КУХАРКА ПОТЕРЯЛА МЕСТО
КУХАРКА ПОТЕРЯЛА МЕСТО
Керенский заявил себя решительным противником ген. Врангеля.
Из газет
* * *
* * *
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Кухарка потеряла место, Аверченко Аркадий Тимофеевич, Год: 1920
Время на прочтение: 2 минут(ы)
Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
М.: Изд-во ‘Дмитрий Сечин’, 2015.
Пока кухарка на месте — ее умиляет и приводит в тихий созерцательный восторг все, что исходит от хозяев: хозяйский младенец, хозяйская собачонка, хозяйкино треньканье на рояли, даже наружность хозяина, даже его голос, когда он по утрам орет: ‘Агафья, черт! Опять башмаков не вычистила?!’.
— Ну, и сынишечка у вас, барыня, сущий ангел: уж такой хорошенький, что отдай все и ало. Умная у вас, барыня, фифишка — ровно человек смотрит. И на роялях вы играете так, что век бы слушала! Ах, до чего же наш барин вальяжный — ну прямо министр! Орел! И голос у него — ну прямо труба замечательная!
И вдруг — кухарке за какую-нибудь провинность отказали от места…
Усядется она за грязным самоваром в низенькой затхлой швейцарской и, прихлебывая спитой чай, почнет ‘мыть’ бывших хозяев:
— Нешто это люди? Черти это, а не люди. Силов моих не было: младенец, чтоб ему родимчик, день-деньской орет, как недорезанный! А сама-то тоже, как почнет тарабанить ручищами по роялю — так собачонка ихняя препакостная в голос за ней выть начинает. Ей-бо, право. Сам-от орет, жена-дуреха орет, младенец орет и пес воет. Слушаешь, слушаешь — а чтоб вы на свою голову выли, треклятые! Семейка! Один разврат!
Пока Александр Керенский был при месте — не было мягче, благороднее и ласковее кухарки в доме. Не человек — шелк.
Отказали кухарке — пошла кухарка по всем парижским швейцарским бывших господ славить:
— Нешто это люди? Всюду царские генералы контрреволюцию садят, самоопределение малых народов в карман скрали, народушко скоро в ущемлении будет — глазыньки б мои не глядели!
Я думаю, что Мильеран уже не пускает к себе Керенского, и я понимаю его: вид этих обшарпанных, бедных родственников с голодным, завидующим всему блеском в глазах, вид этих красных лап без манжет, этот плаксивый, на все жалующийся голос — невыносим.
Но, забегая часто с черного хода, познакомился Керенский с Мильерановой кухаркой, а когда Мильеран однажды отказал ей от места за грубость — нашел себе Керенский в лице безместной кухарки — лучшего друга, коллегу и конфидента, с которым можно отвести душу, перемыть косточки прежних хозяев:
— Мой-то прежний, — бубнит кухарка, звучно прихлебывая с блюдечка. — Идольский характер. Вся экслебенская конференция с его плачется, верное слово.
Керенский криво улыбается:
— А наш-то Врангель, вы думаете, далеко от него ушел? Какое! Ему бы только контрреволюцию, только бы царя посадить, верное слово.
— Я тебе, Федорыч, правду-истину скажу. Ллойд Джордж— то через его, через моего аспида, и уехал отдыхать в Швейцарию — чтоб мне завтрашнего дня не довелось увидеть!
Керенский опрокидывает на блюдце чашку, кладет на донышко кусочек сахару и, наклоняясь к кухарке, таинственно шепчет:
— А наш-то, слыхала? Диктатуру не прочь ввести. Царскими министрами себя окружает. Что ж это будет — подумать страшно! А ежели меня теперь обратно позовут — ни за что не пойду! Я-то без него проживу, а вот как он без меня повертится!..
И долго тянется за нечищеным самоваром нудный кухарочий, полный злобного, бессильного шипения разговор о своих серых, скучных кухарочьих делах.
Кто измерит бездны человеческого падения?!
Фельетон впервые был напечатан в неустановленном крымском издании. Печатается впервые по: Бич [Париж], 1920, No 8.
Мильеран уже не пускает к себе Керенского… — Мильеран Александр (1859-1943) — в описываемое время президент Франции.