Казнь, Кедрин Дмитрий Борисович, Год: 1928

 
 Дмитрий Кедрин Казнь ---------------------------------------------------------------------------- М., Правда, 1990 ---------------------------------------------------------------------------- Дохнул бензином легкий форд И замер у крыльца, Когда из дверцы вылез лорд, Старик с лицом скопца. У распахнувшихся дверей, Поникнув головой, Ждал дрессированный лакей В чулках и с булавой. И лорд, узнав, что света нет И почта не пришла, Прошел в угрюмый кабинет И в кресло у стола, Устав от треволнений дня, Присел, не сняв пальто. Дом без воды и без огня Угрюм и тих. Ничто Не потревожит мирный сон. Плывет огонь свечи, И беспокойный телефон Безмолвствует в ночи. Лорд задремал. Сырая мгла Легла в его кровать. А дрема вышла из угла И стала колдовать: Склонилась в свете голубом, Шепча ему, что он Под балдахином и гербом Вкушает мирный сон. Львы стерегут его крыльцо, Рыча в пустую мглу, И дождик мокрое лицо Прижал к его стеклу. Но вот в спокойный шум дождя Вмешался чуждый звук, И, рукавами разведя, Привстал его сюртук. 'Товарищи! Хау-ду-ю-ду? {*} - {* Как поживаете? (англ.)} Сказал сюртук, пища. - Давайте общую беду Обсудим сообща. Кому терпение дано - Служите королю, А я, шотландское сукно, Достаточно терплю. Лорд сжал в кулак мои края, А я ему, врагу, Ношу часы? Да разве я Порваться не могу?' Тут шелковистый альт, звеня, Прервал: 'Сюртук! Молчи! Недаром выткали меня Ирландские ткачи'. 'Вражда, как острая игла, Сидит в моем боку!' - Рубашка лорда подошла, Качаясь, к сюртуку. И, поглядев по сторонам, Башмак промолвил: 'Так!' 'Друзья! Позвольте слово нам! - Сказал другой башмак. - Большевиками состоя, Мы против всякой тьмы. Прошу запомнить: брат и я - Из русской кожи мы'. И проводам сказали: 'Плиз! {*} {* Пожалуйста! (англ.)} Пожалуйте сюда!' Тогда, качаясь, свисли вниз Худые провода: 'Мы примыкаем сей же час! Подайте лишь свисток. Ведь рурский уголь гнал сквозь нас Почти московский ток'. Вокруг поднялся писк и вой: 'Довольно! Смерть врагам!' И голос шляпы пуховой Вмешался в общий гам: 'И я могу друзьям помочь. Предметы, я была Забыта лордом в эту ночь На кресле у стола. Живя вблизи его идей, Я знаю: там - навоз. Лорд оскорбляет труд людей И шерсть свободных коз'. А кресло толстое, черно, Когда умолк вокруг Нестройный шум, тогда оно Проговорило вдруг: 'Я дрыхну в продолженье дня, Но общая беда Теперь заставила меня Приковылять сюда. Друзья предметы, лорд жесток, Хоть мал, и глуп, и слаб. Ведь мой мельчайший завиток - Колониальный раб! К чему бездействовать крича? Пора трубить борьбу! Покуда злоба горяча, Решим его судьбу!' 'Казнить! - к жестоком сюртуке Вопит любая нить, И каждый шнур на башмаке Кричит: 'Казнить! Казнить!' С опаской выглянув во двор, Приличны и черны, Читать джентльмену приговор Идут его штаны. 'Сэр! - обращаются они. - Здесь шесть враждебных нас. Сдавайтесь, вы совсем одни В ночной беззвучный час. Звонок сбежал, закрылась дверь, Погас фонарь луны...' 'Я буду в Тоуэр взят теперь?' - 'Мужайтесь! Казнены!' И лорд взмолился в тишине К судилищу шести: 'Любезные! Позвольте мне Защитника найти' - Вам не избегнуть наших рук, Защитник ни при чем. Но попытайтесь...' - И сюртук Пожал сухим плечом. Рука джентльмена набрела На Библию впотьмах, Но книга - нервная была, Она сказала: 'Ах!' Дрожащий лорд обвел мельком Глазами кабинет, Но с металлическим смешком Шептали вещи: 'Нет!' Сюртук хихикнул в стороне: 'Все - против. Кто же за?' И лорд к портрету на стене Возвел свои глаза: 'Джентльмен в огне и на воде, - Гласит хороший тон, - Поможет равному в беде. Вступитесь, Джордж Гордон, Во имя Англии святой, Начала всех начал!' Но Байрон в раме золотой Презрительно молчал. Обняв седины головы, Лорд завопил, стеня: 'Поэт, поэт! Ужель и вы Осудите меня?' И, губы приоткрыв едва, Сказал ему портрет: 'Увы, меж нами нет родства И дружбы тоже нет. Мою безнравственность кляня, У света за спиной Вы снова станете меня Травить моей женой. Начнете мне мораль читать. Потом в угоду ей У Шелли бедного опять Отнимете детей. Нет, лучше будемте мертвы, Пустой солильный чан, - За волю греков я, а вы За рабство англичан'. Тут кресло скрипнуло, пока Черневшее вдали. Предметы взяли старика И в кресло повлекли. Не в кресло, а на страшный стул, Черневший впереди. Сюртук, нескладен и сутул, Толкнул его: 'Сиди!' В борьбе с жестоким сюртуком Лорд потерял очки, А ноги тощие силком Обули башмаки. Джентльмен издал короткий стон: 'Ужасен смертный плен!' А брюки скорчились, и он Не мог разжать колен. Охвачен страхом и тоской, Старик притих, и вот На лысом темени рукой Отер холодный пот, А шляпа вспрыгнула туда И завозилась там, И присосались провода К ее крутым полям. Тогда рубашка в провода Впустила острый ток... Серея, в Темзе шла вода, Позеленел восток, И лорд, почти сойдя с ума, Рукой глаза протер... Над Лондоном клубилась тьма: Там бастовал шахтер. 1928