Кое-что о грузинском искусстве, Мандельштам Осип Эмильевич, Год: 1922 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 5 минут(ы)

Осип Мандельштам.
Кое-что о грузинском искусстве

В русской поэзии есть грузинская традиция. Когда наши поэты прошлого столетия касаются Грузии, голос их приобретает особенную женственную мягкость и самый стих как бы погружается в мягкую влажную атмосферу:

На холмы Грузии легла ночная мгла…

Может быть, во всей грузинской поэзии нет двух таких стихов, по-грузински пьяных и пряных, как два стиха Лермонтова:

Пену сладких вин
Сонный льет грузин.

Я бы сказал, что в русской поэзии есть свой грузинский миф, впервые провозглашенный Пушкиным, —

Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной, —

и разработанный Лермонтовым в целую мифологию с мифом о Тамаре в центре.

Любопытно, что этим мифом, обетованной страной поэзии, для русской поэзии стала не Армения, а Грузия.

Грузия обольстила русских поэтов своеобразной эротикой, любовностью, присущей национальному характеру, и легким, целомудренным духом опьянения, какой-то меланхолической и пиршественной пьяностью, в которую погружена душа и история этого народа. Грузинский эрос — вот что притягивало русских поэтов. Чужая любовь всегда была нам дороже и ближе своей, а Грузия умела любить. Ее старое искусство, мастерство ее зодчих, живописцев, поэтов, проникнуто утонченной любовностью и героической нежностью.

Да, культура опьяняет. Грузины сохраняют вино в узких длинных кувшинах и зарывают их в землю. В этом — прообраз грузинской культуры: земля сохранила ее узкие, но благородные формы художественной традиции, запечатала полный брожения и аромата сосуд.

То, что нельзя вывести из рассудочных данных культуры, из учета ее накопленных богатств, есть именно дух пьянства, продукт таинственного внутреннего брожения: узкая глиняная амфора с вином, зарытая в землю.

Никогда русская культура не навязывала Грузии своих ценностей. Русификация края никогда не шла дальше форм административной жизни. Русские администраторы начала прошлого века с Воронцовым-Дашковым во главе, уродуя экономическую жизнь края и подавляя общественность, не сумели затронуть быта и относились к нему с невольным уважением, о культурной русификации в Грузии не было и речи. Поэтому национальное и политическое самоопределение Грузии, резко распадающееся на два периода — до и после советизации Грузии, для грузинской культуры и искусства должны были быть экзаменом верности самой себе, и культурная Россия, целое столетие любовно следившая за Грузией, сейчас с тревогой глядит на страну, готовую изменить своему культурному призванию. Сущность грузинского искусства всегда была в обращенности Грузии к Востоку, причем Грузия никогда не сливалась с Востоком, была отдельной от него.

Я бы причислил грузинскую культуру к типу культур орнаментальных. Окаймляя огромную и законченную область чужого, они впитывают в себя главным образом его узор, в то же время ожесточенно сопротивляясь внутренне враждебной сути могущественных соседних областей.

Сейчас в Грузии стоном стоит клич: ‘Прочь от Востока — на Запад! Мы не азиаты — мы европейцы, парижане!’ Как велика наивность грузинской художественной интеллигенции!.. Тенденция — прочь от Востока! — всегда существовала в грузинском искусстве, но разрешалась не грубым лозунгом, а высокохудожественными формальными средствами.

Войдите в национальный музей грузинской живописи в Тифлисе. Перед вами предстанет длинная вереница строгих портретов, преимущественно женских, по своей технике и глубокому статическому покою напоминающих старую немецкую живопись. В то же время плоскостное восприятие формы и линейная композиция (ритм линий) дышат приемами персидской миниатюры. Часто встречается золотой фон и богатый золотой орнамент. Эти работы безымянных живописцев — настоящая победа грузинского искусства над Востоком, — и как ничтожны перед ними танцующие осколки скрипки, некогда разбитой Пикассо, пленившей новую грузинскую живопись. С этой скрипкой — то же самое, что с мошенническими реликвиями монахов: скрипка была одна, ее разбили один раз, но нет такого города, где бы не показывали щепочки — вот кусочек от Пикассо!

Жизнь языка открыта всем, каждый говорит, участвует в движении языка, и каждое сказанное слово оставляет на нем свежую борозду. Чудесный случай наблюдать развитие языка живописного доставляют нам вывески, в частности тифлисские, на наших глазах вырастающие в мощное искусство Пиросманошвили.

Нико Пиросманошвили был простой и неграмотный живописец вывесок. Он писал на клеенке в три цвета — охрами, зеленой землей и черной костью (со всеми вариациями серого). Его заказчики, тифлисские духанщики, требовали интересного сюжета, и он шел им навстречу. На одной из его картин я прочел собственноручную подпись — ‘Шамиль со свего караулом’ (с сохранением орфографии). Нельзя не преклониться перед величием его ‘безграмотных’ (не анатомических) львов, великолепных верблюдов с несоразмерными человеческими фигурами и палатками, победивших плоскость силою одного цвета. Если бы французы знали о существовании Пиросманошвили, они бы ездили в Грузию учиться живописи. Впрочем, они скоро узнают, так как по недосмотру вещи его почти все вывезены за границу.

Другое явление современного грузинского искусства, представляющее европейскую ценность, — это поэт Важа Пшавела. Он переиздается Наркомпросом, и в молодой Грузии образуется даже нечто вроде культа Важа Пшавела, но боже мой, до чего ограничено его непосредственное влияние на молодую грузинскую поэзию!.. Это был настоящий ураган слова, пронесшийся по Грузии, с корнем вырывавший деревья:

Твои встречи — люди мирные,
Непохожие на воина,
Темнокудрый враг железо ест
И деревья выкорчевывает.

Образность его поэм, почти средневековых в своем эпическом величии, стихийна. В них клокочет вещественность, осязаемость, бытийность. Все, что он говорит, невольно становится образом, но ему мало слова, — он его как бы рвет зубами на части, широко пользуясь и без того страстным темпераментом грузинской фонетики.

Молодая грузинская поэзия перенесла Важа Пшавела, как бурю, и теперь не знает, что делать с его наследством.

В настоящее время она представлена так называемой группой ‘Голубых Рогов’, имеющих резиденцию в Тифлисе, с Паоло Яшвили и Тицианом Табидзе во главе. ‘Голубые Роги’ почитаются в Грузии верховными судьями в области художественной, но самим им бог судья. Воспитанные на раболепном преклонении перед французским модернизмом, к тому же воспринятым из вторых рук через русские переводы, они ублажают себя и своих читателей дешевой риторической настойкой на бодлэрианстве, дерзаниях Артура Рэмбо и упрощенном демонизме. Все это сдобрено поверхностной экзотикой быта. Мимо них прошло все огромное цветение русской поэзии за последнее двадцатилетие. Для нас они Пенза или Тамбов… Единственный русский поэт, имеющий на них бесспорное влияние, — это Андрей Белый, эта мистическая русская Вербицкая для иностранцев.

Другое течение грузинской литературы, консервативное, совершенно бесцветно. Литературная жизнь необыкновенно шумна и криклива, множество диспутов, ссор, банкетов, расколов. Не покроет всю эту суету сует львиный рык художника: ‘Вы не Запад и не Восток, не Париж и не Багдад, глубокой воронкой врезалось в историческую землю ваше искусство, ваша художественная традиция. Вино старится — в этом его будущее, культура бродит — в этом ее молодость. Берегите же свое искусство — зарытый в землю узкий глиняный кувшин!’

1922

Примечания

Советский юг (Ростов-на-Дону), 1922, 19 января.

Мандельштам впервые попал в Грузию летом 1920 г., когда вместе с братом А. Э. Мандельштамом, а также И. Эренбургом и его женой выбирался из занятого войсками Врангеля Крыма через Батум и Тифлис (см.: Эренбург И. Люди, годы, жизнь. Кн. 1-2. М., 1961, с. 508-517, Табидзе Н. Память // Дом под чинарами, 1976. Тбилиси, 1976, с. 41-42, Мицишвили Н. Пережитое. Тбилиси, 1963, с. 64-66). Второй раз он побывал в Грузии летом и осенью 1921 г. В этот приезд он перевел стихи Важа Пшавела, И. Гришашвили, Т. Табидзе, Г. Леонидзе, Н. Мицишвили, В. Гаприндашвили (см. в этом томе). К. Надирадзе вспоминал: ‘Осип всерьез и глубоко полюбил грузинскую поэзию. Грузинские стихи он слушал, как музыку, просил при этом читать помедленней, выделяя мелодию. Больше других он восторгался Бараташвили и Важа Пшавела, знал наизусть бараташвилиевскую ‘Серьгу’ в переводе В. Гаприндашвили…’ (ДН, 1987, No 8, с. 133-134). См.: Нерлер П. ‘Из Крыма пустился в Грузию…’ // ЛГр, 1987, No 9, с. 197-203, Парнис А. Заметки о пребывании Мандельштама в Грузии в 1921 году. // L’Avanguardia a Tiflis. Venezia, 1982, p. 211-227, Магаротто Л. Полемика Т. Табидзе с О. Мандельштамом и И. Терентьевым // Русский литературный авангард: Материалы и исследования. Тренто, 1990, с. 227-243. Еще две встречи Мандельштама с Грузией состоялись весной и осенью 1930 г., до и после путешествия в Армению. Именно в Тифлисе, в октябре 1930 г., после долгого перерыва он снова начал писать стихи.

На холмы Грузии легла ночная мгла…— неточная цитата по памяти. У Пушкина: ‘На холмах Грузии лежит…’.

Пену сладких вин…— из ст-ния Лермонтова ‘Спор’ (1841).

Русские администраторы начала прошлого века с Воронцовым-Дашковым во главе… Очевидно, имеется в виду не И. И. Воронцов-Дашков (1837-1916), наместник Кавказа в 1905-1915 гг., а генерал-фельдмаршал М. С. Воронцов (1782-1856), назначенный наместником Кавказа в 1844 г. в разгар войны с горцами.

Сейчас в Грузии стоном стоит клич: ‘Прочь от Востока…’ — ср. у И. Гришашвили, издававшего в 1917-1924 гг. журнал ‘Лейла’, где пропагандировались достижения культуры Востока: ‘Теперь &lt,т. е. в 1920-е гг.&gt, модно открещиваться от Востока, но не надо забывать, что Грузия — часть этого самого Востока’ (Гришашвили И. Литературная богема старого Тбилиси. Рус. пер.: Тбилиси, 1977, с. 47).

Пиросманашвили (Пиросмани), Нико (18627-1918) — грузинский художник-примитивист, самоучка, вывески и картины которого украшали многие духаны и лавки Тифлиса. Под впечатлением от его живописи Мандельштам намеревался написать исследование ‘Вывески Москвы’ (Искусство и промышленность. М., 1924, No 2, с. 56).

‘Шамиль со свего караулом’ — точный текст надписи: ‘Шамиръ са свего карауломъ’.

Твои встречи — люди мирные…— из ранней редакции перевода поэмы Важа Пшавела ‘Гоготур и Апшина’ (см. II, No 886).

‘Голубые Роги’ почитаются в Грузии верховными судьями… Эти выпады не остались без ответа: см., например, упом. статью Т. Табидзе в газ. ‘Рубикон’.

Осип Мандельштам. Кое-что о грузинском искусстве

Примечания

Читайте также:

Осип Мандельштам.
Кое-что о грузинском искусстве