Комары, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1893 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 11 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ

ПОЛНОЕ СОБРАНЕ СОЧИНЕНЙ

СЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА И КРИТИКО-БОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА.

ТОМЪ ОДИННАДЦАТЫЙ

ИЗДАНЕ T-ва А. Ф. МАРКСЪ : ПЕТРОГРАДЪ

Комары.

— Такъ, говоришь, направо?

— Подайся къ Сычовк, значитъ, перейди мостикъ, и сейчасъ теб будетъ повертка влво, а ты правую руку держи. Тутъ выпадетъ проска, ну, значитъ, у ней и стань. По проск-то этихъ форкужекъ летаетъ объ эту пору, какъ комаровъ.

Простой народъ на Урал называетъ вальдшнеповъ ‘форкужками’, вроятно, потому, что лтомъ эта птица держится въ густыхъ лсныхъ заросляхъ и при приближени человка съ шумомъ взмываетъ кверху, а не летитъ вдаль, какъ всякая другая,— однимъ словомъ, ‘форкаетъ’. Дававшй объяснене кучеръ имлъ снисходительный видъ человка, вынужденнаго поблажатъ господское баловство. Разв форкушка — настоящая дичина, какъ рябчикъ, утки или тетеря,— конечно, баловство. Только порохъ изводятъ даромъ… Получившй объяснене Петрилло имлъ не мене важный видъ, потому что былъ поглощенъ предстоящимъ подвигомъ. Это былъ высокй, худой господинъ съ зеленоватыми строгими глазами и горбатымъ носомъ. Прошлогодне охотничьи сапоги сидли на немъ такъ, точно вмсто ногъ у Петрилло были палки. Впрочемъ, это былъ первый весеннй выздъ на охоту, а потомъ сапоги размякнутъ и примутъ форму человческой ноги. Рваный пиджакъ табачнаго цвта, перехваченный ремнемъ съ патронташемъ, и разношенная, измятая шляпа дополняли костюмъ. Для настоящаго охотника дло не въ костюм, а въ ружь, и теперь все внимане Петрилло было сосредоточено именно на этомъ послднемъ. Новенькая ‘Дана’ Пипнера такъ и отливала воронеными стальными стволами. Петрилло сдлалъ нсколько прицльныхъ вскидокъ, какъ стрляютъ птицу въ летъ, съ видимымъ удовольствемъ взвсилъ на рук ружье-игрушку и озабоченно проговорилъ:

— Ну, господа, по мстамъ. Солнце садится. Пожалуйста, осторожне стрляйте въ проводку: какъ разъ кого-нибудь подстрлите.

Остальные охотники сдлали только больше глаза, какя сдлала бы щука, которой деликатно предложили брать уроки плаваня. Вотъ самъ-то Петрилло не зацпилъ бы кого-нибудь.

— Вы очки не забыли дома?— ядовито спросилъ толстый молодой докторъ.

— У меня пенснэ…— отвтилъ Петрилло, уже шагая по узкой лсистой дорожк, которая должна была вывести его на Сычовку.

— Посмотримъ, какъ Петрилло будетъ махать изъ своего Пипнера,— замтилъ учитель латинскаго языка, очевидно, съдаемый завистью къ этому патентованному ружью.— Разв это ружье? Всу никакого нтъ. Просто, противно его въ руки брать. То ли дло, старинныя ружья, одно ложе чего стоитъ, а нынче какя-то утиныя шеи длаютъ.

Компаньоновъ у Петрилло было двое: блокурый пожилой учитель латинскаго языка Антроповъ и молодей земскй врачъ Говоровъ. Они еще зимой, сидя за винтомъ, мечтали о тяг, а теперь эта завтная мечта осуществлялась. Всмъ хотлось отдохнутъ, подышать свжимъ воздухомъ, вообще развлечься, а какя могутъ быть развлеченя въ глухомъ провинцальномъ город? А тутъ уже съ первыхъ шаговъ началась поэзя: и лсъ, и огонекъ дымчатый, и кучеръ длаетъ приготовленя для предстоящаго охотничьяго ужина. Но всего лучше, конечно, эта чудная весенняя ночь, какя бываютъ только въ конц апрля. Деревья стоятъ еще голыя, а уже чувствуется дружно наступающая весна. Она уже виситъ въ воздух, этомъ чудномъ весеннемъ воздух, слегка пропитаннымъ горькимъ ароматомъ прошлогодняго палаго листа и смолистымъ запахомъ быстро набухающихъ почекъ. Трава еще чуть пробивается своими зелеными усиками, главнымъ образомъ около воды, застоявшейся посл стаявшаго снга по низинамъ и колдобинамъ. Зато возл въ лсу распустилась анемона, этотъ настоящй охотничй цвтокъ. Удивительно красивое растене: на пушистой короткой ножк великолпный блдно-желтый цвтокъ.

Изъ всхъ троихъ охотниковъ настоящимъ настоящимъ любителемъ природы былъ одинъ Петрилло. Вотъ онъ уже добрался до Сычевки, перешелъ мостикъ и по лсной дорожк взялъ вправо. Онъ шелъ съ замирающимъ сердцемъ, какъ всегда на первой тяг,— что-то такое хорошее и полное являлось въ груди. Мы не преувеличимъ, если скажемъ, что ему просто хотлось плакать,— плакать отъ радости. Есть такя чувства, когда человкъ точно отмякнетъ весь, и одно изъ такихъ испытывается именно на тяг. Вдь давно ли все было покрыто снгомъ, давно ли бушевалъ здсь зимнй втеръ, и вотъ наступило воскресене, дохнуло тепломъ, и гд-то незримо закипала новая жизнь.

— Хорошо…— резюмировалъ вслухъ Петрилло свое настроене. Просто, душа растетъ!..

Вотъ и проска, Отлично. Оглядвъ мстность опытнымъ взглядомъ, Петрилло сразу опредлилъ главный опасный пунктъ, именно то направлене, по которому должны были летть вальдшнепы.

— Конечно, они полетятъ вотъ, отъ того перелска къ проск, а то и по дорожк. Какъ разъ стану вотъ у этой березки,— все-таки прикрыте…

Солнце уже быстро пряталось за стрлками молодыхъ елей ближайшаго лска, точно торопилось на покой посл трудового весенняго дня. Съ проски напахнуло весенней сыростью, и отъ высокихъ сосенъ потянулись длинныя тни. Удивительно прозрачны воздухъ весь дрожалъ и переливался, какъ въ жаркя дни. Въ голубомъ неб точно таяло небольшое облачко, охваченное горячимъ румянцемъ заката. На запад небо горло розовымъ огнемъ все сильнй, по мр того, какъ все ниже спускалось солнце. Вотъ уже его не видно, и по небу расползлись каке-то свтло-оранжевые тона, отдлявшеся свтъ заката отъ надвигавшейся желтовато-срой пны весенняго неба,— синева оставалась только тамъ, вверху, надъ самой головой, точно небо сдлалось глубже,

— Хорошо…— еще разъ сказалъ Петрилло.

По долгу справедливости, мы должны констатировать тотъ фактъ, что Петрилло былъ въ самомъ прекрасномъ расположени духа,— это находится въ связи съ послдующими событями. Кром хорошаго вечера, это прятное настроене увеличивалось предстоящей пробой новаго ружья, что тоже имло свое значне. Установившись подъ березой и взявъ ружье правой рукой на перевсъ, нашъ герой прекратился въ одинъ слухъ. Каждое мгновене могло быть роковымъ. Петрилло даже проткрылъ ротъ, чтобы лучше слышать. Ему уже два раза показалось, что гд-то пролетлъ вальдшнепъ съ характернымъ хорканьемъ. Охотникъ даже вздрогнулъ и на всякй случай взвелъ курки. Но это была ложная тревога… Вотъ другое дло — комары. И откуда они взялись? Пребольно кусаются, канальи, а главное, мшаютъ слушать. Этакъ, пожалуй, выйдетъ охота за комарами, а не за вальдшнепами. Впрочемъ, Петрилло припомнилъ изъ охотничьей практики, что огонь не пугаетъ вальдшнепа, даже, увряютъ нкоторые, привлекаютъ его благосклонное внимане. А подлые комары продолжали сосать благородную охотничью кровь. Приставивъ ружье къ стволу березы и еще разъ прислушавшись, Петрилло прис^лъ на корточки и принялся быстро разводить огонь, благо кругомъ валялись сухе сучья, а береста быда подъ рукой. Скоро затрещалъ веселый огонекъ, лизнулъ прошлогоднюю сухую траву и пустилъ кверху синюю струйку дкаго дыма.

— Вотъ вамъ, господа комары, чортъ бы васъ побралъ!..

А въ лсу уже заливалась какая-то неугомонная весенняя птичка, такъ весело поговаривавшая на высокой берез что-то такое мало-беззаботное. Надъ ближайшимъ болотцемъ заблеялъ бекасъ-барашекъ. Удивительная эта птица и непривычнаго человка можетъ ввести въ обманъ: настоящй козленокъ блеетъ, да еще такъ жалобно. Странный, совсмъ не птичй звукъ объясняется роговыми пластинками, скрытыми подъ крылышками, эти пластинки въ моментъ полета и производятъ этотъ звукъ. Въ двухъ шагахъ мягко проковылялъ зайчонокъ-русакъ, прислъ на задня лапы, насторожилъ длинныя уши и съ удивленемъ посмотрлъ на застывшаго подъ березой охотника. Проваливай, косой, не до тебя… Уже совсмъ спустились сумерки. Отъ напряженнаго вниманя Петрилло слышалъ, какъ у него бьется собственное сердце. А птицы вс больше поговариваютъ: самое брачное время для нихъ. Откуда-то издали несся гомонъ тетеревинаго тока. Однимъ словомъ, лсъ жилъ кипучей жизнью, полный своей таинственной поэзи. Каждая травка жила, каждая почка… А вотъ уже настоящее хорканье… Только охотники понимаютъ всю поэзю этого момента, когда всего охватываетъ это самое безуме, когда все сосредоточивается въ одной быстро двигающейся точк, когда глазъ и рука дйствуютъ моментально. Вотъ онъ плыветъ, красавецъ-вальдшнепъ,— именно иметъ, разская воздухъ своими сильными крыльями. Онъ катилъ прямо на охотника, и Петрилло стоило большого усиля пропустить его и сдлать выстрлъ въ проводку, т.-e. по улетавшей птиц. Выстрлъ прямо въ грудь требуетъ большой сноровки и рдко бываетъ удаченъ, а къ проводку значительно легче. Гулко пронесся этотъ первый выстрлъ, вальдшнепъ взмылъ кверху, перевернулся и комомъ полетлъ на проску.

— Съ полемъ!— крикнулъ Петрилло, бросаясь къ прыгавшей въ конвульсяхъ красавиц’птиц.— Вотъ такъ Дана…!

Говоровъ и Антроповъ тоже стояли на тяг и съ завистью услыхали эхо этого выстрла. Чего добраго, на грхъ еще убилъ кого-нибудь… Охотники завистливы къ чужимъ успхамъ, да, какъ на бду, выбрали и мста неудачныя. Ваньдшепы летли гд-то въ сторон, а кругомъ длалось уже совсмъ темно. Оставалось всего какихъ-нибудь четверть часа для тяги. Скверное положене вообще… Но черезъ нсколько минутъ посл выстрла послышался какой-то необыкновенно громкй разговоръ, затмъ настоящй крикъ. Они бросились на выручку товарища.

То, что они увидли, объяснило все. Подъ березой, гд стоялъ Петрилло, сейчасъ происходило настоящее ратоборство. Схватка шла уже въ рукопашную, такъ что трудно было даже разобрать, гд кончался Петрилло и гд начинался его таинственный врагъ. Докторъ и учитель бросились разнимать и въ благодарность получили нсколько здоровенныхъ тумаковъ неизвстнаго происхожденя.

— Ч его убью…— хриплъ Петрилло, когда его оттащили.— Пустите… убью!..

— А я теб покажу!..— ревлъ неистово какой-то мужикъ, старавшйся вырваться изъ рукъ доктора.— У тебя кишки красныя, такъ я теб ихъ сдлаю зелеными… Ты — баринъ, а я по закону. Да… У меня полное право… я поккажу… А еще господа называются…

— Какъ ты смешь длать мн дерзости? Я тебя не трогалъ… я стоялъ вотъ здсь подъ березой и только убилъ вальдшнепа, какъ прибгаетъ этотъ дьяволъ и начинаетъ меня гнать… Понимаете, господа: гнать?!. А тутъ вальдшнепы тянутъ… Какую-то дерзость сказалъ… да…

— А законъ знаешь… а, знаешь законъ?— повторилъ мужикъ,— Я при исполнени обязанностей… я присягу принималъ… Вонъ бляха-то валяется…

Въ этой блях заключалось все разъяснене: мужикъ оказался лсникомъ. Онъ обходилъ лсъ, услыхалъ выстрлъ и вышелъ посмотрть, кто ‘палитъ’, а тутъ стоитъ баринъ и огонекъ еще разложилъ. Разв полагается огни-то по сухой трав разводить? Сразу весь лсъ спалилъ бы. И въ закон то же самое сказано. Вдь не лто, когда сырая трава не горитъ, а теперь въ лсу порохъ — только дотронь огонькомъ.

— Подойди и скажи мн добромъ, ну, я бы и самъ погасилъ огонь,— объяснялъ Петрилло, задыхаясь отъ волненя.— А то бжитъ на меня, оретъ, ругается… схватилъ меня за грудь…

— Нтъ, ужъ это ты, баринъ, меня по морд смазалъ…

— Я? Да, точно… Жалю что всего одинъ разъ… Убить тебя мало, каналью!..

— А законъ зна-аешь?.. И бляху сорвалъ…

— Хорошо, я теб покажу, какой бываетъ законъ…

Докторъ записалъ, какъ зовутъ лсника — Иванъ Конюховъ, адресъ — кордонъ на Сычовк. Когда все было кончено, стороны разошлись. Петрилло немного прихрамывалъ.

— Эхъ, угораздило васъ!— укоризненно замтилъ учитель, качая головой.— Вы идите съ докторомъ, а я сейчасъ вернусь.

Онъ вернулся къ лснику, затаптывавшему остатки огня.

— Тебя зовутъ Иваномъ Конюховымъ?

— Точно такъ-съ…

— Гм… да… Вотъ что, другъ мой, ты былъ неправъ, оскорбляя человка, который просто по зналъ вашихъ лсныхъ правилъ. Да… ты… И всего лучше дло кончить миромъ. Понимаешь?..

Латинистъ даже вытащилъ портмоне, какъ самое соблазнительное доказательство всеобщаго мира.

— Нтъ, я по закону!..— заявилъ лсникъ.— Много вашего брата, охотниковъ, но лсу шляется… всякй будетъ по морд бить…

— Ну, какъ знаешь. Теб же будетъ хуже…

— Нтъ ужъ, я по закону… Мировой разберетъ, даромъ, что вы городске господа, а я простой мужикъ.

II.

Возвращене охотниковъ въ городъ было довольно печальное. Латинистъ молчалъ. Петрилло десять разъ повторялъ разсказъ о случившемся и говорилъ такимъ тономъ, когда человкъ ищетъ сочувствя слушателей, даже выходило такъ, какъ будто онъ передъ кмъ-то оправдывался. Первый пылъ прошелъ, и ясно было одно, что Петрилло погорячился.

— А вдь все дло, если разобрать, изъ-за проклятыхъ комаровъ вышло,— объяснилъ Петрилло съ нкоторой унылой ноткой въ голос.— Ну, не будь ихъ, и ничего бы не было.

— Ну, комары-то будутъ еще впереди!— смялся докторъ, отличавшйся веселымъ характеромъ.— Вдь лсникъ-то къ мировому потянетъ. Скандалъ на весь городъ… Антроповъ, какъ это вамъ нравится, когда намъ черезъ полицю вручатъ повстку для явки такого-то числа къ мировому судь? Ха-ха… Понимаете, куда дло поворачивается? Мн-то наплевать, а вдругъ мировой судья вызоветъ васъ въ камер: ‘Вы г. Антроповъ? Вы преподаватель латинскаго языка въ Пропадинской гимнази? Что имете сказать по настоящему длу?’ Да еще къ присяг будутъ приводить… Вс знакомые сбгутся. Вотъ такъ Петрилло, удружили вы намъ… Ха-ха!..

— Я? Что же я сдлалъ? Дйствительно, погорячился, но вдь онъ первый началъ…

— Да это все пустяки, а важенъ скандалъ… Посмшищемъ сдлаемся цлаго города. ‘Господа интеллигентные, это вы дрались с.ъ лсникомъ? Ахъ, нехорошо…’ Мировой судья еще нравоучене прочитаетъ. Это въ какомъ участк представлене будетъ?

— Должно-быть, у Прокофьева… Ну, онъ — знакомый человкъ. Въ клуб постоянно встрчаемся.

— Знакомый-то знакомый, а все-таки кривить душой не приходится. Вдь и мы не можемъ врать… Мы, во-первыхъ, видли, что вы, дйствительно, дрались… Фактъ!.. Затмъ, бляха лсника была сорвана — другой фактъ, наконецъ вы сами сознались, что первый ударили его — третй…

Это вышучиванье не понравилось Петрилло. Онъ сначала молчалъ, потомъ пробовалъ улыбаться и кончилъ тмъ, что разсердился на доктора. Чему онъ-то радуется? Со всякимъ можетъ быть непрятная случайность… да.

— Да, главное, комбинаця невыгодная для насъ,— не унимался докторъ, попыхивая сигарой.— Съ одной стороны невжество, некультурный человкъ, однимъ словомъ — мужикъ, а съ другой — человкъ просвщенный, носитель культурныхъ завтовъ… Вы въ какомъ университет кончили курсъ, Петрилло?

— Я? Гм… А вы въ какой конюшн довершали свое образоване, господинъ лкарь?

— Послушайте, вы себ позволяете слишкомъ много и, кажется, начинаете смшивать меня съ избитымъ лсникомъ…

— Нтъ, къ сожалню, я этого не могу сдлать при всемъ желани…

— Дозвольте узнать, почему?..

— Очень просто: намъ слдовало бы поучиться у этого же лсника самой простой вжливости… да. Онъ дрался со мной по обязанности, а вы вышучиваете меня, какъ… мальчишка.

Произошла пауза.

— Кучеръ, стой!..— крикнулъ взбшенный докторъ, выскакивая изъ экипажа.

— Докторъ, куда вы?— взмолился латинистъ, ухватывая его за фалду.— Господа, будетъ вамъ… Право, точно школьники!

Единственнымъ свидтелемъ всей этой сцены былъ кучеръ Петрилло, о которомъ вс забыли. Онъ сидлъ на козлахъ и слушалъ, какъ господа другъ друга потрошатъ. Въ сущности, онъ былъ на сторон своего барина. Что же, баринъ правильный: сперва-наперво лсника по скул, и потомъ благопрятелей за хвостъ да объ стну. И лошадямъ легче…

До города оставалось всего верстъ пять. Петрилло сдлалъ попытку примириться со своими компаньонами, но изъ этого ничего не вышло.

— До свиданя, г. Петрилло… въ камер мирового судьи!— крикнулъ голосъ доктора съ темнот.

— А, когда такъ, такъ и чортъ съ вами. Идите пшкомъ, благо до города осталось всего верстъ пять,— моцонъ прекрасный.

Итакъ, виновникъ всего укатилъ на своей пар, а невиновные свидтели должны были возвращаться per pedes apostolorum. Они шли по разнымъ сторонамъ дороги и нкоторое время молчали. Латинистъ былъ близорукъ и часто спотыкался. Потомъ, говоря между нами, онъ немного трусилъ итти ночью. Хорошо еще, что этотъ чортъ докторъ вышагиваетъ почти рядомъ,— все-таки двое. Но докторъ проникъ этотъ тайный страхъ и проговорилъ.

— Если бы не я, такъ у васъ, Антроповъ, и ружье отняли бы да, пожалуй, и сапоги бы- стащили….

Это было новое оскорблене

— Я васъ презираю…— послышался отвтъ латиниста.— Да, презираю…

— А вамъ попечитель уши еще надеретъ…

Опять оскорблене.

Вернувшись домой. Петрилло поссорился съ женой. Онъ хотлъ подлиться съ ней своимъ настроенемъ и очень краснорчиво разсказывалъ о коварств такъ называемыхъ друзей, а она, вмсто сочувствя, начала обвинять во всемъ его же. Произошла довольно бурная семейная сцена, закончившаяся женскими слезами. Господи, гд же наконецъ справедливость! Петрилло былъ добрякъ по натур и никого никогда не желалъ обижать, а тутъ вс противъ него… Лежа въ постели, онъ перебралъ съ послдовательномъ порядк вс событя рокового дня, какой прекрасный былъ вечеръ, какъ хорошо было въ лсу, какой удачный выстрлъ въ проводку — и вдругъ… И не будь комаровъ, ничего бы этого не было.

Это приключене на охот сдлалось быстро городской сказкой, какъ это бываетъ только въ маленькихъ провинцальныхъ городкахъ. Создалась легенда. Разболталъ главнымъ образомъ кучеръ, а стоустая молва прикрасила остальное, Петрилло занималъ довольно видный постъ въ судебномъ мр, и это придавало особую пикантность его теперешнему юридическому положеню. Интересно, какъ будетъ мировой судья его судить… Затмъ всмъ было извстно, что Петрилло — добрякъ и мухи не обидитъ, хотя и отличался нкоторой вспыльчивостью, какъ вс слишкомъ добрые люди. Оскорбленный лсникъ удерживалъ за собой позицю и не шелъ на мировую, несмотря ни на каке подходы, послдне устраивались не самимъ Петрилло, а его женой, старавшейся потушить скандалъ домашними средствами. Эта же добрая женщина длала нсколько попытокъ примирить мужа съ докторомъ и учителемъ, но и здсь ея усиля не увнчались успхомъ. А время летло съ роковой быстротой, и ровно черезъ дв недли была получена повстка мирового судьи.

Наступилъ и день судьбища.

Мировой судья Прокофьевъ волновался заране, главнымъ образомъ потому, что дло было самое глупое и замшались въ него все свои. Конечно, кривить душой онъ не будетъ, ее все-таки глупо. Прокофьевъ когда-то и гд-то служилъ въ военномъ вдомств, носилъ въ петличк какой-то орденокъ, необыкновенно громко сморкался и отлично игралъ въ винтъ съ пересадкой. Наружность имлъ самую представительную — сдой, толстый, съ длинными усами. Публики набралось въ камеру съ ранняго утра масса. Не хватило мстъ для всхъ желающихъ. Это обозлило старика. Удивительно глупая эта публика… Ну, чего лзутъ? И какъ не стыдно… Нашли развлечене смотрть, какъ будутъ на суд повторять чужя глупости.

Свидтели были налицо, и въ свое время ихъ заключили въ свидтельскую комнату. Потерпвшй Иванъ Конюховъ, войдя въ камеру, отыскалъ глазами икону, помолился и даже раскланялся на об стороны по древнерусскому обычаю. Онъ былъ спокоенъ и не подавалъ никакихъ признаковъ, располагавшихъ къ примиреню. Сидвшй въ первомъ ряду Петрилло только теперь разсмотрлъ своего врага — средняго роста мужикъ съ русой бородкой и больше ничего. Такихъ мужиковъ миллоны.

Прокофьевъ открылъ засдане съ недовольнымъ видомъ. Попадется же такое дурацкое дло именно къ нему въ участокъ!

Публика превратилась въ одинъ слухъ, когда Иванъ Конюховъ былъ вызванъ и началъ давать показане. Въ нкоторыхъ пунктахъ его разсказа въ публик слышался сдержанный смхъ, и мировой сердито смотрлъ поверхъ золотыхъ очковъ на легкомысленныхъ людей. Хихикали, конечно, дамы, закрываясь носовыми платками. Старику ужасно хотлось вывести ихъ изъ камеры, но онъ крпился.

Впрочемъ, появлене у судейскаго стола Петрилло заставило всхъ присмирть. Ждали чего-то необыкновеннаго. Но главный внновпикъ держалъ себя съ большимъ тактомъ, ничего не скрывалъ и не выгораживалъ себя. Онъ просто и толково разсказалъ все дло, и только. Мировой судья записывалъ его показаня, склонивъ немного голову набокъ и помогая языкомъ дрожавшему перу.

— Такъ-съ…— повторялъ онъ, продолжая писать.— Вы не помните, подсудимый, что именно вы сорвали бляху?

— Ршительно не помню, Иванъ Семенычъ…

Мировой судья поднялъ голову и съ разстановкой проговорилъ:

— Съ вами говоритъ не Иванъ Семенычъ, а мировой судья…

У Петрилло показались на лиц красныя пятна, и лвая рука быстро пробжала по пуговицамъ сюртука.

— Такъ вы не помните?— прежнимъ тономъ спросилъ судья, наклоняясь къ своей бумаг.

— Да вдь я же сказалъ вамъ, Иванъ Сем…

— Я васъ оштрафую, если вы еще разъ позволите себ называть меня по имени и отчеству.

— Послушайте, Иванъ Семенычъ, вы просто формалистъ!— отрзалъ Петрилло, вспыхнувъ.— Вдь я же вамъ сказалъ…

— Я занесу въ протоколъ ваше выражене…

— Какъ вамъ угодно…

— Вы не имете права отвчать мн въ такомъ тон, подсудимый…

Въ результат появился протоколъ объ оскорблени мирового судьи при исполнени имъ своихъ служебныхъ обязанностей. Петрилло только махнулъ рукой, припоминая, вроятно, тхъ комаровъ, изъ-за которыхъ весь сыръ-боръ загорлся. Публика замерла. Возникало новое сенсацонное дло. Мировой судья съ красными пятнами на лиц продолжалъ писать.

Нкоторое развлечене доставили свидтельскя показаня, особенно, когда появился Антроповъ. Со страху онъ многое перепуталъ, такъ что судья долженъ былъ сдлать очную ставку съ докторомъ. Свидтели заспорили и готовы были наговорить другъ другу колкостей, но мировой судья во-время отпустилъ ихъ.

Петрилло былъ приговоренъ къ аресту на три дня или къ штрафу въ двадцать пять рублей. Онъ внесъ деньги и заявилъ, что доволенъ ршенемъ.

——

Зимой въ мстномъ клуб, извстномъ подъ названемъ ‘Капернаумъ’, собрались винтеры. За тремя столами уже играли, а четвертый никакъ не могъ устроиться. Сначала услись мировой судья Прокофьевъ и докторъ Говоровъ, поджидая партнеровъ.

— Хотя бы чорта какого-нибудь принесло,— ворчалъ старикъ.— Э, да вонъ идетъ Антроповъ… Вы съ нимъ все еще ссоритесь? Ну, да ничего…

— Но вдь четвертаго все еще недостаетъ?— отвтилъ докторъ, стараясь не смотрть на своего врага.

Точно въ отвтъ на его слова, въ дверяхъ показался Петрилло. Вс немного смутились, по вдь нельзя же винтить безъ четвертаго, чортъ возьми. Черезъ четверть часа за столомъ самымъ мирнымъ образомъ винтили судья, докторъ, учитель и Петрилло.

— Комары четыре!..— громко выкрикивалъ докторъ.

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ

ТОМЪ ОДИННАДЦАТЫЙ

Комары.

Читайте также: