В. Дорошевич
Колоннада
КОММЕНТАРИИ
СПИСОК УСЛОВНЫХ СОКРАЩЕНИЙ
КОЛОННАДА
Колоннада, Дорошевич Влас Михайлович, Год: 1914
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Театральная критика Власа Дорошевича / Сост., вступ. статья и коммент. С. В. Букчина.
Мн.: Харвест, 2004. (Воспоминания. Мемуары).
OCR Бычков М. Н.
Вот запоздавший спектакль.
‘Эпизоды Отечественной войны’ С.С. Мамонтова следовало поставить в 1912 году.
А драму П.Д. Боборыкина ‘Соучастники’ — двадцать лет тому назад.
Когда г-жа. Ермолова играла молодые роли и покойный Горев играл еще jenne-premier’ов.
Произведение г. Боборыкина не пьеса.
Это только канва.
По которой артисты могут вышить прелестный рисунок.
Некий Иван тяжело болен.
Его жена Елена и брат Андрей любят друга друга.
Андрей говорит:
— А что если ускорить его смерть?
Елена в ужасе отступает, но не бежит предупредить мужа, что ему грозит опасность, что под одной кровлей с ним живет возможный убийца.
И вдруг Иван умирает.
Его труп находят в постели, с каким-то пузырьком в руках.
Умер естественной смертью или отравился?
Он подозревал любовь между женой и братом.
Андрея мучает эта мысль.
Он требует вскрытия. Он хочет знать причину смерти.
Елена тоже не находит себе места.
Она чувствует себя ‘соучастницей’.
Она промолчала. Она молчаливо согласилась.
Если тут было самоубийство…
Это было:
— Моральное убийство.
И ‘соучастники’ никогда в жизни уже не найдут себе покоя.
Подумайте, какие узоры вышили бы на этой канве молодая Ермолова и еще молодой Горев! Особенно М.Н. Ермолова!
Каким трагизмом наполнила бы она ‘трагическую загадку’ Боборыкина!
Теперь в Малом театре за пяльцами сидят г-жа Пашенная и г. Ленин.
И вышивают крестиками.
Г-н Ленин вышел, объявил публике лицом, голосом, всей манерой держаться:
— Сейчас я буду играть злодея.
Публика сразу увидела:
— Н-да, с таким господином, действительно, попадешь в уголовщину.
Роль была вся сыграна сразу, с первого выхода, с первой фразы. Так играли когда-то во второстепенной провинции. Так играют теперь в Малом театре. Елена говорит про себя:
— Прелестная женщина.
Про нее говорят:
— Вы всем светите.
Г-жа Пашенная не дала себе труда сделать ‘прелестной женщины’. Глядя на это неподвижное лицо, на всю сценическую фигуру, скучную, как будни, с недоумением спрашиваешь себя:
— Кому же могут светить такие ходячие будни?
Но это внешность роли.
Можно так передать внутреннюю сущность человека…
Никакой ни внутренней, ни сущности.
Ничего!
Ходит по сцене скучная дама и говорит раздраженным тоном.
Сердится.
Вот и все.
А г-жа Ермолова, которая 20 лет тому назад дала бы из Елены настоящую трагическую фигуру, теперь играет старшую сестру Ивана и Андрея и очень хорошо, естественно, совсем, как в жизни, плачет.
Для таких пустяков не стоило ‘поднимать’ Ермоловой.
Это сделано, очевидно, чтобы почтить такого достойного всяческого почтения маститого драматурга, как П.Д. Боборыкин.
Роль больного Ивана 20 лет тому назад играл бы, вероятно, А.П. Ленский и играл бы ее… точь в точь так же, как г. Ленковский.
Трудно себе представить более ‘вылитого Ленского’ по внешности, чем г. Лепковский в этой роли.
В пьесе есть еще доктор. Небольшая роль.
Ее играет г. Блюменталь-Тамарин и среди столь ‘играющих’, так ужасно ‘по-актерски’ играющих г-жи Пашенной и г. Ленина, он произвел на нас приятное впечатление естественностью, простотой и полной жизненностью каждого жеста, каждой интонации.
Пьеса имела успех, продиктованный именами Ермоловой и Боборыкина.
Не больше.
Трилогию г. Мамонтова ‘Эпизоды Отечественной войны’ следовало бы поставить в юбилейный год. А то сцена ничем достойно не откликнулась на двенадцатый год.
Но это такие прелестные исторические миниатюры, в которых есть такие прелестные исторические детали, что они с интересом будут смотреться всегда.
И смотрятся теперь.
Ее первая часть:
‘Каменный остров’.
Здесь чудесен контраст между любовью к родной стране привезенного из Москвы с фельдъегерем все потерявшего в огне купца Комякина, и ‘бонапартизмом’, — как стали это называть впоследствии, — Аракчеева, которому:
— До страны, до народа, до отечества нет никакого дела.
Публика ждет Аракчеева.
Он заслоняет собою все и вся.
И Аракчеев у г. Айдарова прекрасен.
Грим, фигура — оживший портрет. Моментами гнусавость. Веет ханжеством.
Он немножко только, быть может, добродушен.
В гневе Аракчеев бывал, должно быть, страшнее.
Но елейность Аракчеева и презрение к русскому человеку переданы превосходно.
Г-ну Яковлеву в роли московского купца следовало бы быть попроще. Слова и без того достаточно приподняты. Грим Сусанина и декламация делают купца несколько ходульным, персонажем из старинной ‘патриотической’ трагедии.
Мы предпочли бы тон поскромнее и лицо более обывательское, обыденное. Таков русский народ — простой, глубоко чувствующий, но не громко говорящий.
Генерал-адъютанту из немцев следовало бы чуть-чуть больше подчеркнуть немецкий акцент, тогда бы ярче выделялось его старанье говорить ‘по-русски, по-простонародному’.
‘У немца всегда душа русская’. Надо больше показать, что ‘русскую душу’ старается показать именно немец.
А то получается какая-то какофония.
Один играет в полутонах, другой нажимает педаль обеими ногами!
Гримы отличные. Ожившая старинная портретная галерея.
Но солдат и фельдъегеря следовало бы заставить в присутствии начальства не ходить, а маршировать. Со всеми тонкостями тогдашней шагистики.
А то не получается исторической картины.
Это деталь. Но в миниатюре именно должны быть выписаны детали.
Вторая картина трилогии:
‘Завоеватели’.
Она вся занята знаменитым партизаном Фигнером, приехавшим, под видом сардинского капитана, на пир французов в горящую Москву.
Фигнер, этот, как его характеризуют другие партизаны, ‘самый свирепый’ из партизан, играет:
— В бильбоке со смертью.
Картинка вызывает жуткое чувство.
Написана мастерски.
Все время ‘узнают, не узнают’. Словно человек идет по острию.
Г-н Ленин играет Фигнера прекрасно.
От него веет романтизмом.
Немножко и тут минутами чересчур проглядывает ‘злодей’, уж слишком как будто открывающий свои карты французам.
Но здесь это ничего. Фигура романтическая.
Французы ужасны. Француженки не менее.
Третья картина:
‘Неприятель’.
Она производит самое сильное впечатление.
К концу ее многие дамы, кажется, расплакались.
В первой картине были поставлены лицом к лицу Россия и Петербург.
Во второй офицерство французское и русское.
В третьей сошлись лицом к лицу два народа.
В избу, освещенную лучиной, к двум бабам, — старухе-матери и солдатке-жене, отправившим на войну своего ‘кормильца’, — приводят пленного врага, солдата великой армии, поляка.
Избитого, замерзшего, полуумирающего.
Его встречают как нечисть.
Но поговорив и заглянув к нему в душу, солдатка своей измученной душой видит в Яне ‘Иванушку’, так же, как ее ‘Петруша’, ‘неволей’ пошедшего на войну.
Между народами ненависти нет.
Она чинит ему разорванную рубашку и, пользуясь тем, что свекровь заснула, ‘в память своего Петруши’ выпускает пленника на волю.
А спящая свекровь, — как ее играет, не играет! как ею живет О.О. Садовская! — а ‘спящая’ свекровь вдруг говорит.
Да тихо:
— Там за сундуком Петрушина шапка лежит. Дай ему. Теплее. А то его в его-то колпаке опять поймают!
Одна фраза.
Она производит потрясающее впечатление.
Ей без волнения внимать невозможно.
Слезы подступают к горлу.
Какая красота человеческой души!
Браво, драматург!
Вашему ‘эффекту’ аплодировал бы сам Сарду.
Маленькое замечание.
Г-н Блюменталь прекрасно, просто и трогательно играет. Но зачем он так много плачет?
Поплакал, — и довольно. И увлекся разговором о хозяйстве и о крестьянской жизни.
А то и плач, и польский акцент, — слушатель половины разобрать не может.
Трилогия имела большой успех.
Автора начали вызывать после первой же картины и вызывали дружно.
Он поцеловал руку О.О. Садовской.
Это надо было сделать от восторга и благодарности.
Он сделал это за весь зрительный зал.
В заключение маленькая, но досадная подробность.
Помещичий дом, дворец на Каменном острове, старинный барский дом в Москве, изба, — какое разнообразие!
Что же получилось?
Два акта пьесы Боборыкина идут в зале с колоннами, акт Мамонтова в Москве опять в зале с колоннами!
Колоннада, а не спектакль!
Где вкус у гг. очередных режиссёров Малого театра?
Театральные очерки В.М. Дорошевича отдельными изданиями выходили всего дважды. Они составили восьмой том ‘Сцена’ девятитомного собрания сочинений писателя, выпущенного издательством И.Д. Сытина в 1905—1907 гг. Как и другими своими книгами, Дорошевич не занимался собранием сочинений, его тома составляли сотрудники сытинского издательства, и с этим обстоятельством связан достаточно случайный подбор произведений. Во всяком случае, за пределами театрального тома остались вещи более яркие по сравнению с большинством включенных в него. Поражает и малый объем книги, если иметь в виду написанное к тому времени автором на театральные темы.
Спустя год после смерти Дорошевича известный театральный критик А.Р. Кугель составил и выпустил со своим предисловием в издательстве ‘Петроград’ небольшую книжечку ‘Старая театральная Москва’ (Пг.—М., 1923), в которую вошли очерки и фельетоны, написанные с 1903 по 1916 год. Это был прекрасный выбор: основу книги составили настоящие перлы — очерки о Ермоловой, Ленском, Савиной, Рощине-Инсарове и других корифеях русской сцены. Недаром восемнадцать портретов, составляющих ее, как правило, входят в однотомники Дорошевича, начавшие появляться после долгого перерыва в 60-е годы, и в последующие издания (‘Рассказы и очерки’, М., ‘Московский рабочий’, 1962, 2-е изд., М., 1966, Избранные страницы. М., ‘Московский рабочий’, 1986, Рассказы и очерки. М., ‘Современник’, 1987). Дорошевич не раз возвращался к личностям и творчеству любимых актеров. Естественно, что эти ‘возвраты’ вели к повторам каких-то связанных с ними сюжетов. К примеру, в публиковавшихся в разное время, иногда с весьма значительным промежутком, очерках о М.Г. Савиной повторяется ‘история с полтавским помещиком’. Стремясь избежать этих повторов, Кугель применил метод монтажа: он составил очерк о Савиной из трех посвященных ей публикаций. Сделано это было чрезвычайно умело, ‘швов’ не только не видно, — впечатление таково, что именно так и было написано изначально. Были и другого рода сокращения. Сам Кугель во вступительной статье следующим образом объяснил свой редакторский подход: ‘Художественные элементы очерков Дорошевича, разумеется, остались нетронутыми, все остальное имело мало значения для него и, следовательно, к этому и не должно предъявлять особенно строгих требований… Местами сделаны небольшие, сравнительно, сокращения, касавшиеся, главным образом, газетной злободневности, ныне утратившей всякое значение. В общем, я старался сохранить для читателей не только то, что писал Дорошевич о театральной Москве, но и его самого, потому что наиболее интересное в этой книге — сам Дорошевич, как журналист и литератор’.
В связи с этим перед составителем при включении в настоящий том некоторых очерков встала проблема: правила научной подготовки текста требуют давать авторскую публикацию, но и сделанное Кугелем так хорошо, что грех от него отказываться. Поэтому был выбран ‘средний вариант’ — сохранен и кугелевский ‘монтаж’, и рядом даны те тексты Дорошевича, в которых большую часть составляет неиспользованное Кугелем. В каждом случае все эти обстоятельства разъяснены в комментариях.
Тем не менее за пределами и ‘кугелевского’ издания осталось множество театральных очерков, фельетонов, рецензий, пародий Дорошевича, вполне заслуживающих внимания современного читателя.
В настоящее издание, наиболее полно представляющее театральную часть литературного наследия Дорошевича, помимо очерков, составивших сборник ‘Старая театральная Москва’, целиком включен восьмой том собрания сочинений ‘Сцена’. Несколько вещей взято из четвертого и пятого томов собрания сочинений. Остальные произведения, составляющие большую часть настоящего однотомника, впервые перешли в книжное издание со страниц периодики — ‘Одесского листка’, ‘Петербургской газеты’, ‘России’, ‘Русского слова’.
Примечания А.Р. Кугеля, которыми он снабдил отдельные очерки, даны в тексте комментариев.
Тексты сверены с газетными публикациями. Следует отметить, что в последних нередко встречаются явные ошибки набора, которые, разумеется, учтены. Вместе с тем сохранены особенности оригинального, ‘неправильного’ синтаксиса Дорошевича, его знаменитой ‘короткой строки’, разбивающей фразу на ударные смысловые и эмоциональные части. Иностранные имена собственные в тексте вступительной статьи и комментариев даются в современном написании.
Старая театральная Москва. — В.М. Дорошевич. Старая театральная Москва. С предисловием А.Р. Кугеля. Пг.—М., ‘Петроград’, 1923.
Литераторы и общественные деятели. — В.М. Дорошевич. Собрание сочинений в девяти томах, т. IV. Литераторы и общественные деятели. М., издание Т-ва И.Д. Сытина, 1905.
Сцена. — В.М. Дорошевич. Собрание сочинений в девяти томах, т. VIII. Сцена. М., издание Т-ва И.Д. Сытина, 1907.
ГА РФ — Государственный архив Российской Федерации (Москва).
ГЦТМ — Государственный Центральный Театральный музей имени A.A. Бахрушина (Москва).
РГАЛИ — Российский государственный архив литературы и искусства (Москва).
ОРГБРФ — Отдел рукописей Государственной Библиотеки Российской Федерации (Москва).
ЦГИА РФ — Центральный Государственный Исторический архив Российской Федерации (Петербург).
Впервые — ‘Русское слово’, 1914, 30 января. Под заголовком ‘Малый театр. ‘Соучастники’ — драма в двух актах П.Д. Боборыкина. ‘Каменный остров’, ‘Завоеватели’, ‘Неприятель’ — эпизоды Отечественной войны С.С. Мамонтова.
‘Эпизоды Отечественной войны’ С.С. Мамонтова следовало поставить в 1912 году. — Мамонтов Сергей Саввич (1867—1915) — русский журналист, драматург, театральный и художественный критик. Его три одноактные пьесы ‘Каменный остров’, ‘Завоеватели’, ‘Неприятель’ (1912), объединенные общим подзаголовком ‘Эпизоды Отечественной войны’ и посвященные событиям войны с наполеоновской Францией, были поставлены в Малом театре в 1914 г. В 1912 г. в России широко отмечалось столетие Отечественной войны 1812 г., и потому Дорошевич считал, что более уместным было бы приурочить постановки пьес Мамонтова к этой дате.
А драму П.Д. Боборыкина ‘Соучастники’ — двадцать лет назад. — Пьеса была поставлена в Малом театре в 1914 г.
Ленин (настоящая фамилия Гнатюк) Михаил Францевич (1880—1951) — русский актер. С 1902 г., в основном, работал в Малом театре. Отличался эффектной внешностью, что содействовало его успеху в ролях героико-романтического репертуара.
Лепковский Евгений Аркадьевич (1863—1939) — русский актер, режиссёр, педагог. Играл в провинции, был артистом Художественного театра, в 1909—1917 играл в Малом театре.
Блюменталь-Тамарин Александр Эдуардович (1859—1911) — русский режиссёр и актер. С 1883 г. с перерывами работал в Малом театре. Исполнял главным образом роли простаков, его игра отличалась иществом, тонким юмором.
Айдаров (настоящая фамилия Вишневский) Сергей Васильевич (1867—1938) — русский актер. С 1898 г. работал в Малом театре, обладал большой культурой.
Яковлев Николай Капитонович (1869—1950) — русский актер. С 1893 г. играл в Малом театре, его талант особенно проявился в характерных ролях, прежде всего в пьесах А.Н. Островского.
Сусанин Иван (?—1613) — русский крестьянин, героически пожертвовавший собой в начале XV11 в., когда в России нарастало сопротивление польским интервентам, герой оперы М.И. Глинки.
Фигнер Александр Самойлович (1787—1813) — герой Отечественной войны 1812 года, полковник, командовал партизанским отрядом.
Бильбоке (фр. bilboquet) — игрушка, шарик, прикрепленный к палочке.