Капитан Храбров, Пушкин Василий Львович, Год: 1832

 
 Василий Львович Пушкин Капитан Храбров ---------------------------------------------------------------------------- Русская романтическая поэма. М., Правда, 1985 ---------------------------------------------------------------------------- Глава 1 Большой саратовской дорогой, В кибитке низенькой, убогой, На родину тащился я, В село, где в домике смиренном Жила старушка мать моя, И с сердцем, часто сокрушенным, Воспоминала обо мне. Семь лет я не был в той стране, Семь лет с родимой я расстался, В походах и сраженьях был, Чин капитана получил И орденами украшался. Хотел бы я, романтик новый, Осенний вечер описать И тоном жалостным сказать, Как ветер бушевал суровый, Как с неба дождь ушатом лил, Как в бурке я дрожал косматой, Но Аполлон замысловатый, Увы! меня не наградил Талантом Байронов чудесных, И на Руси теперь известных. Подъехал мой ямщик к реке, И вот паром. Там вдалеке, Я вижу, огонек мелькает, 'Скорей, - я закричал, - друзья! Ночлег нас добрый ожидает: Я вас согрею и себя'. Старик с плешивой головою, С седою длинной бородою Стоит на берегу другом И нас встречает с фонарем, А дождь всё льет, и с мокрым снегом. Слуга мой верный Еремей В шинели фризовой своей В дом к старику пустился бегом, А я за ним, старик за мной, Ночлегу рад я всей душой. Мы входим в горницу. На лавке Старуха сгорбившись сидит, Лучинка перед ней горит, В ногах ее мальчишка в шапке Играет с кошкою своей. 'Старушка добрая, здорово! Согрей нам чайник поскорей!' - 'Сейчас, бояре! Всё готово!' И самовар уже кипит, Ром на столе, я согреваюсь, Хозяин пристально глядит, Как я ко сну приготовляюсь. Мой добрый спутник Еремей Давно храпит: он спать охотник. Старик, старуха и работник - Все вышли вон. Сверчок-злодей Мне скучным криком спать мешает, Огарок сальный догорает, Но как заснуть? Там сотни крыс Возиться, кажется, сошлись. Я вдруг вскочил от нетерпенья, Пошел убежища искать, В сенях чулан и там кровать: Вот место для отдохновенья. Я лег - и слышу разговор: У старика с женою спор. 'Что мешкаешь? Ступай скорее! Приезжие сном крепким спят'. - 'К рассвету наши прилетят: Их подожду! Тогда смелее К концу мы дело приведем, Пощады нет! Мы их убьем!' - 'А где ж ямщик?' - 'Он связан мною И пьяный н_а_ сене лежит'. - 'Ну, как всё кончится бедою?' - 'Ни слова боле! Я сердит И проучить тебя умею'. - 'Я, Климыч, за тебя робею'. Умолкли. Я тихонько встал, Кинжал и пистолеты взял, Сонливый мой слуга проснулся, Пошли мы ямщика будить: Насилу наш бедняк очнулся. 'Послушай, нас хотят убить: Мы у разбойников. Скорее Коней в кибитку запрягай, Прочь - колокольчик! Не зевай! Спасемся ночью мы вернее'. Готова тройка. Мы с большим Трудом ворота отворили, Бежит старик, работник с ним. 'Вы нас, - кричат, - не ускорили! Мы здесь. Трудненько вам спастись! Смотри же, барин, берегись!' Батрак за повода хватает, Хозяин с топором в руках. Занес его!.. Откинув страх, Я выстрелил: он упадает. Мы ускакали. Провиденье Избавило от смерти нас! Вот видим солнца восхожденье: Настал приятный утра час, Утихла буря, стадо в поле Шагами тихими идет, Пастух играет, дождь не льет. Хоть птичек хор не слышен боле, Хоть лист желтеет и летит, Но божий мир всегда прекрасен. Свод неба чист, и всё сулит, Что будет день хорош и ясен. И вот село! Прелестный вид: Там на горе крутой, высокой Великолепный храм стоит, Внизу река. По ней широкий И длинный мост ведет в посад. Народ колышется. Въезжаем. Отряд мы казаков встречаем И стражи внутренней солдат, Они разбойников поймали. Ямщик остановился мой. К нам офицер передовой Бежит... Друг друга мы узнали: 'Ах, это ты, Храбров! Откуда? Не ожидал такого чуда, Чтоб здесь увидеться с тобой!' - 'Я еду в отпуск на покой, Готовился покой мне вечный, Бог спас меня, мой друг сердечный!' Я тут ему пересказал Ночное наше приключенье, И что ж? Какое удивленье! Он самых тех воров поймал, Которых ждал старик плешивый. Романтик бы красноречивый Представил кучу тут картин, Скажу я просто: мы расстались И как друзья поцеловались. 'Прости, мой милый Валентин!' - 'Прости, Храбров! Мы повидались, Судьбе спасибо! Добрый путь!' Мне нужно было отдохнуть, Я ночь не спал. На постоялом Остановились мы дворе, И на разостланном ковре, Одетый теплым одеялом, Заснул я крепко. Вот мой сон: Мне чудилось, что на кладбище, Умерших вечное жилище, Куда-то я перенесен, Брожу, а вечер наступает, На небе молния сверкает, И гром раскатисто гремит, Сова хохочет, жук жужжит, И мышь крылатая летает. И что ж? Могила предо мной С ужасным треском расступилась. И в длинном саване явилась Тень бледная, меня рукой Она холодной обнимает... 'Проститься я пришла с тобой: Смерть лютая нас разлучает!' Сказала... и узнал я в ней Тень нежной матери моей. Я плакал. Сердце трепетало. Гром грянул. - Я проснулся вдруг. Родимая, мой милый друг, Не верю, чтоб тебя не стало! Нет, от беды избавит бог! Я, право, обойтись не мог, Чтоб не представить сновиденья, Романтики такого мненья, Что тот поэт не удалец, Кому не видится мертвец. Верст десять ехать нам осталось. От нетерпения казалось, Что время медленно текло. Вот наша роща и село, Вот церковь, пруд, сад плодовитый, Дом, черепицею покрытый, Вот конопли и огород, Мы подъезжаем - я вбегаю И мать-старушку обнимаю И целый девок хоровод. Терентий Карпов, дядька мой, Служитель пьяный и глухой, С почтеньем руку лобызает, Федора-ключница бежит, От радости на всех брюзжит И нам обед приготовляет. 'Мой друг Парфен! Бог мне велел Еще увидеться с тобою! Ты возмужал, похорошел, - Сказала мать, - а мне судьбою Дочь милая еще дана, Ты будь ей братом! Вот она'. И вдруг я вижу пред собою Красавицу в шестнадцать лет: В романах Вальтер Скотта, Мура, Нодье, виконта д'Арленкура Читали вы ее портрет. За стол мы сели: и рубцы Нам подают, к ним пряженцы, Бараний бок с горячей кашей, Жаркого гуся и пирог, Но есть я ничего не мог, А любовался всё Наташей. В дом матушка ее взяла, Ей было девять лет, не боле, Священник нашего села Нашел ее младенцем в поле, Принес домой и воскормил. Наташу попадья любила, Но бог помощницы лишил Почтенного отца Кирилла. Тогда он плача упросил, Чтоб матушка взяла Наташу. 'Бог наградит за щедрость вашу! - Упав к ногам, он говорил, - Теперь живу я одинокий, Как мне за девочкой смотреть? К тому же в старости глубокой И мне недолго умереть'. Родительница с восхищеньем Наташу согласилась взять, Ее учить и наблюдать За добрым нравом, поведеньем И, сколько можно, утешать. Наташа многое уж знала: Умела колпаки вязать, На гуслях песенки бренчать И полотенца вышивала. Прошло еще пять иль шесть лет. Другим Наташа занималась, И в длинный талию корсет Она затягивать старалась, Носила кисею, перкаль, Большие букли завивала, 'Светлану' наизусть читала, Лишь одного ей было жаль: Она не знала по-французски. Тиранка мода губит нас: И даже в деревнях подчас Никто не говорит по-русски. Наташа в обществах бывала, Но и с хорошеньким лицом Большою частью всё молчала. Всяк может согласиться в том, Что было ей довольно скучно: Молчанье с скукой неразлучно. Представлю я в главе другой, Читатель, новые картины. Дошед рассказа половины, Я смелой напишу рукой Ряд целый точек . . . . . . . . . . . . . . И от правил Романтиков не отступлю: Я точки в повестях люблю, Лорд Байрон тысячи их ставил, И подражатели его: Гиро, Сумет, Виктор Гюго Лишь точками известны стали И славу за вихор поймали. Глава 2 Читатель, может быть, дивится, Что я так сведущ и учен, Но я всегда любил учиться, И мой полковник, граф Валтрон, Саксонец, Гете обожатель, Был мой наставник и приятель, Он колдунов, чертей любил, И, признаюсь, ему в угоду, Я принял новую методу: Расина-трагика бранил, Не смел Вольтера звать поэтом, А восхищался я 'Гамлетом' И 'Фауста' переводил. Мне нужно было отступленье: Читателю я доказал, Что службы долг мне не мешал Любить и книги и ученье. Теперь к Наташе я своей В восторге сердца обращаюсь. Вот месяц, как в деревне с ней Живу и жизнью наслаждаюсь. Хоть снег порхает по полям, Мы с нею резвимся, гуляем, При матушке, по вечерам, Романы, повести читаем, Старушка дремлет, и для нас Тем лучше: тысячу я раз У милой руку поцелую, Она в невинности своей Твердит, что я любезен ей, Я весел, счастлив, торжествую! Ах, без любви пустыня свет! Однажды утром мне пакет Приносят с почты, я читаю: 'Мой друг. Тебя уведомляю, Что старика ты не убил: Ему ты руку раздробил, Он ранен, но в живых остался, Во многом, к счастию, признался, И я в Саратов буду с ним. С тобой, товарищем моим, Увижусь к радости сердечной. Твой друг нелицемерный, вечный _Валентин_'. Я доброй матери моей Прочел приятеля посланье. 'Исполни бог мое желанье! - Она сказала. - Может, ей Он и жених! Не правда ль, милый? Стараться будем всею силой, Чтоб он Наташу полюбил! Он не богат, я это знаю, Но честен, говорят, и мил, А честность я предпочитаю Богатству и чинам большим'. Я был в смущенье, недвижим И не сказал в ответ ни слова, А милая была готова Заплакать от таких речей. Но, к счастью, капитан-исправник, Великий краснобай, забавник, На двор катит с женой своей, Большой охотницей до чтенья, Питомицей мадам Жарни. 'Скорее чаю и варенья, - Кричит старушка, - вот они. А, Петр Фомич, прошу садиться! Аксинья Павловна, ко мне, Поближе, только не чиниться. Давно мы в здешней стороне Гостей любезных не видали. Прошу Парфена полюбить, Надеюсь, вы о нем слыхали: Он отпущен со мной пожить, Господь старуху утешает'. И Петр Фомич меня тотчас С восторгом к сердцу прижимает, Жена учтиво приседает: 'Monsieur Храбров, мы ждали вас С большим, поверьте, нетерпеньем! Я слышала, что вы поэт! Скажите, правда или нет? Я очень занимаюсь чтеньем, И романтизм меня пленил. Недавно Ларина Татьяна Мне подарила Калибана: Ах, как он интересен, мил! Заиры, Федры, Андромахи Не в моде более у нас, О них и наши альманахи С презреньем говорят подчас'. - 'Что, каково, - Фомич вскричал, - Умом хозяйка щеголяет? Неделю каждую журнал Она недаром получает, Язык французский ей знаком, И розовый ее альбом Наполнен разными стихами, Рисунками и вензелями'. Но вот Наташа за столом Чай ароматный разливает. Франтиха с головы снимает Московский щегольской берет, 'Подобного в уезде нет, - Она с улыбкою сказала, - Мадам Ле-Бур шлет всякий год Мне кучу иностранных мод, Но дорога несносно стала, А с ней расстаться не могу, В большом я живучи кругу'. Чай отпили, и ночевать Остались гости дорогие, Их должно было удержать: Проезды осенью дурные, И Петр Фомич, исправник наш, Хоть должностью давненько правил, Мостов нее вовсе не исправил, Свой наблюдая авантаж, Иль прибыль, говоря по-русски, Чтоб мне от рифмы не отстать, Одно словечко написать Осмелился я по-французски. Ты смелость не почти виной, Читатель благосклонный мой! Глава 3 Питомица мадам Жарни, Супруг ее и bon ami {*} {* Добрый друг (фр.).} У нас довольно погостили, И только чрез четыре дни Мы их в Саратов отпустили. Ах, сколько мы прочли стихов На сцену вызвав колдунов Немецких, английских, шотландских, Норвежских, шведских и лапландских. И, в чертовщину углубясь, С восторгом мы о ней читали, Вкус тонкий и в твореньях связь Мы сущим вздором почитали. Еленой {*} Фаустовой быть {* Читай Елену, новую поэму г. Гете. (Прим. В. Л. Пушкина.)} Аксинья Павловна желала, Чего-то тайного искала И не хотела говорить О классиках она ни слова, Но всей душой была готова С рогами черта полюбить И всю вселенну удивить Рождением Эвфориона. Исправник был другого тона: Он слушал нас и всё зевал, С старушкою в пикет играл, И пунш ему был утешеньем. Романсов русских нежным пеньем Наташа забавляла нас. 'Ах, милая, как жаль, что вас Мадам Тегиль петь не учила, - Вздохнув, франтиха говорила, - В Москве я пела и сама, Но, к огорченью, всё забыла. В провинции сойти с ума Немудрено от страшной скуки, Я здесь четвертый год живу, Всё как во сне, не наяву, И не беру гитары в руки'. Вот как мы быстрые часы С гостьми своими провожали, Соседей клали на весы И всех почти критиковали, Так водится: людей хвалить Трудней гораздо, чем бранить. На святках предводитель Хватов Дает огромный маскерад И приглашает нас в Саратов. Я приглашенью очень рад, Но тамо милая со мною Мазурку будет танцевать И легкостью, и красотою Всем нравиться и всех пленять. Мы съехались, и полковая На хорах музыка гремит, Приличность и порядок зная, Наш предводитель Неофит Иванович, одетый греком, Княгиню Милову ведет, Танцуя польский, руку жмет, Он самым модным человеком У нас в губернии слывет И, душ две тысячи имея, Жать руки может не робея. Аксинья Павловна со мной Идет, жеманясь, в сарафане, Супруг ее, в ямском кафтане, С предлинной черной бородой, Наташу подхватив, тащится За маскерадною толпой, Вбегает в залу и кружится Кадриль пастушек, пастухов, Губернский стряпчий Батраков Является в усах гусаром, Разносчик с ленточным товаром Смешные делает прыжки И дамам подает стишки. Армяне, арлекины, турки Теснятся, бегают кругом. Какой шум, крик, какой содом! Но полночь бьет, и вмиг мазурки, К отраде многих, начались. Я взял Наташу. Понеслись Мы с нею вихрем по паркету. Часа три посвятив пикету, Старушка мать явилась к нам. Мазурки кончились, мы сели. Разносят виноград гостям, И яблоки, и карамели, Оршад, и мед, и лимонад, И пунш охотникам до рома. Почтеннейший хозяин дома Всех угощать душевно рад. Но что я вижу? В парике И упираясь на клюке, Подходит маска с длинным носом И тотчас к матушке с вопросом: 'Давно ль сынок приехал твой И долго ль поживет он с нами? Какой же молодец собой! Подай мне руку, милый мой! Мы были в старину друзьями', И вдруг мне на ухо шепнул: 'Я Валентин!' - и ускользнул. Здесь Валентин, и в маскераде В дурацком резвится наряде, Подумал я, он шут большой И до проказ охотник вечно. Ко мне он будет? Рад сердечно: Он добрый сослуживец мой. В Наташу влюбится? Так что нее? Я в ней уверен, для нее Я всех милее и дороже, Открыто сердце мне ее. Но вот уж солнца на восходе, Московской повинуясь моде, Пустились гости по домам, По нашим вороным коням Ямщик брадастый вмиг ударил И скоро нас в село доставил. Глава 4 Зима настала, снег пушистый Покрыл и холмы, и луга, И пышной Волги берега Освещены луной сребристой. Летит на тройке удалой К нам гость доселе небывалый, Князь Пустельгин, плясун лихой, Охотник псовый, добрый малый, Хотя немного и болтлив. Гусаром будучи, военной Он как-то службы невзлюбив, В Московский перешел архив. Богатый дядя и почтенный Каким-то случаем ему Чин камер-юнкера доставил, В прибавок старичок к тому, Скончавшись, молодцу оставил, Так сказать, pour la bonne bouche {*}, {* На закуску (фр.).} В Саратове пять тысяч душ. У предводителя на бале С Наташей князь вальсировал И даже ей на опахале Экспромт какой-то написал, Чувствительный и кудреватый, Из антологии им взятый. Итак, князь Пустельгин у нас: Счастливый для старушки час! Она в сердечном восхищенье. Федора и весь дом в волненье: Чем угостить? Что подавать? Вот несут кофе с сухарями, Витушками и кренделями. 'Прошу на гуслях поиграть, - Наташе матушка сказала, - Давно я очень не слыхала Любимой песенки моей: 'Соловей, мой соловей!' Наташа милая запела Приятно, просто, как умела, Я, бледный, близ нее стоял И ноты ей перебирал. 'Прелестно, sur mon Dieu {*}, прелестно! - {* Видит бог (фр.).} С ужимкой Пустельгин сказал. - И Булахов, певец чудесный, Хотя в столице и живет, Не лучше этого поет'. Потом, ко мне подсев поближе, 'Вы были, слышал я, в Париже, - Промолвил он, - скажите нам, Чем боле занимались там? Каков Тальма в игре Ореста? Приятна ли Менвьель-Фодор? Вы всех их знали... Я ж ни с места И нигде не был до сих пор, Но я вояж предпринимаю, И прямо в Рим. От скуки здесь Скачу я по полям, порскаю И в карты проигрался весь!' Мы после вдруг заговорили О новых книгах, о стихах И модный романтизм хвалили. 'Хвала германцам! О чертях Они понятие нам дали! - Вскричал наш князь. - И доказали, Что шабаш ведьм и колдунов, Мяуканье и визг котов, Крик филинов и змей шипенье - Прямое сцены украшенье, И что 'Британик', 'Магомет', В котором чертовщины нет, Ни всей прелестной, адской свиты, Несносны, скучны, позабыты!..' Что вижу я? Товарищ мой, Романтик скромный, небольшой, К вечернему столу явился. 'Насилу я освободился, Мой друг Храбров, от скучных дел. Разбойник, атаман Маркел, Во всем перед судом открылся. Пятнадцать лет назад тому Случайно удалось ему Ограбить барина с женою. В коляске, позднею порою, Несчастный ехал из гостей С подругой доброю своей, С дитятей, нянею, слугою. И с грозной шайкою злодей На них напал. Все пали мертвы. Но дочь, младенец двух годов, - Сам бог ей, видно, был покров, - В живых осталась, и сей жертвы Всесильный не хотел принять: Злодеи на нее поднять Рук кровожадных постыдились, Хотя, оставив под кустом, Они с добычей удалились, И утром, ехавши верхом, Священник, говорят, почтенный Нашел ее и, пораженный Младенца ангельской красой, Отвез ее в кров мирный свой...' 'И вот она!' - старушка закричала, Наташа в обморок упала, Я в трепете ее дерзкая И в чувство привести старался. Весь дом на помощь к ней сбежался, А камер-юнкер ускакал, Увидев общее смятенье И хлопоты, и огорченье. Примечания Капитан Храбров (с. 523). - Впервые - 'Подснежник на 1829 г.' (гл. 1), 'Северные цветы на 1829 г.' (гл. 2), 'Радуга на 1830 г.' (гл. 3), 'Денница на 1830 г.' (гл. 4). Дядя А. С. Пушкина В. Л. Пушкин, один из активных карамзинистов, скептически относился к 'модной' романтической словесности второй половины 1820-х гг., полемически противопоставляя ей классические идеалы, выработанные французской культурой XVII-XXXVIII вв. 'Капитан Храбров', начатый, видимо, в 1828 г. (в феврале 1828 Г. Е. А. Баратынский сообщал А. С. Пушкину: 'Василий Львович пишет романтическую поэму' - Е. А. Баратынский. Стихотворения. Поэмы. Проза. Письма. М., 1951, с. 490), явился иронической отповедью романтикам. В то же время В. Л. Пушкин испытывает явное воздействие творчества, своего племянника, в особенности поэмы 'Граф Нулин' и романа в стихах 'Евгений Онегин' - подробнее см.: Поэты 1790-1810-х годов. Л., 1971, с. 869. Стр. 523. Большой саратовской дорогой. - Перефразируется начальный стих поэмы Козлова 'Княгиня Наталья Борисовна Долгорукова', споры вокруг творчества Козлова во многом способствовали появлению пародии В. Л. Пушкина. Семь лет я не был в той стране... - обыгрывается традиционный для романтической литературы мотив 'возвращения на родину'. Стр. 524. Старик с плешивой головою. - Не исключено, что пародируется вызвавшая недовольство карамзинистов баллада П. А. Катенина 'Убийца' (1815). Особое раздражение в ней вызывало обращение убийцы-мужика к месяцу: 'да полно, что! гляди, плешивый!', шокировавшее своей грубостью. Простонародные разбойники В. Л. Пушкина полемически напоминают об 'Убийце' Катенина, в котором поэт справедливо видел своего литературного противника. По свидетельству А. С. Пушкина в письме П. А. Плетневу от 9 сентября 1830 г, последними словами умирающего Василия Львовича были: 'Как скучны статьи Катенина'. Сверчок-злодей - постоянный 'персонаж' баллад В. А. Жуковского (эту кличку в 'Арзамасе' носил А. С. Пушкин) введен в сугубо бытовой, низменный, контекст. Стр. 526. Вот мой сон. - Вещий сон - постоянный мотив романтической баллады, ср. пародийное переосмысление его в 'Горе от ума' (сон Софьи) и более сложное в 'Евгении Онегине' (гл. VI, сон Татьяны). Стр. 527. Вальтер Скотт (1771-1832) - шотландский исторический романист, Мур Т. (1779-1852) - английский поэт-романтик, Нодье Ш. (1780-1844) - французский писатель-романтик, популярностью пользовалась его повесть 'Жан Сбогар' (1818), Д'Арленкур Ш.-В.-П., виконт (1789-1856), французский исторический романист, ср. в 'Графе Нулине': 'Какой писатель нынче в моде // Все Д'Арленкур и Ламартин'. Перечисляются образцы модной словесности. Стр. 528. 'Светлану' наизусть читала. - Имеется в виду самая знаменитая из баллад Жуковского, упоминание ее отсылает и к 'Евгению Онегину', где Татьяна Ларина постоянно сопоставляется с героиней этой баллады. Она не знала по-французски - ироническая перелицовка образа Татьяны Лариной, которая 'по-русски плохо знала' ('Евгений Онегин', гл. III). Стр. 529. Ряд целый точек - сознательная замена текста рядом точек - одна из типично романтических вольностей, введенная Байроном, часто допускавшаяся в романтической поэме, использованная Пушкиным в 'Евгении Онегине'. Гиро П. (1778-1847), Суме А. (1789-1845), Гюго В. (1802-1885) - французские поэты-романтики, решительно реформировавшие традиционную классицистическую французскую поэтику. Я принял новую методу... - Противопоставление Шекспира и Гете - Расину и Вольтеру типично для романтической эстетики. Стр. 531. Недавно Ларина Татьяна // Мне подарила Калибана. - Упоминание пушкинской героини - ответный ход дяди на шутку племянника, введшего в толпу гостей на балу у Лариных ('Евгений Онегин', гл. VI) своего 'двоюродного брата' Буянова - героя фривольной поэмы В. Л. Пушкина 'Опасный сосед' (1811). Калибан - персонаж драмы Шекспира 'Буря', не исключено, что здесь упомянут в качестве персонажа 'драматической шутки' В. К. Кюхельбекера 'Шекспировы духи' (1824) - одного из наиболее ярких проявлений романтического культа Шекспира, раздражавшего В. Л. Пушкина. Заира, Федра, Андромаха - заглавные героини одноименных трагедий Вольтера и Расина. Неделю каждую журнал // Она недаром получает - наиболее романтическим журналом был 'Московский телеграф' Н. А. Полевого (издавался с 1825 г.), вполне вероятно, у В. Л. Пушкина-реминисценция из 'Графа Нулина': 'Мы получаем Телеграф'. Ср. в соседних строках тему модной одежды, связанную в сознании читателей конца 1820-х гг. с журналом Полевого, публиковавшего сведения о последних модах. Стр. 532. Свой наблюдая авантаж // Иль прибыль, говоря по-русски. - Ср. 'Но панталоны, фрак, жилет // Всех этих слов на русском нет' ('Евгений Онегин', гл. I). Елена - имеется эпизод оживления Елены Прекрасной (Гете, Фауст, II часть, акт III). Стр. 533. Эвфорион - трагически погибший сын Фауста и Елены, в образе которого просматривались черты Байрона. В авторском примечании В. Л. Пушкин называет 'Елену' 'новой поэмой' потому, что знаком он с ней по переводу, сопровожденному статьей С. П. Шевырева ('Московский вестник', 1827, ч. 6, ?21). Гете опубликовал этот эпизод весной 1827 г., и Шевырев расценил его как отдельное произведение. Перевод и статья Шевырева, выражавшие культ Гете в среде московских любомудров, стали известны автору 'Фауста', написавшему по этому поводу письмо с высокой оценкой труда Шевырева (в русском переводе опубликовано - 'Московский вестник', 1828, ч. 9, ? 11), см. об этом: В. М. Жирмунский. Гете в русской литературе. Л., 1981, с. 131-134. Стр. 535. В Московский перешел архив. - В Московском архиве министерства иностранных дел служили многие любомудры ('архивны юноши' - 'Евгений Онегин', гл. VII). Ироничная характеристика Пустельгина продолжает полемику с кругом любомудров, о которой см. предыдущее примечание. Стр. 536. 'Соловей, мой соловей' - романс А. А. Алябьева на слова А. А. Дельвига (1826). Булахов Петр Александрович (ок. 1793-1835) - певец, тенор, прославился как выдающийся исполнитель романса 'Соловей'. Тальма Ф.-Ж. (1736-1826) - великий французский актер, был знаком с В. Л. Пушкиным. Менвьель-Фодор Ж. (1793-1828) - итальянская певица, выступавшая в России, Франции, Италии. Эпизод ориентирован на поэму А. С. Пушкина 'Граф Нулин'. Не исключено, что причиной явились слухи о том, что А. С. Пушкин наделил заглавного персонажа некоторыми чертами своего дяди (легкомыслие, франтовство). В. Л. Пушкин, как бы отрицая эти предположения, переадресует упреки своим литературным противникам. Стр. 537. 'Британик' - трагедия Расина, 'Магомет' - имеется в виду трагедия Вольтера 'Фанатизм, или Магомет пророк'. А. С. Немзер, А. М. Песков