КНЯЗЬ ВЛАДИМИРЪ СЕРГЕВИЧЪ ГОЛИЦЫНЪ.
КНЯЗЬ ВЛАДИМИРЪ СЕРГЕВИЧЪ ГОЛИЦЫНЪ.
Иванъ Дроздовъ.
‘Русскій Архивъ’, No 7, 1887
Князь Владимир Сергеевич Голицын, Дроздов Иван, Год: 1887
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Въ ‘Русской Старин’ за 1885 годъ помщено было воспоминаніе г. Н. Берга о Фанни-Эльснеръ въ Москв въ 1850 году, при чемъ говорится о княз В. С. Голицын. Знавъ хорошо князя, насколько можно это человку, прожившему въ его дом съ 1848 г. по 1855 годъ, я считаю долгомъ откликнуться на статью г-на Берга, который бросилъ на него тнь, можетъ быть и неумышленно, но прежде всего незаслуженно.
Почти сорокъ лтъ прошло съ того времени, которое описываетъ г. Бергъ. Много воды утекло съ тхъ поръ, но не всё же и не всхъ она унесла въ вчность. Остались въ живыхъ многіе, и если имя князя В. С. Голицына попало въ печать, то желательно, чтобы оно являлось въ истинномъ свт, а не въ томъ театрально-пошломъ, какимъ освтилъ его г-нъ Бергъ.
Младшій сынъ фельдмаршала князя Голицына, князь Владимиръ Сергевичъ {Князь В. С. Голицынъ, тотъ самый, о которомъ такъ часто говорится въ Переписк княжны Туркестановой съ Кристиномъ, былъ внучатнымъ племянникомъ кинза Потемкина. Въ немъ и было что-то Потемкинское.— Покойный профессоръ Варшавскаго университета H. В.— Бергъ (талантливый стихотворецъ) писалъ много, но не всегда врно, про современныхъ ему лицъ. П. Б.} прежде всего былъ доблестнымъ слугою отечества и престола, а затмъ, какъ и вс вельможи стараго времени, не чуждался преданій славнаго царствованія Екатерины II-й, когда лтомъ устраивался санный путь, и только не ухитрялись сочинить лта зимою. Князь В. С. Голицынъ не зналъ мры своимъ затямъ, на исполненіе которыхъ доставало его богатства, но это не мшало ему быть человкомъ высокихъ душевныхъ качествъ. Дважды раненный, при взятіи Парижа, тяжело въ ногу и въ одной изъ Кавказскихъ экспедицій, подъ начальствомъ генералъ-адъютанта Граббе, въ плечо, искалченный князь Голицынъ въ 1848 году оставилъ Кавказъ въ чин генералъ-маіора и, по особой высочайшей милости будучи переименованъ въ чинъ тайнаго совтника, поселился въ Москв.
Съ 1837 по 1848 годъ князь Владимиръ Сергевичъ находился на служб на Кавказ и въ 1845 году, съ производствомъ въ генералъ-маіоры, назначенъ начальникомъ центра Кавказской линіи. Назначеніе это въ ту пору времени было столько же почетно, сколько и важно.
Съ 1838 года успхи Шамиля возрастали, въ ущербъ значенію нашему въ кра. Даргинская экспедиція, въ которой войска Кавказскаго корпуса въ совокупности съ полками 5-го корпуса, подъ начальствомъ князя Воронцова, понесли сильное пораженіе, подняла Шамиля на высоту небывалую и грозную для нашихъ поселеній. Горскія племена праваго фланга готовы были подчиниться власти Шамиля. Центръ, населеніе котораго составляли Кабардинцы и Карачаевцы, колебался. Выборъ князя Воронцова въ этомъ случа былъ весьма основателенъ. Старинная, родовая аристократія Кабарды съ удовольствіемъ и доврчиво отнеслась къ Русскому аристократу-князю, поставленному во глав ихъ, и лишь этому обстоятельству въ то смутное время можно приписать полный неуспхъ сначала тайной пропаганды Шамиля въ Кабард, а затмъ вторженія его съ цлью вооруженной рукой подчинить себ Кабардинцевъ. Трехъ или четырехъ баталіоновъ, разбросанныхъ на пространств нсколькихъ сотъ квадратныхъ верстъ, не достаточно было даже для обороны, въ случа возстанія Кабарды въ союз съ войсками Шамиля. Отчего же Шамиль отступилъ изъ Кабарды? Конечно не потому, что его догонялъ Фрейтагъ, ибо отрядъ Фрейтага былъ не довольно силенъ для ршительнаго наступленія, что и было причиною скоре демонстраціи, чмъ намренія атаковать, и сраженіе на переправ черезъ Терекъ у Минарета вышло для Шамиля несчастною случайностью, и обратно для Фрейтага. По крайней мр такимъ казался двухъ-недльный походъ или правильне — погоня Фрейтага за Шамилемъ. Если же причиною неуспха Шамиля въ 1846 году не былъ Фрейтагъ, то безъ сомннія ея надо искать въ самихъ Кабардинцахъ и въ личныхъ отношеніяхъ ихъ князей къ начальнику центра, т. е. къ князю В. С. Голицыну.
Могутъ возразить нкоторые, что Кабардинцы издавна извстны своею преданностью Россіи, но Азіатская преданность слишкомъ условна для того, чтобы на ней основать увренность, и хотя племя Кабардинцевъ по личнымъ качествамъ иметъ право на уваженіе, но какъ вс восточные человки они не лишены легкомыслія и коварства. Вторженіе къ нимъ побдоноснаго Шамиля съ многочисленнымъ отрядомъ горцевъ, хотя бы на мгновеніе, но должно было поколебать ихъ связь съ Русскими, значеніе которыхъ въ 1845 году было подорвано. Очень вроятно, что Кабардинская аристократія боялась демократическихъ началъ Шамиля и потому враждебно отнеслась къ нему. Шамиль, также какъ и Магометъ-Аминъ, относились непосредственно къ народу во имя свободы. Князья и дворяне Бжедуховъ и Натухайцевъ не удержали ихъ въ повиновеніи себ, и племена эти подчинились Магометъ-Амину. Также дйствовалъ Шамиль въ Кабард, но не усплъ ни свергнуть ихъ князей, ни отторгнуть отъ Россіи. Отчего? На это можетъ быть много отвтовъ, но самаго дла изъ исторіи не выкинешь: оно совершилось при княз В. С. Голицын, который пользовался сочувствіемъ населенія.
Главнокомандующій князь Воронцовъ остался, говорятъ, недоволенъ княземъ Голицынымъ за прорывъ Шамиля въ Кабарду. Это было бы справедливо, ежелибъ можно было сравнить Кабарду съ мельницею, границы ея съ плотиною, а князя Голицына съ мельникомъ, по нераднію котораго потопъ прорвалъ плотину и искалчилъ мельницу. Но сравненіе это къ длу не идетъ уже потому, что потокъ хотя и хлынулъ, но мельница осталась не только невредима, но и работала попрежнему.
Перехожу къ изображенію князя В. С. Голицына въ семейной, и общественной жизни. Вигель въ своихъ воспоминаніяхъ называетъ кн. Владимира Сергевича Аполлономъ Бельведерскимъ. Судя по портрету, снятому съ него въ молодости, когда онъ былъ флигель-адъютантомъ императора Александра І-го, это былъ замчательный красавецъ. Разсказываютъ, что юный баловень флигель-адъютантъ, однажды нарядившись амазонкою, прогарцовалъ мимо балкона Царско-Сельскаго дворца и обратилъ на себя вниманіе Государя, за что и поплатился арестомъ.
Я зналъ князя уже 60-тилтнимъ старикомъ. При колоссальномъ рост и соотвтственной полнот, онъ имлъ такую величественную осанку, что однажды Москвичи, случайно принявъ его за императора Николая Павловича, прокричали ему ура. Это произошло въ годъ освященія Николаевскаго дворца: ростъ, дородство, осанка и даже генеральскій мундиръ, въ которомъ князь Голицынъ халъ во дворецъ, ввели толпу въ заблужденіе. При громадномъ рост князь обладалъ такою же силою. Остановить за рессоры экипажъ на ходу, всадить серебряный рубль въ паркетъ какъ свайку, было для него такимъ же обыкновеннымъ дломъ, какъ для другихъ сломать тросточку или вбить молоткомъ гвоздь въ доску. Въ семь и обществ Голицынъ былъ, какъ говорится, душа-человкъ. Не очерстввъ до глубокой старости, онъ живо сочувствовалъ всему прекрасному и возвышенному. Бднякъ находилъ у него помощь, несчастный утшеніе.
Основательно-образованный, знатокъ и строгій цнитель словесности, музыки и искусствъ, князь доживалъ вкъ въ Москв, покровительствуя талантамъ и соединяя вокругъ себя выдающихся людей. У него собирались извстные литераторы и знаменитые артисты, Русскіе и иностранные. Я помню тамъ графа Сологуба, H. В. Гогола и графиню Евдокію Растопчину. Въ громадномъ дом его, у Бутырской заставы, можно было услышать и Вьётана, и обоихъ Контскихъ, и Чіарди, и Вурма, и красавицу Фреццолини.
Въ 1850 году постила Москву и Фанни-Эльснеръ. Ей предшествовала молва, и славной балерины, и женщины достойной уваженія. Москва приняла ее съ радушіемъ, расточала ей аплодисменты, цвты и множество бриліантовъ. Не зачмъ было князю Голицыну подавать сигналъ райку, чтобы аплодировали Фанни-Эльснеръ, какъ говоритъ г-нъ Вергъ. Москва и безъ того готова была отхлопать себ руки. Да и было за что. Какая грація и пластичность тлодвиженій въ танцахъ, какая скромность, какая выразительная мимика! Фанни-Эльснеръ обладала и талантомъ драматической актрисы. Ея мимика была понятна какъ слова, и ‘съ ней балетъ, принявъ размры драмы, не разъ слезу сочувствія исторгъ’.
Г-нъ Бергъ снизошелъ до того, что удостоилъ Фанни-Эльснеръ назвать изящной Нмкой. Такой эпитетъ недостаточно выразителенъ. Она была въ высшей степени изящная женщина. Роста нсколько выше средняго, стройная, вся соразмрная, гордая, она обладала тмъ очарованіемъ, которое безотчетно дйствуетъ на всхъ. Вроятно потому въ нее влюбилась и писательница графиня Растопчина.
Пребываніе Фанни-Эльснеръ въ Москв ознаменовалось цлымъ рядомъ тріумфовъ. На послднемъ спектакл шелъ балетъ ‘Эсмеральда’. Москвичи поднесли ей шелковый калачъ съ драгоцннымъ браслетомъ внутри, каменья котораго изъ заглавныхъ буквъ составляли слово ‘Москва’. Поклонники запряглись въ ея карету, и еслибъ не помшалъ графъ Закревскій, то и довезли бы ее до гостинницы Дрезденъ, а рядомъ съ нею и князя В. С. Голицына. И если на козла кареты забрался какой-то профессоръ {Это былъ не профессоръ, а тогдашній редакторъ ‘Московскихъ Вдомостей’, Хлоповъ. Онъ поплатился за это увлеченіе мстомъ, и попечитель В. И. Назимовъ уволилъ его въ отставку, не смотря на то, что Хлоповъ находился въ родств съ ректоромъ Альфопскимъ. Намъ памятны (къ сожалнію не вполн) слдующіе по этому поводу стихи:
Въ т дни, когда Владимиръ Хлоповъ
Вдомостями заправлялъ,
Онъ, не щадя фигуръ и троповъ,
Въ нихъ вздоръ частенько помщалъ.
Молчалъ Назимовъ и крпился,
Когда же узналъ, что онъ влюбился
Въ Иродіаду нашихъ дней:
Онъ былъ ужасно озадаченъ
И дольше вытерпть не могъ.
Тутъ имъ въ редакторы назначенъ
Санскритологъ и филологъ,
И онъ газету поднялъ славно…
Этимъ новымъ редакторомъ и былъ М. Н. Катковъ, передъ тмъ профессоръ логики и психологіи (каедра эта въ 1819 году были упразднена къ глубокому прискорбію слушателей высоко-даровитаго и симпатическаго профессора). П. Б.}, то почему же князю Голицыну поставлено въ вину боле почетное мсто въ карет артистки?
Чмъ выше поставлена женщина, а въ особенности артистка, тмъ больше разсказывается о ней всяческихъ анекдотовъ, но не всякому вранью врятъ, что и доказала Московская знать, раскрывъ для Фанни-Эльснеръ двери своихъ гостиныхъ. Это честь въ то время небывалая, такъ какъ, по взглядамъ большинства, съ понятіемъ объ артистк соединялось и убжденіе, что она падшая женщина. И если Фанни-Эльснеръ снискала себ право знакомства съ Московскими дамами-аристократками, то безъ сомннія потому, что кром таланта, она имла достоинства всякой порядочной женщины. Въ дом у князя Голицына она бывала каждую субботу. Собирались свои, т.-е. тотъ очарованный кружокъ, въ который трудно попасть. Посл обда иногда составлялись танцы, въ которыхъ принимала участіе и Фанни-Эльснеръ. Съ какою гордостью я разсказывалъ о ней по Понедльникамъ, возвращаясь въ институтъ! Я танцовалъ визави съ Фанни-Эльснеръ, я танцовалъ съ нею, она подарила мн цвтокъ! Въ глазахъ товарищей это поднимало меня на высоту завидную.
Наканун отъзда изъ Москвы, Фанни-Эльснеръ была на парадномъ обд въ честь ея у князя Голицына. На этомъ обд присутствовала вся Московская знать и графъ Закревскій.
Семейство князя состояло изъ супруги его княгини Прасковьи Николаевны, урожденной Матюниной, сыновей: Сергя, Александра, Владимира и дочери Александры Владимировны. Младшій сынъ князь Владимиръ убитъ въ перестрлк съ горцами на Кавказ, князья Сергй и Александръ умерли. Осталась въ живыхъ только княжна Александра Владимировна, посвятившая жизнь свою и остатки когда-то громаднаго состоянія дламъ благотворительности. Княгиню Прасковью Николаевну Москвичи вроятно еще не забыли, и за ея высокія душевныя качества, и какъ страдалицу, прикованную къ постели тяжкимъ недугомъ въ продолженіи почти 30-ти лтъ.
Отецъ мой докторъ И. Е. Дроздовъ вырзалъ князю Владимиру Сергевичу изъ плеча горскую пулю.
15-го Іюля 1848 года, въ день св. Владимира, князь передъ отъздомъ съ Кавказа справлялъ свои имянины, это было въ Пятигорск. Мстомъ празднества выбрана поляна на подошв Машука, близъ знаменитаго привала. На полян этой были разбиты шатры и палатки, драпированные зеленью и цвтами. Для танцующихъ настланъ полъ. Веселились до упаду. Празднество закончилось Фейерверкомъ, который устроилъ для князя начальникъ крпостной артиллеріи въ то время на Кавказ генералъ-лейтенантъ Семчевскій. Удачно выбранная мстность, дивная южная ночь, силуэты горъ, вырисовывающіеся на горизонт, все это гармонировало съ настроеніемъ гостей радушнаго и ласковаго князя имянинника. Чудная, памятная ночь, а для меня въ особенности, и вотъ почему: въ кружк дамъ, рядомъ съ моею матерью, сидлъ князь, я вертлся около, вдругъ князь подозвалъ меня къ себ и, обращаясь къ матери, произнесъ: ‘У меня есть просьба къ вамъ, Мара Николаевна, отдайте мн моего крестника, вмст съ заботою о его будущности. Даю вамъ слово, что онъ будетъ мн также дорогъ, какъ бы родной сынъ, и даже дороже. Хочешь хать со мной въ Москву? спросилъ онъ, обращаясь ко мн. Подумайте, Мара Николаевна, и помните, что исполнивъ, мою просьбу, вы сдлаете мн величайшее одолженіе’. Хотя и вполн неожиданно, но предложеніе было сдлано такъ искренно, честно и съ такимъ чувствомъ, что мать моя согласилась. Личныя ея отношенія къ супруг князя, жившей въ то время уже въ Москв, были настолько дружескія, что думать, конечно, было не о чемъ.
Случай этотъ весьма характеренъ. Это не капризъ вельможи, швыряющаго деньги. Обязательство, принятое имъ на себя и честно исполненное, обличаетъ истинно-добраго человка, который сторицею благодарилъ за оказанное ему врачебное пособіе.
Добрыя дла, на которыя князь Владимиръ Сергевичъ былъ весьма щедръ, и покровительство талантамъ обходились ему, конечно, дорого, и отъ огромнаго состоянія его осталось очень мало, но, господа, чтобы бросить камень, надо имть на это право, и много ли найдется изъ прожившихся богачей такихъ, которые прожились съ меньшимъ эгоизмомъ, чмъ князь Владимиръ Сергевичъ? Да, наконецъ, какая бы это была тоскливая жизнь, еслибы вс только наживали и никто не проживалъ? Князь былъ Русскій человкъ, да при томъ еще и бояринъ. Не прижаться же ему, подобно Нмецкому аптекарю, у котораго и поцлуи жен разсчитаны и размрены? Обдъ, да такой обдъ, чтобы и извстный Московскій гастрономъ Рахмановъ облизался, пиръ на весь міръ, гостямъ всего вдоволь, и хозяйскаго радушія, и ласки, и угощенія. Кушай въ волю, да и съ собою захвати, чего можно наложить въ карманы.
Еще до назначенія начальникомъ центра Кавказской линіи, князь однажды въ Пятигорск устроилъ балъ надъ кратеромъ угасшаго вулкана. Сотни рабочихъ построили прочный полъ надъ проваломъ, отлогости горы задрапировали временными цвтниками, а внутренность и дно провала, куда желающіе могли спускаться на кресл, были великолпно иллюминованы. Затя оригинальная, но эффектная.
Въ другой разъ, въ Пятигорск же, въ день своихъ имянинъ, князь сдлалъ балъ въ Казенномъ саду. По аллеямъ и на площадкахъ были настланы полы. Въ углубленіяхъ аллей разбили шелковые и ковровые шатры для дамъ, а для мужчинъ палатки. Въ уборныхъ, въ случа надобности, дамы могли найдти вс принадлежности туалета, начиная съ духовъ и оканчивая башмаками. За отсутствіемъ семейства князя, хозяйкою бала была извстная въ то время красавица графиня Орлова-Денисова.
Многіе скажутъ, что всё это барскія зати на счетъ крпостнаго пота. Въ большинств случаевъ, пожалуй, такъ, но и въ пору крпостнаго права, князь Владимиръ Сергевичъ къ своимъ многочисленнымъ крпостнымъ относился вполн по-человчески. Онъ былъ слишкомъ уменъ, образованъ, честенъ и справедливъ, чтобы подобно многимъ поставить свое право въ состояніе невмняемости. Ни съ кого онъ не дралъ и никого не жалъ. Его большая дворня, кром содержанія, получала и жалованье. ‘Я достаточно богатъ, говаривалъ онъ, чтобы платить людямъ, которые служатъ мн’.
Старое старится и умираетъ. Многихъ, многихъ съ тхъ поръ не стало. Давно нтъ и князя Владимира Сергевича, пріютившагося въ Москв на Міюскомъ кладбищ. Миръ праху твоему, незабвенный, хорошій, добрый человкъ, и я увренъ, что оставшіеся въ живыхъ и знавшіе тебя, прочитавъ эти строки, вспомнятъ твою хлбъ-соль, твою ласку, и помянутъ тебя добрымъ словомъ.
Доброе старое время, говоритъ съ сарказмомъ новый человкъ. Судъ скорый, но не правый, и чтобы произнести его справедливо, надо быть, если не лучше, то по крайней мр, не хуже прежнихъ людей. Глядимъ мы слишкомъ впередъ, какъ будто прогрессируемъ, стараемся всё утилизировать и, въ заботахъ о будущемъ, потеряли настоящее, а къ прошедшему относимся съ отвращеніемъ. А лучше ли отъ этого жить?…