Капитан Рук и мистер Пиджон, Теккерей Уильям Мейкпис, Год: 1840 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 22 минут(ы)

Капитанъ Рукъ и мистеръ Пиджонъ (*).

В. М. Теккерея.

(*) Rook и Pidgeon (Рукъ и Пиджонъ) въ буквальномъ перевод — Воронъ и Голубь.

Статистики и географы исчислили до точности, сколько квартеровъ хлба, полосъ желза, кусковъ свинца, мшковъ шерсти, сколько турокъ, квакеровъ, методистовъ, евреевъ, католиковъ и протестантовъ потребляется или производится въ различныхъ странахъ нашего нечестиваго міра. Я бы желалъ видть предъ собой таблицу, опредлительно показывающую число мошенниковъ и простофилей всхъ націй, численный выводъ подобнаго рода послужилъ бы для философа неисчерпаемымъ источникомъ размышленій. Умъ человческій какъ-то отрадно отдыхаетъ надъ этой многосторонней темой. Какое множество воровъ обртается въ Париж! о, Небеса! и какая несмтная масса негодяевъ всякаго рода, съ косичками и пуговками мандариновъ — въ Пекин! Безчисленныя толпы воришекъ и мошенниковъ вотъ въ этотъ самый моментъ занимаются своимъ ремесломъ во всхъ столицахъ. Какое множество бездльниковъ ханжитъ въ стран Донъ-Карлоса! какое множество обманщиковъ и лицемровъ совершаетъ свои плутовскія продлки подъ прекраснымъ носомъ королевы Христины! Во всхъ главныхъ городахъ Германіи существуетъ безмрное число мошенниковъ, которые, какъ и честные люди, спокойно покуриваютъ табакъ и попиваютъ пиво, порода такихъ людей водится и въ знойномъ город Тимбукту: совершенно нагіе, обмазанные пальмовымъ масломъ, они сосутъ кокосовый сокъ или дремлютъ у дверей своихъ мазанокъ. Не считаю за нужное продолжать топографическія подробности и, для лучшаго поясненія, повторять здсь весь географическій словарь, достаточно сказать, что дурной философъ тотъ, кто не принимаетъ въ соображеніе всхъ этихъ вещей, и который, при своихъ размышленіяхъ или при сужденіяхъ о человческомъ род, не вполн вникаетъ въ нихъ и не разсматриваетъ ихъ со всхъ сторонъ. Пріятна и утомительна мысль, что предусмотрительная природа, посявшая на земл сочные, сладкіе, душистые цвты для жужжащей пчелы, открывшая прозрачные потоки для среброчешуйчатыхъ рыбъ, произродившая ягнятъ, оленей, козъ и другую свжую пищу для рыкающихъ львовъ, мышей — для дятельныхъ кошекъ, сыръ — для мышей и т. д., возстановившая во всемъ своемъ царств великое правило, что, гд есть потребность, тамъ есть и средства къ удовлетворенію ея (прочитайте романы Адама Смита, Мальтуса и Рикардо и философскія сочиненія миссъ Мартино) — я говорю, утшительна мысль, что, если природа произвела мухъ на пищу рыбамъ и цвты — на пропитаніе пчеламъ, то она также создала я простофилей на пропитаніе мошенникамъ, такимъ образомъ, на всхъ ея планахъ, во всхъ предначертаніяхъ видна гармонія, предусмотрительность. Тщательное наблюденіе покажетъ вамъ, что вороны существуютъ во всхъ частяхъ свта и что голуби созданы для ихъ пользы. Гд бы вы свтило солнышко, вы непремнно найдете грющуюся на немъ глупость и лнь — найдете и мошенничество, какъ тнь слдящее за глупостью.

Итакъ, нтъ никакой надобности хать въ Бенаресъ или Пекинъ отъискивать мошенниковъ. ‘Да къ тому же, мы не птицы, какъ говоритъ ирландцы: — мы не можемъ находиться въ шести мстахъ въ одно и то же время’, а потому пройдемъ молчаніемъ мошенниковъ иноземныхъ народовъ, и займемся разсмотрніемъ только тхъ, которые существуютъ и процвтаютъ подъ самыми нашими носами. Я много путешествовалъ, много видлъ людей и городовъ, и долженъ, по всей справедливости, сказать, что наше отечество — Англія производитъ лучшихъ въ мір солдатъ, моряковъ, портныхъ, пивоваровъ и мошенниковъ,— особенно мошенниковъ: подобныхъ имъ не найти вы въ одномъ государств. Наше общество производитъ ихъ въ величайшемъ количеств и доводитъ профессію ихъ до совершенства. Мы снабжаемъ ими всю Европу. Вы не укажете ни одного значительнаго города въ Европ, гд бы не нашлось, по крайней мр, полдюжины нашихъ родныхъ мошенниковъ, они везд служатъ врнымъ доказательствомъ нашей практичности и превосходными образчиками вашей отечественной мануфактуры. Возьмемъ Римъ, Челтенэмъ, Баденъ, Теплицъ, Мадритъ или Эмсъ: я былъ во всхъ этихъ городахъ, и, ручаюсь честью, что изъ всхъ бездльниковъ, которыхъ можно встртить тамъ, самый тонкій — это англичанинъ: онъ лучше вашего пылкаго француза, лучше хвастливаго ирландца въ рыжемъ бархатномъ жилет и въ рыжихъ бакенбартахъ, лучше серьёзнаго и грандіознаго испанца, съ его страшно выпученными глазами и обиліемъ брильянтовыхъ булавокъ, лучше блднолицаго нмецкаго барона, съ свтлорусыми усами, двойнымъ подбородкомъ, жирными, отекшими, грязными пальцами и огромнымъ золотымъ перстнемъ, лучше всхъ подобныхъ ему иноземцевъ. Кто въ Вн одвается лучше всхъ? Кто въ Баден иметъ щегольскую бричку? Кто пьетъ лучшее шампанское въ Парик? Разумется, капитанъ Рукъ, службы ея британскаго величества: т. е. онъ былъ когда-то въ служб ея величества, но находитъ удобнйшимъ выдавать себя и теперь за капитана дйствительной службы.

Жизнь игрока-мошенника (это прозваніе въ укоризну приписывается капитану Руку въ его отечеств) такая легкая, свободная, спокойная, беззаботная, веселая жизнь, что я не могу объяснить себ, почему вс люди на свт не обращаются въ капитановъ Руковъ, — разв только потому, быть можетъ, что въ ней есть нкоторыя тайны и трудности, невдомыя обыкновеннымъ смертнымъ, и преодолваемыя только людьми истинно геніальными. Зайдите къ капитану Руку днемъ (въ Лондон — онъ живетъ около улицы С. Джемсъ, за границей занимаетъ самыя лучшія комнаты въ самыхъ лучшихъ отеляхъ) и вы застанете его въ часъ пополудни въ превосходнйшемъ шлафрок, за столомъ, на которомъ стоитъ завтракъ изъ изысканныхъ блюдъ, въ это время или онъ куритъ огромнйшую пнковую трубку, или читаетъ газету ‘Morning-Post’, или романъ (во всей его квартир одна только книга, и то взятая изъ библіотеки для чтенія), или вы застанете его за туалетомъ, или въ разговор съ портнымъ о новыхъ жилетныхъ матеріяхъ, или онъ пьетъ содовую воду съ рюмкой хересу, все это длаетъ онъ по утрамъ ежедневно, и все это, повидимому, не обременительно. Такія занятія продолжаются до трехъ часовъ. Въ три часа онъ отправляется къ лошадиному барышнику и остается тамъ на полчаса, въ четыре — его можно видть, у окна клуба, въ пять — онъ здитъ верхомъ въ Гейдъ-Парк, съ двумя-тремя товарищами (онъ не знаетъ ни одной лэди, не мужчинъ знакомыхъ у него много: ему знакомъ старый толстый джентльменъ, который зналъ его семейство, и, при встрч, раскланивается съ нимъ, ему знакомы нсколько молодыхъ людей съ блдными, истомленными лицами, маленькими усами, или, по крайней мр, съ маленькими бородками, эти молодые люди съ удовольствіемъ раскланиваются ему, какъ человку моднаго свта), въ семь часовъ капитанъ Рукъ обдаетъ въ отели Лонга или Кларендона, и ложится почивать въ пять часовъ утра, посл спокойнаго виста, чашки бульона и стакана пунша.

Случается, онъ обдаетъ довольно рано въ таверн, близь Котентъ-Гардена, посл такого обда вы увидите его въ театр, въ отдльной лож (капитанъ Рукъ больше всего любятъ циркъ). Въ лож, подл него, вы замтите молодаго человка — весьма молодаго, одного изъ тхъ, которые поутру разговаривали съ нимъ въ парк, замтите двухъ лэди: одну исхудалую, поджарую, съ кислымъ лицомъ, съ безчисленнымъ множествомъ мелкихъ блокурыхъ локоновъ, съ большими руками и ногами, въ полиняломъ свтло-голубомъ шелковомъ плать, въ большой шляпк съ оранжевыми лентами, съ пестрыми, измятыми цвтами и засаленными кружевами, на пальцахъ у нее множество золотыхъ колецъ, она сидитъ позади, никто съ ней и она ни съ кмъ не говоритъ, разв иногда она промолвить: ‘ахъ, Мери! какъ ты хороша сегодня: джентльменъ, который сидитъ въ лож противъ васъ, битыхъ три часа не спускалъ съ тебя глазъ: я готова держать какое хочешь пари, это тотъ самый, котораго мы видли въ парк.

‘Я просила бы тебя, Анета, держать свой языкъ на привязи и не надодать мн твоими мужчинами. Фредди! — вдь вы не врите словамъ миссъ Гикманъ?’ — говоритъ Мэри, обращаясь къ Фредди съ нжной улыбкой. Мэри сидитъ впереди, она говоритъ, что ей двадцать-три года, но миссъ Гикманъ знаетъ очень хорошо, что ей тридцать-одинъ (Фредди однихъ лтъ съ нею). На ней малиновое бархатное платье, на каждой рук по три различныхъ золотыхъ браслета, на каждомъ пальц каждой руки множество колецъ, у одного изъ колецъ виситъ на цпочк золотой флакончикъ, у ней огромный веръ, носовой платокъ, обшитый кружевами, на ней кашмировая шаль, которая безпрестанно спадываетъ съ плечь, открывая, къ ея досад, весьма нескромно, блыя плечи,— говоритъ она громко, всегда роняетъ въ партеръ афишу, и постоянно разливаетъ кругомъ себя сильный завахъ духовъ и помады изъ магазина Делакруа. Посл этого описанія, излишне пояснять, кто такая Мари…. Миссъ Гикманъ ея компаньонка, он вмст живутъ въ квартал Май-Феръ, въ весьма уютномъ домик, только что вновь меблированномъ la Louis XIV, усердіемъ Фредди, что достоврно намъ извстно. Говорятъ даже, что карету и пару блыхъ лошадей, на которыхъ Мери такъ очаровательно катается въ парк, купилъ также Фредди, — говорятъ притомъ, будто бы и карету и лошадей отъискалъ капитанъ Рукъ за весьа сходную цну.

Такова жизнь капитана Рука. Что можетъ быть спокойне ея и пріятне?— Случается, что Мари скажетъ: ‘Подемте къ намъ, Рукъ, раздлить съ нами холодныхъ цыплятъ и бокалъ шампанскаго со льдомъ,’ — Рукъ отправляется и посл цыплятъ — такъ, для шутки — Мари предлагаетъ маленькій банкъ, она ставитъ шиллинги, между тмъ какъ Фредди, нсколько смле ея, позволяетъ себ ставки въ полгинеи. Что жъ за бда! въ этомъ еще нтъ ничего дурнаго. — Черезъ полчаса Мэри начинаетъ скучать, а миссъ Гикманъ уже давно дремлетъ въ отдаленномъ уголк, и вслдствіе того об лэди уходятъ со свчами въ рукахъ.

— Чортъ возьми, Фредъ, говоритъ капитанъ Рукъ, наливая молодому человку, и самъ выпивая пятнадцатый бокалъ шампанскаго, — какое теб счастье, еслибъ только ты умлъ пользоваться имъ!

Что можетъ быть со стороны Рука естественне и даже благородне этихъ словъ? Фредъ, очевидно, неопытный игрокъ, опытный игрокъ знаетъ, что возможности воспользоваться счастіемъ въ игр не существуетъ. Фредди начинаетъ пользоваться своимъ счастіемъ. Прекрасно, но счастіе измнчиво, это даже вошло въ пословицу, и потому вовсе не удивительно, что, улыбаясь такъ сладко нашему Фредди въ начал вечера, оно потомъ стало хмуриться и подъ конецъ совсмъ его покинуло.

Фредди проигрываетъ.

И — странная случайность! страшное несчастье! онъ выигрывалъ вс маленькія карты, а проигрывалъ вс большія, но для того, чтобъ отъиграться, существуетъ простое и врнйшее средство:— это — удвоивать ставки. Положимъ, вы проигрываете гинею: ставьте дв: выигравъ эту карту, вы выигрываете прежній кушъ и еще гинею, — проигравъ дв гинеи — ставьте въ третій туръ четыре, въ четвертый — восемь, въ пятый — шестнадцать, въ шестой — тридцать дв, итакъ дале. Здравый разсудокъ говоритъ, что не можете же вы проигрывать всегда, при первой карт, упавшей на вашу сторону, возвращается весь проигрышъ. Этотъ процессъ заключаетъ въ себ только ту невыгоду, что если вы начнете съ гинеи и, удвоивая кушъ, проиграете пятнадцать разъ, то весь проигрышъ составитъ аккуратно шестнадцать тысячъ триста восемьдесятъ четыре гинеи — сумму, которая, по всей вроятности, превосходятъ итогъ вашего годоваго дохода: по крайней мр, итогъ моего дохода далеко ниже этой цифры.

Фредди не дошелъ еще до этого, но, будучи малодушнымъ въ счастіи, что замтили мы по его боязни выигрывать, онъ въ равной степени малодушенъ, когда начинаетъ проигрывать: онъ труситъ, то есть, онъ увеличиваетъ куши и старается отъиграться, человкъ, доведенный до этой крайности, можетъ смло считать себ погибшимъ.

Когда Рукъ возвращается домой, у него въ карман оказываются векселя за подписью Фредди, положимъ хотя на триста фунтовъ стерлинговъ. Говорятъ, будто Мэри получаетъ половину выигрыша, но я этому не врю: — капитанъ Рукъ принадлежитъ къ людямъ такого рода, которые не разстанутся съ кошелькомъ ни за что на свт, если онъ попадется имъ въ руки.

На сколько правды въ предположеніи, что онъ длится съ Мэри, до насъ почти вовсе не касается. Рукъ возвращается домой, бросается въ постель усталый и просыпается въ полдень, чтобъ снова начать подвиги, которые мы описали. Что касается до Фредди, то ни макъ, ни мандрагора, ни вся содовая вода изъ всхъ химическихъ магазиновъ не въ состояніи даровать ему того сладкаго сна, который онъ могъ бы имть, еслибъ не проигрался. ‘Еслибъ я только держался короля червей, со вздохомъ говоритъ Фредъ: — но, впрочемъ, кто же можетъ ршиться на это, когда король семь разъ сряду проигрывалъ?— еслибъ я забастовалъ въ то время, когда Томасъ (будь онъ проклятъ) подалъ этотъ адскій пуншъ, тогда бы еще сотни дв осталось въ карман…’ и т. д., и т. д. Въ этомъ род стуетъ Фредди на свою судьбу. О, несчастный Фредди! жалкій Фредди! глупый Фредди! — ты пораженъ теперь, ты страдаешь, и къ излеченію недуга твоего — нтъ другаго средства, кром кровопусканія, повторяемаго почти до гробовой доски. Относительно излеченія Фредди, слдуетъ принять въ руководство гомеопатическое правило similia similibus, а это, мн кажется, въ перевод означаетъ: ‘отъ укушенія бшеной собаки должно лечиться шерстью той собаки’,— только, не безконечно-малыми дозами, не шерстью той собаки, которая укусила, не, vice-versа, собакою той шерсти, которая хотла укусить. Фредди началъ играть, — сначала по маленькой,— надобно же отъиграться, онъ долженъ пройти весь курсъ леченія, чтобъ получить какую нибудь пользу. Онъ долженъ играть, пока будетъ имть къ тому возможность, онъ будетъ играть, пока въ его карман не останется шиллинга, и тогда, быть можетъ, останется честнымъ человкомъ, хотя большинство шансовъ противъ этого, и почти наврное можно держать пари, что онъ сдлается плутомъ-игрокомъ и будетъ богатъ или бденъ, смотря по обстоятельствамъ.Наымъ кажется, не нужно называть имя Фредди: оно красуется на его визитной карточк:

МИСТЕРЪ ФРЕДРИКЪ ПИДЖОНЪ.

Отель Лонга.

Я сказалъ, что мистеръ Фредрикъ Пиджонъ, эсквайръ, можетъ сдлаться богатымъ или бднымъ плутомъ-игрокомъ, хотя первый шансъ, надобно признаться, весьма невренъ. Когда-то я знавалъ одного актера, который не умлъ ни писать, ни говорить, ни даже читать по англійски,— который не имлъ способности ни къ какому ремеслу въ свт, не имлъ на столько ума, чтобъ торговать на улиц яблоками, и на столько смысла, чтобъ сдлаться членомъ Парламента, я знавалъ, повторяю я, одного актера, единственными достоинствами котораго были длинныя ноги, длинная шея и громкій голосъ,— слышалъ, какъ онъ проклиналъ свою судьбу, свою профессію, отъ которой, при всхъ своихъ стараніяхъ, могъ получать только восемь гиней въ недлю. ‘Никого, говорилъ онъ съ нкоторою справедливостью:— не вознаграждаютъ такъ дурно, какъ драматическихъ артистовъ: они всю свою молодость трудятся изъ-за ничего, и подъ старость ничего не могутъ приберечь на черный день.’ Съ этими словами онъ вздохнулъ и потребовалъ (это было въ субботу вечеромъ) сорокъ девятый стаканъ грогу,— счетъ стаканамъ велъ онъ съ начала недли.

Раздражительность, какъ слдствіе избранной профессіи, я нисколько не сомнваюсь, заставляла моего друга Клэптрапа поглощать, кром пива поутру, такое количество грогу посл репетицій,— это обстоятельство невольнымъ образомъ наводитъ меня на размышленіе о его судьб. А судьба его, право, незавидная. сть, пить, немного трудиться и быть веселымъ,— получать двойное возмездіе за трудъ, и потомъ стремиться къ гибели,— упасть съ дерева, какъ говорится, налившись, созрвши и даже перезрвши, гнить подъ этимъ деревомъ въ грязи, и, наконецъ, смшаться съ нею.

Но, какъ бы дурно ни вознаграждался актеръ (читатель проститъ меня за вышеприведенный эпизодъ тмъ охотне, что, въ сущности, онъ не иметъ никакого отношенія къ предмету этой статьи), какъ бы ни злосчастна была его участь,— участь бднаго плута-игрока еще злосчастне. Вы никогда не услышите о богатомъ игрок, не увидите даже и такого игрока, который бы сказалъ, что онъ въ выигрыш. Куда же дваются вс т деньги, которыя проигрываются за зеленымъ столомъ? Къ концу вечера многіе игроки не досчитываются значительнаго количества монетъ въ своихъ кошелькахъ,— слдовательно, эти монеты перешли въ другіе кошельки, но спросите: въ чьи же кошельки? Одинъ скажетъ, что онъ выигралъ три шиллинга,— другой — ни выигралъ ни проигралъ, третьему кажется, что онъ проигралъ,— а между тмъ каждый изъ трехъ другихъ игроковъ утверждаетъ, что проигралъ три фунта стерлинговъ. Разв это не фактъ? разв это не извстно тмъ, которые имютъ страсть къ игр? Я часто думаю, что чертовы картинки,— какъ называются карты,— выданы намъ прямо изъ адской библіотеки, и что самъ сатана прибираетъ въ свои лапы нкоторую часть выигрыша и уноситъ эту часть незамтнымъ образомъ: въ противномъ случа какже объяснить, куда дваются деньги?

Напримръ, есть одинъ джентльменъ называемый въ газетахъ ‘благороднымъ графомъ и знаменитостью конскихъ скачекъ’,— если онъ проигралъ шиллингъ, то газеты кричатъ, что онъ проигралъ пятьдесятъ мильоновъ, онъ бросаетъ по полсотни тысячъ фунтовъ стерлинговъ на конскихъ скачкахъ въ Дерби такъ свободно, какъ вы и я бросили бы два съ половиною пенса. Кто же выигралъ эти мильоны? Мистеръ Кракфордъ, мистеръ Бондъ или мистеръ Salon-des-Etrangers?

Я не называю этихъ трехъ джентльменовъ игроками, но кто же выигрываетъ деньги благороднаго графа, равно какъ и деньги всякаго другаго джентльмена, который играетъ и проигрываетъ? Я знаю, что много денегъ ставилось на карты во время отсутствія мистера Кракфорда, много ассигнацій выдано безъ всякаго посредничества мистера Бонда, — есть сотни тысячъ игроковъ, которые совершенно незнакомы и чужды даже мистеру Salon-des-Etrangers.

Нтъ, милостивый государь, деньги проигрываются не въ публичныхъ игорныхъ домахъ, ваша добродтель подвергается опасности не въ этихъ мстахъ. Лучше проиграть половину своихъ доходовъ, все свое состояніе, въ порядочномъ игорномъ дом, нежели въ обществ моего друга капитана Рука. Но мы опять удаляемся отъ вашего предмета. Дло въ томъ: честно ли ремесло капитана и выгодно ли оно?

Займемтесь прежде разсмотрніемъ послдняго вопроса. Скажите, мой добрый другъ, кушали ли вы пастеты изъ воронятъ, въ ма мсяц, когда они бываютъ очень молоды? — они до такой степени нжны, что вы не въ состояніи замтить разницы между ними и голубями. Такъ-точно и вашего Рука, въ его молодости, трудно было отличить отъ Пиджона. Теперь онъ поступаетъ съ другими такъ, какъ нкогда другіе поступали съ нимъ, его общипывали точно такъ, какъ онъ общипываетъ теперь мистера Фредрика Пиджона. Положимъ, что онъ началъ свое поприще жизни съ десятью тысячами фунтовъ стерлинговъ. Изъ этой суммы у него не осталось ни полушки, ее можно считать за капиталъ, которымъ онъ пожертвовалъ, чтобъ изучить свое ремесло. Истративъ десять тысячъ, доставлявшихъ 650 фунтовъ въ годъ, онъ долженъ былъ отъискивать другой источникъ, который бы доставилъ ему полторы, дв или три тысячи дохода за его рискъ и трудъ. Кром денегъ, убитыхъ при самомъ начал поприща, его профессія требуетъ постоянныхъ ежегодныхъ издержекъ, какъ-то: на

Лошадей, экипажи (включая Эпсонскія, Гудвудскія, Аскотскія и пр. конскія скачки.) — 500 ф.

Квартиру, прислугу и столъ — 350 —

Поздки къ приморскимъ городамъ — 300 —

Званые обды — 150 —

Карманныя деньги — 150 —

Перчатки, платки, духи, табакъ (весьма умренно) — 150 —

Портному (примрно 100 ф. безъ уплаты) — 0

Итого 1,600 ф.

Безъ этой суммы, человкъ не въ состояніи заниматься профессіей капитана Рука приличнымъ образомъ: потерять десять тысячъ и имть тысячу шестьсотъ футовъ необходимыхъ расходовъ — нтъ, это невыгодная профессія,— это скудные проценты на хорошій капиталъ, это плохое вознагражденіе для благороднаго джентльмена, за его трудолюбіе и геніальную способность.

Мой другъ, Клэптрапъ, который ворчитъ на ограниченное жалованье, можетъ благословлять судьбу свою, что онъ не родился джентльменомъ и не былъ воспитавъ для такой профессіи, какъ эта. Принимая въ соображеніе труды капитана, его расходы, его происхожденіе и воспитаніе, нельзя не согласиться, что вознаграждается онъ бдно. А когда онъ будетъ обязавъ оставить свое поприще, когда рука его начнетъ дрожать, когда кредитъ упадетъ, когда надъ его векселями станутъ смяться во всхъ банкирскихъ домахъ, когда портные станутъ преслдовать его, словомъ, когда неумолимое время доведетъ его до старости,— кто тогда поможетъ этому жалкому ветерану?

Кто поможетъ ему? Ужь, конечно, не его родные, потому что онъ вытянулъ отъ отца, отъ дяди и старой бабушки все, что было можно, онъ получилъ уже часть изъ наслдства своей сестры и поссорился съ зятемъ, старики примерли, молодые люди ненавидятъ его, и ничего ему не дадутъ. Кто же ему поможетъ? — ужь, конечно, не друзья. Во первыхъ, мой добрый сэръ, друзья очень рдко помогаютъ, во вторыхъ, капитанъ Рукъ, при своемъ ремесл, не пріобртая новыхъ друзей, отчуждилъ отъ себя старыхъ. Его знакомства продолжались не боле года — періодъ времени, совершенно достаточный для того, чтобъ ему общипать ихъ, и потомъ они разставались. У Пиджона не осталось ни одного перышка въ хвост, да и съ какой стати онъ будетъ помогать Руку, котораго, между прочимъ, онъ научился душевно ненавидть, узнавъ въ немъ бездльника? Если для Рука и наступаетъ черный день, то именно потому, что онъ не иметъ друзей, онъ истощилъ ихъ средства, онъ общипалъ ихъ такъ гладко, какъ ладонь. И чтобъ дойти до этого конца, Рукъ тратилъ по тысячи-шестисотъ фунтовъ въ годъ, погубилъ цвтъ своей жизни и, кром того, промоталъ десять тысячъ фунтовъ стерлинговъ! Такова ли должна быть награда джентльмену? Да, позорно и гршно позволятъ англійскому джентльмену утопать въ нищет, не подавъ ему руки помощи.

Изъ вышеприведенныхъ замчаній можно вывести слдующее нравоученіе: плутовская игра — ремесло дурное, хуже его ничего не можетъ быть, и потому родители и опекуны должны обратить на это особенное вниманіе, и не пріучать дтей къ такому низкому и гнусному образу жизни.

Надобно, однако же, сознаться, что есть люди, которые имютъ къ этой профессіи такой врожденный талантъ, что ни просьбы, ни угрозы, ни примръ родителей, ни приманки другаго призванія ни въ состояніи удержать ихъ отъ нея. Они отрекаются отъ всего, чтобъ слдовать за своимъ господиномъ, дьяволомъ, они бросаютъ друзей, родныхъ, благородныя и прибыльныя занятія, чтобъ предаться исключительно этому ремеслу, низкому и невыгодному. Когда они находятся въ военной служб — въ полку разносится дурная молва о полночныхъ сходбищахъ, о картежной игр, о барышахъ отъ продажи лошадей, и корнетъ Рукъ получаетъ самое лаконическое предложеніе оставить службу. Они поступаютъ въ конторы банкирскихъ домовъ, и получаютъ общаніе, что впослдствіи будутъ сотоварищами хозяина,— папа откладываетъ хорошій капиталъ, чтобы ускорить это время, но фирма Гобсъ, Бибсъ и Грегори не можетъ держать при себ молодаго джентльмена, который сдлался извстенъ, какъ игрокъ, который чаще посщаетъ конскія скачки, чмъ контору, и безпрестанно беретъ отъ банкира свои деньги. Отецъ его, этотъ отличный старикъ Самъ Рукъ, столь хорошо умющій брать подряды въ военное время, узнаетъ въ конц пятаго года, что изъ капитала, назначеннаго на товарищество, его сынъ промоталъ больше четырехъ тысячъ, и, по долгу справедливости къ остальнымъ тринадцати дтямъ, отецъ ршается не давать ему больше вы шиллинга. Можете представить себ, какъ пріятна должна быть ршимость подобнаго рода для пылкаго молодаго Рука, съ четверкой лошадей въ конюшн, съ нарченной мистриссъ Рукъ, въ уютномъ домик близь Регентова парка, и съ векселемъ въ триста-семьдесятъ-пять фунтовъ, требующимъ непремнной уплаты въ первыхъ числахъ наступающаго мсяца!

Иногда, изъ молодаго Рука готовятъ адвоката, и мн пріятно представить моимъ читателямъ одного такого джентльмена и его исторію.

Это сынъ весьма достойнаго джентльмена, высокопочтеннйшаго Атанасіуса Рука, который, окончивъ курсъ наукъ въ Кэмбриджскомъ Университет, оставался въ немъ въ качеств преподавателя, пока не открылось вакантное мсто сельскаго священника, за которое онъ съ радостью ухватился. Оно давало только двсти-пятьдесятъ фунтовъ въ годъ, но дло въ томъ, что Атанасіусъ былъ влюбленъ. Миссъ Грегори, хорошенькая, скромная, простодушная гувернантка у миссъ Микль, содержавшей пансіонъ для двицъ въ Кэмбридж (куда высокопочтенный джентльменъ часто являлся на чай), обратила на себя благородное вниманіе университетскаго наставника. Во время прогулокъ съ ней и, разумется, съ другой молоденькой лэди, по тромпингтонской дорог, Атанасіусъ Рукъ высказалъ свою любовь.

Миссъ Грегори не имла очаровательной красоты, но она любила Атанасіуса всею силою своей души, и была самая благонравная, веселая, нжная, улыбающаяся, заботливая жена, какою когда либо благословляло Небо сельскаго пастора. Атанасіусъ принялъ къ себ двухъ учениковъ, съ платою по двсти гиней за каждаго, и домашнія дла его значительно улучшились, такъ, что онъ началъ откладывать на черный день, по немногу на приданое Гарріеты, когда она подростетъ и будутъ у ней женихи, и откладывать по немногу на воспитаніе Тома въ университет или на приготовленіе его въ адвокаты. Изъ этого вы можете заключить, что въ пасторскомъ дом существовали теперь два маленькихъ Рука, родители которыхъ считали за особенное счастіе класть кормъ въ маленькіе ротики своихъ птенцовъ. О! если только былъ въ мір добрый и счастливый человкъ, это, безъ сомннія, былъ Атанасіусъ, если была счастливая женщина въ мір — это, безъ сомннія, была его жена: въ цломъ приход, въ цломъ округ, въ цлой Англіи вы не отъискали бы боле уютнаго и комфортабельнаго пасторскаго дома и боле счастливой семьи.

Слава Атанасіуса, какъ воспитателя, увеличивалась, онъ назначалъ плату за воспитаніе весьма высокую, и къ тому же, не принималъ боле двухъ учениковъ, и потому многіе богатые родители сильно желали поручить дтей своихъ его попеченію. Будущіе сквайры, банкиры, даже лорды, поселялись въ его домик, пользовались его наставленіями, съ его помощію спокойно проходили чрезъ ‘ослиный мостъ’ и вступали въ величественныя страны математики, или, усвоивъ латинскій синтаксисъ, переходили на отрадную стезю классической мудрости.

Среди такихъ товарищей выросъ Томъ Рукъ, выросъ, конечно, боле любимый и боле балуемый, чмъ они, умне, чмъ они, словомъ, изъ нашего маленькаго Рука вышелъ такой славный, благовоспитанный, умный юноша, какіе рдко поступаютъ въ университетъ.

Представьте же себ вашего молодаго джентльмена въ университет, куда привезъ его попечительный родитель, который съ особенной любовью и воспоминаніями, такъ глубоко затаившимися въ его душ, осматривалъ и залъ, и мсто юношескихъ игръ, и комнату стараго привратника, и старый фонтанъ, и старыя спальни, въ которыхъ онъ самъ нкогда жилъ. Представьте себ рыданія доброй мистриссъ Рукъ, при разлук съ своимъ дтищемъ, представьте слезы очаровательно-блдной Гарріеты, когда она, обнимая брата, подноситъ ему въ серебристой бумажк, окропленной потокомъ горькихъ слезъ, шелковый малиновый кошелекъ, съ двумя собственными гинеями — бдняжка! Представьте все это, и представьте молодаго Тома, тоже печальнаго, и, вмст съ тмъ, обольщаемаго мыслью, что ему открывается новая жизнь, свобода и отрадная борьба за славу, которую онъ мысленно клянется пріобрсть современемъ. Словомъ, Томъ Рукъ поступилъ въ университетъ, слушаетъ лекціи, читаетъ книги, ходитъ въ церковь, умренно участвуетъ въ пирушкахъ товарищей и, вообще, представляетъ собою отличнйшаго юношу.

Томъ прізжаетъ домой на рождественскіе праздники. О, какъ онъ выросъ! Сестра и мать готовы спорить за удовольствіе гулять съ нимъ по деревн, старикъ-отецъ вытаскиваетъ старый портвейнъ и безпрестанно приводитъ цитаты изъ Эсхила. Ученики тоже ухали къ роднымъ. Отецъ, мать и сестра спокойно наслаждаются присутствіемъ Тома. Но,— увы! я боюсь, что пасторскій и съ тмъ вмст родительскій домъ кажется Тому слишкомъ тихимъ. Какъ бы то ни было, онъ прилежно читаетъ по утрамъ, и сестра Гарріета съ крайнимъ изумленіемъ заглядываетъ въ огромныя тетради исписанной бумаги, испещренной странными треугольниками, чертежами и сложными сочетаніями Х-омъ и Y-омъ.

Наступаетъ май, и съ нимъ вмст университетскіе экзамены 10 числа, восхищенный родитель получаетъ во время завтрака два письма слдующаго содержанія:

Отъ высокопочтеннаго Соломона Снортера къ высокопочтенному Атанасіусу Руку.

10 мая.

‘Любезный Кредо! {Вроятно, такъ называли мистера Рука въ шутку товарищи, когда онъ былъ въ университет. Прим. автора.} желаю теб радости. Твой сынъ славный мальчикъ по его лтамъ, надюсь, что еще годика черезъ четыре и онъ въ нашей семь будетъ своимъ человкомъ. Относительно классиковъ, онъ, мой добрый другъ, можно сказать, facile princeps, въ математик — entre nous, его перегналъ товарищъ, по имени Сникъ, вестморлэндскій уроженецъ и старый студентъ. Намъ надобно присадить Тома за математику, и тогда, я увренъ, мы сдлаемъ изъ него первйшаго студента.

‘Посылаю теб счетъ за его содержаніе, всего 105 фунтовъ 10 шиллинговъ,— счетъ довольно тяжелый, но не забудь, что вдь это первый годъ, всегда сопряженный съ лишними расходами: мн пріятно будетъ представить теб росписку въ полученіи денегъ. Мимоходомъ скажу, что молодой человкъ любитъ развлеченія и живетъ слишкомъ расточительно. Совтую прочитать ему лекцію на эту тему. Твой

‘Сол. Снортеръ.’

Вслдъ за этимъ вскрывается письмо мистера Тома Рука: изъ него мы приводимъ только приписку:

‘P. S. Неоцненный папа, я забылъ сказать, что при моемъ образ жизни и положеніи въ университет (лордъ Бэгвигъ, старшій сынъ герцога, какъ вамъ извстно, клянется дать мн.по выпуск приличное мсто) я позволилъ себ сдлать расходы, которые испугаютъ васъ: я проигралъ тридцать фунтъ стер. высокоблагородному мистеру Дьюсэсу (сыну лорда Крабса) и, сверхъ того, задолжалъ пятьдесятъ-четыре ф. с. за десертъ и наемныхъ лошадей,— расходъ этотъ и не осмлился поставить въ счетъ мистера Снортера. {Между молодыми студентами Кэмбриджскаго Университета существуетъ или существовало, обыкновеніе имть неограниченный кредитъ отъ различныхъ купцовъ, которыхъ удовлетворяли университетскіе наставники и потомъ посылали счеты къ родителямъ молодыхъ людей.} Нанимать лошадей — это чертовски раззорительно: въ будущій курсъ я заведу свою лошадку — это дло ршеное.’

Высокопочтеннйшій Атанасіусъ прочиталъ приписку съ меньшимъ удовольствіемъ, чмъ самое письмо. Какъ бы то вы было, Томъ исполнилъ свой долгъ, и старый джентльменъ не хочетъ заглушить въ душ своей чувство удовольствія, въ силу этого онъ посылаетъ сыну сто фунтовъ стерлинговъ, вмст съ родительскимъ благословеніемъ и съ присовокупленіемъ приписки мама, что ‘милый сынъ ея долженъ стараться всми силами поддерживать хорошія отношенія съ аристократическими друзьями, что онъ рожденъ вращаться въ высшемъ кругу общества’.

Проходитъ еще годъ, Томъ прізжаетъ домой на лтнія вакаціи, но онъ страшно измнился: онъ сдлался истомленнымъ и блднымъ. При второмъ годичномъ экзамен, Томъ вовсе неудостоился перевода въ высшій курсъ, собственно по болзни, и Сникъ сталъ по экзаменамъ выше его во всхъ отношеніяхъ. За десертомъ посл обда Тонъ пьетъ вина больше, чмъ его родитель, онъ постоянно разъзжаетъ по сосдямъ, обдаетъ у нихъ и возвращается домой, по словамъ мама, какимъ-то страннымъ, сердитымъ, съ хриплымъ голосомъ и какою-то неустойчивостью на ногахъ. Высокопочтеннйшій Атанасіусъ становится весьма, весьма задумчивъ, между отцомъ и сыномъ завязывается жаркій споръ, и, о! съ какимъ трепетомъ Гарріета и ея мать стоятъ у дверей кабинета и вслушиваются въ сильныя выраженія двухъ диспутантовъ!

Наступаетъ наконецъ и послдній экзаменъ. Здоровье Тома въ крайней степени разслаблено, но онъ общаетъ употребить вс свои усилія, чтобъ получить ученую степень. Съ ранняго холоднаго зимняго вечера, до поздней, поздней ночи, онъ сидитъ за книгами, и все это кончается тмъ, что за мсяцъ до экзамена, Томасъ Рукъ, эсквайръ, получаетъ воспаленіе въ мозгу. Мистриссъ Рукъ, миссъ Рукъ и высокопочтеннйшій Атанасіусъ Рукъ, прізжаютъ въ Кэмбриджъ, останавливаются въ гостинниц, и день и ночь проводятъ у постели бднаго Тома.

О! сколько горести и раскаянія! какая трогательная картина примиренія! потокъ слезъ и со стороны сына и со стороны отца. Когда, однажды утромъ, въ пасторскомъ дом, посл выздоровленія Тона, старый джентльменъ вынимаетъ пачку росписокъ, и говорятъ дрожащимъ голосомъ: ‘Вотъ, сынъ мой! не безпокойся на счетъ твоихъ долговъ. Юноши всегда будутъ юношами, зная это, я разсчитался съ твоими кредиторами.’ При этихъ словахъ, въ пасторскомъ дом вс заливаются слезами,— мать и дочь обильне прочихъ, рыдаетъ даже и мистриссъ Строксъ, старая ключница, и, въ добавокъ, жметъ руку пастора и цалуетъ мистера Тома.

Томъ мало по малу оправляется и ст тмъ вмст готовится къ экзамену, но — напрасно: мистеръ Спикъ окончательно беретъ надъ нимъ верхъ. Томъ теряетъ всякую надежду получить выгодное мсто: общаніе лорда Бэгвига оказались пуфомъ. Тому остается одно — поступить въ адвокаты, и его отецъ, уже прекратившій было пріемъ учениковъ, находитъ необходимымъ возобновить его для поддержки своего сына въ Лондон.

Нужно ли разсказывать, что бываетъ потомъ? Томъ живетъ въ фешёнэбльномъ краю столицы,— никогда неприближаясь къ Темплю, ни на шагъ и вы въ чемъ не отставая отъ своихъ аристократическихъ друзей, онъ присутствуетъ о ними на всхъ конскихъ скачкахъ, подписываетъ множество векселей, попадаетъ въ руки жидовъ, его отецъ спшитъ въ Лондонъ въ наружномъ мст дилижанса,— спшитъ, и находитъ своего сына Тона въ долговой тюрьм, въ улиц Курситоръ.

Мн непріятно разсказывать остальную часть этой исторіи. Высокопочтеннйшій Атанасіусъ не принадлежалъ къ числу безсмертныхъ: онъ умеръ на другой же годъ посл посщенія долговой тюрьмы, оставивъ сто фунтовъ въ годъ жен своей, небольшую сумму дочери и ровно ничего сыну. Но мать, имя въ своемъ распоряженіи маленькія средства, ни подъ какимъ видомъ не позволяла Томасу нуждаться,— возможно ли оставить милаго сына безъ поддержки? Три тысячи капитала прошли чрезъ его руки такъ незамтно, что къ концу третьяго года не осталось отъ нихъ почти ни пенса, миссъ Гарріетъ служитъ гд-то гувернанткой за шестьдесятъ фунтовъ въ годъ и поддерживаетъ мать, получающую пятьдесятъ фунтовъ, проценты съ денегъ, оставленныхъ отцомъ Гарріэт.

Что касается Тома, онъ, можно сказать, сдлался самостоятельнымъ человкомъ: онъ ведетъ жизнь, которую мы уже описали. Въ послдній разъ я его встртилъ въ Баден. Онъ совершилъ путешествіе, требуемое его профессіей: при немъ была карета, почтальонъ, лакей и пара пистолетовъ. Онъ участвовалъ въ пяти дуэляхъ, на одной изъ нихъ убилъ человка, который сомнительно отзывался о его честности въ игр. Томъ Рукъ непремнно обманетъ въ игр,— обманетъ на сто фунтовъ или на одну гинею, это все равно, и потомъ, если хотите, выйдетъ на дуэль.

За границей вашъ другъ называетъ себя капитаномъ. Когда его спросятъ: кто далъ ему этотъ чинъ?— онъ, не задумываясь, отвчаетъ: Донъ Карлосъ или королева Христина, за которыхъ онъ сражался, и, дйствительно, почему не могъ онъ быть въ Испаніи? вдь никому неизвстно, гд онъ провелъ послдніе два года.

Мы должны заключить эту статью нкоторыми замчаніями насчетъ бднаго мистера Пиджона. Тщеславіе было маленькимъ недостаткомъ Пиджона втеченіе всей его жизни. Сынъ магазинщика, онъ посл смерти родителя получилъ хорошій капиталъ. Глупые фешёнэбльные романы, которыхъ онъ начитался, глупыя родственницы, которыхъ онъ иметъ (NB. Вс молодые люди съ деньгами имютъ глупыхъ родственницъ, которыя льстятъ имъ) и глупыя поздки на минеральныя воды и къ морскимъ купальнямъ, гд отъ познакомился съ высокоблагороднымъ Томомъ Маунткофегаузъ, лордомъ Баллигулли, знаменитымъ нмецкимъ графомъ Свеллер-Мобско, и имъ подобными (это все капитаны Руки въ своемъ род),— все это повело къ гибели молодаго человка.

Я не чувствую ни малйшаго сожалнія къ мистеру Пиджону. Взгляните на него! Посмотрите, какое на немъ щегольское платье! Вино производитъ у него головную боль, но онъ пьетъ его, потому что это принято въ кругу порядочныхъ людей. Подъ страхомъ смерти, онъ садится на рзваго камелопарда, привыкшаго къ извощичьей карет, или, вскарабкавшись на вершину дромадера, несется по аллеямъ Роттенъ Роу, между тмъ, какъ ему хотлось бы сидть на диван, и за чашкой чаю спокойно бесдовать о торговыхъ длахъ съ матерью и сестрой. Сколько ушибовъ подучаютъ его жиденькія ноги отъ этой зды,— и какимъ разбитымъ становится все его тло! Куренье — какъ часто портитъ оно его слабенькій желудокъ! а между тмъ, онъ считаетъ необходимостью курить: Свеллеръ-Мобско куритъ постоянно, Маунткофегаузъ не выпускаетъ изо рта сигары, а что касается Баллигулли, онъ выкуриваетъ по дюжин сигаръ въ день, и говоритъ весьма справедливо, что Понтетъ не отпускаетъ ему такихъ хорошихъ сигаръ, какія продаетъ Пиджону. Дло въ томъ, что Понтетъ еще семь лтъ тому назадъ далъ себ клятву не отпускать въ долгъ милорду ни на полшиллинга, а потому добродушный нобльменъ всегда угощаетъ себя изъ сигарнаго ящика Пиджона.

Эти аристократическія особы втащили пистера миджона въ извстные клубы. Они сдлали это не безъ разсчета: они берегутъ его для самихъ себя. Капитанъ Рукъ занимается своимъ ремесломъ всегда въ сообществ нсколькихъ лицъ, но, разумется, чмъ больше онъ хочетъ выгоды, тмъ меньше должно быть сообщниковъ. Трое, однако же, положительно необходимы, что, безъ всякаго сомннія, извстно каждому изъ читателей, игравшему когда либо въ вистъ: одинъ для того, чтобъ быть партнеромъ Пиджона, проклинать свое несчастье въ игр, предлагать боле высокую игру и ‘условливаться’ съ другимъ товарищемъ, третій для того, чтобъ ршить дло съ Пиджономъ и свезти его къ банкиру для окончательной расплаты. Намъ извстно нсколько примровъ, гд, посл хорошей ночной работы, нумеръ третій пропадалъ вмст съ выигрышемъ, но продлка подобнаго рода опасна, — она не только позорна для профессіи, но отнимаетъ на возобновленіе прежняго занятія всякій шансъ, потому что никто уже не приметъ въ сообщники себ такого измнника. Этотъ маневръ можно допустить при одномъ только случа. Многимъ надодаетъ карточная профессія и у нихъ является желаніе сдлаться честными людьми, въ этомъ случа, если игрокъ можетъ прибрать къ рукамъ хорошій кушъ, напримръ, тысячъ пять фунтовъ стерлинговъ, то смло и не красня можетъ дать тягу. Товарищи не скажутъ ни слова, и бглецъ преспокойно можетъ жить въ Вн, имя въ карман пять тысячъ фунтовъ.

И такъ, въ обществ этихъ милыхъ товарищей вашъ Пиджонъ процвтаетъ до тхъ поръ, пока они не сочтутъ за нужное ощипать его. При производств этой операціи, не должно выдергивать перья слишкомъ сильно, иначе онъ испугается и, пожалуй, улетитъ къ какому нибудь другому мастеру этого дла, да и самыя перья не такъ легко лзутъ съ самаго начала, какъ спустя нсколько времени: — посл нсколькихъ пріемовъ, можно вытаскивать ихъ пригоршнями. Не нужно, впрочемъ, много церемониться при этомъ: не вы, такъ кто нибудь другой поступитъ такъ, какъ слдуетъ. Голубь является въ свтъ уже обреченнымъ на жертву, какъ говоритъ Шатобріанъ:

Pigeon, il va subir le sort de tout pigeon.

Онъ долженъ быть ощипанъ, сама природа создала его для этой цли. Если вы, капитанъ Рукъ, не сдлаете этой операціи на зеленомъ стол, освщенномъ двумя восковыми свчами, и при двухъ колодахъ картъ, то Рукъ другаго рода иначе сдлаетъ ее: разв не существуетъ желзныхъ дорогъ, испанскихъ облигацій, компаній для добыванія смолы и корнвалисскаго олова, разв не существуетъ старыхъ вдовъ съ ихъ дочерями? Если вы упустите Пиджона, то онъ попадется негоціанту Руку, если этотъ Рукъ не подстрлить его, то биржевой Рукъ поставитъ ему сти, если бдное трепещущее созданіе избгнетъ и этой опасности, то оно улетитъ и опустится прямо въ воронье гнздо, гд дивная старуха, обладающая удивительною способностію обманывать, лэди Рукъ и ея дочери пріютятъ его на персяхъ своихъ, и въ своемъ мягкомъ и нжномъ пріют ощиплютъ его, и сдлаютъ гладкимъ, какъ облупленное яйцо.

Пожалуйста, капитанъ Рукъ, не церемоньтесь съ Пиджономъ: ловите его, щиплите его, слегка, но смло, а главное, не выпускайте изъ рукъ. Если онъ окажется довольно сильной и осторожной птицей, то, разумется, вы сами должны быть вдвое осторожне, а если онъ чрезвычайно глупъ и запуганъ, то, можетъ статься, самое лучшее средство въ этомъ случа схватить его за шею и сразу выщипать изъ спины вс перья.

Когда перья человкообразнаго голубя вырваны насильственнымъ образомъ, они не выростутъ вновь, — при всемъ томъ, я о немъ не сожалю. Въ этомъ отношеніи онъ только подвергается голубиной участи и, я убжденъ, что онъ также счастливъ въ общипанномъ, какъ и въ перистомъ состояніи. Правда, онъ не можетъ теперь растопырить перья на своей груди, спрятать въ нихъ пустую свою голову, распустить свой хвостъ и выступать на солнышк съ надменной осанкой индйскаго птуха. Но при всхъ этихъ осанкахъ и при всхъ красивыхъ перьяхъ, онъ былъ въ сущности тъ же, что и теперь — несчастной, боязливой, глупой птицей. Пиджонъ скоро привыкаетъ къ этому жалкому состоянію, онъ слишкомъ большой трусъ, чтобъ предаваться отчаянію. Не будучи въ состояніи летать, онъ попадаетъ въ стадо подобныхъ себ товарищей, прыгаетъ между ними и живетъ, какъ ни попало. Желудокъ свой онъ наполняетъ пищей безъ всякаго разбора. Онъ подбираетъ крохи у своихъ родственниковъ, или — когда уже почти совершенно погибаетъ, женится и, произведя на свтъ девятерыхъ дтей, становится угрюмымъ я свирпымъ, начинаетъ пить вино и бить жену. Случается, что онъ получаетъ маленькое, самое маленькое мстечко: вы слышите, что онъ сдлался камердинеромъ или писцомъ въ какой нибудь ничтожной новой компаніи, или сотрудникомъ такой же газеты. Онъ умираетъ, и для вдовы мистера Пиджона длается подписка. Въ его дтяхъ, составляющихъ новое поколніе, мы, къ счастію, не находимъ ли малйшаго сходства съ родителемъ. Да будетъ благословеніе Неба надъ вами, мaлютки! Вы родились въ нищет, вы можете перенесть ее, преодолть вс трудности жизни и сдлаться богатыми. Но горе, горе Пиджонамъ этой земли, родившимся богатыми, чтобъ умереть бдняками.

Конецъ капитана Рука нисколько не отрадне, хотя въ нкоторой степени мужественне и величественне, чмъ конецъ мистера Пиджона. Если вы вздумаете прогуляться по Королевской уголовной тюрьм, я готовъ держать пари, что вы встртите тамъ дюжину подобныхъ людей. Они имютъ видъ спокойный, но выражающій какое-то зврство, прохаживаясь взадъ и впередъ, въ лохмотьяхъ пышнаго наряда, каждый изъ нихъ посматриваетъ на васъ, прищуривъ глаза и скрививъ улыбкою губы, закрытыя огромными сальными усами. Какую страшную дятельность вмщаетъ въ себ домъ съумасшедшихъ или тюрьма! — передъ вами, мрачный дворъ, выстланный плитой, или длинная, темная комната, гд обитатели, подобно жителямъ клтокъ звринца, безпрестанно снуютъ взадъ и впередъ! Марія, королева шотландская, весьма трогательно говоритъ:

‘Pour mon mal estranger

Je не iri’arreste en place,

Mats j’en ay beau changer,

Si ma douleur n’efface!’

Капитанъ Рукъ ходитъ, все ходить по тюрьм взадъ и впередъ, взадъ и впередъ — душевная пытка, повидимому, приводитъ весь организмъ его въ безпокойное движеніе, и, я увренъ, какъ въ дом съумасшедшихъ, такъ изъ тюрьм, вы найдете множество братьевъ нашего капитана Рука. Интересно наблюдать его подъ тяжестію горя и видть, какъ свирпо онъ смотритъ, возмущаемый длиннымъ рядомъ воспоминаній. Въ этихъ-то пріютахъ Руки чаще всего кончаютъ свою жизнь. Даже при боле счастливыхъ обстоятельствахъ, они умираютъ въ самомъ жалкомъ положеніи, въ какомъ нибудь бдномъ, заграничномъ городк, и, для блага будущихъ Руковъ, умираютъ преждевременно. Рдко вы услышите, что старый Рукъ кончилъ свое существованіе, обладая богатствомъ. Ремесло Рука кратковременно и безотрадно, потому что сомнніе и страхъ нельзя назвать пріятными ощущеніями, а они непремнная принадлежность его профессіи: его ремесло безотрадно, потому что хотя Рукъ и старается казаться честнымъ человкомъ, но вс считаютъ его бездльникомъ, и это ему извстно очень хорошо, его ремесло невыгодно, потому что расходы для поддержки ремеслa поглощаютъ вс доходы отъ него, и въ результат остается онъ банкрутомъ съ роскошными привычками, сдлавшимися для него второй натурой. Несчастне капитана Рука, при склон дней его жизни бродящаго въ скучномъ Кале или Булони, или въ тюрьм уголовныхъ преступниковъ, со всмъ бременемъ болзней и нуждъ, постигшихъ его впродолженіе его профессіи,— я не знавалъ вы одного человческаго существа, о, сколько у него болзней, нуждъ и чувственности, нкогда пресыщавшейся, а теперь страдающей отъ недостатка пищи! его уму предстоятъ теперь одни только горькія воспоминанія, честолюбіе его убито, осталось въ немъ только одно ничмъ неизгладимое бездльничество! О, капитанъ Рукъ! какихъ пріятныхъ спутниковъ берете вы съ собой въ тюрьму, какіе пріятные товарищи окружаютъ вашъ жалкій смертный одръ. Сынъ мой, не будь Пиджономъ въ твоихъ отношеніяхъ въ свту! — Но,— если ужь выбирать одну изъ двухъ ролей — то лучше быть Пиджономъ, нежели Рукомъ.

‘Современникъ’, т. 61, No 1/2, 1857

OCR Бычков М. Н.

Читайте также: