Кино-сеанс в Гуан-Ху, Зуев-Ордынец Михаил Ефимович, Год: 1928 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 12 минут(ы)

Михаил Зуев-Ордынец.
Кино-сеанс в Гуан-Ху

Рассказ

I

Небо словно выцвело от жары. Удушливо пахло нагретой землей и травой. Тело от малейшего движения покрывалось противной горячей испариной. Кобблер ребром ладони смахнул капельку пота, щекотавшую нестерпимо кончик носа, и озлобленно сплюнул:

— Дьявол, как в огне горишь! Скоро ли вечер?

Повел взглядом тяжелых, ненавидящих глаз.

Сотня фанз Гуан-Ху сгрудилась грязным стадом. Над гребнями их крыш вытянулась, как длинная любопытствующая шея, ржавая труба кожевенного завода. Дальше разметались илистые, рисовые поля. Залитые водой, отражая солнечные лучи, они слепили глаза.

— Боже милосердный, — зашептал проникновенно Кобблер — зачем ты позволяешь существовать на твоей земле такой гадости, как например этот Гуан-Ху? За две недели ни одного полного сбора! Никто из этих желтых обезьян не интересуется моим кинематографом. Уж я ль не старался? Давал драму, комедию, фарс, даже видовую — ‘Жизнь норвежских крестьян’. А в кассе— пусто! Господи, какого же черта им надо, а?

От чувства нестерпимой жалости к самому себе засвербило в носу и зачесались глаза. К счастью, внимание отвлекла женская фигура, появившаяся в конце улицы. На плече у женщины — заменяющая коромысло бамбуковая палка, на которой был привязан визжащий поросенок, на другом спокойно дремлющий ребенок.

Полюбопытствовал лениво: кого же она для равновесия прицепила — поросенка иль ребенка?

Солнце, подвинувшись вправо, нашарило голову Кобблера и обрадованно впилось лучами в его непокрытую плешь. Пригретые солнцем заклубились стаи зеленых блестящих мух. С гнетущим унылым жужжанием кружились они над головой Кобблера, забивались в ноздри, липли к уголкам рта. Остервенело махая платком, разогнал мух и, тяжело волоча ноги, перешел на другую сторону улицы, в холодок.

Оттуда критически посмотрел на свой кинематограф, длинный сарай из необожженных кирпичей, с черепичной крышей, похожей издали на барку, перевернутую килем вверх. У единственных дверей сарая повисла длинная вертикальная афиша, написанная по-китайски. Черные крупные иероглифы, как отвратительные мохнатые насекомые, разбежались по полотну.

— Кто знает, что написал здесь этот паршивец Ан-Ши? Ребус какой-то! Может быть, он за мои денежки размалевал на этой афише, для всеобщего сведения, что хозяин кино, уважаемый мистер Сем Кобблер, подлец и жулик, что это-де тот самый Кобблер, которого в Кантоне били целую ночь за крапленые карты. Нет, довольно!

Завтра же испаряюсь отсюда. Поеду в Кьан-Че, на ярмарку. Хотя туда и отправился уже Билль Ноакс со своим балаганом, но лучше дать себя уложить на обе лопатки конкуренту, чем бесславно сдохнуть в этой дыре…

Рядом с китайским ребусом примостилась другая афиша, более скромных размеров, написанная по-английски:

КИНО ‘ДЖЕНТЛЬМЕН’.
Сегодня исключительно-выдающаяся программа.
— БОЕВИК —
БОЛЬШАЯ КИНО-ДРАМА ИЗ КИТАЙСКОЙ ЖИЗНИ.
— Сверх программы: —
Кино-хроника. Важнейшие события на обоих полушариях нашего земного шара.
Объяснения картинам дает профессор краснословия Мак-Гиль.

— Клянусь честью, если он не явится через час, я превращу этого профессора краснословия в глухонемого! — свирепо стиснул потные пальцы Кобблер и посмотрел выжидающе на дорогу. Но дорога, красноватой лентой протянувшаяся между полями, была пуста и безлюдна.

Из переулка вынырнула кучка рабочих кожевенного завода. Остановились около Кобблера, распространяя удушливое зловоние квашеной кожи. Кто-то крикнул:

— Эй, вертел сегодня живой картинка?

— Вертел! — передразнил сердито Коблер. — А пиастры за вас кто будет платить? Собачья тетка?

— Огэ! Сердиться не надо, хозяин! — дружелюбно ответили рабочие. — Ты вертел картинка, мы платили пиастр. Вот! Хорошо?

Хохоча и распугивая стада черных, тощих свиней, запылили вниз, к поселку.

Солнце начало скатываться к горизонту. Длинная тень заводской трубы протянулась далеко в поля. Уже в лиловое перекрасились дали. Кобблер посмотрел на часы и с горячей мольбой поднял глаза к потемневшему небу:

— Боже, не допусти убийства! Даю этому шотландскому пьянице сроку еще десять минут. Но если он опоздает хоть на…

Не докончил. Мольба в глазах мигнула и улетучилась, уступив испуганно место свирепой, холодной злобе. На дороге показался темный силуэт. Низкие, уже ползущие по земли лучи солнца запутались в блестящих металлических спицах велосипеда. Маленький, толстенький человечек бешено дрыгал коротенькими ножками, нажимая из последних сил на педали.

— Еде-ешь? — тоном, предвещающим недоброе, протянул Кобблер. — Хорошо же, дорогой Мак-Гиль!

Толстяк остановил велосипед на безопасном от Кобблера расстоянии. Сполз с седла на землю и оказался еще более маленьким и толстым. Брюхо его свисало чуть не до колен. На лицо Мак-Гиля как будто кто-то нечаянно наступил ногой. Лоб вдавился далеко назад, словно ища встречи с затылком. Маленькие глазки отскочили друг от друга. Но зато подбородок вытянулся вперед, потянув за собой и нос. Бесчисленные веснушки ожогом пылали на его и без того красном лице.

— Простите, хозяин, — разливая елей в голосе, сказал Мак-Гиль. — Я опоздал немного.

— Да, Мак-Гиль, вы опоздали! — лязгнул железом голос Кобблера. — Я знал, Мак-Гиль что шотландцы пьяницы, но что они кроме того и негодяи, способные подвести товарища, об этом я узнаю теперь и благодаря только вам^! Вам, Мак-Гиль!

— Но, хозяин… — замигал робко глазками шотландец.

— Довольно! — рявкнул Кобблер так, что доверчиво приблизившаяся к собеседникам свинья панически метнулась прямо под ноги Мак-Гиля. — Без оправданий! Я знаю, что вы сейчас начнете лепетать.

Мак-Гиль деловито пхнул свинью в зад, почесал затылок, открыл рог, но ничего не сказал.

— Привезли вы фильмы? — спросил Кобблер.

— Вот, — протянул шотландец два круглых футляра. — Все исполнено в точности.

— Напрасно вы отворачиваете голову, Мак-Гиль. От вас ведь за версту несет спиртом. Сколько кабаков вы сегодня обследовали? — неприязненно усмехнулся Кобблер.

Мак-Гиль кисло подтянул рот и ответил обиженно:

— Грешно вам, хозяин, нападать на меня так. Причем здесь кабак? Я заезжал в аптеку пополоскать спиртом зуб. Болит чертовски! Вот этот, коренной, — открыл он доверчиво рот.

— Вы лучше закройтесь! — посоветовал свирепо Кобблер. — А не то я!.. Вот уже тридцать дней подряд у вас болят зубы. И каждый день разные!

— Я же не виноват, что у меня тридцать два зуба, — пожал плечами Мак-Гиль.

— Что вы привезли, драму? — ткнул Кобблер пальцем в коробку с фильмом.

— Драма! Шесть больших частей, — мотнул головой шотландец.

— Китайская?

— Да… Не… А вы знаете, хозяин, я встретил в Шанхае Билля Ноакса. Он говорит…

— Мистер Мак-Гиль, — глухо прохрипел Кобблер, — заткните фонтан вашего красноречия. Я терпелив, но всему есть мера! Или вы правда хотите, чтобы я загнал ваш поганый язык туда, где у вас сейчас печенки. Отвечайте прямо: драма китайская?

Мак-Гиль ковырнул каблуком землю и поднял на Кобблера по-детски ясный и невинный взор.

— Китайская? А разве кто говорил о китайской драме? Нет, драма французская.

Кобблер с хрустом стиснул зубы:

— Слушайте, несчастный пропойца! Ведь вы же сами писали на афише, что у нас сегодня идет китайская драма.

Мак-Гиль поглядел искоса на афишу и с сожалеющим вздохом согласился:

— Да, действительно. Произошла ошибка.

— Если еще раз произойдет такая ошибка, — поднес Кобблер кулак к носу шотландца, — то я буду лупить вас до тех пор, пока не затрещат ваши веснушки! Понятно?..

Мак-Гиль посмотрел в спину уходящему хозяину. Потер по-тараканьему ноги и пробормотал обиженно:

— Конечно, понятно! Но только дудки! За пять долларов в неделю давать объяснения картинам, продавать билеты, таскаться в Шанхай за фильмами, зазывать ежедневно, как воскресный нищий, эту желтомордую публику, а кроме того рисковать своими веснушками. Не хочу!

Мак-Гилю стало грустно и тоскливо. От виски и портера болела голова, ныла нестерпимо мозоль на правой ноге. Подошел к маленькому прудику и сел на высокую плотину. Сняв башмак и пропотевший чулок, опустил ногу вниз. Над прудом закурчавился уже перламутровый туман. Прохлада успокоила ноющую боль в ноге. Стало легче и веселее. Портил настроение лишь рыбак, мотавшийся около плотины в низкобортной, узкой лодке. Визгливо, в одну ноту, тянул он бесконечное:

— У-у-и-э!.. Хо-э-и-у-у!..

— Эй, умирающий лебедь, — мрачно сострил Мак-Гиль — брось выть!

Рыбак посмотрел вверх, на свесившуюся ногу. Размахнулся и съездил по ней веслом, угодив метко в самую мозоль. Мак-Гилю показалось, что его ногу сунули в костер. Вскочил и запрыгал на одной ноге.

— Обезьяна! Желтомордый! — орал он. — Чтоб твоей матери так стукали на том свете! И чтоб бабушке! И дедушке!..

Рыбак, задрав голову, хохотал, скаля ослепительно белые зубы.

Шотландец сразу успокоился:

— И чего я напрасно надрывался? Ведь эти животные не понимают, когда с ними разговариваешь по человечески.

Слез с плотины, морщась напялил башмак и прихрамывая поплелся к кино. Зажег большие, разноцветные, из рыбьих пузырей фонари. Кряхтя втиснулся в узкий, похожий на гроб, деревянный ящик с надписью ‘касса’ и, высунув в окошечко голову, закричал:

— Прошу подходить! Кому нужны билеты? Касса открыта! Большое вечернее представление. Вам билет? Тогда не заслоняйте мне ландшафта. Сидеть — два пиастра, стоять — только один пиастр! Вам какой? За пиастр? Напрасно! Берите за два, советую. Билеты здесь! Гала представление! Идет большая кино-драма, — покосился на афишу, — из китайско-французской жизни. Эй, вы… как вас? Ну, да, вы! В соломенной шляпе который! Оставьте здесь пса. Вы хотите, чтобы ваша собака зайцем прошла? Здесь билеты! Здесь!..

II

Зал был набит зрителями, как банка икрой.

Мак-Гиль остервенело грохнул палкой по бидону из-под бензина, заменявшему гонг.

— Даю первый звонок! Прошу занять места! Сеанс начинается.

Он переоделся, и его трудно было узнать. На нем был честный квакерский сюртук, из серого альпага, выигранный в покер у проезжего фокусника. Но, к несчастью, фокусник был худощав, и полы сюртука не сходились на колоссальном брюхе шотландца, открывая верх засаленных парусиновых штанов.

Кобблер, от вида переполненного зала пришедший в хорошее настроение, крикнул из окошечка демонстраторской:

— Мак-Гиль, вы похожи на переодетого пастора, пробирающегося тайком в оперетку!

Но Мак-Гиль, не забывший еще разговора о веснушках, с молчаливым презрением повернулся спиной к хозяину и, нырнув за экран, присосался к бутылке. Крепкий запах спирта доплыл до передних рядов зрителей.

Зал ослеп. Застрекотал аппарат. На экране заструились длинные дождевые нити. Мак-Гиль высморкался с треском, заглушив на миг механическое пианино, и в тон стрекоту аппарата загудел:

— Джентльмены! Художественная драма человеческой души развертывается перед вами. Вы имеете честь видеть тихое счастливое семейство, состоящее из двух человек — матери и маленькой дочки, которое… готовит обед для своего обожаемого отца. Но не вечно счастье на земле, джентльмены. И к нашему счастливому семейству подкрадывается, словно волк к стаду баранов, злой гений. Вы сами, без всякого обмана, видите, как отворяется дверь и входит…

На экране запрыгала надпись:

Муж Мэри обычно возвращался очень поздно, вечером…

— …входит этот негодяй, — заливался в упоении Мак-Гиль, — этот мерзавец и соблазнитель! Он входит смело в… То есть, виноват, это входит смело муж счастливого семейства. Обратите внимание, как нежно целует он руки жене, затем целует ее в лоб, затем целует дочку, затем целует… Тьфу, дьявол! Верти быстрее, — пустил уже сквозь зубы шотландец, косясь на демонстраторскую. — Не могу же я битый час рассказывать о поцелуях…

Давать объяснения было трудно. Приходилось сначала самому разбираться в запутанном сюжете, а чтобы не получались паузы, болтать в это время всякую чепуху. Но пока все сходило благополучно.

Часть за частью, со скоростью курьерского поезда, мелькали на экране. Приближался конец последней, шестой части. Чувствуя близкую передышку и возможность промочить горло, Мак-Гиль от усердия буквально рыл землю. Голос его то звенел благородным негодованием, то дрожал неподдельными слезами:

— …Она умоляет о прощении. Но он неумолим, как… сборщик податей! Не глядя на ее слезы, он вынимает из кармана револьвер и стреляет в нее. Она падает, истекая невинной кровью. Так был разбит вдребезги счастливый семейный очаг! Конец! Антракт десять минут!.. — И, не дожидаясь., когда дадут свет в зал, нырнул поспешно за экран. И снова запах водки вызвал слюну у передних рядов.

Затлелись под потолком лампочки. Зрители, все еще не отрываясь от экрана, от неожиданности замигали глазами. Но вот головы завертелись, закивали удовлетворенно. Загремели отодвигаемые скамейки, зашаркали шаги. Из-за экрана неслось бульканье бутылки.

Но Кобблер видимо спешил. Бранчливо задребезжал звонок и выгнал Мак-Гиля из-за экрана. Вытер губы полой сюртука и снова грохнул в бидон:

— Приступаем ко второй части нашей программы. Внимание, джентльмены! Кино-хроника! Сейчас вы увидите события…

Кобблер высунул в зал голову:

— Готово? Даю!

Шотландец мотнул утвердительно головой:

— Давай… Увидите события…

Зал погрузился в темноту. Из окошечка демонстраторской вырвался острый, ослепительно красивый луч, долетел до экрана и, разбившись о полотно, разбрызгался кровавыми буквами:

События в Шанхае.

— …Увидите события!.. — выкрикнул с особенной энергией Мак-Гиль и, зацепив краем глаза кровавые буквы на экране, смолк, от испуга икнув тяжело, всем нутром.

Молчал Мак-Гиль, молчало пианино, которое он забыл завести, затаил дыхание зал. Лишь стрекот аппарата наливал тишину гнетущим унынием.

Кровавая надпись на экране растаяла. Засерела улица. Большие каменные дома выстроились в ряд, опоясавшись многоярусными балконами. Причудливые, узкие, вертикальные вывески. Автомобили. Рикши.

Зал вздохнул тяжело, сотнями грудей. Словно револьверный выстрел, разорвал тишину вскрик:

— Шанхай!

— Кобблер! — крикнул негромко и перепуганно шотландец. — Лучше бросьте! Остановите!

Но Кобблер, видимо, не слышал, и экран молча, без слов, рассказывал. Улицу затопила многотысячная толпа. Мелькали поднятые в возбуждении руки, широко открытые рты кричали что-то, неслышное, но видимо злобное и страшное. В дальнем конце улицы, словно из-под земли, выросла угрюмая шеренга английских солдат. На зрительный зал уставились дула их карабинов.

По залу пронесся полувздох, полустон.

Дула карабинов плюнули клубками белого дыма. Толпа на экране вздрогнула и шарахнулась сюда, прямо на Мак-Гиля.

— Кобблер! — испуганным буйволом заревел он: — остановите же наконец вашу дьяволову машинку!

Кобблер выглянул в зал.

— В чем дело?

— В чем дело? — сучил кулаками шотландец. — Вы хотите, чтобы за пять долларов в неделю меня разорвали в клочья эти желтые джентльмены? Не позволю! Посмотрите на экран!

Кобблер ахнул и нырнул в демонстраторскую. Экран испуганно замигал. Картина вышла из рамки. Бегущую толпу словно кто-то перерезал пополам жирной чертой. В нижней части экрана прыгали головы бегущих людей, над ними же топтались бесчисленные ноги, несущие безголовые туловища. И этот клубок голов, ног, туловищ был так безобразен и кошмарен, что у Мак-Гиля засосало под ложечкой.

— Кобблер!.. Стой!.. Не могу-у-у!.. завыл он.

Экран мигнул в последний раз и побледнел. Слиняла бегущая толпа. Под потолком вспыхнули лампочки.

Мак-Гиль взглянул на зрительный зал, и волосы на его голове зашевелились червями. Зал — точная копия экрана. Те же возбужденно поднятые руки, открытые широко рты, зловещие вспышки в глубине узких, косопрорезанных глаз. Но было и еще что-то более ужасное — это крики.

Зал ревел, гудел, стонал. Крики обрушивались лавинами, грохотали взрывами:

— Шанхай!.. Белые дьяволы!.. Расстрел!.. А теперь издеваются!.. Шанхай!..

Мак-Гиль почувствовал вдруг, что пузо его, словно набитое камнями, потянуло к земле. Мелкая дрожь булавками пронизала спину и поползла вниз, к ногам.

‘Душа в пятки уходит, — обреченно подумал он. — Значит, баста!’

Затем началось что-то непередаваемое. Зал ревущим многоголовым чудовищем ринулся на него. Опрокинул, придавил к полу. Затем взбросил высоко над головами и потащил к дверям.

Последнее, что он увидел, десятки желтых рук, уцепившихся за ноги Кобблера. И Кобблер, уцепившийся за свой киноаппарат. Руки дружно рванули и выволокли Кобблера из демонстраторской. Кобблер мужественно волочил за собой аппарат.

И все пропало.

III

Черпнул жадно ноздрями острую свежесть ночи, и мысль снова заработала. Ощупал голову, ноги, руки, с удивлением убедился, что все цело и все на своих местах. Не хватало лишь правой полы серого квакерского сюртука. Огляделся. Увидел, что стоит на плотине, недалеко от того места, где сегодня вечером рыбак огрел его веслом по мозолям. Рядом стоял хозяин, прижимая бережно к груди, как любимое дитя, киноаппарат. Вокруг живым кольцом толпа, но уже молчаливая и спокойная. В стороне отдельная кучка раскладывала на плотине что-то большое, квадратное, белое. Вглядевшись, узнал экран, видимо сорванный толпой.

От пережитых потрясений страх перековырнулся кверху ногами и превратился в тупое безразличие.

Равнодушно спросил у Кобблера:

— Хозяин, что это они задумали?

Кобблер дернул губой:

— Разве не видите? Покачают на экране, а потом сбросят с плотины в пруд.

Снова забегали по спине холодные мурашки:

— В пруд? Не позволю! Уговору не было, чтобы за пять долларов в неделю — и в пруд!..

Кобблер надвинулся на него угрожающе:

— А кто виноват? Кто с пьяных глаз приволок сюда этот проклятый фильм? Кто, я спрашиваю? А?

Убедившись, что обе руки Кобблера, благодаря аппарату, заняты, шотландец вызывающе усмехнулся:

— Конечно, всегда я во всем виноват! А разве я не кричал вам тысячу раз: хозяин, остановите свою чертову трещотку? Не кричал? А?

Удивленно заморгал глазами. Хозяин вместе с аппаратом взлетел в воздух и упал на растянутый уже над землею десятками рук экран. Затем почувствовал, как неведомая сила подняла и его и бросила рядом с Кобблером на зыблющееся полотно.

Страх придал шотландцу решимость. Решил попробовать обратиться к толпе с увещеванием.

— Джентльмены! — поднялся он на полотне, махая судорожно руками, словно канатоходец, чтобы удержать равновесие. Но ноги, непривычные к зыбкому полотну, подкосились. Он плюхнулся назад и сел прямо на живот хозяина.

— Держитесь своей стороны, — прошипел Кобблер: — это вам не трамвай, чтобы садиться на посторонних!

Ответить Мак-Гиль не успел, так как почувствовал головокружительное ощущение взлета, а затем тошнотворное, щекочущее чувство падения. Ударившись о полотно, сел. Но от повторного толчка снова взлетел.

— Это хуже, чем на американских горах! — крикнул он, встретившись в воздухе с хозяином. — И все — за пять долларов в неделю!

Кобблер падал все время головой вниз, так как аппарат, который он крепко прижимал к груди, перетягивал верхнюю часть тела. Мак-Гиль же, у которого вся тяжесть сосредоточивалась в животе, падал и взлетал в сидячем положении и, махая руками как крыльями, казал ось плавал в воздухе.

При шестом или седьмом падении Кобблер, встав на голову, мотнул судорожно ногами и угодил кованным каблуком прямо в лоб Мак-Гиля. Шотландцу показалось, что он встал перед экраном и ему в глаза брызнул из окошечка демонстраторский сноп ослепительных лучей. Но боль удара объяснила ему суть происшедшего.

— Кобблер! — взревел он, — оставьте эти штуки, а не то!.. Докончить не смог, задохнувшись от нового взлета. Теперь счастье повернулось к нему лицом. Кобблер долетел до полотна первый, и шотландец накрыл его, сев ему на плечи.

— Как вам это нравится? — не утерпел он, чтобы не сыронизировать.

— Ладно, — прохрипел угрожающе Кобблер — после сочтемся!

— У-их! — дико взвизгнула толпа и, придав полотну наклонное положение, тряхнула с особенным рвением. Кобблер и Мак-Гиль вылетели теперь не по отвесной линии, а под углом и, описав траекторию над плотиной, бултыхнулись в пруд.

Мак-Гилю, когда он весь ушел под воду, вдруг вспомнилось одно только коротенькое слово, которое он так часто видел на экране.

Конец

Кобблер же, которого аппарат камнем тащил на дно, бил, что было мочи, по воде ногами. Ударившись головой о песчаное дно, на миг потерял сознание и выпустил аппарат. Освободившись от его тяжести, перевернулся и с удивлением почувствовал, что стоит твердо на земле. Высунул на поверхность голову, громко фыркнув. В двух шагах от себя увидел ноги Мак-Гиля, высовывавшиеся из воды. Ноги, как гигантские ножницы, стригли воздух. Затем плавно нырнули под воду, и на их месте выскочила голова Мак-Гиля.

— Ф-фу, — выплюнул воду шотландец: — вот что значит быть моряком! Вода — моя стихия. Я не рассказывал, кажется, вам, что однажды мне пришлось переплыть…

— Не войте, Мак-Гиль, — оборвал его Кобблер: — здесь всего два ярда!

— Может быть у вас мелко, — обиделся Мак-Гиль: — а я попал на ужасную глубину.

Расплескивая воду, вышли.

— Н-да, — скверное дело, — глубокомысленно протянул шотландец, выливая воду из башмака. Оба посмотрели на плотину, Там было темно и тихо. Не верилось, что на ней минуту тому назад бесновалась громадная толпа.

— Батюшки! — вскочил вдруг Кобблер. — Аппарат! Он там, на дне. Мак-Гиль, полезайте!

— Нет! — твердо отрубил шотландец. — Он вам нужен, вы и ныряйте за ним на дно. А я решил переменить профессию. Перехожу к баптистам, в проповедники. Двадцать долларов в неделю и их стол! Ловко?

— Дорогой Мак-Гиль! — залебезил Кобблер. — Ну, что вам стоит? Вы же лучше меня плаваете, Вы же сами говорили, что вы переплывали когда-то что-то!

Шотландец, заколебавшись, потер в раздумьи переносицу.

— Хорошо! Но это будет вам стоить пять долларов.

— Пять долларов?

— Да! Сверх жалованья и наличными!

Кобблер почесал затылок:

— Вы меня берете за горло, Мак-Гиль. Но у меня нет выбора. Лезьте! Я согласен!

Шотландец снял для чего-то уже мокрые штаны, подобрал осиротевшую полу сюртука и бултыхнулся в пруд. Повозился там, лязгая зубами от холода, и вылез на берег с аппаратом.

— Получайте, хозяин, вашу чертовщину и кладите на бочку пять долларов.

— Пять долларов? — искренно удивился Кобблер. — Но разве вы забыли, что вами взяты у меня авансом 10 долларов? Считайте, что теперь за вами осталось только пять.

И помолчав, добавил сухо:

— А теперь можете отправляться к своим баптистам.

Мак-Гиль, надевавший штаны, от удивления полез левой ногой в правую штанину. Заметив ошибку, вздохнул сокрушенно:

— Н-да. Чисто вы меня обработали. — И, вдруг переменив тон, восхищенно покрутил головой: — Вы, оказывается, здоровый жулик, хозяин! Но мне некуда податься. Про баптистов-то я вам соврал. Остаюсь у вас! Что будем теперь делать?

— Берите аппарат, — приказал Кобблер. — Мы пойдем в Кьанг-Че, на ярмарку. Но, предупреждаю, если вы еще раз выкинете фортель, подобный сегодняшнему, я вас так отделаю, что даже баптисты постыдятся взять вас в проповедники. Поняли?

Мак-Гиль, взваливая на плечи аппарат, с трудом подавил тяжелый и покорный вздох.

————————————————————————

Источник текста: Зуев-Ордынец М. Е. Желтый тайфун. Повесть и рассказы. — Ленинград: Прибой, 1928. — 99 с., 18х12 см. — (Новинки пролетарской литературы / Всесоюзная ассоциация пролетарских писателей).

Михаил Зуев-Ордынец. Кино-сеанс в Гуан-Ху

I

II

III

Читайте также:

Михаил Зуев-Ордынец.
Кино-сеанс в Гуан-Ху