КАТОРЖНИКЪ (*).
КАТОРЖНИКЪ (*).
(*) Изъ диккенсова журнала ‘Household Words’.
I.
I.
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
——
‘Отечественныя Записки’, No 1, 1859
Каторжник, Английская_литература, Год: 1859
Время на прочтение: 19 минут(ы)
Двадцать-третьяго іюля тысяча-восемьсотъ-сорокъ-шестаго года, подъ-вечеръ знойнаго дня двое мужчинъ медленно шли но большой дорог, соединявшей между собою Базейлль и Ла-Мотт-Ландронъ, дв небольшія деревни въ Жирондскомъ Департамент. Эти двое мужчинъ были Жанъ Делормъ и Жюль Делормъ, его сынъ.
Жюль былъ въ веселомъ расположеніи духа: то, чего онъ ревностно добивался впродолженіе послднихъ шести лтъ — мечта его юности осуществилась: онъ получилъ мсто приходскаго школьнаго учителя и сдлался женихомъ Луизы, самой лучшей и красивой двушки окрестныхъ деревень. Впрочемъ, господинъ Куртра, богатый купецъ, торговавшій хлбомъ, никогда не согласился бы на бракъ своей дочери съ бднымъ школьнымъ учителемъ, еслибъ Жюль не достигъ этого положенія весьма-быстро и не имлъ надежды пойти еще дальше. Господинъ Куртра желалъ выдать Луизу за Виктора Леблана, который имлъ средства, позволявшія ему жить независимо, и который долженъ былъ наслдовать все имніе богатаго дяди. Такимъ-образомъ Жюль находился въ весьма-веселомъ расположеніи духа, потому-что онъ и отецъ его провели сегодняшній вечеръ въ семейств Куртра и его свадьба съ Луизой была назначена на первое сентября.
Въ то время, какъ Жюль и его отецъ шли домой, они встртили на поворот дороги двухъ человкъ, въ синихъ блузахъ, въ черныхъ холстинныхъ фуражкахъ. Незнакомцы, казалось, находились въ какомъ-то безпокойств и чего-то испугались при встрч съ Делормами, когда послдніе, проходя мимо нихъ, пожелали имъ добраго вечера, встртившіеся отвтили имъ глухимъ голосомъ.
— Это чужестранцы, сказалъ Жанъ Делормъ.— Я удивляюсь, куда они идутъ?
— Посмотри, что это такое? внезапно прервалъ его Жюль, указывая на мсто, находившееся за полями но правой сторон дороги:— тамъ что-то горитъ непремнно. Да вотъ и пламя: вроятно, горитъ стогъ сна на ферм Гэ.
Отецъ и сынъ ускорили шаги и минутъ чрезъ пятнадцать подошли къ ферм. Приблизившись, они съ ужасомъ увидли, что пламя выходило не изъ стога сна, а изъ самаго дома, выстроеннаго изъ дерева и покрытаго соломой. Яркое пламя выбивалось въ вид языковъ изъ каждаго окна и изъ каждой двери, освщая небо, деревья, дворъ, наполненный стогами сна, и окрестность.
— Бги скорй въ деревню, Жюль, сказалъ отецъ: — подыми всхъ, зови пожарныхъ и мера, Гэ, вроятно, пошелъ за помощью, не могъ же онъ быть въ постели, когда показался огонь. А я останусь здсь и буду караулить.
По дорог въ деревню Жюль встртилъ нсколькихъ поселянъ, видвшихъ дымъ и пламя и бжавшихъ узнать, гд былъ пожаръ. Торопливо указавъ имъ, по какому направленію слдовало идти, Жюль побжалъ въ домъ мера. Но меръ проводилъ вечеръ у одного пріятеля въ сосдней деревн, а пожарные не смли взять свои инструменты для потушенія пожара, не имя письменнаго приказанія отъ этого важнаго чиновника. Жюль добровольно отправился въ сосднюю деревню, чтобъ извстить мера о случившемся и получить нужное приказаніе.
Посл часовой усиленной ходьбы, Жюль достигъ деревни Мармандъ и не безъ затрудненій нашелъ, наконецъ, мера, который спокойно пилъ черный кофе и курилъ сигару въ саду своего друга. Гордый и хлопотливый чиновникъ, услышавъ о происшествіи, сказалъ:
— Я тотчасъ же дамъ вамъ два приказанія: одно пожарнымъ, чтобъ они взяли свои инструменты, другое офицеру, командующему гарнизономъ въ Ла-Реолл, чтобъ онъ послалъ небольшой отрядъ солдатъ для сохраненія порядка и въ помощь пожарнымъ. Вы скажите моему секретарю, чтобъ онъ немедленно разослалъ приказанія кому слдуетъ. Я самъ послдую за вами чрезъ нсколько минутъ и нриму на себя дальнйшія распоряженія.
Возвратившись въ Ла-Мотт-Ландронъ, Жюль вручилъ оба приказанія секретарю и поспшно отправился къ отцу на ферму. По прибытіи на мсто, онъ увидлъ, что пламя объяло уже весь домъ, риги и нкоторые стоги сна. Огненная масса бросала красноватый свтъ на нсколько сотъ мужчинъ, женщинъ и дтей, которые заняли вс холмы, валы и деревья, откуда можно было хорошо видть зрлище.
— Гд Гэ? спрашивалъ Жюль у нкоторыхъ изъ присутствовавшихъ.
— Увы! бдняга, его не нашли! онъ, вроятно, погибъ въ огн, когда еще никого не было, отвтили ему.— Вашъ отецъ хотлъ-было проникнуть въ домъ, но принужденъ былъ возвратиться, едва не задохнувшись отъ дыма
Здсь разговоръ былъ прерванъ прибытіемъ, во весь опоръ, пожарной команды съ инструментами, состоявшей изъ шести человкъ въ темносиней одежд и въ блестящихъ мдныхъ каскахъ. Офицеръ команды немедленно приказалъ образовать цпь изъ людей, при помощи которой легко можно было бы передавать пожарнымъ ведра съ водою отъ колодца, находившагося въ двухъ стахъ ярдахъ разстоянія отъ дома, но большая часть толпы стала тотчасъ же расходиться, когда пожарные приблизились къ людямъ съ небольшими кожаными ведрами, въ вид шляпъ, и только нсколько мальчишекъ согласились образовать цпь. Мальчишки, однакожь, скорй были способны дурачиться и производить безпорядокъ, каждый изъ нихъ, взявъ ведро въ одну руку, макалъ другую въ воду и брызгалъ въ лицо своему ближайшему сосду. Такъ-какъ каждый изъ мальчишекъ длалъ, въ свою очередь, то же самое, то, когда ведра доходили до мста назначенія, на дн ихъ оставалось только нсколько капель. Пожарные тщетно увщевали мальчишекъ, просили быть осторожне и не проливать воды. Единственнымъ отвтомъ на ихъ увщанія были громкіе и продолжительные взрывы хохота. Негодяи съ тми же чувствами, или съ тою же безчувственностью дурачились на повар, какъ на какомъ-нибудь веселомъ праздник.
Наконецъ дло приняло другой оборотъ, когда прибыли меръ въ треугольной шляп и отрядъ пхоты въ красныхъ панталонахъ и фуражкахъ и въ коротенькихъ синихъ кафтанахъ, мальчишки, которымъ надола уже забава, воспользовались случаемъ и разбжались. Солдаты напрасно погнались-было за ними, чтобъ заставить ихъ возвратиться: въ одну минуту мальчишки исчезли. Такимъ-образомъ солдаты и пожарная команда принялись усердно работать, чтобъ прекратить дальнйшее распространеніе пламени, и посл двухчасовыхъ неутомимыхъ усилій имъ удалось на столько укротить силу огня, что можно было войти въ домъ и поискать Гэ. Двумъ пожарнымъ было приказано осмотрть домъ, и Жюль, знавшій расположеніе комнатъ, вызвался быть ихъ проводникомъ. Но не было никакой возможности войти въ домъ съ лицевой стороны, потому-что стропила, поддерживавшія крышу, раздались и обрушились. Трое мужчинъ обошли домъ съ надворной стороны и вошли въ столовую, которая, по мннію Жюля, должна была пострадать отъ огня мене прочихъ комнатъ, такъ-какъ полъ въ ней былъ выстланъ каменными плитками. Такъ дйствительно и было, но дымъ въ комнат былъ до того удушливъ, что Жюль и его спутники сочли благоразумнымъ не продолжать своихъ поисковъ. Когда они стали выходить, одинъ изъ пожарныхъ наткнулся на что-то на полу. Его товарищи повернули фонарь свтомъ къ нему, вс трое приведены были въ ужасъ зрлищемъ, которое представилось имъ: на полу лежалъ трупъ несчастнаго старика, обгорвшій только мстами, на плать ясно были видны слды крови.
Позвали мера и другихъ, находившихся вн дома, и вскор вс собрались въ обгорвшей комнат, которая ежеминутно готова была рухнуть.
— Его умертвили, сказалъ меръ:— а потомъ подожгли домъ, чтобъ скрыть преступленіе.
— Да и домъ ограбленъ, присовокупилъ секретарь.— Посмотрите! какъ шкапы перерыты.
Тло, посл обычныхъ формальностей, свезли въ домъ мера, а пожарные и солдаты расположились на ночь близь фермы, на случай, если снова покажется огонь.
Было три часа утра, когда Жанъ и его сынъ возвратились домой, измученные и промокшіе. Два дня спустя посл катастрофы, они провожали Эженя Гэ, на похоронахъ присутствовалъ Викторъ Лебланъ, какъ ближайшій родственникъ покойнаго, еще чрезъ нсколько дней они были допрошены чиновниками, посланными изъ Ла-Реолля для произведенія слдствія. Жанъ и Жюль Делормы объявили, какъ они замтили огонь и какъ встртили на дорог двухъ незнакомцевъ, посл этого, въ теченіе нсколькихъ недль, они ничего не слыхали объ этомъ дл.
Первое сентября случайно пришлось въ одинъ изъ тхъ дней, когда современная Галлія вполн оправдываетъ названіе, данное ей восхищенными путешественниками. Вся природа имла радостный видъ: солнце, золотисто-красноватымъ свтомъ освщало жатву пшеницы и маиса, деревья гнулись подъ бременемъ зрлыхъ плодовъ и на всмъ разстояніи, которое только могъ обозрть человческій глазъ, ему представлялись небольшіе лса зеленыхъ листьевъ и пурпуровыхъ виноградныхъ лозъ, мстами перескаемые серебристымъ рукавомъ рки Гаронны.
Небольшая деревенька Базейлль также имла необыкновенно-оживленный видъ. Съ самаго ранняго утра можно было видть въ ней суетившихся молодыхъ двушекъ, блыя платья и цвты. Около одиннадцати часовъ обширный каменный домъ, стоявшій отдльно на большой дорог, которая вела въ Ла-Мотт-Ландронъ, сдлался центромъ притяженія. Здсь жилъ отецъ невсты, почетный караулъ, состоявшій изъ молодыхъ людей обихъ деревень, привтствовалъ каждаго новоприбывшаго громкими криками.
Въ двнадцать часовъ свадебное общество вышло изъ дома и, образовавъ процесію, двинулось къ сельской церкви. Впереди всхъ шла красивая невста съ темными глазами, опираясь на руку своего отца, она была въ бломъ муслин, украшена миртами и померанцовыми цвтками. Вслдъ за нею шелъ женихъ съ матерью невсты, за ними подружка и отецъ жениха, потомъ, попарно, шли прочіе, вс были въ праздничныхъ костюмахъ, очень-громко разговаривали и смялись.
Во время шествія, толпы молодыхъ двушекъ съ пснями приближались къ процесіи и сыпали цвты къ ногамъ прелестной невсты. Свадебное общество находилось уже въ нсколькихъ шагахъ отъ старой, но пріятнаго вида, деревенской церкви, какъ вдругъ шесть жандармовъ, въ полномъ вооруженіи, быстро приблизились къ процесіи. Вс остановились, съ любопытствомъ слдили за движеніями полицейскихъ агентовъ и разспрашивали другъ друга о причин ихъ прибытія. Чрезъ нсколько минутъ жандармы подошли къ самой групп, проходя мимо невсты, отдали ей военную честь, затмъ остановились и раздлились на два отряда, каждый изъ двухъ отрядовъ въ одно время схватилъ за руку жениха, Жюля Делорма, и отца жениха, Жана Делорма, воскликнувъ:
— Арестуемъ васъ именемъ короля!
— За что? съ негодованіемъ спросилъ Жюль, стараясь высвободиться изъ рукъ людей, державшихъ его.
— За убійство Эженя Гэ и поджогъ его дома, былъ отвтъ.— Вотъ намъ приказъ за должнымъ подписаніемъ и за печатью.
— Но за что арестованъ мой отецъ?
— Какъ вашъ соучастникъ.
— Мы оба невинны! протестовалъ Жюль.— Это, должно быть недоумніе!
— О, да, это, должно быть, недоумніе, единогласно повторило нсколько голосовъ.
— Можетъ-быть, возразили жандармы:— но это не наше дло. Наше дло исполнять приказанія. И такъ-какъ мы не можемъ оставаться здсь доле и спорить, то вы оба немедленно должны отправиться съ нами.
Между-тмъ, вся свадебная процесія и толпа поселянъ окружили жандармовъ и ихъ арестантовъ. Впереди всхъ стояла невста, боязливо разспрашивавшая, что все это значило. Когда она узнала объ ужасной дйствительности, то ея лицо поблло какъ платье и она упала на руку своего отца. Жюль, повернувшись къ ней, съ одного взгляда увидлъ все, что желалъ знать: Луиза была убждена въ его невинности.
Полицейскіе агенты, желая прекратить непріятную сцену, торопили своихъ арестантовъ, между-тмъ, какъ друзья и родственники послднихъ толпились около нихъ, громко изъявляя удивленіе и сожалніе о случившемся. Госпожа Делормъ вызывалась идти въ заключеніе съ мужемъ и сыномъ, и только съ трудомъ успокоилъ ее мужъ, уврявшій ее, что она принесетъ ему и сыну больше пользы вн тюрьмы, нежели въ тюрьм.
Жюль, съ согласія жандармовъ, безъ ихъ сопровожденія, подошелъ проститься къ своей невст, которая стояла поодаль отъ прочихъ лицъ, составлявшихъ свадебную процесію, и ежеминутно готова была лишиться чувствъ. Приблизившись къ ней, Жюль взялъ ее за руку и тихимъ голосомъ произнесъ:
— Луиза, на насъ взведено страшное обвиненіе, но если въ нашей стран существуетъ справедливость, я вскор буду въ-состояніи доказать мою невинность, потому прошу тебя не отчаиваться: все скоро будетъ попрежнему.
— Я не боюсь ничего, Жюль, я знаю, что ты невиненъ.
— Прощай же, дорогая Луиза! Теперь мн будетъ легче переносить заключеніе.
Жюль промедлилъ бы еще, но жандармы просили его поторопиться. Поспшно сжавъ руку невсты, онъ отошелъ и отдался подъ арестъ.
— Прощайте, друзья, сказалъ онъ съ принужденною улыбкою.— Это непремнно ошибка, которая скоро разъяснится. Будемъ надяться, что мы скоро увидимся снова.
— Да, мы опять скоро увидимся! воскликнули вс хоромъ въ то время, какъ Жюль и его отецъ, въ-сопровожденіи полицейскихъ агентовъ, шли по открытой равнин въ домъ мера. Толпа оставалась на мст до-тхъ-поръ, пока арестанты не исчезли за воротами городскаго зданія, затмъ вс въ уныломъ расположеніи духа разошлись по домамъ.
Въ эту же ночь, посл частнаго допроса со стороны полицейскихъ чиновниковъ Базейлля, Жанъ и Жюль Делормы, скованные другъ съ, гомъ по рукамъ, были переведены сначала въ тюрьму въ Ла-Реолле, отсюда черезъ нсколько дней въ Бордо.
Такъ-какъ во Франціи предварительное судопроизводство происходитъ негласно, то публика ничего боле не слышала объ убійств Эженя Гэ до-тхъ-поръ, пока не объявили, что судъ надъ Жюлемъ Делормомъ и его соучастникомъ Жаномъ Делормомъ будетъ происходить двадцать-перваго сентября въ бордоской судебной палат.
Въ назначенный день и задолго до назначеннаго часа, многочисленная толпа народа собралась у палаты и ждала, когда отворятъ двери. Между собравшимися здсь лицами было много жителей деревень Базейлля и Ла-Матт-Ландрона, не было только видно никого изъ ближайшихъ родственниковъ обоихъ обвиненныхъ. Въ десять часовъ двери отворились настежь и пространство, назначенное для публики, было занято въ нсколько минутъ, народа въ залу набралось столько, что едва можно было перевести духъ. Въ четверть одиннадцато шесть жандармовъ ввели обоихъ заключенныхъ, въ зал царствовала могильная тишина. Одна изъ судебныхъ газетъ напечатала описаніе наружности обвиненныхъ. Мы заимствуемъ изъ нея слдующее: ‘Впереди шелъ главный обвиненный, Жюль Делормъ, высокаго роста, худощавый молодой человкъ, лтъ двадцати-шести, его наружность обличаетъ умъ, лицо у него продолговатое, цвтъ кожи темный, волосы и усы черные. Вся его наружность такова, что располагаетъ въ его цользу человка, незнающаго, быть-можетъ, о двоякомъ преступленіи, въ которомъ онъ обвиненъ. Дйствительно, единственными врными признаками преступника, которые невольно проявлялись въ немъ во время суда, были судорожныя подргиванья рта и внезапные проблески ярости, которые метали его огненные черные глаза, когда свидтели длали свои показанія. Жанъ Делормъ, его соучастникъ и отецъ, человкъ лтъ шестидесяти, воинсівеннаго вида. Оба заключенные одты прилично, въ черномъ, ихъ сопровождалъ адвокатъ Эдуардъ де-ла-Туръ’.
Въ половин одиннадцатаго, когда президентъ и судъ заняли свои мста и присяжные дали обычную клятву, судопроизводство началось тмъ, что главный письмоводитель прочелъ обвинительный актъ. Этотъ документъ, описавъ открытіе пожара и убійства, подробно приводилъ обстоятельства, доказывавшія (такъ значилось въ немъ) виновность двухъ заключенныхъ:
Первое, Жюль Делормъ, мсяцевъ за шесть до преступленія, купилъ домъ Эженя Гэ, обязавшись вытачивать старику до его смерти двнадцать фунтовъ ежегодно, слдовательно побудительныя причины къ убійству были очевидны. Второе, Жюль сознался, что проходилъ близь фермы Гэ за часъ, или около того, до пожара. Кром того, оба подсудимые, первые узнали о пожар и подали тревогу, сверхъ-того, полиціею были произведены тщательные розыски, найдено, что никто не видалъ никакихъ постороннихъ лицъ въ этотъ вечеръ въ окрестностяхъ фермы. Подсудимые показываютъ на двухъ лицъ, которыхъ, по ихъ словамъ, они встртили на дорог незадолго передъ тмъ, когда увидли пламя, но никто, кром заключенныхъ, не видлъ этихъ лицъ.
Дале обвинительный актъ опредлялъ степень участія, которое принималъ въ убійств Жанъ Делормъ. Но въ этомъ пункт обвинительный актъ приводилъ одн лишь догадки. Надо предполагать (такъ значилось въ немъ), что отецъ стоялъ на сторож въ то время, когда сынъ совершалъ преступленіе, посл же содйствовалъ тому, чтобъ скрыть убійство.
Затмъ была прочитана вкратц жизнь обоихъ подсудимыхъ. Описаніе приводило всякую подробность, которая могла повредить имъ въ общественномъ мнніи, несмотря на то, оно должно было сознаться, что семейство подсудимыхъ пользовалось такимъ уваженіемъ сосдей, что начальство никакъ не ршилось бы подозрвать ихъ въ преступленіи, еслибъ не получило особенныхъ свдніи, которыя указывали на Жюля и Жана Делормовъ, какъ на виновниковъ преступленія, и которыя навели полицію на ихъ виновность. Обвинительный актъ оканчивался высокопарной похвалою неутомимой ревности и проницательности полиціи и всхъ начальствуювціхъ лицъ, которыя передали виновныхъ въ руки правосудія.
Президентъ поочередно допросилъ подсудимыхъ, и затмъ обратился къ свидтелямъ. Впрочемъ, первые тринадцать состояли только изъ мера, пожарныхъ и нкоторыхъ солдатъ, описывавшихъ пожаръ и открытіе трупа.
Четырнадцатый и пятнадцатый свидтели были два доктора, которые были посланы для изслдованія тла убитаго человка и должны были открыть, какимъ образомъ совершено преступленіе. Они объявляли въ своемъ донесеніи, что убійца, какъ надо полагать, приблизился къ своей жертв сзади и раскололъ черепъ топоромъ. Убійца ударилъ только два раза, но удары должны были тотчасъ же положить человка на мст. Во время показаній этихъ свидтелей, оба подсудимые были видимо взволнованы.
Нсколько полицейскихъ агентовъ показало, какъ были арестованы заключенные, какъ произведены обыски въ ихъ домахъ и, наконецъ, какъ найденъ окровавленный топоръ въ колодц, въ саду, принадлежавшемъ молодому подсудимому.
Торговецъ, имвшій лавку съ желзными товарами въ Ла-Реолл, объявилъ: ‘Молодой человкъ пришелъ въ мою лавку около двадцать-втораго іюля, въ сумерки, и купилъ этотъ топоръ, заплативъ за него три франка. Онъ, помнится мн, былъ ростомъ съ главнаго подсудимаго, но я въ темнот не могъ хорошенько разсмотрть его лицо’. Адвокатъ подсудимыхъ спросилъ свидтеля: дастъ ли онъ присягу, что Жюль Делормъ — лицо, купившее у него топоръ. Свидтель сказалъ: ‘Нтъ, я не дамъ присяги въ этомъ, потому-что молодой человкъ, кажется, имлъ голубые глаза, а у подсудимаго глаза черные, но, можетъ-быть, я и ошибаюсь’.
Слдующій свидтель, подвергнутый допросу, былъ Викторъ Лебланъ, племянникъ убитаго старика. Онъ произвелъ на зрителей сильное впечатлніе: онъ былъ одтъ въ глубокій трауръ и, повидимому, давалъ показанія съ большимъ отвращеніемъ. По описанію, помщенному въ газет, онъ былъ красивый молодой человкъ, лтъ двадцати-шести, съ изящными манерами. Въ отвтъ на вопросы, съ которыми обратился къ нему адвокатъ отъ правительства, онъ показалъ, что жилъ въ Ла-Реолл и только изрдка, и не надолго, бывалъ у своего дяди въ Базейлл, что первое извстіе объ убійств дяди принесъ ему на слдующее утро одинъ изъ работниковъ, занимавшійся на ферм, что онъ не зналъ кого винить въ преступленіи, что, конечно, изъ всхъ лицъ, которыхъ онъ зналъ, одному Жюлю Делорму была полезна смерть его дяди, что онъ съ малолтства былъ другомъ Жюля и никогда не считалъ его способнымъ на подобный поступокъ, и наконецъ, что онъ самъ былъ единственнымъ наслдникомъ Эженя Гэ. Этотъ свидтель, при заключеніи своихъ показаній, былъ совершенно разстроенъ.
Этимъ кончалась часть обвинительная. Свидтели, говорившіе въ защиту подсудимыхъ, были: Луиза и ея отецъ и мать, показывавшіе, что подсудимые были у нихъ отъ шести до восьми часовъ въ упомянутый вечеръ, и нсколько поселянъ, указывавшихъ на хорошія отношенія, существовавшія между подсудимыми и всми сосдями, и на общее уваженіе, которымъ пользовалось семейство Делормъ.
Генерал-прокуроръ обратился затмъ къ присяжнымъ съ короткою, но весьма-рзкою рчью. Онъ утверждалъ, что Жюль Делормъ былъ виновенъ: это ясно слдовало изъ приведенныхъ показаніе, и настоятельно требовалъ, чтобъ онъ былъ примрно наказанъ. Онъ продолжалъ въ слдующемъ дух:
— Какъ! молодой человкъ, которому было вврено нравственное воспитаніе нашихъ дтей, котораго вс уважали и почитали, питалъ между-тмъ въ груди своей страсть къ богатству, которая, овладвъ имъ совершенно, заставила его убить беззащитнаго старика и потомъ поджечь домъ, имущество наслдниковъ этого несчастнаго старика, длятого, чтобъ скрыть страшное преступленіе! Вотъ этотъ извергъ, онъ передъ вами, господа присяжные. Во имя общества и общественной нравственности, я требую, чтобъ вы явили надъ нимъ примрное правосудіе. Вы должны показать надъ нимъ страшный примръ, чтобъ предостеречь будущія поколнія!’
О Жан Делорм генерал-прокуроръ сказалъ очень-немного, онъ только замтилъ, что такъ-какъ сынъ былъ виновенъ, то надо полагать, что и отецъ былъ также виновенъ. Во всякомъ случа, заключилъ онъ, присяжные оцнятъ степень вины каждаго.
Въ зал воцарилась глубокая тишина, когда Эдуардъ де-ла-Туръ поднялся съ своего мста подл подсудимыхъ и началъ ихъ защиту. Его рчь, продолжавшаяся два часа, была выработана и краснорчива. Съ большою ясностью указалъ онъ на противорчія въ показаніяхъ и предостерегалъ присяжныхъ противъ постановленія приговора въ виновности, въ главномъ обстоятельств, постановленія, основаннаго на сомнительныхъ свидтельствахъ.
Наконецъ, посл безпристрастной рчи президента, въ которой немногими словами излагался весь ходъ дла, присяжные удалились для разсужденія о четырехъ пунктахъ: смертоубійств, поджог, о томъ, совершено ли преступленіе съ обдуманнымъ заране намреніемъ и существуютъ ли смягчающія обстоятельства. Въ отсутствіе суда, присяжныхъ и подсудимыхъ публика громко разговаривала о подробностяхъ этого процеса. Часа чрезъ полтора звонъ колокольчика возвстилъ о возвращеніи присяжныхъ. Когда судъ занялъ свои мста, президентъ спросилъ главнаго присяжнаго о результат совщаній. Главный присяжный отвчалъ: относительно главнаго подсудимаго, Жюля Делорма, присяжные постановили единогласной приговоръ: по первому пункту, смертоубійству — утвердительный, по второму пункту, поджогу — утвердительный, но третьему пункту: совершено ли преступленіе съ обдуманнымъ заране намреніемъ — утвердительный, съ допущеніемъ, однакожь, смягчающихъ обстоятельствъ. Что жь касается втораго обвиненнаго, Жана Делорма, то присяжные единогласно признали его невиннымъ но всмъ пунктамъ.
Затмъ ввели въ залу Жана Делорма. По прочтеніи ему относившагося до него приговора присяжныхъ, онъ былъ освобожденъ съ обычными формальностями.
Посл этого отдано было приказаніе ввести въ залу Жюля Делорма, которому прочли приговоръ.
— Будьте мужественны, шепнулъ ему его адвокатъ: — есть еще надежда.
Услышавъ приговоръ, Жюль затрясся всмъ тломъ и вопросительно посмотрлъ на своего адвоката, который только отвтилъ ему: ‘успокойтесь!’ Когда президентъ предложилъ обычный вопросъ: ‘имете ли вы что-либо замтить касательно объявленнаго приговора?’ это Эдуардъ де-ла-Туръ возразилъ, что проситъ о снисхожденіи. По обсужденіи, продолжавшемся около пяти минутъ, судъ приговорилъ Жюля Делорма къ вчной каторжной работ. Подсудимый былъ выведенъ изъ залы, онъ не сознавалъ, что происходило около него.
Между-тмъ Жанъ Делормъ нетерпливо ожидалъ вн стараго зданія палаты выхода сына, его окружала толпа поселянъ, радовавшихся его освобожденію. Когда судъ разошелся, тогда только узнали они, почему не выходилъ Жюль.
Продолженіе этого разсказа мы должны выписать изъ дневника, который велъ Жюль Делормъ.
Двадцать-девятаго сентября тысяча-восемьсотъ-сорокъ-шестаго года кризисъ прошелъ. Я только-что получилъ письмо отъ генерал-прокурора, который даетъ мн позволеніе имть записную книжку и карандашъ. Это большое утшеніе для меня, что дозволили мн записывать мои мысли.
Первую ночь посл страшнаго приговора я спалъ хорошо. Но что я чувствовалъ при пробужденіи! Передо мною возникъ весь ужасъ моего положенія, и первые три дня, когда я разсуждалъ о своемъ несчастій, я послдовательно впадалъ изъ отчаянія въ ярость и безуміе.
Мой бдный отецъ приходилъ ко мн вчера вечеромъ. Его посщеніе произвело на меня благотворное дйствіе. Онъ общалъ, что пока у него есть хоть капля крови въ венахъ, онъ будетъ странствовать по свту до-тхъ-поръ, пока не откроетъ убійцъ Гэ. Видитъ Богъ, онъ сдержитъ свое общаніе, потому-что онъ убжденъ въ моей невинности.
Четырнадцатаго ноября. Какую жалкую жизнь влачу я въ этомъ мст (въ бордоской темниц)! Когда я думаю о томъ, что осужденъ на вчное заключеніе и что я каторжникъ, то мн часто приходитъ въ голову, что лучше приговорили бы меня къ смерти: тогда я немедленно предсталъ бы предъ вчнаго Судію. Иногда черныя мысли приходятъ мн въ голову и я чувствую искушеніе. Но я общалъ жить.
Тридцатаго апрля, тысяча-восемьсотъ-сорокъ-седьмаго года. Сегодня утромъ я прибылъ въ острогъ каторжниковъ въ Рошфор. Здсь ожидало меня новое и ужасное зрлище. Дйствительно, можно ли сравнить тюрьму съ острогомъ? Меня раздли и, надвъ на меня позорный костюмъ, посадили на цпь. Меня привязали къ обрубку бревна, около трехъ метровъ длиною и полметра толщиною. На ногу, выше икры, надли желзное кольцо и заклепали его двумя желзными винтами, или заклпками, къ кольцу прикрпили цпь, метра въ полтора длиною, состоящую изъ девяти звеньевъ, все это вситъ около трехъ фунтовъ съ половиною. Во время операціи меня держали чрезвычайно-крпко: при малйшемъ движеніи съ моей стороны я сломалъ бы себ ногу. Что я испыталъ въ эти десять минутъ! Каждый ударъ молота, казалось, поражалъ мое сердце и воспламенялъ мозгъ. Я долженъ носить эти цпи все время, пока буду находиться здсь, а одному Богу извстно, какъ долго будетъ это! Послднее звено моей цпи прикрплено къ желзному бруску, придланному къ койк, вся свобода, которою я пользуюсь здсь, ограничивается длиною моей цпи. Мн дали одяло и надли на меня желтые рукава, что длается съ людьми, за которыми нужно смотрть и которыхъ слдуетъ бояться, и это сдлали со мною, тогда-какъ вс мои мысли заняты моей невиностью и тою, съ которою я могъ бы провести мою жизнь.
Когда меня раздли, отъ меня взяли и книжку и карандашъ, я требовалъ къ себ директора. Когда онъ пришелъ, я показалъ ему письмо генерал-прокурора, и мн возвратили вещи: он служатъ мн большимъ утшеніемъ. Думаю, я скоро бы умеръ, еслибъ не писалъ немного. Когда я вврилъ бумаг свое горе, то мн кажется, что я не столь несчастливъ.
Тринадцатаго мая. Меня перевели вчера изъ моей отдльной кельи въ обширную комнату. Въ ней было человкъ до пятисотъ, одни сидли на своихъ кроватяхъ и скамейкахъ, другіе бгали около нихъ, бренча цпями: вс кричали, изрыгали страшныя проклятія и богохульства. Мн казалось, что я въ аду. Я почувствовалъ мучительную тоску въ сердц, которую невозможно описать. Когда, обремененный оковами, я слъ въ этомъ пандемоніум живыхъ людей и я подумалъ о моей жизни, скошенной не моею виной, то я непремнно задохся бы отъ горя, еслибъ слезы не облегчили меня. Впервые посл моего дтства я молилъ о сн. Сонъ дйствительно подйствовалъ на меня успокоительно: сегодня я уже мене негодую на судьбу, надежда снова возвратилась.
Втораго сентября. Прошелъ уже годъ съ того дня, какъ я лишился свободы. Около пяти мсяцевъ нахожусь въ этомъ страшномъ мст. Впрочемъ, мое положеніе теперь не такъ жалко, какъ было: въ послднее время я велъ продолжительныя бесды съ капелланами, которые очень подкрпили мои нравственныя силы своими утшеніями. Лишь только получаю позволеніе, иду ко второму капелляну, который, какъ кажется, начинаетъ убждаться въ моей невинности. Онъ употребляетъ всевозможныя усилія, чтобъ смягчили надо мною суровую дисциплину острога. Но все тщетно: начальство думаетъ, что я опасне другихъ, потому-что тише, и со мной обращаются еще сурове. Между-тмъ, я не могу жаловаться на моихъ начальниковъ: ихъ обращеніе со мною есть только слдствіе моего приговора. Тмъ не мене, несмотря на скорбь, пронизывающую меня до глубины души, я иногда имю лучъ надежды: какой-то внутренній голосъ твердитъ мн, что я не останусь всю жизнь въ острог скованнымъ преступникомъ. Эта надежда поддерживаетъ меня.
Пятаго апрля тысяча-восемьсотъ-сорокъ-восьмаго. Наконецъ, посл одиннадцати мсяцевъ страшныхъ нравственныхъ страданій, со мною случилась счастливая перемна. Эдуардъ де-ла-Туръ, который, полагаю, никогда не сомнвался въ моей невинности, усплъ, наконецъ, исходатайствовать улучшеніе моей участи. Когда я прибылъ сюда, онъ просилъ обо мн главнаго хирурга, служащаго во флот, послдній, съ своей стороны, просилъ обо мн господина Лансэ, инспектора преступниковъ. Господинъ Лансэ вскор увидлъ, что я не имлъ ничего общаго съ другими заключенными, и, оставшись доволенъ моимъ поведеніемъ, сдлалъ своимъ секретаремъ. Теперь могу ходить свободно цлый день и только на ночь надваютъ на меня оковы.
Десятаго мая тысяча-восемьсотъ-сорокъ-девятаго. Ко мн приходилъ мой отецъ, онъ былъ съ недлю назадъ. Какое свиданіе! Вс раны, казалось, открылись. Видъ моего отца привелъ мн на память весь судъ и клеветы, жертвою которыхъ я сдлался. Безъ-сомннія, отецъ пришелъ ко мн съ надеждой, но надежда едва-ли служитъ вознагражденіемъ моего несчастія. Мой отецъ обрадовался, услышавъ хорошіе отзывы обо мн моихъ начальниковъ, онъ нашелъ меня такимъ же, какимъ я былъ прежде, мой манеры не измнились. Дйствительно, я не былъ въ-состояніи освоиться съ сферою острога, и хотя вижу преступленіе очень-близко, однакожь отворачиваю лицо отъ него. Мой отецъ принесъ небольшой серебряный крестикъ, къ которому привязана зеленая ленточка. Она не смла писать мн, но сняла съ шеи этотъ крестикъ, который мн хорошо извстенъ, и привязала къ нему зеленую ленточку, какъ нмой символъ надежды. Мн ненужно было отъ нея никакого залога: я былъ убжденъ, что она все еще вритъ въ мою невинность.
При разставаніи ни отецъ, ни я не плакали. Но на другой день я захворалъ лихорадкою и бредомъ, и меня отправили въ госпиталь. Мои товарищи по несчастной участи говорили мн впослдствіи, что, когда я находился въ бреду, имена моего отца, моей матери, невсты и сестры не сходили съ устъ моихъ.
Двадцать-девятаго апрля тысяча-восемьсотъ-пятьдесятъ-перваго. Сегодня видлъ отца, вроятно, въ послдній разъ. Чрезъ два дня меня отправятъ въ Брестъ вмст съ другими преступниками, число которыхъ простирается до трехсотъ-пятидесяти-двухъ. Теперь я почти не имю надежды, что моя правота станетъ когда-либо извстною, или что когда-нибудь увижу тхъ, которыхъ люблю. Никто не можетъ себ представить, какъ я страдалъ, разставаясь съ единственнымъ другомъ, котораго видлъ впродолженіе послднихъ четырехъ лтъ.
Четвертаго іюля тысяча-восемьсотъ-пятьдесятъ-перваго. Когда мы прибыли сюда, седьмаго прошлаго мая, я увидлъ, что мое положеніе здсь вовсе не походило на то, которое я оставилъ. На меня снова надли оковы. Чрезъ нсколько дней насъ приковали другъ къ другу, попарно, звеномъ, которое соединяло цпи, прикрпленныя къ нашимъ ногамъ, и отправили на работу въ укрпленія. Страданія, которыя я выносилъ впродолженіе первыхъ одиннадцати мсяцевъ по моемъ прибытіи въ Рошфоръ, возобновились и, вроятно, продолжились бы, еслибъ инспекторъ арестантовъ, который былъ такъ добръ ко мн, не просилъ обо мн своего товарища по служб въ Брест. Не прошло и двухъ мсяцевъ, какъ меня сдлали писцомъ въ острог.
Сентябрь тысяча-восемьсотъ-пятьдесятъ-третьяго. Отецъ часто пишетъ ко мн и подаетъ большія надежды, въ послдніе три года я ежедневно ожидалъ, что открытіе виновныхъ положитъ конецъ моимъ несчастіямъ, но этотъ благословенный день еще не наступилъ, и хотя я почти привыкъ къ всевозможнымъ страданіямъ, надежда, однакожь, не оставляетъ меня.
юль, тысяча-восемьсотъ-пятьдесятъ-четвертаго. Въ сегодняшнемъ письм отецъ увдомляетъ меня, что генерал-прокуроръ Ла-Реолля положительно отказалъ произвесть какое-либо изслдованіе по моему длу. Такимъ-образомъ вс наши надежды разрушились! Я знаю, что мой бдный отецъ истощилъ почти вс средства и разстроилъ здоровье, стараясь открыть виновныхъ. По все тщетно! Его мученія должны быть даже больше моихъ, и я думаю, что для насъ обоихъ было бы лучше, еслибъ меня отослали въ Каенну. Я не могу доле переносить эту жизнь, со мной должна произойти перемна.
Перваго сентября. Сегодня подалъ морскому министру прошеніе о томъ, чтобъ меня выслали изъ Франціи съ первымъ транспортомъ преступниковъ, отправляемыхъ въ Каенну. Прошу объ этомъ съ цлью облегчить моего отца. Онъ долженъ успокоиться, а до-тхъ-поръ, пока я буду здсь, онъ не будетъ знать покоя. Его жизнь для меня дороже моей собственной, а я еще довольно-силенъ и могу переносить страданія.
Пятаго ноября. Моя просьба принята. Десятаго этого мсяца я оставлю свою родину навсегда! Я приготовилъ прощальныя письма ко всмъ, кто дорогъ мн.
Десятаго вечеромъ. Сколько событій совершилось сегодня! Утромъ отправлялся въ Каенну, а теперь опять въ Брест. Въ ту самую минуту, когда пароходъ ‘Le Laborieux’, который везъ меня и четыреста-девять другихъ арестантовъ былъ выведенъ на буксиръ изъ порта, губернаторская лодка отчалила отъ берега и длала намъ знаки подождать. Когда она подъхала — кто жь взошелъ на палубу? начальникъ острога и мой прежній начальникъ, господинъ Лекларъ, инспекторъ арестантовъ. Обмнявшись съ капитаномъ нсколькими словами, оба они подошли къ мсту, гд я сидлъ, и господинъ Лекларъ сказалъ:
— Делормъ, только — что получена изъ Парижа телеграфическая депеша: вамъ приказано возвратиться въ Брестъ.
По прибытіи въ острогъ я нашелъ письмо моего дорогаго отца, который увдомлялъ меня, что одинъ изъ слугъ, находившихся на ферм несчастнаго Гэ, по имени Лумбапъ, съ нкотораго времени сталъ возбуждать подозрніе въ поселянахъ. Господинъ Фортенъ, новый генерал-прокуроръ Ла-Реолля, приказавъ ближайшимъ образомъ изслдовать слухи, арестовалъ Лумбана.
Въ настоящую минуту нахожусь въ лихорадочномъ волненіи. Не могу спать.
Пятнадцатаго. Сегодня утромъ прибылъ сюда мой отецъ съ депешами отъ генерал-прокурора. Его первыя слова были:
— Онъ сознался! оба арестованы!
— Слава Богу! воскликнулъ я:— теперь я умру спокойно. Съ минуту я не зналъ, что говорю и что длаю: чувства оставили меня, но, пришедши въ себя, я спросилъ моего отца, кто были люди, о которыхъ онъ упомянулъ. Къ моему величайшему изумленію и смущенію онъ отвчалъ:
— Слуга, бывшій на ферм, и Викторъ Лебланъ, племянникъ Гэ!
Восьмнадцатаго. Вчера пришла депеша изъ Парижа, съ меня сняли оковы, со мной сдлался бредъ. Мои товарищи сказали сегодня утромъ, что я все повторялъ: ‘какое счастье! видите, я невиненъ! но я слишкомъ-много страдалъ!’
Девятнадцаго. Сегодня посл обда я оставилъ Брестъ, простившись съ нкоторыми изъ моихъ товарищей-узниковъ, провожавшими меня со слезами и желавшими мн полнаго успха. Несмотря на слабость, я отправился въ путь, ду въ почтовой карет, сопровождаемой отрядомъ жандармовъ.
Шестнадцаго декабря. Наконецъ, я прибылъ въ Бордо, совершивъ чрезвычайно-утомительное путешествіе, впродолженіе котораго я ночевалъ въ двадцати-пяти тюрьмахъ. Что за различныя мысли и впечатлнія волновали меня! Самые пустые предметы приводили мн на память горестныя событія! Прежде я шелъ по этимъ самымъ улицамъ, обремененный цпями, теперь моя одежда полуарестантская. Право, я не знаю, что я! Я думаю, что у меня чрезвычайно-странный видъ — вотъ все, что я могу сказать!
Меня немедленно проводили къ генерал-прокурору, виновнику моего освобожденія изъ острога. Когда я подымался по лстниц палаты, мысли, пришедшія мн въ голову, совершенно смутили меня. Восемь лтъ назадъ, я входилъ въ эти самыя двери при другихъ обстоятельствахъ. Я содрогнулся, вспомнивъ, что въ то время едва не лишился головы. Явившись къ почтенному начальнику, которому я обязанъ своею честью и жизнью, я долженъ былъ бы броситься къ его ногамъ, потому-что онъ мой спаситель — только этимъ именемъ могу я называть его, между-тмъ, я едва лишь поблагодарилъ его! Его присутствіе кажется, леденило меня, я даже не улыбнулся. Дйствительно, давно-давно я не знаю, что такое смхъ. Трудно было бы объяснить, что происходило во мн. Я ежеминутно думалъ, что сердце мое разорвется на части.
Семнадцатаго. Меня печалитъ, что я такимъ-образомъ представился генерал-прокурору. Онъ можетъ подумать, что острогъ сдлалъ меня звремъ, что страданія сдлали меня безчувственнымъ и равнодушнымъ. Я напишу ему сегодня же, извинюсь и выражу мою благодарность.
На этомъ вдругъ останавливался дневникъ, но по просьб своихъ друзей Жюль Делормъ прибавилъ впослдствіи нсколько словъ, въ которыхъ содержался конецъ его исторіи:
Во время моего пребыванія въ бордоскихъ тюрьмахъ не случилось ничего замчательнаго. Большую часть времени провелъ я съ господиномъ де-ла-Туромъ, который снова желалъ защищать меня передъ судомъ. Когда меня перевели въ тюрьму въ Ла-Реолль, мн пришлось вынести еще одно суровое испытаніе: моя мать и сестра и врная Луиза пришли повидаться со мною. Я не въ-состояніи припомнить это свиданіе. Невозможно объяснить волновавшія насъ чувства, но каждое чувствительное сердце можетъ понять ихъ. Притомъ же къ чему описывать изліянія семейной печали, которыя можетъ представить себ только тотъ, кто испыталъ все это.
Мои прежніе друзья навщали меня ежедневно, ихъ теперешнія любезности грустно противорчили съ ихъ поведеніемъ восемь лтъ назадъ: тогда вс они не хотли и знать меня.
Девятаго января, тысяча-восемьсотъ-пятьдесять-пятаго года происходилъ судъ надъ Викторомъ Лебланомъ и слугою, убившими одинъ — своего дядю, другой — своего хозяина. Судъ былъ одна лишь формальность, потомучто оба задолго еще передъ судомъ сознались вполн. Викторъ, подалъ мысль, а слуга совершилъ преступленіе, получивъ на свою долю дв тысячи франковъ. Кровь въ жилахъ буквально застыла у меня отъ ужаса, когда я увидлъ, что Викторъ Лебланъ, другъ моего дтства, сидлъ на мст, которое я занималъ прежде, и публично сознавался, что его дйствіями руководило чувство ненависти и зависти, которое возбуждали въ немъ мои успхи въ жизни. Онъ былъ увренъ, что, однажды избавившись отъ меня, пріобртетъ расположеніе Луизы. Но въ этомъ онъ совершенно ошибся. Когда ея собственные родственники стали требовать отъ нея, чтобъ она забыла меня и вышла замужъ, то Луиза ршительно отказала имъ и объявила, что пойдетъ въ монастырь, если подобныя требованія возобновятся. Итакъ какъ она была единственною дочерью у своихъ родителей, то ее и оставили въ поко.
Викторъ Лебланъ былъ приговоренъ къ вчной каторжной работ, слуга — къ двадцатилтнему заключенію, а два дня спустя, мн торжественно были возвращены мои законныя права.
Черезъ дв недли меня скромно внчали въ небольшой церкви въ Базейлл.