Комедия ошибок, Шекспир Вильям, Год: 1592

Время на прочтение: 47 минут(ы)

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ ШЕКСПИРА.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛЙСКАГО
Н. КЕТЧЕРА,

ВЫПРАВЛЕННЫЙ И ПОПОЛНЕННЫЙ ПО НАЙДЕННОМУ ПЭНЪ КОЛЬЕРОМЪ, СТАРОМУ ЭКЗЕМПЛЯРУ IN FOLIO 1632 ГОДА.

ЧАСТЬ 3.

РИЧАРДЪ III.
ГЕНРИХЪ VIII.
КОМЕЛІЯ ОШИБОКЪ.
МЭКБЕТЪ.

Изданіе К. Солдатенкова.

ЦНА КАЖДОЙ ЧАСТИ 1 Р. СЕР.

ВЪ ТИПОГРАФІИ В. ГРАЧЕВА И КОМП.
1864.

КОМЕДІЯ ОШИБОКЪ.

ДЙСТВУЮЩІЕ.

Солиній, герцогъ эфесскій.
Эгеонъ, купецъ сиракузскій.
Антифолисъ эфесскій, Антифолисъ сиракузскій, близиецы, дти Эгеона и Эмиліи.
Дроміо эфесскій, Дроміо стракузскій, близнецы, служители двухъ Антифолисовъ.
Бальтазаръ, купецъ.
Анджело, золотыхъ длъ мастеръ.
Купецъ, другъ Антифолиса сиракузскаго.
Пинчь, школяръ и заклинатель.
Эмилія, жена Эгеона, аббатиса эфесская.
Адріана, жена Антифолиса эфесскаго.
Люціана, сестра ея.
Люція, служанка ея.
Фрина.
Тюремщикъ.

Стража, Полицейскіе и другіе служители.

Дйствіе въ Эфес.

Д&#1122,ЙСТВІЕ I.

СЦЕНА 1.

Комната во дворц герцога.

Входятъ Герцогъ, Эгеонъ, Тюремщикъ и свита.

ЭГЕОН. Продолжай, Солиній, губи меня, кончай смертнымъ приговоромъ и горе и все.
ГЕРЦ. Купецъ сиракузскій, оставь укоры, я чуждъ всякаго пристрастія, и не нарушу нашихъ законовъ. Раздоръ и вражда, возбужденные такъ недавно безчеловчнымъ поступкомъ вашего герцога съ нашими купцами, съ нашими честными соотечественниками, которые, не имя чмъ выкупить жизнь, запечатлли своей кровью жестокія постановленія его — изгоняютъ изъ нашихъ грозныхъ взоровъ всякое состраданіе. Съ самаго начала кровавой вражды между твоими коварными соотечественниками и нами, и Сиракузяне и мы положили, въ торжественномъ засданіи нашихъ совтовъ, не допускать никакихъ торговыхъ сношеній между нашими непріязненными городами, мало этого, всякій рожденный въ Эфес и открытый на какомъ бы ни было сиракузскомъ рынк или ярмарк, и точно такъ же всякій Сиракузянинъ, вступившій въ Эфесскій заливъ, подвергается смертной казни, его товары и пожитки конфискуются въ пользу герцога, если онъ не откупится отъ конфискаціи и смерти тысячей маркъ. Твое имущество, по самой высокой оцнк, не превышаетъ ста маркъ, и законъ осуждаетъ тебя на смерть.
ЭГЕОН. У меня одно утшеніе: исполнится приговоръ твой, и мое горе кончится съ закатомъ солнца.
ГЕРЦ. Скажи нашъ въ короткихъ словахъ, что заставило тебя оставить родной городъ и для чего пріхалъ ты въ Эфесъ.
ЭГЕОН. Разсказывать мои невыразимыя несчастія для меня тягостне всего. Но чтобы свтъ зналъ, что только несчастіе {Въ прежнихъ изданіяхъ: Was wrought by nature… По Колльеу: Was wrought by fortune…}, а не какое-нибудь низкое преступленіе лишаетъ меня жизни, я разскажу теб на сколько позволитъ горесть. Я родился въ Сиракузахъ, женился на женщин счастливой только мною, какъ я ею, и мы были бы совершенно счастливы, еслибъ не злая судьба наша. Я жилъ съ ней въ радости, благосостояніе наше возрастало отъ удачныхъ поздокъ, которыя я часто длалъ въ Эпидамнъ, до тхъ поръ, пока смерть моего повреннаго и забота о товарахъ, оставшихся тамъ безъ всякаго присмотра, не вырвали меня изъ объятій нжной супруги. Но не прошло и шести мсяцевъ посл моего отъзда, какъ она — несмотря на то, что почти изнемогала отъ сладостнаго наказанія, на которое осуждены вс женщины, — собралась и отправилась ко мн. Вскор по прізд она сдлалась счастливой матерью двухъ прекрасныхъ мальчиковъ, и что чрезвычайно странно, такъ похожихъ другъ на друга, что только именами и можно было различить ихъ. Въ тотъ же самый часъ, и въ той же самой гостинниц, разршилась еще одна бдная женщина, и тоже двумя близнецами удивительнаго сходства. Родители послднихъ были чрезвычайно бдны, и я купилъ малютокъ съ цлію выростить ихъ въ услуженіе моимъ дтямъ. Жена моя, гордясь, что принесла двухъ такихъ сыновей, начала докучать мн безпрестанными просьбами возвратиться на нашу родину, я согласился нехотя, и увы! слишкомъ некстати. Мы сли на корабль, и не отплывши отъ Эпидамна еще и мили, какъ вчно покорная втрамъ бездна начала грозить гибелью, вскор намъ не осталось никакой надежды, потому что и слабый свтъ, проливаемый помраченнымъ небомъ, служилъ только для большаго убжденія въ неизбжности близкой смерти. Что до меня, я въ то же мгновеніе съ радостью бросился бы въ ея объятія, но вопли жены, оплакивавшей заране то, что должно было случиться, жалостные крики прекрасныхъ малютокъ, которыя, незная чего страшиться, плакали только потому, что другіе рыдали — все это заставило меня подумать, какъ бы хоть только отдалить роковую минуту. Да, отдалить, потому что средствъ къ спасенію не было никакихъ.— Матросы бросились въ шлюбку, оставивъ намъ корабль готовый погрузиться, жена, заботясь боле о посл-рожденномъ, привязала его вмст съ однимъ изъ купленныхъ близнецовъ къ небольшой запасной мачт, которыя мореходы берутъ съ собой на случай бури, между тмъ, и я сдлалъ то же самое съ двумя другими. Обезопасивъ такимъ образомъ дтей, устремивъ взоры каждый на того, о которомъ заботился, мы ухватились — она за одинъ, я за другой конецъ, и предались на волю волнъ, которыя тотчасъ же помчали насъ, какъ казалось, къ Корину. Наконецъ солнце, разогнавъ гибельныя для насъ тучи, проглянуло, укротило своими благотворными, такъ желанными лучами волнующееся море, и вдали мы увидли два корабля, шедшіе прямо на насъ: одинъ изъ Корина, другой изъ Эпидавра, но прежде, чмъ они подоспли къ намъ — о, позволь мн не разсказывать дале! Остальное ты можешь отгадать по предыдущему.
ГЕРЦ. Нтъ, продолжай, старикъ, не прерывай разсказа своего. Если мы и не можемъ помиловать тебя, такъ, по крайней мр, можемъ сострадать теб.
ЭГЕОН. О, еслибъ боги имли тогда состраданіе, я не называлъ бы ихъ теперь, такъ справедливо, безжалостными! — Корабли были уже не дале десяти миль, какъ насъ бросило на подводный камень, и спасительная мачта переломилась въ самой середин. Разлучивъ насъ такъ коварно, судьба оставила, однакожь, каждому и чмъ радоваться и чмъ печалиться. Часть, за которую держалась бдная жена моя, обремененная меньшею тяжестью, но не меньшимъ горемъ, унеслась втромъ далеко впередъ, и они вс трои, почти въ виду у васъ, были пойманы, какъ я думалъ, коринскими рыбаками. Наконецъ другой корабль подосплъ къ вамъ, корабельщики, узнавъ кого имъ удалось спасти, приняли въ насъ самое искреннее участіе — отняли бы даже у рыбаковъ и жену мою, но корабль ихъ былъ слишкомъ тяжелъ на ходу, и они поплыли домой.— Теперь ты знаешь, какъ я лишился моего счастія, какъ злая судьба сохранила жизнь мою, чтобъ я могъ разсказывать грустную повсть своихъ собственныхъ несчастій.
ГЕРЦ. Прощу тебя счастіемъ тхъ, о комъ грустишь, разсказать мн все, что было за тмъ и съ ними и съ тобой.
ЭГЕОН. Когда моему младшему сыну, старшей моей забот, минуло осьмнадцать лтъ, въ немъ пробудилось страстное желаніе отыскать брата своего, онъ присталъ ко мн съ неотступной просьбой отпустить его на поискъ вмст съ его молодымъ служителемъ, который также, какъ и онъ, лишился брата и также, какъ и онъ, назывался его именемъ, и — въ надежд отыскать потеряннаго — я потерялъ и послдняго. Пять лтъ странствовалъ я за тмъ по Греціи и по отдаленнйшимъ предламъ Азіи, и наконецъ, посл тщетныхъ поисковъ, возвращаясь назадъ на родину, захалъ въ Эфесъ, безъ всякой уже надежды найти — только для того, чтобъ ни одного, посщаемаго людьми мста не осталось безъ розысковъ. И здсь должна теперь кончиться повсть моей жизни, но и безвременная смерть моя была бы для меня счастіемъ, еслибъ я только могъ убдиться, что они живы.
ГЕРЦ. Бдный Эгеонъ, предназначенный судьбой испытать жесточайшія изъ всхъ несчастій! поврь, мое сердце сдлало бы меня твоимъ ревностнымъ защитникомъ, еслибъ это не было противно моей клятв, моей корон, моему величію, нашимъ законахъ, которыми, — хоть бы и хотлось — никакой государь не можетъ пренебречь. Несмотря, однакожь, на то, что ты осужденъ и я не могу уничтожить приговора, не повредивъ своей собственной чести, постараюсь сдлать для тебя все, что могу: даю теб еще этотъ день, попытай еще счастія {Въ прежнихъ изданіяхъ: То seek thy help… По Колльеру: То seek thy hope.’}, прибгни къ друзьямъ, если они есть у тебя въ Эфес, выпроси, займи назначенную сумму, и живи. Не найдешь — смерть твоя неизбжна. Возьми его, тюремщикъ.
ТЮРЕМ. Слушаю, мой повелитель.
ЭГЕОН. Ступай, безнадежный и безпомощный Эгеонъ, смерть твоя только отсрочена.

СЦЕНА 2.

Площадь.

Входятъ Антифолисъ и Дроміо сиракузскіе и Купецъ.

КУПЕЦ. А чтобъ не конфисковали вашего имнія, скажите, что вы изъ Эпидамна. Не дальше какъ нынче, взятъ за пріздъ сюда какой-то сиракузскій купецъ, суммы, необходимой для выкупа жизни, у него не хватило, и по законамъ этого города, онъ умретъ прежде, чмъ усталое солнце скроется на запад.— Вотъ деньги, которые вы дали мн на сбереженіе.
АН. СИР. (Отдавая деньги Дроміо). Отнеси ихъ въ нашу гостинницу, въ гостинницу Центавра, и жди меня тамъ. До обда цлый еще часъ — я пошатаюсь пока по городу, посмотрю на народъ, на торговцевъ, на зданія, а потомъ возвращусь въ гостинницу отдохнуть, дальняя дорога утомила меня порядкомъ. Убирайся же.
ДР. СИР. Не позадумались бы многіе исполнить ваше приказаніе во всей точности — убрались бы дйствительно съ такой пріятной ношей. (Уходитъ.)
АН. СИР. Честнйшій шутъ, грустно мн отъ заботъ, или и такъ, онъ всегда оживитъ меня своими веселыми шутками. Хотите пройтись со мной по городу, а тамъ и отобдать въ гостинниц?
КУПЕЦ. Извините, я приглашенъ къ одному купцу, съ которымъ имю очень выгодное дло, но посл пяти часовъ сойдемся, если вамъ угодно, на торговой площади, и я къ вашимъ услугамъ до отхода ко сну. Поврьте, только необходимость заставляетъ меня оставить васъ на это короткое время.
АН. СИР. Такъ до пяти часовъ, я осмотрю, между тмъ, городъ.
КУПЕЦ. Желаю, чтобъ вы вполн остались довольны. (Уходить.)
АН. СИР. Пожелалъ чего никакъ не могу добиться. Я въ этомъ мір то же, что капля воды, отыскивающая въ океан другую каплю, канувъ въ него, чтобъ найти свою товарку, она и сама, незримая, ищущая, затеривается въ немъ, — такъ и я, отыскивая мать и брата, теряюсь самъ въ своихъ поискахъ.

Входитъ Дроміо эфесскій.

Вотъ врный календарь всей жизни.— Что теб? зачмъ воротился такъ скоро?
ДР. ЭФ. Воротился такъ скоро! скорй, гд запоздалъ такъ. Каплунъ подгорлъ, поросенокъ валится съ вертела, часы на башн пробили двнадцать, а моя госпожа на моей щек — часъ, да самый полновсный. Она разгорячилась такъ отъ того, что кушанье простыло, а кушанье простыло отъ того что вы нейдете домой, а вы нейдете домой отъ того, что у васъ нтъ апетита, а у васъ нтъ апетита отъ того, что вы разговлись, и мы, которымъ очень извстно, что такое и постъ и молитва, мы должны нести покаяніе за ваши ныншнія прегршенія.
АН. СИР. Позволь, почтеннйшій, переведи немного духъ, скажи, куда жь двалъ ты деньги, что я далъ теб?
ДР. ЭФ. Шесть-то пенсовъ, что дали мн въ прошедшую середу, для уплаты сдельнику за подхвостникъ госпожй моей? — ихъ нтъ у меня — они у сдельника.
АН. СИР. Я нынче совсмъ не расположенъ къ шуткамъ, говори безъ всякихъ дурачествъ, гд деньги? Какъ могъ ты, никого не зная здсь, оставить такую огромную сумму?
ДР. ЭФ. Сдлайте милость, шутите сколько угодно, когда будете за столомъ. Я являюсь къ вамъ гонцемъ отъ моей госпожи, ворочусь безъ васъ — она приметъ меня за столбъ, я на моей же башк отмтитъ долгъ вашъ {Тутъ игра значеніями слова post — гонецъ и столбъ, служившій въ лавочкахъ и въ тавернахъ вмсто бирки.}. Мн кажется, что и вашъ желудокъ, какъ мой, могъ бы служить вамъ вмсто часовъ, могъ бы загонять васъ домой и безъ гонцовъ.
АН. СИР. Полно, Дроміо, перестань, побереги шутки до другаго, боле веселаго времени. Гд золото, что я далъ теб?
ДР. ЭФ. Мн? вы не давали мн золота.
АН. СИР. Кончи же свои глупости, негодяй, и скажи, какъ ты исполнилъ мое порученіе.
ДР. ЭФ. Да мн поручено только привести васъ домой, въ Фениксъ, обдать, моя госпожа и сестра ея ждутъ васъ.
АН. СИР. Если такъ — отвчай сію же минуту, куда двалъ ты мои деньги, или — клянусь, какъ христіянинъ — проломаю твою глупую башку, которой, чертъ знаетъ съ чего, вздумалось шутить, когда мн не до того. Гд тысяча маркъ, которые ты получилъ отъ меня?
ДР. ЭФ. На голов у меня дйствительно есть нсколько маркъ, полученныхъ отъ васъ, есть еще нсколько и на загорбк, полученныхъ отъ моей госпожи, но все это никакъ не составитъ тысячи {Тутъ игра значеніями слова mark — маркъ, монета, и боевой знакъ.}. Вздумай я возвращать ихъ — вы, можетъ-быть, примете ихъ не такъ терпливо.
АН. СИР. Отъ какой твоей госпожи, бездльникъ?
ДР. ЭФ. Отъ вашей достойной супруги и моей госпожи въ Феникс, которая, въ ожиданіи васъ, говетъ теперь и проситъ, чтобъ вы поскорй пожаловали обдать.
АН. СИР. Опять, когда я ршительно запретилъ теб! ты издваешься надо мной. Вотъ же теб, бездльникъ! (Бьетъ его.)
ДР. ЭФ. Что жь это такое? удержите, ради Бога, ваши руки, не хотите — даю волю ногамъ моимъ. (Убгаеть.)
АН. СИР. Клянусь жизнью, глупца обошли какъ-нибудь, выманили у него вс мои деньги. Говорятъ, этотъ городъ полонъ обмановъ, ловкихъ мошенниковъ, которые отводятъ глаза, черныхъ колдуновъ, которые разстроиваютъ умъ, гнусныхъ вдьмъ, которыя уродуютъ тло, переодтыхъ плутовъ, хвастливыхъ шарлатановъ и другихъ подобныхъ гршниковъ {Таково было мнніе древнихъ объ этимъ город.}. Правда это — лучше скорй ухать отсюда. Пойду въ гостиницу, отыщу моего негодяя — я ршительно боюсь, что деньги мои пропали.

ДЙСТВІЕ II.

СЦЕНА 1.

Площадь.

Входятъ Адріана и Люціана.

АДРІАН. Ни мужъ, ни рабъ, посланный съ наказомъ отыскать его какъ можно скорй, не возвращаются. А вдь два ужь часа, Люціана.
ЛЮЦІАН. Врно кто-нибудь изъ знакомыхъ купцовъ пригласилъ его обдать, и онъ пошолъ къ нему прямо съ рынка. Отобдаемъ одн, любезная сестра, право тутъ не чмъ огорчаться. Мущина властелинъ своей свободы, а время властелинъ мущинъ, увидятъ что время, и они приходятъ или уходятъ. Успокойся!
АДРІАН. Почему жь имъ быть свободне насъ?
ЛЮЦІАН. Потому что дла ихъ почти всегда вн дома.
АДРІАН. Не понравится однакожь ему, если я вздумаю платить ему тмъ же?
ЛЮЦІАН. Мужъ узда на волю жены.
АДРІАН. Только ослы позволяютъ себя такъ обуздывать.
ЛЮЦІАН. А необузданная воля всегда вяжется горемъ. Подъ окомъ неба нтъ ничего, ни на земл, ни въ вод, ни въ воздух, что бы не имло своей узды: зври, рыбы, крылатыя птицы подчинены самцамъ своимъ и повинуются имъ. И человкъ, боле близкій къ божеству, властелинъ всхъ этихъ созданій, царь необъятнаго міра и бурныхъ морей, одаренный гораздо высшими умственными и душевными способностями, чмъ птицы и рыбы — господинъ жены своей, властелинъ ея, подчини же и ты волю свою мужу.
АДРІАН. Однакожь, вдь только это рабство и отвращаетъ тебя отъ замужства.
ЛЮЦІАН. Нисколько не оно, а заботы и безпокойства, сопряженныя съ брачной жизнью.
АДРІАН. Но вышедши замужъ, теб все-таки захотлось бы имть хоть какую-нибудь власть?
ЛЮЦІАН. Прежде чмъ научусь любить, я выучусь повиноваться.
АДРІАН. А если твой мужъ начнетъ запаздывать?
ЛЮЦІАН. Терпливо буду я ждать его возвращенія.
АДРІАН. Да, когда ничто не возмущаетъ терпнія, оно не трудно, что за мудрость быть кроткой, когда нтъ никакой причины негодовать. Слыша вопли бднаго, совершенно растерзаннаго бдствіями, мы уговариваемъ его успокоиться, но отяжелй надъ нами такое же несчастіе, и мы примемся стенать такъ же, или даже и боле. Такъ и ты, не имя неблагодарнаго мужа, который огорчалъ бы тебя, утшаешь меня безпомощнымъ терпніемъ, а случись теб испытать такія же обиды, и ты точно такъ же отвергнешь это глупое, нищенское терпніе.
ЛЮЦІАН. Хорошо, я выду какъ-нибудь замужъ, хоть только для того, чтобъ испытать это. Вотъ рабъ твой, вроятно и мужъ недалеко.

Входитъ Дроміо эфесскій.

АДРІАН. Гд жь господинъ твой? видлъ ты его?
ДР. ЭФ. Мои уши ясное тому доказательство.
АДРІАН. Говорилъ ему? — Отвтъ его!
ДР. ЭФ. На ушахъ моихъ. Проклятая манера отвчать, я почти ничего не разобралъ.
АДРІАН. Неужели онъ говорилъ такъ темно, что ты ничего не могъ понять?
ДР. ЭФ. Напротивъ такъ ясно, съ такими удареніями, и я все-таки ничего почти не понялъ.
АДРІАН. Придетъ онъ домой? Кажется, онъ такъ любитъ угождать жен своей.
ДР. ЭФ. Послушайте, любезная госпожа моя, мой господинъ сошелъ съ ума, какъ рогоносецъ.
АДРІАН. Какъ рогоносецъ, негодяй?
ДР. ЭФ. То есть не совсмъ такъ, какъ рогоносецъ, а сильно сошолъ съ ума. Когда я сталъ звать его домой обдать, онъ началъ спрашивать меня о какой-то тысяч маркъ золотомъ. ‘Время обдать’, говорю я ему, — ‘а гд мое золото?’ говоритъ онъ. ‘Кушанье подгорло’, говорю я,— ‘а гд мое золото?’ говоритъ онъ. ‘Пожалуйте домой’, говорю я, — ‘а гд мое золото?’ говоритъ онъ, ‘гд тысяча маркъ, что я далъ теб, бездльникъ?’ — ‘Поросенокъ’, говорю я, ‘совсмъ сгорлъ’, — ‘а мое золото?’ говоритъ онъ. ‘Госпожа моя’, говорю я, — ‘на вислицу госпожу твою! я не знаю твоей госпожи, къ черту твою госпожу!’
ЛЮЦІАН. Кто жь говоритъ это?
ДР. ЭФ. Да все мой же господинъ. ‘Не знаю’, говоритъ онъ, ‘ни дома, ни жены, ни госпожи’ — и тутъ же, по особенной милости, перевелъ порученіе, данное вами моему языку, на мои плечи, потому что, въ заключеніе, имъ порядкомъ досталось.
АДРІАН. Бги назадъ, и приведи его сію же минуту.
ДР. ЭФ. Назадъ, чтобъ онъ опять протурилъ меня побоями? Нтъ, ради самого Бога, пошлите кого-нибудь другаго.
АДРІАН. Назадъ, подлый рабъ, или я проломаю теб голову!
ДР. ЭФ. А онъ свернетъ мн ее, не уцлть ей въ такомъ перекрестномъ огн.
АДРІАН. Иди же, глупый болтунъ, непремнно приведи его домой.
ДР. ЭФ. Да разв я такой ужь кругленькой, что меня можно перебрасывать другъ къ другу, какъ мячикъ, вы — къ нему, онъ — къ вамъ? Хотите, чтобъ я уцллъ — зашейте меня, покрайней мр, въ кожу. (Уходитъ.)
ЛЮЦІАН. Еслибъ ты знала, какъ портятся лице твое, когда ты сердишься.
АДРІАН. Онъ наврное любезничаетъ съ какой-нибудь прелестницей, тогда какъ я томлюсь здсь, жажду одного веселаго взгляда его. Лишила уже безобразная старость бдныя мои щеки привлекательной красоты — онъ уничтожилъ ее, скучна, вяла моя бесда, потерялъ мой умъ прежнюю живость и остроту — онъ притупилъ его своимъ равнодушіемъ, безчувственнйшимъ самого мрамора. Очаровываютъ его другія блескомъ своихъ нарядовъ — моя ли это вина? вдь онъ господинъ моего туалета. Есть ли во мн какая-нибудь перемна, которой бы онъ самъ не былъ причиной? онъ виноватъ, что моя красота блекнетъ. Одинъ солнечный взглядъ его, и она разцвтетъ снова, но онъ, какъ дикій олень, вырывается изъ ограды, кормится вн дома, опостылла ему я, бдная!
ЛЮЦІАН. Стыдись, отгони гадкую, и самое себя терзающую ревность.
АДРІАН. Нтъ, только безчувственная глупость можетъ переносить такія оскорбленія равнодушно. Я знаю, взоры его очарованы другой, безъ этого, гд жь бы ему быть, какъ не здсь? Ты знаешь, сестра, онъ общалъ подарить мн цпь — о, еслибъ онъ забывалъ только, только это, не пренебрегалъ бы онъ своимъ ложемъ! Вижу теперь, даже и бриліянтъ, какъ бы онъ ни былъ прекрасно оправленъ, подъ конецъ, все-таки теряетъ блескъ свой, и самое золото, выносящее всякое прикосновеніе, тускнетъ отъ слишкомъ частаго. Тоже и съ людьми: вроломство и развратъ губятъ и лучшихъ.— О, если моя красота не можетъ уже радовать взоровъ его, пусть же и остатки ея смоются слезами! пусть умру, рыдая!
ЛЮЦІАН. Безумная ревнивица!

СЦЕНА 2.

Тамъ же.

Входитъ Антифолисъ сиракузскій.

АН. СИР. Золото, отданное мною Дроміо, лежитъ цлехонько въ гостинниц Центавра, а заботливый рабъ отправился меня отыскивать.— Если сообразить, однакожь, время — да и по словамъ хозяина, я никакъ не могъ разговаривать съ Дроміо посл того, какъ въ первый разъ послалъ его домой. Но вотъ и онъ.

Входитъ Дроміо сиракузскій.

Ну что, любезный, прошло ли наконецъ твое шутливое расположеніе? Начинай опять, если нравятся побои.— Такъ ты не знаешь Центавра? не получалъ денегъ? тебя послала твой госпожа звать меня домой, обдать? мой домъ въ Феникс? Не сумашествіе ль отвчать мн такой чепухой?
ДР. СИР. Какъ отвчать? да когда жь говорилъ я все это?
АН. СИР. Какіе-нибудь полчаса назадъ, на этомъ самомъ мст.
ДР. СИР. Да я не видалъ васъ посл того, какъ вы отослали меня съ деньгами домой, въ Центавръ.
АН. СИР. Негодяй, ты говорилъ, что я не давалъ теб денегъ, и все болталъ о госпож и объ обд. Надюсь, ты и теперь чувствуешь еще, какъ мн это понравилось?
ДР. СИР. Я очень радъ, что вы въ такомъ веселомъ расположеніи, скажите однакожь, что же значитъ эта шутка?
АН. СИР. Да ты ршительно издваешься надо мной. Я шучу? Вотъ какъ шучу я! (Бьетъ его).
ДР. СИР. Остановитесь, Бога ради, остановитесь! шутка ваша длается чмъ-то очень ужь серьезнымъ, за что такой задатокъ {Тутъ игра значеніями слова earnest — серьезное и задатокъ.}?
АН. СИР. Потому что я иногда болтаю, обхожусь съ тобой запросто, какъ съ шутомъ, такъ ты и вздумалъ, что можешь играть моей снисходительностью, надодать своими глупостями, когда я совсмъ не расположенъ ихъ слушать. Глупые комары рзвятся на солнц, но скрыло оно свтлые лучи свои, и они прячутся по щелямъ. Хочешь шутить со мной — разсмотри прежде лице мое, сообразуй свое обращеніе съ его выраженіемъ, не то я вобью это наставленіе въ окопы твоего мозга.
ДР. СИР. Это вы мою голову такъ величаете? нтъ, пусть ужь она остается просто головой, только вы-то оставьте проклятое свое вбиванье. Не оставите — поневол надо будетъ похлопотать объ окопахъ {Тутъ игра значеніями слова sconce — голова, башка и окопы.}, надо будетъ укрпить ее, чтобъ не пришлось искать остроумія въ плечахъ? Но скажите же наконецъ, за что вы били меня?
АН. СИР. Не знаешь?
ДР. СИР. Знаю только, что битъ.
АН. СИР. Такъ сказать за что?
ДР. СИР. И про что, умные люди говорятъ, что всякое дйствіе иметъ свою причину.
АН. СИР. Во первыхъ, за что: за насмшку, а потомъ, про что: за то, что теб вздумалось повторить ее.
ДР. СИР. Не знаю, случалось ли еще кому-нибудь быть биту такъ не кстати! Въ вашихъ за что и про что, право, нтъ ни толку, ни смыслу, много благодаренъ вамъ.
АН. СИР. За что же?
ДР. СИР. За это нчто, которымъ вамъ угодно было наградить меня ни за что.
АН. СИР. Въ слдующій разъ я поправлю это: награжу тебя ничмъ за нчто. Не время ли, однакожь, обдать?
ДР. СИР. Нтъ, потому что жареному недостаетъ еще того, чмъ вы такъ щедро наградили меня.
АН. СИР. Чего же?
ДР. СИР. Подливки {Basting — подливка и побои.}.
АН. СИР. Такъ оно совсмъ засохнетъ.
ДР. СИР. Въ такомъ случа, прошу и не кушайте его.
АН. СИР. Почему же?
ДР. СИР. Да вы опять разсердитесь {Полагали, что сухое мясо развивало желчь, длало сердитымъ.}, и мн не миновать другой сухой подливки.
АН. СИР. Умй впередъ шутить во время, на все есть свое время.
ДР. СИР. Ну, это я могъ бы опровергнуть еще прежде, чмъ вы разгнвались.
АН. СИР. Чмъ же?
ДР. СИР. Да замчаніемъ такъ же яснымъ, какъ ясно совершенно лысое чело отца Времени.
АН. СИР. Опровергай.
ДР. СИР. Нтъ времени на возвращеніе волосъ тому, кого обезволосила сама природа.
АН. СИР. А покупкой, а искусственнымъ вознагражденіемъ?
ДР. СИР. Покупкой парика — пожалуй, но это все-таки вознагражденіе потерянными волосами другаго.
АН. СИР. Отчего же скряжничаетъ такъ Время волосами, когда они ростутъ въ такомъ изобиліи?
ДР. СИР. Потому что благословило ими скотовъ, людей же надлило умомъ, и именно на столько, на сколько обдлило ихъ волосами.
АН. СИР. А сколько есть людей, у которыхъ волосъ гораздо больше, чмъ ума?
ДР. СИР. Но нтъ ни одного, у котораго недостало бы ума потерять ихъ.
АН. СИР. Такъ по твоему, чмъ больше у человка волосъ, тмъ онъ глупе?
ДР. СИР. Напротивъ, чмъ онъ глупе, тмъ скоре теряетъ ихъ. Но и теряетъ-то онъ ихъ не совсмъ безъ пользы.
АН. СИР. Какъ же это?
ДР. СИР. Да по двумъ причинамъ, и очень здравымъ.
АН. СИР. Ну ужь не здравымъ.
ДР. СИР. Ну такъ несомнннымъ.
АН. СИР. Въ такомъ сомнительномъ случа?
ДР. СИР. Ну такъ достоврнымъ.
АН. СИР. И эти причины?
ДР. СИР. Первая: избавленіе отъ траты денегъ на прическу {Въ прежнихъ изданіяхъ: that he spends in tiring… По Колльеру: that he spends in trimming…}, вторая: за обдомъ имъ ужь не падать въ похлебку его.
АН. СИР. И ты этимъ хотлъ доказать, что нтъ на все своего времени?
ДР. СИР. И доказалъ, нтъ времени на возвращеніе волосъ, потерянныхъ натуральнымъ образомъ.
АН. СИР. Но твое доказательство, почему нтъ времени на то, чтобъ возвратить ихъ, слишкомъ недоказательно.
ДР. СИР. Такъ я поправлю его вотъ какъ: Время само плшиво и потому до скончанія вка все будетъ хлопотать, чтобъ и весь штатъ его былъ такъ же плшивъ.
АН. СИР. Я зналъ напередъ, что ты дойдешь до плшиваго заключенія {Слово bald значитъ глупый и плшивый.}. Это кто машетъ намъ рукой?

Входятъ Адріана и Люціана.

АДРІАН. Да, Антифолисъ, чуждайся меня, хмурься на меня, я знаю, другая пользуется твоими ласками, твоими привтными взглядами. Я ужь не Адріана, не жена твоя. А было время, что ты клялся — тогда какъ отъ тебя и не требовали этого, — что никакія слова не кажутся теб музыкой, что ничто не радуетъ тебя, что ничье пожатіе руки твоей не бываетъ для тебя сладостнымъ, что никакое кушанье не кажется теб вкуснымъ, если я не говорю съ тобой, не смотрю на тебя, не пожимаю руки твоей, не раздляю съ тобой твоей трапезы. Какъ же это случилось, о, супругъ мой, какъ же это случилось, что ты сталъ такъ чуждъ самому себ? Самому себ, говорю я, потому что ты чуждаешься меня — меня, такъ тсно, такъ нераздльно съ тобой соединенной, — меня, лучшей частички тебя самого. О, не отрывай же отъ меня души своей, потому что, знай, но, милый, скорй, уронивъ каплю воды въ кипучій заливъ, ты извлечешь ее оттуда въ прежней чистот, нисколько ни уменьшенной, ни увеличенной, чмъ отторгнешься отъ меня, не увлекши меня за собою! Какъ поразило бы тебя, если бъ ты только услышалъ, что я развратилась, что это тло, посвященное теб, осквернилось гнуснымъ развратомъ! Ты наплевалъ бы мн въ глаза, растопталъ бы меня ногами, ударилъ бы въ лице именемъ супруга, содралъ бы запятнанную кожу съ безстыднаго чела моего, срзалъ бы обручальное кольцо съ лживой руки моей и разломилъ бы его съ грозной клятвой развода. Я знаю, ты сдлалъ бы это — такъ длай же теперь. Я запятнана прелюбодяніемъ, моя кровь осквернена грхомъ разврата, вдь если мы оба составляемъ одно, а ты ведешь себя дурно — я отравлена ядомъ твоей плоти, заражена твоимъ распутствомъ. О, будь же вренъ союзу и дому своему, и я останусь непорочной {Въ прежнихъ изданіяхъ: I live dissetain’d… По Колльеру: I live unstain’d…}, и ты не будешь опозоренъ.
АН. СИР. И все это относятся ко мн, прекрасная госпожа? Я не знаю васъ, я въ Эфес не боле двухъ часовъ, и городъ этотъ мн такъ же чуждъ, какъ и вс ваши упреки, которыхъ, сколько ни напрягаю ума своего, ршительно не могу понять.
ЛЮЦІАН. Стыдись, братъ! что съ тобой сдлалось? ты никогда еще не поступалъ такъ съ сестрой моей. Она послала Дроміо звать тебя домой, обдать —
АН. СИР. Дроміо?
ДР. СИР. Меня?
АДРІАН. Да, тебя, и ты сказалъ, что онъ прибилъ тебя, что не признаетъ моего дома своимъ, а меня женой своей.
АН. СИР. Такъ ты, негодяй, разговаривалъ съ этой дамой. Что значитъ эта стачка, и къ чему она?
ДР. СИР. Да я, до сихъ поръ, никогда не видалъ ее.
АН. СИР. Врешь, бездльникъ, именно съ этимъ порученіемъ приходилъ ты ко мн на рынокъ.
ДР. СИР. Въ жизнь мою ни разу не говорилъ я съ ней.
АН. СИР. Какъ же знаетъ она имена наши, по вдохновенію что ли?
АДРІАН. Какъ унижаешь ты себя, приворствуя такъ грубо за одно съ рабомъ своимъ, поощряя его досаждать мн! Я и такъ несчастна тмъ, что ты чуждаешься меня, не увеличивай же моего несчастія еще большимъ пренебреженіемъ. Пойдемъ, я крпко, крпко прижмусь къ теб, ты, супругъ мой, гордый вязъ, а я виноградная лоза, которой ты сообщаешь свою твердость. Все, что продирается между нами — чужеядное, какой-нибудь гадкій тернъ, плющь или безполезный мохъ, не вырви его, и онъ вопьется въ тебя, изсушитъ, будетъ жить твоей гибелью.
АН. СИР. И все это она говоритъ мн, видитъ во мн предметъ своей страсти {Въ прежнихъ изданіяхъ: she moves me for her theme… По экземпляру Колльера: she means me for her theme…}, — да ужь не женился ли я на ней во сн? не во сн ли я и теперь, и мн только кажется, что я все это слышу? Что за странное заблужденіе морочитъ и зрніе и слухъ нашъ? Соглашусь на все, пока не разъяснится несомннное это недоразумніе.
ЛЮЦІАН. Ступай же, Дроміо, скажи служителямъ, чтобъ они подавали кушанье.
ДР. СИР. О, зачмъ нтъ со мной моихъ четокъ! Господи, прости мн гршному! Мы въ стран волшебствъ. Горе, горе намъ! мы говоримъ съ духами, съ эльфами, съ оборотнями, не послушайся ихъ — они засосутъ насъ до смерти, изщиплютъ до синя.
ЛЮЦІАН. Что ты тамъ бормочешь про себя, вмсто того чтобъ длать, что приказано? Слышишь, трутень, улитка, лнтяи, глупецъ Дроміо?
ДР. СИР. Добрый господинъ мой, вдь я во что-то обращенъ? вдь я — не я?
АН. СИР. Такъ же, какъ и я, но только умственно.
ДР. СИР. И умственно и тлесно.
АН. СИР. Вида своего ты не утратилъ еще.
ДР. СИР. Нтъ, чувствую, что превратился въ обезьяну.
ЛЮЦІАН. Превратился во что-нибудь — такъ ужь непремнно въ осла.
ДР. СИР. Именно, она осдлала меня, и я жажду ужь травы. Да, я оселъ, иначе я зналъ бы ее такъ же хорошо, какъ она — меня.
АДРІАН. Полно, полно, не буду боле дурачиться, не стану ни плакать, ни закрывать глазъ руками, когда господинъ и слуга смются надъ моими слезами.— Идемте, сударь, обдать.— Дроміо, ты запрешь за нами дверь.— (Антифолису) Мы обдаемъ нынче наверху, я заставлю тебя покаяться во всхъ твоихъ глупыхъ продлкахъ.— (Дроміо) Если кто спроситъ твоего господина, говори, что его нтъ дома, не впускай никого.— Идемъ, сестра.— Смотри же, Дроміо, никого не впускай.
АН. СИР. На земл, на неб, или въ аду я? сплю, или бодрствую? въ ум, или безъ ума? — Извстенъ имъ, и загадка для самого себя! Буду во всемъ соглашаться съ ними, пустимся въ этотъ туманъ на удачу.
ДР. СИР. Что жь, сударь, быть мн придверникомъ?
АДРІАН. Быть и не впускать никого, если теб дорога голова твоя.
ЛЮЦІАН. Идемъ же, Антифолисъ, нынче мы и такъ слишкомъ ужь поздно обдаемъ.

(Уходятъ.)

ДЙСТВІЕ III.

СЦЕНА 1.

Тамъ же.

Входятъ Антифолисъ и Дроміо эфесскіе, Анджело и Бальтазаръ.

АН. ЭФ. Добрый синьоръ Анджело, вы оправдаете насъ всхъ, жена моя всегда сердится, если я запоздаю. Скажите, что я засидлся въ вашей рабочей, смотря какъ отдлывали ей цпь, и что завтра поутру вы сами принесете ее. Этотъ бездльникъ увряетъ, что встртилъ меня на рынк, что я прибилъ его, что требовалъ отъ него тысячу маркъ золотомъ, и что отрекался отъ дома и отъ жены своей,— скажи, пьяница, что все это значитъ?
ДР. ЭФ. Говорите что угодно, а я знаю что знаю. На мн есть еще доказательства, что вы били меня, еслибъ моя кожа была пергаментъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: If the skin were parchment… По Колльеру: If my skin were parchment…}, а ваши побои чернила — ваше собственное рукоприкладство сказалобъ вамъ тоже самое.
АН. ЭФ. Сказалобъ, что ты оселъ.
ДР. ЭФ. Судя по тому сколько я вынесъ напраслинъ и побой, оно почти что такъ. Мн бы лягнуть васъ хорошенько, какъ только начали драться — вы и остановились бы, поостереглись бы ослиныхъ копытъ.
АН. ЭФ. Вы что-то невеселы, синьоръ Бальтазаръ? Я желалъ бы, чтобъ мой обдъ вполн соотвтствовалъ любви и радушію, съ которыми васъ принимаю.
БАЛЬТ. Синьоръ, я дорожу вашимъ расположеніемъ больше, чмъ обдомъ.
АН. ЭФ. Такъ, синьоръ, но расположеніе не рыба и не мясо, и цлый коробъ привтствій не замнитъ и одного блюда.
БАЛЬТ. Блюдо какого-нибудь кушанья вещь очень обыкновенная, его можетъ предложить всякой.
АН. СИР. А привтъ и еще обыкновенне, вдь онъ не больше какъ слова.
БАЛЬТ. Радушіе и самый умренный обдъ длаетъ роскошнымъ пиршествомъ.
АН. СИР. Да, для скупаго хозяина и для гостя еще скупйшаго. Впрочемъ, если мой обдъ и не будетъ слишкомъ роскошенъ, вы врно не взыщете, въ другомъ мст вамъ предложатъ и далеко лучшее, но не съ такимъ радушіемъ.— Это что? двери заперты.— Крикни, чтобъ отперли.
ДР. ЭФ. Матильда, Бригита, Маріана, Цецилія, Джюльетта, Джуанна!
ДР. СИР. (За сценой). Дуракъ, болванъ, чурбанъ, скотъ, бездльникъ, убирайся къ черту, или сиди смирно у порога! Куда теб столько бабья, когда и одной слишкомъ ужь много? Проваливай.
ДР. ЭФ. Какого это болвана сдлали нашимъ придверникомъ? — Отпирай, господинъ ждетъ на улиц.
ДР. СИР. Пусть идетъ туда, откуда пожаловалъ, а то — чего добраго, простудитъ еще ноги.
АН. СИР. Что за разговоры? отпирай!
ДР. СИР. Скажите для чего, и я скажу когда.
АН. ЭФ. Какъ, для чего? обдать, я не обдалъ еще.
ДР. СИР. Да нынче вамъ здсь и не обдать, приходите какъ-нибудь въ другой разъ.
АН. ЭФ. Кто жь ты, не впускающій меня въ собственный домъ мой?
ДР. СИР. На это время придверникъ, а зовутъ меня Дроміо.
ДР. ЭФ. Ахъ, подлецъ, да ты укралъ у меня и мсто и имя. Оно конечно, первое никогда не доставляло мн никакой выгоды, а второе навлекало только ругательства. Будь ты давича на моемъ мст, ты промнялъ бы или свое лице на имя, или свое имя на лице {Въ прежнихъ изданіяхъ: or thy name for an ass… По Колльеру: or thy name for а face…}.
ЛЮЦІЯ. (За сценой). Что это за шумъ, Дроміо? Кто тамъ у дверей?
ДР. ЭФ. Эй, Люція, впусти господина!
ЛЮЦІЯ. Ни за что, опоздалъ. Такъ и скажт ему.
ДР. ЭФ. Вотъ это забавно! — Позволь, однакожъ, предложить теб одинъ вопросъ: хочешь, чтобъ я употребилъ силу?
ЛЮЦІЯ. Предлагай другой: не можешь ли сказать когда?
ДР. СИР. Если твое имя Люція — ты, Люція, славно ему отвтила.
АН. ЭФ. Послушай, любезная, надюсь, ты впустишь же насъ наконецъ?
ЛЮЦІЯ. Кажется я ужь спрашивала васъ объ этомъ.
ДР. СИР. И вы сказали: нтъ.
ДР. ЭФ. Да что тутъ разговаривать, дуйте въ двери, — такъ — ударъ за ударомъ.
АН. ЭФ. Отпирай, мерзавка!
ЛЮЦІЯ. Не угодно ли сказать: ради какой благодати?
ДР. ЭФ. Колотите въ дверь сильне.
ЛЮЦІЯ. Колотите, пока она заохаетъ отъ боли.
АН. ЭФ. Выломлю ее — заговоришь другимъ голосомъ.
ЛЮЦІЯ. А нтъ разв въ город колодокъ?
АДРІАН. (За сценой). Кто это такъ шумитъ тамъ?
ДР. СИР. Нечего сказать, пребезпокойный народъ у васъ.
АН. ЭФ. Ты дома, жена? давно бы пора теб выдти.
АДРІАН. Твоя жена, негодяй? убирайся!
ДР. ЭФ. Вломимся — поплатитесь вы за этого негодяя.
АНДЖ. Тутъ кажется не будетъ намъ ни обда, ни привта.
БАЛЬТ. Поспоривъ что лучше, придется воротиться и безъ того и безъ другаго.
ДР. ЭФ. Что жь, сударь, гости стоятъ у дверей, просите же ихъ.
АН. ЭФ. Не знаю, въ воздух есть что-то такое, что мшаетъ намъ войдти.
ДР. ЭФ. Хорошо еще, что вы не такъ легко одты. Ваша похлебка тамъ горячехонька, а вы стоите здсь на холод. Да кто хоть кого сведетъ съ ума.
АН. ЭФ. Пошелъ, принеси, чмъ бы выломать дверь.
ДР. СИР. Ломайте, если хотите, чтобъ я проломалъ вамъ голову.
ДР. ЭФ. Теб хотятъ сказать нсколько словъ, а слова вдь втеръ, и сказать ихъ прямо въ лице, а ты все еще ломаешься.
ДР. СИР. А теб ломки-то, кажется, и не хватаетъ. Убирайся къ черту.
ДР. ЭФ. Зачмъ же къ черту? я прошу впуститъ насъ.
ДР. СИР. Впущу, когда найдете птицу или рыбу безъ перьевъ.
АН. ЭФ. Хорошо, мы вломимся. Пошелъ, сыщи ломъ.
ДР. ЭФ. То есть ворону безъ перьевъ {Тутъ игра значеніями слова crow — ломъ и ворона.}? Вотъ теб, если не рыба, такъ птица безъ перьевъ. Отворимъ ею двери — мы и тебя ощипемъ какъ ворону.
АН. ЭФ. Ступай за ломомъ!
БАЛЬТ. Успокойтесь, любезный Антифолисъ, не прибгайте къ насилію. Вы опозорите себя, заставивъ усомниться въ цломудріи вашей супруги. Испытанное ея благоразуміе, строгая добродтель, лта, благонравіе, все говоритъ въ ея пользу, есть какая-нибудь особенная причина, почему на это время двери вашего дома для васъ заперты, и поврьте, она оправдается передъ вами вполн. Послушайтесь, пойдемте, отобдаемъ вмст въ гостинниц Тигра, а по-вечеру вы возвратитесь домой и узнаете причину этой странности. Вламываясь же силой въ двери вашего дома теперь, днемъ, когда народъ шатается по улицамъ, вы подадите поводъ къ разнымъ толкамъ, гнусное злословіе очернитъ ничмъ не запятнанное еще имя ваше, и когда умрете, будетъ жить на вашей могил, потому что живетъ наслдіемъ, навсегда остается тамъ, куда однажды проникло.
АН. ЭФ. Ваша правда. Отказываюсь отъ всякаго насилія, постараюсь, на перекоръ всему, быть даже веселымъ. Я знаю одну женщину, прекрасную и умную, немного втреную, но очень милую — обдаемъ у ней, жена часто попрекаетъ меня ею, но, клянусь честью, безъ всякой причины, пойдемъ къ ней. Вы, любезный Анджело сходите домой, возьмете цпь — теперь она врно готова — и принесете ее въ домъ Ежа: тамъ называется жилище этой женщины, чтобъ только досадить жен, я подарю эту цпь нашей хозяйк. Прошу, поторопитесь.— Заперты для меня двери собственнаго дома — постучимся въ другія: можетъ-быть и отопрутъ мн.
АНДЖ. Черезъ часъ я буду тамъ непремнно.
АН. ЭФ. Премного обяжете.— Не дешево однакожь обойдется мн шутка эта. (Уходитъ.)

СЦЕНА 2.

Тамъ же.

Входятъ Люціана и Антифолисъ сиракузскій.

ЛЮЦІАН. Возможно ли, чтобъ ты совершенно забылъ вс супружескія обязанности? чтобъ въ самой весн любви вздорная размолвка побила весь цвтъ любви твоей {Въ прежнихъ изданіяхъ: Shall Antipholus, hate Eves in the spring of love, thy love-springs rot?… По Колльеру: Shall unkind debate, Even in the spring of love, thy love-springs rot?…}? чтобъ прекрасное зданіе любви обратилось въ развалину еще во время сооруженія? Женился ты на сестр моей только изъ денегъ — такъ хоть изъ любви къ ея золоту обращайся съ ней поласковй. Любишь другую — люби въ тайн, старайся скрыть свою неврность, чтобъ моя сестра не прочла ея въ твоихъ взорахъ, чтобъ языкъ твой не былъ глашатаемъ твоего собственнаго позора. Вроломству необходимы и нжный взглядъ и льстивое слово, убери порокъ какъ добродтель, кажись совершенно чистымъ, какъ бы ни было запятнано твое сердце, прикрой грхъ всей вншностью святости, будь вроломенъ, но скрытно: къ чему знать ей это? Какой глупый воръ будетъ хвастаться своимъ преступленіемъ? Измнять ложу жены своей, и за обдомъ давать ей возможность читать это во взорахъ твоихъ, двойное преступленіе, позоръ искусно скрываемый, можетъ еще пользоваться незаконной славой, нескромное слово длаетъ дурной поступокъ вдвое дурне. Бдныя женщины! оставьте намъ хоть только вру въ любовь вашу — вдь мы такъ доврчивы, отдали руку другой — показывайте намъ хоть рукавъ, мы вращаемся въ вашей сфер, и вы можете длать изъ насъ все что хотите.— Поди же, добрый братъ мой, поди къ сестр моей, приласкай, успокой ее, назови мило! женой своей. Тамъ, гд сладостное дыханіе лести можетъ укротить бурю, и небольшая лживость добродтель.
АН. СИР. Прекрасная — я не знаю ни твоего другаго имени, ни какимъ чудомъ отгадала ты мое, — по уму и по прелестямъ ты выше всхъ чудесъ земли, въ теб боле божественнаго, чмъ во всемъ земномъ. Научи меня, дивное созданіе, что мн думать, что говорятъ, открой моему грубому, земному пониманію, подверженному столькимъ ошибкамъ, слабому, ограниченному — таинственное значеніе словъ твоихъ. Для чего возстаешь ты противъ правдивости души моей, увлекаешь ее на поприще, совсмъ ей незнакомое? Не божество ли ты какое? не хочешь ли пересоздать меня? Пересоздай же, и я покорюсь твоему могуществу. До тхъ же поръ, пока останусь самимъ собой, я все буду увренъ, что твоя рыдающая сестра не жена мн, что я не обязанъ ей супружеской врностью, что тебя — тебя люблю я! О, не завлекай меня, дивная Сирена, сладостными пснями въ потокъ слезъ сестры твоей, пой для себя, и я твой, распусти свои золотистые волосы по серебристымъ волнамъ, и я брошусь на нихъ, какъ на ложе, и въ сладостномъ обольщеніи все буду думать, что тотъ, кто можетъ умереть такъ, выигрываетъ смертію. Пусть тонетъ любовь, если она можетъ когда-нибудь ослабнуть!
ЛЮЦІАН. Что съ тобой? ты говоришь какъ обезумленный.
АН. СИР. Нтъ, разв какъ осупруженный, но какимъ образомъ, и самъ не знаю.
ЛЮЦІАН. Ты ослпъ.
АН. СИР. Отъ блеска твоихъ лучей, прекрасное солнце.
ЛЮЦІАН. Смотри куда должно, и зрніе возвратится.
АН. СИР. О, любовь моя! смотрть на темную ночь — все равно, что закрыть глаза.
ЛЮЦІАН. Къ чему называть меня своей любовью? называй такъ сестру мою.
АН. СИР. Сестру сестры твоей.
ЛЮЦІАН. Мою сестру.
АН. СИР. Нтъ, тебя — тебя, лучшая часть самого меня, тебя, свтлое око очей моихъ, сердце моего сердца, моя жизнь, мое счастіе, цль всхъ лучшихъ надеждъ моихъ, мои единственное земное небо — благо, котораго молю у неба.
ЛЮЦІАН. Для тебя всмъ этимъ должна бы быть сестра моя.
АН. СИР. Будь ты сестрой этой, потому что тебя люблю я, тебя хочу любить, съ тобой хочу я жить. У тебя нтъ мужа, у меня — жены, отдай же мн твою руку.
ЛЮЦІАН. Позвольте, не спшите, я спрошу, могласится ли еще на это сестра моя. (Уходитъ.)

Изъ дома Антифолиса эфесскаго выбгаеть Дроміо сиракузскій.

АН. СИР. Что съ тобой, Дроміо? куда бжишь такъ проворно?
ДР. СИР. Какъ! вы узнаете меня? неужели я въ самомъ дл Дроміо, рабъ вашъ? неужели я точно я?
АН. СИР. Ты Дроміо, ты мой рабъ, ты точно ты.
ДР. СИР. Нтъ, я оселъ, я рабъ женщины, я самъ не свой.
АН. СИР. Какъ рабъ женщины и самъ не свой?
ДР. СИР. Да, сударь, самъ не свой, я принадлежу женщин, которая объявляетъ меня своей собственностью, преслдуетъ, хочетъ во что бы ни стало сдлать меня своимъ.
АН. СИР. По какому жь праву?
ДР. СИР. Да по такому же, по какому вы владете своей лошадью. Она хочетъ завладть мной, какъ какой-нибудь скотиной, и хочетъ завладть мной не потому, чтобъ я былъ скотина, а потому что сама, будучи самымъ скотскимъ созданіемъ, вздумала имть на меня претензію.
АН. СИР. Кто жь эта она?
ДР. СИР. Самый непозволительный комъ мяса, комъ, о которомъ нельзя заговорить, не прибавить: съ позволенія сказать. Счастье мое совсмъ зачахнетъ, хотъ женитьба на ней и будетъ чудовищно жирной женитьбой.
АН. СИР. Какъ жирной женитьбой?
ДР. СИР. Ршительно такъ, она кухарка и состоитъ почти изъ одного жира. Я не знаю на что и употребить ее — разв сдлать изъ нея ночникъ, чтобъ при ея же свт дать отъ нея стречка. Ручаюсь, ея лохмотья и сало, которымъ он напитаны, прогорятъ цлую польскую зиму, сама же — если только доживетъ до страшнаго суда — прогоритъ, покрайней мр, цлой недлей дольше, чмъ весь земной шаръ.
АН. СИР. А каково лице ея?
ДР. СИР. Черно, какъ мои башмаки, но далеко не такъ чисто. А отъ чего? отъ того, что потетъ такъ сильно, что грязи на немъ хватитъ по щиколку любаго мущины.
АН. СИР. Ну, этому недостатку можно еще помочь водой.
ДР. СИР. Нтъ, это ужь такъ въ ея натур, тутъ и Ноевъ потопъ не поможетъ.
АН. СИР. А какъ зовутъ ее?
ДР. СИР. Нелль, но и ея именемъ съ тремя четвертями, то есть: аршиномъ съ тремя четвертями не смришь ее отъ бедра до бедра {Тутъ игра созвучіемъ именъ: Neil съ словомъ ell — аршинъ.}.
АН. СИР. Широковата жь она.
ДР. СИР. Одного размра какъ отъ головы до ногъ, такъ и отъ бедра до бедра, кругла, какъ глобусъ. Я отыскалъ на ней вс земли.
АН. СИР. На какой же части ея тла Ирландія?
ДР. СИР. На задней, я открылъ ее по топямъ.
АН. СИР. А Шотландія?
ДР. СИР. По безплодности я отыскалъ ее на ладони.
АН. СИР. А Франція?
ДР. СИР. На лбу, который вооружился, возсталъ войной противъ волосъ.
АН. СИР. А Англія?
ДР. СИР. Я искалъ ея известковыхъ екалъ, но не могъ открыть ничего благо, впрочемъ, по соленой влаг, протекающей между Франціей и подбородкомъ, я полагаю, что она находися на послднемъ.
АН. СИР. А Испанія?
ДР. СИР. Испаніи не видалъ, только чувствовалъ ея горячее дыханіе.
АН. СИР. Гд жь оказались Америка и об Индіи?
ДР. СИР. На носу, совершенно покрытомъ рубинами, карбункулами и сафирами, всей красой своей он склонялись къ горячему дыханію Испаніи, высылавшей цлыя армады галеръ для нагрузки подъ носомъ.
АН. СИР. А Бельгія и Нидерланды?
ДР. СИР. Такъ далеко я не простиралъ своихъ изслдованій.— Коротко, эта гадина, эта всезнайка объявила, что иметъ на меня право, назвала меня по имени, поклялась, что я помолвилъ на ней, разсказала какіе у меня знаки на тл — что у меня есть пятно на плеч, родинка на ше, большая бородавка на лвой рук, и я бросился отъ нея въ ужас, какъ отъ вдьмы. Еслибъ моя грудь не была скована изъ чистой вры, а сердце изъ стали, я думаю, она непремнно обратила бы меня въ безхвостую собаку, да и заставила ворочать вертелъ.
АН. СИР. Бги сейчасъ же въ гавань, въ какую бы сторону ни дулъ втеръ, только бы съ берега — я не останусь ночевать въ этомъ город. Найдешь корабль готовый къ отплытію, дай мн знать тотчасъ же, а я между тмъ поброжу по рынку. Если насъ вс здсь знаютъ, тогда какъ мы никого не знаемъ, всего лучше убраться по добру по здорову.
ДР. СИР. Какъ отъ медвдя, бгу я отъ существа, которому такъ хочется сдлать меня мужемъ своимъ. (Уходитъ.)
АН. СИР. Здсь живутъ все волшебницы, лучше скорй убраться отсюда. Ту, что называетъ меня мужемъ, безъ ужаса я не могу даже и вообразить женой моей, но сестра ея, одаренная такой непреодолимой прелестью, такимъ очаровательнымъ разговоромъ и обращеніемъ, чуть чуть не заставила меня измнить самому себ. Чтобъ не сдлаться виновникомъ собственнаго несчастія, заткну уши, только что запоетъ опять эта Сирена.

Входитъ Анджело.

АНДЖЕЛ. Почтеннйшій Антифолисъ —
АН. СИР. Вы не ошиблись, это точно мое имя.
АНДЖЕЛ. Знаю. Вотъ цпь, я думалъ застать васъ въ дом Ежа, но цпь не была еще готова, и я опоздалъ.
АН. СИР. Что жь мн длать съ этой цпью?
АНДЖЕЛ. Все, что вамъ угодно, я приготовилъ ее для васъ.
АН. СИР. Для меня? я не заказывалъ вамъ.
АНДЖЕЛ. Помилуйте, да вы говорили о ней не одинъ, и не два, а двадцать разъ, ступайте домой и обрадуйте ей вашу супругу. Вечеромъ я зайду къ вамъ, и вы отдадите мн деньги.
АН. СИР. Не худо бы вамъ взять ихъ теперь, чтобъ не лишиться и цпи и денегъ.
АНДЖЕЛ. Вы шутите, до свиданія. (Уходитпь.)
АН. СИР. Что жь это такое? Ршительно не понимаю, знаю только, что никто не будетъ такъ глупъ, чтобъ отказаться отъ такой прекрасной цпи. Жить здсь не трудно, когда на улицахъ можно получать такіе богатые подарки, теперь на рынокъ, подожду тамъ Дроміо, и если есть корабль, ду сейчасъ же.

ДЙСТВІЕ IV.

СЦЕНА 1.

Тамъ же.

Входятъ Купецъ, Анджело и Приставъ.

КУПЕЦ. Вы должны мн эту сумму съ Духова дня, и я не безпокоилъ васъ ни разу, не обезпокоилъ бы и теперь, еслибъ не поздка въ Персію и не нужда въ деньгахъ на дорогу. Прошу же удовлетворить меня сейчасъ, или этотъ господинъ отведетъ васъ въ тюрьму.
АНДЖЕ. Именно такую же сумму долженъ мн Антифолисъ. Когда вы встртили меня, я только что отдалъ ему цпь, въ пять часовъ я получу за нее деньги. Не угодно ли пожаловать со мной къ нему, и я съ благодарностью уплачу вамъ долгъ мой.
ПРИСТ. Можете и не ходить къ нему, онъ самъ идетъ сюда.

Входятъ Антифолисъ и Дроміо эфесскіе.

АН. ЭФ. Пока я схожу къ золотыхъ длъ мастеру, ты купишь хорошенькой линекъ, я попотчую имъ жену и прислугу, чтобъ впередъ не запирали для меня дверей, какъ нынче.— А, да вотъ и золотыхъ длъ мастеръ, ступай же, купи линекъ и отнеси его домой.
ДР. ЭФ. Купить линекъ — добыть тысячу фунтовъ ежегоднаго дохода! (Уходитъ.)
AН. ЭФ. Вотъ какъ можно полагаться на ваше слово! Я сказалъ, что вы придете, принесете цпь — и ни васъ, ни цпи. Вроятно вы вообразили, что наша дружба будетъ слишкомъ ужь прочна, если скрпится еще цпью.
АНДЖЕ. Шутки въ сторону, вотъ записка, въ которой вычисленъ всъ вашей цпи до послдняго карата, означена проба золота и что стоитъ работа, вся сумма превышаетъ только тремя дукатами мой долгъ этому господину. Прошу васъ удовлетворить его сейчасъ же, потому что ему надо хать, и онъ дожидатся только уплаты.
АН. ЭФ. Со иной нтъ такой суммы, кром того, у меня есть еще дла въ город. Потрудитесь, любезнйшій Анджело, сходить вмст съ этимъ господиномъ въ жен моей, отдайте ей цпь, она заплатитъ вамъ что слдуетъ. Можетъ быть я еще застану васъ.
АНДЖЕ. Такъ вы сами принесете ей цпь?
АН. ЭФ. Нтъ, возьмите ее съ собой, я могу и опоздать.
АНДЖЕ. Прекрасно, она съ вами?
АН. ЭФ. Не у меня, такъ, надюсь, у васъ, безъ нея вамъ воротиться безъ денегъ.
АНДЖЕ. Перестаньте, давайте же цпь, и приливъ и втеръ торопятъ этого господина — я и такъ задержалъ его.
АН. ЭФ. Послушайте, вы думаете этой шуткой загладить измну данному слову, мн слдовало бы журить васъ за то, что не принесли ея въ домъ Ежа, а вы, какъ вздорная женщина, начинаете ворчать первые.
КУПЕЦ. (Анджело). Время идетъ, прошу кончите.
АНДЖЕ. Вы слышите какъ онъ понуждаетъ меня? Цпь —
АН. ЭФ. Вы отдадите жен моей и получите деньги.
АНДЖЕ. Да полноте же, вы знаете, что я отдалъ ее вамъ какіе-нибудь полчаса тому назадъ. Пошлите ее, или какой-нибудь другой знакъ.
АН. ЭФ. Ваша шутка заходитъ слишкомъ ужь далеко. Гд цпь? дайте хоть взглянуть на нее.
КУПЕЦ. Мн право не время слушать эти забавные перекоры, скажите прямо: угодно вамъ удовлетворить меня, или нтъ? Нтъ — этотъ господинъ отправится въ тюрьму.
АН. ЭФ. Мн удовлетворить васъ! Чмъ же?
АНДЖЕ. Деньгами, которыя вы должны мн за цпь.
АН. ЭФ. Какъ же могъ я задолжать вамъ, не получивъ ея?
АНДЖЕ. Но я отдалъ вамъ ее съ полчаса тому назадъ.
АН. ЭФ. Вы мн не отдавали ея, вы оскорбляете меня, утверждая это.
АНДЖЕ. Вы еще боле оскорбляете меня, отрицая это, вспомните, что тутъ страждетъ мой кредитъ.
КУПЕЦ. Господинъ приставъ, исполняйте вашу обязанность.
ПРИСТ. Я арестую васъ именемъ нашего герцога.
АНДЖЕ. Арестъ этотъ обезчеститъ меня, заплатите, или я арестую васъ.
АН. ЭФ. Заплатить за то, чего никогда не получалъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: to pay thee that I never had… По Колльеру: to pay for that I never had…}. Арестуй меня, безумный, если осмлишься.
АНДЖЕ. Господинъ приставъ, вотъ кормовыя деньги, возьмите его. Я не пощажу и роднаго брата, если ему вздумается безчестить меня такъ безсовстно.
ПРИСТ. Милостивый государь, я арестую васъ, вы слышали жалобу.
АН. ЭФ. Пока не доставлю достаточнаго поручительства, я долженъ повиноваться теб. Но ты, негодяй, ты заплатишь мн за эту обиду такъ дорого, что недостанетъ и всего золота твоей лавки.
АНДЖЕ. Въ Эфес есть законы, они защитятъ меня и покроютъ васъ еще большимъ срамомъ.

Входитъ Дроміо сиракузскій.

ДР. СИР. Въ гавани я нашелъ корабль изъ Эпидамна, совсмъ готовый пуститься въ море, я отправилъ на него вс наши пожитки, закупилъ еще масла, бальзама и водки. Втеръ съ берега, самый попутный, ждутъ только хозяина корабля, шкипера и васъ.
АН. ЭФ. Это что такое? съ ума что ли ты сошелъ? корабль изъ Эпидамна ждетъ меня?
ДР. СИР. Корабль, на которомъ вы приказали взять для себя мсто.
АН. ЭФ. Пьяница, я приказалъ теб купить линекъ, сказалъ даже для чего.
ДР. СИР. О линьк вы не говорили ни слова, вы послали меня въ гавань отыскать корабль.
АН. ЭФ. Я разберу это посл, на досуг, и научу тебя слушать внимательне. Теперь же, бги, бездльникъ, къ Адріан, отдай ей этотъ ключь и скажи, чтобъ изъ стола, покрытаго ковромъ, она вынула мшокъ съ дукатами и прислала ко мн. Скажи, что я взятъ подъ стражу, и что эти деньги замнятъ поручительство, проворнй же! — Ну, идемте въ тюрьму, подождемъ тамъ его возвращенія. (Все уходятъ, кром Дроміо.)
ДР. СИР. Къ Адріан? то есть туда, гд мы обдали, гд толстая красота хочетъ сдлать меня своимъ мужемъ. Да нтъ, она слишкомъ ужь необъятна для моихъ объятій. Впрочемъ, нечего длать, хоть и противъ воля, а надобно побывать тамъ еще разъ, вдь слуга обязанъ исполнять приказанія господина.

(Уходитъ.)

СЦЕНА 2.

Тамъ же.

Входятъ Адріана и Люціана.

АДРІАН. Ахъ, Люціана, и онъ въ самомъ дл обольщалъ тебя? и ты замтила по глазамъ его, что онъ не шутилъ? Что онъ, былъ красенъ въ это время, или блденъ? мраченъ, или веселъ? Какими явленіями выражалось сердечное волненіе на лиц его?
ЛЮЦІАН. Прежде всего онъ сказалъ, что ты не имешь на него никакого права.
АДРІАН. Врнй, что не хочетъ, чтобъ я имла на него какое-нибудь право, о, это еще гнусне.
ЛЮЦІАН. Потомъ началъ клясться, что онъ здсь чужестранецъ.
АДРІАН. И клялся справедливо, хоть и клятвопреступно.
ЛЮЦІАН. Тутъ я стала говорятъ въ твою пользу.
АДРІАН. Что же онъ?
ЛЮЦІАН. Онъ сказалъ, что этой любви, которой я молю для тебя, онъ молитъ у меня.
АДРІАН. Чмъ же добивался отъ любви твоей?
ЛЮЦІАН. Словами, которыя при другомъ, не такъ преступномъ исканіи, могли бы тронуть. Во первыхъ онъ хвалилъ мою красоту, потомъ мои рчи.
АДРІАН. А ты говорила съ нимъ ласково?
ЛЮЦІАН. Да имй же терпніе выслушать меня.
АДРІАН. Не могу, не хочу молчать, если не сердцу, такъ, покрайней мр, языку дамъ полную волю. Онъ уродъ, cropбленъ, старъ, тощь, гадокъ, отвратителенъ, пороченъ, грубъ, глупъ, жестокъ, чудовище тломъ и еще боле душой.
ЛЮЦІАН. Какъ же ревновать чудовище? и кто жь станетъ стенать о потер дурнаго.
АДРІАН. Ахъ, для меня онъ совсмъ не такъ дуренъ, какъ говорю, но другимъ пусть кажется и еще хуже. Только вдали отъ гнзда кричитъ пигалица: ‘прочь’, языкъ клянетъ, а сердце все-таки болитъ за него.

Вбгаетъ Дроміо сиракузскій.

ДР. СИР. Эй! столъ, кошелекъ! Живо, проворнй {Въ прежнихъ изданіяхъ: sweet now, make baste… По Колльеру: swift now, make baste…}!
ЛЮЦІАН. Отчего такъ запыхался ты?
ДР. СИР. Оттого что бжалъ сломя голову.
АДРІАН. Гд господинъ твой? здоровъ онъ?
ДР. СИР. Нтъ, онъ въ ндрахъ тартара, хуже, чмъ въ аду. Имъ завладлъ демонъ въ неизносимой одежд {Намекъ на кожаную одежду полицейскихъ того времени.}, каменное сердце котораго застегнуто сталью, чуждый состраданія, неспособный чувствовать, злой духъ, фурія жестокая, безжалостная {Въ прежнихъ изданіяхъ: One whose hard heart is button’d up with steel, А fiend, а fairy… По Колльеру: One whose hard heart if button’d up with stee], Who has no touch of mercy, cannot feel, А fiend, а fury…}, волкъ — нтъ, хуже — бездльникъ въ буйволовой кож, тайный врагъ, ложный другъ, преграждающій намъ путь и на улиц и на площади и на пристани, собака, которая, бросаясь изъ стороны въ сторону, все-таки не теряетъ слда, существо, которое еще до суда повергаетъ бдныя души въ адъ.
АДРІАН. Да въ чемъ дло?
ДР. СИР. Въ чемъ дло, не знаю, знаю только что его повели въ тюрьму.
АДРІАН. Въ тюрьму? по чьей же жалоб?
ДР. СИР. И по чьей жалоб не знаю, знаю только, что его схватилъ человкъ въ буйволовой кож. Угодно вамъ послать на выкупъ его деньги, что лежатъ въ стол?
АДРІАН. Принеси ихъ, сестра. (Люціана уходить.) — Такъ у него есть долги, неизвстные мн! — Скажи, его взяли за неуплату по какому-нибудь обязательству?
ДР. СИР. Не за платокъ, а за вещь, гораздо прочнйшую — за цпь {Тутъ игра значеніями слова band (bond) — обязательство и band (neckcloth) — шейный шатокъ.}. Слышите звенитъ?
АДРІАН. Что, цпь?
ДР. СИР. Нтъ, колоколъ, мн давно пора бы ужь воротиться. Было два часа, какъ я оставилъ моего господина, и вотъ пробилъ ужь и часъ.
АДРІАН. Стало часы идутъ назадъ? я никогда этого не слыхивала.
ДР. СИР. Да любой часъ, встртившись съ полицейскимъ, струхнетъ, да и назадъ.
АДРІАН. Какъ будто время должникъ? Какая глупость!
ДР. СИР. Время? да оно совсмъ обанкрутилось, оно задолжало боле, чмъ само стоитъ. Къ тому жь оно и воръ, разв не говорится, что и днемъ и ночью оно идетъ крадучись? Какъ же, бывши и должникомъ и воромъ, не попятиться ему при встрч съ приставомъ, хоть на одинъ часъ въ сутки?

Люціана возвращается.

АДРІАН. Вотъ деньги, Дроміо, бги скорй, и сейчасъ же приведи своего господина домой. Пойдемъ, сестра, воображеніе мое, этотъ источникъ и столькихъ наслажденій и столькихъ мученій, встревожено такъ сильно, что я совсмъ какъ бы разбита. (Уходитъ.)

СЦЕНА 3.

Тамъ же.

Входить Антифолисъ сиракузскій.

АН. СИР. Вс кланяются мн, какъ короткіе знакомые, вс называютъ меня по имени. Одинъ предлагаетъ деньги, другой приглашаетъ къ себ, тритій благодаритъ за какое-то одолженіе, четвертый предлагаетъ товаръ,— вотъ, сейчасъ еще, какой-то портной зазвалъ меня въ свою лавку, принялся показывать матеріи, которыя купилъ будто бы для меня и, несмотря ни на что, снялъ съ меня мрку. Нтъ сомннія, все это какое-нибудь дьявольское навожденіе, и весь этотъ городъ населенъ лапландскими чародями.

Входитъ Дроміо сиракузскій.

ДР. СИР. Вотъ золото, за которымъ вы посылали меня, куда жь двали вы изображеніе стараго Адама въ новомъ наряд {Полицейскаго, которые въ то время ходили въ кожаномъ плать, какъ Адамъ, посл грхопаденія, въ звриныхъ шкурахъ.}?
АН. СИР. Что это за золото, и о какомъ Адам говоришь ты?
ДР. СИР. Разумется не о томъ, что жилъ въ раю, а o томъ что сторожитъ тюрьму, что одтъ въ шкуру теленка, котораго убили для блуднаго сына, о томъ, что шелъ за вами, какъ злой духъ, и лишилъ васъ свободы.
АН. СИР. Я не понимаю тебя.
ДР. СИР. Какъ не понимаете? это такъ ясно, я говорю о томъ, что ходитъ въ кожаномъ футляр, какъ віолончель, о томъ, что увидитъ усталаго, ударитъ его по плечу, да и посадитъ, о томъ, что даетъ промотавшимся бднякамъ даровое пристанище, о томъ, чья палочка длаетъ боле чудесъ, чмъ мавританское копье.
АН. СИР. Ты говоришь о пристав?
ДР. СИР. Именно о пристав, объ этомъ обязательнйшемъ человк, который всякаго нарушителя обязательства обязываетъ пріятнымъ заключеніемъ.
АН. СИР. Прошу же и тебя заключить свои глупости. Есть ли въ гавани корабль, готовый къ отплытію? можно ли намъ отправиться нынче же ночью?
ДР. СИР. Съ часъ тому назадъ я докладывалъ уже вамъ, что корабль Поспшность поднимаетъ якорь ныншней ночью, но приставъ задержалъ васъ, заставилъ ждать галеру Отсрочка. Вотъ ангелы {Монета.}, которые должны васъ выкупить.
АН. СИР. Онъ въ бреду, да и я также, мы ршительно въ царств призраковъ и заблужденій. О, еслибъ какой-нибудь добрый духъ высвободилъ насъ поскорй отсюда!

Входитъ Фрина.

ФРИНА. Очень рада, что встртила васъ, Антифолисъ. Вижу, вы отыскали золотыхъ длъ мастера? эту цпь общали вы мн нынче?
АН. СИР. Прочь, сатана! не обольщай меня!
ДР. СИР. Да это госпожа сатана.
АН. СИР. Это самъ дьяволъ!
ДР. СИР. Хуже — это мать дьявола, она подъзжаетъ къ намъ въ вид блудницы. Отъ этого-то и происходитъ, что если женщина скажетъ: ‘да разразитъ меня богъ!’ тамъ это все равно, что: ‘да содлаютъ меня блудницей’, и писано вдь, что он являются намъ свтлыми духами, а свтъ происходитъ отъ огня, а огонь жжетъ, ergo и блудницы жгутся {Тутъ игра значеніями словъ light wench — блудница, и light — свтлый, свтлая.}. Не подходите къ ней слишкомъ близко.
ФРИНА. И вы и вашъ слуга въ превеселомъ нынче расположенія. Хотите, пойдемте ко мн, все нужное для ужина мы можемъ закупить здсь же.
ДР. СИР. Послушайте, будетъ за ея ужиномъ какая-нибудь похлебка — запаситесь ложкой подлинне.
АН. СИР. Для чего же?
ДР. СИР. Да безъ длинной ложки нельзя же сть съ дьяволомъ.
АН. СИР. Прочь, злой духъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Avoid then, fiend… По Колльеру: Avoid thou, fiend…}! что говоришь ты мн объ ужин? Ты, какъ и вс вы здсь, вдьма, заклинаю: оставь меня, изчезни!
ФРИНА. Отдайте же мн или перстень, который взяли у меня за обдомъ, или цпь, которую за него общали, и я оставлю васъ, не буду боле безпокоить.
ДР. СИР. Другіе дьяволы требуютъ только обрзокъ какого-нибудь ногтя, капельку крови, соломенку, булавку, оршекъ, вишенную косточку — этотъ несравненно корыстолюбиве, давай ему цпь. Берегитесь, дадите — дьяволъ загремитъ своей собственной, и перепугаетъ насъ на смерть.
ФРИНА. Прошу васъ, отдайте или перстень, или цпь, я никакъ не воображала, чтобъ вы ршились обмануть меня такъ безсовстно.
АН. СИР. Изчезни, гнусная вдьма!— Идемъ, Дроміо, идемъ!
ДР. СИР. Избгай гордости, говоритъ павлинъ, извстно это вамъ, сударыня? (Уходятъ.)
ФРИНА. Антифолись ршительно сошелъ въ ума, иначе никогда не поступилъ бы онъ такъ низко. Онъ взялъ у меня перстень въ сорокъ дукатовъ, общая подарить за него. цпь, и теперь отрекается и отъ того и отъ другаго. Еще давича, за обдомъ, дивилась я страннымъ разсказамъ его о томъ, какъ его не впустили въ собственный домъ его, теперь эта понятно: вроятно жена знаетъ когда на него находитъ, и заперлась отъ него нарочно. Пойду къ ней сейчасъ же, и разскажу, что онъ въ безуміи ворвался въ мой домъ и отнялъ у меня перстень. Да, это будетъ лучше всего, что за охота потерять сорокъ дукатовъ.

СЦЕНА 4.

Другая часть города.

Входятъ Антифолисъ эфесскій и Приставъ.

АН. ЭФ. Не безпокойся, любезный другъ, я не убгу, не оставлю тебя, пока не вручу всей суммы, за которую арестованъ. Жена моя въ прескверномъ нынче расположеніи, и едва ли повритъ слуг, что въ Эфесс меня взяли подъ стражу. Скажу теб, это и не можетъ не показаться ей страшной нелпицей.

Входитъ Дроніо эфесскій ее линькомъ.

Но вотъ и слуга мой, онъ врно съ деньгами. Что, принесъ?
ДР. ЭФ. Какъ же. Этого будетъ достаточно, чтобъ заплатить имъ всмъ.
АН. ЭФ. А деньги?
ДР. ЭФ. Отдалъ за линекъ.
АН. ЭФ. Какъ, негодяй, пятьсотъ дукатовъ за небольшой кончикъ каната?
ДР. ЭФ. Нтъ, на эту сумму, если угодно, я доставлю вамъ еще пятьсотъ такихъ.
АН. ЭФ. Да зачмъ посылалъ я тебя?
ДР. ЭФ. За линькомъ, и я принесъ его.
АН. ЭФ. Такъ вотъ же теб и награда за трудъ твой. (Бьетъ его.)
ПРИСТ. Успокойтесь, вооружитесь терпніемъ.
ДР. ЭФ. Терпніе нужно мн, въ бд-то вдь я.
ПРИСТ. Воздержи языкъ свой.
ДР. ЭФ. Уговори-ка лучше его, воздержать руки.
АН. ЭФ. Безчувственный бездльникъ!
ДР. ЭФ. Желалъ бы я быть и безчувственнымъ, чтобъ не чувствовать вашихъ ударовъ.
АН. ЭФ. Ты, какъ оселъ, чувствителенъ только къ ударамъ.
ДР. ЭФ. Да, я въ самомъ дл оселъ, вы можете доказать это моими оттянутыми ушами. Я служилъ ему съ самаго моего рожденія до сихъ поръ, и за всю мою службу не получалъ еще ничего, кром побой. Прозябну — онъ отогрваетъ меня побоями, разгорячусь — онъ прохлаждаетъ меня побоями, онъ будитъ меня ими если сплю, поднимаетъ съ мста если сижу, выгоняетъ за двери когда иду со двора, привтствуетъ ими когда возвращаюсь. Я ношу ихъ за плечами, какъ нищая своего сынишку, и наконецъ, когда онъ сдлаетъ меня калекой, мн, въ самомъ дл, придется ходить съ ними по міру.

Входятъ Адріана, Люціана, Фрина и Пинчь съ служителями.

АН. ЭФ. Идемте.— А, да вотъ и жена моя.
ДР. ЭФ. Respiee finem, помните конецъ, сударыня, или, какъ говоритъ попугай: берегись линька {Попугаевъ учили разнымъ предостерегательнымъ изрченіямъ, которыми они и кричали проходящимъ.}.
АН. ЭФ. (Бьетъ его). Замолчишь ли ты!
ФРИНА. Видите? не сошелъ вашъ мужъ съ ума?
АДРІАН. Буйство его достаточно доказываетъ это.— Добрый докторъ Пинчь, вы заклинатель, возвратите ему потерянный разсудокъ, и я заплачу вамъ сколько хотите.
ЛЮЦІАН. Какъ яростно сверкаютъ глаза его.
ФРИНА. Онъ дрожитъ отъ бшенства.
ПИНЧЬ. Дайте мн вашу руку, позвольте пощупать вашъ пульсъ.
АН. ЭФ. Изволь, (Давая ему пощечину) но она прежде пощупаетъ твою рожу.
ПИНЧЬ. Демонъ вселившійся въ этого человка, заклинаю тебя уступить святымъ молитвамъ моимъ и возвратиться, сейчасъ же, въ твое мрачное царство, заклинаю тебя всми святыня неба!
АН. ЭФ. Молчи, глупый заклинатель, молчи! я не сошелъ еще съ ума.
АДРІАН. О, бдный, еслибъ это было справедливо!
АН. ЭФ. А, мое сокровище, такъ вотъ твои любезные! такъ эта-та шафранная рожа пировала и веселилась нынче въ моемъ дом, тогда какъ я напрасно стучался въ преступныя двери?
АДРІАН. О, супругъ мой, клянусь Богомъ, ты обдалъ дома, еслибъ ты остался со мной и посл обда, ты не подвергся бы такому позору.
АН. ЭФ. Я обдалъ дома! Ну ты, негодяй, что скажешь ты на это?
ДР. ЭФ. Говорить правду, такъ вы не обдали дома.
АН. ЭФ. И не были двери заперты? и не отказали мн на отрзъ?
ДР. ЭФ. Дверя были заперты, и васъ не впустили.
АН. ЭФ. И она сама не обругала меня?
ДР. ЭФ. Обругала, ей-богу, обругала.
АН. ЭФ. И ея кухарка не осыпала меня всякими насмшками, не наговорила всякихъ дерзостей?
ДР. ЭФ. Какъ же, и кухонная Весталка ругала васъ.
АН. ЭФ. И не ушелъ я въ бшенств?
ДР. ЭФ. Въ ужаснйшимъ, свидтели мои кости, которымъ пришлось испытать всю силу его.
АДРІАН. Хорошо ли потакать его безумію?
ПИНЧЬ. Не дурно. Этотъ малой весьма догадливъ, соглашаясь съ нимъ, онъ укрощаетъ его бшенство.
АН. ЭФ. Ты научила золотыхъ длъ мастера, посадить меня въ тюрьму.
АДРІАН. Напротивъ, я послала денегъ на выкупъ тебя, Ты присылалъ за ними Дроміо, я я отдала ихъ ему.
ДР. ЭФ. Деньги? мн? — можетъ быть вы думали послать ихъ со мной, со я не получалъ отъ васъ ни полушки.
АН. ЭФ. Разв ты не приходилъ къ ней за мшкомъ дукатовъ?
АДРІАН. Приходилъ, и я отдала ему.
ЛЮЦІАН. Я свидтель.
ДР. ЭФ. Богъ и канатный мастеръ свидтели, что вы посылали меня только за линькомъ.
ПИНЧЬ. Нтъ никакого сомннія, и господинъ и слуга оба одержимы бсомъ. Я вижу это по блдности лицъ и по мертвенности взоровъ ихъ, ихъ необходимо связать и посадить въ какое-нибудь темное мсто.
АН. ЭФ. (Адріан). Говори, для чего заперла ты для меня двери дома моего? (Дроміо) А ты, негодяи, для чего отпираешься отъ мшка съ золотомъ?
АДРІАН. Супругъ мой, я не запирала теб дверей.
ДР. ЭФ. А я не получалъ мшка, но что двери намъ заперли, это совершенно справедливо.
АДРІАН. Поддый рабъ, ты лжешь въ обоихъ случаяхъ.
АН. ЭФ. Распутная, ты лжива во всемъ, ты сговорилась съ своей сволочью обезчестить меня, наругаться надо мной, но я ногтями выцарапаю лживые глаза твои, чтобъ они не видали моего позора.
АДРІАН. О, свяжите, свяжите его, не подпускайте ко мн. (Пинчь и служители вяжутъ Антифолиса и Дроміо.)
ПИНЧЬ. Дружнй, силенъ бсъ овладвшій имъ.
ЛЮЦІАН. Бдный, какъ онъ блденъ, какъ мутны глаза его.
АН. ЭФ. Что жь это, хотели вы убить меня? Приставъ, я твой узникъ, неужели ты позволишь имъ вырвать меня изъ рукъ твоихъ?
ПРИСТ. Господа, оставьте его, онъ мой узникъ, и я не отдамъ вамъ его.
ПИНЧЬ. Вяжите и этого, и онъ сумасшедшій.
АДРІАН. Безразсудный приставъ, чего теб хочется? Пріятно теб видть, какъ этотъ несчастный позоритъ, губитъ себя?
ПРИСТ. Онъ мой узникъ, упущу — съ меня взыщутъ весь долгъ его.
АДРІАН. Я отвчаю за все, сведи меня къ его заимодавцу, онъ скажетъ сколько онъ долженъ ему, и я заплачу. Любезный докторъ, потрудитесь отвести его ко мн.— О, злосчастный день!
АН. ЭФ. О, злосчастная потаскушка!
ДР. ЭФ. Любезный господинъ, что жь я-то тутъ, порука что ли по васъ?
АН. ЭФ. Молчи, бездльникъ! хочется теб, чтобъ я въ самомъ дл взбсился?
ДР. ЭФ. Да если связали, такъ пусть ужь не даромъ. Бснуйтесь, любезній господинъ мой, кляните, неистовствуйте!
ЛЮЦІАН. Бдные, что за вздоръ говорятъ они.
АДРІАН. Ведите ихъ. Сестра, ты пойдешь со мной. (Пинчь и служители уводятъ Антифолиса и Дроміо эфесскихъ.) Теперь скажи, по чьей жалоб взялъ ты его?
ПРИСТ. По жалоб золотыхъ длъ мастера Анджело, вы знаете его?
АДРІАН. Знаю, а сколько онъ долженъ?
ПРИСТ. Двсти дукатовъ.
АДРІАН. За что же?
ПРИСТ. За взятую у него цпь.
АДРІАН. Онъ заказывалъ цпь для меня, но не получалъ
ФРИНА. Вскор посл того, какъ вашъ супругъ, въ совершенномъ безуміи, ворвался въ домъ мой и отнялъ у меня перстень — перстень этотъ я сейчасъ видла на рук его, — я встртила его на улиц, и съ цпью.
АДРІАН. Можетъ быть, но я не видала ея. Идемъ къ золотыхъ длъ мастеру, мн хочется узнать все подробне.

Входитъ Антифолисъ сиракузскій съ обнаженнымъ мечемъ и за нимъ Дроміо сиракузскій.

ЛЮЦІАН. Боже мой, они вырвались!
АДРІАН. И спшатъ сюда съ обнаженными мечами. Скорй за людьми, чтобъ связать ихъ опять.
ПРИСТ. Бжимъ, они убьютъ насъ. (Убгаютъ.)
АН. СИР. Вдьмы испугались обнаженныхъ мечей.
ДР. СИР. И та, что хочетъ быть вашей женой, утекаетъ теперь отъ васъ.
АН. СИР. Скорй, въ гостинницу Центавра, возьмемъ пожитки, и на корабль.
ДР. СИР. Да ужь не переночевать ли намъ здсь? Опасно эти ршительно никакой не предвидится: он такъ ласковы, даютъ деньги. Народъ такой, кажется, здсь добрый, что еслибъ не эта гора мяса, что требуетъ меня въ мужья, я, право, ршился бы остаться и совсмъ, обратиться даже въ колдуна.
АН. СИР. Нтъ, я ни за что не останусь ночевать здсь, скорй за пожитками, и на корабль.

ДЙСТВІЕ V.

СЦЕНА 1.

Площадь передъ аббатствомъ.

Входятъ Купецъ и Анджело.

АНДЖЕЛ. Мн досадно, что я задержалъ васъ, клянусь честью, я отдалъ ему цпь, онъ запирается безстыднйшимъ образомъ.
КУПЕЦ. И онъ пользуется у васъ хорошей славой?
АНДЖЕЛ. Прекраснйшей, онъ почитается первымъ гражданиномъ, любимъ всми, кредитъ его безпредленъ, я самъ все мое состояніе поврилъ бы ему на слово.
КУПЕЦ. Говорите тише, это кажется онъ идетъ сюда.

Входятъ Антифолисъ и Дроміо сиракузскій.

АНДЖЕЛ. Онъ, и на ше та самая цпь, отъ которой отпирался такъ нагло. Подойдемте къ нему поближе, мн хочется поговорить съ нимъ.— Синьоръ Антифолисъ, я удивляюсь, какъ могли вы оскорбить меня такъ жестоко, нанести мн столько непріятностей и не безъ вреда для собственной чести, увряя клятвенно, что не получали отъ меня этой цпи, которую выставляете теперь на показъ такъ безсовстно? Кром всего этого, вы сдлали еще большую непріятность и другу моему, который, еслибъ не задержалъ его раздоръ нашъ, давно поднялъ бы уже паруса и пустился въ море. Вдь эту цпь вы получили отъ меня? неужели и теперь отопретесь?
АН. СИР. Кажется отъ васъ, я никогда не отпирался.
КУПЕЦ. Отпирались, синьоръ, и еще клятвенно.
АН. СИР. Кто жь слышалъ, что я отпирался, и еще клятвенно?
КУПЕЦ. Я, и ты очень хорошо знаешь это. Стыдись, презрнный! ты долженъ бы бгать тхъ мстъ, гд бываютъ честные люди.
АН. СИР. Безумный, я сейчасъ же докажу теб и честь и честность мою, если ты только осмлишься принять вызовъ мой.
КУПЕЦ. Осмлюсь, безчестный человкъ. (Они обнажаютъ мечи.)

Входятъ Адріана, Люціана, Фрина и служители.

АДРІАН. Остановитесь, ради Бога, остановитесь! онъ сумасшедшій! — Схватите его, отнимите у него мечъ, свяжите и Дроміо, и отведите обоихъ домой!
ДР. СИР. Бжимъ, бжимъ, синьоръ, ради Бога, спасайтесь куда-нибудь — хоть въ это аббатство. Скорй, иначе мы пропали! (Убгаетъ съ Антифолисомъ въ аббатство.)

Входитъ Аббатиса.

АББАТ. Тише, тише, добрые люди! зачмъ тснитесь на сюда?
АДРІАН. Къ вамъ скрылся мой сумасшедшій мужъ, пустите, мы свяжемъ и отведемъ его домой.
АНДЖЕЛ. Я такъ и думалъ, что онъ не въ своемъ ум.
КУПЕЦ. Мн теперь досадно, что я обнажилъ противъ нихъ мечь мой.
АББАТ. А давно лишился онъ разсудка?
АДРІАН. Всю эту недлю онъ былъ мраченъ, угрюмъ, печаленъ, совсмъ не таковъ, какъ прежде, нынче же, посл обда, вдругъ имъ овладло ужаснйшее бшенство.
АББАТ. Не лишился ли онъ имущества на мор? не похоронилъ ли друга? не увлекся ли какой преступной страстью — грхомъ, которому такъ часто подвергаются молодые люди, давая слишкомъ большую волю глазамъ своимъ? — Которому же изъ этихъ несчастій подвергся онъ?
АДРІАН. Ни которому, кром разв послдняго, какая-то преступная любовь заставляла его бгать дома своего.
АББАТ. И ты укоряла его за это?
АДРІАН. О, какъ же.
АББАТ. Впрочемъ, врно не слишкомъ жестоко?
АДРІАН. Сколько позволяла кротость моя,
АББАТ. Но только съ глазу на глазъ?
АДРІАН. Нтъ и въ обществ.
АББАТ. Однакожь не часто?
АДРІАН. Почти безпрестанно. Въ постел мои упреки не давали ему спать, за столомъ не давали сть, наедин это былъ единственный предметъ нашихъ разговоровъ, въ обществ я то и дло намекала на это, я безпрестанно говорила ему, что это гадко, низко.
АББАТ. И вотъ причина его сумасшествія, ядовитый крикъ ревнивой жены отравляетъ смертельне зуба бшеной собаки. Ты не давала ему спать своимъ ворчаньемъ — и голова его омрачилась. Ты говоришь, что не было кушанья, котораго бы не приправила упреками — непріятности разстроиваютъ пищевареніе, а это разстройство родитъ жгучій пылъ горячки, а горячка что же такое, какъ не припадокъ безумія? Ты говоришь, что не давала ему покоя безпрестаннымъ брюжжаньемъ — недостатокъ спокойствія накликаетъ мрачную меланхолію, эту родственницу жестокаго, безутшнаго отчаянія, а вслдъ за ней и всю толпу блдныхъ немощей и другихъ враговъ жизни. Лишеніе всякаго удовольствія, ды и сна, поддерживающаго жизнь, сведетъ съ ума и звря, не только что человка, ты сама, своей ревностью, лишила своего мужа разсудка.
ЛЮЦІАН. Она всегда выговаривала ему кротко, дружественно, тогда какъ онъ обращался съ ней грубо, жестоко, буйно.— Что съ тобой, сестра? тебя обвиняютъ, а ты молчишь?
АДРІАН. Слова ея встревожили мою совсть.— Добрые люди, войдите и возьмите его.
АББАT. Нтъ, никто не смй войдти въ обитель мою.
АДРІАН. Такъ пусть выведутъ его ваши служители.
АББАТ. И этого не будетъ, онъ вошелъ къ намъ, какъ въ святое прибжище, и вамъ не видать его, пока я не возвращу ему потеряннаго разсудка.
АДРІАН. Да я сама хочу ходить за моимъ мужемъ, сама буду его нянькой, его врачемъ, это моя обязанность, я не поврю его никому. Позвольте же мн взять его домой.
АББАТ. Успокойся, я не отпущу его, пока не испытаю всхъ извстныхъ мн средствъ, чтобъ возвратить ему прежнее здоровье. Это мой долгъ, одна изъ обязанностей моего ордена, оставь его у меня.
АДРІАН. Нтъ, никогда, и вы не стыдитесь разлучать мужа съ женой?
АББАТ. Удались, я не выдамъ его теб. (Уходитъ.)
ЛЮЦІАН. Пожалуйся герцогу на такое ужасное оскорбленіе.
АДРІАН. Идемъ, я упаду къ ногамъ его, не встану до тхъ поръ, пока онъ не тронется моими слезами, и не вырветъ моего мужа изъ рукъ аббатисы.
КУПЕЦ. Кажется стрлка показываетъ ровно пять, Герцогъ сейчасъ пройдетъ здсь — вдь грустное мсто казней тотчасъ за рвомъ монастыря.
АНДЖЕЛ. Зачмъ же пойдетъ онъ туда?
КУПЕЦ. Чтобъ присутствовать при казни почтеннаго сиракузскаго купца, котораго несчастная судьба привела въ этотъ заливъ, противъ законовъ и постановленій нашего города.
АНДЖЕЛ. Да вотъ и они, посмотримъ на казнь его.
ЛЮЦІАН. Упади къ ногамъ его.

Входятъ Герцогъ, за нимъ Эгеонъ съ обнаженной головой, стража и палачъ.

ГЕРЦОГ. Провозгласите еще разъ, что онъ не умретъ, если кто-нибудь заплатитъ за него положенную сумму. Боле я ничего не могу сдлать.
АДРІАН. Правосудія, великій герцогъ! правосудія противъ аббатисы!
ГЕРЦОГ. Аббатиса женщина почтенная, добродтельная, не можетъ быть, чтобъ она нанесла теб какое-нибудь оскорбленіе.
АДРІАН. Молю, выслушай меня! — Антифолисъ, супругъ, господинъ мой и всего моего имущества, лишился нынче — о, день несчастнйшій! — разсудка, началъ бгать по улицамъ вмст съ своимъ служителемъ, который также помшался, оскорбляя, въ неистовств, честныхъ гражданъ, врываясь въ ихъ дома, похищая кольца, драгоцнности и все, что правилось его безумству. Наконецъ мн удалось связать и отослать его домой, но между тмъ какъ я ходила по городу, поправляя и вознаграждая убытки, причиненные его безуміемъ, онъ какъ-то освободился. Нсколько минутъ тому назадъ онъ и безумный рабъ его, оба съ обнаженными мечами, встртились намъ на улиц и бросились на насъ въ дикомъ остервенніи, мы должны были бжать, но возвратились тотчасъ же съ подоспвшими къ намъ служителями. Тогда они скрылись въ эту обитель, и аббатиса заперла за ними ворота, не впускаетъ насъ и не выдаетъ его. Молю, благородный герцогъ, прикажи ей выдать мужа моего.
ГЕРЦОГ. Твой мужъ, когда еще служилъ подъ моими знаменами, оказалъ мн много услугъ, и когда ты согласилась отдать ему свою руку, я далъ теб мое герцогское слово, что осыплю его моими милостями, сдлаю для него все что могу.— Позвать аббатису, я не удалюсь отсюда, пока не ршу этого дла.

Прибгаетъ Служитель.

СЛУЖИТ. Бгите, сударыня, спасайтесь! Господинъ мой и слуга его освободились, перебили всхъ служанокъ одну за другой, связали доктора, подпалили ему бороду горящими головнями, окачивая цлыми ушатами помой, когда борода вспыхивала. Теперь господинъ мой уговариваетъ его быть потерпливе, а слуга стрижетъ голову, какъ сумасшедшему, если вы сейчасъ не пошлете помочь ему, они убьютъ его.
АДРІАН. Молчи, глупецъ, твой господинъ и слуга его здсь, все, что ты наговорилъ, чистая ложь.
СЛУЖИТ. Клянусь жизнію, я говорю правду, увидвъ его, я бросился къ вамъ, сломя голову. Онъ зоветъ васъ и клянется, если только попадетесь ему, спалить вамъ все лицо, обезобразить васъ совершенно — (Шумъ за сценой.) Слышите? это его голосъ, спасайтесь!
ГЕРЦОГ. Станьте подл меня и не бойтесь ничего. Стража, впередъ!
АДРІАН. Боже мой, это въ самомъ дл мужъ мой! Неужели онъ невидимкой пролетлъ по воздуху? онъ сейчасъ, при всхъ, вошелъ въ аббатство, а теперь бжитъ оттуда, — непоcтижимо.

Входятъ Антифолисъ и Дроміо эфесскіе.

АН. СИР. Правосудія, правосудія, великій герцогъ! Заслугами, ранами, которыя получилъ, заслоняя тебя собою, кровью, которую за тебя пролилъ, заклинаю — даруй мн правосудіе!
ГЕРЦОГ. Если страхъ смерти не лишилъ меня разсудка, это мой сынъ Антифолисъ и Дроміо.
АН. ЭФ. Правосудія, великій герцогъ! Эта женщина, которую ты самъ даровалъ мн въ жены, обезчестила меня, наругалась надо мной, покрыла ужаснйшимъ позоромъ! Оскорбленіе, которое она нынче нанесла мн, выше всего, что можно вообразить.
ГЕРЦОГ. Скажи, что сдлала она, и ты увидишь, что я правосуденъ.
АН. ЭФ. Нынче, великій герцогъ, она заперла для меня домъ мой, тогда какъ сама пировала въ немъ съ какими-то негодяями.
ГЕРЦОГ. Тяжкое преступленіе, женщина, ты сдлала это?
АДРІАН. Нтъ, государь, я, сестра и онъ обдали нынче вмст, пусть умру, если справедливо его обвиненіе!
ЛЮЦІАН. Пусть я никогда не.увижу дня, не сомкну глазъ ночью, если она сказала вамъ неправду.
АНДЖЕЛ. Клятвопреступница! Он лгутъ об. Это обвиненіе сумасшедшаго вполн справедливо.
АН. ЭФ. Герцогъ, я очень хорошо знаю, что я говорю, я не отуманенъ ни винными парами, ни запальчивостью, ни безумнымъ бшенствомъ, хотя такое оскорбленіе могло бы свести съ ума и мудрйшаго изъ мудрецовъ. Эта женщина не впустила меня нынче въ домъ мой, когда я возвратился обдать, золотыхъ длъ мастеръ, еслибъ онъ не былъ съ ней заодно, могъ бы это засвидтельствовать, потому что былъ тогда со мною, посл этого онъ пошелъ за цпью, которую общалъ принести въ домъ Ежа, гд мы обдали вмст съ Бальтазаромъ. Пообдавъ, такъ какъ онъ не пришелъ туда, я отправился отыскивать его, и вскор встртилъ на улиц съ этимъ господиномъ. Тутъ, лживый человкъ этотъ началъ клясться, что вручилъ мн цпь, которой, клянусь Богомъ, совсмъ не видалъ, и отдалъ меня подъ стражу, бывшему съ нимъ приставу. Я покорился необходимости и послалъ слугу домой за деньгами. Слуга не возвращался, и я уговорилъ пристава сходить вмст со иной ко мн въ домъ. На пути туда мы встртили мою жену съ ея сестрой и съ толпой ея подлыхъ coyмышленниковъ, съ ними былъ какой-то докторъ Пинчь — голодный, блднолицый бездльникъ, ходячій скелетъ, шарлатанъ, оборванный фигляръ, гадатель, уродъ съ ввалившимися глазами, живой трупъ, — и мерзавецъ этотъ вздумалъ разыгрывать заклинателя, поглядлъ мн въ глаза, пощупалъ пульсъ и безъ всякой совсти заоралъ мн прямо въ лице, что я одержимъ злымъ духомъ. Тутъ они бросились на меня, связали, привели домой и посадили вмст съ моимъ рабомъ, также связаннымъ, въ какой-то темный и сырой подвалъ. Когда насъ оставили однихъ, я перегрызъ веревки и, освободившись такимъ образомъ, тотчасъ же бросился сюда, къ вашему величеству, молю полнаго удовлетворенія за вс гнусности которыя со мной длали.
АНДЖЕЛ. Герцогъ, что онъ не обдалъ дома, что его не впустили въ домъ — я свидтель.
ГЕРЦОГ. А цпь, получилъ онъ отъ тебя?
АНДЖЕЛ. Получилъ, мой повелитель, вс видли, что она была у него на ше, когда онъ вбжалъ въ аббатство.
КУПЕЦ. Кром того, я могу показать подъ присягой, что собственными ушами слышалъ, какъ онъ признавался, что цпь получилъ отъ него, тогда какъ на рынк, за какіе-нибудь полчаса до этого, отрекался клятвенно. Это заставило меня обнажить противъ него мечъ, и онъ бросился въ аббатство, изъ котораго вышелъ какимъ-то чудомъ.
АН. ЭФ. Клянусь небомъ, я никогда не входилъ въ аббатство, никогда не получалъ цпи, никогда не обнажалъ онъ противъ меня меча. Все это гнусная клевета.
ГЕРЦОГ. Странно! мн кажется, что вс вы напились изъ чаши Цирцеи. Еслибъ его заперли въ аббатств — онъ былъ бы и теперь тамъ, еслибъ онъ былъ сумасшедшій — онъ не говорилъ бы такъ обстоятельно. Вы говорите, что онъ обдалъ дома — золотыхъ длъ мастеръ отрицаетъ это.— Что скажешь ты?
ДР. ЭФ. Государь, онъ обдалъ въ дом Ежа, вотъ у ней.
ФРИНА. Да, онъ обдалъ у меня, и сорвалъ съ руки моей вотъ этотъ самый перстень.
АН. ЭФ. Дйствительно, этотъ перстень я взялъ у нея.
ГЕРЦОГ. Ты видла, какъ онъ вошелъ въ аббатство?
ФРИНА. Такъ врно, какъ вижу васъ, мой повелитель.
ГЕРЦОГ. Непостижимо.— Позовите аббатису, мн кажется, вс вы въ престранномъ заблужденіи, если не сошли съ ума совершенно.
ЭГЕОН. Великій герцогъ, позвольте мн сказать нсколько словъ. Я нашелъ друга, который спасетъ мн жизнь, заплатитъ за меня назначенную сумму.
ГЕРЦОГ. Говори.
ЭГЕОН. Вдь ваше имя Антифолисъ, а вашего раба зовутъ Дроміо?
ДР. ЭФ. Да, съ полчаса тому назадъ я былъ рабъ его невольный, но онъ перегрызъ веревки, и теперь я Дроміо, рабъ его вольный.
ЭГЕОН. Я увренъ, вы оба поменте меня?
ДР. ЭФ. Помнимъ себя, глядя на васъ, недавно и мы были связаны точно такъ же, какъ вы. Ужь и вы не попались ли въ руки Пинча?
ЭГЕОН. Что жь смотрите вы на меня съ такимъ недоумніемъ? вы знаете меня очень хорошо.
АН. ЭФ. Въ первый разъ вижу васъ.
ЭГЕОН. О, сильно же измнило меня горе съ тхъ поръ, какъ я съ вами разстался, заботы и сокрушительная рука времени врно совсмъ ужь исказили лице мое. Но скажите, неужели вы я по голосу не узнаете меня?
АН. ЭФ. Нтъ.
ЭГЕОН. И ты, Дроміо?
ДР. ЭФ. И Я.
ЭГЕОН. Не можетъ быть, я знаю, что ты узналъ меня.
ДР. ЭФ. Я? я очень хорошо знаю, что не знаю васъ, а если человкъ отрицаетъ что-нибудь, такъ вы ужь обязаны врить ему.
ЭГЕОН. Не узнать даже и моего голоса! О, всемогущее время! неужели въ какіе-нибудь семь лтъ ты такъ надорвало и ослабило бдный голосъ мой, что я родной сынъ не узнаетъ разстроенныхъ звуковъ моей грусти? Пусть убійственная зима засыпала уже холодными снгами чело, изрытое глубокими морщинами, пусть заморозила всю кровь въ жилахъ моихъ, но и въ этой мрачной ночи жизни моей сохранилось еще нсколько памяти, догарающая лампа моя бросаетъ еще слабый отсвтъ, полуоглохшія уши мои слышатъ еще звуки, и вс эти дряхлые свидтели — я не могу ошибиться — говорятъ, что ты мой сынъ, мой Антифолисъ.
АН. ЭФ. Я никогда не зналъ отца моего.
ЭГЕОН. Но дитя мое, вдь нтъ еще и семи лтъ, какъ мы разстались съ тобой въ Сиракузахъ. Послушай, можетъ быть ты стыдишься нищеты моей и потому не хочешь придать меня?
АН. ЭФ. Герцогъ и вс граждане Эфеса могутъ засвидтельствовать, что я никогда не бывалъ въ Сиракузахъ,
ГЕРЦОГ. Двадцать лтъ живетъ уже Антифолисъ въ Эфес, и не все это время ни разу не былъ въ Сиракузахъ, видно старость и страхъ смерти помрачили разсудокъ твой.

Входять Аббатиса съ Антифолисомъ и Дроміо сиракузскими.

АББАТ. Герцогъ, вотъ человкъ несправедливо преслдуемый. (Вс тснятся смотрть на Антифолиса сиракузскаго.)
АДРІАН. Я вижу двухъ мужей, если меня не обманываютъ глаза мои.
ГЕРЦОГ. Одинъ изъ нихъ духъ другаго, (Показывая на слугу) точно то же и тутъ. Которыя человкъ, который духъ — кто разберетъ ихъ?
ДР. СИР. Я, государь, я Дроміо, прикажите этому убираться.
ДР. ЭФ. Нтъ, государь, я Дроміо, прикажите мн остаться.
АН. СИР. Эгеонъ! ты, или это только духъ твой?
ДР. СИР. Ахъ, старый господинъ мой, кто же это связалъ васъ?
АББАТ. Кто бы ни связалъ, я расторгаю узы моего супруга. Говори, старикъ, вдь у тебя была жена Эмилія? вдь она родила теб двухъ близнецовъ? о, если ты этотъ Эгеонъ — отвчай, отвчай же твоей Эмиліи!
ЭГЕОН. Ты, ты моя Эмилія, если это только не сонъ! О, скажи, гд же сынъ, плывшій съ тобой на роковомъ обломк мачты?
АББАТ. Насъ, вмст съ близнецомъ Дроміо, спасли эпидамнскіе корабельщики, но жестокосердые коринскіе рыбаки отняли потомъ у нихъ моего сына и Дроміо, и что за тмъ съ ними сталось — не знаю, куда же судьба привела меня — вы видите.
ГЕРЦОГ. Давишній разсказъ начинаетъ проясняться. Эти два Антифолиса, такъ другъ на друга похожіе, — эти два Дроміо такъ же сходные, — кораблекрушеніе, которое вс они помнятъ — нтъ никакого сомннія, это дти ихъ. Антифолисъ, ты пріхалъ сюда изъ Корина?
АН. СИР. Я, герцогъ? нтъ, я изъ Сиракузъ.
ГЕРЦОГ. Стань на эту сторону, я не разберу васъ.
АН. ЭФ. Я пріхалъ изъ Корина.
ДР. ЭФ. И я съ нимъ.
АН. ЭФ. Меня привезъ герцогъ Меноонъ, славный дядя твой.
АДРІАН. Кто жь изъ васъ обдалъ нынче со мной?
АН. СИР. Я, синьора.
АДРІАН. Вы вдь мужъ мой?
АH. ЭФ. Нтъ.
АН. СИР. И я скажу то же самое, хотя вы и называли меня мужемъ, а эта прекрасная двица братомъ. (Люціан.) Но то, что говорилъ вамъ давича, надюсь доказать на самомъ дл, если только не сонъ все, что вижу и слышу.
АНДЖЕЛ. Эту цпь вы получили отъ меня?
АН. СИР. Отъ васъ, — не отопрусь.
АН. ЭФ. А вы за эту цпь отдали меня подъ стражу?
АНДЖЕЛ. Точно такъ, — не отопрусь.
АДРІАН. Я послала теб деньги для выкупа, но Дроміо, кажется, не отдавалъ ихъ теб?
ДР. ЭФ. Со мной вы не посылали денегъ.
АН. СИР. Мшокъ съ дукатами получилъ я, его принесъ мн мой рабъ Дроміо. Теперь ясно, что каждый изъ насъ встрчался съ слугой другаго, меня принимали за него, а его за меня, и вотъ причина всхъ ошибокъ.
АН. ЭФ. Этимъ золотомъ я освобождаю отца моего.
ГЕРЦОГ. Нтъ надобности, твоему отцу даруется жизнь и безъ того.
ФРИНА. А мой перстень, синьоръ?
АН. ЭФ. Вотъ онъ, благодарю за обдъ.
АББАТ. Герцогъ, не угодно ли войдти въ аббатство, тамъ и разскажемъ вамъ вс наши приключенія. Прошу и васъ всхъ, вы вс боле или мене были замшаны въ эту путаницу, и мы вполн удовлетворимъ васъ. О, дти, цлые тридцать три года мучилась я вами, и только теперь {Въ прежнихъ изданіяхъ: and till this present hour… По Колльеру: and at this present hour…} разршилась отъ тяжкаго этого бремени. Герцогъ, супругъ и вы, календари рожденія дтей моихъ, пойдемте праздновать со мной день ихъ крещенія — посл столькихъ мукъ, такое счастливое разршеніе!
ГЕРЦОГ. И я отъ всей души радъ быть крестнымъ отцемъ на празднеств этомъ. (Вс, кром двухъ Антифолисовъ, двухъ Дроміо, Адріаны и Люціаны, уходятъ.)
ДР. СИР. Что жь, синьоръ, взять наши пожитки съ корабля?
АН. ЭФ. Помилуй, Дроміо, какіе же у меня тамъ пожитки?
ДР. СИР. А что хранились прежде въ гостинниц Центавра?
АН. СИР. Онъ говоритъ это мн, я твой господинъ, Дроміо, пойдемъ вмст съ нами, за пожитками успешь сходить и посл. Обойми брата своего. (Оба Антифолиса уходятъ съ Люціаной и Адріаной.)
ДР. СИР. Тамъ, въ дому твоего господина, есть толстая прелесть, которая за обдомъ чуть-чуть не сдлала меня поваренкомъ, теперь она будетъ ужь не женой, а сестрой моей.
ДР. ЭФ. Мн кажется, что ты не братъ мой, а мое зеркало, по теб я вижу, что я хоть-куда молодецъ. Ну что жь, пойдемъ на праздникъ.
ДР. СИР. Ступай впередъ, вдь ты старшій.
ДР. ЭФ. Ну, это неизвстно еще, какъ узнать это?
ДР. СИР. Бросимъ жеребій, а пока ступай ты впередъ.
ДР. ЭФ. За чмъ же, вдь мы родились близнецами, такъ и пойдемъ рука въ руку — рядушкомъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека