Время на прочтение: 22 минут(ы)
Оригинал здесь — http://www.rulex.ru/01110008.htm
Княжнин Яков Борисович — известный драматург (1742 — 1791), сын псковского вице-губернатора. Поступил в гимназию при Академии Наук, выучился языкам: французскому, немецкому и итальянскому. Еще в гимназии читал Метастазия, Расина, Галлера, Геснера и написал оду. Служил в коллегии иностранных дел, затем поступил на военную службу и был адъютантом при дежурных генералах. В 1769 году была поставлена в эрмитажном театре, в присутствии императрицы Екатерины II , первая трагедия Княжнина ‘Дидона’, не сходившая потом с репертуара 40 лет. При постановке ‘Дидоны’ в Москве Княжнин сошелся с Сумароковым и женился на его старшей дочери. Дружба с богачом и кутилой Кариным втянула Княжнина в жизнь не по средствам: он потерял все свое состояние и растратил около 6000 рублей казенных денег, за что определением военного суда приговорен к разжалованию. Екатерина II помиловала его и вернула ему капитанский чин. До катастрофы Княжнин написал трагедию ‘Владимир и Ярополк’, комедию ‘Скупой’ и комическую оперу ‘Несчастие от кареты’. Вынужденный катастрофой искать средств к жизни, Княжнин принялся за переводы (Вольтера, Корнеля, Кребильона, идиллий Геснера). В 1781 году Княжнин получил место секретаря И.И. Бецкого по управлению Смольным институтом, конторой о строении садов и домов и воспитательных домов (устав последнего был редактирован Княжниным). Княжниным редактированы все деловые бумаги Бецкого. С 1781 года Княжнин давал уроки русского языка в Сухопутном Шляхетном корпусе. С.Н. Глинка вспоминает о Княжнине как о хорошем преподавателе. В 1783 году Княжнин избран в члены Российской академии. В 1784 году с громадным успехом поставлена вторая знаменитая в свое время трагедия Княжнина ‘Росслав’, с участием Дмитревского . За нею последовали ‘Софонизба’, ‘Владисан’, ‘Вадим’, комедии ‘Хвастун’, ‘Чудаки’, ‘Неудачный примиритель’, ‘Траур, или Утешенная вдова’, ‘Притворно сумасшедшая’, комическая опера ‘Сбитенщик’. В 80-х годах XVIII столетия Княжнин пользовался славой ‘российского Расина’. Ему поручают написать ‘Титово милосердие’ для придворного спектакля. К тому же времени относится ряд мелких произведений Княжнина: сказки и басни, ‘Стансы к Богу’, письмо в стихах ‘Ты и Вы’, ‘Исповедание жеманихи’, ‘От дяди стихотворца Риемоскрыпа’, послания княгине Дашковой и пр. Незадолго до смерти трагедия ‘Вадим’, в которой усмотрена была политическая неблагонамеренность, чуть было снова не вызвала бури в жизни Княжнина: восхваление политической свободы напуганному французской революцией правительству показалось чуть не призывом к бунту, и Княжнин поспешил взять обратно ‘Вадима’. Пьеса не получила распространения. Княжнин целиком подражателен, ‘переимчив’, как метко определил его Пушкин . Пьесы Княжнина в значительной степени — переделки и позаимствования у французских и итальянских писателей: в трагедии ‘Владисан’ образцом для Княжнина послужила вольтеровская ‘Меропа’, ‘Владимир и Ярополк’ — подражание ‘Андромахе’ Расина, ‘Софонизба’ заимствована у Триссино и у подражателя его Лоре, ‘Хвастун’ — у Детуша и т.д. Подобные заимствования и подражания не были недостатком в глазах современников Княжнина, пьесы его пользовались неизменным успехом. Главная заслуга Княжнина — выработка отличного, по тому времени, слога и, сравнительно с Сумароковым, легкого, красивого стиха. Трагедии Княжнина имели воспитательное значение, они проникнуты идеями нравственного долга, духом патриотизма, гражданской свободы. Многие выражения из трагедий и комедий Княжнина были в свое время ходячими, общепринятыми. Комические оперы ‘Сбитенщик’ и ‘Несчастие от кареты’ (последняя была любимой комической оперой Екатерины II) любопытны по своему народническому колориту. ‘Сбитенщик’ подал мысль об устройстве в Петербурге театра для народа, он и был основан, но просуществовал недолго, за отсутствием подходящего репертуара. В опере ‘Несчастие от кареты’ дана очень яркая бытовая картина, основная тенденция пьесы не проступает отчетливо, но картина крепостнических ужасов обрисована не менее ярко, чем в ‘Путешествии’ Радищева . Политическое свободомыслие Княжнина, его понимание главного социального зла того времени — крепостничества, его симпатия к ‘почтенным питателям рода человеческого’ (слова Княжнина), отвращение к ‘деревенским угнетателям’ не подлежат сомнению. ‘Деревенских угнетателей’, и в весьма непривлекательном свете, Княжнин вывел в комедии ‘Хвастун’ — в лице Простодума. Политическое свободомыслие Княжнина ясно выражено в трагедии Княжнина ‘Вадим’ (борьба республиканца Вадима с самодержцем Рюриком, тирады в духе Руссо) и в рукописи ‘Горе моему отечеству’, как она изложена в ‘Записках’ Глинки (требование политических и социальных реформ). Некоторые персонажи Княжнина стали прототипами: Честон (комедия ‘Хвастун’) напоминает старика Гринева из ‘Капитанской дочки’ Пушкина, ‘общий друг’ Трусим в ‘Чудаках’ — грибоедовского Репетилова. Ложноклассик в своей драматургии, Княжнин в лирике не чужд нового направления — сентиментализма. Он один из первых приветствовал ‘Письма русского путешественника’ Карамзина, характерны также идиллии Княжнина, его переводы Галлера и Геснера. Сочинения Княжнина были изданы четыре раза: лучшее издание 1817 года, с биографией. — См. ‘Записки’ С.Н. Глинки, биографию в издании 1817 года, статьи В. Стоюнина в ‘Библиотеке для Чтения’ (1850, No 5-7) и в ‘Ист. Вестн.’ (1881, No 7-8), А. Галахова в ‘Отеч. Зап.’ (1850), М. Логнинова в ‘Русском Вестнике’ (1860, No 4-10), ‘Русский Архив’ (1863-1866). И. Е.
Оригинал здесь — http://lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=1200
КНЯЖНИН Яков Борисович [3(14) X 1740, Псков — 14 (25) I 1791, Петербург, похоронен на Смоленском кладбище, в 1950-е гг. надгробный камень перенесен на Лазаревское кладбище Александро-Невской лавры]. Сын Б. И. Княжнина, товарища псковского воеводы (1746), прокурора в Канцелярии строений (1757), затем советника в Гл. межевой канцелярии (в ранге прокурора), советника в банковской конторе для дворянства, наконец, ‘губернаторского товарища’ в Новгородской губ. канцелярии (РГАДА, ф. 286, No 479, л. 1080 об.-1081, 1375, No 512, л. 534 об.).
С 18 июня 1750 К. ‘обучался на коште отца’ в Акад. гимназии, где в совершенстве овладел, в частности, фр. и нем. языками. 22 авг. 1755 по представлению Акад. канцелярии он был произведен Сенатом ‘коллегии юнкером’ в Юстиц-коллегию лифляндских и эстляндских дел. Изучив ит. язык, К. в 1757 определился переводчиком в Канцелярию от строений, где ‘по многим происходимым <...> текущим делам переводы переводил на немецком, французском и италиянском языках’. Кроме того, ‘для обучения Канцелярии от строений архитектурных учеников’ К. перевел с нем. первый том труда по гражданской архитектуре (перевод одобрил ‘обер-архитектор граф де Растрелий’). В янв. 1761 К. обратился к императрице Елизавете Петровне с челобитной о производстве в чин. Возглавлявший Канцелярию от строений В. В. Фермер 27 апр. приказал наградить К. чином кол. секретаря в ранге капитан-поручика с жалованьем 300 руб. в год (вместо 500, положенных по штату) и дозволил ему, если бы К. ‘сим доволен не был и в переводческой должности остаться не пожелал, своего благополучия в другом месте искать’ (РГИА, ф. 470, оп. 87/521, No 64). Указ Сената о производстве последовал 28 авг. 1761.
Воспользовавшись дозволением, в 1762 К. перешел на военную службу, в ‘немецкие секретари’, в штат генерал-фельдмаршала К. Г. Разумовского, а в июне 1764 был произведен в чин капитана и назначен на должность ‘при дежурных генерал-адьютантах за секретаря’, в которой состоял до кон. 1772.
Литературная деятельность К. началась в годы его учения, когда им был написан первый поэтический опыт — ‘Ода к Икару’ (не найдена). По свидетельству Н. И. Новикова, до 1771 К. ‘много писал весьма изрядных стихотворений, од, элегий и тому подобного, перевел в стихи письмо графа Коминга к его матери’ (Новиков. Опыт словаря (1772)). Из этих ранних поэтических сочинений К. достоверно не атрибутировано почти ничего. По совокупности данных ему следует приписать перевод из А. Попа ‘Ироида. Элоиза к Абеляр-Ду’ (опубл.: Сто новых новостей сочинения г-жи Гомец. 1765. Т. 1. С. 175-196, при перепечатке в изданиях: Ироида I. Элоизако Абеларду, — Ироида П. Армида к Ринольду. Б. м. и г., Модное ежемес. изд. 1779. Ч. 1. Февр. — было указано: ‘Сей перевод был учинен еще в 1755 годе и, без позволения трудящегося в оном, между сказками весьма неисправно напечатан <...> он плодами молодости почитаться должен…’). Утверждение о принадлежности этого перевода Д. М. Соколову (см.: Озеров В. А. Трагедии. Стихотворения. Л., 1960. С. 426) ошибочно.
В кон. 1750-х гг. К. познакомился с А. П. Сумароковым. По-видимому, через него К. получил доступ в журналы М. М. Хераскова. В ‘Полезном увеселении’ 1760 (Ч. 1) была опубликована сочиненная по мотивам ‘Освобожденного Иерусалима’ Тассо героида ‘Армида’ (в дальнейших перепечатках ‘Ироида. Армида к Ринольду’). Приписывалась Хераскову, что опровергается указанием Новикова об авторстве Хераскова лишь в отношении ‘одной героиды’ ‘Ариадна к Тезею’ (Новиков. Опыт словаря (1772)).
В 1763 была поставлена с музыкой Торелли мелодрама К. ‘Орфей и Эвридика’ с И. А. Дмитревским и Т. М. Троепольской в главных ролях (под загл. ‘Орфей’ опубл.: Акад. изв. 1781. Ч. 7). Сама идея драматической декламации на фоне соответствующей содержанию инструментальной музыки была впервые высказана Ж.-Ж. Руссо, но К. реализовал на рус. сцене эту идею на 7 лет раньше, чем ее автор во Франции. В 1791-1792 музыку к ‘Орфею’ написал Е. И. Фомин, и мелодрама была поставлена вновь (предположительно в 1793 в Петербурге, 5 февр. 1795 в Москве). Сама идея возобновления мелодрамы возникла, скорее всего, в львовском кружке после гибели К. В кон. XVIII — нач. XIX в. кто-то приделал к трагической мелодраме К. ‘счастливый конец’. В 1903 мелодраму поставило Моск. о-во ис-ва и лит. (экз. ‘Орфея’ с ценз. разр. от 17 янв. 1903). Неоднократно ставилась начиная с 1947.
Весной или летом 1765 К. написал шуточную ‘эпическую поэму’ ‘Бой стихотворцев’ (при жизни не опубл.), ставшую первой литературно-полемической поэмой в рус. словесности. Она написана в защиту М. В. Ломоносова и Сумарокова (хотя содержит отдельные критические замечания по их адресу) и направлена против елагинского кружка, в первую очередь против И. П. Елагина и В. И. Лукина, а также против В. К. Тредиаковского. В связи с Лукиным и Тредиаковским едко высмеивается литературный сервилизм. Ответом на ‘Бой стихотворцев’ было ‘Дружеское увещание Княжнину’ Д. И. Фонвизина.
Первая трагедия К. ‘Дидона’ создана, по одним сведениям, в 1767, по другим — в 1769. Письмо М. Н. Муравьева к родным от 8 февр. 1778 о представлении трагедии на домашнем театре у П. В. Бакунина (‘В восемь лет, как он сочинил ‘Дидону’, видел он первое ее представление…’ (Письма рус. писателей (1980). С. 348)) свидетельствует в пользу 1769. В трагедии К. выступает как пропагандист идеи ‘просвещенной монархии’, но вместе с тем ‘Дидона’ имеет ясно выраженный тираноборческий характер. По сравнению с драматургией Сумарокова трагедию К. отличают большая эмоциональность, лиризм, более глубокое изображение человеческих страстей. Новыми для рус. театра были введенные К. сценические эффекты (пожар Карфагена, Дидона, бросающаяся в огонь, и т. п.).
В 1769 был напечатан выполненный К. с ит. перевод книги В. М. Коронелли ‘Записки исторические о Морее, о царстве Негропонтском и прочих близлежащих местах’, а в 1771 — перевод с фр. ‘Несчастные любовники, или Истинные приключения графа Коминжа, наполненные событий весьма жалостных и нежные сердца чрезвычайно трогающих’ (роман Ш.-О д’Аржанталя, написанный совместно с К.-А. Герен де Тансен и А.-Ф. де Пон де Вейлем).
Предполагается, что как поэт К. участвовал в ‘Трутне’. Возможно, в 1772 он и Новиков совместно издавали журнал ‘Вечера’.
К 1772 относится трагедия ‘Владимир и Ярополк’, где высказано сомнение в целесообразности неограниченной власти монарха. В это же время, очевидно, написана трагедия ‘Ольга’ (при жизни не опубл.), связанная с борьбой вокруг вопроса о престолонаследии. Торопясь закончить пьесу к совершеннолетию Павла, которому исполнялось 18 лет в 1772 , К. просто переделал на ‘русский лад’ трагедию Вольтера ‘Меропа, местами почти точно воспроизведя оригинал (прозаический подстрочник К. затем использовал В. И. Майков для своего стихотворного перевода ‘Меропы’). В ‘Ольге’ подчеркнута мысль о невозможности для матери владеть престолом, по праву принадлежащим сыну. Тирады на эту тему в трагедии многочисленны и очень резки. По мнению Л. И. Кулаковой, Г. П. Макогоненко и др. исследователей, именно ‘Ольга’ явилась скрытой причиной процесса над К. 1772-1773.
В окт. 1772 К. был обвинен в ‘издержании на свои надобности’ казенных средств. Хотя часть суммы была уже возвращена самим К., а остальное брался заплатить поручитель — поручик Кавалергардского полка Г. Ф. Шиловский, К. был арестован, ‘скован в ножные железа’, отдан под суд и приговорен к смертной казни. К. Г. Разумовский в особом ‘мнении’ указал на то, что, поскольку казна убытка не потерпела, достаточно К. разжаловать сроком на год в рядовые. Указом 21 марта 1773 К. был лишен дворянства, чина, права владеть имением и ‘написан в солдаты’ петербургского гарнизона (РГВИА, ф. 53, оп. 194, кн. 71, No 10).
Из оригинальных сочинений К. в течение ближайших пяти лет напечатана отдельным изданием только ‘Ода на торжественное бракосочетание <...> великого князя Павла Петровича и <...> великия княгини Наталии Алексеевны, 1773 года, сентября 29 дня’. Упомянутая в дневниковых записях М. Н. Муравьева, относящихся к 1770-м гг., трагедия ‘Вивлида’ пока не найдена.
Отсутствие средств и необходимость содержать семью обусловили в эти годы чрезвычайную плодовитость К. как переводчика. Он выполняет многочисленные заказы для Собрания, старающегося о переводе иностр. книг и новиковского О-ва, старающегося о напечатании книг. В окт. 1773 К. дал расписку в получении 150 руб. ‘в зачет’ за переводы трагедий П. Корнеля ‘Сид’ (прозой), ‘Смерть Помпеева’, ‘Гораций’, ‘Цинна’ (белыми стихами), его же комедии ‘Лжец’ (прозой) и поэмы Д. Марино ‘Избиение младенцев’. К окт. 1775 ‘Смерть Помпеева’, ‘Цинна’ и ‘Сид’ (белыми стихами) были отпечатаны как т. 1 ‘Корнелиевых трагедий’ (с последовательной пагинацией), однако Новиков выкупил тираж только в 1779 и пустил трагедии в продажу по отдельности. Второй том ‘Корнелиевых трагедий’ вообще не был напечатан. Трагедию ‘Родогуна’ Новиков издал в 1788, ‘Гораций’ остался в рукописи, перевод шестой трагедии не найден, так же как и ‘Лжец’. В 1777 в Петербурге опубликовано переложение белыми стихами поэмы Вольтера ‘Генрияда’. ‘Избиение младенцев’ вышло в свет в 1779 у Новикова в Москве.
Не обнаружены переведенные К. для Собрания, старающегося о переводе иностр. книг и отданные в театр три комедии К. Гольдони (‘Хитрая вдова’, ‘Тщеславные женщины’, ‘Светский человек’). Нет сведений о взятых им для перевода трагедиях П.-Ж. Кребийона ‘Электра’ и Ж. Расина ‘Митридат’, ‘печальном зрелище Граф Варвик’ Ж.-Ф. Лагарпа, ‘Луизиадах’ Л. Камоэнса, ‘Опыте об эпическом стихотворстве’ и ‘Триумвирате’ Вольтера.
30 марта 1777 К. был возвращен капитанский чин, и он ‘с сим е. и. в. указом отпущен в дом на ево пропитание’ (РГВИА, ф. 8, оп. 6/95, св. 56, No 196/36, л. 3 об.).
По-видимому, в качестве условия помилования автора ‘Ольги’, оскорбившей императрицу, драматургу предложено было написать пьесу, прославляющую ее. В. И. Бибиков передал К. требование Екатерины II ‘видеть на нашем собственном языке изображение великого Тита как совершенное подобие ангельской души’ императрицы. В 1777 К. создал первую рус. музыкальную трагедию ‘Титово милосердие’ (авторство первоначальной музыки неясно, в 1790-е гг. музыку заново сочинил Е. И. Фомин). Монтировка декораций спектакля осуществлялась в марте 1778, с участием И. А. Дмитревского и П. А. Плавильщикова трагедия ставилась в 1779 и последующие годы. Опираясь на трагедию П.-Л. Бюирета де Беллуа ‘Тит’ и оперу П. А. Д. Метастазио ‘Титово милосердие’ (известную на рус. сцене с 1750-х в переводе, возможно, Ф. Г. Волкова), а также в соответствии с исторической традицией К. изобразил в Тите монарха-гражданина, ‘Отца отечества’, что давало определенное основание для аллюзионного соотнесения его с ‘Матерью отечества’ — Екатериной П. Однако не следует видеть в этой трагедии апологию Екатерины II и отождествлять княжнинского Тита с императрицей: Тит у К. выступает против наказания за ‘оскорбление величества’ и ‘нарушение должности’ (присяги), тогда как Екатерина в ‘Наказе’, высказываясь за смягчение наказаний вообще, за нарушение именно этих двух законов оставила смертную казнь. Трагедия нова по форме: она написана вольным ямбом (вместо традиционного шестистопного), в ней всего три акта (вместо обычных пяти), в течение которых пять раз меняется место действия, в нее введены массовые сцены, хор, балет.
5 апр. 1777 К. подал прошение о зачислении его переводчиком в Контору строения домов и садов, куда был определен 11 июля 1777, а с авг. стал исполнять официальные секретарские обязанности при директоре конторы И. И. Бецком. При этом К. пришлось совмещать должности секретаря и переводчика, в связи с чем 18 нояб. 1780 ему было повышено жалованье. К. стал ближайшим помощником Бецкого по управлению вверенными последнему учреждениями: Канцелярией от строений (Конторой строений), Академией художеств, Воспитательными домами, Смольным ин-том, Сухоп. шлях. корпусом и т. д. Большие деловые и организаторские способности, проявленные им на этой службе, были замечены главным из статс-секретарей императрицы гр. А. А. Безбородко, который предложил К. перейти к нему в штат на аналогичную должность, но К. решил остаться при Бецком.
В 1779 по поручению Бецкого К. выступил на публичном собрании Академии художеств с ‘Речью о пользе воспитания и художеств’ (опубл.: СПб. вед. 1779. No 70. Приб., как отд. изд. вышла под загл. ‘Речь, говоренная в публичном собрании императорской Академии художеств, при выпуске из оной питомцев, в 1779 году’). Говоря о нравственных качествах художника, К. формулировал характерные для эпохи Просвещения идеи: воспитание ‘производит полезного гражданина’, приводит человека к ‘разумному восприятию вольности’ — ‘небесной пищи, укрепляющей душу’, ‘способствует и к совершенству свободных художеств <...> потому свободными нареченных, что никогда под иго рабства уклониться не могли’.
К 1779 К. был назначен редактором-составителем журнала ‘Изв. имп. Восп. дома, к удовольствию общества служащие’ (как бесплатное прил. к ‘СПб. вед.’ выходил с 1778 по 1786, фактически по 1787). Особенно усилилась роль К. при Бецком с 1782, когда тот окончательно ослеп. Представляя К. к пожалованию чином кол. асессора, Бецкой в отношении на имя генерал-прокурора Сената кн. А. А. Вяземского 23 дек. 1784 дал ему весьма лестную характеристику: ‘Находящийся при мне 1777-го года с июля месяца в должности секретаря капитан Яков Княжнин, отправляя во все сие время возлагаемые мною на него дела как по всем в моем ведении состоящим местам, так и по Воспитательному дому, упражнялся в переводах и прочих препоручениях, оказал отменное усердие, прилежность и способности’ (РГИА, ф. 470, оп. 87/521, No 162, л. 1). 10 янв. 1785 К. был ‘награжден’ чином кол. асессора (с 3 апр. 1786 — надв. советник).
В 1778-1781 К. совместно с Г. Л. Брайко и Б. Ф. Арндтом издавал журнал ‘СПб. вестн.’. Для сотрудничества в поэтическом отделе журнала он привлек гл. о. членов ‘Львовского кружка’ и близких к нему лиц — Н. А. Львова, М. Н. Муравьева, В. В. Капниста, И. И. Хемницера, М. А. Дьякову, Е. А. Княжнину, В. В. Ханыкова и др. Сам К. опубликовал здесь ряд стихотворений и басен (1778 — ‘Рыбак’, ‘Флор и Лиза’, 1780 — ‘Стансы Богу’ и др.), переводы идиллий швейц. писателя С. Геснера, ‘Путешествия в Испанию’ П.-О.-К. Бомарше и др.
Одновременно К. сотрудничал в др. журналах. Ч. 1 журнала Новикова ‘Модное ежемес. изд.’ открывалась сентиментальным ‘Письмом графа Комменжа к матери его’ (сочинено К. ок. 1771 по мотивам переведенного им же романа ‘Несчастные любовники…’) и притчей ‘Феридина ошибка’. В ‘Акад. изв.’ были опубликованы сентиментальная ода ‘Утро’ (1779. Ч. 1), басня ‘Мор зверей’ (1779. Ч. 2) и упоминавшаяся выше мелодрама ‘Орфей’ (1781. Ч. 7). В журнале Плавильщикова ‘Утра’ (1782) впервые напечатано программное ‘Послание к российским питомцам свободных художеств’.
Назначенный в 1783 членом Рос. Академии, К. принимал участие в составлении ‘Словаря Академии Российской’, активно сотрудничал в ‘Собеседнике’, где были перепечатаны ранее опубликованные стихотворения и басни: ‘Послание к российским питомцам свободных художеств’, ‘Феридина ошибка’ (оба произв. — 1783. Ч. 1), ‘Утро’ (1783. Ч. 7), ‘Стансы к Богу’ — под загл. ‘Мысли некоторой госпожи, данные автору к изображению того, каким образом человек в простом понятии разумеет Бога. Стансы’ (1783. Ч. 8), впервые опубликованы ‘Исповедание Жеманихи. Послание к сочинителю ‘Былей и небылиц» (включено в текст ‘Былей и небылиц’ Екатерины II), ‘сказка’ ‘Улисс и его сопутники’ (1783. Ч. 10), стихотворное ‘Письмо ее сиятельству княгине Е. Р. Дашковой. На день, в который Екатерина Вторая благоволила пролиять свою благость здешним музам учреждением Российской Академии’ (1784. Ч. 11, затем перепечатывалось с некоторыми изменениями и сокращениями под загл. ‘К княгине Дашковой. Письмо на случай открытия Академии Российской’). В послании к Дашковой наряду с повторением известных по ‘Речи’ 1779 мыслей о роли просвещения, наук и независимости творческой личности (‘Хотя еще талантом слаб, Да духом ничему не раб’), К. достаточно определенно выступил против сервильной поэзии и поэтики классицизма, что свидетельствует о неслучайности его поворота к сентиментализму в стихотворениях кон. 1770 — нач. 1780-х гг. и обращения к жанру комической оперы.
Регулярно, начиная с ч. 1, сотрудничал К. в журнале ‘Новые ежемес. соч.’, где опубликованы его стихотворения ‘Ты и Вы. Письмо к Лизе’ (вольный пер. стихотворения Вольтера ‘Tu et Vous’, 1786. Ч. 1), басни ‘Меркурий и резчик’ (1787. Ч. 8), ‘Дуб и Трость’ (1788. Ч. 20), ‘Волосочесатель-сочинитель’ (1788. Ч. 30) и др.
Одновременно К. печатался в журнале Ф. О. Туманского и П. И. Богдановича ‘Зеркало света’: здесь впервые опубликовано несущее явное воздействие предромантизма стихотворение ‘Вечер’ (1787. Ч. 5, перепеч.: Новые ежемес. соч. 1787. Ч. 17). Из ‘Новых ежемес. соч.’ (1787. Ч. 
с поправками и расширенным загл. перепечатана в ‘Зеркале света’ (1787. Ч. 6) ‘сказка’ ‘Ладно и плохо. Разговор двух мужиков — Козавода и Мирохи’.
В др. журнале Ф. О. Туманского ‘Лекарство от скуки и забот’ 9 сент. 1786 появилось ‘Дружеское наставление торгующим своею красотою от соболезнующих о их неумении’ (др. загл.: ‘Послание прелестницам’), где в шутливой форме автор проводил серьезную мысль о женском достоинстве. Оно вызвало полемику: 15 окт. в журнале был опубликован анонимный стихотворный ‘Ответ на дружеское наставление торгующим своею красотою’, автор которого ‘мораль’ стихотворения К. увидел в том, что поэт якобы ‘Хотел, чтоб день от дня Лаисы брали подороже’. Какие-то друзья К. (возможно, И. А. Дмитревский и И. А. Алексеев) также усмотрели в ‘Дружеском наставлении’ восхваление порока и роскоши. В янв. 1787 в ‘Новых ежемес. соч.’ (Ч. 7) К. поместил ‘Письмо к моим друзьям, которые сердились на меня, вздумав будто я, хваля роскошь, советую быть порочным’ (др. загл.: ‘Письмо к гг. Д. и А’). Это ‘Письмо’ представляет собой апологию любви и счастья и содержит резкие выпады против аскетизма и масонской идеологии.
В ответ на публикацию в апр. номере ‘Новых ежемес. соч.’ ‘Рассуждения о стихотворстве российском’ Н. П. Николева в июне К. в том же журнале (1787. Ч. напечатал стихотворение ‘От дяди стихотворца Колинева’ (анаграмма фамилии Николева), где зло высмеял литературные амбиции Николева, его теоретические рассуждения о поэзии и драматические произведения (в поcл. публ. под загл. ‘От дяди стихотворца Рифмоскрыпа’ имя персонажа пришлось переменить, ибо ‘Колинев’ явно указывало на Николева, родственника и воспитанника княгини Дашковой). Полемику К. продолжил в 1790 в комедии ‘Чудаки’. В образе ‘громкого’ одописца Тромпетина усматриваются отдельные намеки на Николева, а в ‘Послании трем грациям’ (Новые ежемес. соч. 1790. Ч. 19. Апр.) бездарному маститому драматургу Ферту, под которым подразумевался Николев, прямо противопоставлен ‘любезный новичок’ Ефим (Д. В. Ефимьев), который ‘сшиб мастера своею драмой с ног’. Вместе с тем ‘Послание трем грациям’ (как и ‘Чудаки’) является принципиальным отрицанием ‘правил’ и нормативной поэтики как классицизма, так и сентиментализма. О переходе К. на позиции предромантизма свидетельствуют помимо ‘Чудаков’ его последние стихотворения, особенно ‘Воспоминания старика’ (при жизни не опубл.).
В наибольшей степени литературная деятельность К. связана с театром. 7 нояб. 1779 на сцене Эрмитажа в присутствии Екатерины II и Павла была впервые представлена комическая опера ‘Несчастие от кареты’ с музыкой В. А. Пашкевича (изд. 1779). Первая комическая опера К. с ее антикрепостническим пафосом и резкой критикой галломании дворянства — наиболее сильная в социальном отношении пьеса этого жанра в рус. драматургии. Об огромном успехе оперы в письме Д. И. Хвостову от 19 нояб. 1779 сообщал М. Н. Муравьев: ‘Мы забавляемся здесь русскою оперою комическою <...>. Какие актеры! Вы не можете представить, с какою общею радостию принято у нас сие рождение нового зрелища: седьмого числа сего месяца дана была в первый раз опера комическая ‘Несчастие от кареты’, сочинение Якова Борисовича…’. Под давлением общественного мнения достоинства оперы вынужден был признать и двор. 2 дек. 1779 статс-секретарь граф А. А. Безбородко сообщил ‘директору над зрелищами и музыкой’ В. И. Бибикову, что императрица ‘жалует’ 2500 руб. ‘игравшим оперу российскую ‘Несчастие от кареты». К. получил 400 руб. Опера ставилась до 1789, в нач. XIX в. она вновь появилась в репертуаре и держалась на сцене до 1810-х гг. Роль крепостника-галломана Фирюлина была одной из первых ролей М. С. Щепкина. Объясняя успех оперы, С. Н. Глинка называл ее в числе произведений, которые ‘суть история нравов того времени’: ‘Не заботясь о своей личности, К. <...> прямо метил в большой свет в опере ‘Несчастие от кареты».
Ок. 1782 К. была создана комическая опера в 1-м д. ‘Скупой’ (пост. тогда же, опубл. 1787). Современники отмечали смелое использование К. музыки В. А. Пашкевича для обрисовки прозаических бытовых ситуаций (например, представляющая собой терцет сцена написания Марфой расписки, которую диктует ей Скрягин), введение речитатива — явления для рус. оперы нового, которое ‘приносит отменную честь сочинителю’ (речитатив Скрягина). Опера К. была ‘представлена в первый раз в Санкт-Петербурге и много раз в Москве, как на большом Петровском театре, так и на воксале’ (Драм. словарь (1787)). ‘Скупой’ не сходил со сцены до сер. 1810-х гг.
Наибольшей известностью из комических опер К. пользовался ‘Сбитенщик’ (ок. 1783, муз. Ж. Бюлана). Впервые опера была представлена на Придворном театре в Петербурге (1784), затем часто ставилась как в Петербурге, так и в Москве и в различных провинциальных театрах. Изображение характерных нравов рус. купеческого дома, яркий тип ловкого, смекалистого торговца сбитнем Степана принесли опере чрезвычайный успех. По популярности она соперничала с оперой А. О. Аблесимова ‘Мельник — колдун, обманщик и сват’. П. А. Плавильщиков в 1789 сочинил одноактную комедию ‘Мельник и Сбитенщик соперники’, в которой свел главных действующих лиц обеих опер, причем в предисловии к комедии утверждал даже, что К. ‘написал оперу ‘Сбитенщик’, чтобы заменить ‘Мельника» (в тексте комедии есть указание на большой успех у публики оперы К.), преимущество в ‘соревновании’ Плавильщиков, однако, отдал ‘Мельнику’. С. Н. Глинка писал: ‘В опере ‘Сбитенщик’ Степан возведен на степень Фигаро Бомарше, но в нем нет ни одного галлицизма. Он зорким русским взглядом присмотрелся к быту житейскому: знает все его проделки, действует как опытный жилец мира проделок… Болдырев, Фаддей и Власьевна — собственные лица нашего автора, сверх того, и главная, основная мысль принадлежит Княжнину. Он хотел доказать, что есть люди, думающие, будто глупость и бессмыслие необходимы для безусловного повиновения’. Евгений Болховитинов находил, что в опере много ‘простонародных, часто даже грубых шуток’, и утверждал, что она написана ‘в угодность русскому партеру и райку’. ‘Сбитенщик’ удержался на сцене дольше др. опер К.: в 1853 пьеса шла в Петербурге с крупнейшим оперным певцом О. А. Петровым в главной роли.
Две последние комические оперы К. — ‘Мужья — женихи своих жен’ (1784, сведений о пост. нет, опубл. 1803) и ‘Притворно сумасшедшая’ (опубл. 1787, пост. с муз. Д. Астарита в Петербурге 29 июня 1789, в Москве 21 янв. 1795) — с их веселым, развлекательным сюжетом, запутанной интригой, переодеваниями и т. п., по существу, являются предшественницами водевиля XIX в.
Сообщая о выходе первой комедии К. ‘Хвастун’, журнал ‘Зеркало света’ писал: ‘Как достоинство сочинителя сея комедии и других многих творений публике с весьма хорошей стороны уже известно и сия комедия прежде напечатания оной представляема была ко удовольствию публики неоднократно, то и не остается нам более к похвале оной ничего прибавить’ (1786. Ч. 2). Таким образом, первые представления ‘Хвастуна’ состоялись в 1785 или даже 1784. Наполненная жизненным рус. материалом, социально острая комедия К. в стихах не сходила со сцены до 1830-х гг. П. А. Вяземский называл ‘Хвастуна’ лучшей рус. комедией.
Ок. 1786 написана комедия в 3-х д. ‘Неудачный примиритель, или Без обеду домой поеду’ (опубл. 1787), ок. 1788 — комедия в 2-х д. ‘Траур, или Утешенная вдова’ (при жизни не публ., пост. впервые в Петербурге 22 мая 1789, в Москве — 10 дек. 1795), они, не затрагивая социальных проблем, предшествовали развлекательной ‘светской’ комедии нач. XIX в.
Последняя комедия К. в 5-ти д. ‘Чудаки’ (создана в 1790, в тексте указано время действия: ‘тысяча семьсот и девяноста года’, пост. впервые в Петербурге 21 апр. 1791 и в Москве 28 сент. 1793, опубл. 1793) ядовито осмеивала различные стороны рос. действительности. Полностью отвергая каноны классицизма и штампы сентиментализма, К. строит комедию на одном из главных принципов предромантизма — индивидуальности человеческих характеров, ярко проявляющейся в странностях персонажей (‘…всякий, много ли иль мало, но чудак’), среди которых нет ни одного целиком ‘положительного’ или полностью ‘отрицательного’. ‘Чудаки’ с неизменным успехом шли на сценах петербургских, московских и провинциальных театров до 1830-х гг. Комедия была поставлена и на сцене Лицея, когда в нем учился А. С. Пушкин, неоднократно использовавший впосл. цитаты из ‘Чудаков’ (как и из др. произведений К.) в своих сочинениях.
Наиболее отчетливо и последовательно идейно-политическая эволюция мировоззрения К. в 1780-е гг. выразилась в его трагедиях. Главный герой трагедии ‘Росслав’ (написана в кон. 1783, опубл. 1784, пост. 8 февр. 1784 в Петербурге с И. А. Дмитревским в главной роли) — воплощение княжнинской концепции рус. национального характера, которая открыто противопоставлена екатерининской трактовке этой проблемы, сформулированной императрицей в ответах на вопрос Д. И. Фонвизина автору ‘Былей и небылиц’. Указанному Екатериной в качестве главной черты рус. человека ‘образцовому послушанию’ К. полемически противопоставил определяющую национальный характер ‘страсть великих душ — любовь к отечеству’, которая предполагает независимость суждений и право неповиновения монарху, если тот своими действиями наносит вред стране: долг патриота выше долга подданного. Успех первого представления был необычайным: ‘Публика пришла в восторг и потребовала автора, но как поощрение такого рода было еще новостью, то и поставило Княжнина в недоумение. Дмитревский нашелся при этом случае: он вышел на сцену и объявил, что для автора восхитительно лестное благоволение публики, но как в театре его нет, то он, в качестве его почитателя и друга, осмеливается за то принести благодарность публике. Раздались громкие рукоплескания, и с этого времени, когда пиеса ознаменовывалась успехом, принято за обыкновение вызывать автора’ (Арапов. Летопись (1861). С. 123). Заглавную роль в ‘Росславе’ играл также Я. Е. Шушерин (до 1786 в Москве, затем в Петербурге). Несмотря на громадный успех трагедии, она была в 1789 исключена из репертуара петербургского театра. Это негласное запрещение было отменено только в нач. XIX в., когда трагедия вернулась на петербургскую сцену с А. С. Яковлевым в заглавной роли, однако текст ее был значительно изменен, а политически наиболее острые места выброшены. В Москве ‘Росслав’ шел и в 1790-х гг., в главной роли выступал П. А. Плавильщиков, переехавший в 1793 в Москву. Трагедия прочно удерживалась в репертуаре рус. театров до сер. 1810-х гг.
В музыкальной трагедии с хорами ‘Владисан’ (пост. 1784, муз. Ж. Бюлана, опубл. 1787) решающую роль в свержении тирана играет народ. Мрачный колорит декораций, загадочность и таинственность действия дали возможность С. Н. Глинке отметить: ‘В ‘Владисане’ есть отчасти и нынешний романтизм, и театр в театре’. В трагедии ‘Софонисба’ (опубл. 1787, пост. в Петербурге 15 апр. 1789) центральным стал конфликт героических характеров, противоборство сторон, каждая из которых по-своему права. Впервые определенное предпочтение К. отдает республиканской форме правления.
Конфликт ‘двух правд’ особенно ярко выражен в трагедии ‘Вадим Новгородский’ (1788 или нач. 1789). В основу сюжета положено летописное сообщение о мятеже новгородцев против первого князя Рюрика, использованное также Екатериной II в драме ‘Историческое представление из жизни Рюрика’ (1786). В ней Екатерина изображает молодого князя Вадима, поднявшего мятеж против законного монарха, своего родственника. Подавив бунт, Рюрик прощает смутьяна, и подавленный его великодушием Вадим на коленях клянется князю в верности. В отличие от императрицы К. исходит из идеи, что исконной формой рус. государственности была республика. Его Рурик, внук одного из посадников, усмиряет в Новгороде междоусобные распри, проявляя себя подлинным героем, мудрым, великодушным, справедливым деятелем, за что благодарные новгородцы и провозглашают его князем. Против монархической власти выступает возвратившееся из похода войско во главе с посадником и полководцем Вадимом, суровым, непреклонным защитником новгородской ‘вольности’. В битве республиканцы разбиты, но Вадим и его сторонники остаются моральными победителями. Отвечая на утверждения, что Рурик — добродетельный монарх, мудрый правитель и т. п., герои-республиканцы заявляют: ‘Самодержавие, повсюду бед содетель, Вредит и самую чистейшу добродетель И, невозбранные пути открыв страстям, Дает свободу быть тиранами царям’.
Устами своих персонажей К. ясно выражал мысль, что любая форма монархии (в т. ч. — просвещенная) является замаскированной тиранией. После нач. Великой фр. революции 1789 К. был вынужден взять пьесу из театра, где роль Рурика репетировал П. А. Плавильщиков (как засвидетельствовал один из современников, ‘трагедию играть актеры не хотели’).
В течение ряда лет К. преподавал словесность в ‘старшем возрасте’ (т. е. выпускных классах) Сухоп. шлях. корпуса, где учениками его были будущие драматурги Д. В. Ефимьев, В. А. Озеров, С. Н. Глинка, оставивший о К. очень теплые воспоминания, и др. В 1787 по поручению директора гр. Ф. Ф. Ангальта К. произнес в торжественном собрании речь, посвященную роли просвещения в целом и отдельных наук в частности для воспитания ‘граждан отечества’ (опубл. в этом же году под загл. ‘Речь, говоренная господам кадетам имп. Сухопутного кадетского корпуса в присутствии господина главного начальника его сиятельства графа Ангальта, штаб- и обер-офицеров’). Сохранились ‘Отрывки из риторики’ — фрагменты курса, читавшегося К. в корпусе (при жизни не опубл.). Друг юности Н. М. Карамзина А. А. Петров, бывший приятелем К., показывал ему получаемые им из путешествия письма Карамзина. С. Н. Глинка вспоминал: ‘В один свой приход в кадетский корпус Яков Борисович, перечитывая их нам, с восторгом сказал: ‘Приветствую русскую словесность с новым писателем. Юный Карамзин создает новый, живой, одушевленный слог и проложит новое поприще русской словесности’. Любил и Карамзин Княжнина, особенно ему нравилось из сочинений Якова Борисовича послание ‘От дяди стихотворца Рифмоскрыпа».
Незавидную роль в судьбе К. сыграл И. А. Крылов. По свидетельству С. Н. Глинки, когда Крылов ‘приехал в Петербург круглым сиротой’, К. ‘дал ему приют в своем доме и первый открыл ему поприще тогдашней словесности’. Однако с 1788 Крылов начал писать многочисленные пасквили в разных жанрах, направленные против К. и его жены. По одним слухам, Крылов рассердился на какое-то язвительное замечание Е. А. Княжниной, по др. — был оскорблен критическим отзывом К. о его драматических сочинениях. В 1788 Крылов выступил с серией гнусных инсинуаций по поводу семейной жизни К., которые были повторены в начальных письмах ‘Почты духов’ (1789). С ортодоксально классицистических позиций Крылов оценивал драматургическое и поэтическое новаторство К., который осмеливается ‘писать без обыкновенных театральных правил’, сочиняет ‘новости, небывалые на нашем театре’, нарушает единство места и т. д. (наиболее резко с этой точки зрения был осмеян ‘Владисан’). В особенности повредили К. политические нападки Крылова в ‘Почте духов’, где К. обвинялся в антимонархических настроениях (‘Вадима’ Крылов, по-видимому, еще не знал), в вольнодумстве, причем обвинения Крылова были направлены и против цензуры, которая пропускает ‘безбожную брань’ на ‘святого’ (Владимира Крестителя, который во ‘Владимире и Ярополке’ изображен развратником, братоубийцей, возбудителем междоусобных войн и т. д.).
Печатные доносы Крылова привлекли к К. внимание цензуры и правительства. В 1789 ‘Владимир и Ярополк’, ‘Росслав’, ‘Несчастие от кареты’ были изъяты из репертуара. В апр. 1790 Бецкой направил в Сенат ходатайство о производстве К. в следующий чин (кол. советника), однако соответствующего решения не последовало, обращение Бецкого в сент. прямо к императрице также осталось без ответа.
К. почти перестал появляться в обществе. В эти годы он много писал. К 1790 относятся комедия ‘Чудаки’ и, возможно, ‘Жених трех невест’ (не найдена), начало трагедии ‘Пожарский’ (не сохр.), ряд стихотворений, ‘если не поэма, так сказка’ ‘Попугай’, в основу сюжета которой положен антиклерикальный мотив, заимствованный из поэмы Ж.-Б. Грессе ‘Vert-Vert’ (1734), но разработанный К. вполне оригинально (при жизни не публ.).
К. умер внезапно. Существуют свидетельства современников с том, что это случилось после допроса ‘с пристрастием’ в Секретной экспедиции С. И. Шешковского. Допрос большинство мемуаристов связывали с преследованием трагедии ‘Вадим Новгородский’. П. А. Радищев утверждал, что К. ‘за свою трагедию ‘Вадим’ был посажен в крепость и отдан на руки Шешковскому. Степан Иванович так его обласкал, что Княжнин, возвратившись домой, слег в постель и умер. Это рассказывал сенатор И. А. Тейльс (бывший в Москве в 1785 году губернским прокурором)’. В. Г. Анастасевич со слов, по-видимому, Крылова, записал: ‘Княжнин точно был за ‘Вадима». Ту же причину называли М. С. Лунин, Д. Н. Бантыш-Каменский и др., но данное утверждение несомненно ошибочно, т. к. в этом случае рукопись не осталась бы в руках семьи и трагедия не попала бы в печать. На самом деле К., по всей вероятности, допрашивали в связи с рукописью статьи ‘Горе моему отечеству’ (не найдена), в которой он, по свидетельству С. Н. Глинки, под влиянием начавшейся во Франции революции ставил вопрос о необходимости радикальных перемен в России.
В 1793 оставшиеся ненапечатанными рукописи К. были проданы книгопродавцу И. П. Глазунову, который передал ‘Вадима’ и ‘Чудаков’ в Акад. типографию. Обе пьесы были разрешены академическим руководством с условием, что с того же набора они будут перепечатаны в сборниках ‘Рос. феатр’. Отдельное издание ‘Вадима’ поступило в продажу в июле 1793, а 30 сент. была отпечатана ч. 39 ‘Рос. феатра’, весь тираж которой был ‘арестован’ в типографии после появления авг. номера журнала Крылова и А. И. Клушина ‘СПб. Меркурий’ с крайне резкой статьей Клушина о трагедии К., которая, по существу, представляла собой очередной инспирированный Крыловым политический донос на К. — теперь уже покойного. Статья обратила внимание правительства и лично императрицы на антимонархический, республиканский характер трагедии. 24 дек. 1793 последовал секретный указ Екатерины II, которым предписывалось трагедию ‘сжечь в здешнем столичном городе публично’. Конфискованные экземпляры отдельного издания были сожжены рукою палача, листы с трагедией, вырванные из ‘Рос. феатра’, также были уничтожены. Запрет на крамольную трагедию держался в течение всего XIX в. (первая полная публ. по неисправному списку — М., 1914, подлинный текст: Рус. лит. XVIII в.: Хрестоматия / Сост. Г. А. Гуковский. Л., 1937). Начиная с 1790-х гг. ‘Вадим Новгородский’ расходился в списках, особенно много их появилось в 1810 — нач. 1820-х гг., поскольку декабристы использовали трагедию наряду с ‘Путешествием из Петербурга в Москву’ Радищева и ‘Рассуждением о непременных государственных законах’ Фонвизина как свою агитационную литературу. Тема вольного Новгорода и образ мятежника-республиканца Вадима играли важную роль в творчестве поэтов-декабристов. Известен также замысел трагедии, а затем поэмы ‘Вадим’ Пушкина, цикл произведений, связанных с трагедией К., завершила поэма Лермонтова ‘Последний сын вольности’ (1829).
1-е издание сочинений К. (неполное, в 4-х т.) было напечатано в 1787 в типографии Горного уч-ща на счет Кабинета е. и. в. В 1802-1803 в Москве было выпущено 2-е издание сочинений К. в пяти томах, причем первые четыре тома точно повторяли прижизненное издание 1787 (с той лишь разницей, что в т. 1 была введена биография писателя, написанная его сыном), т. 5 составлен из произведений, не вошедших в 1-е издание или не опубликованных при жизни автора. 3-е издание сочинений К. (СПб., 1817-1818. Т. 1-5) полностью совпадало с предыдущим, было изменено только распределение материала в т. 3-5. В 1847-1848 в серии ‘Полное собрание сочинений русских авторов’, издававшейся А. С. Смирдиным, вышло 4-е (и последнее) издание сочинений К. (Т. 1-2). Основное издание сочинений К. советского времени: Княжнин Я. Б. Избр. произв. / Вступ. ст., подгот. текста и примеч. Л. И. Кулаковой, при участии В. А. Западова. Л., 1961 (Б-ка поэта, Большая сер.) — впервые восстанавливает реальную биографию К. и воссоздает хронологию и эволюцию его творчества. На основании этого издания был выпущен сборник К. ‘Избранное’ под редакцией А. П. Валагина (М., 1991).
Списки и автографы отдельных произведений и писем К. хранятся среди рукописей Г. Р. Державина в ИРЛИ (ф. 96) и РНБ (ф. 247), а также в ГИМ, РГБ и др. собраниях, документы, связанные с его служебной деятельностью, в РГИА, РГАДА и др. архивах.
Лит.: Стоюнин В. Я. Княжнин — писатель // Ист. вестн. 1881. Љ 7-8, Глинка С. Н. Зап. СПб., 1895, Замотин И. И. Предание о Вадиме Новгородском в рус. лит.: (Вадим по трагедии Княжнина) // Филол. зап. 1900. Вып. 3, Габель М. Лит. наследство. Я. Б. Княжнина // Лит. насл. М., Л., 1933. Т. 9-10, Гуковский Г. А. Рус. лит. XVIII в. М., 1939, Нейман Б. В. Комедии Я. Б. Княжнина // Проблемы реализма в рус. лит. XVIII в. М., Л., 1940, Кулакова Л. И.: 1) Княжнин // История рус. лит. М., Л., 1947. Т. 4, 2) Я. Б. Княжнин. 1742-1791. М., Л., 1951, Ливанова Т. Н. Рус. муз. культура XVIII в. в ее связях с лит., театром и бытом. М., 1952-1953. Т. 1-2, Кулакова Л. И.: 1) Я. Б. Княжнин (1740-1791) // Рус. драматурги XVIII-XIX вв. Л., М., 1959. Т. 1, 2) Жизнь и творчество Я. Б. Княжнина // Княжнин Я. Б. Избр. произв. Л., 1961, Крестова Л. В. Двенадцать лет из жизни Я. Б. Княжнина: (По неизд. письмам Г. Гогелю. 1779-1790) //Зап. Отд. рукописей Гос. б-ки СССР им. В. И. Ленина. 1961. Вып. 24, Кулакова Л. И. Неизд. поэма Я. Б. Княжнина: Эпизод из истории лит. полемики 1765 г. с прил. текста поэмы ‘Бой стихотворцев’ // Рус. лит. и обществ.-полит. борьба XVII-XIX вв. Л., 1971, Западов В. А. Рус. стих XVIII — нач. XIX в.: (Ритмика). Л., 1974, Берков. История комедии (1977), Стенник Ю. В. Жанр трагедии в рус. лит. эпохи классицизма. Л., 1981, История рус. драматургии. XVII — первая пол. XIX в. Л., 1982, Западов В. А.: 1) Проблемы изучения и преподавания рус. лит. XVIII в.: Статья 3-я. Сентиментализм и предромантизм в России // Проблемы изучения рус. лит. XVIII в. Л., 1983, 2) Рус. лит. посл. четв. XVIII в. М., 1985, Моисеева Г. Н. Пути развития драматургии XVIII в. // Рус. драматургия XVIII в. М., 1986, Валагин А. П. ‘Кто смеет умереть…’ // Княжнин Я. Б. Избранное. М., 1991, Западов В. А. Лит. направления в рус. лит. XVIII в. СПб., 1995.
В. А. Западов
Прочитали? Поделиться с друзьями:
