КРЫСА С КОРАБЛЯ
КРЫСА С КОРАБЛЯ
* * *
* * *
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Крыса с корабля, Аверченко Аркадий Тимофеевич, Год: 1919
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
М.: Изд-во ‘Дмитрий Сечин’, 2015
Один взрослый, бородатый, усатый человек, будучи в лихорадочных исканиях удобной квартиры, наконец, нашел себе комнату, по его мнению, очень удобную и уютную.
— Прелестная комнатка, — восхищался он. — Светленькая и аккуратная. А залом я могу пользоваться?
— О, сколько угодно. В особенности по вечерам. Вам будет тут весело.
— И рояль есть? Это прелестно. А кто на нем играет?
— Как обыкновенно: тапер.
— А я других жильцов не стесню?
— Наших барышень? Отчего же, наоборот.
— А! У вас барышни?
— Исключительно!
— Пансион, что ли?
— Ну, да. Без древних языков.
— Так, так. Да и, в сущности, к чему эти древние языки? Только душат. Недаром их называют: мертвые языки. Что же… много у вас этих… пансионерок?
— Десять: Леля Венгерка, Бланш, Катя, Манька Танцуй, Желтенькая Рахиль, Тамара Королева, Зузу, Голландка и Дуська Матрос…
— А-а… Приятно, приятно. А занятия у вас когда происходят?
— Которые?
— Ну, вот эти… Преподавание научных предметов?
— С одиннадцати.
— Оч-чень мило! Я так рад, что очутился в семейном доме.
И стал жить в семейном доме усатый, бородатый господин.
Днем весь дом был погружен в сон, а с 11 час. вечера в гостиной начиналось — гремел рояль, съезжались гости, высыпали в гостиную барышни — Леля Венгерка, одетая гусаром, толстая Бланш и худенькая Манька Танцуй, в белом платьице-бебе, и Рахиль в цыганском костюме, и Дуська в матросской блузе с голыми коленками, и Катя, и многие тому подобные.
Жилец тоже выходил в гостиную, пил с барышнями вино и ликер, с гостями разговаривал о политике, а с ‘мадам’ играл в шестьдесят шесть и в подкидного дурачка.
С тапером однажды выпил ‘на ты’, а мощный швейцар Васька Рыжий, или Васька Зверь, как называли его девушки, величал жильца по имени-отчеству: Алексеем Максимычем…
И так жизнь эта продолжалась целый год — обе стороны были довольны друг другом…
И вдруг однажды в местной газете появилось громовое письмо в редакцию, подписанное бородатым, усатым жильцом:
— ‘Возмущенный тем наглым обманом, который был допущен в отношении меня, обращаюсь к защите общественного мнения! В прошлом году я снял комнату в одном доме, хозяева которого уверили меня, что там помещается пансион без древних языков… Я прожил в этом доме целый год и что же? — в конце концов, убедился, что ничего подобного: никакого пансиона нет! Я не видел ни одного преподавателя, не видел учебных пособий, а ученицы ходили по всему дому чуть не голые. Хороший пансион! Днем спали, вечером танцевали в зале с развязными подвыпившими молодыми людьми, даже не представленными хозяевам, а ночью ко мне стучались какие-то пьяные и требовали, чтобы я указал, где Манька Танцуй?!..
Целый год я не понимал, в чем дело, и добросовестно думал, что это действительно закрытое учебное заведение, и только на днях у меня глаза открылись!.. Граждане! Это неприличное учреждение, и ездить туда безнравственно! Ах, как меня жестоко обманули! Что-то скажет моя мама и знакомые, когда узнают!..
Если бы рассказанная выше история случилась в действительности, и читатель бы ей поверил — он всплеснул бы руками и сказал:
— Боже, какой дурак этот усатый и бородатый. Читатель! Осторожнее!
Не выражайся так — иначе ты оскорбишь обидным эпитетом ‘дурака’ известного русского писателя Максима Горького!
Это именно он, и никто другой, проработал в большем или меньшем контакте с большевиками целый год, живя все время в столицах, зная все время о мошенничествах и разврате народных комиссаров, зная о расстрелах о разорении и гибели интеллигенции, о развале всей России, видя, что вся система власти большевиков построена на обмане, грабеже, на крови и жульничестве, видел вымирающие с голоду, холоду и от насилия — обе столицы — видя все это, так как это ясно видят все, на глазах которых происходит (фрагмент не читается. — В.М.). И только на днях он узнал, что такое ‘пансион без древних языков’, и что Ленин, Троцкий, Бонч-Бруевич и Луначарский ближе к Маньке Танцуй и Леле Венгерке, чем к русской демократии, в которую так влюблен Горький.
Вот что написал на днях Максим Горький в газете ‘Новая жизнь’:
‘Даже для самого наивного простеца ясно теперь, что не только о каком-либо мужестве и революционном достоинстве, но даже о самой элементарной честности народных комиссаров говорить не приходится. Перед нами компания авантюристов, которые ради собственных интересов готовы на самое постыдное предательство интересов родины и революции’.
Вот это, действительно, ‘трагедия молодого Вертера’!
Старый усатый господин целый год прожил в страшном публичном доме и только на днях воскликнул:
— Позвольте! Да это не институт благородных девиц! Это что-то другое! А я ходил по колено в крови и не замечал!
Нет! не дурак Горький…
Здесь что-то другое…
В чем же дело?
Если мы обратим наше пристальное внимание на животный мир, то должны будем признать: крысы гораздо проще и искреннее… И когда им приходится покидать тонущий корабль, они не хлопают себя в раскаянии по бокам и не пишут перед этим громовых статей о том — чего они раньше не знали — о том, что покидаемый корабль — пиратский!..
Впервые: Таврический голос, 1919, 23 февраля, No 42 (115). Печатается впервые по тексту газеты.
…в газете ‘Новая жизнью. — Ежедневная газета (Петроград, 1917-1918), издавалась группой меньшевиков-интернационалистов и писателями (в т.ч. Максимом Горьким).