Крошка, Андерсен Ганс Христиан, Год: 1835

Время на прочтение: 13 минут(ы)

Ганс Христиан Андерсен

Крошка

Источник текста: Ганс Христиан Андерсен — Сказки Г. Хр. Андерсена
Издание: Т-ва И.Д. Сытина
Типо-лит. И.И. Пашкова, Москва, 1908 г.
Переводчик: А.А. Федоров-Давыдов
OCR и проверка орфографии: Хемингуэй прощай

 []

Жила-была одна женщина, которой очень хотелось иметь маленького ребенка, но она не знала, где бы ей достать его себе. Вот пошла она к старой ведьме и сказала ей:
— Мне так страстно хочется иметь ребенка, не можешь ли ты указать мне, где можно его достать?
— За этим дело не станет, — сказала ведьма. — У меня есть ячменное зерно, это совсем другой сорт, чем тот, который растет на полях или которым кормят кур, посади его в цветочный горшок, сама увидишь, что из этого выйдет…
— Большое тебе спасибо, — сказала женщина и дала ведьме двенадцать шиллингов, потому что совет стоил этого. Потом она пошла домой и посадила ячменное зерно, и тотчас же у неё вырос чудный большой цветок, похожий на тюльпан, но лепестки его были плотно сжаты, как у почки.
— Какой прелестный цветок! — сказала женщина и поцеловала его в желтые и красные лепестки, и тотчас же с шумом распахнулись лепестки и цветок распустился. То был самый настоящий тюльпан, но в середине его, на зеленом бархатном пестике, сидела маленькая, прехорошенькая девочка. Она была ростом не больше полувершка, и потому ее назвали Крошкой.
Вместо колыбели Крошке дали лакированную скорлупу грецкого ореха, вместо матраца — голубые фиалковые лепестки, а покрывалась она розовым лепестком, ночью она спала в этой постельке, а днем играла на столе, куда женщина поставила тарелку, положив вокруг венок из цветов, стебли которых были опущены в воду, в воде плавал большой тюльпановый лист, на котором Крошка могла сидеть и переплывать с одной стороны тарелки на другую, веслами ей служили два белых конских волоса. Это было замечательно красиво!
Кроме того, Крошка умела нет таким нежным тоненьким голоском, какого никто никогда и не слыхивал.
Однажды, когда она лежала ночью в своей постельке, в окно через разбитое стекло вползла старая жаба. Жаба была безобразна, велика и мокра, она спрыгнула на стол, на котором спала Крошка под алым лепестком розы.
— Вот недурная жена для моего сына! — сказала жаба, схватила скорлупу ореха, в которой лежала Крошка, и прыгнула с ней обратно через окно в сад.
Там протекал большой широкий ручей, но берега его были топки и болотисты, здесь жила жаба со своим сыном. У-уу! Он был страшен и уродлив, — весь в мать.
— Ква, ква, ква! — мог он только произнести, когда увидал Крошку в ореховой скорлупе.
— Не говори так громко, а то она проснется, — сказала старая жаба. — Еще улетит от нас, ведь, она легка, как лебяжий пух. Мы ее посадим на широкий лист водяной лилии посреди ручья, она так мала и легка, что для неё это будет целый остров. Оттуда-то она уж не убежит, а мы тем временем приготовим парадную комнату в болоте, где вы будете жить.
Среди ручья росло целое множество водяных лилий с широкими зелеными листьями, которые, казалось, плавали на поверхности воды, самый дальний лист был самый широкий, к нему поплыла старая жаба и поставила на него ореховую скорлупу с Крошкой.
Рано утром проснулась Крошка и, когда увидала, где она очутилась, то горько-прегорько заплакала, потому что кругом зеленого листа была вода, и ей было невозможно добраться до берега.
Старая жаба сидела внизу, в тине и убирала комнату тростником и желтыми цветами: она старалась для своей будущей невестки, потом в сопровождении своего страшного сына она всплыла к листу, на котором сидела Крошка. Они хотели сначала взять её хорошенькую кроватку и поставить в брачную комнату, прежде чем ввести ее самое туда. Старая жаба низко склонилась перед ней в воде и сказала:
Позволь представить тебе моего сына, это твой будущий муж, вы чудесно заживете в болоте.
— Ква, ква, ква! — мог только произнести сын.
Они взяли хорошенькую маленькую кроватку и поплыли с ней прочь, а, Крошка, оставшись одна на зеленом листе, залилась слезами, потому что ей вовсе не хотелось жить со старой, безобразной жабой и выходить замуж за её урода-сына.
Маленькие рыбки, которые плавали кругом в воде, видели жабу и слышали всё, что она говорила, поэтому они высунули головки: им хотелось взглянуть на маленькую девочку. Увидев ее, они пришли в восторг, и им стало очень жаль, что она попадет вниз, к старой страшной жабе. Нет, этого допустить было невозможно!.. Тотчас же они собрались внизу, около зеленого стебля, к которому был прикреплен лист, и перепилили его зубами, и тогда лист с Крошкой поплыл вниз по течению, далеко, туда, где уже жаба не могла их достать.
Крошка проплывала мимо многих городов, и птицы сидели в кустах и пели: — ‘Какая прелестная малютка!’
Лист уплывал с Крошкой всё дальше и дальше, и таким образом Крошка покинула родные места.

 []

Небольшая прелестная белая бабочка всё время порхала вокруг неё и, наконец, спустилась к ней на лист. Крошка ей очень нравилась, и это приводило девочку в восхищение, потому что теперь жаба не могла ее достать, и там, где она проезжала, было так хорошо. Солнце играло на воде, и она сама блестела, как дивное серебро.
Крошка сняла свой пояс: к одному концу привязала бабочку, а другой конец прикрепила к листу и, стоя на нем, понеслась еще быстрее. Вдруг налетел большой майский жук, увидал ее и в одно мгновение, охватив её тонкое тельце своими лапками, взлетел с ней на дерево. Зеленый лист уплыл вниз по ручью, а с ним уплыла и бабочка, которая была крепко привязана к нему и не могла освободиться.
Господи, как испугалась бедная Крошка, когда жук унес ее на дерево!.. Но главным образом ей было очень жаль прекрасную белую бабочку, которую она привязала: ведь если она не сумеет освободиться, то ей придется умереть с голоду. Но жук об этом нисколько не беспокоился. Он уселся с ней на самый большой лист дерева, накормил ее сладким соком цветов и сказал, что она ему очень нравится, хотя совсем и не похожа на майского жука. Потом к ним явились с визитом другие майские жуки, жившие на том же дереве. Они оглядели Крошку с ног до головы и сказали:

 []

— Ведь у неё только две ноги… Как это отвратительно!
— У неё нет щупальцев, — сказал другой.
— Фи! Какая у неё тонкая талия! Она похожа на человека.
— Как она уродлива! — говорили майские жучихи, и всё-таки Крошка была прелестна.
Это отлично сознавал майский жук, который ее похитил.
Но так как все говорили, что она безобразна, то жук поверил, и она ему разонравилась.
Он отпустил ее на все четыре стороны, и тогда майские жуки снесли ее с дерева и посадили на маргаритку. Крошка горько заплакала: ведь майские жуки нашли ее настолько некрасивой, что не хотели оставить у себя. На самом же деле она была прелестна и нежна, как дивный, нежный лепесток розы.
Всё лето прожила бедная крошка в лесу совершенно одна, она сплела себе из былинок постель и повесила ее под листочком клевера, который защищал ее от дождя. Питалась она сладким соком цветов, а пила росу, покрывавшую каждое утро листья.
Так прошло лето и осень, и настала долгая холодная зима. Все птицы, которые ей так чудно пели песни, разлетелись, цветы и деревья осыпались, большой лист клевера, под которым она жила, свернулся, и от него остался только один поблекший стебель. Она страшно зябла, потому что платье её было разорвано, и сама она была такая маленькая и нежная, бедная крошка. Она не могла не замерзнуть. Пошел снег, и каждая падавшая снежинка была для неё тем же, чем для нас глыба снега, потому что мы ведь большие, а она была ростом с вершок. Завернулась, было, Крошка в сухой лист, но он разорвался пополам и совсем не грел её.
Как раз перед лесом, где она находилась, тянулось ржаное поле, но хлеб был давно уже убран, и из промерзшей земли торчало только голое сухое жнивье, для Крошки это было то же, что для нас дремучий лес, она дрожала от холода. Наконец, добрела она до жилища полевой мыши, та жила в маленькой норке на жнивье, жила тепло и уютно, у неё была целая кладовая, наполненная зерном, прекрасная кухня и столовая. Бедная Крошка остановилась на пороге, как нищенка, и попросила кусочек ячменного зерна, потому что она не ела вот уже второй день.
— Ах ты, бедный зверек! — сказала полевая мышь, потому что в душе она была добрая старуха. — Входи в мою теплую комнату и покушай со мной!
И так как Крошка ей понравилась, она сказала:
— Я не буду ничего иметь против, если ты проживешь у меня зиму, но за это ты должна прибирать мне комнаты и рассказывать разные истории, я очень люблю их слушать.
И Крошка исполняла то, что требовала от неё добрая старая мышь, и зажила у неё на славу…
— Скоро к нам пожалуют гости, — сказала как-то полевая мышь. — Мой сосед обыкновенно посещает меня раз в неделю. Он еще зажиточнее меня, — у него большие залы, и сам он носит великолепную черную бархатную шубу. Если бы он на тебе женился, — твоя будущность была бы обеспечена. Только он ничего не видит. Ты должна будешь тоже рассказывать ему самые интересные истории, какие только знаешь.
Но Крошка об этом и не думала, сосед был ей вовсе не по душе: это был крот. Он, действительно, пришел в гости в своей черной бархатной шубе.
— Он так богат, так образован! — говорила полевая мышь.
Квартира его раз в двадцать больше её норки. Правда, он обладал большой ученостью, но терпеть не мог солнца и цветов, о последних он отзывался с презрением, потому что никогда их не видал.
Крошку заставили спеть, и она пропела: ‘Жук, лети!’ и ‘Когда идешь на поле!’ Конечно, крот влюбился в Крошку и в её прекрасный голос, но ничего не сказал, он был крот благоразумный.
Несколько дней тому назад он прокопал под землей длинный коридор от своего дома к их квартире и разрешил полевой мыши и Крошке прогуливаться там сколько их душе угодно. Он только просил их не пугаться трупа птицы, лежавшего в коридоре. То была довольно большая птица, с клювом и перьями, умерла она, наверно, недавно и была погребена на том самом месте, где крот провел свой коридор.

 []

Крот взял в зубы обломок гнилого дерева, который, как известно, светит в темноте вроде огня, и пошел впереди, освещая длинный мрачный коридор. Когда они дошли до того места, где лежала мертвая птица, крот уперся своим тупым носом в потолок и приподнял землю, так что образовалась дыра, через которую мог падать свет сверху. Посредине, на полу лежала мертвая ласточка, крепко прижав к бокам красивые крылья, спрятав ноги и голову в перья, бедная птичка, наверно, замерзла. Крошке стало очень жаль ее, она вообще любила птиц, которые всё лето радовали ее своим пением и щебетаньем. Но крот толкнул ласточку своими кривыми ногами и сказал:
— Теперь не запищит! Жалкое это существованье — птичье. Слава Богу, что никто из моих детей не будет чем-нибудь в этом роде, подобная птица только и может, что чирикать, а зимой с голоду умирает…
— Да, конечно, вы рассуждаете как благоразумный человек, — произнесла полевая мышь. — Правда, какая польза птице от её пения, когда настанет зима? Всё равно ей приходится голодать и мерзнуть. Но это считается, кажется, благородным.
Крошка ничего не сказала по этому поводу, но когда её спутники повернулись, она нагнулась тайком к птичке, пригладила её перышки, закрывавшие головку, и поцеловала ласточку в закрытые глаза.
‘Может быть, она так славно пела мне летом, — подумала она. — Как она меня радовала, милая, хорошенькая птичка!’
Крот опять замуровал дыру, через которую падал свет, и проводил дам до дому.
Но ночью Крошка не могла сомкнуть глаз, она встала с постели и сплела из сена большой красивый ковер, потом она пошла накрыла мертвую птичку этим ковром и сухими тычинками цветов, которые она нашла в комнате у мыши и которые были мягки, как хлопок. Она обложила птичку кругом, чтобы ей было не холодно лежать в земле.
— Прощай, милая, маленькая птичка, — сказала она. — Прощай и спасибо тебе за те чудные песни, которые ты пела мне летом, когда деревья были одеты зеленью, и когда так тепло светило на нас солнце.
И она положила свою головку птичке на грудь. Но ласточка не умерла: она только окоченела и теперь, согретая ковром, опять ожила. Осенью все ласточки улетают в теплые страны, но если какая-нибудь из них запоздает, то замерзает и, как мертвая, падает на землю и уже не двигается с места, так что холодный снег засыпает ее.
Крошка задрожала от испуга, потому что птица в сравнении с ней была очень-очень большая. Но она собралась с духом, плотнее обложила бедную ласточку хлопком, принесла лист, под которым сама спала, и покрыла им голову птички.
На следующую ночь она опять пробралась к ней, ласточка уже совсем ожила, но была еще очень слаба, она только на секунду могла открыть глаза и взглянуть на Крошку, стоявшую около неё с кусочком гнилого дерева в руках, потому что другого фонаря у неё не было.
— Спасибо тебе, маленькое, прелестное дитя! — сказала ей больная ласточка. — Я так чудно согрелась! Скоро ко мне возвратятся силы, и я
опять буду в состоянии летать на солнышке…
— О! — сказала Крошка. — На дворе холодно, идет снег и всё замерзло… Оставайся в твоей теплой постели, я за тобой поухаживаю.
Затем она принесла ласточке воды в цветочном лепестке, птичка выпила и рассказала ей, как поранила себе крыло о терновый куст и не могла поспеть за другими ласточками, которые улетели далеко-далеко, в теплые страны, как, в конце концов, она упала на землю и совершенно не могла припомнить и сообразить, как сюда попала.
Целую зиму прожила она тут, внизу, и Крошка усердно ходила за ней, ни крот, ни мышь об этом ничего не знали, потому что они ведь не любили бедную ласточку. Как только настала весна, и солнце пригрело землю, ласточка распрощалась с Крошкой, которая открыла ей отверстие, сделанное кротом. Солнце приветливо заглянуло к ним, и ласточка спросила ее, не хочет ли она тоже вырваться отсюда на волю вместе с нею, потому что она может взять Крошку к себе на спину, и затем они улетят вместе далеко-далеко, в зеленый лес… Но Крошка знала, что этим она очень огорчит старую полевую мышь.
— Нет, я не могу, — сказала Крошка.
— Ну, так прощай, милая малютка! — сказала ласточка и взвилась в блеске теплого солнца на воздух.
Рожь, которую посеяли над домом полевой мыши, поднималась всё выше, то был непроходимый дремучий лес для Крошки, которая ростом была ведь не больше вершка.

 []

— Теперь ты можешь считать себя невестой, Крошка, — сказала полевая мышь. — Сосед просил твоей руки. Какое счастье для бедной сироты! Теперь принимайся шить себе приданое, всё, что нужно, шерстяное, полотняное, чтобы у тебя ни в чем не было недостатка, когда ты будешь женой крота.
Крошке пришлось сесть за веретено, а полевая мышь наняла четырех паучьих, которые должны были ткать для неё день и ночь.
Каждый вечер приходил к ним в гости крот и рассуждал о том, что скоро солнце перестанет светить так тепло, теперь его зной лежит на земле, как камень. Да, когда лето пройдет, они справят с Крошкой свадьбу.
Но Крошка вовсе не радовалась этому, потому что ненавидела скучного крота. Каждое утро, когда вставало солнце, и каждый вечер на закате она тихонько выходила за дверь, и когда ветер раздвигал колосья, так что виднелось голубое небо, она думала о том, как здесь, наверху, светло и хорошо, и ей страстно хотелось опять увидеть милую ласточку, но ласточка не прилетала, — она, наверно, умчалась в чудный зеленый лес.
С наступлением осени приданое Крошки было готово.
— Через четыре недели можно будет и свадьбу справить, — сказала как-то полевая мышь.
Но Крошка плакала и говорила, что она терпеть не может скучного крота.
— Чепуха! — сказала мышь. — Не капризничай, иначе я тебя искусаю как следует своими белыми зубами. Твой жених — красавец. У короля нет такой бархатной шубы, как у него. Погреба и кладовые у него полным-полнешеньки. Благодари Бога за свое счастье.
Настал день свадьбы. Крот уже пришел за Крошкой, помещение для неё находилось внизу, под землей, и выходить оттуда на солнце он ей заранее не разрешал, потому что сам он терпеть не мог света, теперь мышь позволила ей проститься с солнцем и взглянуть на него в последний раз с порога двери.
— Прощай, светлое солнце! — сказала она и высоко подняла ручки, немного отойдя от дома полевой мыши, хлеб уже убрали, и кругом опять торчало одно жнивье. — Прощай, прощай! — сказала она и обняла маленький алый цветок, который еще цвел. — Поклонись от меня маленькой ласточке, когда ее увидишь.
— Чик-чирик! — раздалось вдруг над ней.
Крошка подняла голову: мимо неё в это время как раз пролетала ласточка. Увидев Крошку, она страшно обрадовалась. Крошка рассказала, как ей не хочется выходить замуж за безобразного крота, как не хочется жить глубоко под землей, куда никогда не заглядывает солнце. Она не могла удержаться при этом и заплакала.
Скоро настанет холодная зима, — сказала ласточка. — Я улетаю в теплые страны. Хочешь, я возьму тебя с собой? Ты можешь сесть ко мне на спину, и мы улетим от безобразного крота и от его темной комнаты далеко, через горы, в теплый край, где вечно светит солнце, где цветут дивные цветы. Полетим со мной, милая, дорогая Крошка, спасшая мне жизнь, когда, полумертвая от холода, я лежала в земле, как в темном погребе.
— Да, я улечу с тобой, — сказала Крошка, села на спину ласточки, между её раскинутых крыльев, и привязала свой пояс к самым крепким перьям. И ласточка поднялась на воздух и полетела через горы и озера, высоко над громадами гор, где лежат вечные снега.
Крошке было холодно, но она зарылась в теплые перья птички и высовывала только головку, чтобы любоваться окружающими красотами.
Наконец, они прилетели в теплую страну. Там светило солнце гораздо светлее, чем у нас, небо казалось вдвое выше, и на изгородях висели чудные гроздья зеленого и синего винограда, в рощах росли лимоны и апельсины, пахло миртой и тимьяном, а по улицам резвились прелестные дети и играли с большими пестрыми бабочками.
Но ласточка летела всё дальше, и кругом всё становилось красивее и красивее.
Под вечно-зелеными деревьями, у голубого озера стоял ослепительно-белый мраморный дворец древних времен, дикий виноград обвивал высокие колонны, наверху было много ласточкиных гнезд, и в одном из них жила ласточка, принесшая Крошку.
— Вот мой дом, — сказала она. — Но тебе будет неудобно жить в нем, мое жилище для тебя слишком скромно, и оно тебе не понравится, выбери себе самый красивый цветок из тех, что растут вон там, внизу, я тебя опущу на него, и ты чудесно будешь жить там…
— Ах, как я рада! — сказала Крошка и захлопала в крохотные ладоши от радости.
На земле лежала большая мраморная колонна, разбившаяся при падении на три куска, между ними росли дивные белоснежные высокие цветы. Ласточка опустилась и посадила Крошку на один из широких листов. И каково же было её удивление! Посреди цветка сидел крошечный мальчик, прозрачный и белый, как хрусталь, на голове у него была золотая корона, а за плечами — дивные крылышки, ростом он был не выше Крошки. То был ангел белого цветка. В каждом цветке тут жил маленький мальчик или девочка, но этот был король надо всеми.
— Боже! Как он прекрасен! — прошептала Крошка ласточке.
Маленький принц очень испугался, увидав над собой ласточку, потому что в сравнении с ним она была птицей-великаном. Но, увидав Крошку, он чрезвычайно обрадовался, такой красавицы он еще ни разу не видал. Поэтому, сняв свою корону, он возложил ее ей на голову и спросил, как ее зовут, и выйдет ли она за него замуж. Тогда она станет королевой всех цветов. Да, это был совсем другой жених, получше, чем сын жабы и крот, с его черной бархатной шубой. И она ответила красавцу-принцу: — ‘Да!..’
Тогда изо всех цветов стали появляться прелестные дамы и кавалеры, и каждый из них принес Крошке по подарку, но лучшим подарком были прехорошенькие крылышки, которые принесла большая белая муха, их прикрепили Крошке к спине, и она могла на них перепархивать с цветка на цветок. Все очень веселились, а ласточка сидела наверху, в своем гнезде, и ее попросили спеть свадебную песнь, она с удовольствием исполнила просьбу, хотя внутренне была огорчена, так как она сама очень полюбила Крошку, и ей было теперь тяжело расставаться с ней.
— Ты не должна называться Крошкой, — сказал ей маленький принц. — Это — некрасивое имя, ты для него сама слишком хороша. Мы тебя будем звать Майя…
Прощай! Прощай! — сказала ласточка и с тяжелым сердцем улетела из теплых краев назад, обратно в Данию.
Там у неё было свито маленькое гнездышко над окном комнатки, где живет человек, умеющий рассказывать сказки. Ему пропела она свое ‘Чирик-чирик’ и рассказала ему всё это, оттого-то мы и знаем всё, что произошло.

 []

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека