Картина, Потапенко Игнатий Николаевич, Год: 1887

Время на прочтение: 4 минут(ы)

Игнатий Николаевич Потапенко

Картина
(Рассказ деревенского человека)

Хотите — верьте, хотите — нет, уж это как вам будет угодно. А только это было, и я видел всё это собственными глазами. Если этого не было, так пускай я больше не называюсь Панасом Макагоном, пускай моя хата (не та, что сгорела осенью, когда в нашей деревне был большой пожар, — слыхали, может быть? От молнии занялось тогда. Нет? Не слыхали? Ну, так не та, говорю, хата, а другая, новая, которую я недавно выстроил.) Так пускай, говорю, моя хата перестанет стоять рядом с хатой сотского Дубняка, и пускай моя рябая корова, — она, это я знаю, должна к весне отелиться, — так пускай, говорю, эта корова разрешится не телушкой и не бычком, а поросёнком… Кажется этого довольно. После этого, я думаю, вы уже поверите мне!
По совести скажу вам: на свете делаются чудачные вещи. Живёт в нашей деревне пан. Оно собственно нельзя даже сказать, чтоб он жил у нас. Так только наезжает. Зимой он Бог знает где ездит, слыхал я, будто даже в немецкие земли, но про то не скажу, потому что только слыхал, сам не видел. На лето уж всегда в деревню — ‘Дышать, — говорит, — воздухом’, словно там, в других местах, его кто за горло душит, либо воздуху там на всех не хватает. Господь его ведает. Пан он молодой и добрый, и жинка у него молодая и тоже добрая, и пара подростков. Бог их знает, какое у них занятие было, за делом мы их не видели, ‘дышали’ они, значит, и только, уж это верно, что дышали. Много к ним всякого народа — гостей наезжало. Ну, танцы, музыка, на лодках катание и на лошадях катание, и всё таким манером. Один раз как-то приехал к ним пан — высокий такой да сухой как спичка, шляпа на нём с широчайшими полями, точь-в-точь как на вороньем пугале, что стоит у нас на баштане, а из-под шляпы волосы висят как мочала, длинные такие. Ну, приехал, так приехал. Нам что? Мало ли их туда наезжало! Только наутро видим это — ходит по деревне панский приказчик и такую речь ведёт: ‘Кто, — говорит, — хочет заработать карбованец, ступай сейчас в поле. Около панской межи, — говорит, — собирайтесь’. Что такое? Какая такая работа нынче в поле? Подивились мы. Я забыл сказать вам, что это было уже после косовицы, да и снопы уже были свезены на городы. В поле, значит, чисто, одни пеньки торчат. Однако, времена тогда были безденежные, и заработать карбованец охотников нашлось немало. Собралось нас на панской меже душ тридцать, были тут и мужики, и бабы. Собрались мы и ждём. Глядим — панская бричка едет, в ней сам пан сидит и вот этот самый приезжий. Подъехали, сошли на землю, а приезжий с брички стащил ещё… Бог его знает, что он такое стащил. Стол — не стол, кресло — не кресло, плуг — не плуг, не знаю, как вам назвать эту штуку, одно слово — штука такая, а на штуке этой будто налеплена холстина, аршина этак полтора длины, да, может, с аршин ширины. А пан держал ещё в руках досочку, а на той досочке размазаны были разные краски. У пана же в руках было штук пять — этак вроде бы квачей, какими у нас колёса дёгтем мажут, только поменьше. Хорошо. Штуку эту всю поставили на землю. Тогда приезжий барин и говорит: ‘Вы, — говорит, — братцы, натаскайте сюда снопов десятка два и разложите этак без всякого порядка’. Снопов натаскали, потому недалеко тут был панский ток. Ладно. А он опять говорит: ‘Теперь, — говорит, — семеро из вас возьмите косы, становитесь в ряд и стойте так, будто косите, а семеро девок — позади нагнитесь, будто вяжете — трое станут в стороне ‘для второго плану’, — сказал он пану нашему, — и будут точить косы, двое присядут на пригорке и пускай вытирают пот с лица, один — рукавом, вот так, а другой — полой — вот этак, две бабы будут возиться около казана с кашей. Вот здесь надо поставить бочку с водой, один пойдёт к ней и станет будто пить, по над дорогой мы пустим коня со спутанными ногами, да нет ли мальчугана в одной сорочке, чтобы он верхом на камышонке ездил?..’ Ну, я вам скажу, и дивились же мы, вот как дивились!.. Однако, молчим, только в ус себе смеёмся, потому и пан наш тут, и приезжий — всё ж таки он тоже пан, хотя и чудной. Так всё и было сделано, как он сказал. Расставили нас — кого куда: тот косу взял, другой — сноп, третий на пригорке сел. Сам приезжий показывал, кому где стать, как пот вытирать, как воду пить. И коняку достали, спутали, а Сидор Тарань своего мальчугана Терешку притащил, снял с него штаны, да и на камышонку посадил (‘Авось, — думал, — и за Терешку полтинник перепадёт’). Как это все мы уже установились, приезжий взял квач (а по ихнему — кисть) да и пошёл мазать по холстине. Шутка ли сказать! Часов пять стояли мы в этаком положении, как он нас поставил. Мажет да мажет. Спины у нас позаболели стоять нагнувшись, а стоим. Иные уже проситься стали: ‘Не довольно ли?’ — говорят. Так он и не слышит, а пан наш даже руками замахал, дескать, ‘молчи, потому он в самый жар вошёл’. Сидоров Терешка сначала, было, всё рожи разные корчил, а под конец даже взревел. Ну, где ж таки — восьмилетнему дитяти пять часов без отдыху верхом на камышонке стоять? Однако, отпустил-таки, должно быть — сам умаялся. И ещё говорит: ‘Жаль, — говорит, — что колоса на ниве не застал, опоздал. Придётся из своей головы рисовать!’
Забрали они свои штуки и уехали. А старосте пан сказал вечером приходить за расплатой. Мы стояли как очумелые. Что оно такое? На кой, прости Господи, чёрт ему эта комедия понадобилась? Да ещё заплатит ли по карбованцу? Да где ж видано, чтоб за этакие дела платили! Надо вам знать, что на это диво собралась вся деревня. Было тут и смеха довольно и всяких разговоров. А вечером староста принёс нам по карбованцу. Всем заплатил, даже Терешке и Семёну Косому за коняку и то заплатил.
После мы спрашивали управляющего, что оно такое значит, так управляющий: ‘Это, — говорит, — художник, а рисовал он картину, я даже, — говорит, — видел эту картину, когда он её кончил. Хорошая картина. Называется она ‘На косовице’. Была она, — говорит, — на выставке в Москве, так там её один богатый купец или господин, не знаю, купил за тысячу рублей. Хорошая картина!’
Не знаю, не подшутил ли над нами управляющий. А только — чтоб за кусок холстины, на которой намазан кусок поля да показано, как Гришка Ярмончук воду пьёт, а Стёпка Дурноляп пот вытирает, а Семёнова кобыла хвостом помахивает, за этакий кусок холстины заплатить тысячу рублей?.. Навряд! Ей-ей — навряд! Да за эти деньги у нас можно купить двадцать десятин земли, и не нарисованной, а настоящей, чернозёмной, да и с кобылой и с самим даже Семёном Косым! Вот — не похоже на правду, а было, ей-Богу было. Можете не верить, а только было.

——————————————————————————-

Источник: Потапенко И. Н. В деревне. — Одесса: Типография ‘Одесского листка’, 1887. — С. 62.
Оригинал здесь: Викитека.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека