Приехав в Цуг, я спешила, в 7 часов утра, видеть самую любопытнейшую вещь сего места: народное кладбище. Никто из известных путешественников не упоминает о нем, и для того опишу его.
Все монументы кладбища совершенно одинаковы, и состоят из четырехугольных диких камней, серых, гладко вытесанных, в три фута вышиной, с надписью и с большим крестом, жарко вызолоченным. Всякий монумент окружен прекрасными садовыми цветами. Без риторической фигуры можно сказать, что они слезами орошаются: ибо горестная любовь и дружба посадили их. Могилы обведены рвами, чтобы цветы не мешались одни с другими. Кладбище, весьма пространное, окружено низенькой решеткой и служит народным гульбищем. Вдали представляются высокие горы, образуя величественный амфитеатр. Воздух напитан ароматическими испарениями: я ни в каком саду не видала такого множества благовонных цветов. Горе дерзкому, который осмелился бы сорвать хотя один из них! Его сочли бы нарушителем святейшего закона любви и почтения к мертвым друзьям. В праздники кладбище представляет неизъяснимо пленительную картину: я видела ее в воскресенье. Деревья, посаженные вокруг могил, вызолоченные кресты и самые гробы украшаются цветными гирляндами и венками. Это напоминает древние обычаи Греции. В глазах моих прелестные молодые женщины и старцы приходили с сей горестной жертвой любви и клали ее на могилы. Они молчали, но такое меланхолическое и трогательное действие не имеет нужды ни в гимнах, ни в языке: оно само по себе красноречиво, выражая любовь, сожаление и верность. Необыкновенная для нас одежда швейцарцев делает сию картину еще занимательнее. Все эпитафии написаны на языке немецком, каким говорит народ.
Такое нежное воспоминание мертвых должно иметь влияние на общественные нравы, питает в сердцах трогательные, добродетельные чувства, и главные бедствия человеческой жизни, смерть и горесть, обращает в моральное наставление. Пирамиды и столбы на больших дорогах означают для путешественников расстояние мест: гробницы, по земле рассеянные, показывают нам необходимый предел житейского странствия. Не одни печальные мысли ожидают человека на могилах: там часто находим и любезные, утешительные!.. там оставляют нас все ничтожные заботы, которые, не обещая сердцу и минутного блаженства, волнуют и беспокоят его, там страсти и суетность безмолвствуют, ум и мысли возвышаются, там легко решиться на кроткое терпение, легко забыть несправедливость и простить неблагодарного! Гроб темен и безмолвен только для атеиста, но душа, которая верит Богу, видит в нем луч небесной истины и светозарной, необманчивой надежды…
Древние нанимали женщин плакать на погребениях, рвать на себе одежду и волосы: сие обыкновение хранится и в Швейцарии. Вероятно, что прежде слезы были непритворные, но когда нравы изменились, тогда жены и дочери вообразили, что чувствительность не позволяет им быть свидетельницами печальных обрядов, и место их заступили другие, для слез нанимаемые женщины. Хорошо и то, что сии наружные знаки горести еще сохраняются: народы, менее добродетельные, уже отменили их. Скоро, может быть, отменят и траур: тогда, освобожденные от всякого принуждения, бесстыдная жена и развратный сын дерзнут явиться на общественных увеселениях через несколько часов по смерти мужа или отца, тогда явно увидят всю жестокость дурных сердец, и сей пример будет заразителен.
Людовик XVI сократил во Франции время траура для пользы наших мануфактур: новое доказательство, что роскошь всегда и во всем противна благонравию! — В Голландии вдова носит траур два года, и в первые шесть месяцев не может выйти из дома без длинного черного покрывала. — Отчего в Китае любовь детей к родителям беспредельна? Оттого, что китайцы более всех других народов занимаются священной памятью мертвых, и три года, по смерти отца или матери, носят печальную одежду.
——
[Жанлис С.Ф. де] Кладбище в Цуге, горном кантоне Швейцарии: (Из Souvenirs de Felicie) / [Пер. Н.М.Карамзина из ‘Nouvelle Bibliotheque des romans’. 1803. T.9] // Вестн. Европы. — 1803. — Ч.9, N 9. — С.31-34.