Князь А. А. Безбородко, Карнович Евгений Петрович, Год: 1884

Время на прочтение: 15 минут(ы)

Евгений Петрович Карнович

Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий

Князь А. А. Безбородко

I
Отзывъ Екатерины о своей государственной дятельности. — Участіе въ этой дятельности французскихъ мыслителей и г-жи Жоффренъ. — Положеніе тогдашнихъ государственныхъ людей въ Россіи. — Секретари императрицы. — Ихъ обязанности. — Орловъ, Потемкинъ и Зубовъ. — Смшеніе понятій о государственныхъ людяхъ и ‘знатныхъ особахъ’.

‘Вс порютъ, одна только я крою’ — говаривала императрица Екатерина II, примняя эти слова не къ женскимъ рукодльямъ, которыми она, какъ извстно, вовсе не занималась, а къ устройству и управленію русскаго государства, надъ чмъ она трудилась въ теченіе слишкомъ тридцати-четырехъ лтняго своего царствованія. Эти горделивыя, отзывающіяся самовосхваленіемъ слова она повторяла и въ своихъ письмахъ къ современнымъ иностраннымъ мудрецамъ, когда поставляла имъ на видъ все то, что было сдлано въ Россіи во время ея правленія. Разумется, нельзя оспоривать, что въ своей держав Екатерина II была главною государственною закройщицею, чему, конечно, способствовалъ ея быстрый и обширный умъ, а въ послдствіи и навыкъ къ веденію государственныхъ длъ. Вмст съ тмъ слдуетъ, однако, признать, что этой внчанной ‘закройщиц’ присылались государственныя выкройки преимущественно оттуда, откуда шли въ Россію и модные фасоны, т. е., изъ Франціи. По крайней мр, такъ было до послднихъ годовъ ея царствованія, когда начавшаяся во Франціи революція побудила государыню измнить ея прежнюю, и вншнюю, и внутреннюю, политику. Извстно, что знаменитый ‘Наказъ’ была, составленъ Екатериною подъ прямымъ вліяніемъ смлыхъ французскихъ мыслителей, а къ составленію ‘греческаго проэкта’ побудилъ ее Вольтеръ, вызывавшій въ ней сочувствіе къ древней Греціи. Такимъ образомъ къ числу ‘русскихъ’ государственныхъ людей екатерининскихъ временъ слдуетъ присоединить: Вольтера, Дидро, д’Аламбера и въ особенности извстнаго барона. Гримма, оракула тогдашнихъ европейскихъ кабинетовъ, мнніями котораго преимущественно дорожила Екатерина. Лица эти, хотя и безчиновныя по ‘табели о рангахъ’, были, однако, въ сущности ‘тайными’, и, пожалуй, даже и ‘дйствительными тайными совтниками’ ея величества императрицы всероссійской и въ значительной степени руководили ея начинаніями. При ней въ государственныя дла Россіи вмшивались, по временамъ даже иностранныя особы женскаго пола. Такъ, напримръ, г-жа Біельке и слывшая во Франціи въ свое время отъявленною умницей госпожа Жоффренъ, по поводу изданія ‘Дворянской Граматы’ сообщала императриц свои замчанія и, между прочимъ, сдлала запросъ: почему, въ силу этой ‘Граматы’, древніе дворянскіе роды должны быть вносимы въ шестую часть родословной книги, т. е., въ послднюю ея часть, тогда какъ, занимая въ сред дворянства самое почетное мсто, они, какъ казалось г-ж Жоффренъ, должны были бы подлежать внесенію въ первую часть? Эта же самая госпожа Жоффренъ приставала, въ своихъ письмахъ, къ императриц, съ докукою, чтобы въ Россіи, по образцу Франціи, было учреждено среднее сословіе, представляя надлежащіе по сему предмету соображенія и доводы. Поэтому, когда государыня издала ‘Городовое Положеніе’, то она поспшила увдомить госпожу Жоффренъ, что желаніе ея исполнено, такъ какъ въ Россіи изъ городскихъ обывателей учреждено особое самостоятельное среднее сословіе, соотвтствующее французскому ‘ti&egrave,r s-&eacute,tat’.

 []

Князь А. А Безбородко. Съ гравированнаго портрета, приложеннаго къ XXVI т. ‘Сборника Императорскаго Историческаго Общества’, рз. на дерев А. И. Зубчаниновъ.

При указанныхъ выше условіяхъ, т. е. при кройк государственныхъ длъ самою Екатериною и при доставк фасоновъ и даже подкладки изъ-чужа, для самостоятельной дятельности коренныхъ русскихъ государственныхъ людей оставалось иногда не слишкомъ много простора, хотя они, вопреки словамъ императрицы, не только пороли, но еще или сметывали то и другое на живую нитку, или сшивали въ строчку. Работа эта предоставлялась собственно ея секретарямъ, которые частію переводили съ французскаго что либо написанное императрицею, исправляли ея крайне неправильный русскій языкъ, или на этомъ язык развивали ея мысли, изложенныя въ общихъ словахъ. Но такія дла, бывшія на рукахъ ближайшихъ сотрудниковъ Екатерины, нельзя назвать длами государственными, въ настоящемъ смысл этихъ словъ, такъ какъ, по существу, они должны считаться только длами канцелярскими. Секретарямъ ея не было предоставлено права ни почина, ни совщательнаго голоса. Они были только тмъ, чмъ были въ старину царскіе дьяки, и по кругу опредленной для нихъ дятельности были равносильны современнымъ намъ директорамъ, правителямъ канцелярій, и длопроизводителямъ, не имющимъ личной самостоятельности по направленію поручаемыхъ имъ длъ. Такъ это предполагалось, но на дл выходило порою нсколько иначе.
Что касается сановниковъ, стоявшихъ, какъ выражались нкогда, у кормила правленія, то, конечно, и они не могли пользоваться такою достаточною самостоятельностію, при которой вполн обнаружились бы ихъ способности и дарованія, такъ какъ вс ихъ предначертанія и предположенія по общимъ государственнымъ дламъ зависли исключительно отъ благоусмотрнія самой государыни, не говоря уже о томъ, что имъ приходилось очень часто приноровляться къ воззрніямъ Монтескье, Вольтера и т. д., и согласоваться преимущественно съ вяніями Запада. Едва ли мы ошибемся, если скажемъ, что исключеніе въ этомъ случа составляли при ней только дв личности: графъ, впослдствіи князь Григорій Орловъ, стоявшій, впрочемъ, весьма непродолжительное время у длъ, и князь Потемкинъ. Оба они вмст съ тмъ были люди случая. Первый изъ нихъ не проявилъ особенной дятельности въ качеств государственнаго человка, послднему-же такое названіе можетъ быть присвоено, но и то условно. По вполн врному отзыву графа С. Р. Воронцова, ‘Потемкинъ ни намреній постоянныхъ, ни плановъ опредлительныхъ пи на что не имлъ, а колобродилъ, такъ какъ всякая минута вносила въ голову мысль, одна другую опровергающую’. Другой современникъ писалъ: ‘у Потемкина полетъ орла и непостоянство ребенка’. Сама императрица признавала умственное превосходство Потемкина надъ собою и дала ему неограниченную власть и полную свободу дйствій, такъ что Потемкинъ стоялъ въ исключительномъ положеніи и нкоторое время былъ владыкою надъ помыслами и волею своей повелительницы. За тмъ вс прочіе служебные дятели, которые являлись или только промелькнули въ царствованіе Екатерины II, въ знатности, почет и во власти, были или только людьми случайными, баловнями счастья, — разумется относительнаго, — или же людьми дловыми съ большею или меньшею добросовстностію, а также съ большимъ или меньшимъ умніемъ исполнявшіе предначертанія самой государыни. Они были исполнителями ея воли, полезными, въ иныхъ случаяхъ, совтниками, передатчиками на бумаг ея личныхъ воззрній, но никто изъ нихъ не имлъ самостоятельности и тмъ еще мене преобладающаго, — въ смысл общаго государственнаго управленія — надъ нею вліянія. Они оставались только на степени ея помощниковъ, такъ что ихъ никакъ нельзя назвать ‘государственными людьми’, не смотря на вс усилія ихъ жизнеописателей, некрологистовъ, біографовъ и панегиристовъ. Въ послдніе годы ея царствованія князь Зубовъ пытался-было, при поддержк со стороны самой Екатерины, явиться въ облик государственнаго мужа, но надменный и всемогущій, а вмст съ тмъ ограниченный по уму временщикъ не иметъ права притязать на дйствительность такого значенія, и, конечно, ни одинъ добросовстный историкъ не отведетъ князю Зубову почетнаго мста въ русской исторіи, а упомянетъ о немъ лишь въ дворцовыхъ лтописяхъ.
Въ былую пору у насъ обыкновенно смшивали понятіе о государственномъ человк съ понятіемъ о знатной особ. Достаточно было кому нибудь, по какимъ бы то ни было причинамъ, достигнуть высокаго положенія на служб или даже хоть при двор, чтобы быть причисленнымъ къ сонму государственныхъ людей. Тогда случайность и фаворъ не отличались отъ дйствительныхъ выдающихся способностей, заслугъ и служебныхъ трудовъ, понесенныхъ сановникомъ на пользу родной страны, и была пора, когда даже простеца графа Алекся Кирилловича Разумовскаго могли считать государственнымъ человкомъ. Это, впрочемъ, понятно. Если и въ настоящее время у насъ нтъ средствъ для правильной и безпристрастной оцнки выдвинувшихся впередъ сановниковъ, то слиткомъ сто лтъ тому назадъ такихъ средствъ было еще мене. Вншній блескъ высокопоставленнаго лица ослплялъ его современниковъ, а слдующее за тмъ поколніе тоже увлекалось этимъ ложнымъ блескомъ и приписывало знатной особ лично такія дянія, въ отношеніи которыхъ существовала только его подпись какъ служебнаго представителя, тогда какъ двигателемъ, направителемъ и исполнителемъ государственныхъ длъ онъ въ сущности вовсе не былъ, а закрплялъ лишь нкоторыя наиболе важныя бумаги своимъ рукоприкладствомъ.

II
Школы государственной мудрости. — Значеніе такихъ школъ. — Условія ихъ преемственности. — Вліяніе государственныхъ переворотовъ. — Случайные люди. — Государственные люди при Петр Великомъ. — Безцвтность нашихъ государственныхъ людей прежняго времени. — Времена Елизаветы Петровны. — Недостатокъ въ государственныхъ людяхъ ко времени воцаренія Екатерины II. — Вліяніе женскаго правленія.

Извстно, что въ области разныхъ наукъ и искусствъ признаётся существованіе такъ называемыхъ ‘школъ’, т. е. преемственность знаній и направленій установившихся подъ вліяніемъ или подъ непосредственнымъ руководствомъ личностей, особенно выдавшихся на ученомъ или художественномъ поприщ. Существованіе такихъ ‘школъ’ допускается обыкновенно и по веденію государственныхъ длъ, т. е., допускается подготовка какимъ нибудь государственнымъ дятелемъ если и не прямого себ преемника, то хоть такого, который заступитъ его мсто въ боле или мене близкомъ будущемъ и станетъ дйствовать въ дух своего предшественника. Такъ какъ занятіе той или другой высокой должности въ систем государственнаго управленія зависитъ не отъ чьего либо личнаго къ тому предрасположенія или стремленія, а отъ различныхъ случайностей, то подготовка въ ‘школахъ’ государственной мудрости очень рдко ведетъ къ предположенной цли. Тогда какъ ученый, писатель, живописецъ, актеръ могутъ совершенно свободно слдовать и подражать повліявшимъ на него образцамъ, — если только собственное его дарованіе не откроетъ ему новаго самостоятельнаго пути — въ кругу государственной дятельности являются иныя условія. Здсь уже не можетъ быть полной свободы, такъ какъ нердко рядъ уступокъ необходимыхъ для того, чтобъ сохранить иногда хоть нкоторую долю вліянія, заставляетъ государственнаго человка не только уклоняться отъ намченной имъ заране цли, но и отъ того образа дйствій, который онъ желалъ бы себ усвоить. Положеніе въ такомъ случа бываетъ очень шаткое и боле обыкновеннымъ его послдствіемъ оказывается или окончательное или временное удаленіе извстнаго лица отъ государственныхъ длъ. Такая участь почти всюду и во вс времена постигала видныхъ государственныхъ дятелей, и потому существованіе той или другой ихъ ‘школы’, какъ существованіе не самостоятельное, а только случайное, не можетъ продолжаться въ правильной и устойчивой преемственности.
Если замчаніе это можетъ быть примнено ко всмъ странамъ и ко всякой пор, то оно въ особенности примнимо къ Россіи и притомъ, преимущественно къ Россіи въ первой половин XVIII столтія, когда династическіе перевороты имли такое сильное и неизбжное вліяніе на личный составъ высшаго государственнаго управленія. При подобныхъ переворотахъ о духовной преемственности въ упомянутомъ состав не могло быть и рчи. Все зависло отъ случая, и потому въ ту пору люди ‘случайные’ и являлись у насъ въ образ людей государственныхъ. Возможна ли была правильная преемственность по управленію государственными длами, если даже верховная власть неожиданно и быстро переходила отъ одного лица къ другому? При чемъ вновь водворявшееся правительство непріязненно смотрло на предшествовавшее, а представители его внушали къ себ и недовріе и часто даже злобу въ тхъ, которые неожиданно становились могучею сплою. Вслдствіе этого, при двор являлись новыя лица, которыя и распредляли различныя отрасли государственнаго управленія между своими родственниками, любимцами, близкими людьми и боле или мене преданными сторонниками.
Петръ Великій какъ будто создалъ около себя какую-то новую школу государственныхъ людей, которыхъ въ недавнее время у насъ, воспользовавшись однимъ стихомъ Пушкина изъ поэмы ‘Полтава’, стали называть его ‘птенцами’, но совсмъ не въ томъ похвальномъ смысл, въ какомъ употребилъ это слово нашъ знаменитый поэтъ. Возникновеніе такой школы было необходимымъ послдствіемъ преобразованій, предпринятыхъ, а отчасти и исполненныхъ Петромъ. Крутой переворотъ въ общемъ государственномъ управленіи неизбжно долженъ былъ вызвать особыхъ представителей новаго порядка. При этомъ, помимо вопросовъ объ ихъ достоинствахъ, способностяхъ, пригодности и подготовк, замчается еще одна особенность, объусловленная силою обстоятельствъ того времени. Въ сред государственныхъ людей, окружавшихъ Петра, бросается прежде всего въ глаза своего рода странная смсь ея личнаго состава. Въ ней были: представители старйшаго московскаго боярства — князь Ромодановскій и Стршневъ, какъ бы перешагнувшій черезъ рубежъ московской старины, мальтійскій кавалеръ и графъ Шереметевъ, потомокъ древняго боярскаго рода. Отрасли Рюриковичей — князья Долгорукіе и князь Рпнинъ, отрасль Гедиминовичей — европейски образованный для той поры князь Дмитрій Михайловичъ Голицынъ, обрусвшій потомокъ древнихъ королей шотландскихъ — Брюсъ, бывшій нкогда сторонникъ Милославскихъ — злйшихъ враговъ царя Петра — Петръ Толстой, а во глав всхъ ихъ стоялъ первый любимецъ государя, взятый изъ простонародья и сдлавшійся свтлйшимъ княземъ и герцогомъ Ижорскимъ — Александръ Меньшиковъ. На мене видныхъ мстахъ при Петр Великомъ были: сынъ нмецкаго заграничнаго пастора Остерманъ, сынъ органиста лютеранской церкви въ Москв Ягужинскій и выдвинувшійся изъ срыхъ русскихъ людей кабинетъ-секретарь государя Макаровъ.
Разумется, что въ такомъ пестромъ состав правительственныхъ силъ не могло быть желаемаго объединенія. Да въ немъ, при жизни Петра, пожалуй, и не представлялось крайней необходимости. Петръ лично и непосредственно не только управлялъ всми важными государственными длами, но и входилъ во вс подробности и даже мелочи такихъ длъ, которыя, повидимому, не имли первенствующаго значенія. Отъ своихъ ближайшихъ сотрудниковъ онъ требовалъ только неутомимой дятельности и строгой исполнительности. Кром того, основаніемъ высшаго коллегіальнаго учрежденія — ‘правительствующаго’ сената, и установленіемъ отъ этого учрежденія особыхъ ревизій по всмъ отраслямъ управленія, Петръ надялся предотвратить т злоупотребленія, которыя могли бы происходить вслдствіе личнаго произвола сильныхъ вельможъ и царедворцевъ.
Посл смерти Петра Великаго, во глав тогдашнихъ ‘государственныхъ’ людей явился одинъ изъ самыхъ неудачныхъ его ‘птенцовъ’ — князь Меньшиковъ, прикрывавшій весьма слабо свое неограниченное самовластіе именемъ возведенной имъ на престолъ императрицы Екатерины I и потомъ Петра II, а также учрежденнаго имъ верховнаго тайнаго совта, которому онъ, по безграмотности государыни, посылалъ указы по собственному своему усмотрнію. Посл паденія Меньшикова, началось господство князей Долгорукихъ подъ именемъ императора Петра II. За тмъ, посл неудачной попытки верховниковъ и одолнія ихъ челобитчиками, установилась власть Бирона, отзывавшаяся, однако, на внутреннемъ управленіи государства вовсе не такъ сильно, какъ это обыкновенно предполагаютъ. Быстро, посл того, промелькнуло время регентства герцога курляндскаго и великой княгини Анны Леопольдовны и, наконецъ, наступило двадцатилтнее царствованіе императрицы Елизаветы Петровны.
Частыя и, въ добавокъ къ тому, въ нкоторыхъ случаяхъ насильственныя смны представителей державной власти, не давали возможности упрочиться государственнымъ людямъ на тхъ мстахъ, къ которымъ они, такъ пли иначе, примощались. Большая ихъ часть быстро падала съ той высоты, на которую они успвали взобраться, и затмъ они отправлялись въ изгнаніе пли ссылку, а въ числ ихъ кабинетъ-министръ Волынскій даже поплатился головою. Едва-ли мы ошибемся, если скажемъ, что за исключеніемъ Остермана и Бестужева-Рюмина у насъ, за все время этихъ государственныхъ пли, врне сказать, династическихъ переворо-
товъ, не выдвинулся никто, справедливо заслужившій названіе государственнаго человка. Правда, были у насъ канцлеры, вице-канцлеры, кабинетъ-министры и разные другіе высокіе сановники, но не было государственныхъ людей, оставившихъ замтный слдъ въ исторіи нашего внутренняго управленія, или законодательства, или вншней политики. Все было шатко, безъ опредленной цли, и дла длались какъ бы сами собою, безъ замтнаго на нихъ вліянія той или другой личности — разумется, вліянія обдуманнаго, благотворнаго, а не объусловленнаго только случайностію или какою-либо прихотью.
Воцареніе императрицы Елизаветы Петровны выдвинуло на поприще государственной дятельности нсколько новыхъ, вовсе не извстныхъ до того времени лицъ. Эти новички были то же люди случайные, одни — безъ всякихъ ручательствъ за ихъ способности къ веденію государственныхъ длъ, а другіе даже съ несомннными признаками непригодности къ занятіямъ этого рода. Такія условія не воспрепятствовали имъ, однако, стать на высокихъ ступеняхъ государственной службы, но они были безцвтные, не сдлали ровно ничего существеннаго для своего отечества, и имена ихъ записаны въ исторіи, какъ записываютъ въ церковныя и монастырскія поминанія имена знатныхъ покойниковъ для того, чтобы молиться объ отпущеніи ихъ прегршеній вольныхъ и невольныхъ. Изъ государственныхъ дятелей елизаветинскихъ временъ, не смотря на вс свои недостатки, выдвинулся боле замтно графъ Петръ Ивановичъ Шуваловъ, составитель нкоторыхъ ‘прожектовъ’, имвшихъ важное для государства значеніе въ томъ или другомъ направленіи.
Вообще же должно сказать, что Екатерина II, вступившая такъ неожиданно на императорскій престолъ, не могла найти хорошо подготовленныхъ государственныхъ людей и потому ей самой приходилось или отыскивать или даже подготовлять ихъ. Среди представителей тогдашняго нашего государственнаго управленія не было упрочено никакихъ честныхъ преданій и твердыхъ убжденій, да и общій ходъ событій препятствовалъ этому, потому что, какъ мы уже говорили, все зависло отъ случайностей, а не отъ личныхъ достоинствъ. Въ упомянутыхъ представителяхъ господствовалъ духъ интригъ и происковъ и жажда наживы, каждый, стоявшій близко къ верховной власти, старался смести съ дороги другаго не только потому, что онъ заграждалъ ему ее, но и въ видахъ корысти. Въ ту пору паденіе ‘государственныхъ’ людей сопровождалось обыкновенно конфискаціею ихъ имуществъ и потому каждый вельможа надялся поживиться чмъ нибудь посл падшаго сановника. Понятно, какой страшный омутъ страстей и зложелательствъ киплъ въ сред представителей высшей правительственной власти, къ которой пробирались прежде всего отважные и пронырливые царедворцы. Главные въ государств должности доставались не способнымъ, не нравственнымъ людямъ, а ловкимъ проходимцамъ, искателямъ фортуны, и этимъ объясняется недостатокъ или, врне сказать, совершенное отсутствіе истинно-государственныхъ даровитыхъ людей во время, близкое къ воцаренію Екатерины II.
Повидимому, на нашихъ государственныхъ дятелей той поры долженъ былъ бы отразиться особый отпечатокъ. Въ промежутокъ времени отъ смерти Петра Великаго до вступленія на престолъ Екатерины II, судьбами Россіи правили въ общей сложности, въ продолженіи тридцати-трехъ лтъ, женщины, но вліяніе ихъ правленія не оставалось, какъ этого можно было бы ожидать, на лицахъ, окружавшихъ представительницъ верховной власти. За исключеніемъ, отличавшейся женственностію, а вмст съ тмъ и безпечностію, правительницы Анны Леопольдовны, ни Екатерина I, ни Анна Ивановна, ни даже ‘кроткая Елизаветъ’ не имли такихъ качествъ ума и сердца свойственныхъ ихъ полу, которыя необходимы державнымъ женщинамъ для того, чтобы благотворно повліять на развитіе новыхъ чувствъ и новыхъ стремленій среди ихъ подданныхъ. Ни одна изъ упомянутыхъ владычицъ Россіи не отличалась той мягкостію, тмъ настроеніемъ сердца, которыя могутъ боле или мене дйствовать обаятельно, когда они являются выдающимися свойствами верховной повелительницы. Посл суроваго и утомительнаго для народа царствованія Петра Великаго, Россіи нуженъ былъ нкоторый отдыхъ, и, какъ казалось, его скоре всего слдовало ожидать въ ту пору, когда императорская корона сіяла на чел женщинъ. Вышло, однако, наоборотъ.
Не говоря о кратковременномъ царствованіи Екатерины I, царствованіе Анны Ивановны оставило по себ тяжелую память, а главныя свойства Елизаветы, обыкновенно столь присущія женщинамъ: набожность и мелочная раздражительность, слиткомъ печально отозвались на Россіи. Ея набожность навлекла противъ раскольниковъ такія усиленныя гоненія, какихъ не испытывали они во время такъ называемой ‘бириновщины’, а мелочная раздражительность государыни вызвала упорную борьбу съ Пруссіею, стоившую Россіи потоковъ крови и затраты, далеко превышавшія средства и казны, и народа. Нравственная сторона представителей высшаго государственнаго управленія не могла также улучшиться въ царствованіе упомянутыхъ государынь. Он не подавали ни примра справедливости, ни примра бережливости государственной казны, фаворитизмъ, непомрная роскошь двора и обогащеніе любимцевъ развращали царедворцевъ, изъ среды которыхъ и выходили почти исключительно мнимые государственные люди той поры, дйствовавшіе, конечно, подъ вліяніемъ близкихъ имъ личностей нердко еще боле темныхъ, нежели они сами. Кром того, и крайняя лнь Елизаветы заниматься государственными длами, особенно въ послдніе годы ея жизни, не могла содйствовать возбужденію ретивости въ ея сотрудникахъ по управленію имперіею.
Вообще по отношенію къ дловымъ людямъ Екатерина II составляетъ рзкую противоположность съ своими предшественницами. Ея умъ, ея прилежаніе къ занятію государственными длами, ея обращеніе съ сановниками и ея маккіавелизмъ совершенно измнили прежнюю колею дятельности нашихъ государственныхъ людей, и они весьма замтно оттнились отъ тхъ, которые въ былое время несли на себ государственную службу, или какъ представители высшаго управленія въ имперіи, или какъ ближайшіе сотрудники царствовавшихъ лицъ. Въ числ такихъ сотрудниковъ былъ п Александръ Андреевичъ Безбородко.

III
Изслдованіе г. Григоровича подъ заглавіемъ ‘Князь А. А. Безбородко’, — Достоинства и недостатки этого труда, — Особенность его направленія. — Учрежденіе преміи графомъ Кушелевымъ-Безбородкою. — Программа академіи наукъ. — Неудобства ‘фамильныхъ’ премій по историческимъ трудамъ. — Отзывъ г. Григоровича о своемъ труд. — Источники, которыми онъ пользовался.

На вс эти мысли о времени предшествовавшемъ вода-ренію Екатерины II навело насъ напечатанное въ двадцать шестомъ и въ двадцать седьмомъ томахъ ‘Сборника Императорскаго Русскаго Историческаго Общества’ за 1881 годъ обширное изслдованіе г. Н. И. Григоровича подъ заглавіемъ: ‘Канцлеръ князь Александръ Андреевичъ Безбородко въ связи съ событіями его времени’.
Если этотъ обширный трудъ важенъ по отношенію къ той извстной, можно сказать, даже исторической личности, которою онъ занимается, то вмст съ тмъ изслдованіе г. Григоровича иметъ еще особое значеніе, такъ какъ при чтеніи его рождаются многіе вопросы и соображенія недостаточно разъясненные авторомъ или же совершенно упущенные имъ изъ виду. Такіе недостатки и умолчанія понятны и неизбжны не только по тому, что г. Григоровичъ, сосредоточивъ все свое вниманіе на избранномъ имъ лиц, или какъ говорили въ старину — иро, не могъ не пускаться въ какія-либо обобщенія или отвлеченности, но еще и по нкоторымъ другимъ причинамъ, несомннно повліявшимъ на складъ и направленіе всего изслдованія.
Изслдованіе это было представлено въ академію наукъ на соисканіе преміи, учрежденной покойнымъ графомъ Н. А. Кушелевымъ. Этотъ внукъ канцлера, — впрочемъ, не по прямой линіи и не по мужскому колну, а по дочери его брата, — но носившій фамилію Безбородко, пожертвовалъ въ 1856 году 5,000 р. съ тмъ, чтобы изъ этого капитала и изъ процентовъ на него учреждена была премія за ‘лучшее’ жизнеописаніе государственнаго канцлера князя Александра Андреевича Безбородко. При этомъ академіею наукъ было постановлено, что ‘въ сочиненіи должно быть изложено съ надлежащею полнотою все, что касается не только частной жизни князя Безбородко, но и дятельности его какъ государственнаго человка, въ связи съ духомъ времени и съ тми обстоятельствами, въ которыхъ онъ находился, авторъ долженъ принять въ основаніе своего труда не одни печатные, русскіе и иностранные источники, но и архивные и вообще неизданные еще матеріалы. Вс представленные авторомъ главные факты и соображенія должны быть подкрплены указаніемъ на источники, которыми онъ пользовался. Важнйшіе же изъ не изданныхъ документовъ должны быть присоединены къ сочиненію въ вид приложеній къ оному’.
Нельзя сказать, что именно подразумвалъ учредитель преміи подъ словами ‘лучшее жизнеописаніе’. Разумлъ ли онъ въ этомъ случа полное безпристрастіе, длающее историческое сочиненіе самымъ ‘лучшимъ’ произведеніемъ такого рода, или же онъ считалъ ‘лучшимъ’ такого рода сочиненіе, которое удовлетворяя, по своей относительной полнот и тщательной литературной отдлк, потребности читающей публики, могло въ извстномъ, похвальномъ направленіи, утвердить добрую память о сродственник и однофамильц учредителя преміи. Какъ бы то, впрочемъ, ни было, но во всякомъ случа учрежденіе ‘фамильныхъ’ премій за сочиненія біографій нельзя признать удобнымъ средствомъ для развитія разработки отечественной исторіи. Какъ бы ни былъ прямодушенъ авторъ, пускающійся на соисканіе подобныхъ премій, онъ все-таки долженъ чувствовать свое неловкое и щекотливое положеніе, принимаясь въ сущности за заказную работу. При упомянутыхъ условіяхъ, авторъ, хотя и вполн почтенный труженикъ, не можетъ, однако, не понять, что въ конц концовъ, цль учрежденія прети все-таки заключается въ восхваленіи, а по нкоторымъ обстоятельствамъ и въ облніи того, въ чью память она учреждается. Странно и непослдовательно было бы, если бы соискатель какой-либо ‘фамильной’ преміи выставилъ съ полнымъ безпристрастіемъ вс пороки, слабости и недостатки описываемой имъ личности, не постаравшись ослабить ихъ или не покрывъ ихъ разными добродтелями и достоинствами, хотя бы для этого и пришлось пустить въ ходъ большія натяжки. Думается также, что и учрежденіе, присуждающее подобнаго рода премію, было бы, въ свою очередь, поставлено въ затруднительное положеніе, если бы, напримръ, на соисканіе ‘фамильной’ прети были представлены: однимъ авторомъ превосходное и по полнот и по изложенію изслдованіе о жизни и дятельности какого нибудь лица, но вмст съ тмъ съ полною правдивостію выставляющее его въ боле или мене неприглядномъ свт, а другимъ авторомъ — сочиненіе, не отличающееся никакими, особенными достоинствами, но такое, въ которомъ многое было бы прикрыто, измнено, сглажено, такъ что въ сущности оно боле соотвтствовало бы весьма понятному желанію учредителя преміи, нежели то, на которомъ лежалъ бы отпечатокъ исторической правды и явной искренности. Въ виду этого трудно ршить вопросъ: которое изъ двухъ произведеній самъ жертвователь призналъ бы за ‘лучшее’, и счелъ бы боле достойнымъ награды, и которое изъ нихъ предпочелъ бы судъ ученыхъ людей по чувству щекотливости свойственному людямъ вообще. Въ данномъ случа щекотливость эта усиливалась еще боле тмъ, что дло шло о вознагражденіи труда на счетъ остатковъ отъ средствъ, которыя перешли отъ князя Безбородки къ его наслдникамъ. Вообще странно было бы употребить эти средства на осужденіе, а не на восхваленіе того лица, отъ котораго собственно они были доставлены.
Отдавая полную справедливость трудолюбію г. Григоровича и признавая за его изслдованіемъ всевозможное, по во всякомъ случа, лишь относительное безпристрастіе, мы воспользуемся его сочиненіемъ для того, чтобы, во-первыхъ, ознакомиться съ жизнью одного изъ наиболе замчательныхъ государственныхъ дятелей такой блестящей поры, какою считается царствованіе Екатерины II, и, во-вторыхъ, чтобъ ознакомить нашихъ читателей съ духомъ этой эпохи, отчасти на основаніи свдній, встрчающихся въ жизнеописаніи князя Безбородки, а отчасти на основаніи такихъ свдній, которыми, по тмъ или другимъ причинамъ, не воспользовался почтенный авторъ.
При этомъ мы должны упомянуть и о скромномъ его отзыв о своемъ труд. Печатая свой восьмилтній трудъ ‘по собранію свдній о жизни и дятельности князя Безбородко, — этого, по — словамъ г. Григоровича, знаменитаго и ‘въ высшей степени симпатичнаго русскаго сановника’, авторъ между прочимъ, замчаетъ, что онъ не исчерпалъ, въ предлагаемомъ труд, всхъ источниковъ для біографіи князя Безбородко, а если онъ, г. Григоровичъ, настоящею его работою ‘усплъ только намтить врный путь къ отысканію и обработк новыхъ матеріаловъ и до нкоторой степени обрисовалъ характеръ, дятельность и вообще жизнь князя’, то онъ не считаетъ потеряннымъ время, употребленное имъ на этотъ трудъ.
Кром русскихъ архивныхъ, а отчасти — въ небольшомъ, впрочемъ, количеств — печатныхъ матеріаловъ, г. Григоровичъ воспользовался и иностранными печатными источниками. О значеніи и достоврности извстій, сообщаемыхъ иностранцами, почтенный авторъ говоритъ подробно въ особыхъ примчаніяхъ къ своему изслдованію. Что же касается неизданныхъ извстій о княз Безбородк, которыя, надо полагать, хранятся въ архивакъ иностранныхъ государствъ, то г. Григоровичъ весьма справедливо замчаетъ, что пользованіе ими для частныхъ лицъ сопряжено съ большими затрудненіями и расходами и, конечно, скажемъ мы, никакъ нельзя и требовать отъ него, чтобы онъ лично одолвалъ первыя и ршался на послднія, занимаясь такимъ трудомъ, который не могъ достаточно вознаградить автора, не смотря на все его прилежаніе.
Не признавая изслдованія г. Григоровича образцовымъ въ той области научныхъ трудовъ, къ которой оно можетъ быть причислено, нельзя не отнестись съ уваженіемъ и съ благодарностію къ его многолтней работ. Вообще при настоящемъ состояніи нашей исторической литературы трудъ г. Григоровича весьма полезенъ.
Этимъ мы оканчиваемъ нашъ общій критическій отзывъ и перейдемъ къ содержанію изслдованія.

IV
Происхожденіе свтлйшаго князя Безбородки. — Его польскіе предки. — Объясненіе его фамильнаго прозвища. — Малороссійская шляхта. — Участіе поляковъ въ освобожденіи Малороссіи изъ-подъ власти Польши. — Отношеніе малороссовъ къ Великой Россіи. — Поднятыя противъ нихъ гоненія. — Непріязнь къ нимъ великоруссовъ. — Постепенное появленіе малороссовъ въ Великой Россіи. — Духовныя лида изъ малороссіянъ. — Возвышеніе Разумовскаго. — Уклончивость малороссовъ отъ сношеній съ великоруссами. — Замчательныя-уроженцы Малороссіи: святые угодники, іерархи, фельдмаршалы, канцлеры, министры, писатели и ученые.

Изслдованіе г. Григоровича начинается обычнымъ пріемомъ жизнеописателей, а именно упоминаніемъ о предкахъ и родителяхъ свтлйшаго князя Безбородки. Такой пріемъ хотя уже и слиткомъ устарлъ, но все-таки нельзя отрицать его безусловно вообще и въ особенности въ примненіи къ такой личности какъ Безбородко, безвстное имя котораго, и притомъ не съ чисто-русскимъ прозвищемъ, появилось впервые въ нашихъ историческихъ сказаніяхъ только при немъ самомъ. Кром того, самое происхожденіе Безбородки, какъ природнаго малоросса или, по-просту, ‘хохла’, попавшаго въ число русскихъ сановниковъ, требуетъ, по нашему мннію, нкоторыхъ дополненій и поясненій, не встрчающихся въ изслдованіи г. Григоровича.
‘Безбородко, какъ и многіе другіе, стяжавшіе себ славу на Руси — говоритъ г. Григоровичъ — не богаты родовитостью. Происхожденіе ихъ прикрывается какими-то полубаснословными преданіями. Офиціальный источникъ о дворянскихъ родахъ ‘Общій Гербовникъ Россійской Имперіи’, производитъ фамилію Безбородковъ отъ польскаго рода Ксенжницкихъ, но о род этомъ дошли до насъ самыя незначительныя извстія. Въ ‘Korona Polska’ упоминается, подъ 1595 и 1598 годами, что Kskjzniski, подъ которыми извстны были предки Безбородковъ герба Ostoj
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека