Краткое изображение перемен, которые претерпела религия во Франции как во время господствования ужасов, так прежде и после сей эпохи, Каченовский Михаил Трофимович, Год: 1805

Время на прочтение: 6 минут(ы)

Краткое изображение перемен, которые претерпела религия во Франции как во время господствования ужасов, так прежде и после сей эпохи (*).

(*) Статья сия сочинена на голландском языке, мы перевели ее из немецкого журнала: Der Freimuthige. Изд.

Еще в самом начале Французской революции вера, равно как и все прочее, была предметом преобразования. Тогда перемена сия имела благовидную наружность. Положено, чтобы во Франции не было господствующей веры. Дозволено свободное исповедание всех религий, чины, и достоинства могли быть раздаваемы всем без изъятия, смотря по заслугам.
Однако ж, римско-католическая вера оставалась государственною, и ее только одной служители и священники имели право получить от казны жалованье. Вследствие чего все духовные имения объявлены национальными, все монастыри уничтожены. Каждому департаменту назначено было иметь своего епископа, все епископы долженствовали быть между собою равными, священники могли быть выбираемы из народа, без папского подтверждения. Они не должны были зависеть от внешнего начальства, но считаться обыкновенными гражданами, и подобно другим присягать на верность отечеству и на повиновение законам.
Таким образом, хотя правила католической церкви остались неприкосновенными, однако ж, здание римского священноначалия столь сильно поколебалось на своем основании, что главные подпоры его едва устояли. В Риме еще не забыли о том отважном человеке {Лютера.}, который на краю северной Германии сделал страшный переворот в умах, несмотря на сильные препятствия, в короткое время распространил учение свое по всей Европе, и везде множество народа обратил на свою сторону. Это случилось во время невежества, но чего надлежало ожидать в конце восемнадцатого столетия? Монтескье и Вольтеры писали, Фредерик Великий и Иосиф Второй сидели на тронах, наконец большая часть народа, состоящая из 25 миллионов человек, прилепилась к новой системе гражданского образования духовенства. Удивительно ли, что папа Пий IV возопил против вводимых новостей? Французские духовные были лишены несметных своих сокровищ, надеялись, что по восстановлении престола восстановится и жертвенник, и — отреклись произнести гражданскую клятву.
Законодательное собрание, заступив место народного собрания, после борьбы с двором, ничего столь трудного для себя не встретило, как приводить к повиновению непокорных священников. Некоторым из сих последних совесть запрещала произнести требуемую присягу, другие не хотели согласиться на это по расчетам политическим, взяли сторону двора, распространили мятеж в провинциях, и в Вандее бросили первые искры огня, который, произведши страшный пожар, многим сотням тысяч французов стоил жизни. Скоро сами священники сделались жертвою своей дерзости. Собрание определило послать их в заточение. Человеколюбивый король не хотел одобрить сего решения, но разъярившийся народ ворвался в Тюльерийский дворец, и требовал от доброго короля, чтобы он подтвердил сие строгое определение.
Это случилось 20 июня 1792 года. Через полтора месяца престол обрушился. С тех пор долго ничего не слышно было о духовенстве. Во всей Франции раздавались звуки оружия. Целый народ поднялся против внешнего неприятеля, и совсем не заботился об участии священников. Собрание занималось победами и поражениями, бранью с Горою (la montagne) и Жирондою. Когда настало правление ужаса, в то время опять начали думать о религии и о священниках.
Еще при самом начале революции многим вольнодумцам приходило в голову произвести в действие Белево предложение, и составить государство из атеистов. Теперь ревностно занялись сею системою. Аббат Черрути, уроженец Турина, депутат при законодательном собрании, более всех ломал себе голову над сим трудным и нечестивым предложением. Достойно примечания самое начало, за истину которого можно поручиться. В понедельник, 2 февраля 1792 года, Черрути, лежа на постели по причине болезни, просил министра Нарбонна, чтобы он одолжил его своим посещением. Министр приехал. Аббат, встретив его многими вежливыми приветствиями, сказал следующее: ‘Я намерен открыть вам тайну, от которой зависит следствие нашей революции. Я читал и замечал много, очень много, рассмотрев прилежно все, удостоверился, что зло, от которого люди страдают, происходит единственно — от религии. Итак, по моему мнению, не могу человечеству оказать лучшей услуги, как уничтожить религию — я разумею не одну религию христианскую, но все без исключения. Для достижения к сей полезной цели я предпринял издавать журнал свой Feuillet villageoise, и не пощадил никаких трудов для испровержения всех набожных мнений. Я радовался, видя возрастающее число моих субскрибентов, которое в скором времени умножилось до 14000, по несчастью оно опять упало до 9000, и теперь едва удерживается на сей степени. Такое уменьшение приписываю не болезни моей, которая препятствует мне помещать статьи по прежнему плану, но более перемене моды и непостоянству наших сограждан. Однако ж, я не сомневаюсь, что если вы примете участие в трудах моих, то звание ваше возвратит доверие к моему журналу. Не откажите мне в этом одолжении, которого, несомненно, надеюсь от вашей любви к отечеству и от усердия к общему благу’. Неизвестно, согласился ли министр оказать аббату сию услуги, знаю только, что беззаконный Черрути скоро потом, 3 февраля в пятницу, умер.
Чего не успели сделать хитрые затеи, то исполнила верховная власть, в половине 1793 года. Адское правительство ужаса — с помощью революционного войска и сатанинской машины, изобретенной, или лучше, вновь введенной в употребление медиком Жан-Баптистом Гильйотином — уничтожило вообще все исповедания, и каждому противящемуся угрожало казнью, как обличенному в аристократии. Свет видел уже бесчисленные примеры жестокости, неистового суеверия, которое воздвигло эшафоты для несчастных жертв своих, но зрелище свирепствующего безверия, которое имеет наружность терпимости, было совершенно новое для человеческого рода!
Нет Бога, нет провидения, нет другой жизни после смерти, религия есть обман, родившийся от боязни слабых смертных, укрепившийся от привычки, распространенный деспотами — вот в чем состояло нечестивое учение, которое яростные гонители везде проповедовали, и проповедовали с оружием в руках такому народу, который изнемогал под бременем несчастий. Правило Епикурово: ‘нет ничего после смерти!’ сие правило, которое привело в упадок многие древние государства, было провозглашаемо с торжественными восклицаниями, сие правило — которое и в то время, когда бы оно, в самом деле, было истинно, надлежало бы всеми силами скрывать от политики {Вольтер сказал справедливо: ‘Если бы не было Бога, то надлежало бы Его выдумать’.} — старались внушать в новой республике такому народу, которому нужна была вся твердость стоической философии — что я говорю? Все утешение спасительного христианства, чтобы не пасть под игом отчаяния!
Тогда, от страха казни внезапно прекратилось торжественное поклонение существу высочайшему, церкви были затворены, или превращены в здания для других употреблений. На площадях читали слова: ‘Смерть есть вечный сон’. Безрассудные правители определили покланяться разуму, в лице молодой сомнительного целомудрия девки, которую торжественно водили по городу. В честь ее пели гимны, ласкали ее разными способами, и сами не понимали, что означало сие игрище.
В то самое время, когда сим образом заняты были чувства грубого народа, Франция находилась в ужасной противоположности с разумом. Никогда не поверит потомство, какие бедствия потерпело человечество от 31 мая 1793 по 28 июня 1794 года, в правлении безбожных тиранов. История сего времени есть история убийств и разбоев. У несчастных отнимали имение и жизнь, но этого не довольно: надобно было еще заставить их принять учение, что нет Бога, и что смерть есть вечный сон!
Некоторые духовные — какое зрелище! — явились в последний раз в церковном облачении, не для того, чтобы защищать веру — нет! Для того, чтобы торжественно отректись от нее, признаться в прежнем своем неразумии, в лицемерстве и обманах! Сам аббат Сиес, которого молчание, по словам Мирабо, было явным несчастьем для Франции, сам Сиес явился, чего прежде никогда не делал, во всем священном облачении и с жертвенными сосудами, которые, равно как одежду, бросил на землю в конвенте.
Между тем во Франции на тысяче эшафотов лилась бесценная кровь человеческая. Десять тысяч революционных Бастилий наполнены были жертвами гильотины. Несчастье и отчаяние начертаны были на лице каждого. Одна злоба торжествовала.
Вдруг первый палач французский провозгласил себя первосвященником деизма. Мрачный, недоверчивый злодей Робеспьер, точный образ императора Тиберия, против всякого ожидания, объявил войну атеизму, не почитая себя в безопасности под его покровом. По его повелению главный апостол сего нечестивого учения лишился головы на гильотине. Имея в виду только собственную пользу, он и в сем случае хотел приобрести славу тем, что первый излил бальзам веры естественной на раны сердца, растерзанного им же самим и его сообщниками. Есть существо верховное, справедливое, душа человеческая бессмертна — вот две главные статьи, предложенные от него народному собранию, и сие собрание, которое было не иное что, как совет нового Тиберия, немедленно одобрило его предложение. В 8 день июня 1794 года во всей Франции отправлено было торжество в честь существа всех существ. Сам правитель и председатель народного собрания устроил порядок празднества. Бедный народ несколько ободрился, ему обратно отдали его Бога {‘Можем ли — говорил Месье в пятисотом совете 7 мая 1796 года — не заставив опять смеяться все нации, можем ли вспомнить о декрете, по силе которого вселенная получила обратно своего Создателя!’ Вся речь г-на Мерсье достойна чтения. Она помещена в Архенг. Минерве на 1796 год. См. месяц август.}.
Между тем черные тучи собирались над головою тирана. Грянул гром, и Робеспьер погиб 20 июля. Тщетно старался он самоубийством спастись от поносной казни. Он пострадал на месте бесчестия, на том самом месте, где многие невинно страдали по его велению. ‘Робеспьер! есть существо верховное, справедливое!’ Сие слова ужасные возглашены были одним жандармом, в то время, когда влекли на эшафот чудовище, и потом когда он плавал в крови своей.
С низвержения тирана Робеспьера начинается новая эпоха в истории богослужения, и вообще революции французского народа. Каждому опять позволено по своему исповеданию торжественно покланяться вездесущему.
Во Франции гонение за веру имело те же следствия, какие во все времена и во всех странах света. Изуверство во многих местах пустило свои корни, и теперь начало показываться. Явилось несколько обществ под разными таинственными наименованиями и с разными таинственными обрядами, одно называлось Обществом Иисусовым, другое Обществом Солнца, и иные тому подобные.
Тщетно народное собрание старалось чистое богопочитание или естественную веру сделать господствующею религией. Народу нужно было совсем другое, он обратился к прежнему своему исповеданию. Некоторые духовные особы, как то красноречивый депутат Грегоар, старались доказать, что католицизм нимало не был противен нововведенной свободе гражданской. Он и другие епископы разослали к чадам церкви пастырские увещания и утверждали их в вере и постоянстве. Некоторые журналисты, пользуясь свободою книгопечатания, вступились за прежнюю религию, и защищали воскресенье от нападков почитателей Декады. Словом, большие и малые из класса верующих людей пошли по следам католических своих прародителей, но люди хорошего тона остались такими, какими были прежде и какими всегда будут.
Я не намерен описывать здесь, что в последствии времени сделал Бонапарте, в рассуждении обеих главных религий, католической и протестантской. Извещение государственного секретаря Порталиса, который в узаконениях по сему предмету имел деятельнейшее участие, у всех еще в свежей памяти, о нем разные были суждения. Бумаги, относящиеся, к сей важной материи, собраны и напечатаны в Лейдене 1802 года под названием: Retablissement de la Religion en France, Восстановление веры во Франции.

——

Краткое изображение перемен, которыя претерпела религия во Франции как во время господствования ужасов, так прежде и после сей эпохи: [Ст. на гол. яз., пер. из журн. Freimuthige] / [Пер. М.Т.Каченовского] // Вестн. Европы. — 1805. — Ч.22, N 15
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека