Критические заметки, Розанов Василий Васильевич, Год: 1914

Время на прочтение: 5 минут(ы)

В.В. Розанов

Критические заметки

‘Вешние Воды. Научно-литературно-художественный студенческий журнал’. Год первый. Петроград, 1914. Выпуск октябрь — ноябрь.

Сотрудники — студенты и курсистки. ‘Чего это стоит?’ — может спросить скептически читатель. На это можно ответить: ‘А чего стоят Записки Дьяконовой (‘Дневник’ ее, за время прохождения петербургских Бестужевских курсов), — вышедшие уже 4-м изданием и составляющие одну из самых свежих русских книг конца XIX века?’ Указание на Дьяконову — все разрешает. ‘Студенческая литература’ или ‘студенческая письменность’ может быть глубоко интересной, наконец даже — значительной, если студенты и курсистки не будут повторять, подражать и вообще быть ‘не я’, а упорно и настойчиво ‘останутся собою‘. Тогда с волнением, с негодованием, а случится — и с затаенною любовью, на них оглянется и ‘большая зрелая литература’.
Студенты и курсистки — это наше ‘завтра’. Кому же это не интересно? Разумеется, — всем интересно. К сожалению, и студенты, и курсистки у нас ‘захватаны’ и отчасти ‘захвачены’, как плохо положенная и никому не принадлежащая вещь. Отношение к ним — чисто бездушное. В них не видят ‘я’, а ищут в них ‘своего’. ‘Мои мысли’, ‘мои убеждения’, ‘наша партия’, — насколько-то вы, молодые люди, все это ‘принимаете’? И если курсистки и студенты ‘принимают’ это чужое и отрекаются от своего ‘я’, — их тоже ‘принимают’, ‘усаживают’ в передних рядах литературного партера и поют — ‘славу’. Но, Боже мой, если они останутся ‘собою’ — их проклянут.
О ‘Вешних Водах’ за первый год их существования можно сказать, что они ничего пока интересного не выявили, но заявили решительное стремление быть ‘собою’, а не ‘чужою вещью’. Вот страница в октябрьско-ноябрьской книжке, ‘О современном писательстве’, которую можно читать как программу журнала. Статья написана в виде диалога:
‘ — Доказывать их убожество (современных писателей) не приходится… Но что всего удивительнее, так это наша публика, наша, с позволения сказать, — интеллигенция, которая является главным и единственным потребителем этого хлама… Народ, наш русский народ, тот несоизмеримо более чуток к правде, в широком смысле этого слова, — и одним взглядом своим чутко определяет, что перед его глазами — гниль или — здоровье. Я как-то пробовал давать простолюдинам читать книжки современных ‘писателей’, наиболее ярких и ‘цельных’. И что же? Книжки мне возвращались довольно быстро, дня через три-четыре. Возьмут, перелистают первые страницы, пройдутся метким словцом насчет замысловатого рисунка на обложке и отложат в сторону. — ‘Скучно’, — говорят. И это — не случайность, даже больше: подобное пренебрежительное отношение к современным корифеям пера наблюдается ныне и слоем повыше. В некоторых петроградских семьях, где, помню, раньше буквально упивались Лазаревскими, He-Буквами, Муйжелями, Ценскими, — ныне о них даже не вспоминают. Из архива извлекаются запыленные — Тургенев, Данилевский, Лесков, Достоевский. С горячим увлечением читают этих титанов мысли и слова, — читают и удивляются силе и красоте ‘Дыма’, ‘Накануне’, ‘Соборян’, ‘Черного года’, ‘Преступления и наказания’.
— Пятимся назад?
— Да, если хотите, пятимся назад. Но этот возврат к прошлому не зазорен, не роняет нас ни на йоту, не омрачает наш ‘образованный горизонт’ ни тенью ретроградства или ‘затхлого консерватизма’. Наоборот — данное, чрезвычайно характерное для нашего времени явление служит ярким и весьма красноречивым доказательством того, что мы — интеллигентная Россия (курс, статьи. — В.Р.), начинаем нравственно возрождаться, начинаем сбрасывать с себя так ловко когда-то накинутую на нас пеструю ветошь слепого преклонения перед всем безличным (мой курсив. — В.Р.). Канканирующему декадансу, истерическому космополитизму, архипошлейшему модернизму и прочим подсунутым нам со стороны антинациональным ‘измам’ пришел конец. Все это наносно, все это глубоко чуждо русской душе (мой курсив). И как ей, поистине многострадальной, ни прививали (мой курс.) самооплевание, кощунство, половую разнузданность, — как ей ни внушали, что она, во имя мировых принципов равенства и свободы, должна (курс, статьи) восхвалять политиканствующее бунтарство, должна проповедовать хулиганскую философию, как ей ни вдалбливали все эти новейшие продукты передовой цивилизации, как ни усиливались привить ей идеологию братоубийцы Каина, — увы, из этого не вышло ничего, почти ничего. Русская душа, широкая, стихийная и вольная, как мысль, — гордая, прекрасная и чистая, как любовь, — одним могучим взмахом своего мятущегося духа свела на нет крохоборов, оскопителей русского слова и мысли славянской… Почти — ничего, — ибо то, что ‘вышло’, ныне без следа утонуло, вместе с субботними слугами, в хаос косноязычия и половых проблем.
— Да, но идти вперед все-таки нужно!..
— И мы пойдем, — только пойдем уже не на помочах.
— Значит, мы, по-вашему, переживаем ‘писательский кризис’?..
— Пожалуй… Писатели с русской душою, писатели школы Тургенева, Лескова, Достоевского всегда жили, правда в незначительном количестве (курс, статьи), — но их побивали камнями, вокруг их имени сплетали прочные тенета лжи и предубеждения. С каждым днем силуэты их ныне все ярче и ярче вырисовываются на фоне выздоравливающей жизни наших дней. Лучи подлинно русской литературы уже озаряют горизонт, и недолго осталось до того момента, когда русская красота (курс, статьи), разливая вокруг себя гармонию правды и любви, вновь ослепительно засверкает и вновь до основания потрясет весь мир, наследницей которого она является… И жизнь будет проще, чище, — жизнь, поверьте, будет красивее!..
— Да, но… с тех пор, как умер ребби Меир, исчезли слагатели притчей, — сокрушенно вздохнет читатель, — с тех пор, как умер Бен-Азай, нет более прилежных…
— Что же делать, что же делать?! Вы все-таки посоветуйтесь с Левиным из ‘Речи’, — он, может быть, утешит вас в этом…’
Для студенчества — это совершенно новый тон слова и ход мыслей. Для общей же литературы хотя сказанное и не ново, — но сказано очень хорошо, полно и ярко. Что же, господа, — выгребайтесь!
Дружно гребите во имя Прекрасного
Против течения.
Вам должна помочь и общая литература, и целое русское общество, — заботою, вниманием. Издатели журнала — студент Вяч. Игнатович и курсистка А. Спасовская, адрес редакции — Петроград, 7-я Рождественская улица, д. 4, кв. 13, телефон 67-74. Эпиграфом к журналу поставлены слова Пушкина: ‘Дорогою свободной — иди, куда влечет тебя свободный ум’. Главная задача журнала — ‘отражать на своих страницах жизнь, думы и творчество русских студентов‘. Цена годовая 4 руб. Это — решительно интересно и — решительно может быть поддержано. Один совет: по переписке, бывавшей у меня с некоторыми студентами и курсистками, я определенно знаю, что там бродят мысли очень значительные и сказывающиеся местами с замечательною силою и огнем. На страницах ‘Вешних Вод’ я таких мыслей и слов не нашел. Отчего? Редакторы, явно, недостаточно деятельно ищут и зорко смотрят. Они не смотрят по затененным уголкам студенчества, где сидят молчаливые, не высказывающиеся в печати фигуры. ‘Писатель’ — не всякий, кто пишет, но и не всякий, кто молчит пока, — не писатель. Нужно кой-кого пробудить и вызвать к слову. Нужно широко развить при ‘Вешних Водах’ отдел писем в редакцию, — где под скромной формой ‘письма’ могли бы появиться целые статьи, исповеди, развития своего взгляда на вещи, на события, на лица. ‘Сложившееся’ или ‘зреющее убеждение’ — ценная вещь. Конечно, в студенчестве происходит уже теперь огромная работа, — и если бы ‘Вешние Воды’ выявили ее, это была бы ценная заслуга вообще в обществе, вообще в литературе. Ведь не без причины почему-то Достоевский выразителей своих основных идей, своих гениальных слов брал из студентов, из ‘подростков’. ‘Молодо’ не всегда значит ‘зелено’. Между студентами есть и ‘желторотые’, а из курсисток ‘желторотихи’. Пусть — поговорят. Все возрождается в эти важные дни, впереди всего — пусть возрождается молодежь, говорит — от себя, без ‘чужих слов’. Слов чужих и поддельных — не надо. Между прочим, в октябрьско-ноябрьском номере журнала отведено много места обзору студенческих манифестаций в последнем месяце, — народно-патриотического характера. Сами эти манифестации казались каким-то чудом на студенческом фоне, и не одну седую голову, вероятно, заставили произнести: ‘Ныне отпущаеши, Владыко, — раба Твоего с миром‘. Народность университетов — это величайшая тема времени. ‘Подай, Господи’, — скажем словами пев чих в литургии, или, пожалуй, по-военному: ‘Здорово, ребята!’
Впервые опубликовано: Новое Время. 1914. 18 нояб. No 13897.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека