Коровин К.А. ‘То было давно… там… в России…’: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939), Шаляпин: Встречи и совместная жизнь, Неопубликованное, Письма
М.: Русский путь, 2010.
Кудесник
Прекрасные осины в саду, а рядом желтый клен. Сад мой изменился. Сделался как золотой.
— Ишь,— сказал дед — сторож дома моего,— в ночь мороз хватил. Как осинник зарумянился. Паутина стелется. Ранняя осень… В ночь сегодня я выходил, корова что-то непутем в сарае мычала. Слышу, что в небе шум какой. Птицы что летало, и-их… Много. Знать, рано зима настанет. Принес я молоко, ставлю на стол, на террасу, слышу — батюшки, чего это, чисто зверь какой-то рычит под терраской. Не барсук ли вернулся? Нет — Юрий Сергеич храпит. Ну и храпит!
— Ленька-то спит?— спросил я.
— Вестимо, спит. Да все спят. Вчерась-то они за полночь от лесника-то пришли. Наугощались, знать. Воздвижение ведь, праздник. Лесник-то тоже стесняется. Ну, на праздники норовит. Готовит разный настой: гонобобелеву, полынную, анисовку. Придешь к нему за медом, а он уж тебе стаканчик наливает. Хороший человек. Всегда у него кто-нибудь находится. Любит он странников.
На террасе появляется Ленька, заспанный, озабоченный. Щека у него перевязана шерстяным платком.
— Что с тобой?— спрашиваю. — Откуда ты явился?
— У Феоктиста ночевал,— медленно процедил Ленька,— всю ночь не спал. Зубы болят. Вчера меня Павел Александрович с Герасимом чисто собаку по болоту гоняли. ‘Заводи!’ — кричат. Я забегал на лужи, в болото, на заводины, вода выше колена, в ладоши хлопал, уток на них гонял. Знать, простудился. А теперь опять ругать будут. Их в пять часов утра будить, а я проспал.
— Теперь уж девять,— сказал дедушка.
— Ленька,— сказал я,— ступай разбуди Павла Александровича и всех и скажи: ‘Пять часов, гуси летят’ — и уходи.
На террасу Дарья подает самовар, горячие оладьи. Тетушка Афросинья несет большой пирог с груздями, завернутый в салфетку.
Осенью воздух прозрачен, свежо. Дышишь, как будто в тебя что-то льется. Пахнет осенним листом. И так бодро чувствуешь себя.
Павел Александрович первый выходит на террасу. Выпучив глаза, смотрит на нас. Проходит мимо, идет в коридор, умывается. Умываясь, слышит — на кухне часы бьют десять. Возвращается на террасу и, вытирая лицо полотенцем, говорит:
— Благодарю вас: десять часов. Гуси летят!..
Он оборачивается к Леньке и брезгливо говорит:
— Что с вами? Вы, кажется, того — нездоровы?
— Постой, Павел Александрович,— вступаюсь я. — Что же это вы с Герасимом вздумали гонять Леньку по болоту? Вот он простудился.
— Кто его гонял? Сам лезет. Вперед норовит с ружьем. Собаки-то нет, так в ладоши хлопает. Выгоняет. А они на нас летят. Сам выдумал.
Я сказал Леньке, чтобы заварил шалфей и полоскал зубы.
На террасе показался Юрий Сергеевич, лицо, как шар, сердитое. Открыв круглый ротик, он пробурчал:
— С какой стати в такую рань будите? Обалдели с вашими охотами! Я теперь буду спать один.
Юрий тоже пошел умываться.
Василий Сергеевич прошел террасой, не сказав ни слова.
А умываясь, зычно кричал:
— Какие пять часов! Протри бельмы! Десять часов!
* * *
Выпив чаю с оладьями, приятели успокоились. Но Василий Сергеевич был мрачен и задумчив.
— Что такое?— вопросительно сказал он. — Вчера у лесника, знаете, непонятно… Какие-то у него всегда люди особенные. Этот странник, такой маленький. Глазки черные, вчера позвал меня на крыльцо и говорит, грозя пальцем:
— Вот что, молодец, на силу свою не надейся, весел больно — все пустое, но жить надо так, чтобы быть готовым к оному.
— Вот какой сукин сын — я всю ночь не спал. Что это значит: ‘быть готовым к оному’? Я его хотел спросить, к чему ‘оному’, а он ушел. Я спрашиваю лесника, а он говорит: ‘Ушел’. — ‘Куда ушел?’ — ‘А кто его знает — совсем ушел’. — ‘А кто он такой?’ — спрашиваю. ‘Просто странник прохожий. Он спрашивал про тебя — кто этот ражий парень, богат, знать’. Вот, не угодно ли? Вот теперь подите один, половите рыбку на Глубоких Ямах.
— Это верно,— сказал Павел Александрович,— этот чернявый странник мне тоже сказал: ‘Черный глаз — веселит душу, смирение имай, не гляди на оных’. Что это значит? Я спрашивал его: ‘На кого не гляди?’ — ‘Чего,— говорит,— спрашиваешь — сам знаешь’. Я тоже думал ночью — что такое?
— Странный человек,— сказал, в свою очередь, и Юрий,— выпили с ним по рюмке анисовки, закусываем маринованными грибками, а он мне на ухо говорит: ‘В семействе расщелина, а в животе — трещина’. Что это за ерунда? Какая же у меня трещина в животе?
И Юрий щупал свой огромный живот.
— Неприятный человечек. Ерунда, а вносит какое-то сомнение.
* * *
Приятель Вася собирал удочки, чтобы идти на Глубокие Ямы, спрашивал у Леньки, где пузыри, которые были у меня раньше, когда Колю учили плавать.
Ленька нашел пузыри в сарае. Василий Сергеич взял с собой револьвер, палку мою с копьем от художественного зонтика, топор, ружье и пошел ловить рыбу. Я пошел с ним.
— Зачем ты, Вася, пузыри взял? Купаться уж теперь холодно.
— Зачем взял? Затем. Я на лодке встану посредине омута. ‘Будь всегда готов к оному’. Черт его знает, может, он и вправду прорицатель. Сделается течь в лодке, не заметишь — и пошел ко дну. Я ведь в высоких сапогах — не выплывешь.
Вася пристраивался на лодке посреди омута — привязал себе веревками сзади пузыри, как крылья. Закидывая удочки, крючком задел за пузырь. Пузырь выпустил воздух.
— Вот видите, начинается!— побледнев, закричал он и повернул лодку к берегу.
* * *
В октябре месяце, в Москве, пришел я на Трубную площадь, где жил Василий Сергеевич. Снаружи у подъезда стоял извозчик, в котором сидела, в голубой шляпе, дама с красным лицом.
Извозчик вынес из подъезда корзину и поставил на козлы.
Я прошел в подъезд и увидел, как с лестницы второго этажа летела корзинка, картонка с шляпой, чемодан. А наверху, на площадке, стоял бедный Василий Сергеич. Рот у него был дудкой.
Я обошел корзинку и поднялся к нему. Он, взволнованный, вошел со мной в свою квартиру.
— Вот видите, что делается,— кричал Вася. — Благодарю вас. Хороша. Приезжаю-с — письмецо. Вот оно,— он вынул из кармана письмо и положил опять. — Лечиться в Крым ездила, с любовником, а я плати. И кто мог знать!
— Как кто? А помнишь ты того — у лесника сказал тебе: ‘Все сие пустота, но надо жить так, чтобы всегда быть готовым к оному’.
Воздвижение — Воздвижение Креста Господня, церковный праздник, ежегодно совершаемый 14 сентября в честь обретения Креста, на котором был распят Иисус Христос.
гонобобелевая — см. прим. к с. 119 кн. 1 наст. изд.