Марсель Швоб
Марсель Швоб
Катерина-кружевница.
Катерина-кружевница.
Веселая женщина.
—————————————————
Катерина-кружевница, Швоб Марсель, Год: 1896
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Она родилась около середины XV века, на улице Паршеминери, близ улицы Святого Якова, стояла зима такая холодная, что валки бегали по снегу в Париже. Старая женщина с красным носом, торчавшим из-под чепца, подобрала ее и воспитала. Сперва она играла за паперти с Переттой, Гильометтой, Изябо и Жанкетон, все они носили короткие юбки и своими покрасневшими ручонками лазили в канавы, вылавливая кусочки льда. они наблюдали также, как заманивают прохожих в игре, называемой ‘Ссн-Мари’. они глазели под навесом на требуху в кадках, на длинные болтающиеся сосиски и на толстые железные крючья, на которых мясники вешают разрубленные на четверти туши.
Близ Сен-Бенуа-Ле-Бетуриз, где были писцы, они слушали, как скрипят перья, и по вечерам задували свечи под носом у клерков через окна их каморок.
У Малого Моста они дразнили селедочников и быстро убегали с площади Мобер, прячась за углом улицы Трех-Ворот. Потом, усевшись на каменном окладе фонтана, стрекотали до темной ночи.
Так проходило детство Катерины, пока старая женщина не научила ее сидеть за подушкой для плетения кружев и терпеливо скрещивать нити коклюшек. Потом она стала искусной в своем ремесле. Жанкетон сделалась шляпочницей, Перронетта — прачкой, Изабо — перчаточницей, а Гильометта, самая счастливая,— колбасницей, у ней было румяное лицо, горевшее, словно его натерли свежей свиной кровью.
И те, что играли в ‘Сен-Мери’, тоже взялись за другое. Одни учились на горе Святой Женевьевы, другие резались в карты в Тру-Перетт, третьи чокались кружками Онисского вина в трактире ‘Сосновое Яблоко’, иные ссорились в гостинице ‘Толстой Марго’, и в полдень их можно было встретить входящими в таверну на Бобовой улице, а в полночь выходящими из дверей на Жидовской.
Катерина плела кружева, а в летние сумерки отправлялась подышать вечерней свежестью на скамейке у церкви, где можно было посмеяться и поболтать.
Катерина носила суровую кофточку и зеленую юбку. Она сходила с ума по нарядам и больше всего ненавидела шапочку, отличавшую девушек не из благородных фамилий. Она любила также тестоны {тестон — серебряная старинная монета в 10 су.}, экю серебряные, но всего больше золотые.
Это заставило ее сойтись с Казеном Шодэ, тюремным смотрителем из Шатлэ. Впрочем, от своей должности он получал мало монет. Часто она ужинала с ним вместе в трактире ‘Лошака’ против церкви Отцов Матуринов, а после ужина Казен Шолэ отправлялся ловить куриц по парижским рвам. Он проносил их под своим большим плащом и выгодно сбывал Машекру, вдове Арнуля, красивой торговке птицей у ворот Малаго Шатлэ.
Скоро Катерина бросила ремесло кружевницы, старая женщина с красным носом уже гнила на кладбище Невинных.
Казен Шолэ подыскал для подруги низенькую комнатку около Трех Дев и навещал ее по вечерам. Он не мешал ей показываться у окна с подведенными углем глазами и щеками, намазанными свинцовыми белилами.
Все горшки, чашки и фруктовые тарелки, на которых Катерина подавала есть и пить всякому, кто хорошо платил, были украдены в ‘Лебеде’ или в гостинице ‘Оловянное Блюдо’. В один прекрасный день Казен Шолэ исчез, заложив у Трех Прачек платье и пояс Катерины. Его приятели рассказали кружевнице, что его по приказанию прево секли, разложив на тележном кузове, и выгнали из Парижа через Бодуайерские ворота. Они больше не видались. Оставшись одна и не имея охоты зарабатывать деньги трудом, она сделалась уличной женщиной, живущей где придется.
Сперва она поджидала у дверей трактиров, и ее знакомые уводили ее за стены около Шатлэ или против Новарской Коллегии. Когда начались холода, одна сострадательная старуха пристроила ее в бани, где хозяйка дала ей пристанище. Она стала жить в каменной комнате, устланной зеленым катышем. За ней осталось прозвище ‘Катерина-кружевница’, хотя она больше не плела кружев. Иногда ей давали свободу пройтись по улицам с тем, чтобы она вернулась к тому часу, когда народ обыкновенно идет в баню.
Катерина бродила перед лавками перчаточницы и шляпочницы и много раз подолгу с завистью смотрела на цветущее лицо колбасницы, смеявшейся среда свиных туш. Потом она возвращалась в бани, которые хозяйка освещала в сумерки сальными свечами, они горели красноватым светом и грузно таяли за закоптелыми стеклами.
Наконец, Катерине надоело жить взаперти в четырех стенах. Она сбежала на большие дороги.
С тех пор она не была больше ни парижанкой, ни кружевницей, она стала одной из тех, что бродяг в окрестностях французских городов, сидят на могильных камнях и доставляют удовольствие прохожим. У этих женщин нет другого имени, кроме того, что дается им, глядя по внешности, и Катерина получила прозвище ‘Морда’. Блуждая по полям, она караулила вечерами на закраинах дорог, и ее набеленное лицо мелькало вдоль плетней между тутовыми деревьями. ‘Морда’ привыкла терпеть по ночам страх среди мертвых, когда ноги дрожат, задевая ню гиды.
Не было у ней ни тестонов, ни серебряных, ни золотых экю. Она жила в бедности, хлебом, сыром и кружкой воды, И любовники ее были такие же жалкие, они издали зазывали ее: ‘Морда’, ‘Морда!’ и она любила их…
Больше всего тосковала она, слушая колокола церквей и часовен: ‘Морде’ вспоминались июньские ночи., когда она сидела на скамейке церковного портика. В то время она завидовала нарядам благородных девиц, теперь для нее не существовало ни простой шапочки, ни дворянской шляпы. С непокрытой головой она дожидалась заработка, опершись на жесткую плиту. Ночью, на кладбище, среди жирной грязи, куда уходили ноги, она грустила о красноватом свете сальных свеч в банях и о зеленом камыше в ее квадратной комнате.
Однажды ночью какой-то гуляка, выдававший себя за военного, перерезал ‘Морде’ горло, чтобы взять ее пояс.
Но там он не нашел кошелька.
Источник жизни: Вымышленные жизни. Рассказы / Марсель Швоб, Пер. Лидии Рындиной под ред. Сергея Кречетова. — Москва: Гриф, 1909. — 139 с., 18 см.