Н. А. ЛЕЙКИНЪ
Мдные лбы.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2
1880
КИТАЙЦЫ.
Китайцы, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880
Время на прочтение: 3 минут(ы)
По зеркальной линіи Гостинаго двора прогуливаются два китайца въ ихъ національныхъ нарядахъ и останавливаются около магазиновъ, разсматривая выставленные на окнахъ предметы. Сзади ихъ движется цлая толпа разнородной публики, дивится на ихъ длинныя юпки, на обувь, на виднющіяся изъ изъ шапочекъ косы. Въ толп и разносчики съ лотками различныхъ товаровъ, школьники съ книгами въ ремн, купецъ въ енотовой шуб, дв молоденькія двушки съ покупками въ рукахъ, деньщикъ въ офицерскомъ кепи и пр. Извощики, завидя китайцевъ, вбгаютъ на галлерею и кричатъ:
— Господа китайцы, не подвезти-ли!
— Задирай, задирай! Онъ т подвезетъ!— замчаетъ извощику купецъ.— Ты, братъ, не смотри, что онъ по дамской мод одтъ, а кулачище у него печатанный.
— Ну, такъ что-жъ что печатанный! Припечатаетъ, такъ и заплатитъ,— слышится отвтъ.
— Нтъ, господинъ купецъ, у нихъ въ кулак настоящаго устою нтъ!— вмшивается въ разговоръ деньщикъ.— Мы съ капитаномъ въ Ташкент были, такъ видли, какъ они на верблюдахъ здятъ. Да и сами учтите: съ чего? Вотъ кабы они эту самую водку трескали, тогда другое дло, а то одинъ чай по три ведра въ день и на закуску персикъ. И въ ногахъ у нихъ женская слабость, потому съ измалтства въ юпк. Вотъ бабы ихнія — т наоборотъ: въ штанахъ и косъ имъ не полагается, а только залыска спереди. Тмъ и водку по закону пить можно, такъ-какъ совсмъ на мужскомъ положеніи.
— Значитъ какъ у тальянцевъ?— спрашиваетъ купецъ.
— Тальянскихъ похожденіевъ мы не знаемъ, потому въ ихъ земл не были, а съ этими въ лучшемъ вид чай распивали.
— У тальянцевъ такая модель, что мужчины женскимъ именемъ зовутся, а женщины мужскимъ,— поясняетъ купецъ.— Теперича сюда къ намъ въ театръ два тальянца прізжали, такъ одного Марьей звали, а другаго Дарьей. И по-сейчасъ теперь одинъ существуетъ, такъ того Котоньей звать. Плотникъ отъ насъ на сцену декораціи ставить ходитъ, такъ разсказывалъ: ‘такъ мы, говоритъ, его Котоньей Ивановной и зовемъ’.
— Везд свои порядки, соглашается деньщикъ.— А только у китайцевъ и званія никакого нтъ, а просто: китаецъ. Такъ онъ и откликается.
— Свинины не дятъ?— спрашиваетъ разносчикъ съ лоткомъ.
— Не токма что свинью, а мышь не пропуститъ: все състъ. У нихъ можно. Собака, такъ собака, а то и кошку… Теперича поймалъ галку, ощипалъ перья и дйствуй зубами во все свое удовольствіе!
— Чудно!— дивится разносчикъ.— Голова бритая, а свинью стъ! Вдь бритоголовымъ препона насчетъ свинины.
— Бритоголовымъ — это точно, а у этихъ косы на затылк, значитъ они бриты, да не совсмъ.
— Настоящая коса-то?
— Само-собой настоящая. Вдь это ихъ присяга. У нихъ какъ за паспортомъ пришелъ — сейчасъ китайскій протопопъ пробу длаетъ: возьметъ и привситъ къ кос пудовую гирю. Выдержала коса — ладно, значитъ ты настоящій китаецъ, а нтъ — пошелъ вонъ изъ китайской вры.
— А старички, которые ежели плшивые?— задаетъ вопросъ купецъ.
— Старички-то?— заминается деньщикъ.— Въ томъ-то и дло, что у нихъ старичковъ-то плшивыхъ, почитай, совсмъ нтъ, потому ихніе доктора отъ проплшины заговоръ знаютъ. Дегтемъ затылокъ помажетъ, пару рыбьихъ словъ скажетъ, ну и растетъ коса. А которымъ ужъ ежели такое несчастіе, что у него затылочное солнце засвтилось — сейчасъ его въ арестантскія роты, а то такъ и въ китайскую Сибирь: ‘иди, молъ, господинъ китаецъ, соболей ловить, на тебя самъ Мухадъ прогнвался’.
— Вотъ такъ судьи справедливые!— восклицаетъ купецъ.
— У нихъ, сударь, справедливыхъ-то судей и не бывало! Захотли ужъ вы отъ китайцевъ! Страна неврная, такъ зачмъ имъ справедливые судьи?
— Чай-то въ прикуску или въ накладку пьютъ?
— Вовсе безъ сахару, а только персикъ одинъ, да и тотъ для блезиру, потому не стъ онъ его, а лижетъ. Вы то возьмите: какія у нихъ чашки…
— Апетитныя?
— Да въ иную четверть ведра влзетъ. Жилятся, а пьютъ. И чмъ человкъ выше чиномъ, тмъ у него чашка больше. У Дворцоваго моста изволили видть мраморную рюмку?— такъ вотъ такія.
— Хлобыстни-ко эдакую — сгоришь. Шута Балакирева, говорятъ, купали въ ней.
Китайцы, подвигаясь отъ лавки до лавки, дошли до воротъ, гд торгуютъ игрушками, и стали разсматривать щетки и гребенки, выложенныя на столик. Тутъ-же стоялъ приказчикъ, держалъ въ рукав шубы стаканъ и пилъ чай.
— Мусье китаецъ, волензи вашего доморощеннаго?— предложилъ онъ одному изъ китайцевъ стаканъ.
Тотъ отрицательно покачалъ головой.
— А ты его мамзелью назови, можетъ онъ и выпьетъ тогда,— посовтовалъ купецъ.
— Любопытно бы поглядть, какъ это они съ чаемъ упражняются!— сказалъ онъ, и тронувъ китайца по плечу, въ свою очередь отнесся къ нему:
— Мамзель, тринкензи одинъ стакашекъ!
Въ это время какой-то мальчишка, подкравшись сзади къ китайцу, дернулъ его за косу. Тотъ рзко обернулся и показалъ купцу кулакъ. Въ толп взвизгнули и бросились прочь. Отскочилъ и купецъ, но началъ засучатъ рукава у шубы, приготовляясь драться.
— Это за наше угощеніе-то? Мерси съ бонжуромъ! Ну, что-жъ, тронь, тронь!— говорилъ онъ.— Я т поподчую!
Китайцы поморщились и продолжали путь.