каприза. Бдность — очень суровая школа, и она научила меня смотрть на жизнь ясне, чмъ смотритъ на нее вашъ сынъ. Я достаточно опытна, чтобъ знать, что можетъ наступить время, когда онъ раскается въ своемъ самопожертвованіи, а тогда будетъ уже поздно. Мой отецъ отказалъ въ своемъ согласіи на нашъ бракъ въ день отъзда Эдмонда. Я тогда считала его жестокимъ и несправедливымъ, но теперь думаю иначе.

— Скажите пожалуйста, миссъ Керью, откуда вы набрались такой разсудительности? сказала м-съ Стенденъ, вставая съ мста и направляясь къ двери, у которой остановилась въ гордой поз, готовясь уйти. Эсирь осталась около Сильвіи, протягивая къ ней дружескую руку, какъ-бы желая удержать ее оіъ рзкой выходки, могущей разрушить вс ея надежды.

— Меня вразумило размышленіе, отвчала Сильвія, не красня.

— Должна ли я написать въ сыну, чтобъ сообщить ему о вашемъ геройскомъ ршеніи? Должна ли я сказать ему, что вы выбрали для своего отреченія какъ разъ тотъ моментъ, когда я примирилась съ ьтимъ союзомъ?

— Вамъ нечего сообщать ему, отвчала Сильвія, съ подавленнымъ рыданіемъ,— я сама напишу къ нему.

— Такъ мн не остается ничего боле, какъ проститься съ вами. Мой первый и послдній визитъ къ вамъ оконченъ.

— Сильвія! умоляла ее Эсирь,— вы не сдлаете этого, вы дйствуете теперь подъ вліяніемъ раздраженія, ложной и безумной гордости. Вы не знаете, какъ добра и искренна м-съ Стенденъ, и какъ она достойна того, чтобы люди старались заслужить ея любовь, хотя бы это стоило имъ большихъ усилій. Ради самой себя, ради Эдмонда, откажитесь отъ своихъ необдуманныхъ словъ. Вдь вы сознаетесь, что любите его?

— Отъ всего сердца, сказала Сильвія, блдная, какъ полотно.

— Такъ вы не можете отрекаться отъ него.

— Нтъ, отрекаюсь. Такъ — лучше и разумне для насъ обоихъ. Я отрекаюсь отъ него.

— Въ такомъ случа, и я отрекаюсь отъ васъ, сказала Эсирь, съ большею страстностью, чмъ можно было ожидать отъ такой нжной натуры.

— Предоставляю вамъ быть счастливой по-своему,— досказала Эсирь.

Он ушли, а Сильвія сидла какъ окаменлая, уставясь глазами въ землю, послднія слова Эсири дико звучали въ ея ушахъ.

ГЛАВА XXIV.
Управляющій сэра Обри.

Сдлавши тотъ отчаянный шагъ, который еще за нсколько дней онъ считалъ немыслимымъ для себя, сэръ Обри былъ похожъ на человка, попавшаго въ сти какого-то чародя. Онъ съ лихорадочной быстротой спшилъ безповоротно закрпить новую связь свою. Внутреннее убжденіе, что весь свтъ,— или весь его мірокъ, что было тождественно — станетъ порицать его новый жизненный планъ, подстрекало его завершить дло, затянное имъ въ минуту увлеченія. Мшкать было невозможно на томъ пути, на который онъ теперь выступилъ.

— Если я дамъ время жителямъ Гедингема и Монкгемптона сплетничать объ этомъ событіи, они до смерти замучать меня своими толками, сказалъ онъ себ. Единственное средство предупредить толки, это ускорить нашу свадьбу.

Міръ сэра Обри былъ очень невеликъ, почти такъ же ограниченъ, какъ и мірокъ Сильвіи Керью. Однакожъ, были нкоторыя личности въ этомъ небольшомъ мірк, мнніемъ которыхъ онъ дорожилъ, несмотря на то, что то были люди, стоявшіе ниже его по общественному положенію, и ихъ одобреніе или неодобреніе, казалось, должно было бы мало безпокоить его.

Т два лица, о которыхъ онъ боле всего думалъ въ эту критическую эпоху своей жизни, были люди, самое существованіе которыхъ находилось до нкоторой степени въ зависимости отъ его малйшаго каприза. Одинъ изъ нихъ былъ Шадракъ Бэнъ, его повренный въ длахъ, вмст съ тмъ управлявшій его помстьями, а другой — камердинеръ его, Жанъ Гепленъ.

Полстолтія тому назадъ повренными въ семейныхъ длахъ фамиліи Перріамовъ была старинная фирма въ Линкольнсъ-Инн. Люди эти, принадлежавшіе въ юридической аристократіи, совершали вс дла съ важною медлительностью, хранили вс документы, завщанія и брачныя условія своихъ кліентовъ въ большихъ желзныхъ сундукахъ, казавшихся недоступными для простыхъ смертныхъ,— такъ неохотно они для нихъ открывались. Словомъ, то были важныя и почтенныя личности. Такимъ образомъ, полстолтія назадъ, владлецъ Перріама счелъ бы унизительнымъ для своего достоинства обратиться къ мстному юристу. Онъ держалъ управляющаго, джентльмена по рожденію и воспитанію, но не юриста, а вс договоры и контракты, заключаемые во владніяхъ Перріама, писались и совершались съ свойственными имъ проволочками у гг. Ферретъ и Тэпъ, въ Линкольнсъ-Инн. Однакожъ, сэръ Эндрю Перріамъ, отецъ сэра Обри, сдлалъ нкоторыя перемны въ этомъ отношеніи. То былъ человкъ разсчетливый и даже скуповатый, и вступивъ во владніе своимъ родовымъ имніемъ, онъ вскор пришелъ къ убжденію, что величайшее удовольствіе, которое онъ можетъ извлечь изъ пользованія имъ, это — расширеніе своихъ владній. Онъ прикупалъ тамъ полоску лса, тутъ одинъ или два участка пахатной земли, и съ теченіемъ времени, увидвъ на план, что пограничная линія его владній значительно расширилась, созналъ, что жилъ не даромъ.

Сэръ Эндрю вскор пришелъ къ заключенію, что несовсмъ удобно держать джентльмена-управляющаго, который охотится по три дня въ недлю въ охотничью пору, и держитъ экипажъ съ лошадьми для своей жены и дочерей. Такой управляющій недостаточно строгъ съ арендаторами и слишкомъ охотно запускаетъ руку въ карманъ своего доврителя подъ предлогомъ ремонта и улучшеній, вмсто того, чтобы выжимать послдній сокъ изъ арендаторовъ, словомъ, будучи избалованъ собственною обезпеченною жизнью, онъ черезчуръ снисходителенъ и преступно равнодушенъ въ интересамъ своего доврителя. Получая хорошее жалованье и пользуясь, слдовательно, обезпеченнымъ доходомъ, онъ не подвергался никакимъ колебаніямъ, даже въ томъ случа, если иная ферма оставалась не арендованной или кто-либо изъ арендаторовъ оказывался банкротомъ. Это, по мннію сэра Эндрю, было радикальной ошибкой въ отношеніяхъ хозяина и управляющаго. Онъ также пользовался даровымъ помщеніемъ, а домъ, въ которомъ онъ жилъ, полученный въ приданое леди Перріамъ, просторный, старинный господскій домъ Елисаветинскихъ временъ, съ обширными садами, огородами и лугами, можно было отдавать въ наймы фунтовъ за двсти въ годъ. Это, по мннію сэра Эндрю, завершало рядъ ошибокъ.

Открывши слабыя стороны своей дловой обстановки, сэръ Эндрю началъ придумывать, какъ пособить горю, и очень скоро нашелъ средство. Джентльмену-управляющему было отказано безъ дальнйшихъ разговоровъ, домъ былъ отданъ въ наемъ разбогатвшему монкгемптонскому лавочнику, а сборъ доходовъ и составленіе контрактовъ и арендныхъ условій онъ поручилъ м-ру Бэну, стряпчему въ Монкгемптон. Этотъ хитрый, дятельный, ловкій и неутомимый джентльменъ быстро пріобрлъ большое вліяніе надъ своимъ доврителемъ. Юристы въ Линкольнсъ-Инн перестали завдывать владніями Перріамовъ — вс документы, контракты и условія выскользнули изъ ихъ цпкихъ рукъ, и вс дла сэра Эндрю были переданы м-ру Бэнъ. Когда сэръ Эндрю совершалъ свое духовное завщаніе, то м-ръ Бэнъ его составлялъ, а его секретарь засвидтельствовалъ подпись.

Годы проходили незамтно, и сэръ Эндрю отошелъ къ праотцамъ, довольный до послдней минуты управленіемъ м-ра Бэна. Десять лтъ спустя посл смерти его покровителя — или, какъ вульгарно выражались въ Монкгемптон, человка, выведшаго его въ люди — м-ръ Бэнъ тоже переселился къ предкамъ, въ скромную могилу на Монкгемптонскомъ кладбищ. Сынъ его, человкъ лтъ тридцати, наслдовалъ его управительство въ Перріам, а сэръ Обри, который, при отцовской любви къ деньгамъ, не унаслдовалъ его дловыхъ способностей, радъ былъ довриться администратору, дйствія котораго клонились всегда къ польз его доврителя. Во всякомъ случа, Шадракъ Бэнъ былъ лучшій администраторъ, чмъ отецъ его, такъ какъ съ четырнадцатилтняго возраста, по выход изъ Монкгемптонскаго приготовительнаго училища, Перріамскія владнія сдлались единственной, всепоглощающей заботой его ума. Онъ понималъ, что въ нихъ заключается главное наслдство, которое ему придется получить, такъ какъ зналъ, что небольшія сбереженія, которыя отецъ его могъ откладывать изъ своихъ доходовъ, должны пойти въ раздлъ между двумя сыновьями и тремя дочерьми, между тмъ какъ управленіе владніями Перріама должно достаться ему, какъ старшему сыну, нераздльно. Питеръ, младшій сынъ, воспитывался въ мстной школ баптистскихъ проповдниковъ, былъ ревностнымъ баптистомъ, и добивался почетной должности проповдника при небольшой часовн въ Уатеръ-Лэд, одномъ изъ закоулковъ Монкгемптона. Семейство Бэнъ принадлежало къ баптистамъ съ самаго основанія этой секты.

Шадракъ Бэнъ зналъ каждую пядь земли въ помстьяхъ сэра Обри. Съ вершины отдаленной горы могъ онъ указать кончикомъ своего хлыста каждый кустикъ, кочку, пригорокъ или тополь, обозначавшіе границу владній сэра Обри.— Отецъ сторговалъ вонъ ту залежъ, въ шестнадцать слишкомъ акровъ, которая пріобртена почти за безцнокъ, говаривалъ онъ съ гордостью.—Видите эти три тополя въ углу? Это наша граница. Нтъ ничего лучше тополей, чтобъ означать пограничныя линіи — растутъ быстро и не слишкомъ тнисты.

М-ръ Бэнъ хорошо зналъ сельское хозяйство, хотя его непосредственная и личная опытность въ агрономіи ограничивалась обработкою небольшого огорода, фруктоваго сада и луга, расположенныхъ позади его четырехугольнаго, прочнаго домика въ Гай-Стрит, въ Монкгемптон. Но онъ прочелъ вс лучшія сочиненія по агрономіи, ему не было еще и двадцати лтъ, какъ онъ уже ознакомился со всми усовершенствованіями по части земледльческихъ орудій, осмотрлъ вс фермы на суточномъ разстояніи отъ Монкгемпгона, объзжалъ съ отцомъ Перріамскія помстья при всякомъ удобномъ случа, а врность взгляда, ясность пониманія и познаніе предмета длали его такимъ же хорошимъ агрономомъ, какъ и дльнымъ юристомъ. Вотъ человкъ былъ теперь полнымъ хозяиномъ въ Перріам относительно всхъ практическихъ вопросовъ. Степень доходности имнія и фермерское хозяйство были такъ же мало знакомы сэру Обри, какъ и схороненныя сокровища Трои. Пока доходы получались аккуратно и не сокращались, онъ былъ вполн доволенъ. Живописный и благоустроенный видъ его владній услаждалъ его взоры, когда верхомъ на своемъ гндомъ Сплинтер онъ прозжалъ по тнистымъ тропинкамъ, перерзавшимъ его земли. Въ одномъ только они не сходились съ м-ромъ Бэномъ. Сэръ Обри не позволялъ рубить ни одного дерева, между тмъ какъ Шадракъ въ глубин души своей стоялъ за систему расчистокъ, и угрюмо ворчалъ на великолпные старые дубы и раскидистые буки, придававшіе такую красоту ландшафту, и истощавшіе почву. Шадраку Бэнъ повезло въ жизни. Онъ женился рано и довольно выгодно, хотя семейство Бэновъ и считало, что Шадракъ вступилъ въ неравный бракъ, женясь на старшей дочери Уилліама Докеръ, Монкгемптонскаго торговца мелочными и колоніальными товарами, которыми онъ снабжалъ вс мстныя собранія и публичныя учрежденія, вообще же онъ боле занимался оптовой, чмъ розничной торговлей.

М-ръ Докеръ умеръ вскор посл замужства дочери, и м-съ Бэнъ получила свою наслдственную часть въ шесть тысячъ фунтовъ стерлинговъ. Эти деньги, употребленныя съ толкомъ на покупку недвижимой собственности, приносили пятьсотъ фунтовъ годового дохода. Такимъ образомъ, Шадракъ сталъ въ нкоторой степени обезпеченнымъ человкомъ, и Монкгемптонъ достойно оцнилъ это обстоятельство. Его домъ былъ однимъ изъ лучшихъ въ город, садъ — образецъ благоустроенности, кабріолетъ чистъ и блестящъ, какъ будто только-что вышелъ изъ рукъ каретника, лошади — онъ никогда не здилъ на одной и той же два дня къ-ряду—были хорошо вычищены и выхолены. Прислуга жила у него годами, дти были хорошо одты, просто, безъ вычуръ и безъ излишняго вниманія къ непостоянству моды. Его фамильная скамья въ Уатеръ-Энской часовн представляла зрлище, которымъ гордились Монкгемптонскіе баптисты.

Сэръ Обри Перріамъ, размышляя въ настоящемъ случа о Шадрак Бэн, о его черствыхъ дюжинныхъ взглядахъ на вещи, его закоренломъ предубжденіи противъ всего, что служитъ къ украшенію, его полномъ равнодушіи къ красот, и представляя себ, какъ этотъ человкъ приметъ извстіе о предполагаемомъ брак пятидесятисемилтняго старца съ двушкою девятнадцати лтъ, ничмъ не отличающейся, въ глазахъ пошлой толпы, кром очаровательной наружности, чувствовалъ, что сердце его замирало, и сознавалъ, что ему предстоитъ очень непріятная обязанность объявить м-ру Бэну о женитьб своей на Сильвіи Керью.

Тмъ не мене необходимо было сообщить объ этомъ обстоятельств управляющему и повренному въ длахъ еще до свадьбы. Хотя у Сильвіи и не было никакого состоянія, а все же неизбжно было составить какой-нибудь брачный контрактъ, а этого никому не поручишь, кром все того же м-ра Бэна. Камердинеръ его, Жанъ Гепленъ, былъ вторымъ лицомъ, пріобртшимъ боле сильное вліяніе на своего господина, чмъ это было бы желательно сэру Обри. Пожилой холостякъ, имющій небольшой крутъ знакомства, и проводящій нсколько мсяцевъ въ году въ тсномъ помщеніи парижскихъ антресолей, склоненъ обращаться съ своимъ слугой, какъ съ товарищемъ. По умственному развитію, Гепленъ былъ гораздо выше своего положенія. Онъ читалъ довольно много, хотя урывками, горячо интересовался европейской политикой, и былъ даже, вообще говоря, развите своего господина. Когда сэру Обри хотлось поговорить, то онъ не могъ найти боле достойнаго собесдника, какъ его слуга.

Такимъ образомъ, за послднія двадцать лтъ, Жанъ Гепленъ жилъ съ своимъ бариномъ въ тсномъ товариществ. Сочувствующему ему Жану высказывалъ сэръ Обри свои философскія воззрнія на жизнь и человчество, отмченныя міросозерцаніемъ стараго холостяка. Неоднократно повторялъ онъ Жану, что онъ слишкомъ высоко цнитъ преимущества одинокаго человка, чтобъ промнять ихъ на невдомыя радости семейной жизни. Они вмст осмивали безуміе пожилого семьянина, съ тмъ цинизмомъ, который свойственъ людямъ, основывающимъ свои воззрнія на жизнь на суетномъ остроуміи и разсудочности, да на сочиненіяхъ самаго блестящаго и суетнаго остроумца, когда-либо существовавшаго на свт — Вольтера. Сознаться предъ Жаномъ Гепленомъ, что онъ влюбился и собирается жениться на предмет своей страсти, будетъ даже еще унизительне, чмъ повдать объ этомъ Шадраку Бэну.

— Но, размышлялъ сэръ Обри, къ счастію, нтъ никакой необходимости, чтобъ Гепленъ зналъ о моей женитьб ране того, какъ фактъ совершится. А тогда будетъ уже поздно ворчать!

ГЛАВА XXV.
Знаменательная бесда.

Сильвія и въ воскресенье ни слова не сказала отцу о случившемся. Весь почти день онъ провелъ съ учениками въ церкви, такъ что имъ не пришлось почти оставаться наедин. Дло въ томъ, что, подъ предлогомъ сильной головной боли, Сильвія отдлалась отъ обычнаго преподаванія въ воскресной школ, отъ полуденной и вечерней церковной службы, и постаралась провести большую часть дня въ одиночеств, въ своей спальн. Тутъ могла она спокойно предаться размышленіямъ, быть можетъ, того же свойства какъ и т, которыя занимали Іуду передъ тмъ, какъ онъ пошелъ и повсился.

Инымъ натурамъ словно судьбой опредлено быть предателями. Измна начертана въ созвздіяхъ, которыя управляютъ ихъ судьбою. Сильвія вспоминала о негодованіи м-съ Стенденъ, и внутренно сердилась на эту женщину за непослдовательность ея образа дйствій.

— Она должна была бы благодарить меня за то, что я возвратила свободу ея сыну, а не браниться, говорила себ двушка, припоминая непріятную сцену, происшедшую съ особой, которая должна была бы быть ея свекровью.

Но важно было уже то, что свиданіе это миновало, и тмъ расчистился путь для ея новыхъ обязательствъ. Нельзя было предвидть, какъ скоро въ Гедингем узнаютъ о необычайной перемн въ ея судьб. Конечно, она желала, чтобы дло это оставалось въ тайн какъ можно дольше, но едва ли она могла надяться, что сэръ Обри или ея отецъ примутъ во вниманіе ея фантазію. Ей оставалось теперь написать письмо къ Эдмонду — жестокое, предательское письмо, въ которомъ, скрывая эгоизмъ подъ личиною великодушія, ей предстояло отречься отъ него. Его первое письмо въ ней дышало такимъ глубокимъ довріемъ и искреннйшею любовью. Ея первое письмо къ нему должно нанести смертельный ударъ его самымъ дорогимъ надеждамъ.

Не взирая на врожденное предательство, ей больно было писать это письмо.

Но сочиненіе вышло художественное. Ничего нельзя было прочесть между строкъ, въ которыхъ говорилось лишь о женской предусмотрительности и самопожертвованіи, и открыть въ нихъ корыстныя побужденія, руководившія ея отреченіемъ. Письмо дышало героизмомъ. И тутъ правда помогала лжи. Боль, которую испытывала Сильвія, отказываясь отъ жениха, была достаточно искренна. Она разставалась съ нимъ не безъ горькихъ сожалній, которыя были даже мучительне, чмъ горе безкорыстной души, отказывающейся отъ сладчайшихъ радостей изъ чистаго великодушія

Письмо было написано, и единственной отрадой ей служила мысль, что пройдетъ еще нкоторое время, пока оно попадетъ въ руки Эдмонда Стендена. Почта отправится изъ Соутгемптона не ране десяти дней. Пересылка письма въ Демерару возьметъ еще три недли, и это время она можетъ дышать свободно.

— Можетъ быть, находясь въ такой долгой разлук со мною и предаваясь на свобод размышленіямъ, онъ уже началъ раскаиваться въ своемъ необдуманномъ поступк, и мое письмо, пожалуй, еще облегчить его, думала Сильвія, въ извиненіе себ.

Въ понедльникъ вечеромъ, школьный учитель покуривалъ трубочку, сидя на своемъ любимомъ мст у входа — на узкой лавочк внутри ршетчатаго крыльца. Весь день шелъ дождь, а къ вечеру по саду распространились свжесть и благоуханіе, которыя всегда слдуютъ за лтнимъ дождемъ — ароматическія, какъ иміамъ, возносившійся отъ древнихъ греческихъ алтарей, когда люди не знали еще иного подателя благъ, кром Зевеса.

Сильвія встала со своего мста у окна, и подошла во входу, съ работою въ рук. Она стояла тутъ, глядя на отца съ нершительнымъ видомъ, какъ-бы недоумвая, заговорить ли или помолчать.

— Папа, сказала она, наконецъ, вы не желаете, чтобъ я вышла замужъ за м-ра Стендена?

— Чтобы ты вышла за него замужъ! нетерпливо воскликнулъ м-ръ Керью,— вдь ты знаешь, что я уже высказался противъ этого брака, и насколько въ ныншнее буйное время отецъ властенъ запрещать что-либо своей дочери, я запрещаю теб выходить замужъ за Эдмонда Стендена.

— Даже въ случа, если бы м-съ Стенденъ примирилась съ этимъ бракомъ, папа, и хотя неохотно, но дала бы свое согласіе, предоставивъ Эдмонду половину своего состоянія?

— А разв она на это согласна?

— Да, папа! вчера она была здсь и говорила мн объ этомъ.

М-ръ Керью задумался.

— Недлю тому назадъ это могло значительно измнить дло, сказалъ онъ,— но теперь оно только усложняетъ положеніе вещей. Я предвижу для тебя будущность горавдо боле блестящую, если… если… надежды не обманчивы.

— О я тоже, папа, смотрю теперь на вещи съ житейской точки зрнія.

— А съ какой еще другой прикажешь смотрть на вещи? Вдь мы живемъ не на лун!

— Сэръ Обри Перріамъ предложилъ мн свою руку, папа.

М-ръ Керью вскочилъ съ своего сиднья на крылечк, и въ первый разъ въ жизни уронилъ трубку на полъ. То была пнковая трубочка, раскуренная имъ самимъ, и въ которой онъ относился съ такою нжностью, какою рдко удосгоивалъ живыя существа. Онъ осторожно поднялъ ее, осмотрлъ, не треснула ли она, и затмъ уставился на дочь въ нмомъ изумленіи.

— Сэръ Обри предложилъ теб свою руку? выговорилъ онъ, наконецъ.— Серьёзно, не на шутку? Это не пошлая любезность въ род тхъ, которыя говорятъ обыкновенно пожилые люди молодымъ двушкамъ,— не старомодная галантерейность, а? Сильвія?

— Нтъ, не думаю, папа. Сэръ Обри говорилъ совершенно серьёзно. Его рука дрожала, когда онъ взялъ мою руку.

— И ты приняла его предложеніе? живо спросилъ отецъ.

Онъ ожидалъ всякой глупости отъ девятнадцатилтней двочки. Имъ свойственно быть сентиментальными, и онъ предполагалъ, что дочь его страдаетъ такою же сентиментальностью.

— Да, папа. Хотя я и дала слово Эдмонду Стендену, но такъ какъ, повидимому, все было противъ нашего брака, я думала…

— Разъ въ жизни ты поступила умно, воскликнулъ м-ръ Керью. Да вдь ты будешь королевой! А я то — ну, я полагаю, я теперь не буду обреченъ коротать свой вкъ приходскимъ школьнымъ учителемъ. Что же ты мн раньше этого не сказала? Разв жизнь моя такъ богата радостями, что слдуетъ таить отъ меня блестящій лучъ надежды?

— Я… я… не знала какъ сказать вамъ объ этомъ, папаша. Бдный Эдмондъ! Такъ тяжело отказаться отъ всякой мысли о немъ.

— Ну, оно, конечно, случилось нсколько внезапно. Но ни одна двушка, въ здравомъ разсудк, не поступила бы иначе, чмъ ты. Какъ удачно сложились обстоятельства, что твой возлюбленный укатилъ въ Демерару.

— Да, папа. Не думаю, чтобы мн можно было принять предложеніе сэра Обри, еслибы Эдмондъ былъ здсь.

— Я полагаю, что сэръ Обри намренъ объясниться со мною завтра.

— Онъ, кажется, хотлъ пріхать сюда ныньче вечеромъ, папа.

— Такъ теб бы лучше удалиться пока. Намъ удобне будетъ переговорить наедин.

— Хорошо, папа, я уйду къ Мэри Питеръ. Я хочу посмотрть платье, которое она шьетъ для миссъ Джэнъ Тойнби. Ахъ! какъ будетъ весело, когда у меня заведутся новыя платья. Кстати, папа, если сэръ Обри вздумаетъ назначить день нашей свадьбы — конечно, онъ объ этомъ еще теперь и не станетъ говорить, но такъ, на всякій случай — отсрочьте этотъ день, насколько можно. Мн бы не хотлось заслужить презрніе Стенденовъ, что неизбжно случится, если они узнаютъ, что я отвергла Эдмонда затмъ, чтобъ выйти замужъ за сэра Обри.

— Отложить свадьбу! Такъ, и дать сэру Обри время одуматься, или умереть въ промежутк, причемъ на теб оправдалась бы старинная поговорка: ‘За двумя зайцами погонишься, не поймаешь ни одного’. Нтъ, Сильвія, если сэръ Обри пожелаетъ поскоре сыграть свадьбу, я не буду такъ глупъ, чтобъ предлагать отсрочку!

Сильвія вздохнула, подумала о всхъ радостяхъ, которыя должны сопровождать переходъ отъ бдности къ богатству, и подчинилась. Она надла шляпу и побжала провести полчаса среди обрзковъ шелка и подкладки, открытыхъ бумажекъ съ булавками, которыми бывала усяна скромная комнатка Мэри Питеръ, когда у ней бывала спшная работа. Что скажетъ бдная Мэри Питеръ, когда узнаетъ объ ея новомъ сватовств? Ужъ довольно было толковъ и аховъ по поводу побды надъ Эдмондомъ Стенденомъ. Но эта послдняя побда была настолько же выше первой, насколько вечерняя звзда, кротко сіявшая надъ этимъ кипарисомъ, затмвала жалкій свтъ деревенскихъ ночниковъ. Но пока Сильвія не имла въ виду сообщать своей скромной пріятельниц о перемн, происшедшей въ ея обстоятельствахъ.

М-ръ Керью не пробылъ и десяти минутъ одинъ, какъ щелкнула задвижка, и садовая калитка, растворившись, пропустила сэра Обри Перріама. Школьный учитель раздумывалъ съ тягостнымъ недоумніемъ: было ли предложеніе, о которомъ ему только-что сообщила Сильвія, дйствительно серьезнымъ дломъ, или же только пустымъ, напыщеннымъ комплиментомъ, до которыхъ такъ падки джентльмены стариннаго закала.

Появленіе посдлой фигуры въ лтнемъ полумрак заставило сильне забиться его сердце. Все это было такъ прекрасно, что не врилось въ то, чтобы это осуществилось. Но появленіе баронета, повидимому, подтверждало сообщеніе Сильвіи.

Джемсъ Керью высыпалъ золу изъ трубки и всунулъ это сокровище въ карманъ своей поношенной жакетки. Сэръ Обри подошелъ по садовой тропинк.

— Добрый вечеръ, м-ръ Керью, сказалъ поститель своимъ тихимъ, томнымъ голосомъ.— Вы одни? миссъ Керью, вроятно, нтъ дома? прибавилъ онъ, заглядывая въ пріемную черезъ раскрытыя настежъ двери.

— Да, Сильвія ушла навстить одну изъ своихъ деревенскихъ пріятельницъ. У ней мало друзей, у бдняжки, да и т, съ которыми она водится, врядъ ли равны ей по образованію. Но у моей бдной двочки кроткое, привязчивое сердце, и ей нужно кого-нибудь любить.

— Я сожалю, что не буду имть удовольствія ее видть, отвчалъ сэръ Обри, но отсутствіе ея не особенно печалитъ меня. Мн нужно серьёзно переговорить съ вами, м-ръ Керью. Быть можетъ, ваша дочь уже сообщила вамъ о мотивахъ моего теперешняго визита.

— Она намекала мн на такія вещи, которымъ мн трудно поврить. Я думалъ, что мое бдное дитя, въ своемъ крайнемъ невдніи жизни и людей, могла принять любезность за…. за….

— За привязанность, докончилъ сэръ Обри. Я не силенъ въ искусств говорить любезности, м-ръ Керью, и когда я объяснился вашей дочери прошлымъ вечеромъ… быть можетъ слишкомъ поспшно… я говорилъ отъ души.

— И слова ваши, сэръ Обри, тронули ея сердце, отвчалъ съ чувствомъ школьный учитель. Нужно ли говорить, какъ глубоко польщенъ я честію, оказанной вами моей дочери. Однако, когда я подумаю о неравенств…

— Нашихъ лтъ? договорилъ поспшно сэръ Обри.

— Нтъ, сэръ Обри, вашего общественнаго положенія. Если я противился браку моей дочери съ сыномъ банкира, котораго семья не одобряла этого союза… то тмъ сильне долженъ возстать противъ брака, который осудитъ все графство.

— Разв вы полагаете, сэръ, что я живу на свт затмъ, чтобы угождать своимъ сосдямъ? надменно вскричалъ сэръ Обри. Лэди, которой я предлагаю свою руку, сэръ, сразу становится мн равной, и желалъ бы я поглядть, кто осмлится не оказать ей должнаго почтенія. Полноте, м-ръ Керью, обсудимъ вопросъ съ дловой точки зрнія. Я предложилъ свою руку зашей дочери, и она сдлала мн честь принять ее безъ оговорокъ. Намъ остается теперь столковаться, на счетъ контракта.

— Не угодно ли вамъ ссть, сэръ Обри, пока я зажгу свчи, сказалъ м-ръ Керью, проведя гостя въ полу-темную пріемную.

— Не нужно зажигать свчей. Мы можемъ бесдовать и въ потёмкахъ, отвчалъ поститель, усаживаясь поближе къ дверямъ.

М-ръ Керью былъ не прочь прикрыться благодтельными потёмками. Кто зналъ, какіе вопросы могъ задать ему баронетъ — вопросы, отъ которыхъ могла зависть участь его дочери,— вопросы, удовлетворительно отвчать на которые ему было бы въ высшей степени трудно. Скрыть лицо отъ свта было выгодно при подобныхъ условіяхъ.

— Когда человкъ моихъ лтъ предлагаетъ руку молодой двушки, продолжалъ сэръ Обри, то весьма естественно предположить, что имъ руководитъ глубокое и сильное чувство. Я слыхалъ, что любовь можетъ совсмъ внезапно овладть человкомъ, и смялся надъ этимъ неоднократно. Теперь же сознаюсь съ полнымъ смиреніемъ, что не оцнялъ какъ слдуетъ могущество Бога. Онъ покаралъ меня за невріе и обратилъ неврующаго въ фанатика..

Онъ умолкъ, тихо вздохнулъ, точно сожаля о собственномъ униженіи, и затмъ продолжалъ тмъ же задумчивымъ тономъ:

— Вы говорите, м-ръ Керью, что графство, у котораго свой взглядъ на приличія, осудитъ мой бракъ съ вашей дочерью. Я приготовился къ этому. Я иду дальше, и скажу, что знаю, какъ они станутъ глумиться надъ моимъ увлеченіемъ, они назовутъ меня пятидесятисемилтнимъ дуралеемъ, и поднимутъ насмхъ старика и его молодую красавицу-жену. Въ отвтъ на это я могу только сказать, что увренъ въ своемъ сердц, и что не простое увлеченіе красотой вашей дочери повліяло на мой образъ дйствій. Я бы презиралъ самого себя, еслибы могъ думать, что увлекся хорошенькимъ личикомъ, подобно глупой бабочк, которая идетъ на врную смерть, привлеченная яркимъ пламенемъ. Нтъ, м-ръ Керью, я люблю вашу дочь честно и искренно, съ полнымъ безкорыстіемъ и преданностью, и готовъ посвятить ей остатокъ моихъ дней.

— Полноте, сэръ Обри, въ пятьдесятъ-семь лтъ человкъ находится еще въ полномъ цвт лтъ.

— Имете ли вы что-нибудь противъ этого брака, сэръ? спросилъ сэръ Обри съ снисходительной важностью, какъ-бы сознавая, что вопросъ его длается изъ одной вжливости.

— Противъ этого брака! Я глубоко польщенъ вашимъ выборомъ. Я такъ горжусь имъ, что не ршаюсь этого высказывать, изъ боязни показаться подобострастнымъ.

— Ни слова больше, м-ръ Керью. Я вижу, что какъ бы ни было скромно ваше настоящее положеніе, вы, по рожденію, достойны занять лучшее.

— Да, сэръ Обри. Мой отецъ былъ довольно богатымъ купцомъ и отдалъ меня въ Итонъ и Оксфордъ. Я женился, и началъ свою жизнь, полагая, что я человкъ съ независимыми средствами. Банкротство отца и его смерть, случившіяся за три года до рожденія моей бдной Сильвіи, сдлали меня нищимъ. Настоящее мсто, несмотря на всю его ничтожность, было единственнымъ рессурсомъ, остававшимся для разорившагося оксфордскаго студента, который не занимался торговлей и не имлъ никакой профессіи. Вы скажете, быть можетъ, что я могъ попытаться улучшить свое положеніе. Я могу отвтить одно: вся моя энергія была подавлена ударомъ, ввергшимъ меня изъ мнимаго довольства въ бдность. Т небольшія средства, которыя я могъ здсь имть, были достаточны, чтобы содержать меня и ребенка. Уединенная жизнь согласовалась съ моими наклонностями и привычками, поэтому я предпочелъ плаванію по бурному житейскому морю эту мирную и безвстную гавань.

— Понимаю, замтилъ сэръ Обри. И у васъ не было жены, которая бы раздлила или облегчила ваши горести. Она умерла до катастрофы, постигшей васъ.

— Да, моя жена умерла.

— Я такъ и думалъ.

Наступила минута молчанія. Сэру Обри нужно было еще многое сказать, но онъ не зналъ, какъ къ этому приступить. Онъ былъ богатый человкъ и говорилъ себ, что м-ръ Керью могъ, питать преувеличенныя надежды на щедрость богатаго жениха. Онъ могъ разсчитывать сильно поживиться отъ брака своей дочери съ богатымъ лордомъ. Сэръ Обри намренъ былъ сразу вывести его изъ заблужденія.

— Такъ какъ ваша дочь сдлала мн честь принять мое предложеніе, и такъ какъ никакого препятствія къ нашему браку не существуетъ, то мн кажется, м-ръ Керью, что чмъ скоре мы назначимъ свадьбу, тмъ лучше, если только Сильвія не пожелаетъ отложить ее, о чемъ я буду очень сожалть, потому что когда женихъ настолько старше невсты, какъ и — своей, это желаніе можетъ быть принято за колебаніе.

— У моей дочери нтъ такого желанія, сэръ Обри, возразилъ м-ръ Керью поспшно. Но прежде чмъ двушка перейдетъ изъ того положенія, какое занимала моя дочь, въ положеніе вашей супруги, ей необходимо приготовить кое-что, по части trousseau.

— Разумется. Но я надюсь, что во всхъ подобныхъ приготовленіяхъ миссъ Керью будетъ помнить, что я человкъ съ самыми скромными привычками, что я почти не бываю въ обществ и ненавижу модную суету.

— Я не сомнваюсь, что она съ радостью покорится вашему сужденію относительно всего, отвчалъ школьный учитель, слегка встревоженный.

До сихъ поръ ничто еще не предвщало объ улучшеніи его собственныхъ обстоятельствъ. Сэръ Обри ни слова не сказалъ о томъ, что обезпечитъ его и дочь. А м-ру Керью неприлично было первому заводить объ этомъ рчь. Высказать надежду, что бракъ дочери окажется для него выгоднымъ, значило какъ-бы продавать свою дочь.

Пока онъ съ безпокойствомъ размышлялъ объ этомъ, сэръ Обри вывелъ его изъ недоумнія.

— Относительно контракта, сказалъ онъ, полагаю, что такъ какъ вы ничего не даете за дочерью, то и не предъявите безразсудныхъ требованій по этому пункту. Я откровенно сознаюсь вамъ, что не понимаю и не одобряю современной системы длать жену независимой отъ мужа. Подчиненность пристала женщин — въ этомъ ея главная прелесть. Я бы не желалъ, чтобы моя жена — будь она дочь нобльмена — располагала независимымъ доходомъ, пока я живъ. Поэтому я ничего не обезпечу за Сильвіей.

Сердце у м-ра Керью упало. Вотъ теб разъ! Да если такъ, то Эдмондъ Стенденъ былъ бы боле выгоднымъ женихомъ, чмъ сэръ Обри.

— Но я обезпечу дв или три тысячи въ годъ — скажемъ даже пять — за моей вдовой. Когда я умру, Сильвія будетъ получать этотъ доходъ, а также получитъ Доуэрскій домъ, который теперь отдается въ наймы и приноситъ двсти фунтовъ въ годъ.

— Сэръ Обри, отвчалъ школьный учитель съ чувствомъ собственнаго достоинства,— я отнюдь не намренъ оспаривать справедливость или великодушіе какого, бы то ни было ршенія, къ которому вы пришли, но я полагаю, что для удобства моей дочери и вашего собственнаго спокойствія было бы-разумно обезпечить за ней скромный доходъ, въ вид карманныхъ денегъ, хотя бы, напримръ, триста или четыреста фунтовъ въ годъ, это развяжетъ ей руки по части женскихъ мелочныхъ расходовъ.

— Женскихъ мелочныхъ расходовъ, повторилъ сэръ Обри, неужели же вы хотите мн этимъ сказать, что вашей дочери, выросшей вотъ въ этомъ коттедж, понадобится триста или четыреста фунтовъ въ годъ на платья и шляпки?

— Разумется, нтъ, сэръ Обри. Но всякой лэди приходится много удлять бднымъ, и Сильвіи, будучи хозяйкой Перріама, врядъ ли бы пристало обращаться къ вамъ за каждой пол-кроной, которую она пожелала бы дать больному фермеру.

— Боже милостивый, сэръ! вскричалъ баронетъ, неужели вы полагаете, что я не могу назначить своей жен карманныхъ денегъ, когда она станетъ моей женой, не обязавшись предварительно уже женихомъ на куск пергамента, что буду выплачивать ей столько-то фунтовъ въ годъ? Я вполн обезпечу вашу дочь на случай моей смерти, но никогда не соглашусь сдлать ее независимой при жизни.

Школьный учитель пробормоталъ глухо о своемъ согласіи, но безпокойство его все росло.

‘Какая будетъ мн выгода отъ этого брака? думалъ онъ.— Неужели мн придется сидть у воротъ, подобно Мардохею? Неужели и положеніе мое нисколько не улучшится отъ брака моей дочери?’

Сэръ Обри опять пришелъ ему на выручку.

— Что касается васъ самихъ, м-ръ Керью, началъ онъ, любезно, то я сообразилъ, что для васъ врядъ ли будетъ прилично сохранить ваше теперешнее положеніе — какъ бы оно ни было почтенно, когда ваша дочь сдлается лэди Перріамъ. Поэтому я прошу васъ принять сто фунтовъ въ годъ, которые я съ радостью стану уплачивать вамъ по четвертямъ и которые позволятъ вамъ жить въ скромной независимости…. баронетъ чуть было не прибавилъ: ‘гд-нибудь въ другомъ’ мст, но во-время спохватился, что послдняя фраза будетъ смахивать на приговоръ объ изгнаніи….. въ той мстности, которую вы сами изберете.

— Вы очень добры, сэръ Обри. Я вручаю свою судьбу въ ваши руки, отвчалъ школьный учитель. ‘Сто фунтовъ въ годъ! Жалкая подачка! хотя она и вдвое больше моего теперешняго дохода’, думалъ онъ, глубоко разочарованный узкостью взглядовъ баронета на обезпеченіе.

Онъ надялся, что пожилой влюбленный будетъ щедре…. захочетъ высыпать свои сокровища къ ногамъ своего идола. И вотъ, вмсто того, сэръ Обри торговался такъ, какъ еслибы онъ былъ Шадракъ Бэнъ, сбивающій цну на стадо быковъ на Монкгемптонской ярмарк рогатаго скота.

Сто фунтовъ въ годъ! Какой жалкій результатъ дало однако такое удивительное событіе, какъ побда надъ баронетомъ! М-ру Керью оставалась только утшать себя мыслію, что Сильвія, выйдя замужъ, конечно, пріобртетъ больше власти надъ кошелькомъ мужа, и что было бы крайне несправедливо, еслибы ея отецъ ничего не выигралъ отъ ея выгоднаго замужства.

— Вы говорили про trousseau Сильвіи, началъ сэръ Обри, чувствовавшій себя развязне теперь, когда онъ высказалъ свои взгляды.— Я не позабылъ объ этомъ важномъ вопрос. Не откажите передать этотъ конвертъ вашей дочери, не оскорбляя ея деликатности. Здсь сто фунтовъ банковыми билетами.

Джемсъ Керью взялъ маленькій конвертъ, и его поблекшее лицо слегка покраснло при одной мысли о деньгахъ, которыя въ немъ лежали. Какъ давно не держалъ онъ въ рукахъ такой суммы.

Было время, когда сто фунтовъ показались бы ему ничтожной суммой, но въ послдніе годы каждый соверенъ былъ для него такъ же дорогъ, какъ любая капля его крови, и такъ ему тяжко было разставаться съ ними.

— Прошу васъ помнить о томъ, что я сказалъ относительно простоты въ костюм, произнесъ сэръ Обри, когда м-ръ Керью пробормоталъ благодарность за этотъ первый даръ жениха.— Чмъ проще одвается женщина, тмъ на мой взглядъ лучше, да Сильвія и не нуждается въ нарядахъ.

Сильвія отворила калитку въ тотъ моментъ, какъ ея пожилой женихъ говорилъ это, и шла по темному саду. Сэръ Обри пошелъ ей на встрчу съ такой поспшностью, какъ еслибы ему было двадцать-пять, а не пятьдесятъ-семь лтъ. Какъ ни былъ онъ сухъ и разсудителенъ, когда дло шло о денежныхъ длахъ, но онъ пришелъ въ восторженное состояніе при вид Сильвіи.

— Радость моя, проговорилъ онъ, задержавъ ее въ саду, я видлся съ вашимъ отцемъ, и все уладилъ. А теперь прошу васъ назначить счастливый день, который долженъ соединить насъ навки.

Эта внезапная просьба заставила Сильвію содрогнуться. Какъ! неужели иго ея такъ близко? Ей представлялось чмъ-то великимъ превратиться въ лэди Перріамъ, пока такая перемна въ ея жизни казалась отдаленной. Теперь же, когда блестящая участь, которой она принесла въ жертву все остальное, стала такъ близко, въ ней совершилась реакція. Еслибы существовала малйшая возможность для нея отступить назадъ въ эту послднюю минуту, она бы воспользовалась ею и снова превратилась бы въ счастливую двушку, голова которой не разъ покоилась на груди милаго ей человка и которая чувствовала въ себ мужество бороться съ бдностью, ради него.

Но отступать было поздно. Аристократическая рука сэра Обри нжно завладла ея рукою и продла ее въ свою съ покровительственнымъ видомъ.

— Назначимъ возможно кратчайшій срокъ, моя душа, проговорилъ онъ полу-отеческимъ, полу-нжнымъ тономъ. Скоро наступитъ осень, а я желалъ бы провести сентябрь мсяцъ въ Париж. Я всегда радъ ухать изъ деревни въ то время, какъ листъ начинаетъ опадать съ деревьевъ.

Парижъ былъ очарованнымъ именемъ для этой неопытной двушки: ни Дамаскъ, ни Багдадъ и никакой другой городъ, о которомъ она читала въ. арабскихъ сказкахъ, не звучалъ такъ волшебно.

— Мн бы хотлось увидть Парижъ, проговорила она, позабывъ о своемъ позднемъ раскаяніи.

— Мы проведемъ тамъ нашъ медовый мсяцъ, моя жизнь! отвчалъ баронетъ, который ршилъ это раньше, чмъ переговорилъ съ отцемъ невсты. Такимъ образомъ медовый мсяцъ не разоритъ его. Квартира въ entresol ничего не будетъ ему стоить. Придется лишь приплатить по счетамъ, который поставлялъ ему обдъ.

— Отецъ вашъ согласенъ со мной, что нтъ никакого основанія отсрочивать свадьбу доле, чмъ сколько потребуется на то, чтобы вы сшили себ два-три платья. Мы обвнчаемся весьма скромно въ одно прекрасное утро, вонъ въ той церкви, прежде чмъ деревенскіе сплетники узнаютъ о нашемъ намреніи.

— Это будетъ очень мило, произнесла Сильвія, нсколько разсянно, но мн хотлось бы отсрочить свадьбу на нсколько мсяцевъ.

— На нсколько мсяцевъ! Зачмъ?

Вопросъ былъ затруднителенъ.

— Какъ можете вы быть уврены, что дйствительно привязаны во мн, что ваша любовь не есть мимолетная фантазія? пролепетала она, посл минутнаго молчанія.

— Я не сомнваюсь въ своихъ чувствахъ, возразилъ сэръ Обри, съ оскорбленнымъ достоинствомъ, но, быть можетъ, вы не уврены въ своихъ.

— О, нтъ! вскричала Сильвія поспшно.

Ни за что на свт не желала, бы она оскорбить его. Дло было сдлано. Она могла бы задержать письмо къ Эдмонду, которое еще не было отправлено, но могла ли она вычеркнуть свиданіе съ миссисъ Стенденъ? Первая же почта безъ сомннія доставитъ подробный отчетъ объ этомъ свиданіи ея возлюбленному. И разв возможно было ожидать, чтобы онъ простилъ ей то, что она отвергла дружбу его матери, что она добровольно отказалась отъ него въ ту самую минуту, какъ мать его смягчилась? Сильвія сознавала, что Эдмондъ потерянъ для нея и что ей ничего не остается, какъ выйти замужъ за сэра Обри, или остаться съ носомъ.

Размышленіе показало ей, что собственный интересъ ея требуетъ, чтобы свадьба состоялась какъ можно скоре. Что было бы съ ней, еслибы Эдмондъ вернулся и изобличилъ ее? Онъ могъ оказаться настолько жестокимъ, чтобы пересказать сэру Обри, какъ нжно она его любила, какъ клялась быть ему врна. Мало ли что могъ сдлать обманутый женихъ, чтобы изобличить ея низость? Единственнымъ спасеніемъ для нея остается замужство съ сэромъ Обри. Никто не посметъ бранить или оскорблять жену сэра Обри Перріама.

— Послушайте, Сильвія, произнесъ баронетъ нжно, если вы любите меня хотя немножко, то не станете требовать отсрочки. Въ вашей власти сдлать меня совсмъ счастливымъ человкомъ. Зачмъ отсрочивать мое благополучіе, помните, моя радость, что принявъ мое предложеніе въ прошлый вечеръ, вы связали свою жизнь съ моею. Вы теперь не можете развязать ее, если только не раскаиваетесь въ своемъ общаніи.

— Нтъ, нтъ, я не раскаяваюсь. Я рада, я счастлива, я горжусь тмъ, что вы меня любите.

— Если такъ, то мы обвнчаемся черезъ мсяцъ, произнесъ сэръ Обри, запечатлвая договоръ вжливымъ поцлуемъ.

Сильвія не противорчила. Не нищей двушк было предписывать свою волю королю Кофетуа.

ГЛАВА XXVI.
М-ръ Бэнъ отстаиваетъ интересы вдовы.

Сэръ Обри, который всегда вставалъ рано, позавтракалъ еще раньше обыкновеннаго на другое утро посл свиданія съ Сильвіей и, свъ на своего любимца Сплинтера, тотчасъ посл завтрака отправился въ Монкгемптонъ. День былъ сренькій, небо хмурилось, и ландшафтъ не улыбался ему какъ въ другіе дни, когда онъ халъ по холмистой дорог, пролегавшей между Перріамомъ и торговымъ городомъ.

Въ этотъ часъ утра Монкгемптонъ былъ очень тихъ и безлюденъ. Двое или трое смирныхъ обывателей, собравшихся у дверей общиннаго совта, спорили о налогахъ и о томъ, слдуетъ или нтъ, взимать лишнихъ два пенса, какъ это имлось въ виду. Колокола призывали къ обдн, и нсколько почтенныхъ матронъ и молодыхъ лэди направлялись къ приходской церкви, но торговый людъ повидимому еще не просыпался въ начал одиннадцатаго часа въ Монкгемптон.

Сэръ Обри прохалъ прямо къ одному дому, стоявшему на конц большой улицы, на окраин города, гд дома окружены были боле обширными садами, чмъ въ самомъ центр Монкгемптона. Домъ, у котораго остановился баронетъ, былъ крпокъ, массивенъ, солидно выстроенъ и почтененъ на видъ,— домъ, гд никогда не могли бы обитать неисправные должники — такъ по крайней мр думалось, видя, какъ смло глядлъ онъ въ лицо міру, какъ заносчиво красовалась его массивная желзная ршетка. Онъ былъ выстроенъ изъ темно-желтаго кирпича, пополамъ съ краснымъ, съ тремя рядами оконъ,— пятью въ рядъ въ двухъ верхнихъ этажахъ и двумя по обимъ сторонамъ входной двери. Ступени были такъ блы, какъ это допускалъ известнякъ, окна блестли, какъ-будто ихъ только-что вымыли, но не видно было ни горшковъ съ цвтами, ни клтокъ съ птицами и никакихъ другихъ пустыхъ украшеній. Два окна налво отъ двери украшены были пунцовыми драпировками изъ плотнаго шерстяного дамй, падавшаго такими прямыми, тугими складками, какія только можетъ дать ткань. Окна направо были снабжены проволочными ршетками, ограждавшими ихъ отъ любопытныхъ взоровъ прохожихъ и краснорчиве всякихъ словъ говорившихъ: мы оберегаемъ святость конторы стряпчаго.

На большой мдной доск, придававшей респектабельность высокой лакированной двери, которая вела на улицу, стояла слдующая надпись:

М-ръ Шадракъ Бэнъ
Стряпчій и поземельный агентъ.

Сэръ Обри поручилъ Cплинтера своему груму, повернулъ бронзовый молотокъ у дверей м-ра Бэна и вошелъ безъ дальнйшихъ церемоній.

Домк въ Монкгемптон были, по обыкновенію, очень доступны для публики, и сэръ Обри зналъ привычки своего агента. Дверь направо отъ входа украшена была надписью ‘Контора’, выведенной на ея панели строгими черными буквами. Эту дверь отворилъ сэръ Обри и очутился лицомъ въ лицу съ своимъ управляющимъ, засдавшимъ за конторкой напротивъ двери, и просматривавшимъ контракты съ карандашемъ во рту, готовясь длать помтки на поляхъ.

Шадракъ Бэнъ былъ человкъ того неопредленнаго возраста, который иногда величаютъ цвтущимъ. Время еще не провело морщинъ на лбу поземельнаго агента, отличавшагося разсчетливостью и толковостью, которыя помогаютъ наживать деньгу. Его жесткіе, срые глаза свтились здоровьемъ, темные волосы еще густыми прядями ложились вокругъ головы, цвтъ лица былъ смуглый, не непріятный на видъ, и больше говорилъ о долгихъ прогулкахъ по свжему, утреннему воздуху, чмъ о занятіяхъ при полуночной ламп. Онъ былъ высокъ, широкоплечъ, крпко скроенъ и, подобно сатан Мильтона, возвышался какъ башня среди другихъ людей. Онъ хорошо одвался, но скоре какъ мелкій сквайръ, чмъ чопорный юристъ. Онъ любилъ, когда привратники на желзныхъ дорогахъ и фермеры величали его ‘сквайромъ’. У него были густые, темные бакенбарды и гладко выбритые губы и подбородокъ, онъ носилъ голубой галстухъ и плетеную кожаную цпочку у часовъ.

Онъ поспшно всталъ при вид своего патрона, выдвинулъ впередъ покойное кресло и затворилъ дверь, сообщавшуюся съ задней конторой, изъ которой доносился скрипъ перьевъ, когда входилъ баронетъ.

— Вотъ неожиданная честь, сэръ Обри, проговорилъ онъ веселымъ тономъ, между тмъ какъ баронетъ пожималъ ему руку.

Сэръ Обри не всегда такъ любезно привтствовалъ своего агента, большею частью онъ считалъ вполн достаточнымъ кивнуть ему головой, и м-ръ Бэнъ никогда не позволялъ себ фамильярничать съ своимъ патрономъ, если послдній не поощрялъ его къ этому. Онъ принималъ снисхожденіе сэра Обри, какъ мудрые язычники принимали дары боговъ. Но сегодня его принципалъ былъ необыкновенно привтливъ, и м-ръ Бэнъ заключилъ, что это не спроста.

— Я завтракаю въ семь часовъ утра круглый годъ, сказалъ, м-ръ Бэнъ, между тмъ, какъ его поститель усаживался въ кресл, но кто же могъ ожидать васъ въ Монкгемптонъ раньше двнадцати часовъ.

— Я пріхалъ такъ рано потому, что мн надо сообщить вамъ нчто особенное, Бэнъ, отвчалъ баронетъ, играя кисточкой своего хлыста. Я не думаю, чтобъ это изумило васъ, потому что рано или поздно этого слдовало ожидать. Хотя бы человкъ и дожилъ до… гм! пятидесяти или шестидесяти лтъ… но нтъ никакого основанія ему оканчивать дни свои въ одиночеств.

Шадракъ Бэнъ выронилъ карандашъ изъ рукъ и пристально поглядлъ на патрона своими проницательными, срыми глазами, тми глазами, которымъ проницательность придаетъ особенную выразительность. М-ръ Бэну пришло въ голову, не свихнулъ ли нсколько баронетъ въ ум, подобно Мордреду, у котораго голова не считалась въ порядк. Онъ, должно быть, спятилъ бдный, старый джентльменъ, и собирается поступить въ монастырь или какую-нибудь секту.

— Вамъ вовсе нтъ надобности уединяться въ Перріам, сэръ Обри, сказалъ м-ръ Бэнъ, люди съ удовольствіемъ станутъ посщать васъ, если вы ихъ пригласите. Конечно, гостепріимство или открытый домъ, какъ это говорится, стоитъ пропасть денегъ, денегъ, которыя было бы полезне употребить на округленіе помстья, какъ это длывалъ вашъ батюшка. Вотъ, напримръ, ферма Комба должна поступить въ продажу, когда умретъ старый Паркеръ… а эта ферма, какъ вамъ извстно, сэръ Обри, смежна съ нашей землей въ Уэпшот и была бы хорошимъ пріобртеніемъ для помстья.

— Мы поговоримъ о Комб, когда ферма поступитъ въ продажу, отвчалъ сэръ Обри съ легкимъ недовольствомъ въ голос.

Онъ находилъ, что его управляющій могъ бы быть понятливе.

— Я не говорю про провинціальное общество. Конечно, я могъ бы биткомъ набить свой домъ гостями, еслибы захотлъ, и, какъ вы говорите, просорить пропасть денегъ на постителей, которые врядъ ли бы отблагодарили меня за мое гостепріимство. Но я вовсе не желаю общества такого рода. Когда я говорилъ объ одиночеств, я разумлъ одиночество холостяка. Единственное общество, котораго я желаю, это общество жены, которую бы я любилъ.

Баронетъ съ трудомъ выговорилъ послднія слова. Семнадцатилтняя двушка не могла бы произнести этихъ торжественныхъ словъ съ большею застнчивостью.

Выраженіе лица м-ра Бэна не измнилось при этомъ извстіи. Съ раннихъ поръ м-ръ Бэнъ вполн подчинилъ себ мускулы лица. Они были слишкомъ послушны его вол, чтобы выдать его, только его большая, сильная рука ухватилась за ршетку стула съ нкоторымъ ожесточеніемъ. Но она была заложена за спину, и сэръ Обри не могъ видть ея конвульсивнаго движенія.

— Вы подумываете о женитьб? спросилъ м-ръ Бэнъ, улыбаясь той холодной улыбкой, которая появляется и исчезаетъ по вол улыбающагося и гретъ не больше, чмъ зимній лучъ солнца.

— Я не только подумываю объ этомъ, Шадракъ,— я женюсь двадцатаго августа.

— Ныншняго года?

— Разумется. Неужели вы думаете, что я отложу свою свадьбу на годъ. Зачмъ я стану медлить?

— Конечно, конечно… незачмъ, если смотрть на это съ дловой стороны. Но ршеніе ваше немного неожиданно. Вы, безъ сомннія, давно уже знакомы съ этой лэди.

— Такъ давно, что усплъ ее полюбить.

— Будетъ ли дерзостью съ моей стороны спросить: кто она?

— Нисколько. Я пріхалъ сегодня утромъ затмъ, чтобы уладить вопросъ о контракт. Но вы понимаете, Бэнъ, что вещи, сообщаемыя человкомъ своему стряпчему, священны.

— Разумется.

— Дло въ томъ, что я не желаю, чтобы кто-нибудь въ Монкгемптон зналъ, что я женюсь. Я не желаю даже, чтобы кто-нибудь догадывался объ этомъ до тхъ поръ, пока дло не состоится. Я терпть не могу, чтобы обо мн судили, рядили, сплетничали, таращили на меня глаза и шептались. Нтъ сомннія, что моя женитьба удивитъ всхъ, но они могутъ дать волю своему удивленію во время моего свадебнаго путешествія и освоиться съ фактомъ къ тому времени, какъ я вернусь.

— Тутъ нечему удивляться, сэръ Обри, разв только тому, что все такъ неожиданно случилось, проговорилъ м-ръ Бэнъ съ самымъ почтительнымъ видомъ, партія, нтъ сомннія, самая подходящая.

— Я попрошу васъ оставить при себ свои сомннія и гаданія, отвчалъ баронетъ раздражительно.— Партія не изъ тхъ, какія приняты въ обществ называть подходящими. Партія изъ тхъ, надъ которыми свтъ обыкновенно глумится… Я женюсь по любви. Молодая лэди — лэди во всхъ отношеніяхъ, кром своего званія — ниже меня по своему общественному положенію.

‘Старый идіотъ! Онъ влюбился въ какую-нибудь хорошенькую горничную, наздницу изъ цирка или французскую актрису’, подумалъ м-ръ Бонъ, все не выпуская ршетки стула.

— Молодая лэди — единственная дочь м-ра Керью, приходскаго учителя въ Гедингем, сказалъ сэръ Обри.

— Дочь приходскаго учителя. Какъ! это та молодая лэди, за которой волочился молодой Стенденъ? Дочь моя Матильда Дженъ слышала что-то объ этомъ на гедингемскомъ базар.

— Позвольте замтить, что ‘за которой волочился’,— такая фраза, какой я не желаю слышать, когда говорятъ о моей будущей жен, возразилъ баронетъ сердито. Мн хорошо извстно, что м-рь Стенденъ желалъ жениться на миссъ Керью, но получилъ отказъ отъ ея отца.

— Она отказала Джорджу Стендену изъ Деканова дома! Это любопытно. Впрочемъ, если молодая лэди была помолвлена за васъ, сэръ Обри, то это понятно.

— Она не была помолвлена за меня въ то время, какъ м-ръ Стенденъ сдлалъ предложеніе. Молодому человку отказано изъ другихъ побужденій.

— Въ самомъ дл!… Ну, надюсь, что дочерямъ моимъ также повезетъ, когда наступитъ ихъ чередъ.

— Вы, кажется, упускаете изъ виду, что миссъ Керью необыкновенная красавица, замтилъ сэръ Обри съ возрастающей раздражительностью,— эта молодая лэди могла бы очаровать человка, еще выше поставленнаго, чмъ я.

— Она, полагаю, очень молода.

— Ей около двадцати лтъ.

— Мн кажется, что каковы бы ни были достоинства этой лэди, но желательно было бы не спшить со свадьбой. Конечно, я не беру на себя смлость давать вамъ совты, сэръ Обри.

— Сэръ! возразилъ баронетъ съ леденящимъ взглядомъ, въ этомъ дл я не нуждаюсь ни въ чьихъ совтахъ!

М-ръ Бэнъ пробормоталъ извиненіе. Сэръ Обри успокоился. Онъ даже почувствовалъ нкоторое удовольствіе отъ сознанія, что осадилъ м-ра Бэна. Онъ халъ въ его контору не безъ волненія, онъ чувствовалъ, прозжая по безлюднымъ дорогамъ, что краснетъ, и былъ доволенъ, что нашелъ въ себ мужество заявить о своемъ желаніи такъ настойчиво.

— Теперь, что касается контракта, началъ онъ съ обычнымъ дружелюбіемъ въ тон, то я ршилъ ничего не обезпечивать за своей женой при жизни. Если она такъ искренно меня любитъ, какъ я на это надюсь, то ей будетъ пріятно зависть отъ моихъ милостей. Она не захочетъ сорить моими деньгами. Обезпечивать за нею особый доходъ, значило бы до нкоторой степени поощрять мотовство.

— Справедливо, сэръ Обри, отвчалъ м-ръ Бэнъ одобрительно, но въ такомъ случа я не вижу надобности вообще въ контракт.

— Вы забываете разницу лтъ между мною и миссъ Керью. Я обязанъ обезпечить ее на случай моей смерти.

— Вы можете сдлать это въ завщаніи.

— Конечно. Но я предпочитаю обезпечить ее тотчасъ же контрактомъ. Я поступаю согласно своему убжденію, оставляя ее въ зависимости отъ моей щедрости, пока я живъ, но желаю показать, что способенъ быть великодушнымъ…

— По смерти, произнесъ м-ръ Бэнъ, договаривая сентенцію.

— Моя жена должна будетъ обращаться ко мн за всми своими нуждами, но я вполн обезпечу независимость своей вдовы, возразилъ баронетъ.

— Понимаю. Поэтому намъ нужно только ршить, на какую часть вашего имнія должно пасть это обезпеченіе. Вамъ можно будетъ оставить леди Перріамъ… сколько прикажете?

— Я полагаю, что дв тысячи въ годъ… произнесъ сэръ Обри раздумчиво.

— Ничтожная сумма для леди, привыкшей жить въ Перріам.

— Я не проживаю въ Перріам больше четырехъ тысячъ въ годъ.

— Быть можетъ… но посл свадьбы обстоятельства перемнятся. Теперь вы проживаете только четыре тысячи, а тогда станете проживать десять.

Сэръ Обри покачалъ головой.

— Извините, отвчалъ онъ. Никакихъ перемнъ не будетъ. Человкъ не мняетъ своихъ привычекъ посл пятидесяти лтъ. Еслибы я женился на молодой модниц, привыкшей къ развлеченіямъ лондонскаго сезона… то можно было бы ожидать, что я измню свой образъ жизни… буду завтракать въ нелпые часы… омеблирую Перріамъ всякимъ современнымъ, глупымъ хламомъ… найму домъ въ Лондон… и такъ дале. Но я женюсь на молодой леди безъ всякихъ претензій… просто-на-просто на милйшей двушк, какую я когда-либо встрчалъ… на фіалк, притаившейся въ зелени, какъ кто-то выразился. Чмъ Перріамъ былъ до сихъ поръ, тмъ онъ и останется на будущее время… пока не перейдетъ къ ближайшему наслднику.

— Вашему сыну, быть можетъ, подсказалъ м-ръ Бэнъ, который глубоко задумался въ то время, какъ сэръ Обри излагалъ свои взгляды. Грубое, саксонское лицо этого человка становилось почти прекраснымъ, когда онъ задумывался. Оно выражало такую твердость воли. Ясные, срые глаза отуманивались, отвлекаясь отъ созерцанія видимыхъ вещей, наблюдая за неуловимыми видніями смутно рисовавшагося будущаго.

— Моему сыну. Если Богу угодно будетъ благословить меня дтьми! отвчалъ сэръ Обри набожно.

— Я не думаю, чтобы человку въ вашемъ положеніи достаточно было оставить своей вдов дв тысячи, произнесъ наконецъ м-ръ Бэнъ.

Онъ былъ до нкоторой степени лицомъ привилегированнымъ и, когда желалъ, могъ откровенно говорить съ сэромъ Обри. Ему неоднократно представлялся случай доказывать, что онъ понималъ интересы баронета гораздо лучше самого баронета, и такимъ образомъ онъ пріобрлъ нкоторое вліяніе на слабый мозгъ своего патрона.

— Дв тысячи въ годъ большой доходъ для дочери м-ра Керью, сказалъ сэръ Обри озабоченно.

— Но ничтожная сумма для вдовы сэра Обри Перріама, возразилъ м-ръ Бэнъ. Зачмъ вамъ скупиться относительно этой леди? Вы любите ее, и если она вамъ не родитъ дтей, то все, что вы ни оставите ей, достанется вашему дальнему родственнику… человку, до котораго вамъ нтъ никакого дла.

— Ни малйшаго, отвчалъ сэръ Обри.

— Главная часть вашего помстья заложена и должна достаться м-ру Перріаму — по смерти вашего брата, конечно, который врядъ ли переживетъ васъ. Но остается еще много незаложенныхъ земель… Вся земля, купленная сэромъ Эндрью и Уарренское помстье, которое вы получили въ наслдство отъ матери. Почему не обезпечить, какъ слдуетъ, эту лэди въ будущемъ? Почему не оставить ей пять тысячъ въ годъ, которыя можно получить съ Уарренскаго помстья и Копайской фермы?

Сэръ Обри широко раскрылъ глаза отъ удивленія. Онъ ожидалъ всякаго рода оппозиціи отъ Шадрака Бэна, и всего боле въ дл контракта, и вотъ вдругъ IIIадракъ Бэнъ отстаиваетъ интересы будущей лэди Перріамъ, особы, которой онъ никогда не видалъ, если только врить его словамъ.

— Пять тысячъ въ годъ для дочери школьнаго учителя, повторилъ баронетъ слабо.

— Пять тысячъ въ годъ для лэди Перріамъ, возразилъ управляющій. Если она достойна вашего доврія и вашей привязанности, то она достойна вашей щедрости. Многіе люди въ моемъ положеніи посмотрли бы на этотъ вопросъ съ точки зрнія стряпчаго и посовтовали бы поступить мизерно. Я совтую поступить щедро. Если у васъ не будетъ дтей, посторонніе люди — или такіе, которые для васъ не дороже постороннихъ — получатъ ваше имущество. Стоить ли вамъ обрзывать у любимой жены затмъ, чтобы обогатить постороннихъ? Вамъ ничего не стоитъ быть щедрымъ относительно лэди Перріамъ… посл смерти.

— Правда, пробормоталъ сэръ Обри, на котораго произвелъ впечатлніе этотъ способъ аргументаціи, я отъ этого не обдню. Мн въ гробу все равно будетъ: получитъ ли она дв тысячи или пять тысячъ. Но если мертвые могутъ помышлять о покинутомъ ими мір, то мн будетъ досадно при мысли, что Перріаму досталось все мое состояніе.

— Конечно, будетъ досадно. Прикажите мн составить контрактъ и привезти его въ Перріамъ-Плэсъ сегодня вечеромъ?.

— Да, привезите его сегодня вечеромъ. Кстати, м-ръ Керью и его дочь обдаютъ у меня. Не говорите о немъ при нихъ. Я могу перемнить мнніе на счетъ размра суммы. Во всякомъ случа, я всегда успю обезпечитъ свою вдову по завщанію. Контрактъ пустая формальность и длается только для отца, которому, конечно, желательно, чтобы будущность его дочери была обезпечена.

— Если вы сомнваетесь въ этой лэди, то не обезпечивайте ее вовсе, произнесъ м-ръ Бэнъ ршительно. Если же вы врите въ нее, то обезпечьте какъ слдуетъ.

— Врю въ нее! вскричалъ баронетъ, красня отъ негодованія. Неужели же вы думаете, что я женился бы на ней, еслибы не считалъ ее прекрасной, невинной, какъ ангелъ, и благородной.

— Вы знали ее такое короткое время!

— Сэръ, бываютъ откровенія, вскричалъ сэръ Обри торжественно.

— Тогда обезпечьте за ней пять тысячъ фунтовъ и поддержите свое мнніе, какъ говорятъ спортсмены.

— Пусть будетъ по вашему… составьте контрактъ и привозите его мн на просмотръ. Мы успемъ заключить его до свадьбы. Ахъ, кстати! вотъ еще документъ, который вы должны составить такъ просто и лаконично, какъ только можно… условіе, обезпечивающее м-ру Джемсу Керью сто фунтовъ въ годъ дохода до конца его жизни. Я не могу допустить, чтобы мой тесть оставался приходскимъ учителемъ. Я дамъ ему средства спокойно и безбдно прожить остальной свой вкъ. Быть можетъ, вы посовтуете назначить ему пятьсотъ фунтовъ, прибавилъ баронетъ, не безъ дкости.

— Нтъ, сэръ Обри. Я считаю совершенно достаточнымъ назначить отцу содержаніе въ сто фунтовъ въ годъ. Надюсь, что я не оскорбилъ васъ тмъ, что отстаивалъ интересы будущей лэди Перріамъ.

— Нтъ, Бэнъ. Вы хорошій малый, я знаю, и такъ же преданы своему патрону, какъ вашъ отецъ былъ, до васъ. Мн нравится, что вы хлопотали за миссъ Керью. Я благодаренъ вамъ. Я думалъ, что вы тоже станете твердить, какъ попугай, о разниц въ лтахъ, въ характер и такъ дале. Я доволенъ вами за то, что вы вступились за права моей будущей жены. Съ какой стати законному наслднику получать больше того, сколько ему слдуетъ? Онъ и безъ того воспользуется всми улучшеніями, какія мой отецъ сдлалъ въ имніи… пускай же ему не достается ни одного акра изъ благопріобртенной нами земли. Я обезпечу за Сильвіей пять тысячъ и надюсь, что оставлю ей еще больше, если она будетъ мн такой доброй женой, какъ я ожидаю. Прощайте, Бэнъ, прізжайте, кстати, обдать… прізжайте къ шести часамъ и у насъ будетъ часъ на составленіе контракта, прежде чмъ Керью прибудутъ.

М-ръ Бенъ объявилъ, что онъ радъ исполнить всякое приказаніе сэра Обри. Онъ обыкновенно отдалъ въ Перріам разъ или два въ году, когда дло шло о покупк какого-нибудь участка земли, или о возобновленіи какого-нибудь важнаго контракта. Приглашеніе къ обду признавалось снисхожденіемъ со стороны сэра Обри, не взирая на профессіональное положеніе м-ра Бэна и его законное право на титулъ джентльмена. Миссисъ Бэнъ никогда не приглашали вмст съ ея супругомъ и въ интимномъ кружк у миссисъ Бэнъ баронетъ слылъ за надменнаго человка.

— Если бы не Бэнъ, то ему не видать бы такихъ доходовъ, говаривали эти леди своимъ кумушкамъ, но въ немъ нтъ искры благодарности. Онъ сниметъ передо мной шляпу въ моемъ собственномъ дом съ такой же чопорностью, какъ какой-нибудь сэръ Честерфильдъ Вальполь, но никогда рта не разинетъ, чтобы пожелать мн добраго утра.

М-ръ Бэнъ проводилъ своего патрона на улицу и стоялъ на мостовой, пока сэръ Обри садился на Сплинтера, стройную шею котораго м-ръ Бэнъ ласково потрепалъ.

— Я желалъ бы достать такую лошадь, сэръ Обри, я вообще довольно счастливъ въ лошадяхъ, но мн никогда не попадалось подобной.

Сэръ Обри улыбнулся и съ любовью наклонился надъ Сплинтеромъ.

— До шести часовъ, Бэнъ, проговорилъ онъ.

— До шести часовъ, сэръ Обри.

И сэръ Обри тронулъ поводья и весело похалъ по улиц, довольный тмъ, какъ легко Шадракъ Бэнъ принялъ извстіе объ его женитьб.

ГЛАВА XXVIL
Управляющій въ кругу своего семейства.

М-ръ Бэнъ вернулся въ свою контору, услся за конторку и глубоко задумался. М-ру Бэну не часто случалось задумываться. Его дятельная, счастливая жизнь была слишкомъ наполнена дломъ, чтобы оставлять много досуга для размышленій. М-ру Бэну не случалось въ сумерки предаваться мечтамъ, какъ это длаютъ иные люди, гоняющіеся за призраками, съ нимъ никогда не бывало, чтобы онъ забылъ о настоящемъ, углубившись мыслью въ печальныя размышленія, или сладкія воспоминанія о дняхъ минувшихъ. Онъ былъ человкъ, жившій исключительно настоящимъ. Дло данной минуты, какъ бы оно ни было ничтожно, было главнымъ интересомъ его жизни. Онъ напрягалъ вс свои силы въ борьб съ житейскими обстоятельствами и, быть можетъ, поэтому-то никто и никогда не заставалъ его врасплохъ.

Но когда Шадраку Бэну случалось раскидывать умомъ, то онъ пускалъ въ ходъ всю свою сообразительность. Поглядвъ на него теперь, какъ онъ сидлъ, упершись локтями въ конторку, подперевъ подбородокъ крпко сжатыми руками, вы увидли бы человка, для котораго мысль является неосязаемымъ остовомъ матеріальнаго зданія. Этотъ человкъ не только думаетъ — онъ строитъ. Созидательная способность — самое мощное качество этого ума — дятельно работаетъ. Сморщенныя брови обозначаютъ, что архитектурный планъ настоящей минуты сложенъ… даже затруднителенъ. Нкоторое время кажется, будто дло совсмъ не выгоритъ, но вотъ острые глаза глядятъ еще ршительне, твердыя губы плотне сжимаются, и затмъ складываются въ тихую улыбку. Затрудненія побждены, воздушное зданіе стоитъ прочно, оно безукоризненно во всхъ своихъ деталяхъ, и улыбка становится торжествующей. Планъ будущаго зданія вполн созрлъ.

Управляющій сэра Обри на этотъ разъ не тотчасъ приступилъ къ своей дневной работ съ обычной ему ретивостью. Онъ открылъ красивый, лакированный портфель, на которомъ стояли магическія слова: ‘Перріамское помстье’, и пересмотрлъ нсколько документовъ. Иные онъ откладывалъ налво, а иные направо, пока не образовалось дв отдльныхъ горки документовъ.

На одну изъ нихъ онъ съ твердостью положилъ руку.

‘Все это мой отецъ и я, мы присоединили въ помстью’, сказалъ онъ самому себ. И ему казалось, что сэръ Эндрью и его сынъ сэръ Обри были простыми пшками въ сравненіи съ его отцемъ и имъ самимъ.

‘Почему не пять тысячъ въ годъ?’ раздумывалъ онъ. ‘Почему не семь? Но безъ сомннія сэръ Обри оставитъ ей все, что только ему можно будетъ, если она будетъ хорошо держать себя съ нимъ. Да и чмъ могло бы оскорбить его такое слабое созданіе, какъ она… дочь приходскаго учителя. Я видлъ ее однажды у палатки школьнаго сада… тоненькая, блокурая двушка, съ темными глазами. Довольно хорошенькая, кажется. Но я халъ слишкомъ скоро, и не могъ хорошо разглядть ее. Конечно, изъ этой двушки можно лпить, что угодно. Хорошенькое имніе составится къ тому времени, какъ она овдоветъ — хорошенькое, независимое имніе. И если законный наслдникъ выживетъ меня изъ стараго помстья, то все-таки Перріамъ не вполн уйдетъ изъ моихъ рукъ’.

Рдко доводилось Шадраку Бэну посвящать столько времени на размышленіе — на думы, расширявшія узкій кругъ настоящаго и переносившія въ широкую и туманную даль будущаго,— какъ въ это утро. Онъ ничего не наработалъ, не приготовилъ груды рзкихъ, короткихъ, ршительныхъ писемъ для копировальной машины, которыя служили бы нагляднымъ доказательствомъ, что утро его не пропало даромъ, когда звонъ фамильнаго колокола возвстилъ объ обденномъ час. Онъ вскочилъ со стула съ удивленнымъ взглядомъ и поспшилъ вымыть руки въ своей уборной, устроенной въ маленькой комнатк, позади конторы, занимаемой клерками.

Въ Монкгемптон существовалъ обычай — непреложный какъ еврейскій законъ,— чтобы среднее сословіе, простые респектабельные люди, гордившіеся своей простотой и респектабельностью, обдали въ часъ пополудни. Хотя бы аппетитъ и измнялъ человку, но въ этотъ именно часъ семейный столъ устанавливался простой, но питательной пищей. Люди, гонявшіеся за модой или за такъ-называемой комильфотностью, могли обдать и позже, могли величать безпорядочную, торопливую трапезу среди дня полдникомъ, а ранній ужинъ — въ семь часовъ вечера — обдомъ, и называть это — жить по мод. Но, поступая такимъ образомъ, они обособлялись, отъ тхъ гордыхъ бюргеровъ, которые упорно слдовали обычаямъ предковъ. М-ръ Бэнъ принадлежалъ въ старой школ, и хотя дочери его выказывали поползновенія къ позднимъ обдамъ и прогулкамъ верхомъ, но эти поползновенія были подавлены при первомъ же ихъ проявленіи. Ни Матильда-Дженъ, ни Клара-Луиза не осмливались высказывать ихъ въ присутствіи отца.

Столовая — та самая комната, которой пунцовые шерстяного дама занавсы видны были съ улицы, была удобная, четырехугольная комната, со стнами, обшитыми панелями, окрашенными и отдланными подъ темный дубъ и увшаны фамильными портретами, на которыхъ короткія таліи и пышныя прически, жилеты гороховаго цвта, массивныя золотыя цпи и ужасающіе жабо эпохи Георга и Вильяма увковчены были въ назиданіе потомству. Мебель была той же эпохи и такъ же прочна, какъ и безобразна. Серебро, красовавшееся за тщательно накрытымъ столомъ, было тяжелаго пуританскаго фасона. Фаянсовая посуда, голландская скатерть безукоризненной чистоты — все указывало на честное, бюргерское довольство, не гоняющееся за измненіями моды, на хозяйство, идущее изо дня въ день по разъ установленному, двадцать лтъ тому назадъ, образцу.

Будь у м-ра Бэна эпикурейскія наклонности, онъ могъ бы возроптать на мирное однообразіе его ежедневнаго обда. Нескончаемый рядъ бараньихъ окороковъ и частей говядины случайно разнообразился жареной свининой, праздничной телятиной, рождественскимъ гусемъ и воскреснымъ говяжьимъ пирогомъ. Но не будучи человкомъ вполн интеллигентнымъ, м-ръ Бэнъ отнюдь не былъ человкомъ чувственнымъ, и лишь бы ему было чмъ утолить свой голодъ, а то онъ не заботился, какого сорта мясо поглощаетъ. Мясо было хорошо зажарено и чисто подано, картофель впору сваренъ, и у кухарки были свои рецепты для изготовленія питательныхъ, старинныхъ, англійскихъ пуддвиговъ, скрапшвавшихъ обдъ. Въ хозяйств Бэновъ пуддинги допускались время отъ времени. Они могли бы позволить себ кушать пуддинги и каждый день, но только, по мннію миссисъ Бэнъ, смотрвшей на жизнь съ набожной точки зрнія, сть каждый день пуддинги, значило ублажать свою плоть. Лица юнйшихъ членовъ семьи всегда вытягивались въ т дни, когда не бывало пуддинговъ, и миссисъ Бэнъ сознавала, что эти лишенія, повторявшіяся круглый годъ, служатъ на пользу ея чадамъ. Предусмотрительной женой и заботливой матерью стариннаго пуританскаго типа была эта миссисъ Бэнъ, и ея супругъ сознавалъ, что пріобрлъ сокровище въ Луиз Поукеръ, даже оставивъ въ сторон шесть тысячъ фунтовъ приданаго, которыя онъ получилъ за ней. Къ несчастію, въ послдніе три года миссисъ Бэнъ все больше хворала — зимой вынуждена была носить респираторъ, не смла выходить на улицу посл солнечнаго заката, даже лтомъ должна была ложиться рано спать и страдала отъ сложной болзни въ легкихъ и въ горл. Домашній докторъ не скрывалъ, что болзнь могла привести къ роковому концу, но она мужественно выносила ее, и зорко наблюдала за домомъ мужа даже и тогда, когда болзнь удерживала ее въ спальной. Лто было благопріятнымъ временемъ для миссисъ Бэнъ, и пока стояла теплая погода, она оказывалась довольно бодрой, засдала во глав стола и накладывала кушанья для семерыхъ здоровыхъ сыновей и дочерей, такъ какъ м-ръ Бэнъ не желалъ тревожиться изъ-за аппетита этихъ молодыхъ птенцовъ. Онъ любилъ обозрвать свой утренній трудъ и составлять планы послобденныхъ занятій, пока поглощалъ свой обдъ.

Миссисъ Бэнъ была маленькая, блдная женщина съ честнымъ, умнымъ лицомъ и темными глазами съ мягкимъ выраженіемъ. Она никогда не была хорошенькой, и слабое здоровье отмтило печатью разрушенія ея блдное лицо, но она казалась тмъ, чмъ и была, то-есть хорошей женщиной. Дти любили ее, не взирая на ея пуританскія замашки, требовавшія много самоотреченія отъ молодежи, а мужъ уважалъ ее.

Сегодня глаза дома лъ съ меньшимъ аппетитомъ, чмъ обыкновенно. М-ръ Бэнъ такъ лниво дйствовалъ вилкой и ножемъ, что привлекъ вниманіе своего семейства.

— Здоровы ли вы, папа? спросила Матильда-Дженъ, старшая дочь,— вы почти ничего не кушаете.

— Надюсь, что говядина не пережарена, спросила хозяйка съ ласковой заботливостью. Я всегда приказывала Бэтси жарить ее въ соку. А сегодня попался отличный кусокъ. Онъ всилъ пятнадцать футовъ одиннадцать золотниковъ. Я сама видла.

— Говядина очень хороша, но я не очень голоденъ, да и обдъ нашъ долженъ послужить мн вмсто полдника. Я обдаю у сэра Обри въ семь часовъ.

— Новый контрактъ, должно быть.

— Да, нчто въ этомъ род, отвчалъ Шадракъ.

— Я слышала, какъ лошадь сэра Обри остановилась передъ нашимъ домомъ, когда толковала въ кухн съ кухаркой, сказала миссисъ Бэнъ, и подумала, что должно быть какое-нибудь важное дло привело его такъ рано.

— Да, дло довольно важное, отвчалъ стряпчій.

Семья не выказала любопытства. Контракты и покупки земель по мелочамъ, перемны, улучшенія, дренажъ, тяжбы изъ-за большихъ участковъ земли — все это не было такими предметами, какіе могли бы возбудить женское любопытство. Сыновья м-ра Бэна были слишкомъ молоды, чтобы сочувствовать его дятельности. Умы ихъ были поглощены игрою въ мячъ, крокетомъ и четвертой книгой Энеиды. Никто не разспрашивалъ дальше о визит сэра Обри.

— Вы, двочки, были на Гедингемскомъ базар, неправда ли? спросилъ м-ръ Бэнъ.

— Да, папа, отвчала старшая. Миссисъ Томасъ Тойнби пригласила насъ хать съ ея дочерьми. Тойнби англикане, какъ вамъ извстно, и м-ръ Томасъ Тойнби двоюродный братъ м-ра Тойнби, богатаго гедингемскаго фабриката. Матушка сказала, что мы можемъ хать… она думала, что бды отъ этого не будетъ, хотя они не нашей церкви.

— Я ничего не имю противъ этого, возразилъ м-ръ Бэнъ.

— Видали ли вы тамъ миссъ… миссъ Керью, кажется такъ… дочь школьнаго учителя?

— Да, мы ходили на огородъ смотрть, какъ дти пили чай, и она была тамъ.

— Она очень хорошенькая двушка, неправда ли? освдомился м-ръ Бэнъ.

Дочери поглядли другъ на друга нершительно.

— Это дло вкуса, папа, отвчала Клара-Луиза.

— Ея красота не въ моемъ вкус, замтила Матильда-Дженъ.

— Но многіе восхищаются ею, прибавила Клара-Луиза, говорятъ, что м-ръ Стенденъ изъ Деканова дома влюбленъ въ нее, и того и глади женится на ней, если мать не помшаетъ.

— Знаете ли вы что-нибудь объ этой миссъ Керью? Вы слышали, какъ кажется, людскіе о ней толки. Не слыхали ли, что она за двушка?

— Боже мой, нтъ, папа. Неужели же вы думаете, что а знакома съ кмъ-нибудь, кто ее знаетъ, эту дочь школьнаго учителя? Об миссъ Тойнби изъ Гедингема посщаютъ иногда воскресную школу, и он говорили своимъ кузинамъ, что, по ихъ мннію, Сильвія Керью чрезвычайно тщеславна и держитъ себя во всхъ отношеніяхъ выше своего состоянія, это такая двушка, которой необходимо сбить спсь. Вотъ что говорили миссъ Тойнби.

— Гмъ! повторилъ м-ръ Бэнъ, вотъ что говорили миссъ Тойнби!

И подумалъ про себя, что, быть можетъ, Сильвіи Керью скоре придется сбить спсь миссъ Тойнби, чмъ имъ у нее.

Ни единаго намека на женитьбу сэра Обри не позволилъ себ Шадракъ Бэнъ въ кругу своего семейства. Сэръ Обри объявилъ ему объ этомъ событіи, какъ о величайшей тайн, и агентъ выказалъ себя достойнымъ оказаннаго ему доврія.

Онъ никакъ не могъ проявитъ обычную умственную дятельность въ это утро. Женитьба сэра Обри была слишкомъ необыкновеннымъ событіемъ, чтобы можно было легко выкинуть мысль о ней изъ головы. Онъ писалъ письма, просмотрлъ книгу ренты, повидался съ двумя-тремя монкгемптонскими кліентами и занимался своими длами, но машинально, потому что мысли его были заняты другимъ. Онъ обрадовался, когда наступило время подавать кабріолетъ, чтобы хать въ Перріамъ, довольный, что могъ оставить свою контору и идти одваться наверхъ въ свою комнату.

Онъ былъ не хуже любого монкгемптонскаго джентльмена, когда сошелъ внизъ въ четверть шестого, облеченный въ черный фракъ, тонкіе сапоги, съ изящной золотой цпочкой у часовъ, и безукоризненнымъ бльемъ… опрятный, тщательно вычесанный… образцовый, провинціальный джентльменъ. Семья его съ почтительнымъ восхищеніемъ любовалась имъ въ этомъ костюм.

— Какъ бы вы были эффектны въ этомъ костюм на каедр, папа, сказала Матильда-Дженъ.

М-ръ Бэнъ улыбнулся, поправляя галстухъ у зеркала надъ каминомъ въ столовой, между тмъ какъ его восхищенная семья пила чай вокругъ стола.

‘Еще эффектне былъ бы я въ палат общинъ’, сказалъ онъ самому себ, любуясь своимъ изображеніемъ въ зеркал: — ‘и кто знаетъ, что можетъ еще случиться, если я не выпущу изъ своихъ рукъ Перріамскаго помстья’.

— Ты поздно вернешься, Шадракъ? спросила миссисъ Бэнъ кротко.

Въ дом м-ра Бэна не существовало двойныхъ ключей. Глава семейства отличался трезвостью и безукоризненными нравами. Но онъ былъ неограниченный господинъ своихъ поступковъ, и если желалъ по какому-нибудь важному длу поздно вернуться домой, то никто не оспаривалъ его права.

— Нтъ, душа моя, сэръ Обри не иметъ привычки, какъ теб извстно, поздно засиживаться.

— Я полагала, что у него званый вечеръ.

— Вечеръ? вскричалъ м-ръ Бэнъ, какъ-будто сэръ Обри приглашаетъ меня на свои вечера, или какъ-будто бы онъ ихъ даетъ. Что это теб взбрело на умъ Лоузія?

— Не знаю, отвчала миссисъ Бэнъ. Ты одлся нарядне обыкновеннаго. Вдь это кажется тотъ новый фракъ, который Фрезеръ прислалъ теб? Ты говорилъ, что не располагаешь скоро обновить его.

— Старый сталъ ужасно неудобенъ. Къ тому же, какой толкъ хранить хорошія вещи въ шкафахъ? Прощай, Лоузія, прощайте дти.

ГЛАВА XXVIII.
Жребій брошенъ.

Обды въ Перріамъ-Плэс не были ни пышны, ни шумны, м-ръ Керью и его дочь не нашли въ салон ни души, когда вошли въ него за нсколько минутъ до семи часовъ. Этотъ обширный покой, съ его массивной, но рдкой мебелью, имлъ печальный видъ при вечернемъ освщеніи. Размры и высота его невольно наводили на мысль, что хорошо было бы, еслибы въ немъ толпился народъ. М-ръ Керью, который, подобно всмъ себялюбивымъ людямъ, легко поддавался вншнимъ впечатлніямъ, слегка поёжился, обводя взоромъ обширный, высокій салонъ.

— Красивая комната, проговорилъ онъ, только нсколько мрачна на видъ.

Сильвія съ любопытствомъ оглядлась. Она была рада случаю разглядть вс эти великолпія. Въ ея прошлый визитъ было сначала темно, затмъ салонъ скудно освтили нсколькими лампами и свчами, и оба джентльмена были на лицо, поэтому нельзя было осмотрть покоя. Сегодня же она могла свободно оглядть его, и сегодня она созерцала комнату съ новымъ чувствомъ. Черезъ мсяцъ эта комната станетъ ея собственной. Она медленно прохаживалась взадъ и впередъ по великолпной комнат, оглядывая высокія китайскія вазы, шкафы съ книгами, массивные диваны и ничмъ непокрытые столы.

— Какія курьёзныя занавсы, вскричала она, разсматривая восточный узоръ. Но он очень полиняли. Я думаю, что уговорю сэра Обри замнить ихъ новыми… желтый атласъ всего лучше пойдетъ къ этой комнат.

— Надюсь, что сэръ Обри станетъ снисходительно исполнять твои желанія, отвчалъ отецъ, припоминая о вчерашнемъ Свиданіи, во время котораго баронетъ отнюдь не показался ему снисходительнымъ.

— О, я не сомнваюсь въ этомъ, возразила Сильвія, улыбаясь своему изображенію въ узкомъ зеркал, расположенномъ между окнами. И когда я сдлаюсь лэди Перріамъ — она никогда не говорила ‘когда я выйду замужъ’, но всегда — ‘когда я сдлаюсь лэди Перріамъ’ — я буду давать вечера, и эта комната получить тотъ видъ, какой слдуетъ. Это великолпная комната для вечеровъ, не правда ли, папа?

— Нтъ сомннія. Но я не думаю, чтобы сэръ Обри былъ охотникъ до вечеровъ. Про него всегда говорили, что онъ сидитъ весь вкъ взаперти и никого почти не видитъ.

— Какой вы безтолковый, папа! Разумется, будучи холостякомъ сэръ Обри не заботился о гостяхъ. Но все это перемнится, когда онъ будетъ женатъ. Неужели вы думаете, что я намрена заживо похоронить себя, сдлавшись лэди Перріамъ. Еслибы такъ, то мн лучше было бы выйти замужъ за Эдмонда.

— Разумется, нтъ, душа моя, возразилъ отецъ поспшно. Пожалуйста, не говори о молодомъ Стенден. Вспоминать о его ничтожномъ существованіи, значитъ быть неврной относительно сэра Обри.

Сильвія вздохнула. Простое упоминовеще имени ея перваго жениха привело за собой рой печальныхъ воспоминаній… воспоминаній, которыя были такъ же сладки, какъ и печальны. Она вспомнила о лтнихъ вечерахъ, которые они проводили вмст еще такъ недавно. Недавно! Теперь ей казалось, что ее отдляло цлыхъ полвка отъ этого недавняго прошлаго.

‘Я чувствую себя на десять дть старше съ тхъ поръ, какъ приняла предложеніе сэра Обри’, подумала она съ новымъ вздохомъ.

Осмотръ салона пересталъ занимать ее. Она бросилась на кресло у открытаго окна и сидла тамъ молчаливая и унылая. Отецъ поглядлъ на нее съ тревогой, но не ея чувства тревожили его, а боязнь лишиться общанныхъ ему ста фунтовъ.

— Если ты намрена сентиментальничать по поводу Эдмонда Стендена, то чмъ скоре сообщишь сэру Обри, въ какомъ положеніи находятся дла и откажешься отъ мысли сдлаться лэди Перріамъ, тмъ лучше, сказалъ школьный учитель сурово.

Онъ чувствовалъ, что тегіерь не время деликатничать.

Прежде чмъ Сильвія успла отвтить ему, дверь отворилась, и вошелъ сэръ Обри въ сопровожденій своего управляющаго.

Баронетъ перешелъ черезъ всю комнату на встрчу своей невст. М-ръ Бэнъ направился въ камину, у котораго сидлъ м-ръ Керью.

— Милая Сильвія, тысячу разъ прошу прощенія, проговорилъ баронетъ, сжавъ маленькую ручку, которую ему подали нсколько холодно:— меня задержалъ дловой разговоръ съ Бэномъ, моимъ стряпчимъ.

— Вамъ нечего извиняться, сэръ Обри, отвчала Сильвія, и затмъ, понизивъ голосъ, прибавила:— я должна поблагодарить, васъ за доброту, съ какой вы дали папа денегъ, на мое приданое. Я знаю, что это не въ обыча… но мы такъ бдны… что я не могу отказаться отъ вашего подарка.

Слезы, слезы оскорбленной гордости навернулись ей на глаза. Она столько слыхала о разныхъ приданыхъ отъ Мэри Питеръ и знала, что всегда отецъ невсты длаетъ приданое. Она же получала свое точно милостыню.

— Радость моя, не стоитъ и говорить о такой бездлиц. Я надюсь, что вы пріятно прокатились сюда.

— Очень. Какъ вы добры, что прислали экипажъ.

— Онъ скоро станетъ вашимъ и будетъ возитъ васъ, куда вы прикажете.

Эта мысль была утшительна и осушила гордыя слезы.

Пріятно будетъ также истратить сто фунтовъ, подаренныхъ сэромъ Обри, хотя принимать ихъ было нсколько унизительно.

Сильвія намревалась посвятить слдующій день на покупки. Какое наслажденіе отправиться въ Генцлейну съ сознаніемъ, что можешь купить все, что угодно: ей и въ голову не приходило, чтобы ста фунтовъ могло не хватить на ея прихоти.

— Кстати, сказалъ сэръ Обри, когда они поговорили немного о погод и о Перріам, похвалы которому баронетъ любилъ выслушивать, я долженъ представить вамъ моего агента, м-ра Бена, весьма полезнаго и почтеннаго человка. Онъ управляетъ моимъ помстьемъ, снимаетъ съ меня вс хлопоты, такъ что мн остается только получать доходы. Подойдите, Бэнъ, я желаю представить васъ миссъ Керью.

М-ръ Бэнъ повиновался. Онъ уже разглядлъ издали стройную фигуру въ бломъ плать, и его острые глаза успли замтить всю грацію ея движеній. Но лицо Сильвіи было повернуто въ другую сторону, и онъ впервые увидлъ его теперь, озаренное мягкимъ лтнимъ вечернимъ освщеніемъ. Онъ поклонился, пробормоталъ что-то неразборчивое о чести, которую ему доставляло это знакомство, и затмъ остановился молча, ожидая, чтобы его патронъ заговорилъ. Онъ глядлъ на Сильвію, но его твердый, прямой взглядъ не выдавалъ того, что онъ думалъ.

Онъ думалъ, что эта двушка настолько хороша, что могла бы очаровать и боле разумнаго человка, чмъ сэръ Обри Перріамъ, думалъ даже, что онъ, Шадракъ Бэнъ, никогда до сегодняшняго вечера не видывалъ настоящей красавицы, что вс хорошенькія женщины, которыхъ онъ когда-либо видалъ въ жизни, были восковыми куклами въ сравненіи съ ея чистой и изящной красотой. Такой нжной, изящной красоты ему еще не случалось встрчать. Эти глубокіе, блестящіе, каріе глаза были для него такими же диковинными, какъ флора какого-нибудь вновь открытаго острова на обширномъ Тихомъ океан для ботаника.

Но Шадракъ Бэнъ былъ не такой человкъ, чтобы его могла глубоко затронуть красота, какъ бы она ни была необыкновенна. Онъ дивился и любовался, но мужественное сердце его ни единымъ біеніемъ не отозвалось на прелесть Сильвіи. Будь она его родная дочь, онъ не могъ бы спокойне и боле критически разсматривать ее.

Онъ былъ однако прежде всего практическимъ человкомъ — человкомъ, смотрвшимъ на людей исключительно съ одной точки зрнія. И эта точка зрнія была его личный интересъ. Во время своихъ долгихъ размышленій онъ ршилъ, что Сильвія займетъ мсто въ его дальнйшихъ планахъ. Она могла быть или не быть годной къ тому, чтобы занять тотъ квадратъ въ геометрическомъ план его дальнйшей участи, который онъ ей предназначалъ, но если она не была годной, то ее надлежало обработать. На этотъ счетъ м-ръ Бэнъ не колебался.

Въ настоящую минуту м-ръ Перріамъ ввалился въ комнату въ своемъ старомодномъ сюртук, короткихъ черныхъ штанахъ стараго фасона, блыхъ чулкахъ, допотопныхъ башмакахъ, съ перевязанными ленточками, смахивая на старйшее изданіе своего брата, небрежно выполненное. Любопытнымъ подтвержденіемъ нездоровосги сидячей и замкнутой жизни служило то, что Мордредъ казался десятью годами старше своего старшаго и боле дятельнаго брата.

Буфетчикъ доложилъ, что обдъ поданъ, и они пошли въ столовую, Сильвія подъ-руку съ сэромъ Обри, Мордредъ и м-ръ Кэрью рядомъ, разговаривая о книгахъ или, лучше сказать, Мордредъ говорилъ, а школьный учитель длалъ видъ, что съ интересомъ его слушаетъ. Шадракъ Бенъ слдовалъ за ними одинокій и молчаливый. Буфетчикъ разсадилъ ихъ за длиннымъ столомъ, далеко другъ отъ друга, точно молодыя деревья въ новой усадьб,— такъ далеко, что разговоръ казался принужденнымъ: казалось, точно будто разговариваешь съ кмъ-нибудь черезъ всю улицу. Сильвія сидла возл сэра Обри, и во время обда, онъ придвинулъ свой стулъ немного ближе, такъ что они могли разговаривать, не будучи услышаны остальными. М-ръ Бэнъ кушалъ свой обдъ въ ненарушимомъ почти молчаніи. Какъ гость за королевскимъ столомъ, онъ ожидалъ, чтобы съ нимъ заговорили, и такъ какъ никто съ нимъ не заговаривалъ, то онъ скромно молчалъ. Мордредъ безъ умолку повствовалъ м-ру Керью про свои книжныя сдлки антикварскимъ путемъ. Сэръ Обри исключительно занимался своею невстой. М-ръ же Бенъ кушалъ свой обдъ и развлекался собственными мыслями, и казался весьма довольнымъ. Время отъ времени онъ бросалъ взглядъ исподтишка на Сильвію: разъ или два онъ улыбнулся самъ про себя…. тихой, задумчивой улыбкой… но вотъ и все.

Обдъ самъ по себ былъ хорошъ и обиленъ, но крайне простъ…. обдъ на старинный ладъ, далеко не такой торжественный, какъ обды, даваемые миссисъ Тойнби, описаніе которыхъ Сильвія слыхала отъ Мэри Питеръ, деревенской кумушки, обды, которые заготовлялись задолго до назначеннаго дня и на которыхъ присутствовали Монкгемптонскіе оффиціалты.

Сильвія любовалась прекраснымъ, стариннымъ китайскимъ фарфоромъ съ его темно-красными и темно-пурпуровыми цвтами и богатымъ узоромъ, массивнымъ, старомоднымъ серебромъ, нсколько быть можетъ тяжелымъ, но говорившемъ о древности, богатств и знатности рода. Сумракъ, въ которомъ они обдали, былъ не веселъ, но самый мракъ сообщалъ всей обстановк величественный видъ: драпировки изъ темно-малиноваго бархата, падавшія широкими складками, были какъ разъ подъ стать дубовымъ панелямъ, обширный каминъ изъ темно-зеленаго мрамора поддерживался колоннами изъ благо камня съ основаніями и капителями изъ краснаго порфира. Этотъ каминъ — самая красивая вещь въ комнат — оживлялъ темныя тни стнъ и мебели.

Джентльмены, по приглашенію сэра Обри, вернулись въ салонъ вмст съ Сильвіей, и затмъ наступилъ одинъ изъ тхъ вечеровъ, которые непочтительными людьми величаются ‘томительными’. Сэръ Обри естественно занимался исключительно своей невстой. Онъ показывалъ ей различные, хотя и не многочисленные, любопытные предметы въ салон, и разсказывалъ ей исторію каждаго. Какъ эти вазы присланы были изъ Индіи нкіимъ генераломъ Перріамомъ, его двоюроднымъ ддомъ, какъ эти занавсы были сработаны индусами, которые просиживали цлые дни на корточкахъ на полу корридора, окружавшаго покои его бабушки въ Калькутт, и которымъ платили столько-то въ день за ихъ работу. Онъ повелъ Сильвію въ библіотеку и показалъ ей въ этомъ поко сокровище учености, которое не было, однако, облечено въ привлекательную форму. Здсь въ самомъ дл строгія музы какъ-будто косились сердито на всякаго, явившагося изучать ихъ. Самымъ легкимъ произведеніемъ на массивныхъ дубовыхъ рзныхъ полкахъ была ‘Царица Фей’ Спенсера, да и это литературное произведеніе получало отталкивающій видъ, благодаря своему грязному переплету.

Сэръ Обри показалъ Сильвіи столъ, на которомъ онъ привыкъ писать письма и заниматься длами съ м-ромъ Бэномъ… то была старинная конторка, обитая потасканной кожей.

— Библіотека не такъ красива, какъ салонъ, сказала Сильвія.

— Нтъ, отвчалъ баронетъ, библіотека предназначается для пользы. Никто не ожидаетъ красоты отъ библіотеки.

— А книги занимательны? спросила Сильвія застнчиво.

Было слишкомъ темно, чтобы разобрать заглавія, но она подумала, что содержаніе этихъ грязныхъ томовъ, можетъ быть, привлекательне ихъ вншняго вида.

— Ну, я не знаю хорошенько, какія книги интересны по мннію молодой лэди. Вамъ нравится Вертеръ, пустой и сентиментальный вздоръ, говоря мимоходомъ, который съ ума сводилъ людей во времена моего отца. Здсь, конечно, ничего не найдется въ род Вертера… Здсь нтъ вымышленныхъ твореній. Вотъ здсь прекрасное изданіе Голиншеда, ‘Хроника’ Фруассара, ‘Смерть Артура’, проповди, начиная отъ Латимера до Соута и Барроу, прозаическія сочиненія Мильтона, Ролленъ, Юмъ и вс лучшіе историки.

— Маколей и Карлейль? спросила Сильвія, думая, что охотно прочтетъ ихъ. Она любила исторію, пересказываемую этими блестящими, но различными перьями.

— Нтъ, сюда ничего не прибавляли въ послднія пятьдесятъ лтъ. Мой ддушка окончательно пополнилъ библіотеку.

‘Точно библіотека можетъ быть когда-либо окончательно пополнена’, подумала Сильвія.

Пріятно было думать о перемнахъ, которыя она внесетъ въ этотъ мрачный храмъ отжившей учености. Новая драпировка яркаго, веселаго цвта, вмсто этихъ темно-зеленыхъ бархатныхъ, которыя отъ времени и пыли получили цвтъ стволовъ поросшихъ мохомъ деревьевъ, новый коверъ, чтобы замнитъ поношенный и полинялый турецкій, на которомъ вс тни слились въ одинъ неопредленный цвтъ, новые столы, мольберты для гравюръ, новыя кресла, широкія, роскошныя, обитыя краснымъ сафьяномъ съ золотыми кистями. Она видала роскошныя вещи, но лишь въ окнахъ Монкгемптонскаго обойщика.

Они вернулись назадъ въ гостиную, обойдя рядъ комнатъ, концертную залу, давно не употреблявшуюся, просторную, пустую комнату, съ отличнымъ резонансомъ, диванную, будуаръ покойной лэди Перріамъ.

— Я покажу вамъ комнаты моего брата въ другой разъ, сказалъ сэръ Обри. Он расположены въ верхнемъ этаж. Въ нихъ нечмъ любоваться, кром массы книгъ.

Въ гостиной они нашли м-ра Керью, звавшаго надъ пустой чашкой чая, Мордреда украдкой пожиравшаго каталогъ предстоявшей аукціонной продажи въ послднемъ No ‘Атенея’, м-ра Бэна въ раздумьи… все общество въ молчаливомъ настроеніи духа.

— Вы какъ-будто скучаете, сказалъ баронетъ, кстати, мн нужно достать фортепіано. Какъ жаль, что его здсь нтъ, миссъ Керью поиграла бы намъ.

Миссъ Керью оглядлась вокругъ и подумала, какъ много вещей необходимо для этой комнаты, кром фортепіано, чтобы сдлать ее вполн пріятной. Это старомодное убранство было очень хорошо въ своемъ род, но Сильвія желала современной роскоши равно, какъ и античнаго величія. Пріятно было смотрть на покой, который напоминалъ ‘Spectator’ и Белинду Попе, но нельзя же было вполн презирать усовершенствованія новйшаго комфорта.

Вечеръ тянулся долго. Какъ ни былъ очарованъ сэръ Обри своей невстой, но ему не о чемъ было распространяться съ ней. Глаза, восхищавшіе его, не длали его краснорчивымъ. Онъ разсказывалъ ей главнымъ образомъ о себ. Изъ книгъ ему знакомы были весьма немногія, за исключеніемъ сочиненій Аддисона, Попе, Свифта, Вольтера и немногихъ другихъ той же эпохи. О людяхъ онъ зналъ еще меньше. И вотъ онъ передавалъ Сильвіи невинные, маленькіе анекдоты о своей безупречной юности, о своей уважаемой матери, отличномъ отц, и время отъ времени разражался какой-нибудь безцвтной шуткой, одной изъ тхъ, которыя передаются отъ отца къ сыну, подобно графскому достоинству.

Сильвія слушала, улыбалась даже невиннымъ шуткамъ, но думала не безъ горькаго сожалнія о веселой, интересной бесд Эдмонда… быть можетъ и ему случалось говорить пустяки, но то были такіе краснорчивые пустяки… Въ той бесд толковалось о поэтахъ, артистахъ, романистахъ, та бесда зачастую сверкала блестящими идеями, не всегда заимствованными, та бесда, оживлялась силою и страстью молодости.

‘Я никогда больше не услышу его. Никогда больше не буду гулять съ нимъ по милымъ, старымъ тропинкамъ во время солнечнаго заката’, говорила она самой себ, ‘но за то я буду лэди Перріамъ. Я буду хозяйкой этого великолпнаго стараго дома’.

Но какъ ни былъ великолпенъ Перріамъ-Плэсъ, его будущая хозяйка рада была сегодня ухать изъ него. Она вздохнула съ облегченіемъ, когда дверца кареты захлопнулась, и старыя, сильныя лошади побжали крупной рысью.

— Сэръ Обри очень добръ, папа, сказала она, какъ-бы извиняясь за свой вздохъ, но нсколько скученъ. По крайней мр онъ былъ скученъ сегодня вечеромъ.

— Далеко не такъ скученъ, какъ его братъ. Онъ меня до смерти замучилъ своими скучными исторіями объ антикварскихъ книгахъ. Мн казалось, что теб весело съ сэромъ Обри. Я нсколько разъ слышалъ, какъ ты смялась.

— Иногда приходится поневол смяться, когда слушаешь анекдоты. Но этотъ смхъ очень утомителенъ. Я такъ устала, точно цлый день учила въ воскресной школ. Желала бы я знать, неужели хорошее общество всегда бываетъ такимъ утомительнымъ.

М-ръ Керью не отвчалъ на этотъ вопросъ. Онъ помнилъ о такомъ обществ, которое никогда не знавало скуки. Онъ помнилъ о пріятныхъ небольшихъ обдахъ въ Кильбёрнской вилл… о веселыхъ вечерахъ въ фруктовомъ садик, гд онъ и его гости пили кофе возл веранды, увитой жасминомъ, при свт лтнихъ звздъ, о неистощимыхъ толкахъ о людяхъ и лошадяхъ, объ искусств и музык, и центромъ всего этого служило прекрасное личико его хорошенькой жены, притягивавшей, какъ магнитъ, вс взоры, если и не служившей для него путеводной звздой. Это общество, которому Джемсъ Керью принесъ въ жертву честь и честность, если и не было ‘хорошимъ’, зато никогда не бывало скучнымъ.

Сильвія забилась въ мягкій уголокъ покойной, старой кареты и думала о томъ, какъ она завтра будетъ бгать по магазинамъ въ Монкгемптон. Она отобрала у отца банковые билеты и неохотно пожертвовала десять фунтовъ родителю, когда тотъ сталъ жаловаться на свою бдность и затруднительныя обстоятельства.

— Сто футовъ вовсе не такъ много для такого приданаго, какое я должна себ сдлать, папа, говорила она жалобно. Очень право тяжело, что вы хотите удержать изъ нихъ часть.

— Очень право тяжело, что теб жаль пожертвовать своему отцу такую бездлицу, когда теб свалилось такое счастье, отвчалъ школьный учитель горько. Къ чему теб кучу нарядныхъ платьевъ? Сэръ Обри дастъ теб все, что ты у него ни попросишь, когда будешь его женой.

Была еще одна особа, нуждавшаяся въ ея помощи, несчастная женщина въ Бель-Аллэ, Феттеръ-Лэнъ. Сильвія не забыла про ея права на дочернюю благотворительность.

‘Я пошлю ей пять фунтовъ изъ Монкгемптона завтра’, сказала она самой себ: ‘когда я буду леди Перріамъ, мн можно будетъ часто посылать ей деньги’.

——

Отправляясь въ Монкгемптонъ, Сильвія взяла съ собой Мэри Питеръ, портниху, которая до нкоторой степени была посвящена въ тайну. Она сообщила этой полезной для нея пріятельниц о своемъ скоромъ замужств, но такъ какъ она не упомянула о жених, то миссъ Питеръ естественно заключила, что Эдмондъ Стенденъ былъ этимъ счастливцемъ. Сильвіи нужна была помощь портнихи въ выбор матерій, количества аршинъ, и ей пріятно было хать въ кабріолет въ Монкгемптонъ въ сопровожденіи Мэри Питеръ. Прогулка по магазинамъ была похожа на тріумфальное шествіе, и новымъ счастіемъ была возможность выбирать самыя хорошенькія вещи… т прекрасныя ботинки, на которыя Сильвія съ завистью поглядывала въ красиво-убранномъ окн башмачника… блестящіе шелки, нжныя кружева, изящныя вышивки. Сильвія изумилась, какъ быстро таяли ея банковые билеты по мр того, какъ она выбирала лучшій и отборнйшій товаръ изъ склада м-ра Генцлейна. Мэри Питеръ шептала ей, что нужно двадцать ярдовъ этого, семнадцать того и десять ярдовъ широкаго брюссельскаго кружева на отдлку, и три или четыре куска прошивокъ для нижняго блья, которое должна была сшить для нее миссъ Питеръ. Она нашла, что семьдесятъ фунтовъ ничтожная сумма въ магазин м-ра Генцлейна и что ей придется ограничиться тремя или четырьмя платьями.

Мэри сказала ей, что тяжелая шелковая блая матерія, избранная ею посл тщательнаго обсужденія для подвнечнаго платья, будетъ годиться для парадныхъ обдовъ, а съ теченіемъ времени пойдетъ въ краску.

— Въ краску! вскричала Сильвія, выходя изъ своей сдержанности, неужели вы воображаете, что я стану носить крашеныя платья?

— Почему бы теб не носить ихъ, Сильвія. Богатые люди носятъ ихъ. Я шила прошлою весною крашеное платье муаръ-антикъ для миссъ Тойнби, и оно казалось очень богатымъ, только отдавало полосами при дневномъ свт. Ты могла бы выкрасить свое подвнечное платье въ прекрасный голубой цвтъ на будущій годъ.

Сильвія выбрала еще шелковое платье двуличневаго цвта и изящное срое. Она помнила выходку сэра Обри насчетъ простоты и воображала, что эти блдные цвта наврное ему понравятся. Она купила довольно много кружевъ, нсколько блья, достаточно тонкаго для принцессы крови, одинъ или два утреннихъ капота изъ простого благо батиста, черную шелковую накидку и теплую шаль для дороги, и нашла, что вс эти покупки поглотили около шестидесяти фунтовъ. Десять другихъ истрачены были въ модной башмачной лавк, о которой упоминалось выше. Еще десять у моднаго парфюмера и парикмахера, гд Сильвія закупила гребни и щетки, достойные будущей лэди Перріамъ.

— У меня не хватитъ даже денегъ на дорожный несессеръ, жаловалась Сильвія, заглянувъ въ пустой почти кошелекъ, который казался неистощимымъ нсколько времени тому назадъ.

— Я уврена, что м-ръ Стенденъ подарить теб несессеръ, отвчала миссъ Питеръ,— они всегда такъ длаютъ.

Они обозначало жениховъ вообще.

Сильвія слегка вздрогнула при звук этого слишкомъ знакомаго имени. Мысль объ Эдмонд время отъ времени подавляла въ ней чувство торжества и все отравляла.

Несмотря на это об молодыя женщины довольно весело вернулись домой. Он толковали о фасонахъ платьевъ, и Сильвія отдавала приказанія съ видомъ императрицы. Она требовала, чтобы Мэри обратила особенное вниманіе на чистоту работы и чтобы отдлка была проста, хотя и изящна. Не надо было никакихъ оборочекъ, бантиковъ, бахромочекъ, нашивокъ и отворотовъ, къ которымъ питали такую слабость об миссъ Тойнби.

— Я могу обойтись безъ отдлокъ, замтила Сильвія величественно.

— Ты, конечно, отложишь въ сторону вс другія работы, сказала она своей спутниц при разставаньи, но помни, что ты никому не должна говорить, кому ты шьешь приданое. Я не желаю, чтобы кто-нибудь зналъ, что я выхожу замужъ, пока не обвнчаюсь!

— Я полагаю, что ты обвнчаешься тотчасъ же, какъ онъ вернется изъ Демерары? гадала Мэри.

— Это не твое дло. Помни только, что мн нужно, чтобы платья мои были готовы черезъ три недли.

— Я полагаю, что это нравственная невозможенность, отвчала Мэри, которая имла весьма смутныя представленія о нкоторыхъ существительныхъ и говорила невозможенность, вмсто невозможность.— Но если въ человческихъ силахъ передлать столько работы въ такой короткій срокъ, я это сдлаю.

Сильвія подумала о счет портнихи. У ней оставалось всего десять фунтовъ, и изъ нихъ пять она собиралась послать матери: но теперь она ршилась приберечь эти деньги для Мэри Питеръ. Ей вовсе не желательно было начинать новую жизнь долгомъ деревенской портних. Она пошлетъ денегъ миссисъ Карфордъ посл свадьбы.

Такимъ образомъ случилось, что жилиц Бель-Аллэ не пришлось вовсе попользоваться изъ ста фунтовъ сэра Обри.

До наступленія ночи множество людей въ Монкгемптон услышало о закупкахъ, сдланныхъ миссъ Керью у Генцлейна. Дочь школьнаго учителя была хорошо извстна въ лавк, хотя ея покупки до сихъ поръ бывали весьма ничтожны — одинъ ярдъ или два лентъ, дешевое кисейное платье, пара перчатокъ и т. д. Счетъ въ семьдесятъ фунтовъ заставилъ самого солиднаго Генцлейна широко раскрыть глаза въ то время, какъ онъ стоялъ за своей конторкой въ темномъ углу магазина, считая деньги миссъ Керью. Онъ сообщилъ объ этомъ обстоятельств за обдомъ, въ кругу своего семейства, высказывая предположеніе о томъ, что она скоро выйдетъ замужъ за Эдмонда Стендена, и миссисъ, и об миссъ Генцлейнъ много распространялись о безумномъ увлеченіи м-ра Стендена.

— Должно быть, молодой Стенденъ далъ ей т деньги, которыя она сегодня истратила, замтилъ торговецъ.— Она врядъ ли получила ихъ отъ отца.

— Эта двчонка всмъ головы вскружила, отвтила миссисъ Генцлейнъ. Мн говорили еще вчера, что сэръ Обри обратилъ вниманіе на нее и ея отца, и пригласилъ ихъ въ Перріамъ-Плэсъ.

ГЛАВА XXIX.
Свершилось!

Быстро проносились быстрые дни, но Сильвіи казалось, что время то летитъ, то ползетъ. Она сама избрала свою судьбу, и совсмъ тмъ чувствовала себя какъ-бы скованной. Бывали минуты, когда она сознавала себя такой же безпомощной, какъ тотъ злополучный матросъ, котораго готовится охватить своими студенистыми щупалами морское чудовище, выставившись изъ воды и готовя смерть своей жертв. Морскимъ чудовищемъ была сама судьба.

Письмо въ Демерару въ первому жениху уже было давно отправлено, оно плыло по широкому, голубому океану. Какъ была бы Сильвія счастлива, еслибы она сама переплывала обширный океанъ вмсто того лживаго, безчестнаго письма,— письма, въ которомъ она отрекалась отъ своей любви со слезами, ради его собственнаго блага.

Онъ вернется, онъ поторопится вернуться и найдетъ ее женой другого человка. О! какое горькое пробужденіе отъ краткаго сновиднія о женской врности!

Сильвія не посщала больше Перріамъ-Плэса во время своей краткой помолвки. Сэру Обри хотлось бы, чтобы она почаще навщала его, но частыя посщенія возбудили бы толки, а онъ желалъ избжать ихъ до женитьбы. Онъ длалъ вс необходимыя приготовленія въ такомъ секрет, какъ будто бы былъ главнымъ заговорщикомъ въ новомъ ‘пороховомъ’ заговор, и подписалъ контрактъ въ одно прекрасное утро въ контор м-ра Бэна, причемъ Сильвія, въ своей блой шляпк и блдномъ кисейномъ плать, казалась какимъ-то тепличнымъ растеніемъ, занесеннымъ туда втромъ.

Шли дни за днями, тянулись долгіе лтніе вечера. Наступилъ и истекъ іюль мсяцъ, августъ былъ на двор. Наконецъ наступили первыя числа августа. Жнецы и жницы разсялись по полямъ. Испуганныя куропатки не знали, куда имъ дваться, нагруженныя телги возвращались съ полей въ сумерки. День свадьбы Сильвіи приближался.

Сэръ Обри проводилъ вс свои вечера въ пріемной школьнаго дома, которая была боле уютнымъ помщеніемъ для трехъ, чмъ черезчуръ обширный салонъ въ Перріам. Онъ прізжалъ большею частію подъ покровомъ ночи, желая сохранить тайну своей женитьбы, и усаживался насупротивъ невсты, которая коротала вечеръ за какой-нибудь работой, между тмъ какъ онъ мирно бесдовалъ, точно въ Перріам, повторяясь время отъ времени. Онъ любилъ толковать о политик, но такъ какъ раздлялъ мннія доброй, старой торійской школы, а м-ръ Керью, подобно большинству разочарованныхъ людей, былъ ярымъ радикаломъ, то имъ приходилось спорить до слезъ. Сильвія дивилась, какъ могутъ люди говорить такъ много и такъ раздражительно о вещахъ, которыя поистин мало кого могли интересовать за исключеніемъ членовъ палаты общинъ. Міръ, повидимому, шелъ все также, консерваторы ли стояли во глав или либералы, и пошлины и налоги было одинаково тяжко платить — тотъ или другой финансистъ запускалъ руки въ народную мошну.

Мэри Питеръ приносила платья одно за другимъ, и ихъ великолпіе почти удивляло счастливую обладательницу.

— По-моему, это божественно,— восклицала Мэри,— раскладывая двуличное платье въ спальной маленькаго коттеджа и расправляя его роскошныя складки ловкими руками модистки.— Ты не въ убытк, Сильвія, хотя и заплатила по десяти шиллинговъ за ярдъ. Мн не часто доводится шить такія богатыя платья, даже и для миссисъ Стенденъ…. то-есть твоей тещи, прибавила Мэри, шутливо.

Въ маленькой спальн Сильвіи не было почти мста для всхъ нарядовъ. Она не знала, что съ ними длать. Платья лежали, покрытыя чистыми простынями, точно мертвецы въ госпитал.

— Ты, надюсь, купила сундуки, чтобы прятать ихъ, замтила Мэри.— Нтъ ничего красиве новыхъ и хорошихъ чемодановъ, съ которыми молодая жена узжаетъ въ дорогу.

Сильвія вздохнула съ отчаяніемъ.

— У меня нтъ ни одного сундука, отвчала она,— вдь я никогда не путешествовала, какъ другіе люди.

— Ну, такъ м-ръ Стенденъ наврное подарить теб пару красивыхъ сундуковъ. Теб стоитъ только намекнуть объ этомъ, когда онъ вернется.

— Я ненавижу намеки, возразила Сильвія,— я просто попрошу дать мн нсколько сундуковъ.

Она въ тотъ же вечеръ обратилась съ этой просьбой въ сэру Обри, когда онъ спросилъ, собралась ли она въ путь — оставалось всего три дня до назначеннаго срока. М-ръ Ванкортъ, викарій, получилъ извщеніе о предстоящемъ брак, и вс приготовленія были сдланы.

— Мои платья почти совсмъ готовы, сэръ Обри, отвчала она, но у меня нтъ сундуковъ, куда уложить ихъ.

— Намъ лучше было бы заказать пару чемодановъ у Фольторпа. Не заказывайте слишкомъ большихъ, они стсняютъ въ дорог, а на французскихъ желзныхъ дорогахъ платятъ за весь багажъ.

— Мн очень жаль, что я истратила вс свои деньги прежде, чмъ подумала о чемоданахъ, сказала Сильвія, сильно покраснвъ.

Тяжело было просить даже у жениха, отъ котораго въ будущемъ она разсчитывала не имть отказа: кошелекъ его будетъ для нея открытъ.

Сэръ Обри поглядлъ на нее нсколько удивленно.

— О, вы уже истратили сто фунтовъ, произнесъ онъ, неосторожно увлекшись при этомъ извстіи, оно очень изумило его, благодаря счастливому невднію, въ которомъ онъ обртался относительно женскихъ нарядовъ.— Боюсь, что вы накупили много лишнихъ пустяковъ.

— Надюсь, что нтъ, сэръ Обри. Я выбирала только такія вещи, какія вы бы могли одобрить, отвчала поспшно двушка, со слезами оскорбленной гордости на глазахъ.

— Радость моя, пожалуйста не думайте, что я сержусь на васъ, закричалъ баронетъ, тронутый взоромъ этихъ милыхъ глазъ, омраченныхъ слезами. Деньги ваши, и вы могли длать съ ними все, что хотли. Я завтра утромъ закажу чемоданы.

До сихъ поръ онъ сдлалъ ей только одинъ подарокъ, кром утилитарнаго дара — ста фунтовъ. Его единственный подарокъ заключался въ старомодномъ брильянтовомъ кольц, принадлежавшемъ его матери, брильянты отдланы были въ потемнвшее отъ времени серебро. Безъ сомннія, это былъ лишь залогъ тхъ сокровищъ, которыя онъ впослдствіи повергнетъ къ ея ногамъ.

Наступилъ день свадьбы… Взошло туманное августовское утро, холмы и рощи вокругъ Гедингема окутаны были легкой лтней дымкой паровъ, которые медленно разсялись передъ богомъ дня. До слуха Сильвіи доносились веселые голоса жнецовъ изъ сосдняго поля, и она завидовала ихъ безпечной свобод. Они не собирались внчаться. Они не переживали самаго страшнаго дня своей жизни. Они не собирались сковать свою волю, закрпивъ себя навсегда за незнакомымъ господиномъ.

Только на самомъ рубеж, отдлявшемъ ее отъ новой жизни, Сильвія оглянулась на то, что длала. Она одлась безъ посторонней помощи въ блое шелковое подвнечное платье, и сама удивилась своей красот, отражавшейся въ зеркал. Блестящая, жемчужно-блая ткань, столь невыгодная для мене красивыхъ лицъ, пристала къ ней, какъ лепестки въ лиліи. Но въ эту послднюю минуту она сознала, что ея подвнечное платье слишкомъ нарядно для предстоящаго внца. Не было ни подружекъ, ни гостей, ни параднаго завтрака. Она должна была пройти черезъ садъ въ церковь подъ руку съ отцемъ, никто и не увидитъ, не полюбуется ею, въ ризниц ее встртятъ сэръ Обри и м-ръ Бэнъ, и тотчасъ, по окончаніи церемоніи, она переоднется въ дорожное платье и отправится на Монкгемптонскую станцію вмст съ своимъ пожилымъ супругомъ. Не такой внецъ рисовался ей въ мечтахъ, когда она была невстой Эдмонда Стендена. Въ этихъ смутныхъ двическихъ мечтахъ ей рисовалась веселая и свтлая картина внчанія, восхищенные взоры ея деревенскихъ подружекъ, ученики и ученицы, усыпающіе ея путь цвтами.

‘Этотъ чудесный нарядъ пропадетъ даромъ,— думала она съ недовольнымъ вздохомъ.— Никто не увидитъ его, кром папа и сэра Обри, да управляющаго. Я могла бы и сберечь потраченныя на него деньги, но право, такъ странно было бы внчаться въ цвтномъ плать’.

Отецъ сдлалъ ей нсколько замчаній обезкураживающаго свойства, когда она сходила съ лстницы въ своемъ блистательномъ наряд.

— Теб бы лучше внчаться въ дорожномъ плать, сказалъ онъ: этотъ блый нарядъ совсмъ некстати при скромномъ внчаньи. Сэръ Обри желалъ ухать прямо изъ церкви.

Сильвія разсердилась, но подумала съ удовольствіемъ, что отецъ врядъ ли ршится критиковать ея дйствія, когда она станетъ леди Перріамъ.

— Я въ какихъ-нибудь десять минутъ переоднусь, отвчала она. Соръ Обри долженъ подождать.

— Въ самомъ дл, онъ долженъ ждать? Не слишкомъ ли скоро ты заговорила о томъ, что онъ долженъ длать.

— Нужели вы думаете, что я позволю повелвать собой, какъ малыаъ ребенкомъ, когда выйду замужъ? спросила Сильвія высокомрно.

— Я думаю, что теб придется быть немного любезне съ сэромъ Обри, чмъ со мной, возразилъ отецъ.

— Мн во всякомъ случа не придется готовить ему обдъ, отрзала Сильвія.

И въ такомъ христіанскомъ настроеніи духа отецъ и дочь появились рука объ руку въ приходской церкви.

Сэръ Обри и м-ръ Бэнъ уже находились въ ризниц. У жениха вырвалось движеніе удивленія при вид благо наряда невсты. Онъ ожидалъ увидть ее въ дорожномъ плать, но онъ не могъ досадовать, видя ее такой прелестной. У него вырвалось восклицаніе восторга и онъ поднесъ ея руку въ губамъ съ той чопорной вжливостью, которая такъ шла къ нему. М-ръ Ванкортъ уже ждалъ ихъ, и въ его манерахъ нельзя было подмтить того удивленія, какое вроятно возбуждалъ въ немъ этотъ странный бракъ. Онъ совершилъ обрядъ съ пріятной быстротой, и сэръ Обри очутился женатымъ человкомъ быстре, чмъ полагалъ это возможнымъ.

М-ръ Бэнъ внимательно слдилъ за церемоніей и съ любопытствомъ наблюдалъ, хотя исподтишка, за невстой. Сильвія казалась спокойной до крайности, почти апатичной. Бываютъ страшныя минуты въ жизни, когда чувства какъ-бы притупляются. Сильвія ничего не испытывала, кром смутнаго чувства удивленія. Какъ это все такъ быстро совершилось?

— Позвольте мн первому поздравитъ лэди Перріамъ, произнесъ м-ръ Бенъ, когда они вернулись въ ризницу.

И прежде чмъ кто-нибудь усплъ протестовать противъ такой чудовищности, онъ прижалъ свои губы къ прекрасному лбу Сильвіи, то былъ первый поцлуй, полученный ею со времени отчаяннаго прощанія Эдмонда. Новобрачная отступила назадъ въ негодованіи отъ такой дерзости.

— Это привилегія преданныхъ людей, извинялся м-ръ Бэнъ. Простите меня, лэди Перріамъ, за то, что я позволилъ себ такую вольность.

— Да, душа моя, сказалъ сэръ Обри, положивъ конецъ нелпой сцен небрежнымъ смхомъ,— я думаю, что это привилегія Бэна. Ты не должна на него сердиться. Но онъ могъ бы удовольствоваться вторымъ мстомъ.

И сэръ Обри впервые поцловалъ въ губы свою жену. Чмъ-то дикимъ представлялось, что другой человкъ, его стряпчій к управляющій, первый поцловалъ ее.

ГЛАВА XXX.
Роковой ударъ.

Эдмондъ Стенденъ находился уже около трехъ недль въ Демерар и почти покончилъ вс хлопоты по устройству длъ м-ра Сарджента, когда англійскій почтовый пароходъ привезъ ему письмо Сильвіи… то письмо, въ которомъ она отрекалась отъ него.

Прочитавъ его, онъ просидлъ нсколько минутъ оглушенный, не въ силахъ даже удивляться. Ему казалось, что онъ игрушка злого сновиднія. Чтобы она, Сильвія Керью, которая положила свою голову ему на плечо въ моментъ нжнаго прощанія и поклялась ему въ вчной нжности, чтобы она по своей собственной иниціатив отреклась отъ него!.. Это казалось дломъ невроятнымъ.

Онъ медленно, внимательно перечиталъ письмо, когда спокойствіе вернулось къ нему. Нтъ, это была не шутка. Письмо было написано съ трезвой серьёзностью. То было разсудительное, ршительное письмо, даже логичное… писавшая высказывала доводы, руководившіе ею.

— Она стала очень благоразумна, сказалъ онъ самому себ горько,— и перечелъ письмо въ третій разъ.

Любовь такъ сильно владла его душой, что онъ не могъ долго негодовать на автора этого жестокаго письма. При третьемъ чтеніи, письмо представилось ему въ новомъ свт. Безумное посланіе, причинившее ему такую злую муку, служило лишь новымъ доказательствомъ безкорыстія его милой — оно показывало благородство души той, которую онъ любилъ. Ради него самого, заботясь о его благосостояніи, отрекалась она отъ него.

Она предпочитала остаться въ своей темной дол, обречь себя на печальное существованіе, чмъ скомпрометтировать его будущее: она не хотла, чтобы онъ приносилъ жертвы ради нее. Письмо дышало любовью и сожалніемъ, сердце ея было переполнено любовью къ человку, отъ котораго она отрекалась.

‘Безумный ребенокъ!— шепталъ Эдмондъ съ нжной улыбкой,— боле чмъ безумно съ ея стороны воображать, что я пожертвую ея любовью для какихъ бы то ни было постороннихъ соображеній. Какъ могла она такъ скоро усомниться посл нашихъ взаимныхъ клятвъ въ врности, когда она знала, что сердце мое полно надежды. Неужели вліяніе матери побудило ее написать это письмо? Похоже что-то на то. Но, нтъ, это невозможно. Мать не могла бы совершить такой безчестный поступокъ. Она общала мн быть доброй къ моей милой, пока я буду находиться въ отсутствіи. Она ни за что не воспользовалась бы моимъ отсутствіемъ, чтобы убдить Сильвію отказаться отъ меня’.

Подъ какимъ бы вліяніемъ ни было написано это письмо, а м-ръ Стенденъ, по полученіи его, чувствовалъ только одно желаніе: какъ можно скоре вернуться въ Англію. Онъ поспшно, хотя и внимательно, завершилъ остающіяся дла. Онъ убдилъ миссисъ Сарджентъ, что для ея собственнаго здоровья и здоровья ея дтей необходимъ немедленный отъздъ и заставилъ, убитую вдову согласиться отплыть съ первымъ пароходомъ, отходившимъ на островъ св. омы. Бдная миссисъ Сарджентъ довольно охотно повиновалась своему брату. Вдь онъ явился въ ней, какъ ангелъ хранитель, въ минуту постигшаго ее жесточайшаго испытанія! Она рада была покинуть т мста, гд счастіе ея было разрушено смертью. Маленькія, одтыя въ трауръ дти радовались тому, что подутъ въ Англію на большомъ пароход и съ восторгомъ толковали о томъ, что увидятъ бабушку, которую старшія чуть-чуть помнили. Эдмондъ напиралъ на прелесть садовъ Деканова дома, и англійскихъ плодовъ и цвтовъ, которые были такъ непохожи на гуявы, тамаринды, бананы и другія растенія, свойственныя этимъ маленькимъ колоніямъ.

Обязанность утшать сестру и развлекать дтей доставляла такъ много хлопотъ Эдмонду Стендену, что ему некогда было предаваться печальнымъ мыслямъ. Овдоввшая путешественница была нездорова и уныла, и брату стоило большихъ усилій пріободрить ее хоть немножко. Маленькіе племянники и племянницы были неотвязчивы. Эдмонду некогда было задаваться грустными предчувствіями, которыя обыкновенно бываютъ плодомъ досуга. Онъ привыкъ даже довольно легко относиться къ письму.

‘Какъ могла моя дорогая дурочка, Сильвія, вообразить, что я такъ легко откажусь отъ нея?’ говорилъ онъ самому себ.

Но хотя различныя обязанности и поглощали все его время, однако онъ не могъ вполн побдить свое нетерпніе, и путешествіе казалось ему нескончаемымъ. Ему такъ страстно хотлось снова увидть свою милую, снова взглянуть въ ея темные, сіяющіе глаза и прочитать въ нихъ нжное отреченіе отъ этого безумнаго письма. Когда, наконецъ, пароходъ вступилъ въ англійскія воды и хорошенькій островъ Уайтъ, горделиво потонувшій въ осенней зелени, выплылъ изъ морской синевы, сердце его радостно забилось. Соутгемптонъ, совсмъ обыкновенный городъ для простыхъ путешественниковъ, показался нашему влюбленному волшебнымъ мстомъ, съ золотыми мостовыми.

М-ръ Стенденъ далъ вдов и ея дтямъ всего одну ночь отдыха въ Дольфин, прежде чмъ засадить ихъ въ вагонъ, долженствовавшій доставить ихъ въ Монкгемптонъ по юго-западной желзной дорог. Имъ предстояло продолжительное путешествіе, съ перемнами поздовъ и большими остановками на промежуточныхъ станціяхъ, и дядюшк Эдмонду опять пришлось безъ отдыху возиться со вдовой и ея малыми дтьми. Онъ очень усталъ, когда они пріхали въ Монкгемптонъ, гд ихъ ожидало просторное ландо его матери и фура для багажа. Эдмондъ нсколько удивился тому, что ни миссисъ Стенденъ, ни Эсирь не выхали навстрчу путешественникамъ.

Былъ конецъ октября, и даже въ этомъ благорастворенномъ климат мертвящее дуновеніе осени произвело нкоторыя опустошенія. Лса блестли тми яркими красками, которыя являются предвозвстниками смерти. Голыя поля и дятельные плуги говорили о посв и зим. Колеса экипажа тихо катились по опавшимъ листьямъ, въ изобиліи покрывавшимъ малоторныя дороги. Какой родной прелестью повяло отъ простой красоты англійскаго ландшафта для Эдмонда, посл боле роскошной природы южной Америки.

У него сорвалось любимое восклицаніе англичанъ:

— А, вдь, нтъ мста лучше милой, старой Англіи!

И въ Англіи жила Сильвія, его путеводная звзда!

Миссисъ Сарджентъ жалобно вздохнула.

— Какъ бы я радовалась своему возвращенію, еслибы со мной былъ Джорджъ, прошептала она.

Дти были очень веселы, поворачивали головки во вс стороны, вырывались изъ рукъ няньки, указывали пальцемъ на каждое зданіе, ближайшее или отдаленное, и спрашивали: не бабушкинъ ли это домъ? Убдясь мало-по-малу, что многое множество домовъ не принадлежало бабушк, они разочаровались въ обширности ея владній.

Но вотъ, наконецъ, они подъхали къ Деканову дому: солидному, скромному, старому зданію, смло глядвшему на большую дорогу, но не желавшему пускать пыль въ глаза, вотъ знакомыя желзныя ворота, вотъ зеленыя кадки съ пунцовыми геранями, еще покрытыми роскошнымъ цвтомъ. Эдмондъ нетерпливо вздохнулъ при мысли о предстоящемъ ему испытаніи, о безконечныхъ материнскихъ заботливыхъ и нжныхъ вопросахъ, на которые ему придется отвтить, прежде чмъ удасться урваться въ Гедингемъ и прижать Сильвію къ своей груди. Ночь наступитъ, пока онъ, наконецъ, перебжитъ черезъ старое кладбище и отворитъ маленькую калитку, которая ведетъ въ садъ школьнаго дома и увидитъ освщенныя окна пріемной Сильвіи. Онъ могъ представить себ удивленный взглядъ, съ какимъ она отворитъ дверь на его стукъ и увидитъ его при лунномъ свт. Онъ вернулся съ конца свта, вернулся за ней, несмотря на ея письмо.

Горничная отворила стеклянную дверь. Садовникъ и его помощникъ пришли помочь выгрузитъ багажъ, и пока Эдмондъ высаживалъ дтей изъ экипажа, мать его показалась на порог вмст съ Эсирью Рочдэль.

При первомъ взгляд на нихъ Эдмондъ увидлъ, что лица ихъ невеселы. Конечно, эти мрачные взгляды были въ память Джорида Сарджента.

‘Какъ жаль, что он являются такими грустными’, подумалъ Эдмондъ. ‘Элленъ достаточно нагрустилась за дорогу изъ Демерары, а теперь он еще больше разстроятъ ее, вмсто того, чтобы разсять’.

Онъ поцловалъ мать, которая приняла его съ глубокой нжностью.

— Мой дорогой Эдмондъ, сказала она. Благодарю Бога за то, что онъ возвратилъ тебя мн.

— Что Сильвія? спросилъ онъ поспшно.

Они отошли поодаль отъ вдовы, няньки и дтей. Малютками овладла Эсирь Рочдэль, и ласкала, и цловала ихъ. Она была рада, что теперь ей будетъ кого баловать. Прекрасная, любящая натура двушки вылилась въ жаркихъ ласкахъ и нжныхъ словахъ.

— Какая радость свидться съ вами, проговорила бдная Элленъ, и залилась слезами при мысли, что пріхала одна, безъ горячо любимаго мужа.

Эдмондъ повторилъ свой нетерпливый вопросъ. Матъ медлила отвтомъ, и ласкала его съ отчаянной нжностью, точно ему предстояло идти на казнь черезъ дв или три минуты.

— Не знаю, пролепетала м-съ Стенденъ. Она очень хорошо поживаетъ. Я давно не видала ее. Пойдемъ въ твою комнату, Эдмондъ, ты должно быть усталъ. Перемни свое пыльное платье и давай обдать. Онъ уже съ полчаса, какъ готовъ.

— Вы давно не видали ее, повторилъ Эдмондъ, не обращая вниманія на материнскую заботливость м-съ Стенденъ.— Вы общали, что будете добры съ ней…

— Эдмондъ, произнесла м-съ Стенденъ съ тмъ ршительнымъ, твердымъ взглядомъ, который былъ такъ хорошо ему знакомь: я ни слова не скажу про Сильвію Керью, пока ты не отобдаешь и не отдохнешь.

— Когда такъ, то я сейчасъ ду въ Гедингемъ, закричалъ Эдмондъ, вытаскивая шляпу изъ картона, куда онъ только-что сунулъ ее.

— Какъ! ты убжишь отъ матери въ первый же часъ свиданія съ ней? Мн очень жаль…

Эдмондъ опять снялъ шляпу.

— Вы жестоко поступаете со мной, мама, сказалъ онъ, смягчившись, но все еще съ упрекомъ. Вы не хотите знать о томъ, что сердце мое рвется въ ней. Я получилъ отъ нея только одно письмо за все время отсутствія, и это письмо не было успокоительнаго рода. Мн до-смерти хочется видть ее. Но если вы желаете, то я сначала отобдаю. Но только вы можете осчастливить меня, говоря со мной о ней. Скажите мн, что она здорова и счастлива. Это успокоитъ меня, пока я не отобдаю, я мн можно будетъ постить милую старую школу.

— Я имю вс основанія предполагать, что она здорова и… благоденствуетъ.

— То-есть, счастлива. Благодарю васъ, мама. Я вижу, что мысль о Сильвіи всегда будетъ непріятна для васъ, что Сильвія останется яблокомъ раздора между вами и мной. Но мн приходится мириться съ этимъ. Моя привязанность къ вамъ не уменьшится отъ вашего предубжденія, и моя любовь къ Сильвіи не ослабетъ оттого, что вы отказываетесь любить ее.

Онъ прошелъ наверхъ въ свою комнату, чистую, свжую, англійскую комнату съ англійскимъ комфортомъ. Въ уборной пылалъ каминъ, привтствуя прізжаго изъ боле теплыхъ странъ. Но эта матеріальная роскошь не могла возвратить Эдмонду Стендену его хорошаго расположенія духа. Онъ бросился въ кресло передъ каминомъ и углубился въ мрачную думу, вмсто того, чтобы поспшить одваться къ обду.

‘Семейные раздоры!’ бормоталъ онъ: ‘какъ они тяжки! Неужели мать моя никогда не примирится съ моимъ выборомъ? Неужели такого рода отношенія будутъ длиться всю нашу жизнь? Я готовъ врить, что вліяніе матери сказалось въ этомъ злополучномъ письм’.

Онъ сошелъ внизъ черезъ четверть часа, освжившись на видъ, но отнюдь не повеселвъ духомъ. Вс три лэди уже находились въ столовой, и м-ръ Сарджентъ почти повеселла, очутившись вновь подъ крылышкомъ матери. Но миссисъ Стенденъ и Эсирь казались пасмурными. Эдмондъ почти еще не разговаривалъ съ Эсирью со времени своего возвращенія. Миссъ Рочдэль казалась очень маленькой, худенькой и невзрачной въ своемъ черномъ плать и какъ будто избгала взоровъ Эдмонда.

Обдъ длился съ обычной чопорностью,— съ той чопорностью и медлительностью, отъ которыхъ самый простой обдъ тянется непомрно долго. Быть можетъ, если бы въ промежуткахъ ды шла оживленная бесда, то онъ не показался бы такимъ томительнымъ, но общество больше молчало. Элленъ и ея мать поговорили немного, шопотомъ и все больше объ оплакиваемомъ покойник, и о подробностяхъ его роковой болзни. Эдмондъ, который охотне бы помолчалъ, чувствовалъ, что вжливость обязываетъ его поговорить съ Эсирью.

— Не случилось ли чего новаго въ Гедингем въ мое отсутствіе? спросилъ онъ. Нтъ ли у васъ, Эсирь, какихъ-нибудь новостей для меня? Вы, вроятно, припасли ихъ съ три короба за три мсяца?

Миссъ Рочдэль покраснла и опустила глаза на тарелку.

— Кажется, ничего особеннаго не случилось, отвтила она: въ Гедингем, вдь, царствуетъ такое затишье, какъ вамъ извстно, Эдмондъ.

— Да, это, конечно, страшно-безжизненное и скучное мсто, но въ три мсяца должны же были произойти какія-нибудь замчательныя событія… игры въ крокетъ, въ мячъ…

— Право, я ничего не знаю про игру въ крокетъ или мячъ.

— Обды, рожденія, смерти, свадьбы?

При этомъ послднемъ слов Эсирь покраснла такъ сильно, что Эдмондъ не могъ этого не замтить.

— Слушайте, здсь наврное была свадьба, вскричалъ онъ, и такая, которая васъ интересуетъ, судя по тому, какъ вы покраснли. Что это значитъ, Эсирь? Ужъ не вышли ли вы замужъ сами, и не скрыли ли отъ меня эту новость, какъ сюрпризъ, до моего возвращенія.

— Нтъ, Эдмондъ. Я никогда не выйду замужъ. Я торжественно поклялась въ этомъ малюткамъ Элленъ. Я останусь тетушкой Эсирью на всю жизнь, милой старой двой-тетушкой.

— Милой вы всегда будете, но вы не всегда останетесь двушкой. У моей матушки должны же быть слабости, свойственныя ея полу, не взирая на ея твердость. А вс женщины свахи. Когда он покончатъ съ личными матримоніальными видами, тогда начинаютъ интриговать за другихъ. Я не сомнваюсь, что мама иметъ виды на васъ.

Эсирь молчала и казалась даже смущенной отъ этой невинной болтовни.

— Итакъ, въ Гедингем положительно нтъ никакихъ новостей? повторилъ Эдмондъ.

— Нтъ такихъ, какія вамъ пріятно было бы слышать.

Обдъ кончился, наконецъ, и произведенія виноградныхъ лозъ Деканова дома осыпаны похвалами — самыя большія кисти отосланы были нжной бабушкой наверхъ въ дтскую. Эдмондъ вышелъ изъ комнаты подъ руку съ матерью, провелъ ее въ библіотеку, маленькую, уютную комнатку, гд всегда стояли свчи въ услугамъ того, кто пожелалъ бы написать письмо или достать книгу.

— Подите сюда, мама, сказалъ молодой человкъ. Я хочу съ вами побесдовать. Идти въ школу сегодня уже поздно, хотя сердце мое горло желаніемъ обнять Сильвію, прежде чмъ я лягу спать. Но нашъ обдъ длится всегда такъ долго.

Онъ черкнулъ спичкой, зажегъ высокія свчи въ массивныхъ старинныхъ серебряныхъ подсвчникахъ, пододвинулъ матери покойное кресло и услся напротивъ нее.

— Теперь, мама, произнесъ онъ, я пообдалъ и отдохнулъ, повинуясь вашему приказанію, разскажите мн про Сильвію.

— Эдмондъ, пролепетала миссисъ Стенденъ, глядя на него съ невыразимой нжностью: мн нужно сказать теб кое-что, ты почувствуешь себя весьма несчастнымъ, хотя совсмъ напрасно, съ этимъ бы ты и примирился, если бы былъ благоразумнымъ и посмотрлъ на это дло такъ, какъ я… Ты очень счастливо отдлался.

— Что вы хотите сказать? закричалъ Эдмондъ, у котораго сердце сильне забилось.— Я васъ не понимаю.

— Сильвія Керью вышла замужъ.

— Вышла замужъ? повторилъ Эдмондъ, глядя на нее въ неописанномъ изумленіи, и затмъ расхохотался: смхъ его звучалъ гораздо рзче, чмъ обыкновенно. Полноте, мама, вы, конечно, шутите. Или вы испытываете меня… Вы хотите узнать, какъ бы я принялъ утрату ея, еслибы она была возможна. На это невозможно, если только смерть не разлучитъ насъ.

Затмъ съ отчаяннымъ взглядомъ закричалъ:

— Она не умерла, нтъ? Вы только-что сказали, что ей хорошо, но быть можетъ вы играли словами. Мертвымъ тоже хорошо. Ради Бога, говорите, громко закричалъ онъ: Сильвія умерла?

— Нтъ, она здорова, какъ я теб уже сказала раньше и, по мннію свта, очень счастлива. Она вышла замужъ за сэра Обри Перріама.

— Матушка, вы съ ума меня сведете! Чьи это выдумки? Кто такъ лжетъ? Вышла замужъ за сэра Обри? Да она его въ глаза не видывала. Она мн сама сказала это наканун школьнаго праздника.

— Правда, но на школьномъ праздник онъ увидлъ ее и влюбился. Они обвнчались пять недль спустя посл твоего отъзда. Свадьба была совсмъ скромная. Никто, за исключеніемъ викарія и заинтересованныхъ въ дл лицъ, ничего о ней не зналъ, пока она не совершилась. Дв цлыхъ недли добрые люди ахали и дивились. Они вернулись въ Плэсъ дв недли тому назадъ. Я видла лэди Перріамъ, она хала въ своемъ экипаж.

— Лэди Перріамъ! закричалъ Эдмондъ съ дикимъ смхомъ: какъ это хорошо звучитъ, не правда ли? Я полагаю, что она изъ-за этого и вышла замужъ за человка, который могъ бы быть ея ддомъ. Лэди Перріамъ! Нтъ, это отецъ принудилъ ее выдти за него замужъ. Я не врю въ то, чтобы она была низкой женщиной. Я знаю, она любила меня. Я чувствовалъ, какъ билось ея сердце у моей груди въ минуту нашего разставанья… оно билось такъ сильно и оно казалось такимъ правдивымъ. Я знаю, что она любила меня!

— Быть можетъ, она и любила тебя эгоистической любовью, но, какъ видишь, знатность и богатство предпочла теб.

— Она поступила такъ не по своей вол. Ее вынудили къ этому.

— Она отказалась отъ тебя по собственной вол, всего какую-нибудь недлю спустя посл твоего отъзда, отвчала миссисъ Стенденъ.

И затмъ разсказала ему исторію своего перваго и единственнаго визита въ Сильвіи Керью.

— Эсирь была при этомъ все время, Эсирь все слышала, сказала она въ заключеніе.

— О, я вовсе не сомнваюсь въ истин вашихъ словъ, возразилъ Эдмондъ устало. Она вышла замужъ — этого довольно. Что за дло, какимъ путемъ она дошла до этой низости! Достаточно знать, что она лгала мн, что, когда она глядла мн въ лицо глазами, омраченными слезами — своими милыми глазами — и клялась мн быть врной до послдняго издыханія, она была способна измнить мн, красивый домъ, экипажъ, знатное имя могли оторвать ее отъ меня. Еслибы даже отецъ убждалъ ее, грозилъ ей, мучилъ ее, то будь она честной женщиной, она перенесла бы самую злую пытку, она умерла бы въ мукахъ скоре, чмъ измнить мн. Борьба продлилась бы не очень долго. Она знала, что я вернусь. Немного мужества, немного постоянства, и я бы былъ около нея и отстоялъ бы ее передъ цлымъ свтомъ.

Сильный мужчина уступилъ всепобждающей сил страсти, и впервые, со смерти отца, Эдмондъ Стенденъ залился горькими слезами.

Мать бросилась къ нему, стала возл него на колни, обняла его, стараясь утшить его своими ласками.

— Эдмондъ, рыдала она: это не моя вина — ты не возненавидишь меня за горе, постившее тебя. Поврь мн, я отнюдь не вліяла на эту лживую, дурную двушку. Я отправилась въ ней, собираясь прижать ее къ своему сердцу… я общала смягчиться со временемъ, если она окажется доброй женой… я старалась примириться съ нею, а она уже готовилась измнить теб въ эту самую минуту. Она ухватилась за первый попавшійся предлогъ, чтобы отвернуться отъ тебя. Она низкая, разсчетливая тварь, нестоющая, чтобы о ней думали.

— Тссъ! матушка, возразилъ молодой человкъ съ торжественнымъ почти спокойствіемъ.

Онъ подавилъ малодушныя слезы и выносилъ мучительную боль своего сердца, какъ мученикъ.

— Тссъ! не будемъ говорить о ней, не будемъ бранить ее. Пусть имя ея отнын не произносится нами. Пусть оно умретъ и забудется, какъ не забываются имена другихъ любимыхъ, утраченныхъ существъ. О тхъ мы иногда вспоминаемъ. Мы никогда не будемъ вспоминать о ней.

Мать его, благоразумная даже въ своей любви, поцловала его въ холодный лобъ… покрытый потомъ, отъ происходившей въ немъ внутренней борьбы… и оставила его наедин съ его горемъ. Въ какой бы форм ни выразилась въ немъ страсть, будетъ ли то гнвъ или отчаяніе, но всего лучше было предоставить ему одному совладать съ нею.

ГЛАВА XXXI.
‘Не расцвлъ и отцвлъ въ утр пасмурныхъ дней!’

Семейство Деканова дома не видало больше Эдмонда Стендена въ этотъ вечеръ. Онъ пробылъ съ часъ въ кабинет, а затмъ пошелъ въ Гедингемъ. Какое-то странное влеченіе мысли и сердца побуждало его идти взглянуть на мста, бывшія свидтелями его утраченнаго счастія… тнистый дворъ старинной церкви, гд онъ прогуливался съ своей милой въ лтніе вечера, которые невозвратно прошли… раскидистый старый вязъ, которому они такъ часто повряли свою тайну… садовую изгородь, у которой онъ дожидался иногда въ сумерки, чтобы Сильвія пришла пожать ему руку, сказать нсколько словъ и общать свиданіе на-завтра.

Луна взошла на неб и вся окрестность сіяла той торжественной красотой, какую сообщать можетъ только лунный свтъ. Линія моря на горизонт, виднвшаяся одинокому пшеходу съ вершины холма, сверкала серебристой близной. Эдмондъ прошелъ черезъ маленькую рощу, прилегавшую къ лугу, на которомъ онъ и Сильвія такъ часто сходились подъ старымъ оршникомъ.

Прошедшее вчно! говоритъ Шиллеръ. Эдмондъ чувствовалъ, что прошлому счастію суждено окрашивать всю его будущую жизнь, что онъ никогда не позабудетъ о немъ, что сожалніе о немъ вчно будетъ жить въ его душ и отравлять вс возможныя радости. Онъ пробылъ нсколько времени подъ раскидистымъ оршникомъ. Рано расцвтало, рано отцвтало это старое дерево, какъ и его собственныя надежды. ‘Бдныя листья, бдныя мечты!’ сказалъ онъ самому себ: ‘кто бы поврилъ весной, что вы расцвтаете лишь затмъ, чтобы увянуть’.

Было десять часовъ вечера, когда Эдмондъ пришелъ въ селеніе, и весь почти Гедингемъ уже спалъ. Только и слышался, что ропотъ ручейка, протекавшаго по деревенской улиц. Въ окнахъ ректорскаго дома виднлся свтъ, да еще въ школьномъ дом освщены были два ршетчатыхъ окна, на которыя онъ такъ часто заглядывался во время оно. Онъ перешелъ черезъ кладбище и остановился у могилы Де-Боссини. Здсь они разстались, поклявшись другъ другу въ вчной врности. Здсь онъ оставилъ ее, убитую горемъ.

‘Богатство легко утшаетъ’, сказалъ онъ самому себ горько.

Онъ отворилъ калитку, отдлявшую кладбище отъ школьнаго сада и вошелъ въ него. Ему хотлось видть Джемса Керью… упрекнуть его въ томъ, что онъ принудилъ свою дочь къ такому неровному браку, высказать ему нелестное мнніе объ его поступк.

Онъ постучался въ низкую дверь и ее быстро отворили, но не Джемсъ Керью. Лицо, отворившее дверь, былъ молодой человкъ съ желтыми волосами и въ очкахъ.

— Дома м-ръ Керью? спросилъ Эдмондъ, стараясь придумать, кто этотъ незнакомецъ.

— М-ръ Керью ухалъ изъ Гедингема шесть недль тому назадъ, отвчалъ молодой человкъ. Онъ отказался отъ мста, по причин разстроеннаго здоровья, а также потому, что его дочь вышла замужъ за сэра Обри Перріама.

— Вамъ извстно, куда ухалъ м-ръ Керью?

— Нтъ, сэръ. Я полагаю, что онъ ухалъ за-границу, на югъ, чтобы провести тамъ зиму.

Это было курьёзно. Эдмондъ воображалъ, что отецъ Сильвіи не удетъ изъ Гедингема, потому что пожелаетъ воспользоваться цной продажи дочери, хотя, конечно, было глупо ожидать, что онъ останется приходскимъ учителемъ и станетъ трудиться изъ-за куска хлба. Сдлка его была бы слишкомъ невыгодна, еслибы положеніе его нисколько не улучшилось. Онъ, безъ сомннія, ухалъ, чтобы наслаждаться жизнью вдали отъ театра его безсовстнаго поступка.

Эдмондъ оставилъ школьный домъ. Онъ показался ему не тмъ, чмъ былъ прежде… точно тнь того мста, какое онъ знавалъ раньше. Садъ былъ усыпанъ опавшими листьями… георгины и друше поблекшіе цвты говорили объ осени и смерти… благоуханіе лта исчезло, цвты безъ запаха холодно красовалисъ на клумбахъ, гд нкогда сіяли розы и душистый горошикъ, левкои и резеда!

‘Удастся ли мн забыть ее?’ подумалъ Эдмондъ, возвращаясь домой, чтобы начать будничную трудовую жизнь, утратившую все то, чмъ она скрашивалась.

Онъ былъ счастливъ, пока не встрчалъ Сильвіи Керью, но теперь счастье безъ нея казалось невозможнымъ.

На другой день миссисъ Стенденъ и Эсирь были пріятно изумлены поведеніемъ Эдмонда. Он воображали, что горечь его великаго горя омрачить, отравитъ ему жизнь на долгіе годы. Он со страхомъ и трепетомъ ожидали, что какая-нибудь серьёзная болзнь, какая-нибудь опасная горячка будетъ результатомъ его внезапнаго и горькаго разочарованія. У нихъ отлегло отъ сердца, когда он увидли, что по наружности онъ остался тмъ, чмъ былъ прежде, немного серьёзне и молчаливе, чмъ прежде, но такой же мужественный, бодрый и внимательный къ другимъ. Словомъ, Эдмондъ Стенденъ не носился съ своей тоской и не выставлялъ ее на показъ другимъ.

Совсмъ тмъ въ глубин души онъ сознавалъ, что счастье жизни его навки закатилось. Надежды и мечты, скрашивавшія жизнь, поблекли навсегда. Онъ старался овладть своимъ горемъ и сдерживать его, но горе было не слабе оттого, что онъ переносилъ его мужественно.

У него былъ длинный и серьёзный разговоръ съ матерью на другой день по возвращеніи. Они прохаживались по широкой алле, озаренной осеннимъ мягкимъ свтомъ, и толковали о разныхъ разностяхъ, но только не о Сильвіи.

— Я думаю, что опять уду на континентъ, матушка, и пространствую годъ или два, говорилъ Эдмондъ, я желалъ бы осмотрть многія страны средней Европы… Румынію, Венгрію, Польшу. Быть можетъ, я пробуду въ отсутствіи года три.

— Хорошо, Эдмондъ, отвчала мать, твердымъ, хотя и ласковымъ тономъ. Если для твоего благополучія теб необходимо ухать, то я не стану тебя удерживать. Но я становлюсь стара и надюсь, что на старости лтъ найду въ теб друга и товарища. Мн тяжело, что ты собираешься ухать отъ меня какъ разъ тогда, когда общество твое мн всего необходиме. Разв ты думаешь, что теб легче будетъ пережить горе въ чужихъ краяхъ… что ты глубже схоронишь печаль въ чужой земл?

— Вы правы. Деревья и холмы, цвты и каждый поворотъ дороги напоминаютъ мн о… о томъ, что было. Но они не будятъ воспоминанія. Это послднее никогда не засыпаетъ. Я буду такъ же несчастливъ и въ Германіи. Если мой отъздъ огорчитъ васъ, то я, пожалуй, останусь.

— Огорчитъ меня, Эдмондъ! Но что же у меня въ жизни осталось, кром тебя? Бдная Элленъ и дти… и Эсирь. Он, конечно, очень дороги для меня, но всегда занимали лишь второстепенное мсто въ моемъ сердц. Теб, Эдмондъ, отдала я все свое сердце.

— И однако собирались лишить меня наслдства.

— Это было отчаяннымъ средствомъ, чтобы спасти тебя отъ рокового поступка. Провидніе вмшалось въ это дло. Я больше никогда не буду грозить тмъ, что лишу тебя наслдства.

— Еслибы вы знали, какъ мало я цню деньги, то поняли бы, какъ недйствительна была ваша угроза. Судьба была на вашей сторон, мама, но я постоялъ бы за себя передъ цлымъ свтомъ. Теперь я еще меньше думаю о деньгахъ, но чувствую, что не могу вести праздную жизнь. Вялое, полусонное существованіе деревенскаго сквайра создано не для меня. Я совсмъ стоскуюсь. Если вы не не хотите отпустить меня за-границу, то я долженъ подыскать себ какое-нибудь занятіе.

— Мой дорогой Эдмондъ, я желаю только, чтобы ты былъ счастливъ.

— Врю, мама, отвчалъ сынъ, нжно, но чтобы быть счастливымъ, я долженъ быть занятъ. Усиленный трудъ наилучшее лекарство для моей болзни. Я съзжу завтра утромъ въ Монкгемптонъ, повидаюсь съ Сандерсомъ, управляющимъ банкомъ, и попрошу его дать мн занятія въ банк. Мн кажется, что я унаслдовалъ коммерческія способности моего отца.

— Милый Эдмондъ, теб нтъ никакого резона трудиться. У тебя будетъ отличное состояніе.

— Я желаю занятія, а не денегъ. Если бы я родился геніемъ, то ухалъ бы въ Лондонъ и сталъ бы добиваться адвокатской карьеры. Но я чувствую, что не въ силахъ буду тянуть лямку въ теченіи нсколькихъ лтъ, ожидая перваго успха. Я охотне засяду въ Монкгемптонскій банкъ и стану пересчитывать грязныя фермерскія ассигнаціи. Я буду чувствовать, что занятъ.

— Ахъ, Эдмондъ, съ какимъ нетерпніемъ я жду того дня, когда жизнь предстанетъ передъ тобой въ новомъ свт, когда возможно станетъ осуществленіе надежды, которую я нкогда питала.

— Какой надежды?

— Надежды видть тебя женатымъ на милой и хорошей женщин.

— Довольно. Оставимъ это. Я никогда не женюсь.

— Никогда — длинное слово, Эдмондъ.

— Но жизнь не долга. Вы знаете, что говорить мой любимый поэтъ:— ‘Краткость нашей жизни не позволяетъ вамъ лелять отдаленныхъ надеждъ’. Каковъ я сегодня, такимъ буду и завтра.

— Если бы я врила въ это, то чувствовала бы себя несчастной. Но я врю въ милосердіе Божіе. Мой милый сынъ не всегда будетъ несчастнымъ. Листья опали вонъ съ того дерева, Эдмондъ, но весна принесетъ съ собой новыя почки.

— Сердце человческое не одарено такой же счастливой способностью пускать новые ростки.— Милый Эдмондъ, теб естественно такъ думать. Да! возьми себ занятія въ банк, трудись, сколько хочешь, но только останься со мной. Жизнь слишкомъ коротка для того, чтобы разлучаться мать съ сыномъ. Я буду надяться на Провидніе и ждать, чтобы сердце твое снова расцвло.

— Врядъ ли…

— Кто можетъ поручиться за свое сердце? Только Богъ и время, отвчала мать торжественно.

Этотъ разговоръ нсколько утшилъ Эдмонда. Онъ похалъ въ Монкгемптонъ, и такъ какъ капризъ, а не нужда, заставлялъ его искать работы, то онъ былъ принятъ управляющимъ съ распростертыми объятіями. М-ръ Сандерсъ радъ былъ оказать услугу представителю основателей банка. Онъ предложилъ Эдмонду для начала мсто съ ста-пятидесятью фунтами жалованья въ годъ.

— Нелпо толковать съ вами о вознагражденіи, замтилъ м-ръ Сандерсъ величественно, но сто-пятьдесятъ фунтовъ въ годъ послужатъ вамъ на покупку лишней охотничьей лошади или на перчатки.

— Вы очень добры, отвчалъ Эдмондъ, но мн не нужно ни охотничьихъ лошадей, ни перчатокъ. Мн нужны трудъ и независимость.

‘Курьёзное дло!— подумалъ управляющій, когда удалился проситель.— Должно бытъ онъ опять повздорилъ со старухой. Говорили, что мать и сынъ поссорились изъ-за хорошенькой дочки школьнаго учителя, на которой женился этотъ сумасшедшій сэръ Обри Перріамъ. Но какая кошка пробжала между ними теперь, желалъ бы я знать?’

Управляющій удивился, когда миссисъ Стенденъ пріхала за сыномъ въ банкъ въ первый же день, какъ онъ поступилъ въ него. Еще сильное удивился онъ, замтя, съ какой любовью мать глядла на сына.

‘Она пріхала увезти домой изъ школы своего маленькаго мальчика,— сказалъ м-ръ Сандерсъ самому себ,— значитъ, они не повздорили между собой, и малый въ самомъ дл намренъ трудиться.’

ГЛАВА XXXII.
Горько, какъ полынь!

Лэди Перріамъ была замужемъ уже три мсяца. Два изъ нихъ она провела въ Перріамъ-Плэс, и ей казалось, что она уже сто лтъ, какъ замужемъ за сэромъ Обри. ‘Лэди Перріамъ! Сильвія, лэди Перріамъ!’ твердила она зачастую сама себ, какъ-бы дивясь. Такъ мало разницы было между лэди Перріамъ и Сильвіей Керью. Такое же недовольство, такія же неудовлетворенныя стремленія грьгели сердце Сильвіи среди безмятежнаго величія Перріамъ-Плэса, какъ и въ смиренномъ школьномъ дом. Честолюбіе ея было удовлетворено превыше самыхъ безумныхъ мечтаній,— но это удовлетвореніе принесло ей такъ мало счастія.

Нкоторое время новизна придавала прелесть и интересъ окружающему. Она воображала, что для ея довольства, мало того, для ея счастія достаточно будетъ сдлаться хозяйкой Перріамъ-Плэса, имть возможность говорить. ‘мой домъ’, ‘моя уборная’, ‘мой будуаръ’, ‘мои сады’, ‘мои слуги’, принимать почтительныя услуги окружающихъ, имть экипажъ въ своемъ распоряженіи и слышать, какъ ее величаютъ ‘милэди’. Пріятно было также не убирать комнатъ, не готовить обда, не мыть посуды посл каждой ды, словомъ: не знать будничныхъ, ежедневныхъ заботъ и трудовъ. Это было лицевой стороной медали. Но вмст съ тмъ съ каждымъ днемъ обратная сторона давала себя чувствовать все больне. Новизна скоро притупилась. Большіе, пустые покои приглядлись и стали казаться мрачными, это не все: временами, когда ей случалось долго просидть одной въ гостиной, ей становилось жутко, словно отъ присутствія какихъ-то привидній, гнздившихся по угламъ величественнаго салона. Она почти боялась оглянуться, чтобы не увидть чего-нибудь сверхъ-естественнаго. По временамъ она нервозно взглядывала на одно изъ семи высокихъ оконъ, какъ-бы опасаясь увидть въ немъ чужое лицо… лицо существа не изъ здшняго міра. Бытъ можетъ, близкое сосдство мертвецовъ Перріамской фамиліи, покоившихся на маленькомъ кладбищ, внизу итальянскаго сада, играло какую-нибудь роль въ этихъ фантазіяхъ!

Величественное уединеніе Перріамъ-Плэса могло представляться со стороны идеальнымъ двическимъ главамъ Сильвіи Керью. Вотъ жизнь, которой она испросила бы у доброй волшебницы, если бы таковая предложила ей избрать себ жребій! Но вдь многіе и многіе изъ насъ худо бы выбрали, если бы имъ позволили самимъ устроить свою судьбу!

Эта величественная жизнь, протекавшая съ церемонной пышностью, показалась очень скучной молодой жен сэра Обри Перріама. Какъ ни было пріятно освободиться отъ черной работы, но дни тянулись безконечно и праздно безъ этой черной работы. Сильвія мечтала пополнить свое образованіе. Она собиралась читать латинскихъ поэтовъ съ помощью грамматики и лексикона, она готовилась усовершенствоваться въ нмецкомъ язык. Къ несчастію, такія задачи легко забываются, когда нтъ руководителя въ занятіяхъ и сочувствія къ нимъ. Сильвія ревностно занималась нмецкимъ языкомъ во время краткаго ухаживанія Эдмонда Стендена, чтобы читать книги, которыми онъ восхищался и говорить съ нимъ на этомъ суровомъ нарчіи, которому по сил и выразительности врядъ ли найдешь равное среди другихъ, боле мелодичныхъ. Эдмондъ читалъ ей иногда въ сумерки баллады Шиллера, и чтобы угодить ему своими успхами, она трудилась усердно и трудъ казался пріятнымъ. Теперь, она звала надъ этими стихами, какъ надъ самой скучной вещью въ мір. Точно такъ и оды Горація, казавшіяся полными интереса и поэзіи, когда ихъ декламировалъ и объяснялъ Эдмондъ, теперь представлялись лишь длиннымъ рядомъ существительныхъ и прилагательныхъ, творительныхъ падежей и депричастій, въ которыхъ можно было безнадежно заблудиться.

Она пробовала-было искать помощи у Мордреда, но когда ей случалось обращаться къ нему, онъ расплывался въ неопредленной болтовн и старался привлечь вниманіе Сильвіи къ каталогамъ. Онъ могъ повторять лишь то, что читалъ. Такимъ образомъ, занявшись систематически въ теченіи какого-нибудь мсяца, лэди Перріамъ пришла въ уныніе и стала обращаться къ книгамъ лишь урывками.

Сэръ Обри не поощрялъ ее заниматься. Онъ держался стариннаго воззрнія, что молодая женщина должна умть готовить пуддинги и занимать гостей въ гостиной. Если она стремится пріобрсти различные таланты, то пускай рисуетъ цвты и бабочекъ по бархату, или ландшафты карандашами, къ ущербу своего зрнія и для украшенія альбомовъ своихъ друзей. Затмъ, она могла разнообразить свои дневныя занятія шитьемъ въ тамбуръ или вышивать по канв разныхъ Исааковъ или Авраамовъ, какъ это длывала покойная леди Перріамъ, работу которой можно было видть и по сіе время въ комнат Болингброка. ‘Синіе чулки’ внушали сэру Обри священный ужасъ.

— Вспомни про лэди Мэри Уортли, говаривалъ онъ, стараясь отвлечь Сильвію отъ занятія латинскими поэтами, она была очень умна, но врядъ ли респектабельна и даже, если врить скандалёзной хроник того времени, не особенно опрятна.

Музыка вокальная, какъ и инструментальная, нисколько не интересовала сэра Обри. Онъ купилъ небольшое фортепіано по просьб Сильвіи и позволилъ поставить его въ одинъ изъ угловъ салона, гд про себя считалъ его неумстнымъ. Онъ каждый вечеръ, своимъ ровнымъ, вжливымъ тономъ, просилъ Сильвію спть ему что-нибудь, но пока она пла, онъ читалъ газету и никогда почти не слушалъ ея пнія. Это не мшало ему съ неизмнной вжливостью благодарить ее, когда она вставала изъ-за фортепіано.

Однообразіе жизни въ Перріамъ-Плэс превосходило все, что можно было ожидать отъ жизни въ монастыр. Эти святилища подвергаются вторженіямъ путешественниковъ, инспекціи архіереевъ, перемнамъ въ администраціи, наконецъ, тамъ бываютъ праздники, посты, словомъ, безконечное разнообразіе, сравнительно съ жизнью въ Перріам, которая катилась ровно и безмятежно, какъ вода въ канал. Отлично вымуштрованная прислуга каждый день подавала обдъ неизмнно въ одномъ и томъ же порядк. Та же скука царила изо-дня въ день въ величественномъ зданіи. Нескончаемый tic-tac часовъ во вкус Лудовика XIV… часовъ, лакированный футляръ которыхъ испещренъ былъ гербами Перріамовъ… какъ-будто напоминалъ о вчности. ‘Вчно одно и то же, вчно одно и то же!’ вщалъ этотъ торжественный ‘глаголъ временъ’ утомленнымъ ушамъ Сильвіи. Semper idem, semper idem!

Сэръ Обри никогда не былъ съ нею неласковъ, но съ другой стороны онъ оказался далеко не тмъ снисходительнымъ мужемъ, какъ она ожидала. Онъ отнюдь не былъ ея рабомъ, но напротивъ того, ждалъ и требовалъ отъ нея вчнаго повиновенія. Онъ былъ скоре добрымъ отцемъ, чмъ баловнемъ-мужемъ. Онъ не бросалъ денегъ на ея прихоти и даже рдко исполнялъ ея просьбы… хотя всегда отказывалъ въ нихъ весьма любезно.

Разъ она ршилась-было сказать, что они могли бы вести боле оживленную жизнь, что Перріамъ-Плэсъ былъ бы еще пріятне, если бы въ немъ бывали по временамъ гости. Сэръ Обри поднялъ брови въ неописанномъ удивленіи.

— Разв ты не счастлива, душа моя? спросилъ онъ.

Сильвія вздохнула и отвчала, что она вполн счастлива.

— Если такъ, то къ чему мы станемъ рисковать своимъ счастіемъ, вводя въ свою жизнь посторонній элементъ? Ты не пріучена видть домъ свой биткомъ набитымъ постителями, и я также. Такъ какъ мы оба счастливы, то будемъ стараться сберечь это счастіе и не станемъ мнять образа жизни.

Такъ вщалъ гласъ старости и мудрости, но непокорное сердце молодости возмутилось противъ этого благоразумнаго ршенія. Слезы досады навернулись на глазахъ у Сильвіи.

— Я знаю, что ты жилъ какъ отшельникъ, когда былъ холостымъ, отвчала она. Обь этомъ достаточно судили и рядили. Но я думала, что когда ты женишься, то перемнишь образъ жизни… что ты станешь принимать сосдей, какъ и другіе богатые люди, и наслаждаться живимо.

— Я надюсь, что мысль о томъ, чтобы принимать сосдей, не была единственнымъ мотивомъ, побудившимъ тебя выйти за меня замужъ, возразилъ сэръ Обри съ тмъ видомъ оскорбленнаго достоинства, которымъ онъ вооружался по временамъ, какъ броней. Что касается наслажденія жизнью, то я веду такую жизнь, какая мн по вкусу, а это, по моему мннію, высшее наслажденіе, доступное человку.

Сильвія пожала плечами и покорилась. Она была вынуждена покориться, мало того: она открыла, что жизнь замужней женщины требуетъ непрерывной покорности. Сэръ Обри былъ добрымъ, но не снисходительнымъ мужемъ. Восторгъ, побудившій его ухаживать за дочерью сельскаго учителя, нсколько охладлъ теперь, когда она сдлалась его женой… его собственностью до конца его дней. Не то, чтобы онъ разочаровался въ Сильвіи или охладлъ къ ней. Онъ былъ очень доволенъ своей судьбой и въ высшей степени доволенъ своей красивой молодой женой, но намревался жить, какъ ему угодно, и ршилъ, что и она подчинится этому образу жизни и не станетъ искать постороннихъ развлеченій и увеселеній, которыя только могутъ досаждать ему и стоить денегъ.

Перріамскій медовый мсяцъ протекъ крайне незамысловато. Антресоль въ Фобуръ-Сенть-Оноре не былъ дворцомъ, въ которомъ, какъ Сильвія предполагала, долженъ жить даже въ чужихъ краяхъ такой великій человкъ, какъ сэръ Обри. Сэръ Обри возилъ свою молодую жену смотрть на все то, что обыкновенно привлекаетъ вниманіе иностранцевъ: Лувръ, Люксанбуръ, большія старинныя церкви, гд Сильвія во вс глаза глядла на статуи, отель де-Клюни, Мавзолей Наполеона, версальскіе фонтаны и длинную террасу въ Сенъ-Жермен. Все это сэръ Обри показалъ ей, но какъ ни казалось оно удивительнымъ и прекраснымъ сельской красавиц, но надъ всмъ этимъ носилось какое-то темное облако. Безчисленныя церкви утомили ее прежде, чмъ она осмотрла половину ихъ. Обширные дворцы съ нескончаемыми картинными галлереями дйствовали, въ конц-концовъ, снотворно. Сэръ Обри, не взирая на все его желаніе быть добрымъ, занимательнымъ, поучительнымъ, всегда уводилъ ее отъ тхъ самыхъ вещей, которыя наиболе интересовали ее. Онъ переходилъ съ мста на мсто. Нигд не случалось имъ замшкаться, засидться. Густой Сенъ-Жерменскій лсъ не сманилъ ихъ провести день подъ его прохладной снью. А между тмъ, Сильвіи казалось, что она непремнно бы провела тамъ денёкъ съ Эдмондомъ, еслибы вышла за него замужъ.

Сэръ Обри повезъ свою жену въ Thtre, гд давали Les femmes savantes Мольера, но призналъ вс другіе театры неприличными.

Жара стояла удушливая почти во все время медоваго мсяца Сильвіи, и большія, длинныя улицы удивительнаго города полны были густымъ, горячимъ паромъ, вщавшимъ о тиф и холер. Сэръ Обри рано вставалъ и рано ложился спать, и вечеръ, единственное время, когда Парижъ бываетъ сносенъ лтомъ, было временемъ заточенія для Сильвіи. Она играла въ шахматы съ своимъ мужемъ въ душномъ маленькомъ салон при свт двухъ свчей, между тмъ какъ городъ полонъ былъ звуковъ людскихъ голосовъ и музыки и залитъ былъ свтомъ, тамъ, на бульварахъ, гд дулъ свжій ночной втерокъ. Сильвія вернулась въ Англію подъ впечатлніемъ, что Парижъ великолпный, но не веселый городъ.

Они возвратились въ Перріамъ-Плэсъ, и Сильвіи представлены были ея слуги и подчиненные. Въ эту минуту торжества ей показалось вполн достаточной радостью быть хозяйкой въ Перріам и командовать въ немъ. Какъ ни удивилась прислуга странной женитьб своего барина, но на лицахъ нельзя было того прочесть. Она привтствовала дочь Джемса, Керью такъ же почтительно, какъ привтствовала бы всякую другую лэди.

Т перемны и улучшенія, о которыхъ съ такимъ удовольствіемъ мечтала Сильвія до своего замужства, не были еще осуществлены. Весьма скоро посл свадьбы лэди Перріамъ убдилась, какъ мало власти имла она надъ своимъ мужемъ, и какой ничтожной свободой могла пользоваться, и, что всего хуже, какими ничтожными деньгами могла располагать. Она знала, что доходы ея мужа вдесятеро превышали его расходы, а между тмъ это богатство не доставляло ей ни славы, ни удовольствія.

Онъ пришелъ въ неописанное удивленіе, когда она впервые попросила у него денегъ.

— На что теб понадобились деньги, душа моя? спросилъ онъ, точно они находились на необитаемомъ остров, гд деньги не могли имть ровно никакого значенія.

— Мн нужны деньги, чтобы истратить ихъ, отвчала Сильвія по-дтски.

Она не забыла несчастной женщины въ Бель-Аллэ, въ Феттеръ-Лэн. Нжность сердечная не была слабостью Сильвіи, но ей совстно было думать, что она живетъ среди всего этого великолпія и комфорта, между тмъ какъ мать ея, по всей вроятности, умираетъ съ голоду.,

— Какъ! истратить деньги, ради удовольствія ихъ истратить? возразилъ сэръ Обри, точно благоразумный папаша — одинъ изъ образцовыхъ родителей Маріи Йджевортъ, напримръ — читающій нравоученіе своей маленькой дочк.— Милая Сильвія, вдь это дтскій резонъ.

— Но я вовсе не это хотла сказать. Конечно, мн нужны деньги, иначе я бы не просила ихъ у тебя. Я думала, что ты назначишь мн карманныя деньги…

— Я думалъ объ этомъ, отвчалъ сэръ Обри, точно дло шло о какомъ-нибудь весьма глубокомысленномъ предмет: и намренъ это сдлать… со временемъ. Но, право, расходы твои должны быть совсмъ ничтожны. У тебя еще цлы платья, которыя ты сшила къ нашей свадьб.

— Платья уже сносились, сказала Сильвія. Я носила ихъ все время, какъ мы были въ Париж.

— Всего мсяцъ! вскричалъ сэръ Обри.— Я ношу этотъ сюртукъ уже полтора года.

— Значитъ, теб пора заказать себ новый! закричала Сильвія съ досадой.— Но я буду ходить въ поношенныхъ платьяхъ, если теб угодно. Что за дло: вдь я никого не вижу, кром тебя и Мордреда.

— Надюсь, что теб слдуетъ такъ же хорошо одваться, чтобы понравиться мн, какъ бы ты одвалась, чтобы восхитить постороннихъ, возразилъ сэръ Обри съ оскорбленнымъ видомъ.

— Я не могу хорошо одваться безъ денегъ, отвчала Сильвія. Женскія платья не то, что мужскіе сюртуки. Они не могутъ вчно носиться.

— Когда такъ, весьма жаль, что женщины не наберутъ боле прочныхъ матерій. Ни сукно, изъ котораго шили себ будничныя платья наши бабушки, ни парча, которую он приберегали для парадныхъ случаевъ, не снашивались въ три мсяца. Кресла въ нашей спальной обиты матеріей изъ платьевъ моей бабушки. Но не твоя вина, что мы живемъ въ суетную эпоху, и я не могу сердиться на тебя за то, что ты слдуешь модамъ своего времени. Я дамъ теб двадцать фунтовъ, и пока ты ихъ истратишь, ршу вопросъ о карманныхъ деньгахъ. Ну, полно, моя радость, я не желаю видть слезъ на этихъ хорошенькихъ глазкахъ.

Сэръ Обри выдалъ чекъ, воображая, что пощупаетъ необыкновенно щедро.

Сильвія послала половину этихъ денегъ миссисъ Карфордъ, въ форм десятифунтовой бумажки. На оставшіеся десять фунтовъ она купила темное шелковое платье: такъ какъ она говорила, что нуждается въ новомъ плать, то ей нужно было показать сэру Обри, что она его купила.

Вскор посл того, баронетъ любезно объявилъ своей жен, что ршилъ назначить ей для ея личныхъ расходовъ двсти фунтовъ въ годъ, которые будутъ ей уплачиваться по четвертямъ, и это онъ, очевидно, считалъ весьма щедрымъ подаркомъ. Сильвія горячо поблагодарила его, и въ самомъ дл она рада была возможности располагать хотя какой-нибудь суммой безконтрольно. Вс ея мечты о новой мебели для библіотеки и о томъ, чтобы замнить полинялые занавсы въ салон — новыми изъ желтаго атласа, разсялись. Она убдилась, что въ сэр Обри обрла новаго господина. Зависимость отъ него была покойне, чмъ зависимость отъ отца, но тмъ не мене это все же была зависимость.

ГЛАВА ХXXIII.
‘…Глазки такіе же точно, что счастье сгубили мое…’

Время убиваетъ прелесть всхъ земныхъ благъ. Величественная желтая коляска, которою такъ гордилась вначал лэди Перріамъ, мало-по-малу сдлалась почти несносной, такъ прискучили Сильвіи ея одинокія прогулки. Сэръ Обри предпочиталъ объзжать свои фермы верхомъ, на Сплинтер, я такимъ образомъ желтая коляска предоставлена была въ исключительное распоряженіе Сильвіи. Она стала походить на тюрьму, поставленную на колеса.

Какъ ни были красивы окрестности Перріана, но Сильвіи скоро прискучили красоты природы. Не прошло и мсяца, какъ она уже знала мстоположеніе Перріама наизусть: склоны холмовъ, съ которыхъ она глядла на отдаленное море, дороги, обнесенныя изгородями, по которымъ катилась почтенная коляска, патріархальныя долины, гд идиллическіе коттеджи казались обителями мира и довольства.

Лэди Перріамъ глядла на эти сельскіе домики съ страннымъ чувствомъ. Она не была счастлива, когда жила въ коттедж, а между тмъ теперь, когда она обитала во дворц, ей казалось, что въ этихъ скромныхъ жилищахъ скрывалось счастіе. Она была очень одинока. Общество ея мужа не доставляло ей удовольствія, паркъ и сады Перріамъ-Плэса представлялись настоящей пустыней ея утомленнымъ глазамъ. День за днемъ шагала она по итальянской террас, и глядя на мирное кладбище, разстилавшееся подъ мраморной баллюстрадой, завидовала тмъ изъ Перріамовъ, которые уже успокоились отъ скуки жизни.

Т немногія семейства, съ которыми сэръ Обри удостоивалъ вести вялое знакомство, отдали церемонные визиты новой хозяйк Перріамъ-Плэса и не мало удивились развязной и граціозной манер, съ какою ихъ принимала лэди Перріамъ. Она нисколько не смущалась величіемъ этихъ деревенскихъ магнатовъ. Но и другіе, кром нихъ, постили ее. Миссисъ Тойнби и ея разряженныя въ пухъ и прахъ дочки прежде другихъ явились съ визитомъ къ Сильвіи. Жена фабриканта пріхала съ намреніемъ патронизировать лэди Перріамъ, но вскор убдилась по ледяному пріему, оказанному ей Сильвіей, что покровительственный тонъ съ нею отнюдь не у мста.

— Мы всегда говорили, что вы сдлаете хорошую партію, душа моя, говорила миссисъ Тойнби, готовая приписать себ честь возвышенія Сильвіи.— Вы всегда держали себя свыше своего положенія.

— Мой отецъ былъ джентльменомъ прежде, чмъ сталъ приходскимъ школьнымъ учителемъ, отвчала холодно лэди Перріамъ.— Я никогда не претендовала на что-нибудь высшее, чмъ положеніе дочери джентльмена.

— Разумется, нтъ, моя радость, но вдь вы знаете, что въ обществ существуютъ различныя ступени, каждый видлъ, что вы и м-ръ Керью стоите выше своей ступени, но, однако, благородные люди не могли водиться съ вами на ровной ног, хотя бы и желали этого. Я, напримръ, сочла бы себя счастливой, еслибы могла пригласить васъ на свои вечера — вы были бы ихъ украшеніемъ — но вдь боишься, что знакомые осудятъ, если мало-мальски нарушишь приличія.

— Да, миссисъ Тойнби! Нтъ сомннія, что особы въ вашемъ положеніи должны быть щепетильны. Торговое сословіе исполнено узкихъ предразсудковъ, но лица въ положеніи сэра Обри стоятъ выше всего этого. Ихъ положеніе не зависитъ отъ чужихъ мнній, или одобреній. Мой экипажъ уже съ полчаса какъ дожидается меня, миссисъ Тойнби, прибавила лэди Перріамъ, позвонивъ въ колокольчикъ,— вы позволите мн проститься съ вами.

И великолпная миссисъ Тойнби, богатйшая женщина въ Гедингемскомъ приход, вынуждена была перенести это оскорбленіе отъ дочери сельскаго учителя.

— Видана ли подобная дерзость! закричала оскорбленная матрона, расправляя свои шелковыя одежды и усаживаясь въ богатйшее ландо, только-что вышедшее изъ мастерской каретника и снабженное всми новйшими усовершенствованіями.

— Разумется, нтъ, ма! Но вы могли бы избавить насъ отъ этого униженія, еслибы послушались моего совта, возразила сердито Джуліана Тойнби.

— Дрянь! вскричала Эдита, вторая сестра, подразумевая лэди Перріамъ.

— Обойтись съ нами такимъ образомъ, когда я собиралась бытъ ея другомъ чисто изъ одного состраданія, продолжала миссисъ Тойнби. Ну, разв она смыслитъ что-нибудь въ томъ, какъ давать обды или, вообще, какъ слдуетъ вести себя въ ея положеніи. Ей необходимъ умный и опытный другъ, который бы научилъ ее, какъ поступать въ подобныхъ случаяхъ. Мои обды славятся въ цломъ графств, и я готова была бы взять на себя трудъ научитъ ее всему, если бы она умла быть благодарной.

— Но благодарность не въ ея характер, возразила Джуліана, что же касается того, чтобы посщать Перріамъ, то нога моя въ немъ не будетъ, хотя бы она присылала намъ каждую недлю пригласительные билеты. Къ тому же всякій знаетъ, что сэръ Обри скупъ, и я не думаю, чтобы ей когда-нибудь пришлось давать вечера.

И такимъ образомъ эти лэди ухали домой, всю дорогу бесдуя о Сильвіи, очень разсерженныя и раскраснвшіяся, и съ этихъ поръ въ семейств Тойнби поршили считать Сильвію, лэди Перріамъ, въ числ умершихъ.

Наступилъ день, когда Сильвіи довелось увидть Эдмонда Стендена впервые посл ихъ печальной разлуки у могилы Де-Боссини. Она услышала про его возвращеніе вскор посл того, какъ онъ пріхалъ, услышала о немъ изъ устъ м-ра Бэна, который довольно безпечно возвстилъ объ этомъ факт, что не. помшало ему наблюдать за дйствіемъ, какое произвела эта новость на Сильвію. Яркій, лихорадочный румянецъ вспыхнулъ на нжныхъ щечкахъ, но погасъ прежде, чмъ сэръ Обри усплъ его замтить.

— М-ръ Стенденъ поступилъ въ банкъ, сказалъ управляющій, желая продлить бесду. Это возбуждаетъ сплетни, никто не ожидалъ, чтобы молодой Стенденъ сталъ трудиться. У него хорошее состояніе, или, по крайней мр, у него будетъ хорошее состояніе по смерти матери, потому что теперь онъ, сколько мн извстно, вполн зависитъ отъ нея.

— Меня не интересуютъ ни м-ръ Стенденъ, ни его дла, возразилъ баронетъ съ достоинствомъ,— а потому м-ръ Бенъ не прибавилъ больше ни слова.

Нсколько воскресеній сряду посл прізда въ Плэсъ Сильвія съ мужемъ присутствовали при обдн въ своей домовой церкви. Но въ одинъ прекрасный, солнечный день, въ начал декабря, сэръ Обри предложилъ отправиться въ Гедингемскую церковь.

— Мн лучше нравятся проповди Ванкорта, чмъ Смольмана, замтилъ баронетъ.— Почему бы намъ не създить въ Гедингемъ?

У Сильвіи судорожно сжалось горло, что помшало ей отвтить да или нтъ на его предложеніе. Итакъ, она снова увидитъ его… его! Эдмонда Стендена! которому нкогда клялась въ вчной любви. Она боялась встртиться съ нимъ, и вмст съ тмъ ей хотлось увидться съ нимъ, взглянуть на незабвенное лицо, хотя бы на одну минуту.

Церковь казалась свтлой и веселой въ это зимнее утро, озаренное декабрьскимъ солнцемъ. У сэра Обри была большая фамильная скамейка, недалеко отъ алтаря, въ самой аристократической части церкви, эта скамейка была великолпно отдлана пунцовымъ бархатомъ и снабжена роскошными молитвенниками, переплетенными въ красный сафьянъ и украшенными Перріамскимь гербомъ.

Эта скамейка возвышалась надъ всми остальными и изъ нея Сильвіи отлично было видно семейство Деканова дома, занимавшее переднюю скамейку посредин церкви. Они вс были въ церкви: миссисъ Стенденъ, тщедушная на видъ вдова изъ Демерары, съ маленькой шестилтней двочкой, Эсирь Рочдэль и Эдмондъ. Вс были одты въ траур и казались невеселы.

Глаза Эдмонда ни разу не остановились на Сильвіи, однако она чувствовала, что онъ замтилъ ея присутствіе. Эти черные глаза почти не отрывались отъ молитвенника. Сильвія помнила, что въ былое время онъ не былъ обыкновенно такимъ внимательнымъ къ церковной служб.

Сэръ Обри и его жена вышли изъ церкви черезъ маленькую боковую дверь, въ числ ихъ привилегій было входить и выходить черезъ эту дверь, но на кладбищ сэра Обри задержалъ сосдъ-землевладлецъ, и пока они стояли на узенькой дорожк возл незабвеннаго памятника де-Боссини, Эдмондъ и Эсирь Рочдэль прошли мимо. Молодой человкъ на одну минуту взглянулъ на Сильвію. Но что это былъ за взглядъ! Такое оскорбительное презрніе не часто поймаешь въ мимолетномъ взор, въ складк губъ. Смертельно блдный, но твердый, прошелъ возл нея ея отверженный женихъ, и Сильвія почувствовала въ сердц самую сильную боль, какую только могла ощущать.

‘Я надюсь, что никогда больше не увижу его’, думала она въ то время, какъ желтая коляска увозила ее обратно въ Перріамъ, ‘разв тогда лишь, когда стану свободна и мн можно будетъ попытаться вернуть его любовь. Я знаю, что я могла бы вернуть ее, если бы была свободна, хотя онъ и презираетъ меня въ настоящую минуту.’

И она поглядла на сэра Обри и принялась разсчитывать, какъ долго могъ прожить человкъ его лтъ… пять, десять… пятнадцать лтъ… можетъ быть двадцать. Нтъ, такое безмятежное существованіе, какъ сэра Обри, могло продлиться еще полвка.

Желала ли она его смерти? Неужели такая мрачная и преступная мысль нашла доступъ въ ея сердце? Почти-то такъ! Она не формулировала яснаго желанія, но разсчитывала, сколько оставалось жить на свт ея мужу, и мечтала о томъ, что могло случиться посл того, какъ онъ успокоится съ остальными Перріамами на фамильномъ кладбищ, обнесенномъ старой, срой стной.

Какую изумительную перемну внесетъ въ ея жизнь смерть сэра Обри. У ней будетъ пять тысячъ фунтовъ въ годъ дохода, которыя она можетъ тратить, какъ ей вздумается, вмсто жалкихъ двухсотъ фунтовъ въ годъ, выдаваемыхъ по четвертямъ.

И она будетъ свободна… свободна вернуть любовь Эдмонда Стендена, если бы онъ нашелъ въ себ силы позабыть ее.

‘Я не думаю, чтобы онъ могъ долго на меня сердиться’, думала она: ‘или чтобы онъ могъ изгнать меня изъ своего сердца. Онъ не позабудетъ тхъ счастливыхъ лтнихъ вечеровъ. Прошлое сразу нахлынетъ на него, а съ нимъ вмст и любовь.’

Одно только опасеніе терзало Сильвію, когда мысли ея принимали это направленіе. Что, если Эдмондъ женится на Эсири Рочдэль? Она чувствовала, что Эсирь любить его. Она давно уврилась въ этомъ, а въ Гедингем, гд люди знали или воображали, что знаютъ секретнйшія желанія своихъ сосдей, считалось ршеннымъ дломъ, что миссисъ Стенденъ желаетъ, чтобы они обвнчались. Весьма естественно, что она постарается теперь сблизить ихъ.

‘Сестра его станетъ ей помогать, безъ сомннія’, подумала Сильвія: ‘и эти дв женщины такъ надодятъ ему, что онъ женится на этой маленькой чернушк’.

Она припомнила привлекательную мягкость Эсири, ея кроткіе, черные глаза съ ихъ задумчивымъ, ласковымъ взглядомъ, нельзя было думать, чтобы мужчина могъ вчно оставаться равнодушнымъ къ такой двушк.

Мысль о возможности такого событія прибавила новую горечь къ горькимъ сожалніямъ лэди Перріамъ. Даже скука ея жизни стала еще нестерпиме. Она съ удовольствіемъ задерживала время отъ времени Мэри Питеръ въ своей уборной на часокъ-другой, и слушала ея болтовню, когда эта молодая особа приносила ей новое платье и сплетничала при этой оказіи про гедингемскихъ жителей и немножко про обитателей Деканова дома.

Сэру Обри случилось однажды прервать эту дружескую бесду, и когда Мэри Питеръ удалилась, запуганная ледяной вжливостью баронета, этотъ послдній не безъ строгости упрекнулъ жену за ея фамильярное обращеніе съ деревенской портнихой.

— Я не была съ ней фамильярна, оправдывалась Сильвія. Я слушала ея болтовню. Вотъ и все.

— Душа моя, дозволить болтать особ этого сорта — значитъ быть съ ней фамильярной. Это можетъ заставить ее думать, что ты интересуешься ея разговоромъ, чего не можетъ быть!

— Она разсказываетъ про людей, которыхъ я знавала, пока была не замужемъ, настаивала Сильвія.

— Но съ которыми у тебя нтъ больше ничего общаго и которыми ты должна была перестать интересоваться, выйдя замужъ. Прошу, чтобы я не видалъ больше этой молодой особы!

— Она шьетъ мои платья, защищалась Сильвія, я не могу обойтись безъ нея.

— Неужели ты такой ребенокъ, что воображаешь, что къ твоимъ услугамъ только одна портниха? Ты можешь заказывать свои платья миссисъ Боукеръ изъ Монкгемптона, весьма приличной особ.

Сильвія вздохнула и покорилась. Такимъ образомъ, Мэри Питеръ, болтавшая про Эдмонда, напоминая о вещахъ, который были вмст и сладки и горьки, была изгнана изъ Перріамъ-Плеса. Какъ ни мало участія принимала Сильвія въ этомъ скромномъ друг, но она почувствовала себя еще боле одинокой, когда прекратились ея случайныя посщенія. Отецъ ея былъ все еще въ отсутствіи, наслаждаясь полуденнымъ солнцемъ, на берегахъ Средиземнаго моря, и съ трудомъ существуя на свой скудный доходъ въ пансіон третьяго разряда. При всей скудности дохода, ему нравились берега Средиземнаго моря больше, чмъ селеніе Гедингемъ, и онъ не располагалъ, скоро вернуться къ англійской патріархальной жизни. Время отъ времени онъ писалъ дочери, не забывая всякій разъ намекнуть, что малйшая прибавка къ его содержанію съ ея стороны будетъ для него весьма кстати.

Сэръ Обри далъ парадный обдъ тмъ деревенскимъ сосдямъ, которые сдлали визитъ его жен, обдъ, отличавшійся торжественнымъ величіемъ, но почти такой же мрачный, какъ тотъ похоронный банкетъ, который задалъ своимъ друзьямъ римскій деспотъ Домиціанъ: стны были обтянуты чернымъ и эмблемы смерти воспроизведены съ такою живостью, что многіе изъ гостей любезнаго цезаря попадали въ обморокъ и умерли взаправду, сраженныя ужасомъ при этой могильной шутк. Посл этого параднаго обда въ Перріам не было больше никакихъ собраній, но сэръ Обри возилъ свою молодую жену на три или четыре пиршества такого же сорта, которыя друзья задавали въ честь его. Этимъ ограничилось знакомство Сильвіи съ избраннымъ обществомъ, но вскор случилось событіе, которому суждено было навки исключить сэра Обри изъ общества.

ГЛАВА XXXIV.
‘…Краса души, сокрытая отъ глазъ красой наружною — всегда дороже…’

Сильвія была уже шесть мсяцевъ замужемъ. Февраль, несноснйшій изъ эимнихъ, холодныхъ мсяцевъ, былъ на исход. Сверо-восточный втеръ стучалъ въ окна Перріамъ-Плэса. Обнаженныя деревья въ большой алле качали своими обнаженными втвями, какъ-бы съ отчаяніемъ, точно хотли сказать: ‘да когда же это наступитъ теплая погода? Когда будемъ мы цвсти?’ Одни только кедры стояли въ мрачномъ поко и не поддавались сверо-восточному бунтовщику.

Скучно тянулась эта зима для лэди Перріамъ. Посл нсколькихъ обдовъ, данныхъ въ честь ея въ различныхъ Маноръ-Гоузахъ, Грэнджахъ и Тоуэрахъ, въ Перріамъ-Плэс не было больше никакихъ увеселеній. Даже ея уединенныя прогулки въ желтой коляск должны были превратиться изъ-за худой погоды, и ей ничего не оставалось, какъ расхаживать по пустымъ,безполезнымъ покоямъ большого, стараго дома, размышляя о томъ, какъ все могло бы быть иначе при другомъ хозяин.

‘Еслибы судьба наградила меня съ Эдмондомъ такимъ домомъ, и при этомъ дала бы богатство сэра Обри, въ какой бы чудесный видъ мы привели домъ. Мы наполнили бы эти скучные корридоры веселымъ народомъ, а эта столовая со сводами засверкала бы огнями, свтлыми очами, драгоцнными украшеніями и великолпными нарядами. Каждый день приносилъ бы съ собою новое развлеченіе.’

Вотъ на какую тему фантазировала Сильвія, когда шагала по продолговатой концертной зал,— которой незнакомы были звуки музыки,— въ пасмурные дни, когда на покрытомъ тучами неб не пробивалось ни единаго солнечнаго луча, а въ жизни ея не мелькало никакой надежды.

Она ожидала, что воспользуется всми радостями жизни, будучи женой сэра Обри. Вскруживъ голову баронета, казалось, такъ легко повелвать имъ. Она надялась найти раба, а нашла господина, боле строгаго, чмъ ея отецъ, потому что подъ командой этого послдняго она могла поступать, какъ ей угодно, лишь бы вс желанія его были исполнены и обдъ хорошо сготовленъ. Подъ командой сэра Обри, она ни въ чемъ ровно не имла свободы.

Онъ не былъ грубъ съ нею, и это только ухудшало ея положеніе. У ней не было поводовъ жаловаться. Противъ этой мягкой тиранніи почти невозможно было бунтоваться. Онъ запрещалъ одно, совтовалъ другое, но при этомъ сохранялъ неизмнную вжливость и мягкость. Онъ обставилъ ея жизнь такими тсными рамами, что блка къ клтк пользовалась такой же свободой, какъ она. Друзей или знакомыхъ у ней вовсе не было, потому что деревенскіе сосди, желавшіе съ ней сблизиться, отступились, не получая никакого поощренія.

Суровая зима отозвалась на слабомъ здоровья Сэра Обри. Онъ часто хворалъ, и статный джентльменъ, казавшійся образцомъ старомодной любезности въ тотъ памятный лтній вечеръ, на огород м-ра Гоплинга, оказывался безпокойнымъ, капризнымъ, раздражительнымъ, когда страдалъ гриппомъ или катарромъ. Въ эти времена сэръ Обри предпочиталъ услуги Жана Гаплена услугамъ своей молодой жены, однако требовалъ, чтобы Сильвія проводила большую часть своего времени у его постели и читала ему политическія статьи и иностранныя корреспонденція въ ‘Times‘. Она исполняла свои обязанности довольно любезно, но скука тмъ не мене царила въ ея душ.

Но если общество сэра Обри бывало по временамъ почти нестерпимымъ бременемъ для нетерпливой молодости, то еще трудне было переносить тупость Мордреда Перріама. Онъ былъ еще боле несносный собесдникъ, чмъ его брать, въ томъ отношеніи, что былъ гораздо говорливе. Онъ любилъ разговаривать, и главнымъ лишеніемъ въ его жизни до сихъ поръ былъ недостатокъ въ собесдникахъ. Онъ нашелъ въ Сильвіи внимательнаго собесдника. Она не желала быть невжливой съ своимъ деверемъ, а тотъ обрадовался случаю, найдя давно желаннаго слушателя. Онъ былъ какъ разъ настолько смышленъ, чтобы понять, что она умна, и сказалъ себ, что его разговоры будутъ полезны для ея образованія.

— Вы не похожи на всхъ остальныхъ молодыхъ женщинъ, душа моя, сказалъ онъ, когда Сильвія призналась ему въ своемъ желаніи учиться латинскому языку и познакомиться съ классическими писателями. Вы способны интересоваться великими вещами.

День за днемъ, вечеръ за вечеромъ трещалъ онъ все также глупо и также скучно, не освщая никакими умными или дльными замчаніями страницы, которыя прочиталъ, и съ наслажденіемъ пересказывалъ. Онъ постоянно находилъ въ своихъ ежедневныхъ трудахъ такія вещи, которыя, по его мннію, могли заинтересовать ее, но всегда оказывалось, что то были самые скучные отрывки изъ тупоумной размазни какихъ-нибудь третьестепенныхъ философовъ… какія-нибудь нравственныя общія мста, облеченныя въ реторическую трескотню.

Когда нездоровье удерживало баронета въ его спальной, что случалось довольно часто въ эту тоскливую зиму, Мордредъ Перріамъ и Сильвія обдали en tte—tte въ мрачной столовой. Смирный букводъ измнялъ даже своему любезному огороду ради удовольствія пользоваться обществомъ Сильвіи и прохаживался рядомъ съ нею по итальянскому саду, ни на минуіу не переставая изрекать свои пошлости. Въ иные моменты лэди Перріамъ бывала настолько зла, что желала, чтобы онъ успокоился отъ разговоровъ среди остальныхъ членовъ своего рода, въ мирной обители, разстилавшейся подъ террасой.

Здоровье Мордреда было немногимъ лучше, чмъ здоровье его брата, но такъ какъ онъ былъ второстепеннымъ лицомъ въ дом, то никто не обращалъ особеннаго вниманія на его болзни. Онъ жаловался по временамъ, что у него болитъ грудь, или голова, но это никого не смущало.

— Я знаю, что умру внезапно, когда наступить мой часъ, сказалъ онъ однажды лэди Перріамъ. Это можетъ случиться черезъ много лтъ…

— О, конечно, отвчала Сильвія, съ невольнымъ вздохомъ.

— Но это можетъ наступить гораздо скоре, чмъ думаютъ: какъ бы то ни было, а я убжденъ, что умру скоропостижно. Много можно назвать случаевъ, когда люди предчувствовали, какого рода смертію имъ суждено умереть. У меня тоже есть предчувствіе. Такіе спазмы, какъ у меня, даромъ не проходятъ. Быть можетъ, сердце у меня не въ порядк, а быть можетъ, спинной мозгъ. Когда подумаешь, какія сложныя функціи выпадаютъ на долю спинного мозга, то врядъ ли удивишься тому, что онъ такъ часто разстраивается. Когда вспомнишь, что сердце есть сложный нагнетательный насосъ, дйствующій безостановочно и недопускающій починки, то не будешь дивиться тому, что такой хитрый аппаратъ можетъ приходить въ разстройство. Я получилъ предостереженіе съ обихъ сторонъ и готовъ на худшее.

— Чистйшая фантазія, м-ръ Перріамъ, я такъ думаю, возразила Сильвія съ безмятежностью, проистекающей отъ равнодушія.

— Нтъ, душа моя, это не фантазія. Но я приготовился къ худшему. Я составилъ свое завщаніе.

— Въ самомъ дл, пробормотала Сильвія, слегка заинтересованная.

Ей пришло въ голову, что, пожалуй, Мордредъ намренъ наградить ея терпливое вниманіе, завщавъ ей свое небольшое состояніе.

— Да. Я завщаю свою библіотеку — около пяти тысячъ томовъ дльной и поучительной литературы — техническому училищу въ Монкгемптон. Я завщаю также свое имніе, приносящее теперь двсти фунтовъ въ годъ, но могущее съ теченіемъ времени давать больше, тому же самому заведенію и поручу его въ завдываніе двухъ душеприкащиковъ. Они построятъ флигель для помщенія библіотеки и станутъ пополнять ее время отъ времени, по мр увеличенія доходовъ, пріобртеніемъ книгъ того же самого характера. Кром того, они будутъ нанимать библіотекаря съ жалованьемъ въ пятьдесятъ фунтовъ въ годъ.

Мордредъ привелъ буквальный текстъ изъ своего завщанія — документа, который онъ сохранялъ у себя и по временамъ съ наслажденіемъ перечитывалъ.

— Мн приходило въ голову, прибавилъ онъ любезно, что такое мсто было бы подъ-стать человку съ такимъ трудолюбивымъ характеромъ, какъ вашъ батюшка.

Рождество ничмъ не отличалось въ Перріам отъ остальныхъ временъ года. Розданы были обычныя милостыни бднымъ, но это совершалось черезъ руки экономки, такъ что благословенія благодтельствуемыхъ не достигали ушей сэра Обри. Рождество казалось лишнимъ воскреснымъ днемъ въ недл — вотъ и все.

Теперь прошло два мсяца посл Рождества, и сэръ Обри хворалъ все это время боле или мене. Монкгемптонскій врачъ, лечившій его, объявилъ, что нтъ причины безпокоиться: суровая погода производитъ свое дйствіе, сэръ Обри немного расклеился и т. д., но съ наступленіемъ весны онъ, конечно, поправится. Лэди Перріамъ не должна безпокоиться.

Такъ говорилъ м-ръ Стимпсонъ — врачъ, пожилой человкъ, пользовавшійся большой славой въ Монкгемптон,— самой лэди Перріамъ, успокоительнымъ и конфиденціальнымъ тономъ.

— Значитъ, нтъ никакой опасности? спросила лэди Перріамъ озабоченно.

— Ровно никакой, временное разстройство, вотъ и все.

— Мн пріятно это слышать, замтила Сильвія почти механически. Порою мн казалось, что сэръ Обри очень серьёзно боленъ. Онъ повторяетъ иногда вещи по два, по три раза сряду, и какъ будто не помнитъ, что говоритъ.

М-ръ Стимпсонъ нахмурился при этомъ извстіи, но вскор опять развеселился. Докторъ обязанъ быть всегда веселымъ. Онъ долженъ составлять пріятный контрастъ съ тоскливостью болзненныхъ одровъ и неизлечимыхъ болзней.

Сильвія просидла нсколько времени одна, по уход доктора, погруженная въ глубокое раздумье. Временами, въ разгаръ болзни сэра Обри, сквозь мракъ комнаты больного, появлялась далеко-далеко на горизонт звзда недоброй надежды. Что, если конецъ былъ ближе, чмъ она ожидала? Что, если мужу ея суждено умереть въ непродолжительномъ времени, и она станетъ свободной, и ей можно будетъ выдти замужъ за Эдмонда Стендена?

Но въ ея юной жизни смерть была до сихъ поръ незнакомымъ явленіемъ. Она не могла думать о ней такъ спокойно, какъ т, которые привыкли въ ея роковымъ посщеніямъ. Она съ дрожью думала о темной бездн, о таинственной, непроницаемой могил, которая лежала между ней и свободой.

Сэръ Обри былъ тираномъ, но безсознательнымъ. Онъ никогда не былъ съ нею неласковъ намренно. Онъ старался размрить ея молодую жизнь сообразно съ своимъ скучнымъ существованіемъ, онъ давилъ вс стремленія молодости, стремящейся къ развлеченію, онъ сдлалъ жизнь Сильвіи ей въ тягость, но онъ былъ добръ по-своему. Ей казалось почти невозможнымъ желать его смерти.

‘Я не желаю ему смерти,— говорила она самой себ, когда этотъ возможный исходъ представлялся ей, какъ надежда,— но если онъ умретъ, я верну свою любовь… свою первую и единственную любовь. Я заставлю его простить меня, хотя я и много виновата передъ нимъ. Я снова заставлю его увровать въ меня, хотя и обманула его довріе. Я знаю, что въ моей власти снова привлечь его въ себ.’

ГЛАВА XXXV.
Разбитъ параличомъ.

Въ первыхъ числахъ марта сэръ Обри оставилъ свою комнату. Докторъ ршилъ, что онъ настолько здоровъ, что можетъ проводить нсколько часовъ въ гостиной и даже прокатиться въ желтой коляск въ солнечный день, когда не будетъ втра.

Онъ былъ очень радъ воспользоваться этимъ позволеніемъ и поспшно снялъ костюмъ больного, одлся съ обычной тщательностью и появился въ салон съ тмъ изящнымъ и аристократическимъ видомъ, который придавалъ ему сходство съ портретомъ Вандейка въ современномъ костюм.

Онъ вжливо поблагодарилъ Сильвію за вниманіе, которое она оказывала ему во время его болзни, и былъ добре съ ней, чмъ обыкновенно, не критиковалъ ея поведеніе въ мелочахъ и не читалъ ей нравоученій.

— Душа моя, сказалъ онъ, я ничего не дарилъ теб посл того, какъ надлъ на твою руку брильянтовое кольцо моей матери. Оно принадлежало, какъ теб извстно, моей бабушк, и скоре дорого по воспоминаніямъ, связаннымъ съ нимъ, чмъ по жаменьямъ, которыя хотя и чистой воды, но не велики.

Сильвія вздохнула съ сожалніемъ. Она когда-то воображала, что брильянтовое кольцо лишь предвозвстникъ цлаго града подарковъ, боле роскошныхъ, чмъ золотой дождь, сошедшій на Данаю.

— Я не дарилъ теб драгоцнностей, Сильвія, частію потому, что не люблю, когда женщина увшана украшеніями, но еще больше потому, что не желалъ бытъ связаннымъ въ твоемъ ум съ богатыми дарами. Когда я умру, ты будешь богата… настолько богата, чтобы выдти замужъ за какого-нибудь авантюриста, если только ты будешь такъ безразсудна, чтобы выдти замужъ вторично.

Тутъ сэръ Обри открылъ овальный сафьянный футляръ, въ которомъ покоилось на черномъ бархат ожерелье изъ брильянтовъ, величиною съ крупный горохъ. Серебряная отдлка была, такъ тонка, что едва примтна. Ожерелье казалось цпью изъ яркой росы.

Глаза Сильвіи засверкали, она перевела духъ отъ удивленія и восторга.

— Какая прелесть! вскричала она.

— Оно твое, моя радость, возразилъ баронетъ своимъ спокойнымъ тономъ. Я купилъ это ожерелье для дочери герцога, но смерть похитила мою невсту — теперь я дарю его своей врной и доброй жен.

Лэди Перріамъ, которую не легко было тронуть, прослезилась.

— Помоги мн, Боже, быть теб врной дломъ и мыслью, закричала она пылко. Но я недостойна твоей доброты.

— Ты была моей терпливой сидлкой, моимъ врнымъ собесдникомъ, отвчалъ сэръ Обри ласково. Осуши свои слезы, душа моя. Не стоитъ плакать изъ-за брильянтоваго ожерелья.

— Я очень горжусь твоимъ подаркомъ, я и представить, себ не могла такого великолпія. Но меня трогаетъ твоя доброта, сказала Сильвія.

Она вспомнила, какимъ низкимъ считала она его за то, что онъ назначилъ ей ничтожную сумму на карманные расходы, какъ она объясняла скупостью ихъ скучный образъ жизни, и вотъ, вдругъ, онъ бросаетъ ей подарокъ въ нсколько тысячъ, фунтовъ, такъ же безпечно, какъ если бы то былъ пучокъ цвтовъ.

‘Когда-то придется мн надть эти брильянты? вопрошала она самоё себя — или, лучше сказать, судьбу,— застегивая ожерелье передъ зеркаломъ въ своей уборной. Быть можетъ, если сэръ Обри вздумаетъ, то повезетъ меня въ Лондонъ этотъ годъ и покажетъ мн свтъ. Тяжко быть богатой, имть драгоцнности и титулъ, и молодость, и красоту, и быть между тмъ за-живо схороненной въ Перріамъ-Плэс.

На слдующій день выпало самое ясное утро въ году, но сэръ Обри протестовалъ противъ желтой коляски, когда м-ръ Стимпсонъ, все еще навщавшій его, предложилъ ему прокататься.

— Я терпть не могу зды въ экипаж, сказалъ онъ. Я лучше погуляю немного въ саду съ лэди Перріамъ.

— Хорошо, отвчалъ докторъ, желавшій угодить такому выгодному паціенту. Быть можетъ, это будетъ еще лучше, чмъ катанье. Но только вы отнюдь не должны утомлять себя. Пройдитесь взадъ и впередъ по этой дивной террас, опираясь на руку лэди Перріамъ.

Было около трехъ часовъ пополудни, когда сэръ Обри съ женой отправился гулять. Стояло ясное, тихое, совсмъ весеннее время, лишь легкій западный втерокъ колыхалъ хвойныя деревья, небо было голубое и по немъ пробгали легкія, блыя облачка, а солнце мягкимъ свтомъ заливало весь ландшафтъ. Только-что прошелъ дождь и луга зеленли, какъ изумрудъ возл темныхъ вспаханныхъ полей, между тмъ какъ первая зелень появлялась тамъ-и-сямъ на живыхъ изгородяхъ, обращенныхъ къ югу.

— Красивый видъ, душа моя, замтилъ сэръ Обри, наблюдая за разнообразіемъ красокъ. Я видалъ многое въ свою жизнь, но ничего не находилъ краше Перріама.

— Перріамъ очень красивъ, возразила Сильвія, кротко, но со временемъ ты дашь мн поглядть на блый свтъ, неправда ли?

— Да, моя радость, мы покатаемся немножко, когда силы мои окрпнутъ. Я желаю, чтобы ты была счастлива. Теб пришлось провести довольно скучную зиму: но, къ счастію, ты не привыкла въ обществу.

— Нтъ, отвчала Сильвія, быть можетъ, потому самому оно и интересуетъ меня больше, чмъ другихъ.

— Правда, неизвстное всегда привлекательно. Помнишь, что говоритъ Попе: ‘Человкъ никогда не доволенъ настоящимъ’.

— Я ненавижу Попе, возразила Сильвія нетерпливо, на что сэръ Обри прочиталъ ей краткую нотацію о неблагоразуміи ненавидть поэта, философія котораго такъ же разумна, какъ стихъ блестящъ.

Усиліе, повидимому, истощило его, потому что онъ остановился, сдлавъ одинъ туръ по террас.

— Я не такъ силенъ, какъ вообразилъ сегодня утромъ, проговорилъ онъ: я чувствую, что усталъ, хотя и опирался на твою руку. Я пойду домой посл этой прогулки.

Они постояли немножко на томъ самомъ мст, на которомъ сэръ Обри попросилъ Сильвію быть его женой. Сэръ Обри задумчиво глядлъ на маленькое, зеленое кладбище. Казалось, духъ мира и тишины носился надъ всей сценой. Срая старая церковная колокольня отчетливо вырзалась на ясномъ неб. Смерть облеклась въ самую привлекательную форму въ этой спокойной долин.

Какъ ни тепло было на двор, однако больного пробрала дрожь.

— Я пойду въ комнаты, сказалъ онъ: я еще не достаточно силенъ для прогулокъ.

Они пошли домой, сэръ Обри довольно сильно опирался на руку Сильвіи и разъ или два вздохнулъ, точно ему было очень трудно идти. Больной улегся на кушетк у камина въ салон, и Сильвія подала ему его книгу, одинъ томъ листы котораго онъ разсянно переворачивалъ, слабо улыбаясь знакомымъ мстамъ. Она привела все въ порядокъ на маленькомъ столик, на которомъ лежало дв-три книги, газета, и стоялъ стаканъ съ водой, разбавленный хересомъ, и готовилась занять свое мсто на другомъ конц камина, гд обыкновенно сиживала, стараясь убить время вышиваніемъ. Сэръ Обри былъ противъ романовъ и вообще противъ современной легкой литературы, это любимое женское развлеченіе было воспрещено лэди Перріамъ.

Но баронетъ пригласилъ жену воспользоваться хорошей погодой.

— Погуляй еще, моя душа, сказалъ онъ ласково: ты придешь во мн, когда устанешь ходить по террас. Я всегда радъ, когда ты со мной, но ты слишкомъ засидлась въ комнатахъ.

Сильвія повиновалась. Ей очень надолъ этотъ громадный салонъ съ его однообразнымъ великолпіемъ… креслами и столами, вчно выстроенными въ неизмнномъ порядк, съ его отсутствіемъ разнообразія, жизни и движенія. Она рада была побыть наедин съ своими мыслямй, которыя въ послднее время приняли направленіе, смущавшее ее. Разстроенное здоровье сэра Обри подавало поводъ въ различнымъ соображеніямъ безпокойнаго свойства. Она знала, какъ много преступнаго было въ этихъ сообрагеніяхъ, въ этихъ мечтахъ о возможномъ будущемъ, но тмъ не мене не въ силахъ была управлять своими мыслями, она предоставляла имъ бродить на свобод, и образъ, чаще всего наполнявшій ея душу, былъ образъ того, кого главнйшій долгъ ея жизни повелвалъ ей забыть.

Она прохаживалась вэадъ и впередъ около часа, и уже собиралась вернуться на свой постъ у камина и къ своимъ обязанностямъ сидлки, какъ вдругъ услышала вдали на алле, убитой пескомъ, шаги, твердые, легкіе и быстрые… шаги, напомнившіе ой шаги Эдмонда Стендена. Она знала, что эти шаги не могли быть его шагами, присутствіе м-ра Стендена въ здшнихъ мстахъ было вещью немыслимой, со всмъ тмъ сердце ея сильно забилось — такъ слабо было это непокорное сердце.

Она пошла на другой конецъ террасы и увидла хорошо знакомую фигуру м-ра Бэна, стряпчаго. Онъ находился около мсяца въ отсутствіи, на юг Франціи, съ своей больной женой, которой доктора предписали жить на берегахъ Средиземнаго моря, какъ единственное средство для нея пережить суровую зиму. Какъ ни затруднительно было для Шадрака Бэна бросать дла, онъ исполнилъ свой супружескій долгъ, проводилъ свою жену въ Каннъ, гд и оставался съ ней, пока здоровье ея сравнительно не поправилось. Монкгемптонъ разсыпался въ похвалахъ его супружеской доблести, хотя нкоторые изъ его кліентовъ ворчали себ подъ-носъ на то, что лишились своего хитроумнаго совтчика.

Для Сильвіи было не малымъ облегченіемъ временное отсутствіе проницательнаго взгляда этихъ зоркихъ глазъ. Съ перваго начала своего знакомства съ Шадракомъ Бэномъ, Сильвія почувствовала, что передъ ней человкъ, который привыкъ заглядывать глубже въ людей и не судить по вншности, и что ей слдуетъ остерегаться, какъ бы не выдать ему своихъ сокровенныхъ мыслей. Онъ всегда былъ съ нею вжливъ, мало того: выказывалъ глубочайшее почтеніе въ словахъ и поступкахъ. Несмотря на то, зная его лишь какъ хорошаго дльца и довреннаго агента сэра Обри, она чувствовала неопредленный страхъ къ нему. Словомъ, ей казалось, что онъ отлично понимаетъ ее.

Онъ подошелъ въ ней съ обычной, серьёзной вжливостью,— не церемонной, но почтительной.

— Добраго утра, лэди Перріамъ. Я только-что видлся съ сэромъ Обри. Онъ былъ такъ добръ, что пригласилъ меня обдать… и такъ какъ роса падаетъ, то поручилъ попросить васъ вернуться домой.

— Никакой росы еще нтъ, отвчала Сильвія, нсколько нетерпливо.

Сэръ Обри сердилъ ее, когда приказывалъ ей что-нибудь черезъ этого несноснаго м-ра Бэна.

— Я еще погуляю немного.

— Могу я быть вашимъ собесдникомъ? спросилъ м-ръ Бэнъ.

— Я ничего противъ этого не имю, возразила Сильвія холодно.

Она много бы дала, чтобы удалить навсегда м-ра Бэна изъ Перріама…. но, не взирая на его почтительность, сознавала, что это такой человкъ, который можетъ заставить ее дорого поплатиться за малйшую невжливость.

— Ваше позволеніе звучитъ, какъ отказъ, сказалъ агентъ, однако я позволю себ остаться. Сэръ Обри должно быть былъ очень боленъ, когда я находился во Франціи.

— Не сильне, чмъ вообще этой зимою.

— Въ самомъ дл? Однако, я нашелъ въ немъ замтную перемну. Я не знаю, какъ объяснить это, но она поразила меня съ перваго же взгляда, и я очень огорчился, увидя перемну,

— Разв вы полагаете, что онъ опасно боленъ? спросила Сильвія, поворачиваясь къ нему съ быстрымъ и оживленнымъ взглядомъ.

— Нтъ, лэди Перріамъ. Я не думаю, чтобы вы рисковали въ скоромъ времени сдлаться вдовой, отвчалъ м-ръ Бэнъ съ невозмутимой серьёзностью.

— Вы право пугаете меня, говоря о перемн, замченной вами въ сэр Обри. Я сама не вижу въ немъ никакой перемны… и м-ръ Стимпсонъ говоритъ, что здоровье его улучшается съ каждымъ днемъ… что теплая погода совсмъ поставитъ его на ноги.

— Радъ слышать, что м-ръ Стимпсонъ говоритъ такія успокоительныя вещи. Перемна, такъ непріятно поразившая меня, заключается боле въ манерахъ, чмъ въ наружности сэра Обри… у него не тотъ тонъ… голосъ сталъ слабе… какая-то нершительность во всемъ, что онъ говоритъ. Я говорилъ съ нимъ около часа о длахъ, и мн было удобно наблюдать за нимъ. Словомъ, онъ не тотъ человкъ, какимъ я его оставилъ мсяцъ тому назадъ.

Сильвія молчала. Она припоминала, что сама находила, что память измняетъ сэру Обри… что у него явилась какая-то дтская привычка повторять слова. Неужели смерть наложила свою печать на него и медленно убивала его способности? Сэръ Обриивовсе не былъ старикомъ. Еще не наступила та пора, когда память должна была измнить ему.

— Вернемтесь домой, проговорила лэди Перріамъ.— Разъ сэръ Обри заберетъ себ въ голову, что на двор роса, то не успокоится, пока не увидитъ меня въ комнатахъ.

— Вы должны гордиться такой заботливостью съ его стороны, замтилъ м-ръ Бэнъ.

— Да, это очень любезно, но немного скучно, отвчала Сильвія, которая была откровенне въ бездлицахъ съ м-ромъ Бэномъ, чмъ съ другими людьми, потому что внутренно была убждена, что онъ насквозь видитъ вс маленькія хитрости.

Она пошла въ салонъ, прежде чмъ идти одваться наверхъ къ обду,— какъ и подобаетъ заботливой жен,— чтобы поглядть, не нужны ли ея услуга мужу. Хотя въ итальянскомъ саду было свтло, но здсь въ салон царствовалъ полу-мракъ. l’yстыя драпировки пропускали мало свта, а огонь въ камин еле теплился и бросалъ самый слабый отблескъ.

Лэди Перріамъ остановилась въ дверяхъ комнаты и заглянула въ нее, м-ръ Бэнъ стоялъ позади нея. Сэръ Обри сидлъ, свсивъ руку съ ручки креселъ, голова его покоилась на подушк, открытая книга валялась у его ногъ. Онъ, должно быть, заснулъ.

— Я не стану тревожить его, сказала Сильвія.— М-ръ Стимпсонъ говоритъ, что отдыхъ всего важне.

— Я полагаю, что надо подложить дровъ въ каминъ, а не то онъ сейчасъ потухнетъ, замтилъ м-ръ Бэнъ.

Онъ тихонько подошелъ въ камину, а Сильвія осталась у двери и ждала: проснется сэръ Обри или нтъ.

М-ръ Бэнъ сталъ на колни передъ каминомъ и осторожно подложилъ полна два въ золу. Сухое дерево немедленно загорлось и затрещало. Высокій и широкій бронзовый экранъ предохранялъ больного отъ искръ.

Сэръ Обри не шевелился. Агентъ, все еще стоя на колняхъ, оглянулся на своего кліента. Сухое полно вдругъ вспыхнуло яркимъ пламенемъ, озарившемъ всю комнату и лицо сэра Обри. Одинъ быстрый, изумленный взглядъ — и агентъ былъ уже на ногахъ и повисъ на ручк колокольчика, проведеннаго въ отдаленныя людскія, колокольчикъ рзко прозвенлъ на весь домъ. Агентъ наклонился надъ безжизненной фигурой, развязалъ галстухъ, поднялъ голову, все это довольно спокойно, между тмъ какъ лэди Перріамъ съ невыразимымъ ужасомъ на блдномъ лиц глядла на все это. Она подбжала къ камину, пока м-ръ Бэнъ звонилъ.

— Какъ вы полагаете, онъ умеръ? спросила она страшнымъ шопотомъ.

— Нтъ, я слышу, какъ бьется его сердце. Пошлите нарочнаго къ м-ру Стимпсону на лучшей лошади, продолжалъ м-ръ Бэнъ, обращаясь къ слуг, явившемуся на звонъ колокольчика.— Если м-ра Стимпсона нтъ дома, то пошлите за м-ромъ Кэрдроссомъ… если и того нтъ дома, пусть позоветъ м-ра Бейфилъда. Пусть скачетъ во весь опоръ, не теряя ни минуты. Пошлите другого нарочнаго — Джона Бета, онъ толковый малый — въ д-ру Тапсалю въ Гедингемъ. Сэра Обри, боюсь, схватилъ параличъ. Пришлите сюда Гаплэна.

Гаплэнъ, камердинеръ, услышалъ рзкій звонокъ колокольчика и очутился возл своего господина, прежде чмъ другой слуга усплъ выйти изъ комнаты. Времени не теряли. М-ръ Бэнъ и камердинеръ положили сэра Обри на диванъ, въ самой покойной поз, и посл этого оставалось только дожидаться медицинской помощи. Перріамъ-Плэсъ находился на полъ-пути между Монкгемптономъ и Гедингемомъ. Въ об стороны нарочнымъ приходилось сдлать три мили, за докторомъ столько же.

— Нельзя надяться, чтобы кто-нибудь изъ нихъ пріхалъ раньше часа, сказалъ м-ръ Бэнъ, сохранявшій все время удивительное присутствіе духа.

Лэди Перріамъ сидла, какъ статуя, и была бла, какъ мраморъ. Только въ глазахъ ея виднлась жизнь, и они безпокойно перебгали съ неподвижной фигуры мужа въ встревоженнымъ лицамъ камердинера и агента.

— Есть опасность? спросила она, постоянно думая о той одной, послдней и страшной опасности смерти. Она желала, чтобы мужъ ея умеръ, но это желаніе было смутно. Ее пугало кажущееся осуществленіе этого смутнаго желанія. Есть что-то особенно ужасное въ преступномъ желаніи, за которымъ внезапно слдуетъ осуществленіе. Кажется, какъ будто самъ сатана вмшался въ дло.

— Первый припадокъ рдко бываетъ смертеленъ, отвчалъ м-ръ Бэнъ, такъ спокойно, какъ будто онъ былъ давно практикующимъ врачемъ.— Есть вс основанія надяться, что сэръ Обри поправится черезъ нсколько дней. Но, конечно, его состояніе довольно опасно, пока это продолжается.

— Довольно опасно! повторила лэди Перріамъ.— Оно ужасно. Какъ вы думаете, онъ ничего не чувствуетъ?

— Не знаю. Онъ какъ будто спитъ. Я боюсь, что эта рука отнялась. Она виситъ такъ безжизненно.

— И такъ холодна, прибавилъ камердинеръ, стоя на колняхъ у дивана и стараясь отогрть безпомощную руку.

Мучительный часъ ожиданія протекъ, Сильвія сидла молча и неподвижно, между тмъ какъ м-ръ Бэнъ и камердинеръ прибгали къ различнымъ мрамъ, опасаясь однако, какъ бы не сдлать чего-нибудь лишняго.

Стукъ часовъ, стоявшихъ на камин, какъ-то страшно раздавался среди этой тишины. Зола тихо падала сквозь ршетку въ камин. Слышно было тяжелое дыханіе сэра Обри.

Наконецъ, посл получасового ожиданія, показавшагося безконечно долгимъ тремъ сторожамъ больного, ихъ поразили слабые, едва внятные звуки. Они исходили изъ блдныхъ устъ сэра Обри, мучительно старавшагося говорить.

Когда ему удалось, наконецъ, произнести нсколько словъ, посл всхъ усилій, голосъ его звучалъ глухо. Такъ долженъ былъ говорить Лазарь, когда вышелъ изъ гробницы по повелнію Христа. Сильвіи эти странные звуки показались голосомъ воскресшаго мертвеца.

— Я спалъ? спросилъ сэръ Обри едва внятно, не взирая на вс свои усилія, точно ребенокъ, старающійся подражать словамъ, которыя онъ слышитъ.

— Да, сэръ Обри.

— Долго.

— Нсколько времени.

Тусклые, срые глаза удивленно поглядли вокругъ.

— Какъ, уже стемнло? Почему не зажигаютъ лампы?

— Мы думали, что сумерки пріятне для васъ, сэръ Обри.

— Пріятне для меня! Я не больной…. не хочу быть больше больнымъ, бормоталъ баронетъ съ тми же усиліями и тою же невнятностью.

Они употребили вс средства, чтобы помшать ему много говорить и волноваться, но, стараясь приподняться, онъ открылъ, что одна сторона его тла отнялась.

— Что это такое? спросилъ онъ, явственне, чмъ говорилъ до сихъ поръ, точно страхъ придалъ силы его голосу.

— Я не могу двигаться, у меня отнялась половина тла. Что это значитъ?

Ни агентъ, ни камердинеръ не отвчали на этотъ тревожный вопросъ. Они глядли другъ на друга съ смущеніемъ. Камердиверъ пробормоталъ какія-то успокоительныя слова на своемъ обычномъ язык.

— Я знаю, что это значитъ, проговорилъ сэръ Обри: это параличъ, единственная болзнь, которой я опасался съ тхъ самыхъ поръ, какъ видлъ, какъ возили моего ддушку вокругъ Перріама въ кресл на колесахъ, и какъ голова свшивалась у него на бокъ, я былъ тогда еще маленькимъ мальчикомъ. И все-таки я не врилъ, чтобы параличъ разбилъ меня. Я думахъ, что Мордредъ можетъ его опасаться, онъ всегда былъ слабымъ, болзненнымъ созданіемъ. Я никогда не думалъ, что параличъ грозитъ мн самому.

ГЛАВА XXXVI.
Лэди Перріамъ приглашаетъ сидлку.

М-ръ Стимпсонъ прибылъ безъ малаго черезъ часъ, спустя посл того, какъ нарочный ухалъ за нимъ. Нарочный засталъ его дома, и старикъ докторъ тотчасъ же поскакалъ въ Перріамъ такъ скоро, какъ только позволяла хорошая лошадь и легкій кабріолетъ. Онъ изслдовалъ больного, приказалъ уложить его въ постель и веллъ тотчасъ телеграфировать къ одному знаменитому лондонскому врачу.

— Подождемъ, что скажетъ завтра Кроу? сказалъ онъ конфиденціально м-ру Бэну, когда тотъ помогъ ему перенести сэра Обри и уложить его на огромной кровати, по величин и мрачному характеру напоминавшей катафалкъ.— Болзнь серьёзная и необходимо пригласить хорошую сидлку, прибавилъ онъ громче.

Лэди Перріамъ, м-ръ Бэнъ и докторъ находились въ уборной, расположенной возл спальной сэра Обри.

— Разв я не могу ухаживать за мужемъ? спросила Сильвія. Онъ любитъ, чтобы я была возл него.

— Какъ собесдница, нтъ сомннія, но если вы возьметесь ходить за нимъ при его теперешнемъ состояніи, то это можетъ вредно отразиться на вашемъ собственномъ здоровь. Мы должны пригласить какую-нибудь особу, на которую можно положиться и которая бы находилась безсмнно при сэр Обри. Его камердинеръ, конечно, можетъ быть весьма полезенъ, но женскій уходъ тоже необходимъ. Я знаю, каковы обыкновенные слуги: имъ скоро надодаетъ уходъ за больнымъ.

Странное выраженіе промелькнуло въ лиц лэди Перріамъ. До сихъ поръ оно было холодно и безжизненно, какъ мраморъ.

— Я думаю, что знаю въ Лондон одну госпожу, которая будетъ полезна во всхъ отношеніяхъ, сказала она поспшно.

— Она опытная сидлка?

— О, да, она очень опытна. Я напишу ей и приглашу ее пріхать сюда.

— Лучше было бы телеграфировать, отвчалъ м-ръ Стимпсонъ. Я могу отвезти телеграмму, если вы будете такъ добры ее написать.

— Нтъ, я лучше напишу ей. Ей понадобятся деньги на проздъ. Я могу вложить банковый билетъ въ письмо.

— Не благоразумне ли будетъ пригласить кого-нибудь изъ Монкгемптона? замтилъ м-ръ Бэнъ.

— Я никого не знаю въ Монкгемптон, а знаю эту особу въ Лондон, отвчала лэди Перріамъ, глядя на доктора, а не на м-ра Бэна. Если у моего мужа должна быть сидлка, то я желаю, чтобы она была выбрана мною, а не кмъ-нибудь другимъ.

Это была первая стычка съ м-ромъ Бэномъ, и какъ она ни казалась ничтожна, но Сильвія чувствовала, что она не безъ значенія. У ней было внутреннее убжденіе, что Шадракъ Бэнъ желалъ быть хозяиномъ въ ея дом, стремился въ своей самонадянности управлять ею. Безпомощное состояніе сэра Обри отдавало все хозяйство нкоторымъ образомъ въ руки агента. Теперь, слдовательно, было время ей заявить о своей власти.

— Я напишу этой особ, м-ръ Стимпсонъ, прибавила она, все не глядя на м-ра Бэна, но чувствуя, что его холодные, срые глаза наблюдаютъ за нею. Мы можемъ считать дло ршеннымъ.

— Очень хорошо, лэди Перріамъ, мы ужъ какъ-нибудь обойдемся до ея прізда. Вы уврены, что она опытная женщина?

— Совершенно уврена. Неужели вы полагаете, что я пригласила бы ее, еслибы было иначе?

— Разумется, нтъ, лэди Перріамъ. Но только, къ счастію, вы такъ еще мало видали больныхъ. Кстати, какъ фамилія этой женщины?

— Карф… Картеръ, отвчала лэди Перріамъ.

М-ръ Бэнъ замтилъ замшательство лэди Перріамъ и увидлъ, какъ яркое красное пятно загорлось на ея щекахъ, которыя, минуту спустя, снова поблднли.

За дверью послышались медленные шаркающіе шаги, дверь отворилась, и Мордредъ Перріамъ вошелъ въ комнату, держа въ рук старомодный серебряный подсвчникъ, въ которомъ свча догорла до самаго кружочка. Одной изъ привычекъ вчно разсяннаго буквода было оставлять свои свчи догорать до кружочка и разъ шесть въ день зажигать каминъ, который все потухалъ, потому что онъ за нимъ не глядлъ. Привычка сдлала его независимымъ отъ прислуги, и онъ самъ топилъ свой каминъ и имлъ всегда въ запас свчи, которыя самъ также вставлялъ въ подсвчники. Никто не причинялъ меньше хлопотъ въ хозяйств, какъ этотъ безобидный м-ръ Перріамъ.

Когда онъ вошелъ въ полу-темную комнату, съ лицомъ освщеннымъ горящей свчей, то одна и та же мысль зародилась у Сильвіи и у м-ра Бэна. Они оба были поражены разительнымъ сходствомъ, которое представляло лицо сэра Обри, измненное болзнью, съ лицомъ его младшаго брата. Эта грустная перемна, благодаря которой лицо старшаго брата казалось постарло на десять лтъ, длала обоихъ братьевъ столь похожими другъ на друга,— точно они были близнецы. Мордредъ съ минуту глядлъ на всхъ трехъ съ безпомощнымъ волненіемъ, прежде чмъ заговорилъ.

— Ужъ не случилось ли чего-нибудь? спросилъ онъ наконецъ. Что случилось? Восемь часовъ, а колоколъ еще не прививалъ въ обду.

— Вамъ лучше отобдать въ вашей комнат сегодня вечеромъ, м-ръ Перріамъ, отвчалъ Шадракъ Бэнъ, вашъ брать очень боленъ.

— Разв ему хуже, чмъ было поутру?

— Гораздо хуже, вмшался м-ръ Стимпсонъ, и затмъ сообщилъ Мордреду про параличъ.

— Отчего за мной не прислали? спросилъ Мордредъ жалобно.

— Вы бы не принесли никакой пользы, возразилъ м-ръ Бенъ съ своимъ практическимъ видомъ. Не волнуйтесь, м-ръ Перріамъ. Сэръ Обри, надюсь, поправится дня черезъ два-три.

— Онъ тамъ? спросилъ Мордредъ, указывая на открытую дверь въ спальную.

— Да, но вамъ лучше не безпокоить его, ршилъ докторъ.

— Гапленъ находится при немъ, и онъ задремалъ въ настоящую минуту. Спокойствіе первое дло… совершенное спокойствіе. Никто не долженъ входить въ комнату, кром лэди Перріамъ.

— Очень хорошо, я сдлаю такъ, какъ лучше, хотя бы мн очень хотлось его видть, отвчалъ м-ръ Перріамъ покорно, но грустно. Но, пожалуйста, не держите меня вдали отъ него, безъ крайней необходимости. Я очень люблю брата, я не моіу не любить, его, потому что это мой единственный другъ.

М-ръ Стимпсонъ сказалъ что-то, успокоительное.

— Могу я посидть здсь часокъ-другой? освдомился м-ръ Перріамъ, я не буду шумть, не промолвлю ни слова и, поэтому, не думаю, чтобы я могъ обезпокоить моего бднаго брата. Мн было бы пріятно находиться по близости отъ него.

— Я ничего противъ этого не имю, отвчалъ м-ръ Стимпсонъ, если только лэди Перріамъ… прибавилъ онъ неопредленно, взглядывая на Сильвію.

— Я ничего не имю противъ того, чтобы м-ръ Перріамъ оставался здсь, промолвила она равнодушно.

Она считала Мордреда Перріама за какую-то живую мебель, несносную по временамъ, но врядъ-ли заслуживающую вниманія. Кому какое дло: находился онъ въ этой комнат или въ другой. Мордредъ остался поэтому, услся въ кресло возл камина, потирая свои старыя, морщинистыя руки, вздрагивая по временамъ и испуская тихіе вздохи. М-ръ Стимпсонъ ухалъ, съ цлью телеграфировать лондонскому врачу тотчасъ, какъ прибудетъ въ Монкгемптонъ, и общалъ также пріхать на другой день въ Перріамъ Плэсъ въ восемь часовъ утра. М-ръ Бэнъ проводилъ доктора по лстниц, но объявилъ о своемъ намреніи остаться въ Перріам до поздняго часа.

— У меня нтъ паціентовъ, которые бы дожидались меня, сказалъ онъ, поэтому я останусь, какъ можно дольше, чтобы посмотрть, какъ будетъ себя чувствовать сэръ Обри. Вы можете мимоходомъ постучаться въ мою дверь и сообщить моимъ дочерямъ о томъ, что случилось. Он могутъ встревожиться, если я очень запоздаю.

М-ръ Стимпсонъ общалъ оказать эту любезность сосду.

М-ръ Бэнъ отправился въ столовую, гд былъ накрытъ столъ для небольшой семьи сэра Обри. Три прибора красовались съ обычной торжественностью, далеко другъ отъ друга, на необъятной скатерти. М-ръ Бэнъ позвонилъ съ видомъ человка, чувствовавшаго себя совсмъ дома въ этой просторной комнат.

— Дайте мн пообдать, сказалъ онъ буфетчику. Да пошлите приборъ въ уборную лэди Перріамъ. Она, полагаю, больше не сойдетъ внизъ сегодня вечеромъ.

Лэди Перріамъ не чувствовала аппетита. Она велла слуг подать себ чаю и унести обденный приборъ прочь.

Она писала письмо, когда горничная вошла въ комнату. Уборная сэра Обри прилегала съ одной стороны въ спальной, а съ другой сообщалась съ узкимъ корридоромъ, который велъ въ покои Мордреда. Уборная лэди Перріамъ была узкая комната, обшитая дубовыми панелями, расположенная по другую сторону спальной. Эта комната въ былые дни служила молельной для одной лэди Перріамъ католическаго вроисповданія и якобитскихъ мнній. То былъ узенькій покой съ небольшимъ каминомъ въ одномъ изъ угловъ. Темно-зеленые занавсы изъ дама висли на окн. Умывальникъ и туалетъ изъ темнаго краснаго дерева были малы и неудобны, высокій, узкій шкафъ занималъ уголъ стны, и вмст съ письменнымъ столомъ и двумя просторными креслами дополнялъ убранство комнаты. Освщенная двумя свчами, уборная лэди Перріамъ имла нсколько мрачный видъ. Можно было вообразить себя въ одной изъ тюремныхъ келій Тоуэра… хотя бы въ той, напримръ, въ которой былъ казненъ сэръ Томасъ Овербери…. и такой же веселой на видъ. Сильвія была совсмъ поглощена этимъ письмомъ,— настолько поглощена, что какъ будто не замтила прихода горничной, которая принесла хорошенькій серебряный сервизъ, хотя послдняя, быть можетъ, изъ участія къ своей госпож, а быть можетъ, и просто изъ любопытства, провозилась нсколько минутъ въ комнат, поправила огонь въ камин и тяжелые занавсы на окн.

Вотъ письмо:

‘Перріамъ-Плэсъ, близъ Монкгемптона.
15-го марта.

‘Милая миссисъ Карфордъ,

‘Я нашла возможность доставить вамъ хотя временное убжище, если вы можете выполнить т обязанности, какія будутъ на васъ возложены на томъ пост, какой я могу вамъ предложить. Въ борьб изъ-за куска хлба вамъ, быть можетъ, приходилось исправлять обязанности сидлки. Если это такъ, и если вы сознаете себя способной ухаживать за пожилымъ джентльменомъ, котораго только-что разбилъ параличъ, то я приглашаю васъ въ сидлки къ моему мужу сэру Обри Перріаму. Но само собой разумется, что если вы прідете сюда, то не станете разсказывать о вашей прошлой жизни кому бы то ни было изъ членовъ этого дома, и будете хранить строгое молчаніе о томъ, что вамъ извстно о моемъ отц. Я длаю вамъ это предложеніе чисто изъ жалости къ вашему горькому положенію, и надюсь, что вы не заставите меня раскаиваться въ оказанномъ вамъ довріи.

‘Я прилагаю билетъ въ десять фунтовъ, чтобы вы могли купить себ приличный костюмъ и заплатить за проздъ. Прошу васъ купить готовое платье и пріхать съ первымъ поздомъ, на какой вы можете поспть по полученіи этого письма.

‘На вс разспросы о томъ: опытная ли вы сидлка, вы должны отвчать, что вполн опытны въ этомъ дл, но вы не обязаны вдаваться въ какія-либо подробности. По прізд сюда вы спросите лэди Перріамъ и назоветесь миссисъ Картеръ, такъ какъ полагаю, что вамъ врядъ ли было бы пріятно называть себя тмъ именемъ, которое принадлежало вамъ въ лучшіе дни.

‘Преданная вамъ,
‘Сильвія Перріамъ, рожденная Керью’.

Подписавъ и запечатавъ это письмо, лэди Перріамъ поглядла на часы. Оставалось ровно столько времени, чтобы грумъ усплъ отвезти письмо на Монкгемптонскую почту, которая не отходила раньше половины десятаго. Теперь было четверть девятаго. Она позвонила и отдала горничной письмо съ приказаніемъ немедленно отправить его въ Монкгемптонъ. Горничная унесла письмо. Тогда Сильвія придвинула свое кресло къ камину и услась, глядя въ огонь и размышляя о томъ, что сдлала.

‘Желала бы я знать, благоразумно ли я поступила? спрашивала она самое себя. Конечно, женщина, которая такъ много выстрадала, какъ это бдное созданіе, должна была набраться ума-разума. Дать ей пристанище — будетъ доброе дло, и можетъ наступить день, когда я буду нуждаться въ преданномъ человк’.

Сильвія почти не думала о своемъ муж, пока писала письмо. Теперь она встала, отворила дверь, которая вела въ спальную баронета, и заглянула въ нее.

Сэръ Обри лежалъ и дремалъ, блдное лицо его то озарялось пламенемъ камина, то оставалось во мрак. Гапленъ сидлъ на покойномъ кресл возл кровати и читалъ газету при свт лампы съ абажуромъ, отъ которой больного отдлялъ тяжелый пологъ кровати. У камина виднлась скорчившаяся фигура Мордреда Перріама. Онъ прокрался въ комнату сэра Обри безъ шума, точно собака, и ему позволили въ ней остаться незамченнымъ.

ГЛАВА XXXVII.
Мнніе д-ра Кроу.

Д-ръ Кроу, лондонскій врачъ, прибылъ въ Перріамъ подъ-вечеръ слдующаго дня. Онъ былъ великій знатокъ въ болзняхъ патриціевъ и пріобрлъ право лечить аристократію поземельную и коммерческую, духовную и юридическую, если же болзнь оказывалась неизлечимой, то помогалъ прилично перешагнуть изъ здшней жизни въ невдомый, загробный міръ. Онъ былъ плечистый господинъ, съ умнымъ лицомъ, большимъ лбомъ, широкимъ, съ крупными чертами, лицомъ и черными глазами, блескъ которыхъ не потухъ ни отъ лтъ, ни отъ ученыхъ трудовъ и занятій.

Онъ пріхалъ за двсти миль, чтобы поглядть на сэра Перріама, но четверть часа, проведенныхъ въ комнат больного и десять минутъ, посвященныхъ на консультацію съ м-ромъ Стимпсономъ — вотъ все время, какое онъ могъ удлить въ данномъ случа. Что было имъ высказано въ эти десять минутъ, о томъ зналъ одинъ м-ръ Стимпсонъ. Но когда онъ вышелъ изъ уборной, гд происходила эта краткая конференція, лэди Перріамъ появилась изъ темнаго корридора и перескла дорогу великому врачу.

Д-ръ Кроу съ удивленіемъ увидлъ появленіе такого прелестнаго созданія въ этомъ мрачномъ, старомъ дом, ненарушимая тишина котораго казалась почти могильной для посторонняго человка.

— Есть ли какая-нибудь надежда? спросила Сильвія, оживленно.

Докторъ отвчалъ уклончиво, въ тхъ неопредленныхъ, мягкихъ выраженіяхъ, которыя ничего не поясняютъ встревоженному уму:

— Я не теряю надежды на то, что жизнь вашего батюшки…

— Супруга, шепнулъ м-ръ Стимпсонъ врачу.

Д-ръ Кроу опять поглядлъ удивленно, но продолжалъ, не смущаясь:

— Что жизнь вашего супруга будетъ спасена, можетъ быть, на многіе годы.

— Но можетъ ли онъ поправиться?

— Я не вижу причины, почему бы его физическому здоровью не улучшиться при заботливомъ уход, возразилъ докторъ Кроу.

— Но возвратятся ли ему его умственныя способности? спросила Сильвія, съ усиливающейся тревогой. Станетъ ли онъ такимъ, какимъ былъ въ начал зимы, какимъ былъ еще вчера утромъ?

— Увы! сударыня, боюсь, что нтъ! отвчалъ докторъ Кроу тономъ глубочайшаго соболзнованія.

Долгая привычка научила его говорить о каждомъ изъ своихъ паціентовъ такъ, какъ еслибы онъ былъ товарищемъ его дтства, близкимъ другомъ его молодости или дорогимъ и возлюбленнымъ братомъ. Тонъ былъ трогателенъ, хотя и формаленъ. Неутшныя вдовы рыдали на плеч д-ра Кроу, забывая, что онъ вовсе не былъ близкимъ пріятелемъ ихъ покойниковъ. Несчастныя матери сжимали его дружескую руку. И если докторъ нсколько преувеличивалъ испытываемое имъ сожалніе, то имлъ по крайней мр нжное сердце и сострадалъ всмъ несчастнымъ.

— Какъ! вскричала Сильвія: неужели онъ проживетъ долгіе годы, доживетъ до глубокой старости, оставаясь все въ одномъ и томъ же положеніи… утративъ память… повторяя одни и т же слова безсознательно, и подчасъ не признавая самыхъ близкихъ лицъ! Неужели онъ всегда останется такимъ?

— ‘Всегда’ это не то слово, дорогая лэди Перріамъ, отвчалъ докторъ. Можетъ наступить легкое улучшеніе. Мы будемъ на это надяться. Лекарства, прописанныя мною, могутъ произвести лучшее дйствіе на отуманенный мозгъ, чмъ я самъ разсчитываю. Судьба наша въ рукахъ Провиднія. Но я не скрою отъ васъ, что сэръ Артуръ…

— Обри, подсказалъ м-ръ Стимисонъ.

— Я не стану отрицать, что мозгъ сэра Обри сильно потрясенъ, и я мало надюсь, чтобы онъ вполн поправился. Нкоторое улучшеніе можетъ воспослдовать, но я боюсь, что извстная забывчивость, такъ-сказать, дтство останется навсегда, и къ этому мы должны быть готовы, дорогая лэди Перріамъ. Я общалъ м-ру Стимпсону снова побывать черезъ мсяцъ, когда мн можно будетъ сказать свое мнніе съ большей увренностью. Пока мы вполн согласились насчетъ способа леченія. И, какъ ни тяжко для васъ видть, что умственныя способности вашего супруга ослабли, но вы можете утшать себя мыслью, что онъ съ вами. Вы могли его совсмъ лишиться, и подумайте, насколько это было бы горестне.

Сильвія молчала. Докторъ Кроу нжно пожалъ ея руку и удалился въ сопровожденіи почтеннаго м-ра Стимпсона.

— Какая прелестная молодая женщина, сказалъ врачъ, спускаясь съ широкой дубовой лстницы, покрытой ковромъ. И какая молодая! Я думаю ей не больше двадцати лтъ.

— Нтъ еще двадцати, полагаю, отвчалъ м-ръ Стимпсонъ — Она, кажется, очень любитъ этого бднаго, стараго джентльмена.

— Она должна любить его, возразилъ м-ръ Стимпсонъ, который вмст со всмъ графствомъ не одобрялъ женитьбы сэра Обри. Она была не боле какъ дочь приходскаго учителя. Впрочемъ, прибавилъ онъ, вспомнивъ про свои обязанности относительно своего паціента, я полагаю, что она очень милая особа и, какъ вы замтили, очень любитъ сэра Обри.

— Это пріятно видть, замтилъ д-ръ Кроу… благодарю, дорогой мой сэръ, вы очень добры, прибавилъ онъ любезно въ отвтъ на аккуратно сложенный банковый билетъ, который м-ръ Стимпсонъ осторожно вложилъ ему въ руку.

Желтая коляска была послана навстрчу д-ру Кроу на Гедингемскую станцію и теперь дожидалась съ тмъ, чтобы отвезти его обратно на станцію. Не усплъ отъхать этотъ пышный экипажъ съ его важнымъ сдокомъ, какъ на широкой алле, усыпанной пескомъ и ведущей къ Перріамъ-Плэсу, показался боле скромный экипажъ, плохенькій извощичій кабріолетъ.

М-ръ Стимпсонъ стоялъ у дверей, глядя на отъздъ великаго врача. Теперь онъ остался поджидать прізда новаго гостя.

‘Должно быть, это сидлка’, сказалъ онъ самому себ.

Медикъ былъ правъ. Худая, блдная женщина вышла изъ кабріолета и застнчиво оглядлась вокругъ, какъ бы ища къ кому обратиться. Она увидла м-ра Стимпсона, но колебалась заговорить съ нимъ, не зная, слуга онъ или джентльменъ, и можетъ ли она въ послднемъ случа обратиться къ нему.

Она была скромно, но прилично одта въ срое мериносовое платье, черную шаль и шляпку. Но какъ ни простъ былъ нарядъ, а незнакомка носила его съ такимъ изяществомъ, можно сказать граціей, что имла видъ лэди.

‘Настоящая дама’, подумалъ м-ръ Стимисонъ, замчая каждую подробность своимъ зоркимъ глазомъ.

Онъ пошелъ навстрчу въ незнакомк въ ту минуту, какъ извощикъ вынималъ изъ кабріолета багажъ, и вывелъ ее изъ очевиднаго замшательства.

— Вы та сидлка, за которой посылала лэди Перріамъ, полагаю? спросилъ онъ.

— Да, сэръ. Могу я видть лэди Перріамъ.

— Вы сейчасъ увидите ее. Но прежде я желалъ бы переговорить съ вами насчетъ ухода за больнымъ. Я домашній докторъ.

— Я къ вашимъ услугамъ, сэръ.

— О! вамъ лучше сначала закусить и немного отдохнуть. Я могу подождать съ полчаса.

— Нтъ, сэръ, я не желаю, чтобы вы брали на себя этотъ трудъ. Я готова тотчасъ же выслушать ваши наставленія.

— Прекрасно. Я не прочь ухать домой обдать. Войдите сюда на минуту

М-ръ Стимпсонъ провелъ незнакомку въ столовую, гд буфетчикъ и его помощникъ только-что накрыли столъ на два прибора. Обычное мсто сэра Обри было пусто.

Здсь свчи были зажжены и пылалъ каминъ, и при ихъ свт медикъ внимательне оглядлъ наружность сидлки.

Гд видалъ онъ лицо, напоминавшее ея лицо? Онъ не могъ сказать. Но въ этомъ изможденномъ лиц было нчто необыкновенно ему знакомое.

— Я надюсь, что вы достаточно опытны въ этомъ дл, спросилъ м-ръ Стимпсонъ.

— Я много ходила за больными, сэръ.

— Не были ли вы сидлкой въ больниц?

— Нтъ, сэръ.

— Есть у васъ какая-нибудь рекомендація?

— Нтъ, сэръ.

— Это жаль. Вы пріхали сюда безъ рекомендаціи, а постъ, который вамъ предстоитъ занять, весьма важенъ.

— Лэди Перріамъ знаетъ меня, сэръ. Я полагаю, что этого достаточно. Я пріхала сюда по приглашенію лэди Перріамъ.

— Этого достаточно съ нравственной стороны, но хорошее мнніе лэди Перріамъ не можетъ служить аттестаціей ловкости.. Она сама слишкомъ неопытна, чтобы судить, способны ли вы выполнить возлагаемыя на васъ обязанности.

— Если вы найдете меня неспособной, сэръ, то можете отказать мн, отвтила женщина тономъ, въ которомъ кротость звучала какой-то спокойной твердостью…

Эта женщина, очевидно, ‘съуметъ найтись’ во всякихъ обстоятельствахъ, перенести вс удары судьбы..

— Само собой разумется, возразилъ м-ръ Стимпсонъ, но я не желалъ бы подвергать своего паціента неудобствамъ ухода неопытной сидлки. Ухаживали ли вы когда-нибудь за больнымъ, разбитымъ параличемъ?

— Да, сэръ. Я около шести мсяцевъ ходила за старымъ джентльменомъ, страдавшимъ этимъ недугомъ.

Это была правда. Даже горькая школа несчастія не пріучила миссисъ Карфордъ лгать.

— Вы можете, полагаю, достать мн рекомендацію отъ друзей этого больного?

— Если лэди Перріамъ потребуетъ этой рекомендаціи, сэръ, то я могу представить ее, отвчала женщина съ достоинствомъ.

— Прекрасно, произнесъ м-ръ Стимпсонъ: значитъ, мы можемъ испробовать васъ. Мн нравится ваша наружность. Вы, повидимому, знавали лучшіе дни.

Сидлка пропустила это замчаніе безъ отвта. Она не похвалилась прошлымъ благосостояніемъ.

— Какъ васъ зовутъ, кстати.

— Картеръ, сэръ. Миссисъ Картеръ.

— Хорошо. Я м-ръ Стимпсонъ изъ Монкгемптона, домашній докторъ сэра Обри за послднія двадцать лтъ. Теперь выслушайте мои инструкціи.

М-ръ Стимпсонъ отдалъ свои приказанія коротко и ясно и остался доволенъ понятливостью, съ какою миссисъ Картеръ выслушала эти приказанія.

— Право, я думаю, что мы сойдемся, сказалъ онъ привтливо: теперь я поду домой, и вамъ также надо пость.

— Я бы желала сначала повидаться съ лэди Перріамъ, м-ръ Стимпсонъ.

— Вы однако упрямая женщина? Разв вы никогда не дите? Хорошо, вы увидите вашу хозяйку. Джемсъ, пошлите горничную лэди Перріамъ спросить: желаетъ ли ея госпожа видть миссисъ Картеръ.

Сильвія попала на такую высоту, что стала недоступна для простыхъ смертныхъ безъ нкоторыхъ предварительныхъ церемоній.

М-ръ Стимпсонъ ухалъ въ своемъ старомодномъ кабріолет,— памятник былой эпохи, когда признакомъ респектабельности считалось держать кабріолетъ. Миссисъ Картеръ дожидалась въ сняхъ, пока слуга вернется съ отвтомъ лэди Перріамъ.

Просто одтая служанка сошла внизъ, она была за-одно — главной служанкой въ дом и горничной лэди Перріамъ, которой не разршена была роскошь имть горничную исключительно къ ея услугамъ.

— Милэди желаетъ васъ видть, сказала она, и миссиссъ Картеръ послдовала за ней по темной, старинной лстниц, вдоль широкой галлереи, которая вела въ уборную лэди Перріамъ.

Здсь пылающій каминъ и зажженныя свчи длали комнату почти веселой. Лэди Перріамъ сидла передъ огнемъ въ своемъ сромъ шелковомъ, блестящемъ плать, золотисто-каштановые волосы собраны были вороной надъ блднымъ лбомъ, прелестные каріе глаза глядли задумчиво. Эта картина заставила забиться сердце миссисъ Картеръ. Комната показалась великолпной на ея глаза, привыкшіе за послдніе годы созерцать бдную и даже нищенскую обстановку.

Сильвія приняла незнакомку, какъ подобало лэди Перріамъ принять низшее и зависимое лицо. Она не встала съ кресла, чтобы поздороваться съ пришедшей, но окинула ее зоркимъ взглядомъ, желая убдиться, приличная ли вншность у ея protge.

— Я рада, что вы пріхали не теряя времени, миссисъ Картеръ, сказала она съ оффиціальной привтливостью, не допускавшей фамильярности, и надюсь, что вамъ здсь будетъ хорошо.

— Въ этомъ не можетъ быть сомннія, лэди Перріамъ, отвчала миссисъ Картеръ дрожащимъ нсколько голосомъ, не взирая на ея усилія придать ему твердость. Я уже счастлива тмъ, что буду по близости отъ васъ.

— Помимо этого счастія, которое не можетъ имть большого значенія между людьми, которые такъ мало знаютъ другъ друга, какъ мы съ вами, вы найдете, надюсь, комфортабельное убжище.

Миссисъ Картеръ все еще стояла. Ни словомъ, ни движеніемъ лэди Перріамъ не пригласила ее ссть.

— Комфортъ, какой я могу найти въ здшнемъ дом, не привыченъ для меня, и я съумю оцнить его, какъ слдуетъ, отвчала она спокойно.

Ей удалось, наконецъ, совладать съ своимъ голосомъ, но слезы заблистали на потухшихъ глазахъ… слезы, которыя она поспшно отерла и которыхъ лэди Перріамъ какъ будто не примтила.

— И вы сумете, надюсь хранить свои тайны, равно какъ и чужія. Вы умолчите о томъ, что вамъ извстно о прошлой жизни моего отца.

— Я не стану вовсе говорить о вашемъ отц, лэди Перріамъ.

— Я буду считать это торжественнымъ общаніемъ съ вашей стороны.

— Смотрите на это, какъ на общаніе… я не нарушу его.

— Очень хорошо, я довряюсь вашей чести. А теперь скажите мн, хорошо ли я сдлала, пригласивъ васъ, думая, что вы должны умть ходить за больными.

— Вы не ошиблись. Стараясь заработать кусокъ хлба, я бывала и сидлкой. Въ числ моихъ больныхъ былъ одинъ разбитый параличемъ.

— Вотъ это удачно. Значитъ, я поступаю не дурно, поручая вамъ уходъ за моимъ мужемъ. Помните, что вы должны угождать нашему доктору, м-ру Стимпсону, такъ же, какъ и мн.

— Я употреблю вс усилія, лэди Перріамъ.

— Вы займете комнату въ этомъ этаж, рядомъ съ сэромъ Обри. Она уже приготовлена для васъ. Вы будете тамъ обдать одн и вамъ не будетъ случаевъ сталкиваться съ остальной прислугой. Вамъ не придется просиживать ночей, кром разв тхъ случаевъ, когда сэръ Обри почувствуетъ себя хуже, чмъ въ настоящее время, но вы должны быть готовы явиться на зовъ его камердинера во всякій часъ дня и ночи.

— Понимаю, милэди. Я не боюсь ни труда, ни безсонницы по ночамъ. Я сплю очень мало.

— Я очень рада, что у васъ есть главное качество хорошей сидлки. Теперь можете идти въ свою комнату… Постойте, я приважу подать вамъ закусить, прибавила лэди Перріамъ, берясь за ручку колокольчика.

— Одну минуту, милэди! произнесла миссисъ Картеръ, останавливая ее. Я хочу поблагодарить васъ за то, что вы вспомнили въ своей доброт о такомъ падшемъ… несчастномъ созданіи… и доставили ему пристанище. Я не ршаюсь поблагодарить васъ за подарки, присланные вами мн, потому что боялась, какъ бы мое письмо не скомпрометтировало васъ. Но я была тронута вашей добротой. А что вы, не взирая на высокое положеніе, не взирая на перемну въ судьб, которая бы могла вскружить и боле старую голову, чмъ ваша, не взирая на все это,— вспомнили про мою нищету… это хватаетъ меня за самое сердце. Ахъ! лэди Перріамъ! вы никогда не узнаете, какъ глубоко я благодарна вамъ.

Глаза Сильвіи… эти столь непривычные въ слезамъ глаза, отуманились въ то время, какъ женщина говорила все это. Она опустила рсницы, какъ бы желая скрыть набжавшія слезы.

— Вамъ не зачмъ благодарить меня, проговорила она посл минутнаго молчанія. Я рада была оказать вамъ услугу. Я жалю, что обстоятельства моей жизни не позволяютъ мн устроить вашу судьбу независимо отъ существующихъ условій. Не взирая на мое высокое положеніе, я далеко не вольна въ своихъ поступкахъ.

— Я вполн понимаю это, милэди. Только отверженные и паріи бываютъ безусловно свободны, отвчала миссисъ Картеръ горько.

Для нея свобода — значила одиночество и голодъ.

— Я рада услужить вамъ, повторила Сильвія, и надюсь, что если мн когда-нибудь понадобится ваша помощь, то я найду въ васъ друга.

— Да, на жизнь и на смерть! отвчала та выразительно.

— Это значитъ — друга, который не остановится передъ жертвами, не такъ ли? спросила Сильвія, задумчиво глядя въ огонь.

— Друга, который не поморщится, если отъ него потребуютъ непріятной для него услуги. Я хотла сказать преданнаго друга. Вы, конечно, не потребуете отъ меня ничего худого.

— Не считайте меня лучше, чмъ я есть. Я не хочу прикидываться безупречной.

— Никто не безупреченъ въ здшнемъ мір, лэди Перріамъ, но я надюсь и врю, что вы добры и чисты, насколько это свойственно человку.

Сильвія вздохнула съ усталымъ видомъ и помолчала прежде, чмъ отвтить на послднія слова миссисъ Картеръ.

— Я завишу отъ обстоятельствъ, проговорила она, наконецъ. Женщины слишкомъ слабы, чтобы бороться съ судьбой. Я отчасти фаталистка, миссисъ Картеръ.

— Опасное ученіе, лэди Перріамъ.

— Въ самомъ дл? Очень жаль. Однако, послушайте, вы еще ничего не ли и не пили посл вашего путешествія, не правда ли?

— Нтъ, я гораздо больше желала увидть и поблагодарить васъ, чмъ сть и пить.

Сильвія позвонила, и пришла горничная.

— Распорядитесь, чтобы миссисъ Картеръ, сидлк сэра Обри, принесли обдъ или чай, или что она захочетъ, въ ея комнату, сказала лэди Перріамъ. Вы помните о томъ, что я вамъ приказывала сегодня утромъ?

— Да, мы лэди: комната готова, и я подала туда чай и холодное мясо для миссисъ Картеръ.

— Принесите миссисъ Картеръ вина или чего ей угодно.

— Благодарю васъ, лэди Перріамъ, но я никогда не пью ни вина, ни пива.

— Вы, быть можетъ, членъ общества трезвости?

— Я не давала никакихъ обтовъ, но для сидлки необходимо, чтобы голова ея была всегда свжа. Я ничего не буду пить, кром чая и кофе, пока буду находиться у васъ въ услуженіи.

— Длайте, какъ знаете. Доброй ночи.

— Доброй ночи, милэди.

— Вы вступите въ должность тотчасъ, какъ отобдаете.

— Слушаю, милэди, м-ръ Стимпсонъ разсказалъ мн, что я должна длать.

Лэди Перріамъ вжливо кивнула головой, и новая сидлка удалилась.

Марта провела миссисъ Картеръ по той же галлере и ввела ее въ хорошо убранную спальную. Огонь весело горлъ въ камин и къ нему придвинуть былъ круглый столъ, покрытый безукоризненной чистоты голландской скатертью, на которомъ стояли чайный приборъ и блюда съ мясомъ. Этотъ комфортъ сильно поразилъ миссисъ Картеръ. Когда служанка оставила ее наедин, она сидла нсколько времени, оглядывая все кругомъ съ удивленіемъ. Такой комфортъ представлялся ей сномъ.

‘Неужели я въ самомъ дл буду жить въ этомъ дом? думала она, не смя врить своему благополучію: буду жить съ моей дочерью и видть ее каждый день, и совсмъ тмъ никогда не посмю прижать ее къ своему сердцу, никогда не посмю сказать: ‘дитя мое, я твоя мать!’

ГЛАВА XXXVIIІ.
Наслдникъ Перріама.

Недли и мсяцы проходили, а здоровье сэра Обри Перріама не улучшалось и не ухудшалось. Когда его разбилъ параличъ, онъ казался въ цвт лтъ. Теперь онъ сталъ безпомощнымъ и совсмъ старымъ на видъ человкомъ. Умъ его, нсколько мсяцевъ тому назадъ ясно понимавшій тотъ ограниченный крутъ понятій, которыя ему были доступны, теперь сталъ смутенъ и тупъ. Сэръ Обри не былъ безумнымъ: у него не проявлялось дикихъ фантазій, странныхъ представленій. Отуманенный мозгъ не рисовалъ ему фантастическихъ видній. Онъ не велъ таинственныхъ переговоровъ съ невидимыми собесдниками, не призывалъ тней изъ міра призраковъ. Онъ сталъ только безтолковымъ старикомъ, безпамятнымъ, безучастнымъ во всему, кром нкоторыхъ мелочей своего однообразнаго существованія.

Онъ, отличавшійся нкогда вжливостью и спокойствіемъ манеръ, сталъ теперь раздражительнымъ и капризнымъ, себялюбивымъ и требовательнымъ. Не сознавая непомрности своихъ требованій, онъ держалъ свою молодую жену вчной плнницей въ его спальной и лишалъ ее всякаго сношенія съ вншнимъ міромъ, кром тхъ часовъ, когда она медленно прохаживалась взадъ и впередъ по террас, возл кресла, въ которомъ его возили, надъ тмъ мирнымъ убжищемъ, гд его ожидалъ фамильный склепъ.

Лишь при помощи великой дипломатіи удавалось лэди Перріамъ урваться на свободу, но съ теченіемъ времени она научилась управлять своимъ больнымъ мужемъ и длать видъ, что исполняетъ его желанія, не исполняя ихъ въ дйствительности, избгать всхъ случаевъ раздражить его и вмст съ тмъ поступать по-своему. Миссисъ Картеръ была крайне полезна ей при этомъ, она умла устранять затрудненія и успокоивать баронета, когда онъ сердился словомъ, была неоцненной слугой для лэди Перріамъ.

Сидлка мало сообщалась съ остальной прислугой, рдко выходила изъ комнаты больного или изъ своей, разв только на прогулку, сопровождая сэра Обри, никогда не разговаривала съ остальной прислугой, и была вжлива, строго избгая фамильярности.

Результатъ этого неизмннаго и безупречнаго поведенія легко себ представить. Никто изъ слугъ въ Перріамъ-Плэс не любилъ миссисъ Картеръ. Ее считали гордой, хитрой, себ-на-ум,— особой, которая подъ вншнимъ смиреніемъ скрываетъ хитрйшіе и опаснйшіе замыслы. Слуги замтили, что лэди Перріамъ внимательне относилась къ миссисъ Картеръ, чмъ ко всмъ остальнымъ домочадцамъ, и ворчали на это предпочтеніе.

— Я служу въ этомъ дом чуть ли не съ самаго дтства вотъ уже скоро сорокъ лтъ, говаривала миссисъ Спейсеръ, экономка, и никогда не удостоивалась предпочтенія. Я присдаю сэру Обри и теперь, при встрч съ нимъ, такъ же смиренно, какъ присдала въ то время, когда двчонкой поступила сюда въ судомойки. И вотъ, вдругъ является эта миссисъ Картеръ и ей отводятъ комнату наверху, подаютъ обдать въ ея комнату и прислуживаютъ люди, которые, полагаю, ничмъ не хуже ея.

— Я полагаю, что она знавала лучшіе дни, миссисъ Спейсеръ, замтила Мэри Дау, главная служанка: это видно по ея взглядамъ и манерамъ. Руки у ней блы, какъ творогъ, и малы, какъ у лэди, и она говоритъ такъ тихо, я видла также, какъ она пишетъ: точно молодая лэди, вышедшая изъ пансіона.

— Должно быть, она васъ обошла своимъ смиренствомъ, отвчала экономка.

— Нтъ, она мн не по душ: такая молчаливая и должно бытъ гордая, иначе она не держалась бы поодаль отъ всхъ, но она всегда вжлива.

— Слишкомъ вжлива! пробормотала миссисъ Спейсеръ.

— Она похожа на лэди Перріамъ. Ее сразу не разберешь.

— Знаете ли, продолжала Мэри Дау: мн также иногда казалось, что она похожа лицомъ на лэди Перріамъ, разумется, у ней нтъ ея молодости и свжести.

— Бездлица! вскричала миссисъ Спейсеръ.— Ну, сходства мало между этимъ жалкимъ, отцвтшимъ созданіемъ и лэди Перріамъ.

Замчаніе Мэри Дау было опровергнуто большинствомъ голосовъ. Никто не находилъ сходства между сидлкой и ея госпожей.

——

Сэръ Обри уже четыре мсяца какъ пребывалъ въ своемъ безпомощномъ, жалкомъ состояніи, и снова наступило лто, и хлба зазолотились на плодородныхъ поляхъ между Гединамомъ и Перріамъ-Плэсомъ, когда случилось такое событіе, которое значительно увеличило значеніе Сильвіи и сдлало будущее свтлымъ и легкимъ для ея честолюбія.

Величайшее желаніе баронета исполнилось, когда онъ утратилъ возможность наслаждаться этимъ давно-желаннымъ счастіемъ. Его молодая жена родила ему сына!

Весело заливались колокола въ Гедингем и Монкгемптон, и среди ихъ серебристыхъ переливовъ раздавался однообразный звукъ колокола перріамской церкви, въ вечеръ, когда родился ребенокъ… чудный іюльскій вечеръ, когда весь роскошный ландшафтъ и отдаленный океанъ были залиты золотистымъ свтомъ.

Эдмондъ Стенденъ услышалъ этотъ веселый звонъ, куря свою посл-обденную сигару и прохаживаясь по саду съ Эсирью и матерью… услышалъ и удивился этому непривычному звону.

— Что значитъ этотъ звонъ? сказала Эсирь. Не можетъ быть, чтобы это звонарь вздумалъ упражняться, къ тому же, не только наши, но и Монкгемптонскіе колокола расходились. Не дерутся ли гд англичане и не выиграли ли сраженія, Эдмондъ? Вы знаете, что я почти не читаю газетъ.

— Нтъ, Эсси, Англія держится почетнаго нейтралитета въ настоящее время. Этотъ радостный звонъ возвщаетъ не побду. Какая-нибудь жертва гименею, полагаю.

— Еслибы это означало свадьбу, то звонили бы сегодня утромъ, возразила Эсси, все еще дивившаяся этому непривычному звону.

Старикъ садовникъ, подрзывавшій ближайшій розовый кустъ, дотронулся до шляпы и ршился обратиться къ молодой лэди.

— Прошу извинить, миссъ: я встртилъ Джима Бекера, помощника садовника въ Плэс, и онъ сказалъ мн, что у лэди Перріамъ родился сынъ сегодня вечеромъ. Можетъ быть по этому случаю и звонятъ.

— Нтъ сомннія, Джильсъ, отвчала Эсирь, нервно взглянувъ на Эдмонда.

Щеки его, покрывшіяся здоровымъ загаромъ отъ безпрестанныхъ поздокъ изъ Деканова дома въ банкъ и обратно и отъ частой охоты съ собаками, поблднли при звук этого слишкомъ хорошо памятнаго имени.

Ея сынъ! Однимъ изъ самыхъ свтлыхъ и радостныхъ грезъ въ его краткую эпоху любви и надежды была мечта о томъ дн, когда первенецъ Сильвіи будетъ лежать на его непривычныхъ рукахъ… сынъ Сильвіи и его!

— Бдный сэръ Обри, произнесла миссисъ Стенденъ, какъ бы читая мысли сына на его омрачившемся лиц. Мало радости доставитъ ему рожденіе сына.

Колокола продолжали весело звонить, и каждый звукъ ихъ горестно отдавался въ сердц Эдмонда. Онъ оставилъ трехъ лэди прохаживаться посреди клумбъ съ цвтами и ушелъ гулять одинъ, какъ было у него въ обыча, когда накипавшія воспоминанія и сожалнія становились слишкомъ мучительны, чтобы можно было сохранять улыбающійся видъ и безмятежно бесдовать съ домашними, которые это именно и цнили въ немъ. ‘Онъ удивительно какъ переносилъ свое горе’, толковали между собой съ радостной благодарностью женщины, любившія его. Онъ раздлялъ ихъ небольшія развлеченія, былъ лучшимъ изъ сыновей, снисходительнйшимъ дядей, преданнйшимъ братомъ. Эдмондъ Стенденъ переносилъ свое горе съ такимъ мужествомъ, что женщины радостно врили въ его исцленіе. Борьба, думали он, была сильна, но кратка, и онъ разомъ вырвалъ Сильвію Керью изъ своего сердца. Еслибы смерть сэра Обри сдлала бы ее свободной завтра, то она врядъ ли бы вернула любовь Эдмонда. Онъ слишкомъ хорошо знаетъ ее, чтобы снова попасть въ ея сти.

Горе, какъ и ревность, ищутъ пищи для своего удовлетворенія. Сознавая, что рожденіе наслдника сэра Обри служитъ для него источникомъ величайшей горечи, Эдмондъ Стенденъ почувствовалъ желаніе направить свои шаги къ Перріамъ-Плэсу, какъ бы затмъ, чтобы выпить чашу горечи до дна. Онъ пошелъ черезъ знакомыя поля — поля, засянныя бобами, гд душистые цвты казались жилищемъ эльфовъ и фей, черезъ клеверныя поля, казавшіяся темно-пурпурными при заходящемъ солнц, черезъ луга и рощи, и словно притягиваемый однообразнымъ звукомъ колокола, добрался до кладбища въ котлован, съ его поросшей плющемъ стной.

Колоколъ умолкъ въ тотъ моментъ, какъ Эдмондъ вышелъ на узкую тропинку, которая вела къ воротамъ кладбища. Сельскіе жители любятъ кладбища: эти послднія служатъ обыкновенно мстомъ для прогулки влюбленныхъ, для игръ дтей, мирнымъ убжищемъ для пожилыхъ людей, желающихъ размыслить о превратностяхъ земного существованія и о томъ, что сулитъ загробная жизнь.

Эдмондъ прошелъ на кладбище, перешагнулъ черезъ низкую ограду и услся на ней. Съ этого пункта онъ могъ видть итальянскій садъ и южный фасадъ Перріамъ-Плэса, освщенныя окна котораго тускло блестли въ лтнемъ сумрак. Онъ закурилъ сигару. Какъ бы ни велико было горе курильщика, онъ машинально ищетъ утшенія въ сигар. Эдмондъ сидлъ и курилъ, задумчиво глядя на слабо освщенныя окна.

‘Желалъ бы я знать, счастлива ли она, размышлялъ онъ. У ней теперь новый источникъ счастія: материнскія радости, которыя должны быть очень сильны. Съ сегодняшняго дня для нея начинается новая жизнь, въ которой ея собственная личность должна отступить на задній планъ. Она будетъ жить невинными радостями своего дитяти, болть его горестями и раздлять его желанія, и такимъ образомъ будетъ дальше, чмъ когда-либо, отъ меня. До сихъ поръ, въ сердц ея могло жить сожалніе о минувшемъ, отнын я буду ничтожнйшимъ атомомъ въ мір въ сравненіи съ этимъ новорожденнымъ крошкой’.

Онъ съ глубокимъ состраданіемъ думалъ о несчастномъ муж и отц, разстроенный мозгъ котораго не могъ обнять доставшееся на его долю счастіе. Подробности о безпомощномъ состояніи, въ какомъ находился сэръ Обри, были хорошо извстны въ околотк. М-ръ Стимпсонъ, докторъ, прикидывался сдержаннымъ, но пожиманіемъ плечъ, наморщиваніемъ бровей и конфиденціальными сообщеніями близкимъ друзьямъ выдалъ, въ какомъ положеніи находится дло. У слугъ тоже были языки, которыми они хорошо умли пользоваться.

Между тмъ какъ Эдмондъ Стенденъ сидлъ, глядя на окна и курилъ, человкъ, то$ке съ сигарой во рту, прошелъ быстрыми шагами вдоль итальянской террасы и остановился, прислонившись къ каменной баллюстрад, сложивъ руки на груди, въ нсколькихъ шагахъ отъ того мста, гд сидлъ Эдмондъ. Въ этомъ новомъ пришельц м-ръ Стенденъ узналъ м-ра Бэна, стряпчаго, съ которымъ ему приходилось имть частыя дловыя сношенія. М-ръ Бэнъ, конечно, узнаетъ его. Поэтому лучше было подойти къ нему, чтобы въ его ум не заронились подозрнія на счетъ его пребыванія въ этомъ мст.

— Прекрасный вечеръ для прогулки, м-ръ Бэнъ, сказалъ онъ весело.

— Господи помилуй! да никакъ это вы, м-ръ Стенденъ? вскричалъ агентъ,— никакъ не ожидалъ увидть васъ такъ далеко отъ Деканова дома въ послобденное время.

— Это потому, что вы не знаете моихъ привычекъ. Я ничего такъ не люблю, какъ вечернюю прогулку, въ обществ своей сигары.

— У васъ мизантропическое направленіе ума, м-ръ Стенденъ.

— Не знаю, мизантропія ли это… но порою пріятно побыть наедин съ своими мыслями, вмсто того, чтобы разговаривать.

— И вы выбрали это пріятное мсто для своихъ вечернихъ размышленій, возразилъ м-ръ Бэнъ.— Должно быть, это кладбище, расположенное подъ самой террасой, съ ея баллюстрадой и античными вазами и статуями и т. д. именно такое мсто, которое поэты и тому подобный народъ зовутъ романтическимъ?

— Я думаю, что не надо быть ни поэтомъ, ни живописцемъ, чтобы восхищаться этимъ стариннымъ кладбищемъ.

— Будто бы? спросилъ м-ръ Бэнъ съ недоврчивымъ видомъ.— Я, знаете, какъ дловой человкъ, не могу взять этого въ толкъ. Будь я владльцемъ этого дома, я бы не желалъ имть кладбище такъ близко отъ моего колодца. Мн бы казалось, что все, что я ни мъ и ни пью, отзывается прахомъ моихъ предковъ. Слышали ли вы колокольный звонъ?

— Мудрено было бы не слыхать его, отвчалъ Эдмондъ съ притворной безпечностью.

— Сегодня великій день для Перріама, сказалъ м-ръ Бэнъ, выпуская дымъ.

— Вы считаете рожденіе наслдника великимъ преимуществомъ?

— Да, въ настоящемъ случа, разумется. Помстье перешло бы къ дальнему родственнику, еслибы сэръ Обри умеръ бездтнымъ. И я знаю, что онъ страстно желалъ имть наслдника.

— Очень ли онъ доволенъ, что желаніе его исполнилось?

— Настолько, насколько онъ вообще, бднякъ, можетъ быть довольнымъ.

— Изъ вашего тона я заключаю, что голова его не въ порядк.

М-ръ Бэнъ вздохйулъ и покачалъ головой съ меланхолическимъ видомъ.

— Это предметъ, о которомъ я не люблю распространяться, возразилъ онъ посл минутнаго молчанія.— Къ счастію, прибавилъ онъ, зорко взглядывая въ лицо молодому человку, которое едва было видно въ сумеркахъ,— не взирая на умственное разстройство сэра Обри, его физическое здоровье замчательно хорошо. Я, право, не удивлюсь, если онъ переживетъ насъ съ вами.

— Даже будучи лтъ на двадцать старше насъ, замтилъ Эдмондъ.

— Да, но мы быстро сгораемъ… утомляемъ нашъ умъ и наше тло до крайности. А онъ живетъ точно дитя… не мыслитъ, не трудится… спитъ такъ же безмятежно, какъ младенецъ въ колыбели, и такъ безпамятенъ, что не знаетъ никакихъ заботъ. Я не вижу причины, почему ему не дожить до девяноста лтъ.

Эдмондъ Стенденъ ничего не спросилъ про лэди Перріамъ. Онъ не зналъ, насколько опасно было ея положеніе, и прекратилась ли теперь всякая опасность. Разв она не умерла для него? Разв смерть могла боле разлучить ихъ, чмъ ея измна?

И совсмъ тмъ онъ дорого бы далъ въ эту минуту, чтобы узнать, какъ ея здоровье. Только изъ боязни скомпрометировать ее, не спросилъ онъ объ этомъ м-ра Бэна.

Онъ поговорилъ еще о постороннихъ вещахъ, докурилъ свою сигару и пожелалъ агенту доброй ночи. Шадракъ Бэнъ, прислонившись въ баллюстрад и сложивъ руки на груди, наблюдалъ за удаляющейся фигурой, пока она не скрылась изъ глазъ.

— Это подтверждаетъ мое мнніе, говорилъ онъ самому себ,— я такъ и думалъ, что между этими двумя дло было посерьёзне простого ухаживанья. М-ръ Стенденъ былъ сильно задть, хотя и прикидывается спокойнымъ. Но она не такъ-то ловко притворяется. Стоить упомянуть его имя, и она вспыхнетъ, какъ маковъ цвтъ, а затмъ поблднетъ, какъ смерть. Постарайтесь излечиться какъ можно скоре отъ этой фантазіи, лэди Перріамъ, если когда-нибудь вамъ случится овдовть, то врядъ ли вы найдете выгоднымъ выйти замужъ за Эдмонда Стендена.

ГЛАВА XLVIII.
Торжество Сильвіи.

Посл взрыва страсти на кладбищ, освщенномъ луной, Эдмондъ Стенденъ ушелъ домой уничиженный, терзаемый угрызеніями совсти и такой несчастный, какимъ онъ еще никогда не чувствовалъ себя въ жизни. Мысль, что Сильвія снова принадлежитъ ему, возбуждала въ немъ чувство не торжества, но глубокаго стыда. Онъ чувствовалъ себя какъ бы воромъ, карманы котораго биткомъ набиты краденымъ золотомъ. Радость обладанія заглушалась мучительнымъ сознаніемъ своей виновности. Его счастіе, его сокровище, единственный предметъ, котораго онъ страстно желалъ, былъ ему возвращенъ, но за такую дорогую цну, что утрачивалъ всю свою прелесть.

Недолго оставался онъ на Перріамскомъ кладбищ посл рокового сознанія въ своей слабости. Онъ поцловалъ блдный лобъ, милыя розовыя губки, какъ цловалъ ихъ въ былые дни, заглянулъ въ глубину ясныхъ очей, пытаясь прочитать, что скрывалось въ ихъ глубин, и распрощался съ Сильвіей. Онъ хотлъ-было проводить ее до дверей ея дома, но она ему этого не позволила. О будущемъ никто изъ нихъ не заговаривалъ. Она была боле нежели довольна. Она ликовала въ душ, потому что разстроила бракъ Эсири Рочдель съ ея бывшимъ женихомъ. Посл сегодняшняго признанія онъ не посметъ жениться на миссъ Рочдель. Отнын онъ принадлежалъ ей, Сильвіи Перріамъ.

Поэтому она не обидлась его торопливымъ и смущеннымъ прощаніемъ. Она знала, что онъ сожалетъ о томъ, что сдлалъ. Это позднее раскаяніе нисколько не тревожило ее. Дло было сдлано.

Уединясь въ свои покои, она предалась восторгамъ радости. Она кротко улыбалась себ въ зеркало, расчесывая свои длинные волосы въ уборной, которую превратила въ храмъ женской роскоши. Какую побду одержала она надъ своимъ заклятымъ врагомъ, миссисъ Стенденъ. Какъ измнилось ея положеніе съ тхъ поръ, какъ спсивая вдова соблаговолила сдлать визитъ къ дочери сельскаго школьнаго учителя въ знакъ снисхожденія и примиренія съ ней.

‘Явится ли она во мн съ визитомъ теперь, когда узнаетъ, что Эдмондъ все-таки женится на мн?’ гадала Сильвія.— ‘Не думаю. Врядъ ли она ршится патронировать лэди Перріамъ’.

О раненомъ или, быть можетъ, разбитомъ сердц Эсири Рочдель Сильвія вовсе не думала. Разбитыя чужія сердца никогда не тревожили ее. Кром того, она всегда ненавидла миссъ Рочдель. Она ненавидла ее за то, что та была богаче ея, а главное за то, что она была лучше, чище, правдиве.

Она позвонила, и когда пришла ея горничная,— у ней была теперь своя горничная,— то велла прислать въ ней миссисъ Картеръ. Она была въ доврчивомъ расположеніи духа, а ей не съ кмъ было подлиться своими впечатлніями, кром этой женщины.

Миссисъ Картеръ мигомъ явилась на этотъ непривычный зовъ. Она тщательно притворила за собой дверь, подошла въ креслу Сильвіи и склонилась надъ ней съ нжнымъ взглядомъ, которому застнчивость придавала трогательное выраженіе.

— Лучше ли вамъ, мое сокровище?— кротко спросила она.

— Лучше ли? Мн совсмъ хорошо. Что, вашъ паціентъ спитъ?

— Да, онъ спитъ съ девяти часовъ.

— Онъ крпко спитъ, не правда ли?— спросила Сильвія.

— Очень крпко. Слава Богу, ночью ему очень покойно.

— А днемъ,— сказала Сильвія съ разсерженнымъ взглядомъ.— Я полагаю, что и днемъ его спокойствіе не нарушается. Вы удовлетворяете вс его нужды… чего еще онъ можетъ желать?

— Я стараюсь изъ всхъ силъ, чтобы ему было покойно и даже исполняю, по-возможности, вс его капризы. Но, не смотря на это…

— Ну, что же дальше?— спросила Сильвія нетерпливо, когда миссисъ Картеръ умолкла, нервно играя шнуркомъ своего хорошенькаго, чернаго шелковаго передничка.

Она всегда тщательно заботилась о своемъ костюм… никто и никогда не видлъ ее растрепанной. Досуги ея монотонной жизни дозволяли ей тратить время на свою особу.

— Не смотря на вс мои заботы, онъ чувствуетъ себя по временамъ очень несчастнымъ,— произнесла она.

Сильвія пожала плечами и отвернулась отъ нея съ жестомъ нетерпнія.

— Я полагаю, что характеръ его болзни длаетъ его несчастнымъ,— отвчала она холодно.

— Не думаю, чтобы одно это.

— Чего же ему нужно?

— Нсколько боле свободы.

Леди Перріамъ повернулась къ ней съ бшенымъ взглядомъ. Хорошенькое личико ея дышало гнвомъ.

— Я запрещаю вамъ разъ навсегда говорить о немъ,— произнесла она.— Длайте свое дло. Вамъ за это платятъ, и щедро платятъ. Но не приходите напвать мн о томъ, что онъ будто бы несчастливъ… точно мои интересы — послднее для васъ дло.

— Справедливо ли говорить это, Сильвія, посл того, что я для васъ сдлала?

— Вы раздлываете сдланное всякій разъ, какъ о немъ упоминаете. Услуга перестаетъ быть услугой, когда ею безпрестанно попрекаютъ человка.

— Какъ часто попрекали вы меня своими благодніями,— возразила мать съ горечью.— Зачмъ вы позвали меня сегодня вечеромъ, если намрены обижать меня?

— Я не хотла васъ обижать, но вы разсердили меня, заговоривъ о ненавистномъ для меня предмет.

— Но вдь вы, Сильвія, сами спросили меня.

— Вамъ бы слдовало имть побольше такта. Я хотла прямого отвта на свой вопросъ, но вовсе не желала упрековъ или жалобъ.

Миссисъ Картеръ поглядла на лэди Перріамъ съ тмъ полуудивленнымъ, полу-огорченнымъ выраженіемъ, которое часто появлялось у ней на лиц. Она думала объ удивительномъ сходств между характеромъ отца и дочери. И тотъ и другая были несправедливыми эгоистами… и тотъ и другая были совсмъ равнодушны къ чужому горю.

Лэди Перріамъ перестала сердиться и сообщила матери о своемъ торжеств. Она сдлала это не изъ любви къ матери, которую удостоила признать со времени своего вдовства, и въ уединеніи своихъ покоевъ… причемъ весь маленькій міровъ Перріамъ-Плэса считалъ мать Сильвіи только нанятой сидлкой. Она сдлала это не подъ вліяніемъ дочерней любви, но единственно изъ желанія поговорить съ кмъ-нибудь, найти сочувственнаго слушателя, кому бы передать повсть о томъ, какъ женская хитрость восторжествовала надъ честью мужчины.

— Только тогда, когда я отказалась отъ него, я привела его къ своимъ ногамъ,— сказала она, окончивъ свой разсказъ.

— До того онъ былъ твердь, какъ гранитъ, Я сказала ему, чтобы онъ шелъ въ Эсири Рочдель. Онъ увидлъ, что я ухожу отъ него… и въ слдующій моментъ я была въ его объятіяхъ и онъ сталъ такъ же мн близокъ, какъ когда мы прощались у могилы де-Боссина. Счастливая мысль пришла мн въ голову пригласить его на кладбище. Обстановка пробудила въ немъ прежнія чувства. И теперь онъ снова мой… мой Эдмондъ, и я настолько богата, что могу плюнуть на деньги миссисъ Стенденъ. Мы женимся, какъ только исполнится годъ моему трауру, и онъ придетъ, и своимъ присутствіемъ освтитъ для меня этотъ мрачный домъ, Я перестану бояться, когда онъ будетъ со мной. Пусть наступитъ худшее: онъ будетъ моимъ покровителемъ.

Миссисъ Картеръ серьёзнымъ взоромъ глядла на нее въ теченіи нсколькихъ минутъ, и затмъ упала на колни передъ ея кресломъ, сжала ея руки и вскричала, глядя съ умоляющимъ видомъ въ ея лицо:

— О, Сильвія! зачмъ Господь наградилъ тебя всмъ, кром сердца и совсти? Я терзаюсь, когда слышу твои рчи. Я бы желала лучше видть тебя разстроенной, убитой, чмъ слышать, какъ ты толкуешь о счастіи… мечтаешь о счастливомъ будущемъ… и знать про то, что мн извстно…

ГЛАВА XXXIX.
М-ръ Бэнъ оказывается полезнымъ человкомъ.

Ребенокъ Сильвіи росъ и укрплялся, и ей казалось, что жизнь ея какъ будто получила новый смыслъ. Дитя служило новой забавой, и благодаря тому, ея собственное значеніе усилилось. Прислуга сдлалась почтительне прежняго. Мать будущаго лорда Перріама была гораздо боле важной персоной, чмъ молодая жена сэра Обри. Такъ какъ сэръ Обри, въ нкоторомъ род, юридически умеръ, то вс домочадцы поклонялись колыбели его наслдника, какъ будто бы это несмысленное дитя было уже ихъ господиномъ и повелителемъ.

Бездтная вдова мелкаго фермера, который разорился и умеръ преждевременно, была нанята въ няньки. М-ръ Бэнъ, знавшій всхъ и вся, пріискалъ эту особу и привезъ ее къ лэди Перріамъ, съ совтомъ нанять ее, смахивавшемъ почти на приказаніе. Сильвія отказала бы этой женщин, хотя бы только затмъ, чтобы воспротивиться вмшательству, которое казалось ей въ нкоторомъ род тиранствомъ, но сэръ Обри, присутствовавшій при спор и всегда бравшій сторону Шадрака Бэна, настоялъ на томъ, чтобы миссисъ Трингфольдъ была нанята. Вслдствіе этого миссисъ Трингфольдъ была приглашена въ домъ за нсколько недль до рожденія наслдника.

Сэръ Обри позабылъ обо всемъ дл черезъ какихъ-нибудь полчаса, но его поддержка дала право м-ру Бэну заявлять свой голосъ во всхъ семейныхъ длахъ, что очень не нравилось Сильвіи.

— Почему ты всегда берешь сторону м-ра Бэна? спросила она, когда управляющій ушелъ.

— Бэнъ очень умный человкъ, душа моя,— отвчалъ сэръ Обри своимъ дряблымъ голосомъ:— всего лучше слушаться совтовъ Бэна. Если Бэнъ рекомендуетъ няньку, нянька должна быть хороша.

— Я бы лучше сама выбрала няньку, отвчала Сильвія, недовольная.

— Ну, можешь ли ты судить о томъ: хороши или дурны слуги, моя душа? Ты слишкомъ молода, чтобы толково выбрать ихъ. Бэнъ преданный слуга… очень преданный слуга.

— Преданный своимъ личнымъ интересамъ, я думаю, пробормотала Сильвія.

Сильвія не знала, что вліянію м-ра Бэна она обязана тмъ, что ея будущій доходъ повысился съ трехъ тысячъ до пяти въ годъ. Но, быть можетъ, еслибы она и знала объ этомъ факт, то онъ врядъ ли бы примирилъ ее съ этимъ вліяніемъ, которое представлялось ей какъ-бы своего рода тиранніей.

Никому въ дом, не исключая и самой матери, ребенокъ не былъ, повидимому, такъ милъ, какъ миссисъ Картеръ, сидлк. Величайшимъ удовольствіемъ для нея было поняньчить мистера Перріама полчасика или больше, когда миссисъ Трингфольдъ бывала въ любезномъ настроеніи духа и допускала такую вольность съ своимъ питомцемъ. Она склонялась надъ его колыбелью съ такой нжностью, которая была верхомъ искусства, если только была притворной. Прислуга утверждала, что эта нжность притворна, и обвиняла миссисъ Картеръ въ раболпств и желаніи подслужиться.

— Она съ самаго начала съумла поддлаться къ миледи,— говорила миссисъ Спейсеръ, экономка, и надется совсмъ расположить ее къ себ, прикинувшись, что обожаетъ наше дорогое дитя.

Не смотря на такое строгое сужденіе прислуги, привязанность миссисъ Картеръ къ ребенку выражалась очень скромно и сдержанно. Только въ т счастливыя минуты, когда ее оставляли одну съ ребенкомъ, душа ея переполнялась, и она проливала слезы надъ малюткой, и молила Бога удалить отъ него т грховные соблазны, противъ которыхъ сама она не съумла устоять.

Наступило время и довольно быстро, когда эта новая радость такъ же прілась Сильвіи, какъ и счастіе быть хозяйкой великолпнаго дома: Сильвіи прискучило мало-по-малу возиться съ ребенкомъ. Забавляться имъ было во всякомъ случа утомительно, и если ей случалось иногда продержать его на рукахъ съ полчаса, она совсмъ выбивалась изъ силъ, и съ удовольствіемъ передавала его миссисъ Трингфольдъ или миссисъ Картеръ.

Сэръ Обри любилъ, чтобы ребенка приносили въ его комнату и няньчились тамъ съ нимъ на его глазахъ, онъ гордился имъ, и по временамъ нжно ласкалъ его, но въ другое время совершенно забывалъ объ его существованіи, и случалось, ворчалъ и жаловался на то, что у него нтъ наслдника. Сначала миссисъ Картеръ приносила ему ребенка, чтобы убдить: какъ безумны его жалобы, когда Провидніе наградило его сыномъ. Но вскор сна открыла, что то былъ напрасный трудъ и предоставляла ему ныть, сколько его душ угодно, не пытаясь больше убдить его въ неразуміи. По мр того, какъ время шло, а ребенокъ росъ, онъ сталъ казаться лэди Перріамъ только лишней обузой. Каждый прорзывающійся зубъ производилъ тревогу и суматоху. Онъ плакалъ и капризничалъ, и миссисъ Трингфольдъ сваливала все на зубы.

‘Вроятно я полюблю его, когда онъ нсколько подростетъ’,— утшала себя мать, когда находила наслдника Перріама безпокойне обыкновеннаго.

Такъ мало-по-малу, съ теченіемъ времени ребенокъ пересталъ услаждать ея жизнь и развлекать ее, и бремя однообразной жизни стало тяготить ее пуще прежняго.

До нкоторой степени она стала свободне въ своихъ дйствіяхъ, чмъ до болзни сэра Обри. Послдній, такъ самовластно распоряжавшійся ея жизнью, сталъ теперь нулемъ.

Сильвія посщала комнату больного почти съ такимъ же чувствомъ, какъ еслибы то была могила, но какъ ни тяготилъ ее уходъ за сэромъ Обри, она обращалась съ нимъ довольно ласково, читала ему, пла, и съ сверхъестественнымъ почти терпніемъ отвчала на его безконечные и однообразные вопросы. Но она посвящала исполненію этихъ обязанностей только два часа въ день: часъ поутру и часъ вечеромъ. ‘Посвящать ему больше времени — значило убить себя’,— объявила она.

Въ остальное время за сэромъ Обри ухаживали Мордредъ Перріамъ, миссисъ Картеръ и Жанъ Чепленъ, докторъ ежедневно посщалъ его, а м-ръ Бэнъ прізжалъ два раза въ недлю и такъ же серьёзно толковалъ съ баронетомъ о длахъ, какъ еслибы тотъ былъ въ здравомъ ум.

Теперь лэди Перріамъ могла тратить денегъ, сколько хотла. Сэръ Обри удерживалъ у себя книжку съ чеками, и подписывалъ вс чеки, какіе требовались по хозяйству. Онъ совсмъ не сознавалъ, сколько онъ тратилъ: неизмнно ворчалъ, выдавая каждую отдльную сумму, по мозгъ его утратилъ способность помнить о выданныхъ раньше суммахъ, и еслибы управляющій захотлъ, то могъ бы заставить его по три и по четыре чека въ день выдавать на одинъ и тотъ же предметъ. Вс чеки подписывались по требованію Шадрака Бэна. Только онъ одинъ могъ убдить сэра Обри выдать деньги, и такимъ образомъ вс суммы, необходимыя для лэди Перріамъ, проходили черезъ руки агента.

Сильвію унижало вмшательство м-ра Бэна, но она вынуждена была терпть его, потому что если ей самой случалось просить денегъ у сэра Обри, она получала неизмнный отвтъ: зачмъ ей столько денегъ? У нея пропасть нарядовъ, онъ постоянно видитъ на ней новыя платья. У ней есть домъ и экипажъ. Чего ей еще требуется?

Сильвія возражала, что есть счеты по хозяйству, и кто-нибудь долженъ же по нимъ платить.

— Такъ пускай Бэнъ принесетъ мн счеты и я подпишу чеки,— неизмнно отвчалъ сэръ Обри: Бэнъ знаетъ, что мн слдуетъ уплатить. Онъ дльный человкъ и не позволить надутъ меня. Ты бы, Сильвія, разорила меня, еслибы бы я позволилъ теб распоряжаться хозяйствомъ.

Лэди Перріамъ ничего не оставалось, какъ покориться, и она получала чеки изъ рукъ Шадрака Бэна. Онъ давалъ ей денегъ столько, сколько нужно было, чтобы удовлетворить какъ всмъ ея прихотямъ, такъ и расходамъ по хозяйству. Сэръ Обри подписывалъ чекъ на ‘постороннія издержки’ почти черезъ каждыя дв недли, а ‘постороннія издержки’ значили карманныя деньги для Сильвіи. Она теперь могла удовлетворять своей страсти къ моднымъ нарядамъ, богатымъ кружевамъ, лентамъ у м-ра Генцлейна, могла безпрепятственно покупать новыя книги и новыя ноты, загромождать свой туалетъ послдними новинками по парфюмерской части, посылать время отъ времени банковый билетъ въ подарокъ отцу и награждать миссисъ Картеръ сверхъ положеннаго ей щедраго жалованья. Еслибы деньги могли длать человка счастливымъ, то Сильвія Перріамъ должна была бы считать себя вполн счастливой: но хотя покупать наряды было и весело, но тяжко было сознавать, что не для кого ихъ надвать. Конечно, ей пріятно было видть отраженіе своей красы, когда она вертлась передъ зеркаломъ, одтая по послдней мод и, какъ уврялъ м-ръ Генцлейнъ, точь-въ-точь въ такомъ плать, какъ у императрицы Евгеніи. Но она со вздохомъ отходила отъ зеркала, вспомнивъ, что никто не увидитъ ея наряда, кром больного мужа и м-ра Бэна. Такимъ образомъ, посл краткаго періода мотовства ей надоло покупать обновки.

Она могла бы здить въ Гедингемскую церковь каждое воскресенье и щеголять своими нарядами передъ людьми, знававшими ее въ бдности, но ей не хотлось этого. Презрительный взглядъ Эдмонда Стендена совсмъ сразилъ ее. Она не желала вновь подвергать себя такимъ взглядамъ. Лучше никогда не видть больше его лица, чмъ подмчать въ немъ это выраженіе. Со всмъ тмъ, когда она мечтала о темномъ, неизвстномъ будущемъ — вс мечты ея сосредоточивались на будущемъ — то не отчаивалась вернуть его любовь, лишь бы ей дали возможность попытаться это сдлать.

Было одно лицо въ Перріамъ-Плэс, на которое разстроенное здоровье сэра Обри подйствовало почти такимъ же разрушительнымъ образомъ, какъ и на самого сэра Обри. То былъ Мордредъ Перріамъ, котораго такъ огорчила болзнь брата, что его собственное здоровье совсмъ разстроилось, и можно было ожидать, что меньшой братъ сойдетъ въ могилу раньше старшаго. Мордредъ не жаловался на болзнь, но порою поврялъ внимательному слушателю о тхъ внутреннихъ, острыхъ боляхъ, которыя мучили его и которыя онъ ощущалъ то въ сердц, то въ голов. Онъ все еще держался на ногахъ, совершалъ свои обычныя прогулки по огороду, но вс радости его жизни отлетли. Съ тхъ поръ какъ брата разбилъ параличъ, Мордредъ никуда не выходилъ изъ своей комнаты, кром комнаты больного или огорода. Ему невыносима столовая безъ Обри, говорилъ онъ, и по его просьб ему подавали обдъ въ его собственную комнату, и онъ сидлъ среди своихъ грязныхъ in-folio, in-quarto и in-octavo и проглатывалъ свой обдъ въ уединеніи, едва сознавая, что онъ сть.

Онъ не покупалъ больше книгъ, не переписывался съ букинистами, не изучалъ каталоговъ, и въ немъ это означало, что онъ отказывается отъ свта. Самъ Карлъ V, когда заключился въ монастыр св. Юста, не могъ ршительне покончить съ земными длами, чмъ м-ръ Перріамъ, когда онъ отложилъ въ сторону свои каталоги и сказалъ:— я больше не покупаю книгъ.

— Къ чему мн заниматься библіографіей,— сказалъ онъ какъ-то, когда лэди Перріамъ замтила о перемн въ привычкахъ своего деверя. Никто мн больше не сочувствуетъ. Вы не интересуетесь старыми книгами. Вы любите новые романы, жалкія, мимолетныя произведенія, которыя черезъ шесть мсяцевъ посл своего появленія годны лишь на макулатуру. Разв вы способны оцнить Цицерона, изданнаго Альдомъ въ двадцати фоліантахъ, или Декамеронъ, почти такой же рдкій, какъ тотъ, что былъ проданъ на-дняхъ за дв тысячи фунтовъ? Обри симпатизировалъ мн, Обри выслушивалъ меня.

Сильвія въ извстной мр заслужила упреки своего деверя, потому что, не будучи невжливой съ нимъ, слишкомъ откровенно заявила о своемъ полнйшемъ равнодушіи въ его занятіямъ. Она звала, когда онъ показывалъ ей какое-нибудь драгоцнное изданіе, и даже высказала какъ-то, что считаетъ переплетное мастерство унизительнымъ для младшаго члена фамиліи Перріамовъ. Съ того дня, какъ параличъ разбилъ его брата, Мордредъ Перріамъ сторонился отъ Сильвіи. Онъ отворачивался отъ этого прелестнаго созданія, точно находилъ, что уже самая красота ея была оскорбленіемъ для ея мужа. Комната сэра Обри была любимымъ мстопребываніемъ Мордреда. Просиживать по цлымъ часамъ у камина, зимою и лтомъ, и даже тогда, когда онъ потухалъ, было первымъ удовольствіемъ для Мордреда. Онъ ежедневно приносилъ съ собою груду книгъ, и читалъ вслухъ сэру Обри, когда тотъ этого желалъ. Его не обезкураживало то, что братъ повторялъ день за днемъ все одни и т же глупыя замчанія, которыя зачастую шли въ разрзъ съ текстомъ. Онъ восхвалялъ набожность Вольтера, смшивалъ Іеремію Тэйлора съ Гиббономъ, ‘Потерянный рай’ съ ‘Божественной комедіей’ Данта, и на разные лады обнаруживалъ жалкое состояніе своихъ умственныхъ способностей. Но Мордредъ былъ счастливъ уже тмъ, что братъ, повидимому, слушаетъ его и разговариваетъ съ нимъ, и какъ будто радъ его обществу. День за днемъ просиживали вмст эти два человка, оба состарившіеся преждевременно, оба отжившіе, и какъ будто уже ставшіе не отъ міра сего.

Единственный интересъ, связывавшій ихъ съ здшнимъ міромъ, былъ наслдникъ Перріама. Оба, казалось, равно гордились имъ. Присутствіе дитяти всегда вызывало улыбку на изможденномъ лиц сэра Обри, улыбку, которая отражалась на лиц его брата.

— Провидніе очень милостиво къ теб, Обри, часто повторялъ Мордредъ. Какое счастіе видть этого молодца, и знать, что перріамское помстье перейдетъ къ прямому наслднику.

ГЛАВА XL.
‘Свяли листья, свянулъ цвтъ’.

Осень смнила лто и въ свою очередь смнилась зимой, и вотъ, съ наступленіемъ послдней, надъ степеннымъ домомъ м-ра Бэна, въ Гай-Стрит, въ Монкгемптон, сгустились тучи, предвозвстники тьмы. Миссисъ Бэнъ, кроткая, заботливая, аккуратная хозяйка, сдала дочери ключи отъ буфета, виннаго погреба и кладовой, и многіе изъ домашнихъ сознавали, что она передала ихъ навки. Не царить ей больше въ своемъ тсномъ, нераздльномъ королевств домашняго очага.

Она вернулась изъ Канна въ конц апрля, изумительно подкрпленная мягкимъ климатомъ южной Франціи. Друзья громко поздравляли ее. Нашлось средство если не вполн вылечить, то, по крайней мр, значительно облегчить ея страданія. Одышка или воспаленіе въ горл не будутъ больше мучить ее. Ей стоитъ только уложить свои пожитки, и съ наступленіемъ зимы отлетть въ теплыя страны, подобно ласточкамъ, съ тою только разницей, что у послднихъ не бываетъ багажа. Докторъ, м-ръ Стимпсонъ, поддакивалъ этому, но не такъ усердно, какъ остальные. Домовому врачу вообще не пристало обезкураживать своихъ паціентовъ. Бываютъ домовые врачи, глубокомысленные и сострадательные, которые глядятъ на васъ жалкими глазами, и какъ будто считаютъ васъ на краю могилы, но бываютъ тоже и веселые шутники между домовыми докторами, которые громко разглагольствуютъ въ комнат больного, и длаютъ видъ, что не врятъ въ опасность. М-ръ Стимпсонъ былъ веселый докторъ и большой фаворитъ Монкгемптонскихъ обывателей. Къ несчастью, въ этотъ годъ эима подкралась совсмъ незамтно и въ то время, какъ люди поздравляли другъ друга съ чудесной осенью, морозъ внезапно принялся кусать ихъ за носы, а туманъ, которому, знай онъ свое мсто, слдовало бы не показываться раньше Рождества, вступилъ во вс свои права уже въ конц октября.

Миссисъ Бэнъ заболла хронической одышкой въ конц октября, и м-ръ Стимпсонъ ршительно объявилъ, что предполагаемое переселеніе въ Каннъ въ ныншнемъ году невозможно.

— Она не перенесетъ путешествія въ своемъ настоящемъ положенія,— сказалъ онъ Шадраку Бэну, который казался очень встревоженнымъ, хотя и не распространялся о своей тревог: а пока мы снова поставимъ ее на ноги, будетъ уже поздно пускаться въ путь.

Такимъ образомъ, вмсто того, чтобы ухать на берега Средиземнаго моря, миссисъ Бэнъ заключилась въ своей комнат, просторномъ и комфортабельномъ поко, окна котораго выходили на улицу, такъ что больная могла изъ нихъ видть все то, что составляло общественную жизнь въ Монкгемптон.

— Такъ-то лучше, чмъ узжать за-границу и разставаться съ вами, говорила миссисъ Бэнъ своимъ дочерямъ, а вс мы находимся въ рукахъ Всевышняго, въ дурномъ, какъ и въ хорошемъ климат. Если Ему угодно, то я проживу зиму, Монкгемптонъ не убьетъ меня, а если Ему угодно будетъ прибрать меня къ себ, то я буду довольна. Я чувствую, что обременяю собой вашего отца, мои милыя. Больная жена не что иное, какъ бремя.

— Зачмъ вы говорите такія вещи, матушка,— возражала Матильда-Дженъ слезливо:— батюшка, право, такъ огорченъ съ тхъ поръ, какъ вы заболли. Еслибы вы могли видть его за обдомъ, какой онъ сидитъ задумчивый и встревоженный, то убдились бы, какъ близко въ сердцу принимаетъ онъ вашу болзнь.

— Я знаю это, моя душа,— отвчала миссисъ Бэнъ, для которой ея мужъ былъ лучшимъ изъ людей, справедливйшимъ и честнйшимъ,— а поэтому и нахожу, что для всхъ васъ будетъ лучше, если Господу угодно будетъ прибрать меня къ себ. Вашъ отецъ будетъ сознавать, что исполнилъ свой долгъ относительно меня и былъ образцовымъ мужемъ, и скоро утшится. Люди легко утшаются въ утрат, которая уже совершилась. Всего тяжеле имъ ожидать чьей-либо смерти, потому что къ этому ожиданію всегда примшивается слабая надежда. Всякое горе, которое насылаетъ на насъ Господь, гораздо легче переносится, чмъ мы думаемъ.

И такимъ образомъ, подкрпляя свои рчи набожными изреченіями и текстами изъ священнаго писанія, миссисъ Бэнъ старалась заране утшить своихъ дочерей въ предстоящей утрат, которая, какъ она чувствовала, была неизбжна. Она была глубоко-религіозная женщина. Но набожность ея была такая искренняя, что формальныя методистскія фразы не отзывались ханжествомъ, когда она ихъ произносила. Величайшей гордостью и сладчайшей радостью для нея было воспитывать своихъ дтей въ любви и страх Господнемъ. Высокое изреченіе ‘въ любви и страх Господнемъ’ было начертано въ ея сердц. И всми ея помышленіями и поступками руководила религія. Ея простая, скромная, преданная жизнь основывалась на томъ, что она называла евангельскимъ ученіемъ. Она была щедрымъ другомъ бдныхъ Монкгемптона, новая Доркасъ, по простот жизни и костюма, заботилась о своихъ нарядахъ не больше, чмъ полевыя лиліи, и довольствовалась гораздо боле скромнымъ нарядомъ, чмъ тотъ, которымъ Господь убираетъ полевые цвты.

Если она и тревожилась иногда на счетъ своего мужа, то единственно только потому, что боялась: не слишкомъ ли онъ увлекается мірскими интересами. Ее смущала мысль, что, не смотря на аккуратное посщеніе капеллы въ Уотеръ-Лон, по два раза въ воскресенье и по два раза въ теченіи остальной недли, мірскія дла слишкомъ озабочиваютъ его голову, что его книжка съ чеками занимаетъ почти такое же важное мсто въ его ум, какъ и библія, даромъ, что онъ всегда съ охотой читалъ каждое утро и каждый вечеръ по глав.

‘Мн бы легче было переносить бдность, чмъ думать, что твой отецъ слишкомъ озабоченъ мірскими длами’, жаловалась миссисъ Бэнъ одной изъ своей дочерей.

Двушка принялась съ жаромъ защищать отца.

— Мн кажется, матушка, что вы очень преувеличиваете, отвчала она. Люди обязаны длать карьеру въ жизни, въ особенности когда у нихъ есть семья, о которой надо позаботиться. Я иногда желаю, чтобы батюшка былъ боле свтскимъ человкомъ, и позволилъ намъ здитъ верхомъ, какъ миссъ Горшау, и даже охотиться.

Миссисъ Бэнъ вздохнула и пролепетала что-то о несовмстимости верховой зды и библейской жизни. Она всегда обращалась къ библіи для подкрпленія своихъ аргументовъ, а въ библіи колесницы и лошади обобщались съ порочностью, съ египтянами и филистимлянами. Она изъ всхъ силъ старалась внушить своимъ дтямъ мысль о превратности всхъ житейскихъ радостей, и вотъ, вдругъ Матильда-Дженъ, ея старшая дочь, мечтаетъ о верховой зд и даже не прочь загнать до смерти какое-нибудь невинное животное на охот.

Трудно было быть боле внимательнымъ и заботливымъ мужемъ, чмъ м-ръ Бэнъ, и въ эту печальную зиму, когда тнь смерти, вставшая надъ домомъ, испортила вс рождественскіе праздники и сдлала зиму вдвойн тяжелой, потому что помшала оживить ее нкоторыми празднествами, экстренными обдами и семейными собраніями съ участіемъ всхъ Паукеровъ и Бэновъ и другихъ фамилій, съ которыми Паукеры и Бэны связали себя священными матримоніальными узами.

Весь Монкгемптонъ превозносилъ преданность Шадрака Бэна своей больной жен. У этихъ простодушныхъ провинціаловъ существуетъ обычай наблюдать и слдить за дйствіями своихъ сосдей такъ, какъ еслибы вс онц жили подъ стекляннымъ колпакомъ, и весь Монкгемптонъ въ голосъ повторялъ, что Шадракъ — образцовый мужъ. Баптисты говорили, что онъ таковъ потому, что онъ — баптистъ. Англикане объявляли, что Бэнъ хорошій малый, не смотря на его методистскія нелпицы.

Всмъ было извстно, что онъ готовъ былъ везти свою жену въ Каннъ, когда ее постила роковая болзнь, всмъ было извстно, что онъ проводилъ вс свои свободные вечера въ комнат больной, всмъ было извстно, что онъ приглашалъ доктора Поллинтори изъ Ружмонта, сосдняго большого города, на консультацію съ м-ромъ Стимпсономъ, да не одинъ разъ, а цлыхъ три, съ тхъ поръ, какъ миссисъ Бэнъ заключилась въ своей комнат. Могла ли семейная добродтель простираться дале?

Въ теченіи двадцати лтъ, протекшихъ со смерти его отца, Шадракъ Бэнъ упрочилъ свое общественное положеніе въ Монкгемптон. Немыслимо, чтобы человкъ жилъ въ солидномъ каменномъ дом, уплачивалъ вс налоги и воспитывалъ сыновей и дочерей, не пріобртя уваженія своихъ согражданъ.

Всмъ извстно было, что состояніе м-ра Бэна увеличивалось съ каждымъ годомъ. Много ли, мало ли, а вс знали, что Шадракъ Бэнъ копитъ деньгу. Онъ постоянно пріобрталъ небольшіе участки земли то тамъ, то сямъ, въ разныхъ закоулкахъ города… здсь купитъ полъ-акра земли, тамъ старый, полуразрушенный домишко, годный лишь на-сломъ, пока, наконецъ, не обвилъ всего города, точно какая-нибудь имя, такъ что нельзя было провести новой улицы въ Монкгемптон, не коснувшись владній Шадрака Бэна.

Въ прошломъ году онъ купилъ нсколько такихъ участковъ — на сумму, врядъ ли превышающую три тысячи фунтовъ,— но для всхъ было ршеннымъ вопросомъ, что онъ богатетъ не по днямъ, а по часамъ.

Мрачную зиму проводило семейство Бэновъ этотъ годъ. Вс они любили мать, и отсутствіе ея за семейными трапезами лишало послднія обычнаго добродушнаго характера. Глава семейства былъ не въ мру пасмуренъ и озабоченъ. Онъ рдко разговаривалъ съ дочерьми, и едва сознавалъ существованіе сыновей, въ которыхъ видлъ лишь клерковъ, и, выражаясь ихъ словами, ‘безжалостно налегалъ на нихъ’. Онъ занимался въ своей контор съ утра и до глубокой ночи, и видлся съ семьей лишь за обдомъ, который подалъ молча и торопливо, и тотчасъ же уходилъ назадъ въ контору.

Въ эту зиму Перріамское помстье занимало его боле, чмъ когда-либо, и два дня въ недлю онъ неизмнно проводилъ въ Перріамъ-Плэс, и объзжалъ Перріамскія владнія верхомъ на Сплинтер, любимой лошади баронета, которую всегда сдлали для м-ра Бэна въ такихъ случаяхъ. Въ эти дни онъ всегда завтракалъ въ Плэс, и иногда раздлялъ эту трапезу съ лэди Перріамъ, къ крайнему ея неудовольствію. Она сознавала, что онъ для нея полезенъ, что безъ него положеніе ея въ дом было бы еще хуже теперешняго, и заставляла себя быть съ нимъ вжливой, даже дружественной, но въ глубин ея души жилъ все тотъ же неопредленный страхъ передъ нимъ, глубоко-укоренившееся убжденіе, что онъ знаетъ ее лучше, чмъ кто другой въ мір.

Однажды, когда они сидли за завтракомъ, въ столовой, на почтительномъ разстояніи другъ отъ друга, но наедин, м-ръ Бэнъ заговорилъ о Эдмонд Стенден.

— Какой красивый молодой человкъ, сказалъ онъ, и какой длецъ, даромъ, что маменькинъ сынокъ. Никто не ожидалъ, чтобы изъ Эдмонда Стендена вышелъ такой дльный человкъ, онъ пробился бы, еслибы началъ съ ничего.

Какъ глубоко поранила ага фраза Сильвію, которой припомнился ея малодушный страхъ при одной мысли о неудач разсчетовъ ея бывшаго жениха.

— Говорятъ, что Стенденъ будетъ сдланъ управляющимъ банка въ будущемъ году, а Сандерсъ станетъ управлять банкомъ въ Ружмонт, на мсто м-ра Керлью, который удаляется отъ длъ. Онъ будетъ наврное подучать отъ шести до семи сотъ фунтовъ въ годъ,— хорошенькій доходъ, принимая во вниманіе, что все состояніе матери должно со временемъ достаться ему. Я полагаю, что онъ женится на этой маленькой двочк, за которой онъ такъ ухаживаетъ.

— На миссъ Рочдель, хотите вы сказать? спросила Сильвія, вся поблднвъ, и не зная, какія всти онъ еще сообщитъ ей.

— Да, это ея фамилія. Хорошенькая, маленькая, черноглазая двушка, которая живетъ съ его матерью.

— Они выросли, какъ братъ и сестра,— возразила Сильвія. Врядъ ли они женятся.

— Вы думаете? Вс говорятъ, что они помолвлены. Я часто видалъ, какъ они гуляютъ около Гедингема въ лтніе вечера. Но, можетъ быть, они гуляютъ какъ братъ съ сестрой.

Сильвія ни слова не отвчала. Что могла она сказать? Она не желала разспрашивать Шадрака Бэна. Если извстіе, сообщенное имъ, справедливо, до нея слишкомъ скоро дойдетъ это подтвержденіе. Ей не хотлось получить, смертельный ударъ отъ м-ра Бэна.

‘Я бы все могла перенести, кром этого’, думала она, подразумвая женитьбу Эдмонда Стендена.— ‘Я могла бы перенести долгую разлуку съ нимъ, но не могу примириться съ мыслью, что онъ будетъ счастливъ съ другой’.

Она могла теперь послать за Мэри Питеръ, гедингемской портнихой, не боясь выговоровъ сэра Обри, который не узнаетъ о приход этой молодой особы. Она призвала Мэри на другой же день посл разговора съ м-ромъ Бэномъ и приняла ее въ пріемной нижняго этажа, холодной, мрачной комнат, которую покойная лэди Перріамъ украсила коллекціей раковинъ и морскихъ водорослей, въ двухъ шкапахъ изъ чернаго дерева, и книжнымъ шкапомъ, содержавшимъ дюжины дв скучнйшихъ въ мір книгъ. Здсь, вдали отъ взоровъ сэра Обри, Сильвія могла такъ долго бесдовать съ миссъ Питеръ, какъ ей было угодно.

— Я желаю заказать вамъ платье, Мэри,— сказала она съ тмъ небрежнымъ, но милостивымъ видомъ, который шелъ къ ней такъ, какъ еслибы она родилась въ порфир.— Сэръ Обри настаивалъ на томъ, чтобы я заказывала платья у миссисъ Боукеръ изъ Монкгемптона, и воля его для меня священна даже и въ мелочахъ, но мн больше нравится вашъ стиль, и я разсчитываю заказывать вамъ нкоторыя изъ моихъ платьевъ.

— Вы очень добры, миледи,— отвчала Мэри, для которой т дни, когда она и Сильвія были подругами, кагались такъ же далеки, какъ велико было разстояніе, отдлявшее ихъ нын другъ отъ друга.

Затмъ началась бесда о фасон платья, и обычные вопросы, задаваемые небрежнымъ тономъ, точно лэди Перріамъ длала ихъ не столько изъ любопытства, сколько изъ желанія оказать вжливость миссъ Питеръ.

— Нтъ ли чего новаго въ Гедингем, Мэри?

— Ничего особеннаго, милэди. Вы знаете, что новости не часто случаются въ нашихъ скучныхъ закоулкахъ. Миссисъ Тойнби съ молодыми двицами здила въ Баденъ-Баденъ, и вернулась только въ ноябр со всякими парижскими новинками, и надо думать, что парижскія моды очень безобразны, если судить по шляпк миссисъ Тойнби, на которой цвты торчатъ тамъ, гд ихъ меньше всего ожидаешь. Стоило бы, милэди, вамъ пріхать въ нашу церковь для того, чтобы поглядть на шляпу миссисъ Тойнби, и на то, какъ она ею щеголяетъ. Но вы никогда больше не показываетесь въ нашей церкви.

— Это такъ далеко,— отвчала Сильвія. Мн не хочется безпокоить кучера по воскресеньямъ.

— Вы очень добры,— возразила Мэри съ удивленіемъ.— Мн кажется, будь у меня лошади, то я всегда была бы не прочь на нихъ прокатиться.

— Неужели шляпа миссисъ Тойнби — единственное событіе, случившееся въ Гедингем съ лта?— спросила Сильвія томно.

— Да больше-то, кажется, ничего нтъ. Въ викаріат гостилъ молодой человкъ изъ Оксфорда, и вс думали, что онъ ухаживаетъ за младшей миссъ Ванкортъ, но онъ ухалъ и изъ всхъ толковъ ровно ничего не вышло. Въ Гедингем такъ любятъ сплетничать. Говорятъ, что м-ръ Стенденъ женится на миссъ Рочдель.

— Должно быть, это правда,— замтила Сильвія, стараясь подавить въ себ боль, возникавшую при одной мысли о томъ, что это могло случиться.

— Да, кажется, что похоже на правду,— возразила Мэри задумчиво. Похоже на правду, какъ вы неволите говорить. Принимая во вниманіе, что онъ вроятно былъ очень огорченъ, лишившись васъ, и не можетъ найти лучшаго утшенія, какъ жениться на такой миленькой, молодой двушк, какъ миссъ Рочдель. Она такъ добра къ дтямъ его сестры, точно вторая мать… учитъ маленькихъ двочекъ и возится съ ними цлый день: точно она ихъ гувернантка, а не независимая молодая лэди съ хорошимъ состояніемъ.

— О, нтъ сомннія, что она образецъ всхъ добродтелей, произнесла Сильвія, задтая даже похвалами Мэри Питеръ ея соперниц. Это такая молодая особа, которая уметъ поддлываться къ людямъ, она кажется такой мягкой и безкорыстной, а сама все время думаетъ какъ бы поставить на своемъ. Это такая двушка, которая добьется того, что разъ задумала.

Мэри Питеръ почувствовала горечь, скрытую въ этихъ словахъ, и благоразумно воздержалась отъ противорчія. Она спросила про фасонъ рукавовъ у новаго платья, и затмъ удалилась. Сильвія охотно задержала бы ее еще, чтобы потолковать о слухахъ, ходившихъ насчетъ Эдмонда и Эсири, но почувствовала, что уже и безъ того проговорилась, и, быть можетъ, выдала себя этой пошлой портних.

‘Мн сдается, что она все еще къ нему неравнодушна’, говорила самой себ Мэри Питеръ, возвращаясь домой съ шелковымъ сверткомъ подъ мышкой.— ‘Иначе она бы такъ не отзывалась о миссъ Рочдель’.

ГЛАВА XLI.
Сильвія задаетъ одинъ вопросъ.

Слабая искорка жизни, теплившаяся въ больничномъ поко дома на Гай-Стрит въ Монкгемптон, пережила мракъ зимы, и теперь тихо угасала, порою совсмъ ослабвая, порою вспыхивая съ такой силой, что надежда на выздоровленіе матери зарождалась въ сердцахъ встревоженныхъ дтей. ‘Быть можетъ, она проживетъ еще нсколько лтъ’,— думалось имъ. Въ начал февраля миссисъ Бэнъ настолько поправилась, что могла сходить съ лстницы и занимать свое обычное мсто у семейнаго очага, но силы не позволяли ей вступить въ управленіе хозяйствомъ. Она должна была ограничиться тмъ, что преподавала дочери старинные секреты хорошаго хозяйства, мудрые совты, завщанные ей ея матерью. Заглядывая по временамъ въ счетъ мясника, она жалобно вздыхала, замчая, какъ возвысились счеты со времени ея болзни.

— Я передавала ваши замчанія кухарк, матушка,— отвчала Матильда-Дженъ.— Она говоритъ, что говядины вышло оттого такъ много, что вамъ постоянно варился бульонъ.

— Душа моя, счетъ не могъ бы быть больше, еслибы она сварила цлаго быка.— Я боюсь, что прислуга ужинала мясомъ.

Радуясь такому замтному улучшенію въ здоровьи своей паціентки и искренно желая сохранить дорогую жену заботливому мужу, преданность котораго была очевиднымъ фактомъ для всего Монкгемптона,— м-ръ Стимпсонъ сказать Шадраку Бэну, что теперь наступила пора перевезти его жену въ боле теплый климатъ.

— Если вы удалите ее отъ нашихъ восточныхъ втровъ, то она къ лту можетъ совсмъ окрпнуть,— прибавилъ м-ръ Стимпсонъ весело.

На лиц Шадрака Бэна мелькнула тнь неудовольствія при этихъ словахъ доктора.

— Мн кажется, что нашъ климатъ такъ же хорошъ, какъ и всякій другой,— проговорилъ онъ:— я не замтилъ никакой разницы между Монкгемптономъ и Канномъ.

— Очень можетъ быть, дорогой сэръ. Люди съ такимъ крпкимъ здоровьемъ, какъ ваше, едвали ощутятъ перемну въ температур. Но еслибы вы поглядли на термометръ, то увидли бы, что въ Канн температура выше на шесть или семь градусовъ.

— Очень можетъ быти. Если вы думаете, что миссисъ Бэнъ слдуетъ хать, то она удетъ, хотя мн теперь всего неудобне везти ее. Но она была мн доброй женой, и я желаю исполнить свой долгъ.

— Это знаетъ всякій,— съ чувствомъ возразилъ докторъ.

Онъ лечилъ семейство Шадрака Бэна съ самой женитьбы послдняго, дти выросли на его глазахъ, онъ удачно лечилъ ихъ отъ дтскихъ болзней и былъ искренно привязанъ въ семейству.

— Если она удетъ въ Каннъ и поправится, какъ вы общаете, то есть ли надежда на то, чтобы она прожила еще нсколько лтъ? спросилъ заботливый мужъ, зорко глядя въ лицо доктору. Я бы желалъ знать правду. Поддерживать здоровье человка — одно дло, а вылечить его — другое. Есть ли надежда на совершенное выздоровленіе.

Докторъ съ соболзнованіемъ покачалъ головой. Миссисъ Бэнъ была самой выгодной изъ его паціентовъ, болзнь ея приносила ему хорошій доходъ въ послднія пять лтъ. Хорошо было бы, еслибы она могла жить вчно и онъ могъ бы передать практику своимъ сыновьямъ.

— Дорогой м-ръ Бэнъ,— произнесъ онъ, весь преисполнившись симпатіи:— болзнь вашей доброй жены давно уже стала хронической. Тутъ не можетъ быть и рчи о выздоровленіи, но, удаливъ ее отъ нашей холодной весны, мы можемъ надяться сохранить ее на лто.

— Съ тмъ, чтобы потерять зимою. Плохое утшеніе.

— Наша жизнь въ рукахъ Провиднія. Но мы можемъ сдлать все, что въ нашихъ силахъ. Въ настоящемъ случа всего лучше увезти больную въ боле теплый климатъ.

— Вы считаете это существеннымъ?

— Вполн.

— Ну такъ это будетъ сдлано,— сказалъ м-ръ Бенъ.— Хотя мн это и очень неудобно, но я самъ отвезу ее въ Каннъ. Никто не скажетъ въ Монкгемптон, чтобы я не исполнилъ своего долга.

— Хорошо сказано, мой дорогой сэръ. Мы вс знекмъ вашу преданность къ почтеннйшей изъ женщинъ, преданность, которая длаетъ такую же честь вамъ, какъ и той, которая ее внушаетъ,— произнесъ м-ръ Стимпсонъ, точно говорилъ послобденный спичъ.

М-ръ Бэнъ, который, какъ и Макбетъ, считалъ, что слдуетъ, какъ можно скорй, приводить въ исполненіе то, что неизбжно, объявилъ о своемъ намреніи выхать съ больной черезъ день. Двицамъ пришлось второпяхъ укладывать пожитки матери. Он занялись этимъ со слезами, но не безъ надежды. Каннъ въ ихъ глазахъ значилъ то же, что выздоровленіе. Матильда-Дженъ должна была оставаться дома, заниматься хозяйствомъ и командовать надъ мальчиками, грубоватыми школьниками съ ужасающимъ аппетитомъ.

‘Впрочемъ,— размышлялъ м-ръ Бэнъ,— я не думаю, чтобы въ мое отсутствіе случилось что-либо необыкновенное. Сэръ Обри наврное пробудетъ въ своемъ настоящемъ положеніи въ теченіи довольно долгаго времени, а если произойдетъ какая-либо перемна, Чепленъ немедленно увдомитъ меня’.

Чепленъ, камердинеръ, чувствовалъ глубокое почтеніе къ управляющему, котораго считалъ настоящимъ хозяиномъ Перріамъ-Плэса. Сэръ Обри со времени своей болзни сталъ лишь тнью самого себя. Власть лэди Перріамъ была незначительна, да и этой крохой власти она обязана была м-ру Бену. Поэтому лакей сказалъ себ, что Шадракъ Бэнъ долженъ быть тмъ идоломъ, передъ которымъ ему, Чеплену, слдуетъ преклоняться, если онъ желаетъ охранить свои выгоды. У Чеплена были свои резоны оказывать м-ру Бену большую покорность, чмъ та, какую обыкновенно проявляютъ заслуженные слуги, потому что онъ сознавалъ за собой одну слабость, которая неизбжно повлекла бы его отставку, еслибы м-ръ Бенъ узналъ о ней. Скучное ли однообразіе жизни въ Перріам, или врожденная склонность были тому причиной, но только со времени болзни сэра Обри Чепленъ привыкъ выпивать больше, чмъ это было для него здорово и могло быть терпимо.

Онъ всегда любилъ выпить, но держался въ границахъ приличія, пока могъ опасаться зоркаго глаза сэра Обри. Но въ послднее время, когда сэръ Обри утратилъ зоркость и проницательность, Чепленъ далъ волю своей страсти и дозволилъ ей привести себя на край погибели.

Перріамскіе погреба слишкомъ хорошо охранялись врнымъ, сдовласымъ, старымъ буфетчикомъ, служившимъ въ дом въ теченіе двадцати лтъ, чтобы м-ру Чеплену можно было удовлетворить опасной страсти насчетъ своего господина. Ему отпускалась извстная порція пива и вина, и довольно щедрая порція, такъ какъ слуги, какъ бы они ни были честны, не станутъ обрзывать другъ друга. Они держатся очень либеральныхъ взглядовъ на счетъ размра служительскихъ порцій. Но помимо этой щедрой порціи м-ру Чеплену приходилось уже на свои собственныя средства покупать отвратительнйшую водку, какая когда-либо перегонялась изъ картофеля,— водку, которая не имла ничего общаго съ винограднымъ напиткомъ, но пріятно отуманивала голову камердинера и овладвала его ногами, которыя отказывались тогда служить, подъ предлогомъ подагры.

Мало-по-малу, мучимый подагрой и утшаемый водкой, производившей подагру, Чепленъ совсмъ пересталъ исполнять обязанности, возлагаемыя на него болзнью сэра Обри.

Баронетъ, хотя и бывалъ по временамъ капризенъ и раздражителенъ, не былъ вообще безпокойнымъ больнымъ и миссиссъ Картеръ справлялась съ нимъ почти одна. Онъ удивительно какъ привязался къ своей сидлк. Ея тихія, спокойныя манеры, кроткій голосъ нравились ему, даже темные цвта ея платьевъ и ея блдное, благородное лицо пришлись ему по нраву. По временамъ, когда умъ его былъ слабе обыкновеннаго, онъ принималъ ее за свою жену, звалъ ее Сильвіей, и догадывался о своемъ заблужденіи лишь когда лэди Перріамъ входила въ комнату, и тогда изумленно поглядывалъ то на нее, то на миссисъ Картеръ.

Такимъ образомъ случилось, что никто не жаловался на небрежность Чеплена, потому что сидлка всегда была у постели больного. Онъ одвалъ своего барина по утрамъ, но часто манкировалъ этою обязанностью по вечерамъ, когда сэръ Обри ложился спать. Въ этихъ случаяхъ онъ сваливалъ всю бду на подагру.

— Мои ноги совсмъ замучили меня вчера вечеромъ,— говаривалъ онъ миссисъ Картеръ своимъ ломанымъ англійскимъ языкомъ, и я не могъ сойти внизъ. Надюсь, что старый не спрашивалъ меня.

‘Старымъ’ м-ръ Чепленъ звалъ сэра Обри.

М-ръ Бэнъ оставилъ Монкгемптонъ съ своей женой и дочерью въ половин февраля, почти черезъ годъ посл того, какъ сэра Обри разбилъ параличъ и семь мсяцевъ спустя посл рожденія сына-наслдника, котораго окрестили съ торжествомъ въ маленькой домовой церкви. По непремнному желанію баронета, высказывавшемуся неоднократно, ребенокъ названъ былъ Сентъ-Джономъ Обри, для врнйшаго увковченія дружбы, существовавшей между предкомъ сэра Обри и блестящимъ государственнымъ человкомъ.

Дитя росло и процвтало въ мрачномъ старомъ дом. Слуги хоромъ прославляли его. У него были голубые глаза, какъ и у сэра Обри, въ былое время, когда онъ весело и безмятежно глядлъ на свтъ божій. Ребенокъ не наслдовалъ великолпныхъ карихъ глазъ своей матери, да и вообще не походилъ на нее ни чертами, ни выраженіемъ лица.

Въ послднее свиданіе съ Мэри Питеръ, лэди Перріамъ немного узнала про своего стараго жениха, но когда миссъ Питеръ принесла платье, довренное ея искусству, разговоръ между портнихой и ея заказчицей снова коснулся м-ра Стендена и его длъ.

— Я полагаю, что теперь это дло ршенное, милэди,— замтила миссъ. Питеръ, примряя платье и расправляя тамъ складочку, здсь отдлку.

— Что дло ршенное? спросила Сильвія.

— Между м-ромъ Стенденомъ и миссъ Рочдель. Я встртила ихъ вчера въ Гедингем, гд они гуляли точно влюбленные.

— Что вы понимаете подъ этимъ словомъ?

— Ну, вотъ, право, не умю вамъ сказать. Онъ былъ такъ къ ней внимателенъ и несъ ея waterproof. Кром того, объ этомъ говорятъ вс въ Гедингем. Алиса Букъ слышала это отъ отца, а отецъ слышалъ отъ самого м-ра Ванкорта, а ужъ тому какъ этого не знать.

Сильвія ничего не отвчала и продолжала примривать платье, какъ статуя.

— Говорятъ, что свадьба будетъ весною, какъ только миссисъ Сарджентъ сниметъ трауръ. Она носитъ его вотъ уже скоро полтора года.

— Разстегните платье,— произнесла Сильвія повелительно: вы меня почти задушили.

Она дйствительно тяжело и часто дышала, точно платье въ самомъ дл было для нея узко.

— Но оно вовсе не туго въ таліи, проговорила миссъ Питеръ, разстегивая платье:— тринадцать дюймовъ — ваша старая мрка.

Посл этого разговора лэди Перріамъ овладло безпокойство, которое она старалась тщетно побдить.— Неужели они женятся?— этотъ вопросъ мучилъ ее и безпрестанно вертлся у нея на ум. Бывали времена, когда ея собственное освобожденіе казалось близко, когда она считала сэра Обри на краю могилы. Но къ чему послужитъ ей вдовство и свобода, если тотъ, чью любовь она мечтала вернуть, женится на другой, прежде чмъ она станетъ свободной?

Она не въ силахъ была сидть спокойно дома и размышлять надъ этимъ вопросомъ, но приказала запречь экипажъ и велла кучеру везти ее на Кроплейскую пустошь, куда дорога вела мимо Деканова дома и Гедингена.

Нянька Трингфольдъ и ребенокъ, обычные спутники ея прогулокъ, похали вмст съ ней. Но сегодня она меньше, чмъ обыкновенно, обращала вниманія на малютку Сентъ-Джона. Она углубилась въ свои собственныя мысли и мрачно глядла въ окно кареты.

Они прохали мимо Деканова дома, но окна его непривтливо глянули на нее, и ничего не сказали ей о томъ, что происходило въ стнахъ дома. Они прохали черезъ Гедингемъ, не встртивъ ни души знакомой Сильвіи и добрались до Кроплейской большой пустоши, поросшей дрокомъ и верескомъ, съ видомъ на отдаленное море, а по лвую сторону на маленькую песчанистую бухту и блыя стны города Дитмута.

Здсь даже зимой пріятно было ходить по дернистому грунту. На полъ-пути кучеръ остановился у одного поворота дороги, гд находилась площадка, удобная для стоянки экипажа и лошадей: здсь лэди Перріамъ и нянька вышли изъ карета и пошли гулять пшкомъ по пустоши.

Сегодня Сильвія — никогда не любившая общества няньки — чувствовала себя особенно не сообщительной. Она быстрыми шагами ушла впередъ, оставивъ няньку Трингфольдъ успокоивать плачущаго ребенка, у котораго шли зубы.

Какимъ печальнымъ и пустыннымъ казался весь этотъ ландшафтъ зимою. Небо, совсмъ ясное, когда она вызжала, теперь заволоклось тучами, угрожавшими дождемъ. Отдаленный Дитмутъ вырзывался блымъ пятномъ на пасмурномъ неб. Но лэди Перріамъ чувствовала странное равнодушіе къ этимъ угрозамъ неба. Она отошла на полмили отъ няньки Трингфольдъ и кареты, когда крупныя капли дождя вывели ее изъ задумчивости.

Съ еей не было ни шали, ни зонтика, и кругомъ не виднлось никакого убжища, кром кареты.

Сильвія оглядлась кругомъ, не особенно испугавшись дождя, но непріятно пораженная сознаніемъ своего одиночества и безпомощности.

Небо стало почти чернымъ. Они выхали на прогулку тотчасъ посл завтрака, но теперь, казалось, какъ будто наступалъ уже вечеръ.

Въ то время, какъ она поглядывала кругомъ, темная фигура выросла между ней и темнымъ небомъ,— фигура, вооруженная необходимой принадлежностью для всякаго деревенскаго пшехода,— большимъ дождевымъ зонтикомъ.

— Позвольте мн довести васъ до кареты, лэди Перріамъ, проговорилъ пшеходъ.— То былъ голосъ человна, котораго жена сэра Обри особенно боялась и особенно жаждала услышать.

При звукахъ этого голоса, внезапно раздавшагося возл нея, у нея захватило духъ. Ей казалось поразительнымъ, что онъ заговорилъ съ ней. Она не могла забыть того горькаго взгляда, который онъ бросилъ ей на кладбищ, и нашла бы гораздо естественне, еслибы онъ прошелъ мимо и оставилъ ее одну бороться съ расходившимися стихіями. Но онъ заговорилъ съ нею, и она ршила, что не разстанется съ нимъ, не разршивъ сомннія, терзавшаго ее.

— Вы очень добры, м-ръ Стенденъ, отвчала она, съ искусно поддланнымъ равнодушіемъ.— Да, я буду вамъ очень благодарна за зонтикъ. Этотъ ливень грозитъ насквозь вымочить меня.

Эдмондъ Стенденъ раскрылъ зонтикъ надъ головой лэди Перріамъ, но не предложилъ ей опереться на его руку. Онъ не искалъ этой встрчи, и съ радостью уклонился бы отъ нея, но не могъ же онъ допустить, чтобы предметъ его прежней любви мокъ подъ дождемъ на Кроплейской пустоши. Въ ихъ встрч не было ничего романическаго. Мало того, спасеніе, олицетворявшееся въ образ дождевого зонтика, отзывалось чмъ-то комическимъ.

— Гд вы оставили вашъ экипажъ, лэди Перріамъ? спросилъ м-ръ Стенденъ.

Ему казалось пріятно было величать ее ея титуломъ.

— На поворот дороги, я не знаю, какъ я доберусь до него.

— Положитесь на меня. Я знаю Кроплейскую пустошь вдоль и поперекъ. Я часто совершаю здсь одинокія прогулки.

Посл этого онъ не могъ не предложить Сильвіи опереться на его руку. Грунтъ былъ неровный и сталъ очень скользкимъ отъ дождя.

Она нсколько разъ уже споткнулась.

Сильвія почувствовала, что минуты дороги, и что если она намрена выспросить его, то не должна медлить, какъ бы вопросы ея ни показались рзки.

— Удивляюсь, что у васъ находится время для одинокихъ прогулокъ, сказала она.— Я слышала, что вы очень заняты.

— Въ банк? Да, у меня много занятій.— Но я люблю трудъ.

— Но я слышала, что ваше время наполнено инымъ, боле пріятнымъ занятіемъ: обществомъ молодой лэди, на которой вы собираетесь жениться.

— А кто это молодая лэди, смю спросить? возразилъ Эдмондъ холодно.

— Миссъ Рочдель.

— А отъ кого вы слышали эту новость?

— Это — гласъ народа.

— Гласъ народа часто бываетъ лживъ. Я не женюсь на миссъ Рочдель.

— И никогда не женитесь на ней?

— Этого я не могу сказать. Кто знаетъ, какое утшеніе пріищетъ себ человкъ, которому надежда на счастіе уже разъ измнила. Весна въ жизни человка бываетъ только одинъ разъ, но осень тоже даритъ иногда теплыми и хорошими днями. Бываетъ ясная и чудесная осень, которую называютъ ‘бабьимъ’ лтомъ. Быть можетъ, у меня тоже будетъ свое ‘бабье’ лто.

— Съ миссъ Рочдель, полагаю? спросила Сильвія.

— Почему бы и не съ ней?

— Я вижу, что слухи не были лживы, м-ръ Стенденъ.

— Какое вамъ дло до моей судьбы, лэди Перріамъ? Полтора года тому назадъ вы не очень-то сокрушались о ней, когда вышли замужъ за сэра Обри. Если вы тогда не заботились о моемъ счастіи, то теперь вамъ и подавно нечего о немъ думать. Я живъ, какъ видите, это что-нибудь да значитъ. Вотъ вашъ экипажъ.

Лакей отворилъ дверцу кареты. Эдмондъ увидлъ малютку, разряженнаго въ пурпуръ и батистъ, который только-что уснулъ, и олицетворялъ собою картину полнйшей невинности. Эдмондъ дотронулся пальцемъ до круглой, нжной щечки, тайкомъ отъ матери, которая сидла, опустивъ внизъ мрачный и отчаянный взглядъ.

Лэди Перріамъ едва поблагодарила его за услугу, оказанную ей его дождевымъ зонтикомъ, едва отвтила на его вжливое ‘добрый вечеръ’ и ухала съ гнетущей тоской на сердц.

ГЛАВА XLII.
Поразительныя всти для м-ра Бэна.

Прежде чмъ оставить Монкгемптонъ, м-ръ Бэнъ постарался внушить своему старшему сыну, мальчику лтъ шестнадцати, разставшемуся съ школьной скамейкой затмъ, чтобы занять мсто въ контор отца,— какъ необходимо, чтобы тотъ сообщалъ ему о всякой перемн, какая произойдетъ въ Перріам, хотя бы и самой незначительной.

— Я не думаю, чтобы могло случиться нчто особенное въ мое отсутствіе,— прибавилъ м-ръ Бэнъ въ заключеніе своихъ наставленій. Все шло, какъ заведенные часы въ Плэс со времени болзни сэра Обри и только смерть его могла бы произвести перемну. Но нельзя разсчитывать ни на что въ жизни, и человку слдуетъ всегда быть на сторож. Ты долженъ два раза въ недлю навдываться въ Плэсъ, когда я уду, видаться съ самой лэди Перріамъ, и слышать, какъ идутъ дла отъ нея самой.

Юношу покоробило при мысли о такой смлости. Онъ видалъ желтую карету лэди Перріамъ передъ магазинами въ Гай-Стрит, видалъ иногда издали и самую лэди въ пышномъ и богатомъ наряд, проходившую передъ его глазами точно прелестное видніе. Ему казалось чмъ-то чрезвычайнымъ явиться безъ зова съ утреннимъ визитомъ къ такой богин.

— А если лэди Перріамъ откажется меня видть? замтилъ юный студентъ юридическаго факультета.

— Она не откажется, если ты скажешь, что я желаю, чтобы она приняла тебя.

— Она, должно быть, очень уважаетъ васъ, батюшка, промолвилъ Паукеръ.

Старшій сынъ нареченъ былъ Паукеромъ въ угоду семь его матери.

— Да, я думаю, что пользуюсь нкоторымъ вліяніемъ на нее,— возразилъ м-ръ Бэнъ сдержанно.

— Она чертовски хороша собой, неправда ли?— вскричалъ Паукеръ, выдавъ свой восторгъ.

— ‘Чертовски’ не такое слово, какое можетъ быть произносимо въ респектабельномъ дом, Паукеръ,— замтилъ м-ръ Бэнъ сурово.— Еслибы я произнесъ такое слово въ присутствіи моего отца, то онъ отколотилъ бы меня палкой.

Это была любимая форма выговоровъ у Шадрака Бэна.

Дти его выросли въ спасительномъ страх наказаній, отъ которыхъ отдляло ихъ цлое поколніе.

Передавъ сыну подробныя инструкціи насчетъ того, какъ ему слдуетъ поступать, м-ръ Бэнъ оставилъ Монкгемптонъ, почти съ легкимъ сердцемъ. Если всти, сообщаемыя Паукеромъ, были неважны, то онъ долженъ былъ сообщать ихъ своему родителю письменно, но въ важныхъ случаяхъ условились прибгать къ помощи телеграфа.

Три недли прожилъ м-ръ Бэнъ совсмъ спокойно въ Канн, наблюдая, какъ тлла искра жизни въ Амеліи, пока, наконецъ, не разгорлась тусклымъ, но довольно сильнымъ пламенемъ, или такъ, по крайней мр, показалось ея мужу.

— Она протянетъ еще лто,— говорилъ онъ самому себ, размышляя объ этомъ кажущемся возврат силъ.— Странно, какъ много фальшивыхъ тревогъ пережили мы съ тхъ поръ, какъ здоровье ея впервые пошатнулось. Какъ крпко держится истертая нить.

Паукеръ писалъ отцу два раза въ недлю, какъ почтительный сынъ, а главный клеркъ писалъ черезъ день, присылая своему принципалу вс важные документы или копіи съ нихъ на просмотръ. Письма Паукера были такъ пусты, какъ только могутъ быть пусты письма. Онъ писалъ о своихъ визитахъ въ Перріамъ-Плесъ, о томъ, какъ лэди Перріамъ всякій разъ удостаивала его принять и сообщить, что здоровье сэра Обри находилось все въ одномъ и тамъ же положеніи. Паукеръ разнообразилъ иногда выраженія, но сущность писемъ оставалась одна и та же.

Трехнедльное пребываніе въ Канн почти истощило всю прелесть этого тихаго убжища. Какимъ ни былъ превосходнымъ мужемъ м-ръ Бэнъ, но однообразіе жизни и заключеніе въ комнат жены надоли ему, и теперь, когда здоровье миссисъ Бэнъ видимо улучшилось, онъ сталъ помышлять о немедленномъ бгств. Дла его не такого рода, чтобы ихъ можно было безнаказанно откладывать на долгое время, сказалъ онъ кроткой Амеліи.

— Съ тобой останется Клара-Луиза, когда я уду,— прибавилъ Шадракъ, и миссисъ Бэнъ смиренно покорилась разлук съ мужемъ, какъ печальной необходимости.

Хотя м-ръ Бэнъ сгаралъ нетерпніемъ оставить Каннъ, однако не похалъ прямо въ Монкгепмтонъ. Онъ много слышалъ о Париж отъ своихъ земляковъ, боле преданныхъ удовольствіямъ, чмъ онъ самъ, людей, считавшихъ верхомъ блаженства недльное пребываніе въ веселой столиц Франціи, блаженствомъ, вознаграждавшимъ за цлые годы скучной провинціальной канители. До сихъ поръ м-ръ Бэнъ только урывками видалъ чудный городъ. Но теперь онъ ршился пожертвовать четырьмя или пятью днями для того, чтобы вполн насладиться всми тми увеселеніями въ вид обдовъ въ ресторанахъ, caf-chantants, театральныхъ зрлищъ и такъ дале, которыя его монкгемптонскіе знакомые превозносили до небесъ. Онъ желалъ убдиться, дйствительно ли обдъ въ какомъ-нибудь извстномъ ресторан представляетъ нчто въ род амброзіи и нектара. Онъ желалъ услышать Терезу и повидать зрлища, напоминавшія славу императорскаго Рима, словомъ,— онъ хотлъ имть право сказать: ‘Я также жилъ’. Лично онъ мало вообще придавалъ цны развлеченіямъ, но не хотлъ отставать отъ своихъ сосдей въ познаніи жизни.

Такимъ образомъ, не проронивъ ни слова о своемъ намреніи миссисъ Бэнъ, чтобы эта кроткая душа не могла огорчаться мыслію о томъ, что онъ предпочитаетъ разсяніе столицы ея обществу, Шадракъ ухалъ изъ Канна въ Парижъ, разсчитывая остановиться тамъ въ одномъ изъ отелей, рекомендованныхъ ему Томомъ Уэсттропомъ, аукціонистомъ, однимъ изъ забубенныхъ головъ въ Монкгемптон. Такъ какъ онъ ничего не сказалъ о своей поздк въ Канн, то намревался умолчать о ней и въ Монкгемптон, и самое большее,— еслибы пришлось упомянуть о Париж, то ограничиться замчаніемъ, что онъ былъ тамъ по длу. Не трудно было назвать какого-нибудь мнимаго кліента, яко бы задержавшаго его.

М-ръ Бэнъ остановился въ отел, столь усердно рекомендованномъ ему м-ръ Уэсттропомъ. Оказалось, что это было довольно мрачное жилище, отнюдь не соотвтствовавшее восторженнымъ описаніямъ аукціониста, который, быть можетъ, безсознательно вносилъ въ частныя рчи краснорчіе аукціона. Спальня, отведенная м-ру Бэну въ нижнемъ этаж, выходила окнами на какой-то мрачный дворъ. Столовая, гд м-ръ Бэнъ уединённо завтракалъ бифштексомъ и варенымъ картофелемъ, не была веселой комнатой. Вообще м-ръ Бэнъ подумалъ, что онъ видалъ много англійскихъ гостинницъ, боле привлекательныхъ на видъ, чмъ этотъ знаменитый отель.

Онъ усердно предавался всмъ парижскимъ увеселеніямъ, посщалъ гулянья въ Елисейскихъ поляхъ, слушалъ Терезу и Лолоту, обдалъ по ресторанамъ, разстроилъ себ желудокъ новыми соусами и непривычными винами, и въ четыре дня Парижъ усплъ надость ему хуже горькой рдьки. Онъ отправился домой, страстно желая увидть снова Монкгемптонъ, свою контору, свой желзный сундукъ, свои папки съ бумагами и письмами. Посл шумной суеты блестящей столицы, родной городъ казался ему самымъ мирнымъ и уютнымъ уголкомъ въ свт.

Письма его клерка были вполн удовлетворительны, и онъ халъ домой безъ всякой тревоги, не предполагая, чтобы въ его отсутствіе могло случиться что-нибудь непріятное.

Онъ не предупредилъ о своемъ прізд домашнихъ, и поэтому за нимъ не выслали кабріолета на станцію, когда онъ прибылъ въ Монкгемптонъ, въ пять часовъ пополудни, пробывъ въ дорог съ семи часовъ вечера.

Онъ оставилъ свой багажъ на станціи, приказавъ прислать его къ себ съ носильщикомъ, и пшкомъ дошелъ до дому, отворилъ дверь и вошелъ. Въ дом все было убрано и прибрано, все казалось на мст и какъ слдуетъ. ‘Худого наврное ничего не случилось’, подумалъ онъ.

Въ этотъ часъ въ домахъ средней руки всегда пьютъ чай, отдыхая отъ дневныхъ трудовъ и заботъ. М-ръ Бэнъ прошелъ въ столовую, весело освщенную газомъ и яркимъ огнемъ въ камин. Здоровая семья юныхъ Бэновъ была собрана вокругъ большого стола, за которымъ предсдательствовала Матильда-Дженъ, Гомфри, второй сынъ, кололъ сахаръ, между тмъ, какъ Марія, третья дочь рзала кэкъ такого незатйливаго вида, что еслибы не изюминки, попадавшіяся въ немъ, то его можно было бы принять за хлбъ.

Паукеръ, малый съ роскошными замашками, стоялъ на колняхъ передъ огнемъ, поджаривая пирожки, купленные на собственныя деньги, такъ какъ миссисъ Бэнъ считала пирожки вреднымъ для желудка и гршнымъ лакомствомъ.

Вообще вся обстановка отличалась такимъ праздничнымъ видомъ, что м-ру Бэну невольно припомнилась извстная поговорка про кошку и мышей, и ему стало слегка досадно, что дти его такъ хорошо пользовались жизнію въ его отсутствіе. Было гораздо шумне, чмъ бывало при немъ, газъ горлъ ярче, а дрова въ камин пылали, какъ костеръ.

Появленіе главы дома разрушило все очарованіе. Каждый отецъ семейства возбуждаетъ боле или мене чувство испуга, когда внезапно появляется въ кругу семьи.

— Боже мой, па! взвизгнула Матильда-Джонъ, сознавая, что у ней передъ чайнымъ приборомъ лежитъ открытая книжка романа. Какъ вы меня испугали!

— Мы ждали васъ съ минуты на минуту въ послдніе четыре дня, сказалъ Паукеръ, втыкая въ каминную ршетку вилку, на которой поджаривалъ свой пирожокъ, и оставляя послдній на произволъ судьбы. Разв вы не получили моей телеграммы?

— Какой телеграммы? спросилъ м-ръ Бэнъ неспокойно.

— Телеграммы, которую я послалъ въ Каннъ въ прошлый четвергъ. Я былъ увренъ, что вы немедленно прилетите домой.

Въ прошлый четвергъ… около недли тому назадъ. Сегодня была среда.

— О чемъ же ты телеграфировалъ мн, сынокъ?

— О смерти сэра Обри.

— О смерти сэра Обри! повторилъ Шадракъ Бэнъ вн себя.— Разв сэръ Обри умеръ?

— Да, батюшка. Онъ умеръ скоропостижно въ ночь съ среды на четвергъ. Мы узнали объ этомъ только въ четвергъ вечеромъ, я едва усплъ послать телеграмму. Клеркъ говорилъ, что телеграмма врядъ ли поспетъ раньше пятницы утромъ.

М-ръ Бэнъ выхалъ въ Парижъ съ вечернимъ поздомъ въ четвергъ.

— Мы получили письмо отъ Клары-Луизы въ понедльникъ, гд она писала, что вы выхали и прибудете домой раньше ея письма. Такъ какъ вы не возвращались, то мы уже не знали, что и подумать.

— Но, повидимому, вы не забывали о себ при этихъ обстоятельствахъ,— замтилъ м-ръ Бэнъ мрачно.— Сэръ Обри умеръ! Мн трудно поврить этому. Умеръ, и въ мое отсутствіе. Дорого бы я далъ, чтобы предупредить это. Умеръ… и, полагаю, уже похороненъ.

— Да, батюшка. Похороны были сегодня утромъ… очень скромные похороны. Я пошелъ взглянуть на нихъ, хотя и не былъ приглашенъ. На нихъ присутствовали только леди Перріамъ, м-ръ Стимпсонъ и слуги.

— Мордредъ Перріамъ провожалъ, конечно, своего брата въ могилу.

— Нтъ, батюшка. М-ръ Перріамъ не выходилъ изъ своей комнаты съ тхъ поръ, какъ вы ухали. Онъ становился все чудне и чудне, говорятъ люди, а теперь окончательно спятилъ …non compos.

— Люди говорятъ! какіе люди?

— Слуги въ Плэс. Я былъ вчера тамъ и долго бесдовалъ съ экономкой. Я желалъ видть лэди Перріамъ, такъ какъ вамъ угодно было, чтобы я бывалъ у ней два раза въ недлю, но со смерти сэра Обри она ни съ кмъ не видится, кром м-ра Стимпсона и священника. Но я видлъ экономку, которая очень разговорчива, и разсказала мн многое про м-ра Перріама… и его чудачества. Смерть брата совсмъ сразила его, и онъ никого не хочетъ видть. Миссисъ Картеръ, сидлк, приходится день и ночь ходить за нимъ, все равно какъ въ былое время за сэромъ Обри.

— Гмъ! пробормоталъ управляющій. Не трудно понять въ чемъ дло. Миссисъ Картеръ знаетъ, гд ей выгодно жить, и не желаетъ потерять мсто. Теперь, когда сэръ Обри умеръ, она утверждаетъ, что ея услуги нужны для его брата. Что, завщаніе уже вскрыто?

— Нтъ, батюшка. Лэди Перріамъ сказала, что слдуетъ подождать вашего прізда.

— Это очень любезно со стороны лэди Перріамъ, возразилъ м-ръ Бэнъ.— А теперь, Матильда-Дженъ, если въ дом нтъ холоднаго мяса, то лучше всего, если ты дашь мн котлету или бифштексъ. Я ничего не лъ съ самаго завтрака.

Матильда-Дженъ полетла исполнять порученіе отца. Трезвый миръ водворился въ семейномъ кружк. Юнйшіе отпрыски фамиліи Бэнъ набивали рты кэкомъ, и во вс глаза глядли на творца дней своихъ. Паукеръ, находившійся въ переходномъ состояніи, когда юноша еще не сдлался мужчиной, питалъ преувеличенныя понятія о собственной важности, и поглощалъ свой чай съ напускной развязностью, пытаясь сдлать видъ, что вовсе не боится отца.

Какъ ни поразительна была всть о внезапной кончин сэра Обри, Шадракъ Бэнъ принялъ ее, повидимому, весьма хладнокровно. Онъ снялъ свое пальто и кашне, услся въ креслахъ передъ огнемъ, и сидлъ, погруженный въ задумчивое созерцаніе горящихъ угольевъ въ камин, но лицо его не выражало и тни смущенія. Смерть сэра Обри нисколько не разстраивала плановъ, которые его управляющій составилъ относительно своей будущей жизни. Напротивъ того, она согласовалась съ ними, это событіе входило въ его программу, составленную заране. Оно случилось лишь нсколькими годами — скажемъ хоть десятью — раньше, чмъ онъ этого ожидалъ. Одно изъ препятствій съ того широкаго пути, по которому м-ръ Бэнъ намревался пройти къ желанной цли, было устранено.

Насчетъ завщанія своего патрона м-ръ Бэнъ не безпокоился. Онъ самъ составилъ этотъ документъ нсколько мсяцевъ спустя посл женитьбы сэра Обри, и не опасался, что баронетъ могъ составить другое. Онъ зналъ, что въ послднее время безусловно пользовался довріемъ сэра Обри, и что въ своемъ разслабленномъ состояніи больной опирался на него, какъ на костыль.

Такимъ образомъ, въ размышленіяхъ Шадрака Бэна не было ничего тревожнаго въ то время, какъ онъ сидлъ у своего теплаго очага, передъ столомъ, за-ново накрытымъ чистой скатертью, и на которомъ красовались судокъ, кружка съ пивомъ и графинъ съ виномъ.

Нкоторое естественное огорченіе по случаю смерти человка, которому въ нкоторомъ род онъ обязанъ былъ своимъ состояніемъ, могло шевельнуться въ душ м-ра Бэна, но этотъ практическій человкъ считалъ безумнымъ и нераціональнымъ не въ мру оплакивать покойныхъ друзей. Онъ приказывалъ въ такихъ случаяхъ повязывать крепъ на своей шляп, и этотъ вншній знавъ сожалнія превращалъ его горе въ символъ. Исполнивъ это, онъ сознавалъ, что исполнилъ свой долгъ относительно покойника.

Еслибы Перріамское пбмстье должно было перейти къ какому-нибудь незнакомому наслднику, то м-ръ Бэнъ, быть можетъ, ощутилъ бы нкоторое безпокойство и смущеніе. Такой наслдникъ могъ бы имть свои собственные взгляды на управленіе имніемъ и уволить м-ра Бэна отъ его обязанностей. Но Провидніе, всегда милостивое въ фамиліи Бэновъ, наградило Сильвію потомствомъ, и этотъ мальчикъ — дитя, у котораго еще пока прорзались зубы, облегчалъ путь для Шадрака Бэна.

Онъ припоминалъ, какъ составлялось завщаніе сэра Обри, какъ онъ ршился намекнуть, что необходимо назначитъ опекуна, для охраненія правъ ожидаемаго наслдника или наслдницы — въ случа, еслибы Провиднію не угодно было наградить сэра Обри сыномъ, и на случай смерти баронета раньше совершеннолтія ребенка.

М-ръ Бэнъ вспомнилъ оскорбленный взглядъ, съ какимъ сэръ Обри произнесъ:

— Надюсь, что вы не считаете меня такимъ старикомъ, чтобы я не могъ дожить до совершеннолтія моихъ дтей?

— Нтъ, конечно, сэръ Обри, я только желаю оградить дло на всякій случай, отвчалъ управляющій.

— Вы, дловые люди, такіе несносные. Хорошо, если я непремнно долженъ назначить опекуна, то выставьте свое имя. Оно годится такъ же, какъ и всякое другое!

Это было новымъ подкрпленіемъ фантастическаго плана, составленнаго м-ромъ Бэномъ въ своемъ ум, и на осуществленіе котораго онъ разсчитывалъ въ будущемъ.

Онъ выставилъ свое имя, въ качеств опекуна и совмстнаго душеприкащика на ряду съ лэди Перріамъ. Кром того, сэръ Обри оставилъ ему сумму въ тысячу фунтовъ стерлинговъ въ вознагражденіе его честныхъ и неусыпныхъ трудовъ въ теченіи столь долгаго періода. То была не особенно щедрая награда за такую врную службу и такую выгодную для его принципала, но сэръ Обри и эту-то сумму отказалъ скрпя сердце. Ему непріятно было длить свои деньги даже по смерти, ему казалось, что это такъ же тяжело, какъ и разставаться съ ними при жизни.

М-ръ Бэнъ пообдалъ котлетой съ поджареными каштанами съ такимъ же хорошимъ аппетитомъ, какъ еслибы ничто не тяготило его ума. Простая англійская кухня, солидное мясо и хлбъ, политые золотистымъ, какъ янтарь, горькимъ пивомъ, нравилась ему гораздо больше, чмъ различные деликатессы Maison Bore или Филиппа. Ему нравился строгій комфортъ его дома, почтительное общество его дтей, поклонявшихся ему, какъ высшему существу и трепетавшихъ скрипа его сапогъ. Ему нравилось укромное уединеніе его конторы, гд онъ провелъ весь остатокъ вечера, просматривая все, что было сдлано въ его отсутствіе, и подаривъ нсколько минутъ на размышленіе о томъ, какъ приметъ свое вдовство лэди Перріамъ.

— Не попытается ли она снова приманить Эдмонда Стендена? спрашивалъ онъ самого себя. И на этотъ разъ лобъ его мрачно наморщился, точно мысли его были самаго мрачнаго свойства.

ГЛАВА XLIII.
Измненіе сцены.

Перріамъ-Плэсъ по смерти сэра Обри оставался точь-въ-точь такимъ же, какъ и при его мирномъ управленіи. Удивительно, что наша тоска по умершимъ длается еще тяжеле отъ неизмнности неоживленныхъ предметовъ, комнатъ и корридоровъ, которые остаются точь-въ-точь такими, какими были тогда, когда оплакиваемое существо попирало ихъ ногами. Въ Перріам некому было особенно горевать о покойномъ хозяин: печаль о немъ могла жить разв только въ запертомъ и недоступномъ ничьимъ взорамъ поко, гд Мордредъ Перріамъ томился на рукахъ сидлки. Страстнаго горя не могла возбудить его смерть ни въ комъ. Слуги облеклись въ приличный трауръ, и пролили дв-три слезинки, какъ дань его памяти, они поздне засиживались за ужиномъ, толкуя про его причуды и скупость, которая не возбуждала въ нихъ особаго негодованія, потому что онъ былъ щедръ относительно содержанія прислуги, ибо и тугъ придерживался рутины и соглашался отпускать слугамъ столько мяса и столько пива, сколько отпускали его предки. Слуги прилично оплакивали своего усопшаго господина, но гораздо больше занимались своими траурными платьями, которыя были сшиты изъ хорошаго и дорогого матеріала.— Лэди Перріамъ поступила какъ настоящая лэди, когда заказывала намъ траурныя платья, говорила экономка.

М-ру Генцлейну отданъ былъ приказъ доставить все необходимое въ должномъ количеств, и его приказчики привозили и отвозили черный крепъ, и черный кашемиръ, и черное сукно, а въ комнат экономки царствовало пріятное оживленіе, и горничныя сидли за шитьемъ платьевъ, среди атмосферы глаженаго и крахмаленнаго блья.

Какъ приняла лэди Перріамъ эту страшную перемну?— вотъ вопросъ, на который никто не могъ бы отвтить въ Плэс. Она проводила все время взаперти, не принимая никакихъ утшеній. Комнаты покойнаго, своей бывшей уборной и вообще той части дома, гд были расположены покои сэра Обри и м-ра Перріама, она избгала, словно смерть распространила въ нихъ какую-то страшную заразу. Она приказала перенести вс свои вещи въ комнату Болингброка, на противоположномъ конц дома. Небольшую комнату, помщавшуюся рядомъ, лэди Перріамъ обратила въ будуаръ, и послала за архитекторомъ, чтобы пробить дверь между двумя комнатами. По другую сторону комнаты уже была дверь, сообщавшаяся съ просторной уборной. Эти три комнаты лэди Перріамъ отдлала и уставила мебелью въ новйшемъ вкус, доставленной лучшимъ Монкгемптонскимъ обойщикомъ. Элегантный письменный столъ изъ розоваго дерева съ инкрустаціями, дв-три софы, кушетка, занавсы свтло-зеленаго цвта, подбитые нжной лиловой матеріей, блые пушистые коврики, разбросанные тамъ-и-сямъ, точно снжныя пятна на темномъ фон ковра. Французскіе часы, которые могли бы давать беззаботный отчетъ о неуклонномъ ход времени для Софи Арну или Маргариты Готье, пюпитръ, для портфелей съ гравюрами, хорошенькая, маленькая библіотека, наполненная избранными изданіями любимыхъ поэтовъ лэди Перріамъ, переплетенными въ сафьянъ миртоваго цвта. Пріобртеніе всхъ этихъ вещей было первымъ проявленіемъ свободы Сильвіи. Ребяческое занятіе, скажутъ пожалуй, для такихъ торжественныхъ дней, какъ дни, слдовавшіе за кончиной ея мужа и его похоронами, но развлеченіе разгоняло мрачныя мысли, а монкгемптонскій обойщикъ былъ скромнйшій изъ людей. Похороны были вврены его заботамъ, и только когда все касающееся этой печальной церемоніи было говорено, лэди Перріамъ заказала обойщику доставить вс т вещи, какія были необходимы, чтобы сдлать покои Болингброка обитаемыми. Лэди Перріамъ особенно напирала на этотъ пунктъ. Она желала только, чтобы комнаты стали обитаемы.

— Старинная мебель такъ неудобна,— жаловалась она.

Обойщикъ, питавшій естественное предубжденіе противъ всякой мебели, которая была доставлена не имъ, энергически ухватился за эту мысль.

Онъ прислалъ мебель для комнатъ лэди Перріамъ подъ покровомъ зимнихъ сумерекъ такъ скромно, какъ еслибы то были гробы, и преобразованіе комнатъ совершилось такъ незамтно, что вчно-бдительное тайное судилище, возсдавшее въ людской, не успло подвергнуть порицанію дйствія милэди.

М-ръ Бэнъ оглядлся кругомъ съ нескрываемымъ изумленіемъ, когда былъ введенъ въ будуаръ лэди Перріамъ, на другое утро посл своего возвращенія. Перемна въ ея обстановк странно поразила его. Точно на его глазахъ куколка превратилась въ бабочку.

Свтло-зеленые, блестящіе шелковые занавсы, блоснжные коврики, такіе мягкіе и нжные, что ему казалось почти святотатствомъ попирать ихъ ногами, библіотека изъ розоваго дерева, въ pendant къ бюро, стоявшему по другую сторону камина, бархатная драпировка послдняго — все это придавало новый характеръ комнат, несмотря на то, что она все еще оставалась простой. Бюро было отперто и покрыто бумагами, дв или три книжки съ стихотвореніями, сіяя своими зелеными съ золотомъ переплетами, красовались на маленькомъ столик возл кресла лэди Перріамъ, а хозяйка этого комфортабельнаго жилища покоилась на низенькой кушетк, и красота ея только выигрывала отъ траурнаго наряда.

Шадракъ Бэнъ остановился посреди комнаты, почти ослпленный этимъ неожиданнымъ зрлищемъ.— ‘Она не теряла времени на удовлетвореніе своихъ вкусовъ и начала пользоваться жизнью тотчасъ какъ умеръ мужъ’,— подумалъ управляющій.

Лэди Перріамъ приняла его вжливо, но съ нкоторой церемонностью, имвшей цлью, какъ онъ хорошо понялъ, удержать его отъ дружескаго или фамильярнаго обращенія, которое онъ позволялъ себ при жизни сэра Обри. Она попросила его ссть, но стулъ, на который она указала ему рукой, стоялъ поодаль отъ ея кресла.

М-ръ Бэнъ выразилъ соболзнованіе о ея потер и сочувствіе къ ея горю. Она важно выслушала его соболзнованія и поблагодарила за нихъ, но не вдавалась ни въ какія заявленія о своихъ чувствахъ. Она допускала, что горе ея есть признанный фактъ, выраженный въ ея вдовьемъ чепчик, подобно тому, какъ горе м-ра Бэна выражалось въ креп, обвивавшемъ его шляпу.

— Я не дозволила вскрывать завщанія,— сказала она наконецъ:— я полагала, что вполн справедливо, чтобы вы вскрыли его, такъ какъ были избраннымъ совтчикомъ сэра Обри.

— Сэръ Обри удостаивалъ меня своего доврія,— отвчалъ управляющій,— и я надюсь, что вы не откажете мн и въ вашемъ, занимая въ такія молодыя лта положеніе, съ которымъ связана немалая отвтственность, вы ощутите потребность въ преданномъ совтчик.

Онъ думалъ, какъ она мила въ этомъ мрачномъ наряд, какъ красиво огонь камина игралъ въ ея золотистыхъ волосахъ и отражался въ глубокихъ, карихъ глазахъ, такихъ темныхъ, такихъ непроницаемыхъ, которыми она глядла на него твердо и ршительно. Она не страшилась глядть ему въ лицо, хотя и боялась его. Какая бы опасность ни грозила ей, а въ ея натур было встрчать ее лицомъ къ лицу.

— Я небольшая охотница до совтовъ, м-ръ Бэнъ,— проговорила она:— и хотя молода, но чувствую себя въ силахъ ходить по избранному мною пути безъ вонкихъ помочей. Но пока вы врой и правдой служите перріамскому помстью, вы всегда найдете меня готовой относиться къ вамъ съ полнымъ довріемъ, какъ къ управляющему моего сына.

М-ръ Бэнъ вполн понялъ смыслъ этой рчи. Ему напоминали его положеніе, какъ агента, сборщика доходовъ, заключающаго контракты и аренды, наблюдающаго за усовершенствованіями и т. д. Отнын онъ не долженъ былъ имть вліянія на жизнь самой лэди Перріамъ.

Она не чувствовала признательности къ нему за щедрыя карманныя деньги, которыя онъ доставлялъ ей, не была благодарна за то, что онъ всегда пользовался своимъ вліяніемъ для ея пользы. Она воспользовалась первой возможностью, чтобы освободить себя отъ его вліянія.

Наступила краткая пауза, въ теченіи которой Шадракъ Бэнъ сидлъ съ насупленными бровями, уставивъ глаза въ коверъ. Разъ въ жизни управляющій былъ застигнутъ врасплохъ. Онъ не ожидалъ, что лэди Перріамъ приметъ этотъ ршительный тонъ и такъ смло заявитъ о своей независимости. Онъ думалъ, что жизнь съ мужемъ вышколила ее и пріучила въ повиновенію, что, очутившись внезапно одинокой въ мір, на высот, отъ которой должна была закружиться ея голова, она естественно обратится къ нему за совтомъ и помощью. Онъ изъ всхъ силъ старался доказать, что онъ ей другъ, а между тмъ она обращается теперь съ нимъ, какъ съ врагомъ.

‘Она не изъ тхъ женщинъ, которыхъ можно закупить добротой’, подумалъ онъ.— ‘Ее нужно держать въ ежовыхъ рукавицахъ. Но это возможно лишь въ томъ случа, если знать ея слабую сторону’.

— Когда располагаете вы вскрыть завщаніе, м-ръ Бэнъ? спросила лэди Перріамъ, посл минутной паузы.

— Когда вамъ угодно, лэди Перріамъ.

— Для меня чмъ скоре, тмъ лучше: я желаю знать свое настоящее положеніе въ этомъ дом.

— Я полагаю, что не можетъ быть никакого сомннія относительно вашего положенія въ этомъ дом, да и сами вы, сколько мн кажется, вовсе въ немъ не сомнваетесь,— прибавилъ м-ръ Бэнъ, обводя глазами всю комнату.

— Вы намекаете на нкоторое измненіе въ меблировк этой комнаты,— пояснила Сильвія его взглядъ.— Я легко могу убрать вс эти вещи, если не имю права доле жить въ этомъ дом.

— Я не вижу никакой необходимости секретничать насчетъ завщанія сэра Обри, лэди Перріамъ. Единственное завщаніе, которое мн извстно, составлено мною. Въ силу его вы считаетесь полной хозяйкой Перріама до совершеннолтія вашего сына. Еслибы вы остались бездтной вдовой, то получали бы только пять тысячъ въ годъ, и изъ нихъ двумя были бы обязаны моему вліянію. Сэръ Обри предполагалъ укрпить за вами только три тысячи. Но онъ оказался щедре въ матери своего ребенка, чмъ въ своей жен, и въ своемъ завщаніи, подписанномъ имъ въ моемъ присутствіи, онъ предоставляетъ вамъ въ полное распоряженіе Перріамъ-Плэсъ до совершеннолтія вашего сына. Ребенокъ-наслдникъ будетъ отданъ подъ опеку министерства юстиціи, и министръ, безъ сомннія, назначить вамъ значительную сумму на содержаніе Перріама и воспитаніе Сентъ-Джона, скажемъ — пять тысячъ въ годъ, что вмст съ вашимъ личнымъ доходомъ составить десять тысячъ.

Хорошенькій доходецъ для дочери школьнаго учителя, которая такъ часто вздыхала о томъ, что не на что купить пару перчатокъ и для которой комфортъ Гедингемскихъ обитателей средней руки казался такимъ же недоступнымъ, какъ радости рая. Лицо Сильвіи, окаменлое въ своей неподвижности во все время свиданія съ м-ромъ Бэномъ, также мало измнилось и при этомъ извстіи. Нжныя щечки стали ещё блдне, да внезапный огонь сверкнулъ въ карихъ глазахъ. Эти признаки волненія были мимолетны, ничто не могло быть спокойне тона лэди Перріамъ, когда она возразила на слова м-ра Бэна:

— Сэръ Обри былъ очень добръ во мн,— сказала она. Можете вы прочитать завщаніе завтра утромъ? Я полагаю, что въ немъ завщаны нкоторыя суммы старымъ слугамъ, и они нетерпливо желаютъ узнать о своей участи.

— Завтра, въ двнадцать часовъ, если вамъ угодно, лэди Перріамъ. Будьте такъ добры сходить со мной въ комнату сэра Обри за завщаніемъ. Я знаю, гд онъ хранилъ его.

Щеки лэди Обри, такія блдныя за минуту передъ симъ, теперь совсмъ помертвли.

— Эта комната внушаетъ мн ужасъ, но если вы желаете, я пойду съ вами,— проговорила она, вставая съ своего спокойнаго мста у камина и готовясь выдержать испытаніе.

Она вынула ключи изъ ящика бюро и вышла изъ комнаты, сопровождаемая на почтительномъ разстояніи Шадракомъ Бэномъ. Они прошли вдоль западнаго корридора, западнаго флигеля, черезъ открытую площадку, достигли большой лстницы и вступили въ корридоръ восточнаго флигеля, который велъ въ комнаты, занимаемые нкогда сэромъ Обри. Отнын въ нихъ царило запустніе.

Дверь въ уборную, гд въ послднее время баронетъ просиживалъ большую часть времени, была заперта. Было что-то ужасное въ этихъ запертыхъ дверяхъ, ведшихъ въ пустые повои, въ которыхъ недавно обиталъ повойникъ. Лэди Перріамъ повернула тяжелый ключъ твердой рукой и вошла въ комнату въ сопровожденіи управляющаго.

Комната была вычищена и прибрана со смерти сэра Обри, вс слды его существованія удалены. Кресла были выстроены въ рядъ у стны, все было на своемъ мст, окно было открыто, и въ него глядло блдное мартовское небо, какъ-бы въ исполненіе того еврейскаго преданія, которое рекомендуетъ открывать окна и двери для того, чтобы душ покойника легче было улетть.

Портфель, который желалъ осмотрть м-ръ Бэнъ, находился не въ уборной. Онъ растворилъ дверь, которая вела въ спальню, но на порог этой комнаты Сильвія отступила назадъ съ помутившимся взоромъ.

— Разв оно тутъ? спросила она, бросивъ испуганный взглядъ на высокую траурную постель, которая и всегда-то напоминала ей катафалкъ. Ставни были закрыты, и полу-темная комната казалась еще мрачне отъ темныхъ дубовыхъ панелей, которыми обшиты были стны. Большой и пустой каминъ казался какъ-бы входомъ въ пещеру.

— Войдите, леди Перріамъ,— сказалъ м-ръ Бенъ, оглядываясь на нее и дивясь такому малодушному поведенію въ особ, съ такимъ невидимому твердымъ характеромъ. Я желаю въ вашемъ присутствіи отпереть пюпитръ сэра Обри.

Она прошла за нимъ въ комнату, невольно вздрагивая, и подошла къ столу, на которомъ находился пюпитръ. Онъ стоялъ рядомъ съ страшной постелью.

‘Ага! милэди,’ подумалъ Шадракъ Бэнъ, замтивъ ея взглядъ, полный ужаса: ‘я открылъ ваше больное мсто! Этотъ страхъ передъ напоминовеніемъ о смерти вашего супруга, похожъ на угрызеніе совсти за нанесенный ему вредъ при жизни’.

Онъ отперъ пюпитръ ключомъ, который ему дала лэди Перріамъ, нашелъ завщаніе въ запечатанномъ конверт и помченномъ тмъ самымъ числомъ, въ какое, какъ помнилось м-ру Бэну, оно было составлено. Онъ тщательно перебралъ вс бумаги, и не нашелъ никакого другого завщанія, ни даже какой-нибудь приписки.

— А теперь, лэди Перріамъ,— произнесъ управляющій, поворачиваясь въ ней посл того, какъ заперъ пюпитръ: разскажите мн подробне про смерть моего дорогого патрона. Я ничего не знаю, кром простого факта, что мы лишились его.

— Я могу такъ мало сообщить вамъ, кром того, что смерть его была такъ скоропостижна, такъ страшно неожиданна. Я подошла въ его кровати и нашла его мертвымъ.

— Въ какое время?

— Вскор посл полуночи.

— Вы, значитъ, поздно засидлись въ этотъ вечеръ? спросилъ управляющій съ удивленіемъ.

Полночь казалась несообразно позднимъ часомъ въ глазахъ почтенныхъ обывателей Монкгемптона.

— Я всегда поздно ложусь спать,— отвчала лэди Перріамъ. Мн плохо спится вообще, и я обыкновенно за-полночь просиживаю за книгой въ своей уборной. Въ эту ночь я зачиталась поздне обыкновеннаго и зашла въ комнату сэра Обри, поглядть, все ли у него въ порядк, какъ я всегда длала, прежде чмъ лечь спать.

— И вы нашли его мертвымъ.

— Да. Пожалуйста, не заставляйте меня входить въ подробности. Ударъ былъ слишкомъ ужасенъ, чтобы его можно было легко позабыть. Воспоминаніе о немъ неотступно преслдуетъ меня и днемъ и ночью.

— Вотъ почему вы перенесли свои покои? спросилъ м-ръ Бэнъ.

Онъ не боялся больше разспрашивать ее и даже надодать съ разспросами, потому что нашелъ ея больное мсто.

— Да, воспоминанія слишкомъ тяготили меня.

— Разв никого не было при сэр Обри въ моментъ его смерти?

— Никого. Миссисъ Картеръ ушла спать за часъ передъ тмъ, какъ я вошла въ его комнату.

— Гд былъ Чепленъ?

— Онъ страдалъ подагрой и находился въ своей комнат.

— Послали кого-нибудь за докторомъ?

— Да, мы тотчасъ же подняли тревогу, и одинъ изъ грумовъ отправился за м-ромъ Стимпсономъ, который пріхалъ до утра. Онъ сказалъ, что сердце у сэра Обри было не въ порядк.

— Коронеръ не производилъ слдствія?

— Нтъ. М-ръ Стимпсонъ не счёлъ нужнымъ такое слдствіе, хотя смерть и наступила неожиданно. Сэръ Обри былъ такъ долго боленъ, что смерть его нельзя считать внезапной. М-ръ Стимпсонъ далъ необходимый отзывъ актуаріусу. Онъ былъ такъ добръ, что принялъ вс хлопоты на себя.

ГЛАВА XLIV.

Всть о смерти сэра Обри Перріама произвела глубокое впечатлніе на Гедингемскихъ жителей. Они рдко пользовались счастіемъ лицезрть его, даже когда онъ былъ здоровъ, въ послдній же годъ его жизни онъ никуда не выходилъ за предлы своихъ владній, и самое существованіе его обратилось въ миъ. Со всмъ тмъ, теперь, когда онъ умеръ, обывателемъ Гедингема казалось, какъ будто у нихъ угасъ какой-то свтильникъ, какъ будто бы звзда закатилась на ихъ небосклон и все должно измниться въ худшему.

Перріамъ-Плэсъ, предоставленный во власть ребенка и молодой вдовы сомнительнаго происхожденія!— Это казалось нарушеніемъ общественнаго порядка. Люди гадали о томъ, какую жизнь поведетъ лэди Перріамъ теперь, когда она стала госпожой своихъ поступковъ.

— Я полагаю, что она станетъ давать обды по истеченіи годичнаго траура,— говорила миссисъ Тойнби, не забывшая о невжливомъ пріем, оказанномъ ей Сильвіей.

— Она наврное подетъ въ Лондонъ, возьметъ ложу въ опер и будетъ здить верхомъ въ Роттенъ-Роу,— возражала миссъ Тойнби. Вотъ что я бы сдлала, еслибы была богатой молодой вдовой.

— Вопросъ въ томъ: богата ли она,— замчала миссисъ Тойнби съ глубокомысленнымъ видомъ. Мы еще ничего не знаемъ о завщаніи сэра Обри.

— Я полагаю, что мы услышимъ о немъ,— проговорила дочь съ понятнымъ любопытствомъ.

— Полагаю, что да. М-ръ Ванкортъ наврное будетъ знать о немъ, и вроятно сообщитъ мн. Да и надо полагать, что дня черезъ два-три о немъ будетъ сказано въ ‘Illustrated News’.

М-ръ Бэнъ прочелъ завщаніе въ двнадцать часовъ, на слдующій день посл своего перваго визита въ вдовствующей лэди Перріамъ, въ присутствіи Сильвіи, м-ра Стимпсона и всхъ слугъ, за исключеніемъ сидлки и няньки, миссисъ Картеръ и миссисъ Трингфольдъ, которыя никакъ не могли быть заинтересованы въ завщаніи, составленномъ до прибытія ихъ въ Перріамъ.

Чтеніе происходило въ столовой… мрачной во вс времена, но казавшейся еще мрачне сегодня, когда характеръ происходившей въ ней церемоніи наводилъ всхъ присутствующихъ на печальныя и мрачныя мысли. Слуги сидли кучной у стны, одтые въ новыя траурныя платья, бекъ признака чего-нибудь благо въ костюм, что могло бы нсколько оживить его. Лэди Перріамъ сидла въ кресл у камина, гд пылалъ яркій огонь, единственное веселое зрлище въ этой комнат.

Завщаніе сэра Обри доказало, что онъ не забылъ о своихъ подчиненныхъ, хотя озаботился о томъ, чтобы не разорить имніе черезчуръ щедрыми дарами. Онъ завщалъ небольшія пенсіи старйшимъ слугамъ и боле значительную пенсію Жану Чеплену, но этими пенсіями имъ предстояло воспользоваться лишь тогда, когда они удалятся на покой. Всякому слуг, прослужившему въ его дом десять лтъ, онъ завщалъ пятьдесятъ фунтовъ, тмъ, которые прослужили пять лтъ — двадцать-пять фунтовъ: въ признаніе заслугъ продолжительной службы,— гласило завщаніе. М-ру Стимпсону завщаны были двадцать-пять фунтовъ на покупку траурнаго кольца.

М-ру Шадраку Бэну онъ оставилъ тысячу фунтовъ въ знакъ своей высокой признательности за услуги, честно и талантливо оказываемыя въ теченіи многихъ лтъ.

Своему ‘дорогому брату’, Мордреду Перріаму, сэръ Обри Перріамъ завщалъ свою коллекцію золотыхъ и серебряныхъ табакерокъ и тысячу фунтовъ. Кром того, онъ высказалъ желаніе, чтобы его вдова и дти предоставили Мордреду Перріаму вс удобства и привилегіи, какими онъ пользовался, живя въ Перріамъ-Плэс, и оставили въ его распоряженіи отведенныя для него комнаты, въ которыхъ бы онъ могъ проживать безъ всякой платы до конца дней своихъ.

Наконецъ своей возлюбленной жен, Сильвіи, сэръ Обри завщалъ все свое личное имущество, которое, въ соединеніи съ назначеннымъ доходомъ, вполн должно было обезпечить ея существованіе. На тотъ же случай, еслибы смерть застигла его до исполненія совершеннолтія его старшему сыну, сэръ Обри назначалъ жену опекуншей ребенка, съ правомъ жить въ Перріам до совершеннолтія сына.

Личное имущество сэра Обри заключалось въ денежныхъ фондахъ, которые должны были составить значительное приращеніе къ доходу Сильвіи.

Добавочныя земли, фермы и недвижимости, пріобртенныя за послднія пятьдесятъ лтъ, должны были быть раздлены поровну между его младшими дтьми, по смерти лэди Перріамъ, такъ какъ ея доходъ съ имнія былъ лишь пожизненнымъ. Словомъ — оказалось, что дочь школьнаго учителя очутилась богатой женщиной въ моментъ своей независимости и своего вдовства.

Слухи о содержаніи завщанія сэра Обри незамедлили дойти до монкгемптонскихъ и гедингемскихъ сплетниковъ и сплетницъ. М-ръ Стимпсонъ, находившій, что его преданность плохо вознаграждена ироническимъ завщаніемъ траурнаго кольца, не считалъ нужнымъ держать втайн подробности завщанія. Оно наврное должно было рано или поздно попасть въ газеты, и ужъ лучше было ему доставить себ удовольствіе пересказать о немъ своимъ паціентамъ. Такимъ образомъ, въ Гедингем стало извстнымъ, что вдовствующая лэди Перріамъ наслдовала всему личному имуществу сэра Обри, что прибавляло около двухъ тысячъ въ годъ къ ея доходу съ наслдственныхъ помстій. Этотъ доходъ, преувеличенный молвой, скоро возросъ до десяти, пятнадцати или двадцати тысячъ, смотря по сил фантазіи разсказчиковъ.

Т, кто помнилъ Сильвію дочерью сельскаго учителя какихъ-нибудь два года тому назадъ, поднимали къ небу руки и глаза, и дивились необыкновенной перемн въ ея судьб.

Въ Декановомъ дом всть о смерти сэра Обри была принята безъ всякихъ комментарій, но она потрясла не одного изъ его обитателей.

Для самой миссисъ Стенденъ событіе это было крайне непріятно. Богатство не могло измнить ея недоврія и антипатіи къ Сильвіи. Для матери Эдмонда Стендена Сильвія была такъ же противна вдовой сэра Обри Перріама, какъ и дочерью сельскаго учителя.

Но это еще не все. Хотя сынъ ея еще не высказался положительно, но миссисъ Стенденъ въ послднее время начала надяться, что онъ найдетъ исцленіе ранамъ своего сердца въ спокойной привязанности Эсири. Онъ не шепталъ признаній на ухо молодой двушки, не давалъ никакихъ общаній матери. Но онъ казался спокойнымъ, если не счастливымъ, въ обществ Эсири, и въ его тон и обращеніи съ ней сказывалось нчто боле церемонное и боле нжное, чмъ спокойная и хладнокровная дружба названнаго брата. Эсирь и онъ читали вмст одн и т же книги и увлекались одними и тми же созданіями искусства. Они распвали мечтательную нмецкую музыку, между тмъ какъ миссисъ Стенденъ дремала въ кресл у камина или работала надъ какимъ-нибудь расшитымъ передникомъ для одной изъ своихъ внучекъ. Трудно было бы представить себ боле трогательную картину домашней жизни, какъ семейное засданіе въ Декановомъ дом по вечерамъ, посл семи часовъ. Рутина дловой жизни, удерживавшая Эдмонда весь день вн дома, въ банк, длала вдвойн пріятнымъ отдыхъ въ кругу семейства. Когда онъ жилъ празднымъ человкомъ, то эти невинныя радости наводили на него звоту, и вечера, проведенные въ кругу семейства, казались ему нестерпимо длинными. Теперь, когда онъ по цлымъ днямъ работалъ за конторкой, онъ бывалъ веселъ и сообщителенъ по вечерамъ, и ему никогда не казалось, что время тянется слишкомъ медленно.

Неужели вліянію Сильвіи суждено было нарушить это спокойное счастіе и снова поселить разладъ между матерью и сыномъ?

Миссисъ Стенденъ трепетала, но не говорила, ни слова. Эсирь почувствовала, что слабой надежд, зародившейся въ ея сердц, суждено погибнуть. Гд ей было бороться съ этой сиреной, которую Эдмондъ такъ страстно любилъ полтора года тому назадъ, и, можетъ быть, никогда не переставалъ любить. Эсирь знала, что на него находили припадки хандры и что эта хандра вызывалась воспоминаніемъ о Сильвіи.

Какъ сильно ни подйствовала смерть сэра Обри на Эдмонда, онъ выслушалъ всть объ этомъ событіи молча и не измняясь въ лиц. Онъ переслушалъ вс сплетни, возбужденныя этимъ событіемъ и вертвшіяся преимущественно около вопроса: какъ велико состояніе, оставленное сэромъ Обри, но самъ не проронилъ словечка. Дома онъ былъ также сдержанъ на этотъ счетъ, даже, когда втреная Элена Сарджентъ разразилась за обдомъ какимъ-то непріязненнымъ замчаніемъ насчетъ лэди Перріамъ, то у Эсири промелькнула мысль, сложившаяся затмъ въ убжденіе, что плохо затушенная страсть Эдмонда разгорится новымъ пламенемъ, и что прежде чмъ Сильвія успетъ снять трауръ, онъ потребуетъ отъ нея исполненія нарушеннаго ею общанія. Ея измна позабудется или, по крайней мр, простится ей. Онъ будетъ помнить только о томъ, что она свободна, и онъ можетъ жениться на ней.

Эсирь приготовилась увидть первый знакъ возврата Эдмонда къ прежней страсти въ измненномъ обращеніи его съ ней самой. Онъ станетъ холодне, церемонне, безсознательно превратитъ т дружескія отношенія, которыя были такъ дороги ей и казались такъ пріятны ему. Онъ разучится приносить ей вс новыя книги, которыя читаетъ самъ, разучится просить ее пть съ нимъ дуэты.

Однако, къ удивленію миссъ Рочдель, такой перемны въ обращеніи Эдмонда не воспослдовало. Если онъ измнился по смерти сэра Обри, то въ томъ лишь отношеніи, что сталъ еще добре, еще тепле, чмъ прежде. Ихъ боле, чмъ когда-либо, связывала обоюдная любовь къ литератур и музык. Они вмст читали Шиллера, къ тайному неудовольствію миссисъ Стенденъ и Элены, которымъ звуки нмецкаго языка казались просто варварскими. По мр того, какъ дни удлинились, Эдмондъ сталъ зазывать на послобденныя прогулки по лугамъ, гд фіалки и другіе ранніе цвты праздновали карнавалъ весны. Миссисъ Стенденъ никогда не выходила посл обда. Миссисъ Сарджентъ предпочитала дтскую всмъ прогулкамъ въ мір въ тотъ часъ, когда ея двочки ложились спать. Такимъ образомъ, естественнымъ товарищемъ Эдмонда была Эсирь Рочдель. Она была слишкомъ непорочна для того, чтобы разыгрывать чопорную двицу и такъ же просто и непринужденно шла съ нимъ гулять по вечерамъ, какъ еслибы они были два товарища-студента въ Гейдельберг.

Въ одинъ тихій апрльскій вечеръ — недль шесть спустя посл смерти сэра Обри — они забрели такъ далеко, что очутились на Кроплейской пустоши, на той самой неровной полян, на которой Эдмондъ встртилъ Сильвію въ бурю и отвчалъ на ея удивительные вопросы касательно его сватовства въ Эсири. Скатъ холма съ его овражками и буграми, поросшими дикимъ терновникомъ, казался совсмъ инымъ въ этотъ ясный апрльскій вечеръ. На запад небо еще отливало розовымъ посл солнечнаго заката, и блдный полумсяцъ слабо сіялъ на небесномъ свод. Отдаленная полоса моря была окутана наступавшими сумерками, и одна одинокая лодка съ блымъ парусомъ выдлялась на темнющемъ неб.

Эдмондъ и Эсирь шли нкоторое время молча, погруженные въ свои мысли, какъ вдругъ молодой человкъ остановился и предложилъ отдохнуть нсколько минутъ, прежде чмъ пуститься въ обратный путь.

Эсирь, обыкновенно охотно исполнявшая его желанія, на этотъ разъ протестовала:

— Уже поздно, Эдмондъ, и тёт придется ждать за чайнымъ столомъ.

Одною изъ вечернихъ обязанностей Эсири было разливаніе чая.

— Пусть она подремлетъ лишніе полчаса, Эсси. Сонъ не повредитъ ей, а мн нужно переговорить съ вами.

Эсирь согласилась и услась на дернистую кочку, на которую Эдмондъ указалъ, какъ на лучшій пунктъ для отдыха. Вечеръ былъ такъ тепелъ, какъ іюльскій.

— Не знаю, зачмъ намъ разговаривать сидя именно тутъ, Эдмондъ: вдь мы боле или мене бесдовали другъ съ другомъ все время, пока шли сюда, и, по всей вроятности, будемъ бесдовать все время, какъ будемъ идти домой.

— Да, у меня всегда найдется, о чемъ поговорить съ вами, Эсси. Я предполагаю, что это происходитъ оттого, что у насъ одни и т же вкусы, какъ вы думаете?

— Должно быть.

— Быть можетъ, однако, что настоящая причина нашей здсь остановки, это желаніе курить. Могу я закурить сигару?

— Разумется. Вы знаете, что я привыкла къ табачному дыму.

— Въ такомъ случа, я закурю сигару. Наши вечернія прогулки не были бы вполовину такъ пріятны, еслибы вы не дозволяли мн курить сигары, Эсси.

— Конечно, нтъ. Я полагаю, что вы охотне обошлись бы безъ меня, чмъ безъ сигары.

— Я не совсмъ въ этомъ увренъ,— отвчалъ Эдмондъ серьёзно. Правда, я очень люблю сигары, и еслибы вы запретили мн ихъ курить, то мн тяжело было бы обойтись безъ нихъ. Но я не вижу, какъ бы я могъ просуществовать и безъ васъ. Я до сихъ поръ никогда еще не жилъ безъ васъ, Эсси, и не могу ршительно представить себ, что за жизнь была бы безъ Эсири.

Губы Эсири, непривыкшія выражать ироніи, слегка искривились при этомъ замчаніи.

— Вы отлично обходились безъ меня, когда были влюблены въ Сильвію Керью,— замтила она. Сомнваюсь, чтобы вы помнили о моемъ существованіи въ т дни.

— Ахъ, Эсирь, то былъ краткій періодъ безумія… мимолетный бредъ. Пока онъ длился, я ни о чемъ не могъ думать, кром красоты моей сирены. Никогда не говорите со мной объ этомъ времени, Эсси. Я желаю совсмъ позабыть о немъ. Я желаю вырвать эту страницу изъ моей жизни.

— Лэди Перріамъ теперь свободна. Вы можете добиться ея руки,— проговорила Эсирь съ легкой горечью въ голос.

— Я не хочу ее знать, посл ея измны. Я не соглашусь взять ее въ жены посл того, какъ она обманула меня. Нтъ, Эсирь, я вовсе не такой малодушный человкъ, какимъ вы меня считаете. Вдовство лэди Перріамъ ничего не измняетъ въ моихъ чувствахъ. Еслибы она захватила права мужчинъ, и стала искать моей любви, я бы отвернулся отъ нея. Я навки изгналъ думу о ней изъ моей головы.

— Я очень рада услышать это за васъ самихъ. Я никогда не считала ее достойной васъ.

Эдмондъ молча курилъ въ теченіе двухъ-трехъ минуть.

— Нтъ, Эсси: она не была достойна меня,— произнесъ онъ наконецъ,— не смотря на вс мои недостатки, потому что я относился въ ней честно, а она нтъ. Но есть женщина, которая не только достойна меня, но достойна лучшаго и преданнйшаго изъ людей, когда-либо существовавшихъ. Я желалъ бы думать, что и я не совсмъ недостоинъ ея.

— Вашъ новый идолъ долженъ быть очень польщенъ тмъ, что вы ставите его такъ высоко,— сказала Эсирь съ тщетной попыткой говорить шутя.

— Она самая кроткая и самая скромная изъ женщинъ, но я чувствую себя недостойнымъ просить ея руки, потому что дозволилъ себ увлечься недостойной женщиной, когда счастіе было у меня такъ близко. Ну, дорогая Эсси, я не буду доле говорить загадками. Я люблю васъ, ваша кротость исцлила мое израненное сердце. Мы были очень счастливы во время нашихъ вечернихъ прогуловъ, Эсирь. Есть ли какія другія причины, кром моей недостойности, почему бы мы не могли идти рука объ руку во всю остальную нашу жизнь.

Двушка взглянула на него застнчиво, но съ твердымъ выраженіемъ въ своихъ кроткихъ, черныхъ глазахъ.

— Вы ничуть не недостойны меня, Эдмондъ,— возразила она, но я не соглашусь выдти за васъ замужъ, если не буду уврена, что все ваше сердце принадлежитъ мн, Я люблю васъ настолько сильно, чтобы остаться на всю жизнь вашей пріемной сестрой и даже видть васъ счастливымъ съ другой женщиной, и утшаться мыслью о вашемъ счастіи. Но если вы предлагаете мн не братскую любовь, а нчто иное, то мн нужно все или ничего. Мн не надо вашего сердца, если въ немъ гнздится воспоминаніе о лэди Перріамъ.

— Зачмъ вы произносите это ненавистное имя?— закричалъ Эдмондъ сердито. Разв я не говорилъ вамъ, что изгналъ его изъ моей жизни,— что для меня не существуетъ боле никакой Сильвіи Перріамъ. Отвчайте, Эсси, на честный вопросъ честнаго человка. Хотите ли быть моей женой?

Вопросъ былъ достаточно простъ и ясенъ. Тутъ не было никакихъ любовныхъ воспоминаній, которыя могли скрасить и оживить эту старую тему. Эдмондъ говорилъ, повидимому, совсмъ серьёзно. Голосъ его и взглядъ были нжны и искренни, та, которая слушала его, слишкомъ его любила, чтобы не быть тронутой его словами.

— Это слишкомъ важный вопросъ для того, чтобы можно было на него отвчать поспшно,— возразила Эсирь серьёзно. Мы были очень счастливы при теперешнемъ положеніи длъ. Пусть наша мирная жизнь течетъ по прежнему, пока вы хорошенько не увритесь въ своихъ чувствахъ.

— Я достаточно увренъ въ нихъ уже въ настоящую минуту. Я желаю ршить этотъ вопросъ теперь же, Эсси. Я желаю сознавать, что у меня есть цль въ жизни… есть чего ожидать въ будущемъ, есть на что надяться, о чемъ мечтать. Пока рана отъ измны Сильвіи не зажила, я думалъ, что покончилъ со всми надеждами, и никогда больше не буду мечтать о семейномъ очаг и жен, безъ которыхъ жизнь человка скучна и пуста. Провидніе было добре во мн, чмъ я заслуживалъ, Эсси, когда говорилъ себ, что отнын надежда и любовь — пустыя слова для меня. Я опять научился надяться, любить, и этому вы научили меня.

— Я никогда не старалась научить васъ этому, по крайней мр послднему,— отвчала Эсирь красня. Тетушка и вс мы желали, чтобы ваше горе прошло, но я не думаю, чтобы кто-нибудь думалъ…

— Вы не думаете, чтобы кто-нибудь думалъ,— повторилъ Эдмондъ, забавляясь замшательствомъ молодой двушки, — я знаю, что любимая мечта матушки, чтобы мы сдлались мужемъ и женой. Вы не захотите огорчить ее, Эсси, вдь вы такъ любите ее.

— Я думаю лишь о вашемъ счастіи, Эдмондъ. Вы не должны жениться изъ-за того только, чтобы угодить тёт. Это плохое средство обезпечить ваше личное счастіе.

— Я не могу не быть счастливымъ, если вы сдлаетесь моей подругой, Эсси. Давно уже вы стали моимъ идеаломъ женщины. Да, когда вамъ было всего шестнадцать лтъ. Затмъ налетло это роковое увлеченіе, и моя любовь была отвлечена отъ васъ. Я знаю теперь, какое то было лживое чувство. Полноте, Эсси, милая, вы слишкомъ добры, чтобы не простить, меня за зло, которое стоило мн такъ много страданій.

— Мн нечего прощать вамъ, Эдмондъ. Я не могу осуждать васъ за то, что вы нашли Сильвію Керью, боле привлекательной, чмъ меня.

— Ну, когда такъ, и вамъ нечего прощать мн, то все ршено и вы будете моей дорогой женой.

Сигара была давно уже отброшена и рука Эдмонда обвилась вокругъ тонкой таліи Эсири, какъ въ былыя сумеречныя прогулки вокругъ таліи Сильвіи.

— Вы скажете ‘да’, Эсирь,— спросилъ Эдмондъ, стараясь заглянуть въ ея опущенные главки.

— Вы даже не спросили меня, люблю ли я васъ.

— Предположите, что я настолько самонадянъ, чтобы думать, что вы любите меня такъ, немножко, чуть-чуть, въ гомеопатической, а не аллопатической доз.

— Я люблю васъ всей душой,— отвчала она съ порывомъ чувства столь долго подавляемаго, что оно невольно вырвалось наружу, не смотря на ея намреніе быть сдержанной и разсудительной. Я желаю только одного, чтобы вы были счастливы.

— Этого можно достигнуть только однимъ путемъ, Эсси. Будьте моей женой. Чмъ скоре, тмъ лучше, моя радость. Мн хочется знать, что у меня есть интересъ въ жизни и что мн есть для кого трудиться. Я надюсь, что вы будете настолько безразсудны, Эсси, что промотаете вс свои и мои деньги, такъ чтобы мн пришлось крпко трудиться для нашихъ дтей. А теперь, дорогая, становится темно и холодно, и я надюсь, что я не слишкомъ долго задержалъ васъ здсь. Но вдь намъ предстояло ршить вопросъ цлой жизни, хотя бы рискуя нажить ревматизмъ или катарръ. Пойдемте, моя радость. Знаете ли, что это — лучшая сигара, какую я выкурилъ въ своей жизни.

Они, счастливые, пошли домой, при наступавшихъ сумеркахъ. Какъ могла Эсирь сомнваться въ своемъ миломъ, когда она нисколько не сомнвалась въ самой себ?

ГЛАВА XLV.
М-ръ Бэнъ сбитъ съ толку.

Въ Гедингем и Монкгемптон вс думали, что первымъ употребленіемъ, какое лэди Перріамъ сдлаетъ изъ своей свободы, будетъ бгство изъ пышнаго заключенія, но къ удивленію и даже досад всхъ этихъ лже-пророковъ, которымъ хотлось бы видть исполненіе своего пророчества, лэди Перріамъ продолжала занимать мрачные, старые покои и совершать уединенныя прогулки по итальянской террас. У ней были молодость, красота, свобода, богатство, весь міръ былъ открытъ передъ ней и предлагалъ ей свои соблазны, а она продолжала вести томительное существованіе, ставшее ея удломъ при больномъ муж, и казалась глухой ко всмъ соблазнамъ.

Даже м-ръ Бэнъ дивился и не замедлилъ выразить ей свое удивленіе насчетъ ея уединеннаго и замкнутаго образа жизни. Онъ видлъ, что она блдна и даже иметъ болзненный видъ, точно отъ безсонныхъ ночей, и упомянулъ о необходимости перемнить образъ жизни и климатъ.

— Вамъ бы слдовало провести нсколько недль въ Уэстон или въ Мальверн,— сказалъ управляющій въ одинъ изъ своихъ періодическихъ визитовъ въ Плэсъ, визитовъ, которые отнюдь не поощрялись Сильвіей. Не смотря на это м-ръ Бэнъ являлся такъ же регулярно, какъ еслибы его принимали съ отверстыми объятіями. Министерство юстиціи назначило его опекуномъ малютки-наслдника, согласно желанію сэра Обри, выраженному въ завщаніи, такъ какъ лэди Перріамъ не могла указать ни на одно боле подходящее лицо. Такимъ образомъ, по всмъ практическимъ вопросамъ, онъ былъ хозяиномъ въ дом, въ которомъ она жила, могъ прізжать и узжать, когда вздумается, и она чувствовала, что власть его увеличилась со смертью ея мужа, а не уменьшилась.

Она, однако, боролась противъ него и, не возставая открыто, вела постоянную, хотя глухую оппозицію.

— Вы очень добры, м-ръ Бэнъ,— отвчала она, когда управляющій заговорилъ о перемн воздуха,— но когда я почувствую нужду въ совт, то обращусь за нимъ въ м-ру Стимпсону.

— Но у васъ нездоровый видъ: вы, должно быть, больны, а между тмъ не обращаетесь въ м-ру Стимпсону.

— Когда я буду въ немъ нуждаться, то пошлю за нимъ.

— Какъ вамъ угодно, лэди Перріамъ. Конечно, я не имю права вмшиваться въ ваши дла, но мною руководитъ горячее участіе, какое я принимаю во всемъ, что до васъ касается.

Сильвія гордо выпрямилась при этихъ словахъ.

— Будьте такъ добры, ограничьте ваше участіе длами моего сына. Министерство юстиціи не назначало васъ моимъ опекуномъ.

— Я не могу принимать участіе въ сын, не интересуясь въ одно и то же время матерью. Вы обязаны ради Сентъ-Джона заботиться о своемъ здоровь. Вы губите свое здоровье и даже свою красоту унылой жизнью, какую здсь ведете.

Слова ‘губите свою красоту’ попали въ цль. Лэди Перріамъ поглядлась въ зеркало немедленно по уход м-ра Бэна, чтобы убдиться: правду ли онъ говоритъ.

Да, въ этомъ не было ни малйшаго сомннія. Она уже поблекла нсколько, глаза ввалились и блескъ ихъ не былъ живымъ огнемъ счастливой юности, но лихорадочнымъ блескомъ. Она стала похожа на миссисъ Картеръ, Сильвія нетерпливо тряхнула своимъ вдовьимъ чепцомъ, отбросила со лба волосы и оглядла себя зорко и внимательно.

‘Да, у меня появились уже морщины,— сказала она себ,— а мн нтъ еще двадцати-трехъ лтъ. Я слишкомъ много размышляю. Мн необходима перемна воздуха и образа жизни. Этотъ человкъ правъ. Его зоркій глазъ все видитъ. Мн кажется, что онъ читаетъ въ моемъ сердц. Онъ правъ. Мн нужны перемна, свжій воздухъ, чтобы изгладить морщины на моемъ лиц. Но разв я могу ухать изъ этого ненавистнаго дома?’

М-ръ Бэнъ ухалъ домой, размышляя о своемъ краткомъ разговор съ лэди Перріамъ. Онъ замтилъ ея встревоженный взглядъ, какъ ни былъ онъ мимолетенъ, когда онъ заговорилъ о томъ, что ея красота увядаетъ.

‘Она хочетъ сохранить свою красоту’, подумалъ онъ. ‘Ужъ не для Эдмонда ли Стендена, желалъ бы я знать’?

Важная перемна совершилась въ почтенномъ дом въ Монкгемптон, на Гай-Стрит. Надеждамъ, смнявшимся опасеніями, былъ положенъ конецъ. Траурная полоса, появившаяся на шляп м-ра Бэна посл смерти сэра Обри Перріама замнилась другой, еще боле широкой, которая покрывала почти всю шляпу. Шадракъ Бэнъ сталъ вдовцомъ. Миссисъ Бэнъ ожила-было въ благорастворенномъ климат Канна. Ея здоровье даже настолько поправилось, что надежда на ея выздоровленіе зародилась у Клары-Лунэы, но какъ разъ тогда, когда она сообщала самыя благопріятныя всти о больной, съ послдней сдлался рзкій и внезапный припадокъ, который порвалъ слабую нить ея жизни, подобно тому, какъ осыпавшіеся листья разносятся осеннимъ втромъ.

Хотя въ ум ея сыновей и дочерей давно уже надежда жила поперемнно со страхомъ, но смерть ея была для нихъ тяжкимъ ударомъ. Нездоровье стало, въ нкоторомъ род, нормальнымъ состояніемъ ихъ матери. Они привыкли видть ее больной, но не пріучили себя въ мысли объ ея утрат. Глубокое горе и глубокое уныніе сгустилось надъ комфортабельнымъ, старымъ, солиднымъ домомъ, точно грозовая туча. Побрякиваніе ключей, гордость быть хозяйкой въ дом отца не радовали Матильду-Дженъ. Отсутствіе кроткой матери производило слишкомъ ощутительную пустоту въ семейномъ кружк.

М-ръ Бэнъ очень спокойно переносилъ свою потерю. Люди толковали, что онъ тмъ сильне ее ощущаетъ. Но если горе его и было глубоко, то оно не было порывисто и страстно. Его лицо, всегда серьёзное и задумчивое, казалось теперь еще серьёзне. Онъ ходилъ съ опущенными внизъ глазами, какъ-будто размышлялъ о бренности всего земного. Онъ сталъ рже посщать продолжительныя службы въ капелл Уотеръ-Лэна, и его единомышленники, снисходительно настроенные къ человку въ положеніи м-ра Бэна, говорили другъ другу, что бдняку тяжело сидть на своей фамильной скамь безъ своей Амеліи.

На кладбищ, на вызд изъ Монкгемптона, красивый каменный монументъ, изъ прочнаго и хорошаго матеріала, обелискъ съ фонаремъ на верхушк, который смахивалъ скоре на маякъ для отдаленныхъ мореплавателей, чмъ на залогъ любви въ покойниц,— свидтельствовалъ о преданности м-ра Бэна къ усопшей супруг. Безъ малйшаго промедленія, на другой же день похоронъ, каменьщику заказанъ былъ самый лучшій памятникъ, какой онъ только могъ сдлать за сто фунтовъ.

Черезъ мсяцъ или около того, хозяйство м-ра Бэна потекло своимъ обычнымъ порядкомъ. Матильда-Дженъ была слишкомъ хорошо вышколена умершей хозяйкой, чтобы позабыть ея наставленія. Глазъ ея былъ такъ же зорокъ, какъ и глазъ матери, и отъ него не ускользали ни лишній фунтъ говядины въ счет мясника, ни ошибка въ пенсахъ или въ золотникахъ. Рука ея была такъ же тверда, какъ и материнская, когда она взвшивала провизію, и никогда не ошибалась при отвск еженедльнаго количества чая, отпускаемаго прислуг. Об служанки говорили, что миссъ Бэнъ, пожалуй, еще экономне своей мамаши.

Теперь, когда главная прелесть семейнаго очага, олицетворяемая въ лиц доброй и врной жены, перестала существовать, м-ру Бену не ставили въ вину то, что онъ меньше, чмъ прежде, отдавалъ своего досуга семейству. Онъ больше вызжалъ и посвящалъ больше времени надзору за перріамскимъ помстьемъ. Онъ особенно заботился объ улучшеніяхъ, и преимущественно той части имнія, съ которой лэди Перріамъ получала пожизненные доходы.— Будь это его собственное имніе, м-ръ Бэнъ не могъ бы о немъ больше заботиться,— говорили сплетники.

Два раза въ недлю прізжалъ онъ въ Перріамъ-Плэсъ, видался съ лэди Перріамъ, освдомлялся о здоровь своего питомца, и если было возможно, заходилъ поглядть на него, причемъ ребенокъ имлъ обыкновеніе ревть при вид своего опекуна, которому министерство юстиціи вврило попеченіе объ его юности.

— Очень жаль,— говаривала нянька Трингфольдъ,— но сэръ Сентъ-Джонъ терпть не можетъ м-ра Бэна.

Сильвія, скрпя сердце, терпла посщенія управляющаго, и хотя постоянно протестовала противъ его вмшательства, однако вынуждена была подчиняться ему. Онъ наблюдалъ за всмъ хозяйствомъ или, какъ выражалась прислуга, ‘совалъ свой носъ всюду’.

Однажды, вскор посл той вечерней прогулки по Кроплейскому лугу, во время которой Эдмондъ и Эсирь стали женихомъ и невстой, м-ръ Бэнъ заговорилъ о миссисъ Картеръ.

— Къ чему вы держите эту женщину, лэди Перріамъ? спросилъ онъ. Она слишкомъ дорого обходится вамъ. Я удивился, увидвъ, какое большое жалованье вы платите ей, а она врядъ ли можетъ быть вамъ полезна.

— Она очень полезна,— возразила Сильвія,— и я не намрена отказывать ей.

Агентъ пожалъ плечами, и бросилъ на лэди тотъ проницательный взглядъ, котораго она такъ боялась и ненавидла. Щеки ея поблднли при этомъ вопрос. Отъ гнва, или отъ другого какого чувства?

— Не сердитесь, лэди Перріамъ. Конечно, я не имю права вмшиваться, но…

— Иные люди любятъ вмшиваться во все безъ всякаго на то права,— отрзала Сильвія.

Она вообще бывала всегда разбита въ спорахъ своихъ съ м-ромъ Беномъ, но никогда не сдавалась безъ борьбы.

— Но я принимаю естественное участіе въ вашихъ длахъ,— продолжалъ агентъ спокойно, какъ-бы не замтивъ перерыва, …и мн жаль видть, когда вы поступаете неблагоразумно… отъ добраго сердца. Съ своей стороны, я никогда не держу больше кошекъ, чмъ требуется для того, чтобы ловить, мышей, и ршительно не понимаю, на что вамъ можетъ быть полезна эта Картеръ.

— Быть можетъ, выбудете столь добры запомнить, что она была нкогда лэди, и потрудитесь называть ее: миссисъ Картеръ, а не ‘эта Картеръ’.

— Я буду такъ вжливъ, какъ только вамъ угодно, лэди Перріамъ, но вы не сказали мн, зачмъ вы ее держите.

— Она полезна для меня во многихъ отношеніяхъ. Во-первыхъ и прежде всего тмъ, что ухаживаетъ за м-ромъ Перріамомъ, когда тотъ бываетъ не въ своей тарелк.

— Но если м-ръ Перріамъ настолько нездоровъ, что ему нужна сидлка, то ему необходима медицинская помощь. М-ру Стимпсону слдовало бы заняться имъ.

— Мордредъ не настолько боленъ, чтобы ему была нужна медицинская помощь, его голова бываетъ не совсмъ въ порядк по временамъ. Миссисъ Картеръ иметъ надъ нимъ вліяніе больше, чмъ кто другой, и уметъ успокоивать его, какъ успокоивала сэра Обри.

— Да, она умная женщина. Мн всегда кажется, что у этихъ умныхъ женщинъ съ вкрадчивыми манерами есть нчто зминое въ организація.

— Я довряю миссисъ Картеръ, и люблю ее, а потому потрудитесь не называть ее змей.

— Но вы такъ невинны, лэди Перріамъ, всякій можетъ обойти васъ. Мн жаль, что бдный м-ръ Мордредъ такъ разстроенъ. Ему слдовало бы почаще выходить изъ своей норы гулять на свжемъ воздух, видть людей. Человкъ по невол спятитъ съ ума, сидя взаперти изо-дня въ день.

— М-ръ Перріамъ не хочетъ выходить изъ своей комнаты со смерти брата. Пожалуйста, не навязывайте ему медицинскихъ пособій. Доктора могутъ упрятать его въ сумасшедшій домъ, а между тмъ онъ безвредный старикъ, впавшій въ дтство. Ему хорошо такъ, какъ онъ есть.

— Очень хорошо, лэди Перріамъ. Я не буду путаться. Я ничего такъ не желаю, какъ исполнить вс ваши желанія, лишь бы вы ясно высказывали ихъ.

— Если такъ, то я желаю, чтобы Мордреда Перріама оставили въ поко м-ръ Стимпсонъ и вс доктора.

— Пусть будетъ такъ, пока физическое здоровье его не представляетъ никакихъ опасеній. Мы не должны допустить его умереть вслдствіе недостатка медицинскаго ухода.

— Онъ врядъ ли скоро умретъ,— сказала лэди Перріамъ, какъ-бы со вздохомъ сожалнія, точно жизнь Мордреда была несноснымъ бременемъ. Миссисъ Картеръ заботливо ухаживаетъ за нимъ, и онъ счастливъ такъ, какъ только можетъ при его естественной горести объ утрат брата.

Этимъ дло и кончилось. На этотъ разъ управляющій былъ побжденъ. Вообще, обращеніе его въ послднее время стало еще почтительне, чмъ прежде. Повидимому, онъ дйствительно, какъ и самъ объявилъ, желалъ только угодить лэди Перріамъ.

Его немало озабочивалъ этотъ разговоръ съ Сильвіей на обратномъ пути домой. Онъ никогда не любилъ миссисъ Картеръ. Ея сдержанныя манеры и спокойное лицо досаждали ему, потому что онъ воображалъ, что за этой невозмутимой наружностью таится живой умъ, и, быть можетъ, изворотливый характеръ, который, чего добраго, съуметъ стать поперекъ дороги его тайнымъ планамъ. Онъ много бы далъ, чтобы удалить ее изъ Перріамъ-Плэса, не смотря на то, что она казалась безпомощной въ сравненіи съ нимъ, но теперь убдился, что безполезно думать объ удаленіи ея. Она, очевидно, имла скрытое вліяніе, какія-то права надъ Сильвіей Перріамъ.

‘Тутъ что-то кроется’, думалъ Шадракъ Бэнъ: ‘этихъ женщинъ связываетъ такая-то тайна. Я прочелъ это сегодня на лиц лэди Перріамъ, когда она поблднла при одномъ имени миссисъ Картеръ. Началась ли ихъ тайная связь до того, какъ Сильвія стала женой сэра Обри? Или же она относится ко времени моего отсутствія, незадолго до смерти сэра Обри? Въ обращеніи лэди Перріамъ, когда я впервые увидлъ ее по смерти ея мужа, было нчто странное, что я не умлъ до сихъ поръ объяснить себ. Я не позабылъ ея взгляда, исполненнаго ужаса, когда мы вошли въ комнату сэра Обри. Быть можетъ, это естественный страхъ женщины передъ всмъ, что напоминаетъ смерть. Но, кажется, она слишкомъ твердаго характера, для того, чтобы поддаваться такимъ вздорнымъ страхамъ. Тутъ что-то кроется… секретъ… какая-то тайна, и эта Картеръ ее знаетъ. Но къ чему мн ломать голову? Что бы ни скрывалось за этой тайной, а она будетъ содйствовать моимъ планамъ, не будь я Шадракъ Бэнъ’.

Немного времени спустя посл этого, прежде чмъ лто успло пройти, весь Монкгемптонъ былъ пораженъ событіемъ, которое скандализировало значительную часть его жителей. Шадракъ Бэнъ отдлился отъ общины баптистовъ и присоединился въ англиканской церкви. Никого не предупреждая о своемъ намреніи, онъ предоставилъ своему семейству засдать на широкой скамь въ Уотерлэнской капелл, а самъ перешелъ на одну изъ дубовыхъ скамей приходской церкви.

‘Пускай дти мои слушаютъ своихъ любимыхъ проповдниковъ’, объявилъ м-ръ Бэнъ. ‘Я не желаю стснять ихъ убжденій, какъ бы мои собственныя мннія ни измнились’.

ГЛАВА XLVI.
Сильвія пишетъ письмо.

Эсирь Рочдель весьма пріятно-провела лто. Старая, обыденная жизнь текла своимъ порядкомъ въ Декановомъ дом. Утро Эсирь по прежнему отдавала дтямъ Элены Сарджентъ. Она учила ихъ, играла съ ними, баловала ихъ,— словомъ, была имъ второй матерью, между тмъ какъ томная вдова, изнженная тропическимъ климатомъ и трехлтней бездятельной жизнью въ Демерар, валялась на диванахъ, звала надъ послдней книгой изъ библіотеки и оплакивала своего ‘дорогого Джорджа’. И мать и бабушка осыпали Эсирь похвалами и благодарностями, но ея обязанности сами по себ были пріятны ей, и любовь малютокъ вполн вознаграждала ее за безпокойство. Жизнь Эсири была наполнена. Она занималась усердно музыкой, потому что ее любилъ Эдмондъ, она читала книги, которыя онъ ей рекомендовалъ и которыя требовали отъ нея большого напряженія ума. У ней были свои бдные и больные, которые ее нжно любили и которыхъ она никогда не забывала.

Но съ наступленіемъ вечера и возвращеніемъ Эдмонда изъ банка наступалъ для Эсири праздникъ. Миссисъ Сарджентъ, провалявшись цлый день на диван, находила въ себ настолько силъ, чтобы присутствовать въ дтской, пока дти ложились спать, и даже выслушивать ихъ молитвы, хотя отъ послднихъ, жаловалась она, у ней длался мигрень. Эдмондъ на весь вечеръ доставался Эсири безраздльно, потому что миссисъ Стенденъ съ материнскимъ самоотверженіемъ считала себя особенно счастливой, когда сынъ и Эсирь были заняты другъ другомъ и забывали о ней. Завтнйшее желаніе ея исполнилось, когда она дождалась ихъ обрученія, потому что теперь,— говорила она себ,— Эдмондъ наврное позабылъ эту негодную Сильвію Керью. Ничто, кром помолвки сына на Эсири, не могло бы успокоить миссисъ Стенденъ насчетъ этого пункта, но, и помимо этого, она годы тому назадъ задумала этотъ бракъ. Эта мысль о немъ занимала ее еще тогда, когда Эсирь бгала въ короткихъ платьицахъ и пестрыхъ передничкахъ. Она была хорошенькой двочкой, и изъ нея выйдетъ хорошенькая двушка, а Эдмондъ неизбжно влюбится въ нее и пожелаетъ на ней жениться,— думала мать,— забывая, что молодые люди рдко изъявляютъ желаніе жениться на молодыхъ особахъ, которыхъ они видятъ ежедневно, и во всякомъ случа не прежде, чмъ попадутся разъ или два въ сти мене знакомыхъ чародекъ.

Но теперь все обошлось благополучно. Эдмондъ велъ себя безумно, но излечился отъ своего безумія. Никто не бываетъ такъ благоразуменъ, какъ человкъ, сознающій, что онъ наглупилъ.

До сихъ поръ, однако, рчь еще не заходила ни о дн свадьб, ни даже о приданомъ. Влюбленные были счастливы, и не торопились промнять эти легкія узы на боле тяжелыя цпи брачной жизни. Если Эдмондъ заговаривалъ о свадьб, Эсирь отклоняла разговоръ безъ дальнйшихъ околичностей.

— Я хочу вполн увриться въ васъ, прежде чмъ выдти за васъ замужъ, говорила она, и хочу, чтобы вы сами хорошенько уврились въ своихъ чувствахъ. Я уважаю продолжительное сватанье.

Они часто гуляли вдвоемъ въ лтніе сумерки и гедингемскіе сплетники не замедлили открыть, что на этотъ разъ м-ръ Стенденъ дйствительно сталъ женихомъ миссъ Рочдель.

— Я слышала это отъ самой миссисъ Стенденъ, милэди,— сказала Мэри Питеръ, передавая эту новость лэди Перріамъ въ одно душное августовское утро.

‘Быть можетъ, Сильвія такъ поблднла въ эту минуту отъ жары,— подумала миссъ Питеръ,— а можетъ быть и потому, что ей непріятно было слышать о предполагаемой женитьб ея перваго поклонника’.

‘Однако, она не должна была особенно сильно его любить,— размышляла Мэри Питеръ,— иначе не отвернулась бы отъ него такъ хладнокровно, какъ она это сдлала’.

— Когда назначена свадьба? спросила Сильвія равнодушнымъ тономъ, который ввелъ въ заблужденіе простодушную портниху.

— Не такъ еще скоро, но дло ршенное. Миссъ Рочдель желаетъ, чтобы свадьба была черезъ годъ, если не больше, говорила мн миссисъ Стенденъ, и я этому не удивляюсь. Такъ пріятно быть невстой, а когда люди женятся, то все уже кончено, и любовь какъ будто проходитъ. Черезъ какихъ-нибудь шесть мсяцевъ посл свадьбы кажется, что они будто уже десять лтъ, какъ женаты. Я знаю, что захотла бы быть долго невстой, еслибы у меня нашелся женихъ. Мн придется сшить нсколько платьевъ, говорила миссисъ Стенденъ, поэтому я ужъ наврное буду знать, когда свадьба, и сообщу вамъ объ этомъ.

— Сообщите мн объ этомъ! закричала лэди Перріамъ. Неужели вы воображаете, что меня интересуетъ, на комъ женится м-ръ Стенденъ, и когда онъ женится?

— Нтъ, конечно, милэди,— отвчала Мэри Питеръ, боясь, что оскорбила ее. Я надюсь, что вы не сочтете за дерзость съ моей стороны, что я упомянула объ этомъ, но я полагала, что васъ, быть можетъ, интересуетъ немножко м-ръ Стенденъ, такъ какъ онъ былъ когда-то вашимъ женихомъ. Я помню, какія веселыя прогулки совершали мы по вечерамъ… вы, да я, да Алиса Кукъ, и какъ по дорог намъ попадался всегда м-ръ Стенденъ, и какъ онъ всегда желалъ, чтобы мы съ Алисой ушли прочь. Подумать о томъ, что я шила ваше подвнечное платье, и все время думала, что вы выходите замужъ за м-ра Стендена, тогда какъ вы выходили за сэра Обри, и готовились стать титулованной лэди. Какая чудная жизнь выпала вамъ на долю, Сильвія… прошу прощенія, милэди!

— Чудная жизнь! повторила Сильвія со вздохомъ, да! моя жизнь чудная. Желала бы я знать, каковъ-то будетъ мой конецъ.

— И счастливая жизнь, надо думать,— замтила Мэри:— въ этомъ прекрасномъ дом, въ этихъ красивыхъ комнатахъ, убранныхъ по вашему вкусу.

Мэри обвела восхищеннымъ взглядомъ вокругъ наряднаго будуара, отдланнаго стараніями лэди Перріамъ.

— И этотъ дорогой мальчикъ, въ его прелестной колыбельк, съ блыми кружевными занавсками, подбитыми розовой шелковой матеріей. Миссисъ Трингфольдъ была такъ добра, что позволила мн взглянуть на дорогого малютку, когда я проходила мимо дтской. И ко всему этому вы вполн свободны.

— Вполн свободна,— повторила Сильвія:— да, нтъ никого свободне меня.

Она отпустила Мэри Питеръ и нетерпливо зашагала по комнат. Темные глаза гнвно блистали, и нижняя губка была прикушена маленькими, блыми зубками.

Итакъ, вотъ чмъ все это кончилось! Вотъ что дала ей ея свобода. Она вдоветъ уже пять мсяцевъ и во все это время Эдмондъ Стенденъ не подалъ признака жизни. Она ждала съ изнывающимъ сердцемъ какого-нибудь доказательства, что старая любовь не вполн угасла, что всть о томъ, что она свободна, пробудитъ его любовь. Онъ такъ любилъ ее въ былое время. Неужели возможно, чтобы такая любовь умерла? Въ ея груди она все еще жила и горла адскимъ пламенемъ. Отчего ему такъ легко оказалось позабыть ее, когда память о немъ жила въ ней такъ прочно? Въ былые дни, онъ, повидимому, любилъ ее больше, чмъ она его. Онъ былъ готовъ многимъ для нея пожертвовать, жить въ бдности и даже работать.

Дни проходили за днями, томительные дни, скука и пустота которыхъ давила нестерпимымъ бременемъ, и ничто не намекало на проснувшуюся любовь Эдмонда Стендена. Она утшала себя мыслью, что онъ молчитъ изъ деликатности. Она была еще такъ недавно вдовой. Прежній поклонникъ не ршался заявить о себ. Для него переступить за порогъ Перріамъ-Плэса — значило дать пищу десяткамъ языковъ.

Но онъ могъ бы, по крайней мр, написать ей нсколько строкъ въ знакъ своего участія и своей симпатіи, и въ нихъ могла бы сверкнуть старая, неумирающая любовь, не высказываемая, но непозабытая, какъ оживило бы такое письмо уединеніе Сильвіи Перріамъ, оно бы принесло ей надежду на будущее счастіе. Такого письма не приходило, и отчаянное, полугнвное чувство закипало въ этомъ страстномъ сердц. Она пыталась ненавидть человка, терзавшаго ее своей холодностью, пыталась позабыть его, но все напрасно. Любовь ея была вскормлена уединеніемъ и она никогда энергично не старалась выжить ее изъ своего сердца. Въ лучшее время, когда она была самой почтительной женой для сэра Обри, она всегда леляла одну мечту,— мечту о томъ дн, когда смерть сэра Обри освободитъ ее, и Эдмондъ Стенденъ вернется къ ней.

Она освободилась, но Эдмондъ не возвращался.

Пока Мэри Питеръ не сообщила ей о его женитьб, она все еще надялась. Зная строгія правила Эдмонда, она утшала себя мыслію, что онъ только выжидаетъ, чтобы истекло время ея траура, чтобы ему можно было, не нарушая приличій, явиться къ ней. Сегодняшнее извстіе нанесло смертельный ударъ ея надеждамъ. Весь этотъ день и вс послдующіе она провела въ уединеніи, не выходя изъ своей комнаты даже въ дтскую и въ садъ, гд ея ребенокъ, теперь уже хорошенькій годовой мальчикъ, проводилъ длинные лтніе дни. Она была такъ блдна и молчалива, что горничная подумала, что она, должно быть, больна, и сказала объ этомъ миссисъ Картеръ, которая вскор затмъ вошла въ комнату лэди Перріамъ съ встревоженнымъ видомъ.

— Я слышала, что вы нездоровы, и пришла узнать, не могу ли я быть вамъ полезной.

Сильвія не была расположена принимать симпатію, хотя бы и отъ миссисъ Картеръ.

— Вы мн не нужны,— отвчала она.— Если бы вы мн понадобились, я бы послала за вами.

Сидлка отступилась съ оскорбленнымъ взглядомъ.

— За что вы такъ рзко говорите со мной,— сказала она.

— Не могу же я ломать голову надъ тмъ, какъ мн говорить съ вами. Вамъ не слдовало бы приходить ко мн, когда я за вами не посылала,— возразила Сильвія нетерпливо.

Она сидла на кресл возл открытаго окна въ угрюмой поз, и глядла прямо передъ собой въ темную даль аллеи и на отдаленную линію холмовъ на горизонт.

— Сильвія,— проговорила миссисъ Картеръ, наклоняясь надъ мрачной фигурой: вы несчастливы, и я имю право быть возл васъ… не материнское право только… быть можетъ, я утратила его навки… но право человка, пожертвовавшаго своимъ покоемъ. Богу извстно, что я не знаю ни минуты покоя съ тхъ поръ, какъ оказала вамъ эту роковую услугу.

— Разв мн отъ этого легче?— воскликнула лэди Перріамъ, съ досадой избгая главъ, глядвшихъ на нее съ такой грустной нжностью.— Я желала бы, чтобы этого никогда не было. Я бы желала, чтобы все оставалось по старому.

— Этого не можетъ быть, пока смерть не поститъ насъ,— отвчала миссисъ Картеръ тономъ глубокаго отчаянія.— Я говорила вамъ тогда, Сильвія, когда на колняхъ пыталась отговорить васъ, что такой поступокъ свяжетъ насъ навки. Слезы раскаянія, тоска не помогутъ. Дло сдлано.

— Разв отъ вашихъ проповдей станетъ легче, вы думаете? закричала Сильвія гнвно.— Къ чему вы приходите пытать меня. Мн нужно утшеніе, а не пытка.

— Еслибы только я знала, какъ утшить васъ, сказала мать съ сожалніемъ.

— Для такого горя, какъ мое, не можетъ быть утшенія. Я лишилась единственнаго человка, котораго любила. Онъ для меня навки погибъ.

— Вы говорите про м-ра Стендена.

— Про кого же другого? Онъ единственный человкъ, котораго я любила, и вотъ теперь онъ женится на Эсири Рочдель.

— Уврены ли вы въ этомъ?

— Вполн. Это дло ршенное. Должно быть, мать уговорила его жениться, но какъ бы то ни было, а фактъ тотъ, что онъ помолвленъ. Я думала, что когда онъ услышитъ о смерти сэра Обри и узнаетъ, что я свободна, сердце его снова обратится во мн. Онъ не могъ позабыть меня. Моя любовь къ нему стала не слабе, чмъ была два года тому назадъ.

— Но вы не можете же ждать, что онъ этому повритъ или проститъ васъ за то, что вы обманули его. Быть можетъ, еслибы онъ зналъ, что вы раскаяваетесь въ своемъ обман, то снова обратился бы къ вамъ. Но даже и тогда…

— Что, ‘тогда’?

— Вамъ нельзя было бы выдти за него замужъ,— проговорила миссисъ Картеръ испуганнымъ шопотомъ.

Она глядла на свою дочь съ страннымъ выраженіемъ, частію съ ужасомъ, частію съ состраданіемъ, словно дивилась, что произвела на свтъ такое безжалостное созданіе, и вмст съ тмъ льнула къ нему со всмъ пыломъ материнской любви.

— Зачмъ же я пожелала стать свободной? упросила Сильвія.

Миссисъ Картеръ закрыла лицо руками, чтобы скрыть слезы, которыхъ не могла удержать… слезы стыда и горя. Она испытала всю горечь стыда за самое себя, когда испила всю чашу униженія, но стыдъ за своего ребенка казался еще горше.

— Вамъ лучше пойти къ своему больному,— замтила Сильвія холодно.

— Иду,— отвчала мать.

Она пыталась взять руку Сильвіи, но та съ нетерпніемъ оттолкнула ее.

— Вы всегда разстраиваете меня,— проговорила лэди Перріамъ: вы такой кисель. Еслибы у меня былъ другъ энергическій и твердый, на котораго бы я могла понадяться, я могла бы оставить этотъ ненавистный домъ. Но могу ли я разсчитывать, что вы станете отстаивать мои интересы, пока я буду находиться въ отсутствіи? Это значило бы хвататься за соломенку.

— Мн очень больно, что вы считаете меня такой ничтожйой,— отвчала миссисъ Картеръ, съ оттнкомъ горечи въ своемъ спокойномъ тон:— я сослужила вамъ врную службу, наперекоръ своей совсти.

— Ступайте, и прежде чмъ носиться съ своей совстью, постарайтесь припомнить, что я вытащила васъ изъ грязи.

Ударъ попалъ въ цль… лицо миссисъ Картеръ, всегда блдное, совсмъ помертвло при этомъ ядовитомъ намек. Она вышла не говоря ни слова, и Сильвія Перріамъ осталась одна. Она встала и прошлась по комнат въ нервномъ возбужденіи.

‘Онъ можетъ и не знать, что я сожалю о немъ,— говорила она самой себ, ухватившись за предположеніе матери.— Онъ можетъ не знать, что я любила его даже тогда, когда измнила ему, что я всей душой любила его тогда, когда обманула его. Но онъ узнаетъ это! онъ узнаетъ про мое разбитое сердце, прежде чмъ женится на Эсири Рочдель. Я поставила на карту такъ много, чтобы привлечь его, что не могу не рискнуть еще большимъ. Онъ уже и безъ того презираетъ меня. Если попытка моя не приведетъ ни къ чему, его презрніе врядъ ли станетъ сильне. Онъ узнаетъ, что я у его ногъ, и тогда пускай отвернется отъ меня, если можетъ’.

Она услась за письменный столъ съ синимъ бархатомъ и инкрустаціями, далеко непохожій на тотъ старенькій пюпитръ краснаго дерева, на которомъ дочъ школьнаго учителя привыкла писать свои письма. Она написала нсколько строкъ трепетной рукой, но твердымъ почеркомъ… написала Эдмонду Стендену впервые посл того рокового письма, которымъ порвались ихъ прежнія отношенія.

‘Сочтетъ ли онъ мой поступокъ неженственнымъ, или будетъ ему радъ?— спрашивала она и затмъ пробормотала съ горькимъ смхомъ:— Женственность! Я навки распрощалась съ ней, когда измнила человку, котораго горячо любила, затмъ, чтобы выдти замужъ за сэра Обри Перріама’.

ГЛАВА XLVII.
Старая любовь.

Былъ ли Эдмондъ Стенденъ счастливъ? Онъ силился уврить себя, что его доля — доля счастливйшаго человка въ мір. Въ дловой сфер онъ дйствовалъ успшно, его цнили директоры и акціонеры Монкгемптонскаго отдленія западно-союзнаго банка. Дома ему жилось хорошо, семья обожала его, онъ былъ помолвленъ на женщин, уважаемой имъ, любившей его преданно, и состояніе которой должно было увеличить его собственное богатство. Онъ долженъ былъ быть счастливъ. Онъ былъ молодъ, здоровъ, независимъ, зналъ, что трудъ для него не будетъ однообразной работой изъ-за куска хлба, но лишь пріятнымъ времяпровожденіемъ, которое онъ тотчасъ же можетъ оставить, если оно покажется ему утомительнымъ. Онъ зналъ, что отцовскіе капиталы обезпечены теперь за нимъ, потому что мать показывала ему свое завщаніе, по которому оставляла Элен Сарджентъ только свои сбереженія, а все остальное имущество предоставляла сыну.

— Врядъ ли я когда-либо измню это завщаніе, Эдмондъ, или пригрожу теб лишеніемъ наслдства,— замтила при этомъ миссисъ Стенденъ, которая была положительно въ восторг оттого, какъ устроились дла. Она, безъ сомннія, стала бы торопить свадьбой, но встртила сопротивленіе со стороны Эсири и нкоторое равнодушіе въ Эдмонд.

— Въ сущности, матушка,— говорилъ онъ,— если Эсири желательно отложить свадьбу, то почему намъ не исполнить ея желанія? Мы счастливы и такъ.

— Если ты счастливъ, Эдмондъ, то это все, что мн нужно. И я не боюсь, что Эсирь перемнитъ свое намреніе.

Такимъ образомъ, повидимому, все уладилось во всеобщему удовольствію.

‘Я долженъ быть вполн счастливъ’,— говаривалъ самому себ Эдмондъ, гораздо чаще, чмъ эта обыкновенно длаютъ люди, вполн счастливые.

Въ самомъ дл, счастіе отличается такимъ нжнымъ ароматомъ, что мы рдко ощущаемъ его, пока не лишимся. Посл того уже мы оглядываемся назадъ и сознаемъ, что были счастливы. Мало кто толкуетъ о счастіи въ настоящемъ времени.

Эдмондъ находилъ, что въ его настоящемъ состояніи не было того очарованія, какое онъ испытывалъ въ тотъ краткій періодъ счастія, когда былъ женихомъ Сильвіи. Онъ пытался вернуть прошлыя мечты о счастливой семейной жизни, измняя лишь центральную фигуру въ картин. Тщетныя усилія! онъ находилъ, что картина не создается по прежнему. Она утратила свой блескъ и краски. Онъ закрывалъ глаза на вншній міръ и старался погрузиться въ мечты о будущемъ счастіи, цр мечты не приходили. Вслдствіе этого, м-ръ Стенденъ боле, чмъ когда-либо, предавался работ, проводна больше времени за конторкой и возбуждалъ ненависть въ своихъ подчиненныхъ неусыпнымъ вниманіемъ ко всвъ мелочамъ, и возвращался иногда домой такой усталый, что чувствовалъ себя не въ состояніи идти гулять или даже пть свои любимые дуэты, и радъ былъ сидть въ креслахъ напротивъ матери, между тмъ, какъ Эсирь играла или пла ему. Она и пла и играла съ такимъ чувствомъ, что зачастую слезы навертывались на глаза ея жениха, но слезы эти проливались не о ней. То были малодушныя слезы о той, которая, онъ зналъ, была ихъ недостойна. Тщетно старался онъ подавить сожалнія, которыя считалъ и малодушными и преступными. Эта борьба достигла своего зенита, когда въ одно утро онъ нашелъ въ банк, въ числ другихъ писемъ, письмо лэди Перріамъ. Сильвія была слишкомъ осторожна, чтобы адресовать свое посланіе прямо въ Декановъ домъ.

Письмо было очень кратко.

‘Любезный м-ръ Стенденъ.

Мн необходимо сдлать вамъ сообщеніе, которое, мн кажется, вамъ слдуетъ выслушать. Я не смю просить васъ пожаловать во мн, чтобы не скомпрометтировать васъ и себя. Поэтому, согласны ли вы свидться со мной завтра вечеромъ, въ девять часовъ, на Перріамскомъ кладбищ?

Преданная вамъ,
Сильвія Перріамъ.

Перріамъ-Плэсъ, среда’.

Это звучало холоднымъ и дловымъ образомъ. То было, повидимому, письмо женщины, позабывшей о томъ, что ее связывали нкогда такія нжныя узы съ человкомъ, къ которому она писала. Эдмондъ долгое время вертлъ въ рукахъ клочокъ раздушенной бумаги, раздумывая объ этомъ удивительномъ приглашеніи. Неужели онъ исполнитъ ея дерзкую просьбу, зная слишкомъ хорошо слабость собственнаго сердца? Первымъ его отвтомъ на это приглашеніе былъ отказъ. Онъ не пойдетъ.

Затмъ наступило раздумье, которое такъ часто бываетъ гибельно. Неужели она написала бы, еслибы не имла сильныхъ, побудительныхъ къ тому причинъ? Какое сообщеніе могла она ему сдлать? Только одинъ секретъ было бы ему пріятно услышать изъ ея устъ, но желаніе это было боле нежели легкомысленно.

Быть можетъ, она скажетъ емр, что неврность ея, чуть не разбившая ему сердца, была невольной съ ея стороны! Что вліянія, боле сильныя, чмъ онъ могъ представить или вообразить, принудили ее къ такому неженственному поступку! Что алчность отца, а не ея собственное честолюбіе, сдлала ее женой сэра Обри Перріама! Она можетъ все это сказать ему, но къ чему оно послужитъ? Будь она совсмъ безпорочна въ его глазахъ, это не сблизитъ ихъ теперь, когда онъ нареченный женихъ Эсири Рочдель. Но возможно, однако, и то, что она ищетъ этого свиданія вовсе не затмъ, чтобы каяться въ грхахъ. Быть можетъ, ей крайне необходима его помощь. Онъ зналъ, что она совсмъ одинока. А онъ дловой человкъ и нкогда любилъ ее. Къ кому же ей обратиться, какъ не къ нему?

‘Я былъ бы подлецъ, еслибы отказалъ ей въ просьб’,— сказалъ онъ самому себ, и написалъ дв-три строчки въ отвтъ на письмо лэди Перріамъ, въ которыхъ общалъ явиться на кладбище въ назначенный часъ.

Но не усплъ онъ отправить письма, какъ раскаялся въ томъ, что написалъ его. Онъ подумалъ, какой нехорошій видъ будетъ имть это свиданіе въ глазахъ Эсири, еслибы по какой-нибудь несчастной случайности она узнала о немъ. А деревенскіе жители окружены шпіонами.

Не написать ли ему новое письмо и взять назадъ свое общаніе? Онъ раздумывалъ объ этомъ весь день, но не написалъ такого письма.

По мр того, какъ день проходилъ, чувство своей какъ-бы виновности овладло имъ, и ему непріятно показалось увидться съ Эсирью Рочдель и съ матерью, прежде чмъ онъ не свидится съ лэди Перріамъ. Онъ веллъ принести себ обдъ изъ таверны и оставался въ банк и во все послобденное время, просматривая счеты и пиша дловыя письма, оставался до тхъ поръ, пока монкгемптонскіе часы пробили безъ четверти восемь.

Отъ банка до Перріама. былъ почти часъ ходьбы. М-ръ Стенденъ оставилъ себ четверть часа про запасъ, но вмсто того, чтобы идти размреннымъ шагомъ и оставаться хладнокровнымъ, какъ намревался, пустился почти бгомъ и вступилъ на маленькую тропинку, ведущую къ перріамской церкви въ половин девятаго, пробжавъ все пространство въ три четверти часа.

Ему ничего не оставалось въ остальные полчаса, какъ выкурить сигару или дв, и бродить между могилами, размышляя о бренности всего земного и сожаля о собственномъ безуміи, которое попустило Сильвію Перріамъ поддть его на это вечернее rendez-vous.

Горькія мысли носились у него въ голов въ эти долгіе полчаса, и, однако, онъ жаждалъ ея прихода и звукъ легкихъ шаговъ по террас надъ нимъ заставилъ его сердце такъ же забиться, какъ оно билось въ былые лтніе вечера, когда онъ дожидался свою милую подъ оршникомъ: тотъ же жаръ, то же нетерпніе, та же страсть охватили его, хотя онъ и былъ нареченнымъ женихомъ Эсири Рочдель.

Легкіе шаги прошли вдоль всей террасы и онъ увидлъ, какъ черная фигура остановилась у низкихъ желзныхъ воротъ, отворила ихъ, и затмъ спустилась съ нсколькихъ ступень до калитки, которая вела на кладбище. Луна ярко свтила на неб, и красота Сильвіи казалась какой-то фантастической при мягкомъ, серебристомъ освщеніи, въ то время, какъ она медленно приближалась къ нему — стройная и граціозная въ своемъ черномъ одяніи, на которомъ лицо ея выдлялось своей мраморной блдностью.

— Это очень любезно съ вашей стороны,— трепетно проговорила она, протягивая ему свою маленькую ручку безъ перчатки.

Трудно задушить страсть. Онъ намревался быть холоднымъ, какъ ледъ… нечувствительнымъ, какъ домашній стряпчій. Но взялъ дрожащую руку и сжалъ ее такъ же нжно, какъ и въ ту пору, когда считалъ эту двушку воплощенной невинностью и самой искренностью.

— Боже мой,— сказалъ онъ. Вы, конечно, знали, что вамъ стоило кликнуть и я приду. Но прежде чмъ вы скажете мн еще слово, я долженъ, какъ честный человкъ, объявить вамъ, что я пришелъ сюда женихомъ Эсири Рочдель.

— Я знала это, когда писала вамъ,— отвчала лэди Перріамъ, устремивъ на него лихорадочный, но твердый взглядъ. Я знала, что вы придете сюда нареченнымъ женихомъ Эсири Рочдель, но мн казалось, что необходимо, чтобы вы узнали правду о мн, прежде чмъ женитесь.

— Я знаю достаточно, лэди Перріамъ,— возразилъ Эдмондъ, выпуская маленькую ручку и облекаясь въ ту броню холодности, которую онъ намревался не снимать во все время свиданія.— Я знаю, что вы одурачили меня затмъ, чтобы выдти замужъ за человка боле богатаго и занимающаго боле высокое положеніе въ обществ, чмъ я. Чего же мн еще нужно?

— Нтъ. Вамъ нужно знать, почему я это сдлала,— отвчала Сильвія, голосомъ, который потрясъ его.

Онъ звучалъ искренностью. Но вдь у страсти есть своя искренность… искренность данной минуты.

— У женщины всегда найдется тысяча хорошихъ резоновъ на всякій свой дурной поступокъ,— отвтилъ рзко Эдмондъ.— Мн достаточно знать, что я былъ обиженъ, не входя въ разбирательство причинъ. Результатъ остается тотъ же самый.

— Разв вы думаете, что я ради себя вышла замужъ за сэра Обри?

— Разумется. Вдь кому же былъ выгоденъ этотъ бракъ, какъ не вамъ.

— Неужели вы можете думать, что я, любившая васъ такъ нжно, отважусь отъ васъ, еслибы меня не вынудила къ тому самая крайняя необходимость.

— Какая могла быть необходимость, кром вашего личнаго честолюбія? Вы слишкомъ часто высказывали мн свое отвращеніе къ бдности. Васъ пугала жизнь, которую я предлагалъ вамъ и которая должна была быть трудовой. Вамъ показалось недостаточно, что я надялся на свои силы, что я общался трудиться для васъ. Сэръ Обри могъ дать вамъ богатство и роскошь въ настоящемъ, и вы выбрали сэра Обри.

— Я выбрала сэра Обри потому, что мать моя умирала съ голоду на чердак въ Лондон, и моей единственной надеждой поддержать ея существованіе было замужество съ сэромъ Обри. Вы были мужественны. Вы были готовы начать жизнь безъ гроша и трудиться для меня. Но если я уже лично становилась бременемъ для васъ… лишала васъ вашего положенія… наслдства… то неужели же я могла также наложить на васъ новое бремя въ лиц моей матери? Однако мн приходилось это сдлать, или оставить ее умереть съ голоду, если я выйду за васъ замужъ. Ради моей матери я пожертвовала собственнымъ счастіемъ и вышла замужъ за сэра Обри Перріама.

Эдмондъ глядлъ на нее въ теченіе нсколькихъ секундъ въ нмомъ изумленіи. Лицо ея и голосъ дышали искренностью…. такъ нельзя лгать. Онъ поврилъ ей, помимо своей воли.

— Какимъ образомъ случилось, что я никогда не слыхалъ о вашей матери или слыхалъ только, что она давно умерла? Вы говорили мн, что никогда не видали ея лица, что она умерла, когда вы были младенцемъ.

— Такъ я думала до вечера, послдовавшаго за школьнымъ праздникомъ,— отвчала Сильвія, и въ краткихъ, но краснорчивыхъ словахъ набросала ему сцену появленія ея матери… ея гршной, но раскаявшейся матери… описала всю ея нищету, но приписала себ боле сильное состраданіе, чмъ то, которое она когда-либо въ ней испытывала, и растрогала своего слушателя. Она описала ихъ разставанье,— какъ удрученная горемъ мать поцловала и благословила ее, и какъ она, Сильвія, общала помочь ей, хотя бы цной личнаго счастія.

— Черезъ недлю посл этого разставанія сэръ Обри предложилъ мн свою руку. Я помнила общаніе, данное матери. Я знала, что если я выйду за него замужъ, то мн легко будетъ сдержать свое общаніе, а если я выйду за васъ, то почти невозможно. Я подумала, какимъ несчастіемъ будетъ для васъ нашъ бракъ, какихъ большихъ жертвъ онъ потребуетъ отъ васъ, и молила Бога даровать мн силу отказаться отъ васъ и выдти за богатаго старика, который могъ дать мн возможность спасти мою мать отъ нищеты. Неужели я была такой презрнной, какой вы, повидимому, сочли меня, Эдмондъ?

— Презрнной! вскричалъ Эдмондъ:— нтъ, Сильвія, не презрнной, но заблуждающейся, жестоко заблуждающейся. Я бы такъ же охотно сталъ трудиться для вашей матери, какъ и для васъ безропотно трудился бы… и были бы мы бдны или богаты, но она раздлила бы нашъ кровъ.

— Вы сами не знаете, что говорите, Эдмондъ. Моя мать не такая женщина, которую вы могли бы признать безъ стыда. Она была гршницей.

— Но раскаялась. Я бы не стыдился ея раскаянія. Она бы жила съ нами въ мир и спокойствіи, и никто бы не осмлился попрекать ее прошлой жизнью.

— О! вскричала Сильвія съ отчаяніемъ, еслибы я знала, что вы можете быть такъ великодушны.

— Вы не имли права сомнваться въ моемъ великодушіи, или, лучше сказать, въ моемъ человколюбіи. Вдь это скоре вопросъ человколюбія, чмъ великодушія. Неужели вы могли думать, что я допущу вашу мать умереть съ голода?

— Жизнь могла бы показаться вамъ очень трудной, Эдмондъ.

— Я бы выдержалъ борьбу, какъ бы она ни была трудна. Я бы сталъ пасти овецъ въ Австраліи, еслибы мн не удалось заработать свой хлбъ въ Англіи.

Сильвія молчала. Картина того, какъ бы Эдмондъ насъ овецъ въ Австраліи, хотя и весьма возвышенная съ отвлеченной точки зрнія, не прельщала ее. Однако, при томъ, какъ сложились обстоятельства, она охотне бы пожелала быть подругой эмигранта-работника, чмъ тмъ несчастнымъ созданіемъ, какимъ она была теперь, придавленная въ земл мрачной тайной.

— Я сказала вамъ всю правду, Эдмондъ,— произнесла она посл минутнаго молчанія, во время котораго оба казались погруженными въ собственныя мысли.

Эдмондъ стоялъ прислонясь въ оград одной могилы, отвернувъ лицо отъ лэди Перріамъ, словно боялся какъ бы она не прочла на немъ ту жестокую борьбу, какую онъ выдерживалъ съ охватившей его страстью.

— Я все сказала вамъ,— повторила она:— можете ли вы простить меня?

— Мн нечего прощать. Вы поступили такъ, какъ считали справедливымъ. Я могу только сожалть, что вы такъ мало довряли моей любви и моему умнью помочь тмъ, кого вы любите. Я надюсь, что вы устроили свое собственное счастіе тмъ самымъ, чмъ въ конц погубили мое.

— Мое собственное счастіе! повторила она задумчиво. Разв вы думаете, что я измнила вамъ, ради своего собственнаго счастія? Неужели вы думаете, что я все лгала, когда обнимала васъ въ тотъ день на Гедингемскомъ кладбищ?

Отвта не было. Онъ стоялъ, точно скала, глядя прямо передъ собой холоднымъ пристальнымъ взглядомъ, приказывая своему сердцу биться тише, тому сердцу, страстное біеніе котораго выдавало поддльность его наружнаго спокойствія.

— Разв вы сомнвались въ моей любви, Эдмондъ?— спросила Сильвія, задтая этимъ безпощаднымъ хладнокровіемъ.

— Я врилъ въ нее такъ же, какъ врилъ въ розы, которыя цвли въ томъ году… и завяли,— отвчалъ онъ. Ваша любовь умерла вмст съ ними.

— Она никогда не умирала. Она наполняла мое сердце, когда я измнила вамъ. Да, когда я стояла передъ алтаремъ съ сэромъ Обри Перріамомъ, я васъ мысленно видла около себя. Вамъ изрекала я клятвы, когда клялась быть любящей, врной и послушной женой. Остальное было гадкимъ сномъ.

Снова молчаніе, во время котораго Сильвія чувствовала, какъ сердце застывало въ ней, точно она стояла въ ледяномъ дворц сверныхъ боговъ и медленно замерзала.

Затмъ послышался тихій, хладнокровный голосъ, точно онъ спрашивалъ самыя обыденныя вещи:

— Это то сообщеніе, какое вы хотли мн сдлать, лэди Перріамь?

— Да, что другое могла я вамъ сказать? Да, я призвала васъ, чтобы сказать слдующее: вы не отдадите своего сердца Эсири Рочдель, не узнавъ тайны моего сердца. Я никогда не переставала васъ любить. Я никогда въ дйствительности не измняла вамъ. Я пожертвовала собственнымъ покоемъ для жалкаго, безпомощнаго существа, у котораго вся надежда была только на меня. И вотъ я снова свободна… свободна и богата… и врна вамъ. Неужели вы позабудете старыя клятвы, ту вчную любовь, о которой вы такъ часто говорили мн? Неужели вы отвергнете меня, чтобы жениться на этомъ провинціальномъ феникс, миссъ Рочдель?

— Увольте мою будущую жену отъ вашихъ насмшекъ, лэди Перріамь. Да, я женюсь на миссъ Рочдель, и если не буду съ ней такъ счастливъ, какъ нкогда мечталъ быть съ вами, то виной этому будетъ мое собственное безуміе, а не недостатокъ прелести въ моей жен.

— Это значитъ, что вы ее не любите! воскликнула Сильвія.— О, Эдмондъ! Я знаю, что я кажусь презрнной въ вашихъ главахъ, еще презрнне сегодня, чмъ тогда, когда на видъ измнила вамъ! Я знаю, что жестоко нарушила вс законы приличія, что выкинула себя изъ ряда добродтельныхъ женщинъ, когда ршилась призвать васъ на это свиданіе. Презирайте меня, сколько вамъ угодно, Эдмондъ: я вполн чувствую, какой глубокій позоръ навлекла на себя этимъ поступкомъ, но могу перенести и это. Женитесь на Эсири Рочдель! Да, вы правы! Она достойна васъ! Она добра, чиста, врна… у ней вс добродтели, которыхъ у меня нтъ. Женитесь на ней и забудьте меня! Я довольна теперь, что вы знаете истину. Выкиньте меня навки изъ своей памяти, если хотите, но если вы вспомните меня когда-нибудь, то не думайте обо мн, какъ о безусловно низкомъ созданіи. А теперь оставьте меня и ступайте къ миссъ Рочдель.

Она протянула впередъ руку, какъ-бы давая ему знакъ удалиться.

До этого момента Эдмондъ стоялъ возл увитой плющемъ ограды Перріамской могилы, неподвижный, отчаянно борясь съ малодушной и безумной любовью, которая соблазняла его развять по втру правду, благородство, честь, и прижать къ груди этого лживаго идола. Но теперь, когда она отошла отъ него и медленно удалялась въ лунномъ сіяніи, точно видніе, ускользавшее изъ его рукъ… роковое безуміе снова овладло имъ, страсть вновь покорила его и сдлала своимъ рабомъ. Онъ простеръ впередъ руки… въ три прыжка очутился возл нея… и схватилъ ее, какъ-бы сбираясь больше никогда не выпускать ее изъ своихъ объятій.

— Оставить васъ, забыть васъ, идти къ другой женщин! Нтъ, Сильвія, вы знаете, что я не могу этого сдлать. Вы знали это, когда заманили меня сюда сегодня вечеромъ, вы знали, что я буду у вашихъ ногъ. Я вернулся въ ваши сти. Вы призвали меня. Я вашъ на жизнь и на смерть! Я буду обезчещенъ, я клятвопреступникъ, я ничтожнйшій и малодушнйшій изъ людей, но я вашъ, вашъ, вашъ навки!

ГЛАВА XLVIII.
Торжество Сильвіи.

— Лучше ли вамъ, мое сокровище?— кротко спросила она.

— Лучше ли? Мн совсмъ хорошо. Что, вашъ паціентъ спитъ?

— Да, онъ спитъ съ девяти часовъ.

— Онъ крпко спитъ, не правда ли?— спросила Сильвія.

— Очень крпко. Слава Богу, ночью ему очень покойно.

— Не смотря на вс мои заботы, онъ чувствуетъ себя по временамъ очень несчастнымъ,— произнесла она.

Сильвія пожала плечами и отвернулась отъ нея съ жестомъ нетерпнія.

— Я полагаю, что характеръ его болзни длаетъ его несчастнымъ,— отвчала она холодно.

— Не думаю, чтобы одно это.

— Чего же ему нужно?

— Нсколько боле свободы.

Леди Перріамъ повернулась къ ней съ бшенымъ взглядомъ. Хорошенькое личико ея дышало гнвомъ.

— Справедливо ли говорить это, Сильвія, посл того, что я для васъ сдлала?

— Я не хотла васъ обижать, но вы разсердили меня, заговоривъ о ненавистномъ для меня предмет.

— Но вдь вы, Сильвія, сами спросили меня.

ГЛАВА XLIX.
‘Хуже смерти’.

Сонъ не смывалъ глазъ Эдмонда Стендена въ эту ночь. Глава его щипало, точно онъ глядлъ пристально на самое яркое пламя. Онъ и не пробовалъ ложиться спать, а просидлъ въ своемъ кабинет и писалъ письма до тхъ поръ, пока птухи на птичьемъ двор Деканова дома не начали привтствовать утра своимъ крикомъ и имъ не откликнулись другіе птухи изъ отдаленнйшихъ мстъ. Только разъ оторвался онъ отъ своего занятія… чтобы потушить свчи и поднять штору. Какъ холодно и мрачно глянуло ему въ лицо утро… даже лтняя природа подернулась для него какой-то дымкой.

Было ровно шесть часовъ, когда онъ запечаталъ послднее письмо… онъ написалъ ихъ цлыхъ три… вложилъ письма въ кучку на камин, гд ихъ нельзя было не примтить въ ихъ большихъ, длового вида конвертахъ. Въ половин шестого онъ одлся и уложилъ свой чемоданъ. Онъ веллъ безъ шума снести его по широкой лстниц и пронести по длинному корридору прямо къ конюшн. Здсь было кому ему помочь, потому что и кучеръ и грумъ уже встали. Онъ веллъ заложить кабріолетъ, положилъ въ него свой чемоданъ и ухалъ, когда часы пробили семь. Все время сердце его трепетно билось. Эсирь и его мать вставали рано. Та или другая могла услышать стукъ колесъ и увидать, что онъ узжаетъ. Однако это было бы не важно. Гнусная истина скоро, скоро обнаружится.

— Я не зналъ, что вы узжаете сегодня поутру, сэръ, а не то заране запрягъ бы лошадь,— сказалъ грумъ заботливо.

— Я самъ этого не зналъ до вчерашняго вечера. Я увжаю въ Германію на нсколько мсяцевъ по длу. Да, кстати, Эвансъ, когда вы отвезете меня на станцію, то вернитесь домой, какъ можно скоре и скажите Джэнъ, чтобы она отдала матушк письма, которыя найдетъ въ моемъ кабинет на камин. Она вроятно уже найдетъ ихъ къ тому времени, какъ вы вернетесь, но вдь возможно также, что она ихъ и проглядитъ.

На Монкгемптонской станціи м-ръ Стенденъ встртилъ одного знакомаго. Въ какое бы время вы ни узжали изъ провинціальнаго города, всегда найдется какой-нибудь знакомый, который соберется узжать какъ разъ въ тотъ самый часъ, какъ и вы. М-ръ Стенденъ отвчалъ довольно коротко и непривтливо на обычные разспросы: далеко ли и на долго ли онъ узжаетъ? Онъ слъ въ другой вагонъ, чмъ его знакомый, и вообще велъ себя нелюбезно. Онъ слишкомъ былъ сердить на самого себя, чтобы быть вжливымъ съ другими. Что онъ длалъ? Бжалъ отъ послдствій своего проступка! подло и трусливо спасался отъ безчестія, какое навлекъ на себя! Онъ не въ силахъ былъ взглянуть Эсири въ лицо и сказать ей, какъ онъ ее обманулъ. Онъ не могъ перенести мысли, что ея кроткія глазки, никогда не глядвшіе на него сердито, отуманятся слезами. Онъ могъ представить себ, какъ поблднетъ это личико, но не могъ вынести этого зрлища. Онъ написалъ своей бывшей невст длинное, страстное, отчаянное письмо, гд каялся во всемъ, мшая себя съ грязью, но не смягчая горькой истины. Онъ ошибался, когда вообразилъ, что излечился отъ своей первой роковой страсти, онъ обманывалъ самого себя, когда вообразилъ, что любитъ ее… тяжкое, унизительное признаніе для мужчины, произносящаго его, и обидное для женщины, выслушивающей его.

Онъ ухалъ въ Лондонъ съ раннимъ курьерскимъ поздомъ, спша отъхать подальше отъ дому, прежде чмъ Эсирь Рочдель получитъ письмо.

Никто не слыхалъ отъзда Эдмонда Стендена. Жизнь шла обычнымъ, методическимъ образомъ въ этомъ спокойномъ, аккуратномъ дом, хотя молодой человкъ и веллъ запречь кабріолетъ и ухалъ такимъ неожиданнымъ образомъ. Прислуга, настолько респектабельная, что не была почти и любопытна, заключила, что этотъ ранній отъздъ давно ршенное дло. М-ръ Стенденъ собирался постранствовать въ чужихъ краяхъ, прежде чмъ жениться и стать осдлымъ, провинціальнымъ джентльменомъ. Миссисъ Стенденъ была всегда несообщительна. Она была не изъ тхъ женщинъ, которыя повряютъ свои тайны горничной или жалуются на свою судьбу передъ кухаркой. Прислуг Деканова дома жилось хорошо. Она получала хорошее жалованье и заботливый уходъ, когда бывала больна, но ее держали на почтительномъ разстояніи и она не столько любила, сколько уважала свою госпожу.

Эсирь спустилась внизъ около семи часовъ, ровно черезъ пять минутъ посл того, какъ кабріолетъ увезъ ея неврнаго жениха. Она сошла въ садъ, прошлась по алле, усыпанной пескомъ, нарвала букетъ изъ розъ, думая невеселую думу объ Эдмонд. Онъ казался скучнымъ и усталымъ въ послднее время… какъ будто охладлъ къ ихъ долгимъ прогулкамъ, занятіямъ музыкой, маленькимъ семейнымъ радостямъ. Его заваливаютъ работой въ банк. Да, это такъ. Онъ теперь всегда прізжаетъ усталый.

Эсирь обошла садъ и огородъ, пригласила Тротти, старшую изъ племянницъ Эдмонда, прогуляться съ собой по полямъ, и изъ всхъ силъ старалась успокоить Тротти насчетъ присутствія мирныхъ бурыхъ и красныхъ коровъ, медленные взгляды которыхъ повергали Тротти въ неописанный ужасъ, и затмъ, поручивъ Тротти няньк, тихо прошла въ домъ.

Бываютъ дни, когда грустныя мысли приходятъ незванныя. Когда Эсирь Рочдель входила въ стеклянную дверь, въ ум ея промелькнуло воспоминаніе о томъ лтнемъ утр, когда Эдмондъ объявилъ ей о своей помолвк на Сильвіи Керью. Простое воспоминаніе объ этомъ сообщеніи заставило ее вздрогнуть отъ боли. Она помнила, какъ ей тяжело было выслушать Эдмонда и какого труда ей стоило скрыть отъ него свое страданіе.

‘Не думаю, чтобы я могла перенести другой ударъ подобнаго рода’, сказала она самой себ. ‘Мн кажется, что еслибы мн довелось опять такъ страдать, то страданіе убило бы меня. Но съ какой стати приходятъ мн въ голову такія фантазіи, когда все перемнилось съ тхъ поръ и я вполн счастлива?’

Она пыталась прогнать мысли, казавшіяся просто безумными, вошла въ столовую и, тихонько напвая одну изъ любимыхъ мелодій Эдмонда, принялась связывать букетъ.

Миссисъ Стенденъ не сидла за самоваромъ съ открытымъ молитвенникомъ, какъ это бывало обыкновенно. Она стояла у стола съ блднымъ, разстроеннымъ лицомъ и читала письмо.

Джэнъ, служанка, входила въ комнату съ подносомъ какъ разъ въ ту самую минуту, корда Эсирь возвращалась изъ сада.

— Скажите, что я чувствую себя нездоровой и не могу читать молитвы сегодня утромъ,— сказала миссисъ Стенденъ, не отводя глазъ отъ письма.

Служанка слегка изумилась. Нездоровье, если оно не было особенно серьёзнаго свойства, никогда не мшало миссисъ Стенденъ въ отправленіи религіозныхъ обрядовъ.

Она читывала молитвы, страдая мигренью и невралгіей, изнемогая отъ катарра, между тмъ сегодня утромъ она казалась и сильной и здоровой, а говорила, что слишкомъ больна для того, чтобы исполнить эту обязанность.

— Не случилось ли какой бды, тётя? спросила Эсирь, волнуясь.

Блдное лицо тетки испугало ее. Не горе, а гнвъ исказили его черты.

— Случилась большая бда,— возразила миссисъ Стенденъ.— Мой единственный сынъ… мой любимый сынъ… подлецъ и негодяй!

— Тётя, вы съ ума сошли! вскричала Эсирь, охватывая руками суровую фигуру и дико взглядывая въ блдное, но ршительное лицо.

Страшныя мысли мелькнули у нея въ ум. Эдмондъ поддлалъ ассигнаціи или документы, или сдлалъ что-нибудь въ этомъ род. Служащіе въ банкахъ такъ часто поддлываютъ ассигнаціи. Это было какъ бы естественнымъ послдствіемъ ихъ довреннаго положенія. Онъ былъ преступникъ… его отвели въ тюрьму. Но что бы съ нимъ ни случилось, она была его нареченной женой и не покинетъ его ни въ ссылк, ни на эшафот, еслибы таковой угрожалъ ему.

— Чмъ бы онъ ни былъ, что бы онъ ни сдлалъ, я все-таки же люблю его,— сказала она высокомрно съ той упрямой гордостью, какую внушаетъ женщинамъ ихъ преданность недостойному человку.

— Бдное дитя,— воскликнула миссисъ Стенденъ съ горькимъ, полу-презрительнымъ состраданіемъ.— Онъ не нуждается въ твоей любви, не цнитъ твоей преданности. У него есть то, что ему нужно: любовь негодной женщины.

— Тётя!— закричала двушка, широко раскрывая глаза и вытягивая впередъ руку, какъ бы затмъ, чтобы отклонить отъ себя ударъ.

Догадка о томъ, что случилось, мелькнула въ ея ум.

— Тётя,— повторила она жалобно:— что онъ сдлалъ?

— Отвернулся отъ тебя изъ-за Сильвіи Керью, ахъ! бишь, лэди Перріамъ. Но вотъ, лучше прочитай письмо, которое онъ теб пишетъ, и посмотри, какъ-то онъ извиняется передъ тобой. Въ письмко мн онъ старается объяснить свое поведеніе, но не оправдывается. Онъ слишкомъ уменъ для этого. Но онъ не сынъ мн больше. Я отказываюсь отъ него навки.

— Нтъ, нтъ, нтъ,— закричала двушка.— Нтъ, вы не должны отказываться отъ него за зло, причиненное мн. Онъ вашъ сынъ и останется навсегда вашимъ сыномъ. Вдь материнская любовь тмъ именно и отличается, что переживаетъ всякую другую любовь. Вы его мать и не можете изгнать его изъ своего сердца. Вы не могли бы этого сдлать, будь онъ самый порочный изъ людей. Гд письмо?

Она почти машинально протянула руку, чтобы взять письмо, лежавшее передъ ней на поднос, какъ будто оно было пріятнйшее въ мір письмо, а не змя, уязвившая Клеопатру и преобразившаяся въ лоскутокъ почтовой бумаги. Затмъ спросила, жалобно взглянувъ на миссисъ Стенденъ:

— Зачмъ онъ мн пишетъ? разв онъ не могъ лично сказать мн это? Неужели онъ думалъ, что я стану упрекать его?

— Онъ устыдился своего позора, Эсирь, и обратился въ бгство… точно проворовавшійся приказчикъ. Онъ ухалъ въ Германію.

Новый стонъ вырвался изъ блдныхъ устъ молодой двушки… стонъ разбитаго сердца, надежды котораго разлетлись прахомъ. Она сломала печать и прочитала письмо своего вроломнаго жениха. Чувство униженія не могло быть глубже того, какое дышало въ каждой строк этого страстнаго посланія:

‘Я ненавижу и презираю себя сильне всякихъ словъ’, писалъ онъ, ‘но все еще люблю ее. Я видлся съ нею — нтъ нужды объяснять вамъ, какъ состоялось наше свиданіе, достаточно сказать, что я съ ней видлся. Я не преднамренно измнилъ вамъ. Я не сознательно вернулся къ прежнему игу. Клянусь вамъ всмъ святымъ, Эсирь, я думалъ, что я излечился. Я врилъ, что люблю васъ. Я былъ искрененъ въ тотъ вечеръ на Кроплейсвомъ лугу, когда я просилъ васъ быть моей женой. Только тогда, когда я столкнулся лицомъ къ лицу съ Сильвіей Перріамъ, только тогда, когда я опьянлъ отъ звука ея голоса, отъ блеска ея глазъ, отъ роковой прелести, какою дышетъ для меня каждый ея взглядъ и каждое движеніе… только тогда, клянусь Богомъ, узналъ я, что старое безуміе живетъ въ моемъ сердц, что я никогда не забывалъ ее, никогда не переставалъ ее любить, не переставалъ быть ея рабомъ. Можете ли вы простить меня? Нтъ, я самъ слишкомъ сознаю свою низость, чтобы ожидать прощенія или умолять о немъ. Забудьте меня, если можете. Или же, если не можете выбросить меня изъ своей памяти, презирайте меня, какъ я самъ презираю себя. Я не могу вынести заслуженнаго мною гнва. Я оставляю Декановъ домъ съ тмъ, по всей вроятности, чтобы никогда въ него не возвращаться. Я принимаю старое ршеніе матушки лишить меня наслдства. Я не заслуживалъ его, когда оно было произнесено впервые, но теперь признаю его справедливость. Я не имю правъ на состояніе человка, который никогда не лгалъ, я, опозоренный своимъ вроломствомъ относительно васъ! А теперь, моя названная сестра, моя нареченная жена, прощайте, другого слова не можетъ быть произнесено между нами! Еслибы я уважалъ васъ меньше, то явился бы съ повинной и просилъ бы принять мою руку. Мы жили бы не хуже девяти-десятыхъ мужчинъ и женщинъ, клянущихся другъ другу въ вчной любви и преданности, но я ничего не предложу коей непорочной Эсири, если не могу предложить ей всего своего сердца. Страсть заставила меня забыться и я сознался въ любви женщин, которая насмялась надо мной два года тому назадъ. Это признаніе, хотя и сдланное въ порыв увлеченія, кладетъ между нами преграду, черезъ которую я не попытаюсь перешагнуть’. Этимъ оканчивалось письмо. Эсирь стояла, устремивъ глаза въ строчки, не проливъ ни слезинки. То былъ тотъ вторичный ударъ, казавшійся ей немыслимымъ десять минутъ тому назадъ. Онъ разразился надъ нею совсмъ внезапно. Неужели онъ будетъ такимъ смертельнымъ, какимъ ей представлялся? До сихъ поръ она казалась удивительно стойкой. Она спокойно свернула роковое письмо, взяла обими руками холодную руку миссисъ Стенденъ и нжно пожала ее. Затмъ принялась цловать суровое, ршительное лицо, стараясь смягчить его поцлуями.

— Я прощаю ему, тётя,— сказала она,— отъ всего сердца. Неужели вы не можете также простить ему.

— Нтъ, я не могу простить ему. Я никогда не прощу ему за то, что онъ обошелся съ тобой такъ жестоко… за то, что онъ обманулъ тебя, измнилъ теб, посмялся надъ тобой.

— Онъ самъ обманулся.

— Онъ не имлъ права обманываться, когда зналъ, что такой самообманъ доставитъ теб горе. О, Эсирь, прости меня,— вскричала мать съ внезапнымъ порывомъ нжности:— это моя вина, до нкоторой степени моя собственная вина. Мн такъ хотлось, чтобы ты была его добрымъ геніемъ, его утшителемъ. Я вчно расхваливала тебя ему, старалась сблизить его съ тобой.

— Знаю, знаю,— отвчала Эсирь поспшно и съ страдальческимъ взоромъ.— Все это происходило отъ вашей любви во мн, но было ошибкой. Забудемъ объ этомъ, если можемъ, хорошо, что это случилось теперь, а не позже. Еслибы заблужденіе продлилось нсколько доле, я могла бы сдлаться его женой, и каково было бы, еслибы онъ тогда догадался, что любитъ другую. Подумайте, какъ мы дешево отдлались.

— Дешево отдлались!— повторила миссисъ Стенденъ мрачно: — какъ можешь ты это говорить, когда онъ бросилъ тебя для этой лживой, скверной женщины и ринулся очертя голову на свою погибель.

ГЛАВА L.
Сильвія разочарована.

Посл свиданія на кладбищ, лэди Перріамъ считала покорность Эдмонда ея вол ршеныхъ дломъ. Онъ явится на слдующее утро къ ней, онъ объявитъ себя ея рабомъ, и имъ придется только ршить, какъ скоро приличія дозволятъ имъ обвнчаться.

Не прежде, конечно, какъ истечетъ годъ со смерти сэра Обри… эта отсрочка казалась неизбжной. Какъ ни хотлось ей скоре пользоваться обществомъ и покровительствомъ Эдмонда, какъ ни манила ее безопасность, какую общалъ ей этотъ бракъ, она обязана была до нкоторой степени подчиняться общественнымъ обычаямъ. Не прежде, какъ истечетъ годъ и подснжники снова зацвтутъ на поляхъ, можетъ она сдлаться женой Эдмонда Стендена.

Онъ могъ тмъ временемъ пожалть о своемъ обязательств и отвернуться отъ нея.

‘Отвернуться отъ меня’, вскричала она съ торжествующимъ смхомъ: ‘нтъ, онъ врядъ ли это сдлаетъ. Я знаю теперь свою власть надъ нимъ. Онъ крпко боролся со мной вчера вечеромъ, но полагаю, что это его послдняя борьба. Больше онъ не попытается свергнуть мое иго’.

Весь этотъ день, тотъ день, когда Эдмонда Стендена увозилъ курьерскій поздъ, лэди Перріамъ поджидала своего милаго. Она не сомнвалась, что до наступленія вечера онъ явится къ ней. Онъ не станетъ заботиться о впечатлніи, какое можетъ произвести его визитъ, о сплетняхъ, скандал, которые онъ возбудить. Омь прідетъ, сломя голову, презирая людскіе толки, прідетъ подтвердить свое вчерашнее признаніе, закрпить ихъ новый союзъ.

Онъ прідетъ, быть можетъ, до двнадцати часовъ. Врядъ ли онъ станетъ ждать обычнаго для визитовъ времени. Она едва притронулась къ завтраку, поданному ей не въ торжественной столовой, но въ будуар, на маленькомъ кругломъ столик, на блюд изъ китайскаго фарфора, убранномъ всми возможными цвтами: розами, сиренями, бархатистыми геранями…

Завтракъ, скучная церемонія для вдовствующей лэди Перріамъ, наконецъ окончился. Она перебрала съ полдюжины книгъ, не будучи въ состояніи прочитать ни одной — такъ разсянны были ея мысли. Она поглядла на себя въ зеркало и подумала: неужели та перемна, о которой упоминалъ Шадракъ Бэнъ, все еще въ немъ замтна. Нтъ, сегодня оно свтилось радостью. Торжество и надежда вернули ему прежнюю красоту. Счастіе оказалось настоящей живой водой. Оно снова сдлало ее молодой.

День проходилъ. Полдникъ, за которымъ лэди Перріамъ старалась исполнять свои материнскія обязанности и заниматься съ baby, наступилъ за томительнымъ, скучнымъ утромъ. Юный наслдникъ Перріама грызъ своего цыплёнка, искрошеннаго мелко, какъ и подобало для его прорзывающихся зубковъ, покричалъ немножко, посмялся чуточку, сказалъ мамъ-мамъ, былъ расцлованъ и отправленъ назадъ въ дтскую. Леди Перріамъ отослала его, звая.

— Мн кажется, что она съ каждымъ днемъ все меньше и меньше интересуется этимъ ангельчикомъ,— сказала нянька Трингфольдь сидлк Картеръ съ негодованіемъ, когда послдняя пробралась въ дтскую, чтобы поняньчиться съ ребенкомъ.— Я никогда не видывала такой матери. Она глядитъ на него иногда такъ, какъ будто бы вовсе не видить, а если онъ немножко покричитъ и поплачетъ, то она выходитъ изъ себя, точно это чужой ребенокъ.

— Лэди Перріамъ очень молода,— произнесла сидлка Картеръ какъ бы въ извиненіе.

— Но если ужъ она могла родить ребенка, то должна была бы умть и любить его,— возразила миссисъ Трингфольдь раздражительно.

По мр того, какъ часы проходили, нетерпніе Сильвіи усилилось до того, что ей стало не въ мочь въ четырехъ стнахъ. Она чувствовала, что Эдмондъ Стенденъ долженъ былъ скоро пріхать. Наступилъ условный часъ для визитовъ. Если онъ желалъ соблюсти вс приличія, то теперь могъ явиться безпрепятственно. Нетерпніе взяло верхъ. Она надла шляпку… вдовью маленькую креповую шляпку, къ которой рдко притрогивалась безъ чувства отвращенія, взяла свой чертой зонтикъ и вышла вонъ. Она прошла въ длинную аллею, которая вела къ главному подъзду и по которой подъзжали экипажи. Эдмондъ Стенденъ по всей вроятности прідетъ въ экипаж и подъдетъ съ этой стороны. Она вспомнила при этомъ про его занятія въ банк. Весьма возможно, что онъ не прідетъ раньше вечера, точно какой-нибудь приказчикъ отъ Ганцлейна, которому нельзя оставить магазинъ, пока онъ не запертъ, мысль унизительная. Подумать, что онъ связанъ такимъ образомъ — онъ, который въ глазахъ ея былъ такимъ изящнымъ и безукоризненнымъ джентльменомъ!

Она прошла вдоль всей аллеи, глядя прямо передъ собой и выслживая, не увидитъ ли она отдаленный кабріолетъ или одинокаго пшехода, но никого не появлялось… ничего не было видно на длинной прямой дорог, терявшейся вдали и сливавшейся съ голубымъ небомъ.

Нтъ! вотъ показалась какая-то точка вдали. Черезъ нсколько минуть точка увеличилась и приняла размры мальчика, очевидно телеграфиста, судя по платью.

‘Отъ кого можетъ быть во мн телеграмма’, подумала Сильвія, тревожась: ‘не отъ Эдмонда же, конечно’.

Между Гедингемомъ и Перріамомъ не существовало телеграфнаго сообщенія… ни желзной дороги, ни почты… ничего, кром деревенской проселочной дороги. Кратчайшая вела между рощей и полемъ.

Мальчикъ приближался по алле, насвистывая. Какое ему дло, несетъ ли онъ всти о гибели или смерти! Для него он не имли значенія. Онъ и не подозрвалъ, что играетъ въ нкоторомъ род роль Меркурія, встника людей и боговъ.

Лэди Перріамъ остановила его въ тотъ моментъ, какъ онъ проходилъ мимо нея.

— Что у васъ за пакетъ?— спросила она.

— Телеграмма для лэди Перріамъ.

— Дайте ее мн. Я — лэди Перріамъ.

Мальчикъ поглядлъ на нее подозрительно.

— Я обязанъ отдать эту телеграмму въ самомъ Плэс,— отвчалъ онъ,— и просить отмтить время ея полученія. Прошу извинить, милэди, но я долженъ подчиняться правиламъ.

— У меня есть карандашъ,— замтила она:— вдь это все улаживаетъ? подкрпила она свой вопросъ, блестящимъ, новенькимъ шиллингомъ… не какой-нибудь стертой, старой монетой, но полновсной и еще мало ходившей по рукамъ.

— Карандашъ обыкновенно не годится въ этихъ случаяхъ,— возразилъ мальчикъ,— но на этотъ разъ какъ-нибудь обойдемся.

Лэди Перріамъ отпустила мальчика.

Затмъ прочитала телеграмму.

‘Отъ Эдмонда Стендена, Лондонъ, въ лэди Перріамъ, Перріамъ-Плэсъ, близъ Монкгемптона’.

— ‘Эдмондъ Стенденъ и Лондонъ! Ужъ не помшались ли они тамъ на телеграф’.

‘Я оставляю Гедингемъ на неопредленное время и ду въ Германію. Посл того, что случилось прошлой ночью, это — единственный исходъ, который мн оставался. Я не ршился лично выдерживать домашнюю бурю и полагалъ, что для всхъ будетъ лучше, если я уду’.

‘Трусъ!’ — прошипла Сильвія точно змя.— ‘Такъ вотъ какова его любовь! Его любовь, ради которой я пошла на такое страшное дло!’

ГЛАВА LI.
Холостые заряды.

Телеграмма нанесла жестокій ударъ Сильвіи: она привела къ своимъ ногамъ Эдмонда, и вотъ, въ ту минуту, какъ она уже уврилась въ его покорности, онъ вдругъ оставляетъ ее на неопредленное время! Такъ вотъ какова была его любовь, которая такъ владла имъ въ прошедшую ночь на кладбищ? Неужели холодный дневной свтъ навялъ на него благоразуміе?

Она медленно пошла домой. Какой томительный и длинный переходъ предстояло ей совершить неврными, усталыми шагами. Она шла сюда, нсколько времени тому назадъ, такъ весело, поджидая знакомую фигуру, которая бы показалась вдали. Она была такъ уврена въ его приход и, вмсто его присутствія, вмсто его сильной руки, которою онъ бы прижалъ ее въ груди, ея лихорадочная рука сжимала смятую телеграмму.

‘Миссисъ Картеръ будетъ вроятно этимъ довольна’, говорила она себ самой, припоминая взглядъ, полный упрека, которымъ та оледенила ея веселую болтовню о счастіи. ‘Она желала бы, чтобы я посыпала свою главу пепломъ или же, чтобы мн заклеймили раскаленнымъ желзомъ лобъ’, думала Сильвія, размышляя объ упрекахъ матери, высказанныхъ прошлою ночью.— ‘Она бы считала, что это длается для моего блага. Нтъ сурове судей, какъ раскаявшіеся гршники’.

Солнце пекло ея голову, жаркое августовское солнце, когда, она проходила по широкой, усыпанной пескомъ площадк, разстилавшейся передъ входной дверью, и на этомъ залитомъ солнцемъ пространств столкнулась лицомъ къ лицу съ человкомъ, котораго боялась пуще всхъ не по какой-нибудь опредленной причин, но вслдствіе безсознательной боязни, надъ которой разумъ былъ безсиленъ.

Шадракъ Бэнъ встртилъ ее у входной двери, съ хлыстомъ въ рук, въ высокихъ сапогахъ, покрытыхъ пылью. Онъ пріхалъ въ Плэсъ прямо съ объзда по хозяйству.

— Слуги сказали мн, что вы вышли, лэди Перріамъ, въ такой жаръ,— сказалъ онъ, пожимая руку Сильвіи,— но я не хотлъ этому врить, зная ваше предпочтеніе къ прохладнымъ комнатамъ и спущеннымъ маркизамъ.

— Надо же и погулять иногда,— отвчала Сильвія холодно.

Она не скрывала своего пренебреженія въ замчаніямъ м-ра Бена, но агента нельзя было этимъ озадачить. Онъ продолжалъ длать свои замчанія, не видя или не желая видть, что его участіе было не признано и не желательно.

— Не благоразумне ли было бы избрать прохладный вечеръ для прогулокъ?— спросилъ м-ръ Бэнъ.

— Когда-бъ вы были моимъ докторомъ, м-ръ Бенъ, то я послушалась бы вашего совта, касательно этого пункта,— возразила Сильвія,— но такъ какъ вы не докторъ, то я предпочитаю гулять, когда мн вздумается.

— Когда бы я былъ докторъ,— повторилъ м-ръ Бенъ съ задорнымъ хихиканьемъ:— какъ вы странно ставите вопросы, лэди Перріамъ! Когда-бь я былъ докторъ, то пожелалъ бы узнать многое. Когда-бъ я былъ докторомъ, я бы пожелалъ почаще видть этого бднаго, полупомшаннаго м-ра Перріама. Когда-бъ я былъ докторомъ, я бы пожелалъ узнать многія подробности о смерти сэра Обри.

Поблднвшія щеки, пылавшія за минуту передъ тмъ отъ жара и гнва, сказали ему, что. ударъ попалъ въ цль.

— Какъ вы блдны и утомлены, лэди Перріамъ. Я увренъ, что прогулка эта вамъ повредила. Войдемте въ гостиную и отдохните немного, прежде чмъ идти наверхъ въ свои комнаты.

Они находились передъ гостиной, сторы были поднята и бабочки влетали безпрестанно въ прохладный, величественный покой, никогда больше не оживлявшійся присутствіемъ людей.

— Я ненавижу эту комнату,— проговорила Сильвія, съ дрожью поглядвъ на открытыя окна.

— Потому что въ ней разбилъ параличъ сэра Обри? Да, это воспоминаніе должно бытъ тягостно для особы, столь ему преданной, какъ вы. Хорошо, мы не пойдемъ въ салонъ. Вы, кажется, предпочитаете открытый воздухъ. Пойдемте на террасу. Мн необходимо переговорить съ вами.

— О чемъ это? Я думала, что мы покончили со всми длами вчера.

— Я хочу переговорить съ вами не о дл собственно… то-есть ни о чемъ такомъ, что было бы связано съ помстьемъ.

Леди Перріамь прошла съ нимъ рядомъ до террасы неохотно, но съ тмъ сознаніемъ безпомощности, которое всегда овладвало ею въ присутствіи м-ра Бэна. Она ненавидла, боялась его, но всегда кончала гмъ, что подчинялась его вол, той вол, которая управляла сэромъ Обри въ былое время, которая заставляла фермеровъ аккуратно платить аренду и которой м-ръ Бэнъ вообще обязанъ былъ тмъ, что сталъ, наконецъ, силой въ сонномъ, старомъ городишк.

Она услась съ утомленнымъ видомъ на широкой мраморной скамь въ углу террасы, подъ апельсиннымъ деревомъ, росшимъ въ кадк и оснившимъ ее своими втками отъ палящаго солнца.

— Здсь лучше, чмъ въ салон, неправда ли, ладя Перріамъ?— спросилъ м-ръ Бэнъ, усаживаясь рядомъ съ ней.

— Здсь хорошо,— отвчала она холодно.

Краска не вернулась на ея бломраморное лицо. Оно было угрюмо, губы крпко сжаты, глаза глядли прямо и пристально, вс черты какъ бы окаменли. Она имла видъ женщины, которая приготовилась къ какому-то роковому кризису въ своей жизни.

— Что вы желаете сказать мн?— спросила она, не глядя на м-ра Бэна, но вперивъ пристальный взглядъ въ пространство.

Какъ отличалось это свиданіе отъ того, котораго она ожидала. Она надялась окончить день въ обществ Эдмонда Стендена, гадать съ нимъ о будущей жизни, показывать ему великолпіе дома…. ея дома въ теченіе двадцатилтняго несовершеннолтія ея сына…. сообщить ему о своемъ богатств и о томъ, что оно къ его услугамъ. Ея мелкая натура и не подозрвала, что м-ру Стендену, по всей вроятности, будетъ непріятно богатство, нажитое такимъ образомъ.

— Я желаю поговорить съ вами въ вашихъ же интересахъ, лэди Перріамь,— произнесъ агентъ посл минутной паузы.— Мн нечего напоминать вамъ, что люди злоязычны, и что женщина въ вашемъ положеніи легко можетъ стать жертвой сплетенъ.

— Что могутъ они сплетничать про меня? Разв моя замкнутая жизнь не исключаетъ всякой возможности сплетенъ?

— Въ этомъ-то весь вопросъ. Ваша жизнь слишкомъ замкнута, по мннію вашихъ сосдей Вы за-живо схоронили себя въ Перріамъ-Плэс и злые языки, которые всегда и во воемъ ищутъ дурного, толкуютъ: не скрываете ли вы какой тайны, что такъ усердно хоронитесь въ четырехъ стнахъ. Отъ одной догадки они переходятъ къ другой. Какъ дловой человкъ, я выслушиваю вс эти вещи. Быть можетъ, я превышаю свои права вашего длового совтчика… опекуна вашего сына… заговаривая съ вами объ этомъ, но правъ я или виноватъ, я счелъ своимъ долгомъ сообщитъ вамъ истину.

— Прошу васъ, продолжайте, сэръ. Въ чемъ обвиняютъ меня ваши монкгемптонскіе сплетники?

— Они не обвиняютъ васъ ни въ чемъ положительномъ: ваши враги… бакалейщики, которые не поставляютъ своихъ товаровъ въ вашъ домъ, мясники, соперничествующіе съ вашимъ мясникомъ, ничего не могутъ сказать про васъ. Но люди начинаютъ дивиться тому строгому заключенію, въ которомъ вы держите м-ра Перріама. Если онъ сумасшедшій, толкуютъ они, его слдуетъ посадить въ домъ умалишенныхъ, если онъ въ здравомъ ум, ему слдуетъ предоставить больше свободы.

Глаза лэди Перріамъ, до сихъ поръ устремленные въ пространство, смущенно забгали и она украдкой взглянула въ лицо, управляющему. Но лицо длового человка не выдавало его мыслей. Физіономія голландскихъ часовъ не могла быть мене выразительна.

— Онъ пользуется такой свободой, какой самъ желаетъ, отвчала Сильвія.— Онъ по собственной охот ведетъ эту скучную, вялую жизнь, зарывшись въ книгахъ, развлекаясь на собственный ладъ, никого не безпокоя и не желая никого видть, кром слуги, ухаживающей за нимъ. Онъ живетъ теперь совершенно такъ, какъ жилъ въ послднія десять лтъ.

— Не вполн. Прежде онъ ежедневно гулялъ по огороду, какъ въ хорошую, такъ и въ худую погоду. Теперь онъ никогда не гуляетъ.

— Онъ сталъ слабе. Смерть брата совсмъ потрясла его.

— Когда такъ, то ему слдуетъ оказать медицинскую помощь. Что скажетъ свтъ, если онъ умретъ такъ же скоропостижно, какъ и его брать? Разв злые языки не станутъ утверждать, что вы причина смерти обоихъ?

— М-ръ Бэнъ!

— Не глядите на меня съ такимъ негодованіемъ, лэди Персамъ. Я не стану злословить васъ. Я не думаю сомнваться въ вашей доброт или справедливости. Если когда-нибудь вамъ понадобится защитникъ, то вы всегда найдете меня готовымъ отставать васъ передъ цлымъ свтомъ. Я желаю только предостеречь васъ отъ послдствій вашей собственной неосторожности. Но монкгемптонскіе сплетники забрали себ въ голову, что Мордреда Перріама держатъ взаперти, что его лишаютъ свободы и что это ваше дло. Мало того, они утверждаютъ, что у васъ должны быть какія-нибудь важныя причины держать своего деверя въ четырехъ стнахъ… что ему вроятно извстна какая-нибудь тайна. Пожалуйста, не сердитесь на меня… я только повторяю глупые толки.

Какой смертельной блдностью покрылось теперь ея лицо, казавшееся бле мраморной балюстрады, въ которой она прислонялась!

— Я не желаю слушать сплетенъ,— проговорила она посл минутнаго молчанія, какъ бы съ трудомъ выговаривая слова.— Какое дло мн до глупыхъ рчей безтолковыхъ провинціаловъ? Еслибы я ухала въ Лондонъ, стала тратить деньги, веселиться, они бы назвали меня безсердечной,— прибавила она съ притворнымъ смхомъ.— Такъ какъ я веду затворническую жизнь, они стараются придумать таинственные мотивы для моей уединенной жизни. М-ръ Перріамъ ведетъ жизнь, какая ему нравится. Зачмъ стану я выставлять всмъ на показъ его невинныя эксцентричности? Если даже онъ и тронулся немножко, то не длаетъ никому вреда, и миссисъ Картеръ справляется съ нимъ безъ всякаго труда.

— Извстно ли вамъ, лэди Перріамъ, что противузаконно держать сумасшедшаго въ частномъ дом, то-есть вообще гд-нибудь кром домовъ, спеціально приспособленныхъ для умалишенныхъ?

— Кто говоритъ, что онъ умалишенный?

— Вы сказали это минуту тому назадъ.

— Я сказала, что онъ немножко тронулся.

— Что на боле простомъ язык значитъ, что онъ сумасшедшій. Полноте, лэди Перріамъ, я выражусь коротко и ясно: если онъ въ здравомъ ум, вы не имете права лишатъ его свободы, если онъ сумасшедшій, вы не имете права держать его въ этомъ дом.

— Я не лишаю его свободы.

— Въ самомъ дл? Позволите ли вы мн услышать это изъ его собственныхъ устъ? Позволите ли вы мн задать ему одинъ вопросъ: доволенъ ли онъ тмъ образомъ жизни, какой ведетъ? Если онъ отвтитъ утвердительно, я поручусь за васъ передъ цлымъ Монкгемптономъ. Никто не посметъ злословить васъ, когда я буду имть возможность назвать всякаго лжецомъ, кто скажетъ хоть одно слово противъ васъ.

Сильвія отерла свой блдный лобъ батистовымъ носовымъ платкомъ. Она держала его въ рукахъ и немилосердно теребила безпокойными руками.

— Мордредъ не желаетъ никого видть,— сказала она,— онъ бгаетъ людского общества со смерти брата. Онъ очень счастливъ на свой ладъ. Почему вы не хотите оставить его въ поко?

— Свтъ не согласится оставить его въ поко, лэди Перріамъ. Если вы откажетесь слдовать моимъ совтамъ въ этомъ дл, если вы не примете моей помощи, то другіе люди вмшаются въ дло. Кто-нибудь изъ лицъ судебнаго вдомства прідетъ сюда и наведетъ слдствіе.

— Кто-нибудь изъ лицъ судебнаго вдомства? Какъ? они посмютъ явиться сюда и допрашивать меня? Разв я не могу поступить, какъ мн угодно, въ собственномъ дом?

— Къ несчастію, нтъ. Законъ иметъ право заглядывать въ чужіе дома. Полноте, лэди Перріамь, будьте благоразумны. Я хлопочу о вашемъ собственномъ благ, о вашей безопасности. Дозвольте мн увидть м-ра Перріама и удостовриться лично, въ какомъ онъ положенія.

— Вы не увидите его,— закричала Сильвія, внезапно вставая и глядя ему прямо въ лицо.

Она была все еще страшно блдна, но лицо выражало отчаянную ршимость.

— Вы отказываете мн въ такой бездлиц?

— Вы не увидите его, никто не увидитъ его, если я того не пожелаю. Пусть приходятъ сюда чиновники. Я съумю показать имъ, что я госпожа въ собственномъ дом.

— Какая можетъ быть причина, что вы отказываете мн въ позволеніи его видть?

— Безъ всякой причины. Но я не стану принимать ничьихъ приказаній, всего же мене отъ васъ. Вы давно уже стараетесь стать хозяиномъ въ этомъ дом. Я покажу вамъ, что не такъ легко быть моимъ господиномъ, какъ вы это вообразили.

Она снова опустилась на скамью, обезсиленная этимъ взрывомъ страсти. Маленькое красное пятнышко зардлось на каждой изъ ея блдныхъ щекъ, а безпокойныя руки нервно задвигались.

— Лэди Перріамь, вы не правы, когда говорите, что я желаю стать вашимъ господиномъ,— началъ управляющій, наклоняясь надъ ней и говоря измнившимся голосомъ, боле мягкимъ, чмъ тотъ, какимъ привыкъ говорить Шадракъ Бэнъ, но съ прежней дловой серьезностью во ввор.— Съ перваго момента, какъ я увидлъ васъ, я сталъ вашимъ рабомъ. Нтъ, не бойтесь потока страстныхъ словъ отъ меня. Я не умю объясняться языкомъ страсти. Я знаю только, что люблю васъ. Я не скажу, что полюбилъ васъ съ первой минуты, какъ увидлъ васъ въ своей контор,— прелестне, чмъ т образы, какіе мн грезились въ сновидніяхъ,— но я скажу, что съ этой минуты сталъ вашихъ преданнымъ слугой… ставилъ ваши интересы выше всхъ другихъ… отстаивалъ ваши права передъ вашимъ мужемъ, который хотлъ обрзать вашу вдовью часть, заботился о вашемъ благосостояніи и, насколько это было въ моей власти, стремился оберегать ваше спокойствіе.

— Вы были всегда очень добры ко мн — возразила Сильвія, взглядывая на него быстро и вопросительно, какъ бы желая проникнутъ въ тайный смыслъ его словъ.

— Въ т времена по крайней мр моя преданность была безкорыстна,— продолжалъ управляющій:— могъ ли я питать какія-либо надежды? Вы были замужемъ, я — женатъ. Могли ли два лица быть дале другъ отъ друга, чмъ мы съ вами? Я служилъ вамъ потому, что восхищался вами и поклонялся вамъ, и если даже и въ то время нжность завралась въ мою душу, я не сознавался въ этомъ даже самому себ. Но теперь наступилъ день, когда я могу высказаться ясне. Вы одиноки въ мір, лэди Перріамъ… міръ этотъ не особенно милостивъ для беззащитной юности и красоты. Я вамъ равный по воспитанію, до вашего замужства съ сэромъ Обри я былъ гораздо выше васъ но своему общественному положенію. Я настолько богатъ, что меня нельзя заподозрить въ корыстолюбивыхъ замыслахъ. Остается, слдовательно, только разница въ нашихъ лтахъ. Но я надюсь, что сила моей любви возьметъ верхъ надъ этимъ соображеніемъ. Сильвія, я люблю васъ. Единственная надежда моей жизни сдлаться вашимъ мужемъ…

Лэди Перріамъ не выказала удивленія, какихъ бы дерзимъ ей ни показалось это предложеніе. Она сидла неподвижно, опустивъ глаза. Волненіе, замчавшееся въ ней нсколько минуть тому назадъ, улеглось и она казалась очень спокойной.

— Могу ли я надяться на какой-нибудь отвть, лэди Пэрріамъ?

— Какъ можете вы ждать скораго отвта на такой поразительный вопросъ? Дайте мн подумать и я отвчу вамъ.

— Значить, мое признаніе не очень разсердило васъ!

— Почему бы оно разсердило меня? Вы мн равный, какъ сами говорите, а если и старше меня двадцатью годами, то естественно должны считать это пустымъ возраженіемъ, такъ какъ я была замужемъ за человкомъ, который былъ тридцатью годами старше меня. Дайте мн время подумать, м-ръ Бэнъ.

— Я не стану торопить васъ съ отвтомъ, если вы позволите мн надяться.

— Я бы не отказала вамъ въ этомъ, еслибы боле врила въ вашу искренность. Вы называете себя моимъ другомъ, преданнымъ мн человкомъ, а между тмъ прізжаете сюда и докучаете мн съ этимъ бднымъ м-ромъ Перріамомъ.

— Я только повторяю сплетни, которыя вамъ слдуетъ знать, чтобы оградить себя отъ людской злобы.

— И вы въ самомъ дл мн другъ?

— Я боле, чмъ вашъ другъ, я вашъ рабъ.

— Могу я испытать вашу врность?

— Да, испытайте ее.

— Помогите мн устроить м-ра Перріама. Я начинаю думать, что вы… то-есть монкгемптонскіе сплетни правы. Его слдуетъ помстить въ домъ умалишенныхъ. Его присутствіе здсь служитъ для меня источникомъ вчной тревоги. Если состояніе его не улучшится въ непродолжительномъ времени, я пошлю за докторомъ душевныхъ болзней и велю отвезти его въ домъ умалишенныхъ.

— Когда вы ршитесь на эту мру, то можете располагать мною.

— Знаете ли вы о какой-нибудь лечебниц для душевныхъ болзней, гд бы за нимъ былъ надлежащій уходъ, или какого-нибудь доктора, который взялъ бы его на свое попеченіе?

— Почему бы не посовтоваться насчетъ этого съ м-ромъ Стимпсономъ?

— Я не довряю скромности м-ра Стимпсона. Я бы охотне посовтовалась съ постороннимъ докторомъ… съ докторомъ, не имющимъ ничего общаго съ Монкгемптономъ.

— Я знаю человка въ Лондон, который, пожалуй, будетъ вамъ полезенъ,— сказалъ м-ръ Бэнъ посл минутнаго раздумья, и поможетъ вамъ выдти изъ затрудненія.— Но я бы желалъ самъ видть м-ра Перріама, чтобы судить самому прежде, чмъ совтовать вамъ, какъ поступить. Быть можетъ, онъ только склоненъ въ эксцентричности, которая не можетъ оправдать того, что мы его запрячемъ въ сумасшедшій домъ.

— Онъ боле, чмъ эксцентриченъ, онъ повременамъ впадаетъ въ странное заблужденіе.

— Что же… воображаетъ себя папой, должно быть, или министромъ финансовъ?

— Не совсмъ такъ, но у него дикія фантазіи… довольно невинныя, но которыя доказываютъ, что онъ не въ своемъ ум. Вы увидите его черезъ нсколько дней, когда ему станетъ лучше, и ршите сами.

— Благодарю,— возразилъ управитель:— это похоже на довріе. А теперь скажите мн, лэди Перріамъ, могу ли я надяться?

— Да,— отвчала Сильвія, протягивая ему руку,— было бы слишкомъ жестоко лишать васъ надежды.

Она улыбнулась, и м-ръ Бэнъ подумалъ, что воздушный замокъ, возведенный имъ въ контор въ тотъ день, когда онъ впервые услышалъ о предполагаемомъ брак сэра Обри, начинаетъ облекаться въ боле матеріальную форму. Онъ приготовился къ негодующему отказу. Онъ смутно сознавалъ о своей власти надъ вдовой сэра Обри, но ожидалъ, что она окажетъ ему сопротивленіе. Его намеки и маскированныя угрозы были высказаны совсмъ на удачу. Сильное волненіе ея захватило его врасплохъ и онъ зашелъ дальше, чмъ предполагалъ… ршился высказать ей свою задушевную мечту.

Онъ провелъ ее въ домъ, прошелъ вмст съ ней въ дтскую, гд младенецъ-баронетъ выразилъ сильную антипатію въ м-ру Бэну, спряталъ лицо на груди у няньки, бросая по временамъ сердитые взгляды на опекуна, приставленнаго къ нему министерствомъ юстиціи.

— Мы подружимся со временемъ,— произнесъ м-ръ Бэнъ спокойно.

Онъ отобдалъ съ лэди Перріамъ въ этотъ вечеръ, по ея приглашенію, и хотя въ обращеніи его не проглядывалъ нареченный женихъ, но онъ началъ думать, что будущее обезпечено, и что мене, чмъ черезъ годъ, онъ будетъ сидть за этимъ столомъ, какъ хозяинъ.

Онъ недолго оставался посл обда, не желая надодать своимъ присутствіемъ, но прежде чмъ онъ ухалъ, лэди Перріамъ спросила у него имя того лондонскаго врача, о которомъ онъ упоминалъ.

— М-ръ Леддамъ, въ Іегеръ-Стрит, въ Блумсбери,— отвчалъ м-ръ Бэнъ.

— Онъ знаменитость?

— Вовсе нтъ. Но я не думаю, чтобы вы нуждались въ знаменитости, чтобы ухаживать за м-ромъ Перріамомъ. Вамъ нуженъ только человкъ, который бы умлъ держать языкъ за зубами. Не такъ ли?

— Я не желаю, чтобы болзненное состояніе м-ра Перріама было предметомъ людскихъ толковъ.

— Само собой разумется. Джозефъ Ледламъ какъ разъ подходящій человкъ. Его главная практика въ Блумсбери, но у него есть домъ на большой сверной линіи, недалеко отъ Гатфильда, куда онъ принимаетъ двухъ-трехъ паціентовъ: укромное зданіе, вдали отъ любопытныхъ взоровъ. Самъ онъ весьма почтенный человкъ… бдный, но умный.

— И вы уврены, что м-ру Перріаму будетъ хорошо въ его дом?

— Вполн увренъ. Вы можете помстить его къ боле знаменитому врачу, чмъ Ледламъ. Но въ боле обширномъ и извстномъ заведеніи онъ будетъ въ большей зависимости отъ сидлокъ и надзирателей, чмъ у такого человка, какъ Ледламъ, который принимаетъ ограниченное число паціентовъ и наблюдаетъ за ними самъ лично.

— Но онъ долженъ отдавать значительную часть своего времени своей блумсбёрійской практик,— подсказала леди Перріамъ.

— Не знаю, какъ онъ съ этимъ справляется, быть можетъ, у него есть помощникъ.

— Онъ вашъ другъ?

— Не то, чтобы другъ, но старый знакомый. Онъ изъ этой мстности, и мы вмст ходили въ школу. Пятнадцать лтъ тому назадъ онъ пробовалъ-было поселиться въ Монкгемптон, но конкурренція съ здшними докторами оказалась ему не по силамъ и онъ вскор отказался отъ дальнйшихъ усилій. Онъ тогда только-что женился, бдняга, и у него была чахлая на видъ жена и болзненный ребенокъ. Онъ отказался отъ Монкгемптона и переселился въ Лондонъ, чтобы тамъ попытать счастья. Я встртился съ нимъ случайно, когда здилъ въ Лондонъ, и мы вмст провели вечеръ. Я знаю, что этотъ человкъ уменъ, и думаю,— прибавилъ м-ръ Бэнъ, напирая на слова,— что это именно такого рода человкъ, какой вамъ требуется, лэди Перріамь, человкъ, который не проговориться о своемъ паціент, что бы ни случилось.

— Я не забуду вашихъ совтовъ,— проговорила Сильвія съ развязностью.

Вс слды волненія давно исчезли въ ней.

— И если бдному м-ру Перріаму станетъ хуже, чего, я надюсь, не случится, то пошлю за м-ромъ Ледламомъ.

Этотъ разговоръ зашелъ тогда, когда лошадь м-ра Бэна была уже осдлана. У него не было предлога оставаться доле и онъ распрощался съ сдержанной нжностью, слишкомъ почтительной, чтобы показаться оскорбительной, но разсчитанной на то, чтобы напомнить леди Перріамъ, что онъ просилъ ее быть его женой и ждетъ отвта.

Едва затворилась за нимъ дверь, какъ Сильвія поглядла на часы и затмъ позвонила.

‘Уже девять часовъ. Желала бы я знать, поспю ли я отправить телеграмму’, сказала она самой себ.

Она присла къ столу, гд лежали письменныя принадлежности, и написала слдующую телеграмму:

Отъ лэди Перріамъ.

Перріамъ-Плэсъ.
Близъ Монкгемптона.

Къ Жозефу Ледламу.

Іегеръ-Стрить.
Блумсбёри.

‘Прошу покорнйше немедленно пожаловать на консультацію о серьёзномъ больномъ. За платой не постоятъ… всякое промедленіе опасно’.

Звонокъ сдлалъ свое дло раньше, чмъ посланіе было готово, какъ оно ни было коротко: лакей стоялъ, дожидаясь приказаній миледи.

— Отправьте это немедленно на Монкгемптонскую станцію желзной дороги,— сказала леди Перріамъ, подавая ему запечатанный конвертъ.— Пошлите кого-нибудь изъ грумовъ на хорошей лошади.

— Слушаю, милэди.

‘Если м-ръ Ледламъ скоро отзовется на мой призывъ, то я могу потягаться съ Шадракомъ Бэномъ’, подумала Сильвія, бросаясь въ кресло, измученная досадой и тревогой. ‘Но если нтъ, если мн не удастся свалить съ плечъ эту обузу… что станется со мной? Я не вижу ни откуда помощи, не могу ждать избавленія.

‘О, Эдмондъ, Эдмондъ, такъ вотъ какова твоя любовь! Прошлой ночью ты лежалъ во прах у моихъ ногъ… сегодня покинулъ меня въ самый горькій часъ моей жизни’.

ГЛАВА LII.
Другъ душевно-скорбящихъ.

Не часто м-ру Ледламу изъ Іегеръ-Стрита доводилось читать, что ‘за платой не постоять’. Для доктора Кроу такія телеграммы, какъ телеграмма лэди Перріамъ, были не въ диковинку. Магическое имя Кроу развязывало кошельки людей, какъ будто они вс превращались въ какихъ-то Крезовъ.

Но паціенты, которыхъ лечилъ м-ръ Леддамъ, очень туго разставались съ деньгами, такъ туго, что предпочитали иногда ничего не платать ему.

Вначал м-ръ Леддамъ склоненъ былъ подозрительно отнестись къ телеграмм леди Перріамъ, подозрвая, не утка ли это. Но ему достаточно были знакомы окрестности Монкгемптона, и онъ зналъ, что тамъ дйствительно есть мсто, называемое Перріамъ-Плэсъ и отстоящее миляхъ въ шести отъ этого торговаго пункта: это обстоятельство убдило его. Онъ ршился рискнуть и разориться на второклассный билетъ въ Монкгемптонъ въ ожиданіи общанной ему щедрой плата.

‘Я могу потребовать десять фунтовъ и, вычтя изъ нихъ два на путевыя издержки, все-таки получу восемь за труды, кром будущаго гонорара. Но что, ради самого неба, побудило лэди Перріамъ послать за мною. Мн не такъ повезло въ Монкгемптон, чтобы люди гонялись за мной пятнадцать лтъ спустя посл того, какъ я повернулся спиной къ этой проклятой трущоб’.

У м-ра Ледлама была холостая квартира въ Іегеръ-Стрит, съ кушеткой, служившей вмсто постели ночью и помщавшейся въ пріемной, позади аптеки. Тамъ онъ время отъ времени квартировалъ, когда у него являлась фантазія провести ночь въ Лондон, вмсто того, чтобы возвращаться въ сельскія сни его жилища близъ Гатфидьда. Такимъ образомъ случилось, что телеграмма лэди Перріамъ застала м-ра Ледлама въ то время, какъ онъ засдалъ за скромнымъ завтракомъ изъ какао и жареной селедки, изготовленномъ самолично.

Онъ поглядлъ на часы. Да, онъ успетъ поймать поздъ, отходящій въ 9 ч. 45 м. изъ Паддингтона. Онъ прибудетъ въ Монкгемптонъ въ три часа пополудни.

Выражаясь незатйливо, согласно принятому обычаю въ этомъ околотк, м-ръ Ледламъ ‘пообчистился’… операція очень несложная: надлъ лучшую пару платья, взялъ наимене потасканную шляпу, зонтикъ — прекрасный, когда былъ свернутъ, но никуда негодный, когда его развертывали — и отправился въ путъ. Онъ рискнулъ прохаться въ кэб, заплатилъ кучеру minimum слдующей ему платы, спокойно выслушалъ его угрозы жаловаться въ суд, и достигъ платформы съ билетомъ въ рукахъ какъ разъ въ тотъ моментъ, какъ поздъ. собирался двинуться съ мста.

‘Во время захватилъ!’ пробормоталъ м-ръ Леддамъ, тяжело переводя духъ посл торопливаго бга.

Онъ услся въ уголокъ вагона, купилъ ‘Daily Telegraph‘ въ тотъ моментъ, какъ поздъ двинулся, и приготовился спокойно наслаждаться перездомъ между Лондономъ и Суиндономъ.

‘Желалъ бы я знать, не мои ли объявленія вызвали эту телеграмму’, раздумывалъ онъ, будучи не въ силахъ сосредоточиться на передовой стать популярной газеты:— такъ его занимало необъяснимое посланіе.

Онъ повернулъ на страницу объявленій, гд время отъ времени помщалъ свои краснорчивыя заявленія. Само собою разумется, что онъ билъ слишкомъ ловкій человкъ, чтобы высказать свои желанія подъ прямымъ и грубымъ объявленіемъ: ‘Требуется и пр.’ Онъ рекомендовалъ себя общественному вниманію какъ благодтеля своего рода… какъ человка, который изъ чистой сострадательности готовь облегчать людямъ бремя ихъ страданій.

‘Къ друзьямъ душевно-скорбящихъ. Строгая тайна, безопасность и домашній комфортъ. Все это можетъ доставить семья опытнаго врача, живущаго въ уединенной и сельской мстности, въ Гертфордшир. Обь условіяхъ освдомиться письменно: X, У, Іегеръ-Стритъ, почтовая контора Блумсбери’.

Еслибы телеграмма была результатомъ этого объявленія, то, ее естественно прислали бы въ почтовую контору, хотя врядъ ли бы нашелся такой чудакъ, чтобы телеграфировать въ почтовую контору.

‘Нтъ’, ршилъ м-ръ Леддамъ: ‘объявленія тутъ не при чемъ. Ясно, что кто-нибудь сказалъ обо мн лэди Перріамъ’.

Въ половин третьяго м-ръ Леддамъ катилъ въ закрытомъ экипаж вдоль длинной аллеи, которая вела къ Перріамскому замку. Онъ выбралъ закрытый экипажъ, не смотря на томительный жаръ, потому что такъ ему казалось приличне. Кэбъ и карета въ одинъ и тотъ же день. М-ръ Ледламъ вздрогнулъ, когда заглянулъ въ свой пустой кошелекъ и подумалъ о томъ, чего эта экспедиція ему уже стоила. Ну, вдругъ телеграмма окажется уткой?

Величіе длинной аллеи, обширный паркъ, домъ, похожій на дворецъ, привели Жозефа Ледлама въ трепетъ. Казалось почти невозможнымъ, чтобы обитатели этихъ палатъ послали за нимъ, когда Лондонъ полонъ знаменитыхъ докторовъ.

‘Это какая-нибудь злодйская ошибка’, говорилъ онъ самому себ: ‘и я только даромъ потратилъ деньги. Но нтъ, если они ошиблись, приславъ за мной, я заставлю ихъ заплатить за мои путевыя издержки’.

Онъ былъ уже у дверей въ эту минуту и кучеръ позвонилъ въ громогласный колоколъ.

‘Теперь или никогда’, подумалъ м-ръ Ледламъ, и принялъ ршительный видъ:— дома ли лэди Перріамъ?

— Да, сэръ.

— Пожалуйста, отнесите ей мою карточку.

— Прошу войти, сэръ: васъ ждутъ,— отвчалъ лакей, и м-ръ Ледламъ очутился на широчайшей лстниц, по какой ему когда-либо доводилось всходить въ частномъ дом, и черезъ темноватый корридоръ былъ введенъ въ комнату, свтъ и благоуханіе которой (казалось тутъ сливались вс тончайшіе ароматы дижонскихъ розъ, пармскихъ фіалокъ) почти ошеломили его.

Лэди сидла на широкомъ кресл, возл открытаго окна, защищенная отъ солнца спущенными маркизами… лэди, показавшаяся ему красиве всхъ женщинъ, какихъ онъ когда-либо видлъ.

Она привтствовала его нсколько горделивымъ кивкомъ головы, указала на отдаленный стулъ и сразу приступила къ длу.

— Я пригласила васъ, м-ръ Ледламъ, потому что мн рекомендовали васъ, какъ человка, на скромность котораго я могу положиться.

— Это совершенно справедливо, сударыня. Могу я узнать, кто рекомендовалъ меня вамъ?

— Мн пріятне умолчать объ этомъ. Будьте довольны тмъ, что мн васъ рекомендовали. Къ несчастью, у меня — въ числ близкихъ родственниковъ по мужу — есть душевно-больной. Я держала его дома, пока было возможно, но нашла, что не могу оставлять его больше у себя, не возбуждая толковъ сосдей. Поэтому мое живйшее желаніе доставить ему безопасное и комфортабельное убжище, гд бы за нимъ ухаживали и заботились о томъ, чтобы онъ былъ такъ счастливъ, какъ только это возможно въ его положеніи.

— Я могу предложить вамъ такое убжище, лэди Перріамъ,— отвчалъ м-ръ Ледламъ, старательно сдерживая нетерпливое волненіе и принимая тотъ безстрастный тонъ, который говоритъ о довольств и независимомъ ум.— У меня пріятный сельскій домъ, близъ Гатфильда, куда я принимаю ограниченное число паціентовъ, строго ограниченное, потому что, когда ихъ здоровье дозволяетъ, они проводятъ время въ кругу моего семейства, какъ близкія и родныя лица. Въ другое время, когда состояніе болзни ихъ боле острое, они, конечно, остаются въ своихъ собственныхъ покояхъ. Мой домъ не великъ, онъ не блеститъ роскошью, но комфортъ доведенъ въ немъ до совершенства и мы живемъ чисто сельской жизнью. Я старался олицетворить это въ названіи нашего убжища: ‘Бесдка’, прозвище, вызывающее пріятныя картины въ ум.

— Сколько у васъ паціентовъ въ настоящее время?— спросила лэди Перріамъ.

— Въ настоящее время только одинъ… юноша прекрасной фамиліи, но слабый разсудкомъ. Онъ для насъ все-равно что родной сынъ и ходить за дтьми точно любимая собачка.

Это было справедливо въ буквальномъ смысл: юношу, о которомъ шла рчь, заставляли возить телжку, гд возсдалъ юнйшій отпрыскъ фамиліи Ледламовъ.

— Могу я видть м-ра… нашего паціента, лэди Перріамъ,— спросилъ докторъ смло.

— Сейчасъ, онъ былъ очень безпокоенъ въ послднее время, и хотя я очень бы желала оставить его здсь, гд за нимъ ухаживаетъ отличная сидлка,— но начинаю думать, что это опасно.

— Сударыня, поврьте мн, это всегда опасно, какъ бы хороша ни была ваша сидлка, какъ бы ни были прекрасны ваши распоряженія, нельзя разсчитывать на безопасность. Только подъ надзоромъ опытныхъ глазъ врача возможна эта безопасность. Безуміе въ высшей степени вещь предательская и неврная. Бда можетъ случиться каждую минуту. Я говорю не изъ личныхъ интересовъ, поврьте, что я выше корыстолюбивыхъ разсчетовъ.

Лэди Перріамъ не удостоила вниманія похвальное слово своему безкорыстію, которымъ угостилъ ее м-ръ Ледламъ. Она зорко глядла на него своин темными, великолпными глазами, блескъ которыхъ не могла затмить забота. Онъ казался человкомъ, готовымъ на все изъ-за денегъ… голоднымъ на видъ человкомъ, съ тонкими губами, собачьими зубами, провалившимися щеками и большими срыми глазами, человкомъ, котораго судьба не баловала, одтымъ въ сильно поношенное платье, человкомъ, который будетъ покорнымъ орудіемъ, но опаснымъ союзникомъ.

‘Впрочемъ, весь вопросъ тутъ въ деньгахъ’, размышляла лэди Перріамъ: ‘если я щедро заплачу ему, онъ врядъ ли выдастъ меня… даже еслибы судьба моя находилась въ его рукахъ. Онъ можетъ оказаться нахальнымъ и требовательнымъ, но это худшій конецъ. Я окружена опасностями и должна идти на этотъ рискъ’.

— Позвольте мн освдомиться: паціентъ только родственникъ вашъ, или также и зависимый отъ васъ человкъ,— спросилъ м-ръ Ледламъ, смущаясь нсколько подъ пристальнымъ взглядомъ этихъ зоркихъ глазъ.

— И то и другое…. родственникъ по мужу, и я отчасти содержу его на свои средства. Позвольте узнать ваши условіи относительно содержанія и медицинской помощи для больного?

— Съ экипажемъ?— освдомился м-ръ Ледламъ.

— Разв вы держите экипажъ?

— Жена моя держитъ пони и фаэтонъ, который предоставляетъ въ услугамъ тхъ паціентовъ, друзья которыхъ желаютъ доставить имъ это развлеченіе. Конечно, это — экстренный расходъ и увеличиваетъ на тридцать фунтовъ плату за квартиру, столъ и медицинскую помощь.

— Я бы желала, чтобы мой деверь пользовался всми удобствами. Будьте такъ добры сказать вашъ maximum платы.

— Плата за первокласснаго паціента составляетъ двсти пятьдесятъ фунтовъ въ годъ,— отвтилъ м-ръ Ледламъ, изнывая поперемнно отъ страха и надежды.

— Если я соглашусь доврить своего деверя вашимъ попеченіямъ, то дамъ вамъ триста фунтовъ въ годъ на его содержаніе. Но помните, что я желаю, чтобы онъ пользовался всми удобствами и былъ такъ счастливъ, какъ только дозволяетъ его несчастное положеніе.

— Сударыня, вы можете положиться на мою добросовстность.

— Я отнюдь не положусь на одни слова. Я читала ужасиця вещи о частныхъ пріютахъ для душевно-скорбящихъ. Я лично освидтельствую, хорошо ли живется вашимъ паціентамъ.

— Я не боюсь ревизіи друзей моихъ паціентовъ, сударыня. Коммиссары посщаютъ насъ періодически.

М-ръ Ледламъ говорилъ съ полной увренностью. Друзья его паціентовъ неизмнно общали часто навщать этихъ страдальцевъ, и такъ же неизмнно воздерживались отъ выполненія своихъ общаній. Леди Перріамъ казалась ему не такой особой, которая бы стала безпокоиться изъ-за помшаннаго деверя.

ГЛАВА LIII.
Скрытенъ, какъ могила.

— Значитъ мы сошлись въ условіяхъ?— спросила лэди Перріамъ.

— Вполн, сударыня, отвчалъ м-ръ Леддамъ.— Ваши предложенія очень щедры.

— Слдовательно, намъ остается только условиться въ подробностяхъ. Предположимъ, что я ршусь доврить своего деверя вашимъ попеченіямъ, вдь предстоитъ еще совершить нкоторыя законныя формальности.

— Несомннно. Паціента должны освидтельствовать два доктора и выдать свидтельство въ помшательств.

— Такъ и я думала. Но я вовсе не желаю приглашать второго доктора къ себ въ домъ. Если вы ршите, что этотъ бдный м-ръ Перріамъ не въ своемъ ум, вы отвезете его въ Лондонъ подъ присмотромъ его сидлки, и второй докторъ можетъ освидтельствовать въ отел, въ которомъ вы остановитесь по прізд.

— Разумется, лэди Перріамъ, это можно устроить.

Чего нельзя было сдлать для барыни, готовившейся доставить Жозефу Ледламу триста фунтовъ въ годъ дохода? Онъ двадцать добрыхъ лтъ боролся съ нуждой и долгами, и никогда еще не пользовался такимъ большимъ доходомъ.

— Пусть будетъ такъ. Если вы по совсти ршите, что м-ръ Перріамъ сумасшедшій, вы увезете его съ собой въ Лондонъ съ ночнымъ поздомъ, отходящимъ изъ Монкгемптона въ половин десятаго. Въ это время уже бываетъ темно и вамъ можно будетъ прохать незамченными.

— Положитесь на меня, лэди Перріамъ. Съ паціентомъ не случится никакого скандала, никакой непріятности. Все будетъ сдлано тихо и пріятно, въ особенности если сидлка ловкая женщина.

— Она хорошая сидлка, но робка. Вамъ придется обращаться съ ней энергично. Она можетъ остаться у васъ недлю или дв, пока вашъ паціентъ не привыкнетъ къ своему новому дому. Она даже и совсмъ можетъ остаться у васъ, еслибы это понадобилось.

— Я не боюсь этого,— поспшно отвчалъ м-ръ Ледламъ.— Успокоительное и умиротворяющее вліяніе семейнаго кружка, подкрпляемое медицинскими пособіями, будетъ, надюсь, вполн благотворно. Я не общаю выздоровленія… опытъ заставляетъ меня думать, что большинство случаевъ умственнаго разстройства неизлечимо. Мозгъ, разъ тронутый, рдко приходитъ въ нормальное состояніе,— продолжалъ м-ръ Ледламъ торжественно, имя въ виду упрочить за собой доходъ въ триста фунтовъ.

— Я не ожидаю выздоровленія въ настоящемъ случа,— замтила лэди Перріамъ.— У больного есть опредленная и упорная ide fixe, которую, боюсь, не искоренитъ никакое леченіе. Во всякомъ случа вы увидите своего паціента и сами убдитесь въ его состояніи.

Она позвонила, и черезъ пять минуть на звонъ явилась миссисъ Картеръ. Ей надо было придти изъ покоевъ Мордреда, расположенныхъ на противоположномъ конц дома.

Блдное, серьёзное лицо сидлки выражало мучительную тревогу, когда она перевела глаза съ лэди Перріамъ на незнакомца. Но физіономія ея не выражала удивленія. Очевидно, что она приготовилась къ этому свиданію.

— Каковъ вашъ паціентъ сегодня?— спросила лэди Перріамъ.

— Почти таковъ же, какъ и всегда, милэди.

— Фантазируетъ, по обыкновенію, полагаю. Этотъ джентльменъ пріхалъ поглядть на него. Проведите его въ комнату м-ра Перріама.

— Угодно вамъ идти съ нами, сударыня? освдомился м-ръ Ледламъ.

— Нтъ. Я желаю, чтобы вы составили себ совсмъ безпристрастное сужденіе,— возразила Сильвія.— Мое присутствіе можетъ взволновать моего бднаго деверя. Онъ привыкъ къ миссисъ Картеръ, и въ ея присутствіи вы увидите его въ наилучшемъ свт.

М-ръ Ледламъ поклонился и вышелъ за сидлкой изъ комнаты, прошелъ вдоль корридора на другой конецъ дома и вошелъ въ большую плохо-меблированную гостиную, уставленную сверху до низу книгами въ грязныхъ переплетахъ, гд послдній изъ двухъ братьевъ проводилъ свои безрадостные дни.

Онъ казался очень дряхлымъ человкомъ, сидя у потухшаго камина, полу-схороненный въ просторномъ кресл, его худая фигура облечена была въ халатъ изъ полинялаго индійскаго кашемира, голова опущена на грудь, руки безсильно висли по бокамъ. Онъ казался воплощеніемъ идіотизма или отчаянія.

Лоди Перріамъ безпокойно ходила по комнат во время отсутствія доктора, останавливаясь по временамъ передъ каминомъ, чтобы взглянуть на часы, иногда же передъ открытымъ окномъ, но взоръ ея, устремленный въ даль, не видлъ красоты лтняго ландшафта. Она глядла на аллею тревожнымъ взглядомъ, трепеща, какъ бы не показался между двумя рядами деревьевъ щегольской кабріолетъ м-ра Бэна. Онъ былъ въ Плэс всего вчера и ему не было резона прізжать сегодня, кром того, что такой пріздъ былъ бы роковымъ событіемъ.

Отсутствіе м-ра Ледлама продолжалось, повидимому, доле, чмъ нужно. Она безпрестанно поглядывала на дверь, съ нетерпніемъ ожидая его возвращенія.

‘Теперь ршается моя судьба’, подумала она. ‘Если все обойдется благополучно, будущее мое обезпе’чено’.

М-ръ Ледламъ вернулся и подошелъ въ ней съ серьёзнымъ и сострадательнымъ лицомъ.

— Увы! сударыня, ваши опасенія слишкомъ основательны,— началъ онъ:— это разстройство неизлечимое. Вашъ несчастный деверь не можетъ быть оставленъ безъ медицинскаго присмотра. У него укоренившееся заблужденіе… странная фантазія, которая любопытна въ своемъ род и крайне интересна съ научной точки зрнія…

— Не вдавайтесь въ подробности,— перебила леди Перріамъ, предметъ слишкомъ тягостенъ.— Признаёте ли вы, что мой деверь не въ своемъ ум?

— Признаю, и безъ малйшаго колебанія.

— И вы полагаете, что и всякій другой докторъ придетъ къ тому же заключенію?

— Безъ всякаго сомннія.

— Въ такомъ случа, чмъ скоре его увезутъ отсюда, тмъ лучше. Я велла миссисъ Картеръ приготовить все, что нужно для немедленнаго отъзда, въ случа если вы ршите такъ, какъ вы ршили. Моя карета отвезетъ васъ, вашего паціента и сидлку на станцію желзной дорога. А теперь, м-ръ Ледламъ, остается ршить еще одинъ вопросъ. Могу ли я разсчитывать на вашу скромность… на то, что вы сохраните въ тайн печальное состояніе ума м-ра Перріама… и пунктъ его помшательства отъ всхъ ршительно, кром тхъ лицъ, которыя ухаживаютъ за нимъ?

— Да, лэди Перріамъ, положитесь на меня.

— Помните, что если вы нарушите данное мн слово, хотя бы въ бездлиц, я немедленно возьму отъ васъ паціента.

— Я не боюсь такого исхода,— отвчалъ м-ръ Ледламъ твердо.

Неужели же онъ рискнетъ потерять триста фунтовъ ежегоднаго дохода черезъ глупую болтовню?

‘Я скоре отржу языкъ у миссисъ Ледламъ, чмъ рискну потерять такого паціента’, сказалъ онъ самому себ.

— И вы удете въ Лондонъ, не видясь ни съ кмъ изъ вашихъ знакомыхъ въ Монкгемптон, вы будете избгать и на будущее время всякихъ сношеній съ здшнимъ околоткомъ, настаивала лэди Перріамъ?

— Разумется, сударыня. Я не вожу знакомства съ монкгемптонскими обывателями, въ этой мстности мн не посчастливилось, и хотя я здшній уроженецъ, но не люблю ее. Я иногда встрчался съ м-ромъ Бэномъ, стряпчимъ, въ Лондон и провелъ съ нимъ однажды пріятный вечеръ, но онъ единственный житель Монкгемптона, съ которымъ я знакомъ.

— Лучше избгать м-ра Бена на будущее время. Онъ мой агентъ и онъ рекомендовалъ васъ мн. Я скажу ему, что м-ръ Перріамъ порученъ вашимъ заботамъ, но я ршительно запрещаю вамъ показывать ему вашего паціента, въ случа, еслибы онъ пріхалъ къ вамъ съ этой цлью. Покойный мужъ предоставилъ ему слишкомъ много власти и онъ слишкомъ любить вмшиваться въ мои дла. Если вы съ нимъ когда-нибудь встртитесь, то будьте съ нимъ какъ можно сдержанне.

— Сударыня, я буду нмъ. И употреблю вс усилія, чтобы избжать Шадрака Бэна.

Лэди Перріамъ позвонила и приказала подать какъ можно скоре обдать м-ру Ледламу. Ей хотлось поскоре выпроводить его. Но теперь не было еще пяти часовъ и она не могла отправить его съ паціентомъ на станцію раньше семи. Поздъ отходилъ въ половин девятаго и приходилъ въ Лондонъ въ часъ утра.

Карету велно было подать въ семь, чтобы отвезти м-ра Перріама съ его сидлкой на станцію.

— Ему необходимо перемнить воздухъ и обстановку,— сообщила лэди Перріамъ буфетчику, отдавая ему это приказаніе:— онъ будетъ находиться подъ надзоромъ врача.

— Бдный старый джентльменъ, кажется, очень въ немъ нуждается,— замтилъ буфетчикъ, который мало видлъ Мордреда со времени смерти баронета, но получилъ печальное понятіе о его состояніи изъ разговоровъ служанокъ, которыя въ свою очередь заимствовали свои свднія отъ миссисъ Картеръ.

Въ семь часовъ м-ра Перріама свели внизъ и онъ представлялъ странную фигуру въ своемъ плохо сшитомъ, поношенномъ плать, слишкомъ широкомъ для его тощей особы,— эксцентрическую фигуру, увнчанную широкополой блой войлочной шляпой, почти скрывавшей его лицо. Его вели или, лучше сказать, тащили докторъ и сидлка, и онъ, повидимому, былъ такъ слабь, что съ трудомъ спустился съ лстницы и дошелъ до кареты даже съ этой двойной поддержкой. Сильвія наблюдала за его отъздомъ изъ открытой галлереи, наблюдала съ сильно-бьющимся сердцемъ. Карета покатилась по песку, тяжелая дверь захлопнулась съ громкимъ стономъ. Онъ ухалъ.

‘Благополучно ли обойдется все на станціи’? думала она. ‘Еслибы они только добрались до Лондона, то я чувствовала бы себя безопасной’.

Она велла миссисъ Картеръ телеграфировать ей какъ можно раньше на другое утро. Пока она не получитъ этой телеграммы, то ничего не будетъ знать.

Она мало спала въ эту ночь. Она не могла отвлечь свои мысли отъ путешественниковъ, и невольно придумывала различныя комбинаціи для предотвращенія возможныхъ затрудненій, могущихъ разстроить ея планы. Невыразимымъ облегченіемъ было знать, что покои Мордреда опустли, однако, пока все не кончено, пока паціентъ м-ра Ледлама не водворенъ въ его дом, гд ему предстоитъ быть сокрытымъ отъ глазъ цлаго міра, Сильвія не могла быть спокойна. Сонъ ея былъ кратокъ въ эту ночь, а сны исполнены страшныхъ видній. Смерть и безуміе поочередно фигурировали въ этихъ смутныхъ видніяхъ.

Телеграмма пришла въ то время, какъ лэди Перріамъ сидла за непочатымъ завтракомъ. Она принесла успокоеніе для ея души.

Отъ миссисъ Картеръ.

Изъ Паддингтона.

Къ лэди Перріамъ.

Въ Перріамъ-Плэсъ,
близъ Монкгемптона.

‘Прибыли въ Лондонъ благополучно. Остановились въ гостинниц Джонса, въ Паддингтон. Затрудненій во время дороги никакихъ не повстрчалось’.

Вотъ и все, но этого было достаточно, чтобы успокоить тревогу лэди Перріамъ. Слдующая телеграмма должна была идти отъ м-ра Ледлама и извстить ее о результат свиданія его паціента со вторымъ докторомъ, мнніе котораго должно было ршить вопросъ о сумасшествіи м-ра Перріама.

Второй заботой Сильвіи было ожидаемое письмо отъ Эдмонда Стендена. Если онъ написалъ въ ней тотчасъ по отъзд, то она должна получить письмо сегодня посл полудня. Тмъ временемъ она находилась въ недоумніи насчетъ его намреній. Неужели онъ намревался бросить ее, посл того какъ уврялъ, что любитъ ее одну? Неужели онъ былъ такимъ безумнымъ, что отказывался отъ любви, богатства, счастія? Или же его отъздъ имлъ цлію только смягчить ударъ, наносимый Эсири Рочдель, и облегчить для нихъ обоихъ разрывъ?

Въ этомъ свт объясняла себ его поведеніе Сильвія, и съ крайнимъ нетерпніемъ ждала письма, долженствовавшаго оправдать ея надежды.

Телеграмма отъ м-ра Ледлама пришла въ три часа пополудни.

‘Д-ръ Дервишъ изъ Блюнденъ-Сквера видлъ паціента и подтвердилъ мое мнніе касательно его умственнаго разстройства. Свидтельство и вс формальности окончены. Паціентъ сопровождаетъ меня въ ‘Бесдку’ сегодня посл полудня вмст съ миссисъ Картеръ’.

Вотъ и все. Какъ легко устроилось дло.

Оставалось ждать еще цлый часъ прибытія почты, которая приходила въ Перріамъ въ четыре часа, цлый длинный часъ, въ теченіи котораго сердцу приходилось изнемогать отъ страха и надежды. При этомъ Сильвія опасалась, какъ бы м-ръ Бэнъ не пріхалъ прежде, чмъ она получитъ это письмо. Нельзя было разсчитывать на то, чтобы онъ на долгое время оставилъ ее въ поко. Онъ вдь съ нетерпніемъ сталъ добиваться отвта на свое перевое предложеніе.

Она думала объ его сватовств съ горечью и презрніемъ, но не безъ страха. Въ обращеніи его сказывалась тайная власть надъ ней, о которой она не могла думать безъ трепета. Никогда не позабыть ей той пытки, какую она пережила на террас.

‘Разв онъ посмлъ бы сдлать мн такое предложеніе, еслибы не считалъ, что иметъ власть надо мной?’ спрашивала она себя въ раздумьи. ‘Но, съ другой стороны, что можетъ онъ знать или даже подозрвать? А теперь, если м-ръ Ледламъ будетъ вренъ мн, то все спасено. Могила не могла бы быть лучшимъ тайникомъ для того, что я желаю скрыть’.

ГЛАВА LIV.
Властительная страсть.

Утро проходило, и къ величайшему облегченію Сильвіи м-ръ Бэнъ не являлся за отвтомъ. Четырехъ-часовая почта принесла ожидаемое письмо отъ Эдмонда изъ Антверпена. То было длинное письмо, и когда Сильвія взглянула на него, то въ первую минуту строчки запрыгали у нея передъ глазами.

‘Гостинница Питеръ-Поль, въ Антверпен.

Дорогая лэди Перріамъ!

Когда я изъявилъ согласіе придти на роковое свиданіе прошлаго вечера, то сдлалъ это въ твердой увренности, что закаленъ отъ обольщенія, нкогда всесильно владвшаго мною. Я шелъ на свиданіе съ вами, разсчитывая быть вашимъ другомъ или вашимъ совтникомъ, въ случа, еслибы вамъ понадобились моя дружба или совты, но ршилъ, что не люблю васъ. На этомъ пункт я считалъ себя твердымъ, какъ скала. Вы оскорбили меня такъ, какъ только можетъ оскорбить женщина человка, который ее любитъ. Вы испортили лучшіе годы моей жизни. Я могъ простить вамъ все, что я выстрадалъ… могъ вырвать изъ памяти воспоминаніе объ этихъ годахъ, но считалъ бы себя истинно-презрннымъ человкомъ, еслибы снова, преклонился передъ той женщиной, которая растоптала меня… еслибы я вновь отдалъ свою любовь на поруганіе.

‘Такъ думалъ и врилъ я, когда смло ршился перенести обаяніе вашего присутствія, роковое очарованіе вашего голоса. Вы знаете, какимъ ничтожнымъ и слабымъ оказался я въ минуту испытанія. Я не зналъ самого себя, когда шелъ на свиданіе на перріамское кладбище. Я только теперь хорошо узналъ себя и знаю, что я вашъ рабъ на-вки.

‘А теперь, Сильвія, ршите мою судьбу. Я отдаю ее въ ваши руки. Я презрнный, обезчещенный негодяй, нарушившій слово, данное лучшей и чистйшей изъ женщинъ… женщин, знать которую, значитъ — уважать, любовь въ которой идетъ рука объ руку съ уваженіемъ. Я спасся бгствомъ изъ тхъ мстъ, которыя были свидтелями моего погора, не смя вынести протщательнаго взора, умющаго читать въ глубин моей души, тмъ мене выслушать прощеніе, которое, знаю, мн изрекли бы, еслибы даже мое безуміе и вроломство разбили это врное сердце. Я спасся бгствомъ, предоставляя Эсири Рочдель презирать меня, какъ презрннйшаго изъ людей.

‘Ршайте, Сильвія. Отъ васъ жду я своего приговора. Быть ли мн вашимъ мужемъ, счастливымъ обладателемъ той, одно присутствіе которой какъ бы волшебствомъ лишаетъ меня самообладанія и заставляетъ забывать весь міръ и помнить лишь о чудномъ блеск этихъ дивныхъ глазъ, о тепломъ пожатіи этой маленькой нжной ручки? Быть ли мн вашимъ мужемъ, презираемымъ міромъ за то, что женился на двушк, измнившей ему, и даже воспользовался измной, сдлавшей ее богатой женщиной… презираемымъ, какъ искатель богатыхъ невстъ, но счастливымъ вашей любовью? Что ждетъ меня въ жизни? Это предстоитъ ршить вамъ, Сильвія. Помните, что если вы выйдете за меня замужъ, то выйдете за нищаго или за человка, который въ крайнемъ случа можетъ заработать въ годъ четыреста, пятьсотъ фунтовъ. Съ вашей красотой, молодостью и богатствомъ вы можете составить боле блестящую партію. Вы можете выдти замужъ за человка, стоящаго гораздо выше по своему общественному положенію, чмъ сэръ Обри Перріамъ, пэрская корона можетъ оснять вашу прелестную головку. Подумайте объ этомъ, Сильвія. Вы уже разъ обманули меня, ради простого человколюбія не обманите снова. Если вы любите меня настолько, чтобы пожертвовать своимъ честолюбіемъ и перенести людскіе удары… потому что такой бракъ навлечетъ на васъ осужденіе свта… то я у вашихъ ногъ и не желаю высшаго счастія, какъ быть вашимъ мужемъ. Но хорошенько уврьтесь въ самой себ, прежде чмъ отвчать на это письмо. И если слово будетъ произнесено, то пускай оно будетъ такимъ твердымъ, чтобы устоять, хотя бы небо и земля соединились противъ насъ.

Вашъ на всю жизнь,
Эдмондъ Стенденъ’.

Сильвія покрыла это письмо страстными поцлуями, поцлуями, смшанными со слезами.

‘Если я люблю его!’ повторяла она: ‘если я люблю его! Боже мой! еслибы онъ зналъ, на что я ршилась, чтобы назвать его снова моимъ, то не говорилъ бы никакихъ если! Мой Эдмондъ, мой милый, мой, мой, наконецъ! Что значить все, что я выстрадала, сравнительно съ тмъ счастіемъ, какое я испытываю въ настоящую минуту! Мой Эдмондъ! Онъ бденъ, но я богата. Я могу дать ему счастіе, богатство, величіе. Кто осмлится презирать его или меня? Теперь-то, теперь, наконецъ, узнаю я, что значитъ счастіе. Теперь-то узнаю я цну богатству’.

Она читала и перечитывала письмо. Въ настоящую минуту письмо олицетворяло собой Эдмонда. Она цловала безжизненную бумагу… она насквозь омочила ее слезами.

Письмо не совсмъ погладило ее по головк. Одно мсто крпко задвало ее… то мсто, гд Эдмондъ превозносилъ благородную натуру Эсири Рочдель… читать это было горько.

‘Онъ считаетъ ее гораздо выше меня… во всемъ письм нтъ ни одного слова, которое бы говорило объ уваженіи… о довріи ко мн…’, разсуждала она, размышляя о похвалахъ Эсири.

‘Но онъ больше меня любить, онъ пытался полюбить ее, но напрасно. Онъ любитъ меня, помимо собственной воли. Это самая цнная любовь въ мір… настоящая властительная страсть’.

Лэди Перріамъ позвонила.

— Уложите пару чемодановъ со всмъ необходимымъ для четырехнедльваго отсутствія,— сказала она явившейся на звонъ горничной, и приготовьтесь хать со мной съ девятичасовымъ поздомъ.— Я ду разсяться.

Горничная съ изумленіемъ выслушала это приказаніе, но лэди Перріамъ не была сообщительной госпожой и отдавала свои приказанія съ холодной повелительностью, устранявшей возможность какихъ-нибудь вопросовъ.

— Постойте, Селина,— остановила она горничную, собиравшуюся удалиться.

Она молча размышляла съ минуту или дв, глядя въ полъ съ нахмуреннымъ лбомъ.

— Позовите во мн Трингфольдъ,— проговорила она.

Она пришла къ заключенію, что благоразумне будетъ взять ребенка съ собой… хотя бы даже нянька, ребенокъ и горничная были до нкоторой степени помхой въ предстоящемъ путешествіи. М-ръ Бэнъ, оскорбленный, проведенный за носъ, попытается, конечно, отомстить, и оставить ребенка въ его власти, значило бы оставить его въ берлог льва. Ребенокъ былъ ея якоремъ спасенія, онъ давалъ ей домъ, доходъ, положеніе въ свт. У ней были весьма смутныя понятія о власти надъ ней министерства юстиціи, но она считала возможнымъ, что м-ръ Бэнъ, завладвъ ребенкомъ и съ помощью министерства юстиціи, выживетъ ее изъ Перріамъ-Плэса, разлучитъ съ сыномъ и лишитъ щедраго дохода, отпускаемаго ей министерствомъ.

Она хала прямо въ Антверпенъ и надялась вернуться въ Перріамъ женой Эдмонда Стендена.

Со времени кончины сэра Обри прошло немного боле шести мсяцевъ. Сильвія знала, что выдти скоро замужъ посл его смерти, значило навлечь на себя презрніе свта, но она шла на это. Она готова была перенести порицанія, насмшки, даже скоре, чмъ дать Эдмонду время перемнить мысли, раскаяться и вернуться въ Эсири Рочдель.

Миссисъ Трингфольдъ явилась на зовъ, и не будучи столь хорошо вышколена, какъ горничная мидэди, не преминула выразить неудержимое удивленіе насчетъ такого внезапнаго отъзда. Разв она успетъ приготовить платьица Сентъ-Джона въ такое короткое время? Ихъ набралось съ дюжину въ прачешной и ихъ нужно еще накрахмалить и выгладить, а на это потребуется два дня.

— Онъ можетъ хать безъ нихъ, если нужно,— отвчала Сильвія ршительно.

Она не намревалась терпть сопротивленія отъ прислуги.

— Мы можемъ накупить ему новыхъ въ Лондон. Докторъ, прізжавшій сюда вчера, сказалъ мн, что для моего здоровья необходима перемна климата и обстановки, и чмъ скоре я уду, тмъ лучше.

— Еслибы вы только сказали мн объ этомъ вчера вечеромъ, милэди.

— Я была слишкомъ взволнована отъздомъ бднаго м-ра Перріама, чтобы думать о самой себ. Я только теперь собралась съ духомъ и не желаю терять времени. Мн нужна перемна воздуха.

— Вамъ давно уже какъ будто не по себ, милэди. Но это вполн естественно посл вашей тяжкой потери.

— Разумется. Слушайте, миссисъ Трингфольдъ: не тратьте времени на разговоры. Если вы не успете снарядить baby, то Селина подетъ съ нимъ. Я ршила не пропускать девяти-часового позда.

— Отпустить его безъ себя! Это милое, драгоцнное дитя, которое дороже мн своихъ собственныхъ, даромъ, что я выростила ихъ пятерыхъ, сильныхъ и здоровыхъ, какъ извстно вашей милости. Я не оставлю его ни за что на свт. Поспть будетъ очень мудрено, но ужъ я какъ-нибудь постараюсь, хотя бы мн пришлось съ ногъ сбиться.

— Нтъ никакой необходимости съ ногъ сбиваться,— отвчала лэди Перріамъ спокойно, хотя нетерпніе грызло ее.— Вамъ есть кому помочь. Домъ биткомъ набитъ прислугой, которая ничего не длаетъ.

— Сундуки будутъ уложены, милэди, и я захвачу платьица накрахмаленными, а выглажу ихъ уже сама, когда мы прідемъ на мсто.

— Будьте готовы въ девяти часамъ. Я васъ не стану дожидаться.

Сильвіи предстояло еще одно дло до отъзда. Ей надо было написать письмо м-ру Бэну… письмо, въ которомъ ей слдовало по возможности смягчить разочарованіе, предстоявшее ему, и попытаться умиротворить человка, который могъ сдлать такъ много для нея и какъ врагъ, и какъ другъ.

Сочиненіе этого письма было труднйшимъ дломъ, какое когда-либо доводилось выполнять Сильвіи Перріамъ, и заняло довольно времени. Посл трехъ или четырехъ неудачныхъ пробъ, она написала слдующее:

‘Любезный м-ръ Бэнъ,

Я много и серьёзно размышляла о предложеніи, которое я имла честь выслушать отъ васъ третьяго дня, и размышленія привели меня въ убжденію, что мн слдуетъ отвтить отказомъ на ваше лестное предложеніе.

Я уважаю силу вашего характера, преклоняюсь передъ вашимъ умньемъ длать дла и той умственной энергіей, которая, я не сомнваюсь, сдлаетъ васъ великимъ и славнымъ на всякой избранной вами дорог: но я не могу отвчать вамъ той любовью, какой вы желаете, и докажу мою вру въ ваше великодушіе и мое довріе къ вашей чести, объяснивъ, почему я этого не могу.

Вамъ, конечно, извстно, что до замужства съ сэромъ Обри я была помолвлена за м-ра Стендена. Эта свадьба разошлась по приказанію моего отца, который, рискуя разбить мое сердце, запрещалъ мн изъ гордости выходить замужъ за человка, мать котораго была противъ нашего брака. Я покорилась желаніямъ отца и вышла замужъ за сэра Обри, доброта котораго внушала мн глубокую благодарность, котораго я уважала и почитала, но къ которому не могла питать любви, которую уже отдала Эдмонду Стендену. Сэръ Обри былъ слишкомъ великодушенъ, чтобы требовать отъ меня такой любви. Онъ сознавалъ разницу нашихъ лтъ и довольствовался моимъ уваженіемъ и покорностью. Старая любовь была похоронена, но не умерла. Никогда мысль объ Эдмонд Стенден не вставала между мной и моимъ долгомъ къ мужу. Но теперь, когда я снова свободна, память о немъ проснулась въ душ, и я чувствую, что все еще люблю его. Съ такимъ сознаніемъ я поступила бы крайне неблагородно относительно васъ, еслибы поощряла ваши надежды. Будьте уврены въ моемъ уваженіи, моемъ довріи, останьтесь моимъ другомъ, моимъ совтникомъ, сохраните всю власть надъ Перріамомъ, какою вы до сихъ поръ пользовались, будьте руководителемъ юности моего сына, хранителемъ и управителемъ его богатства, и будьте уврены, что при всхъ обстоятельствахъ благодарность моя къ вамъ и уваженіе останутся неизмнными.

Навки преданная вамъ,
Сильвія Перріамъ.

P. S. Я нашла необходимымъ нсколько внезапно принять ршительныя мры относительно м-ра Перріама. Я послдовала вашему совту и поручила его надзору вашего друга’.

Сильвія старательно перечла письмо, прежде чмъ запечатать его. Оно казалось ей образцомъ искренности. Если что-нибудь могло успокоить ярость м-ра Бэна, смягчить боль разочарованнаго честолюбія, такъ это письмо. Она велла отдать его ему посл ея отъзда. Она все еще дрожала при мысли, что Шадракъ Бэнъ могъ явиться прежде, чмъ она успетъ ухать.

Ей еще оставалось уложиться… захватить съ собой деньги, бумаги и свои драгоцнности. Она ни слова не упоминала о своемъ отъзд изъ Перріамъ-Плеса въ письм къ м-ру Бэну. Онъ успетъ узнать объ этомъ отъзд, когда прідетъ въ Перріамъ и не найдетъ ея тамъ.

Наконецъ, наступилъ девятый часъ, часъ, столь же нетерпливо ожидаемый, какъ и наканун. Лэди Перріамъ, нянька и ребенокъ сли въ карату, кабріолетъ былъ нагруженъ чемоданами и дорожными мшками. Селина услась возл кучера, быстрыя колеса покатились по алле, и Сильвія пустилась въ путь въ Антверпенъ.

Путешественники остановились на ночь въ колоссальномъ отел въ Паддингтон, гд лэди Перріамъ забылась сномъ въ одной изъ самыхъ дорогихъ спаленъ гостинницы, отдланной полированнымъ орхомъ и зеленымъ дамй.

Завтра она должна была отплыть на пароход, который отходилъ въ двнадцать часовъ дня. Лэди Перріамъ, которую сонъ посщалъ лишь урывками, встала рано. Она позавтракала съ своимъ мальчикомъ и нянькой и была необыкновенно любезна съ миссисъ Трингфольдъ, которую сочла необходимымъ привлечь на свою сторону.

— Я еще не слыхала отъ васъ, куда мы демъ, милэди,— спросила миссисъ Трингфольдъ, ободренная этой снисходительностью,— а между тмъ тяжело хать, не зная, куда прідешь.

— Разв я не сказала вамъ, Трингфольдъ?— вскричала Сильвія съ невинно-удивленнымъ взоромъ:— какъ странно, что я забыла объ этомъ. Мы демъ въ Антверпенъ, отправляясь путешествовать по Рейну.

Миссисъ Трингфольдъ, повидимому, немного узнала изъ этого отвта.

— Антверпенъ,— повторила она:— быть можетъ, это гд-нибудь въ Шотландіи, милэди, я знаю, что у аристократіи страсть путешествовать по Шотландіи.

Лэди Перріамъ объяснила, что Антверпенъ не находится въ сверной Британіи. Миссисъ Трингфольдъ была благодарна за объясненіе, но выразила нкоторый ужасъ при мысли, что она очутится среди скучныхъ, грязныхъ французовъ.

Лэди Перріамъ съ толкомъ воспользовалась промежуткомъ между завтракомъ и половиной десятаго, когда была заказана карета, чтобы отвезти путешественниковъ на пароходную пристань. Она отправилась на центральную телеграфную станцію и отправила слдующую телеграмму Эдмонду Стендену, въ гостинницу Питеръ-Поль въ Антверпен.

‘Да, тысячу разъ да. Я на пути въ Антверпенъ и лично отвчу на вс вопросы’.

Сдлавъ это, лэди Перріамъ прохала на Іегеръ-Стрить въ Блумсбёри, гд ей посчастливилось захватить м-ра Ледлана, какъ разъ въ ту минуту, какъ онъ вернулся изъ своего сельскаго убжища, откуда ранній поздъ доставилъ его въ городъ.

Этотъ джентльменъ немало удивился при вид своей патронессы.

— Вы собираетесь оказать намъ честь посщеніемъ ‘Бесдки’, лэди Перріамъ?— спросилъ онъ нсколько тревожно.

— Нтъ еще, м-ръ Ледламъ. Я ду на континентъ нсколько отдохнуть и разсяться. По возвращеніи я съзжу повидаться съ вашимъ паціентомъ, и надюсь найти его въ такомъ положеніи, какое принесетъ честь вашимъ попеченіямъ. Я подумала, что такъ какъ нахожусь въ Лондон, то лучше мн захать сюда къ вамъ и узнать изъ вашихъ устъ: все ли обстоитъ благополучно?

— Какъ нельзя лучше,— отвчалъ м-ръ Ледламъ сладкимъ голосомъ…— Нашъ бдный паціентъ бываетъ по временамъ сердитъ и капризенъ, но все же мы отлично ладимъ съ нимъ. Миссисъ Картеръ, сидлка, очень полезна и уметъ укрощать его. Онъ забралъ себ дикую фантазію относительно ея, и иногда…

— Любезный м-ръ Ледламъ, я просила васъ не терзать меня подробностями. Итакъ, вы нашли миссисъ Картеръ полезною для себя. Мн приходитъ въ голову, что такъ какъ паціентъ любить ее, то пускай она ухаживаетъ за нимъ еще нкоторое время.

Лицо м-ра Ледлама выразило нкоторое смущеніе при этомъ предложеніи.

— Я, конечно, назначу вамъ сумму на ея содержаніе… скажемъ, хоть пятьдесятъ фунтовъ въ годъ.

Лицо м-ра Ледлама видимо просвтлло, затмъ стало задумчиво… затмъ окончательно просвтлло.

— Это можно устроить, лэди Перріамъ, если вы этого желаете. Немного противъ моихъ правилъ принимать прежнихъ сидлокъ моихъ паціентовъ. Я предпочитаю самъ выбирать сидлокъ. Но въ этомъ случа я сдлаю исключеніе. Миссисъ Картеръ останется съ нами… она будетъ раздлять спокойное уединеніе нашего тихаго убжища.

— Я подумала, что вамъ будетъ пріятно, м-ръ Ледламъ, получить часть денегъ впередъ.

— Это очень внимательно съ вашей стороны, лэди Перріамъ. Не скрою, что небольшая ссуда будетъ мн пріятна.

Сильвія дала ему сто фунтовъ въ билетахъ, заране приготовленныхъ съ этою цлью, и получила отъ него росписку съ чисто дловымъ видомъ.

Два часа спустя она стояла на палуб антверпенскаго парохода, глядя, какъ медленно скрывались берега Эссекса и мечтая о счастливомъ будущемъ.

Мысль о сумасшедшемъ человк, оставленномъ ею въ его новомъ убжищ… тюрьм въ сущности… сожалніе о матери, осужденной раздлять его мрачное жилище, не осняли, подобно мрачному и зловщему облаку, солнечныя мечты Сильвіи Перріамъ. Она была изъ тхъ женщинъ, которыя живутъ только для себя… опасенія, надежды, желанія которыхъ вертятся вокругъ своего собственнаго я.

Она спшила навстрчу своему милому и была счастлива.

ГЛАВА LV.
М-ръ Бэнъ одураченъ.

М-ръ Бэнъ слъ на свою лошадь, Пеппера, стройную, широкогрудую лошадь, которую онъ держалъ для верховой зды, и весело выхалъ изъ Монкгемптона… то-есть настолько весело, насколько это возможно для молодого вдовца, на котораго обращены взоры его согражданъ… ровно черезъ часъ посл того, какъ лэди Перріамъ отплыла на пароход въ Антверпенъ.

Было ясное августовское утро и свжій втерокъ колыхалъ втвями молодыхъ деревьевъ, посаженныхъ передъ садиками миленькихъ виллъ, которыя въ послднее время выросли, точно гирлянда изъ кирпичей и известки, вдоль Монкгемптонской дороги… пріятное доказательство развивающагося благосостоянія ‘нашихъ разростающихся городовъ’, какъ называли ихъ монкгемптонцы въ мстной газет. М-ръ Бэнъ, довольный своимъ массивнымъ, краснымъ кирпичнымъ домомъ, въ которомъ до него жили его отецъ и ддъ, съ презрніемъ поглядывалъ на эти игрушечныя виллы… немного солидне тхъ швейцарскихъ коттеджей, которые продаются въ игрушечныхъ магазинахъ. Обитатели этихъ вновь выстроенныхъ жилищъ принадлежали къ людямъ недавно занявшимся торговлею, выскочкамъ, молодымъ парочкамъ съ малыми дтьми и юными служанками… словомъ, все народъ несолидный и не имвшій за собою давнишней и прочно-установившейся фирмы.

Весело халъ м-ръ Бэнъ мимо картонныхъ виллъ, еще веселе тамъ, гд дорога получила окончательно сельскій характеръ, и гд порхали одни только птицы да бабочки, или же паслись жирныя, лнивыя коровы, или же вялыя, старыя клячи поглядывали въ ворота изгородей, и только он были свидтелями блеска его главъ и полу-сдерживаемой улыбки на губахъ.

Онъ халъ за отвтомъ къ лэди Перріамъ и говорилъ самому себ, что отвтъ будетъ благопріятный. Онъ обсудилъ вопросъ со всхъ сторонъ и ршилъ, что она не посметъ отказать ему, хотя предложеніе его для нея неожиданно и даже по всей вроятности непріятно.

Допустимъ, что сердце ея принадлежитъ ея первому жениху, Эдмонду Стендену. Она побдить эту фантазію, какъ уже побдила ее однажды, когда вышла замужъ за сэра Обри Перріама. Допустимъ, что сердце ея никогда не будетъ принадлежать м-ру Бэну, точно такъ, какъ не принадлежало и сэру Обри. Шадракъ Бэнъ обойдется безъ ея сердца.

‘Я никогда особенно не гонялся за сердцами’, говорилъ управляющій самому себ, ‘но желаю обладать этими землями, землями, которыя тщательно обработывались отцомъ и мною… землями, выгодно пріобртенными и столь заботливо улучшаемыми, что он приносятъ четыре съ половиной процента. Я хочу быть господиномъ тамъ, гд былъ слугой. Хочу покончить съ конторой и передать ее сыну и главному клерку и умыть руки въ Монкгемптонскихъ кляузахъ. Я желаю жить на собственной земл, желаю, чтобы за обдомъ моимъ сидла хорошенькая жена, желаю охотиться съ собаками три раза въ недлю, и желаю, чтобы меня звали сквайромъ, а не стряпчимъ’.

Эти желанія были крайней гранью честолюбія м-ра Бэна, и онъ воображалъ себя на порог своего рая. Онъ былъ убжденъ, что лэди Перріамъ не посметъ ему въ чемъ-нибудь отказать.

‘Во-первыхъ — и въ этомъ главная пружина моей машины,— съ смертью сэра Обри связана какая-то тайна. Какая — я не знаю и не желаю знать. Лучше вовсе не знать о ней. Моя власть остается неизмнной до тхъ поръ, пока она вритъ, что я ее знаю. Во-вторыхъ, бдный, старый, полоумный Мордредъ Перріамъ знаетъ нчто объ ея тайн, и вотъ почему она держитъ его взаперти и охотно упрятала бы въ сумасшедшій домъ, еслибы могла это сдлать безопасно. Въ-третьихъ, эта миссисъ Картеръ, которая должно быть какая-нибудь бдная родственница лэди Перріамъ, до нкоторой степени посвящена въ эту тайну. Попытавъ старика или его сидлку, я могъ бы, полагаю, вывдать тайну, еслибы захотлъ. Но въ этомъ не предвидится надобности. Лицо лэди Перріамъ достаточно выдало ее въ тотъ разъ. Какова бы то ни была ея тайна, она думаетъ, что я о ней знаю, и боится меня какъ огня, такъ боится, что выйдетъ за меня замужъ и будетъ мн покорна во всю остальную жизнь если не изъ любви, то изъ страха’.

Такъ размышлялъ Шадракъ Бэнъ, направляясь къ Перріамъ-Плэсу. Привратница широко раскрыла передъ нимъ ворота и отпустила нижайшій поклонъ, когда онъ подъхалъ къ алле, ведшей въ дому. Вс слуги въ Перріамъ-Плэс сознавали, что м-ръ Бэнъ боле или мене надъ ними господинъ. Онъ взялъ на себя обязанности управляющаго домомъ со времени болзни сэра Обри, и удержалъ эти обязанности по смерти сэра Обри. Онъ уплачивалъ жалованье слугамъ, и они думали, что онъ властенъ отказать имъ отъ мста по своей охот.

Какъ ни былъ м-ръ Бэнъ погруженъ въ свои планы, но замтилъ низкій поклонъ привратницы и ощутилъ сладость власти.

‘Славная синекура досталась этой женщин’, сказалъ онъ самому себ: ‘ей нечего длать, какъ только присматривать за своими ребятишками, да разъ десять въ день отворить и затворить ворота. Вотъ одно изъ золъ, тяготющихъ надъ большими помстьями: въ нихъ всегда больше кошекъ, чмъ мышей’.

Перріамъ-Плэсъ казался особенно величественнымъ при яркомъ утреннемъ освщеніи, цвтники въ итальянскомъ саду пестрли цвтами, статуи и мраморная балюстрада на террасахъ сверкали на солнц.

‘Красивъ старый домъ’, подумалъ м-ръ Бэнъ: ‘въ немъ нтъ ничего картоннаго. Пріятно жить въ такомъ дом, хотя бы только въ качеств арендатора’.

Входная дверь была широко раскрыта, но лакея, пребывавшаго обыкновенно въ передней, не было сегодня видно. М-ру Бэну пришлось позвонить, чтобы кто-нибудь пришелъ и подержалъ его лошадь. Наконецъ, посл нсколькихъ минутъ, въ теченіе которыхъ м-ръ Бэнъ усплъ позвонить вторично, появился упитанный слуга, съ видомъ виноватаго.

— Чтобы, вс оглохли?— спросилъ м-ръ Бэнъ съ суровымъ упрекомъ.— Возьмите мою лошадь и прикажите Моррису разсдлать ее. Я не поду отсюда раньше часа или двухъ. Докладывать обо мн не нужно: я знаю дорогу въ будуаръ лэди Перріамъ.

М-ръ Бэнъ оттолкнулъ онмвшаго отъ удивленія слугу, и взошелъ по лстниц. Онъ не далъ времени лакею отвтить ему, и тотъ не могъ также послдовать за м-ромъ Бэномъ и извстить его о случившемся, потому что м-ръ Бэнъ кинулъ ему поводья своей лошади, а лакей не зналъ, съ какого рода животнымъ иметъ дло: не вздумаетъ ли оно пуститься вскачь по итальянскому саду и разбить дв или три статуи, если его выпустить на волю.

Такимъ образомъ м-ръ Бэнъ взошелъ по лстниц нетерпливыми шагами влюбленнаго и прошелъ прямо въ уборную лэди Перріамъ, которую нашелъ пустою.

Въ корридорахъ царствовало глубокое безмолвіе: не слышно было голоса юнаго Сентъ-Джона, ни его плача, ни его смха. М-ръ Бэнъ прошелъ въ дтскую, большую, свтлую комнату, расположенную недалеко отъ покоевъ лэди Перріамъ. Дтская была тоже пуста и, кром того, все въ ней было прибрано, какъ будто въ нежилой комнат.

М-ръ Бэнъ поглядлъ кругомъ отороплымъ взглядомъ и затмъ сильно дернулъ за колокольчикъ.

На звонъ явилась главная служанка, особа съ кислымъ лицомъ, привыкшая прислуживать лэди Перріамъ до смерти сэра Обри, особа, которую смнила посл этого событія Селина, горничная, француженка.

— Боже милостивый, сэръ, какъ вы напугали меня,— воскликнула служанка,— позвонивъ въ этотъ колокольчикъ. Я подумала, что это домовые шалятъ, такъ какъ миссисъ Трингфольдъ ухала, и я знала, что въ комнат никто не живетъ.

— Миссисъ Трингфольдъ ухала! Что вы хотите сказать этимъ, женщина!

— Извините, м-ръ Бэнъ, меня зовутъ Бетси Дейкъ, и я была бы вамъ благодарна, еслибы вы звали меня по имени. Я понимаю, что вы поражены, но не люблю, чтобы ко мн прилагали такую ‘эпитафію’.

‘Эпитафія’ была родовое названіе ‘женщина’, которымъ м-ръ Бэнъ нсколько грубо швырнулъ въ лицо старой дв.

— Вы хотите сказать, что миссисъ Трингфольдъ ухала, оставила Перріамъ-Плэсъ?— спросилъ онъ, не обращая вниманія на упрекъ.

— Да, сэръ, ухала вчера въ Лондонъ съ вечернимъ поздомъ.

— Но кто же няньчитъ сэра Сентъ-Джона?

— Сэръ Сентъ-Джонъ тоже ухалъ, сэръ, вчера вечеромъ въ Лондонъ съ вечернимъ поздомъ.

— Зачмъ они ухали, куда, кто отправилъ ихъ?— спросилъ управляющій, задыхаясь отъ гнвнаго волненія.

— Этого никто не знаетъ, кром лэди Перріамъ. Она все это устроила и ухала съ ними.

— Лэди Перріамъ ухала въ Лондонъ, неправда-ли?— проговорилъ м-ръ Бэнъ, медленно приходя въ себя. Она ухала разсяться, должно быть, какъ я ей совтовалъ это давно уже. Она ухала, наконецъ, и немного внезапно, по дамской привычк. Ничего нтъ трудне, какъ убдить въ чемъ-нибудь женщину, но разъ она заберетъ что-либо себ въ голову, то дйствуетъ второпяхъ. Сообщила ли лэди Перріамъ кому-нибудь… экономк, напримръ, куда она узжаетъ и на долго ли?

— Лэди Перріамъ никому не сообщала объ этомъ, сэръ. Она всегда была молчалива насчетъ этихъ вещей, а тутъ стала молчаливе чмъ когда-либо. Миссисъ Трингфольдъ и это безцнное дитя были захвачены совсмъ врасплохъ. Имъ не дали даже времени уложиться. Можно было бы подумать, что лэди Перріамъ спасается отъ какой-то опасности.

— Поспшный отъздъ, нтъ сомннія,— проговорилъ м-ръ Бэнъ, не вполн осиливъ свое волненіе,— но полагаю, что посл такого поспшнаго отъзда лэди Перріамъ не долго будетъ находиться въ отсутствіи. А теперь я пойду и потолкую съ миссисъ Картеръ. Мн нужно переговорить съ ней о дл.

— Вы желаете переговорить съ миссисъ Картеръ, сэръ. Разв вамъ неизвстно, что она ухала изъ Плэса?

— Миссисъ Картеръ! Какъ, и она также?

— Да, сэръ. Она ухала съ м-ромъ Перріамомъ и незнакомымъ джентльменомъ третьяго дня.

М-ръ Бэнъ подробно разспросилъ горничную и услышалъ исторію отъзда Мордреда, насколько съумла ее передать Бетси Дейкъ. Какъ незнакомый господинъ, съ виду похожій на священника или на доктора, прізжалъ въ Плэсъ третьяго дня, какъ онъ и лэди Перріамъ сидли взаперти больше часу, и какъ отданъ былъ приказъ запречь карету въ семи часамъ, и какъ въ этотъ часъ м-ра Перріама свели съ лстницы незнакомецъ и миссисъ Картеръ, и какъ вс трое они ухали въ карет, которая отвезла ихъ на Монкгемптонскую станцію и тамъ оставила ихъ.

‘Клянусь честью! она ловко это обработала’, подумалъ м-ръ Бэнъ, слушая, повидимому, безпечно длинное повствованіе, уснащиваемое различными вводными предложеніями служанкой, ‘но она не такая умная женщина, какою я ее считалъ, если воображаетъ, что такъ дешево отдлается отъ меня. Она не можетъ на долго покинуть Перріамъ-Плэсъ, не разставшись съ пятью тысячами фунтовъ въ годъ доходу… вдовья часть, изъ-за которой она продала себя… а это она врядъ ли сдлаетъ’.

До сихъ поръ еще м-ръ Бэнъ ничего не слыхалъ объ отъзд Эдмонда Стендена, поэтому у него не было ключа въ бгству лэди Перріамъ.

— Кажется, что вамъ оставлено письмо, сэръ,— сказала Бетси Дейкъ, облегчивъ душу невыгодными инсинуаціями насчетъ госпожи, пренебрегшей ея услугами.— Мн припоминается, что я какъ-будго видла письмо на камин, въ комнат лэди Перріамъ, когда убирала ее сегодня утромъ.

— Вамъ припоминается!— вскричалъ агентъ.— Вамъ бы слдовало раньше объ этомъ вспомнить, еслибы вы были въ своемъ ум*

Онъ самъ пошелъ искать письма. Да! вотъ лежитъ конвертъ, надписанный правильнымъ, смлымъ почеркомъ Сильвіи и запечатанный Перріамской гербовой печатью.

Шадракъ Бэнъ разорвалъ конвертъ руками, которыя слегка дрожали, едвали не впервые въ его жизни. Объ жадно пробжалъ эти старательно написанныя строчки, взглянулъ на postscriptum глазами, сверкавшими гнвомъ, и затмъ съ губъ его сорвалось одно только слово, но нехорошее слово, гораздо хуже того, которымъ обидлась Бетси Дейкъ.

‘Неужели она воображаетъ, что такъ легко отдлается отъ меня’, проговорилъ онъ шопотомъ, ‘когда я знаю то, что я знаю или подозрваю,— что въ сущности одно и то же. Разв она разсчитываетъ такъ же легко справиться со мной, какъ еслибы мы были равной силы? Она признается въ своей любви въ Стендену… даже похваляется ею! Она врядъ ли бы сдлала это, еслибы они не сговорились, не составили уже плана будущей жизни! Она осмливается также говорить о сэр Обри, о своемъ уваженіи, почтеніи, своей благодарности! Чмъ она ихъ доказала? Я поставляю себ задачей отвтить на этотъ вопросъ и отвчу на него во всеуслышаніе, если она не будетъ благоразумна’.

Приписка сердила его даже больше, чмъ самое письмо.

‘Какая лукавая тварь!— бормоталъ онъ,— ‘заставила меня указать ей удобное орудіе и затмъ воспользовалась имъ безъ моей помощи. Но я розыщу этого бдняка Мордреда и узнаю отъ него ея тайну, если онъ, какъ я подозрваю, знаетъ ее. Но прежде надо настичь ее, изловить, прежде чмъ она успетъ положить вторичное замужство преградой между мною и ея богатствомъ.’

М-ръ Бэнъ не высказывалъ даже самому себ, въ чемъ онъ заподозривалъ Сильвію, но каковы бы ни были его подозрнія, это не мшало ему желать имть Сильвію своей женой. Она была самой красивой женщиной, какую онъ только встрчалъ, и самой богатой, какую только онъ знавалъ. Онъ могъ сквозь пальцы поглядть на маленькіе гршки, которые остановили бы отъ женитьбы большинство мужчинъ.

‘Не многіе женились бы на ней, подозрвая ее въ томъ, въ чемъ я ее подозрваю’,— размышлялъ онъ, суя смятое письмо въ карманъ.— ‘Но вдь большинство мужчинъ трусы относительно женщинъ. Я такъ же мало боюсь ея, какъ индійскіе колдуны тхъ змй, которыхъ они вшаютъ себ на шею’.

Онъ сошелъ съ лстницы, повидался съ экономкой, упомянулъ безпечно объ отъзд лэди Перріамъ, словно это была самая простая вещь въ мір, убдился, что съ этой стороны не добьется никакихъ свдній, и оставилъ Плэсъ съ обычнымъ невозмутимымъ лицомъ. Однако міръ значительно измнился въ его глазахъ, и онъ уже былъ далеко не такъ увренъ въ присвоеніи себ тхъ земель, которыя онъ и отецъ его съ такимъ искусствомъ и ловкостью присоединяли къ Перріамскому имнію.

Въ одномъ только онъ не сомнвался,— въ томъ, что отмстить, если ему не удастся завладть землями.

ГЛАВА LVI.
Не мытьемъ, такъ катаньемъ.

Лицо м-ра Бэна было очень, серьёзно, когда онъ халъ обратно въ Монкгемптонъ. Сдержанная улыбка, улыбка веселаго торжества, исчезла съ его губъ, и во взгляд его выражалась ршимость, не общавшая ничего добраго для его враговъ. Онъ не остановился у своего дома въ Гай-Стрит, но прохалъ дале и остановился у другого дома, того же размра, но съ большими претензіями на величіе, чмъ солидное и скромное жилище м-ра Бэна. Этотъ домъ стоялъ нсколько въ сторон отъ улицы, и передъ переднимъ фасадомъ его разстилался фруктовый садъ, охраняемый желзной ршеткой, съ широкими воротами справа, и полу-круглой аллеей, посыпанной пескомъ, для прозда экипажей. Достоинство этого добраго стараго дома съ претензіей на родовитость нсколько роняла боковая дверь, продланная по лвую руку отъ оконъ столовой, дверь, украшенная большой мдной доской, а ночью красной лампой, горвшей надъ ней. То было жилище почтеннаго гражданина, домового врача Перріамовъ, м-ра Стимпсона.

Было два часа пополудни, время, въ которое м-ръ Стимпсонъ угощалъ себя сытнымъ и обильнымъ полдникомъ, запивая его рюмкой или двумя особеннаго, имъ выбраннаго хереса. М-ръ Стимпсонъ былъ семейный человкъ, но онъ поздно женился, и привычки холостяка сохранились за нимъ, не смотря на миссисъ Стимпсонъ и маленькихъ Стимпсоновъ. Такимъ образомъ, пока жена и дти шумно завтракали въ столовой, докторъ лъ свою баранину и пилъ свой хересъ въ кабинет, гд его не тревожилъ дтскій гамъ и дтская неопрятность.

М-ру Бэну посчастливилось застать м-ра Стимпсона за его полдникомъ — занятаго бисквитами и выбирающаго кусочки получше въ стильтонскомъ сыр, которымъ по временамъ благодарные паціенты вознаграждали труды м-ра Стимпсона.

— Садитесь, Бэнъ,— сказалъ онъ съ дружеской фамильярностью,— и угоститесь рюмкой этого хереса. Тутъ нтъ сахара или водки, и ровно никакой примси. Въ дом у васъ, надюсь, все обстоитъ благополучно. Вы какъ будто блдны. Миссъ Бэнъ отлично ведетъ хозяйство… удивительная молодая особа, образецъ для всего Монкгемптона..

— Да, мои дочери здоровы. Он добрыя двушки.

— Отличныя двушки, сэръ, первый сортъ, двушки, какихъ въ наше время не часто встртишь,— произнесъ докторъ съ энтузіазмомъ и такимъ видомъ, какъ будто бы ему самому извстно объ обихъ миссъ Бэнъ гораздо больше, чмъ ихъ отцу.

— Мое семейство здорово, благодареніе Боіу,— проговорилъ м-ръ Бэнъ, выпивъ рюмку любимаго докторскаго хересу, острой жидкости, которую докторъ словно размшивалъ какимъ-нибудь снадобьемъ.— Я не о нихъ пріхалъ говорить.

— Надюсь, что и не о себ,— вскричалъ докторъ, зорко оглядывая м-ра Бэна и будучи не прочь открыть признаки какой-нибудь хронической болзни, которая бы сдлала Шадрака Бэна такимъ же выгоднымъ паціентомъ, какимъ была его жена.

— Я пріхалъ поговорить о боле серьёзномъ дл, чмъ моя болзнь.

— Боже милостивый! М-ръ Бэнъ, вы пугаете меня.

— Вы и не такъ испугаетесь, когда я все выскажу,— замтилъ м-ръ Бэнъ серьёвно.— Вамъ извстно, какое положеніе я занималъ относительно сэра Обри Перріама.

— Положеніе довреннаго лица, лолагаю.

— Нтъ, больше того, друга. Я служилъ ему и почиталъ его, какъ никакого другого человка. Я гордился тмъ, что онъ мой патронъ… съ ранней молодости привыкъ я заботиться объ его интересахъ. Посл того, какъ его разбилъ параличъ, я сталъ его правою рукой, какъ вамъ извстно. Его безпомощность только тсне сблизила насъ. Мн казалось, что я ухаживаю за любимымъ отцомъ.

— Эти чувства длаютъ честь вашему уму и сердцу,— сказалъ докторъ съ жаромъ, недоумвая, къ чему клонились вс эти объясненія, повидимому, совсмъ праздныя.

— Вы припомните, быть можетъ, что когда вы посовтовали мн вторично отвезти мою бдную жену въ Каннъ, я не вполн охотно сдлалъ это, хотя не въ моихъ привычкахъ отступать отъ выполненія долга, какъ бы ни былъ онъ тягостенъ. Дло въ томъ, что мн не хотлось покидать моего стараго друга и патрона въ его безпомощномъ состояніи. Быть можетъ, то было предчувствіе, быть можетъ, предостереженіе свыше, но несомннно, что мн крайне не хотлось покидать его, хотя бы на нсколько недль. Судите, поэтому, о моемъ ужас, когда, вернувшись, а услышалъ, что онъ умеръ.

— То былъ тяжкій ударъ, несомннно,— воскликнулъ м-ръ Стимпсонъ, дивясь все боле и боле этимъ непонятнымъ жалобамъ.

— Я услышалъ, что онъ умеръ… скоропостижно, неожиданно взять отъ насъ. Уже до моего возвращенія его поспшили закопать въ землю.

— Не говорите, что его поспшили закопать въ землю,— протестовалъ м-ръ Стимпсонъ, — похороны, хотя и строго семейныя, были великолпны. Я самъ на нихъ присутствовалъ, помните. Ни въ чемъ не было недостатка.

— Да, ни въ чемъ, кром одного… слдствія надъ мертвымъ тломъ.

— Слдствія? Оно было бы излишне, дорогой Бэнъ. Допустимъ, что смерть сэра Обри застала насъ нсколько врасплохъ, но все же ее нельзя причислить въ числу скоропостижныхъ. Онъ былъ неизлечимъ и могъ каждую минуту умереть, не возбуждая удивленія во врач, знакомомъ съ его положеніемъ. Сердце было давно уже не въ порядк. Я нисколько не сомнваюсь, что сердце было непосредственной причиной смерти.

— Не кажется ли вамъ, что анатомированіе лучше бы ршило этотъ вопросъ, чмъ догадки или теорія?

— Анатомированіе не вернуло бы сэра Обри къ жизни, а было бы крайне тяжело для лэди Перріамъ.

— Понимаю. Вы больше заботились о живыхъ, чмъ о мертвыхъ.

— Я ничего не могъ сдлать для мертваго, но могъ причинить безполезное страданіе живымъ,— отвчалъ м-ръ Стимпсонъ съ оскорбленнымъ достоинствомъ.

Ему не нравилось, что м-ръ Бэнъ порицаетъ образъ его дйствій.

— И вы не пытались проникнуть причину смерти сэра Обри? Вы почли за ршеное дло, что онъ умеръ отъ аневризма.

— Я не говорилъ, что онъ умеръ отъ аневризма,— сказалъ м-ръ Стимпсонъ, смущаясь,— я сказалъ только, что у него сердце было не въ порядк. Но органическаго поврежденія не было.

— Какъ долго былъ онъ мертвъ, когда вы его увидли?

— Нсколько часовъ. За мной прислали утромъ, а онъ умеръ вскор посл полуночи. Я нашелъ лэди Перріамъ въ отчаянномъ положеніи, ударъ почти сразилъ ее. Еслибы я заботился въ это время больше о мертвыхъ, чмъ о живыхъ, у ней открылась бы безъ всякаго сомннія нервная горячка.

— Вы, слдовательно, устремили все свое вниманіе на живую паціентку и не безпокоились объ умершемъ?

— Мн нечего было съ нимъ длать.

— Вы не изслдовали трупа?

— Къ чему? Я не желалъ тревожить покойника. Миссисъ Картеръ исполнила все, что слдуетъ. Сэръ Обри былъ уже обмыть и убранъ, когда я увидлъ его.

— А! миссисъ Картеръ убирала его, не правда ли? Гд былъ его врный, старый слуга, Чепденъ? Почему онъ не присутствовалъ при этой печальной церемоніи?

— Онъ лежалъ въ постели, страдая подагрой… или, врне, жертвой своей невоздержности. Онъ оставилъ Перріамъ-Плесъ до похоронъ совсмъ разбитымъ человкомъ и вернулся во Францію, щедро награжденный, хотя завщаніе сэра Обри еще не было вскрыто. Лэди Перріамъ наградила его врную службу изъ своего кошелька.

— Сэръ Обри очень измнился, полагаю? Вы, быть можетъ, не поглядли ему въ лицо?

— Да, я глядлъ ему въ лицо. Комната была нсколько темна, но я замтилъ перемну въ лиц, даже боле замтную перемну, чмъ обыкновенно производитъ смерть.

— Это не заронило подозрнія въ вашемъ ум?

— Боже праведный, нтъ! Какое же подозрніе могло у меня возникнуть?

— То, что сэръ Обри умеръ неестественной смертью.

— М-ръ Бэнъ, вы съ ума сошли?

— Надюсь, что нтъ, но я ломалъ голову надъ внезапной и на мой взглядъ таинственной смертью моего патрона, пока въ ум моемъ не зародилось страшнаго подозрнія. Почему вы не были призваны раньше къ покойнику? Почему часы протекли и тло было уже убрано, прежде чмъ ршились послать за вами.

— Я приписываю все не совсмъ обыкновенному въ этомъ случа разстройству лэди Перріамъ.

— Ну, быть можетъ, я ошибаюсь. Пожалуйста, не думайте, что я хоть сколько-нибудь подозрваю лэди Перріамъ. Такой мысли мн и въ голову не приходитъ. Она несомннно такъ же невинна, какъ и хороша. Никогда не слыхалъ я, чтобы сэръ Обри на нее пожаловался. Никогда не слыхалъ я, чтобы и она жаловалась на свою судьбу. Особа, которую я подозрваю, это миссисъ Картеръ — эта тихая, молчаливая, сдержанная особа.

— Крайне сдержанная особа, съ этимъ я согласенъ. Но я не вижу, какой мотивъ могла она имть — уморить сэра Обри?

— Она могла думать, что въ завщаніи ей отказана большая сумма. Въ минуту слабости онъ могъ сдлать ей общаніе такого рода, и оно возбудило ея жадность.

М-ръ Стимпсонъ ерошилъ свои жидкіе, сдые волосы до тхъ поръ, пока они буквально не встали дыбомъ. М-ръ Стимпсонъ былъ очень блденъ и казался сильно разстроеннымъ, когда схватилъ графинъ и налилъ себ другую рюмку хереса, чтобы подкрпить себя противъ ужасныхъ предположеній Шадрака Бэна.

— Я этому не врю,— вскричалъ онъ.— Къ чему вы пришли пугать меня такими бреднями только за то, что я пощадилъ чувства хорошо воспитанной и деликатной лэди и постарался избавить ее отъ пытки коронерскаго слдствія? Какой мотивъ руководитъ вашими инсинуаціями, м-ръ Бэнъ?

— Просто желаніе предостеречь васъ. Я съ самаго начала подумалъ, что въ смерти сэра Обри есть что-то неладное. Обстоятельства, возникшія впослдствіи, только подтвердили это мнніе. Я счелъ своимъ долгомъ предостеречь васъ. Въ случа какого открытія, ваша репутація можетъ пострадать… васъ могутъ обвинить въ небрежности. Примите мой совтъ, м-ръ Стимпсонъ, и ни слова объ этомъ, пока я или другой кто не сообщитъ вамъ чего новаго. Прощайте. Я очень занятъ и не могу доле оставаться.

— М-ръ Бэнъ, мой дорогой Бэнъ, ради самого неба выскажитесь ясне, закричалъ докторъ жалобно, но Шадракъ Бэнъ покинулъ комнату, прежде чмъ тотъ усплъ удержать его, и оставилъ доктора въ крайнемъ смущеніи.

‘Я ловко, однако, закинулъ крючекъ’, подумалъ стряпчій, направляясь отъ доктора въ банкъ. ‘Если лэди Перріамъ перемнитъ мысли и согласится исполнить мое желаніе, то мн легко будетъ отказаться отъ всего, что я сказалъ. Если нтъ, то вотъ закладка той мины, которая должна ее погубить’.

Онъ прошелъ въ банкъ, получилъ деньги по двумъ или тремъ небольшимъ чекамъ, которые нашелъ въ карман съ недлю или дв, и затмъ спросилъ: можетъ ли онъ видть м-ра Стендена.

— М-ръ Стенденъ ухалъ изъ Монкгемптона. Не позвать ли къ вамъ м-ра Фильпотса?— возразилъ клеркъ.

— Нтъ, мн нужно видть самого м-ра Стендена. Какъ вы думаете: не вернется онъ черезъ день или два?

— Не имю понятія, но спрошу у м-ра Фильпотся, если вамъ угодно. Я полагаю, что это ему извстно,— отвчалъ клеркъ вжливо, желая угодить такому хорошему кліенту, человку, который нкоторымъ образомъ представлялъ перріамское помстье.

— Пожалуйста, будьте такъ добры, и если вы узнаете, куда онъ ухалъ, то я буду вамъ вдвойн благодаренъ.

Клеркъ удалился во внутреннія комнаты и скоро вернулся, улыбаясь.

— М-ръ Фильпотсъ получилъ какъ разъ сегодня утромъ отъ него письмо, сэръ. М-ра Стендена ожидаютъ не такъ скоро назадъ. Онъ находится въ Антверпен.

— Въ Антверпен?

— Да, сэръ, онъ собрался, кажется, путешествовать. Его письмо изъ Антверпена. Онъ пишетъ, что немедленно детъ дальше, по Рейну, но пишетъ изъ гостинницы Питеръ-Поль, въ Антверпен.

— Благодарю васъ. Я напишу ему сегодня же. Мн нужно посовтоваться съ нимъ насчетъ небольшого клочка земли, прилегающаго къ Декановой усадьб. Прощайте.

Шадракъ Бэнъ вернулся домой. Онъ теперь узналъ все, что могъ узнать въ Монкгемптон.

‘Въ Антверпен!’ думалъ онъ, ‘въ Антверпен. Все говоритъ за то, что лэди Перріамъ и Эдмондъ Стенденъ въ заговор, и она отправилась вслдъ за нимъ. Куда иначе могла она ухать? Она смло сознается въ любви къ нему въ своемъ письм ко мн. Она похала за нимъ въ Антверпенъ, чтобы обвнчаться съ нимъ, по всей вроятности, если я этому не помшаю. Но было бы странно, еслибы я не помшалъ этой свадьб. Желалъ бы я знать, сколько времени идетъ пароходъ въ Антверпенъ? Да, самымъ короткимъ будетъ отправиться изъ Дувра въ Остенде, а оттуда по желзной дорог. Да, я изберу этотъ путь и долженъ попасть въ Дувръ съ вечернимъ поздомъ’.

Агентъ былъ человкъ ршительный. Онъ отправился въ свою контору, отдалъ словесныя приказанія и продиктовалъ страницу или дв письменныхъ инструкцій своимъ клеркамъ, сказалъ имъ, что отправляется въ Бельгію по длу на нсколько дней, распорядился насчетъ доставки ему писемъ и телеграммъ, уложилъ свой чемоданъ, объявилъ о своемъ отъзд удивленнымъ дтямъ, позавтракалъ бараниной, хотя и безъ всякаго аппетита, и явился на станцію къ позду, отходившему въ 3 ч. 45 м., который доставилъ его въ Лондонъ въ четверть девятаго, то-есть во-время, чтобы захватить поздъ, отходившій въ Дувръ.

Въ полночь онъ уже стоялъ на палуб маленькаго парохода, вдыхая ароматическій августовскій воздухъ и размышляя о предстоящемъ ему образ дйствій.

Онъ слдовалъ за Сильвіей Перріамъ съ опредленнымъ намреніемъ. Если ему не удастся сдлать ее своей женой, онъ намревался изобличить ее. Мрачное подозрніе, зародившееся въ его ум, превратилось въ твердую увренность.

Онъ крпко врилъ, что сэра Обри Перріама уморила его жена преждевременно.

ГЛАВА LVII.
Сладость свиданія.

Сильвія и ея свита прибыли въ Антверпенъ рано по-утру на другой день, какъ отплыли изъ Англіи. Селина, француженка-горничная, чувствовала себя въ своей сфер, среди шума и суеты пароходной пристани, среди гама разнообразныхъ голосовъ и говоровъ, напоминавшихъ путешественникамъ вавилонское столпотвореніе, трещала по-французски, между тмъ какъ бдная миссисъ Трингфольдъ поглядывала вокругъ себя съ безпомощнымъ удивленіемъ и съ такимъ же страхомъ, какъ еслибы очутилась среди сверо-американскихъ индйцевъ или черныхъ уроженцевъ центральной Африки.

‘Я бы никогда не могла привыкнуть къ иностранцамъ’, бормотала она себ подъ носъ, такъ какъ ей некому было поврить своихъ треволненій, ‘а жить между ними должно быть ужасно: вдь не знаешь даже, что шь и пьешь, да и какъ знать, не замышляютъ ли туземцы убійства. Они вс на видъ смахиваютъ на убійцъ’.

Лэди Перріамъ скоро покончила съ таможенными, которые снисходительнымъ окомъ глядли на чемоданы такой щедрой лэди и затмъ усадили ребенка, съ нянькой и горничной, въ наемную карету и ухали въ гостинницу св. Ащрнія. Она не сочла приличнымъ остановиться въ томъ отел, гд стоялъ м-ръ Стенденъ.

Она выбрала себ нсколько комнатъ, спальню для Трингфольдъ съ ребенкомъ, рядомъ съ ея собственной спальней, салонъ въ три окна, отдланный пунцовымъ бархатомъ и высокими зеркальными трюмо, словомъ — княжескую квартиру. Но это великолпіе не плняло миссисъ Трингфольдъ.

— Комнаты, конечно, довольно красивы,— говорила она Селин, которая, къ счастію, понимала по-англійски,— но он не уютны. Мн все кажется, что въ нихъ чего-то недостаетъ.

Завтракъ былъ сервированъ милэди въ салон. Трингфольдъ и Селина позавтракали въ дтской. Трингфольдъ нсколько просвтлла при вид бифштекса и варенаго картофеля, которые объявила боле приличными, чмъ она ожидала отъ иностранной пищи.

— Но я не удивлюсь, если это окажется кониной,— замтила она съ сомнніемъ.

Но конина или нтъ, однако Трингфольдъ кушала, и съ большимъ аппетитомъ. Она страдала морскою болзнію во все время плаванія и ея внутренности, какъ она объявила Селин, превратились въ пустоту.

Лэди Перріамъ быстро позавтракала. Она съла маленькій кусочекъ хлбца, выпила чашку кофе и пошла въ спальню переодться, прежде чмъ хать въ гостинницу ‘Питеръ-Поль’, къ Эдмонду Стендену.

Она съ лихорадочнымъ нетерпніемъ ждала свиданія съ нимъ, опасаясь, чтобы какая-нибудь роковая случайность не помшала ему. Онъ могъ оставить Антверпенъ, не дожидаясь отвта на свое письмо. Какъ она ни спшила отвчать ему лично, но могла опоздать. Судьба до сихъ поръ была противъ нея.

‘Какая я разстроенная’, думала она, надвая шляпку передъ чужимъ зеркаломъ.

Чужія зеркала обыкновенно не льстятъ. Они склонны придавать зеленоватый и болзненный оттнокъ человческимъ лицамъ. Глубокій трауръ лэди Перріамъ только усиливалъ блдность ея утомленнаго лица. Большіе, каріе глаза глядли устало. Она была все еще красавицей, но ей уже недоставало той юной миловидности и свжести, которая сіяла Эдмонду Стендену въ тни оршника.

‘Любовь вернетъ мн снова красоту, когда я буду съ нимъ’, сказала она самой себ.

Она приказала нанять карету и велла везти себя въ гостинницу ‘Питеръ-Поля’, большого и нсколько мрачнаго на видъ отеля, расположеннаго неподалеко отъ знаменитаго дома Рубенса, посщаемаго путешественниками. Здсь, она спросила о м-р Стенден.

— Да, здсь былъ англичанинъ такой фамиліи. Онъ въ настоящую минуту пишетъ письма въ своей комнат. Угодно ли madame, чтобы ему доложили о ея приход, или же madame желаетъ, чтобы ее провели въ его комнату?

Madame пожелала, чтобы ее провели къ нему. Слуга повелъ ее по лстниц въ первый этажъ. Какъ билось сердце Сильвіи, когда она шла за слугой по корридору, пока онъ не остановился у одной двери и не постучался осторожно и почтительно въ дверь, на что послышался краткій отвть знакомаго ей голоса: ‘ntrez!’

Вошелъ не слуга, вошла Сильвія. Эдмондъ писалъ за столомъ у окошка, сидя спиной въ двери и даже не повернулъ головы, никого не ожидая, кром слуги. Сильвія подошла близко, близко въ его стулу и слегка дотронулась до его плеча. При этомъ легкомъ прикосновеніи онъ вскочилъ на ноги, увидлъ ея милое лицо, глядвшее на него умоляющими глазами, и заключилъ ее въ свои объятія.

— Сильвія, это твой отвть?— вскричалъ онъ съ восторгомъ.

Забыты были безчестіе, нарушенное слово, гнвъ матери, горесть Эсири: все было забыто въ эту блаженную минуту.

— Какого же отвта ты ждалъ?— спросила она съ упрекомъ, глядя на него глазами, отуманенными слезами.— Разв я не говорила теб, что никогда не переставала тебя любить. Какого отвта могъ ты ожидать на свой безумный вопросъ. Я твоя, Эдмондъ. Твоя навки. Зачмъ ты убжалъ отъ меня?

— Я убжалъ не отъ тебя, а отъ собственнаго позора. Я поступилъ, какъ негодяй. Я ненавижу себя за свое безуміе, которое заставило меня поврить, что я могъ забыть тебя или жить безъ тебя.

— Да, это было, конечно, заблужденіе,— отвтила Сильвія съ ясной улыбкой.

Она сознавала теперь, что міръ снова принадлежитъ ей, Клеопатра, съ Антоніемъ у своихъ ногъ, не могла сильне сознавать своего могущества или сильне презирать Октавію, чмъ Сильвія — миссъ Рочдель.

— Заблужденіе, причинившее страданіе другому лицу,— проговорилъ Эдмондъ съ раскаяніемъ.

Совсть въ немъ ни на минуту не умолкала, даже и въ этотъ торжественный часъ, когда кудрявая головка Сильвіи покоилась на его груди, а ея чудные глаза глядли на него съ выраженіемъ торжествующей любви.

— Да! Миссъ Рочдель сама виновата, если была обманута. Она знала, какъ ты любилъ меня два года тону назадъ. Она должна была знать, что ты не можешь любить ее.

— Она поврила моей честности, Сильвія. Она сдлала мн честь довриться моему слову только затмъ, чтобы убдиться, что я обманулъ ее. Она никогда не узнаетъ, что я прежде всего обманулъ самого себя.

— Ступай къ своей миссъ Рочдель,— закричала Сильвія, вырываясь изъ его объятій.— Ясно, что она теб дороже, чмъ я.

— Ты знаешь, что нтъ, Сильвія. Ты знаешь, что я пытался полюбить ее… пытался отдать ей сердце, отвергнутое тобой… пытался найти свое счастіе въ любви въ ней… но не могъ. Чары твои оказалась сильне.

— Въ самомъ дл?— вскричала Сильвія.— Я этому рада. Вришь ли ты въ нравственную власть одного человка надъ другимъ? Я врю. Часто, часто въ т томительные, долгіе дни, которые я проводила въ Перріам, посл… посл смерти сэра Обри… Когда я надялась, что ты придешь ко мн, а ты не приходилъ, я складывала руки на груди, закрывала глаза и звала тебя:— Эдмондъ, приди ко мн, говорила я! Эдмондъ, будь мн вренъ! Эдмондъ, я люблю тебя, отплати мн любовью за любовь! Значить, чары подйствовали?

— Да, подйствовали!— отвчалъ онъ, снова прижимая ее къ груди.

Они снова были близки другъ къ другу, снова женихъ и невста, какъ и въ т былые дай подъ оршникомъ.

— Чары подйствовали, Сильвія, но то, были старыя чары… т чары, которыми ты околдовала меня въ то весеннее утро, когда я вдервые увидлъ тебя въ Гедингемской церкви. Дйствіе этихъ чаръ никогда не проходило. Я только вообразилъ, что отдлался отъ нихъ.

— Ты снова мой плнникъ,— говорила Сильвія, охватывая руками шею своего милаго въ ту минуту, какъ онъ наклонилъ въ ней голову.

— А теперь, Эдмондъ, поговоримъ о будущемъ,— продолжала она, освобождая его Изъ нжнаго плна и усаживаясь въ кресло у открытаго окна, выходившаго на сонную, старинную площадь, залитую полуденнымъ солнцемъ.— Намъ нищета не угрожаетъ боле… Намъ нечего бояться, что насъ лишатъ наслдства суровые родственники.

— Нтъ,— отвчалъ Эдмондъ угрюмо,— ты богата.

— А ты бденъ… бденъ изъ-за меня… и недоволенъ, что будешь обязанъ своимъ богатствомъ мн? Такъ ли, Эдмондъ? Я мучила тебя когда-то, потому что теб угрожала бдность, а теперь ты, кажется, собираешься мучить меня, потому что я богата.

— Нтъ, Сильвія, я слишкомъ счастливъ, чтобы мучить тебя. Какъ мн отблагодарить тебя, моя храбрая двочка, за то, что ты пріхала ко мн? Мы не будемъ думать о другихъ людяхъ, позабудемъ весь свтъ, если другіе будутъ презирать твоего мужа, Сильвія, ты не отнесешься къ нему съ презрніемъ.

— Съ презрніемъ къ теб!— повторила она.— Ты знаешь, что я всегда считала тебя лучшимъ и благороднйшимъ изъ людей. Да, даже и тогда, когда я такъ дурно поступила съ тобой.

— Позабудемъ о прошлыхъ горестяхъ, Сильвія. А теперь разскажи мн, какъ ты сюда пріхала. Я такъ былъ удивленъ и обрадованъ, увидя тебя, что не догадался спросить объ этомъ раньше. Какъ ты попала въ Антверпенъ? Не одна?

— Нтъ, не одна.

— Твоя мать, быть можетъ, пріхала съ тобой. Мать, ради которой ты пожертвовала собой. Она должна любить тебя и льнуть въ теб.

Сильвія казалась смущенной.

— Нтъ,— отвчала она,— матушка не со мной.

Неужели онъ воспользуется правами любимаго человка съ тмъ, чтобы задавать ей всякаго рода непріятные вопросы? Она тревожно отвернулась отъ него и глядла на обширную, залитую солнцемъ площадь глазами, которые врядъ-ли видли высокіе, блые дома, съ ихъ вычурными шпицами и сверкающими окошками съ маленькими зеркалами, выставленными наружу, чтобы видть въ нихъ отраженія экипажей и пшеходовъ.

— Гд же она, моя радость? Ей бы слдовало быть съ тобой въ такую минуту. Разв она сомнвается въ моей дружб въ ней? Мать моей Сильвіи дорога для меня.

— Она выстрадала тамъ много и избгаетъ незнакомыхъ людей. Мало-по-малу, конечно, это перемнится. Она живетъ близъ Лондона съ старыми друзьями. Ты о ней не безпокойся, Эдмондъ, она вполн обезпечена.

— Я въ этомъ не сомнваюсь. Но ты сказала, что пріхала въ Антверпенъ не одна.

— Со мной мой сынъ и его нянька. Я взяла также и горничную.

Она видла, что онъ перемнился въ лиц, когда она упомянула о сын… то было невольное проявленіе острой ревности, какую ему внушалъ наслдникъ Перріама. То былъ его соперникъ въ привязанности къ Сильвіи, котораго никакъ нельзя было устранить… правамъ котораго предстояло роста и укрпляться съ годами, пока, наконецъ, любовь къ сыну не возьметъ перевса надъ любовью къ мужу. Материнская любовь должна быть всепоглощающей страстью. А Эдмондъ принесъ слишкомъ многое въ жертву своей милой, чтобы ему была пріятна мысль о томъ, чтобы раздлить ея привязанность даже съ ея ребенкомъ.

— Вотъ какъ, и маленькій мальчикъ здсь,— сказалъ онъ съ угрюмымъ лицомъ.

— Да, Эдмондъ. Помни, что отнын онъ будетъ твоимъ сыномъ.

— Я, конечно, полюблю его ради матери, если…

— Если что, Эдмондъ?— спросила Сильвія, видя, что онъ умолкъ.

— Если ты не черезчуръ его будешь любить.

— Не бойся этого,— отвчала она съ холодной усмшкой. Я не изъ образцовыхъ маменекъ.

Эта фраза уколола его, хотя за минуту передъ тмъ онъ ревновалъ къ правамъ ребенка на материнскую любовь.

— Люби его, сколько хочешь, моя радость,— произнесъ онъ. Я не намренъ быть жестокимъ вотчимомъ. Малютка будетъ мн такъ же дорогъ, какъ еслибы онъ былъ моимъ собственнымъ сыномъ. Разв онъ не твой ребенокъ и разв этого не довольно для того, чтобъ я любилъ его? Ахъ, Сильвія!— прибавилъ онъ со вздохомъ:— ты не знаешь, какъ часто я мечталъ о твоемъ первомъ ребенк… о нашемъ первомъ ребенк.

— Не вспоминай больше о прошломъ, Эдмондъ, настоящее и будущее наши.

— Да, радость, счастіе пришло къ намъ, наконецъ.

— А теперь покажи мн Антверпенъ… и вс знаменитыя картины.

— Позволь мн запечатать мои письма, и тогда я къ твоимъ услугамъ.

— Ты писалъ къ матери, должно быть?

— Нтъ, я написалъ ей вчера, гд нахожусь, чтобы она знала, куда мн отвчать. Но я не ожидаю отъ нея письма. Я изгнанъ изъ Деванова дома.

— Изъ-за меня? Но Перріамъ-Плэсъ къ твоимъ услугамъ до совершеннолтія Сентъ-Джона. Передъ нами цлыхъ двадцать лтъ. Быть можетъ, къ тому времени намъ надодятъ дворцы, и мы рады будемъ поселиться въ комфортабельномъ старомъ дом, который отказанъ собственно мн. Но кому же писалъ ты это длинное письмо, если не въ матери?

— Къ моему принципалу въ банкъ, сообщая ему, что не вернусь больше въ Монкгемптонъ, и прошу его найти мн занятія въ другомъ мст.

— Когда такъ, то разорви письмо… и припиши, что ты покончилъ съ длами.

— Нтъ, ‘Сильвія. Если мы будемъ жить въ Перріамъ-Плэс, то я просто разорву это письмо и объясню своимъ директорамъ, что съ ихъ позволенія вернусь къ своимъ занятіямъ черезъ мсяцъ.

— Какъ? ты думаешь оставаться въ этой контор… заработывать какіе-нибудь жалкіе нсколько сотъ фунтовъ въ годъ… когда у меня хватитъ состоянія на двоихъ?— спросила Сильвія съ негодованіемъ.

— Я думаю сохранить по возможности положеніе, въ какомъ находился, когда впервые полюбилъ тебя, Сильвія, и свою независимость. Неужели ты думаешь, что я могъ бы быть счастливъ, сознавая, что живу на деньги твоего перваго мужа? Нтъ, дорогая, позволь мн заработывать свой хлбъ… потребности мои не велики… привычки просты. Дозволь мн получать свои пятьсотъ фунтовъ въ годъ, которыхъ больше, чмъ нужно для моего содержанія, и я буду чувствовать себя, живя среди чужого великолпія, честнымъ труженикомъ, не недостойнымъ твоей любви.

— Длай, какъ хочешь,— сказала Сильвія оскорбленная, но подавляя свой гнвъ:— я вижу, что ты хочешь быть моимъ господиномъ.

— Нтъ, дорогая, не господиномъ, но только независимымъ человкомъ. Во всемъ остальномъ я буду твой рабъ.

ГЛАВА LVIII.
М-ръ Бэнъ промахнулся.

М-ръ Бэнъ прибылъ въ Антверпенъ на другой день посл этого свиданія между лэди Перріамъ съ ея милымъ. Его задержали въ Остенде нсколько часовъ… Онъ прибылъ туда рано поутру, когда одинъ только меланхолическій привратникъ съ полусонными глазами былъ на ногахъ въ отел, гд м-ръ Бэнъ искалъ крова и отдыха. До восьми часовъ не было позда, который бы отвезъ его въ Антверпенъ. Заспанный привратникъ провелъ м-ра Бэна въ столовую, выходившую на мрачный дворъ, съ тремя длинными окнами, съ блыми кисейными занавсками. Здсь на узкомъ стол красовались картонные фрукты и букеты бумажныхъ цвтовъ, украшавшихъ днемъ трапезу хозяевъ отеля. Эти украшенія, повидимому, никогда не убирались со стола, такъ какъ красовались на немъ въ пять часовъ утра.

Путешественникъ услся на одномъ конц стола и посл часового ожиданія былъ награжденъ завтракомъ, состоявшимъ изъ кофе съ хлбомъ и холодной птицы. Позавтракавъ, онъ пошелъ бродить по безмолвному городу, погруженный въ свои думы и не расположенный восхищаться новизной сцены, окружавшей его.

‘Застану ли я ихъ?’

Вотъ вопросъ, надъ которымъ онъ постоянно ломалъ себ голову.

‘Они’ были Сильвія съ Эдмондомъ.

Мало-по-малу ставни открывались, пискливыя служанки появлялись въ дверяхъ и начинали дятельно обметать отъ сора пороги домовъ. Остенде постепенно пробуждался къ жизни, и наконецъ посл проволочки, глубоко возмутившей душу м-ра Бэна, антверпенскій поздъ тронулся съ мста и поползъ по песчаной мстности съ той медлительностью, съ какой вообще ходятъ позды въ Бельгіи. Настоящій поздъ казался какимъ-то обрывкомъ позда м-ру Бэну, привыкшему въ западно-англійскимъ экспрессамъ съ ихъ длиннымъ рядомъ вагоновъ, несущихся, подобно вихрю, по лицу земли. Этотъ поздъ плелся, какъ черепаха.

‘Я бы пшкомъ дошелъ скоре’, думалъ м-ръ Бэнъ, нетерпливо поглядывая на своего vis—vis, жирнаго небольшого попа, читавшаго свой молитвенникъ, и отъ котораго сильно несло лукомъ. Плотная матрона сидла рядомъ съ м-ромъ Бэномъ, крпкіе парни и двки занимали остальныя мста. Вагонъ былъ, по бельгійскому обыкновенію, набитъ биткомъ.

Никогда еще м-ръ Бэнъ не совершалъ такого томительнаго путешествія. Безчисленное множество промежуточныхъ станцій, пыль, жара, деревенскія женщины, задвавшія путешественниковъ корзинами съ фруктами, неумолкаемый говоръ и гвалтъ при каждой остановк, вчные выходы и усаживанія. Терпніе его истощалось, когда наконецъ поздъ прибылъ въ мрачный Антверпенъ.

Солнце пекло невыносимо, когда м-ръ Бэнъ халъ по улицамъ. Кругомъ него все сверкало, къ счастію, зда была недолгая, и онъ, наконецъ, очутился у дверей гостинницы ‘Питрръ Поль’.

— Здсь еще англійскій джентльменъ, остановившійся здсь?— началъ онъ на нсколько странномъ французскомъ язык: ‘Anglais reste ici, nomme Standen’?

— М-ръ Стенденъ былъ здсь, сэръ, сегодня утромъ,— отвчалъ слуга, на чистомъ англійскомъ язык.

Онъ былъ германецъ по происхожденію, скиталецъ по лицу земли и лингвистъ.

— Онъ ухалъ сегодня утромъ.

— Ухалъ! въ какое время?

То былъ смертельный ударъ. Если Эдмондъ Стенденъ оставилъ Антверпенъ, то м-ръ Бэнъ не сомнвался, что и Сильвія ухала съ нимъ. Она могла пріхать сюда лишь съ одной только цлью: настичь своего милаго. Онъ ухалъ, значитъ и она ухала.

— Вы уврены, что м-ръ Стенденъ ухалъ изъ Антверпена?— спросилъ онъ у слуги. Вы знаете наврное, что онъ не перехалъ въ другой отель.

— Совершенно увренъ, сэръ. Онъ ухалъ на станцію желзной дороги въ восемь часовъ утра.

— Вы не знаете, куда онъ отправился?

— Нтъ, сэръ, наврное не знаю. Но когда онъ только-что пріхалъ сюда, то сказалъ мн, что детъ въ Кёльнъ. Возможно, что онъ перемнилъ свое намреніе, но ничего не говорилъ объ этомъ.

— Прізжала ли сюда англійская лэди, вчера, напримръ:— лэди Перріамъ?

— Здсь никакой англійской лэди не останавливалось, но вчера около полудня сюда прізжала англійская лэди къ м-ру Стендену и они вмст ушли. М-ра Стендена не было дома весь день.

— Что эта лэди, молода и въ глубокомъ траур?

— Точно такъ, сэръ. Молода, въ траур и очень хороша собой.

— Благодарю. Не знаете ли вы, гд эта лэди стояла.

— Вроятно въ отел св. Антонія, такъ какъ м-ръ Стенденъ говорилъ, что обдалъ въ этомъ отел, когда вернулся сюда вчера вечеромъ.

М-ръ Бэнъ отблагодарилъ слугу и похалъ въ гостинницу св. Антонія, гд узналъ, что лэди Перріамъ тамъ дйствительно останавливалась, что она заняла лучшія комнаты съ намреніемъ прожить тутъ нсколько времени, какъ предполагалъ хозяинъ, но ухала со всмъ багажемъ, горничной, ребенкомъ и нянькой въ восемь часовъ утра, въ Кёльнъ, какъ полагалъ хозяинъ.

М-ръ Бэнъ отправился въ Кёльнъ съ первымъ же поздомъ. Онъ проглотилъ наскоро безвкусный завтракъ въ буфет желзно-дорожной станціи и ухалъ, не успвъ даже порядкомъ отдохнуть и сильно встревоженный. Они постоянно обгоняли его, и Богъ всть, какъ долго это могло еще продлиться. Только одно обстоятельство нсколько успокоивало его. Прежде чмъ м-ръ Стенденъ могъ жениться на Сильвіи, слдовало выполнить нкоторыя формальности, достать нкоторыя бумаги. Эти предварительныя формальности возьмутъ довольно времени. И прежде чмъ бракосочетаніе совершится, м-ру Бэну можетъ быть удастся настичь влюбленныхъ.

Была ночь, когда онъ пріхалъ въ Кёльнъ, и было уже поздно предпринимать какіе бы то ни было розыски. Онъ сдлалъ, что могъ. Разспросилъ таможенныхъ чиновниковъ объ англійскихъ путешественникахъ, которые прибыли въ прошедшій вечеръ въ Кёльнъ. Но таможенные чиновники отвчали, что цлыя тучи англійскихъ путешественниковъ прізжаюгь въ Кёльнъ съ каждымъ поздомъ, что почти вс путешественники были англичане или американцы, что въ сущности одно и тоже. Имъ никто не кинулся особенно въ глаза среди толпы осеннихъ туристовъ.

М-ръ Бэнъ началъ розыски съ восьми часовъ слдующаго утра и продолжалъ ихъ до полудня. Онъ обращался съ разспросами во вс мало-мальски приличные отели въ Кёльн и даже освдомлялся въ пансіонахъ, но не могъ узнать ничего опредленнаго. Никто не могъ сказать ему, что видлъ путешественниковъ, подходящихъ подъ его описаніе, что же касается ихъ именъ, то путешественники были по большей части безыменные. Они прилетали и отлетали подобно ласточкамъ, проносившимся надъ крышами домовъ. М-ръ Бэнъ вернулся съ розысковъ совсмъ обезкураженный, не зная, что предпринять.

Изъ Кёльна они могли выбрать нсколько путей. Онъ взялъ наиболе посщаемый и спустился внизъ по Рейну на пароход, останавливаясь на каждой пристани, везд продолжая свои розыски, но все напрасно.

Тогда онъ вернулся назадъ, взялъ другое направленіе и изслдовалъ путь въ этомъ направленіи. Онъ провелъ больше двухъ недль такимъ образомъ… шатаясь по Германіи, словно новйшее воплощеніе вчнаго жида… Онъ писалъ сыну каждый вечеръ и указывалъ ему почтовыя конторы, куда тотъ долженъ былъ адресовать свои отвты. Такимъ образомъ онъ довольно хорошо зналъ о ход всхъ своихъ длъ и могъ давать подробныя инструкціи насчетъ ихъ дальнйшаго веденія. Поэтому, хотя Шадракъ Бэнъ находился въ Германіи, духъ Шадрака Бэна царилъ въ монкгемптонской контор. Кліенты его не могли сердиться, выслушивая ясныя и короткія сентенціи касательно веденія ихъ длъ, которыя имъ прочитывалъ главный клеркъ.

— Честное слово, онъ удивительный человкъ,— говаривали они:— онъ ничего не забываетъ.

У же третью недлю продолжались безплодные поиски м-ра Бэна… Онъ ходилъ и здилъ по пыльнымъ улицамъ, по палящему зною, принимая не боле участія въ картинахъ, проходившихъ передъ его утомленными глазами, какъ еслибы онъ находился среди безплодныхъ степей Сахары. Онъ страшно усталъ и ему казалось, что онъ бродитъ по этимъ чужимъ городамъ уже цлые мсяцы, а не дв-три недли. Чужеземная да прілась ему, незнакомый языкъ, звучавшій грубо, некрасиво въ его ушахъ, надолъ. Сознаніе неудачи терзало пуще всего остального. До сихъ поръ никогда еще Шадракъ Бэнъ не оставался въ дуракахъ.

‘Въ моихъ рукахъ ея тайна, которая сдлаетъ ее моей рабой, если только я найду ее прежде, чмъ она станетъ женой Эдмонда Стендена’, говорилъ онъ самому себ, ‘но если я опоздаю… если она выйдетъ замужъ прежде, чмъ я ее настигну… что тогда? Ну, тогда’… бормоталъ Шадракъ Бэнъ посл глубокаго минутнаго раздумья: ‘я припомню ей, какъ она провела меня. Месть сладка. Сэръ Обри былъ мн добрымъ другомъ. Было бы жестоко, еслибы я оставилъ его смерть не отмщенной’.

М-ръ Бэнъ совтовался даже съ полиціей и освдомлялся насчетъ вроятности успха или неуспха его предпріятія у людей этой профессіи. Но начальникъ полиціи, къ которому онъ обратился, пожалъ плечами и далъ неблагопріятный отвтъ.

— Во-первыхъ,— сказалъ онъ, съ оффиціальнымъ достоинствомъ,— это такого рода дло, что мы не можемъ въ него вмшиваться. Но въ качеств простого дружескаго совта говорю вамъ, что имй я даже возможность вамъ помочь, подобные розыски были бы безплодными. Когда вы выхали изъ Антверпена, вы уже потеряли ихъ слдъ. Вы не были уврены, что лица, которыхъ вы розыскивали, прохали въ Кёльнъ. Когда вы выхали изъ Кёльна, то окончательно сбились съ пути. Время, потраченное вами, время потерянное. Ваши друзья могли прохать во Францію, въ Швейцарію, въ Италію, а не то могли вернуться въ Англію.

— Вернуться въ Англію!

Эта фраза поразила слухъ м-ра Бэна, подобно неопредленному пророчеству греческаго оракула.

Внезапная идея оснила его. Какой онъ дуракъ, что шатается въ этихъ проклятыхъ нмецкихъ городахъ, которые ничего ему не даютъ и не говорятъ. Лучше сражаться тмъ орудіемъ, въ какому онъ привыкъ.

Эта отчаянная погоня не привела ни къ чему. Онъ растратилъ деньги, измучилъ себя безъ всякаго толку. Онъ поблагодарилъ нмецкаго полицейскаго чиновника и въ ту же ночь выхалъ въ Англію.

Но не въ Монкгемптонъ. Хотя и побитый до сихъ поръ на всхъ пунктахъ, онъ не думалъ отказываться отъ борьбы. Онъ намревался найти лэди Перріамъ.

Не было, разумется, ни малйшаго сомннія, что она вернется, въ конц-концовъ, въ Плэсъ. Она слишкомъ бы многое потеряла, еслибы вздумала сдлаться скиталицей. Она вернется наконецъ въ Перріамъ, но Шадракъ Бэнъ крпко врилъ, что она вернется въ него женой Эдмонда Стендена. Вотъ это-то обстоятельство онъ и желалъ предотвратить.

Черезъ три дня путешествія моремъ и сушей, онъ очутился въ Лондон, гд остановился въ меблированныхъ комнатахъ въ одной изъ тихихъ улицъ. То былъ комфортабельный, уютный пансіонъ, гд онъ привыкъ стоять въ теченіе двадцати лтъ при всякой поздк въ Лондонъ. Здсь его знали и почитали, и не очень дорого брали съ него. Салонъ самой хозяйки, которой некогда было въ немъ сидть, предоставлялся обыкновенно въ его полное распоряженіе безъ особой за то платы. Домъ былъ тихій и спокойный и вдали отъ любопытныхъ взоровъ. Здсь м-ръ Бэнъ чувствовалъ себя, какъ паукъ въ своей паутин. Онъ могъ спокойно закидывать свои воздушныя нити. Первымъ дломъ его было послать слдующее объявленіе въ газету ‘Times’:

‘Мэри Трингфольдъ, вдова, изъ Гильдропской фермы, близъ Монкгемптона, узнаетъ нчто для нея пріятное, если справится по слдующему адресу: У, почтовая контора, Норфолькъ-Стритъ, Страндъ’.

‘Если лэди Перріамъ находится въ Англіи, то и миссисъ Трингфольдъ тоже находится въ Англіи’, философствовалъ м-ръ Бэнъ: ‘и странно было бы, еслибы она не попалась въ ловушку, которую я ей разставилъ и не отвтила на это письмо. Если же она отвтитъ, то все остальное пустяки’.

М-ръ Бэнъ весьма хитро составилъ свой маленькій планъ. Само собою разумется, что ему не слдовало выставляться на глаза въ этомъ случа. Если Мэри Трингфольдъ отвтитъ на это объявленіе и потребуетъ свиданія, то незнакомый ей человкъ долженъ свидться съ ней… незнакомый стряпчій, который сообщитъ ей, что ей отказано небольшое наслдство ея прежней госпожой. До своего замужства она находилась въ услуженіи, и Шадракъ Бэнъ зналъ ея исторію какъ свои пять пальцевъ. М-ру Бэну стоило заплатить десять фунтовъ за т свднія, которыя онъ желалъ получить, а эти десять фунтовъ убдятъ миссисъ Трингфольдъ, что объявленіе было не обманчивое.

Прежде чмъ выдать ей эти деньги, легко отрядить къ ней ловкаго человка, который выпытаетъ у нея все, что нужно знать м-ру Бэну объ ея госпож и о м-р Стенден… о томъ, гд они были и гд находятся теперь… объ ихъ прошлыхъ дйствіяхъ и будущихъ планахъ.

У него было готовое орудіе подъ руками въ лиц старшаго сына его хозяйки, клерка въ контор стряпчаго, современнаго типа скоросплаго юноши, который на его собственномъ, боле выразительномъ, чмъ изящномъ язык, былъ готовъ на все, ‘отъ глотанія шпагъ до человкоубійства включительно’.

ГЛАВА LIX.
Дружеская услуга.

Шадракъ Бэнъ, выпустивъ свое объявленіе, ждалъ, подобно пауку, что безпечная муха, которой онъ разставилъ паутину, рано или поздно запутается въ его стяхъ. Никакой паукъ, изнемогшій отъ голода, по недостатку мухъ, не бывалъ нетерпливе или тревожне м-ра Бэна.

Объявленіе появлялось уже троекратно въ газетахъ и онъ начиналъ думать, что возвращеніе его въ Англію было вообще ошибкой и что вс надежды его рухнули, какъ вдругъ къ его вящшему торжеству надежда ожила въ форм письма отъ миссисъ Трингфольдъ, письма, адресованнаго изъ Уиллоби-Крешентъ, въ Гайдъ-Парк. Между тмъ нельзя было предполагать, чтобы миссисъ Трингфольдъ жила въ такомъ модномъ и дорогомъ квартал на собственной квартир. Ясно, что она все еще находилась въ услуженіи у лэди Перріамъ и что лэди Перріамъ обитала въ Уиллоби-Крешентъ, м-ръ Бэнъ догадался, что муха запуталась въ его паутин.

Посланіе миссисъ Трингфольдъ было однимъ изъ тхъ сложныхъ документовъ, занимающихъ средину между письмомъ и неопредленной замткой, какъ ихъ обыкновенно пишутъ люди ея класса, и притомъ писанныхъ совершенно безграмотно. Смыслъ письма былъ слдующій:

‘Миссисъ Мэри Трингфольдъ свидтельствуетъ свое почтеніе м-ру У., эсквайру, который объявлялъ въ газет ‘Times’. Я Мэри Трингфольдъ, которой покойный супругъ былъ фермеромъ въ Гильдропской ферм, буду рада услыхать что-либо для меня выгодное и явлюсь туда, куда м-ръ У. укажетъ.

Ваша покорная слуга,
Миссисъ Трингфольдъ’.

PS. Знайте, что я въ услуженіи у лэди и могу выходить изъ дому тогда только, когда baby легъ спать.

У., то-есть Шадракъ Бэнъ, черезъ посредство своего услужливаго агента Джона Садгрэва, старшаго сына его хозяйки, поспшилъ отвтить на это письмо телеграммой, назначивъ временемъ для свиданія девять часовъ вечера того же дня, а мстомъ, отель Кенсайдъ, въ Имбанкментъ-Стрит, на Странд.

Приписка о baby доставила м-ру Бэну сладкую увренность, что лэди Перріамъ проживаетъ въ Уиллоби-Крешентъ. Какъ ни мало развиты въ ней материнскіе инстинкты, но она врядъ ли бы ршилась разлучиться съ сыномъ, отъ котораго до нкоторой степени зависло ея будущее положеніе.

‘Куда бы она ни ухала, а ужъ съ мальчикомъ она не разстанется’, размышлялъ м-ръ Бэнъ. ‘Весь вопросъ въ томъ только, успла ли она выдти замужъ въ этотъ промежутокъ времени за Эдмонда Стендена. Я узнаю это сегодня вечеромъ, если только миссисъ Трингфольдъ явится на свиданіе’.

Салонъ, который м-ръ Бэнъ имлъ въ своемъ распоряженіи въ отел Бейсайдъ, была небольшая трехъ-угольная комната, выходившая въ другую, боле просторную комнату, которая служила столовой для хозяйки и ея семейства. Въ этой послдней комнат м-ръ Бэнъ долженъ былъ зассть самъ, возл двери, ведущей въ салонъ, въ этой двери предполагалось оставить щель, для того, чтобы онъ могъ слышать бесду м-ра Садгрэва съ постительницей и даже шепнуть слова два этому молодому человку, въ случа, еслибы онъ что позабылъ спросить или заврался. М-ръ Садгрэвъ, душа котораго особенно лежала ко всякимъ секретамъ и двусмысленнымъ положеніямъ, радъ былъ служить душой и тломъ Шадраку Бэну. Онъ всегда преклонялся передъ послднимъ и гордился тмъ, что можетъ услужить ему, уже не говоря о скромномъ денежномъ вознагражденіи, которое посулилъ ему м-ръ Бэнъ.

Молодой человкъ чувствовалъ себя такимъ же важнымъ лицомъ, какъ какой-нибудь знаменитый криминальный адвокатъ, когда миссисъ Трингфольдъ была введена въ трехъ-угольную пріемную, гд онъ засдалъ за чернильницей, имвшей совсмъ оффиціальный видъ, и грудой бумагъ.

Исторія съ наслдствомъ была скоро покончена. Существовала нкая миссъ Гарперъ, жившая въ двадцати миляхъ отъ Монкгемптона и у которой миссисъ Трингфольдъ жила десять лтъ тому назадъ въ качеств горничной и экономки, и за которой ухаживала передъ ея смертью.

— Она ничего не оставила вамъ въ своемъ завщаніи, не правда ли?— спросилъ Джонъ Садгрэвъ съ дловымъ видомъ.

— Ни копйки, сэръ, хотя многіе ожидали, что она завщаетъ мн хорошенькій кушъ. Семья подарила мн кое-что изъ туалета покойницы… у ней былъ прекрасный туалетъ, у старой миссъ Гарперъ, такъ какъ она боялась носить хорошія платья, чтобы не испортить ихъ, и держала ихъ въ комодахъ и въ шкафахъ. Вуаль, который надть на мн сегодня вечеромъ, принадлежалъ миссъ Гарперъ. Онъ изъ настоящей блонды.

— Ну, такъ мн очень пріятно сообщить вамъ, что одинъ изъ родственниковъ покойной миссъ Гарперъ нашелъ на-дняхъ пакетъ съ бумагами, и въ числ ихъ записку, въ которой миссъ Гарперъ заявляла о своемъ желаніи оставить вамъ десять фунтовъ.

— Ну, что-жъ, сэръ, это немного, принимая во вниманіе, что я служила ей врой и правдой, но всякое даяніе благо, когда оно приходитъ невзначай.

— Помните, что записка эта вовсе не составляетъ законнаго документа. Она совсмъ необязательна для родныхъ миссъ Гарперъ, но съ великодушіемъ, длающимъ имъ честь, они ршили не оставлять невыполненнымъ желаніе миссъ Гарнеръ. Мн поручено выплатить вамъ десять фунтовъ.

— Много обязана, сэръ. Могу я написать и поблагодарить джентльмена… или лэди?

— Нтъ, они этого не желаютъ.

— Они очень добры, сэръ, и я считаю своей обязанностью высказать, что семья миссъ Гарперъ всегда относилась ко мн съ щедростью. Она сшила мн прекрасное траурное платье, хотя не такое хорошее, какъ то, какое я ношу теперь по сэр Обри Перріам.

— Сэръ Обри Перріамъ… это тотъ джентльменъ, что женился на хорошенькой молоденькой двушк, незадолго до своей смерти,— спросилъ м-ръ Садгрэвъ безпечно, какъ будто исторія эта ему давно извстна.— Я полагаю, что въ настоящее время его вдова вторично вышла замужъ?

— Нтъ еще, сэръ, не вышла,— отвчала миссисъ Трингфольдъ многозначительно.

— Но скоро выйдетъ, такъ что-ли?

— Гораздо скоре, чмъ это прилично лэди, бдный супругъ которой всего лишь шесть мсяцевъ какъ покоится въ могил. Все это прекрасно: поставить мраморный памятникъ и сидть взаперти въ своей комнат, не видя людей и называя это горестью!— говорила миссисъ Трингфольдъ внушительно,— но когда вы вдругъ возьмете да и выйдете замужъ за молодого человка, ухаживавшаго за вами, когда не прошло еще шести мсяцевъ со времени похоронъ вашего мужа, то проницательные люди по невол назовутъ ваши мраморные памятники и печальныя мины комедіей.

— Вы не можете же ожидать, чтобы молодая вдова вчно оплакивала своего мужа,— подзадоривалъ м-ръ Садгрэвъ:— но я полагаю, что лэди Перріамъ врядъ ли соберется такъ скоро замужъ. Она едва ли нарушить ‘приличія’, какъ выражаются наши французскіе сосди?

— Что вы скажете, сэръ, если я сообщу вамъ, что лэди Перріамъ должна обвнчаться съ своимъ первымъ возлюбленнымъ — который, какъ извстно всему Гедингему, ухаживалъ за ней, прежде чмъ сэръ Обри увлекся ею — завтра утромъ??

— Пустяки, миссисъ Трингфольдъ! Я не могу этому поврить!

— Это врно, какъ золото, сэръ: врьте или не врьте?

— Гд же о ни будутъ внчаться?

— Въ церкви св. Фрэнсиса де-Сиссэ, сэръ, какъ разъ позади Крешента. Новая церковь и очень высокая, какъ говорятъ, хотя на мой взглядъ колокольня ниже колокольни нашей новой церкви въ Монкгемптон.

— Въ которомъ часу назначена церемонія?

— Въ половин десятаго и будетъ совсмъ интимная, какъ этого и слдовало ожидать. Они подутъ на Озера провести медовый мсяцъ, и затмъ вернутся въ Перріамъ. Вдь м-ръ Стенденъ, служа въ Монкгемптонскомъ банк, не можетъ долго находиться въ отсутствіи. Такая низкая партія для вдовы баронета, и какъ не стыдно давать этому безцнному мальчику вотчима, прежде чмъ у него прорзались зубки!

— Они съдутся въ церкви, полагаю,— сказалъ м-ръ Садгрэвъ равнодушнымъ тономъ, предложивъ миссисъ Трингфольдъ рюмку хереса и бисквитъ.

— Да. Лэди Перріамъ и онъ должны съхаться въ церкви въ половин одиннадцатаго, а въ одиннадцать все будетъ кончено. Селина, ея горничная, одна будетъ сопровождать ее, а я и мой дорогой мальчикъ немедленно выдемъ въ Брайтонъ посл бракосочетанія и поселимся тамъ въ дом, нанятомъ для насъ въ Рокъ-Гарденсъ,— и будемъ тамъ жить, пока не придетъ приказъ вернуться въ Перріамъ. То будетъ скучнйшая свадьба, о какой я когда-либо слыхала.

— Какъ долго лэди Перріамъ проживаетъ въ Уиллоби-Крешентъ?

— Около трехъ недль. Мы пріхали сюда прямо изъ Брюсселя.

— А, вы были въ Брюссел передъ тмъ? Прошу, выпейте еще рюмку хересу: это не сдлаетъ вамъ вреда.

— Да, сэръ… за ваше здоровье… мы пробыли три дня въ Брюссел посл того, какъ ухали изъ Антверпена… гд я ничего не видла достойнаго вниманія, кром попугаевъ въ зоологическомъ саду. Милэди пробыла три дня въ Брюссел и видла вс достопримчательности… картины и церкви… и поле сраженія въ Ватерлоо. А затмъ мы ухали такъ же внезапно, какъ и изъ Антверпена, и вернулись въ Лондонъ, гд провели ночь въ отел, а на слдующее утро м-ръ Стенденъ пришелъ сказать намъ, что нашелъ меблированный домъ въ Уиллоби-Крешент, и прежде чмъ наступилъ часъ обда для сэра Сентъ-Джона, мы очутились въ удобной квартир, а я-то была какъ рада, очутившись снова среди моихъ соотчичей, вмсто этихъ картавыхъ бельгійцевъ.

— Не знаете ли вы, почему лэди Перріамъ такъ внезапно вернулась въ Лондонъ?— спросилъ м-ръ Садгрэвъ, поощренный шопотомъ изъ-за двери.

— Нтъ, сэръ… я слышала только, какъ однажды милэди говорила м-ру Стендену въ Брюссел, когда я вошла въ комнату за baby… вдь люди не виноваты, что у нихъ есть уши… что нтъ другого такого мста, какъ Лондонъ, и что люди вольны жить въ немъ, какъ хотятъ, не привлекая ничьего вниманія. ‘Лондонъ точно лсъ,— говорила она:— мы въ немъ потеряемся, Эдмондъ’. Меня всегда морозъ подиралъ по кож, когда я слышала, какъ она зоветъ его по имени, а сэръ Обри еще, можно сказать, не усплъ простыть въ своемъ гробу.

Дверь позади м-ра Садгрэва слегка скрипнула, что на язык спиритовъ означало, что м-ръ Бэнъ услышалъ все, что ему было нужно, такъ что м-ръ Садгрэвъ выдалъ миссисъ Трингфольдъ ея наслдство, десять блестящихъ, новенькихъ совереновъ, при вид которыхъ у молодого человка слюнки побжали, и отпустилъ ее весьма довольною свиданіемъ съ нимъ.

— Хорошо ли я справился, м-ръ Бэнъ?— спросилъ Джонъ Садгрэвъ, съ сознаніемъ своей заслуги, когда Шадракъ Бэнъ показался изъ сосдней комнаты.

— Какъ нельзя лучше, Джонъ, вотъ общанный мною соверенъ. Но вы должны отпроситься на завтрашнее утро и отправиться со мною въ церковь, гд лэди Перріамъ думаетъ обвнчаться. Вы можете понадобиться мн, какъ свидтель.

— Я сбгаю рано поутру въ контору и отпрошусь на нсколько часовъ,— отвчалъ Джонъ Садгрэвъ съ жаромъ.— Вы намрены помшать бракосочетанію, не такъ ли?— спросилъ онъ.

— Это боле, нежели вроятно,— отвчалъ м-ръ Бэнъ съ мрачной улыбкой.

ГЛАВА LX.
Неожиданная помха.

Наступило утро того дня, когда Сильвія должна была вторично сочетаться бравомъ… бракомъ, который казался ей внцомъ всхъ ея двичьихъ мечтаній, который долженъ былъ сдлать ее безконечно счастливой.

Она провела тревожно ночь передъ тмъ и сонъ ея прерывался страшными видніями. Не однажды и въ самыхъ разнообразныхъ формахъ снилось ей событіе наступающаго дня. Порою сны ея были довольно правдоподобны, порою превращались въ дикую и мрачную путаницу. Она неслась съ своимъ женихомъ по бурнымъ волнамъ. Они стояли на голой и пустой палуб корабля, претерпвшаго кораблекрушеніе, между тмъ какъ священникъ въ великолпномъ одяніи, такомъ, какое она видла въ церкви св. Гудулы, въ Брюссел, служилъ обдню, и вотъ… не усплъ онъ соединить ихъ руки, какъ гигантская волна встала, какъ цлая гора, и хлынула на корабль, смывъ съ палубы и священника, и жениха, и оставивъ ее одну, въ отчаянной борьб съ ужаснымъ океаномъ.

Въ другомъ сн ей привидлось, что они спятъ среди тропической песчаной пустыни, подъ небомъ, раскаленнымъ какъ мдь, среди жаркой, удушливой атмосферы. По временамъ облако горячаго песку окружало ихъ. Здсь также они стояли на колняхъ другъ возл друга и голосъ, раздававшійся неизвстно откуда, произносилъ слова внчанія, но прежде чмъ обрядъ былъ конченъ, невста поглядла на жениха и увидла, что онъ упалъ мертвый возл нея и стая коршуновъ спустилась на него съ ужаснаго неба.

Было совсмъ свтло, когда она пробудилась отъ послдняго сновиднія. Она вскочила на постели, облитая холоднымъ потомъ отъ ужаса, и увидла лучи свта, пробивавшагося сквозь окна, не закрытыя занавсами.

‘Слава Богу, это только былъ сонъ!’

Она поднялась, позвонила Селину и начала одваться, хотя было всего шесть часовъ. Селина вжливо возражала, ссылалась на то, что ея барын необходимо быть какъ можно авантажнй въ подвнечной шляпк, прелестнйшей шляпк изъ благо неразрзного бархата съ страусовыми перьями и блдно-лиловой отдлкой, въ вид почтительнаго намека на трауръ по сэр Обри.

— Безполезно толковать объ этомъ, Селина,— возражала лэди Перріамъ нетерпливо:— я больше не попытаюсь заснуть! Я видла такіе ужасные сны.

— Ужасные сны, наканун такого счастливаго брака! mais, madame, c’est incroyable!

— А, между тмъ, это правда. Должно быть я слишкомъ много тревожилась послднее время.

— А cause des dents du pauvre petit,— сказала Селина наивно.

Прорзываніе зубовъ у сэра Сентъ-Джона сопровождалось большими треволненіями и горничная воображала, что материнская заботливость мшала спать милэди.

Сильвію освжила холодная ванна, чашка крпкаго чаю и изысканный туалетъ. Она была удивительно мила въ подвнечномъ плать изъ свтлосраго атласа, отдланнаго широкими кружевами… солидный костюмъ, отъ котораго еще рельефне выступала ея юношеская красота.

— А теперь бгите внизъ за письмами,— сказала она Селин, когда часы пробили девять. Почта должна уже быть принесена.

Единственное письмо, о которомъ она думала въ это утро, было нсколько привтственныхъ строкъ отъ Эдмонда, которыя онъ вроятно пришлетъ ей въ это утро въ виду наступавшей церемоніи. Она писала къ экономк въ Перріамъ-Плэсъ и велла переслать къ ней вс письма, которыя придутъ въ Перріамъ. Но не объ нихъ думала она въ это утро.

Селина вернулась съ маленькимъ, но тяжелымъ пакетомъ, завернутымъ въ толстйшую и блйшую бумагу и запечатаннымъ нсколькими печатями… пакетъ былъ, очевидно, отъ золотыхъ длъ мастера. То было привтствіе отъ Эдмонда. Она получила также письмо… письмо изъ-за границы, адресованное въ Перріамъ-Плэсъ мелкимъ, нервнымъ почеркомъ, хорошо знакомымъ Сильвіи и переадресованнымъ въ Уиллоби-Крешенгъ грубыми каракулями экономки.

Письмо было отъ м-ра Керью. Посланія его были не часты и содержаніе ихъ заключалось обыкновенно или въ просьб о высылк денегъ, или извщеніи объ ихъ полученіи. Онъ продолжалъ жить на юг Франціи, по временамъ навдываясь въ Парижъ недли на дв, и Сильвія имла вс основанія предполагать, что онъ проведетъ весь остатокъ своихъ дней въ этомъ пріятномъ изгнаніи. Она была достаточно щедра относительно его и переписка ихъ велась въ самомъ дружескомъ тон, но Сильвія не вздыхала о свиданіи съ отцомъ, въ обществ котораго провела столько лтъ своей жизни.

Она открыла сначала пакетъ отъ Эдмонда. Въ немъ лежалъ темно-красный бархатный футляръ съ ея вензелемъ — ея новымъ вензелемъ С. С., выбитымъ золотомъ,— а внутри футляра заключался крестъ изъ брилліантовъ чистйшей воды и очень крупныхъ.

На клочк бумажки, лежавшемъ въ футляр, Эдмондъ написалъ эти нсколько строкъ:

‘Наднь это завтра, безцнная, ради меня, вмсто ожерелья, которое ты мн показывала вчера вечеромъ. Мн пріятно будетъ думать, что ты надла мой подарокъ, а не сэра Обри, въ торжественный день, долженствующій соединить насъ навки’.

‘Мой дорогой, щедрый Эдмондъ!’ прошептала Сильвія и непривычныя слезы омрачили ея глаза, между тмъ какъ она цловала письмо и крестъ.

Она показывала ему наканун свое брилліантовое ожерелье, подарокъ сэра Обри, и спрашивала его полу-шутя, полу-серьёзно, можетъ ли она надть его въ день свадьбы.

Она надла крестъ на шею прежде, чмъ вспоминала о письм отца. Брилліанты засверкали въ складкахъ богатаго кружева, которымъ обшить былъ узкій вырзъ лифа la Рафаэль.

Когда даръ жениха былъ надть при восторженныхъ восклицаніяхъ Селины, лэди Перріамъ услась за завтракъ, собираясь выпить еще чашку чаю и прочитать письмо отца.

— Вы можете теперь идти, Селина,— сказала она,— но въ четверть десятаго приходите помочь мн надтъ шляпку и приколоть вуаль.

Письмо м-ра Керью было короче обыкновеннаго, потому что въ спокойномъ уединеніи своей праздной жизни онъ находилъ достаточно времени, чтобы писать дочери довольно пространно. Онъ хвалился тмъ, что уметъ писать интересно и посланія его были такъ же старательно сочиняемы, какъ и письма путешественниковъ, имющихъ въ виду со временемъ напечатать свои изліянія по просьб друзей.

Сегодня письмо было коротко и содержаніе его непріятно: лобъ Сильвіи наморщился, когда она читала его.

‘Моя дорогая Сильвія,

‘Пробывъ два года въ этомъ благорастворенномъ климат, я нашелъ, что мое здоровье совсмъ поправилось и что природа въ нкоторой мр вознаграждена глубокимъ отдыхомъ за годы труда и заботъ, которые меня преждевременно состарили. Съ возобновленіемъ силъ во мн пробудилось желаніе увидть родину, присущее, я полагаю, всякому человку. Ты теперь вполн свободна, богата и независима въ томъ возвышенномъ положеніи, какое доставила теб твоя красота. Если я поселюсь теперь въ твоемъ дом или недалеко отъ него въ собственномъ скромномъ жилищ, то не буду чувствовать себя лишнимъ. Поэтому, я намренъ, мое дорогое дитя, пріхать и воспользоваться твоимъ гостепріимствомъ. Ты была боле, чмъ щедра, относительно меня во время моего изгнанія, но мн нужно нчто иное, кром твоей матеріальной помощи. Мн нужны твое общество, твои ласки. Я буду съ тобой, быть можетъ, черезъ день или два посл того, какъ ты получишь это письмо. Впервые, поэтому, могу окончить письмо словомъ до свиданія, вмсто прощай.

Твой любящій отецъ,
Джемсъ Керью’.

‘Можно подумать, что мой злой геній внушилъ ему мысль вернуться какъ разъ въ настоящее время!’ думала Сильвія. ‘Желала бы я знать, есть ли у меня злой геній. Многіе люди сказали бы, что нтъ: мн такъ повезло въ жизни. Но вдь злые демоны, про которыхъ мы читаемъ, безпрекословно исполняютъ желанія тхъ людей, которыхъ ршились погубить’.

Она пробовала разсчитать время, которое должно пройти, прежде чмъ отецъ ея успетъ вернуться въ Англію, но въ письм объ этомъ было сказано слишкомъ неопредленно. Оно было написано съ недлю тому назадъ. Если онъ выхалъ вскор посл того, то могъ быть уже въ Англіи.

Онъ продетъ, конечно, прямо въ Перріамъ-Плэсъ, найдетъ, что ея тамъ нтъ, узнаетъ ея адресъ отъ экономки, запуганной его отцовскимъ авторитетомъ, и явится за ней въ Уиллоби-Крешентъ. Надежда подсказывала, что авось онъ опоздаетъ.

Раздался громкій звонокъ въ то время, какъ она все еще сидла съ письмомъ въ рук, звонокъ, возбудившій страхъ въ ея душ, хотя, быть можетъ, это былъ, самый обыкновенный звонокъ.

Она завтракала въ будуар, маленькой, свтлой комнатк, примыкавшей въ ея уборной. Эта комната была строго интимная и если мужскіе шаги раздавались вблизи ея, то она была уврена, что это были шаги Эдмонда. Никто другой не посмлъ бы ворваться въ ней въ этотъ часъ.

Селина отворила дверь и прокричала:

— Madame! c’est monsieur votre pre!

Еще мгновеніе и Сильвія, проливая слезы досады, очутилась въ объятіяхъ отца. Не такъ нжно обнималъ онъ ее въ старые дни, когда былъ еще сельскимъ учителемъ, а она его безплатной служанкой.

— Моя радость,— вскричалъ онъ съ умиленіемъ:— какой восторгъ. Я не знавалъ чувствъ отца до настоящей минуты.

Еще съ полъ-секунды предавался онъ отеческимъ чувствамъ и проливалъ или длалъ видъ, что проливаетъ слезы умиленія надъ свтлокудрой головкой Сильвіи. Посл этого взрыва чувствительности онъ вдругъ отодвинулъ ее отъ себя.

— Дай мн поглядть на себя, моя душа,— вскричалъ онъ:— дай поглядть, на-сколько красота твоя созрла въ эти два года. Да, бутонъ распустился въ цвтокъ, но не утратилъ своей первоначальной свжести. Но, милая Сильвія, что означаетъ этотъ нарядъ въ такой ранній часъ? Ужъ не вышла ли мода на какія-нибудь утреннія собранія? Что значитъ этотъ почти внчальный нарядъ?

Сильвія поглядла ему прямо въ лицо, приготовляясь выдержать борьбу.

— Это означаетъ, что я выхожу замужъ,— отвтила она самымъ холоднымъ, рзкимъ тономъ, тономъ, говорившимъ, что она не намрена уступать.

— Ты… выходишь… замужъ!— возопилъ м-ръ Керью,— шесть мсяцевъ спустя посл смерти твоего мужа… и такого мужа, какъ сэръ Обри Перріамъ!

— Я знаю, что это покажется страннымъ вамъ… да и всему свту,— отвчала Сильвія:— но я не считаю себя обязанной слушаться васъ или свта. На этотъ разъ я принимаю во вниманіе свои собственныя чувства. Нкогда я пожертвовала собой, чтобы доставить вамъ довольство и комфортъ. Было бы неблагодарностью съ вашей стороны, еслибы вы вознаградили эту жертву сопротивленіемъ теперь, когда я ищу счастія для самой себя.

— Свтъ будетъ порицать тебя за этотъ бракъ, Сильвія.

— Пусть себ. Свтъ всегда жестокъ… жестовъ къ богатымъ, еще жесточе къ бднымъ… жестовъ къ красот… жестокъ къ добродтели… Пусть свтъ ненавидитъ меня. Онъ не властенъ больше уязвить меня, потому что я ничего не прошу у него. Я теперь сама себ госпожа. Мн надоло одиночество и я выхожу замужъ за моего перваго жениха, единственнаго человка, котораго я когда-нибудь любила. Разв это такъ дурно?

— Неприлично выходить замужъ шесть мсяцевъ спустя посл смерти мужа.

— Будь въ здшней стран обычай сожигать вдовъ, то вы, должно быть, потребовали бы отъ меня, чтобы я лучше сожгла себя, нежели оскорбила общество,— сказала Сильвія съ горькимъ смхомъ.— Вы продали меня богатйшему… и воспользовались сдлкой и, по всей вроятности, будете пользоваться ею въ теченіи всей остальной жизни. Чего вамъ еще нужно? Разв вы надялись заключить еще сдлку… найти другого богатаго человка, который заплатилъ бы вамъ за мое разбитое сердце?

— Ты не добра ко мн, Сильвія. Если я попользовался въ нкоторой мр отъ твоего брака съ сэромъ Обри, то теб онъ былъ еще выгодне. Да я думаю, что ты была такъ же довольна сдлаться лэди Перріамъ, какъ я, видя тебя наканун такой почести. Не будемъ ссориться, мой другъ. Ради тебя самой, я прошу тебя отложить твой бракъ. Нтъ никакой причины, почему бы теб не выдти за м-ра Стендена, когда истечетъ приличный срокъ твоему вдовству. Но если я пользуюсь хоть какимъ-нибудь вліяніемъ надъ тобой, то употреблю его затмъ, чтобы отклонить тебя отъ поступка, который погубитъ твою репутацію.

— У васъ нтъ такого вліянія. Вы истратили весь его запасъ, когда убдили меня выдти замужъ за сэра Обри Перріама. Вы не разлучите меня вторично съ любимымъ мною человкомъ.

— Сильвія!— закричалъ отецъ отчаянно:— разв ты не понимаешь, что я ничего не имю противъ твоего брака съ м-ромъ Стенденомъ. Я прошу только уважить приличія и отсрочить эту свадьбу… хотя бы только на шесть мсяцевъ.

— Отсрочки всегда опасны,— отвчала Сильвія:— кто знаетъ, что можетъ случиться черезъ шесть мсяцевъ?

— Чего ты можешь опасаться? Ты молода, богата, хороша собой? Эдмондъ Стенденъ во всхъ отношеніяхъ выигрываетъ, женясь на теб.

— Онъ можетъ раздумать. Полноте, милый батюшка,— начала Сильвія, боле мягкимъ тономъ:— не будемъ портить нашего свиданія этимъ безполезнымъ споромъ. Вы всегда поступали въ жизни, какъ хотли. Предоставьте и мн дйствовать по-своему, не надодая мн своими совтами и вмшательствомъ. Сдлайте это и мы навсегда останемся добрыми друзьями. Помшайте мн… и…

Она окончила фразу пожатіемъ плечъ, которое легко было понять.

— Что тогда?— спросилъ м-ръ Керью.

— Тогда я постараюсь забыть, что у меня есть отецъ.

— Прекрасно, Сильвія, длай, какъ знаешь. Въ сущности забота о твоей репутаціи твое дло. Твое имя пострадаетъ, а не мое. Къ чему мн ломать надъ этимъ голову. Я не привыкъ путаться въ чужія дла. Перестанемъ толковать объ этомъ. Быть можетъ, ты будешь такъ добра и дашь мн позавтракать. Я пріхалъ вчера въ Перріамъ… узналъ, что ты живешь въ Лондон… получилъ твой адресъ отъ экономки и вернулся въ Лондонъ съ вечернимъ поздомъ. Я провелъ ночь въ Great Western Hotel и мое нетерпніе увидться съ тобой было такъ велико, что я не усплъ и позавтракать.

— Я не допущу такой жертвы,— проговорила Сильвія весело.

Она охотно желала примирить съ собой этого незваннаго родителя теперь, когда онъ оказывался благоразумнымъ. Она позвонила, приказала подать наилучшій завтракъ, какой могли приготовитъ въ гостинниц въ пять минутъ времени, и вотъ м-ръ Керью очутился за роскошно убраннымъ столомъ съ дочерью vis—vis, обоняя справа отмннйшій мокка, а слва отборнйшій мараскинъ.

— Въ сущности, папа, если вы отнесетесь милостиво во мн, то вашъ неожиданный пріздъ будетъ для меня кстати,— заговорила Сильвія, заботливо угощая родителя:— вы отправитесь со мной въ церковь. Я не буду чувствовать себя сиротой безъ роду и племени, опираясь на вашу руку.

— Душа моя, люди не бываютъ сиротами съ пятью тысячами фунтовъ дохода, произнесъ м-ръ Керью внуйштелно:— Для людей съ такимъ доходомъ міръ набитъ биткомъ друзьями.

— Да, друзьями, которые не что иное, какъ переодтые враги,— отвчала Сильвія съ горечью:— я не истрачу ни копйки, чтобы пріобрсти такую дружбу. Единственная моя надежда на счастіе заключается въ человк, который любилъ меня ради меня самой, когда я была вашей нищей дочерью.

М-ръ Керью сълъ свой завтракъ, проглотилъ рюмки дв мараскина и осторожно примирился съ дочерью. Въ сущности, какъ онъ сейчасъ это и замтилъ, поспшный бракъ дочери не могъ повредить ему. Ей одной придется пострадать отъ людского злословія.

Они отправились въ церковь… новый готическій храмъ съ цвтными окнами. Эдмондъ дожидался ихъ въ ризниц… и казался такимъ счастливымъ, какъ только можетъ быть счастливъ женихъ. Умъ и сердце его были заняты одной Сильвіей.

Онъ удивился, увидя м-ра Керью, но радушно встртилъ его, готовый позабыть дерзкій отвтъ учителя на его предложеніе два года тому назадъ. Сегодня некогда было помнить старыя обиды. Свадьба была бы печальнымъ дломъ, еслибы каждый человкъ не чувствовалъ себя христіаниномъ въ день своей свадьбы.

— Моя Сильвія,— сказалъ женихъ гордо, отведя ее нсколько въ сторону отъ священника и м-ра Керью и глядя на нее восхищенными глазами: — какъ ты разряжена, точно атласъ и перлы могутъ возвысить твою красоту. Еслибы ты пришла ко мн въ лохмотьяхъ, какъ нищая уличная двушка, то я все также бы любилъ тебя. Моя Сильвія! моя наконецъ! моя отнын и навкъ!

— Готовы ли вы?— спросилъ священникъ, вжливо не замчавшій этого сентиментальнаго эпизода.

— Совсмъ готовы,— отвчалъ Эдмондъ, продвая руку Сильвіи въ свою и направляясь къ двери.

— Не думаю, когда я сообщу вамъ то, что имю сообщить,— произнесъ громкій голосъ съ порога.

Полу-отворенная дверь открылась совсмъ и м-ръ Бэнъ вошелъ въ ризницу.

У Сильвіи вырвался крикъ отчаянія, прозвучавшій подъ сводами и болзненно отозвавшійся въ сердц ея жениха.

— Онъ не разлучитъ насъ!— проговорила она: — Эдмондъ, Эдмондъ! будь вренъ мн, что бы онъ ни говорилъ.

ГЛАВА LXI.
Отчаянное положеніе.

Сильная рука Эдмонда крпко охватила Сильвію.

— Милая, къ чему такая тревога?— прошепталъ онъ: — я твой, пока живъ.

Затмъ, повернувшись къ Шадраку Бэну, гнвно вскричалъ:

— Прошу васъ, сэръ, объяснить, что значитъ это беззаконное вмшательство?

— Беззаконное, быть можетъ. Хотя, еслибы я захотлъ, то могъ бы явиться съ приказомъ объ арест отъ судьи и съ полицейскими. Вы должны благодарить меня за это вмшательство, м-ръ Стенденъ, и благодарить Провидніе за то, что я во-время усплъ помшать вашему бракосочетанію съ этой лэди.

— Этого вамъ никакъ не удастся, сэръ, какъ бы вы ни были дерзки. Отойдите отъ этой двери, м-ръ Бэнъ, и пропустите насъ въ церковь.

— Если вы дорожите своимъ будущимъ спокойствіемъ, то выслушайте сперва то, что я имю вамъ сообщить,— произнесъ Шадракъ Бэнъ съ невозмутимымъ хладнокровіемъ.— Быть можетъ, этотъ джентльменъ,— продолжалъ онъ, взглянувъ на священника,— и м-ръ Керью будутъ такъ добры и оставятъ насъ втроемъ. Но, можетъ быть, лэди Перріамъ желательно, чтобы я объяснился при всхъ.

— Что вы имете сказать?— спросила Сильвія, взглядывая на него.

Великій Боже! какая смертная блдность покрывала лицо ея, отъ волосъ до подбородка оно было бле ея подвнечнаго вуаля.

— Разв вы не догадываетесь, лэди Перріамъ?— спросилъ м-ръ Бэнъ съ угрозой въ голос.— Прежде чмъ м-ръ Стенденъ сдлаетъ васъ своей женой и взвалить на свои плечи отвтственность за ваши поступки, я желалъ бы, ради него — отецъ его быль хорошимъ пріятелемъ моего отца и я вслдствіе этого принимаю въ немъ участіе — прежде чмъ узелъ будетъ завязанъ, я желалъ бы сдлать вамъ нсколько вопросовъ о вашемъ девер, котораго вы запрятали недавно въ сумасшедшій домъ.

Сильвія вытянула впередъ руки съ умоляющимъ жестомъ, какъ бы желая остановить этого ужаснаго обвинителя, который глядлъ на нее безпощадными глазами. Она провела и обманула его, а м-ръ Бэнъ не прощалъ людямъ ни того, ни другого. Онъ не чувствовалъ жалости къ женщин, поступившей съ нимъ такимъ образомъ.

— Пожалуйста, сэръ, уйдите,— обратилась она съ умоляющимъ взглядомъ къ священнику: — папа, уйдите, оставьте насъ съ этимъ человкомъ. Пусть онъ обвиняетъ меня въ чемъ угодно. Все это ложь и клевета. Но я не желаю, чтобы меня оскорбляли при всхъ. Эдмондъ защититъ меня. Эдмондъ меня не оставитъ. Да, до самой смерти! Оставьте меня съ нимъ и съ моимъ обвинителемъ.

Она произнесла это съ гордымъ видомъ, не лишеннымъ нкотораго благородства. Она бросилась на грудь своего жениха, точно ища въ немъ своего убжища.

Священникъ и м-ръ Керью ушли изъ церкви удивленные.

— Боюсь, что внчаніе не состоится сегодня,— сказалъ священникъ.

— Пустое, любезный сэръ, это какое-нибудь недоразумніе. Я знаю нсколько этого человка… управителя покойнаго сэра Обри Перріама, самонадяннаго малаго, который очень зазнался еще при жизни моего зятя. Я всегда подозрвалъ, что онъ негодяй.

Такъ говорилъ м-ръ Керью, но въ душ былъ неспокоенъ. М-ръ Бэнъ былъ слишкомъ осторожный человкъ, чтобы произвести подобный скандалъ безъ всякаго основанія. Да и блдное лицо Сильвіи выдавало ея виновность. Что все это означало? Джемсъ Керью не могъ даже приблизительно себ представить, но онъ боялся, что дло очень плохо. Какая-нибудь интрига: чего добраго, нарушенное слово выдти замужъ.

Ризницу заперли и вс трое остались наедин. М-ръ Бэнъ оставилъ свою креатуру, Джона Садгрэва, на паперти, готоваго явиться на первый эовъ.

— Ну-съ, сэръ,— произнесъ Эдмондъ угрюмо: — мы теперь одни. Что вы имете сказать? и прошу васъ, объясните, что вы разумли, говоря, что деверь этой лэди засаженъ въ домъ умалишенныхъ, по ея проискамъ.

Никакія монкгемптонскія сплетни не доходили до Эдмонда, со времени его отъзда. Переписка его съ банковыми служащими носила чисто дловой характеръ. Мать писала ему только разъ. Письмо ея дышало гнвомъ и горечью и въ немъ она отказывалась отъ всякихъ сношеній съ нимъ. Поэтому онъ ничего не зналъ объ отъзд Мордреда изъ Перріамъ-Плэса, событіи, о которомъ на вс лады толковалось верстъ на сорокъ въ окружности Монкгемптона.

— Я утверждаю простую истину, что Мордредъ Перріамъ переведенъ изъ дома, гд онъ велъ безукоризненную жизнь въ теченіи послднихъ тридцати лтъ, переведенъ по распоряженію этой леди и заключенъ въ домъ умалишенныхъ по ея проискамъ.

— Сильвія!— вскричалъ Эдмондъ:— погляди на меня и скажи мн, что этотъ человкъ лжетъ.

— Разв похоже на то, чтобы она это отрицала,— подтрунивалъ м-ръ Бэнъ, указывая на блдное лицо, съ полузакрытыми глазами и дрожащими губами, отворачивавшееся отъ дневного свта.

— Справедливо, что Мордредъ находится въ пріют для душевно больныхъ,— проговорила Сильвія:— я не говорила теб объ этомъ, Эдмондъ… такъ тяжело было говорить о такомъ несчастій и я боялась, что оно вооружитъ тебя противъ меня. Но я по совту этого человка отослала Мордреда изъ Перріама. Онъ лжецъ, если вздумаетъ отрицать это.

— Я отрицаю, что прямо совтовалъ вамъ засадить Мордреда Перріама въ сумасшедшій домъ,— возразилъ м-ръ Бэнъ неумолимо.— Я передавалъ вамъ, что люди болтали на его счетъ, я говорилъ вамъ, что люди желаютъ знать, почему его держать взаперти въ его комнатахъ и не позволяютъ ему даже дышать свжимъ воздухомъ со смерти брата. Я предупреждалъ васъ о сплетняхъ, распускаемыхъ на вашъ счетъ, и просилъ васъ, ради васъ самихъ, дозволить мн повидать Мордреда Перріама и убдиться лично, что его не держать взаперти въ четырехъ стнахъ, подъ присмотромъ сидлки, противъ его воли и ради какихъ-то тайныхъ цлей. Дайте мн убдиться въ этомъ, говорилъ я вамъ, и я объявлю лжецомъ всякаго, кто осмлится сказать одно слово противъ васъ, и буду вашимъ защитникомъ. Каковъ былъ вашъ отвтъ на мою просьбу, лэди Перріамъ? Весьма практичный. На другой день посл того, какъ я высказалъ вамъ все это, Мордредъ Перріамъ былъ увезенъ изъ дома своихъ предковъ и сданъ на руки врачу душевныхъ болзней. Не спросясь ни чьего совта, не переговоривъ ни съ кмъ, вы засадили брата своего покойнаго мужа въ домъ умалишенныхъ.

— Сильвія, есть ли хоть одно слово правды въ обвиненіяхъ этого человка?— вскричалъ Эдмондъ, взглядывая на это, обезумвшее отъ страха, лицо, смертельная блдность котораго наполнила ужасомъ его сердце, потому что онъ могъ поврить ея виновности лишь благодаря признакамъ вины, выказываемымъ ею самой. Слова ея обвинителя показались бы ему праздными, еслиби не это испуганное лицо, выдававшее безумный страхъ, сжимавшій сердце, которое такъ шибко билось у его груди.

— Говори, Сильвія,— умолялъ онъ:— говори, моя радость, и уличи этого человка во лжи. Скажи ему, что твой деверь не засаженъ беззаконно въ сумасшедшій домъ, что во всемъ этомъ не было ни поспшности, ни тайны, что ты имла полное основаніе поступить такимъ образомъ.

— Я имла это основаніе,— отвтила она, встрчая испытующій взглядъ своего милаго твердымъ взглядомъ, глазами, которые такъ же бы спокойно глянули въ лицо смерти. Страхъ былъ теперь побжденъ. Гибель ожидала ее, быть можетъ, но нервная сила, несокрушимое мужество, поддерживавшее ее такъ долго, снова вернулось къ ней. Юношеская свжесть безслдно исчезла съ ея лица, которое какъ бы, вдругъ постарло на десять лтъ, но глаза сверкали по прежнему и блдныя губы были съ твердостью сжаты, презирая позоръ и гибель.

— Я имла основаніе,— повторила она:— врачъ, которому я поручила м-ра Перріама, былъ рекомендованъ этимъ человкомъ. Два другихъ медика засвидтельствовали его безуміе… все было совершенно правильно и открыто. Да, открыто. Я не была обязана увдомлять м-ра Бэна о своемъ намреніи. Онъ мн не господинъ.

— Скажи мн, почему ты приняла это внезапное ршеніе отправить м-ра Перріама въ сумасшедшій домъ,— спросилъ Эдмондъ, нсколько успокоенный ея смлостью, но все еще чувствуя, что ея волненіе иметъ боле глубокій смыслъ, чмъ естественное негодованіе женщины на ложное обвиненіе:— разв онъ сталъ вдругъ безпокоенъ?

— Сказать ли мн вамъ, почему лэди Перріамъ засадила его въ сумасшедшій домъ, м-ръ Стенденъ?— спросилъ Шадракъ Бэнъ.

— Нтъ, сэръ. Я не спрашиваю васъ. Я не ищу у васъ разъясненій. Я спрашиваю лэди, которая сейчасъ будетъ моей женой.

— Вамъ лучше не безпокоиться объ этомъ,— возразилъ агентъ съ короткимъ смхомъ:— вы никогда не получите отвта отъ лэди Перріамъ. Я скажу вамъ, почему она засадила бднаго, безвреднаго Мордреда Перріама въ сумасшедшій домъ… человка, который такъ же здоровъ, какъ и мы съ вами. Она сдлала это потому, что ему извстна ея тайна, извстно, что ея мужъ, сэръ Обри, погибъ безвременной смертью отъ ея руки.

Сильвія вскрикнула и упала къ ногамъ своего жениха, поднявъ руки къ небу, какъ бы призывая его въ свидтели своей невинности.

— Призываю Бога въ свидтели, что это черная и низкая клевета,— вскричала она, поднимая глаза вверхъ и какъ бы ожидая, что Богъ явится подтвердить истину ея словъ:— я не повинна въ смерти моего мужа.

— Если вы не умертвили его, то замыслили его погибель,— сказалъ Шадракъ Бэнъ:— вы слишкомъ деликатная дама, чтобы самой впутаться въ такое дло, но вы заставили свою креатуру, миссисъ Картеръ, довершить это черное дло за себя.

— Это ложь, гнусная ложь,— закричала Сильвія, все еще не поднимаясь съ пола.

Эдмондъ поднялъ ее и охватилъ рукою, чтобы поддержать.

— Еслибы мы не были въ церкви, м-ръ Бэнъ, то я бы отколотилъ васъ,— холодно произнесъ онъ:— убирайтесь-ка отсюда подобру, по-здорову, а не то я могу позабыть, что это мсто священно.

— Неужели я долженъ уйти, м-ръ Стенденъ, и оставить васъ обвнчаться съ этой лэди? Не лучше ли сперва проврить ея слова? Отложите вашу свадьбу до завтра и подемъ вмст со мной розыскивать м-ра Перріама. Мсто, куда милэди спровадила его, находится всего на разстояніи одного дня зды отъ Лондона. Повидайте сами брата сэра Обри. Если тутъ нтъ никакой тайны, если все дло чисто, я извинюсь передъ милэди за несправедливость, оказанную ей. Но вдь бда, въ сущности, не велика. Вдь ничего не значитъ, что вы отложите церемонію, назначенную на сегодня, когда завтра не передумаете совершить ее.

— Пусть будетъ такъ,— отвчалъ Эдмондъ ршительно, посл минутнаго раздумья:— мы отложимъ нашу свадьбу до завтра, Сильвія, и я посвящу сегодняшній день на то, чтобы опровергнутъ клевету этого человка.

— Не зди съ нимъ,— закричала Сильвія изступленно и съ прежнимъ ужасомъ во взор:— не зди съ нимъ, Эдмондъ. Если ты сдлаешь это, то докажешь, что вришь въ его клевету. Не можешь же ты вритъ…

— Я ничему не врю худому на твой счетъ, милая. Но есть только одинъ способъ положитъ конецъ скандалу — это обнаружить клевету. Я поду въ больницу умалишенныхъ вмст съ м-ромъ Бэномъ. Я увижусь и переговорю съ твоей предполагаемой жертвой и докажу твою невинность, прежде чмъ вернусь къ теб.

— Эдмондъ,— умоляла Сильвія отчаянно, вырываясь изъ объятій своего милаго и бросаясь бъ его ногамъ:— Эдмондъ, если ты когда-нибудь любилъ меня, не зди.

— Я слишкомъ люблю тебя, чтобы потерпть тнь на твоей репутаціи, когда могу ее разсять. Какъ ни презрнна клевета, лживость ея должна быть доказана передъ цлымъ свтомъ.

— Итакъ, ты узжаешь?— спросила она съ отчаяніемъ.

— Я узжаю, Сильвія… пусти меня,— возразилъ онъ, освобождаясь отъ ея рукъ, обвивавшихъ его колни: — жизнь моя, твое униженіе тяжеле для меня, чмъ обвиненіе этого человка.

Онъ высвободился изъ ея объятій, отворилъ дверь и позвалъ м-ра Керью, дожидавшагося съ встревоженнымъ лицомъ не далеко отъ двери въ ризницу.

— Озаботьтесь о своей дочери, м-ръ Керью,— сказалъ онъ:— отвезите ее немедленно домой и не позволяйте никому безпокоить ее, пока я не вернусь. Сегодня не будетъ внчанія. Я вернусь черезъ нсколько часовъ и все объясню.

— Неужели ты въ самомъ дл узжаешь, Эдмондъ?— спросила Сильвія.

Она стояла у двери, блдная, какъ мраморъ, но съ спокойствіемъ подавленной страсти. Она дышала слабо и часто, и только это одно и выдавало ея волненіе.

— Да, моя жизнь, я узжаю, чтобы доказать твою невинность.

— Поцлуй меня еще разъ, Эдмондъ, прежде чмъ мы разстанемся.

Онъ немедленно исполнилъ эту просьбу, прижалъ ее въ груди и поцловалъ въ лобъ и губы.

— Помнишь ли нашъ прощальный поцлуй на Гедингемскомъ кладбищ, Эдмондъ? Ты, конечно, считалъ его впослдствіи поцлуемъ Іуды. Поцлуй меня еще разъ… поврь мн въ послдній разъ, хотя бы на минуту. Для меня это разставаніе горше перваго. Теперь, прощай.

Она отстранила его твердой рукой и подошла въ отцу, снова овладвъ собою.

— Подемъ домой, папа,— произнесла она, беря м-ра Керью подъ руку.

— До свиданія, милая,— прошепталъ Эдмондъ:— помни, что мы разстаемся всего на нсколько часовъ. Я вернусь и сообщу теб, что обличилъ эту безсовстную ложь.

— Или не вернешься вовсе,— отвтила она тихимъ, печальнымъ голосомъ, съ тупымъ спокойствіемъ крайняго отчаянія:— ступай, Эдмондъ, мы много любили другъ друга, но судьба оказалась противъ насъ.

Онъ удивленно поглядлъ, какъ бы опасаясь, не помшалась ли она, и затмъ оторвался отъ нея. Она сказала правду. Это разставаніе было еще тяжеле перваго, хотя онъ и надялся вернуться до вечера, хотя внчаніе отложено было всего лишь на одни сутки.

— Теперь, сэръ,— сказалъ онъ Шадраку Бэну,— я къ вашимъ услугамъ.

— Меня дожидается кэбъ на улиц,— отвчалъ тотъ холодно:— мы поспемъ въ двнадцати-часовому позду большой западной дороги.

ГЛАВА LXII.
‘Прости, печальный міръ’.

М-ръ Керью довелъ дочь до кареты, сильно встревоженный и никакъ не постигая причины происшедшаго скандала. Священникъ проводилъ ихъ до экипажа, выражая соболзнованіе о такомъ непріятномъ происшествіи.

Небольшая кучка нянекъ съ своими питомцами и уличныхъ мальчишекъ собралась у дверей церкви, пронюхавъ о свадьб, несмотря на вс распоряженія Сильвіи окружить ее строгой тайной. Молодыя женщины любопытно уставились на невсту, когда она вышла иЗъ дверей церкви, съ опущеннымъ вуалемъ. Смертная блдность Сильвіи просвчивала сквозь нжную ткань вуаля и въ толп послышался шопотъ соболзнованія о блдности ея лица. Мальчишки въ толн беззастнчиво комментировали разстроенный видъ невсты и высказывали предположеніе, что она вышла за эту ‘старую, сдую крысу’ — подъ этимъ названіемъ подразумевался м-ръ Керью — противъ воли.

Сильвія ни слова не проговорила во время краткаго перезда въ Уиллоби-Крешентъ. Она вышла изъ кареты безъ помощи отца и твердыми шагами прошла по прихожей и взбжала по лстниц. М-ръ Керью послдовалъ за ней и настигъ ее у дверей будуара, весь запыхавшись.

— Зачмъ вы идете за мной?— вскричала она:— я желаю быть одна.

— Но, Сильвія, ради Бога, объясни мн, что значитъ вся эта непріятность. Что привело этого Бэна въ ризницу?

— Вы слишкомъ скоро узнаете это. Неужели вы не можете оставить меня въ поко на нсколько часовъ? Желаніе ваше исполнилось: свадьба моя отложена.

— Я былъ бы этому радъ, еслибы съ этой отсрочкой не была связана какая-то непріятность для тебя. Почему ты не хочешь мн довриться… Вдь я отецъ теб?

— Потому что вы никогда не обращались со мной, какъ отецъ,— отвчала лэди Перріамъ: — я скоре обращусь за помощью къ постороннимъ людямъ, чмъ къ вамъ. Оставьте меня одну.

М-ръ Керью слабо простоналъ и отошелъ отъ двери, которая въ ту же минуту захлопнулась у него подъ самымъ носомъ. Захлопнулась и заперлась. Онъ слышалъ, какъ ключъ щелкнулъ въ замк.

Но, отдлавшись отъ отца, лэди Перріамъ не осталась въ уединеніи. Въ ту минуту, какъ она запирала одну дверь, изъ другой, ведшей въ уборную, появилась Селина, прибиравшая въ уборной гардеробъ своей госпожи.

— Великій Боже, сударыня, какъ вы блдны,— вскричала двушка, пораженная перемной, происшедшей въ Сильвіи въ какихъ-нибудь два-три часа.

— Не заботьтесь объ этомъ и раздньте меня какъ можно скоре.

Двушка, ничего не знавшая о прерванной свадьб, повиновалась, немало дивясь, но не смя разспрашивать. Она сняла срое атласное платье, съ его драгоцнными кружевами, сплетенными лтъ двсти тому назадъ, блые атласные башмачки, кисейныя юбки, отдланныя брюссельскими кружевами, вс дорогіе наряды, которыми Сильвія такъ дорожила нсколько дней тому назадъ. Теперь она сбрасывала ихъ съ такимъ отвращеніемъ, какъ если бы то были грязныя отрепья какой-нибудь замарашки.

Селина хотла разстегнуть тонкую золотую цпь, на которой вислъ подарокъ Эдмонда — брилліантовый крестъ.

— Оставьте его на мн,— замтила Сильвія, удерживая руку горничной:— я буду носить его, пока не умру.

‘Ужъ не спятила ли милэди съ ума?’ подумала Селина.

— Дайте мн самое простое платье,— сказала Сильвія, когда весь подвнечный костюмъ былъ снятъ.

— Но, сударыня, вдь ваше дорожное платье уже готово — срое съ голубымъ… шляпка — настоящая игрушка: mademoiselle Marchette говоритъ, что это геніальное произведеніе. Почему вамъ не угодно надть дорожное платье?

— Будьте такъ добры исполнить то, что я вамъ приказываю. Подайте мн мое черное кашемировое платье.

— Траурное платье, сударыня! Вы хотите его надть посл внца! Это принесетъ вамъ несчастіе.

Взглядъ леди Перріамъ заставилъ двушку умолкнуть. Она принесла мрачное траурное платье, отъ котораго лицо Сильвіи стало еще блдне.

— Хорошо,— сказала Сильвія,— а теперь ступайте: Скажите всмъ домашнимъ, что свадьба моя отложена, быть можетъ, только до завтра… быть можетъ, на боле долгій срокъ. Присмотрите за тмъ, чтобы вс желанія моего отца были исполнены. Я желаю отдохнуть и полежу нсколько часовъ. Не безпокойте меня, пока не прідетъ м-ръ Стенденъ.

‘М-ръ Стенденъ долженъ пріхать. Значитъ, они не поссорились’, размышляла Селина, ‘но что же могло такъ сильно разстроить ее?’

Она сбжала внизъ, чтобы обсудить съ миссисъ Трингфольдъ это неожиданное событіе. Остальные слуги въ дом были чужія лица, съ которыми Селина еще не успла сойтись. Имъ предоставлено было судить и рядить о немъ между собой, между тмъ какъ Селина и миссисъ Трингфольдъ разсуждали въ дтской съ запертыми дверями, угощаясь холоднымъ цыпленкомъ и бутылкой шампанскаго, заготовленнаго для брачнаго пиршества.

— Я не врю, чтобы свадьба состоялась,— сказала Селина: — она бы не глядла такъ, еслибы внчаніе было отложено только на одинъ день. Тутъ что-то недоброе творится.

— Я никогда не ждала ничего путнаго съ той минуты, какъ она ухала за-границу,— произнесла миссисъ Трингфольдъ, съ убжденіемъ:— ужъ должно быть что-нибудь неладно, когда людямъ становится тсно къ своемъ отечеств.

Сильвія сидла одна въ своемъ несчастіи… сидла посредин комнаты, неподвижная, точно безжизненная кукла. Солнце глядло въ окно, напротивъ нея… безстрастное солнце, равно озаряющее праведныхъ и гршныхъ, счастливыхъ и несчастливыхъ. Разъ только она подняла глаза къ ясному лтнему небу и подумала, что солнце и лто ея жизни навки ее покинули.

‘Я старалась достичь богатства, равно какъ и счастія, старалась завладть всми благами жизни’, размышляла она, ‘и погнавшись за большимъ, лишилась всего. Я была-бы счастливой женщиной, если бы удовлетворилась скромной долей… удовлетворилась любовью Эдмонда, готоваго трудиться для меня’.

Ей припомнились отцовскія слова въ тотъ вечеръ, какъ сэръ Обри впервые постилъ школьный домъ:

‘Въ длахъ людскихъ есть свой приливъ, воспользуешься имъ, онъ къ счастью приведетъ’.

‘Я воспользовалась приливомъ’, подумала она, ‘но онъ привелъ меня къ погибели’.

Она просидла съ часъ, не мняя позы, и въ этотъ часъ передъ ней проносились картины всей ея жизни,— горькій обзоръ существованія, въ которомъ эгоизмъ царилъ безусловно и привелъ къ глубокому униженію.

Она пробудилась наконецъ отъ этого мечтанія, поглядла на часы, нашла, что поздне, чмъ она ожидала, поспшно надла шляпу и пальто… креповую шляпу съ длиннымъ вуалемъ и плерёзами, признаками траура… и широкую кашемировую тальму.

Въ этомъ костюм, съ опущеннымъ вуалемъ, она не рисковала привлечь ничье вниманіе.

Она вынула немного денегъ изъ своего ящика съ драгоцнностями и положила ихъ въ маленькій кожаный мшочекъ. Этотъ мшочекъ былъ единственнымъ багажемъ, который она взяла съ собой.

Она растворила дверь будуара и, подойдя въ площадк лстницы, стала прислушиваться. Все было тихо въ дом.

Она спустилась съ лстницы, прошла мимо дтской, гд раздавались голоса Селины и Трингфольдъ, занятыхъ оживленной бесдой, прошла, почти не пожалвъ объ оставляемомъ ею ребенк, перешла черезъ переднюю, тихо отворила дверь, которая вела на улицу и выскользнула вонъ.

Разъ очутившись на улиц, она быстро пошла по ней, обогнула уголъ Крешента и очутилась на широкой и шумной улиц, наняла первый попавшійся кэбъ и услась въ него.

— Везите на станцію London Bridge,— сказала она,— Брайтонская линія.

Она знала, что существуетъ нсколько путей пробраться во Францію, и одинъ изъ нихъ лежитъ черезъ Ньюгавенъ и Діеппъ. Если они погонятся за ней, то вроятно предположатъ, что она отправилась черезъ Дувръ и Калэ. Избирая самый медленный путь, она пріобртаетъ шансъ ускользнуть отъ нихъ, предположивъ, что кто-нибудь вздумаетъ ее преслдовать, и предположивъ, что кто-нибудь догадается, что она отправилась во Францію.

На станціи лэди Перріамъ узнала, что черезъ полчаса отходитъ поздъ въ Льюисъ и что она можетъ попасть съ нимъ, съ небольшимъ замедленіемъ, въ Ньюгавенъ, но въ Ньюгавен ей придется дожидаться до полночи, прежде чмъ пароходъ отойдетъ въ Діеппъ.

У ней не было опредленной цли при этомъ бгств… она не составляла никакихъ плановъ для будущаго, никакой лучъ надежды не мерцалъ для нея вдали. Она желала только уйти отъ настоящаго позора, не слыхать голоса Эдмонда, обвиняющаго ее и отрекающагося отъ нея: не быть поставленной лицомъ къ лицу съ своимъ преступленіемъ. Ей хотлось укрыться гд-нибудь въ уголк и умереть безвстной и одинокой.

Поздъ привезъ ее въ Льюисъ, гд ей пришлось дожидаться томительныхъ полтора часа, прежде чмъ другой поздъ доставилъ ее въ Ньюгавенъ… тяжкая остановка, въ продолженіи которой торжественный свитокъ ея прошлой жизни снова развернулся передъ ея глазами и она снова начала думать: какъ пріятно могла-бы сложиться ея жизнь, еслибы она довольствовалась малымъ… еслибы она покорно приняла жребій, выпадавшій на ея долю, вмсто того, чтобы стараться его улучшить.

Во весь этотъ день она ничего не ла и много прошлыхъ дней она провела въ постоянной лихорадк надежды и опасеній, постоянно и смутно опасаясь ‘чего-то’, что могло разрушить ея тайны, и не имя возможности успокоиться на мысли, что Провидніе устроитъ все къ лучшему. Къ тому времени, какъ она заняла мсто въ Ньюгавенскомъ позд, чувство усталости дошло до изнеможенія. Туманъ застилалъ ея глаза, вс члены ея ныли и болли. Окружающіе ее предметы ходили ходуномъ вокругъ лея, точно волны на мор.

У ней хватило силъ настолько, чтобы выдти изъ вагона и послдовать за носильщикомъ въ отель, но едва вошла она въ пріемную, куда ввела ее горничная, какъ упала на полъ.

Призвали хозяйку, которая, услыхавъ, что у безчувственной путешественницы не было ни багажа, ни спутниковъ, выказала умренное состраданіе.

— Вамъ лучше уложить ее въ постель, Джэнъ, и послать за докторомъ,— сказала хозяйка, посл неоднократныхъ, но безплодныхъ попытокъ привести ее въ чувство: — она, кажется, очень плоха.

ГЛАВА LXIII.
Неожиданное открытіе.

М-ръ Бэнъ и его спутникъ молча дохали до станціи большой западной дороги, взяли билеты въ Гатфильдъ и выхали съ двнадцати-часовымъ поздомъ, избгая бесды другъ съ другомъ.

Въ вагон каждый джентльменъ развернулъ газету и длалъ видъ, что ее читаетъ. Одинъ, обвинитель, былъ не столько хладнокровенъ, чтобы интересоваться рыночными цнами на различные продукты и другими вещами, касавшимися его личнаго благосостоянія. Онъ зналъ, что его ожидаетъ впереди. Онъ приводилъ въ исполненіе давно задуманный планъ. Онъ поклялся, что лэди Перріамъ будетъ его женой или онъ отмститъ ей. Чтобы лэди Перріамъ когда-либо сдлалось его женой — на это, повидимому, не оставалось больше никакой надежды, но онъ готовился отмстить ей и не былъ недоволенъ собой. Его личные интересы не могла пострадать отъ удовлетворенія этого злобнаго чувства. Если ему удастся доказать, что Сильвія Перріамъ — преступница, то онъ останется единственнымъ опекуномъ ея ребенка. Никто не станетъ оспаривать у него, этого права. Во время несовершеннолтія Сентъ-Джона онъ, Шадракъ-Бэнъ, будетъ полнымъ господиномъ и распорядителемъ Перріамъ-Плэса.

Для него путешествіе это не было страшнымъ дломъ. Со всмъ тмъ никакой человкъ не свободенъ отъ нкотораго волненія, если только онъ не механическая кукла, сдланная изъ какого-нибудь крпкаго металла. Онъ чувствовалъ нкоторое смущеніе, смутное сознаніе важности своего дла. Все, что случилось сегодня, устрашенный видъ лэди Перріамъ, ея нескрываемое отчаяніе, ея жалобныя мольбы къ Эдмонду не здить въ сумасшедшій домъ,— все утверждало м-ра Бэна въ его убжденіи, что смерть сэра Обри была дломъ рукъ его жены, и что заключенный, котораго онъ собирался освободить сегодня, зналъ объ этомъ преступленіи и объявитъ о немъ, когда съ его устъ снимутъ печать молчанія.

‘Я хорошо знаю, что за человкъ этотъ Лэдламъ’, думалъ м-ръ Бэнъ: ‘и я знаю, что онъ согласится молчать о самомъ страшномъ преступленіи, какое только возможно на земл, если ему заплатятъ хорошо. Я поставилъ себ задачей вывести его на свжую воду. Лэди Перріамъ плохо разсчитала, если вообразила, что можетъ воспользоваться рекомендованнымъ мною орудіемъ’.

Эдмондъ сидлъ молча, прикрывшись газетой, погруженный въ глубокую думу, но его занимало не столько то, что ожидало его впереди, сколько та странная сцена, которая произошла въ ризниц. Напрасно старался онъ оправдать волненіе Сильвіи какимъ-нибудь мотивомъ, совмстнымъ съ невинностью. Отчаянныя ноты ея голоса, когда она прощалась съ нимъ, все еще звучали въ его ушахъ. Разв она стала бы бояться, что онъ покинетъ ее, еслибы была невинна? разв, зная, какъ глубока его любовь, она могла предположить, что они разлучаются навки? Но если же она была виновна, то какого рода была ея вина?

Что она виновна въ ужасномъ преступленіи, въ какомъ обвинялъ ее Шадракъ Бэнъ — этому онъ не могъ ни на минуту поврить. Если даже онъ могъ поврить въ преступность любимой имъ женщины, то отрицанія Сильвіи было достаточно, чтобы онъ поврилъ въ ея невинность, по крайней мр, въ этомъ одномъ пункт. Правда звучала въ ея голос… правда освтила ея лицо въ тотъ торжественный моментъ, когда съ поднятыми къ небу глазами и руками она призывала его въ свидтели своей невинности.

Что она совершила жестокій и несправедливый поступокъ, отправивъ Мордреда Перріама въ заточеніе въ сумасшедшій домъ, было возможно, какъ возможно и то, что она сгорла отъ стыда при изобличеніи этого дурного поступка. Увы! Эдмондъ Стенденъ слишкомъ хорошо зналъ, что чародйка, для которой онъ принесъ столько жертвъ, далеко не безупречна, что она заражена эгоизмомъ. Она могла обрадоваться случаю избавиться отъ скучнаго жильца, очистить свой домъ отъ несноснаго старика. Настолько она могла быть виновна.

Какъ онъ поступитъ, если окажется, что это такъ? что она дозволила поступить съ эксцентрикомъ, какъ съ помшаннымъ, что она обманула довріе мужа и безвинно изгнала Мордреда изъ дома его предковъ?

Какъ ему поступить? Высказать ей порицаніе, пристыдить ее и затмъ простить, снова прижать ее къ сердцу со всми ея недостатками и поставить задачей своей жизни преобразовать и облагородить ея характеръ.

Вотъ къ какому ршенію пришелъ влюбленный человкъ. Онъ исправитъ зло, причиненное ею, и затмъ проститъ ее. Даже проступокъ ея не разлучитъ ихъ.

Въ Гатфильд м-ръ Бэнъ нанялъ извощика и посл долгихъ объясненій послдній соблаговолилъ понять, куда онъ долженъ везти нанявшихъ его господъ. Сначала извощикъ утверждалъ, что никогда и не слыхивалъ о такомъ мст, которое называлось бы ‘Бесдкой’. Но посл глубокомысленныхъ размышленій и почесываній объявилъ, что припоминаетъ о такомъ мст, куда, какъ онъ слышалъ, ‘возятъ людей, у которыхъ въ голов не совсмъ ладно’.

— Это то самое и есть,— возразилъ м-ръ Бэнъ:— везите насъ туда, какъ можно скоре.

— Да вдь это отсюда добрыхъ семь миль,— замтилъ извощикъ съ раздумьемъ:— туда и обратно выйдетъ и всхъ четырнадцать и мн слдуетъ получить четырнадцать шиллинговъ.

— Не бойтесь, не обсчитаемъ.

— Да и на водку получить не грхъ.

— Если вы скоро доставите насъ туда и обратно, я вамъ дамъ крону,— сказалъ Эдмондъ, желая покончить споръ.

— Ладно, сэръ, вотъ это — дло. Садитесь, но ужъ лучше заране предупредить васъ, чтобы не было спора потомъ: дорога туда отвратительная.

Извощикъ похалъ довольно тихо и его сдоки скоро убдились на опыт, что онъ сказалъ правду и что дорога отвратительная. Быть можетъ, величественные виды и сельская красота изобилуетъ въ окрестностяхъ Гатфильда, но дорога, ведшая въ ‘Бесдку’, не говорила въ пользу красоты этой мстности. Она лежала черезъ болотистые пустыри, на которыхъ ничего не росло, кром репейника, да одуванчиковъ, мимо мрачныхъ и неприглядныхъ прудовъ, мимо рвовъ, надъ которыми плакучія ивы протягивали свои кривыя руки,— словомъ, то былъ такой ландшафтъ, какъ тотъ, среди котораго Макбету повстрчались три вдьмы. Да и то, нтъ, въ Шотландіи не могло существовать такого мелкаго и мизернаго безобразія. Самые дикіе ландшафты ея поражаютъ обширностью размровъ, надъ самыми скучными ея равнинами ложится тнь какой-нибудь отдаленной горы, которая высится въ пустынномъ и мрачномъ величіи и втеръ проносится по безлюднымъ пустырямъ, подобно дыханію великой богини природы.

Мстность становилась все печальне и мрачне, по мр того, какъ путешественники приближались къ цли своего путешествія. ‘Бесдка’ расположена была среди безплоднйшей равнины, топкая торфянистая почва которой разнообразилась тамъ-и-сямъ лужами стоячей воды. Съ одной стороны равнины вела узкая дорога и по ней плелся извощикъ, пока не дохалъ до воротъ въ поломанной изгороди, позади которой виднлись окна четырехъ-угольнаго оштукатуреннаго дома, который могъ первоначально принадлежать какому-нибудь небогатому фермеру, домъ, не общавшій ни благосостоянія, ни вомфорта своимъ обитателямъ.

— Вотъ то мсто, которое, я слыхалъ, величали ‘Бесдкой’,— сказалъ извощикъ, указывая на зданіе презрительнымъ взмахомъ бича.

Въ подтвержденіе его словъ показалась блая надпись на двери аспиднаго цвта:

Бесдка.— Д-ръ Лэдламъ.

— Подождите насъ тутъ,— сказалъ м-ръ Бэнъ извощику, когда онъ и его спутникъ вышли изъ экипажа.

— Теперь, м-ръ Стенденъ,— продолжалъ онъ, обращаясь въ Эдмонду, пока они дожидались, чтобы имъ отворили ворота,— вамъ или мн необходимо выпытать тайну старика, а что у него есть тайна и такая, что служитъ обвиненіемъ лэди Перріамъ, то на этомъ я прозакладую все свое состояніе.

— Я пріхалъ сюда затмъ, сэръ, чтобы проникнуть въ ваши цли,— отвчалъ Эдмондъ угрюмо:— я не врю вашимъ увреніямъ, я ничего не принимаю на вру. Я явился сюда въ качеств мужа лэди Перріамъ, чтобы отомстить за нее.

— Вамъ лучше отмстить сначала за Мордреда Перріама,— возразилъ м-ръ Бэнъ съ насмшкой.

Посл нкотораго промедленія, ворота были наконецъ отперты растрепанной служанкой, которая повидимому не хотла пустить постителей. Только когда м-ръ Бэнъ сказалъ ей, что они друзья лэди Перріамъ, она отошла отъ ворогъ и пропустила ихъ въ садъ.

— Не знаю, позволитъ ли вамъ хозяинъ видться съ м-ромъ Перріамомъ,— сказала горничная,— но я спрошу его, если вц будете такъ добры и пройдете въ гостиную.

Постители исполнили эту просьбу и были введены въ комнаіу, претендовавшую на нкоторую изысканность. Стны были покрыты плсенью, воздухъ въ ней былъ сырой и тяжелый, но круглый столъ былъ покрытъ яркой скатертью и на немъ красовались чернильница изъ зеленаго стекла, и альбомъ съ фотографіями. Старое фортепьяно стояло у стны, дряхлый диванъ красовался напротивъ него, дв-три дешевыхъ литографіи свидтельствовали о любви м-ра Лэдлама въ искусству. Комната была содержима въ строгомъ порядк, и очевидно хозяева не пользовались ею, но держали постоянно на-готов для пріема постителей.

Здсь м-ру Бэну и Эдмонду Стендену пришлось дожидаться съ четверть часа, которая показалась обоимъ очень долгою. Въ комнат наверху раздавались шаги, слышалась бготня вверхъ и внизъ по лстниц, указывавшая на какое-то смятеніе и нкоторыя какъ бы приготовленія, но м-ръ Лэдламъ не показывался.

— Что-жъ, они намрены держать насъ здсь цлый день?— вскричалъ Эдмондъ нетерпливо.

Онъ подошелъ къ камину и позвонилъ въ колокольчикъ, что было вовсе не легко, такъ какъ проволока была сломана и колокольчикъ издалъ какой-то слабой, дребезжащій звукъ.

— Что за домъ!— вскричалъ онъ:— какое запустніе и какая нищета во всемъ.

Видъ этой нищеты хваталъ его за сердце. Ему трудне стало теперь простить Сильвіи ея проступокъ. Что она сдала своего деверя на руки врачу, что она лишила его свободы — это бы еще Эдмондъ Стенденъ какъ-нибудь простилъ ей. Но онъ ожидалъ найти жертву, окруженную всякимъ матеріальнымъ комфортомъ, на рукахъ у врача, положеніе и имя котораго служили бы гарантіей хорошаго обращенія съ паціентомъ.

И вотъ онъ находитъ его здсь… въ этомъ вертеп нищеты! Это былъ новый ударъ для молодого человка… Онъ, считавшій себя нсколько часовъ тому назадъ счастливымъ женихомъ, повернулся теперь спиной къ Шадраку Бэну и заплакалъ при мысли о жестокомъ эгоизм, осудившемъ беззащитнаго старика на такое горькое существованіе, какъ жизнь въ сельскомъ убжищ м-ра Лэдлаыа.

Никто не отвчалъ на звонокъ. Въ гостиной былъ балконъ, который велъ прямо въ садъ.

— Я не стану ждать доле,— сказалъ м-ръ Стенденъ, который отеръ слезы и надялся, что м-ръ Бэнъ ихъ не замтилъ: — я самъ изслдую эту злосчастную нору. Хотите — идемте вмст, хотите — нтъ.

Служанка появилась въ дверяхъ, какъ разъ въ тотъ моментъ, какъ Эдмондъ отворялъ балконъ.

— О, сэръ, прошу васъ, извините,— произнесла она скороговоркой:— мн очень жаль, но я ошиблась, позволивъ вамъ придти сюда. Миссисъ говоритъ, что м-ръ Лэдламъ въ Лондон по дламъ и что противно его правиламъ пускать друзей паціента безъ уговора, кром тхъ случаевъ, когда это тотъ самый другъ, который помстилъ къ нему паціента. Если вамъ угодно, будьте такъ добры написать и попросить свиданія у м-ра Лэдлама, который дастъ вамъ знать, когда вы можете видть м-ра Перріама, если только вы доставите ему дозволеніе отъ лэди Перріамъ. М-ръ Лэдламъ считаетъ себя отвтственнымъ передъ лэди Перріамъ и никмъ больше.

Двушка очевидно заучила на память это порученіе, которое ей вроятно старались вбить въ голову, потому что она возвращалась къ однмъ и тмъ же фразамъ, точно ящикъ съ музыкой.

— Я спрошу позволенія посл,— отвчалъ Эдмондъ,— но такъ какъ я уже тутъ, то осмотрю ваше заведеніе.

— О, прошу васъ, сэръ, не ходите въ садъ,— закричала двушка съ испуганнымъ лицомъ:— это противъ правилъ.

— Пойдемте, м-ръ Бэнъ,— сказалъ Эдмондъ, не обращая вниманія на ея слова.

Онъ вышелъ черезъ балконъ, въ сопровожденіи управляющаго.

— О, пожалуйста не ходите,— вопила двушка въ тревог, и видя, что слова ея не дйствуютъ, бросилась вонъ изъ комнаты, побжала по лстниц, крича:— миссисъ, миссисъ, они пошли въ садъ, а м-ръ Перріамъ находится тамъ вмст съ Самми.

ГЛАВА LXIV.
Паціентъ м-ра Лэдлама.

Первымъ дломъ Стендена было осмотрть домъ, въ ожиданіи, что плнникъ мистера Лэдлама могъ стоять у одного изъ оконъ. Но въ окнахъ никого не было видно. Въ двухъ верхнихъ этажахъ, окна были снабжены ршетками, вроятно въ виду того, чтобы удержать отъ побга какого-нибудь отчаяннаго паціента, который вздумалъ бы подражать побгу Джека Шепперда изъ Ньюгета.

— Осмотримъ садъ,— сказалъ м-ръ Бэнъ:— тревога этой двушки заставляетъ меня думать, что онъ тамъ.

Они прошли по трав къ стоячему пруду, гд полоскались утки съ утятами, и гд старая ива оплакивала запустніе всего окружающаго. Ива была единственнымъ тнистымъ мстомъ во всемъ этомъ запустломъ саду и промежду ея опущенныхъ втвей острый глазъ м-ра Бэна различилъ какой-то предметъ, напоминавшій человческую фигуру.

Онъ пошелъ къ этому мсту въ сопровожденіи Эдмонда. Ива росла на противуположномъ берегу пруда. Они быстро обошли прудъ, причемъ м-ръ Бэнъ шелъ все впереди. Да, кто-то былъ подъ деревомъ… дтскія, рзкія восклицанія неслись изъ-подъ дерева и имъ отвчалъ старческій, дрожащій голосъ.

М-ръ Бенъ раздвинулъ втви ивы и заглянулъ въ натуральную бесдку.

Старикъ сидлъ на растрепанномъ передвижномъ кресл на колесахъ и рядомъ съ нимъ, въ такой же растрепанной колясочк, виднлся ребенокъ, оба эти безпомощныя существа находились подъ надзоромъ высокой, худой двочки, лтъ одиннадцати.

Шадракъ Бэнъ, непривыкшій выказывать сильнаго волненія, отступилъ назадъ съ громкимъ крикомъ и его смуглое, загорлое лицо помертвло.

— Сэръ Обри Перріамъ!— закричалъ онъ въ изумленіи.

— Что вы хотите сказать?— прошепталъ Эдмондъ хриплымъ голосомъ, схвативъ агента за плечо.

М-ръ Бэнъ не отвчалъ ему, но проползъ подъ ивой, наклонился надъ старикомъ, взялъ его руку и заглянулъ ему въ лицо.

— Сэръ Обри, узнаете ли вы меня? Я вашъ старый управляющій, Шадракъ Бэнъ, и пришелъ освободить васъ изъ этой жалкой норы, пришелъ возвратить васъ.къ жизни.

— Да, къ жизни,— возразилъ старикъ дряблымъ тономъ:— они уврили, что я умеръ, они въ лицо мн говорили, что я не Обри, а Мордредъ. Они перевели меня въ комнаты Мордреда, заперли меня тамъ и объявили, что мн хуже будетъ, если я стану называть себя Обри Перріамомъ. Кто сдлалъ это?— добавилъ онъ съ страдальческимъ взглядомъ и боле рзкимъ тономъ:— не моя жена, о, нтъ! не моя жена, не моя хорошенькая Сильвія. Она была хороша и добра. Она бы не поступила со мною такъ жестоко.

— Оставимъ это пока, сэръ Обри. Теперь это прошлое дло. Никто не посметъ отрицать вашего имени, пока я возл васъ. Великій Боже! подумать только, что женщина могла изобрсти такую штуку и привести ее въ исполненіе! Я теперь все понимаю. Умеръ-то Мордредъ, а эта женщина уврила весь міръ, что умеръ ея мужъ. Желаю вамъ радоваться на вашу обрученную жену,— присовокупилъ агентъ, поворачиваясь къ Эдмонду, который прислонился къ дереву, блдный, какъ смерть.

Старикъ ухватился за Шадрака Бэна, подобно ребенку, которому вернули няньку, которую онъ любитъ.

— Да, я знаю, я знаю,— бормоталъ онъ:— вы, Бэнъ, добрый слуга, врный слуга. Увезите меня изъ этого мста, изъ этого сырого, холоднаго, скучнаго мста. Они не бьютъ меня, они меня не очень обижаютъ, но они бдны и у нихъ нтъ никакого комфорта. Картеръ была всегда добра, но теперь она больна и меня оставили съ Самми и Кларой, а Клара зоветъ меня м-ръ Перріамъ и смется надо мной, когда я говорю ей, что мое настоящее имя сэръ Обри.

Клара была высокая двочка, стоявшая позади дтской колясочки и зашивавшая дтскій чулочекъ.

— Это его фантазія,— рзво замтила она:— когда онъ спятилъ, то забилъ себ въ голову, что онъ старшій братъ, тотъ, который умеръ. Смерть брата свела его съ ума,— говоритъ папаша.

— Онъ такъ же здраво мыслить о нкоторыхъ пунктахъ, какъ и вы, моя двочка,— отвчалъ м-ръ Бэнъ.— Его мозгъ нсколько ослаблъ отъ паралича, но онъ достаточно бываетъ свжъ по временамъ. Съ нимъ поступили очень дурно и я намренъ увезти его отъ васъ, не теряя времени.

— Вы не посмете этого сдлать,— возразила двочка поспшно:— папаша вамъ этого не позволитъ.

— Я не стану спрашивать позволенія у вашего отца,— отвтилъ рзко Шадракъ Бэнъ:— вы поможете мн, м-ръ Стенденъ, не правда ли?

— Да, я все сдлаю, чтобы помочь этому бдному старику,— отвчалъ Эдмондъ мрачно.

— Что такое съ миссисъ Картеръ, сидлкой?— спросилъ м-ръ Бэнъ.

— Воспаленіе въ легкихъ. Она простудилась дв недли тому назадъ и папа лечилъ ее сначала, но потомъ объявилъ, что болзнь ея неизлечима. Она очень плоха. Мы боялись прошлой ночью, что она не доживетъ до сегодняшняго утра.

— Если вы желаете узнать подробне объ этомъ дл, то разспросите миссисъ Картеръ,— сказалъ м-ръ Бэнъ Эдмонду:— она во всемъ участвовала. Она была главной наперсницей и совтчицей лэди Перріамъ.

— Я повидаюсь съ ней,— отвчалъ Эдмондъ,— если только вамъ не нужна моя помощь, чтобы увезти сэра Обри.

Онъ зорко глядлъ въ лицо старику, чтобы убдиться, что это дйствительно старшій, а не младшій братъ, и что онъ не сдлался жертвой какого-нибудь подвоха со стороны м-ра Бэна. Этотъ осмотръ не оставилъ никакого сомннія въ его ум. То былъ дйствительно сэръ Обри Перріамъ, мужъ Сильвіи. Какъ ни было велико сходство между двумя братьями, индивидуальность каждаго была настолько сильна, что Эдмондъ Стенденъ могъ убдиться въ этомъ пункт.

— Мн нужно только, чтобы вы проводили насъ до кареты,— сказалъ м-ръ Бэнъ:— а затмъ вы можете вернуться и повидаться съ миссисъ Картеръ. Но смотрите, не попадитесь ей на удочку, общая смягчить ея участіе въ этомъ заговор.

— Если она умираетъ, то ей все равно, будетъ ли ея преступленіе смягчено.

— Если… но она можетъ быть такъ же здорова, какъ и я. Мы можемъ подвезти сэра Обри къ воротамъ въ этомъ кресл. Онъ прежде могъ немного ходить, но, быть можетъ, теперь ослаблъ. Намъ двоимъ легко будетъ усадить его въ экипаж. Я отвезу его въ гостинницу въ Гатфильд и продержу его тамъ до тхъ поръ, пока можно будетъ удобнымъ для него образомъ перевезти его въ Перріамъ.

— Но вы не должны увозить его!— закричала миссъ Лэдламъ:— я побгу и скажу мамаш.

Она бросилась приводить въ исполненіе эту праздную угрозу, оставя ребенка въ колясочк, устрашеннаго своимъ внезапнымъ одиночествомъ. Когда она вернулась въ сопровожденіи миссисъ Лэдламъ, застнчивой на видъ матроны, которая все это время старалась придать себ презентабельный видъ въ глазахъ чужихъ постителей, сэръ Обри и м-ръ Бэнъ уже узжали въ карет, а Эдмондъ Стенденъ тихими шагами подходилъ къ дому.

— Онъ ухалъ, мама, закричала Клара:— они увезли его.

Миссисъ Лэдламъ принялась плакать.

— Твой отецъ скажетъ, что это моя вина,— жалобно залепетала она:— но что же я могла сдлать? Я была въ неглиже, когда они пріхали и только-что прибралась немножко, какъ ты прибжала сказать, что они узжаютъ. И вотъ весь доходъ нашъ вылетлъ въ трубу, потому что онъ былъ единственнымъ паціентомъ папа, и Богъ всть, когда еще представится другой. Я просто дрожу, когда подумаю, что онъ скажетъ.

— Вы не виноваты, мама. Вы не могли бы остановить ихъ, еслибы и были одты. Они силой увезли его. Вотъ одинъ изъ джентльменовъ, спросите его, что все это значитъ.

М-ръ Стенденъ, робко спрошенный объ этомъ, не далъ опредленнаго отвта.

— Большое преступленіе совершено,— сказалъ онъ серьёзно: я не могу сказать, насколько вашъ мужъ участвовалъ въ немъ, но знаю, что прежде всего необходимо было освободить этого бднаго старика.

— Мы всегда хорошо обращались съ нимъ,— рыдала миссисъ Лэдламъ:— и если онъ скажетъ, что нтъ, то онъ старый лгунъ. Ему доставлялись всякія удобства. Я своими собственными руками готовила ему пуддинги изъ саго, бульонъ изъ баранины и всякіе деликатесы. Я могу сказать, что мы обращались съ нимъ, какъ съ роднымъ, и вс мы съ терпніемъ переносили его нелпыя выходки, когда онъ выдавалъ себя за своего брата. Клара была съ нимъ терплива, какъ ангелъ.

М-ръ Стенденъ пожелалъ увидться съ сидлкой, миссисъ Картеръ, и посл нкотораго сопротивленія, путемъ убжденія и подарка пятифунтоваго билета миссисъ Лэдламъ, въ вид утшенія за доходъ, котораго она лишалась, получилъ позволеніе пройти на чердакъ, гд лежала больная женщина.

— Она очень плоха,— говорила миссисъ Лэдламъ:— я просидла надъ ней половину прошлой ночи, думая, что она умираетъ, но это томительный, обманчивый недугъ, и я думаю, что она долго еще протянетъ, бременя собою себя и другихъ.

Миссисъ Картеръ, иначе миссисъ Карфордъ, лежала на узенькой кроватк, обернувшись лицомъ къ волоковому окну, сквозь которое заходящее солнце бросало мягкій, желтый лучъ. Она была тнью — блдной тнью той миссисъ Картеръ, которая проживала въ Перріам мсяцъ тому назадъ.

Блестящіе темные глаза казались еще больше, чмъ прежде, больше, чмъ въ былые, голодные дни, когда она приходила за помощью, въ Гедингемскій школьный домъ. И со всмъ тмъ горящіе смертнымъ огнемъ, они все еще были похожи на глаза Сильвіи. Эдмондъ тотчасъ же замтилъ сходство. Онъ тихо слъ возл ея кровати и взялъ ее за руку. Она поглядла на него сначала съ тупымъ равнодушіемъ, полагая, что къ ней привели какого-нибудь посторонняго доктора. Затмъ сознаніе мельквуло въ ея глазахъ. Она припомнила лицо, виднное ею на фотографіи, которую ей показывала Сильвія…. лицо перваго жениха, своей дочери.

— Сильвія… лэди Перріамъ здсь?— спросила она.

— Нтъ, но если вашу душу тяготить какая-нибудь тайна, если вы желаете передать что-либо, прежде чмъ умереть…. то не бойтесь сообщить это мн. Какое бы преступленіе вы ни совершили, васъ уже не можетъ настичь земное правосудіе. Попробуйте примириться съ Богомъ, покаявшись въ своихъ грхахъ. Не уносите тайны своего грха въ могилу.

— Преступленіе мое совершено мною не ради себя, а ради другой. Если я скажу правду, она пострадаетъ отъ того.

— Если вы говорите про лэди Перріамъ, то будьте уврены, что ничто, сказанное вами, не можетъ повредить ей. Во-первыхъ, тайна ея уже открыта, а во-вторыхъ, я послдній человкъ, который бы употребилъ противъ нея то, что мн извстно.

— Какъ, уже открыто?— вскричала миссисъ Картеръ съ волненіемъ:— я знала, что къ этому придетъ рано или поздно, что такое грховное дло не могло быть долго скрыто, но чтобы оно обнаружилось такъ скоро! Чтобы все такъ скоро вышло наружу! Какъ это случилось? Кто пріхалъ сюда?

— Не тревожьте себя подробностями. Вы слишкомъ слабы, чтобы пережить такое волненіе. Сэръ Обри открытъ и находится въ врныхъ рукахъ. Будьте довольны этимъ.

— А она… лэди Перріамъ?

— Разв вы принимаете такое участіе въ ея судьб?

— Боле сильное, чмъ вы воображаете,— отвчала миссисъ Картеръ со вздохомъ.

— Вы ей сродни, быть можетъ. Я замтилъ сходство ваше съ ней, какъ только вошелъ въ комнату.

— Мы связаны самыми близкими узами родства. Лэди Перріамъ моя дочь.

— Какъ! Вы та самая мать, о которой она говорила мн съ такой любовью, ради которой она вышла замужъ за сэра Обри?

— Она говорила вамъ это?

— Да, она говорила мн, что вы находились въ ужасающей нищет… почти умирали съ голода… и что единственнымъ средствомъ для нея помочь вамъ былъ бракъ съ богатымъ человкомъ.

— Это правда… я была въ ужасающей нищет… и посл своего замужства она помогала мн. Но я имю вс основанія думать, что въ это время она не знала о нашемъ родств. Я принимала ея благодянія какъ милостыню отъ лица, считавшаго меня посторонней женщиной.

— Но она помогала вамъ.

— Да. И когда получила возможность дать мн занятія и кровъ, въ качеств сидлки сэра Обри, то послала за мной.

— Она сдлала васъ слугой въ своемъ дом?

— Да, положеніе мое было положеніемъ слуги, но она устранила отъ него все унизительное. Я жила отдльно отъ другихъ слугъ и была возл нея. Это было высшимъ для меня счастіемъ, пока….

— Пока что….

— Пока она не убдила меня помочь ей въ преступномъ дл, въ грховномъ поступк, отравившемъ мою и ея жизнь. Изъ всхъ людей вы должны всего снисходительне судить ее, потому что ея роковая любовь къ вамъ заставила совершить это преступленіе.

— Пускай Господь судитъ ее такъ же милостиво, какъ я,— проговорилъ Эдмондъ глубоко тронутый.

— Вы отнесетесь къ ней, быть можетъ, снисходительне, когда все узнаете, но это печальная исторія и я ненавижу себя за слабость, допустившую меня помогать ей въ такомъ зломъ дл. Съ тхъ поръ, какъ я пріхала сюда и опасеніе умереть возникло во мн, я написала разсказъ о томъ, что произошло въ Перріамъ-Плэс. Осмлюсь ли я довриться вамъ такъ, какъ католики довряются своему духовнику? Общаетесь ли вы мн не обращать моихъ сообщеній, какъ орудія, противъ Сильвіи?

— Противъ нея? Вы не знаете, какъ слпо, какъ беззавтно любилъ я ее. Если ея любовь во мн была роковой, то и моя къ ней была не мене роковой. Все, что можно сдлать, чтобы спасти ее отъ послдствій ея преступленія,— я сдлаю. Но, увы! я боюсь, что это невозможно.

— Гд она теперь?

— Въ Лондон, съ своимъ отцомъ.

— Когда такъ, то не теряйте доле времени и возвращайтесь къ ней. Скажите ей, что все открылось.

— Она должна это знать, потому что знала, что мы демъ сюда, когда мы разстались съ ней сегодня поутру. Но я вернусь къ ней и увижу, что я могу для нея сдлать, хотя мн трудно будетъ свидться съ ней.

— Не довряйте доброт ея отца въ часъ несчастія. Возьмите мои ключи и откройте портфель, который лежитъ въ комод.

Слабая рука порылась подъ подушкой и достала небольшую связку ключей.

— Вотъ этотъ маленькій ключикъ отъ портфеля.

Эдмондъ повиновался.

— Видите вы тамъ пакетъ?

— Да.

— Возьмите его съ собой и ступайте.

— Не могу ли я сдлать что-нибудь для васъ? Оказывается ли вамъ медицинская помощь, есть ли за вами надлежащій уходъ?

— Да, эти люди длаютъ все, что могутъ, но дни мои сочтены. Ступайте къ ней, вы можете спасти ее отъ отчаянія.

ГЛАВА LXV.
Печальная повсть…

Эдмондъ Стенденъ положилъ пакетъ въ карманъ жилета и простился съ больной женщиной, дивясь материнскому самопожертвованію, которое даже на смертномъ одр заставляло забывать о личныхъ страданіяхъ, при одной мысли объ опасности, какой подвергалась дочь.

Какъ ни безпокоила его судьба Сильвіи, однако Эдмондъ, прежде чмъ оставить ‘Бесдку’, переговорилъ съ миссисъ Лэдламъ о покидаемой имъ безпомощной больной, общаясь уплатить вс издержки, какія можетъ причинить ея болзнь, и вознаградить за заботливый уходъ. Миссисъ Лэдламъ, мягкосердечная женщина, плакала и общала сдлать все отъ нея зависящее.

— Мы переведемъ ее въ комнату м-ра Перріама. Тамъ ей будетъ лучше и будемъ заботливо ухаживать за ней, не правда ли, Клара?— сказала миссисъ Лэдламъ, обращаясь къ своей разсудительной, одиннадцатилтней дочери.

— Да, мама, я готова все сдлать: она всегда казалась благовоспитанной и милой особой и не длала никакихъ непріятностей.

— Настоящая дама,— прибавила миссисъ Лэдламъ:— каждый могъ это видть.

Эдмондъ далъ другую пятифунтовую бумажку, какъ залогъ будущихъ благъ и оставилъ печальную ‘Бесдку’, чтобы вернуться въ Лондонъ и въ Уиллоби-Крешентъ.

Ему пришлось идти пшкомъ назадъ въ Гагфильдъ, по незнакомой дорог, въ сумерки и съ боле тяжелымъ сердцемъ, чмъ когда-либо: боль отъ измны Сильвіи, пережитая имъ два года тому назадъ, казалась легкой сравнительно съ мученіемъ, испытываемымъ имъ при мысли объ ея преступности.

Онъ прибылъ въ Уиллоби-Крешентъ поздно вечеромъ и здсь нашелъ м-ра Керью въ неописанномъ волпеніи. Весь домъ былъ въ смущеніи. Лэди Перріамъ исчезла, и никто не зналъ куда.

— Что длать?— спросилъ м-ръ Керью растерянно: я ничего не знаю… меня держали въ потемкахъ… точно я нуль.

— Она ухала, зная, что позоръ и безчестіе неизбжны, если она останется,— сказалъ Эдмондъ, когда отецъ прекратилъ свои капризныя жалобы.— Быть можетъ, это къ лучшему, что она ухала. Бгство было единственнымъ для нея исходомъ. Если она нашла врное убжище, то я доволенъ, я, который любилъ ее такъ сильно.

Но затмъ мелькнула мысль о возможности другого исхода. Что, если она покинула этотъ домъ, въ припадк отчаянія и безнадежности, чтобы искать спасенія въ смерти?

Эдмондъ разспросилъ Селину объ отъзд ея госпожи. Горничная ничего не могла сказать ему, кром того, что лэди Перріамъ ухала, что она, должно быть, ушла изъ дома въ траурномъ плать и ничего не взяла съ собой, кром маленькаго кожанаго мшочка, единственнаго предмета, котораго не досчитывалась Селина въ уборной.

Это казалось плохо, но Эдмондъ не отчаявался.

— У ней могли быть деньги въ мшк, а съ деньгами можно все купить. Были ли у нея въ дом деньги?

— Да, сэръ, я видла пачку бумажекъ въ ящик съ драгоцнностями.

— Принесите мн его.

Ящикъ былъ принесенъ. Эдмондъ сломалъ замокъ и осмотрлъ ящикъ въ присутствіи Селины. Денегъ въ немъ не было, а также и брилліантовъ. Селина знала, что то и другое находилось въ ящик въ прошлую ночь.

— Слава Богу!— вскричалъ Эдмондъ, когда онъ остался наедин съ м-ромъ Керью: — она не думала о самоубійств. Въ противномъ случа не взяла бы съ собой денегъ и брилліантовъ.

— Намъ нечего бояться самоубійства,— возразилъ спокойно м-ръ Керью: — самоубійство не въ мод въ моемъ семейств. Больше ничего не оставалось длать. Она спаслась отъ преслдованія: у ней хватитъ средствъ для существованія на нкоторое время, она устроилась наилучшимъ образомъ.

‘Я не могъ бы лучшаго присовтовать ей, будь я возл нея’, печально думалъ Эдмондъ. ‘Вотъ теперь мы по настоящему разлучены съ нею, ее ждетъ судьба скиталицы, а у меня разбита жизнь въ конецъ. Мать моя была пророкомъ, когда предсказывала мн, что любовь къ Сильвіи Керью окажется роковой’.

Его мать. Это имя напомнило ему про Гедингемъ, про домъ, двери котораго были для него заперты. Вотъ въ чемъ заключалось горчайшее униженіе. Вернуться назадъ… и сознаться, что онъ любилъ женщину недостойную.

‘Нтъ, я не назову ее недостойной’, говорилъ онъ самому себ: ‘какъ ни велико ея преступленіе, она совершила его, любя меня. Уста мои ее не осудятъ’.

Онъ оставилъ Уиллоби-Крешентъ и отправился въ скучнйшее изъ всхъ жилищъ для горемыкъ… въ гостинницу. Здсь, посл поспшнаго и безвкуснаго обда,— онъ еще ничего не лъ съ девяти часовъ утра,— онъ придвинулъ къ себ лампу и раскрылъ рукопись миссисъ Картеръ.

Было около полуночи: въ дом все было тихо, прислуга разбрелась по своимъ коморкамъ и отдыхала, во всемъ отел не спалъ одинъ дежурный ночной сторожъ. М-ръ Стенденъ не боялся, что чтеніе его будетъ прервано,— чтеніе, по всей вроятности, довольно мучительное.

Исповдь миссисъ Картеръ.

Я пишу эти строки съ сознаніемъ, что моя бдственная жизнь быстро подходитъ къ концу,— пишу съ мыслью и опасеніемъ смерти, носящейся надо мной, пишу потому, что сознаю своимъ долгомъ оставить посл себя правдивую и искреннюю исповдь моего преступленія, хотя бы даже, поступая такимъ образомъ, я рисковала навлечь горе и стыдъ на ту, ради которой я совершила свое преступленіе и которую люблю и жалю больше жизни.

Я врю, что для ея спокойствія въ здшней и въ будущей жизни лучше, чтобы истина обнаружилась. Первое страданіе будетъ легче второго… для нея лучше, чтобы ея проступокъ обнаружился, пока его возможно искупить, пока жива еще его жертва, чмъ поздне, когда жизнь его можетъ быть укорочена ея преступленіемъ и искупленіе станетъ невозможнымъ. Она скажетъ, быть можетъ, что единственнымъ наслдіемъ, завщаннымъ ей матерью, были позоръ и горе, но пусть она знаетъ, что послднія думы матери были полны нжности къ ней и что даже настоящая исповдь вызвана главнымъ образомъ желаніемъ успокоенія для ея души, этимъ единственнымъ желаніемъ ея несчастной матери.

Когда я впервые пріхала въ Перріамъ-Плэсъ, чтобы ухаживать за сэромъ Обри Перріамомъ, то перемна въ моей жизни была такъ велика, что я думала, что для меня начинается новая жизнь. Изъ глубочайшей нищеты, изъ самой жалкой обстановки, отъ непрерывной борьбы изъ-за куска хлба, отъ жизни, настоящія лишенія которой омрачались тнью будущаго, которое могло принести еще худшія испытанія, я вдругъ увидла себя окруженной комфортомъ и удобствами, роскошью, давно уже для меня незнакомою, вс мои потребности удовлетворялись безъ труда и безъ заботы съ моей стороны. Всмъ этимъ я была обязана лэди Перріамъ, моей благодтельниц, которая видла меня въ несчастій и состраданіе которой было возбуждено моей страшной нищетой… лэди Перріамъ, которая не знала, что предметъ ея состраданія ея несчастная мать!

Все, чего отъ меня требовали, взамнъ этого новаго и неожиданнаго счастія, было неусыпное попеченіе о больномъ. Это я добросовстно выполняла. Я могу смло сказать, что въ первый годъ моего пребыванія въ Перріам, я ни на минуту не упускала изъ виду своихъ обязанностей. Я чувствовала къ своему паціенту сожалніе, переходившее почти въ привязанность. Онъ былъ безпокоенъ, капризенъ, ночи мои зачастую проходили безъ сна, дни были полны заботы, но бдственное положеніе его вызывало мое состраданіе и наукой моей жизни стало облегчать ему бремя его тягостнаго существованія.

У лэди Перріамъ родился сынъ, мой внукъ, и рожденіе его было новой для меня радостью. Самой драгоцнной наградой для меня было позволеніе побыть у колыбели ребенка, подержать его на рукахъ. Но этимъ счастіемъ я пользовалась лишь изрдка, съ разршенія няньки.

Радость, испытанная мною при рожденіи этого дорогого дитяти, не была себялюбивой радостью. Я радовалась ради той, которая была для меня дороже всего, ради дочери, которой я не смла открыться, боясь, что она съ презрніемъ и ужасомъ отвернется отъ меня.

‘Теперь’, говорила я самой себ, ‘моя Сильвія будетъ счастлива. Если жизнь ея была до сихъ поръ безцльной и скучной въ этомъ мрачномъ, молчаливомъ, старомъ дом, управляемомъ мужемъ, за-живо умершимъ, то теперь все перемнится. Первенецъ-сынъ наполнитъ пустоту ея сердца, поглотитъ вс ея мысли, вс ея заботы, станетъ средоточіемъ всхъ ея надеждъ и радостей. Вотъ на что я надялась и во что врила, и въ продолженіи нкотораго времени казалось, что надежды мои оправдаются. Пока новизна скрашивала появленіе ребенка, Сильвія была счастлива, но даже въ это время я видла съ глубокимъ горемъ, что радость, которую доставлялъ ей новорожденный сынъ, была скоре удовольствіемъ имть новую игрушку, чмъ глубокое материнское чувство. Мало-по-малу ей надоло его общество, она стала жаловаться, что онъ безпокоенъ, потеряла всякій интересъ къ нему и все боле и боле предоставляла его попеченіямъ няньки. Тогда я начала сокрушаться о моемъ бдномъ дитяти, ибо увидла, что единственное вліяніе, которое могло бы облагородить ея характеръ, сгладить его природные недостатки — пропало. Я вспоминала свою собственную замужнюю жизнь и ея преступный конецъ. Припоминала, какъ недостатокъ материнской любви заставилъ меня покинуть малютку дочь… и утратить навки право на ея любовь и уваженіе.

Время шло и я видла, что Сильвія съ каждымъ днемъ становится все грустне и грустне. Жизнь тяготила ее. Если она приходила въ комнату больного и усаживалась у постели больного, то печальный, унылый видъ ея показывалъ, что она выполняетъ скучную обязанность. Даже сэръ Обри, не смотря на притупленіе всхъ его способностей, иногда замчалъ это.— Ступай, Сильвія,— говаривалъ, бывало, онъ:— ступай и веселись вдали отъ твоего несчастнаго мужа. Къ чему ты приходишь въ эту скучную комнату? Мн тяжело видть твое печальное лицо.

Однажды вечеромъ я вошла къ лэди Перріамъ поздне, чмъ обыкновенно, съ порученіемъ отъ сэра Обри. Я постучалась въ дверь уборной и, не получая отвта, ршилась отворить ее и войти. Она лежала на полу, голова ея была уткнута въ подушки дивана, вся поза доказывала крайнее отчаяніе, руки конвульсивно сжимали распущенные по плечамъ волосы, все тло содрогалось отъ рыданій. При вид ея горя я позабыла всякую осторожность. Я опустилась передъ ней на колни, подняла ея голову, положила къ себ на грудь, отерла слезы съ ея блдныхъ щекъ и поцловала ее съ страстной материнской любовью.

— Сильвія,— закричала я:— Сильвія, мое дорогое дитя, что значитъ это тайное горе? Доврься мн… я теб не посторонняя, я мать теб. Кому теб довриться, какъ не мн?

Прошло нсколько времени, прежде чмъ она отвтила мн, прежде чмъ судорожныя рыданія затихли. Когда она мало-помалу успокоилась, я передала ей свою злополучную исторію кратко, не щадя самое себя. Она выслушала меня съ удивительнымъ спокойствіемъ, должно быть, собственное горе до того поглощало ее, что она не способна была испытывать удивленіе.

— Если вы моя мать, то должны быть мн преданы,— сказала она наконецъ:— помочь мн и поддержать меня въ часъ бды.

— Неужели ты думаешь, Сильвія, что я когда-нибудь снова покину тебя?— отвчала я.— Въ гршные дни моей молодости твой дтскій образъ ежечасно преслдовалъ меня. Угрызенія совсти за то зло, какое я теб причинила, были злйшей пыткой изъ всего, что мн доводилось терпть. Если небо дастъ мн случай загладить мою вину передъ тобой, я не пропущу его.

— Вы хотите сказать, что будете стоять за меня до тхъ поръ, пока дйствія мои будутъ безпорочны въ глазахъ Бога и людей,— замтила Сильвія съ задумчивымъ взглядомъ,— но еслибы я сошла съ праваго пути, еслибы я попросила васъ сдлать для меня такое дло, какое было бы связано съ опасностью или затрудненіями, остались ли бы вы мн врны въ такомъ случа?

— Да, Сильвія, еслибы совсть дозволила мн это.

— Совсть!— вскричала моя дочь съ насмшкой:— съ какихъ поръ у васъ завелась совсть?

— Съ тхъ поръ, какъ я согршила. Раскаяніе пробудило мою уснувшую совсть.

— Хорошо, матушка,— проговорила она небрежно:— я не стану испытывать ваше мужество или вашу привязанность ко мн. Чмъ могли бы вы мн помочь? Ничмъ. Вы не властны облегчить бремя, давящее мои плечи.

— Я не думаю, чтобы это было слишкомъ тяжелое бремя, Сильвія. У тебя есть все, что свтъ зоветъ благомъ.

— Пусть свтъ судитъ за себя, а не за меня,— вскричала она презрительно:— я лишена того, что окрашиваетъ жизнь. Я утратила любовь единственнаго человка, котораго любила.

— Ты вроятно ршилась обойтись безъ нея, когда согласилась выдти замужъ за сэра Обри Перріама?

— О! я была сбита съ толку, ослплена, оглушена корыстолюбивыми аргументами моего отца, оскорблена презрительнымъ обращеніемъ миссисъ Стенденъ. Мн казалось, что я отмщу ей, выйдя замужъ за человка, занимающаго боле высокое положеніе въ свт, чмъ ея сынъ. Я забыла, что не могу жить безъ Эдмонда. Я не знала своего собственнаго сердца…. Я не знала даже, есть ли у меня сердце. Но я видла его сегодня. Я прошла мимо него на Гай-стрит въ Монкгемптон и прочитала презрніе и сожалніе на его лиц и вернулась домой вернулась въ этотъ скучный, старый домъ несчастне, чмъ когда-либо.

Я пыталась убдить ее въ преступности этихъ сожалній, въ безплодности ея горя, но безъ успха. Она передала мн повсть своей любви и своего горя, разсказала мн о своей кратковременной помолвк съ м-ромъ Стенденомъ, о его мужеств, преданности, и о томъ, какъ она отплатила ему измной. Она смшивала себя съ грязью, и хотя я не могла не осуждать ея, но не могла и не сожалть о ней.

— Есть ли какая надежда на спасеніе для меня?— спросила она наконецъ, глядя на меня своими большими, блестящими глазами:— сэръ Обри не можетъ долго прожить, при его безпомощномъ состояніи.

— Не увлекайся этой преступной надеждой,— отвчала я:— м-ръ Стимпсонъ говорилъ мн недлю тому назадъ, что здоровье сэра Обри удивительно какъ поправилось въ послдніе мсяцы, и что хотя полная ясность ума можетъ и никогда къ нему не вернуться, но онъ можетъ прожить до глубокой старости.

— Какое бремя!— вскричала она:— бремя для него самого и бремя для меня! Итакъ, намъ суждено вести изъ года въ годъ все то же томительное, безцльное существованіе. Когда я выходила замужъ, я думала, что буду вести роскошную и веселую жизнь… я думала, что свтъ заставитъ меня позабыть о моей первой любви. Неужели вы думаете, что я была бы настолько безумна, чтобы согласиться вести такую жизнь, какъ моя, жизнь монастыря или тюрьмы? Я была въ сто разъ счастливе въ школьномъ дом. Еслибы я знала!… прибавила она съ глубокимъ вздохомъ.

Я убждала ее примириться съ своей жизнью и покорно выполнять свои обязанности. Я напоминала ей о тхъ преимуществахъ, какими она пользовалась въ жизни, и совтовала ей сравнить свою жизнь съ жалкимъ существованіемъ, какое ведутъ бдные люди.

— Будь довольна, что мужъ твой остался живъ и что преданностью своей ты можешь доказать ему благодарность за любовь, которая возвела тебя изъ званія дочери сельскаго школьнаго учителя въ званіе хозяйки Перріамъ-Плэса,— говорила я, взывая въ ея тщеславію, какъ въ послднему средству.— Будь добра къ нему, пока это возможно. Здсь въ дом есть еще одно существо, къ которому ты не всегда добра, и который между тмъ скоро можетъ переселиться въ лучшій міръ.

— Про кого вы говорите?— спросила Сильвія съ любопытствомъ.

— Про Мордреда Перріама. Онъ медленно угасаетъ съ того времени, какъ брата его разбилъ параличъ, онъ рдко жалуется и описываетъ свои болзненныя ощущенія такъ смутно и неопредленно, что трудно понять характеръ его болзни. Никто не обращаетъ на него вниманія. Онъ не играетъ здсь никакой роли…. онъ всегда остается въ тни. Я неоднократно говорила о немъ съ м-ромъ Стимпсономъ, но тотъ только пожимаетъ плечами и говоритъ, что м-ръ Перріамъ былъ всегда слабаго сложенія и что безъ всякой болзни угаснетъ въ одинъ прекрасный день, какъ свча.

— И вы серьёзно думаете, что онъ умираетъ?— спросила Сильвія полу-шопотомъ.

— Я не говорю этого, но полагаю, что жизнь его держится на волоск, который можетъ каждую минуту оборваться.

Сильвія умолкла и казалась погруженной въ глубокую думу.

— Замтили ли вы сходство между сэромъ Обри и его братомъ?— спросила она наконецъ.

— Нельзя не замтить такого большого сходства.

— Не находите ли вы, что въ послднее время сходство это еще увеличилось?

— Замтнымъ образомъ.

— И вдь теперь легко принять одного за другого?

— Постороннему человку, можетъ быть, но не тому, кто хорошо знаетъ обоихъ братьевъ.

— Но въ нкоторомъ разстояніи или же при особомъ освщеніи легко принять одного за другого?

— Весьма легко.

Я дивилась вопросамъ, повидимому празднымъ и никуда не ведущимъ. Сильвія ничего больше не сказала объ этомъ предмет и отпустила меня, общая побдить свою тоску и не думать больше объ Эдмонд Стенден.

Въ теченіи недль шести жизнь въ Перріам текла обычнымъ порядкомъ. Произошла только одна перемна, но весьма замтная: лэди Перріамъ стала гораздо внимательне и добре къ своему мужу. Она больше времени проводила въ его комнат… Всегда сопровождала его въ прогулкахъ по террас, читала ему, бесдовала съ нимъ, кротко переносила его ребяческіе капризы, словомъ — казалась образцовой женой.

Въ своемъ безумномъ ослпленіи я гордилась этой перемной. Я думала, что мои слабыя увщанія произвели ее.

М-ръ Бэнъ ухалъ изъ Англіи и дня два спустя посл его отъзда, м-ръ Перріамъ, до тхъ поръ все еще бродившій по комнатамъ, слегъ окончательно въ постель, вслдствіе простуды. Я совтовала лэди Перріамъ призвать м-ра Стимпсона къ своему деверю, но она ршительно отказалась. ‘Вы лучшій докторъ для такой болзни, чмъ м-ръ Стимпсонъ’, говорила она, ‘и вамъ слдуетъ ухаживать за м-ромъ Перріамомъ’.

— М-ръ Стимпсонъ примется пичкать его лекарствами и отниметъ послднія силы,— толковала она,— вы лучше вылечите его бульономъ и желе.

Я повиновалась, потому что болзнь казалась мн совсмъ пустой. Но я не приняла въ соображеніе страшный упадокъ силъ у больного.

Онъ не лежалъ весь день въ постел, но сиживалъ и дремалъ у огня въ кресл. Я хаживала въ его комнату и услуживала ему, какъ скоро могла оставить сэра Обри, который былъ весьма требовательнымъ больнымъ. М-ръ Перріамъ былъ воплощенное терпніе и съ благодарностью принималъ мои ухаживанія и постоянно благодарилъ меня своимъ слабымъ голосомъ за заботы.

Онъ попросилъ меня придвинуть поближе его кресло къ полк съ книгами, стоявшей возл камина. Онъ могъ, не вставая съ мста, доставать книги съ первой полки. Онъ былъ слишкомъ слабъ, чтобы читать, но его занимало перебирать книги, переворачивать страницы, прочитывая тамъ строку, здсь дв.

Онъ оставался въ этомъ положеніи въ теченіи двухъ дней, состояніе его не ухудшалось, и я не боялась худыхъ послдствій, не смотря на его слабость.

Поздно вечеромъ на второй день, я вышла изъ уборной лэди Перріамъ, чтобы принести Мордреду чашку бульона на ужинъ. Было между десятью и одиннадцатью часами, слуги вс улеглись спать, а Жанъ Чепленъ ушелъ раньше обыкновеннаго, жалуясь на подагру. У меня были вс основанія предполагать, что эта мнимая подагра служила ему предлогомъ для того, чтобы напиваться по ночамъ. Чепленъ давно уже почти не ходилъ за больнымъ сэромъ Обри. Онъ помогалъ ему одваться поутру, читалъ ему порою французскій романъ и иногда приходилъ въ десять часовъ вечера укладывать сэра Обри спать. Остальное время его не видать было въ комнат больного. Все было тихо въ покояхъ сэра Обри, когда я оставила Сильвію, чтобы идти къ м-ру Перріаму. Баронетъ улегся раньше обыкновеннаго, въ угоду Геплену и мирно спалъ. Я прошла черезъ корридоръ, ведшій въ комнату м-ра Перріама. Онъ сидлъ въ кресл, въ той самой поз, въ какой я оставила его у камина, свтъ котораго падалъ прямо на его лицо. При первомъ взгляд на него я вскрикнула отъ страха и, поставивъ бульонъ на столъ, бросилась къ нему. Голова его покоилась на подушк, которую я подложила ему подъ голову. Одна рука закинута была надъ головой, но безсильно повисла. Открытая книга лежала на подушк возл склоненной сдой головы. Мордредъ Перріамъ былъ мертвъ. Онъ умеръ по всей вроятности съ часъ тому назадъ. Всего лишь часъ, какъ я поправила его подушки и принесла ему его питье изъ вина, сильно разбавленнаго водой. Было ясно, что онъ приподнялся, чтобы достать эту книгу съ верхней полки, и что этого небольшого движенія было достаточно, чтобы порвать слабую нить его жизни.

Пока я стояла, глядя на него въ тягостномъ изумленіи, легкіе шаги послышались позади меня и, оглянувшись, я увидла лэди Перріамъ, остановившуюся по ту сторону камина и глядящую на неподвижную фигуру въ кресл.

— Что случилось?— спросила она.

— М-ръ Перріамъ умеръ.

— Нтъ, не м-ръ Перріамъ, сэръ Обри умеръ. М-ръ Перріамъ можетъ пережить его многими годами.

Никогда не слыхала я боле ршительнаго тона у ней, не видала боле ршимости на ея блдномъ лиц.

— Что вы хотите сказать?— спросила я.

— Я хочу сказать, что пришло время помочь мн и постоять за меня, какъ вы мн это общали. Я не требую отъ васъ ничего опаснаго. Я прошу васъ только помочь мн и не выдавать меня. Сэръ Обри умеръ за-живо, что ему за дло, какое имя будетъ онъ носить въ своей живой могил? Не все ли ему равно: будутъ ли его звать Мордредомъ или Обри? Въ качеств Мордреда, онъ будетъ видть вс свои желанія выполненными, за нимъ будетъ такой же заботливый уходъ, такой же комфортъ будетъ окружать его.

— Что это за безуміе?— воскликнула я: — не можете же вы мечтать о томъ, чтобы подмнить этимъ трупомъ своего живого мужа?

— Я это именно имю въ виду,— отвчала она ршительно: — этому старику, разбитому параличемъ, ршительно все равно, будетъ ли онъ номинальнымъ владльцемъ Перріама или нтъ, займетъ онъ одни комнаты или другія. Но для меня очень важно освободиться отъ ненавистныхъ цпей, приковывающихъ меня къ этому дому, и считаться вдовой сэра Обри, а не его женой.

Нечего повторять мои уговоры. Все, что мать можетъ сказать, чтобы отклонить своего ребенка отъ отчаяннаго и дурного поступка, было мною высказано съ страстными мольбами. Сильвія оставалась непреклонной и объявила мн о своемъ твердомъ намреніи, если я откажусь помочь привести въ исполненіе ея низкій замыселъ, покончить съ собою въ ту же ночь. Жизнь ей опостылла и она не въ силахъ будетъ переносить ее, если лишится этой послдней надежды на освобожденіе.

Наконецъ, выбившись изъ силъ, я въ отчаяніи согласилась на поступокъ, отравившій мою жизнь горькимъ и безполезнымъ раскаяніемъ. Подъ покровомъ ночи, когда все въ дом было погружено въ сонъ, мы съ великимъ трудомъ перенесли сэра Обри на кушетк изъ его комнаты въ комнату брата, протащивъ эту тяжелую кушетку черезъ весь корридоръ и стараясь при этомъ длать какъ можно меньше шума, но все же шумя настолько, что шумъ этотъ могъ бы пробудить людей, которые бы спали наэтомъ конц дома. Судьба благопріятствовала преступленію моей дочери: лвый флигель дома былъ въ нашемъ полномъ распоряженіи и шумъ, производимый нами, никмъ не могъ быть услышанъ.

Леди Перріамъ дйствовала съ безграничнымъ хладнокровіемъ и энергіей. Пріемъ опіума, данный ею сэру Обри, помогъ намъ перенести его на новую квартиру, она все устроила и не упустила изъ виду никакихъ мелочей этого преступнаго дла.

Прежде чмъ разсвло, Мордредъ Перріамъ лежалъ на постели сэра Обри, тло его было убрано, волосы и борода причесаны такъ, чтобы увеличить его сходство съ баронетомъ, и это сходство было у мертваго гораздо сильне, чмъ у живого.

ГЛАВА LXVI.
Возвращеніе сэра Обри.

Рукопись миссисъ Карфордъ тутъ не окончилась, но то, что оставалось, говорило только о тяжеломъ жить ея съ жертвой интриги, которой она была невольной участницей. Она описывала томительные и долгіе дни, проведенные съ больнымъ, который по временамъ ясно сознавалъ преступленіе, совершенное надъ нимъ, и заявлялъ о своей личности, настойчиво и энергически говорилъ о своихъ правахъ, какъ хозяина Перріамъ-Плэса, между тмъ какъ въ другое время онъ впадалъ въ состояніе тупого равнодушія… полнйшей безсознательности, и ничмъ не интересовался, кром своего матеріальнаго комфорта, своего обда, вина, температуры своихъ комнатъ, теплоты своего платья.

Во всякомъ настроеніи онъ находилъ возл себя миссисъ Карфордъ, терпливую, кроткую утшительницу и друга, и къ ней, порою, относился онъ съ искренней привязанностью. Виновная жена никогда не показывалась ему на глаза, бгая его тихаго уголка съ такимъ же ужасомъ и отвращеніемъ, какъ еслибы то была могила. Миссисъ Карфордъ не пренебрегала ничмъ, чтобы облегчить бремя этой безрадостной жизни. Эту непрерывную заботу, эту вчную тревогу она покорно принимала какъ кару за ея прошлыя заблужденія. Величайшимъ горемъ для нея была вина ея дочери, вчно грызущій страхъ того, что наступитъ рано или поздно день возмездія.

Все это обстоятельно изложено было въ рукописи, которую мать Сильвіи отдала Эдмонду Стендену.

Онъ закрылъ этотъ документъ съ такимъ чувствомъ, что всякая надежда и радость отлетли отъ его жизни. Жизнь лежала передъ нимъ мрачной и безплодной пустыней, гд не свтилось ни единой звздочки.

Чмъ будетъ отнын его существованіе? Вернуться назадъ въ Монкгемптонъ, поступить снова въ банкъ, работать изъ-за куска хлба и переживать скандалъ, которымъ будетъ сопровождаться обнаруженіе преступленія Сильвіи, видть вдали рощи Перріамъ-Плэса, которыя будутъ ежедневно напоминать ему, что та, которую онъ любилъ такъ нжно, навки изгнана изъ этой мстности, покрыта позоромъ и безчестіемъ, живетъ безвстной скиталицей, неизвстно гд?

Нтъ, онъ не могъ вернуться. Этотъ вопросъ было достаточно легко ршить. У него было въ карман 200 фунтовъ, деньги, отложенныя имъ изъ своего заработка, такъ какъ, живя въ дом матери, онъ мало тратилъ денегъ. Онъ удетъ за-границу, пространствуетъ годъ или два вдали отъ тхъ мстъ, гд его постигло такое горькое разочарованіе, и когда вернется въ Англію, то пріищетъ себ мсто въ Лондон или въ одномъ изъ сверныхъ графствъ, гд будетъ жить среди незнакомыхъ людей, которые не будутъ терзать его слуха именемъ Сильвіи Перріамъ. Ему легко будетъ достать себ занятія въ любомъ изъ англійскихъ банковъ, съ той рекомендаціей, какую онъ могъ получить отъ директоровъ Западнаго Союзнаго банка.

Онъ написалъ м-ру Сандерсу, Монкгемптонскому директору, изложилъ въ краткихъ словахъ постигшія его непріятности, измнившія вс его планы, отказался отъ мста въ банк и просилъ дружескаго содйствія м-ра Сандерса на будущее время, когда ему понадобится новое мсто. Онъ написалъ также и миссисъ Стенденъ, пересказавъ ей въ простыхъ словахъ, безъ гнва или самоуничиженія, какое жестокое разочарованіе постигло его и сдлало его изгнанникомъ. Онъ признавалъ, что этотъ ударъ былъ какъ-будто карой за нарушеніе врности Эсири, но не просилъ прощенія, не высказывалъ надежды на будущее. Онъ говорилъ матери, что какъ она ему ни дорога, а жизнь его, по всей вроятности, протечетъ вдали отъ Деканова дома.

‘Я съ радостью явлюсь къ вамъ, когда вы меня призовете, дорогая матушка, но не иначе вернусь, какъ по вашему призыву, и никогда не пріду въ Декановъ домъ иначе, какъ гостемъ. Вы скажете, и совершенно справедливо, что я развялъ вс свои шансы на счастіе, но вамъ никогда не придется сказать, что я веду безчестную или малодушную жизнь. Я снова отправляюсь на континентъ, чтобы пытаться разсять горе среди чуждой обстановки. По возвращеніи въ Англію, я стану честно трудиться, и какъ бы вы ни порицали прошлыя заблужденія вашего сына, съ Божіей помощью, вамъ никогда не придется краснть за него въ будущемъ.’

Отправивъ эти два письма, Эдмондъ Стенденъ созналъ, что ему остается выполнить еще одинъ долгъ, а именно — озаботиться объ умирающей миссисъ Карфордъ. Она была безпомощна, одинока, и какъ ему ни желательно было оставить Англію, онъ не могъ ухать, не выполнивъ всего, къ чему его обязывала благотворительность. Онъ свозилъ знаменитаго доктора въ ‘Бесдку’, чтобы удостовриться въ томъ, можно ли перевезти миссисъ Карфордъ на боле удобную квартиру, но докторъ ршительно сказалъ ему, что всякая попытка перевезти больную только ускоритъ неизбжный конецъ. Она умирала. Какъ бы ни былъ искусенъ и заботливъ уходъ, онъ только можетъ облегчить послднія минуты. Больше ничего нельзя было сдлать.

Эдмондъ сдлалъ вс необходимыя распоряженія, принялъ на себя вс хлопоты, и оставался въ деревенскомъ трактир въ непосредственномъ сосдств съ невеселымъ жилищемъ м-ра Лэдлама, для того, чтобы обезпечить хорошій уходъ за больной частыми посщеніями ‘Бесдки’.

Ему пришлось не долго ждать печальнаго конца. Не прошло и недли, какъ безотрадная жизнь миссисъ Карфордъ угасла. Джемсъ Карфордъ былъ призванъ раньше того и пріхалъ во-время, чтобы прошептать нсколько словъ прощенія на ухо умирающей и испросить прощеніе за собственную жестокость и невниманіе, которыя, онъ сознавался, могли повліять на поведеніе жены.

— Мы оба заслуживаемъ порицанія,— говорилъ онъ,— и быть можетъ, я еще худшій гршникъ.

Джемсъ Карфордъ и Эдмондъ Стенденъ вернулись вмст съ похоронъ на мирномъ деревенскомъ кладбищ. Во время путешествія м-ръ Карфордъ, Керью тожъ, сообщилъ м-ру Стендену о бдственномъ положеніи, въ какое онъ поставленъ бдой, постигшей его дочь.

— Я жилъ какъ джентльменъ, въ послдніе два года,— говорилъ онъ,— а теперь очутился въ нищет. Дочь моя не подумала о моемъ несчастномъ положеніи, когда обратилась въ бгство, захвативъ съ собой вс свои капиталы. Если я не присоединюсь къ ней въ ея изгнаніи, то и не знаю, что будетъ со мной.

— Вамъ нечего бояться голодной смерти,— отвчалъ Эдмондъ:— я отказался отъ наслдства ради вашей дочери и долженъ отнын жить трудомъ, но я смло могу общать вамъ пятьдесятъ фунтовъ въ годъ дохода на всю остальную вашу жизнь, и этотъ доходъ не дастъ вамъ умереть съ голода.

— Вы слишкомъ добры, м-ръ Стенденъ. Ахъ! еслибы моя несчастная дочь лучше понимала людей. Для нея было бы гораздо лучше бытъ вашей женой, чмъ промнять душевный миръ на роскошь.

— Вы забываете, м-ръ Керью, что съ презрніемъ отвергли мое искательство.

— Простите за это безумство, м-ръ Стенденъ. Припомните, какъ мало я васъ зналъ. Я видлъ передъ собой лишь безразсуднаго молодого человка, по уши влюбленнаго, готоваго испортить свою карьеру и увлечь на погибель предметъ своей любви. Знай я вашъ твердый и благородный характеръ, ваше умнье создать себ положеніе собственными усиліями, я бы ни минуты не колебался. Какъ бы то ни было, безполезно сожалть о прошломъ. Бдная Сильвія! Еслибы я зналъ, гд найти ее.

Эдмондъ вздохнулъ и поглядлъ въ окно. Бдная, преступная Сильвія! Сердцу его больно за нее, не смотря на ея проступокъ. Если она была виновата противъ него вначал, то послднее и тягчайшее ея преступленіе было совершено ею ради него. Было бы жестоко не пожалть о ней.

‘Эти брилліанты’, размышлялъ м-ръ Керью, ‘они стоятъ по крайней мр три или четыре тысячи. И подумать, что это бдное дитя бродитъ одна и безъ покровителя, когда могла бы пользоваться попеченіями отца’.

Онъ думалъ о богатомъ доход, о великолпномъ дом, которыхъ лишилась Сильвія, благодаря преступному и безумному поступку, которому онъ не находилъ равнаго въ лтописи женскихъ злодяній.

Не долго довелось м-ру Керью воспользоваться роскошной обстановкой квартиры въ Уиллоби-Крешентъ. М-ръ Бэнъ явился на другое же утро посл побга Сильвіи и ея жилище распалось, подобно воздушному дворцу Ламіи, когда эта женщина-змя была обличена коринскимъ философомъ. Шадракъ Бэнъ расплатился и распустилъ всхъ слугъ, кром миссисъ Трингфольдъ, которую отослалъ назадъ въ Перріамъ съ ея юнымъ питомцемъ, не просвтивъ ее насчетъ мотивовъ такого поведенія. Онъ извстилъ съ крайней вжливостью м-ра Керью о томъ, что ему необходимо найти квартиру въ иномъ мст и въ два часа пополудни вручилъ ключи отъ дома подъ No 17, въ Уиллоби-Крешентъ, домовому управляющему, съ той суммой, которая причиталась ему за наемъ дома.

М-ръ Керью потребовалъ объясненія, на что перріамскій управляющій въ кратчайшихъ и простйшихъ словахъ сообщилъ исторію проступка его дочери.

— Я отказываюсь врить ему, пока онъ не будетъ вполн доказанъ,— сказалъ м-ръ Керью:— могу ли я быть увренъ, что это не интрига вашего собственнаго изобртенія? Для васъ ничего не стоитъ утверждать, что братъ, оставшійся въ живыхъ, есть сэръ Обри, а не м-ръ Перріамъ.

— Существуетъ одно доказательство, которое должно бы было убдить васъ, м-ръ Керью,— возразилъ управляющій безстрастно.

— Какое доказательство, сэръ?

— Побгъ вашей дочери.

Джемсъ Керью умолкъ.

Онъ перебрался изъ Уиллоби-Крешента въ одну комнатку, въ самый жалкій переулокъ этого аристократическаго квартала. Даже т части города, гд расположены одни дворцы, имютъ по сосдству жалкія норы, гд могли бы укрыться связанные съ богачами пролетаріи. Печальной перемной было для м-ра Керью очутиться въ жалкомъ помщеніи, и жить на небольшія экономіи, оставшіяся отъ прошлаго, и безъ всякой надежды на лучшее будущее.

Краткое изложеніе главныхъ фактовъ, касающихся смерти Мордреда, было сдлано миссисъ Картеръ передъ смертію, въ присутствіи Эдмонда Стендена, м-ра Лэдлама и м-ра Бэна, который нарочно прізжалъ въ ‘Бесдку’, чтобы добыть это сознаніе. Ему ничего не было извстно о рукописи, въ которой мать Сильвіи изложила весь ходъ интриги.

Когда этотъ новый документъ былъ подписанъ разсказчицей и свидтелями, м-ръ Бэнъ дозволилъ миссисъ Картеръ умереть спокойно, а самъ оставался съ сэромъ Обри въ главномъ трактир въ Гатфильд, выжидая время, когда благоразумно будетъ перевезти баронета въ Девонширъ.

Къ счастію, никому не было никакого интереса оспаривать воскресеніе сэра Обри. Законному наслднику было ни тепло, ни холодно отъ его воскресенія и нельзя было опасаться процесса съ его стороны. Засвидтельствованіе личности тоже не представляло большого затрудненія. Вс старые перріамскіе слуги не допускались въ комнаты, гд жилъ ихъ господинъ посл его предполагаемой смерти. Миссисъ Картеръ исполняла вс самыя грязныя обязанности, только бы не пускать служанку въ эти покои, превратившіеся въ тюрьму. Эти старые слуги, служившіе сэру Обри въ теченіи долгихъ лтъ, не могли не признать его.

Оставался м-ръ Стимпсонъ, долженствовавшій съ самоуничиженіемъ сознаться въ обман, котораго былъ жертвой. Вообще же не могло быть никакого сомннія насчетъ пріема, какой будетъ оказанъ сэру Обри въ Перріамъ-Плэс. Одинъ важный вопросъ оставался нершеннымъ. Слдуетъ ли преслдовать законнымъ порядкомъ негодную женщину, обратившуюся въ бгство? Тутъ м-ръ Бэнъ становился втупикъ. Его принципалъ и кліентъ былъ слабъ тломъ и умомъ, и ужъ разумется, не способенъ отвчать на такой вопросъ. Видя, что ему самому приходится ршать его, м-ръ Бенъ прибгнулъ къ своему обычному способу разсужденій. Онъ взвсилъ прежде всего, какой образъ дйствій для него наивыгоднйшій, ршилъ, что ничего не выиграетъ отъ преслдованія злополучной бглянки или отъ заявленія суду объ обид, нанесенной сэру Обри. Законъ могъ только возвратить сэру Обри положеніе, котораго его лишили обманомъ. Если можно было возвратить сэру Обри его положеніе безъ помощи закона, то къ чему входить въ издержки и поднимать скандалъ?

Такъ разсуждалъ Шадракъ Бэнъ. Онъ уже вкусилъ всю сладость мести и могъ позволить себ отрицательное милосердіе къ женщин, которая провела его. Пусть она бжитъ… пусть умираетъ съ голода, позабытая и безвстная въ какомъ-нибудь иностранномъ город, или же пускай добываетъ себ позорный кусокъ хлба той красотой, которой онъ нкогда любовался.

Ея судьба очень мало его интересовала. Помстье, котораго онъ нкогда мечталъ добиться черезъ нее, очутилось вн его достиженія. Онъ могъ быть только его управляющимъ. Но безпомощное состояніе сэра Обри и малолтство его сына длали управленіе Перріамомъ весьма удобнымъ дломъ.

‘Я буду богатымъ человкомъ, прежде чмъ умру’, думалъ Шадракъ Бэнъ, ‘хотя, быть можетъ, меня не будутъ звать сквайромъ’.

Искусное медицинское попеченіе и заботливый уходъ произвели значительное улучшеніе въ состояніи сэра Обри и черезъ недлю, которую онъ провелъ на рукахъ у м-ра Бэна въ Гатфильдсвомъ трактир, онъ сталъ почти тмъ же человкомъ, какимъ его оставилъ управляющій передъ своей вторичной поздкой въ Каннъ. Его рчь и видъ равно улучшились, память вернулась въ значительной степени. Онъ говорилъ о знакомыхъ ему вещахъ, вспоминалъ старыхъ слугъ, страстно желалъ вернуться въ Перріамъ и всегда узнавалъ Шадрака Бэна. Но объ одномъ пункт онъ умалчивалъ безусловно: имя жены никогда не сходило съ его губъ.

М-ръ Бэнъ подождалъ еще недлю, въ теченіи которой больной еще поправился. Затмъ написалъ экономк въ Перріамъ, возвщая ей о своемъ возвращеніи вмст съ паціентомъ м-ра Лэдлама — имени сэра Обри не было упомянуто — и требуя, чтобы м-ръ Стимпсонъ находился въ Плэс, чтобы встртить больного на слдующій вечеръ.

Перріамъ былъ въ полномъ блеск своего осенняго великолпія, когда сэръ Обри вернулся въ мирное жилище своихъ предковъ. Сэръ Обри, имя котораго было начертано на одномъ изъ массивныхъ дубовыхъ гробовъ въ Перріамскомъ склеп, на которомъ напыщенная латинская эпитафія — съ ошибкой въ творительномъ падеж, ибо, какъ уврялъ одинъ ученый привередникъ, еще не бывало латинской эпитафіи безъ ошибочнаго окончанія въ существительномъ или прилагательномъ — украшала стну капеллы, и м-ръ Бэнъ похали со станціи въ желтой карет, которую выслали имъ навстрчу по приказанію управляющаго.

Сэръ Обри глядлъ на знакомый видъ съ нмымъ восторгомъ: полное сознаніе вернулось въ этотъ разслабленный мозгъ подъ вліяніемъ радостнаго возвращенія на родину. Какъ часто въ своемъ тоскливомъ, неудобномъ заточеніи мысли его смутно возвращались къ этимъ сценамъ, и съ острой болью говаривалъ онъ тогда самому себ, что больше ихъ не увидитъ.

Онъ отвернулся наконецъ отъ ландшафта и схватилъ руку управляющаго въ припадк страха.

— Вы не дадите увезти меня имъ насильно, Бэнъ, не правда ли? Вы всегда были добрымъ слугой для меня. Я каждому говорю это. Вы усовершенствовали помстье, какъ до васъ вашъ отецъ, держали слугъ въ порядк, не бросали денегъ на фантастическія улучшенія. Я всегда хвалилъ васъ. Вы не допустите увезти меня, не правда ли, Бэнъ? Если я съ ума сошелъ, то не настолько, чтобы причинить кому-нибудь вредъ. И я Обри. Они могутъ толковать, что имъ угодно, но никогда не убдятъ меня въ противномъ. Я знаю свое собственное имя. Мордредъ — дурачокъ, онъ мой братъ, но дурачокъ. Я никогда не соглашусь, чтобъ меня звали Мордредомъ.

— Вашъ братъ Мордредъ въ могил,— возразилъ м-ръ Бэнъ,— а вы сэръ Обри Перріамъ, единственный господинъ и владлецъ здшняго помстья. Вы никогда не разстанетесь съ нимъ иначе, какъ по собственной охот.

— Бдный Мордредъ умеръ! какая жалость!— пробормоталъ сэръ Обри:— онъ былъ дурачокъ, но я любилъ его и онъ любилъ меня. Человку становится страшно за собственную жизнь, когда онъ лишается своего единственнаго брата.

Они подъхали тмъ временемъ къ дому. Вс слуги были собраны въ прихожей, согласно инструкціямъ м-ра Бэна, тутъ же находился и м-ръ Стимпсонъ. Солнце еще озаряло прощальными лучами природу, но въ мрачной, темной прихожей уже зажжены были лампы и свтъ ихъ упалъ прямо на лица путешественниковъ.

Крикъ изумленія вырвался у всхъ присутствующихъ, когда появился баронетъ, опираясь на руку м-ра Бэна, а съ другой стороны поддерживаемый лакеемъ, котораго нанялъ управляющій въ Гатфильд.

— Сэръ Обри Перріамъ!

— Да,— отвчалъ м-ръ Бэнъ:— сэръ Обри Перріамъ. Я былъ увренъ, что такіе врные слуги непремнно признаютъ господина, которому служили такъ долго. Сэръ Обри Перріамъ, не смотря на мнимое вдовство лэди Перріамъ… не смотря на лживую эпитафію въ Перріамской церкви… не смотря на похороны и на завщаніе, которое я прочиталъ въ этомъ дом… сэръ Обри живъ и снова среди васъ. Гробъ, пронесенный черезъ эти двери, содержалъ тло брата сэра Обри, Мордреда. Въ послдніе восемь мсяцевъ своей жизни сэръ Обри сталъ жертвой гнуснйшей интриги. Но я изобличилъ интригановъ, я раскрылъ ихъ тайну и привезъ къ вамъ вашего стараго господина обратно, чтобы водворить его въ его дом и его правахъ.

Громкія привтствія раздались въ честь сэра Обри и его избавителя. М-ръ Бэнъ почувствовалъ всю сладость быть героемъ.

М-ръ Стимпсонъ подошелъ блдный и растерянный, и поглядлъ въ лицо своему старому паціенту.

— Великій Боже, какъ могъ я такъ ошибиться?— воскликнулъ онъ:— да, это въ самомъ дл сэръ Обри. Ахъ, какія вроломныя бабы! Он помстили тло въ темную комнату и развлекли мое вниманіе. Слдовало назначить слдствіе. Сэръ Обри, можете ли вы простить мн?

— Я всмъ прощаю,— произнесъ баронетъ слабымъ голосомъ, глядя кругомъ себя съ волненіемъ:— а теперь я бы охотно легъ въ постель, Бэнъ. Вы останетесь со мной, не правда ли? вы озаботитесь обо мн. Вы не позволите имъ увезти меня, пока я сплю.

— Сэръ Обри, вы у себя дома. Вы единственный господинъ здсь. Въ этомъ дом не скрывается больше тайныхъ враговъ. Спите спокойно. Вы окружены врными слугами.

Старикъ поглядлъ на всхъ съ слабой улыбкой.

— Искренно благодарю ихъ за память обо мн,— сказалъ онъ. Затмъ, оглядвшись и какъ бы вспоминая о чемъ-то, прибавилъ:— я желалъ бы поглядть на моего сына.

Миссисъ Трингфольдъ пришла съ своимъ юнымъ питомцемъ, заспаннымъ и недовольнымъ, потому что его не укладывали спать въ обычное время на тотъ случай, что сэръ Обри пожелаетъ его видть.

Старикъ нжно поглядлъ на него. Въ этомъ взгляд не видлось тупоумія, но глубокая и молчаливая отцовская любовь.

— Теперь я усну спокойне, повидавъ своего мальчика,— проговорилъ онъ:— теперь я знаю, что мы находимся подъ одной и той же крышей. Не позволяйте никому разлучать насъ отнын.

ГЛАВА LXVII.
Послднія объятія.

Эдмондъ Стенденъ вернулся въ свою гостинницу изъ послдней поздки въ Гатфильдъ и приготовился на слдующее утро отправиться на континентъ. Онъ собирался въ Парижъ, оттуда въ Марсель и въ Алжиръ. Онъ халъ искать забвенія среди чужихъ людей и природы, гд ни одно слово не могло напомнить ему родину, изъ которой онъ бжалъ, и надежды, съ которыми онъ навки распрощался.

Посл обда онъ пошелъ въ кабинетъ для чтенія и пробгалъ газеты безъ всякаго интереса, какъ вдругъ его поразило нчто, въ одно мгновеніе перевернувшее вс его планы и изгнавшее изъ его головы самую мысль о зимованіи въ Алжир.

Слдующее краткое объявленіе красовалось среди различныхъ другихъ загадочныхъ объявленій, на второй страниц прибавленій къ газет ‘Times’, не въ сегодняшнемъ No, какъ открылъ затмъ Эдмондъ, когда поглядлъ на число, но во вчерашнемъ:

‘Друзья лэди, серьезно заболвшей въ отел Пиръ, въ Ньюгавен, приглашаются снестись съ владлицей отеля. Лэди прибыла съ послполуденнымъ поздомъ изъ Льюиса, въ четвергъ, 10-го сентября, и съ тхъ поръ лежитъ въ горячк и бреду. Блье ея помчено С. П. На ней надтъ большой брилліантовый крестъ и съ ней находится ручной, сафьянный мшокъ, въ которомъ вроятно заключаются цнныя вещи’.

Не могло быть никакого сомннія въ личности означенной особы. Было половина восьмого, когда Эдмондъ Стенденъ прочиталъ это объявленіе. Въ восемь онъ уже былъ на станціи London Bridge, а въ четверть девятаго уже находился на пути въ Ньюгавенъ. Въ Льюис ему пришлось дожидаться цлый часъ и только въ одиннадцать часовъ прибылъ онъ къ мсту своего назначенія. Здсь ожидало его новое разочарованіе и тревога. Хозяйка отеля передала ему странную повсть.

Она послала объявленіе въ ‘Times’ въ прошлую пятницу, по совту доктора, предвидвшаго у больной тифъ. Хозяйка пришла въ ужасъ при одной мысли объ этой болзни и тотчасъ же высказалась за помщеніе больной въ больницу.

Докторъ ршилъ, что это невозможно. Она была слишкомъ слаба, чтобы вынести такое перемщеніе, и все, что можно было сдлать, это перевести ее въ сосднюю квартиру и подождать извстій отъ друзей, которые могли увидть объявленіе въ ‘Times’. Это было сдлано немедленно, и страннымъ образомъ съ того самаго момента больная стала поправляться. Она стала гораздо спокойне и лихорадочное состояніе значительно уменьшилось къ суббот вечеромъ. Въ воскресенье она встала съ постели. На слдующій день улучшеніе стало еще чувствительне: паціентка была спокойна и въ полномъ сознаніи. Она раскрыла мшокъ, вынула изъ него кошелекъ, изъ котораго достала доктору двадцатифунтовую бумажку и заплатила хозяйк десять фунтовъ за содержаніе и услуги. Въ понедльникъ сидлка, ухаживавшая за больной, отлучилась на короткое время. По ея словамъ она была въ отсутствіи всего четверть часа, но по возвращеніи не нашла больной. Сидлка оставила ее одтой и лежащей на диван. Принялись за поиски, но поздно.

Время исчезновенія больной совпадало со временемъ отплытія парохода въ Діеппъ, но никому не пришло въ голову идти на пристань или подумать о томъ, что больная могла отплыть въ лодк къ пароходу.

Когда тотъ же самый пароходъ вернулся въ Ньюгавенъ, то дознано было, что лэди въ траур, отвчающая примтамъ неизвстной больной, отплыла на немъ въ Діеппъ. Никто не замтилъ, куда она отправилась и встртилъ ли кто её по прибытіи парохода.

— Я боюсь, что у бдной молодой лэди неладно въ голов,— прибавила хозяйка съ видомъ симпатіи… Двадцати-фунтовая бумажка была очень выгодной платой за бульонъ и аррорутъ, приготовляемый для больной.

— Д-ръ Фолькатъ говоритъ, что она поставила свою жизнь въ опасность этимъ безумнымъ путешествіемъ, потому что она была слаба, какъ ребенокъ, и держалась на ногахъ только вслдствіе нервнаго возбужденія.

— Пароходъ, вроятно, не отходить до завтра?— спросилъ м-ръ Стенденъ.

— Нтъ, сэръ, не раньше завтрашняго утра, въ десять часовъ.

— Я отправлюсь съ этимъ пароходомъ. Діеппъ не очень большой городъ. Странно будетъ, если я не розыщу эту лэди.

Если хозяйка ожидала какихъ-нибудь свдній о своей безымянной гость, то разочаровалась. М-ръ Стенденъ поблагодарилъ ее за заботы о безпомощной путешественниц, но не сообщилъ ей ничего. Онъ призвалъ мстнаго врача и выслушалъ его мнніе о больной. Оно было неутшительно.

Эдмондъ Стенденъ прибылъ въ Діеппъ до сумерекъ и сталъ наводить справки о бглянк. Посл двухчасовыхъ, старательныхъ поисковъ, онъ нашелъ ее въ третьестепенномъ отел, въ маленькой комнатк четвертаго этажа, вымощенной краснымъ кирпичомъ. Она лежала на узенькой кровати, въ узенькомъ алков, близъ нея сидла сестра милосердія, перебирая свои четки, шепча молитвы, между тмъ какъ больная казалась погруженной въ тревожный сонъ.

Сильвія напрягла вс свои силы, чтобы ухать… въ Парижъ или въ другое мсто… но силы измнили ей на діеппской станціи. Она едва доплелась до пассажирской залы и здсь ее увидла сестра милосердія, которая, видя ее безпомощной и одинокой, взяла ее на свое попеченіе, посадила въ извощичью карету и отвезла въ ту гостинницу, гд она теперь находилась.

До наступленія ночи горячка разыгралась съ страшной силой и открылся ожидаемый тифъ. Діепискій докторъ предписалъ прохладительное, пускалъ два или три раза кровь больной, употребилъ все свое искусство, чтобы ослабить организмъ. Въ этомъ онъ усплъ вполн и лишилъ его такимъ образомъ силъ, которыя бы помогли ему бороться съ болзнью.

Одинъ взглядъ на истомленное лицо, на стеклянные глаза, открывавшіеся и глядвшіе на него безсознательно, сказалъ Эдмонду Стендену, что конецъ неизбженъ. Какъ далекъ или близокъ былъ этотъ конецъ — онъ не зналъ.

Онъ телеграфировалъ въ Лондонъ къ знаменитому доктору Кроу, не жаля денегъ и докторскаго времени, хорошо понимая, что поздно призывать какого бы то ни было врача, но желая сдлать все, что можно для этого несчастнаго существа, бывшаго нкогда его идоломъ.

Веливій докторъ прислалъ немедленно отвтственную телеграмму. Ему невозможно явиться въ Діешгь, но онъ пришлетъ доктора Доу, звзду второстепенной величины въ медицинскомъ мір. Прізда м-ра Доу м-ръ Стенденъ дожидался съ нетерпніемъ, но безъ всякой надежды.

Онъ вмст съ сестрой милосердія ухаживалъ за больной, его рука подносила прохладительное питье къ запекшимся губамъ.

Какъ она измнилась… эта прелестная Сильвія, красота которой оказалась такимъ роковымъ даромъ. Изкрасна рыжіе волосы были обрзаны съ маленькой головки ножницами сидлки… нкогда овальное лицо осунулось, а глаза… эти дивные глаза стали мутны и безжизненны. Что могло быть тяжеле, какъ слдить за этимъ разрушеніемъ и думать, какъ она была хороша, какъ онъ любилъ ее и какъ любитъ до сихъ поръ, несмотря на ея бдственное положеніе, несмотря на ея преступленіе?

Однажды въ т долгіе часы, какіе онъ проводилъ у постели больной, эта послдняя внезапно пробудилась отъ сна, казавшагося боле спокойнымъ, чмъ обыкновенно. Темные глаза медленно устремились на него и поглядли на него съ постепенно пробуждавшимся сознаніемъ. Слова, послдовавшія затмъ, доказывали, что Сильвія узнала своего милаго, но не помнила о послднихъ событіяхъ.

— Я думала, что ты не оставишь меня, Эдмондъ, какъ разъ передъ нашей свадьбой,— произнесла она слабымъ, дрожащимъ голосомъ.— Но ты былъ такъ долго въ отсутствіи и я лежала здсь съ этой темной женщиной, которая ухаживала за мной,— вотъ этой женщиной въ черномъ плать. Зачмъ ты не отошлешь ее прочь? Ты знаешь, что я ненавижу черное. Я такъ долго носила трауръ по сэру Обри, но теперь все это прошло и мое подвнечное платье готово. Я вдь показывала теб его, не такъ ли, Эдмондъ? Кружева такъ хороши на немъ, что хоть бы герцогин ихъ носить. Но для твоей жены не можетъ быть ничто слишкомъ хорошо. Я хочу быть красавицей сегодня. Что сдлали они съ моими волосами?— закричала она, проведя исхудалыми пальцами по голов слабымъ, нершительнымъ движеніемъ. Они отрзали ихъ? Неужели они были такъ жестоки. Мои волосы всегда хвалили, хотя двушки въ Гедингем называли ихъ рыжими. Ихъ отрзали. Разв меня посадили въ тюрьму, Эдмондъ, за какое-нибудь ужасное преступленіе? Неужели они посадили меня въ тюрьму за это!

Эдмондъ успокоивалъ и утшалъ больную, говорилъ ей о будущей жизни. Тщетное стараніе. Умъ ея и теперь былъ занять земными вещами и не думалъ о загробной жизни.

— Сегодня день нашей свадьбы, Эдмондъ, неправда ли?— спрашивала она: — не обманывай меня. Я не настолько больна,чтобы не дойти до церкви. Пусти меня встать и одться. Гд Селина? Отошли эту черную женщину и призови ко мн Селину Я знаю, что мое подвнечное платье принесено. Зачмъ ты отворачиваешься отъ меня, Эдмондъ, и закрываешь лицо руками? Никто не можетъ помшать нашей свадьб. Сэръ Обри въ безопасномъ мст.

Затмъ слдовали долгіе промежутки молчанія и такія слова, которыя лишены были смысла даже для внимательнаго уха Эдмонда. Онъ ухаживалъ за ней день и ночь, а сестра милосердія сидла въ уголку за занавсомъ кровати, гд Сильвія не могла ее видть, и приготовляла лекарства, исполняла вс порученія м-ра Стендена и молилась со всмъ усердіемъ простой души за отходившую гршницу.

Пріхалъ докторъ Доу, но могъ сказать только одно: что леченіе діеппскаго доктора было ошибочно и слдуетъ прибгнуть къ другой систем леченія, которая, по его словамъ, могла бы спасти жизнь больной, еслибы была принята раньше, а теперь могла только продолжить борьбу съ смертью.

Жизнь, которую неусыпно стерегли такимъ образомъ, протянулась еще два-три дня посл отъзда м-ра Доу, и затмъ въ тихую полночь усталая страдалица почти незамтно переселилась въ иной, невдомый міръ. Любовь сторожила ея послднее дыханіе, религія стояла на колняхъ у ея постели, и при такой обстановк человческая душа отлетла въ иную область, недоступную для человческой любви и состраданія, въ область, куда не отваживается слдовать человческое воображеніе.

Разъ только, передъ самымъ концомъ, лучъ сознанія озарилъ душу Сильвіи. Губы, остававшіяся нмыми въ теченіи многихъ часовъ, слабо пошевелились и Эдмондъ, наклонившійся, чтобы уловить слабый шопотъ, услышалъ послднія слова Сильвіи: — Поцлуй меня въ послдній разъ, прежде чмъ я умру… какъ ты цловалъ меня на кладбищ… прежде чмъ я обманула тебя.

Живыя и умирающія уста слились въ прощальномъ поцлу любви, которая оказалась такой роковой.

ГЛАВА LXVIII.
Довольно любви.

Сильвія Перріамъ лежала въ своей чужеземной могил, а Эдмондъ Стенденъ ухалъ въ Марсель, прежде чмъ созналъ, что ему придется поплатиться за преданность, съ какой онъ ухаживалъ за умирающей гршницей. Въ день прибытія въ южный портовый городъ первый припадокъ лихорадки свалилъ его съ ногъ. Онъ послалъ за лучшимъ англійскимъ докторомъ въ Марсели и объяснилъ ему, за какого рода больной онъ ухаживалъ, и свои подозрнія насчетъ того, не заразился ли онъ самъ тифомъ.

Докторъ пытался разсять эти сомннія, однако сознался, что Марсель не особенно благопріятное мсто для человка, зараженнаго тифозной горячкой.

— Желали ли бы вы, чтобы я извстилъ кого изъ вашихъ друзей, въ случа еслибы вамъ стало хуже?— дружелюбно спросилъ онъ:— я не боюсь этого, но благоразуміе предписываетъ, какъ говоритъ Шекспиръ, быть на все готовымъ.

— Вы очень добры. Да, если худшее меня ожидаетъ, то я не желаю умереть одинокимъ на чужой сторон. Я дамъ вамъ адресъ моей матери. Когда вы найдете меня опаснымъ, то телеграфируйте ей, но только не прежде, чмъ наступитъ опасность. Она не привыкла путешествовать и пріхать въ Марсель будетъ для нея труднымъ дломъ.

Докторъ общалъ исполнить все въ точности. До окончанія недли онъ усмотрлъ опасность, оправдывающую его телеграмму въ Декановъ домъ. Осторожно взвшивая каждое слово, онъ извстилъ миссисъ Стенденъ о положеніи ея сына, увщевая ее не пугаться.

‘Я не дожидался, чтобы положеніе стало отчаяннымъ’, гласила телеграмма, ‘но повиновался вашему сыну, который просилъ меня немедленно извстить васъ, если болзнь его покажется мн серьёзной. Болзнь серьёзная, но отнюдь не отчаянная. Прізжайте и не бойтесь’.

Черезъ часъ посл полученія этой телеграммы миссисъ Стенденъ выхала въ Лондонъ… но не одна. Врный другъ и товарищъ сопровождалъ ее и поддерживалъ словами надежды, исходившими изъ мужественнаго сердца.

Борьба Эдмонда за жизнь была сильна и продолжительна. Его пробужденіе отъ бреда было пріятно, потому что въ сидлк, сидвшей у его постели, онъ узналъ мать, доброе лицо которой склонялось надъ нимъ долгіе годы въ дтской Деканова дома.

— Я все время узнавалъ васъ, матушка.

Вотъ было его первое разумное слово. И дйствительно, среди путаницы горячечнаго бреда одна знакомая струйка вилась, ясно и прозрачно. Онъ сознавалъ, что мать ходитъ за нимъ, онъ узнавалъ руку, подававшую ему съ кроткой настойчивостью лекарства и пищу, которую онъ съ отвращеніемъ отвергалъ.

— Но кажется вдь еще кто-то былъ съ вами, матушка,— спросилъ онъ въ первый же день, какъ пришелъ въ себя:— я видлъ двухъ сидлокъ?

— За тобой старательно ухаживали, Эдмондъ,— возразила миссисъ Стенденъ уклончиво.

— Я въ этомъ увренъ. Но кто была другая сидлка? Быть можетъ, сестра милосердія.

— Да, Эдмондъ, сестра милосердія.

— Она уже ухала?

— Да, прошедшей ночью.

— Вотъ любопытно. Мн бы хотлось увидть ея лицо теперь, когда я пришелъ въ себя, и поблагодарить ее.

— Я поблагодарила ее за тебя, Эдмондъ.

— Ну и хорошо, этого, я думаю, достаточно. Вы со мной, матушка, и этого довольно. Помните ли вы то письмо, въ которомъ вы отказывались отъ меня и говорили, что не хотите больше меня знать.

— Никогда не вспоминай про это ужасное время, Эдмондъ. Ты видишь, что значитъ гнвъ матери. Въ часъ опасности она явилась въ твоей постели. О, мой дорогой сынъ, я благодарю Бога, что твое сердце не окончательно отвратилось отъ меня. Ты веллъ доктору призвать меня. Ты не хотлъ умереть, не простивъ меня.

— Простивъ васъ, матушка. Разв не я виноватъ кругомъ?

— Нтъ, Эдмондъ, нтъ. Я не имла права такъ сердиться на тебя. Для материнской снисходительности не должно быть границъ.

— Но я слишкомъ злоупотреблялъ вашимъ терпніемъ. Но теперь все это прошло,— прибавилъ онъ со вздохомъ:— я никогда больше не разсержу васъ въ этомъ направленіи.

Два или три дня спустя, когда больной могъ уже сидть въ посгел, окруженный подушками, миссисъ Стенденъ принялась толковать съ своимъ сыномъ о будущемъ. Эдмондъ первый заговорилъ объ этомъ. Мать побоялась бы затрогивать вопросъ, который могъ огорчить сына, только-что спасеннаго отъ смерти.

— Желаете ли вы, чтобы я теперь же вернулся въ Декановъ домъ, матушка?— спросилъ онъ почтительно:— я намренъ отнын во всемъ повиноваться вамъ. У меня никого нтъ въ мір, кром васъ. Вы для меня единственная совершенная женщина въ мір… какъ и прежде, когда я былъ мальчикомъ.

— Хочешь ли ты вернуться, Эдмондъ?

Онъ содрогнулся при этомъ вопрос.

— По правд говоря, нтъ, матушка. Старая обстановка будетъ тяжела. Но я не желаю разставаться съ вами, а тяжело просить такую домосдку-мать, какъ вы, присоединиться въ моимъ странствованіямъ.

— У меня нтъ дома безъ тебя, Эдмондъ. Я готова хать съ тобой, куда хочешь. Я крпкая старуха, какъ теб извстно, и не буду надодать теб мигренями, обмороками и т. п. Какъ ни мало я путешествовала, но не думаю, чтобы я была никуда негоднымъ дорожнымъ спутникомъ, еслибы только я могла привыкнуть къ морю,— прибавила миссисъ Стенденъ съ смущеннымъ лицомъ.

— Ахъ! вы храбрая душа, я постараюсь облегчить вамъ наши странствованія. Я думалъ провести зиму въ Алжир… великолпный климатъ, интересные виды.

Миссисъ Стенденъ невольно содрогнулась.

— Но если вы будете моимъ спутникомъ, то я отказываюсь отъ мысли постить Африку.

Миссисъ Стенденъ вздохнула свободне. Африка, по ея понятіямъ, была безплодная пустыня, гд страшные, черные уроды пляшутъ вокругъ беззащитныхъ путешественниковъ пляску смерти.

— Что скажете вы о томъ, чтобы провести зиму въ Рим или во Флоренціи?

Миссисъ Стенденъ замтно просвтлла и поцловала исхудалую руку сына.

— Я думаю, что мн лучше понравится во Флоренціи, милый,— сказала она:— я слышала, что тамъ много живетъ приличныхъ англичанъ.

— Да,— отвчалъ Эдмондъ, — а когда англичане путешествуютъ, то ихъ первйшее удовольствіе, повидимому, встрчать другихъ англичанъ. Они бы очень полюбили континентъ, еслибы могли истребить всхъ туземцевъ и превратить половину Европы въ одинъ обширный Брайтонъ.

Выздоровленіе Эдмонда шло весьма быстро, фактъ, приписываемый докторомъ скоре уходу миссисъ Стенденъ, чмъ собственному искусству. Какъ скоро силы его поправились настолько, чтобы онъ могъ вынести путешествіе, мать и сынъ отправились въ Ниццу. Отсюда, посл двухнедльнаго пребываніи, въ Женеву, и затмъ, въ конц ноября, во Флоренцію. Конецъ года прошелъ для Эдмонда въ грустныхъ размышленіяхъ, но не въ отчаяніи. Вся его юношеская любовь къ матери вернулась. Онъ радовался ея восхищенію картинами природы, которыми они вмст любовались, радовался ея простому, неиспорченному взгляду на вещи. Никто изъ нихъ не вспоминалъ о прошломъ, не загадывалъ о будущемъ. Для матери достаточно было настоящаго счастія. Сынъ былъ съ нею, а будущее она предоставляла на волю Провиднія.

‘Я больше никогда не буду стараться направлять его жизнь, я слишкомъ старалась о томъ, чтобы онъ женился на Эсири, и что же изъ этого вышло! Несчастіе для нихъ обоихъ. Для меня довольно того, что сынъ мой воротился ко мн и любитъ меня по прежнему. Счастіе, которое я ему желаю, придетъ рано или поздно’.

ГЛАВА LXIX.
Пять лтъ спустя.

Пять лтъ протекли съ тхъ поръ, какъ Эдмондъ Стенденъ и его мать зимзвали во Флоренціи, а сэръ Обри Перріамъ все еще владычествуетъ въ Перріам и не безпомощнымъ, разбитымъ параличемъ старикомъ, который могъ съ трудомъ двигаться, опираясь на руку сидлки или лакея, но бодрымъ, старымъ джентльменомъ, объзжающимъ на смирной кобыл, противоположности своенравному Сплинтеру, свои фермы два или три раза въ недлю, между тмъ какъ его шестилтній, бойкій сынишко сопровождаетъ его на жирномъ пони.

Это удивительное выздоровленіе есть боле или мене дло рукъ Шадрака Бэна. М-ръ Бэнъ прослышалъ про грязевыя купанья въ Германіи, м-ръ Бэнъ сопровождалъ сэра Обри на эти купанья, м-ръ Бэнъ былъ воодушевляющимъ геніемъ выздоровленія сэра Обри. Нмецкіе доктора, нмецкія грязи, нмецкія воды были лишь второстепенными агентами. Энергія м-ра Бэна была главной силой, двигавшей всей машиной.

Легкіе слды старинной слабости остались въ лвой сторон его тла, но не смотря на это, по уму и здоровью, баронетъ сталъ новымъ человкомъ. Возможно также, что радость видть, какъ сынъ его перешелъ отъ младенчества къ отрочеству, его глубокая гордость при мысли, что его родной сынъ наслдуетъ Перріамскому помстью и поддержитъ въ немъ добрыя торійскія преданія, помогли длу нмецкихъ докторовъ.

Быть можетъ, сэръ Обри Перріамъ въ это запоздалое лто своей жизни наслаждается тмъ полнымъ счастіемъ, какое только возможно для человка. Одно горькое воспоминаніе отуманиваетъ, подобно отдаленной грозовой туч, горизонтъ его жизни, но онъ настолько благоразуменъ, что старается большею частію закрывать глаза на это облако и не часто находятъ на него мрачныя минуты… минуты, въ которыя люди, близко его знающіе, видятъ, что онъ думаетъ о своей преступной жен.

Его сынъ составляетъ гордость и счастіе его дней. У него уже есть туторъ — оксфордскій баккалавръ, возращающій это нжное растеніе, такъ чтобы самые ранніе побги его были направлены въ надлежащую сторону. Сэръ Обри не выноситъ мысли о публичныхъ школахъ и игр въ мячъ и можно опасаться, что юный Сентъ-Джонъ, воспитанный въ Перріам частнымъ туторомъ, не будетъ отличаться атлетическими свойствами, составляющими одну изъ добродтелей, которую современное общество копируетъ со спартанцевъ.

Отецъ надзираетъ за сыномъ почти съ материнской нжностію и чувствуетъ себя несчастнымъ въ т зимніе дни, когда Сентъ-Джонъ узжаетъ на своемъ пони, смотрть на охоту подъ крылышкомъ своего тутора. Туторъ желаетъ воспитать его мужественнымъ человкомъ и отецъ одобряетъ желаніе тутора, но ему хотлось бы вмст съ тмъ беречь свое сокровище такъ же тщательно, какъ скупецъ бережетъ неотдланный брилліантъ чистйшей воды.

Графство никогда не могло хорошенько взять въ толкъ, какимъ образомъ брать, считавшійся умершимъ, снова воскресъ къ жизни.

Это одна изъ темныхъ страницъ фамильной исторіи и останется навки неразъясненной. Но графство ни мало не сомнвается въ томъ факт, что это дйствительно сэръ Обри. Съ счастію, баронетъ сталъ совсмъ прежнимъ человкомъ посл обновляющаго дйствія нмецкихъ купаній. Онъ одвается также старательно, какъ и прежде, и еслибы не старческая сутуловатость въ плечахъ, то казался бы почти такимъ же моложавымъ человкомъ, какъ сэръ Обри, почтившій своимъ присутствіемъ гедингемскій школьный праздникъ семь лтъ тому назадъ.

М-ръ Бэнъ пользуется безусловной милостью своего принципала и богатетъ съ каждомъ днемъ: почти половина домовъ въ Монкгемптон выстроена на его земл. Старшія дочери его хорошо вышли замужъ, сыновья приносятъ ему честь. Даукеръ служитъ отцу съ усердіемъ, не знающимъ усталости, а младшій сынъ привозитъ изъ школы награды въ вид великолпно переплетенныхъ литературныхъ новинокъ въ род Мильтона, Купера, Томпсона, украшающихъ круглый столъ въ фамильной гостиной.

Вообще, м-ръ Бэнъ, повидимому, пользуется больше, чмъ другіе люди, милостями фортуны. Со всмъ тмъ, порою, среди своего благополучія, онъ съ сожалніемъ вспоминаетъ о томъ воздушномъ замк, который онъ нкогда выстроилъ въ своей голов,— воздушномъ збмк, который, казалось, готовъ былъ облечься въ боле матеріальныя формы. Онъ вспоминаетъ какъ близка была, повидимому, побда и какъ безусловно оказалось пораженіе: какъ его мудрость оказалась безуміемъ на ряду съ женской хитростью.

‘Обстоятельства, тмъ не мене, сложились выгоднымъ для меня образомъ’, размышляетъ онъ, вспоминая о единственной неудач, постигшей его въ жизни,— неудачи, о которой знаетъ только онъ, да покойница.— ‘Я въ лучшихъ, чмъ когда-либо, отношеніяхъ съ сэромъ Обри. Доходы мои растутъ съ каждымъ годомъ. Я не вижу, чего еще человкъ можетъ проситъ у Провиднія. И еслибы я только пожелалъ купить помстье и называться ‘сквайромъ’, то настолько богатъ, что могу это сдлать’.

ГЛАВА LXX.
Заря любви.

Въ то время, какъ существованіе сэра Обри Перріама было такъ же спокойно, какъ жизнь лотофаговъ на ихъ мирномъ остров, жизнь Эдмовда Стендена, консервативнаго члена парламента отъ Монкгемптона, начинающаго входить въ славу юнаго политика новой школы, полна заботъ и труда.

Эдмондъ Стенденъ не вернулся въ банкъ. По просьб матери, онъ оставилъ коммерческую карьеру, служившую лишь развлеченіемъ для ума, слишкомъ дятельнаго, чтобы оставаться въ праздности. Онъ нашелъ иное, высшее призваніе въ палат общинъ, гд особенно останавливается на финансовыхъ вопросахъ и сбиваетъ съ толку почтенныхъ джентльменовъ, нетвердыхъ въ ариметик, пытливыми вопросами и быстрыми разсчетами.

У м-ра Стендена есть небольшой домъ въ одной изъ пріятныхъ, старомодныхъ улицъ, близъ Берклей-сквера, гд жена его принимаетъ каждую недлю, по четвергамъ, отборнйшее и пріятнйшее общество въ Лондон и гд м-ръ Стенденъ и двое или трое избранныхъ друзей ищутъ иногда отдохновенія, посл утомительнаго засданія въ палат и разсуждаютъ о повальной глупости враговъ и недруговъ за салатомъ изъ омара и бутылкой мадеры.

Да, Эдмондъ счастливъ. Бракъ, о которомъ миссисъ Стенденъ мечтала годы тому назадъ, когда ея сынъ былъ еще мальчикомъ, наконецъ-таки состоялся и Эдмондъ — такой же преданный мужъ своей жены Эсири, какъ еслибы роковая любовь его юности была ничмъ инымъ, какъ сновидніемъ. Два года путешествія за-границей и серьёзныя занятія въ промежуткахъ странствія изгнали привидніе этой схороненной любви. Онъ вернулся въ Англію съ свободнымъ сердцемъ и привезъ съ собой финансовый трактатъ, составившій ему славу политико-эконома и помогшій ему занятъ мсто въ палат депутатовъ.

Во время этого двухлтняго изгнанія Эдмондъ и Эсирь ни разу не встрчались. Миссъ Рочдель оставалась въ Декановомъ дом, управляла всмъ хозяйствомъ, скромно выполняла свои обязанности, посщая больныхъ, помогая бднымъ, воспитывая дтей миссисъ Сарджентъ, обожавшихъ ее, участвуя въ скромныхъ увеселеніяхъ околотка и не жалуясь на жизнь, которую многіе нашли бы безрадостной и монотонной. Въ этотъ періодъ времени Эдмондъ рдко слышалъ имя Эсири,— такъ старательно мать его избгала всякихъ намековъ на свою пріемную дочь. Только тогда, когда онъ ршился спросить о томъ — здорова ли и счастлива ли миссъ Рочдель, было произнесено это, нкогда столь близкое имя.

Въ первое посщеніе свое Деканова дома по возвращеніи съ континента, м-ръ Стенденъ оглядлся вокругъ, ища глазами Эсоири, и не нашелъ ея. Ему сказали, что она ухала въ Уэксмуть съ дтьми, такъ какъ миссисъ Сарджентъ находила, что морской воздухъ ей вреденъ.

— Морской воздухъ всегда причиняетъ мн мигрень, Эдмондъ, вдь ты это знаешь,— замтила Элленъ, какъ бы извиняясь. Поэтому дорогая Эсси была такъ добра, что взяла дтей на свое попеченіе.

— Она всегда была добра,— возразилъ Эдмондъ недовольнымъ тономъ.

Его раздосадовала мысль, что Эсирь ухала затмъ, чтобы избжать его. Поздка въ Уэксмутъ была только предлогомъ.

‘Неужели я такъ ненавистенъ ей, что она не можетъ перенести моего вида, даже посл того, что я выстрадалъ’, думалъ м-ръ Стенденъ: ‘она была прежде такъ снисходительна, особенно къ гршникамъ’.

Ему хотлось сдлать Эсири одинъ вопросъ. Этотъ вопросъ боле или мене озабочивалъ его умъ съ самой болзни его въ Марсели.

Этотъ вопросъ онъ могъ ей задать только съ глазу на глазъ.

Ему такъ хотлось поскорй разршить этотъ вопросъ, что, пробывъ дня два въ Декановомъ дом, терпніе его истощилось и на третій онъ удивилъ свою мать извщеніемъ, что детъ въ Уэксмутъ, чтобы повидаться съ Эсирью и дтьми.

— Эти крошки должны были очень вырости за эта два года,— сказалъ онъ, лукаво намекая этимъ, что его интересовали главнымъ образомъ его маленькій племянникъ и племянницы.

— Джорджи становится красивымъ мальчикомъ, Эдмондъ,— сказала его сестра съ гордостью, и такъ похожъ на своего дорогого папа. У него Сарджентскій носъ.

— Красивый, орлиный. Какъ будто нарочно созданный для адвокатскаго парика,— возразилъ м-ръ Стенденъ непочтительно.

Онъ ухалъ въ Уэксмутъ по маленькой боковой линіи изъ Монкгемптона въ двнадцать часовъ, и прибылъ въ это мирное уединенное морское мстечко въ часъ пополудни. Уэксмутъ не великъ и, вмсто того, чтобы идти на квартиру миссъ Рочдель, Эдмондъ пошелъ бродить по набережной, надясь встртить ее среди гуляющихъ, разсянныхъ группами тамъ-и-сямъ.

Было время отлива и никто не захочетъ сидть въ четырехъ стнахъ въ такой день, размышлялъ Эдмондъ… небо было безоблачно, море какъ зеркало. Онъ дошелъ до самыхъ окраинъ Уэксмута, разсчитывая наконецъ найти Эсирь.

Да, вотъ и она. Одинокая, маленькая фигурка сидла въ тни старой рыбачьей лодки и читала. Онъ узналъ ее издали. Узналъ маленькую, граціозную фигуру въ бломъ плать, черные мягкіе волосы подъ матросской шляпой. Эсирь былыхъ дней! Эсирь, которую онъ нкогда чуть-чуть не полюбилъ отъ всего сердца. Теперь уже поздно было ее любить. Какъ ни была она кротка и самоотверженна, но все же нельзя было предложить ей любовь какъ будто вызванную угрызеніями совсти. Дти играли невдалек отъ Эсири. Вмсто того, чтобы подбжать къ нимъ и убдиться, насколько они выросли и насколько носъ у Джорджи былъ похожъ на носъ Сарджента, этотъ предатель-дядюшка даже не взглянулъ на нихъ, но прошелъ прямо къ лодк и услся невдалек отъ Эсири. Она даже не подняла глазъ съ книги. Убжище подъ лодвой было общественнымъ достояніемъ.

Однако неудобно было имть въ сосдств незнакомаго человка, и черезъ нсколько минутъ Эсирь встала, чтобы присоединяться къ дтямъ.

Чья-то рука кротко удержала ее. Незнакомецъ тоже всталъ и положилъ свою руку на ея.

— Эсирь, почему вы бгаете меня?— спросилъ онъ спокойно.

Она повернулась и, блдная, какъ смерть, поглядла на своего неврнаго жениха.

На кроткомъ личик виднлся не гнвъ, но изумленіе.

— Сядьте, Эсирь, и поговоримъ спокойно нсколько минутъ. Другъ… сестра, неужели вы откажете въ такой малости?

Это воззваніе тронуло ее. Она повиновалась, ни слова не говоря, и они услись рядомъ, подъ тнью лодки.

Эдмондъ долго молчалъ, такъ долго, что Эсирь нашла нужникъ сама заговорить.

— Что привело васъ въ Уэксмутъ, Эдмондъ?— спросила она безпечно: — надюсь, что Элленъ не тревожится насчетъ дтей.

— Элленъ знаетъ, что дти будутъ цле съ вами, Эсси, чмъ съ ней.

Старинное нжное имя смягчило это твердое сердце.

— Я пріхалъ самъ по себ. Знаете ли, что въ послдніе два года меня мучилъ одинъ вопросъ.

— Въ самомъ дл? Это должно быть очень важный вопросъ?

— Для меня это вопросъ жизни и смерти. Когда я былъ боленъ въ Марсели, Эсирь, у меня были дв сидлки. Одной изъ нихъ была моя мать. Я узнавалъ ее даже въ бреду. Но другая! Мн казалось, что я вижу ее во сн. То не былъ сонъ, Эсси? Вдь была другая сидлка, ходившая за мной днемъ и ночью и плакавшая надо мной. Кто была эта преданная сидлка, Эсирь? Я хочу, чтобы вы мн это сказали. Могу ли я врить, что одна благородная женщина, которую я глубоко оскорбилъ, пришла во мн изъ милосердія въ минуту опасности?

— Вовсе не изъ милосердія, Эдмондъ.

— Но это не могло быть отъ любви. О! Эсирь!— вскричалъ Эдмондъ Стенденъ, схватывая об руки двушки и глядя на нее глазами, полными любви и надежды,— если вы скажете, что его было отъ любви, то сдлаете меня счастливйшимъ человкомъ. Милая, дорогая, искренно любимая на этотъ разъ, скажите мн, что я не убилъ вашей привязанности, вашего уваженія въ конецъ.

Слезы были ему единственнымъ отвтомъ. Но его было, повидимому, достаточно, потому что въ этотъ сентябрьскій лунный вечеръ счастливая влюбленная парочка гуляла по морскому берегу и разсуждала о будущемъ.

Будущее наступило и не обмануло ихъ надеждъ. Когда осень золотитъ лса и рощи, смирный, старый Декановъ домъ оживляется пріздомъ м-ра и миссисъ Стенденъ, ихъ дтей и нянекъ, друзей и знакомыхъ. Старая монотонность степеннаго дома нарушается и вдовствующая миссисъ Стенденъ находитъ новый интересъ въ жизни. Она гордится успхами сына, какъ общественнаго дятеля, и среди избранныхъ сокровищъ, хранящихся въ ея кипарисовомъ пюпитр, лежатъ его рчи, вырзанныя Эсирью для ‘бабушки’ изъ ‘Times’.

Элленъ Сарджентъ спокойно смотритъ на счастіе своего брата, между тмъ какъ Джорджи и его дв сестры ласкаютъ и балуютъ своихъ малютокъ-кузеновъ. Элленъ время отъ времени тихо повторяетъ со вздохомъ:— какъ бы интересовался дорогой Джорджъ парламентской карьерой Эдмонда.

Такимъ образомъ семейная жизнь тихо протекаетъ… счастливая и небезполезная… не та пустая, праздная жизнь, о которой Гёте говорилъ, что она хуже смерти.

А. Э.

‘Встникъ Европы’, NoNo 1—3, 5—9, 1874

КУЙ ЖЕЛЗО, ПОКА ГОРЯЧО.

ГЛАВА I.Отецъ и дочь.

ГЛАВА II.Эдмондъ Стенденъ.

ГЛАВА III.На огород м-ра Гоплинга.

ГЛАВА IV.Жмурки.

ГЛАВА V.Какъ это все случилось.

ГЛАВА VI.Разговоръ между миссисъ Стенденъ и ея сыномъ.

ГЛАВА VII.Сны на яву.

ГЛАВА VIII.Дурныя всти изъ Демерары.

ГЛАВА IX.Сильвія у себя дома.

ГЛАВА X.Оскорбительный отказъ.

ГЛАВА XI.Сэръ Обри заинтересовался.

ГЛАВА XII.Интересъ сэра Обри растетъ.

ГЛАВА XIII.Незванная гостья.

ГЛАВА XIV.Загубленная жизнь.

ГЛАВА XV.‘…Удлъ назначенъ намъ неравный!..’

ГЛАВА XVI.‘…Ребенокъ! Ужъ хитрость вдаетъ она, ужъ измнять научена…’

ГЛАВА XVII.‘Прости на вчную разлуку’.

ГЛАВА XVIII.Перріамъ-Плэсъ.

ГЛАВА XIX.‘..Любовь одна веселе жизни хладной…’

ГЛАВА XX.‘Прекрасна какъ ангелъ небесный,— какъ демонъ коварна…’

ГЛАВА XXI.‘Ахъ! чувство женское легко!..’

ГЛАВА XXII.Честолюбецъ глухъ на все, кром честолюбія.

ГЛАВА XXIII.Непослдовательность м-съ Стенденъ.

ГЛАВА XXIV.Управляющій сэра Обри.

ГЛАВА XXV.Знаменательная бесда.

ГЛАВА XXVI.М-ръ Бэнъ отстаиваетъ интересы вдовы.

ГЛАВА XXVILУправляющій въ кругу своего семейства.

ГЛАВА XXVIII.Жребій брошенъ.

ГЛАВА XXIX.Свершилось!

ГЛАВА XXX.Роковой ударъ.

ГЛАВА XXXI.‘Не расцвлъ и отцвлъ въ утр пасмурныхъ дней!’

ГЛАВА XXXII.Горько, какъ полынь!

ГЛАВА ХXXIII.‘…Глазки такіе же точно, что счастье сгубили мое…’

ГЛАВА XXXIV.‘…Краса души, сокрытая отъ глазъ красой наружною — всегда дороже…’

ГЛАВА XXXV.Разбитъ параличомъ.

ГЛАВА XXXVI.Лэди Перріамъ приглашаетъ сидлку.

ГЛАВА XXXVII.Мнніе д-ра Кроу.

ГЛАВА XXXVIIІ.Наслдникъ Перріама.

ГЛАВА XLVIII.Торжество Сильвіи.

ГЛАВА XXXIX.М-ръ Бэнъ оказывается полезнымъ человкомъ.

ГЛАВА XL.‘Свяли листья, свянулъ цвтъ’.

ГЛАВА XLI.Сильвія задаетъ одинъ вопросъ.

ГЛАВА XLII.Поразительныя всти для м-ра Бэна.

ГЛАВА XLIII.Измненіе сцены.

ГЛАВА XLIV.

ГЛАВА XLV.М-ръ Бэнъ сбитъ съ толку.

ГЛАВА XLVI.Сильвія пишетъ письмо.

ГЛАВА XLVII.Старая любовь.

ГЛАВА XLVIII.Торжество Сильвіи.

ГЛАВА XLIX.‘Хуже смерти’.

ГЛАВА L.Сильвія разочарована.

ГЛАВА LI.Холостые заряды.

ГЛАВА LII.Другъ душевно-скорбящихъ.

ГЛАВА LIII.Скрытенъ, какъ могила.

ГЛАВА LIV.Властительная страсть.

ГЛАВА LV.М-ръ Бэнъ одураченъ.

ГЛАВА LVI.Не мытьемъ, такъ катаньемъ.

ГЛАВА LVII.Сладость свиданія.

ГЛАВА LVIII.М-ръ Бэнъ промахнулся.

ГЛАВА LIX.Дружеская услуга.

ГЛАВА LX.Неожиданная помха.

ГЛАВА LXI.Отчаянное положеніе.

ГЛАВА LXII.‘Прости, печальный міръ’.

ГЛАВА LXIII.Неожиданное открытіе.

ГЛАВА LXIV.Паціентъ м-ра Лэдлама.

ГЛАВА LXV.Печальная повсть…

ГЛАВА LXVI.Возвращеніе сэра Обри.

ГЛАВА LXVII.Послднія объятія.

ГЛАВА LXVIII.Довольно любви.

ГЛАВА LXIX.Пять лтъ спустя.

ГЛАВА LXX.Заря любви.

Читайте также:

ГЛАВА I.
Отецъ и дочь.

ГЛАВА II.
Эдмондъ Стенденъ.

ГЛАВА III.
На огород м-ра Гоплинга.

ГЛАВА IV.
Жмурки.

ГЛАВА V.
Какъ это все случилось.

ГЛАВА VI.
Разговоръ между миссисъ Стенденъ и ея сыномъ.

ГЛАВА VII.
Сны на яву.

ГЛАВА VIII.
Дурныя всти изъ Демерары.

ГЛАВА IX.
Сильвія у себя дома.

ГЛАВА X.
Оскорбительный отказъ.

ГЛАВА XI.
Сэръ Обри заинтересовался.

ГЛАВА XII.
Интересъ сэра Обри растетъ.

ГЛАВА XIII.
Незванная гостья.

ГЛАВА XIV.
Загубленная жизнь.

ГЛАВА XV.
‘…Удлъ назначенъ намъ неравный!..’

ГЛАВА XVI.
‘…Ребенокъ! Ужъ хитрость вдаетъ она, ужъ измнять научена…’

ГЛАВА XVII.
‘Прости на вчную разлуку’.

ГЛАВА XVIII.
Перріамъ-Плэсъ.

ГЛАВА XIX.
‘..Любовь одна веселе жизни хладной…’

ГЛАВА XX.
‘Прекрасна какъ ангелъ небесный,— какъ демонъ коварна…’

ГЛАВА XXI.
‘Ахъ! чувство женское легко!..’

ГЛАВА XXII.
Честолюбецъ глухъ на все, кром честолюбія.

ГЛАВА XXIII.
Непослдовательность м-съ Стенденъ.

ГЛАВА XXIV.
Управляющій сэра Обри.

ГЛАВА XXV.
Знаменательная бесда.

ГЛАВА XXVI.
М-ръ Бэнъ отстаиваетъ интересы вдовы.

ГЛАВА XXVIL
Управляющій въ кругу своего семейства.

ГЛАВА XXVIII.
Жребій брошенъ.

ГЛАВА XXIX.
Свершилось!

ГЛАВА XXX.
Роковой ударъ.

ГЛАВА XXXI.
‘Не расцвлъ и отцвлъ въ утр пасмурныхъ дней!’

ГЛАВА XXXII.
Горько, какъ полынь!

ГЛАВА ХXXIII.
‘…Глазки такіе же точно, что счастье сгубили мое…’

ГЛАВА XXXIV.
‘…Краса души, сокрытая отъ глазъ красой наружною — всегда дороже…’

ГЛАВА XXXV.
Разбитъ параличомъ.

ГЛАВА XXXVI.
Лэди Перріамъ приглашаетъ сидлку.

ГЛАВА XXXVII.
Мнніе д-ра Кроу.

ГЛАВА XXXVIIІ.
Наслдникъ Перріама.

ГЛАВА XLVIII.
Торжество Сильвіи.

ГЛАВА XXXIX.
М-ръ Бэнъ оказывается полезнымъ человкомъ.

ГЛАВА XL.
‘Свяли листья, свянулъ цвтъ’.

ГЛАВА XLI.
Сильвія задаетъ одинъ вопросъ.

ГЛАВА XLII.
Поразительныя всти для м-ра Бэна.

ГЛАВА XLIII.
Измненіе сцены.

ГЛАВА XLV.
М-ръ Бэнъ сбитъ съ толку.

ГЛАВА XLVI.
Сильвія пишетъ письмо.

ГЛАВА XLVII.
Старая любовь.

ГЛАВА XLVIII.
Торжество Сильвіи.

ГЛАВА XLIX.
‘Хуже смерти’.

ГЛАВА L.
Сильвія разочарована.

ГЛАВА LI.
Холостые заряды.

ГЛАВА LII.
Другъ душевно-скорбящихъ.

ГЛАВА LIII.
Скрытенъ, какъ могила.

ГЛАВА LIV.
Властительная страсть.

ГЛАВА LV.
М-ръ Бэнъ одураченъ.

ГЛАВА LVI.
Не мытьемъ, такъ катаньемъ.

ГЛАВА LVII.
Сладость свиданія.

ГЛАВА LVIII.
М-ръ Бэнъ промахнулся.

ГЛАВА LIX.
Дружеская услуга.

ГЛАВА LX.
Неожиданная помха.

ГЛАВА LXI.
Отчаянное положеніе.

ГЛАВА LXII.
‘Прости, печальный міръ’.

ГЛАВА LXIII.
Неожиданное открытіе.

ГЛАВА LXIV.
Паціентъ м-ра Лэдлама.

ГЛАВА LXV.
Печальная повсть…

ГЛАВА LXVI.
Возвращеніе сэра Обри.

ГЛАВА LXVII.
Послднія объятія.

ГЛАВА LXVIII.
Довольно любви.

ГЛАВА LXIX.
Пять лтъ спустя.

ГЛАВА LXX.
Заря любви.