Крещенская ночь, Шекспир Вильям, Год: 1600

Время на прочтение: 64 минут(ы)

ДРАМАТИЧЕСКЯ СОЧИНЕНЯ
ШЕКСПИРА.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛЙСКАГО
Н. КЕТЧЕРА,
по, найденному Пэнъ Колльеромъ, старому экземпляру in folio 1632 года.

ЧАСТЬ 7.

КРЕЩЕНСКАЯ НОЧЬ.
ГАМЛЕТЪ.
ТЩЕТНЫЙ ТРУДЪ ЛЮБВИ.
МРА ЗА МРУ.

Изданіе К. Солдатенкова.

ЦНА КАЖДОЙ ЧАСТИ 1 P. СЕР.

МОСКВА.
Типографія Грачева и Комп., у Пречистенскихъ вор., д. Шиловой.
1873.

КРЕЩЕНСКАЯ НОЧЬ,
ИЛИ
ЧТО ХОТИТЕ.

ДЙСТВУЮЩЕ.

Орсино, герцогъ Иллиріи.
Себастіанъ, молодой дворянинъ, братъ Віолы.
Антоніо, капитанъ корабля, другъ Себастіана.
Капитанъ корабля, другъ Віолы.
Валентинъ, Гуріо дворяне изъ свиты герцога.
Сэръ Тоби Бэльчъ, дядя Оливіи.
Сэръ Андрю Эгъ-чикъ.
Мальволіо, управитель Оливіи.
Фабіанъ, Кловнъ, служители Оливіи.
Оливія, богатая графиня.
Віола, влюбленная въ герцога.
Марія, горничная Оливіи.

Дворяне, Священники, Матросы, Офицеры, Музыканты и другіе прислужники.

Мсто дйствія: городъ въ Иллиріи и близкій къ нему морской берегъ.

ДЙСТВЕ I.

СЦЕНА 1.

Комната во дворц Герцога.

Входятъ Герцогъ, Куріо и Свита.

(За сценой музыка.)

ГЕР. Если музыка — пища любви, пусть продолжаютъ, пусть пресыщаютъ меня ею, пресыщеніе обезсилитъ, можетъ быть, умертвитъ страсть мою.— Повторите послдніе такты, такъ сладостно замершіе. Они коснулись моего слуха, какъ благодатный югъ, вющій надъ грядой фіалокъ, унося и разнося ароматъ ихъ.— Довольно, будетъ! (Музыка перестаетъ.) Они не такъ уже обаятельны какъ были прежде. О, любовь, какъ жива и неугомонна ты! какъ море поглощаешь ты въ себя все, и все, какъ бы ни было оно прекрасно и дорого, черезъ минуту теряетъ уже въ теб цну свою! Ты такъ причудлива, что тебя только и можно назвать настоящей привередницей.
КУР. Не займетесь ли, ваше высочество, охотой?
ГЕР. За чмъ же, Куріо?
КУР. За оленемъ, напримръ.
ГЕР. Занятъ ужь, и за благороднйшимъ изъ нихъ. Когда я впервые увидалъ Оливію — хоть и казалось что она очистила воздухъ отъ всякой заразы — я въ туже минуту обратился въ оленя {Намекъ на Актеона.}, и съ тхъ поръ мои помыслы о ней преслдуютъ меня постоянно, какъ злыя, жестокія собаки.

Входитъ Валентинъ.

Ну что? что она сказала?
ВАЛ. Я не былъ, ваше высочество, допущенъ къ ней, могу передать только такой отвтъ ея горничной: и само небо, пока не обогрется седмицей лтъ, не узритъ лица ея открытымъ, какъ монахиня будетъ она постоянно ходить подъ покрываломъ, ежедневно орошая комнату разъдающимъ глаза разсоломъ, и все это для того, чтобы упрочить, сохранить мертвую любовь брата свжей въ грустномъ своемъ воспоминаніи.
ГЕР. О, если сердце ея такъ нжно, что можетъ платить такую дань любви даже брату, какъ же будетъ она любить, когда могучая, золотая стрла убьетъ вс другія, живущія въ ней привязанности! когда печень, мозгъ и сердце {Печень, мозгъ и сердце почитались источниками страстей, разума и чувствъ.}, эти три престола — дивныя ея совершенства — займутся однимъ полновластнымъ царемъ!— Идемъ въ среду цвтовъ, привольно такъ мечтамъ любви подъ снію листвы. (Уходятъ.)

СЦЕНА 2.

Морской берегъ.

Входятъ Віола, Капитанъ корабля и Матросы.

ВОЛ. Какая это земля, друзья мои?
КАП. Иллирія.
ВОЛ. Что же длать мн въ Иллиріи? Мой братъ въ Элизі. Но, можетъ быть, онъ и не утонулъ.— Какъ вы думаете?
КАП. Вдь вы спаслись же.
ВОЛ. О, бдный братъ мой! но, можетъ, и онъ спасся.
КАП. Весьма возможно, и чтобъ еще боле утшить васъ такой возможностью, скажу вамъ, что за тмъ какъ нашъ корабль разбился, когда вы и немногіе изъ спасшихся съ вами ухватились за края уносившейся лодки, я видлъ что вашъ братъ, не теряясь въ бд, наученный мужествомъ и надеждой, привязалъ себя къ большой, плававшей по морю мачт, что, пока я могъ видть, я видлъ что, сидя на ней, какъ Аріонъ на спин дельфина, онъ все оставался въ ладахъ съ волнами.
ВОЛ. За такую всть, вотъ золото теб, мое собственное спасеніе, подаетъ мн надежду, сильно подкрпляемую твоимъ разсказомъ, что и онъ спасся. Ты знаешь страну эту?
КАП. Какъ нельзя лучше, я родился и выросъ въ какихъ нибудь трехъ миляхъ отсюда.
ВОЛ. Кто же управляетъ ею?
КАП. Благороднйшій и по душ и по рожденью герцогъ.
ВОЛ. А имя его?
КАП. Орсино.
ВОЛ. Орсино! Я слыхала о немъ отъ отца. Тогда онъ былъ холостъ еще.
КАП. Таковъ и теперь, или былъ въ недавнемъ еще времени, потому что только съ мсяцъ какъ я ухалъ отсюда, ходили тогда, впрочемъ, слухи — вы вдь знаете какъ любитъ простонародье поболтать о знати,— что ищетъ онъ любви прекрасной Оливіи.
ВОЛ. Кто же она?
КАП. Предобродтельная двушка, дочь графа, умершаго какіе нибудь двнадцать мсяцевъ назадъ, поручивъ ее покровительству сына, ея брата, который также вскор умеръ. Изъ любви, говорятъ, къ этому брату, она отреклась отъ всякаго сообщества съ мущинами.
ВОЛ. Ахъ, еслибъ я могла поступить къ ней въ услуженіе, скрывъ, до поры до времени, настоящее мое званіе.
КАП. Трудно добиться этого, потому что она не принимаетъ никакихъ предложеній, ни даже предложеній самого Герцога.
ВОЛ. Послушай, Капитанъ, лице у тебя такое доброе, и — хотя прекрасная наружность часто скрываетъ дурное,— мн врится, что твоя душа вполн соотвтствуетъ твоей прекрасной вншности. Прошу тебя, и я щедро заплачу теб, скрой что я такое и помоги переодться такъ, какъ потребуетъ мое намреніе. Я хочу служить Герцогу, ты представишь меня ему какъ евнуха, и не попадешь въ просакъ, потому что я умю пть, могу вести съ нимъ бесду разнообразнйшей музыкой, и онъ, наврное, останется доволенъ моей службой. Что же будетъ дальше — предоставимъ это времени, согласи только твое молчаніе съ моимъ желаніемъ.
КАП. Будьтежь его евнухомъ — я буду вашимъ нмымъ, заболтаетъ языкъ — пусть ослпнутъ глаза!
ВОЛ. Благодарю. Веди же меня. (Уходятъ.)

СЦЕНА 3.

Комната въ домъ Оливіи.

Входятъ Сэръ Тоби Бэльчъ и Марія.

С. ТОБ. Какой же чертъ надоумилъ племянницу принимать смерть брата такъ сильно къ сердцу? Горе, я знаю, злйшій врагъ жизни.
МАР. Какъ хотите, сэръ Тоби, а вамъ надо возвращаться домой пораньше, барышня, ваша племянница, сильно возмущается вашимъ полунощничаньемъ.
С. ТОБ. Пусть возмущается себ, пока противъ самой не возмутились.
МАР. Скромная порядочность была бы для васъ самымъ лучшимъ нарядомъ.
С. ТОБ. Лучшимъ? да лучше того, который на мн, не хочу я, это платье достаточно хорошо для питья и въ немъ, эти сапоги тоже, а нтъ — удавись они на собственныхъ ремняхъ своихъ.
МАР. Такіе кутежи, такое бражничанье погубитъ васъ, вчера еще барышня говорила объ этомъ и о какомъ-то дурн, котораго вы, какъ-то поздно вечеромъ, привели къ ней, какъ жениха.
С. ТОБ. Кого же это? Сэръ Андрю Эгъ-чика?
МАР. Его.
С. ТОБ. Да это первйшій лихачь во всей Иллиріи.
МАР. Чтожь изъ этого?
С. ТОБ. Иметъ три тысячи дукатовъ ежегоднаго дохода.
МАР. И всего этого дохода не хватитъ ему и на годъ, вдь онъ страшно глупъ и къ тому же мотъ.
С. ТОБ. Фи! какъ теб не стыдно говорить это! Онъ играетъ на віолончели, говоритъ на трехъ или четырехъ языкахъ слово въ слово безъ книги, обладаетъ всми прекрасными природными дарами —
МАР. Дурня, потому что, кром того что глупъ, и забіяка еще, и не имй онъ дара трусовъ умрять свой пылъ въ схваткахъ, давно уже былъ бы, но мннію людей разсудительныхъ, одаренъ и могилой.
С. ТОБ. Клянусь этой рукой, бездльники и завистники, кто такъ говоритъ о немъ. Кто они?
МАР. Да т же самые, которые говорятъ еще, что каждую ночь онъ напивается вмст съ вами до-пьяна.
С. ТОБ. Ну да, когда пьемъ здоровье племянницы. А ея здоровье я буду пить, пока глотка пропускаетъ, пока есть вино въ Иллиріи. И трусъ, забитый птухъ, кто не будетъ пить здоровье моей племянницы до тхъ поръ, пока голова его не закружится, какъ приходскій кубарь {Въ каждой деревн имлся въ т времена большой кубарь для того, чтобъ поселяне, занимаясь гонкою его, отвлекались отъ ссоръ и другихъ худшихъ увеселеній.}! Такъ-то, плутовка. Castiliano vulgo, смотри, вотъ и сэръ Андрю Эгъ-чикъ идетъ сюда.

Входите Сэгъ Андрю Эгъ-чикъ.

С. АНД. Сэръ Тоби Бэльчъ! Какъ поживаете, сэръ Тоби Бэльчъ?
С. ТОБ. Любезнйшій сэръ Андрю!
С. АНД. Привтъ и вамъ, прекрасная плутовка.
МАР. Того жь и вамъ, сэръ.
С. ТОБ. Задирай, задирай, сэръ Андрю.
С. АНД. Кто это?
С. ТОБ. Горничная племянницы.
С. АНД. Милйшая мистриссъ Задирай, позвольте покороче съ вами познакомиться.
МАР. Мое имя Мери, сэръ.
С. АНД. Прелестнйшая Мери Задирай —
С. ТОБ. Не то, не то, любезнйшій, задирай значитъ — наступай, напирай, осаждай ее.
С. АНД. Нтъ, въ такомъ обществ, клянусь, ни за что не ршусь я на это. Такъ вотъ что значитъ задирай?
МАР. Прощайте, господа.
С. ТОБ. Отпустишь ее такъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: An thou let part so… По Колльеру: An thou let her part so…}, сэръ Андрю — никогда не обнажать уже теб меча своего.
С. АНД. Отпущу васъ такъ, моя милая, никогда не обнажать уже мн меча моего. Не воображайте, прекрасная, что попали дураки вамъ въ руки.
МАР. Да вы, сэръ, не въ рукахъ у меня.
С. АНД. Такъ, но буду, вотъ, берите мою руку.
МАР. Желанья, сэръ, вдь въ нашей вол. Прошу подержите ее прежде хоть въ кадушк съ масломъ, чтобы поразмякла.
С. АНД. Для чего же, мое нещечько? что хотите вы сказать вашей метафорой?
МАР. Что слишкомъ ужь суха она {Влажность рукъ почиталась признакомъ щедрости и плодородія.}.
С. АНД. Еще бы, не такой же я оселъ, что не съумлъ бы держать руки сухими. Какая же это шутка?
МАР. Сухая, сэръ.
С. АНД. И вы преисполнены такими?
МАР. До конца пальцевъ. И потому покидаю вашу руку — безплодна я. (Уходитъ.)
С. ТОБ. Э, э, дружище, не хватило теб кубка канарійскаго. Когда же бывалъ ты такъ забитъ?
С. АНД. Полагаю, никогда, разв только, когда совсмъ сбивало съ ногъ канарійское. Временами я, кажется, дйствительно нисколько не остроумне всякаго христіанина, всякаго обыкновеннаго человка, слишкомъ ужь много мъ я мяса, и это, полагаю, вредитъ моему остроумію.
С. ТОБ. Безъ сомннья.
С. АНД. Знай я это — я отказался бы отъ него. ду завтра же домой, сэръ Тоби.
С. ТОБ. Pourquoy, мое сокровище?
С. АНД. Что же значитъ pourquoy? хать, или не хать? Какъ жалю я, что не употребилъ на языки времени, убитаго на фехтованье, пляски и медвжьи травли. О, еслибъ налегъ я на науки!
С. ТОБ. Отростилъ бы чудеснйшіе волосы.
С. АНД. Неужели поправилъ бы ихъ?
С. ТОБ. Непремнно, вдь отъ природы-то они не вьются у тебя.
С. АНД. Но вдь они и такъ идутъ ко мн, идутъ вдь?
С. ТОБ. Удивительно, висятъ, какъ ленъ на самопрялк, надюсь, что доживу еще до того, что какая нибудь кухарка возьметъ тебя промежь ногъ, да и давай прясть ихъ.
С. АНД. ду, право, завтра же ду домой, сэръ Тоби. Племянница твоя не хочетъ показываться, да еслибъ и показалась — четыре противъ одного — не захочетъ меня, вдь за ней ухаживаетъ самъ герцогъ.
С. ТОБ. Не захочетъ она герцога, не выйдетъ она за высшаго себя породой, лтами или разумомъ, я слышалъ какъ она клялась въ этомъ. Полно, есть еще надежда.
С. АНД. Такъ останусь еще на мсяцъ. Удивительнйшій я, право, человкъ, иногда вдь мн нравятся и балы и маскерады.
С. ТОБ. Какъ будто ты годишься для этихъ дтскихъ забавъ.
С. АНД. Не уступлю ни одному Иллирійцу, будь онъ тамъ кто хочетъ, не превышая только званіемъ, со старшими же равняться не намренъ.
С. ТОБ. Чмъ же отличишься ты хоть въ галльярд, напримръ?
С. АНД. Врь, съумю отхватить такой прыжокъ, что пальчики оближешь.
С. ТОБ. Если отхвачу къ нему ломоть баранины {Тутъ игра значеніями слова caper — прыжокъ въ танцахъ и каперсы.}.
С. АНД. Полагаю, что и въ отскокахъ такъ же силенъ, какъ любой Иллиріецъ. (Пляшетъ.)
С. ТОБ. Зачмъ же скрывать все это? зачмъ же держать вс эти таланты за завсой? иль боишься, что они запылятся, какъ портретъ мистриссъ Мэль {Мери Фрисъ — знаменитая, умершая въ 1584 г. развратница. Портреты и картины, для охраненія, снабжались занавсками.}? Зачмъ же не ходишь ты въ церковь галльярдой, не возвращаешься корантой? Я, на твоемъ мст, ходилъ бы только джигомъ, мочился бы сэнк-апасомъ {(Milliard, coranto, jig, sink-а-pacc (cinqtic pas) — названія тогдашнихъ танцевъ.}. Чистйшее это безуміе, таковъ разв свтъ, чтобъ прятать свои дарованія? Глядя на прекрасное устройство твоихъ ногъ, я всегда думалъ, что он сложились подъ созвздіемъ галльярды.
С. АНД. Он дйствительно крпки, и въ темныхъ чулкахъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: in a flame-colour’d stock… По Колльеру: in а dun-colour’d stock…} достаточно красивы. А не кутнуть ли намъ?
С. ТОБ. Чтожь намъ больше и длать? разв не подъ созвздіемъ Тельца родились мы?
С. АНД. Тельца? стало, боковъ, и сердца {Полагали прежде, что созвздія оказываютъ особенное вліяніе на различныя части тла.}?
С. ТОБ. Нтъ, сэръ, ногъ и поджилокъ. Валяй же прыжки свои. (Сэръ Андрю начинаетъ снова плясать.) Вонъ оно какъ! выше, выше!— отлично!

(Уходятъ.)

СЦЕНА 4.

Комната во дворц Герцога.

Входятъ Валентинъ и Віола въ мужскомъ плать.

ВАЛ. Продолжится это благорасположеніе Герцога къ вамъ, любезный Цезаріо, вы далеко уйдете, вы здсь только три дня, и ужь такъ близки къ нему.
ВОЛ. Говоря о продолженіи его расположенія, вы, стало быть, опасаетесь или его непостоянства, или моей нерачительности. Непостояненъ онъ въ своихъ привязанностяхъ?
ВАЛ. Нисколько.
ВОЛ. Благодарю. Вотъ онъ идетъ сюда.

Входятъ Герцогъ, Курю и Свита.

ГЕРЦ. Не знаетъ ли кто гд Цезаріо?
ВОЛ. Здсь, что прикажете, ваше высочество?
ГЕРЦ. Отойдите отъ насъ на минутку въ сторону.— Цезаріо, ты знаешь не меньше всего, я открылъ теб книгу сокровеннйшихъ тайнъ моего сердца, ступай же, милый юноша, къ ней, не слушай никакихъ отказовъ, стой у ея дверей, скажи что ноги твои приростутъ, что не отойдешь, пока не добьешься допуска.
ВОЛ. Но, благородный повелитель мой, если она такъ, какъ говорятъ, предана печали, она ни за что не приметъ меня.
ГЕРЦ. Шуми, забудь лучше вс приличія, чмъ возвращаться, ничего не добившись.
ВОЛ. Положимъ же что я добьюсь разговора съ ней — чтожь тогда?
ГЕРЦ. Тогда ты объяснишь ей какъ пламенно я люблю ее, изумишь разсказомъ какъ сильна страсть моя. Теб приличне передать ей какъ томлюсь я, лучше выслушаетъ она это изъ устъ твоей юности, чмъ отъ боле важнаго посредника.
ВОЛ. Не думаю, ваше высочество.
ГЕРЦ. Врь мн, мой милый, оклевещетъ счастливый твой возрастъ, кто назоветъ тебя мужемъ. И губы Діаны не такъ мягки и алы, какъ твои, твой нжный голосъ тонокъ и звученъ какъ голосокъ двушки, и все въ теб такъ женственно, ты какъ будто нарочно созданъ для этого порученія.— Четверо или пятеро изъ васъ, господа, отправятся съ нимъ, отправляйтесь и вс, если хотите, потому что чмъ меньше вокругъ меня, тмъ лучше мн.— Успешь — будешь такъ же счастливъ, какъ и твой повелитель, его счастіе будетъ и твоимъ.
ВОЛ. Употреблю все, чтобы склонить ее на любовь къ вамъ.— (Про себя) О, какъ трудно это {Въ прежнихъ изданіяхъ: Yet, a barful strife!… По Колліеру: Yet, о barful strife!…}! Кого бы ни склоняла — не подавить мн собственнаго желанья сдлаться его женой. (Уходятъ.)

СЦЕНА 5.

Комната въ домъ Оливіи.

Входятъ Марія и Кловнъ.

МАР. Нтъ, ты скажи гд ты былъ, безъ того ни на волосокъ не открою я рта для оправданія тебя, повситъ тебя графиня за твою отлучку.
КЛОВ. Пусть вшаетъ, хорошо въ этомъ мір повшенному никакія не страшны ужь знамена.
МАР. Это отчего?
КЛОВ. Оттого что никакихъ ужь не увидитъ.
МАР. Препостный отвтъ. Могу посл этого сказать теб откуда взялась эта поговорка о страх знаменъ.
КЛОВ. Откуда же, моя добрйшая?
МАР. Съ войнъ, и ты, по своей глупости, смло можешь говорить это.
КЛОВ. Хорошо, да надлитъ же Господь мудростью мудрыхъ и да дозволитъ дуракамъ пользоваться ихъ собственными дарованіями.
МАР. А тебя, за такую долгую отлучку, все-таки повсятъ, или, пожалуй, прогонятъ, а это разв для тебя не все тоже что повсятъ?
КЛОВ. Хорошая петля избавляетъ иногда отъ скверной женитьбы, касательно жь прогона — лто облегчитъ тягость его.
МАР. Такъ ты ршился ужь?
КЛОВ. Нтъ, нисколько, полагаюсь еще на два крючка —
МАР. Не выдержитъ одинъ — удержитъ другой, а не выдержатъ оба — штанишки твои свалятся {Нижнее платье прикрплялось въ то время металлическими крючкаии къ снабженной петельками куртк. Тутъ игра значеніями слова point — пунктъ, отношеніе и упомянутый крючокъ.}.
КЛОВ. Не дурно, ей-богу, не дурно! Ступай же своей дорогой, оставь только сэръ Тоби пьянство, ты была бы остроумнйшей изъ всхъ частичекъ Евиной плоти въ Иллиріи.
МАР. Молчи, негодяй, ни слова боле объ этомъ, графиня идетъ сюда, извинись передъ ней хорошенько — это всего будетъ лучше. (Уходите.)

Входятъ Оливія и Мальволіо.

КЛОВ. (Про себя). Не противно теб, остроуміе, надоумь меня на какое-нибудь ловкое дурачество! Вдь умники, воображающіе вполн обладать тобою, оказываются часто глупцами, почему же я, увренный что не богатъ тобою, не могу прослыть за умника, говоритъ же Киннапалусъ, что умный глупецъ лучше глупаго умника.— Да благословитъ васъ Господь, графиня!
ОЛИВ. Выведите дурь-то вонъ.
КЛОВ. Чтожь вы тамъ, не слышите? Выводите графиню.
ОЛИВ. Полно, сухой ты {Тутъ непереводимая игра значеніями слова dry — жаждущій, высохшій, выдохнувшійся.} дуракъ. Не нуженъ ты мн больше, кром того ты длаешься еще и развратенъ.
КЛОВ. Два недостатка, мадонна, поправимые питьемъ и добрымъ совтомъ, дайте сухому дураку выпить, и дуракъ не будетъ сухъ, побудите развратнаго исправиться — исправится онъ, онъ не будетъ ужь развратенъ, а не сможетъ — поручите исправленіе портному. Вдь все исправленное только заштопано: преступающаяся добродтель только заштопывается грхомъ, грхъ исправляющійся только заштопывается добродтелью. Годится этотъ простой выводъ — хорошо, не годится — чтожь тогда длать? Какъ истинный рогоносецъ только несчастье, такъ точно красота — цвтокъ.— Графиня приказываетъ вывести дурь, и потому, повторяю, выведите ее.
ОЛИВ. Я требовала чтобъ тебя вывели.
КЛОВ. Величайшая изъ ошибокъ!— Графиня, Cucullus non facit monachum {Клобукъ не длаетъ еще монахомъ.}, а это все равно что сказать: что пестрая дурацкая одежда не въ мозгу моемъ. Позвольте, добрая мадонна, доказать что дурите-то вы.
ОЛИВ. Будто ты можешь?
КЛОВ. Еще какъ, добрая мадонна.
ОЛИВ. Доказывай.
КЛОВ. Для этого я долженъ предложить вамъ нсколько вопросовъ, мадонна. Отвчайте же, прелестнйшая мышка добродтели —
ОЛИВ. Готова, за недостаткомъ другаго вздора, послушаемъ твои доказательства.
КЛОВ. О чемъ грустите вы, добрая мадонна?
ОЛИВ. О смерти моего брата, добрый дуракъ.
КЛОВ. Полагаю, душа его въ аду, мадонна.
ОЛИВ. Знаю, дуракъ, что на небесахъ она.
КЛОВ. Такъ тмъ еще дураковатй вы, мадонна, какъ же можно грустить о душ брата, когда на небесахъ она.— Удалитежь дурь-то, господа.
ОЛИВ. Какъ ты думаешь, Мальволіо? вдь исправляется?
ВАЛ. Исправляется и будетъ исправляться, пока не одолютъ муки смерти. Старчество, разрушающее мудраго, всегда улучшаетъ глупца.
КЛОВ. Да даруетъ же Господь вамъ, почтеннйшій, скорйшее старчество для увеличенія вашей глупости! Сэръ Тоби поклянется что я не лисица, и не подержитъ и двухъ пенсовъ за то что не дуракъ вы.
ОЛИВ. Что ты на это скажешь, Мальволіо?
ВАЛ. Удивляюсь, ваше сіятельство, какъ вы можете забавляться такимъ глупымъ бездльникомъ, вчера еще видлъ я какъ его забилъ самый обыкновенный дуракъ, у котораго мозгу столькожь, сколько и въ камн. Ну посмотрите, онъ совсмъ ужь и теперь растерялся, не разсмйтесь, не наведите его сами на какую-нибудь выходку — ему низачто не разжать рта. Я убжденъ, что умники, такъ восторгающіеся наемными этими дураками, нисколько не умнй дурацкаго жезла ихъ {Верхній конецъ жезла шутовъ всегда заканчивался головкой въ шутовскомъ колпак.}.
ОЛИВ. Ты боленъ самолюбіемъ, Мальволіо, судишь разстроеннымъ вкусомъ. Кто благороденъ, чистъ и непритязателенъ принимаетъ эти, кажущіяся теб пушечными ядрами выходки не боле какъ за маленькія стрлки, которыми бьютъ пташекъ. Постоянно насмхаясь, присяжный шутъ нисколько не ругатель еще, точно такъ же какъ и завдомо умный человкъ не насмшникъ, хотя постоянно и порицаетъ все.
КЛОВ. Да наградитъ васъ Меркурій даромъ прилыганья за вашъ добрый отзывъ о дуракахъ!

Входитъ Марія.

МАР. Графиня, тамъ у воротъ какой-то молодой человкъ добивается дозволенія поговорить съ вами.
ОЛИВ. Отъ герцога Орсино?
МАР. Не знаю, графиня, только очень ужь это красивый молодой человкъ, и съ приличной свитой.
ОЛИВ. Кто же задерживаетъ его тамъ?
МАР. Сэръ Тоби, вашъ дядюшка.
ОЛИВ. Отзови его, пожалуйста, поскорй, вдь онъ ничего кром вздора не скажетъ. (Марія уходитъ.) Поди, Мальволіо, если онъ отъ Герцога, скажи что я больна, что нтъ меня дома, что хочешь — чтобъ только отдлаться отъ него. (Мальволіо уходитъ.) Ну, любезный, видишь какъ ужь устарло шутовство твое и какъ оно многимъ не нравится?
КЛОВ. Вы заступились за насъ, мадонна, точно какъ будто первому вашему сыну суждено быть также шутомъ, да переполнитъ же Юпитеръ черепъ его мозгомъ, потому что вотъ идетъ одинъ изъ вашихъ родственниковъ, у котораго ріа mater {Мягкое оболочка мозга.} куда какъ плоховата.

Входитъ Сэръ Тоби Бэльчъ.

ОЛИВ. Боже, совсмъ почти пьянъ ужь.— Кто тамъ у во- ротъ, дядя?
С. ТОБ. Дворянинъ.
ОЛИВ. Дворянинъ? Какой же дворянинъ?
С. ТОБ. Дворянинъ — Провались они, шуты эти! Ну что, дуракъ?
КЛОВ. Любезнйшій сэръ Тоби —
ОЛИВ. Дядя, дядя, какъ же это такъ рано дошелъ ты почти что до безсознательности?
С. ТОБ. Сознательности! что мн сознательность {Тутъ непереводимая игра созвучіемъ словъ lethargy — летаргія и lechery — распутство.}. Онъ тамъ, у воротъ.
ОЛИВ. Хорошо, да кто же онъ?
С. ТОБ. Да будь онъ тамъ, если хочетъ, хоть самимъ чертомъ — мн все равно, сказано, и врьте. Да, все, все это одно. (Уходитъ.)
ОЛИВ. Скажи, дуракъ, чему уподобляется пьяный?
КЛОВ. Утопленику, дураку и безумному. Первый глотокъ черезъ край длаетъ его дуракомъ, второй — безумнымъ, а третій — утопляетъ.
ОЛИВ. Позовижь слдователя осмотрть моего любезнаго дядюшку, вдь онъ въ третьей ужь степени опьяненія — утопъ совсмъ, поди, посмотри за нимъ.
КЛОВ. Онъ, мадонна, пока только еще обезумлъ, и дуракъ присмотритъ за безумнымъ. (Уходите.)

Возвращается Мальволіо.

МАЛ. Графиня, молодой человкъ клянется что непремнно поговоритъ съ вами. Я сказалъ ему что вы нездоровы, а онъ давай уврять, что это извстно ему и что по тому именно онъ и пришелъ поговорить съ вами, говорю что вы спите, а онъ, какъ бы предувдомленный и объ этомъ, твердитъ себ, что потому-то и пришолъ поговорить съ вами. Что же прикажете еще сказать ему? онъ вооруженъ противъ всякаго отказа.
ОЛИВ. Скажи: не говорить ему со мной.
ВАЛ. Говорилъ и это, а онъ говоритъ что будетъ стоять у вашихъ дверей, какъ столбъ шерифа {Подл двери шерифа ставили столбъ для наклейки на него королевскихъ объявленій, а равно и для обозначенія мста жительства этого сановника.}, или какъ ножка скамьи {Въ прежнихъ изданіяхъ: апd be the supporter… По Колльеру: or be the supporter…}, пока не добьется разговора съ вами.
ОЛИВ. Какого же это рода человкъ?
ВАЛ. Да мужскаго.
ОЛИВ. Какого разбора?
ВАЛ. Самаго не разборчиваго, хочетъ, во что бы ни стало, говорить съ вами — хотите, или не хотите вы.
ОЛИВ. Какихъ лтъ и вида?
МАЛ. Недостаточно старъ для мужа, недостаточно и юнъ для мальчика,, то же что стручекъ до развитія въ немъ гороха, или яблоко передъ зрлостью, нчто остановившееся между мальчикомъ и мужемъ. Собою очень хорошъ, а говоритъ заносчиво, видно что матернее молоко не обсохло еще на губахъ его.
ОЛИВ. Пошли ко мн мою горничную и за тмъ введи его.
ВАЛ. (Уходя) Горничная, пожалуйте къ графин.

Входитъ Марія.

ОЛИВ. Дай покрывало, накинь его на лице мн. Выслушаемъ еще разъ посланіе Орсино.

Входитъ Віола.

ВОЛ. Кто изъ васъ благородная хозяйка дома?
ОЛИВ. Обращайтесь ко мн, я буду отвчать вамъ за нее. Что вамъ угодно?
ВОЛ. Красота лучезарная, совершеннйшая, несравненная, прошу, скажи — ты хозяйка дома? вдь я никогда не видалъ ее. Мн не хотлось бы промахнуться моей рчью, потому что, кром того что она отлично составлена, мн такъ было трудно заучить ее. Не издвайтесь надо мной, мои добрыя,— я необыкновенно чувствителенъ и къ самомалйшему проявленію дурнаго со мной обращенія.
ОЛИВ. Откуда вы?
ВОЛ. Весьма не многое могу я сказать сверхъ заученнаго, а итого вопроса нтъ въ моей роли. Скажите жь: вы хозяйка дома, чтобы я могъ приступить къ моей рчи.
ОЛИВ. Вы актеръ?
ВОЛ. Нтъ, таинственное мое сокровище, и все таки, клянусь самыми когтями хитрости, не то что представляю. Вы хозяйка дома?
ОЛИВ. Не обездоливаю самое себя — я.
ВОЛ. Если вы она — непремнно обездоливаете, потому что изъ всего вашего что хотите подарить, ничего для себя сохранить не можете. Но это не входитъ въ мое порученіе. Приступлю къ похвальной вамъ рчи, а за тмъ и къ самой сущности моего посольства.
ОЛИВ. Передайте только главное, а отъ восхваленій я избавляю васъ.
ВОЛ. Но я такъ трудился заучить ее, и такъ она полна поэзіи.
ОЛИВ. Вполн, стало, выдумана, прошу поберечь ее для себя. Я слышала, что у дверей моихъ вы вели себя необыкновенно дерзко, и я дозволила впустить васъ, чтобъ только подивиться вамъ, нисколько не для того чтобъ слушать. Не сумасшедшій вы — удалитесь, есть въ васъ разсудокъ — будьте кратки, не въ томъ я расположеніи, чтобъ длить такой вздорный разговоръ.
МАР. Поднимайте паруса, синьоръ. Вамъ путь сюда.
ВОЛ. Нтъ, любезнйшій юнга, поношусь еще немного здсь.— Укротите какъ-нибудь вашего великана {Намекъ на сердитыхъ великановъ, охранявшихъ героинь древнихъ романовъ, и вмст съ тмъ насмшка надъ малымъ ростомъ Маріи.}, прекрасная синьора.
ОЛИВ. Говорите что вамъ надо.
ВОЛ. Не мн — я только посланный.
ОЛИВ. Врно имете передать что-нибудь очень ужь ужасное, если такъ боязливо приступаете. Исполняйте ваше порученіе.
ВОЛ. Оно предназначено только для вашего слуха. Не съ объявленіемъ войны, не съ требованіемъ подданства, а съ оливой въ рук и съ словомъ такъ же полнымъ мира, какъ и самое дло, пришелъ я.
ОЛИВ. Начали довольно однакожь бурно. Кто вы, и что вамъ надо.
ВОЛ. Буря была вызвана пріемомъ. Кто я и что мн надо — таинственно, какъ двственность: переданное вашимъ ушамъ — святыня, всякимъ же другимъ — поруганіе.
ОЛИВ. (Марі) Оставь насъ, послушаемъ эту святыню. (Марія уходитъ.) Ну, синьоръ, что же гласитъ текстъ вашъ?
ВОЛ. Прелестнйшая синьора —
ОЛИВ. Утшительное ученіе, о которомъ многое можно было бы сказать. Гд же находится текстъ вашъ?
ВОЛ. Въ груди Орсино.
ОЛИВ. Въ его груди? Въ какомъ же отдл его груди?
ВОЛ. Говоря точне, въ первомъ его сердца.
ОЛИВ. Ну этотъ я прочла ужь, чистйшая онъ ересь. Не имете ничего больше сказать?
ВОЛ. Позвольте, добрйшая синьора, взглянуть на лице ваше.
ОЛИВ. Поручено вамъ вести переговоры съ моимъ ищемъ? Вы совсмъ отбились отъ вашего текста, но мы отдернемъ завсу и покажемъ вамъ картину. (Отстраняя покрывало) Смотрите, такова я точно въ это самое мгновенье {Въ прежнихъ изданіяхъ: such а one I was this present… По Колльеру: such а one I am at this present…}. Хорошо написана?
ВОЛ. Превосходно, если писана однимъ только Богомъ.
ОЛИВ. Краски вс настоящія, выдержатъ и втеръ и всякую непогоду.
ВОЛ. Да, несомннна красота, когда блилы и карминъ наложены нжной и искуссной рукой самой природы. Графиня, вы жесточайшая изъ всхъ живущихъ женщинъ, если задумали передать вс эти прелести могил, не оставивъ міру списка съ нихъ.
ОЛИВ. О, нтъ, синьоръ, не буду я такъ жестокосердна, я составлю нсколько имъ описей и приложу къ завщанію, перечислю въ нихъ вс — каждую частичку, такъ напримръ: item, пара достаточно алыхъ губокъ, item, пара срыхъ глазъ съ принадлежащими къ нимъ вками, item, одна шея, одинъ подбородокъ и такъ дале.— Присланы вы оцнивать меня?
ВОЛ. Вижу что вы такое: вы страшно горды, но будь вы самъ дьяволъ — вы прекрасны. Мой господинъ и повелитель любитъ васъ. О, такую любовь вамъ слдовало бы вознаградить, хотябъ и были провозглашены высочайшимъ совершенствомъ красоты.
ОЛИВ. Какъ же любитъ онъ меня?
ВОЛ. До обожанія, проливая токи слезъ, гремя стонами, пламенными вздохами.
ОЛИВ. Вашему повелителю извстно мое расположеніе. Не могу я любить его. Полагаю что онъ добродтеленъ, знаю что благороденъ, богатъ, въ пор цвтущей и безупречной молодости, пользуется общимъ уваженіемъ, щедръ, уменъ и храбръ, прекрасно сложенъ и одаренъ природой,— и все-таки не могу любить его. Онъ давно могъ бы отгадать отвтъ мой.
ВОЛ. Еслибъ я любилъ васъ, какъ мой повелитель, такъ пламенно, такъ мучительно, такъ для жизни убійственно, я не нашелъ бы никакого смысла въ вашемъ отказ — не понялъ бы его.
ОЛИВ. Чтожь бы вы сдлали?
ВОЛ. Устроилъ бы себ шалашъ изъ ивы у самыхъ воротъ вашихъ и взывалъ бы изъ него къ живущей за ними душ моей, писалъ бы псни отверженной любви и громко распвалъ бы ихъ даже въ глубокую полночь, передавалъ бы ваше имя отзывнымъ холмамъ, заставлялъ бы болтливый воздухъ восклицать: Оливія! Не было бы вамъ межь небомъ и землей покоя, пока не сжалились бы надо мною.
ОЛИВ. Много сдлали бы вы.— Наше происхожденіе?
ВОЛ. Выше настоящаго моего положенія, хотя и оно не дурно. Я дворянинъ.
ОЛИВ. Скажите жь вашему повелителю, что не могу я любить его, пусть не присылаетъ боле — разв сами придете разсказать какъ онъ принялъ это. Прощайте. Благодарю васъ за трудъ, (подавая ему кошелекъ) возьмите это на память.
ВОЛ. Я, графиня, не наемный посланецъ, спрячьте кошелекъ вашъ, не я — мой повелитель нуждается въ наград. Да будетъ же камнемъ сердце человка, котораго вы полюбите, и страсть ваша да будетъ такъ же презрна, какъ презрна страсть моего повелителя! Прощай, прекрасная жестокость! (Уходитъ.)
ОЛИВ. Ваше происхожденіе? ‘Выше настоящаго моего положенія, хотя и оно не дурно. А дворянинъ’.— Да, готова поклясться, дворянинъ ты, твоя рчь, твое лице, вс твои члены, пріемы, умъ даютъ теб пятерной гербъ.— Тише, тише, однакожь! не будь слишкомъ ужь поспшна!— Конечно, еслибъ повелитель-то былъ онъ.— Чтожь? Возможно-ли такъ быстро заразиться? Чувствую что совершенства этого юноши прокрадываются уже тихо, незримо въ глаза мои. Пусть такъ.— Мальволіо!

Входитъ Мальволіо.

МАЛ. Что вамъ угодно, графиня?
ОЛИВ. Догони упрямаго посланца герцога, онъ, противъ моей воли, оставилъ мн вотъ это кольцо, скажи что не надо мн его. Внуши ему чтобы онъ отнюдь не обольщалъ герцога пустыми надеждами, никогда не быть мн за нимъ. Зайдетъ этотъ юноша завтра ко мн — я скажу ему причину этого. Спши же, Мальволіо.
МАЛ. Спшу, графиня. (Уходитъ.)
ОЛИВ. Я не знаю что я длаю, и боюсь что лесть глазъ окажется сильнй разсудка. Кажи же, судьба, мощь свою: не властны мы надъ собой, предназначенное должно свершиться, пусть же такъ и будетъ!

(Уходитъ.)

ДЙСТВЕ II.

СЦЕНА 1.

Берегъ моря.

Входятъ Антоніо и Себастіанъ.

АНТ. Такъ вы ршительно не хотите остаться? не хотите чтобъ и сопутствовалъ я вамъ?
СЕБ. Нтъ, не хочу. Мрачна звзда моя, злоба моей судьбы испортитъ, пожалуй, и вашу, и потому, прошу, позвольте мн одному нести мои несчастія. Плохая была бы награда за всю вашу любовь, еслибъ хоть одно изъ нихъ свалилъ я на васъ.
АНТ. Скажите, покрайней мр, куда отправляетесь?
СЕБ. Зачмъ, задуманная мною поздка — чистйшее сумасбродство.— Такъ какъ однакожь вижу, что вы, по тонкой вашей деликатности, не хотите выпытывать изъ меня то, что хотлось бы мн скрыть, я все открою вамъ. Знайте же, Антоніо, что мое имя не Родриго, а Себастіанъ, что мой отецъ тотъ самый Себастіанъ Мессалинскій {Вроятно Митиленскій.}, о которомъ, знаю, вы слыхали. Онъ оставилъ по себ меня и сестру, родившихся въ одинъ часъ. Зачмъ же не захотло небо, чтобъ мы и умерли въ одно время! Вамъ, любезный Антоніо, было предназначено помшать этому: за какой-нибудь часъ передъ тмъ какъ вы вытащили меня изъ морской пучины, сестра моя утонула.
АНТ. Какое несчастіе!
СЕБ. Она, хоть и говорили что очень была на меня похожа, слыла красавицей, и я, хотя мое самолюбіе и не такъ велико чтобъ врить этому {Въ прежнихъ изданіяхъ: thongh I could not, with such estimable wonder, over far believe that… По Колльеру: though I could not with selfestimation wunder so far to believe that…}, могу однакожь смло сказать, что, по доброт, и сама зависть не могла не назвать ее прекрасной. Утопила ее соленая влага, и вотъ, такой же топлю я теперь воспоминаніе о ней.
АНТ. Извините же плохое мое угощеніе.
СЕБ. Извините вы, добрйшій Антоніо, что надлалъ вамъ столько безпокойства.
АНТ. Не хотите умертвить меня за любовь мою {Вроятно это намекъ на существовавшее въ то время поврье, что спасенный изъ волнъ моря непремнно отплатитъ спасшему чмъ нибудь ужаснымъ.} — позвольте быть вашимъ слугою.
СЕБ. Не хотите уничтожить свое собственное дло, не хотите умертвить того, кому спасли жизнь — не требуйте этого. Будьте счастливы, сердце мое полно признательности и такъ много во мн въ это мгновеніе материнскаго, что еще одно, слово, и глаза мои зальются слезами. Отправляюсь ко двору герцога Орсино, прощайте. (Уходите.)
АНТ. Да сопутствуетъ же теб благодать божія! Не имй я такъ много враговъ при двор Орсино, я скоро повидался бы тамъ съ тобою. Но будь что будетъ — я такъ полюбилъ тебя, что не посмотрю ни на какія опасности: отправлюсь за тобою. (Уходитъ.)

СЦЕНА 2.

Улица.

Входятъ Віола и за ней Мальволіо.

МАЛ. Не были ль вы сейчасъ у графини Оливіи?
ВОЛ. Былъ, я прямо отъ нея.
МАЛ. Она возвращаетъ вамъ это кольцо, взявъ его сами, вы избавилибъ меня отъ труда догонять васъ. Сверхъ того, она желаетъ чтобъ вы довели вашего повелителя до отчаяннаго убжденія что она не хочетъ знать его. И еще: чтобъ по его дламъ вы никакъ не смли снова къ ней являться — разв только съ донесеніемъ какъ вашъ повелитель принялъ это. Вотъ, получайте.
ВОЛ. Никакого кольца не брала она у меня {Въ прежнихъ изданіяхъ: She took the ring of me…? По Колльеру: She took no ring of me….}. Не нужно мн его.
МАЛ. Полноте, вы дерзко бросили его ей, и она приказала возвратить его такимъ же образомъ, стоитъ оно того чтобъ нагнуться за нимъ — вотъ оно передъ вами, не стоитъ — бери себ тотъ, кто найдетъ его. (Уходите.)
ВОЛ. Я никакого кольца не оставляла ей. Чтожь это вздумалось графин? Ужь не очаровалась ли, чего Боже избави, моей наружностью? Она такъ смотрла на меня, въ самомъ дл она смотрла на меня такъ пристально, что именно глаза-то, увренъ, и путали ея языкъ, потому что все время говорила какъ-то отрывочно-разсянно. Наврное она влюбилась въ меня, и, ухищренная страстью, приглашаетъ къ себ черезъ этого грубаго посланца. Кольцо не моего повелителя! никакого вдь кольца не посылалъ онъ къ ней. Оно мн послано.— Если это такъ, а это такъ — лучше ужь влюбиться бы теб, бдная, въ сновидніе. Вижу какъ дурно переодванье и какъ силенъ въ немъ лукавый врагъ. Какъ легко красивому негодяю оттиснуть свой образъ на восковомъ сердц женщины! Ахъ, виноваты тутъ не мы, а наша слабость, таковы ужь мы, потому что такъ созданы. Какъ же все это уладится. Мой повелитель любитъ ее страстно, я, жалкое чудовище, влюблена въ него такъ же безумно, а она, обманутая, полюбила, кажется, меня. Чмъ все это кончится? Какъ мущина — не могу я питать никакой надежды на любовь моего повелителя, какъ женщина — Боже, сколько безполезныхъ вздоховъ вырву я изъ груди бдной Оливіи!— Время, ты только можешь это распутать — не я, такого узла не развязать мн.

(Уходитъ.)

СЦЕНА 3.

Комната въ домъ Оливіи.

Входятъ Сэръ Тоби Бэльчъ и Сэръ Эгъ-чикъ.

С. ТОБ. Сюда, сюда, сэръ Андрю, не быть въ постел и посл полуночи — встать, значитъ, рано, а diluculo surgere {Diluculo surgere saluberimum est — вставать съ разсвтомъ здоровй всего.}, знаешь —
С. АНД. Не знаю, честью клянусь, не знаю, знаю только что встать поздно — встать, значитъ, поздно.
С. ТОБ. Ложное заключеніе и противное еще, какъ пустая бутылка. Прободрствовалъ за-полночь — ложиться тутъ спать рано еще, а потому и ложиться спать посл полуночи — ложиться спать рано. Не изъ четырехъ разв стихій состоитъ жизнь наша {Намекъ на тогдашнюю медицинскую теорію, по которой здоровье состояло въ врномъ соглашеніи и уравновшеніи четырехъ стихій въ человческомъ тл.}?
С. АНД. Говорятъ такъ, по моему жь — скорй изъ ды да питья только.
С. ТОБ. Да ты, вижу, ученый, займемся жь поэтому дой и питьемъ.— Эй, стопку вина, Маріана!

Входитъ Кловнъ.

С. АНД. Вотъ и дуракъ кстати.
КЛОВ. Ну что, сокровищи? Видали вы когда картинку: ‘Мы три’ {Картинка эта изображала двухъ шутовъ съ надписью: ‘Мы три осла’. Смотрящій на эту картинку, читая подпись, включалъ такимъ образомъ и себя въ число ословъ.}?
С. ТОБ. Милости же просимъ, оселъ. Ты споешь намъ что-нибудь.
С. АНД. А вдь у дурака-то, клянусь, славнйшее горло. За такую ногу, да такой, какъ у него, для пнья голосъ, не пожаллъ бы я и сорока шиллинговъ.— Прошлую ночь ты, по истинн, удивительно былъ потшенъ, разсказывая о Пигрогромитус, о Вапіанахъ переходившихъ равноденственную Квебуса, ей-ей удивительно. Я послалъ теб шесть пенсовъ для твоей душки. Получилъ ты?
КЛОВ. И вндрилъ ужь твою щедрость въ карманъ мой, потому что Мальволіо не кнутовище, возлюбленная моя блоручка, а Мирмидоны не полпивныя.
С. АНД. И прекрасно! Вдь оно и дурачиться какъ-то лучше, когда все ужь сдлано. Ну, какую-нибудь псенку {Въ прежнихъ изданіяхъ: if one Knight give а — По Колльеру: if one Кnight give away sixe pence, so will I give an other: go to, а song.}.
С. ТОБ. Ну же, вотъ теб шесть пенсовъ, пой.
С. АНД. Вотъ и отъ меня столько же. Даетъ шесть пенсовъ одинъ — дамъ и я другіе, ну, пой-же.
КЛОВ. Хотите любовную, или назидательную?
С. ТОБ. Любовную, любовную.
С. АНД. Да, да, не надо мн ничего назидательнаго.
КЛОВ. (Поетъ):
Гд ты, ангелъ мой, летаешь?
Дай тебя мн удержать
Пснью страстною любви.
Полно, сколько ни порхаешь —
Всежь любви не избжать,
Знаютъ это искони.
С. АНД. Превосходно, право, превосходно.
С. ТОБ. Хорошо, хорошо.
КЛОВ. (Поетъ):
Вдь не будущимъ любовь живетъ,
Мигъ счастья — мигъ и наслажденья,
А что будетъ какъ то знать.
Отсрочка къ счастью не ведетъ,
Приди жь, цлуй безъ замедленья —
Не любитъ юность ждать.
С. АНД. Медоточивйшій голосъ, это такъ же врно, какъ и то что настоящій дворянинъ я.
С. ТОБ. Заразительный голосъ.
С. АНД. Чрезвычайно, клянусь, сладостный и заразительный.
С. ТОБ. Слушать носомъ — сама сладость въ зараз. Чтожь, не заставить ли намъ плясать само небо? Не пробудить ли птицу ночи канономъ, способнымъ вытянуть три души и изъ одного ткача {Человку приписывались три души: растительная, животная и умственная.}? Качнемъ что ли?
С. АНД. Качнемъ, коли любишь меня. Я собака на каноны.
КЛОВ. Иная собака дйствительно постоитъ за себя.
С. АНД. Врно. Споемъ: ‘Ты бездльникъ’.
КЛОВ. ‘Молчи ты, бездльникъ’, сэръ? Но вдь мн придется называть васъ, сэръ, бездльникомъ.
С. АНД. Ничего, не впервые вынуждать мн названіе бездльника. Начинай же, дуракъ, онъ начинается: ‘Молчи’.
КЛОВ. Какже начну я, коли долженъ молчать?
С. АНД. Не дурно, право, не дурно! Ну, начинай. (Они затягиваютъ канонъ.)

Входитъ Марія.

МАР. Что это за кошачій концертъ у васъ! Если барыня не потребовала къ себ Мальволіо и не приказала ему выпроводить васъ вонъ — не врьте мн никогда.
С. ТОБ. Барыня — Китайка, а мы дипломаты, Мальволіо Пегъ-Рамзей, а ‘Три парня веселые мы’ {Pеg-а-Ramsay — названіе старой псни, а ‘Три парня веселые мы’ начало другой старой же псни.}.— Чтожь, разв не единокровенъ я? не одной разв я съ ней крови?— Брешетъ, барыня! (Поетъ) ‘Жилъ мужъ въ Вавилон, барыня, барыня!’
КЛОВ. Сэръ, клянусь, въ удивительнйшемъ удар дурачества.
С. АНД. Да, онъ довольно искусенъ, когда расположенъ, и я тоже, онъ впрочемъ ловче, но я натуральне.
С. ТОБ. (Поетъ) ‘О, день, день декабря двунадесятый’,—
МАР. Да перестаньте же, ради Бога.

Входитъ Мальволіо.

МАЛ. Сумасшедшіе вы, господа? или что вы такое? Не знаете ни стыда, ни приличія, что горланите, какъ мдники, въ такое позднее время? Хотите обратить домъ госпожи моей въ кабакъ, выкрикивая портняжныя ваши псни, нисколько не жаля и не сдерживая голоса? Нтъ у васъ никакого уваженія къ мсту, лицамъ? никакого такта?
С. ТОБ. Тактъ строго соблюдается нами въ нашемъ пніи. Проваливай!
МАЛ. Сэръ Тоби, я долженъ сообщить вамъ прямо, безъ всякихъ околичностей. Барыня приказала вамъ сказать, что хотя она и пріютила васъ у себя какъ родственника, она нисколько однакожь не родня вашимъ безпорядкамъ. Можете развестись съ дурнымъ вашимъ поведеніемъ — она весьма будетъ вамъ рада, если же нтъ и вы соблаговолите разстаться съ ней — она охотно скажетъ вамъ: прощайте.
С. ТОБ. ‘Прощай же, ангелъ, коль поневол долженъ удалиться’.
МАР. Любезный сэръ Тоби.
КЛОВ. ‘Что дни его ужь сочтены въ его глазахъ то зрится’.
МАЛ. Такъ ли?
С. ТОБ. ‘Но не умру я никогда’ —
КЛОВ. Ну это ужь вздоръ, сэръ Тоби.
МАЛ. И я вполн этому врю.
С. ТОБ. ‘Сказать ему чтобъ удалился?’
КЛОВ. ‘Что жь если скажешь?’
С. ТОБ. ‘Сказать чтобъ удалился навсегда?’
КЛОВ. ‘О нтъ же, нтъ, ты этого не скажешь никогда’.
С. ТОБ. Никакого такта? лжешь, почтеннйшій.— Боле ты чмъ дворецкій? Думаешь: потому что ты воздерженъ, такъ и не бывать ужь ни пирогамъ, ни пиву?
КЛОВ. Такъ, клянусь святой Анной, что и имбирной-то во рту нагрваться.
С. ТОБ. Такъ.— Ступай, любезный, чисть цпь свою хлбнымъ мякишемъ {Дворецкій отличался, отъ прочихъ служителей цпью на ше.}.— Еще кубокъ вина, Марія!
МАЛ. Марія, еслибы ты хоть сколько-нибудь дорожила расположеніемъ барыни, ты не потакалабъ такому безчинству, я сейчасъ же доведу это до ея свднія. (Уходитъ.)
МАР. Ступай, хлопай себ ушами.
С. АНД. А было бы такъ же хорошо, какъ и выпить проголодавшись, вызвать его на поединокъ, да и не явиться,— одурачить его.
С. ТОБ. Дло, я напишу теб вызовъ, или изустно передамъ ему твое негодованіе.
МАР. Любезный сэръ Тоби, будьте только эту ночь потише, потому что барыня, посл сегодиняшяго разговора съ молодымъ посланцемъ Герцога, сильно разстроилась. Что же касается до Мальволіо — предоставьте его мн, если я не сдлаю его притчей, всеобщимъ посмшищемъ — полагайте себ, пожалуй, что у меня не хватитъ ума и на столько чтобъ лежать на моей постел вытянувшись. Знаю что съумю.
С. ТОБ. Повдай же, повдай же какъ, разскажи что ты про него знаешь.
МАР. Иногда онъ бываетъ дйствительно какъ бы Пуританиномъ.
С. АНД. Знай я это — я отдулъ бы его какъ собаку.
С. ТОБ. Какъ, за пуританство-то? на какомъ же это достаточномъ основаніи, любезнйшій?
С. АНД. Достаточнаго-то на это основанія, конечно, нтъ, но достаточно хорошее все-таки есть.
МАР. Будь онъ временами, чертъ его возьми, Пуританиномъ, или чмъ бы тамъ ни было, въ сущности онъ угодникъ времени, надутый оселъ, заучившій кучу высокопарныхъ рчей, которыя и сыпитъ пригоршнями, вполн довольный собой, преисполненный, какъ ему кажется, всевозможными совершенствами, онъ убжденъ что кто ни взглянетъ на него — непремнно въ него влюбится, и вотъ одно уже это поможетъ мн отомстить ему.
С. ТОБ. Что же думаешь ты сдлать?
МАР. Подкину ему нсколько темныхъ любовныхъ записочекъ, въ которыхъ, по цвту бороды, по форм ногъ, по походк, выраженію глазъ, по челу и цвту лица, онъ увидитъ несомннное изображеніе именно его. Почеркъ же мой такъ сходенъ съ почеркомъ барышни, вашей племянницы, что въ забытомъ и сами съ трудомъ различаемъ наши руки.
С. ТОБ. Отлично! чую въ чемъ дло.
С. АНД. Чуетъ и мой носъ.
С. ТОБ. По подкинутымъ запискамъ, онъ вообразитъ что он отъ племянницы, что она влюблена въ него.
МАР. Замыселъ мой — конь именно этой масти.
С. АНД. И твой конь обратитъ его въ осла.
МАР. Въ осла, вполн уврена.
С. АНД. Вотъ чудесно-то будетъ.
МАР. Штука будетъ великолпная, ручаюсь, мое зелье, я знаю, непремнно подйствуетъ. Я поставлю васъ обоихъ — шутъ пусть будетъ третьимъ — близь того самого мста, гд онъ найдетъ записку, и вы полюбуетесь какъ онъ будетъ толковать ее.— Отправляйтесь же теперь спать, и пусть снится вамъ эта проказа. Прощайте. (Уходитъ.)
С. ТОБ. Прощай, Пентизилея {Имя царицы амазонокъ.}.
С. АНД. Славная она, по моему, двка.
С. ТОБ. Отличная ищейка, чистйшей породы, и обожаетъ меня, чтожь такое?
С. АНД. И меня какъ-то разъ обожали.
С. ТОБ. Идемъ же спать.— А послать еще за деньгами необходимо.
С. АНД. Попаду я въ просакъ, если не добуду твоей племянницы.
С. ТОБ. Посылай за деньгами, не добудешь въ конц концевъ — назови меня хоть лошадью.
С. АНД. Не назову если — не врь мн никогда ни въ чемъ, принимай это какъ хочешь.
С. ТОБ. Идемъ, идемъ, я подогрю еще малую-толику хересу, ложиться теперь спать вдь поздно ужь. Идемъ, любезнйшій, идемъ. (Уходятъ.)

СЦЕНА 4.

Комната во дворц Герцога.

Входятъ Герцогъ, Віола, Курю и другіе.

ГЕРЦ. Дайте мн музыки.— Здравствуйте, господа.— Ту псню, добрый мой Цезаріо, ту старую, отцовскую псню, которую мы слышали вчера вечеромъ, она, казалось, облегчала страсть мою боле, чмъ веселыя, вычурныя нашего страшно бойкаго и легкомысленнаго времени. Спойте хоть одну только строфу ея.
КУР. Того, кто могъ бы спть ее нтъ здсь, ваше высочество.
ГЕРЦ. Ктожь это былъ?
КУР. Дуракъ Фестъ, шутъ, которымъ такъ потшался родитель графини Оливіи. Онъ впрочемъ гд нибудь по близости.
ГЕРЦ. Такъ отыщи его, а между тмъ пусть играютъ напвъ. (Куріо уходитъ. Музыка играетъ. Віол) Влюбишься когда-нибудь, мой милый — вспомни въ томленьи сладостномъ любви меня, потому что таковы, какъ я, вс истинно любящіе: измнчивы, привередливы во всемъ, кром постояннаго мечтанія объ обожаемомъ созданіи.— Нравится теб напвъ этотъ?
ВОЛ. Врное онъ эхо троннаго чертога любви.
ГЕРЦ. Ты мастерски выражаешься, ручаюсь жизнью, какъ ты ни молодъ, твои глаза остановились уже на какой нибудь очаровавшей ихъ крас. Остановились вдь, плутишка?
ВОЛ. Немножко, съ вашего позволенія.
ГЕРЦ. Чтожь это за женщина?
ВОЛ. Вылитая вы.
ГЕРЦ. Такъ не стоитъ она тебя. Какихъ, въ самомъ дл, лтъ?
ВОЛ. Вашихъ, мой повелитель.
ГЕРЦ. Слишкомъ, клянусь, стара. Женщина должна выходить всегда за старшаго себя, съ такимъ она свыкается, царитъ тутъ вровень въ сердц мужа своего. Потому что наши привязанности, какъ мы тамъ ни превозносимъ себя, слабе, непостояннй, требовательнй, измнчивй и преходящй, чмъ женскія.
ВОЛ. Я вполн того же мннія.
ГЕРЦ. А потому предметъ твоей любви долженъ быть моложе тебя, не удержаться иначе любви твоей на склон. Женщины вдь розы — только что распустятся тотчасъ и осыпаются.
ВОЛ. Да, таковы он, и какая жалость что таковы, что умираютъ только что достигнутъ совершенства!

Входятъ Куріо и Кловнъ.

ГЕРЦ. Сюда, любезный, сюда, свой намъ ту псню что плъ вчера.— Замть, Цезаріо, она очень старая и простая. Ее распваютъ обыкновенно на открытомъ воздух прядильщицы, чулошницы и юныя, кружево плетущія двы. Наивно правдивая, она дышетъ невинною любовью, какъ само старое время.
КЛОВ. Угодно вамъ слушать?
ГЕРЦ. Да, пой, прошу тебя.
КЛОВ. (Поетъ):
Приди, приди, о смерть давно желанная,
Подъ снь кипарисовъ уложи, упокой,
Отлетай, отлетай жизнь безталанная,
Убитъ я двой жестокой, младой.
Блый мой саванъ осыпьте тисса листами —
Ахъ, никто, никогда
Не разставался еще съ постылыми днями
Такъ охотно какъ я.
Ни цвтка, ни цвтка благоуханнаго
Не падетъ пусть на гробъ мой черный, простой,
Ни другъ, ни другъ, меня бездыханнаго,
Не проводитъ на вчный покой.
Чтобъ отъ тяжкихъ, излишнихъ избавить стенаній
Тамъ вы заройте меня,
Гдбъ слезами сокрушенныхъ любовью созданій
Не кропилась могила моя.
ГЕРЦ. (Давая ему деньги). Вотъ теб за трудъ твой.
КЛОВ. Да это совсмъ не трудъ, ваше высочество. Пть — для меня наслажденье.
ГЕРЦ. Плачу и за наслажденье твое.
КЛОВ. Дльно, вдь и наслажденье требуетъ, рано или поздно, расплаты.
ГЕРЦ. Можешь теперь оставить насъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Give me now leave to leavo thee… По Колльеру: I give thee leave to leave me…}.
КЛОВ. Да хранитъ же тебя богъ меланхоліи, да сошьетъ теб портной куртку изъ тафты двулишневой, потому что расположеніе твое настоящій опалъ. Людей такъ постоянныхъ я отправлялъ бы въ море, чтобы все могло быть заботой ихъ, а цль стремленія — всюду, потому что это-то и заводитъ, всегда изъ-ничего, Богъ знаетъ какъ далеко. Прощай. (Уходитъ.)
ГЕРЦ. (Придворнымъ.) Оставьте и вы насъ. (Куріо и Придворные уходятъ.) Сходи, любезныя Цезаріо, еще разъ къ прекрасному жестокосердію, скажи ей что моя любовь, высшая всего въ мір, дорожитъ не количествомъ грязныхъ земель, скажи что дарованныя ей счастіемъ богатства я считаю такъ же неврными, какъ неврно само счастіе, что привлекаетъ она меня къ себ только тмъ дивомъ, тмъ высшимъ изъ сокровищъ, которымъ украсила ее природа.
ВОЛ. Но если она не можетъ любить васъ?
ГЕРЦ. Не могу удовольствоваться я такимъ отвтомъ.
ВОЛ. Должны однакожь. Представьте себ что какая-нибудь двушка, а такая можетъ быть и есть, сгараетъ любовью къ вамъ точно такъ же мучительной, какъ ваша къ Оливіи, что вы не можете любить ее, что вы говорите ей это — не должна она удовольствоваться этимъ?
ГЕРЦ. Нтъ женской груди, способной выдержать біеніе страсти столь сильной какъ та, которой любовь заставляетъ биться мое сердце, нтъ женскаго сердца на столько широкаго чтобъ совмстить въ себ такъ много, недостаетъ имъ выдержанности. Увы, ихъ любовь можно назвать вожделеніемъ, порожденіемъ не печени {Прежде полагали что любовь порождалась печенью.}, а рта, допускающимъ прідчивость, пресыщеніе и отвращеніе, моя же — ненасытна, какъ море, перевариваетъ столько же. Не сравнивай же любовь, которую можетъ питать ко мн женщина, съ моей любовью къ Оливіи.
ВОЛ. Знаю, однакожь —
ГЕРЦ. Что ты знаешь?
ВОЛ. Слишкомъ хорошо какъ можетъ любить женщина. Есть и между ними такъ же, какъ мы, врныя сердцемъ. Дочь моего отца любила, какъ, можемъ быть, я, будь я женщина, любила бы васъ.
ГЕРЦ. Чтожь было съ нею?
ВОЛ. Осталась блою страницей. Никогда не говорила она о любви своей, давъ скрытности, какъ червю въ распукольк, полную волю питаться румянцемъ щекъ ея, изнывала въ безмолвіи, сидла, съ блдной, блеклой грустью, какъ терпніе на могильномъ памятник, улыбаясь скорби. Не было это истинной любовью? Мы мущины можемъ, конечно, и боле наговорить и боле наклясться, но наши завренья ршительно не по силамъ, потому что всегда оказываемся великими-то только въ обтахъ, а въ самой любви — куды какъ ничтожными.
ГЕРЦ. Умерла твоя сестра отъ любви своей?
ВОЛ. Я — вс дочери моего отца, да и вс братья, — но знаю однакожь — Идти мн къ графин?
ГЕРЦ. Ахъ, да, спши къ ней, отдай ей этотъ бриліантъ, скажи что любовь моя не можетъ допустить, не потерпитъ отказа. (Уходятъ.)

СЦЕНА 5.

Садъ Оливіи.

Входятъ Сэръ Тоби Бэльчъ, Сэръ Андрю Эгъ-чикъ и Фабіанъ.

С. ТОБ. Ступай съ нами, синьоръ Фабіанъ.
ФАБ. Еще бы не пошолъ, прозваю хоть крупинку этой потхи — шпарьте меня меланхоліей до-смерти.
С. ТОБ. Обрадуешься, если скаредный, пакостный негодяй порядкомъ опозорится?
ФАБ. Возликую, вы знаете — онъ вдь, изъ за-медвжьей травли, лишилъ меня милостей графини.
С. ТОБ. Устроимъ, на зло ему, новую, одурачимъ его на пропалую — такъ вдь, сэръ Андрю?
С. АНД. Не одурачимъ — пропадай мы.

Входитъ Марія.

С. ТОБ. Вотъ и плутовка.— Ну что, индійскій метталъ мой {Мое золото.}?
МАР. Спрячьтесь вс трое за этотъ буковый кустъ. Мальволіо идетъ сюда по этой дорожк. Съ полчаса стоялъ онъ тамъ на солнц, упражняясь въ хорошихъ манерахъ передъ своей тнью, не спускайте, ради потхи, глазъ съ него: я знаю, это письмо сдлаетъ его созерцательнымъ болваномъ. Ну же, именемъ проказы, за кустъ! (Мущины прячутся, она роняетъ письмо на дорожку). Ты же лежи здсь — форель, которую надо поймать щекоткой {Въ своемъ Heaven of Health (1595) Коганъ говоритъ: ‘Рыба эта, по природ своей, любитъ лесть, потому что, находясь въ вод, позволяетъ гладить и щекотать себя, и такимъ образомъ попадается. Желалъ бы, чтобъ двушки не слдовали ея примру: придется иначе и имъ сильно пожалть посл’.}, подходитъ. (Убгаетъ.)

Входитъ Мальволіо.

МАЛ. Только счастье, все только счастье. Какъ-то Марія говорила вдь что она расположена ко мн, слышалъ и я какъ сама она довольно ясно намекала, что, если полюбитъ, то непремнно человка моего сложенія. Кром того, и обращается она со мной съ такимъ ободрительнымъ уваженіемъ, какъ ни съ кмъ изъ прочихъ служителей. Что же долженъ я думать?
С. ТОБ. Каково заносится бездльникъ!
ФАБ. Молчите! Созерцаніе длаетъ его рдчайшимъ индійскимъ птухомъ, какъ пыжится онъ, поднявъ перья.
С. АНД. Клянусь, я могъ бы такъ отвалять бездльника.
С. ТОБ. Молчи.
ВАЛ. Сдлаться графомъ Мальволіо —
С. ТОБ. Ахъ, бездльникъ!
С. АНД. Застрли застрли его.
С. ТОБ. Молчи, молчи!
МАЛ. Бывали примру, царица ракіи {The lady of the Strachy приводитъ всхъ комментаторовъ въ отчаяніе. Я перевелъ согласно предположенію Варбертона, что Strachy искаженіе Trachy, стараго англійскаго названіи ракіи.} вышла за гардеробмейстера.
С. АНД. Позоръ ей, непотребной!
ФАБ. Да молчите же! онъ вошелъ ужь въ пассію, смотрите какъ воображеніе раздуваетъ его.
МАЛ. Мсяца черзъ три посл нашей свадьбы сижу я на парадномъ моемъ кресл —
С. ТОБ. О, зачмъ нтъ у меня самострла — влпилъ бы ему въ лобъ!
МАЛ. Созываю служителей, сижу же въ бархатномъ съ разводами шлафрок, потому что только всталъ съ одра отдохновенія, на которомъ оставилъ Оливію спящею.
С. ТОБ. Громъ и молнія!
МАЛ. Насладившись соотвтственнымъ моему званію почетомъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: And then to have tho humour of state… По Колльеру: And then to have the honour of state…}, окидываю ихъ гордымъ взглядомъ, говорю имъ что знаю свое мсто такъ, какъ желалъ бы чтобъ они знали свои, и посылаю за родственникомъ Тоби.
С. ТОБ. Адъ и проклятіе!
ФАБ. Молчите, теперь-то и молчите!
МАЛ. Семь служителей отправляются съ покорной поспшностью за нимъ, я же, между тмъ, хмурюсь, завожу, пожалуй, мои часы, или играю какой-нибудь драгоцнностью. Тоби приходитъ, кланяется мн —
С. ТОБ. И жить этому негодяю?
ФАБ. Хоть бы пришлось и за уши вытягивать изъ насъ молчаніе {Въ прежнихъ изданіяхъ: Though our silence be drawn from us wilh cars… По Колльеру: Though our silence be drawn from us by th’ears…} — все таки молчите.
МАЛ. Я вотъ такъ протягиваю ему руку, охлаждая дружественную улыбку строгимъ взглядомъ порицанія.
С. ТОБ. И Тоби не хватитъ тутъ тебя по рож?
МАЛ. И говорю: Дядя Тоби, такъ какъ счастливая звзда моя повергла твою племянницу въ мои объятія, то и даруй же мн право сказать теб —
С. ТОБ. Что, что?
МАЛ. Ты долженъ оставить пьянство свое.
С. ТОБ. Убирайся, паршивый!
ФАБ. Да уймитесь же, или порвете нити нашей потхи.
ВАЛ. Кром того, ты расточаешь сокровище твоего времени съ глупымъ дворянчикомъ —
С. АНД. Это, ручаюсь, со мной.
МАЛ. Нкіимъ сэръ Андрю.
С. АНД. Я зналъ что со мной меня многіе называютъ глупцомъ.
МАЛ. (Увидавъ письмо). Это что такое?
ФАБ. Вотъ, куликъ-то и передъ самымъ силкомъ ужь.
С. ТОБ. Молчи! а его — геній проказъ да надоумитъ читать громко!
МАЛ. (Поднимая письмо). Почеркъ, клянусь жизнію, графини. Это ея Е, ея У, ея Т, точно такъ выводитъ она и свои прописныя И. Тутъ нечего и разговаривать — ея рука.
С. АНД. Ея Е, ея У, ея Т. Къ чему это?
МАЛ. (Читая). ‘Безвстному предмету любви — это, и лучшія мои пожеланія’. Ея и фразы!— Съ вашего позволенія, воскъ {Замнявшій въ то время сургучъ.}.— Стой!— и оттискъ-то на немъ ея Лукреція, которой она обыкновенно запечатываетъ, письмо ршительно графини. Но къ кому же?
ФАБ. Попадетъ окончательно.
МАЛ. (Читаетъ):
Люблю, Юпитеръ это знаетъ,
Но кого?
Произнести языкъ мой не дерзаетъ,
И не провдаетъ никто.
‘И не провдаетъ никто’.— Чтожь за тмъ? размръ другой!— ‘И не провдаетъ никто’.— Что если это ты, Мальволіо?
С. ТОБ. На первый сукъ тебя, барсукъ!
МАЛ. (Читаетъ):
‘Могу тому повелвать, кого я обожаю,
Но молчаньемъ, какъ Лукреція ножемъ,
Какъ ни больно, мое я сердце поражаю.
М, А, О, И, властелинъ моей души’.
ФАБ. Презатйливая загадка.
С. ТОБ. Чудо двка.
МАЛ. ‘М, А, О, И, властелинъ моей души’.— Нтъ, прежде, посмотримъ,— посмотримъ,— посмотримъ.
ФАБ. Экъ какое блюдо отравы приготовила она ему!
С. ТОБ. И какъ жадно сычь-то на него накинулся.
МАЛ. ‘Могу тому повелвать, кого я обожаю’.— Чтожь, мн вдь повелвать она можетъ, я ей служу, она госпожа моя. Это ясно и самому обыкновенному уму. Это нисколько не перечитъ.— Но конецъ — что значитъ этотъ подборъ буквъ? Еслибъ я могъ составить изъ него что-нибудь подходящее ко мн,— Попробуемъ!— М, О, А, И.
С. ТОБ. Составляй, составляй! Погналъ по ложному слду.
ФАБ. А затявкаетъ, хотя все это и воняетъ какъ лисица.
МАЛ. М,— Мальволіо, М,— да именно этой буквой и начинается мое имя.
ФАБ. Не сказалъ я что нападетъ таки? дивный песъ на промахи.
МАЛ. М!— Но за тмъ послдующее не соотвтствуетъ, не примняется: должно бы слдовать А, а слдуетъ О.
ФАБ. Надюсь, что благодатнымъ-то О {То есть нулемъ.}, все и кончится.
С. ТОБ. Непремнно, или заоретъ у меня: О! подъ палками.
МАЛ. А за тмъ въ конц И.
ФАБ. Да, будь у тебя глазъ и за спиною {Тутъ непереводимая игра созвучіями буквы II— и словъ ay — да и eye — глазъ.} — увидалъ бы за собой боле позора, чмъ счастья..
МАЛ. М, О, А, И,— этотъ намекъ не такъ ясенъ какъ первый, и все-таки, если понатянуть немножко, примнимъ ко, мн, потому что вс эти буквы есть въ моемъ имени.— За симъ слдуетъ проза. (Читаетъ). ‘Попадетъ это въ твои руки — взвсь все хорошенько. Если мое созвздіе и возвысило меня надъ тобою — не пугайся знатности, нкоторые рождаются знатными, другіе пріобртаютъ знатность, инымъ же знатность сама навязывается. Счастье разверзаетъ теб свои объятія — ринься въ нихъ душой и тломъ! А чтобъ пріучить себя къ тому, чмъ вроятно будешь, сбрось съ себя оболочку смиренія, преобразись. Не уступай родственнику, будь гордъ съ служителями, толкуй о длахъ государственныхъ, кажись страннымъ. Все это совтуетъ воздыхающая по теб. Вспомни, кто восхищался желтыми твоими чулками и желалъ чтобъ ты всегда подвязывалъ ихъ крестъ на крестъ. Вспомни, говорю. Дерзай, твое счастье составлено, если только хочешь, нтъ — оставайся навсегда дворецкимъ, товарищемъ служителей, недостойнымъ коснуться перстовъ Фортуны. Прощай. Желающая помняться съ тобой служеніемъ счастливая несчастливица».— Ни свтъ дневной, ни какая угодно равнина не откроютъ боле, ясно. Буду гордъ, займусь чтеніемъ политическихъ писателей, загоняю сэръ Тоби, омоюсь отъ знакомствъ съ челядью, буду образцомъ, настоящимъ порядочнымъ человкомъ. Не дурачу я теперь себя, дозволяя воображенію играть мною, потому что ршительно все наводитъ меня на то, что графиня любитъ меня. Она хвалила недавно желтые чулки мои и одобряла перевязываніе ихъ крестъ на крестъ, и тутъ открываетъ этимъ свою любовь ко мн и побуждаетъ, нкотораго рода внушеніемъ, но пренебрегать этимъ пріятнымъ для нея нарядомъ. Благодарю звзду мою — я счастливъ. Буду страненъ и гордъ въ желтыхъ чулкахъ, перевязанныхъ крестъ на крестъ, которые надну сейчасъ же. Юпитеръ и звзда моя, благословляю васъ.— Но тутъ есть еще приписка. (Читаетъ). ‘Невозможно, чтобъ ты не догадался кто я. Раздляешь любовь мою — прояви это улыбкой, улыбка такъ идетъ къ теб, и потому, дражайшій, улыбайся въ моемъ присутствіи постоянно, прошу тебя’.— Благодарю тебя, Юпитеръ,— буду улыбаться, сдлаю все что бы ни потребовала. (Уходить.)
ФАБ. Не промняю я моей доли участія въ этой проказ и на тысячное жалованье отъ султана.
С. ТОБ. А я готовъ даже жениться на плутовк.
С. АНД. И я тоже.
С. ТОБ. И не спрошу никакого приданаго, кром другой такой штуки.
С. АНД. И я тоже.

Входитъ Марія.

ФАБ. Да вотъ и дивная наша болваноловка.
С. ТОБ. Хочешь поставить ногу на выю мою?
С. АНД. Или на мою?
С. ТОБ. Проиграть теб мою свободу въ шашки, сдлаться мн рабомъ твоимъ?
С. АНД. Или мн, пожалуй?
ФАБ. Ты остила его такимъ сновидніемъ, что сойдетъ съ ума непремнно, какъ только оно изчезнетъ.
МАР. Не шутя, подйствовало письмо мое?
С. ТОБ. Какъ aqua-vitae {Водка.} на повитуху.
МАР. Такъ если хотите видть плоды этой продлки, будьте свидтелями перваго же его появленія къ графин: онъ предстанетъ непремнно въ желтыхъ чулкахъ, а цвтъ этотъ противенъ ей, и въ перевязанныхъ крестъ на крестъ, а она ненавидитъ эту моду, будетъ безпрестанно улыбаться ей, что нисколько не соотвтствуетъ грустному расположенію ея духа и не можетъ не унизить его значительно въ глазахъ ея. Хотите это видть, ступайте за мной.
С. ТОБ. Хоть къ вратамъ самого Тартара, остроумнйшій изъ беснятъ!
С. АНД. И я тоже.

(Уходятъ.)

ДЙСТВ&#1030,Е III.

СЦЕНА 1.

Садъ Оливіи.

Входитъ Віола и Кловнъ съ барабаномъ.

ВОЛ. Да хранитъ тебя Господь, любезный, и инструментъ твой. Живешь ты барабаномъ?
КЛОВ. Живу, сударь, у церкви.
ВОЛ. Чтожь ты, причетникъ?
КЛОВ. Нисколько, живу только у церкви, потому что живу въ моемъ дом, а домъ-то мои подл церкви.
ВОЛ. Такимъ образомъ ты можешь сказать, что и король, если нищій живетъ подл него, живетъ у нищаго, или что церковь стоитъ подл твоего барабана, если поставишь барабанъ свой подл церкви {Тутъ съ самаго начала разговора непереводимая игра значеніями предлога by — чрезъ, у, подл.}.
КЛОВ. Вполн справедливо.— Каково времячко-то!— Всякое изрченіе, для умной головы, ршительно лайковая перчатка — сейчасъ вотъ изнанку-то и вывернетъ наружу.
ВОЛ. Справедливо то, что слишкомъ вольное обращеніе съ словами длаетъ ихъ скоро безпутными.
КЛОВ. Вотъ по этому-то я и не желалъ бы чтобъ у моей сестры было имя.
ВОЛ. Почему же?
КЛОВ. Да потому что и имя вдь слово, а вольное обращеніе съ этимъ словомъ можетъ и сестру сдлать безпутной. Слова, въ самомъ дл, страшные бездльники, съ тхъ поръ какъ опозорились обязательствами.
ВОЛ. На какомъ же это основаніи?
КЛОВ. Никакого не могу привести вамъ безъ словъ, а слова сдлались такъ лживы, что мн, право, противно что-нибудь ими доказывать.
ВОЛ. Ты весельчакъ, ручаюсь, теб все нипочемъ.
КЛОВ. Ну нтъ, есть кое-что и почемъ, а вотъ вы, говоря по совсти, нипочемъ мн, и если это-то и есть все нипочемъ — желалъ бы чтобъ оно сдлало васъ незримыми.
ВОЛ. Ты не дуракъ ли графини Оливіи?
КЛОВ. Нисколько, нтъ у графини Оливіи никакой дури, не хочетъ она держать у себя дураковъ до замужства, дураки же похожи вдь на мужей, какъ желзница {Clupea pilchardus — видъ сельди.} на сельдь — мужья только больше. Я, право, не дуракъ, а перевиратель только словъ графини.
ВОЛ. Я видлъ тебя какъ-то недавно у герцога Орсино.
КЛОВ. Глупость обходитъ вдь весь міръ, какъ солнце, свтитъ всюду. Больно было бы мн, еслибъ дуракъ не бывалъ съ вашимъ господиномъ такъ же часто, какъ съ моей госпожей. Я, кажется, видлъ тамъ вашу мудрость.
ВОЛ. Ну, если вздумалъ и надо мной подсмиваться — не хочу больше толковать съ тобой. (Давая ему монету). Вотъ теб на расходы.
КЛОВ. Да пошлетъ же вамъ Юпитеръ, какъ только разбогатетъ волосами, бородку!
ВОЛ. Скажу теб, не шутя, что изнываю по ней, хоть и не желалъ бы чтобъ на моемъ подбородк она выросла. Дома графиня?
КЛОВ. (Показывая на данную ему монету). А что, еслибъ это было парочкой — принесло бы вдь плодъ?
ВОЛ. Сбереженное и пущенное въ ростъ — конечно.
КЛОВ. Хотлось бы мн сыграть роль фригійскаго Пандара — добыть Крессиду этому Троилу {См. въ шестой части піесу Троилъ и Крессида.}.
ВОЛ. Понимаю, ловко вынищилъ. (Даетъ ему другую монету.)
КЛОВ. Да не Богъ знаетъ что, вынищилъ нищую: Крессида была вдь нищей. Графиня дома. Я объясню ей откуда вы, кто же вы и что вамъ надо — это вн моего кругозора, сказалъ бы: стихіи, но слово это слишкомъ ужь истрепалось. (Уходитъ.)
ВОЛ. Дуракъ этотъ достаточно уменъ для своей роли, хорошее исполненіе которой требуетъ особенной смышленности. Онъ долженъ соображать расположеніе тхъ, надъ кмъ потшается, свойства ихъ, время, не бросаться, подобному дикому соколу, на всякое перо {Въ прежнихъ изданіяхъ: And, like the haggard, check at every feather… По Колльеру: Not, like the haggard, check at every feather….}, какое только завидитъ. Ремесло его такъ же трудно, какъ и промыселъ умнаго, потому что только ловкое дурачество и хорошо въ немъ, дурачества же умныхъ наводятъ на сомнніе въ самомъ даже ум ихъ.

Входятъ Сэръ Тоби Бэльчъ и Сэръ Андрю Эгъ-чикъ.

С. ТОБ. Здравствуйте.
ВОЛ. Здравствуйте.
С. АНД. Dieu vous garde, monsieur.
ВОЛ. Et vous aussi, votre serviteur {С. АНД. Да хранитъ васъ Господь, государь мой.— Віол. И васъ также, слуга вашъ.}.
С. АНД. Надюсь что такъ, государь мой, точно такъ же и я — вашъ.
С. ТОБ. Угодно вамъ войдти въ домъ, племянница желаетъ, чтобъ вы вошли, если есть у васъ какое нибудь до нея дло.
ВОЛ. Весьма благодаренъ вашей племянниц, дйствительно она — цль моего прихода.
С. ТОБ. Попытайте жь, государь мой, ваши ноги, приведите ихъ въ движеніе.
ВОЛ. Мои ноги лучше понимаютъ меня, чмъ я, что вы хотите сказать предложеніемъ попытать ихъ.
С. ТОБ. Чтобъ шли, государь мой, чтобъ вошли.
ВОЛ. Отвчу вамъ шествіемъ и вшествіемъ. Но мы предупреждены.

Входятъ Оливія и Марія.

Прекраснйшая, совершеннйшая, да дождитъ на тебя небо благовоніями!
С. АНД. Юноша этотъ отличнйшій придворный. Дождитъ благовоніями! превосходно!
ВОЛ. Мое дло, графиня, иметъ голосъ только для вашего въ высшей степени благосклоннаго и снисходительнаго уха.
С. АНД. Благовонія, благосклонность, снисходительность. (Записывая въ свою книжку) Усвою тотчасъ же вс три.
ОЛИВ. Затворите калитку, оставьте насъ. (Сэръ Тоби, Сэръ Андрю и Марія уходятъ.) Дайте мн вашу руку.
ВОЛ. Мой долгъ, графиня, моя обязанность.
ОЛИВ. Какъ ваше имя?
ВОЛ. Цезаріо имя вашего слуги, прекрасная.
ОЛИВ. Моего слуги! Нтъ веселья съ тхъ поръ, какъ низкое притворство стало называться вжливостью. Вы слуга герцога Орсино, молодой человкъ.
ВОЛ. А онъ вашъ, его же — по-невол долженъ быть и вашимъ. Слуга вашего слуги вашъ слуга, графиня.
ОЛИВ. Что до него, я нисколько о немъ не думаю, желалабъ чтобъ и въ его помыслахъ я была пробломъ, а не пренаполненіемъ ихъ.
ВОЛ. А я пришолъ оживить добрую память о немъ.
ОЛИВ. О, нтъ, сдлайте милость, вдь я ужь просила васъ никогда не говорить мн о немъ, если же есть какая-нибудь другая просьба, я выслушаю ее охотнй и музыки сферъ.
ВОЛ. Графиня —
ОЛИВ. Нтъ, дайте мн высказаться, прошу васъ. Посл того очарованья, которое вы, въ прошлый разъ, произвели здсь, я послала въ погоню за вами кольцо, ввела такимъ образомъ въ обманъ себя, моего служителя, боюсь, и васъ. Не могла я не подвергнуться жестокому осужденію, навязавъ вамъ, низкой хитростью {Въ прежнихъ изданіяхъ: in а s hume ful cunning… По Колльеру: in а shame-fac’d cunning…}, то, что, вы знали, не принадлежало вамъ, что должны вы были подумать? Не поставили вы честь мою къ позорному столбу, не травили ее всми разнузданными мыслями, какія только можетъ придумать злорадное сердце? Для человка такъ, какъ вы, понятливаго этого достаточно, флръ — не грудь скрываетъ бдное мое сердце. Говорите теперь.
ВОЛ. Мн жаль васъ.
ОЛИВ. Это шагъ къ любви.
ВОЛ. Нтъ, нтъ, нисколько. Кому жь не извстно, что часто и врага жалютъ.
ОЛИВ. Можно еще, стало, снова и посмяться.— О, Боже, какъ способны бдные быть гордыми. Суждено быть добычей, такъ лучше ужь пасть ото льва, чмъ отъ волка. (Бьютъ часы). Часы упрекаютъ меня напрасной тратой времени.— Успокойся, добрый юноша, отрекаюсь отъ всякихъ притязаній на тебя, хотя и сознаю, что въ жатвенную пору ума и юности жена твоя пожнетъ прекраснйшаго мужа. Вотъ ваша дорога, прямо на западъ.
ВОЛ. Пойду на западъ. Красота и хорошее расположеніе духа да не покидаютъ васъ, графиня, никогда! А господину моему ничего не поручите сказать?
ОЛИВ. Постой. Прошу, скажи что ты обо мн думаешь?
ВОЛ. Что вы думаете что вы не то что вы есть.
ОЛИВ. Если я это думаю, то думаю тоже самое и о теб.
ВОЛ. И не ошибаетесь, я не то что есть.
ОЛИВ. Желала бы чтобъ ты былъ тмъ, чмъ мн хотлось бы.
ВОЛ. Былолибъ это лучше того, что я есть? Хотлъ бы чтобъ было, потому что теперь шутъ я вашъ.
ОЛИВ. О, сколько гнвной прелести въ досад, негодованіи губъ его! И кровавое преступленіе не обнаруживаетъ себя такъ скоро, какъ любовь, желающая быть скрытой, ночь любви — полдень. Цезаріо, розами весны, двственностью, честью, правдой и всмъ что есть святаго клянусь — люблю тебя такъ, что, несмотря на твою гордость, ни умъ, ни благоразуміе не могутъ скрыть моей страсти. Не выводи изъ этого, изъ того что сама ищу любви твоей — что не стоитъ отвчать на нее. Врь, хороша любовь искомая, еще лучше рождающаяся безъ исканій.
ВОЛ. Клянусь невинностью и юностью моей, есть у меня и сердце, и любовь, и врность, но не для женщины, и никогда ни одной, кром меня, не быть царицей ихъ. Прощайте, графиня, отнын не передавать уже мн вамъ горя моего господина.
ОЛИВ. Нтъ, приходи опять, можетъ теб и удастся еще склонить это сердце на любовь къ тому, чья любовь теперь такъ противна ему.

(Уходятъ.)

СЦЕНА 2.

Комната въ домъ Оливіи.

Входятъ Сэръ Тоби, Сэръ Андрю и Фабіанъ.

С. АНД. Нтъ, ей-богу, ни минуты не остаюсь здсь доле.
С. ТОБ. Отчего же, зелье мое, отчего?
ФАБ. Вы, сэръ Андрю, непремнно должны сказать: отчего.
С. АНД. Оттого что видлъ, что твои племянница была такъ благосклонна къ служителю Герцога, какъ никогда ко мн, видлъ что было въ саду.
С. ТОБ. А тебя, скажи старый дурень, видла она?
С. АНД. Какъ я васъ.
ФАБ. Такъ это сильнйшее доказательство ея любви къ вамъ.
С. АНД. Что ты, за осла что ли меня принимаешь?
ФАБ. Докажу законнымъ образомъ, присягой ума и здраваго смысла.
С. ТОБ. А они были присяжными еще до поры, когда Ной сдлался мореходомъ.
ФАБ. Она любезничала съ молодымъ человкомъ на вашихъ глазахъ единственно для того, чтобъ раздражить васъ, чтобъ пробудить сонливое какіе мужество, вложить огонь въ ваше сердце, сру въ вашу печень, вамъ слдовало тутъ же подойдти къ нимъ и загонять молодчика, какой-нибудь только что вычеканенной шуткой, до онмнія. Этого-то и ожидали отъ васъ, и не дождались, вы дали время смыться двойной позолот благопріятнаго случая и занеслись въ мнніи графини на самый сверъ, гд и висть вамъ, подобно сосульк на бород Голандца, до тхъ поръ, пока не возвратите его какой-нибудь достохвальной выходкой храбрости или, пожалуй, политики.
С. АНД. Если ужь какъ-нибудь надо, такъ храбростью, потому что политику я ненавижу. Сдлаться политикомъ для меня все равно что сдлаться Бровнистомъ {Послдователемъ секты Роберта Броуна, извстной въ послдствіи подъ названіемъ Индепендентовъ.}.
С. ТОБ. Такъ и сооруди зданіе своего счастія на основаніи храбрости. Вызови герцогскаго юнца на единоборство, рань его въ одиннадцати мстахъ, племянница непремнно обратитъ на это вниманіе. Врь, никакая сваха въ мір не отрекомендуетъ мущину женщин лучше молвы о храбрости.
ФАБ. Другаго нтъ, сэръ Андрю, средства.
С. АНД. Передастъ ему кто нибудь изъ васъ вызовъ?
С. ТОБ. Ступай, напиши его въ самомъ воинственномъ тон, будь задоренъ и кратокъ, дло не въ остроуміи, такъ-то онъ и будетъ и замысловатъ и краснорчивъ, поноси со всмъ своеволіемъ чернилъ, не будетъ лишнимъ если раза три и тыкнешь, настрочи лжи сколько умстится на лист, хотя бы онъ былъ и такъ громаденъ что покрылъ бы даже ложе Вера {Тутъ непереводимая игра значеніями слова scheet — листъ и простыня. Ложе же Вера — громадная и дорогая кровать, возбуждавшая въ то время много толковъ.} Ступай! Да смотри же, чтобъ въ чернилахъ было достаточно желчи, хоть и будешь писать гусинымъ перомъ. Ничего это. Съ Богомъ, за дло.
С. АНД. Гд же найду я васъ?
С. ТОБ. Въ нашемъ cubiculo {Въ спальн.}. Ступай. (Сэри Андрю уходитъ.)
ФАБ. Дорогой это для васъ человчекъ, сэръ Тоби.
С. ТОБ. Да и я, любезный не дешевъ ему пришелся: тысячи въ дв, или около.
ФАБ. Славное письмо настрочитъ онъ, но вы вдь не отдадите его.
С. ТОБ. Никогда не врь мн, если не отдамъ, подстрекну еще молодаго-то человка къ отвту. Увренъ, что ни волами, ни канатами ихъ не стащишь. Что касается до Андрю, если его вскроютъ и ты найдешь въ его печени хоть на столько крови чтобъ блоха могла замочить свои лапки — готовъ състь все, что останется отъ вскрытія.
ФАБ. Да и противникъ-то его, молодой-то человкъ, судя по лицу, не очень-то свирпъ.

Входитъ Марія.

С. ТОБ. Вотъ и младшій изъ девяти крапивниковъ {Женскія роли исполнялись въ Шекспирово время мальчиками и часто очень небольшаго роста, крапивникъ же несетъ обыкновенно девять или десять яицъ и послдній изъ вылупившихся птенцовъ всегда меньше и слабе.}.
МАР. Хотите разстроить селезенку, досмяться до колотья — идите за мною. Дурень Мальволіо сдлался язычникомъ, совершеннйшимъ ренегатомъ, потому что никакой христіанинъ, надющійся достигнуть истинной врой блаженства, никогда не повритъ возможности такого набора несообразнйшихъ глупостей. Онъ въ желтыхъ чулкахъ.
С. ТОБ. Перевязанныхъ крестъ на крестъ?
МАР. Противнйшимъ образомъ, какъ у педанта преподающаго въ церкви.— Я подстерегала его, какъ его убійца. Онъ въ точности исполняетъ все что требуется подброшеннымъ письмомъ. Улыбаясь, бороздитъ лице такимъ множествомъ полосъ, какого нтъ и на новйшей карт, съ придаткомъ Индіи {Карта эта приложена къ ‘Unschotens Voyages’ 1598 и вся исполосована множествомъ линій.}, ничего подобнаго вы не видывали еще, я едва удержалась, чтобъ чмъ нибудь не швырнуть въ него. Уврена, что графиня не выдержитъ — ударитъ, а ударитъ — онъ улыбнется, приметъ это за величайшую благосклонность.
С. ТОБ. Веди, веди насъ. (Уходятъ.)

СЦЕНА 3.

Улица.

Входятъ Антоніо и Себастіанъ.

СЕБ. Своимъ собственнымъ желаніемъ я низачто не обеспокоилъ бы васъ, но такъ какъ вы и въ беспокойств находите удовольствіе — кончаю мои пени.
АНТ. Я не могъ безъ васъ оставаться, меня шпорила моя къ вамъ привязанность, острйшая зубчатаго желза, и не однимъ только желаніемъ васъ видть — хотя и этого достаточно чтобъ побудить на дальнйшій еще путь,— но и опасеніемъ всякаго, что можетъ съ вами случиться въ стран совершенно вамъ незнакомой, для иноземца, безъ друга и путеводителя, часто дикой и негостепріимной. Любовь и это опасеніе погнали меня за вами.
СЕБ. Добрый Антоніо, я могу отвтить только благодареніями, благодареніями, одними только благодареніями, за услуги за-частую отдлываются вдь этой ничего не стоящей платой. Соотвтствуй мои средства желанію — я лучше расплатился бы съ вами. Что же станемъ мы длать? Пойдемъ осматривать древности города?
АНТ. Отложимъ это до завтра, а теперь позаботимся лучше о ночлег.
СЕБ. Я не усталъ, а до ночи далеко еще, прошу, потшимъ глаза памятниками и всмъ что составляетъ славу этого города.
АНТ. Извините, прогулка но этимъ улицамъ не совсмъ для меня безопасна.
Разъ, въ схватк съ галерами Герцога, я такъ удружилъ, что, попадись я здсь — не сдобровать мн.
СЕБ. Много побили, стало, народу?
АНТ. Нтъ, дло было не кровавое, хотя но многому могло сдлаться и такимъ. Въ послдствіи можно было, конечно, все поправить возвращеніемъ отнятаго — что многіе изъ нашихъ, ради торговли, и сдлали,— но я не согласился, и за это, поймаютъ меня здсь, придется дорого поплатиться.
СЕБ. Такъ не ходитежь такъ открыто.
АНТ. И не буду.— Вотъ вамъ кошелекъ мой. Остановиться намъ всего лучше въ южномъ предмстіи города, въ гостинниц Слона. Я закажу тамъ ужинъ, а вы между тмъ обманете время, умножите свои знанія осмотромъ города.
СЕБ. Но начто же мн кошелекъ-то вашъ?
АНТ. На случаи, если какая нибудь бездлушка понравится и вамъ захотлось бы купить ее, ваши же средства, полагаю, не таковы, чтобъ тратить ихъ на вздоры.
СЕБ. Буду ношатаемъ кошелька вашего. До свиданія.
АНТ. Въ гостинниц Слона.
СЕБ. Помню. (Уходитъ.)

СЦЕНА 4.

Садъ Оливіи.

Входятъ Оливія и Марія.

ОЛИВ. Я послала за нимъ. Скажетъ: приду — какъ угощу я его? чмъ подарю? вдь юность чаще покупается, чмъ вымаливается или занимается. Но я слишкомъ ужь громко разговорилась.— Гд Мальволіо?— онъ угрюмъ и важенъ — вполн къ моей судьб подходящій служитель.— Гд Мальволіо?
МАР. Шелъ, казалось, сюда, но въ какомъ-то странномъ состояніи. Точно помшанный.
ОЛИВ. Что съ нимъ? Бснуется?
МАР. Нтъ, все только посмивается, во всякомъ случа не мшалобъ, чтобъ при немъ кто-нибудь былъ подл васъ, онъ, право, помшался.
ОЛИВ. Позови его ко мн. Тожественны грустное и веселое помшательства — и я, какъ онъ, помшана.

Марія возвращается съ Мальволіо.

Что съ тобой, Мальволіо?
МАЛ. (Дурацки посмиваясь). Хе, хе, хе, прелестнйшая графиня.
ОЛИВ. Ты смешься, а я послала за тобой по весьма непріятному поводу.
МАЛ. Непріятному, графиня? непріятно-то моглобъ быть мн. Это — такое, то-есть, крестъ на крестъ подвязываніе,— затрудняетъ нкоторымъ образомъ кровообращеніе, но чтоже? Нравится это очамъ одной, и по мн, какъ говорится въ одномъ правдивомъ сонет:’нравлюсь одной — нравлюсь всмъ’.
ОЛИВ. Да что съ тобой? что у тебя такое?
МАЛ. Ничего чернаго на душ, хотя ноги-то и пожелтли. Въ его оно рукахъ, и все что требуется будетъ исполнено. Знаемъ, полагаю, прелестный римскій почеркъ.
ОЛИВ. Ступай, лягь въ постель, Мальволіо.
МАЛ. Въ постель? Да, приду, приду къ теб, мое сокровище.
ОЛИВ. Господь да поможетъ теб! Что ты все улыбаешься, цлуешь такъ часто свою руку?
МАР. Что съ тобой, Мальволіо?
МАЛ. Хотлось бы знать теб? Да, такъ вотъ соловьи и станутъ отвчать галкамъ.
МАР. Что значитъ эта смшная дерзость, съ которой ты явился къ графин?
МАЛ. ‘Не пугайся знатности’.— Такъ вдь писано.
ОЛИВ. Что хочешь ты сказать этимъ?
МАЛ. ‘Нкоторые родятся знатными’.—
ОЛИВ. А!
МАЛ. ‘Другіе пріобртаютъ знатность’,—
ОЛИВ. Что говоришь ты?
МАЛ. ‘Инымъ же знатность сама навязывается’.
ОЛИВ. Да исцлитъ тебя небо!
МАЛ. ‘Вспомни кто восхищался желтыми твоими чулками’,—
ОЛИВ. Желтыми твоими чулками?
МАЛ. ‘И желалъ чтобъ ты всегда подвязывалъ ихъ крестъ на крестъ’.
ОЛИВ. Крестъ на крестъ?
МАЛ. ‘Дерзай, счастье твое составлено, если только хочешь’ —
ОЛИВ. Мое счастье составлено?
ВАЛ. ‘Нтъ — оставайся навсегда дворецкимъ’.
ОЛИВ. Онъ ршительно помшался.

Входитъ Служитель.

СЛУЖ. Графиня, посланный графа Орсино воротился, насилу уговорилъ, онъ ждетъ вашихъ приказаній.
ОЛИВ. Иду. (Служитель уходитъ.) Распорядись, любезная Марія, чтобъ о бдномъ позаботились. Гд дядя Тоби? Пусть хоть двое изъ служителей постоянно наблюдаютъ за нимъ. И изъ-за половины моего приданаго не захочу чтобъ съ нимъ случилось что нибудь недоброе. (Уходитъ съ Маріей.)
МАЛ. О-то-то! не начало это сближенія со мной? Не кто другой, а сэръ Тоби долженъ позаботиться обо мн. Это вполн согласно съ письмомъ, она шлетъ его, чтобъ я могъ оказать мое къ нему пренебрежете, потому что въ письм именно къ тому побуждаетъ. ‘Сбрось съ себя оболочку смиренія’, пишетъ она, ‘не уступай родственнику, будь гордъ съ служителями, толкуй о длахъ государственныхъ, кажись страннымъ!’ — приводитъ за тмъ и все, что для этого нужно: лице, напримръ, угрюмое, поступь важную, рчь медленную, на манеръ какой-либо знатной особы, и такъ дале. Изловилъ я ее, но это дло Юпитера, и Юпитеръ да содлаетъ меня благодарнымъ!— И сейчасъ, уходя: ‘распорядись, чтобъ о бдномъ позаботились’. О бдномъ! не о Мальволіо, не соотвтственно моему званію, а о бдномъ. Все сходится: ни грана, ни скрупула сомннія, ни малйшей задоринки, никакого неимоврнаго или неблагонадежнаго обстоятельства.— Что можно сказать противъ? Ничего такого, что бы могло стать между мной и полной перспективой надеждъ моихъ. Но не я, а Юпитеръ творецъ этого — ему благодареніе.

Возвращается Марія съ Сэръ Тоби и Фабіаномъ.

С. ТОБ. Куда же, ради самого Бога, запропастился онъ? Хотя бы и вс бсы ада въ уменьшенномъ вид, цлый легіонъ ихъ вселился въ, него — я поговорю съ нимъ.
ФАБ. Вотъ, вотъ онъ.— Что съ вами, что съ вами, почтеннйшій?
МАЛ. Убирайтесь, увольняю васъ, дайте мн насладиться моимъ уединеніемъ, убирайтесь.
МАР. Слышите, какъ коварно говоритъ въ немъ нечистый! не говорила я вамъ?— Сэръ Тоби, графиня проситъ васъ позаботиться о немъ.
МАЛ. А! проситъ?
С. ТОБ. Постойте, не мшайте, съ нимъ надо кротко обращаться, предоставьте это мн одному.— Ну что, Мальволіо? что съ тобою? Полно, любезный, не поддавайся сатан, сообрази что онъ врагъ рода человческаго.
ВАЛ. Знаешь ты, что говоришь ты?
МАР. Видите какъ горячо принимаетъ онъ къ сердцу дурное слово о сатан! Дай-то Богъ, чтобъ не оказался совсмъ околдованнымъ.
ФАБ. Снеси мочу его къ вороже.
МАР. Буду жива — будетъ и это завтра же утромъ сдлано. Графиня и за большее, чмъ могу сказать не хотла бы потерять его.
МАЛ. Почему же, милйшая?
МАР. О, Господи!
С. ТОБ. Да замолчи же, прошу тебя, разв такъ надо? Не видишь что раздражаешь только? Предоставь мн.
ФАБ. Только лаской и можно: ласковй, ласковй! Врагъ грубъ, и не хочетъ чтобъ съ нимъ грубо обращались.
С. ТОБ. Ну чтоже, плутишка? какъ поживаешь, моя куколка?
МАЛ. Сэръ!
С. ТОБ. Идемъ со мной, мой цыпленочекъ. Полно, не пристало солидности играть съ сатаной въ вишенныя косточки {Cherry-pit — дтская игра, состоявшая во вкатываніи вишневыхъ косточекъ въ маленькую лунку.}. Пошли на вислицу гнуснаго этого угольщика!
МАР. Заставьте его, добрый сэръ Тоби, прочесть молитву, заставьте помолиться.
МАЛ. Помолиться, кривляка?
МАР. Ручаюсь, онъ ни на что благочестивое не согласится.
МАЛ. Чтобъ вамъ всмъ удавиться! пустота, ничтожество вы. Не вашей я стихіи, услышите еще обо мн. (Уходитъ).
С. ТОБ. Ну кто бы поврилъ?
ФАБ. Будь это театральное представленіе — я осудилъ бы его какъ неправдоподобнйшій вымыселъ.
С. ТОБ. Онъ весь проникся заразой нашей выдумки.
МАР. Не давайтежь ему отдыха, чтобъ она, обнаружившись, не выдохлась.
ФАБ. Мы, пожалуй, и въ самомъ дл сведемъ его съ ума.
МАР. Тмъ покойнй будетъ въ дом.
С. ТОБ, Затащимъ его въ темную комнату и свяжемъ. Племянница убждена что онъ помшался, и мы смло можемъ продолжать — намъ на потху, ему въ наказанье,— пока сама наша потха, истощившись, за насъ не сжалиться надъ нимъ, и тогда, обсудивъ всю продлку, мы увнчаемъ тебя какъ искуснйшую открывательницу сумасшедшихъ. Но вотъ, смотрите, смотрите —

Входите Сэръ Андрю Эгъ-чикъ.

ФАБ. Еще матеріалъ для майскаго утра {Первое мая праздновалось во всей Англіи между прочимъ и шутовскими представленіями.}.
С. АНД. Потъ вызовъ, прочтите, ручаюсь, есть въ немъ и уксусъ и перецъ.
ФАБ. Ужь какъ будто такъ докъ?
С. АНД. Ручаюсь, прочтите только.
С. ТОБ. Давай. (Читаете) ‘Юноша, кто бы ты ни былъ, ты все-таки паршивикъ’.
ФАБ. Хорошо и доблестно.
С. ТОБ. (Читаете) ‘Не дивись и не изумляйся мысленно, почему я такъ тебя называю, потому что не скажу теб никакой тому причины’.
ФАБ. Ловкая, ограждающая отъ преслдовали закона увертка.
С. ТОБ. (Читаетъ) ‘Ты приходишь къ графин Оливіи, и она на моихъ глазахъ любезничаетъ съ тобой, но ты лжешь — не изъ-за этого вызываю я тебя’ —
ФАБ. Коротко и чрезвычайно хитро-безсмысленно.
С. ТОБ. (Читаетъ) ‘Я подстерегу тебя на возвратномъ пути домой, и если теб удастся убить меня’ —
ФАБ. Прекрасно.
С. ТОБ. (Читаетъ) ‘Ты убьешь меня, какъ мерзавецъ и бездльникъ’.
ФАБ. Все на навтренной сторон закона. Отлично.
С. ТОБ. (Читаетъ) ‘Прощай, и да умилосердится Господь надъ одной изъ нашихъ душъ! Онъ можетъ умилосердиться и надъ моей, но я благонадежне, и потому смотри въ оба. Твой другъ, смотря по встрч, и заклятой твой врагъ Андрю Эгъ-чикъ’.— Если это письмо не расшевелитъ его — не шевельнутъ и ноги. Я передамъ его.
МАР. Можете сейчасъ же. Онъ теперь у графини и скоро пойдетъ домой.
С. ТОБ. Ступай же, сэръ Андрю, стереги его, какъ сыщикъ, на углу сада, и только что завидишь, обнажи мечь, обнажая же мечь, разразись страшнйшими проклятіями, вдь грозными проклятіями, бойко и зычно изрыгаемыми, часто добываютъ такую славу храбрости, какой никогда не добыть самымъ дломъ. Отправляйся!
С. АНД. Ну, за проклятіями-то у меня дло не станетъ. (Уходитъ.)
С. ТОБ. А письма-то я не отдамъ. Изъ того какъ молодой человкъ себя держитъ видно что онъ уменъ и образованъ, что подтверждается и ролью посредника между Герцогомъ и племянницей, совершенно безграмотное письмо это не испугаетъ его — онъ тотчасъ догадается что оно отъ какого-нибудь олуха. Я передамъ ему вызовъ изустно, припишу Эгъ-чику необыкновенную храбрость, внушу молодому человку — по молодости, я знаю, онъ повритъ,— самое высокое мнніе о его свирпости, искусств, ярости и запальчивости. Это такъ запугаетъ обоихъ, что они, какъ василиски, убьютъ другъ друга взглядомъ.

Входятъ Оливія и Віола.

ФАБ. Вотъ онъ идетъ сюда съ вашей племянницей, оставимъ ихъ пока, простится онъ съ ней — вы тотчасъ и приступите къ нему.
С. ТОБ. Придумаю между тмъ страшнйшія выраженія для вызова. (Уходитъ съ Фабіаномъ и Маріей.)
ОЛИВ. Слишкомъ много высказала я каменному сердцу, слишкомъ необдуманно предала ему честь мою. Есть во мн что-то укоряющее мой проступокъ, но проступокъ этотъ такъ упорно силенъ что смется надъ укоромъ.
ВОЛ. Точно такъ же, какъ ваша страсть, дйствуетъ и горе моего повелителя.
ОЛИВ. Возьми и носи, изъ любви ко мн, это украшеніе — это мой портретъ, не отказывай — нтъ у него языка, чтобъ досаждать теб, а завтра, прошу, приди опять. Изъ всего что ты попросилъ бы, въ чемъ, не соединенномъ съ ущербомъ чести, отказала бы я теб?
ВОЛ. Прошу только любви къ моему повелителю.
ОЛИВ. Могу ли безъ ущерба для чести даровать ему то, что даровала уже теб?
ВОЛ. Я разршаю.
ОЛИВ. Хорошо, приди только завтра. Прощай, такой злой духъ, какъ ты, въ состояніи увлечь меня и въ адъ.

(Уходитъ.)

Входятъ Сэръ Тоби Бэльчъ и Фабіанъ.

С. ТОБ. Синьоръ, да хранитъ васъ Господь.
ВОЛ. Васъ также.
С. ТОБ. Какое бы ни было у васъ оружіе, беритесь за него скоре, какого рода оскорбленіе нанесли вы, я не знаю, но врагъ вашъ, ярый и кровожадный, какъ охотникъ, поджидаетъ васъ на углу сада, обнажитежь проворнй шпагу, потому что вашъ противникъ быстръ, искусенъ и безпощаденъ.
ВОЛ. Вы, наврное, ошибаетесь, принимая меня за кого нибудь другаго, нтъ у меня ни съ кмъ ссоры, ни слда въ моей памяти какой-либо кому-нибудь нанесенной обиды.
С. ТОБ. А на дл, врьте, окажется не то, и потому, дорожите хоть сколько-нибудь жизнью, берегитесь, противникъ вашъ совмщаетъ въ себ все, что могутъ даровать юность, искусство и злоба.
ВОЛ. Скажите же, прошу васъ, кто онъ?
С. ТОБ. Дворянинъ, посвященный въ рыцари незазубреннымъ мечемъ и на ковр {Carpet Knights или Knights of green cloth назывались посвященные въ рыцари не на пол битвы за военные подвиги, а въ мирное время, во дворцахъ и стоявшіе при этомъ на колняхъ не на голой земл, а на ковр.}, но чертъ въ частной ссор: развелъ уже три тла съ душой, и въ настоящее время разбшенъ до такой степени что, кром предсмертнаго томленія и похоронъ, ничмъ не удовлетворится. Будь что будетъ, девизъ его, бери или давай!
ВОЛ. Я вернусь въ ломъ и попрошу у графини провожатыхъ. Я не боецъ. Я слыхалъ, что есть люди, которые нарочно заводятъ ссору, чтобъ попытать храбрость другаго, врно это одинъ изъ такихъ.
С. ТОБ. Нтъ, синьоръ, его негодованіе вытекаетъ изъ весьма достаточнаго оскорбленія, и потому ступайте и удовлетворите его. Назадъ въ домъ, не продлавъ со мной того, что можете покончить съ нимъ съ большимъ успхомъ, вамъ не вернуться. Обнажайтежь шпагу, потому что должны раздлаться — это врно, или отрекитесь клятвенно отъ права носить булатъ при бедр.
ВОЛ. Это такъ же невжливо, какъ и странно. Прошу васъ, сдлайте такое одолженіе, узнайте отъ него чмъ я оскорбилъ его, во всякомъ случа какъ-нибудь по неосторожности — отнюдь не съ умысломъ.
С. ТОБ. Извольте. Синьоръ Фабіанъ, побудьте съ нимъ до моего возвращенія. (Уходитъ.)
ВОЛ. Скажите пожалуйста, знаете вы въ чемъ дло?
ФАБ. Знаю только что онъ раздраженъ противъ васъ до того, что не миновать смертоносной раздлки, и ничего боле.
ВОЛ. Что же это за человкъ?
ФАБ. Наружность его нисколько не общаетъ той необычайности, которую, весьма вроятно, откроетъ вамъ испытаніе его мужества. Искусне, кровожадне и губительне этого противника дйствительно не сыскать во всей Иллиріи. Угодно вамъ пойдти къ нему? Я постараюсь, если съумю, помирить васъ.
ВОЛ. Премного обяжете. Для меня, что бы тамъ ни подумали о моей храбрости, лучше имть дло съ попомъ, чмъ съ такимъ витяземъ. (Уходятъ.)

Сэръ Тоби возвращается съ Сэръ-Андрю, робко за нимъ слдующимъ.

С. ТОБ. Сущій это, говорю теб, чертъ, такой фуріи я и не видывалъ еще. Попробовалъ пройтись съ нимъ на шпагахъ въ ножнахъ и со всмъ, и онъ нанесъ мн ударъ съ такой убійственной стремительностью, что но было никакой возможности избгнуть его, угоститъ и тебя такъ врно, какъ твои ноги коснутся земли только что ступишь. Говорятъ онъ былъ фехтовальнымъ учителемъ Султана.
С. АНД. Провались онъ, не хочу я драться съ нимъ.
С. ТОБ. Но его не уломаешь теперь. Фабіанъ едва его удерживаетъ.
С. АНД. Чертъ его возьми, знай я, что онъ храбръ и такъ искусенъ, ни за что, пропадай онъ, не вызвалъ бы я его. Уговори его оставить это дло — подарю ему лошадь, сраго моего Капилета.
С. ТОБ. Предложу. Подожди же здсь, да держись смле, можетъ и покончимъ все безъ гибели душъ. (Про себя) Позжу я и на твоей лошади, какъ зжу на теб самомъ.

Фабіанъ возвращается съ Віолой, робко за нимъ слдующей.

(Фабіану). Его лошадь за мировую моя, я уврилъ его что молодой человкъ сущій чертъ.
ФАБ. (Сэръ Тоби). А онъ такого же мннія о немъ, блденъ, дрожитъ, точно медвдь за спиной.
С. ТОБ. (Віол). Ничто не помогаетъ, синьоръ, онъ непремнно хочетъ драться съ вами, чтобъ сдержать свою клятву. Обдумавъ, впрочемъ, причину ссоры, онъ находитъ ее теперь не стоящей даже и рчи, обнажитежь мечь чтобъ дать ему только возможность сдержать клятву, онъ завряетъ что не нанесетъ вамъ никакого вреда.
ВОЛ. (Про себя). Помоги Боже!— Еще бездлица, и я открою какой я мужъ.
ФАБ. Разсвирпетъ онъ слишкомъ — отступите.
С. ТОБ. Ну, сэръ Андрю, ни что не помогаетъ, молодой человкъ, чтобъ поддержать честь свою, непремнно хочетъ обмняться съ тобой нсколькими ударами, по законамъ дуели, онъ никакъ не можетъ обойдтись безъ этого, но далъ честное, дворянское слово, что не нанесетъ теб никакого вреда. Начинайте же.
С. АНД. (Обнажая шпагу, про себя). Дай-то Богъ чтобъ онъ сдержалъ его.
ВОЛ. (Обнажая шпагу). Поврьте, это ршительно противъ моего желанія.

Входитъ Антоніо.

АНТ. Прочь вашу шпагу,— оскорбилъ кого молодой дворянинъ этотъ — отвтъ за это принимаю я на себя,оскорбили вы его (Обнажая шпагу) — вызываю васъ за него.
С. ТОБ. Вы, синьоръ? Да кто вы?
АНТ. Человкъ, который изъ дружбы сдлаетъ и больше того, чмъ сейчасъ похвастался.
С. ТОБ. Записной вы дуелистъ (Обнажая шпагу) — имть вамъ дло со мной.

Входятъ два Полицейскіе Служителя.

ФАБ. Стойте, сэръ Тоби — сюда идутъ полицейскіе.
С. ТОБ. (Антоніо). Я сейчасъ буду готовъ къ вашимъ услугамъ.
ВОЛ. (Сэръ Андрю). Прошу, синьоръ, вложите вашу шпагу въ ножны.
С. АНД. Съ величайшимъ удовольствіемъ, а общанное исполню. Конь отлично вызженный и послушный.
1. пол. Вотъ онъ, исполняй свою обязанность.
2. пол. Антоніо, арестую тебя по приказанію Герцога.
АНТ. Вы принимаете меня за кого-нибудь другаго.
1. пол. Нтъ, синьоръ, нисколько, я тотчасъ узналъ васъ, хоть вы и не въ морской теперь шапк. Бери его, онъ знаетъ что хорошо его знаю.
АНТ. Долженъ повиноваться.— (Віол) А все оттого что вздумалъ васъ отыскивать, длать нечего — пришлось поплатиться. Что же думаете вы предпринять? Крайность вынуждаетъ меня теперь попросить васъ о возвращеніи мн кошелька моего. Что я ничего ужь не могу сдлать для васъ, для меня, право, больне того, что самъ попалъ въ бду. Вы поражены,— не унывайте.
2. пол. Идемте, синьоръ.
АНТ. Удлите мн часть денегъ.
ВОЛ. Какихъ денегъ, синьоръ? За то любезное участіе, которое вы сейчасъ приняли во мн и которое отчасти довело васъ до настоящей непріятности, я готовъ удлить вамъ кое-что изъ моихъ весьма скудныхъ средствъ, я не богатъ, но готовъ раздлить съ вами мое теперешнее достояніе, вотъ вамъ половина всего что имю.
АНТ. Какъ, вы отрекаетесь отъ меня? Возможноли, посл тхъ услугъ, которыя оказалъ вамъ? Не искушайте моего несчастія, не заставляйте унизиться до вычисленія ихъ.
ВОЛ. Не знаю никакихъ, и голосъ и лице ваше совершенно мн незнакомы. Неблагодарность же ненавистнй мн и лжи, и суетности, и хвастливости, и пьянства и всхъ возможныхъ видовъ порока, заражающихъ своимъ ядомъ бренное наше тло.
АНТ. Боже правосудный!
2. пол. Идемте, синьоръ, прошу, идемте.
АНТ. Еще одно слово. Молодаго этого человка, я выхватилъ почти что изъ челюстей смерти, пекся о немъ съ такой святой любовью,— поклонялся лику его, заставлявшему предполагать истинную въ немъ доблесть {Въ прежнихъ изданіяхъ: Most vunerable worth… По Колльеру: Most veritable worth…}.
1. пол. Какое намъ до этого дло? Время идетъ, идемте.
АНТ. И какимъ же гнуснымъ идоломъ оказывается божество это!— Ты опозорилъ, Себастіанъ, прекрасное лице свое, нтъ въ природ никакого безобразія, кром нравственнаго, никого нельзя назвать уродомъ, кром неблагодарнаго. Добродтель — красота, красивое же зло — пустой ларецъ разукрашенный дьяволомъ.
1. пол. Онъ сходитъ съ ума, веди его! Идемте, синьоръ.
АНТ. Ведите. (Уходитъ съ Полицейскими.)
ВОЛ. Все высказанное имъ вырвалось, кажется, съ полнымъ убжденіемъ въ несомннности того, въ чемъ я сомнваюсь еще. О, оправдайся же, оправдайся предположеніе, что я принята за тебя, милый братъ мой!
С. ТОБ. Пожалуйте-ка сюда, синьоръ, сюда Фабіанъ, перекинемся по секрету двумя, тремя мудрыми поговорками.
ВОЛ. Онъ назвалъ меня Себастіаномъ, мой братъ, знаю, живъ еще когда смотрюсь въ зеркало, лицемъ онъ совершенно походилъ на меня, и платье носилъ всегда такого же покроя и цвта, потому что подражаю въ этомъ ему. О, если это оправдается — милосерды и бури, полны любви и соленыя волны! (Уходитъ.)
С. ТОБ. Пустйшій, подлйшій мальчишка, трусливйшій даже зайца. Подлость свою онъ достаточно доказалъ тмъ, что покинулъ друга въ нужд, отрекся отъ него, что же касается до трусливости — спроси Фабіана.
ФАБ. Трусъ, отъявленный, совершеннйшій трусъ.
С. АНД. Догоню и отдую его.
С. ТОБ, Пожалуйста, отваляй на славу, и не обнажая меча.
С. АНД. Отваляю. (Уходитъ.)
ФАБ. Идемте за нимъ, посмотримъ что будетъ.
С. ТОБ. Отвчаю чмъ угодно — ничего не будетъ. (Уходятъ).

ДЙСТВЕ IV.

СЦЕНА 1.

Улица передъ домомъ Оливіи.

Входятъ Себастіанъ и Кловнъ.

КЛОВ. Хотите вы меня уврить, что не къ вамъ я посланъ?
СЕБ. Полно, ты вижу проказникъ, оставь меня въ поко.
КЛОВ. Славно, ей-ей, славно выдерживаете! Нтъ, не знаю я васъ, и не посланъ я къ вамъ моей госпожей съ просьбой пожаловать къ ней на пару словъ, и не Цезаріо ваше имя, и не мой это носъ. Все не то, что есть.
СЕБ. Прошу, разршайся своей глупостью гд нибудь въ другомъ мст. Ты меня не знаешь.
КЛОВ. Разршайся я моей глупостью! онъ подслушалъ это выраженіе о какой-нибудь важной особ, и примняетъ его теперь къ дураку. Разршайся я моей глупостью! боюсь и весь этотъ неуклюжій свтъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: This great lubber the World… По Колльеру: this great lubberly world…} окажется дурнемъ.— Прошу, распояшьте же наконецъ свою незнаемость и повдайте чмъ мн разршиться передъ госпожей моей: разршиться встью что придете?
СЕБ. Прошу, проходи, глупый Грекъ {Притоны разврата назывались въ то время Кориномъ, постители же ихъ — Коринянами, а потому весьма вроятно, что слово Грекъ означаетъ здсь сводника.}, вотъ теб на дорогу, не уйдешь — награжу чмъ нибудь похуже.
КЛОВ. Рука у васъ, нечего сказать, щедрая. Мудрецы дающіе дуракамъ деньги, лтъ черезъ четырнадцать исканія добиваются таки доброй славы.

Входятъ Сэръ Андрю, Сэръ Тоби и Фабіанъ.

С. АНД. (Бросаясь на Себастіана) Встрчаю я васъ, синьоръ, опять? вотъ же вамъ.
СЕБ. (Отвчая на его ударъ, ударами.) Вотъ же, вотъ же и теб.— Что же это, рехнулись здсь вс?
С. ТОБ. Остановитесь, синьоръ, или перешвырну вашу шпагу черезъ домъ.
КЛОВ. Доведу это мигомъ до свднія графини. И за пару пенсовъ не согласился бы я быть въ ихъ шкур. (Уходитъ.)
С. ТОБ. (Удерживая Себастіана.) Перестаньте, синьоръ, будетъ!
С. АНД. Нтъ, оставь его, справлюсь съ нимъ другимъ путемъ, подамъ на него искъ, и если только есть законы въ Иллиріи, обвиню его въ буйств, пусть я первый ударилъ его — ничего это.
СЕБ. Пусти!
С. ТОБ. Но пущу низачто. Успокойтесь, юный мой воитель, вложите булатъ вашъ въ ножны, молодецъ вы, довольно.
СЕБ. (Вырываясь). Высвобожусь же. Что теперь скажешь? Хочешь попытать еще — обнажай шпагу.
С. ТОБ. Что, что? Долженъ, стало, выпустить унцъ или два дерзкой твоей крови. (Обнажаетъ шпагу и начинаетъ драться съ нимъ.)

Входитъ Оливія.

ОЛИВ. Стой, Тоби, дорожишь жизнью — стой, приказываю.
С. ТОБ. Графиня —
ОЛИВ. Будетъ это всегда такъ? Прочь съ глазъ моихъ, противный неучь, возможный только въ дикихъ горахъ и пещерахъ, никогда не слыхавшихъ ни о какомъ приличіи!— Не оскорбляйся, любезный Цезаріо!— Удались забіяка! (Сэръ Тоби, Сэръ Андрю и Фабіанъ уходятъ.) — Прошу, мой добрый другъ, обсуди это невжественное и несправедливое нападеніе на твое спокойствіе не страстью, а тонкимъ умомъ твоимъ. Пойдемъ ко мн, я разскажу теб множество безобразныхъ продлокъ этого буяна, и ты посмется и надъ этой, пойдешь вдь — не откажешь мн въ этомъ? Проклятіе ему, въ теб онъ оскорбилъ меня.
СЕБ. Что же это? откуда потокъ этотъ? Или я сошолъ съ ума, или сонъ это.— Погрузижь, воображеніе, мой разумъ навсегда въ Лету, сонъ это — не дай никогда пробудиться!
ОЛИВ. Идемъ же, прошу тебя. Какъ хотлось бы мн чтобъ и ты хотлъ, чтобъ я руководила тобой!
СЕБ. Хочу, хочу, прекрасная.
ОЛИВ. О, говори такъ, и пусть такъ это и будетъ! (Уходятъ.)

СЦЕНА 2.

Комната въ домъ Оливіи.

Входятъ Марія и Кловнъ.

МАР. Наднь, сдлай милость, эту рясу и эту бороду, и убди его что ты Томасъ, нашъ викарій. Облачайся жь проворнй, а я схожу, между тмъ, за Сэръ Тоби. (Уходитъ.)
КЛОВ. (Надвая мантію и бороду). Наднемъ, прикинемся, хорошо, еслибъ въ этой одежд я первый прикидывался. Я, конечно, недостаточно жиренъ чтобъ сдлать честь этому званію, и не на столько тощь, чтобъ приняли за настоящаго ученаго, но вдь и названіе честнымъ человкомъ и хорошимъ хозяиномъ нисколько не хуже названія преподобнымъ и великимъ ученымъ.— Вотъ и соумышленники мои.

Входятъ Сэръ Тоби Бэльчъ и Марія.

С. ТОБ. Да благословитъ тебя Юпитеръ, почтенный пресвитеръ.
КЛОВ. Bonos dies {Счастливыхъ дней.}, сэръ Тоби, какъ маститый Пражскій отшельникъ, никогда не видавшій ни пера, ни чернилъ, весьма остроумно сказалъ племянниц короля Горбодуе, что то что есть — есть, такъ и я скажу, что, бывши почтеннымъ пресвитеромъ — почтенный я пресвитеръ, ибо что же такое то, если не то? а есть, если не есть?
С. ТОБ. Займитесь же имъ, почтеннйшій Топасъ.
КЛОВ. (Отворяя дверь.) Эй, слушай! Миръ сей темниц!
С. ТОБ. Отлично бездльникъ прикидывается, ловкая шельма.
МАЛ. (За сценой). Кто зоветъ тамъ?
КЛОВ. Смиренный Топасъ, викарій, пришедшій навестить Мальволіо, бснующагося.
МАЛ. Почтеннйшій, почтеннйшій, добрйшій Топасъ, сходите къ госпож моей.
КЛОВ. Изыди врагъ окаянный! почто мучишь ты мужа сего? что бредишь объ однхъ госпожахъ только?
С. ТОБ. Хорошо, почтенный викарій.
МАЛ. Никого, почтеннйшій Топасъ, не оскорбляли еще такъ, не думайте, добрйшій Топасъ, что я сошолъ съ ума, они закупорили меня здсь въ темь кромешную.
КЛОВ. Стыдись, гнусный сатана, называю тебя нжнйшимъ изъ твоихъ прозвищъ, потому что изъ разряда я тхъ кроткихъ душъ, которыя и съ дьяволомъ вжливы. Ты говоришь, что домъ сей теменъ?
МАЛ. Какъ адъ, почтеннйшій Топасъ.
КЛОВ. Какъ же это, онъ съ окнами, прозрачными какъ ставни, и юго-сверныя части его лучезарны, какъ черное дерево, а ты жалуешься на закупорку?
МАЛ. Не сумасшедшій я, почтеннйшій Топасъ, теменъ, говорю вамъ, домъ этотъ.
КЛОВ. Заблуждаешься, безумецъ. Темно, говорю, только невжество, въ которое ты погруженъ боле, чмъ цыгане въ туманъ ихъ.
МАЛ. Говорю, теменъ домъ этотъ, какъ невжество, хотябъ невжество было такъ же темно, какъ адъ, говорю, никого такъ не обижали еще. Я столько жь сумасшедшій какъ и вы, испытайте меня какимъ хотите допросомъ.
КЛОВ. Какого мннія былъ Пиагоръ о дикой птиц?
МАЛ. Что душа нашей бабушки можетъ, пожалуй, жить и въ птиц.
КЛОВ. Что же ты думаешь о такомъ его мнніи?
МАЛ. Я думаю о душ лучше, и ни въ какомъ отношеніи не одобряю его мннія.
КЛОВ. Прощай же, оставайся по прежнему во мрак. Не признаю тебя въ здравомъ ум, пока не признаешь мннія Пиагора и не будешь бояться убить кулика, изъ опасенія что выживешь изъ него душу бабки твоей. Прощай. (Затворяетъ дверь.)
МАЛ. Почтеннйшій, почтеннйшій Топасъ —
С. ТОБ. Чудеснйшій Топасъ.
КЛОВ. На вс вдь я руки.
МАР. Для этого не нужно было ни бороды, ни рясы, вдь онъ не видитъ тебя.
С. ТОБ. Поговори теперь съ нимъ собственнымъ голосомъ и дай мн знать какъ найдешь его. Желалъ бы чтобъ эта проказа, по добру по здорову, была ужь кончена. Можно приличнымъ образомъ освободить его, освободить бы его, потому что мои отношенія къ племянниц такъ теперь дурны, что доводить эту шутку до конца весьма не безопасно. Придижь тотчасъ же въ мою комнату. (Уходитъ съ Маріей.)
КЛОВ. (Поетъ:)
‘Эй, Робэнъ, милйшій мой Робэнъ,
Повдай что душка твоя?’
МАЛ. Дуракъ!
КЛОВ. (Поетъ:)
‘Жестокосерда, клянуся, ко мн’.
МАЛ. Дуракъ!
КЛОВ. (Поетъ:)
‘Увы, отчего же, скажи?’
МАЛ. Дуракъ! послушай же —
КЛОВ. (Поетъ:)
‘Оттого что любитъ другаго’.—
(Отворяя дверь) Кто это тамъ зоветъ меня?
МАЛ. Любезный дуракъ, хочешь навсегда обязать меня — добудь мн свчу, перо, чернилъ и бумаги. Какъ честный человкъ, по гробъ буду я теб за это благодаренъ.
КЛОВ. Синьоръ Мальволіо?
МАЛ. Я, добрый дуракъ.
КЛОВ. Увы, какъ же это сорвались вы съ пяти умственныхъ способностей {Соотвтственно пяти тлеснымъ чувствамъ, принимали и пять душевныхъ способностей: здравый смыслъ, способность представленія, воображеніе, сужденіе и память.}?
МАЛ. Никого, дуракъ, не оскорбляли еще такъ нахально. Я такъ же въ ум, какъ и ты, дуракъ.
КЛОВ. Такъ же? Не умнй вы дурака — не въ ум вы въ самомъ дл.
МАЛ. Они заперли меня здсь, держатъ въ потьмахъ, присылаютъ поповъ, ословъ — длаютъ все чтобъ свести меня съ ума.
КЛОВ. Говорите осторожнй, попъ-то здсь еще.— (Измняя голоса) Мальволіо, Мальволіо, да возвратитъ теб Господь разумъ! постарайся заснуть, брось бредни.
ВАЛ. Почтеннйшій Топасъ —
КЛОВ. (Измненнымъ голосомъ) Не дли съ нимъ, любезный, по пусту разговоровъ.— (Своимъ) Кто, я, отецъ? ни за что. Господь съ вами, почтеннйшій Топасъ.— (Измненнымъ) Хорошо, аминь.— (Своимъ) Не стану, не стану, почтеннйшій.
МАЛ. Дуракъ, дуракъ, послушай —
КЛОВ. Увы! вооружитесь, синьоръ, терпніемъ. Что вы скажете? за разговоръ-то съ вами вдь досталось мн.
МАЛ. Достань мн, любезный дуракъ, свчу и клочекъ бумаги, говорю теб, я въ полномъ разум, какъ любой изъ жителей Иллиріи.
КЛОВ. Ахъ, еслибъ такъ это было!
МАЛ. Клянусь, добудь мн только чернилъ, бумаги и свчу и отнеси что напишу къ графин, это принесетъ теб такую пользу, какой никогда еще передача письма не принашивала.
КЛОВ. Добуду. Скажите, однакожь, по правд: въ самомъ дл вы помшались, или только притворяетесь?
МАЛ. Поврь, не помшанъ, правду говорю теб.
КЛОВ. Нтъ, никогда не поврю сумасшедшему, пока не увижу мозга его. Принесу свчу, бумаги и чернилъ.
МАЛ. И я награжу тебя за это въ высшей мр. Прошу, или же.
КЛОВ. (Поетъ:)
Иду, иду
И сейчасъ,
Въ одинъ мигъ,
На помощь къ вамъ
Явлюсь опять,
Какъ старый Грхъ 1),
Съ деревяннымъ мечемъ,
Яро и дико
Черту орущій:
‘Эй, тятя,
Ноготки-то,
Какъ глупый
Мальчишка, обржь!’
До свиданьяжь,
Добрый мой чертъ!

(Уходитъ.)

1) Old-vice — шутовское лице старыхъ драмъ въ длинной куртк, дурацкой шапк съ ослиными ушами и съ тонкимъ деревяннымъ кинжаломъ.

СЦЕНА 3.

Садъ Оливіи.

Входитъ Себастіанъ.

СЕБ. Это воздухъ, лучезарное это солнце, эту жемчужину дала мн она, я осязаю, вижу ее. Какъ ни смущенъ я чудесами, не сошолъ однакожъ съ ума. Гд-же наконецъ Антоніо? Въ гостинниц Слона не нашолъ я его, онъ былъ однакожъ въ ней, сказали: пошолъ отыскивать меня но городу. Теперь совтъ его золотую могъ бы оказать мн услугу, потому что, какъ ни споритъ мой разсудокъ съ чувствомъ, что все это какая-нибудь ошибка, нисколько не сумасшествіе, случай этотъ, этотъ приливъ счастья, такъ однакожь необыкновененъ, непостижимъ, что я готовъ почти не врить собственнымъ глазамъ, повздорить съ разсудкомъ, убждающимъ меня въ возможности всего, кром моего сумасшествія, въ возможности даже сумасшествія самой дамы. Но еслибъ она была помшана, она не моглабъ управлять домомъ, распоряжаться прислугой и длами съ такой прелестью, такъ умно и спокойно, какъ это ею длается. Тутъ непремнно какая-нибудь ошибка. Но вотъ и она.

Входитъ Оливія съ Священникомъ.

ОЛИВ. Не осуждай моей поспшности. Честны твои помыслы, или со мной и со святымъ этимъ отцемъ вонъ въ ту часовню, и тамъ, подъ священными ея сводами, даруй мн передъ нимъ полную увренность въ твоей врности, чтобъ мое страшно ревнивое, слишкомъ подозрительное сердце могло быть покойно. Онъ сохранитъ союзъ нашъ въ тайн, пока самъ не пожелаешь объявить о немъ, и тогда мы отпразднуемъ его соотвтственно моему званію.— Что скажешь ты на это?
СЕБ. Что пойду съ тобой за добрымъ отцемъ, и поклявшись въ врности, буду всегда вренъ.
ОЛИВ. Веди же насъ, святой отецъ, и да будетъ эта ясность неба прекраснымъ предзнаменованіемъ нашего счастія?

(Уходятъ.)

ДЙСТВЕ V.

СЦЕНА 1.

Улица передъ домомъ Оливіи.

Входятъ Кловнъ и Фабіанъ.

ФАБ. Покажи же, если любишь, письмо его.
КЛОВ. Если и ты, любезный Фабіанъ, сдлаешь что попрошу.
ФАБ. Все что хочешь.
КЛОВ. Не проси показать письмо это.
ФАБ. Это то же, что подарить собаку, да ее же, въ награду, назадъ и потребовать.

Входятъ Герцогъ, Віола и Свита.

ГЕРЦ. Служители вы, друзья, графини Оливіи?
КЛОВ. Часть ея скарба, ваше высочество.
ГЕРЦ. Тебя я знаю. Какъ поживаешь, любезный?
КЛОВ. Сказать правду: съ врагами отлично, съ друзьями скверно.
ГЕРЦ. На оборотъ, отлично-то, врно, съ друзьями?
КЛОВ. Нтъ, скверно, ваше высочество.
ГЕРЦ. Какъ же это?
КЛОВ. Да такъ же, они восхваляютъ меня и длаютъ осломъ, враги же прямо говорятъ мн что оселъ я, такимъ образомъ враги доводятъ меня до познанія самого себя, а друзья надуваютъ, такимъ образомъ, если и въ умозаключеніяхъ, какъ при поцлуяхъ, четыре отрицанія составляютъ два утвержденія: съ врагами хорошо, а съ друзьями скверно.
ГЕРЦ. Да это прекрасно.
КЛОВ. Нисколько, хотя вашему высочеству и угодно быть однимъ изъ друзей моихъ.
ГЕРЦ. Не будетъ теб отъ меня дурно, вотъ золотой теб.
КЛОВ. Не будь это дломъ двусмысленнымъ, на вашемъ мст удвоилъ бы я его.
ГЕРЦ. Плохой даешь ты мн совтъ.
КЛОВ. Суньте на этотъ разъ вашу тароватость въ карманъ вашъ и пусть ваша плоть и кровь повинуются ей.
ГЕРЦ. Что съ тобой длать, согршу твоей двусмысленностью, вотъ теб другой.
КЛОВ. Primo, secundo, tertio, отличная псня, есть и старая поговорка что третій платитъ за всхъ, три четверти самый живой изъ всхъ тактовъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: The triplex, sir… По Колльеру: The triplet, sir…}, наконецъ, даже и колокола святаго Бенедикта могутъ навести васъ на одинъ, два, три.
ГЕРЦ. Нтъ, этой штукой боле не выманить уже теб изъ моего кармана, а дашь знать твоей госпож что я здсь и желаю поговорить съ ней, явишься съ ней сюда, можетъ быть это и побудитъ мою щедрость къ дальнйшему.
КЛОВ. Прекрасно, ваше высочество, побаюкайте же вашу щедрость до моего возвращенія. Иду, но мн не хотлось бы, чтобъ мое желаніе получить еще вы приняли за грховное корыстолюбіе. Какъ я сказалъ, дайте вздремнуть вашей щедрости, не замедлю я разбудить ее. (Уходитъ.)

Входитъ Антоніо съ Полицейскими.

ВОЛ. Вотъ, Герцогъ, человкъ выручившій меня.
ГЕРЦ. Памятно мн это лице, хотя въ послдній разъ какъ я видлъ его, оно и было замарано, черно, какъ у Вулкана, отъ боеваго дыма. Капитанъ жалкаго, ничтожнаго кораблишка, онъ сцпился съ красой нашего флота такъ губительно, что даже зависть, языкъ потери громогласно воздали ему честь и славу. Въ чемъ у васъ дло?
1. пол. Ваше высочество, это тотъ самый Антоніо, что взялъ плывшій изъ Кандіи Фениксъ со всмъ его грузомъ, что напалъ на Тигра, при чемъ вашъ юный племянникъ Титъ лишился ноги. Мы схватили его здсь, на улиц, въ то время какъ онъ, очертя голову, съ кмъ-то дрался.
ВОЛ. Онъ обнажилъ шпагу въ мою защиту, герцогъ, но за тмъ заговорилъ со мной такъ странно, такъ непонятно, что я счелъ все бредомъ.
ГЕРЦ. Пиратъ отъявленный! разбойникъ водъ соленыхъ! какая еще безумная отвага предала тебя въ руки людей, которыхъ ты такъ жестоко, такъ кроваво сдлалъ врагами себя?
АНТ. Орсино, благородный герцогъ, позвольте не принять этихъ данныхъ мн вами названій. Никогда не былъ Антоніо ни пиратомъ, ни разбойникомъ, но врагомъ Орсино, признаюсь, былъ, и по достаточной причин. Завлекли меня сюда какія-то чары, неблагодарнаго этого юношу, что стоитъ подл васъ, вырвалъ я изъ пнистой пасти разъяреннаго моря, онъ погибалъ безнадежно, я даровалъ ему жизнь и къ тому полюбилъ еще безпредльно, безоглядно, предался ему вполн, для него, изъ любви къ нему отважился я въ этотъ враждебный мн городъ, бросился къ нему на помощь, когда на него напали, и тутъ, когда меня схватили — вмсто того чтобъ раздлить со мной опасность,— онъ отрекся отъ меня, въ одно мгновеніе забылъ меня, какъ вещь лтъ двадцать брошенную, отказался возвратить даже кошелекъ, который за какіе-нибудь полчаса я далъ ему.
ВОЛ. Какъ же могло это быть?
ГЕРЦ. Когда прибылъ онъ въ этотъ городъ?
АНТ. Нынче, герцогъ, три мсяца не разлучались мы передъ этимъ ни на минуту, ни днемъ, ни ночью.

Входитъ Оливія съ Прислугой.

ГЕРЦ. Графиня идетъ сюда, сошло небо на землю.— Ты бредишь, бредишь, три мсяца уже какъ этотъ юноша служитъ мн, но объ этомъ посл.— Отойдите съ нимъ.
ОЛИВ. Что угодно, герцогу? чмъ, кром отказаннаго, можетъ Оливія служить ему?— А ты, Цезаріо, ты не держишь общаннаго мн.
ВОЛ. Графиня?
ГЕРЦ. Прелестная Оливія —
ОЛИВ. Что скажешь ты, Цезаріо? Ваше высочество —
ВОЛ. Его высочество желаетъ поговорить съ вами — мои долгъ молчать.
ОЛИВ. Запоете, герцогъ, старую псню — она такъ же противна, несносна моему слуху, какъ вытье посл музыки.
ГЕРЦ. Все такъ же жестокосерда?
ОЛИВ. Все такъ же постоянна, ваше высочество.
ГЕРЦ. Въ чемъ, въ упрямств? Жестокая, къ неблагодарнымъ, непривтнымъ алтарямъ которой сердце мое возсылало такіе обты, какихъ никакое поклоненіе не возсылало еще — что длать мн?
ОЛИВ. Что угодно, что вашему высочеству прилично.
ГЕРЦ. Отчего же не сдлать бы мн, еслибъ хватило духу, что сдлалъ египетскія разбойникъ {Тіамисъ Геліодора.}: не умертвить передъ смертью что люблю такъ? Вдь и дикая ревность отзывается иногда благородствомъ.— Но нтъ, слушай: такъ какъ ты пренебрегаешь моей любовью, такъ какъ отчасти я знаю кто вытсняетъ меня изъ твоего сердца — живи мраморно-грудая тиранка, но счастливца, котораго, знаю, ты любишь, котораго и самъ люблю, я вырву изъ безжалостныхъ очей твоихъ, въ которыхъ, увнчанный, царитъ онъ на зло своему господину. Идемъ, юноша, созрла мысль на зло: (Уходя) пожертвую любимымъ ягненкомъ, чтобъ растерзать сердце ворона въ голубк.
ВОЛ. (Слдуя за нимъ). И я радостно, охотно готовъ на тысячу смертей, чтобъ только успокоить васъ.
ОЛИВ. Куда же ты, Цезаріо?
ВОЛ. За тмъ, кого люблю боле, чмъ свтъ очей моихъ, боле чмъ жизнь, боле чмъ когда-нибудь буду любить женщину. Притворяюсь — карайте меня вы, горніе свидтели, за такое осрамленіе любви моей!
ОЛИВ. О, я несчастная! какъ обманута я!
ВОЛ. Кто же обманулъ, оскорбилъ васъ?
ОЛИВ. Забылъ ты самого себя? Давно ли?— (Служителямъ.) Позовите священника! (Одинъ изъ служителей уходитъ.)
ГЕРЦ. (Віол). Идемъ.
ОЛИВ. Куда? Цезаріо, супругъ, постой.
ГЕРЦ. Супругъ?
ОЛИВ. Да, супругъ, можетъ ли онъ отречься отъ этого?
ГЕРЦ. Ты, негодяй, супругъ ея?
ВОЛ. Нтъ, герцогъ, нтъ.
ОЛИВ. Это подлый страхъ заставляетъ тебя отказываться отъ своей собственности. Не бойся, Цезаріо, бери свое счастье, будь тмъ, что, знаешь, ты есть, и будешь такъ же великъ, какъ то, что пугаетъ тебя.

Входитъ Священникъ со Служителемъ.

Сюда, сюда, отецъ святой! Заклинаю тебя, отецъ, твоимъ саномъ, открой что такъ еще недавно предполагали оставить во мрак и случайно вынуждены теперь до времени обнаружить,— скажи что, какъ теб извстно, за нсколько часовъ произошло между мной и этимъ юношей.
СВЯЩ. Союзъ вчной любви, заключенный соединеніемъ вашихъ рукъ, запечатлнный священнымъ сомкновеніемъ вашихъ губъ, скрпленный обмномъ вашихъ колецъ, утвержденный совершеніемъ всего обряда мною, только двумя какими-нибудь часами приблизился я съ тхъ поръ къ моей могил.
ГЕРЦ. О, хитрый щенокъ! чмъ же будешь ты, когда лта засютъ твою голову сдинами? или коварство твое разростется такъ быстро, что твой собственный подшибъ тебя же и свалитъ? Прощай, владй ею, но направь свои стопы туда, гдбъ отнын не встрчаться теб со мною.
ВОЛ. Клянусь, герцогъ —
ОЛИВ. О, не клянись, сохрани хоть каплю правды въ преизбытк страха.

Входить Сэръ Андрю Эгъ-чикъ съ окровавленной головой.

С. АНД. Лкаря, ради Бога, лкаря, пошлите его сейчасъ же и къ сэръ Тоби.
ОЛИВ. Что случилось?
С. АНД. Пробилъ онъ мн голову, окровенилъ и гребень сэръ Тоби. Ради Бога, помогите! Не пожаллъ бы и сорока фунтовъ — быть бы только дома.
ОЛИВ. Да кто же, сэръ Андрю?
С. АНД. Дворянинъ изъ свиты герцога, какой-то Цезаріо, мы думали что онъ трусишка, а онъ дьяволъ, воплощенный дьяволъ.
ГЕРЦ. Мои дворянинъ, Цезаріо?
С. АНД. Ахъ, чертъ возьми, онъ здсь ужь!— Вы напрасно проломили мн голову, вдь все что я длалъ — я длалъ по наущенію сэръ Тоби.
ВОЛ. Къ чему обращаетесь вы ко мн? никогда не ранилъ я васъ. Вы безъ всякой причины обнажили противъ меня шпагу, я вжливо старался уговорить васъ, и никакой не нанесъ вамъ раны.
С. АНД. Если кровавый проломъ головы рана — вы поранили меня, считаете вы и кровавый проломъ низачто?

Входить Сэръ Тоби пьяный, поддерживаемый Кловномъ.

Вотъ и сэръ Тоби, хромая, идетъ сюда — услышите не то еще. Не выпей онъ лишняго, онъ иначе пощекоталъ бы васъ.
ГЕРЦ. Что съ вами, синьоръ?
С. ТОБ, Все это мн нипочемъ, поранилъ — ну и все тутъ. Гд-же, болванъ, Дикъ — цирюльникъ?
КЛОВ. Да онъ съ часъ тому назадъ напился мертвецки, глаза его закатились въ восьмомъ еще часу утра.
С. ТОБ. Бездльникъ же онъ. Посл passamezzo {Очень медленный танецъ.}, нтъ для меня ничего ненавистнй пьянаго бездльника.
ОЛИВ. Уведите его. Кто же, наконецъ, затялъ съ ними драку?
С. АНД. Я помогу вамъ, сэръ Тоби, насъ вмст перевяжутъ.
С. ТОБ. Ты поможешь? ты, ослиная голова, шутъ, дурень, бездльникъ, сухопарый бездльникъ, болванъ!
ОЛИВ. Уложите его въ постель и перевяжите рану. (Кловнъ, Сэръ Тоби и Сэръ Андрю уходятъ.)

Входитъ Себастіанъ. Общее изумленіе.

СЕБ. Прискорбно мн, графиня, что поранилъ вашего родственника, но будь онъ и единокровный братъ мн, не могъ я иначе обезопасить себя. Вы смотрите на меня такъ странно — вижу, вы оскорблены этимъ, простите, прекрасная, хоть ради тхъ клятвъ, которыя такъ недавно еще дали другъ другу.
ГЕРЦ. Одно лице, одинъ голосъ, одна одежда, и два человка, какъ въ калейдоскоп — и то, и не то.
СЕБ. Антоніо! О, дорогой мой Антоніо, какъ терзали, мучили меня часы съ тхъ поръ, какъ потерялъ тебя!
АНТ. Себастіанъ ты?
СЕБ. Сомнваешься въ этомъ, Антоніо?
АНТ. Какъ же это раздлился ты? и половинки яблока не такъ сходны какъ вы двое. Кто изъ васъ Себастіанъ?
ОЛИВ. Удивительно!
СЕБ. Стою я тамъ? брата у меня не бывало, нтъ у меня и божественной способности быть и здсь и везд. Была у меня сестра, но ее поглотили безпощадныя волны. (Віол) Скажите жь, ради Бога, какъ вы мн доводитесь? откуда вы? какого рода? какъ васъ зовутъ?
ВОЛ. Съ Мессалины я. Отца звали Себастіаномъ, Себастіаномъ звали и брата, въ такой одежд сошолъ онъ въ водяную свою могилу. Если духи могутъ принимать на себя и образъ и одежду — вы являетесь чтобъ ужаснуть насъ.
СЕБ. Духъ я дйствительно, но закованный еще въ грубую, рожденіемъ дарованную оболочку. Будь вы женщина, я оросилъ бы ваши щеки слезами, восклицая: здравствуй, здравствуй, утопшая Віола!
ВОЛ. У моего отца было родимое пятно на лбу.
СЕБ. Было и у моего.
ВОЛ. А умеръ онъ, когда Віол минуло тринадцать лтъ.
СЕБ. О, и это живо въ моей памяти. Дйствительно, онъ скончался въ тотъ самый день, когда сестр моей исполнилось тринадцать лтъ.
ВОЛ. Мшаетъ еще нашему счастію мужская моя одежда, не обнимай меня, пока все, касающееся времени, мста и событій, не сойдется, не сольется въ одно доказательство что я Віола, для этого я свожу тебя къ капитану корабля, у котораго хранится мое двичье платье, онъ спасъ меня на служеніе благородному этому герцогу. За тмъ, все что было со мной ограничивается отношеніями къ графин и къ герцогу.
СЕБ. (Оливіи). Такимъ образомъ вы были, графиня, въ заблужденіи, но природа осталась все-таки врна своей наклонности {Въ прежнихъ изданіяхъ: But nature to her bias drew in that… По Колльеру: But nature to her bias true in that…}. Вы хотли вы идти за дву, и, клянусь жизнью, не ошиблись — вышли вмст и за дву и за мужа.
ГЕРЦ. Не смущайтесь, благородна кровь его. Если все это такъ же врно, какъ врно отраженіе зеркала, будетъ и мн доля въ этомъ счастливомъ кораблекрушеніи. (Віол) Ты, юноша, тысячу разъ говорилъ мн, что никогда не полюбишь женщину какъ меня.
ВОЛ. И вс эти увренія готовъ скрпить клятвами, и вс эти клятвы сохраню въ душ моей такъ врно, какъ врно хранитъ шарообразное это вмстилище огонь, отдляющій день отъ ночи.
ГЕРЦ. Дай же руку, и покажи мн себя въ твоей женской одежд.
ВОЛ. Она у вынесшаго меня на берегъ капитана, а онъ за что-то, по жалоб Мальволіо, служителя графини, въ тюрьм.
ОЛИВ. Онъ освободитъ его. Позвать сюда Мальволіо. Ахъ, да! теперь только вспомнила: говорили — бдный помшался. Мое собственное помшательство совсмъ изгладило это изъ моей памяти.

Входитъ Кловнъ съ письмомъ.

Что, скажи, Мальволіо?
КЛОВ. Да что, графиня, отбивается отъ Вельзевула на сколько это человку въ его положеніи возможно, написалъ вотъ къ вамъ письмо. Я могъ бы передать его вамъ еще утромъ, но такъ какъ посланія сумасшедшихъ не евангелія, то время передачи и не составляетъ особенной важности.
ОЛИВ. Вскрой же его и прочти намъ.
КЛОВ. Увидите, чтеніе дуракомъ сумасшедшаго будетъ весьма для васъ поучительно. (Читаете) ‘Клянуся, графиня, Богомъ’ —
ОЛИВ. Что съ тобой? съ ума ты сошелъ {Кловнъ началъ читать страшно неистовымъ голосомъ.}?
КЛОВ. Нисколько, передаю только сумасшествіе. Хотите, графиня, чтобъ это длалось какъ слдуетъ, должны дать волю моему голосу.
ОЛИВ. Читай, прошу, какъ слдуетъ человку въ здравомъ ум.
КЛОВ. Такъ, мадонна, и читаю, такъ только и можно передать настоящее состояніе ума его, примите это, моя принцесса въ соображеніе, и внемлите.
ОЛИВ. Прочти ты, Фабіанъ.
ФАБ. (Читаетъ). ‘Клянуся, графиня, Богомъ, вы обижаете меня, и будетъ это извстно всему міру, хотя вы и повергли меня во мракъ и дали власть надо мной вашему пьяному дяд, я такъ же, однакожь, въ полномъ разумніи, какъ и ваше сіятельство. Собственноручное ваше письмо, которымъ вы заставили меня вести себя такъ, какъ я велъ себя, у меня, и оно, не сомнваюсь, оправдаетъ меня вполн, васъ же пристыдитъ значительно. Думайте обо мн что угодно. Я забываю нсколько долгъ мой и говорю какъ оскорбленный. Выдаваемый за сумасшедшаго Мальволіо’.
ОЛИВ. Это онъ пишетъ?
КЛОВ. Онъ, ваше сіятельство.
ГЕРЦ. Не отзывается это сумасшествіемъ.
ОЛИВ. Освободи и приведи его сюда, Фабіанъ. (Фабіана уходитъ.) Угодно вашему высочеству, обдумавъ все, любить меня не какъ жену, а какъ сестру, отпразднуемъ двойной союзъ въ одинъ и тотъ же день, и, если позволите {Въ прежнихъ изданіяхъ: One day shall crown the alliance on’t, so please you… По Колльеру: One day shall crown the alliance, and so please you…}, здсь въ моемъ дом и на мой счетъ.
ГЕРЦ. Принимаю, графиня, предложеніе ваше съ величайшимъ удовольствіемъ. (Віол) Господинъ твой увольняетъ тебя, и за долгую твою службу, такъ несоотвтствовавшую ни твоему полу, ни твоему нжному воспитанію, вотъ рука моя, будь отнын госпожей твоего господина.
ОЛИВ. Сестра! ты сестра вдь мн?

Входитъ Фабіанъ съ Мальволіо.

ГЕРЦ. Это сумасшедшій-то?
ОЛИВ. Онъ. Что съ тобой, Мальволіо?
МАЛ. Вы, графиня, обидли меня, жестоко обидли.
ОЛИВ. Я, Мальволіо? нтъ.
МАЛ. Обидли, графиня. Прочтите, прошу, письмо это. Можетель отречься отъ руки вашей — пишите въ такомъ случа другимъ почеркомъ, другимъ слогомъ,— скажетель, что не ваша это печать, не ваше это сочиненіе? Нельзя вамъ сказать ни того ни другаго. Признайтесь же, скажите по совсти: зачмъ намекнули вы такъ ясно на ваше расположеніе ко мн, потребовали чтобъ я являлся къ вамъ постоянно улыбаясь, въ желтыхъ чулкахъ, подвязывалъ ихъ крестъ на крестъ, былъ надмененъ съ сэръ Тоби и прислугой? зачмъ, когда я съ покорной надеждой все это исполнялъ, дозволили вы заключить меня, держать въ потьмахъ, присылали священника, сдлали величавшимъ изъ глупцовъ, олуховъ? Зачмъ? скажите.
ОЛИВ. Увы, Мальволіо, не я писала это, хотя рука, признаюсь, и похожа на мою, это нтъ сомннія рука Маріи. Припоминаю теперь, она первая сказала мн, что ты помшался, и ты явился, улыбаясь, такъ какъ требуется въ этомъ письм {Въ прежнихъ изданіяхъ: And in such forms which here were presuppos’d… По Колльеру: And in such forms which here were preimpos’d…}. Но успокойся, зло подшутили надъ тобой, и ты, откроемъ виновниковъ, будешь и истцомъ и судьей въ своемъ собственномъ дл.
ФАБ. Выслушайте меня, графиня, и не омрачайте никакой непріятностью, никакимъ будущимъ раздоромъ дивно прекраснаго настоящаго. Въ полной на это надежд, признаюсь что эту продлку съ Мальволіо придумали я и сэръ Тоби за его грубое и невжливое съ нами обращеніе. Письмо написано Маріей но настоянію сэръ Тоби, и въ награду за то онъ женился на ней. Во всякомъ случа она такъ забавна что вызываетъ скорй смхъ, чмъ мщеніе, особенно если безпристрастно взвсить обоюдныя оскорбленія.
ОЛИВ. Бдный {Въ прежнихъ изданіяхъ: Alas, poor fool… По Колльеру: Alas, poor soul…}, какъ провели они тебя!
КЛОВ. Да, ‘нкоторые родятся знатными, другіе пріобртаютъ знатность, инымъ же знатность сама навязывается’.— Былъ и я, почтеннйшій, кое-чмъ въ этой комедіи, преподобнымъ, почтеннйшимъ Топасомъ, нипочемъ это мн.— ‘Клянусь Богомъ, дуракъ, не сумасшедшій я’.— А помнишь? ‘Какъ вы можете, графиня, забавляться такимъ глупымъ бездльникомъ? не разсмйтесь, и не разжать ему рта’.— Такъ-то вотъ юла времени приводитъ и отместку.
МАЛ. Отомщу же всей вашей шайк. (Уходитъ.)
ОЛИВ. Слишкомъ ужъ жестоко насмялись надъ нимъ.
ГЕРЦ. Догоните и уговорите его помириться. Не разспросили еще о капитан, узнаемъ все, приспетъ золотое время, и мы торжественно отпразднуемъ союзъ сердецъ нашихъ. Погостимъ пока у тебя, прекрасная сестра. Идемъ, Цезаріо, ты будешь имъ, пока ты мужъ, а увижу тебя въ другой одежд — будешь владычицей Орсино, царицею его любви. (Уходятъ яс кром Кловна.)
КЛОВ. [Поетъ):
Какъ былъ я маленькимъ еще мальчушкой,
Что дождь мн и втеръ — вздоръ, дребедень,
Было въ то время все мн игрушкой,
Лить дождикъ всякій можетъ вдь день.
Когда же подросъ, совсмъ возмужалъ,
Что дождикъ и втеръ — вздоръ, дребедень,
Отъ воришекъ запираться я сталъ,
Лить дождикъ всякій можетъ вдь день.
Когда же, увы, завелся я женой,
Что дождикъ и втеръ — вздоръ, дребедень,
Какъ ни храбрился — утратилъ покой,
Лить дождикъ всякій можетъ вдь день.
Возвращаясь только къ ночи домой,
Что дождикъ и втеръ — вздоръ, дребедень,
Ложился ужь съ пьяной всегда я башкой,
Лить дождикъ всякій можетъ вдь день.
Куда какъ давно міръ сей создалъ Творецъ,
Что дождикъ и втеръ — вздоръ, дребедень,
Но дло не съ томъ — піес конецъ,
Мы жь угождать каждый готовы вамъ день.

(Уходитъ.)

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека