КРИТИЧЕСКІЙ РАЗБОРЪ ЭВОЛЮЦІОННОЙ ТЕОРІИ ПЕРВОБЫТНОЙ РЕЛИГІИ.
КРИТИЧЕСКІЙ РАЗБОРЪ ЭВОЛЮЦІОННОЙ ТЕОРІИ ПЕРВОБЫТНОЙ РЕЛИГІИ.
Ал. Покровскій.
Критический разбор эволюционной теории первобытной религии, Покровский Александр Иванович, Год: 1900
Время на прочтение: 32 минут(ы)
Покровский А. И. Критический разбор эволюционной теории первобытной религии // Богословский вестник 1900. T. 1. No 3. С. 451-485 (3-я пагин.).
Съ терминомъ ‘первобытный’,— безразлично, прилагаетсяли онъ къ отдльному человку и его религіи, или къ цлой эпох и ея культур — въ умахъ большинства представителей современнаго намъ т. н. ‘образованнаго общества’, воспитанныхъ на почв дарвинизма и проникнутыхъ модными тенденціями эволюціонизма, безспорно соединено одно, вполн ясное и опредленное представленіе: но принятому здсь словоупотребленію, этотъ эпитетъ характеризуетъ собой все то, что касается самыхъ первыхъ, изначальныхъ моментовъ человческой исторіи, именно, той ея эпохи, когда человкъ только-что обособился, выдлившись изъ семьи своего обезьяно-подобнаго предка, и впервые зажилъ свой собственной, еще полу-животной жизнью. Въ соотвтствіи съ этимъ, терминъ ‘первобытный’ обычно служитъ синонимомъ животной грубости, дикаго варварства и темнаго невжества {Brinlon ‘Religions of primitive peoples’ II p. New York — London — 1898.}.
Исходя изъ такого взгляда на ‘первобытнаго’ полу-звря, полу-человка, раціоналисты старой школы, поступая вполн логично, отрицали у него всякую религію, въ томъ справедливомъ убжденіи, что нельзя-же серьезно говорить о существованіи религіи,— явленія, предполагающаго во всякомъ случа уже значительную степень духовнаго развитія,— у примитивныхъ субъектовъ, едва только поднявшихся надъ животной жизнью. Но свидтельства исторіи и факты опыта, въ форм наблюденія надъ жизнью современныхъ дикарей, окончательно ниспровергли гипотезу ‘первобытнаго атеизма’ и твердо установили фактъ универсальности религіи на протяженіи исторіи всхъ временъ и народовъ. Въ виду этого, новйшіе натуралисты оказались вынужденными признать, что ‘врованія въ духовныя существа оказываются у всхъ низшихъ расъ, которыхъ удалось узнать ближе, тогда какъ свднія объ отсутствіи такого врованія относятся или къ древнимъ племенамъ, или, къ боле или мене, неполно описаннымъ современнымъ народамъ’ {Тайлоръ ‘Первобытная культура’ II, 8 стр. Перев. Коропчевскаго СПБ. 1872 года.}. Дло дошло тутъ даже до того, что одинъ изъ видныхъ представителей разсматриваемаго направленія самое утвержденіе о безрелигіозности нкоторыхъ племенъ называетъ ‘абсурдомъ, возможнымъ лишь вслдствіе плохаго знакомства съ ихъ языкомъ’ {Hellwald ‘Culturgeschichte’ 24 s. 1879.}.
Благодаря всему этому, отрицаніе религіи, какъ универсальнаго историческаго явленія, — обычный пріемъ стараго неврія, — окончательно потеряло свой кредитъ даже въ школ крайнихъ раціоналистовъ. Но оставивъ прежній, грубый пріемъ борьбы, современное намъ невріе пользуется, и къ сожалнію далеко не безъ успха, другими, боле утонченными: оно не только не отрицаетъ теперь религіи, но наоборотъ, спшитъ указать слды ея повсюду, даже тамъ, гд-бы этого и не слдовало, какъ напр. у различныхъ представителей животнаго царства, и что еще хуже, оно тенденціозно навязываетъ этому факту свое объясненіе, которое гораздо зловредне и опасне его прежняго, полнаго отрицанія.
Обозрвая все богатство и безконечное разнообразіе существующихъ и когда-либо существовавшихъ формъ религіи, нельзя не замтить, что въ основ этого разнообразія лежитъ нчто единое, нчто такое, что составляетъ сущность и душу религіи и что состоитъ въ свободномъ исканіи человкомъ живаго общенія съ личнымъ Богомъ. Въ этомъ момент религіи и заключается ея идеальный смыслъ, ея возвышающее и облагораживающее вліяніе. И вотъ, современные враги религіи выступаютъ съ утвержденіемъ, что идеальный элементъ религіи совершенно фиктивенъ, мысль о бытіи высшаго Существа и о возможности живаго общенія съ Нимъ въ религіи — не боле, какъ дтская иллюзія наивнаго сознанія, въ дйствительности-же, такъ называемое, религіозное чувство не иметъ будто-бы никакого особаго, высшаго происхожденія, — это обыкновенный, лишь ‘облагороженный инстинктъ животной природы’ {Caspari ‘Die Urgeschichte der Menschheit’ 302 s. I, Leipzig 1887.}. Сама-же религія, на ихъ взглядъ, есть ничто иное, какъ дтски наивное объясненіе различныхъ феноменовъ природы, культурный ‘пережитокъ’ (по терминологіи Тайлора) первобытнаго невжества, долженствующій разсяться и исчезнуть при свт истинной науки. Отсюда, поскольку корни религіи лежатъ въ животной природ человка, она, по мннію наиболе послдовательныхъ представителей эволюціоннаго натурализма, служитъ даже однимъ изъ убдительнйшихъ доказательствъ тсной, внутренней связи природы человка съ міромъ животныхъ, а слдовательно — единства и общности ихъ происхожденія {Hellwald ‘Culturgeschichtliche Randglossen’ 1873. См. Zekler ‘Die Lehre vom Urstnd des Menschen’ 2 s. Gtersloh — 1879. ‘Срав. ‘Гёксли и современное научное міровоззрніе’ H. Иванцова Вопр. Фил. и псих. XIII. 1892 г.— 14—45 стр.}. Вотъ до чего крайними адептами совеременной quasi ‘точной науки’ принижена религія — эта печать Бога въ человк, та сила, которая вчно оживляла и вдохновляла его, служа источникомъ всхъ лучшихъ, идеальныхъ его стремленій!
Въ соотвтствіи съ такимъ взглядомъ на сущность и природу религіозной вры, какъ начальные моменты религіознаго процесса, такъ и вся послдующая исторія его развитія, получаетъ въ подобной наук особое освщеніе, въ дух модной для нашего времени теоріи эволюціи. Въ приложеніи къ религіи теорія эта впервые была обстоятельно развита и возможно обоснована Леббокомъ, въ его трехъ спеціальныхъ сочиненіяхъ, гд современныхъ дикарей онъ выставляетъ масштабомъ культурныхъ стадій человчества за первобытную его эпоху {Lubbock ‘On Origin of civilisation’ 1867. ‘Prehistoric Times’ 1867 г. ‘On the origine of civilisation and the primitive condition of man’. 2 ed. London — 1870.}. Но собственно все то, что касается богатаго соединенія и искусной обработки матеріала для гипотезы ‘соважизма’, или первобытной дикости, выполнено Тайлоромъ, корифеемъ въ этой области изслдованія. Сочиненія Э. Тайлора, въ особенности его ‘первобытная» культура’ (Primitive Culture. Researches into the Developement ot Mythology, Philosophy, Religion, Art and Custom. London, 1871, I—II v. Русскій переводъ подъ ред. Коропчевскаго ‘Первобытная культура’ СПБ. 1872 г.), должны разсматриваться, какъ standard work’s натуралистическо-эволюціоннаго направленія въ области позитивно-религіознаго изслдованія. Слдовательно, на него мы съ полнымъ правомъ можемъ смотрть, какъ на самаго типичнаго представителя теоріи религіозной эволюціи и его взгляды считать послднимъ словомъ этой гипотезы. И Тайлоръ, подобно Леббоку, представителя ‘первобытнаго человка’ видитъ ‘въ современномъ дикар’, наблюденіе надъ жизнью котораго и служитъ у него точкой отправленія для сужденій объ его проблемматическомъ прототип.
Къ воззрніямъ двухъ только что названныхъ корифеевъ натурализма тсно примыкаетъ еще одинъ выдающійся современный ученый — Гербертъ Спенсеръ — съ именемъ котораго связана наиболе теперь распространенная ‘теорія анимизма’ первобытныхъ врованій. По этой теоріи ‘источникомъ и вмст основаніемъ вры въ Бога служитъ глубоко присущее какъ дикарямъ, такъ и цивилизованнымъ народамъ, врованіе въ духовныя существа, составляющее древнюю и новую философію, которое въ теоріи выражается въ форм вры, а на практик — въ форм почитанія’ {А. И. Введенскій ‘Вра въ Бога, ея происхожденіе и основанія’ 71 стр. Москова 1891.}. Руководясь, по обычаю всхъ эволюціонистовъ, аналогіей, защитники анимистической теоріи считаютъ изначальной ту форму религіи, какую мы находимъ теперь у наиболе развитыхъ племенъ человческаго рода, или-же, прибгая къ помощи психологическаго наблюденія, пытаются выяснить себ самые первые проблески религіознаго сознанія человка въ его младенческомъ возраст и отсюда вывести заключеніе о древнйшей религіи человчества {В. Д. Кудрявцевъ ‘Религіи некультурныхъ народовъ’, II т. II в. 239 стр. Сер. Посадъ 1892 г.}. По примру родоначальника современнаго позитивизма — О. Конта, различавшаго въ теологическомъ состояніи человческаго ума три послдовательныхъ стадіи, и въ развитіи анимизма указываютъ три основныхъ момента — собственно анимизмъ, политеизмъ и монотеизмъ, — которые, впрочемъ, смняютъ другъ друга почти незамтно, путемъ множества посредствующихъ ступеней
Начавшись съ дтски-наивной, миообразующей поэзіи, религія, по воззрнію эволюціонистовъ, постепенно, хотя и крайне медленно, совершенствуется и утончается, принимая видъ философской обработки культурныхъ врованій. Продолжая свое дальнйшее, поступательное движеніе въ указанномъ направленіи, религія, въ конц концовъ, должна исчезнуть, разршившись въ трезвую прозу знанія, исключающаго всякую вру, какъ его ненаучный суррогатъ. Таковъ взглядъ на происхожденіе и развитіе религіи, господствующій въ современной, quasi ‘точной наук’. Подъ этимъ угломъ зрнія написано большинство современныхъ популярныхъ трактатовъ и цлыхъ капитальныхъ изслдованій по вопросу о первобытной религіи и культур {Кром вышеуказанныхъ сочиненій Леббока, Тайлора и Спенсера, можно отмтить еще трудъ Casparі ‘Die Urgeschichte der Menschheit mit Rkksicht auf die natrl. Entwickel. der frhesten Geistesleben’ 1—II Leipz 1897 г. Липпершъ ‘Исторія культуры’ СІІБ. 1894 годъ. Дебверъ ‘Первобытные люди’ СПБ. 1892 г. Hoercns Urgeschichte des Menschen nach den heuitigen Stande der Wissenschaft’. 1892 г. и т. ц. Боле мелкую, въ особенности-же, журнальную литературу см. у Zdler‘а ‘Op. cit 147—148 s.}. Въ нихъ догматически утверждается естественное происхожденіе человка, а его религія трактуется въ смысл дальнйшаго развитія обыкновенныхъ, животныхъ инстинктовъ.
Всего сказаннаго нами, кажется, вполн достаточно для доказательства того положенія, что терминъ ‘первобытная религія’ иметъ въ современной позитивной наук вполн ясный и опредленный смыслъ, поскольку имъ характеризуется такое состояніе религіи, когда она была дтски-наивнымъ, непосредственнымъ міросозерценіемъ, полнымъ темнаго невжества и грубого суеврія, на подобіе примитивныхъ религій современныхъ намъ обитателей Южной Африки, или острововъ Полинезіи. Этотъ общій взглядъ на первобытную религію нашелъ свое частное выраженіе въ господствующей теперь теоріи анимизма первобытныхъ врованій’. Что послдняя основана не на какихъ либо твердыхъ положительныхъ данныхъ, а именно, на гипотез ‘первобытной дикости (‘соважизма — sauvage’) человчества, это всего лучше видно изъ признанія самихъ же эволюціонистовъ. Авторы наиболе популярныхъ исторій религіи, стремясь стать на уровень науки, спшатъ безъ проврки принять и слпо исповдывать эти, sui generis основные догматы эволюціонизма. ‘Первое и главное наше предположеніе — хвастливо заявляетъ одинъ изъ нихъ — состоитъ въ томъ, что религія, какъ и другія стороны человческой жизни, развивалась съ самаго начала и досел, и что развитіе это совершалось по обычнымъ законамъ человческаго прогресса» {Мензисъ ‘Исторія религіи. Очеркъ первобытныхъ врованій и характеръ великихъ религіозныхъ системъ’. Перев. съ англ. М. Чепинской — 3 стр. СПБ, 1897 годъ,}. ‘Дикарь и первобытный человкъ — одно и то-же’, читаемъ мы у того-же автора: ‘теперь никто почти не держится того мннія, что человкъ сначала былъ одаренъ знаніемъ и человчностью и лишь благодаря паденію и отклоненію отъ своего первобытнаго состоянія онъ сдлался дикаремъ» {Ibidem — 13—14 и 21 стр.}. И нашъ отечественный критикъ въ своей библіографической замтк объ этой книг, вполн раздляя ея принципы, ставитъ даже въ особую заслугу автору его тенденціозно-эволюціонистическій взглядъ на религіозную исторію, называя его ‘руководящей точкой зрнія на предметъ’ {Кн. Трубецкой ‘Вопросы философіи и психол.’ I. 1897 г. 56 стр.}. Гипотеза эволюціи, въ качеств результата историческаго изслдованія, служитъ основнымъ методологическимъ принципомъ и въ труд другаго выдающагося современнаго историка религій {Тіеlе ‘Geschichte der Religion im Altertum’ 3 Die Entwicklunsgshypotliese — 5—6 s. Gotha 1895.}. Вообще, представленіе о начальныхъ моментахъ религіозной исторіи человчества, или что то же о ‘первобытной’ ея форм, какъ о чемъ-то крайне грубомъ, варварскомъ и дикомъ, сдлалось общимъ мстомъ въ трудахъ всхъ историковъ извстнаго направленія, пользующагося научнымъ кредитомъ нашихъ дней.
Предоставляя спеціалистамъ другихъ наукъ критику частныхъ. тезисовъ и различныхъ основаній натуралистически-эволюціонной гипотезы, свою спеціальную задачу мы ограничиваемъ исторіей религіи. Дйствильно-ли, по безпристрастному суду этой исторіи, первобытная религія была самымъ грубымъ и несовершеннымъ ея видомъ, какъ учитъ эволюціонизмъ, тмъ minimum’омъ религіи, который онъ видитъ въ анимизм? Чтобы судить объ этомъ, посмотримъ, прежде всего, какія приводитъ эволюціонизмъ фактическія основанія въ доказательство своего тезиса?
Кром различныхъ, дедуктивно-выведенныхъ, философскихъ предпосылокъ, служащихъ скрытымъ основаніемъ теоріи религіозной эволюціи, наличный составъ ея доказательствъ распадается на дв группы: въ одну входятъ данныя палеонтологіи, до исторической археологіи, этнографіи миологіи, лингвистики и др. т. н. точныхъ наукъ, другую — составляютъ наблюденія надъ жизнью современныхъ дикарей, въ лиц которыхъ эволюціонисты хотятъ видть представителей первобытнаго человчества.
Что касается первой изъ этихъ группъ, то относительно нея, какъ не имющей ршающаго значенія въ нашемъ вопрос, мы считаемъ достаточнымъ ограничиться лишь нсколькими замчаніями общаго характера. Прежде всего, по самому своему характеру, вс эти отрасли позитивной науки едва-ли способны привести кого-либо къ яснымъ, неопровержимымъ выводамъ, тмъ боле — убдитъ въ нихъ другихъ? Этому, помимо темноты сферы ихъ изслдованія, и необычайной трудности процесса препятствуетъ я значеніе самыхъ его результатовъ. Даже въ лучшемъ случа, при успшной репродукціи памятниковъ до исторической жизни, они — не боле, какъ нмые знаки, получающіе свой смыслъ отъ субъективнаго истолкованія ихъ изслдователя. Этимъ-то и объясняется то, явленіе, что нердко одинъ и тотъ-же палеонтологическій матеріалъ въ рукахъ различныхъ изслдователей служитъ совершенно противоположнымъ цлямъ {Такова напр. полемика Герцога Аржильскаго съ Леббокомъ: въ новйшее время такой контрастъ представляютъ сочиненія Reville ‘Les religions des peuples non civilises’ I—II, 1883 г. и Schneider’а ‘Die Naturvlker’ I—II. 1885—1886. Paderborn und Mnster.}.
Если мы прибавилъ къ этому, что при настоящемъ состояніи науки, когда разработка указанныхъ ея отраслей почти только что началась, результаты ихъ крайне сбивчивы, туманны, а иногда и прямо противорчивы, то будетъ ясно какая критическая осторожность необходима въ отношеніи къ нимъ.
Во вторыхъ, нельзя упускать изъ виду и того весьма важнаго обстоятельства, что вещественные памятники доисторическаго прошлаго, какъ ни глубока древность многихъ изъ числа ихъ, въ громадномъ большинств случаевъ далеко не восходятъ къ первобытной эпох. Преобладающее большинство палеонтологическихъ находокъ падаетъ на долю Европы и относится къ тому времени, когда у народовъ древняго Востока культурная жизнь находилась уже въ состояніи полнаго разцвта {См. у Lenormant’а. ‘Les origines’ I, 135 р. 1581.}. ‘Отсутствіе ископаемыхъ предметовъ человческаго обихода, которые были-бы собраны вн нашихъ странъ, достойно большаго сожалнія’ — замчаетъ Катрфажъ: ‘Ничто не даетъ намъ права разсматривать Европу, какъ исходный пунктъ человческаго рода, или какъ мсто образованія первобытныхъ расъ. Всего этого должно искать въ Азіи’ — заключаетъ тотъ-же выдающійся палеонтологъ {Thomas ‘Les temps primitive et les origines religieuses’ II, 63. Paris 1889.}. Отсюда очевидно, что данныя современной палеонтологіи относятся къ сравнительно позднйшей эпох, а не характеризуютъ собой изначальныхъ моментовъ человческой исторіи, развивавшихся на сцен средне и восточно-азіатской территоріи.
Наконецъ, если даже допуститъ, что палеонтологическая схема иметъ универсальный характеръ и что аналогичныя Европейскимъ палеонтологическія коллекціи нкогда будутъ подобраны и на мст первобытнаго обитанія народовъ, то и тогда будетъ еще очень далеко до заключенія о крайней дикости, грубости культуры и полномъ духовномъ убожеств людей первобытной эпохи. Коренная ложь подобнаго заключенія, выводимаго эволюціонистами, состоитъ въ ошибочномъ смшеніи двухъ, совершенно различныхъ понятій. Данныя палеонтологіи и др. доисторическихъ наукъ, дйствительно, свидтельствуютъ о постепенности культурно-матеріальнаго прогресса человчества и сравнительной грубости его начальныхъ формъ. Они, какъ показываютъ палеонтологическія коллекціи, имютъ дло съ предметами домашняго обихода, съ произведеніями механическихъ искусствъ, индустріи и вообще со всмъ тмъ, что относится къ области такъ называемой ‘матеріальной цивилизаціи’. Но не надобно забывать, что помимо этой и выше ея существуетъ другая, такъ сказать, духовно-нравственная цивилизація, развитіе которой, по свидтельству того-же опыта, идетъ своими путями, нердко противоположными ходу первой. Подъ цивилизаціей или культурой духовно-нравственнаго строя мы разумемъ продукты творческой мысли человка, и главнымъ образомъ,— его религіознаго и нравственнаго чувствъ. Что эти дв цивилизаціи, т. е. матеріальная’ и ‘духовная’, не только не совпадаютъ и далеко не всегда развиваются паралельно, но часто серьезно расходятся между собой, многочисленныя доказательства этого мы можемъ видть на страницахъ исторіи всхъ временъ и народовъ, и наблюдать въ жизни какъ цлаго общества, такъ и отдльныхъ его представителей. Типичнымъ историческимъ примромъ этого рода можетъ служить античная цивилизація Греціи, и въ особенности, Рима, достигшая высшаго своего разцвта въ то самое время, когда религія и нравственность дошли тамъ до полнаго упадка. Обратный примръ подобнаго же взаимоотношенія между двумя разсматриваемыми цивилизаціями представляютъ наши современные крестьяне, семейный бытъ и религіозно-нравственный строй жизни которыхъ тмъ цльнй и чище, чмъ меньше онъ приходитъ въ соприкосновеніе съ растлвающимъ вліяніемъ городской, въ особенности-же, фабричной культуры.
Отсюда ясно, что должно строго различать ‘матеріальную’ культуру отъ ‘духовно-нравственной’, и что, слдовательно, изъ анализа первой нельзя длать никакого безспорнаго заключенія къ существу второй. Этимъ то, именно, недостаткомъ и гршитъ эволюціонизмъ, отождествляя различныя понятія и перепутывая исходныя точки зрнія.
А между тмъ, данныя палеонтологіи, при правильномъ опредленіи ея границъ, имютъ безспорное научное значеніе. Характеризуя, по преимуществу, матеріальную сторону жизни человчества они показываютъ, какія основныя стадіи развитія она прошла за свою многовковую исторію. И въ этомъ отношеніи общіе и наиболе достоврные результаты палеонтологіи представляютъ поразительное согласіе съ библейскими данными {Общепринятымъ въ доисторической археологіи считается дленіе древнйшаго періода человческой исторіи на три вка: каменный, бронзовый и желзный. Не иное что-либо предлагаетъ, повидимому, и Библія, когда изобртеніе металлургіи приписываетъ Тубалкаину — одному изъ послднихъ патріарховъ допотопнаго періода — и обработку мди поставляетъ раньше желза (Б. IV, 22 ст.).}. Но коль скоро палеонтологъ, основываясь на своей коллекціи, начинаетъ говорить о крайней дикости и духовномъ убожеств ея творцовъ, то онъ покидаетъ почву фактовъ и пускается въ область гипотезъ, очень шаткихъ, а чаще и прямо ложныхъ.
Лучшимъ обличеніемъ такихъ тенденціозныхъ обобщеній служатъ сами же палеонтологическія находки. На многихъ, напр. предметахъ домашняго обихода, относящихся къ наидревнйшему періоду человческой исторіи (эпоха пещерныхъ людей и свернаго оленя), сдланныхъ изъ рога, кости или простаго кремня, мы находимъ, боле или мене, тонко исполненными изображенія тхъ домашнихъ животныхъ, которыя окружали тогда человка {Относящіяся сюда, иллюстраціи см. у Lenormant’а ‘Les origines’ I. 143 p.}. Троглодиты этого вка пытались даже воспроизводитъ цлыя сцены охоты {Раскопки въ аингской пещер, близь Шаффгаузена, въ Швейцаріи. Ibidem — 142 р.}. И что особенно замчательно, подобныя художественныя изображенія встрчаются, въ качеств украшенія, на предметахъ самой грубой, несовершенной техники. Ясно, заключаетъ отсюда Ленорманъ, что ‘искусство предшествовало первымъ шагамъ матеріальной цивилизаціи. Уже въ этотъ примитивный вкъ, когда онъ едва вышелъ изъ состоянія дикости (въ смысл матеріальной культуры), человкъ показываетъ, что онъ артистъ въ душ и владетъ чувствомъ красоты’ {Ibidem — 144 р.}. По свидтельству того-же ученаго, троглодиты Перигорды (de Prigord) въ вкъ оленя знали уже нумерацію, какъ показываютъ это открытыя въ ихъ пещерахъ таблицы. Наконецъ, существованіе религіознаго чувства у людей четверичной эпохи удостовряется различными обычаями и обрядами, боле или мене, внушенными религіей, каковы, напр. погребальные обряды и почести, оказываемыя мертвымъ {Доказательства и примры этого см. у Thomas ‘Les temps primitifs’ II—60—61 p. и Lenormant — 144 p.}.
Все сказанное нами окончательно устанавливаетъ полную независимость и даже несогласованность въ ход развитія элементовъ матеріальной и духовной культуры: въ то время какъ первыя только что нарождались, послднія имли уже довольно развитую форму. Слдовательно, палеонтологія, если только она хочетъ оставаться научной, должна разъ навсегда отказаться отъ претензіи судить о проявленіяхъ духовной, религіозно-нравственной жизни первобытнаго человчества. Справедливость этой истины начинаютъ, повидимому, сознавать и сами эволюціонисты, когда даннымъ палеонтологіи отводятъ въ своихъ трудахъ второстепенное мсто, пользуясь ими, какъ побочнымъ, вспомогательнымъ средствомъ, иллюстрирующимъ изъ тезисы.
Главный базисъ эволюціонной теоріи первобытной религіи составляетъ то положеніе, что первобытный человкъ иметъ своего, живаго представителя, въ лиц современнаго намъ дикаря. Это убжденіе укоренилось настолько прочно, что цлый конгрессъ антропологовъ, устами одного изъ видныхъ своихъ представителей, открыто признаетъ неопровержимость теоріи первобытнаго соважизма, т. е. изначальной дикости всего человчества, аналогичной съ теперешнимъ состояніемъ нкоторой части его (народовъ некультурныхъ) {Schaathausen на конгресс нмецкихъ антропологовъ въ Кил 187S г. Revue (l’antropologie, 1870, 556 р.}.
Но по какому, спрашивается, праву сдлано подобное отождествленіе? Можно-ли серьезно считать современнаго дикаря двойникомъ первобытнаго человка?— вотъ вопросъ, на который истинная наука, если только она хочетъ бытъ точной и убдительной, должна дать свой правдивый отвтъ прежде, чмъ что-либо голословно утверждать и произвольно класть это въ основаніе дальнйшихъ построеній.
По нашему глубокому, и не лишенному серьезныхъ основаній (какъ это будетъ видно изъ послдующаго), убжденію, единственно правильнымъ можетъ быть лишь отрицательный отвтъ на это. Заключеніе отъ наблюденій надъ жизнью современнаго дикаря къ состоянію первобытнаго человка страдаетъ, прежде всего, громаднымъ хронологическимъ паралогизмомъ. Въ самомъ дл, вдь дикарь, какъ-бы низко не стоялъ онъ на этнографической лстниц народовъ, есть членъ того-же самаго человчества, часть котораго составляемъ и мы, онъ прошелъ ту-же длинную, многовковую исторію, какъ и все культурное человчество, такъ какъ никто, конечно, не знаетъ и не укажетъ такого дикаря, который-бы только-что недавно появился, выродившись, на глазахъ наблюдателя, отъ какого-либо обезьяно-подобнаго предка. Слдовательно, въ отождествленіи дикаря съ первобытнымъ человкомъ заключается грубый хронологическій промахъ.
Разумется, въ отвтъ на это эволюціонисты скажутъ, что хотя современный дикарь и прожилъ общую со всмъ человчествомъ длинную исторію, но онъ не прошелъ его стадій духовнаго развитія, а остановившись на первой, такъ и замеръ въ ней. Но можно-ли серьезно допустить, чтобы живое существо, не лишенное все-же нкотораго minimum’а интеллектуальныхъ способностей — въ чемъ не отказываютъ дикарю и эволюціонисты — получая постоянныя впечатлнія и испытывая разнообразныя вліянія отъ окружающаго его міра, осталось холодно и безучастно ко всему этому и не пріобрло-бы тхъ или иныхъ измненій въ стро своей духовной жизни? Если даже предметы неорганической природы поддаются вліяніямъ времени я окружающей среды, то тмъ боле это должно сказать про организмы, въ особенности-же, про высшій и наиболе сложный изъ нихъ — организмъ человка. ‘Дикія племена не до такой степени неподвижны и окаменлы, что-бы мы имли право предположить, будто ихъ религіозное состояніе ршительно не измнилось въ теченіе тысячелтій’ {В. Д. Кудрявцевъ ‘Полное собр. сочин.’ II. II, 240 стр. Серіевъ Посадъ 1892.}.
Въ сущности, подобный пріемъ столь-же мало наученъ, какъ, напр. сужденіе о первобытныхъ геологическихъ пластахъ по современному слою дикой, некультивированной почвы. Подобно тому, какъ геологія, чтобы получить представленіе о первобытномъ вид земли, принуждена рыться въ глубин ея пластовъ, такъ и историкъ для сужденія о первобытномъ человк долженъ спуститься въ глубь вковъ. Вдь сами-же эволюціонисты усиленно настаиваютъ на той мысли, что человкъ есть продуктъ окружающей его среды и обстановки, а конечно, никто, и прежде всего, т-же эволюціонисты, не станетъ отрицать того, что атмосферическія, климатическія и проч. вншнія условія жизни первобытнаго и современнаго намъ міра не безусловно одинаковы, а слдовательно, не могутъ производитъ однихъ и тхъ-же результатовъ. Если гд-либо, то, именно, здсь умстно припомнить ту великую по своей простот истину, что comparaison n’est pas raison.
Наконецъ, современный религіозный эволюціонизмъ, считая дикаря окаменлымъ остаткомъ первобытнаго человчества, поступаетъ крайне непослдовательно, впадая въ явное противорчіе съ своимъ основнымъ принципомъ о безусловномъ прогресс всего сущаго. Ссылки эволюціонистовъ, въ объясненіе этого, на ‘пріостановку’ или ‘задержку’ прогресса, не есть-ли пустая игра словами, какъ справедливо указываетъ Thomas? {Ab. Thomas‘Op. cit.’ II, 67.} Безспорно, что эволюціонизмъ, желая остаться врнымъ самому себ, не долженъ допускать даже и мысли о неподвижности нкоторыхъ (къ тому-же и не малочисленныхъ) видовъ первобытнаго человчества, какъ отрицательной инстанціи, разрушающей собой все наведеніе.
Досел у насъ шла рчь о шаткости и ненаучности самого пріема реставраціи первобытнаго человка по аналогіи съ его quasi двойникомъ въ лиц современнаго дикаря. Но сдлаемъ на время уступку,— допустимъ, что дикарь и первобытный человкъ — одно и то-же лицо, однако и тогда будетъ еще далеко до вывода, который длаютъ эволюціонисты, заключая о крайней грубости и полномъ духовномъ убожеств первобытнаго человчества. Тутъ намъ приходится имть дло съ ложнымъ взглядомъ на современнаго дикаря.
По мннію, составляющему основной догматъ эволюціонной теоріи, первобытный человкъ былъ въ высшей степени дикимъ и грубымъ: а слдовательно и наоборотъ, состояніе низшей культурности, наблюдаемое нами теперь у нкоторыхъ варварскихъ племенъ, есть или продолженіе первобытнаго состоянія человчества, или случайное возвращеніе къ нему (явленіе духовно-нравственнаго атавизма). Въ подобныхъ заключеніяхъ эволюціонизма мы имемъ типичный образчикъ того, что называется ‘логическимъ кругомъ’ (circulus in demonstranclo), въ самомъ дл, первобытное человчество трактуется здсь въ смысл современныхъ дикарей, эти послдніе — возводятся къ первобытнымъ людямъ, какъ ихъ безспорнымъ прототипамъ, слдовательно, въ основаніе доказательства полагается то самое, что и требуется доказать.
Приступая къ матеріальной критик эволюціоннаго взгляда на современнаго дикаря, мы считаемъ своимъ долгомъ замтить, что онъ отнюдь не опирается на какія-либо безспорныя фактическія данныя, а покоится больше на предвзятыхъ гипотезахъ и представляетъ изъ себя ничто иное, какъ частное выраженіе общаго принципа эволюціи, одинъ изъ многочисленыхъ видовъ ея, такъ называемой ‘абстрактной формулы прогресса’ {‘Мы должны отмтить — сознается одинъ изъ раціонал. историковъ религій: ‘что всякое описаніе религій некультурныхъ племенъ носитъ на себ, боле или мене, характеръ отрывочныхъ и произвольно выбранныхъ замтокъ’. Шантепи, I т. 17 с. Москва 1899 г.}. Въ виду этого, лучшей критикой эволюціонной ‘теоріи первобытнаго саважизма’ будутъ служить, именно, т самые факты, которые тенденціозно имъ обойдены, или превратно истолкованы, разумемъ, главнымъ образомъ, свидтельства исторіи, а также факты опыта и внимательнаго наблюденія надъ жизнью современныхъ дикарей.
Поверхностному взгляду на жизнь некультурныхъ народовъ нашего времени легко можетъ показаться, что настоящее состояніе ихъ есть первый моментъ пробужденія въ нихъ человчности и ихъ первые, робкіе шаги по пути цивилизаціи. Дйствительно, то, что обыкновенно служитъ мркой развитія и гуманизма — культура и цивилизація въ обширномъ, этнографическомъ смысл этого слова — находится у нихъ въ самомъ жалкомъ, зачаточномъ состояніи: въ большинств случаевъ не идетъ дальше отдаленныхъ намековъ на что-либо опредленное изъ области знанія, врованія, искусства, нравственности, закона, соціальной жизни, и прочихъ, основныхъ формъ культурной жизни. Таковъ самъ по себ фактъ. Но онъ допускаетъ двоякое объясненіе: наблюдаемое состояніе есть или первая, начальная ступень духовнаго развитія, на которой будто-бы, стояло, нкогда все человчество, или оно представляетъ позднйшій моментъ его жизни, одно изъ патологическихъ явленій его послдующей, многовковой исторіи.
Научнымъ кредитомъ нашихъ дней пользуется лишь первое мнніе потому, что оно, какъ нельзя боле, отвчаетъ эволюціонному принципу, но на сторон второго имется больше солидныхъ доказательствъ. Тогда какъ первое объясненіе основано на тенденціи и поверхностномъ наблюденіи, второе ищетъ доказательствъ глубже, нердко вскрывая за видимой, вншней оболочкой, ея, трудно-уловимый внутренній смыслъ и указывая на то, чего не видитъ, или не хочетъ замчать первое. Защитники эволюціонной теоріи, отмчая т или другія грубыя и, по ихъ мннію, изначальныя формы жизни: элементы религіи, языка, искусства и обычаевъ, въ большинств случаевъ, ограничиваются лишь однимъ констатированіемъ самаго факта, не давая себ труда прослдить его происхожденіе, т. е. образованіе, напр. языка, религіозныхъ представленій, своеобразныхъ обычаевъ и т. п., а между тмъ часто здсь-то, именно, и кроется разгадка явленія. Откуда, напр. грубые дикари Южно-американскихъ сильвасовъ и Австралійской пустыни, едва умющіе раздльно считать только до трехъ, взяли свои, сравнительно возвышенныя и безконечно превышающія убожество ихъ духовнаго развитія, религіозно-нравственныя представленія? Что внушило имъ мысль о бытіи какихъ-то высшихъ существъ, требующихъ отъ нихъ поклоненія и жертвы? Что въ этомъ нтъ никакой принудительной силы и роковой необходимости — свидтельствуетъ примръ высшихъ животныхъ и тхъ-же мнимыхъ прародителей человка — обезьянъ, которыя прекрасно обходятся безъ такого излишняго балласта, какимъ, съ естественно-раціоналистической точки зрнія, конечно, служитъ религія.
Равнымъ образомъ, откуда у подобныхъ дикарей возникло стремленіе къ искусству, элементарнымъ выраженіемъ чего является обычай татуированія, въ особенности сильно распространенный между краснокожими дикарями и обитателями Полинезіи, а также — страстъ къ блестящимъ игрушкамъ и всевозможнымъ бездлушкамъ, одинаково характеристичная для всхъ дикарей? На послдній вопросъ намъ отвтятъ, вроятно, тмъ, что въ стремленіи казаться красиве и больше обращать на себя общаго вниманія, безсознательно сказывается инстинктъ половаго подбора, цлесообразно дйствующій въ интересахъ вида. Но почему-же, если это дйствительно, такъ, того-же самаго эффекта не производитъ этотъ инстинктъ у обезьянъ и прочихъ животныхъ, гд онъ довольствуется одними природными свойствами, напр. модуляціями голоса, красивымъ опереніемъ и т. п., а не пораждаетъ стремленія къ искусственному украшенію?
Чмъ наконецъ, объяснить то, загадочное на первый взглядъ явленіе, что между разсказами о жизни дикарей вовсе не рдкость встртить удивительные примры ихъ нравственныхъ и соціальныхъ качествъ. ‘Выдающійся примръ того — говоритъ Тайлоръ: ‘мы находимъ, по описаніямъ лейтенанта Брюинъ Копса и г. Уоллеса, у папуасовъ Восточнаго Архипелага, обычная правдивость, честность и кротость которыхъ едва-ли можетъ быть сравниваема съ общимъ уровнемъ нравственности въ Персіи или въ Индіи, не говоря уже о многихъ цивилизованныхъ мстностяхъ Европы’ {Тайлоръ ‘Первобытная культура’ I, 20 стр.}. И это тмъ боле удивительно, что наряду съ такими прекрасными качествами у тхъ-же дикарей уживаются и проявленія самаго грубаго зврства (напр. каннибализмъ караибовъ). Если-бы мы имли тутъ дло съ однимъ естественнымъ ходомъ развитія, то подобной непослдовательности и смси противорчій, наврное, не встртили-бы. Все это склоняетъ нашу мысль присоединиться къ тмъ этнографамъ, которыхъ — по словамъ Тайлора — данныя наблюденія приводятъ къ признанію того, что грубая жизнь современнаго дикаря пыла раньше въ своемъ род хорошей и счастливой {Тайлоръ ‘Первобытная культура’ I, 27 стр.}.
Въ заключеніе спросимъ, чмъ вызвано существованіе у современныхъ, даже и наиболе грубыхъ дикарей, такихъ житейскихъ обычаевъ и религіозныхъ церемоній, происхожденіе которыхъ не оправдывается никакимъ требованіемъ закона развитія и не стоитъ ни въ какой связи съ существомъ ихъ настоящихъ религіозно-бытовыхъ представленій. ‘Анализъ даже самыхъ несовершенныхъ религій открываетъ въ нихъ такіе элементы, происхожденіе которыхъ не поддается естественному объясненію, таковы, напр.— вра въ первобытное блаженство, идея грхопаденія, чаянія будущаго избавленія, практика очистительныхъ дйствій и умилостивительныхъ жертвъ’ {Thomas ‘Les temps primitifs’ I, 230 p. Къ культурно и религіозно-историческимъ феноменамъ, свидтельствующимъ о сохраненіи у дикарей боле чистыхъ и возвышенныхъ представленій относятся: 1) существованіе жертвъ и молитвъ, имющихъ своей главной цлью примирить разгнванное божество съ человкомъ, на что выразительно указываетъ филологія — , , во 2) обрядъ обрзанія, не только бывшій въ широкой практик древности, но сохранившійся также и теперь у Мадагаскарцевъ. Кафровъ, племени Конго. Мексиканцевъ и т. н. Всего правильнй онъ. на нашъ взглядъ, можетъ быть истолкованъ лишь, какъ кровавая жертва, специфическій религіозный актъ очищенія. Въ 3) сюдаже, наконецъ, относятся, одинаково практикуемые какъ древними, такъ и новыми дикарями, разные виды аскетическихъ подвиговъ, въ основаніи которыхъ лежитъ неясное этическое ощущеніе виновности и желаніе ее загладить. Изъ нихъ отмтимъ любопытный обычай ‘кувады’, или лежанія въ постел, на правахъ больнаго, отца новорожденнаго ребенка. въ теченіе условнаго количества времени отъ 4—6 недль, т. е. того самого періода, въ теченіе котораго считается нечистой мать новорожденнаго: этотъ странный обычай существуетъ у Гренландцевъ. Камчадаловъ. Дайяковъ острова Борнео, Караибовъ, Гассанговъ и др. У всхъ ихъ. въ случаи прибавленія въ семействъ, въ постель ложится не мать, разршившаяся отъ бремени, но отецъ, который налагаетъ на себя добровольный постъ и всми трактуется, въ качеств больнаго. Въ объясненіи этого загадочнаго и ничмъ въ наличности неоправдываемаго обычая невольно останавливаешься на томъ мнніи, которое видитъ здсь темное воспоминаніе факта первороднаго грха и смутное сознаніе его всеобщности, въ силу чего каждый человкъ по грхъ’ рождается и въ беззаконіи зачинается. Отсюда, всякое новое рожденіе есть приращеніе грха, для заглажденія котораго со стороны его виновниковъ требуется своего рода искупительный процессъ и очистительныя дйствія, и если мать ребенка искупаетъ, до извстной степени, свою вину муками рожденія, то отецъ, въ соотвтствіи съ ней, долженъ понести добровольный подвигъ поста, воздержанія и напускной болзни. Lafitau: Moers des savages Amricains’ I, 259 s. Waitz ‘Antropol. der Naturvlker’ I. 295. Zekler ‘Kritische Geschichte der Askese’ 131—135 s.
Dr. W. Schneider ‘Die Naturvlker’ I. 114—118 s. Paderb. und Mimst. 1885.}.
На вопросы о загадочности многихъ религіозно-практическихъ явленій изъ жизни и быта дикарей, натуралистическій эволюціонизмъ не находитъ отвта лучшаго, чмъ повтореніе пресловутой гипотезы своего кориея (Дарвина) ‘о самопроизвольномъ зарожденіи’. Но очевидно, что сказать въ объясненіе чего-либо, что оно возникло такъ, просто, само-собой, или отъ причинъ, къ существу дла не относящихся, значитъ не отвтить на вопросъ, а обойдти его и. во всякомъ случа, отказаться отъ объясненія. ‘Новйшее идеалистическое мнніе о самостоятельности и внутренней необходимости развитія рода человческаго чисто изъ самого себя, есть не только не истинная, но даже не возможная мысль, мечта фантазіи, ласкающая одно тщеславіе человка, насмшка надъ фактами и причинной связью исторіи культуры’ {Waits ‘Anthropologie der Naturvlker’ I B. 2 Auf. 1370.}.
Въ виду полной неудовлетворительности эволюціоннаго взгляда на современныхъ дикарей, какъ на представителей жизни примитивнаго человчества, обращаемся ко второму мннію, разсматривающему состояніе современной дикости, какъ патологическое уклоненіе отъ нормальнаго прогрессивнаго хода развитія человчества, какъ состояніе вырожденія и деградаціи съ предшествующей, высшей ступени развитія. Это мнніе располагаетъ въ свою пользу уже однимъ тмъ, что оно устраняетъ изъ своихъ объясненій всякую ‘самопроизвольность и безпричинность’ и даетъ, такимъ образомъ, удовлетворительный отвтъ на вс т вопросы, относительно которыхъ, какъ мы видли, безотвтенъ эволюціонизмъ.
Смотря на жизнь современныхъ дикарей, какъ на продуктъ вырожденія, теорія деградаціи eo ipso удовлетворительно объясняетъ намъ совмщеніе тхъ, повидимому, непримиримыхъ крайностей, которыя наблюдаются одновременно существующими въ религіи и быт дикарей, образчики чего мы указывали въ вышеприведенныхъ примрахъ Папуасовъ, Каннибаловъ и обитателей полярныхъ странъ {См. выше стр. 466.}. Здсь то, что наблюдается добраго и хорошаго,— признается остаткомъ прежняго духовнаго богатства, а то, что поражаетъ своей дикостью и грубостью, считается симптомами послдующаго вырожденія. Въ этомъ отношеніи особенно поразительно существованіе у современныхъ грубыхъ дикарей возвышенныхъ религіозныхъ представленій о Великомъ Дух, Творц міра, Господин и Обновител всей жизни, совершенно расходящееся съ практикой дйствующей у нихъ религіи {Приведемъ нсколько примровъ, въ подтвержденіе этого. Такъ, грубые дикари Восточной и Южной Австраліи знаютъ объ одномъ добромъ Бог, который держитъ въ своей власти злое существо, въ различныхъ областяхъ онъ извстенъ подъ разными именами: жители новаго Валлиса называютъ его, напр. ‘Койанъ’ (Koyan), но они не приносятъ ему жертвъ. На Юг Австраліи верховной творецъ міра называется ‘Пейамей’ и почитается, какъ ‘Маманна-му-рокъ’, т. е. ‘Отецъ всего, что обитаетъ на неб’. На Юг-восток тотъ же богъ извстенъ подъ именемъ ‘Тіанъ’. Въ Нью-Нурсис, на запад Австраліи, о творц міра, бог ‘Мотогон’ говорится, что онъ, обыкновенно, только восклицалъ: ‘явись земля, явись вода’, и тотъ-часъ же все возникало. Память объ этомъ Божеств. извстномъ подъ различными именами (Парикалла, Мильеру, Титни, Наринйэри и др.) сохранилась и у жителей, сосдней съ Австраліей — Полинезіи.
Бушмены Африки, по свидтельству позднйшихъ путешественниковъ, сохранили вру въ одного, невидимаго ‘великаго мужа’ на неб, котораго они призываютъ въ молитв и почитаютъ особыми танцами. Одинъ миссіонеръ, проведшій цлыхъ 18 л. среди дикихъ племенъ Южной Африки, категорически утверждаетъ, что у нихъ существуетъ вра въ высшее Существо, по имени ‘Каганъ’, или ‘Каангъ’.
Особенно богата, примрами этого рода религія большинства негритянскихъ племенъ, въ исторіи которыхъ нтъ основаній подозрвать вліянія культурныхъ націй. По словамъ Шнейдера ‘религіозныя представленія ихъ стоятъ много выше, чмъ почти всхъ остальныхъ ‘естественныхъ народовъ’, они столь высоки, что если мы и не ршимся назвать ихъ монотеистами, то можемъ сказать, что они стоятъ на границ монотеизма, хотя ихъ религія и соединена съ большой суммой грубыхъ суеврій’. ‘Есть вс основанія полагать, что идея великой Первопричины, какъ Творца всхъ вещей, съ незапамятныхъ временъ господствовала у обитателей золотаго берега, такъ какъ термины — ‘Янкомпонъ’ (отъ ‘янкомъ’ — другъ и ‘епонъ’ великій) и ‘Ямми’ (отъ ‘йеех’ — длать и ‘емі’ или ‘мі’ — меня), которыми они обозначаютъ Бога, повидимому, указываютъ на то, что понятіе о Бог, какъ благомъ Творц, возникло одновременно съ самимъ языкомъ’. Это верховное Божество подъ различными именами почитается и всми другими негрскими племенами Африки, такъ что знаменитый энтографъ Ливингстонъ первобытной религіей ихъ ршается признать, именно, эту вру въ Единаго, Всемогущаго Творца неба и земли. См. Schneider ‘Die Naturvlker’ I. 95—93 s. I. 54, 282—3 й.
Mller ‘Geschichte der ameticanischen Vorreligion’ 52 n. 148 s.}. Эти возвышенныя религіозныя концепціи стоятъ особнякомъ, въ сторон отъ другихъ религіозныхъ идей, очевидно, он потеряли свое жизненное значеніе, утратили подлинный смыслъ и теперь сохраняются, какъ священныя реликвіи прошлаго, въ которомъ он были полны глубокаго смысла и живаго воздйствія на жизнь: осталась только одна пустая форма, но исчезло ея внутреннее содержанія, отлетлъ оживотворявшій ее духъ.
Равнымъ образомъ, обычай обрзанія, кувады, жертвы, заклинаній, представленій о зм, какъ олицетвореніи злаго начала, и боле свтлый взглядъ на далекое прошлое, не служитъ-ли все это смутнымъ отраженіемъ прелести первобытнаго состоянія и тяжести великой катастрофы, его нарушившей? Наконецъ, при посредств научныхъ данныхъ сравнительной филологіи, миологіи, археологіи и исторіи, общій деградаціонный ходъ религіознаго развитія дикарей, не становится-ли съ каждымъ днемъ все ясне и ясне? Въ томъ отношеніи особенно поучительно то, чисто эмпирическое обобщеніе, что умноженіе числа боговъ и мимическихъ сказаній о нихъ, вообще идетъ въ параллель съ развитіемъ народа, а чмъ грубе племя, тмъ скуднй семья его божествъ, которая у дикихъ племена, рдко превышаетъ пять, шесть членовъ, часто ограничивается только двумя — мужескимъ и женскимъ, или добрымъ и злымъ, а иногда довольствуется даже только однимъ {B. Д. Кудрявцевъ — II. II, 122 стр.}.
Справедливость теоріи вырожденія современнаго дикаря подтверждаетъ и наблюденіе надъ особенностями, отчасти и физической, а главное — психической организаціи его. Говоря вообще, въ несовершенныхъ свойствахъ физической организаціи современнаго дикаря гораздо больше основаній видть симптомы послдующаго вырожденія, чмъ зародышевую форму будущаго богатаго развитія. Принять это нужно, въ первыхъ, потому, что факты опыта но даютъ намъ примровъ самостоятельнаго превращенія подобныхъ, физическихъ убогихъ дикарей въ представителей боле сильнаго физическаго типа, а скоре, наоборотъ — они указываютъ намъ многочисленные примры полнаго и окончательнаго вымиранія цлыхъ племенъ и народностей (краснокожіе аборигены Новаго Свта) при первымъ столкновеніи ихъ съ новыми условіями жизни. Очевидно, что такимъ хилымъ особямъ не подъ силу произвести здоровое потомство. И Цоклеръ вполн правъ, когда говоритъ, что ‘сущность современнаго состоянія дикаря не дикость, а одичаніе. Все они безъ исключенія, представители не юношеской мощи, но старческаго безсилія и вырожденія нашего рода’ {Zckler, 203 s.}. Еще ясне говоритъ о томъ-же наблюденіе надъ психической стороной жизни современныхъ дикарей. Въ ней насъ одинаковъ поражаютъ дв главныхъ особенности — абсолютный культурный застой и полное отсутствіе личной иниціативы въ дл культурнаго развитія, съ одной стороны, и изумительная способность тхъ-же дикарей быстро культивироваться и сразу достигать высокихъ степеней, съ другой стороны. Дйствительно, нельзя указать ни одного сколько-нибудь убдительнаго примра самостоятельнаго перехода какихъ-либо дикихъ племенъ отъ состоянія, напр. блуждающихъ по тропическимъ лсамъ охотниковъ къ высшей культурной степени — кочующихъ номадовъ, тмъ боле къ еще высшей — осдлыхъ земледльцевъ. Вс, сравнительно немногіе примры, приводимые для доказательства самобытности культурнаго развитія, далеко не выдерживаютъ критики, поскольку они упускаютъ изъ вниманія вполн очевидное вліяніе посторонней культуры, насадителями, и нердко насильственными, которой являются представители высшей культуры, въ вид-ли то предпріимчивыхъ плантатаровъ — янки, или эксплоататоровъ — колонистовъ, или-же. наконецъ, различныхъ христіанскихъ миссіонеровъ {Мы имемъ въ виду здсь ссылки на Ирокезовъ, Семигноловъ и Пунсонъ Америки, а также на нкоторыхъ полинезійскихъ, индійскихъ. Южно и Западно-Африканскихъ племенъ, якобы самостоятельно оставившихъ спой прежній. Бродячій образъ жизни и добровольно перешедшихъ къ боле высшей культурной жизни — осдлыхъ земледльцевъ. Zckler, ‘Op. cit.’ 214 s.}. И Уотли глубоко правъ, когда въ своихъ чтеніяхъ о происхожденіи цивилизаціи говоритъ слдующее: ‘Факты неумолимы: и то обстоятельство, что нельзя привести ни одного достоврнаго примра, чтобы дикари когда-нибудь сами, безъ посторонней помощи, возвысились изъ этого состоянія, не есть теорія, а есть констатированіе факта, до сихъ поръ не опровергнутое’ {Wattley, ‘Essay on Origin ot Civilisation’. Тайлоръ — 37 стр.}. Очевидно, дикари не силахъ самостоятельно подняться до той высоты, съ которой нкогда ниспали, и не потому, что у нихъ отсутствуетъ способность къ этому, а потому, что они, вслдствіе какихъ-бы то ни было жизненныхъ катастрофъ утратили, такъ сказать, вкусъ къ жизни, пришли въ состояніе тупаго равнодушія и безпритязательнаго довольства скудной и грубой наличной дйствительностью, не знающей другихъ высшихъ запросовъ и интересовъ. Отрицать этого факта не ршился и самъ Тайлоръ, вынужденный признать, что ‘остановка и упадокъ цивилизаціи должны быть причислены къ наиболе частымъ и могущественнымъ проявленіямъ жизни народовъ’ {Тайлоръ. ‘Первобытная культура’ І, 38 ст. перев. Коропчевскаго СПБ. 1872.}.
Другой, еще боле любопытный психической феноменъ въ жизни современныхъ дикарей — эта ихъ, по истин изумительная способность быстро и сильно культивироваться при наличности благопріятныхъ для того условій. Разительнымъ примромъ этого могутъ служить т отдльные экземпляры изъ среды дикихъ, варварскихъ племенъ, которые, будучи поставлены въ новыя условія богатой умственной и духовно-нравственной культуры, сравнительно легко и скоро приспособлялись къ ней и даже выставляли изъ среды себя нкоторыхъ достойныхъ ея носителей въ области стратегіи, политики, права, науки, искусства, поэзіи и литературы, имена которыхъ, не безъ достаточнаго основанія, могутъ бытъ занесены на страницы культурной исторіи человчества {Въ интересномъ труд Schneider’а. ‘Die Naturvlker’ примрами этого рода, взятыми притомъ изъ исторіи однихъ только негровъ, наполнена цлая глава, подъ заглавіемъ ‘Hervorragende Talente’ II в. 237—250 f. Здсь, на первомъ мст онъ ставитъ знаменитаго чернаго генерала Туссенъ-Лувертюра, имвшаго переписку съ Наполеономъ I и начинавшаго одну изъ своихъ депешъ къ нему безсмертной фразой. ‘Le premier des Noirs du premier des Blancs’. Въ качеств выдающагося политическаго дятеля, онъ указываетъ Стефана Аллена Бенсона, нывшаго президентомъ Либерійской республики, имвшаго дипломатическій вояжъ къ Европу въ 1862 году, принятаго при дворахъ Лондона и Берлина, и состоявшаго къ личной дружб съ княземъ Бисмаркомъ.
Рдкимъ лингвистическимъ талантомъ владлъ Алабомскій кузнецъ Еллисъ, которой прекрасно зналъ не только новые языки, но изъ древнихъ — латинскій, греческій и еврейскій. Примръ высокой образованности представляетъ собой черный невольникъ Амо, отданый своимъ господиномъ, герцогомъ Брауншвейгскимъ въ Виттенбергкой университетъ, гд онъ получилъ степень доктора философіи. Изъ другихъ представителей черной расы, прославившихся на различныхъ поприщахъ, науки и жизни отмтимъ знаменитаго астронома — Ваннакера, математика — ому Фуллера, доктора — Якова Дерхама. писателей — Отелло и Оттоба Кугоано, епископовъ и церковныхъ ораторовъ — Якова Элиза и Жана Капитейна. поэтовъ — Филиппа Уэтли и Франциска Вильями и мн. др}.
Если-бы мы захотли приложить къ объясненію этого факта эволюціонистическій масштабъ постепеннаго естественнаго развитія, то, очевидно, этимъ не достигли-бы цли, такъ какъ здсь мы имемъ дло, во первыхъ, не съ естественнымъ, а скорй съ искусственнымъ, а во вторыхъ, не съ постепеннымъ, а съ быстрымъ видомъ культурнаго развитія.
Недостаточность эволюціонно-механическаго взгляда на этотъ фактъ подтверждается и аналогіей изъ жизни высшихъ животныхъ, напр. обезьянъ, у которыхъ самое сильное воздйствіе высокой посторонней культуры, обыкновенно, не идетъ дальше простой дрессировки, и не даетъ даже отдаленнаго намека на что-либо подобное вышеуказанному нами. Не ясно-ли, наоборотъ, отсюда то, что въ дикар заложена уже готовая потенція прогресса, что въ немъ, такъ сказать, будится нкогда живая и дятельная, но въ послдствіи какъ-бы заснувшая культурная сила? Эта-то спящая сила, коль скоро бываетъ данъ вншній толчекъ къ ея пробужденію, обнаруживаетъ себя во всей своей сил и тмъ самымъ краснорчиво говоритъ, что и въ современномъ, самомъ грубомъ дикар подъ вншнимъ, историческомъ наростомъ скрывается одинъ и тотъ-же, безконечно возвышающійся надъ животнымъ, типическій образъ человка, царя природы и внца мірозданія! ‘Существуютъ твердыя основанія думать — говоритъ Нашъ извстный мыслитель — что тотъ звриный образъ, въ которомъ является намъ человчество на порог исторіи, есть лишь извращеніе первоначальнаго образа Божія въ человк’ {Вл. Соловьевъ ‘Религіозныя основы жизни’, 42 с. М. 1884.}. Итакъ, ‘духовная низость дикаря не представляетъ собой подтвержденія теоріи эволюціи, а скорй ея опроверженіе, ибо дикарь, оказывается, представляетъ собой не существо, только что поднявшееся надъ животнымъ, а существо ниспавшее до него’ {С. С. Глаголевъ ‘О происх. и Первоб. состоян. рода человческаго’, 397 стр., Москва 1894 г.}. Такимъ образомъ, внимательно-вдумчивое изученіе быта и жизни самыхъ низшихъ дикарей приводитъ насъ къ тому убжденію, что гораздо справедливй видть въ нихъ существъ, стоящихъ на послдней степени упадка, чмъ на первой ступени развитія.
Теорія деградаціи, или вырожденія и послдовательнаго одичанія цлыхъ расъ человчества, дающая, на нашъ взглядъ, лучшее объясненіе этому факту, находитъ свое полное оправданіе и достаточное фактическое подтвержденіе въ прошлой исторіи человчества. Тутъ мы охотно поставили-бы на первомъ план’ древнйшія универсальныя традиціи первобытнаго блаженства, озарявшаго восходъ исторіи человчества, получившія даже спеціальное техническое названіе ‘традицій о золотомъ вк’. Но вское значеніе этого аргумента подрывается существованіемъ параллельнаго ряда другихъ древнихъ преданій, считающихъ точкой отправленія цивилизаціи первобытную дикость. Таковы, напр. пессимистическія описанія Лукреція, Эсхила, Гомера, Павзанія, Діодора Сицилійскаго и др., въ которыхъ говорится о грубости, жестокости и зврств древнйшихъ людей {Выдержки и цитаты см. у Thomas ‘Les temps primitifs’ II. 46—47 р.}. Положимъ. вс’ эти, такъ сказать, встрчныя традиціи принадлежатъ писателямъ позднйшей, классической эпохи и, по всей вроятности, характеризуютъ не начальную эпоху человческой исторіи, а время ея послдующаго упадка. Наоборотъ, научно-историческое значеніе универсальныхъ традицій первобытной эпохи не имютъ духа категорически отрицать даже и сами эволюціонисты. ‘Преданіе низшихъ племенъ о лучшей жизни ихъ предковъ иногда можетъ быть дйствительнымъ воспоминаніемъ о неслишкомъ отдаленномъ прошломъ, Алгонкинскіе Индйцы вспоминаютъ о прошлыхъ временахъ, какъ о золотомъ вк, когда жизнь была лучше, чмъ теперь, когда у нихъ были лучшіе законы и начальники и мене грубые нравы’ — говоритъ, напр. Тайлоръ {Цитир. сочиненіе — 44 стр.}.
Но не станемъ строить своихъ доказательствъ на зыбкой почв гипотезъ, и потому перейдемъ прямо къ историческимъ временамъ. Стоя на твердой почв исторіи, мы смло можемъ сказать, что регрессъ имлъ здсь мсто почти также часто, какъ и прогрессъ и что сама исторія есть ничто иное, какъ пестрый калейдоскопъ періодически повторяющейся смны этихъ двухъ основныхъ типовъ человческой жизни. Отсюда, вырожденіе и упадокъ не только отдльныхъ, боле или мене, мелкихъ группъ человчества, но даже цлыхъ, иногда цвтущихъ и могущественныхъ государствъ, представляетъ одно изъ обычныхъ историческихъ явленій. Особенно поучительна въ этомъ отношеніи исторія центральной Азіи, этого забытаго пепелища древнеисторической жизни. Очагъ цивилизаціи и прогресса, впервые зажженный въ центральной Азіи — колыбели человчества, далеко отбрасывалъ свои животворные лучи: но по мр выселенія оттуда различныхъ племенъ, онъ постепенно потухалъ на прежнемъ своемъ мст. Античная цивилизація исчезла, обширныя монархіи погибли. Сколько городовъ, нкогда цвтущихъ промышленностью и торговлей, оставили посл себя только руины, сколько другихъ и вовсе безслдно изчезло съ лица земли! Сколько богатыхъ и населенныхъ странъ превратилось въ безплодныя пустыни, населеніе которыхъ влачитъ жалкую жизнь, прозябая въ полудикомъ состояніи! ‘Что сталось съ цивилизаціей Африки, столь блестящей въ вкъ Кипріана и Августина и еще раньше въ вкъ Ганнибала? Теперь на томъ мст царствуетъ мерзость запустнія и ихъ обитатели находятся въ состояніи близкомъ къ дикости. На развалинахъ ивъ и Ниневіи живутъ теперь въ берлогахъ и логовищахъ люди съ правилами дикарей!’ {С. О. Глаголевъ ‘О происхожд. и Первоб. состояніи рода человч.’ 468 стр.}. ‘Иные народы и совсмъ исчезли съ лица земли, такъ что самая память о нихъ и объ ихъ славномъ прошломъ осталась только въ лтописяхъ исторіи и въ немногихъ оставшихся отъ нихъ и полусохранившихся литературныхъ и вещественныхъ памятникахъ!’ {Л. Д. Бляевъ ‘О безбожіи и антихрист’, 1. XII стр. 1898 г.}.
Признавая самый фактъ вырожденія, эволюціонизмъ хочетъ ослабитъ его значеніе тмъ пріемомъ, что состояніе историческаго упадка онъ называетъ не одичаніемъ, а ‘искаженіемъ цивилизаціи’ {Тайлеръ ‘Первоб. культура’ I, 33 стр.}. Но въ сущности, не все-ли это равно, и самое различіе не сводится-ли тутъ къ пустой игр словами? ‘Примры цивилизованныхъ людей, обращающихся къ дикой жизни, попадая въ отдаленные края и переставая пользоваться благами цивилизаціи или чувствовать потребность въ нихъ, представляютъ, по признанію самого Тайлора — опредленное доказательство вырожденія’ {Тайлоръ, Цитов. сочиненіе — 40 стр.}: иллюстраціей этого можетъ, по его мннію, служитъ примръ жителей греческой колоніи Потидеи, образъ жизни и нравовъ которыхъ изображенъ такими мрачными красками у Гомера {Ibidem — 41 стр.}.
Въ сочиненіяхъ выше названнаго корифея эволюціонизма мы находимъ немало и позднйшихъ, почти современныхъ намъ, примровъ одичанія или вырожденія, изъ числа которыхъ отмтимъ нсколько, наиболе типичныхъ. ‘Гаучосы Южно-Американскихъ пампасовъ,— говоритъ Тайлоръ,— смшанныя Европейскія и Индйскія племена конныхъ пастуховъ, садятся, по описаніямъ, вокругъ огня на бычачьихъ черепахъ, варятъ супъ въ рогахъ животныхъ, обложенныхъ горячимъ пепломъ, питаются однимъ мясомъ безъ растительной пищи, и ведутъ жизнь совершенно гнусную, животную, выродившуюся, не знающую, удобствъ, но,— неожиданно прибавляетъ авторъ — все-же не дикую’ {Тайлоръ — 42 стр.}. Но чмъ же, спрашивается, отличается такой образъ жизни отъ дикаго и не достаточно-ли двухъ-трехъ поколній, родившихся и выросшихъ въ подобной обстановк, чтобы даннымъ племенамъ окончательно превратиться въ самыхъ грубыхъ дикарей? Вырожденіе чіеннскихъ Индйцевъ есть также извстный историческій фактъ. Уединенный остатокъ Шошветскаго племени, затерявшійся въ Скалистыхъ горахъ, судя по описаніямъ лорда Мильтона и доктора Чидля, представляетъ рзкій примръ подобнаго-же вырожденія, безъ сомненія понизившаго и уничтожившаго многіе изъ дикихъ народовъ. Есть, также, основаніе думать, что Индйское племя Диггеръ въ Сверной Америк и Бушмены Южной Африки представляютъ собой униженные остатки племенъ, нкогда видвшихъ боле счастливые дни. На Цейлон мы, какъ кажется, можемъ наблюдать замчательное явленіе несомннно дикаго племени, говорящаго на арійскомъ нарчіи (доказательство его прежней культурности). Это — дикая часть племени Ведда, или ‘охотниковъ’, остатки котораго еще и теперь обитаютъ въ лсистой части острова. Судя по ихъ физическому типу, по образу жизни и занятіямъ это — не просто дикари, но низшіе изъ нихъ {Тайлоръ — 43—46 стр.}.
Посл столькихъ древне-историческихъ и современныхъ примровъ одичанія, выбранныхъ нами изъ цлаго ряда имъ подобныхъ, щедро собранныхъ Тайлоромъ, утвержденіе, его, что ‘въ продолженіе столькихъ тысячелтій извстнаго исторіи существованія ни арійское, ни семитическое племя не дали, повидимому, ни одного прямого дикаго отпрыска’, является, по меньшей мр, страннымъ, чтобы не сказать больше {Тайлоръ —49 стр.}. Впрочемъ, въ другомъ мст своего сочиненія онъ робко признаетъ, что ‘случаи особенно низкой цивилизаціи, быть можетъ, иногда и могутъ быть объяснены вырожденіемъ подобнаго рода’ {Ibidem — 40 стр.}. Это положеніе категорически утверждаетъ другой ученый изслдователь даннаго вопроса, который говоритъ: ‘регистръ деградировавшихъ племенъ, живущихъ на границахъ цивилизованной жизни народовъ, увеличивается годъ отъ году’ { Zckler. Oр. cit.— 211 s.}.
Выдающимися памятниками сравнительной высоты древнйшей культуры тхъ народовъ, современные потомки которыхъ ведутъ весьма примитивный образъ жизни, могутъ служитъ знаменитыя пирамиды Египетскихъ фараоновъ 4-ой и 5-ой династіи, гордо высящіяся среди убогихъ хижинъ теперешнихъ феллаховъ: а также величественныя развалины древнихъ дворцовъ и храмовъ съ ихъ, нердко художественно-поразительными памятниками архитектуры, скульптуры, ваянія и зодчества, въ долин Месопотаміи, среди современныхъ Курдовъ и Афганцевъ. Руины колоссальныхъ построекъ въ Перу, Мексик и на берегахъ Миссисипи краснорчиво свидтельствуютъ о нкогда процвтавшей здсь высокой культур, о которой аборигены Америки — краснокожіе индйцы — но сохранили, повидимому, никакихъ воспоминаній.
Еще опредленнй и яснй возможность и наличность процесса деградаціи выступаетъ въ исторіи религій. Прославленныя религіи древняго міра, каковы: религія Египта. Греціи и Рима, были гораздо чище и возвышеннй въ начальный періодъ ихъ существованія: постепенно-же падая въ теченіе всей дальнйшей ихъ исторіи, он, въ послднюю свою эпоху, обыкновенно, вырождались въ пустыя и мелочныя обряды омовеній, очищеній, заклинаній, чревовщаній и всякой прочей таинственной демонологіи. Это, въ особенности, должно сказать про религію народныхъ массъ, которая, въ то время, какъ религія жрецовъ и, вообще, образованныхъ классовъ общества, очищалась и просвтлялась подъ воздйствіемъ философствующей мысли, падала все ниже и ниже, нердко доходя до степени простаго фетишизма, въ которомъ поклоненіе извстнымъ видимымъ божествамъ утрачивало свой первоначальный, символически духовный характеръ и спускалось на степень грубаго идолопоклонства. Да и самый фетишизмъ, съ котораго эволюціонисты, въ интересахъ свой теоріи, предпочитаютъ начинать религіозную исторію, въ дйствительности, далеко не представляетъ чистой и изначальной формы религіознаго процесса, а служитъ однимъ изъ дальнйшихъ и патологическихъ его выраженій. Теорія первобытнаго ‘фетишизма стоитъ въ самой неразрывной связи съ теоріей ‘соважизма’, если первобытный человкъ былъ нагъ умственно и духовно по теоріи соважизма,— то и религія его не могла, разумется заключать въ себ никакихъ проявленій и обнаруженій высшаго, духовнаго порядка, т. е. была грубымъ идолопоклонствомъ, обожаніемъ различныхъ предметовъ и явленій видимой природы, почему-либо поразившихъ собой младенческій разумъ первобытнаго дикаря. Отсюда, въ школ старыхъ эволюціонистовъ была общепринятой слдующая скала религій: атеизмъ, фетишизмъ, тотемизмъ, пантеизмъ, политеизмъ и монотеизмъ {Aug. Comte. ‘Philosophie positive’ I, 101 р. Lbbock ‘Origin of civilisation’ 38—68 p. Barins-Gould. ‘Origin and developpement of religives belief’ I. 1869.}. Лучшее выраженіе и критически очищенную форму теорія фетишизма получила въ сочиненіяхъ Тайлора, Каспари, и въ особенности — Герберта Спенсера, наиболе типичнаго представителя теоріи ‘анимизма’ первобытныхъ врованій, которая представляетъ изъ себя sui generis одухотворенный фетишизмъ, смягченный, именно, представленіями о невидимомъ и сверхчувственномъ существованіи (явленіе двойниковъ, сновиднія и души умершихъ).
При всей своей кажущейся простот и естественности, особенно въ послдней своей форм, теорія первобытнаго фетишизма (или ‘анимизма’) не служитъ выраженіемъ дйствительнаго хода религіознаго процесса. По справедливому приговору такого выдающагося авторитета въ религіозной области, какимъ былъ М. Мюллеръ, вс доказательства фетишизма составляютъ безисходной, логическій кругъ, поскольку въ основаніе ихъ полагается то-же самое, что выводится и въ слдствіи (вра въ высшее, духовное бытіе) {M. Mller ‘Verlesung, ber Upsprung der Religien’ — 117 S. 1881.}. И дйствительно, по свидтельству такого нелицепріятнаго судьи, какъ исторія, фетишизмъ принадлежитъ не началу, а концу религіознаго развитія, какъ отдльныхъ лицъ, такъ и цлыхъ, боле или мене, значительныхъ группъ. Во глав множества разнообразныхъ и вскихъ аргументовъ, утверждающихъ это положеніе, стоить уже самое названіе ‘фетишизма’, происходящее отъ латин. корня facio, и означающее ‘сдланнаго’ бога, разумется, по образцу умопредставляемаго. Отсюда, вс фетишисты покланяются не самимъ по себ какимъ либо предметамъ въ ихъ естественномъ, природномъ вид, но умопредставляемому, невидимому божеству, символическимъ олицетвореніемъ котораго служилъ какой-либо предметъ, искусственно выработанный изъ дерева, камня, кости и т. п.: такъ что этотъ самый ‘фетишъ’ или идолъ былъ не боле, какъ посредствующей формой въ отношеніяхъ къ невидимому и неосязаемому первообразу, служилъ лишь его чувственнымъ отображеніемъ.
Правда, защитники фетишизма говорятъ, что самое представленіе божества подъ видомъ такихъ наивныхъ образовъ, какъ искуственно-созданные идолы, сильно напоминая младенчество каждаго отдльнаго человка, когда онъ забавляется игрушками, даетъ полное право отнести его къ состоянію дтства всего человчества, т. е. къ самому началу его исторической жизни. Но разв старчество не впадаетъ въ младенчество? Разв пьяные или духовно-больные не забавляются точно такимъ-же, или еще боле наивнымъ способомъ, какъ и дти? Однимъ изъ яркихъ выраженій такого старческаго безсилія, духовной болзни, умственнаго и нравственнаго отупнія въ сфер религіи и служитъ, именно, фетишизмъ. Многочисленные примры этого даетъ исторія: вс безчисленныя суеврія, которыми полны религіи буддизма, ислама, новйшаго іудейства и средне-вковаго христіанства (омовенія, очищенія, магія, талисманы, амулеты, вра въ колдуновъ и оборотней, тайны астрологіи и фокусы спиритизма), все это и сему подобное, есть выраженіе, своего рода, фетишизма, оно возникло и развилось не въ начал каждой изъ вышеназванныхъ религій, а въ послдній періодъ ея, служа такимъ образомъ, не проявленіемъ духа и силы религіи, а выраженіемъ ея отцвта, порчи и извращенія высшаго, боле духовнаго смысла. Цокклеръ имлъ полное право заключать свое обозрніе историческихъ и современныхъ примровъ религіознаго вырожденія слдующимъ категорическимъ положеніемъ: ‘прямое наблюденіе процесса религіозной деприваціи съ ршительно выраженной склонностью къ фетишизму, установлено окончательно, но нигд и никогда не наблюдалось противоположнаго явленія, т. е. самостоятельнаго возникновенія чистой, духовной, въ особенности — монотеистической религіи, изъ грубаго фетишизма’ {Zckler ‘Op. cit’. 201 s.}. Посему, неудивительно, что теоріи первобытнаго фетишизма начинаетъ утрачивать свой кредитъ въ сред серьезныхъ ученыхъ, которые разсматриваютъ его не какъ изначальную форму религіи, а какъ ‘вырожденіе и отцвтъ возвышенныхъ общихъ представленій’ {О. Pfleiderer ‘Zur frage nach Anfang und Entwicklung der Religion’ Iahrb. f. Protest. Theologie 65 s. 1875.}. Къ числу ршительныхъ противниковъ этой теоріи принадлежатъ такіе крупные авторитеты, какъ М. Мюллеръ, О. Пфлейдереръ, Гартманнъ, Фустель-де-Куланжъ, Менъ-де-Биранъ, Вуттке, де-Ружмонтъ, Герц. Аржильскій, Баудненнъ, В. Штраусъ и др. {Zckler — 203 s.}.
Все это уполномочиваетъ насъ съ ршительностью заявить, что фетишизмъ есть продуктъ религіознаго вырожденія и служитъ, такимъ образомъ, новымъ и наиболе сильнымъ доказательствомъ полной возможности не одного лишь прогрессивнаго, но и деградаціоннаго хода исторіи человчества. Робкое признаніе даннаго факта высказываютъ и сами эволюціонисты, когда допускаютъ, что на ряду съ примитивнымъ фетишизмомъ, какъ ‘воображаемой (sic!) низшей ступенью религіи’, несомннно существуетъ ‘суеврный фетишизмъ’, позднйшаго происхожденія, представляющій продуктъ вырожденія и порчи изъ высшихъ религіозныхъ формъ {Paret — Article ‘fetischismus’ in Herzog. R — E. IV 13. 395 s. 2 Aut.}.
Посл всего того, что нами сказано, становится, боле или мене яснымъ, что эволюціонная теорія ‘анимизма’ первобытныхъ врованій, опирающаяся въ свою очередь на гипотезу соважизма, не составляетъ научно-обоснованнаго факта, а является тенденціозной гипотезой, утверждающейся на самыхъ зыбкихъ основахъ. Серьезный-же историко-психологическій анализъ тхъ основъ, на которыхъ думаетъ опереться современный эволюціонизмъ, приводитъ къ совершенно противоположному выводу, показывая, что древнйшія эпохи были относительно выше и чище многихъ, имъ послдовавшихъ, и что современный дикарь — не боле, какъ болзненный выродокъ раннйшаго, боле здороваго предка. ‘Наиболе основательные изслдователи въ области исторіи и быта дикарей — Вайтцъ, Герландъ и др.— говоритъ Отто Пфлейдереръ: ‘вынесли изъ изученія, такъ называемыхъ, естественныхъ народовъ, то впечатлніе, что ихъ настоящее развитіе во всхъ отношеніяхъ — и въ политик, и въ язык, и въ особенности, въ религіи,— указываетъ на раннйшую, боле высокую ступень, неясные отзвуки изъ которой звучатъ еще и въ ихъ современномъ состояніи упадка’ {О. Pleiderer ‘Religions philos. auf geschichtliche Grdlage’ II. 2 Auf. 17—18, s. 1884.}. ‘Я держусь того мннія, что цивилизація была первымъ состояніемъ человчества — авторитетно заявляетъ Шеллингъ,— и ближайшая задача исторіи показать, благодаря какой катастроф часть человчества была отторгнута отъ жизни цлаго и какимъ путемъ шла его дегенерація изъ первобытнаго состоянія въ состояніе настоящей дикости’ {Schelling ‘Lsons sur les etudes academiques’, у Tomas II — 70 p.}?
Итогъ любопытный вопросъ не остается безотвтнымъ въ наук. По ея приговору, tat de natur образовалось постепенно, благодаря тому, что между отдльными племенами человчества и начальнымъ центромъ, изъ котораго они вышли, произошелъ разрывъ, вслдствіе котораго отдльные экземпляры человчества, отдлясь отъ благоустроеннаго соціальнаго организма, постепенно растрачивали свое духовное богатство до тхъ поръ, пока не становились почти совершенно нищими матеріально и духовно. Не послднюю роль часто играли тутъ и вншнія географическо-климатическія условія, въ которыя поставляемы были эти разсянныя племена, нердко вынуждаемыя борьбой за существованіе, исключительно заботиться лишь объ удоволетвореніи насущныхъ потребностей тла, и постенно забывать и утрачивать самое представленіе о какихъ-либо высшихъ запросахъ духа.
Неувидительно, что справедливость такого взгляда на состояніе дикости, отстаивается многими научными авторитетами, одинъ изъ которыхъ, напримръ, категорически заявляетъ, что ‘дикарь ни въ какомъ случа не есть первобытный человкъ, онъ — часть современнаго человчества, вышедшая за черту культурнаго прогресса, подобно тому, какъ и за черту осдлыхъ центровъ человческаго поселенія’ {М. Schneider ‘Die Naturvlker’ I, V s.}. ‘Все это приводитъ насъ къ тому заключенію — говоритъ другой апологетъ,— что о быстрот и ход развитія нашихъ предковъ нельзя судить по тмъ изъ ихъ потомковъ, которые не воспользовались полученнымъ наслдствомъ, ушли на страну далече и, подобно блудному сыну евангельской притчи, расточили свое духовное богатство, судить по нимъ о первобытномъ человк также не основательно, какъ судить о ребенк, еще не окрпшемъ и не развившемъ ума, но наблюденію надъ человкомъ, потерявшимъ свой умъ въ зрломъ возраст’ {С. С. Глаголевъ ‘О происх. и первоб. состояніи рода человческаго’ 468 стр.}.
Признаніе всего этого, не чуждо, повидимому, и самимъ эволюціонистамъ. ‘Если достоврно, что человческій умъ можетъ восходить очень высоко, то не мене справедливо, что и спускаться онъ можетъ еще ниже’ — говоритъ, напр. одинъ изъ извстныхъ раціоналистич. историковъ религіи {Reville ‘Proleyomenes de l’histoire de Religions’ 46 p. Paris. 1881.}. Самъ Тайлоръ вынужденъ признать слдующее: ‘исторія показываетъ намъ, что культура, достигнутая прогрессомъ, можетъ быть утрачена чрезъ вырожденіе’ {Тайлоръ ‘Первоб. культура’ I. 34.}. Еще ршительнй выражаетъ ту-же мысль Спенсеръ, говоръ: ‘есть причины думать, что люди низшихъ типовъ, существующіе въ настоящее время, не суть образчики человка, какимъ онъ былъ въ начал, очень возможно, а по моему убжденію даже въ высшей степени вроятно, что въ исторіи регрессъ имлъ мсто также часто, какъ и прогрессъ’ {Спенсеръ ‘Основанія соціологіи’ VIII р. 139 стр.}. Въ этихъ словахъ главныхъ представителей современнаго религіознаго эволюціонизма звучитъ невольное признаніе того факта, что культурной прогрессъ человчества не всегда шелъ прямолинейно и поступательно, а допускалъ иногда значительныя уклоненія въ сторону, и даже принималъ совершенно обратное движеніе, у нихъ не хватаетъ только послдовательной ршимости признать, что въ религіозной сфер боле, чмъ гд-либо еще, ‘прогрессъ’ этотъ былъ условнымъ и относительнымъ.
Справедливость требуетъ сказать, что наиболе серьезные эволюціонисты и сами говорятъ о дикости, лишь какъ о ‘гипотетическомъ’ первобытномъ состояніи, называютъ свою теорію развитія только ‘абстрактной формулой прогресса’ и не скрываютъ того, что, составивъ на основаніи ученія о развитіи предварительное, чисто апріорное понятіе о томъ, каковы должны быть свойства первобытныхъ идей и врованій, они переходятъ, затмъ, къ реализаціи ихъ въ своемъ воображеніи и къ ихъ распознанію въ дйствительности {Тайлоръ ‘Перв. культ.’ I, 19, Карцевъ ‘Основные вопросы философіи, исторіи’ II, 352. Спенсеръ ‘Основанія соціологіи’ 110 стр.}. ‘Установивъ эволюціонистическій принципъ, очевидно, можно писать исторію религіи и не зная исторіи. Опытъ подсказываетъ, что исторію религіи можно писать не зная и этнографіи. Эволюціонная теорія сама подсказываетъ каковъ должно быть генезисъ религіозныхъ врованій,остается только изъ первыхъ попавшихся книжекъ о дикаряхъ набрать примры, иллюстрирующіе теорію’ {С. С. Глаголевъ ‘О происхож. рода челов.’ 41 стр.}. Историки религіи изъ школы эволюціонистовъ такъ, именно, и поступаютъ: они откровенно заявляютъ, что въ основаніе своего труда вмсто фактовъ кладутъ ‘предположеніе’ {Мензисъ ‘Исторія религіи’ 3 стр. СПБ. 1897.}. Но очевидно, что подобный пріемъ иметъ слишкомъ ничтожную научную цнность, чтобы ни сказать — вовсе никакой. И до тхъ поръ, пока позитивная наука не измнитъ своей основной, натуралистически-механической точки зрнія на религію, ея общіе и главные результаты будутъ неизбжно неудоволетворительны. ‘Религія, какъ и цивилизація вообще, можетъ принимать не одинъ прогрессивно-оптимистическій, но и прогрессивно-пессимистическій ходъ развитія,— грубая формы религіознаго поклоненія можетъ быть не первой ступенью религіознаго восхожденія, а двадцатой, или сотой ступенью религіознаго нисхожденія’ {John Ray ‘Contemporary Review’ 1380. перевод. Xp. Чтенія 1331. II. 41.}.
Подводя итоги всему, досел нами сказанному, мы неизбжно приходимъ къ тому заключенію, что господствующее въ современной наук представленіе о термин ‘первобытный’, при всей своей опредленности, далеко не точно: оно гораздо уже его дйствительнаго содержанія, такъ какъ обнимаетъ собой лишь состояніе ‘дикости’, которое, какъ-бы ни было древне, во всякомъ случа — не изначально. Основной базисъ эволюціонной теоріи, что дикарь и первобытный человкъ — одно и то-же, оказывается утвержденнымъ на песк, такъ какъ они не только не синонимы, но скорй, понятія противоположныя, и другъ друга исключающія. Въ виду этого, самое представленіе о ‘первобытной эпох’, какъ о состояніи дикости, и объ ея религіи, какъ наигрубйшей религіозной форм, съ полнымъ правомъ должно быть отнесено къ категоріи укоренившихся предразсудковъ, ровянющихъ высокое значеніе истинной науки, посему, точная наука, просвщенне и шире смотрящая на вещи, должна разъ навсегда отказаться отъ него.