Т. Черняева
Т. Черняева
Крестьянская автобиография Георгия Гребенщикова
Крестьянская автобиография Георгия Гребенщикова
Крестьянская автобиография Георгия Гребенщикова, Черняева Татьяна Георгиевна, Год: 2013
Время на прочтение: 11 минут(ы)
В русской литературе двух последних веков сложилась богатая традиция автобиографической прозы. Всем известны ее лучшие образцы — трилогия Льва Толстого о детстве, отрочестве и юности, ‘Семейная хроника’ и ‘Детские годы Багрова-внука’ С.Т. Аксакова, ‘Детство’, ‘В людях’, ‘Мои университеты’ М. Горького.
Не так давно в Россию вернулись замечательные автобиографические книги Ивана Сергеевича Шмелева (‘Лето Господне’), Бориса Константиновича Зайцева (тетралогия ‘Путешествие Глеба’), Михаила Андреевича Осоргина (‘Времена’) — писателей так называемого русского зарубежья, покинувших родину после Октябрьской революции. Образ детства как ‘счастливой, счастливой, невозвратимой поры’ человеческой жизни, утраченной навсегда, а вместе с ним и образ родины как навеки потерянного рая с пронзительной тоской предстали перед читателями в этих автобиографических повествованиях.
На этой ‘золотой полке’ до сих пор недостает истории совсем другого детства — ‘богатого невероятной нищетой’, — истории крестьянского мальчика Егорки, жившего более ста лет назад в Сибири, в селе Николаевский рудник, невдалеке от реки Убы и большого села Шемонаиха, в каких-нибудь сорока-пятидесяти верстах от синих, поросших лесом, и белых, покрытых снегом, Алтайских гор. История сибирского крестьянского детства была создана нашим земляком, писателем Георгием Дмитриевичем Гребенщиковым, в Америке, куда занесли его исторические катастрофы первых десятилетий XX века.
До сих пор и у нас, в Сибири, и во всей России мало у кого встрепенется сердце от радости при имени этого писателя. Он прочно забыт, похоронен в газетных подшивках столетней давности, в архивных документах, в музейных запасниках.
Г. Д. Гребенщиков (1883?-1964) родился, как уже было сказано, в селе Николаевский рудник Бийского уезда Томской губернии. В родословии Гребенщикова тесно переплелись ветви от разных корней. Его дед по матери, Елене Петровне Столяровой, происходил из казаков, пришедших в Сибирь с Дона. В роду отца, по преданиям, оставили след аборигены Алтая калмыки (так в те времена назывались алтайцы). ‘Калмыцкая’ кровь проявилась и в облике Георгия Дмитриевича. Когда он в марте 1909 года совершил паломничество в Ясную Поляну, ко Льву Толстому, то великий писатель земли русской запомнил не имя молодого посетителя, а необычный его этнический тип и кратко отметил в своем дневнике встречу с ‘интеллигентом-калмыком’. Дед его по отцу, Лука Спиридонович, прослужил более пятидесяти лет чиновником на рудниках Алтая, отец, Дмитрий Лукич, с девяти лет работал на шахте, а позднее, уже обзаведясь большой семьей, стал крестьянином.
Наверное, это смешение разных этнических и социальных стихий в телесном и духовном складе Егорки Гребенщикова и создало его самородный талант, а затем помогло выстоять в первых жизненных трудностях, когда в двенадцатилетнем возрасте он оторвался от своей родной семьи и начал самостоятельную жизнь в Семипалатинске. Г.Д. Гребенщикову не пришлось сдать экзамены за четырехлетний курс обыкновенной сельской школы, но он много учился у семипалатинских интеллигентов, которые помогли смышленому и работящему подростку освоить азы бытовой культуры, приучили к систематическому чтению хороших книг и поддержали его первые литературные опыты.
Поражают интенсивность труда и стремительность, с которыми Г.Д. Гребенщиков входил в журналистику и литературу. С февраля 1905 г. в ‘Семипалатинском листке’ появляются самые ранние его рассказы и публицистические статьи ‘О деревенской бабе’, ‘О мужике’, а в 1906 г. уже выходит первый скромный сборник ‘Отголоски сибирских окраин’. В апреле, июне и августе1908 г. его рассказы впервые печатаются в томской газете ‘Сибирская жизнь’, происходит знакомство с патриархом сибирской интеллигенции, известным ученым Г.Н. Потаниным, а уже с 14 декабря этого года Г.Д. Гребенщиков становится сотрудником, а вскоре и редактором газеты ‘Омское слово’. Созданная в конце 1907 — начале 1908 г. пьеса ‘Сын народа’, еще до официального разрешения к публикации, собирает зрителей на спектакли в Усть-Каменогорске, Семипалатинске, Омске, Томске и Барнауле, а в1910 г., по ходатайству всемогущего театрального деятеля Евтихия Карпова, она печатается в Петербурге.
В 1910 г. Г.Д. Гребенщиков по совету Г.Н. Потанина и по заданию томского Общества изучения Сибири отправляется в длительную экспедицию в родные места — в долину реки Убы, и его ‘литературно-географический очерк’ ‘Река Уба и убинскиелюди’ публикует солидный научный ‘Алтайский сборник’. В следующем, 1911 г., — новая экспедиция в долину реки Бухтармы, где, как и годом раньше, Г.Д. Гребенщиков занимается изучением уникальной культуры алтайских старообрядцев. Вскоре собранный материал, вместе с многочисленными фотоснимками, оформляется в ряд лекций под общим названием ‘Алтайская Русь’, с которыми энергичный молодой исследователь выступает в Иркутске, Томске, Барнауле и даже в Сибирском собрании Петербурга. Весной 1912 г. он становится редактором барнаульской газеты ‘Жизнь Алтая’.
И все эти годы идет неустанная творческая работа, один за другим печатаются его рассказы на страницах сибирских газет — иркутской ‘Сибири’, томской ‘Сибирской жизни’, барнаульских ‘Алтайской газеты’ и ‘Жизни Алтая’, в журнале ‘Сибирский студент’ (Томск), о нем начинают писать местные критики. Отдельные рассказы молодого сибирского прозаика уже в 1911-1912 гг. попадают на страницы столичных журналов — ‘Сибирские вопросы’ и ‘Современник’, издававшийся под редакцией М. Горького. Наконец, усилия Г.Д. Гребенщикова увенчиваются всероссийским успехом: в Петербурге сначала в 1913, а затем в 1915 г. выходят два полновесных сборника прозы — ‘В просторах Сибири’. Теперь уже столичные рецензенты торопятся оповестить читателей ‘толстых’ журналов о появлении ‘молодого, свежего и бодрого дарования’, отмечают ‘благородство тона и серьезность отношения автора к своим темам’, ‘чудесный и искренний лиризм’ и предсказывают Г.Д. Гребенщикову ‘будущность подлинного, здорового и характерного художника’.
Новые сборники, ‘Змей Горыныч’ (1916) и ‘Степь да небо’ (1917) выходят уже в разгар войны. В феврале 1916 г. неутомимый сибиряк отправляется на ‘театр военных действий’ сначала старшим санитаром, а затем начальником ‘1-го Сибирского передового санитарно-транспортного отряда (имени служащих Томской железной дороги)’, одновременно являясь корреспондентом центральных газет — ‘День’ и ‘Русские ведомости’. С февраля 1916 г. по август 1917 г. ‘Русские ведомости’ опубликовали более двадцати его материалов, в том числе цикл корреспонденций ‘Из страничек военного быта’.
‘Гражданские бури и тревоги’ последних лет мировой войны и первых лет революции обрывают так славно начавшуюся творческую биографию Г.Д. Гребенщикова. Именно они не позволили ему напечатать в России уже готовый первый том его эпопеи ‘Чураевы’.
Трагический круговорот событий увлекает Г.Д. Гребенщикова из Киева в Крым, а затем, через Константинополь, в Европу. В эмигрантских изданиях Берлина и Парижа выходит его первое собрание сочинений, он активно работает над новыми произведениями — советский критик Д. Горбов имел полное право в 1928 г., когда еще можно было писать о деятелях культуры, покинувших родину, назвать Г.Д. Гребенщикова писателем, ‘выдвинувшимся в эмиграции’.
Встреча с Н. К. Рерихом в 1923 г. в Париже, сближение с кругом его последователей, интерес к созидательным идеям выдающегося мыслителя и художника способствовали отъезду Г.Д. Гребенщикова в апреле 1924 г. в Америку. Первый год в Новом свете он живет в Нью-Йорке, а затем покупает небольшой участок земли в штате Коннектикут, в поселении русских эмигрантов. Здесь разворачивается столь же активная, как и прежде в Сибири, творческая деятельность Г.Д. Гребенщикова: он участвует во многих эмигрантских изданиях, выходивших как в Америке, так и в разных городах Европы, печатает в издательстве ‘Алатас’ свои книги и произведения русских эмигрантов, разрабатывает план создания русского культурного центра, который впоследствии получает название Чураевка — по аналогии с заповедным селением в горах Алтая, где начинается действие его романа-эпопеи ‘Чураевы’.
Живя в Америке, Г.Д. Гребенщиков постоянно помнит о Сибири, он возвращается к ней в своих книгах — в ‘Чураевых’, в ‘Былине о Микуле Буяновиче’, в воспоминаниях. Здесь в основном идет и работа над автобиографической повестью ‘Егоркина жизнь’. ‘Книги имеют свои судьбы’, — гласит латинская пословица. Книге ‘Егоркина жизнь’ досталась трудная судьба. О ней следует рассказать по порядку.
В ранний, сибирский период творчества впечатления детства и отрочества, яркие, свежие краски сибирской природы, незабываемые песни матери сохранялись во впечатлительной памяти молодого писателя, лишь изредка выплескиваясь в рассказах.
Рассказ ‘Грешник’ отметила в своей большой, содержательной статье о Г.Д. Гребенщикове сибирский критик Евлалия Ватман. Она выделила тему ‘первой детской и полудетской любви’ в нескольких его рассказах и справедливо утверждала: ‘Наивная и светлая пора детства влечет г. Гребенщикова, он с такой же лаской и интересом вглядывается в него, как вспоминает и свое собственное детство, свою юность’. В повести ‘Егоркина жизнь’ этот рассказ стал — в переработанном виде — тринадцатой главой, ‘Егоркин грех’, а мальчик Гришутка из раннего рассказа получил свое ‘настоящее’ имя — Егорка.
Герой рассказа ‘Белые поля’ (сборник ‘Змей Горыныч’) — тяжело раненный солдат Савелий Тихонов — на госпитальной койке в полубреду-полусне вспоминает эпизод из детства: ‘…Было веселое, зеленое и солнечное утро, над черною пахотою струился пар свежей земли, а на меже кивали синими головками ветреницы. Вверху над головою трепыхались заморские птахи — жаворонки и непрерывно лепетали:
К самому небушку вознесу-усь,
За бороду Боженьке уцеплю-усь,
Спит Бог, спит Бог…
А я его разбужу-у
И все Ему расскажу…
У соломенного балагана Савелий увидел под брюхом Буланухи черненькую хорошенькую, с кучерявым хвостиком жеребушку’.
Здесь многие детали напоминают картину раннего утра и рождение Карчика во второй главе повести ‘Егоркина жизнь’ — ‘Отец берет Егорку на пашню’.
Однако замысел автобиографической повести сложился у Г.Д. Гребенщикова уже за границей. Повесть создавалась многие годы. Возможно, одним из ранних ее набросков явился небольшой рассказ ‘Из детских лет’, в котором описана поездка двух крестьянских мальчиков, братьев, в жестокую стужу в лес за дровами. Имена детей не совпадают с именами героев ‘Егоркиной жизни’, но возраст братьев — старшему тринадцать, а младшему девять лет, и поведение старшего, который все время покрикивает на младшего, недовольный его неумелостью, — говорят о том, что фрагмент этот мог стать частью будущей повести о жизни Егорки. Рассказ этот был опубликован в первом томе собрания сочинений Г.Д. Гребенщикова, вышедшем в свет в Париже, в издательстве Я. Поволоцкого, в 1922 г.
Немного позднее, уже в Америке, Г.Д. Гребенщиковым были написаны два фрагмента, вошедшие впоследствии в ‘Егоркину жизнь’. Они были напечатаны в 1925 г. в журнале ‘Зарница’ (Нью-Йорк): ‘Из моей жизни: странички автобиографии’ (No 1) и ‘Первое путешествие в горы Алтая’ (No 11). Первый из названных фрагментов соотносится с началом Послесловия, где речь идет о дедушке Луке Спиридоновиче, а второй — с главой XIV ‘В лесах и на горах’. Еще позднее, в 1953 г., в журнале ‘Жар-Птица’ (Сан-Франциско) появились небольшие отрывки из главы XIII, ‘Егоркин грех’ (No 4, Апрель), и из главы V ‘Страда’ (No 10, Октябрь). Последняя публикация имела подзаголовок: ‘Глава из неизданной книги ‘Егоркина жизнь’. Скорее всего, к этому времени работа над повестью подходила к концу.
Историю публикации повести помогают восстановить письма жены писателя, Татьяны Денисовны Гребенщиковой, известному исследователю сибирской литературы Н.Н. Яновскому.
В письме от 26 мая 1962 г. Татьяна Денисовна сообщает: ‘Сейчас я просматриваю корректуру последней книги, написанной Георгием Дмитриевичем, ‘Егоркина Жизнь’, которую он называл своей ‘лебединой песней’. Это его детство и отрочество. Книга эта была начата набираться на линотипе до болезни Георгия Дмитриевича. Пять лет тому назад работа была приостановлена из-за внезапной болезни Георгия Дмитриевича. И вот только теперь я вновь взялась за эту книгу. Пока что хочу привести в порядок то, что набрано. Издателей (русских) здесь нет’.
Позднее, в письмах от 25 июля и от 25 сентября 1962 г. Т.Д. Гребенщикова говорит об уже имеющемся у нее одном экземпляре книги и надеется получить из типографии, находящейся в Чураевке (Саутбери, штат Коннектикут) еще несколько оттисков. Но к тому времени в типографии уже не было сотрудников, способных продолжить набор текста, и поэтому все надежды на издание хотя бы нескольких экземпляров ‘Егоркиной жизни’ Т.Д. Гребенщикова возлагает на свою поездку из Флориды (здесь c 1940 по1955 г. Георгий Дмитриевич преподавал русскую литературу и историю, а также литературное творчество во Флоридском Южном колледже) в Чураевку летом 1963 г.
Эта поездка стала настоящим подвигом Татьяны Денисовны, так как сама она уже несколько лет являлась инвалидом, передвигалась по дому только в коляске, а Георгий Дмитриевич был совершенно беспомощен, лишен речи и памяти. А ехать нужно было 1300 миль.
Последнее письмо, в котором сообщается о ‘Егоркиной жизни’, от 26 июня 1963 г., послано уже из Чураевки. Татьяна Денисовна с горечью признает, что не в силах закончить набор последних 100 страниц, хотя набрано уже около 300 страниц, и обещает прислать, после корректурной правки, оттиск того, что уже было набрано, ‘без последних четырех глав’. Она надеется также выслать Н.Н. Яновскому рукопись книги: ‘Если найду лишний экземпляр рукописи, то пришлю и последние главы’.
К сожалению, ‘Егоркина жизнь’ была закончена печатанием уже после ее смерти: Татьяна Денисовна пережила Георгия Дмитриевича на несколько месяцев.
Первое издание автобиографической повести Г.Д. Гребенщикова вышло в свет в сентябре 1966 г. в издательстве ‘Славянская типография’ (бывшей типографии Г.Д. Гребенщикова). Оно сопровождалось следующим предисловием:
‘Георгий Дмитриевич Гребенщиков скончался 11 января 1964 года. Эта книга — его последнее произведение, законченное незадолго до постигшей его тяжелой болезни. Его желание увидеть выход ее в свет в полном и окончательно обработанном виде так и осталось не исполненным при его жизни. В разное время были напечатаны в разных периодических изданиях только отдельные главы, и это посмертное издание — первое издание ‘Егоркиной Жизни’ как цельной повести.
В этой книге Георгий Дмитриевич описал ранние годы своей жизни, когда он был никому неизвестным деревенским мальчиком Егоркой. Описываемые события и даже имена не вымышлены, а взяты из действительной жизни. И хотя Егорка участвует во всех этих событиях, не он является главным действующим лицом повести. Его жизнь — скорее только предлог для описания жизни тех людей, среди которых он вырос. О них, собственно, и написана эта книга, и поэтому все повествование ведется в третьем лице. Жизнь эта описана такой, какой автор ее знал, беззлобно и беспристрастно, без желания кого-то очернить, а кого-то обелить, что не так часто встречается в автобиографиях и воспоминаниях. Описаны не только светлые, но и теневые стороны этой жизни, но безо всякого осуждения — не свысока и не со стороны, а тем способом, которым, кажется, только и можно верно писать о своих и ближних: снизу вверх, через детские глаза, чуждые всякого предвзятого осуждения. Не случайно то, что эта книга написана в конце жизни автора. Очевидно, понадобился опыт всей его трудной и богатой впечатлениями жизни, чтобы вполне понять то, чего ‘не поймет и не оценит гордый взор иноплеменный’. В этом несомненное достоинство книги. Выпуская ее в свет, будем надеяться, что, наряду с другими книгами, описывающими русскую жизнь по впечатлениям детства, она послужит лучшему пониманию русской жизни в ее целом, маленькой, но неповторимой и неотъемлемой крупинкой которой была Егоркина жизнь’.
В 1982 г. Н. Н. Яновский, благодаря присланным Т.Д. Гребенщиковой материалам, подготовил и опубликовал в Иркутске, в Восточно-Сибирском издательстве, том избранных произведений Г.Д. Гребенщикова, в который вошла и глава ‘В лесах и на горах’ из ‘Егоркиной жизни’. А двумя годами позднее, в конце 1984 г., он добился публикации фрагментов повести в журнале ‘Сибирские огни’2. В те времена требовалось особое упорство, для того чтобы открыть читателю творчество писателя-эмигранта (или даже ‘белоэмигранта’). Поэтому Н. Н. Яновский тщательно отбирал рассказы и повести для иркутского издания, чтобы ‘причесать’ неудобного для тогдашней строгой цензуры (всемогущего ЛИТО) автора. Все-таки две лучшие повести сибирского периода творчества Г.Д. Гребенщикова были опубликованы в этом издании — ‘В полях’ и ‘Ханство Батырбека’, как и первая книга романа-эпопеи ‘Чураевы’, ‘Братья’.
Худшая участь ожидала ‘Егоркину жизнь’. Она предстала перед читателями в значительно сокращенном варианте. Об этом, кстати, Н.Н. Яновский предупреждал ‘проницательного читателя’: ‘Последнее произведение Г.Д. Гребенщикова, повесть ‘Егоркина жизнь’, издана за рубежом в объеме около 20 печатных листов’. Широкое, вольное, яркое повествование о детстве и отрочестве превратилось в цепь отрывочных, всего в несколько страничек журнального текста, фрагментов. Из двадцати трех глав повести удалось опубликовать только одиннадцать, причем сокращению подверглись — как идеологически вредные — прежде всего ‘крестьянские’ главы.
В журнальную публикацию вошли только пять глав (‘Что первое увидели глаза’, ‘Отец берет Егорку на пашню’, ‘Один из светлых дней’, ‘Страда’ и ‘Первая копейка’) из тринадцати, в которых изображена жизнь Егорки в селе Николаевский рудник. Однако Н.Н. Яновский сохранил восемь глав повести о жизни Егорки в Семипалатинске из десяти — ‘Кровь на снегу’ и ‘Первая любовь’. Тем самым весь смысл повести изменился: из ‘крестьянской’ она превратилась в ‘городскую’, стала одним из вариантов повести М. Горького ‘В людях’.
Но не стоит порицать Н. Н. Яновского за этот невольный ‘подлог’: он сделал все что мог, и, может быть, именно сближение с идеологически выдержанной художественной автобиографией великого пролетарского писателя Максима Горького помогло ему опубликовать самое задушевное произведение Г. Д. Гребенщикова.
В примечании к публикации повести в 1984 г. Н.Н. Яновский с осторожным оптимизмом писал: ‘Егоркина жизнь’ ждет своего переиздания в нашей стране’. Однако прошло еще двадцать лет, до неузнаваемости изменилась страна, прежде чем повесть о сибирском деревенском детстве все-таки пришла к своему читателю.
Повесть Г. Д. Гребенщикова — подлинно крестьянская автобиография, прежде всего потому, что главные персонажи ее семья Митрия и Елены крестьянского происхождения, а рядом с ними — такое богатство человеческих типов: звонарь Матичка Плохорукий, незлобивый сельский дурачок Анемподист, богатырь Михайла Вялков, азартный и умелый в любой работе Алеха Кучерявый…
В книге с любовью и тщательностью рассказано о мельчайших подробностях быта и трудовой деятельности, о праздниках и детских играх сибирской деревни более ста лет назад. Это настоящая энциклопедия жизни сибирского крестьянина: из нее можно узнать, как метали сено в стог, как готовили сусло, как по-старинному праздновали свадьбу, встречали в воскресные дни стадо с пастбища, какие песни пели, как говорили и что думали о своей жизни простые люди…
Автор повести постарался разъяснить значение многих слов, понятий, обычаев — то в сносках, то в скобках, — словно догадывался, что читать ее будут те, кто не знает таких простых и понятных каждому крестьянскому подростку, жившему на рубеже XIX-XX вв., слов, как поветь, шеркунцы, стригунок, загнёта…
Но ведь повесть эта — не о быте деревенском, а о том, какое ‘это необъятное, непревзойденное искусство: жить деревней, целой волостью, уездом, всей губернией! Всей массою народной!’ О забытом нами народном укладе жизни, том самом, о котором мы читали когда-то у Льва Толстого в романе ‘Анна Каренина’ — ‘жить по правде, по-божьи’, не завидуя богатству, не стремясь урвать для себя кусок послаще, не запинаясь о чужое добро. Г.Д. Гребенщиков рассказывает нам об этом по-своему: то шутливо, то грустно, то напористо-взволнованно, порой срываясь в риторику, — не так, как образованные господа умеют рассказывать.
Автор понимает, что показать истинный облик народа, не сочиненный, не идеализированный, — задача невероятной трудности. ‘И как увидеть лицо это, многоликое, многосложное? На пашне? На полях, с самой весны, оно только мужицкое, в поту и в думе над загадками земли: уродит ли? Или град погубит пашню, сломает зрелый колос, пожрет степной пожар? В церкви? Но здесь оно одинаково покорно воле Божией, обращенное покаянным духом внутрь себя. На свадьбе оно полупьяное, на похоронах печальное: ‘Все там будем’. В гостях у чужих людей оно, как у всех людей, даже из высшего круга, в маске дружбы и лестной похвалы гостеприимству. Перед редко появляющимся в деревне строгим начальством — оно плоское и глупое: ‘Знать ничего не знаю’. ‘Мы люди темные’. Какое у народа сердце, какова душа его? Не всякий даже искренне кающийся раскроет душу и сердце. Никто, нигде не разглядел во всем величии народа от земли. Никто не разгадал’, — так пишет Г.Д. Гребенщиков в главе шестой, ‘Дары земли’.
Эта забота автора ‘Егоркиной жизни’ — рассказать правду о народной жизни иначе, чем ‘кое-какие господишки из города’, кажется теперь несколько запоздалой. Давно уже нет в России тех, настоящих, господ из потомственных дворян, из образованных интеллигентов. Но ведь не было до Г.Д. Гребенщикова столь яркого, самобытного, талантливого писателя из самых низов народных — вот он и стремится сказать свое слово о крестьянской жизни, пусть и поздно, но дополнить необъятное полотно русской литературы еще одним самобытным узором.
Его повесть ‘Егоркина жизнь’ должна занять свое достойное место на ‘золотой полке’ лучших русских книг о детстве и отрочестве — без нее крестьянский мир в литературе неполный.