Э. Багрицкий, М. Светлов
Э. Багрицкий, М. Светлов
КРИТИЧЕСКИЙ СЛУЧАЙ С АНДРЕЕМ БЕЛЫМ
КРИТИЧЕСКИЙ СЛУЧАЙ С АНДРЕЕМ БЕЛЫМ
|
|
(А. Блок). |
‘Литературная газета’, No 13, 1933
Критический случай с Андреем Белым, Багрицкий Эдуард Георгиевич, Год: 1933
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Когда омоложенный Мефистофелем Фауст глянул свежими глазами на мир, первая попавшаяся девушка показалась ему красавицей.
В положении Фауста очутился А. Белый, когда после долгого перерыва снова заговорил о поэзии. Он глянул молодыми глазами на ‘Новый мир’ и увидел поэму Санникова.
Назвать статью Белого о Санникове восторженной — значит снизить ее пафос. Статья Белого — это влюбленная серенада, опьяненная даже недостатками возлюбленной:
‘Ударные по тематике моменты поданы в ярком освещении безукоризненной (!) техники, настолько захватывающей, что на теневых, дефектных (?) местах порой отдыхаешь даже…’
Это академическое венчание лауреата: ‘Санников точно сдает экзамен на окончание стиховедческой школы, откуда выходит с дипломом первой степени за показ строчек по Пушкину, по Маяковскому’ по Гумилеву и т. д.’
Это героический апофеоз, в котором Санников при жизни становится памятником, монументом’ гигантом на бронзовом коне:
‘Поэма Санникова для меня знаменует начало нового этапа в развитии нашей пролетарской поэзии, которое отныне делимо на два периода: до написания ‘В гостях у египтян’ и после’.
Что же поразило нашего Фауста в своей лит-Маргарите? Андрей Белый отвечает на это совершенно отчетливо.
Во-первых. Роман в стихах Санникова разрешил проблему советского эпоса. До Санникова эпоса у нас не было.
Что было де Санникова? Так, пустячки:
‘Там, где пролетарская и попутническая поэзия доселе давала лишь розовый лирический дым, часто обедняемый нарочитой дидактикой — там б встала: картина’.
Правда, кое-какие попытки перейти л к эпосу были. Например… ‘Лисья шуба и любовь’ Казина. Но эти попытки ‘все еще являли собою перегруженность лирики’. Эпос, оказывается, ‘явно не давался’ и ‘уступал место прозе’. Так изображает Андрей Белый историю советского эпоса. Но позвольте, однако. Где же ‘Улялаевщина’, ‘Пушторг’, ‘Дума про Опанаса’, ‘Выра’, ‘Красные на Араксе’, ‘Лейтенант Шмидт’, ‘Повесть о рыжем Мотеле’, ‘Нобуж’, ‘Семен Проскаков’? Куда девалась эпическая культура целого десятилетия, которая двинула советскую поэзию на целый корпус вперед?
Ответа на этот вопрос в статье Белого нет.
Во-вторых. Роман в стихах Санникова поражает Белого техническими открытиями и изобретениями.
Был, как мы знаем, ямб ‘по Пушкину’ — появился ‘вольный размер по -Санникову’ (стр. 234). В чем же существо этого вольного размера по Санникову’? А в том, что Санников, знаете ли, открыл новый принцип стопы, подчиняющий ее ‘не столько метрическим, сколько тактометрическим правилам’ (Sic!).
Кроме того Санников (слушайте, слушайте!) ввел в стих цифры и диаграммы, он создал не существовавший до него стиль прозаизированного стихового доклада, он первый, единственный заменил метафору интонацией. Что же касается рифмы, то Белый просто не в силах вынести таких тончайших созвучий, как, например, ‘этими’ и ‘времени’. Он даже боится, что они могут выглядеть… ‘плохими рифмами’. Между тем как Санников непрочь щегольнуть и ‘изысками рифмы’. Таким ‘изыском’ Андрей Белый считает… ‘видение — Туркмения’ (Алло, Асеев и Кирсанов: смотрите и учитесь).
Однако довольно. Мы не хотим утомлять читателя. В статье Белого заложено больше пафоса и пиического восторга, чем во всей поэме Санникова. С Андреем Белым произошел скверный инцидент. Впервые этот эрудитнейший человек вышел на критическую арену, совершенно не вооруженный знанием дела.
Андрей Белый благодушно относится к ‘заимствованиям’ и ‘отраженностям’ Санникова. Но сам Санников держится более нервно: говоря о том. что Леонов описал борьбу с саранчой, Санников пишет:
‘Стихами черными, как кофе (?),
И я бы написал, пожалуй.
Но опасаюсь: скажут — копия,
И загрызут меня шакалы’.
Как видим, щепетильность Санникова относится не столько к ‘копии’, сколько к поведению ‘шакалов’. Но в таком случае почему, по мнению Санникова, ‘шакалы’ должны быть неравнодушны исключительно к Леонову и обойти Пушкина. Лермонтова, Маяковского, Гумилева, Бальмонта, Гофмана, Пастернака, Сельвинского?
Санников никогда не был ведущим поэтом. Сейчас своим романом в стихах он делает шаг к тому, чтобы запять место на передовых позициях поэтического фронта. Но это пока еще только шаг. И именно в интересах Санникова надо было Андрею Белому указать ему на чрезмерную несамостоятельность его поэмы, несмотря на специфичность ее материала (хлопок). Больше того, такой мастер стиха и стиля, как Белый, обязан был указать Санникову на целый ряд срывов, промахов и просто грамматических ошибок.
Нельзя, например, песню туркменских комсомолок подавать ‘старорусской вязью’:
‘Ах, вы, кустики.
Вы не русские,
Молодые и по мне,
Иноземные.
. . . . . . . . . .
Ваши ножки, ваши ручки
Выпрямлялися’.
Нельзя также комсомольскую песню заканчивать такой явно пародийной концовкой:
‘И влюбленная
В достижения труде,
Я пойду в рядах
Со знаменами’.
Нельзя смаху и неряшливо строить метафору на соединении конкретности с абстракцией, иначе получатся такие перлы:
‘Из яйца фаты унылой,
Прорвав адата скорлупу…’
Нельзя базировать описание иностранного города на шаблонных избитых географических наименованиях, претендуя при этом на изображение колорита:
‘Крик арабов…
и жалоба мулов’.
Нельзя рифмовать ‘женщина’ — ‘переоденется’, ‘бумажными’ — ‘Джураевой’, ‘труд’ — ‘путь’, как нельзя женить утюг на канарейке.
Нельзя, наконец, строить фразу так. чтобы придаточное предложение, подчиняясь главному как обстоятельство образа действия, на самом дело, имело бы в виду совершенно другое подлежащее:
‘В те дни в глухой Иолатани,
Прочтя некрологи в газетах,
— До свиданья, друг мой, до свиданья —
Не ты ль играл строкою этой?’
Что хочет сказать автор ‘строкою этой’ и что он сказал? Сказал он, что Маяковский, будучи в Иолатани и прочтя некрологи в газетах, играл строкой ‘До свиданья, друг мой’.
А хотел сказать Санников совсем другое: прочтя в Иолатани некрологи в газетах о Маяковском, автор подумал: ‘Не ты ли играл недавно строкой — ‘До свиданья’ и т. д.
Такова ‘безукоризненная техника’, на дефектах которой хочется Белому отдохнуть.
Андрей Белый стал жертвой игнорирования поэтической культуры революции. Своей панегирической, но глубоко неверной статьей он поставил Санникова в ложное и невыгодное положение. В интересах Санникова нужно рекомендовать нашей критике заново проанализировать роман, не делая его автора ответственным за печальный случай, произошедший с Андреем Белым.