Красный архив, кн. 1.
Красный архив, кн. 1.
(Возрождение, 1937/4073 (16 апреля))
‘Красный архив’, кн. 1, Ходасевич Владислав Фелицианович, Год: 1937
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Владислав Ходасевич. Пушкин и поэты его времени
Том третий (Статьи, рецензии, заметки 1935-1939 гг.)
Под редакцией Роберта Хьюза
Berkeley Slavic Specialties
Еще в 1928 году в рукописный фонд Центрархива поступил архив кн. А.М.Горчакова, лицейского товарища Пушкина. Четыре года спустя, в 2641 и 2669 номерах Возрождения, по случайному поводу, возникла полемика между В.Ф.Ходасевичем и внуком князя М.А.Горчакова князем М.К.Горчаковым, заявившим, что в свое время он видел архив своего деда и что в этом архиве не было ничего интересного для пушкинистов, за исключением копии поэмы ‘Монах’. В ответ на указание В.Ф.Ходасевича, что автограф, а не копия ‘Монаха’ был уже в 1928 г. опубликован в виде факсимиле, кн. М.К.Горчаков принужден был признать, что автограф поэмы действительно в архиве его деда имелся. Однако, кн. М.К. Горчаков настаивал на отсутствии каких бы то ни было иных материалов лицейской эпохи и в частности — на отсутствии пушкинских автографов. Ныне в Красном архиве началась публикация всех этих документов. В последней книжке журнала за 1936 год, как мы уже отмечали, были напечатаны письма кн. А.М.Горчакова к его родственникам, написанные в лицейскую пору и содержащие ряд ценных сведений. В первой книжке Красного архива за 1937 г., всецело посвященной Пушкину, опубликованы, наконец, М.А.Цявловским целых семь лицейских стихотворений Пушкина, автографы которых имелись в собрании кн. А.М.Горчакова. Стихотворения даны в виде факсимиле и транскрипций (к сожалению, не абсолютно точных). Здесь находим следующие пьесы: ‘Послание к Наталье’, ‘К другу стихотворцу’, ‘Князю А.М.Горчакову’ (‘Пускай, не знаясь с Аполлоном’), ‘Послание к Батюшкову’ (‘Философ резвой и пиит…’), ‘Стансы’ <,’Stances’ (‘Avez vous vu la tendre rose…’)>,, ‘К Лицинию’ и ‘К молодой вдове’. Все эти пьесы принадлежат к числу общеизвестных, но горчаковские автографы имеют большую научную ценность, так как большинство этих пьес до сих пор не было известно в автографах и так как горчаковские рукописи содержат большое количество вариантов, впрочем, уже ранее опубликованных тем же М.А.Цявловским.
Помимо упомянутой поэмы ‘Монах’ и этих семи стихотворений, записанных на отдельных листах, в собрании Горчакова имеются еще следующие автографы Пушкина: запись в лицейском альбоме А.М.Горчакова (эту запись М.А.Цявловский обещает опубликовать в следующей книжке журнала) и два стихотворения, не принадлежащих Пушкину, но переписанных его рукою: ‘Триолет’ Дельвига и ‘Возьмите меч — он недостоин брани’ Дениса Давыдова. Всего, таким образом, в архиве А.М.Горчакова обнаружено одиннадцать пушкинских автографов.
В небольшой вступительной заметке к своей публикации М.А.Цявловский пишет: ‘Сравнительное изучение почерка Пушкина в этих автографах с почерком других ранних автографов поэта, хранящихся в Пушкинском Доме Академии Наук и в Публичной библиотеке Союза ССР им. Ленина, позволило с полной уверенностью установить, что самым ранним из известных до сих пор автографов Пушкина является запись его в альбом Горчакова, что автографы стихотворения ‘Послание к Наталье’ и поэмы ‘Монах’ датируются 1813 годом и, таким образом, являются самыми ранними из известных до сих пор произведений Пушкина’.
Огромный научный интерес представляют собою также тетради, в которых кн. А.М.Горчаков, записывал лекции лицейских профессоров — Куницына, Кошанского и Георгиевского. Записи Горчакова позволяют с точностью установить, что и как преподавалось Пушкину из области государственных и литературных наук, то есть определить первоначальные политические и эстетические воззрения, ему прививавшиеся в Лицее. Сохранившиеся записи весьма обширны. Красный архив в отчетной книжке дает лишь небольшую часть их, содержащую некоторые лекции Куницына (по государственному праву и политической экономии) и Георгиевского (по эстетике и теории словесности).
Из других, не относящихся к горчаковскому архиву, публикаций интерес курьеза представляют собою извлеченные из архива Министерства народного просвещения доклады некоего А.Г.Филонова. Филонов был членом особого отдела ученого комитета Министерства народного просвещения. В 1897 году ему было поручено комитетом просмотреть сорок книжек Иллюстрированной Пушкинской библиотеки, изданных Ф.Ф. Павленковым, и дать отзыв о том, какие из этих книжек могут быть допущены в народные библиотеки. Из обширных докладов этого чиновника, принявшего на себя жуткую обязанность стать между Пушкиным и народом, мы извлекаем лишь небольшую часть, однако же достаточно характеризующую направление и качество его ума.
Начать с того, что вовсе непригодными, такими, которых, по категорическому выражению Филонова, ‘допустить нельзя’, оказались нижеследующие произведения Пушкина: ‘Руслан и Людмила’ — потому, что ‘в этой поэме много эротического’, ‘Братья-разбойники’ — потому, что ‘содержание поэмы может смутить читателя’, ‘Бахчисарайский фонтан’ — опять же за эротизм, ‘Цыганы’ — в которых ‘высказываются мысли односторонние’, а картина убийства ‘производит тягостное впечатление’, ‘Сказка о попе и работнике его Балде’ недопустима за то, что может усилить ‘не совсем благоприятное отношение народа к духовенству’, ‘Сказка о золотом петушке’ признана недопустимой без объяснения причин, повесть ‘Выстрел’ — за то, что в ней ‘подробно описывается стрельба в карту (игральную), в бутылку, в муху’, ‘Гробовщик’ — за то, что ‘повесть производит тяжелое впечатление своими описаниями ужасов и пьянства’, ‘Песни западных славян’ недопустимы потому, что в них ‘много ужасного и потрясающего’, а также ‘и мысли выражаются кое-где неодобрительные, например:
Против солнышка луна не пригреет,
Против милой жена не утешит.
Не одобряется для народа и Евгений Онегин — в нем ‘много эротических мест’ и ‘много неудобных мыслей’ За эротизм не допускается также ‘Граф Нулин’, не допускается ‘Анджело’, в котором ‘много соблазнительного’. Не допускается История Пугачевского бунта — с подробной мотивировкой, которую приводить не стоит, ибо она сама собой очевидна. Недопустимы еще ‘Моцарт и Сальери’: ‘по содержанию своему этот очерк (!) неудобен для народа: отравление художника из зависти талантливым человеком’. Недопустима ‘Русалка’ — за то, что в ней ‘мужчина сравнивается с петухом, а женщина с наседкой’. Недопустим, наконец, ‘Дубровский’, за то, что в нем описываются суровые нравы и заключаются ‘неудобные мысли’.
К числу немногих произведений, о которых Филонов как бы с неохотой говорит, что их ‘Можно бы допустить’ относятся: ‘Кавказский пленник’ — хотя в нем тоже есть ‘эротические места’, но не столь соблазнительные, как в ‘Руслане и Людмиле’, ‘Медный всадник’, ‘Галуб’, ‘Метель’ — несмотря на то, что здесь нарушение родительской воли называется ‘счастливою мыслью’, ‘Барышня-крестьянка’, Капитанскую дочку можно бы допустить, выбросив из нее строчки о прачке Палашке и ‘рассказ о бане, где капрал Прохоров подрался с Устиньей за шайку горячей воды’, допустим ‘Борис Годунов’, в котором ‘можно было бы без ущерба делу не печатать некоторых мест’, с некоторыми исключениями допустим и ‘Арап Петра Великого’.
Безусловно допустимыми Филонов признал только ‘Полтаву’, ‘Сказку о царе Салтане’ (‘тон ее игривый, ничего нет предосудительного’), ‘Станционного смотрителя’, ‘Скупого рыцаря’. Наконец, ‘Пир во время чумы’ удостоился даже одобрения: ‘Этот очерк (!) можно бы допустить. Содержанием его служит обличение безумного пира священником’. Что касается ‘Сказки о рыбаке и рыбке’, то тут Филонов поднес Пушкину даже комплимент: сказка названа прекрасной и о ней твердо сказано, что ее ‘можно одобрить’.