А. С. Серафимович
Красный праздник
ПРИМЕЧАНИЯ
Красный праздник, Серафимович Александр Серафимович, Год: 1918
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Собрание сочинений в семи томах. Том шестой
М., ГИХЛ, 1959
Как масло с водой, сколько их ни взбаламучивай, упрямо расслаиваются,— так враги революции угрюмо уходят с улиц, с площадей, давая место рабочим, и начинают широко взмывать праздничные революционные флаги.
Автомобиль неустанно несется вперед, холодный осенний ветер режет глаза, выжигая слезы. Мимо с обоих боков проносятся серые колонны революционной армии и без конца черные фигуры рабочих.
Отчего лица спокойные?
Нет, не весело-праздничные, не смеющиеся, а спокойные спокойствием решимости, спокойствием пережитых побед, пережитых и переживаемых боли и горечи. Тяжкий млат, дробя стекло, кует булат.
Красные полотнища полыхают на улицах. Под серым холодным октябрьским небом красный город.
Ни одного ‘благородного, чистого господина’, ни одной ‘благородной дамы’. Ветер свистит и нижет насквозь. Не зазнобило ли их?
Чьи же это злые глаза блестят за стеклами домов?
Вот голова нескончаемой детской колонны. У этих лица веселые. Еще не пришло время положить на них печать спокойной решимости, сосредоточенной серьезности. Они улыбаются, смеются, поворачиваются друг к другу, машут нам. И вдруг вспыхивает детское ‘ура’, внезапное и радостное, и катится с нами вдоль их нескончаемой колонны.
Ну, просто оттого, что автомобиль быстро несется, захлебываясь, треплются на нем красные флажки, и мы сидим, мы,— давно знакомые, даром что никогда не видались,— ведь это пролетарские дети, а в красном автомобиле могут ехать только их друзья.
Чьи же глазенки, съедаемые любопытством, блестят за стеклами домов?
Мальчуган стянутыми от холода ручонками несет знамя — красное знамя, а ветер валит его, а он борется, и от этого еще ярче катится, обгоняя нас, чудесное детское ‘ура’.
Автомобиль передохнул и пошел шагом.
Ну, что бы им еще сделать? Ну, подпрыгнуть, шлепнуть ручонкой по кузову или пуститься с нами в обгонки? Да колонна не пускает, да детская дисциплина уже ложится на веселое своеволие.
Автомобиль напрягся, забормотал, и пошли мелькать дома, а за стеклами то сверкающие злобой глаза взрослых, то милые, полные любопытства глазенки детей. И далеко уже теряющимися пятнами чуть краснелись знамена и потухли, и погасло далекое детское ‘ура’.
Вот Введенский театр Лефортовского района вспыхнул красным заревом революционного убранства, и, как черное ожерелье, рабочий народ вдоль полукруглого парапета. Красная трибуна.
Срываемая и уносимая ветром, звучит музыка.
Ближе и ближе. Стройно, молодо идут ряды революционной армии мимо рабочих, ее создавших.
Нужды нет, что не все в форме,— некоторые в шляпах, иные в пиджаках,— ничего, когда понадобится, будут отважно драться вот за тех, ктотеперь на них смотрит.
Не мимо генералитета, не мимо князей и сановников — мимо братьев, мимо революционного пролетариата идут красные боевые ряды, и широко реют красные революционные знамена — за социализм.
Автомобиль, напружившись, вырывается с площади, и опять бегут краснеющие гирлянды, остро подымаются красные, только что выросшие башни.
И каждый район, мимо которого пробегает автомобиль, вспыхивает красным заревом убранства, вспыхивают красные трибуны.
Да, праздник!
И всюду торжественно звучит он, звучит могучим аккордом красного зарева, величавого спокойствия и в молчании тех, глаза которых с немой ненавистью блестят за стеклами домов,— ни одного предательского выстрела.
Величаво и торжественно над красным городом в гуле холодного, волнующего флаги и знамена ветра звучит красный пролетарский праздник.
Красная площадь.
Снимите шапки: могилы тех, кто до дна испил красную чашу страдания за братьев своих!
Василий Блаженный, старенький и седенький, смотрит, не понимая, на проходящие ряды рабочей трудовой и боевой армии,— идут мимо высокой красной трибуны. Громыхают орудия, приземисто ползут автомобили, броневики, плотным шагом идет пехота, сдерживая горячащихся лошадей, проходит кавалерия.
А за цепью, где серые зрители,— ни одного котелка, ни одной шляпы с перьями и… ни одного выстрела.
На Ходынке снова проходят войска. На трибуне комиссар, несколько бывших генералов, полковников.
Солдатик в толпе зрителей говорит:
— Это что же, тетку их за ногу! Что же опять у нас генералы да полковники, по-прежнему?
И сказал рабочий, оборачиваясь к нему:
— Товарищ, они нужны нам, только не по-прежнему: нужны просто как специалисты. А в случае чего справиться с ними мы всегда сумеем: ведь перед ними не прежняя святая серая скотина, а мы.
И, быть может, в раскатистом аккорде великого пролетарского праздника это прозвучало наиболее внушительно — спокойный учет совершающегося кругом.
Впервые напечатано в газете ‘Известия’, 1918, 5 мая (22 апреля), No 88(336) в специальном номере газеты, посвященном столетию со дня рождения Карла Маркса. ‘Мне было поручено,— вспоминал Серафимович,— дать описание широкой демонстрации в честь великого вождя мирового пролетариата. Я объезжал в течение дня на автомобиле оживленные районы столицы и дал в печать свои впечатления, стараясь показать общенародный характер праздника’ (т. VIII, стр. 428).
Стр. 74. Тяжкий млат, дробя стекло, кует булат — строки из поэмы А. С. Пушкина ‘Полтава’.
Стр. 76. Василий Блаженный, старенький и седенький, смотрит, не понимая… — Храм Василия Блаженного на Красной площади построенный в XVI веке.