Болезнь остановила на время образ жизни, избранный мною. Я занемог гнилою горячкой. Лейтон за меня не отвечал. Семья моя была в отчаянье, но через шесть недель я выздоровел. Сия болезнь оставила во мне впечатление приятное. Друзья навещали меня довольно часто, их разговоры сокращали скучные вечера. Чувство выздоровления — одно из самых сладостных. Помню нетерпение, с которым ожидал я весны, хоть это время года обыкновенно наводит на меня тоску и даже вредит моему здоровью. Но душный воздух и закрытые окна так мне надоели во время болезни моей, что весна являлась моему воображению со всею поэтической своей прелестию. Это было в феврале 1818 года. Первые восемь томов ‘Русской истории’ Карамзина вышли в свет. Я прочел их в моей постеле с жадностию и со вниманием. Появление сей книги (так и быть надлежало) наделало много шуму и произвело сильное впечатление, 3000 экземпляров разошлись в один месяц (чего никак не ожидал и сам Карамзин) — пример единственный в нашей земле. Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка — Коломбом. Несколько времени ни о чем ином не говорили. Когда, по моем выздоровлении, я снова явился в свет, толки были во всей силе. Признаюсь, они были в состоянии отучить всякого от охоты к славе. Ничего не могу вообразить глупей светских суждений, которые удалось мне слышать насчет духа и слова ‘Истории’ Карамзина. Одна дама, впрочем весьма почтенная, при мне, открыв вторую часть, прочла вслух: »Владимир усыновил Святополка, однако не любил его…’ Однако!.. Зачем не но? Однако! Как это глупо! чувствуете ли всю ничтожность вашего Карамзина? Однако!’ — В журналах его не критиковали. Каченовский бросился на одно предисловие1.
У нас никто не в состоянии исследовать огромное создание Карамзина — зато никто не сказал спасибо человеку, уединившемуся в ученый кабинет во время самых лестных успехов и посвятившему целых 12 лет жизни безмолвным и неутомимым трудам. Ноты2‘Русской истории’ свидетельствуют обширную ученость Карамзина, приобретенную им уже в тех летах, когда для обыкновенных людей круг образования и познаний давно окончен и хлопоты по службе заменяют усилия к просвещению. — Молодые якобинцы3 негодовали, несколько отдельных размышлений в пользу самодержавия, красноречиво опровергнутые верным рассказом событий, казались им верхом варварства и унижения. Они забывали, что Карамзин печатал ‘Историю’ свою в России, что государь, освободив его от цензуры, сим знаком доверенности некоторым образом налагал на Карамзина обязанность всевозможной скромности и умеренности. Он рассказывал со всею верностию историка, он везде ссылался на источники — чего же более требовать было от него? Повторяю, что ‘История государства Российского’ есть не только создание великого писателя, но и подвиг честного человека.
Некоторые из людей светских письменно критиковали Карамзина. Никита Муравьев, молодой человек, умный и пылкий, разобрал предисловие или введение: предисловие!.. Мих. Орлов в письме к Вяземскому пенял Карамзину, зачем в начале ‘Истории’ не поместил он какой-нибудь блестящей гипотезы о происхождении славян, т. е. требовал романа в истории — ново и смело! Некоторые остряки за ужином переложили первые главы Тита Ливия слогом Карамзина. Римляне времен Тарквиния, не понимающие спасительной пользы самодержавия, и Брут, осуждающий на смерть своих сынов, ибо редко основатели республик славятся нежной чувствительностию, — конечно, были очень смешны. Мне приписали одну из лучших русских эпиграмм, это не лучшая черта моей жизни4.
* * *
…Кстати, замечательная черта. Однажды начал он при мне излагать свои любимые парадоксы. Оспоривая его, я сказал: ‘Итак, вы рабство предпочитаете свободе’. Карамзин вспыхнул и назвал меня своим клеветником. Я замолчал, уважая самый гнев прекрасной души. Разговор переменился. Скоро Карамзину стало совестно, и, прощаясь со мною, как обыкновенно, упрекал меня, как бы сам извиняясь в своей горячности: ‘Вы сегодня сказали на меня то, чего ни Шихматов, ни Кутузов на меня не говорили’5. В течение шестилетнего знакомства только в этом случае упомянул он при мне о своих неприятелях, против которых не имел он, кажется, никакой злобы, не говорю уж о Шишкове, которого он просто полюбил. Однажды, отправляясь в Павловск и надевая свою ленту, он посмотрел на меня наискось и не мог удержаться от смеха. Я прыснул, и мы оба расхохотались…
КОММЕНТАРИИ
При жизни автора опубликовано не было (написано не позднее 1826 г.). Печатается по: Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. В 10-ти т. Т. VIII. Л., 1978. С. 49-50.
Пушкин Александр Сергеевич (1799-1837) — поэт и писатель, создатель русского литературного языка. Происходил из древнего дворянского рода. Учился в Царскосельском лицее, где среди его сотоварищей были А. М. Горчаков, А. А. Дельвиг, В. К. Кюхельбекер, И. И. Пущин. Поэтический гений Пушкина раскрылся еще в годы учебы. В конце 10-х — начале 20-х гг. поэт вращался в оппозиционно настроенных кругах, среди его знакомых было немало будущих декабристов. Пушкин занимал откровенно фрондерскую позицию по отношению к Александру I, что вызвало гонения на него со стороны властей — вплоть до ссылки в село Михайловское. Из ссылки Пушкин был возвращен новым императором — Николаем I, который вызвался быть главным цензором его творений. Воззрения позднего Пушкина могут быть охарактеризованы как консервативные, что отмечали исследователи его творчества. Одним из факторов, обусловивших ‘поправение’ политических воззрений поэта, были его углубленные занятия историей, другим — ярко обнаружившееся во время польского восстания 1830-1831 гг. враждебное отношение к России со стороны Запада. Пушкин погиб на дуэли, став жертвой интриг со стороны антирусских сил. За два последних столетия поэт превратился в своеобразный символ русской культуры, ‘наше всё’ — как гениально выразился А. А. Григорьев в статье 1859 г. ‘Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина’ (Григорьев А. А. Сочинения. В 2-х т. T. 2. M., 1990. С. 56).
Основные издания: Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. В 17-ти т. М., Л., 1937-1959, Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. В 10-ти т. Л., 1977-1979.
Литература о нем: А. С. Пушкин в воспоминаниях современников. В 2-х т. М., 1974, А. С. Пушкин в русской критике: Сборник статей. 2-е изд., испр. М., 1953, А. С. Пушкин: pro et contra. T. I—II. СПб., 2000, Лотман Ю. М. Пушкин. СПб., 2003, Пушкин в русской философской критике: Конец XIX — первая половина XX в. М., 1990, Розанов В. В. О Пушкине. Эссе и фрагменты. М., 1999, Страхов Н. Заметки о Пушкине и других поэтах. 2-е изд., доп. Киев, 1897, Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники. М., 1968, Тыркова-Вильямс А. В. Пушкин. В 2-х т. 7-е изд. М., 2010 (ЖЗЛ).
1Каченовский Михаил Трофимович (1775-1842)— историк, переводчик, критик, профессор Московского университета, редактор журнала ‘Вестник Европы’. В серии статей-рецензий, помещенных в этом журнале, он подверг критике французские переводы предисловия к ‘Истории государства Российского’, а также сам метод Карамзина. Каченовский — родоначальник ‘скептической школы’ в русской историографии.
2 ‘Нотами’ А. С. Пушкин называет обширные примечания к ‘Истории’ Карамзина.
3 Речь идет о будущих декабристах, которые выступили с резкой критикой H. M. Карамзина. Некоторые из этих замечаний А. С. Пушкин приводит ниже. Подробнее см.: Декабристы — критики ‘Истории государства Российского’ Н. М. Карамзина // Литературное наследство. Т. 59. М., 1954. Более широкий контекст откликов современников представлен в книге В. П. Козлова »История государства Российского’ H. M. Карамзина в оценках современников’ (М., 1989).
4 Речь идет об известной эпиграмме ‘ В его ‘Истории’ изящность, простота…’. По мнению А. В. Гулыги, эта эпиграмма Пушкину не принадлежит (Гулыга А. В. Великий памятник // Карамзин H. M. История государства Российского в 12-ти т. Т. 1. М., 1989. С. 462-463).
5 Речь идет о недоброжелателях Карамзина — князе С. А. Ширинском-Шихматове и П. И. Кутузове (Голенищеве-Кутузове).