В.В. Розанов
В.В. Розанов
Кто и за что дерется в теперешней войне?
(Опять социалы)
Кто и за что дерется в теперешней войне?
(Опять социалы)
Кто и за что дерется в теперешней войне?, Розанов Василий Васильевич, Год: 1915
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Играть с трагическим лицом комическую роль — это производит на постороннего наиболее смешливое впечатление. Такое зрелище непрерывного комизма продолжает давать и во время войны российская социал-демократическая труппа актеров. Вы думаете, почему ведется война против Германии? К удовольствию сотрудников ‘Русского Богатства’, ‘Современника’ и ‘Современного Мира’, правительства Англии, России и Франции решили сломить извечного врага этих русских журналов: прусское юнкерство, прусских аграриев и империализм Вильгельма II. ‘А Австрия при чем в прусском юнкерстве?’ — спросите вы. Ответа не дается: Австрия — мелочь, которая социалистами не замечается. Но в особенности журналы не допускают, чтобы война была национальной, по крайней мере в русской ее части. Понятие и самое слово ‘национальный’, или в журнальном водоизмерении — ‘националистический’, приводит сотрудников этих журналов в неописуемую ярость. ‘Национализму не сметь быть’, ‘нациям не сметь быть’. Слушаем и повинуемся, но почему же началась война? Кроме первой цели — низвергнуть ‘очередное’ императорское правительство — французские, русские и английские ‘народные массы’ ведут войну по причинам ‘классовых интересов’: это — возвращение себе тех рынков, которые Германия отняла у всего света.
Пусть так, и министр Сазонов более всего озабочен тем, чтобы им осталось довольно московское купечество, — но почему война ведется с успехом на русском фронте? Вопрос особенно волнующий и радующий русского читателя. Боже мой, какой он недогадливый, этот русский читатель!
‘Современные военные организация и искусство всецело созданы капиталистическим строем и к нему приспособлены. Они… и к самому солдату предъявляют иные, чем в прежние времена, требования, — требования, совпадающие с требованиями капиталистического производства к рабочей силе. От современного солдата требуется известное общее развитие, сообразительность, инициатива, способность применяться к различной боевой обстановке. Армия есть уже не та тупая, грубая сила, которую гнала прежде вперед палка капрала, теперь она, в сущности, немногим отличается от рабочей армии, в мирное время занятой в каком-либо сложном, опасном для жизни производстве. Можно было бы, например, провести довольно подробно параллель между солдатами, закапывающимися в землю в траншеях, бьющимися против невидимого противника и разряжающими свои ружья согласно указываемым офицерами цифрам прицела, и — рудокопами, с ежеминутным риском для жизни пробивающими себе путь в горной породе, в особенности в моменты катастроф, когда все силы напрягаются для борьбы с стихийным бедствием.
В каком же положении находится по сравнению с Западом Россия? Здесь, прежде всего, интересен вопрос о личном составе армии. Русский солдат подвергся во второй половине XIX века жестокой критике. Восточная война показала ряд слабых сторон его. При беззаветной храбрости и упорстве в сражениях отмечали его малая индивидуальность, неумение действовать в одиночку и применяться к неожиданным обстоятельствам, стремление смыкаться в густые ряды, наконец, неспособность к наступлению в случаях потери ближайших начальников. Война 1877 года подтвердила наблюдение о слабой индивидуальности и активности русского солдата. Фридрих Энгельс приписывал эту черту нивелирующему влиянию земельной общины, чересчур подчиняющей себе отдельные личности’.
Японская война еще усугубила и подчеркнула пассивные качества русской армии. Немецкая военная литература обратила внимание на эти ‘национальные’ свойства русского солдата и построила на них ряд практических положений, — например о слабой способности русских войск к наступлению.
Следует обширная характеристика русского солдата и русской армии, в связи с характеристикой русского народа и культуры русской, по книге баварского полковника Шмидта под заглавием ‘Kurzemilitar geographische Beschreibung Ruslands’ [‘Краткое военно-географическое описание России’ (нем.)]. Баварский полковник, из коего взято несколько страниц цитаты, параллельно характеристике армии делает характеристику русской литературы, которая сплошь выставляет только пассивные типы, — или выставляет непрактических мечтателей, говорунов и теоретиков.
Было бы дело совсем скверно и русская армия в 1914 году обнаружила бы то самое, что в 1903-4 годах, с неизбежным крахом в мировом состязании ее пассивности, если бы ‘не произошли после 1903-4 годов известные события’, которых не учел баварский полковник Шмидт и которые меняют все положение дела. Объяснения здесь автора необыкновенно любопытны:
‘Любопытно отметить, что в немецкой военной литературе имеются указания на большие достоинства солдат из пролетариев, обладающих большим развитием, ловкостью и инициативой. Справедливо приводится в этом отношении, как пример, III прусский корпус, вынесший во франко-прусскую войну самые тяжелые бои (Вионвиль, Леманс и др.) и состоявший в значительной степени из берлинцев. Надо полагать, что известие о том, будто Вильгельм, опасаясь своих берлинских социал-демократов, рассовал их в передовые части под расстрел, неверно: так как это не говорило бы в пользу военной дальновидности императора.
Прилагая высказанные соображения к России, видим, что баварский полковник в своей книге недоучел факта огромного экономического развития нашего за последние годы. У нас необычайно усиленным темпом создалась и крепнет буржуазия, являющаяся серьезной экономической и политической силой (напр., московское купечество), притом силою, весьма умеющею бороться за свои интересы. Армия рабочих увеличивается с каждым годом не только в числе, но еще более в смысле развития, и те черты активности и стремления к борьбе, которыми вызываются частые столкновения рабочих с обычным порядком, установленным в стране, суть именно те черты, которые требуются от солдата для наступательной войны.
Наконец, еще большее изменение произошло в русском крестьянстве. Изменившиеся условия мирового рынка и внутренние причины повели к падению общины и к нарастанию мелкого частновладельческого хозяйства. Крестьянское хозяйство все более втягивается в сферу денежного обмена и капиталистических отношений. И это новое крестьянство по всей своей психологии резко отличается от старого… В нем, как и в городах, нарождается и народилось уже новое поколение, с иными недостатками и достоинствами, но уже активного свойства… Борьба за землю теряет прежний идеалистический характер и приобретает особенно ожесточенный практический характер, потому что борются уже за определенное экономическое понятие — за владение рентою. Добродушный, инертный, старый крестьянин, стоявший прежде в зависимости от дождя или вёдра и пассивно ожидавший того или другого, должен в этой борьбе превратиться в расчетливого энергичного хозяина, связанного с мировыми конъюнктурами и стремящегося воздействовать на них. Недавно еще даже крупные помещики не знали о хлебных ценах ничего далее своего уездного города. Теперь сельскохозяйственные артели, союзы и кооперации следят за ценами на лондонском рынке и учитывают их значение.
Не в добрый для нее час Германия коснулась этих инстинктов, накопившееся в массах боевое настроение обратилось на нее. Врагами оказались для русского капиталиста его более счастливый соперник -немец, для русского рабочего — немецкий мастер или хозяин, для торговца — немецкий булочник и колбасник, для крестьянина — немец-помещик, арендатор, скупщик. Кровавая борьба, в которую мы вступили с Германиею, — борьба экономическая… Могучее стремление Франции к свободе своих и чужих народов создало в конце XVIII века ‘furor gallicus’. Немецкая буржуазия на смену ему выдвинула ‘furor teutonicus’. Теперь мы присутствуем при борьбе последнего с ‘furor slavicus’. Нас могут ждать еще крупные неудачи, но ясно обрисовалась уже давно не виданная в нашей армии от солдата до генерала черта активного движения вперед. И дело, конечно, не в славянской расе, столько столетий бывшей пассивною, а в нарождении у нас того общественного строя, который так чудесно совмещает и связывает худшие проявления человеческих инстинктов (вероятно, военную храбрость или ‘милитаризм’? — В.Р.) с борьбою за достижение светлого будущего, самое сильное порабощение человека (военная дисциплина? — В.Р.) с наиболее полным грядущим освобождением’ (‘Современный Мир’, сентябрь).
Да, темна была бы история, останься она в руках Карамзиных, Соловьевых, Костомаровых, Ключевских. Да помогли социалы, которые вдруг все осветили. Теперь понятно: война булочников и колбасников и московского купечества с берлинским. Причем тут Галиция и Червонная Русь? Кому это нужно?!!! Социалам не нужно. Хорошо, господа: но по какой ‘конъюнктуре’ не булочники вцепились в волоса немцам, а лейб-гвардии конный полк бросился на пушки, — и понятно привезли тогда раненых и убитых, двух воеводских и еще многих, славных и поистине святых героев? Своим порывом, который казался беспощадно ненужным, казался излишним в тот страшный день, когда привезли в Петроград их тела, — они, как теперь чувствуется, ‘дали камертон’ всему хору, дали темп и эту бросаемость войне, после чего все беззаветно пошли в бой, офицеры — с ружьем наперевес впереди солдат, когда же по закону они не должны идти впереди, а обязаны идти или сбоку, или даже сзади роты. Те юноши погибшие, юноши первых аристократических семей в Петрограде, неувядаемо подняли руку и указали путь, указали скок… Совпал сюда и Главнокомандующий… Все устремилось вихрем: ведь готовность умереть, первое и главное на войне, эта готовность и есть все…
Бесстыдные социалы. Бесстыдники вы этакие. Как же вы смеете пренебрегать кровь тех чудных юношей, — повторяю, из первых аристократических семей, это очень важно отметить, — бросившихся за Царя, за историю, за Русь, — за угнетенных братьев-славян и за старое достояние Ярослава Мудрого!.. И вы отнимаете у них венок, — поистине венок мученичества, — и надеваете его на своих пролетариев, все приписывая им, все относя к тому озверению, какое вы усердно насаждаете, поднимая и возбуждая классовую борьбу… Бесстыдники, бессовестные. Хоть бы перед телами убитых вы помолчали, народные развратники. Пойте песни своему Жоресу, пойте песни своему Герценштейну, пойте песни своему Иоллосу. Но не смейте касаться русской истории. Она не ваша, эта история, — вы ничего в ней не сделали. У вас нет отечества. Россия не ваше отечество, ваше отечество — Интернационал. Не смейте выходить из его подполья, из его мышиных и крысиных нор. Задыхайтесь там в ненависти. Не смейте выходить на наши ржаные поля, которые нам ‘уродил Бог’, — и примешивать подлое свое имя к нашим битвам, которые ведутся не торгашами, а сынами Родины, на могилах и за могилы священных предков.
Впервые опубликовано: Студенческий сборник. Пг.: Изд. журнала ‘Вешние Воды’, 1915. С. 156-160.