Катриона (Предисловие к русскому переводу), Стивенсон Роберт Льюис, Год: 1900
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Стивенсон Р. Похищенный. Катриона: Романы / Пер. с англ. О. Ротштейн.
СПб.: Издательство ‘Logos’, 1994. (Б-ка П. П. Сойкина).
В предисловии к роману ‘Похищенный’ мы коснулись событий, пережитых Шотландией накануне того времени, когда Давид Бальфур начал свои похождения, то есть в первой половине XVIII столетия. Так как роман ‘Катриона’ органически связан с ‘Похищенным’ и, несмотря на промежуток в семь лет, отделяющий появление в свет этих повестей, составляет не что иное, как вторую часть приключений Бальфура, то мы надеемся, что читатель будет знакомиться с обоими романами именно в этой естественной их последовательности, и что мы, таким образом, имеем право не повторять здесь того, что было сказано раньше, и не возвращаться к шотландской истории. Мы упомянем теперь лишь о том автобиографическом материале, который заключается в романах ‘Похищенный’ и ‘Катриона’.
На первый взгляд может показаться странным, что произведение, действие которого относится к середине XVIII столетия, может заключать в себе элементы автобиографии Стивенсона, нашего почти современника. Но дело в том, что ‘Похищенный’ и ‘Катриона’ весьма ярко отражают впечатления его детства и юности, эти две книги воспроизводят в форме изящной и увлекательной повести те образы и переживания, которыми была в юношеские годы полна его романтически настроенная душа. Льюис Стивенсон, с детства болезненный, всегда был предметом особых забот своей матери. Роль Арины Родионовны нашего Пушкина сослужила ему тоже старая нянюшка Элисон Кунингэм, которая своими былями и небылицами (вроде рассказа Энди в главе XV) еще в самые ранние годы пробудила в нем любовь к родным шотландским поверьям и преданиям. Стремление к литературе в нем проявилось с шести лет, когда он, поощряемый обещанным подарком, начал диктовать своей няне историю Моисея. Мать и няня постоянно читали ему вслух, и только с восьми лет он начал читать книги самостоятельно. В школе он несколько раз затевал ежемесячные рукописные журналы и к пятнадцати годам успел перепортить множество писчей бумаги, сочиняя разные истории, из которых самая претенциозная была на тему об убийстве архиепископа Шарпа, преследователя ковенантеров в эпоху Карла II.
Льюис, хотя и единственный сын, имел немало сверстников в лице своих многочисленных кузенов и кузин. Лишенный зачастую возможности участвовать в подвижных играх, он зато славился как рассказчик, его истории были всегда полны таких необыкновенных и запутанных приключений, что все удивлялись его таланту освобождать своих героев из самых затруднительных положений.
Один его дядя, Джордж Бальфур, жил в Крэмонде, милях в пяти от Эдинбурга. Льюис часто бывал там, и нет сомнения, что воспоминания о днях, проведенных им в живописной лесистой Альмондской долине, где мост перекинут через быструю реку, на берегу которой ютятся деревушки, заставило его перенести именно туда родовое имение Давида Бальфура.
Красоты Эдинбурга и его окрестностей навсегда остались в памяти мальчика. Подобно Вальтеру Скотту, он в своей пылкой и впечатлительной юности бессознательно собирал материалы для своих будущих произведений. Старый Эдинбург вдохновлял его, и это вдохновение не покидало его всю жизнь. Уже незадолго до смерти, создавая последний свой роман ‘Сент-Ив’, Стивенсон все еще находился под властью этого очарования.
По мере того, как он подрастал, чувство возвышенного и прекрасного пробуждалось в нем все с большей силой. Он начинал ценить бесподобные красоты города, более живописного, чем Прага или Зальцбург. С башен замка, который является Сионом этого северного Иерусалима, открывается вид на суровую Каледонию (старинное название Шотландии). Вдали синеет хребет шотландских гор, служивших во времена Давида Бальфура и Катрионы границей между цивилизацией и невежеством. Ближе лежат Пентландские холмы, где гонимые ковенантеры устраивали свои религиозные сборища. Между замком и скалой Басе, местом временного заточения Бальфура, стелются богатые пастбища Восточного Лотиана. По другую сторону — Линлитгоу-шир с извилистой рекой, где скитались Бальфур и Алан Брек. За широким взморьем залива сероватый дымок указывает то место, где сбились в кучу прибрежные деревни, по соседству с домом нашего героя.
Самый выбор имени Давида Бальфура показывает, насколько близок был сердцу автора его герой. Мать Стивенсона, урожденная Бальфур, была дочерью пастора Льюиса Бальфура из Колинтона, который приходился прямым внуком профессору Джэмсу Бальфуру из Пильрига. Читатель познакомится в ‘Катрионе’ с этим ученым, ‘который был не только глубокий философ, но и недюжинный музыкант’. Он читает в Эдинбургском университете лекции нравственной философии. А так как по роману он приходился отдаленным родственником Давиду Бальфуру, то этим стамым устанавливается и кровное родство Стивенсона с одним из его любимых героев.
Роман ‘Катриона’ написан в Вайлиме, на острове Уполу (Самоа) и вышел в свет в сентябре 1893 г.
Одна дама в воспоминаниях о Брет Гарте рассказывает, с каким горячим энтузиазмом американский писатель встретил этот роман. Зайдя к ней с визитом, он, между прочим, упомянул о новой повести Стивенсона, первые главы которой возбудили в ней живейший интерес, и обещал одолжить ей свой экземпляр для прочтения.
На следующий день Брет Гарт вбежал к ней с только что купленным экземпляром ‘Катрионы’.
— Прочтите непременно! — сказал он.— Я еще не дочитал своего экземпляра, но мне хочется, чтобы и вы прочитали ‘Катриону’ сейчас же, а поэтому я принес вам другую книгу. Это что-то восхитительное!