Коварство. Сочинение M. Чернявского, Белинский Виссарион Григорьевич, Год: 1845

Время на прочтение: 5 минут(ы)
В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений.
Том 9. Статьи и рецензии 1845—1846.
М., Издательство Академии Наук СССР, 1955
72. Коварство. Сочинение M. Чернявского. Санкт-Петербург. В тип. Э. Праца. 1845. В двух частях. В 8-ю д. л. В I-й части 204, во II-й — 330 стр.1
В Москве сочинители пятнадцатого класса любят изображав ‘Таньку растокинскую’, ‘Стеньку Разина’ и всяких других разбойников и разбойниц, которых или выкапывают в истории, или изобретают при помощи пылкого воображения.2 Петербургская же тля чрезвычайно наклонна к изображению аристократического быта и в своих мараньях почитает для себя унизительным иметь дело с кем-нибудь, кроме князей я графов.3 Страсть у этой тли изображать расписанные плафоны, мраморные колонны с капителями такого-то и такого-то ордена — коринфского или там и еще помудреней, знай, дескать, наших! Героини их всегда восхитительно полулежат на роскошном гамбсовском пате с английским кипсеком в руках,4 герои их всегда завиты художественною рукою мосье Гелио и раздушены благовониями от Марса (по понятиям тли, аристократ непременно должен быть завит и раздушен, для нее амбре такое же необходимое условие аристократизма, как пожилой супруге городничего Сквозника-Дмухановского)… Наконец, разговор их героев и героинь… о! что касается до разговора… Но образчики разговора ниже будут приведены налицо. Прежде нужно сказать, что ‘Коварство’, сочинение г. М. Чернявского,— роман из аристократической жизни. Действие начинается в доме князя Александра Вельского. ‘Мраморные колонны с вызолоченными коринфского ордена капителями поддерживали расписной плафон. Мебель совершенно соответствовала пышности и вкусу, с которыми были убраны как зала, так и все прочие покои роскошного жилища богатого вельможи’. У окна сидела дочь князя девица Елена. ‘Когда родители ее жили в столице, то Елена была одною из примечательных девиц аристократического общества и умела привлечь к себе внимание и уважение как знатных почтенных особ, так и кавалеров высшего тона’. Елена сказала (в комнате никого не было, но уже у аристократок такой обычай, что они за неимением слушателя разговаривают с мраморными колоннами и расписанным плафоном) — она сказала:
— Роскошь, богатство!., а в душе грусть, тоска! — как не соответствуете вы одно другому! Блеск первых и тяжесть последних не гармонирует в расстроенной душе моей! Пышная темница моей матери! ты ужасна для меня!
Блеск первых и тяжесть последних! Вот и образчик аристократического разговора. Так говорит княжна Елена, обращавшая на себя внимание как знатных почтенных особ, так и кавалеров высшего тона. Еще лучше говорила и писала ее мать. Но она умерла… Ее устное красноречие сошло с нею в могилу, зато княгиня оставила Елене рукопись, из которой можно видеть, как она писала. Дело идет о бабушке Елены.
Ее желание было купить на южном берегу в Крыму одно из значительных имений, как по выгодам своим, так и по отличному местоположению, расстилающемуся на берегу Черного моря. Там думала она соорудить на лучшем месте дом новейшей архитектуры и любоваться виноградными дозами, наслаждаясь вполне как превосходным климатом, так и такой природой, которая способна привесть дух человека в восторженное состояние. Все эти превосходные фантазии образованной дамы, вполне обладающей как изяществом вкуса, так и возвышенностию чувств…
Как так! как так! как так! Неправда ли, хорошо? музыкально? Но мы поговорим о слоге княгинь и графинь г. Чернявского и вообще об его слоге ниже. Нужно рассказать вам роман.
Князь пришел к дочери и сказал ей, что хочет ехать в Петербург, а ее оставить в доме друга своего графа О**. ‘Это будет зависеть от вас, почтенный родитель!’— отвечала Елена. Князь, тронутый таким нежным знаком покорности, сказал ей: ‘Всевышний дарит меня отрадною расположенностию к тебе’ и повез ее к графу О**. У графа было несколько дочерей и еын — ‘стоющий (?) молодой человек и поэт в душе, которого имя и фамилия могли без зазрения совести печататься под его стихотворениями’. Гости были приглашены в гостиную и ‘уселись чинно: старшие на диване, а младшие заняли кресла’. (Так! точно так! Надо вовсе не знать аристократов, надо сроду не бывать дальше аристократической прихожей, чтоб оспоривать столь верное замечание!). Князь уехал, а дочь его влюбилась в стоющего молодого человека, который принялся читать ей свои стихи.
Поэт тот счастлив, кто для лиры
В душе имеет идеал,
Кто не один блуждает в мире.
Кто сам в себе его сознал,
Чии фантазии родятся
В созвучии любви прямой
И чьи мечты, носясь, кружатся
Над грудью девы молодой.5
Под такими стихами, по мнению г. Чернявского, можно без зазрения совести печатать свое имя!.. По прочтении стихов ‘Ксения только успела лечь в постель, как и заснула, а с Еленою было совсем не то: ей пришла охота помечтать’. Из этого читатель может видеть, насколько одна из этих девиц глупее другой. На другой день стоющий молодой человек заговорил с Еленой о любви, на что образованная аристократка отвечала ему:
‘Согласна с вами, Петр Владимирович, что взаимная любовь, конечно, может делать людей благополучными. Попять друг друга и уважать чрезвычайно должно быть приятно для людей’ и пр.
Петр Владимирович стал просить руки ее.
— Петр Владимирович!— сказала она,— я не ожидала, чтоб наш разговор завел вас так далеко: должно объяснить вам, что я рукою своею владеть не могу и очень сожалею, что вы дали волю чувствам и словам, не узнав прежде, будут ли предположения ваши и взаимная наша любовь приятны моему родителю: по вы можете бить уверены в моем к вам уважении… и вот милая Ксения знает расположенность, которою душа моя полна к вам.
Так объяснились Елена и Пьер! Но недостанет никакого терпения рассказать подробно всю ералашь, которая затем еще происходила. Доскажем как можно короче: князь возвратился из столицы и привез с собою Жоржа, которому обещали руку Елепы. Но Елена и слышать не хочет о Жорже. Тогда князь благословляет ее на брак с возлюбленным, с тем только, чтоб он прежде поехал в Петербург и послужил годика три. Разъяренный Жорж соединяется с Верой — сестрой Петра Владимировича, которая поклялась расстроить союз Елены и своего брата.., Зачем?.. А уж так было надобно сочинителю. Жорж прикидывается влюбленным в Ксению… словом, начинаются различные козни и ухищрения, но к концу романа всё раскрывается: поэт женится на Елене, Веру выгоняют из родительского дома, только Ксения сходит с ума, но и то для того больше, чтоб растрепать косу и провизжать несколько патетических монологов…
Конец! Пятьсот с лишком страниц прочли и пересказали мы и признаемся, никакой роман, никакая ‘Жизнь, как она есть’,6 — словом, никакая книга бездарнейшего из бездарнейших не утомила нас столько, не казалась нам до такой степени скучною, пустою, бесталанною. Язык варварский. Видно, что сочинитель с достодолжного ревностью затвердил реторику г. Кошанского и, простодушно поверив вздорам, которые в ней рассказываются, ни на шаг не отступал от нее и своем слоге. Фразы его обыкновенно начинаются с не только, за которым всегда следует но и, например: ‘Этот сочинитель не только бесталанен, но и простодушно убежден в своей даровитости’. Частицы как и ответствующая ей так — любимые его частицы. Они у него почти в каждом периоде. Например: ‘Он подвергнется осмеянию как умных людей, так и глупцов’ и т. п. Из самой книги можно бы привести сотни примеров, но довольно и тех, которые попались выше сами собою. И таким мертвым, надутым, семинарским языком заставляет сочинитель говорить княжен, графов и прочих своих аристократов и аристократок! Хороши аристократы! Нечего и говорить о содержании, о характерах. Содержание бедное, пошлое, истасканное, характеров не найдете и следа, как ни ищите. Заметите только жалкую претензию бесталанности, довольной собою, почувствуете скуку смертельную, досаду невыносимую. Жаль бумагу, на которой напечатан этот вздор! жаль бедных типографских букв, которым, несмотря на их свинцовую натуру, вероятно, и теперь еще совестно, что они принуждены были перепутаться, сложиться и выровняться в такую жалкую форму, что из них вышла галиматья, редкая и в российской литературе!
1. ‘Отеч. записки’ 1845, т. XLIII, No 11 (ценз. разр. 31/Х), отд. VI, стр. 32—34. Без подписи.
2. ‘Танька, разбойница растокинская, или Царские терема’ и ‘Стенька Разин, атаман разбойников’ — лубочные повести.
3. Слово ‘тля’ вошло в литературный оборот после появления в печати ‘He-повести’ И. И. Панаева ‘Тля’ (‘Отеч. записки’ 1843, т. XXVI, No 2, отд. I, стр. 213— 297).
4. ‘Гамбсовское пате’ — удлиненное, мягкое кресло из мебельного магазина Гамбса, ‘английский кипсек’ — роскошно иллюстрированное издание (от англ. keepsake).
5. Курсив Белинского.
6. ‘Жизнь, как она есть’ — роман Л. В. Бранта, о котором подробно говорил Белинский в 1844 г. (ИАН, т. VIII, No 26).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека