Каирские женщины, Нерваль Жерар Де, Год: 1846 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 34 минут(ы)

КАИРСКІЯ ЖЕНЩИНЫ.

Сцены изъ египетской общественной жизни.

(Статья Жерара де-Нерваля).

I. Женщины подъ покрывалами.

Въ Каир, боле нежели въ другихъ восточныхъ городахъ, женщины герметически закутываются покрывалами. Въ Константинопол, Смирн, сквозь блую или черную кисею можно иногда видть черты прелестныхъ мусульманокъ, даже строжайшія запрещенія рдко заставляютъ ихъ закрываться плотне. Но важный, благочестивый Египетъ остался по-прежнему страной загадокъ и тайнъ, тамъ, какъ и прежде, красота скрывается подъ двойными покровами, къ величайшей досад легкомысленнаго Европейца, не пробывъ недли въ Каир, Европеецъ покидаетъ его и спшитъ къ нильскимъ водопадамъ подвергаться другимъ разочарованіямъ, припасаемымъ ему наукой, но въ которыхъ онъ никогда не сознается.

Терпніе было величайшею добродтелью древнихъ мудрецовъ. Къ-чему же спшить? Остановимся и постараемся приподнять одинъ уголокъ суроваго покрывала богини Саиса. Впрочемъ, не пріятно ли видть, что въ стран, гд женщинъ считаютъ плнницами, ихъ можно встртить тысячами на базарахъ, улицахъ и въ садахъ, однхъ или только въ сопровожденіи ребенка?.. Право, наши европейскія дамы не пользуются такою свободою. Остается лишь покрывало, но и оно совсмъ не такъ непроницаемо и страшно, какъ думаютъ.

Между богатыми арабскими и турецкими костюмами, пощаженными еще реформой, таинственная одежда женщинъ придаетъ толп, наполняющей улицы, веселый, праздничный видъ маскарада. Знатныя дамы скрываютъ свои тальи подъ легкой тафтяной хаббарой, простыя же женщины драпируются граціозно въ простую синюю шерстяную или бумажную тунику (камисъ). Инкогнито лицъ женщинъ, непростирающееся на вс прелести ихъ, даетъ волю воображенію. Прелестныя руки, украшенныя перстнями талисманами и серебряными браслетами и открытыя иногда до самыхъ плечъ, обнаженныя ноги въ легкихъ папушахъ,— вотъ чмъ можно любоваться, вотъ по чему можно длать заключенія о прочемъ безъ всякой обиды ревнивому мужу. Иногда разввающіяся складки блоголубаго клтчатаго покрывала открываютъ продолговатую маску, называемую борютъ, и выказываютъ прелестный лобъ, черные волосы, вьющіеся мелкими кудрями, какъ на бюстахъ Клеопатры, маленькое ушко съ привсками, сдланными изъ золотыхъ секиновъ или украшенными бирюзой.

При вид подобныхъ прелестей, взоръ невольно останавливается на замаскированной Египтянк,— а въ этомъ-то и заключается большая опасность. Маска состоитъ изъ узкаго, длиннаго куска волосяной матеріи, простирающейся отъ головы до ногъ и съ двумя отверстіями: изъ нихъ-то выглядываютъ два огненные глаза, вооруженные всми прелестями, какія только можно заимствовать у искусства. Бровь, орбита глаза, вки, даже самыя рсницы оживлены приличными красками и, право, не возможно лучше воспользоваться искусственными средствами.

Я сначала не понялъ всю привлекательность таинственности, которою окружаетъ себя прелестнйшая половина восточнаго народонаселенія, но нсколькихъ дней было достаточно для убжденія меня въ томъ, что женщина, замчающая, что она нравится, всегда найдетъ средство показать себя, если она хороша. Дурныя же плотне закрываются — и за это нельзя на нихъ пенять.

Самый городъ, подобно своимъ обитательницамъ, мало-по-малу открываетъ свои прелестнйшія части и убжища. Въ день прізда моего въ Каиръ, я былъ смертельно унылъ и разочарованъ. Нсколько часовъ прогулки на осл, въ сопровожденіи драгомана, показали мн, что я проведу здсь скучнйшіе шесть мсяцевъ моей жизни, а между-тмъ все уже было устроено такъ, что я не могъ остаться ни одного дня мене.

— Какъ! Не-уже-ли это-то и есть городъ Тысячи и Одной Ночи, восклицалъ я съ отчаяніемъ, — столица калифовъ и чудаковъ?.. И я боле и боле углублялся въ сть узкихъ, пыльныхъ улицъ, въ оборванныя толпы народа, перемшаннаго съ собаками, верблюдами и слонами… Вечерній мракъ быстро спускался на землю, по причин пыли, подымающейся въ уровень съ высочайшими домами.

Чего добраго ждать отъ этого перепутаннаго лабиринта, равнаго по величин Парижу или Риму, отъ этихъ дворцовъ и безчисленнаго множества мечетей?.. Конечно, все прекрасно и великолпно, но великолпіе это пережило тридцать поколній: везд камень разсыпается, дерево гніетъ. Кажется, путешествуешь во сн въ какомъ-нибудь город минувшихъ вковъ, населенномъ не оживляющими его привидніями. Каждый кварталъ, окруженный каменными зубчатыми стнами, съ тяжелыми средне-вковыми воротами, сохранилъ еще физіономію, которую имлъ, вроятно, во времена Саладина, длинные проходы на сводахъ ведутъ изъ одной улицы въ другую, но чаще не имютъ никакого выхода.

Наступаетъ вечеръ. Мало-по-малу все запирается. Одн кофейныя еще освщены, и курильщики, сидя на пальмовыхъ клткахъ, при неясномъ свт, распространяемомъ зажженными поплавками, плавающими въ масл, слушаютъ безконечную исторію, разсказываемую гнусливымъ голосомъ. Но вотъ зажигаются мушардби: это деревянныя ршетки замысловатой рзной работы, выдающіяся на улицу и замняющія окна. Свтъ, распространяемый ими, недостаточенъ для освщенія пути прохожаго, а потому каждый запасается фонаремъ. Впрочемъ, въ это время можно встртить на улиц разв только Европейца или дозорныхъ.

Что касается до меня, я счелъ за лучшее лечь спать въ такое позднее время, десять часовъ вечера. Съ грустнымъ чувствомъ размышлялъ я, лежа въ постели, о предстоявшей мн жизни въ павшей столиц. Мой первый сонъ былъ непріятно прерываемъ неясными звуками волынки и хриплой віолы, чувствительно раздражавшими мои нервы. Эта упрямая музыка постоянно повторяла на разные тоны одну и ту же мелодическую фразу. Было ли это во сн или на яву? Сомнніе мое продолжалось нсколько времени. Наконецъ, шумъ этотъ до того усилился, что совершенно разбудилъ меня. Я вскочилъ. Яркій свтъ, пробивавшійся сквозь ршетку окна, объяснилъ мн наконецъ дло. На улиц толпился народъ. Нсколько мужчинъ, почти совершенно нагихъ и похожихъ на древнихъ бойцовъ, съ тою только разницею, что они были вооружены шпагами и щитами, дрались посреди толпы. Я сначала испугался, но потомъ замтилъ, что они совсмъ не дрались, а только ударяли подъ музыку шпагами по щитамъ. Это театральное сраженіе повторялось посл каждыхъ десяти или пятнадцати шаговъ. Множество факеловъ и свчи, разставленныя пирамидами, несомыми дтьми, освщали длинное шествіе мужчинъ и женщинъ. Что-то въ род краснаго привиднія съ внцомъ изъ драгоцнныхъ каменьевъ медленно подвигалось между двумя важными старухами. Женщины, въ блыхъ платьяхъ, заключали шествіе и при каждой остановк испускали странный, гортанный крикъ.

Это была свадьба. То, что я видлъ въ окно, только возбудило мое любопытство, и я ршился догнать процессію, чтобъ вблизи разсмотрть вс подробности ея. Драгоманъ мой, Абдалла, которому я сообщилъ свое намреніе, притворно ужаснулся и сталъ уврять меня, что ночью чрезвычайно-опасно ходить по улицамъ, и если Египтяне увидятъ Европейца, вмшавшагося въ ихъ увеселенія, то онъ отъ нихъ дешево не отдлается и можетъ даже поплатиться жизнію за свою дерзость. По счастію, я купилъ плащъ изъ верблюжьей шерсти, который называется машаллахъ и въ который можно закутаться съ плечь до ногъ, бороду я уже прежде отпустилъ себ, а потому оставалось только обвязать голову шарфомъ, и я превратился въ Египтянина.

II. Свадьба при факелахъ.

Трудне всего было догнать процессію, скрывшуюся уже въ лабиринт улицъ и переулковъ. Драгоманъ взялъ съ собою бумажный фонарь, и мы бродили на удачу, слдуя только по направленію изрдка-раздававшихся звуковъ волынки.

Наконецъ, мы вступили въ другой кварталъ, и намъ представилась длинная, ярко-освщенная улица, наполненная народомъ. У всхъ оконъ, даже на крышахъ толпились любопытные.

Процессія подвигалась весьма-медленно, при заунывныхъ звукахъ инструментовъ, какъ-бы подражавшихъ упорному скрипу двери или несмазанныхъ новыхъ колесъ. Виновники этого шума двигались окруженные мужчинами, которые вооружены были копьями. За ними шли дти съ огромными канделябрами, распространявшими яркій свтъ. Бойцы продолжали фехтовать, нкоторые изъ нихъ расхаживали на ходуляхъ, размахивая длинными палками, дале шли молодые люди со знаменами, которыя украшены были эмблемами и золочеными атрибутами, какъ въ римскихъ торжествахъ, наконецъ, другіе несли маленькія деревья съ гирляндами, лентами и свчами, на-подобіе елокъ. Въ широкихъ мдныхъ доскахъ, покрытыхъ вогнутыми украшеніями и надписями и укрпленныхъ на длинныхъ шестахъ, отражался свтъ факеловъ. Дале слдовали пвицы (уалемы) и плясуньи (іавази) въ полосатыхъ шелковыхъ платьяхъ, у нкоторыхъ изъ нихъ открытыя лица были вымазаны румянами и синькой, въ ноздряхъ продты кольца, другія же оставались тщательно-закутанными. Он пли и плясали подъ звуки цимбалъ, кастаньетокъ и бубновъ. Потомъ слдовали два ряда невольниковъ, съ ящиками и корзинами, въ которыхъ хранилось приданое молодой, дале — гости, женщины, закутанныя въ черныя мантильи и въ блыхъ маскахъ, посредин и по сторонамъ мужчины въ богатыхъ костюмахъ, въ подобныхъ случаяхъ, говорилъ мн мой драгоманъ, даже бднйшіе феллахи находятъ средства богато нарядиться. Наконецъ, посреди ослпительнаго свта, разливаемаго факелами, свчами и фонарями, медленно подвигалось красное привидніе, о которомъ я уже упоминалъ, то была новобрачная (эль-арусъ), закрытая съ головы до ногъ богатой шалью. Ничто не можетъ быть странне вида этой длинной фигуры, увеличенной еще пирамидальнымъ головнымъ уборомъ! Дв старухи, одтыя въ черномъ, поддерживаютъ новобрачную подъ локти, такъ-что кажется, будто она скользитъ по земл: четыре невольника несутъ пурпурный балдахинъ надъ головою новобрачной, а за нею идутъ еще музыканты.

Вдругъ процессія опять остановилась, и дти разставили стулья, на которые сли отдыхать молодая и ея родственники. Пвицы продолжали пть, и толпа часто въ одинъ голосъ повторяла припвы. Я нечаянно выступилъ впередъ и по невол долженъ былъ открывать ротъ вмст съ прочими, но другая, боле-важная опасность угрожала мн. Я замтилъ, что нсколько невольниковъ обходили толпу и разносили въ маленькихъ чашечкахъ какую-то жидкость. Долговязый Турокъ, въ красномъ плать,— вроятно родственникъ новобрачныхъ,— наблюдалъ за разносившими и съ важностію принималъ поздравленія толпы. Ему оставалось до меня не боле двухъ шаговъ, а я ршительно не зналъ, какъ ему поклониться, когда мн поднесутъ напитокъ. По счастію, я усплъ еще посмотрть, что длаетъ мой сосдъ, и когда мн поднесли напитокъ, я поклонился и приложилъ правую руку сперва къ сердцу, потомъ ко лбу и наконецъ ко рту. Потомъ уже я имлъ право проглотить свтлую жидкость…

Но каково же было мое изумленіе, когда я увидлъ, что въ чашк была анисовая водка! Можно ли было предположить, что на свадьбахъ мухаммедане станутъ разносить крпкій напитокъ?..

Наконецъ, новобрачная встала и пошла дале.

Весьма-довольный тмъ, что присутствовалъ какъ настоящій житель Каира на брачной церемоніи, я знакомъ подозвалъ къ себ своего драгомана, перебжавшаго на другое мсто, чтобъ получить еще чашку анисовки, но онъ и не смотрлъ на меня — праздникъ начиналъ ему нравиться.

— Войдемте за ними въ домъ, шепнулъ онъ мн.

— А если со мною заговорятъ?

— Отвчайте: тайэбъ! и дло съ концомъ. Впрочемъ, я не отойду отъ васъ.

Я уже прежде узналъ, что въ Египт слово тайэбъ было основой всего языка. Смотря по выраженію, придаваемому этому слову, его можно сравнить съ англійскимъ goddam или съ французскимъ ah bah! Но оно также означаетъ: Очень-хорошо, прекрасно, извольте, выраженіе и въ-особенности жестъ придаютъ ему безконечные оттнки.

Въ двери, украшенныя цвтами и гирляндами, мы вошли на красивый дворъ, освщенный разноцвтными фонарями. Ярко освщенные покои были уже наполнены гостями, такъ-что мы должны были остановиться подъ галереей. Посл я замтилъ, что только одн женщины входили въ домъ, гд снимали свои покрывала.

Между-тмъ, какъ женщины были принимаемы новобрачной и ея родственницами, мужъ слзалъ на двор съ своего осла. На немъ былъ красный костюмъ, вышитый золотомъ. Вступивъ въ галерею, онъ сталъ принимать мужчинъ и приглашалъ ихъ садиться вокругъ низкихъ столовъ, уставленныхъ блюдами въ вид пирамидъ. Каждый имлъ право ссть къ столу, поджавъ подъ себя ноги, взять какое-нибудь блюдо или чашу и сть пальцами. Я остался въ сторон, чтобъ не измнить себ незнаніемъ приличій. Притомъ же большее веселье было на двор, гд уже начались шумныя пляски. Труппа нубійскихъ плясуновъ выдлывала самыя странныя па въ кругу, образовавшемся зрителями, ихъ водила женщина съ опущеннымъ вуалемъ, въ полосатой мантіи и съ ятаганомъ въ рук, которымъ она то нападала на плясуновъ, то защищалась отъ нихъ. Уалемы сопровождали пляски пніемъ, ударяя въ бубны. Оркестръ, составленный изъ самыхъ странныхъ инструментовъ, увеличивалъ суматоху. Въ антрактахъ между плясками, невольники разносили лакомства и разныя угощенія, изъ которыхъ одно было для меня совершенно-ново. Черные невольники брызгали на толпу чмъ-то изъ небольшихъ флаконовъ на подобіе перечницъ. Нсколько капель упало мн на бороду и щеки, и я узналъ, что это была розовая вода.

Минуту спустя, ко мн подошелъ одинъ изъ значительнйшихъ гостей и сказалъ нсколько весьма привтливыхъ, по-видимому, словъ, я отвчалъ драгоцнное тайэбъ, и онъ остался совершенно-доволенъ. Когда онъ отошелъ, я спросилъ драгомана, чего онъ отъ меня хотлъ.

— Онъ пригласилъ васъ пожаловать въ домъ посмотрть на молодую, отвчалъ Абдалла.

Хоть я и принялъ приглашеніе, но такъ-какъ мн предстояла только прогулка по комнатамъ, мимо герметически-закрытыхъ женщинъ, то я и не счелъ за нужное сдержать слово. Правда, новобрачная и подруги ея являются въ это время передъ гостями въ великолпныхъ костюмахъ, не видныхъ на улиц подъ чорной мантіей, но я не ршался войдти въ домъ, опасаясь попасться въ просакъ съ своимъ тайэбомъ. Вмст съ драгоманомъ вышелъ я къ воротамъ на площадь Эзбекіе.

— Жаль! сказалъ драгоманъ: — вы посмотрли бъ хоть на зрлище.

— На какое зрлище?

— На комедію.

Я подумалъ, что зрлище это было не что иное, какъ знаменитый Карагуэцъ, но — ошибся. Карагуэцъ бываетъ только во время религіозныхъ празднествъ: это миъ, символъ чрезвычайной важности. Свадебное же зрлище должно было просто состоять изъ маленькихъ комическихъ сценъ, съигранныхъ мужчинами, для препровожденія времени посл того, какъ новобрачные удалятся съ родными на женскую половину.

Празднованіе этой свадьбы продолжалось уже недлю. Драгоманъ разсказалъ мн, что въ день подписанія контракта происходило закланіе барановъ на порог дома, до выхода новобрачной, онъ говорилъ мн еще о другой церемоніи, когда разламываютъ сахарный шаръ, изъ котораго вылетаютъ два голубя, — по полету этихъ птицъ длаются разныя заключенія. Вс эти обряды имютъ, вроятно, связь съ преданіями древности.

Эта ночная сцена произвела на меня сильное впечатлніе. Какъ странно, что богатые и бдные справляютъ свои свадьбы съ одинакимъ шумомъ и блескомъ! Впрочемъ, имъ не нужно платить ни музыкантамъ, ни плясунамъ, ни шутамъ, потому-что эти люди большею частію пріятели ихъ, либо сбираютъ подаяніе съ присутствующихъ. Костюмы имъ одолжаютъ, каждый гость приноситъ съ собою свою свчу или факелъ, а діадема бднйшей новобрачной такъ же осыпана алмазами и рубинами, какъ и діадема дочери паши. Гд можно найдти боле дйствительное равенство?… Эта молодая Египтянка, быть-можетъ, не хороша подъ своимъ покрываломъ, не богата, не смотря на драгоцнную діадему, а между-тмъ и у ней есть свой день торжества и славы, когда цлый городъ любуется ею и когда она идетъ пышная какъ царица, радостная какъ невста, таинственная какъ древняя богиня Нила. Только одинъ человкъ узнаетъ тайну красоты или безобразія ея, и въ послднемъ даже случа самолюбіе его не постраждетъ, потому-что безобразіе жены его останется тайною для всхъ, притомъ же, въ случа разочарованія, каждый мужчина, въ этой блаженной стран, иметъ право нсколько разъ возобновлять этотъ день благополучія или иллюзій!

III. Драгоманъ Абдалла.

Мой драгоманъ человкъ рдкій, но мн кажется, слишкомъ важный слуга для такого незначительнаго господина, каковъ я. Въ Александріи, на палуб парохода Леонидъ, онъ предсталъ предо мною во всемъ своемъ блеск, — присталъ къ пароходу въ собственной лодк, въ сопровожденіи маленькаго негра, несшаго за нимъ трубку, и другаго, младшаго драгомана. На немъ была длинная туника, составлявшая рзкій контрастъ съ цвтомъ его лица, на которомъ нубійская кровь разъигрывалась точно на маск, снятой съ какого-нибудь египетскаго сфинкса, тяжелыя золотыя кольца висли въ ушахъ его, и важная поступь съ перваго взгляда внушала къ нему уваженіе.

Между пассажирами не было ни одного Англичанина, и потому драгоманъ привязался ко мн, за неимніемъ лучшаго хозяина. Мы вмст перехали на берегъ, онъ нанялъ четырехъ ословъ, для себя, для своей свиты и для меня, и повезъ насъ прямо въ англійскую гостинницу, гд меня приняли изъ милости, за шестьдесятъ піастровъ въ день, что же касается до него, то онъ, также изъ милости, удовольствовался половиной этой суммы для себя и своей свиты.

Прогулявъ цлый день въ сопровожденіи этой важной свиты, я убдился въ ненадобности втораго драгомана и даже негрнка. Абдалла охотно согласился отпустить своего помощника, что же касается до маленькаго негра, то онъ оставилъ его при себ на свой счетъ, уменьшивъ притомъ свое собственное жалованье десятью піастрами въ день, такъ-что мн оставалось платить ему только двадцать, т. е. около пяти франковъ.

Прибывъ въ Каиръ, мы опять направились къ англійской гостинниц на площади Эзбекіе. Я остановилъ своего осла, узнавъ, что тамъ т же цны, какъ и въ Александріи.

— Такъ не угодно ли вамъ хать въ гостинницу Вагхорна въ Франкскомъ-Квартал? спросилъ меня честный Абдалла.

— Мн угодно хать въ не-англійскую гостинницу.

— Тутъ есть французская гостинница Домерга.

— демъ туда.

— Извольте, я провожу васъ, но оставаться тамъ не могу.

— Отъ-чего?

— Потому-что тамъ платятъ въ день сорокъ піастровъ. Это мн не нравится.

— А меня, напротивъ, очень радуетъ.

— Вамъ, какъ иностранцу, это все равно, по я здшній и обыкновенно служу господамъ-Англичанамъ, слдовательно, долженъ поддержать свою честь.

Мн, однакожь, казалось, что и сорокъ піастровъ весьма-порядочная цна въ стран, гд все въ-шестеро дешевле, нежели во Франціи, и гд работнику платятъ въ день одинъ піастръ, равный пяти французскимъ су.

— Впрочемъ, продолжалъ Абдалла: — я устрою это дло. Вы можете прожить два или три дня въ гостинниц Домерга, я буду навщать васъ какъ пріятель, а между-тмъ пріищу вамъ квартиру въ город, и тогда буду жить при васъ.

Узнавъ, что Европейцы, прізжающіе въ Каиръ на продолжительное время, обыкновенно нанимаютъ себ отдльные домы, я далъ Абдалл полную власть распоряжаться по его благоусмотрнію.

Гостинница Домерга находится въ переулк, выходящемъ на главную улицу Франкскаго-Квартала, гостинница эта очень опрятна и хорошо содержится. Маленькій, квадратный дворикъ покрытъ легкой ршеткой, обвитой виноградными лозами. Въ верхней галере дома устроилъ себ мастерскую французскій живописецъ, человкъ любезный, хотя нсколько глухой, и съ талантомъ, хотя приверженецъ дагерротипа. Онъ по-временамъ приводитъ къ себ торговокъ апельсинами и сахарнымъ тростникомъ, которыя служатъ ему натурщицами. Он охотно позволяютъ ему изучать формы главнйшихъ египетскихъ племенъ, но не снимаютъ покрывала съ лица: это послднее убжище восточной скромности.

Сверхъ того, при французской гостинниц есть довольно-красивый садъ, общій столъ ея довольно-успшно преодолваетъ трудность разнообразить европейскія кушанья въ стран, гд нтъ ни говядины, ни телятины. Это-то обстоятельство и объясняетъ дороговизну англійскихъ гостинницъ, гд подаютъ привозную говядину и зелень. Англичанинъ, въ какой бы стран ни былъ, всегда остается вренъ своему ростбифу, картофелю и портеру или элю.

За общимъ столомъ я встртилъ полковника, епископа in partibus, живописцевъ, преподавательницу языковъ и двухъ Индійцевъ изъ Бомбэя, гувернра и воспитанника. Вроятно, сильноприправленныя кушанья, подаваемыя намъ, казались имъ слишкомъ-приторными, потому-что они принесли съ собою серебряныя стклянки съ перцомъ и какою-то особенною горчицею, которыми усыпали вс блюда. Они предложили мн своей приправы. Мн казалось, что я жевалъ раскаленные уголья.

Для полноты описанія французской гостинницы, я долженъ сказать, что въ бель этаж стояло фортепьяно, а въ нижнемъ бильярдъ. Изъ этого читатели могутъ видть, что не стоило и вызжать изъ Марсели. По-моему, ужь коли жить въ Египт, такъ жить совершенно по-восточному.

За триста піастровъ въ годъ (около 75 франковъ), можно имть прекрасный домъ въ нсколько этажей, съ дворомъ и садомъ. Абдалла показалъ мн нсколько такихъ домовъ въ Греческомъ-Квартал. Въ нихъ были великолпныя залы съ мраморными полами и фонтанами, галереи и лстницы, какъ въ генуэзскихъ или венеціанскихъ дворцахъ, дворы, окруженные колоннадой, и сады съ драгоцнными, рдкими деревьями, тамъ можно было жить принцемъ,— стоило только населить эти богатые домы слугами и невольниками. Замчательно, что при всемъ этомъ великолпіи не было ни малйшаго удобства, ни даже стеколъ въ красивыхъ вычурныхъ околичныхъ рамахъ. Везд либо душно, либо сыро. Большая часть жителей живетъ такимъ-образомъ въ Каир, но за то они часто бываютъ наказываемы жестокими болзнями. Я не чувствовалъ ни малйшаго желаніяжить въ одномъ уголку огромнаго дворца, тмъ боле, что большая часть этихъ зданій, принадлежавшихъ стариннымъ угасшимъ аристократическимъ фамиліямъ, грозитъ разрушеніемъ.

Наконецъ, Абдалла нашелъ мн домъ не столь обширный, но боле-удобный и безопасный. Англичанинъ, недавно жившій въ немъ, веллъ вставить стекла, и вс сходились смотрть на это, какъ на рдкость. Надобно было призвать квартальнаго шейка, чтобъ заключить условіе съ хозяйкой, вдовою Копта. У этой женщины боле двадцати домовъ, записанныхъ только на ея имя, но принадлежащихъ большею частію иностранцамъ, неимющимъ права владть въ Египт недвижимымъ имуществомъ. Домъ, нанятый мною, принадлежалъ одному чиновнику англійскаго консульства.

Условіе написано по-арабски. Я заплатилъ за него и поблагодарилъ шейка, судью и начальника сосдней караульни, далъ бачи (на водку) писарямъ и слугамъ и тогда только шейкъ вручилъ мн ключъ. Этотъ инструментъ не походитъ на наши ключи: онъ состоитъ изъ простаго куска дерева, на конц котораго вбиты, какъ-бы на удачу, пять или шесть гвоздей, но расположеніе гвоздей разсчитано по устройству замка и дыры въ двери, деревянный ключъ втыкаютъ въ эту дыру, и гвозди его соотвтствуютъ маленькимъ внутреннимъ дырочкамъ, за которыми находится деревянная задвижка или щеколда. Ключъ въ карманъ класть невозможно: его носятъ за поясомъ.

Одного ключа было недостаточно для вступленія во владніе домомъ, надобно было запастить еще мбелью, соотвтственной внутреннему роскошному убранству. Но въ Каир на мебель не прихотливы. Абдалла проводилъ меня на базаръ, гд мы велли отвсить себ нсколько оковъ ваты и отрзать достаточный кусокъ персидскаго цвтнаго холста, изъ которыхъ обойщики въ нсколько часовъ состряпали намъ диваны, замняющіе ночью постель. Деревянная мебель состоитъ изъ продолговатой клтки, длаемой при васъ изъ пальмовыхъ сучьевъ: это легко, гибко и прочно. Прибавьте къ этому круглый столъ, нсколько чашекъ и длинныхъ трубокъ — и можете смло принимать у себя лучшее общество города. Впрочемъ, чашки и трубки можно брать на-прокатъ изъ ближайшей кофейной. Только у одного паши есть полная меблировка, лампы, часы, но и у него она служитъ только для показанія любви къ искусствамъ, ремесламъ и европейскому прогрессу.

Мн не доставало еще для роскошной мблировки ковровъ и занавсовъ. На базар я встртилъ Жида, который очень-услужливо вмшался между Абдаллою и купцами, чтобъ доказать мн, что меня обкрадывали съ двухъ сторонъ. Жидъ воспользовался этимъ случаемъ, чтобъ проводить меня до дому, и тамъ безъ церемоніи услся на одномъ изъ дивановъ, надобно было подать ему трубку и чашку кофе. Его зовутъ Юзефомъ, три мсяца въ году онъ занимается разведеніемъ шелковичныхъ червей, а остальное время ходитъ смотрть зрютъ ли его деревья и будетъ ли прибыль. Съ путешественниками, и особенно съ Французами, онъ знакомится только для практики и для усовершенствованія себя во французскомъ язык.

Мой домъ находится въ улиц Коптскаго-Квартала, близь воротъ, ведущихъ къ шубрахскимъ аллеямъ. Противъ моихъ оконъ кофейная, немного вкось станція ословъ, нанимаемыхъ за одинъ піастръ въ часъ, дале, небольшая мечеть съ минаретомъ. Протяжный, чистый, звучный голосъ муэдзина, раздававшійся съ высоты башни посл солнечнаго заката, навелъ на меня въ первый вечеръ невыразимую тоску.

— Что онъ тамъ распваетъ? спросилъ я драгомана.

— ‘Нтъ Бога, кром Бога.’

— Ла Аллахъ иль Аллахъ!.. Это изреченіе я знаю, а еще что?

— ‘О вы, отходящіе ко сну, поручите ваши души вчно-неусыпному!’

Съ самаго прізда моего въ Каиръ, я перебираю въ ум своемъ вс исторіи Тысяча и Одной Ночи, и мн снятся всевозможные великаны и чудовища. Во Франціи много смются надъ демонами, порождаемыми сномъ, и видятъ въ этомъ одно слдствіе восторженнаго воображенія, но все-таки эти сновиднія происходятъ вн насъ, и мы раздляемъ вс ощущенія дйствительной жизни. Въ такой жаркой стран, какъ Египетъ, сонъ часто чрезвычайно-тяжелъ и непріятенъ, а потому, говорятъ, у постели паши всегда стоитъ невольникъ, которому поручено будить его при малйшемъ признак безпокойнаго сна.

Но не лучше ли просто поручить себя, съ усердіемъ и полною довренностію, Тому, — Кто вчно неусыпенъ?

IV. Невыгоды холостой жизни.

Я уже разсказалъ исторію своей первой ночи: и такъ весьма-понятно, что я всталъ на другой день очень-поздно. Абдалла извстилъ меня о посщеніи шейка, приходившаго уже утромъ.

Этотъ почтенный старикъ съ длинной блой бородой, ожидалъ моего пробужденія въ кофейной съ своимъ секретаремъ и негромъ. Терпливость его не удивила меня: всякій Европеецъ не ремесленникъ и не купецъ считается въ Египт важной особой.

Шейкъ говорилъ, Абдалла переводилъ:

— Онъ принесъ вамъ назадъ деньги, заплаченныя вами за наемъ дома.

— Отъ-чего? Зачмъ?

— Онъ говоритъ, что не знаетъ ни вашего образа жизни, ни вашей нравственности.

— Разв я веду себя дурно?

— Не то: онъ только говоритъ, что не иметъ о васъ никакихъ свдній.

— Такъ, стало-быть, онъ посл отдачи дома возъимлъ обо мн дурное мнніе.

— Онъ думалъ, что вы будете жить съ женой.

— Да я не женатъ.

— Это не его дло, но онъ говоритъ, что у вашихъ сосдей есть жены, и они будутъ безпокоиться, если узнаютъ, что вы человкъ холостой. Таковъ ужь обычай въ здшнемъ квартал.

— Такъ что же мн длать?

— Вызжайте, или возьмите къ себ въ домъ женщину.

— Да скажи ему, что у насъ неприлично жить съ женщиной, съ которою мы не заключали брака.

Отвтъ старика на мое замчаніе былъ исполненъ отеческаго участія, котораго словами передать невозможно.

— Онъ дастъ вамъ совтъ, сказалъ Абдалла: — говоритъ, что такой господинъ (эффенди) не долженъ жить одинъ, и никакіе законы не могутъ запретить кормить женщину и длать ей добро. Разумется, еще лучше содержать нсколькихъ женщинъ, но коли это воспрещаютъ законы вры, такъ должно довольствоваться и одною.

Разсужденіе старика тронуло меня, однакожь, моя европейская совсть противилась совту, врность котораго я понялъ только въ-послдствіи, когда ближе познакомился съ положеніемъ женщинъ въ этой стран. Я просилъ шейка обождать и дать мн посовтоваться съ друзьями на-счетъ того, что мн длать.

Я нанялъ домъ на шесть мсяцевъ, меблировалъ его, былъ имъ очень-доволенъ и хотлъ только освдомиться о мрахъ для воспрепятствованія шейку нарушить условіе потому только, что я не женатъ. Долго колебался я, и наконецъ ршился просить совта у живописца, жившаго въ гостинниц Домбрга и посвятившаго меня уже въ таинства своего дагерротипа.

Я отправился къ нему черезъ площадь Эзбекіе, но на углу улицы, заворочивающей во Франкскій-Кварталъ, я услышалъ радостныя восклицанія, раздававшіяся на обширномъ двор, на которомъ провожали въ это время красивыхъ лошадей. Одинъ изъ проводниковъ вдругъ бросился ко мн на шею и обнялъ меня: то былъ дюжій парень въ синемъ кафтан и шерстяной чалм желтоватаго цвта, всмотрвшись въ лицо его, я вспомнилъ, что видлъ его на пароход.

— Тайэбъ! Тайэбъ! кричалъ я изо всей мочи, стараясь высвободиться изъ объятій молодаго парня и осматриваясь, чтобъ позвать къ себ на помощь своего драгомана, но Абдалла скрылся въ толп: ему, вроятно, совстно было показать, что онъ состоитъ при человк, находящемся въ такой тсной дружб съ простымъ конюхомъ. Почтенный мой драгоманъ, избалованный англійскими туристами, забывалъ, что самъ Мухаммедъ пасъ верблюдовъ.

Молодой Египтининъ потащилъ меня за собою на конюшенный дворъ египетскаго паши, и тамъ я встртилъ боле-приличнаго знакомца, Сеида-Агу, только-что возвратившагося изъ Парижа, куда онъ отвозилъ лошадей въ подарокъ королю отъ паши. Сеидъ-Ага также узналъ меня и, боле умренный въ своихъ изъявленіяхъ дружбы, посадилъ меня возл себя на деревянномъ диван, предложилъ трубку и кофе. Какъ черту народнаго характера, я долженъ прибавить, что конюхъ счелъ себя въ эту минуту достойнымъ нашей компаніи, слъ на землю, поджавъ подъ себя ноги, и также получилъ трубку и маленькую чашку самаго горячаго кофе. Около насъ не замедлила образоваться толпа.

Абдалла, замтивъ, что я нашелъ боле-приличнаго знакомца, наконецъ показался и помогъ намъ объясниться. Я зналъ уже, что Сеидъ-Ага добрый малой, и хотя мы во всю дорогу объяснялись только пантомимой, я, однакожъ, былъ съ нимъ уже въ такихъ сношеніяхъ, что могъ поврить ему свои дла и просить у него совта.

— Машаллахъ! вскричалъ онъ:— шейкъ правъ, молодой человкъ вашихъ лтъ долженъ бы уже жениться нсколько разъ!

— Вы знаете, замтилъ я робко: — что по нашей религіи можно жениться только на одной женщин, съ которою нельзя уже разставаться, а потому намъ надобно долго думать и выбирать, чтобъ не попасть въ просакъ.

— Ахъ, я не говорю о вашихъ руми (европейскихъ женахъ), возразилъ онъ, ударивъ себя по лбу:— он принадлежатъ всмъ, кром васъ, он, бдняжки, показываютъ голое лицо встрчному и поперечному. Поврите ли, продолжалъ онъ смясь и обратившись къ прочимъ Туркамъ, окружавшимъ насъ: — вс женщины безъ изъятія смотрли на меня такими глазами, что мн самому становилось стыдно! А были и такія безстыдницы, которыя требовали, чтобъ я поцаловалъ ихъ!..

Замтивъ, что слушатели были скандализированы въ высшей степени, я счелъ долгомъ объяснить имъ, что, вроятно, Сеидъ-Ага смшивалъ корыстолюбивое безстыдство нкоторыхъ женщинъ съ невиннымъ любопытствомъ большей части ихъ.

— Хотя бъ, продолжалъ Сеидъ-Ага, не отвчая на мое замчаніе, показавшееся ему только выраженіемъ національнаго самолюбія: — хотя бъ эти красавицы заслуживали того, чтобъ правоврный позволилъ имъ поцаловать себ руку, а то куда! вс он зимнія растенія, безъ цвта и запаха, болзненныя существа, проголодавшіяся, потому-что ничего не дятъ, и съ тальями, которыя можно обхватить двумя пальцами. Тьфу! А ужь жениться на нихъ — слуга покорный! Он такъ дурно воспитаны, что поставятъ вверхъ дномъ весь домъ и сведутъ съ ума самаго кроткаго мужа. У насъ мужчины живутъ съ мужчинами, а женщины съ женщинами, только этимъ способомъ и можно пріобрсти миръ и тишину въ дом.

— Но разв вы не живете въ своихъ гаремахъ съ женами? сказалъ я.

— Боже всесильный! вскричалъ онъ:— да есть ли возможность жить съ ними вмст? Он оглушатъ васъ своей несносной болтовней!.. Разв вы не замтили еще, что здсь мужчины, которымъ нечего длать, гуляютъ или проводятъ время въ бан, въ кофейной, въ мечети, или въ гостяхъ? Гораздо-пріятне бесдовать съ друзьями, слушать исторіи или мечтать, куря трубку, нежели разговаривать съ женщинами, которыя заняты грубыми предметами, нарядами или злословіемъ?

— Но вдь вы обдаете же съ ними?

— Совсмъ-нтъ. Он обдаютъ вмст или порознь, какъ имъ заблагоразсудится, а мы особо, одни, съ родными или друзьями. Правда, есть небольшое число Турковъ, поступающихъ иначе, но ихъ не уважаютъ, потому-что они ведутъ жизнь низкую и безполезную. Обхожденіе съ женщинами длаетъ мужчину жаднымъ, эгоистомъ и жестокимъ, оно уничтожаетъ между нами братство и дружбу, оно бываетъ причиной ссоръ, несправедливостей и жестокости. Пусть каждый живетъ съ подобными себ! Довольно и того, что въ часы отдыха или по возвращеніи домой, хозяинъ встрчаетъ улыбающіяся лица, роскошныя формы, красиво-одтыя, или что, любуясь танцующими альмеями, онъ можетъ мечтою возноситься въ третье небо, гд обитаютъ истинно непорочныя и чистыя двы, которыя одн достойны сдлаться вчными подругами правоврныхъ!

Общее ли это мнніе Турковъ — не знаю, но мн кажется, что въ немъ не столько проявляется презрнія къ женщинамъ, сколько въ этомъ остатк древняго платонизма, ставящемъ чистую любовь выше всего смертнаго. Обожаемая женщина есть не что-иное, какъ отвлеченный призракъ, какъ несовершенный идеалъ божественной женщины, которой суждено сдлаться вчной подругой мусульманина.

Вотъ идеи, заставившія полагать, что Турки отрицаютъ душу въ женщинахъ, но теперь извстно, что истинно благочестивыя мусульманки надются осуществить на томъ свт идеалъ мужей своихъ. Религіозная исторія Турковъ иметъ своихъ святыхъ женъ и пророчицъ, и дочь Мухаммеда, славная Фатима, — царица этого женскаго рая.

Посл долгихъ разсужденій, Сеидъ-Ага посовтовалъ мн, наконецъ, принять мусульманскую вру, я поблагодарилъ его улыбаясь и общалъ подумать. Разставшись съ нимъ, я былъ еще въ большемъ затрудненіи, нежели прежде. Я ршился привести въ исполненіе свое прежнее намреніе, т. е. идти посовтоваться съ глухимъ живописцемъ, жившимъ въ гостинниц Домерга.

V. Муски.

За зданіемъ конюшень городъ начинаетъ оживляться. Бульваръ, обходящій вокругъ площади Эзбекіе, защищенъ отъ солнца аллеею жалкихъ, тощихъ деревьевъ, но за нею рядъ большихъ и высокихъ домовъ рисуется на свтломъ неб зигзагами. Мсто это обыкновенно шумно, многолюдно, на всхъ закоулкахъ и перекресткахъ сидятъ торговки апельсинами, бананами и зеленымъ сахарнымъ тростникомъ, который народъ жуетъ съ особеннымъ наслажденіемъ, тутъ же собираются пвцы, бойцы и псиллы съ огромными змями, обвитыми вокругъ шеи. Веселый старичокъ показываетъ куклы на пружинкахъ, кривляющіяся весьма-неблагопристойнымъ образомъ. Толпа женщинъ, дтей и военныхъ наивно апплодируетъ этой неприличной кукольной комедіи. Дале, ученая обезьяна защищается палкою отъ собакъ, науськиваемыхъ на нее мальчишками. Налво высится монастырь дервишей-токарей, дающихъ по вторникамъ публичные уроки, дале, надъ огромными воротами рисуется большая чучела крокодила, служащая вывской дома, изъ котораго отправляются экипажи отъ Каира черезъ степи до Суэза. Экипажи эти весьма-легки, съ большими отверстіями, въ которыя свободно дуетъ втеръ и налетаетъ пыль, но отверстія не могутъ быть меньше: иначе путешественники могутъ задохнуться.

Пойдемте дале. Вотъ направо европейскій кабакъ, т. е. обширный погребъ, гд, вмсто прилавка и столовъ, разставлены бочки. Передъ входомъ обыкновенно стоитъ человкъ съ краснымъ лицомъ и предлинными усами, величественный представитель Франковъ. Неизвстно, откуда этотъ человкъ родомъ: изъ Мальты ли, Италіи, Испаніи, или Марсели? Презрніе его къ турецкому костюму и увренность въ превосходств европейскихъ модъ заставили его создать себ довольно-оригинальный костюмъ, состоящій изъ синяго сюртука съ петельками, давно уже, по-видимому, овдоввшими отъ пуговицъ, — красныхъ панталонъ, поверхъ которыхъ надты сапоги съ кисточками и шпорами. Воротничокъ рубахи, опущенный вокругъ голой шеи, и блая измятая шляпа смягчаютъ воинственный видъ усовъ, синяго сюртука и красныхъ панталонъ.

Почти напротивъ кабака, взоръ погружается въ узкій проходъ, гд ползаетъ нищій съ обрубленными руками и ногами, этотъ несчастный прибгаетъ къ человколюбію и сострадательности Англичанъ, безпрестанно тутъ проходящихъ, потому-что гостинница Вагхорна находится въ этомъ переулк, ведущемъ еще къ каирскому театру и библіотек для чтенія г. Бономма съ большою вывской, написанной на французскомъ язык. Тутъ сосредоточиваются вс удовольствія цивилизаціи. Продолжая путь, вы встрчаете красивый домъ съ выпуклыми и раскрашенными арабесками. Потомъ улица образовываетъ тупой уголъ, и шаговъ двадцать вы должны пробиваться сквозь толпу ословъ, собакъ, верблюдовъ, торговокъ огурцами и хлбомъ. Ослы прыгаютъ, верблюды вопятъ, собаки не отходятъ отъ дверей трехъ мясниковъ. Этотъ уголокъ имлъ бы свою оригинальную арабскую физіономію, еслибъ въ двухъ шагахъ оттуда не бросалась вамъ въ глаза вывска тратторіи, наполненной Итальянцами и Мальтійцами.

Тутъ развивается передъ вами въ полномъ блеск своемъ большая торговая улица Франкскаго-Квартала, попросту называемая Муски. Первая часть, вполовину покрытая холстомъ и досками, представляетъ два ряда красивыхъ лавокъ, гд вс европейскія націи выставляютъ свои общеупотребительнйшія произведенія. Англія первенствуетъ своими матеріями и посудой, Германія сукнами, Франція медами, Марсель пряностями, говядиной, сберегаемой впрокъ, и т. д. Я отдляю Марсель отъ Франціи, потому-что на Восток воображаютъ, будто Марсельцы образуютъ отдльную націю.

Между лавками, въ которыя европейская промышленость завлекаетъ богатйшихъ жителей Каира, Турковъ-реформистовъ, Коптовъ и Грековъ и вообще людей, боле способныхъ сообразоваться съ нашими обычаями, есть англійская пивоварня, гд можно, съ помощію портера, эля или мадеры противодйствовать иногда ослабляющему дйствію водъ Нила. Другое спасеніе отъ восточной жизни — аптека Кастаньйоля, гд весьма-часто беи, муширы и назиры, переселившіеся сюда изъ Парижа, сходятся побесдовать съ путешественниками и припомнить родину. Тамъ почти всегда можно встртить сомнительныхъ Египтянъ, украшенныхъ брильянтовыми звздами и читающихъ французскія газеты. Это обстоятельство можно еще объяснить сосдствомъ франкской почты, находящейся въ проход, ведущемъ къ гостинниц Домерга.

Въ аптек Кастаньйоля я увидлъ живописца Француза, покупавшаго какіе-то препараты для своего дагерротипа. Онъ пригласилъ меня идти съ нимъ снять одинъ изъ видовъ города, я отпустилъ своего драгомана, поспшившаго отправиться въ англійскую пивоварню. Кажется, обхожденіе съ Англичанами заставило его крпко полюбить крпкое пиво и муски.

Принявъ приглашеніе живописца, я составилъ слдующій планъ: отправиться въ незнакомую мн часть города, тамъ разстаться съ живописцемъ и пуститься бродить по городу безъ цли и провожатаго. До-сихъ-поръ, я не могъ еще добиться этого, потому-что усердный Абдалла ни за что не хотлъ отпустить меня одного, а Европейцы безпрестанно предлагали мн вмст осмотрть достопримчательности города. Надобно путешествовать по югу, чтобъ понять смыслъ этого лицемрнаго предложенія.

Вы думаете, что услужливый соотечественникъ хочетъ быть вашимъ проводникомъ изъ угожденія вамъ? Ничего не бывало, ему самому нечего длать, онъ смертельно скучаетъ, и вы же должны служить ему средствомъ препровожденія времени, развлеченіемъ, онъ вамъ ничего не покажетъ, потому-что самъ не знаетъ ни города, ни того, что въ немъ длается, ему нуженъ собесдникъ, которому онъ надодаетъ своими разспросами и замчаніями. Впрочемъ, что такое красивый видъ, замчательный памятникъ, любопытная рдкость, если васъ наведутъ на нее посл долгихъ, скучныхъ предисловій?

Европейцы не могутъ пройдти десяти шаговъ въ Каир: они постоянно разъзжаютъ на ослахъ, погоняемыхъ проводникомъ. Ослы, впрочемъ, оченькрасивы, погонщикъ бжитъ рядомъ и прочищаетъ дорогу, крича: ‘Га! га! иниглакъ! смалакъ!’ (направо! налво!) На женщинъ же погонщикъ кричитъ каждую минуту: ‘Ia бинтъ!’ (эй, женщина!) повелительнымъ тономъ, въ которомъ ясно выражается превосходство мужскаго пола.

VI. Приключеніе въ Безестань.

Мы съ живописцемъ хали рядомъ, а за нами шелъ оселъ съ дагерротипомъ. Посл описанной мною улицы идетъ проходъ, крытый досками и уставленный самыми блистательными произведеніями европейской коммерціи. Это родъ базара, которымъ кончается Франкскій-Кварталъ. Мы поворотили направо, потомъ налво, посреди безпрестанно-увеличивавшейся толпы, и выхали на длинную, чрезвычайно-неправильную улицу, въ которой мстами встрчаются мечети, фонтаны, монастырь дервишей и цлый базаръ англійскихъ желзныхъ и фарфоровыхъ произведеній. Посл тысячи поворотовъ и изгибовъ, улица становится пустынне, молчаливе, тамъ-и-сямъ встрчаются уже разваливающіеся мечети и дома, и тишина прерывается только бшенымъ лаемъ собакъ, которыя преслдуютъ ословъ и, въ-особенности, наши черные европейскіе костюмы. По счастію, мы въхали чрезъ низкія ворота въ другой кварталъ, и собаки отстали отъ насъ, не переходя за границы своихъ владній.

Весь городъ раздленъ на пятьдесятъ-три квартала, окруженные стнами и принадлежащіе или Грекамъ, или Коптамъ, туркамъ, жидамъ, французамъ. Даже собаки, спокойно бродящія по улицамъ и неимющія хозяевъ, знаютъ эти раздленія и не переходятъ изъ одного квартала въ другой. Но едва мы въхали въ ворота, какъ за нами послдовалъ новый конвой собакъ, проводившій насъ до берега канала, перескающаго Каиръ и называемаго Калишъ.

Мы вступили въ родъ предмстія, отдленнаго каналомъ отъ прочихъ частей города, кофейни или казино устроены по одну сторону капала, а по другую тянется аллея запыленныхъ пальмовыхъ деревьевъ. Вода въ канал зеленая, почти стоячая, но рядъ бесдокъ, обвитыхъ ліанами и виноградными лозами, и находящихся за кофейнями, представляетъ пріятный, веселый видъ, оживленный группами курильщиковъ, пестрые костюмы которыхъ отражаются въ вод.

Остановившись на минуту въ кофейной, мы переправились на противоположный берегъ Калиша и установили снарядъ, съ помощію котораго свтило дня занимается живописью. Развалины мечети съ красивымъ вычурнымъ минаретомъ, красивая пальма, окруженная роскошнымъ кустарникомъ, были выбраны первымъ планомъ очаровательной картины. Товарищъ мой былъ въ восторг, и пока солнце рисуетъ на полированной металлической досчечк, я ршился вступить съ живописцемъ въ поучительный разговоръ. Глухота его заставляла меня писать вопросы на бумажк.

— Не женитесь, вскричалъ онъ:— и, въ-особенности, не вступайте въ мухаммеданскую вру! Чего отъ васъ требуютъ? чтобъ у васъ была женщина? Большая важность! Я привожу ихъ къ себ десятками. Торговки апельсинами, въ синихъ туникахъ, съ серебряными браслетами и ожерельями, очень-хороши собою. Формами своими он совершенно египетскія статуи, грудь широкая, полная, плечи и руки прелестны, бедра мало выступаютъ, ноги тонки, сухи. Это чистая археологія: имъ только не достаетъ птичьяго головнаго убора, ремешковъ вокругъ тла и жезла въ рукахъ, чтобъ походить на Изиду…

— Но вы забываете, сказалъ я:— что я не артистъ и что у этихъ женщинъ есть мужья, родственники. Притомъ же, лица у нихъ закрыты, какъ угадать, хороши ли он? Да и какъ говорить съ ними? Я знаю только одно арабское слово.

— Волокитство и любезничанье наистрожайше запрещено въ Каир, но любовь везд позволена. Вы встрчаете женщину: походка, талья, грація ея, или полуоткрывшееся покрывало показываютъ вамъ, что она молода, хороша собою, или желаетъ понравиться вамъ. Идите за нею, и если она пристально взглянетъ на васъ въ удобную минуту, смло поворачивайте назадъ и идите домой, ужь она пойдетъ за вами. Въ-отношеніи выбора женщинъ, совтую вамъ полагаться только на себя. Драгоманы въ подобныхъ случаяхъ плохіе помощники.

— Въ-самомъ-дл, думалъ я, разставшись съ живописцемъ и оставивъ его за работой, окруженнаго почтительной толпой, воображавшей, что онъ занимался магическими операціями:— отъ-чего же мн не стараться понравиться? женскихъ лицъ не видно, но мое открыто. Мой европейскій цвтъ лица можетъ даже имть нкоторую прелесть въ этой стран загорлыхъ, смуглыхъ лицъ. Во Франціи я весьма-невидный молодой человкъ, но въ Каир я милое дитя свера. Мой костюмъ, не нравящійся собакамъ, иметъ, покрайней-мр, то достоинство, что заставляетъ обращать на меня вниманіе, а это уже много.

Я воротился въ многолюдную часть города и пробивался въ толп, съ изумленіемъ смотрвшей на Франка, гулявшаго по арабской части города пшкомъ и безъ провожатаго. Я останавливался у дверей лавокъ и мастерскихъ, разсматривая все съ наивнымъ любопытствомъ и притворнымъ восторгомъ, за который меня вознаграждали ласковыми улыбками.

— Онъ, вроятно, потерялъ своего драгомана, говорили одни.

— А можетъ-быть, у него нтъ денегъ, чтобъ нанять осла, говорили другіе.

Я не понималъ ни слова, но замчалъ только жесты смотрвшихъ съ сожалніемъ на меня, бднаго иностранца, заблудившагося въ толп базаровъ, въ лабиринт улицъ.

Я остановился передъ мастерской трехъ кузнецовъ, походившихъ на бронзовыя статуи. Они пли арабскую псню и подъ тактъ колотили по металлу, подставляемому на наковальню ребенкомъ. Я ужаснулся, подумавъ, что если одинъ изъ кузнецовъ нечаянно собьется съ такта и ране или позже опуститъ молотъ,— онъ раздробитъ ребенку руку. Дв женщины остановились за мною и смялись надъ моимъ любопытствомъ. Я оглянулся и по чернымъ тафтянымъ мантильямъ, по зеленымъ левантиннымъ платьямъ заключилъ, что он не принадлежали къ классу торговокъ апельсинами. Я приблизился къ нимъ, но он опустили вуали и поспшно удалились. Я за ними и вскор вышелъ на длинную улицу, перескающую весь городъ. Мы вступили подъ сводъ величественнаго вида, украшенный прелестными пестрыми арабесками. Это-то и есть, быть-можетъ, тотъ безестанъ Черкесовъ, гд происходила исторія, разсказанная коптскимъ купцомъ кашгарскому султану. И такъ, я въ области Тысячи и Одной Ночн!.. Зачмъ я не одинъ изъ тхъ молодыхъ купцовъ, которые показываютъ двумъ дамамъ богатыя матеріи, точно такъ, какъ Бедреддинъ показывалъ ихъ дочери эмира?.. Я бы сказалъ имъ, подобно молодому багдадскому купцу:

‘Покажи мн свое лицо за эту матерію съ золотыми цвточками, и я не потребую другой платы!..’

Но моимъ двумъ дамамъ не нравятся ни бейрутскіе шелки, ни дамасскія парчи, он проходятъ мимо, презрительно покачивая головою.

Моимъ красавицамъ непремнно хотлось константинопольскихъ матерій. Каиръ заимствуетъ моды изъ Константинополя. Имъ показали прескверныя кисеи съ цвточками, и купецъ произнесъ магическія слова: Истамбольда (истамбульскія)! Красавицы пришли въ восторгъ. Женщины, кажется, везд одинаковы…

Я подошелъ съ видомъ знатока, дотронулся до желтой кисеи съ красными полосками и сказалъ: Тайобъ!

Мое сужденіе, по-видимому, было принято за авторитетъ, потому-что незнакомки выбрали именно эту матерію, купецъ смрялъ, отрзалъ и поручилъ мальчику нести узелъ.

Вдругъ мн показалось, что одна изъ незнакомокъ пристально посмотрла на меня, притомъ же, он смются, оглядываются, приподымаютъ покрывало, чтобъ посмотрть на меня, словомъ, дйствуютъ такимъ образомъ, какъ дйствуетъ въ маскарад домино, намревающееся плнить васъ. Кажется, я могъ подумать, что красавицы мои не слишкомъ-суровы. Итакъ настало время поворотить домой, но увы! какъ найдти дорогу?… Въ Каир улицы не имютъ названій, на домахъ нтъ нумеровъ, и каждый кварталъ самъ-по-себ есть уже страшный лабиринтъ. Не зная, на что ршиться, я продолжалъ слдовать за незнакомками. Мы вышли изъ шумнаго, свтлаго базара, гд все блеститъ, пестретъ, гд роскошь выставленныхъ предметовъ образуетъ поразительный контрастъ съ величественнымъ характеромъ архитектурныхъ зданій и важностью мечетей,— и вступили въ узкія, мрачныя улицы, надъ которыми на каждомъ дом нависли клтки, подобныя фонарямъ или крытымъ балконамъ среднихъ вковъ. Одно изъ преимуществъ этихъ переулковъ то, что до нихъ не проникаютъ палящіе лучи солнца. Этимъ же объясняется блдноматовый цвтъ лица женщинъ, постоянно закрытыхъ вуалями.

Но зачмъ мои незнакомки переходятъ какъ-бы безъ цли изъ улицы въ улицу? Не ожидаютъ ли он, чтобъ я показалъ имъ дорогу?… Наконецъ, мы вступили въ улицу, по которой я проходилъ наканун и которую вспомнилъ преимущественно по благоуханію, распространяемому высокимъ кустарникомъ, перекидывавшимъ черезъ каменную ограду сада втви, осыпанныя прелестными желтыми цвтами. На углу ограды стоялъ низкій фонтанъ, а дале высился красивый домъ съ рельефными украшеніями.

Незнакомки остановились у этого дома, и одна изъ нихъ стала отпирать дверь описаннымъ уже мною ключомъ. Не думая, не разсуждая, я бросился вслдъ за ними, прошелъ темный корридоръ и очутился на обширномъ, молчаливомъ двор, окруженномъ галереями…

VII. Опасный домъ.

Дамы исчезли на лстниц, ведшей наверхъ изъ темнаго корридора. Я опомнился и разсудилъ, что лучше выйдти поскоре на улицу, но, вошедъ въ корридоръ, увидлъ дюжаго, здороваго невольника, запиравшаго дверь изнутри. Я сталъ придумывать, какъ бы ему объяснить, что я заблудился, нечаянно попалъ въ этотъ домъ, но слово тайэбъ, не смотря на всю свою многозначительность, казалось мн недостаточнымъ для выраженія всего того, что я хотлъ сказать.

Между-тмъ, въ дом поднялась суматоха, изумленные конюхи вышли изъ конюшенъ, на террассахъ перваго этажа показались красныя шапки, и величественный Турокъ медленно приближался по главной алле.

Въ подобныя минуты не должно терять присутствія духа. Я вспомнилъ, что многіе Турки знаютъ Франкскій языкъ, состоящій у нихъ изъ смси всевозможныхъ южныхъ нарчій, которыя они повторяютъ до-тхъ-поръ, пока не объяснятся, словомъ — это языкъ Турковъ Мольера. Я припомнилъ вс знакомыя мн итальянскія, испанскія, провансальскія, греческія слова и составилъ изъ нихъ весьма-приличную рчь.

— Во всякомъ случа, думалъ я: — намренія мои чисты, вроятно, одна изъ моихъ незнакомокъ сестра или дочь хозяина., Я женюсь на ней, надну чалму, и дло съ концомъ!… Судьбы своей не избгнешь.

Впрочемъ, величественный Турокъ казался добрякомъ, и въ дородной физіономіи его не было ни мало жестокости. Онъ лукаво мигнулъ глазами, слушая, съ какимъ трудомъ я придумывалъ всевозможныя существительныя, чтобъ оправдаться, потомъ, протянувъ ко мн полную руку, украшенную кольцами, сказалъ по-французски:

— Милости просимъ ко мн, здсь не удобно разговаривать.

О, изумленіе! Величественный Турокъ былъ такой же Французъ, какъ и я!

Мы вошли въ красивую залу, окна которой выходили въ садъ, и услись на диван. Намъ подали кофе и трубки. Мы разговорились. Я сталъ объясняться, какимъ-образомъ попалъ къ нему, думая войдти въ одинъ изъ многочисленныхъ проходовъ, перескающихъ въ Каир даже самые дома, но по улыбк его понялъ, что прелестныя незнакомки успли уже измнить мн. Не смотря на это, мы, однакожь, вскор сдлались пріятелями. Въ турецкихъ странахъ иностранцы-соотечественники скоро сближаются.

Хозяинъ пригласилъ меня отобдать съ нимъ, и вскор вошли въ столовую дв прекрасныя дамы, изъ которыхъ одна была жена его, а другая невстка. Это были мои незнакомки, и, къ крайнему стыду моему, об Француженки. Он долго подшучивали надъ моею прихотью прогуливаться по городу пшкомъ и безъ драгомана, надъ моимъ преслдованіемъ двухъ женщинъ, формы которыхъ были тщательно закрыты и которыя могли быть старухи или негритянки. Он ни мало не были польщены тмъ, что плнили меня, и въ-самомъ-дл, черная хабара далеко не такъ привлекательна, какъ покрывало простыхъ двушекъ, женщина въ хабар похожа на свертокъ безъ всякой формы, а когда поддуваетъ еще втеръ, то хабара придаетъ ей видъ полунадутаго пузыря.

Посл обда, изготовленнаго совершенно на французскій манеръ, меня ввели въ боле-богатую залу съ фарфоровыми расписанными стнами и рзными кедровыми карнизами. Мраморный фонтанъ выбрасывалъ тоненькую струйку воды, ковры и венеціанскія зеркала довершали идеалъ арабской роскоши, но нечаянность, ожидавшая меня тамъ, вскор завладла всмъ моимъ вниманіемъ. Вокругъ овальнаго стола сидли за разными рукодльями восемь молодыхъ двушекъ. Он встали, поклонились, а дв младшія подошли, поцаловали мн руку, я не сопротивлялся, ибо зналъ, что таковъ обычай въ Каир. Въ этой очаровательной картин боле всего поразило меня то, что цвтъ лица этихъ молодыхъ двушекъ, одтыхъ по восточному, переходилъ отъ коричневаго къ оливковому, а у послдней былъ самаго темнаго шоколаднаго цвта. Передъ блйшей изъ нихъ не неприлично было бъ прочитать стихъ Гте:

Kennst du das Land — wo die Citronen blhen…

(Знаешь ли ты страну — гд цвтутъ лимоны…)

Не смотря на то, он вс могли назваться красавицами. Хозяйка дома и сестра услись на диван, громко смясь надъ моимъ изумленіемъ. Дв младшія двушки принесли намъ ликръ и кофе.

Я былъ чрезвычайно-благодаренъ хозяину за то, что онъ ввелъ меня въ свой гаремъ, но вмст съ тмъ я думалъ, что французъ никогда не будетъ хорошимъ Туркомъ, и что желаніе пощеголять своими женами будетъ всегда сильне ревности. Но я ошибался. Прелестные, разноцвтные цвтки были не жены, а дочери хозяина. Онъ принадлежалъ къ воинственному поколнію, посвятившему всю жизнь свою служб Наполеону. Чтобъ не подчиниться новому правленію посл паденія своего героя, многіе храбрые солдаты предложили свои услуги владтелямъ Востока. Индія и Египетъ приняли многихъ изъ нихъ: въ этихъ двухъ странахъ сохранилась еще память славы французскаго оружія. Многіе приняли даже религію и обычаи народовъ, давшихъ имъ убжище… Большая часть этихъ ренегатовъ, родившихся во время революціи, не знали другой религіи, кром теофилантропической или франк-масонской. Мухамеданизмъ иметъ въ себ нчто величественное, таинственное, поражающее величайшихъ скептиковъ. Хозяинъ дома, въ который я попалъ такъ нечаянно, былъ еще очень-молодъ, когда избралъ себ новое отечество. Службой, талантами своими онъ дослужился до чина бая, сераль его образовался мало-по-малу изъ сеннаарскихъ, абиссинскихъ и даже аравійскихъ красавицъ. Въ послдствіи, состарвшись, бей припомнилъ европейскую семейную жизнь, женился на дочери консула и, подобно Солиману, женившемуся на Роксолан, распустилъ весь свой сераль, но дтей оставилъ у себя. Предо мною были дочери его, сыновья воспитывались въ военныхъ школахъ.

Я понялъ, что посреди столькихъ невстъ, гостепріимство, предлагаемое мн въ этомъ дом, имло нкоторую опасность, и ршился быть осторожне.

Вечеромъ, меня проводили домой, и я сохранилъ отъ этого приключенія самое пріятное воспоминаніе, но мн казалось, что не стоило прізжать въ Каиръ для того, чтобъ избрать себ жену во французскомъ семейств.

На другой день, Абдалла просилъ у меня позволенія проводить Англичанъ до Суэза. Вся эта поздка должна была продолжаться не боле недли и на весьма-выгодныхъ для него условіяхъ. Я отпустилъ его тмъ охотне, что онъ дулся на меня за то, что весь прошедшій день я пробродилъ безъ него по улицамъ Каира и обдалъ Богъ-всть гд. Абдалла представилъ мн за себя одного изъ своихъ пріятелей, барбарина (простаго слугу) Ибрагима. Барбаринъ зналъ, кром своего природнаго языка, только нсколько мальтійскихъ словъ.

VIII. Коптскіе браки.

Жидъ Юзефъ, мой базарный знакомецъ, заходилъ каждый день, чтобъ совершенствоваться во французскомъ язык.

— Я узналъ, сказалъ онъ мн.— что вамъ нужна жена и нашелъ вамъ векиля .

— Векиля?

— Да, это значитъ посолъ, посланникъ, но въ настоящемъ смысл это честный человкъ, которому поручаютъ вести переговоры съ родственниками невстъ. Онъ можетъ привести ихъ къ вамъ, или васъ проводить къ нимъ.

— Ого! Какія же это невсты?

— Двицы честныя, впрочемъ, теперь въ Каир другихъ и нтъ, съ-тхъ-поръ, какъ паша отправилъ нечестныхъ въ Эсне, что близь перваго водопада.

— Врю. Приведите же ко мн вашего векиля.

— Я уже привелъ его, онъ дожидается внизу.

Векиль — слпой, провожаемый сыномъ, здоровымъ и сильнымъ молодымъ человкомъ.

Намъ подвели ословъ, и я не могъ не смяться, сравнивая слпаго векиля съ Амуромъ, а сына его съ Гименеемъ. Жидъ, непонимавшій миологическихъ эмблемъ, поучалъ меня дорогой.

— Вы можете, говорилъ онъ: — жениться на четыре манера. Во-первыхъ, жениться на коптской двушк предъ Туркомъ.

— Что это за Турокъ?

— Это бднякъ, который за ничтожную плату пробормочетъ молитву, переговоритъ съ кадіемъ и замняетъ нкоторымъ образомъ моллу, эти нищіе считаются здсь святыми, они не заботятся о вашей религіи: имъ все равно, — но на такой бракъ порядочная двица не согласится.

— Такъ и я не соглашаюсь. Дале.

— Второй бракъ серьзный. Вы христіанинъ и Копты христіане, у нихъ есть священники, которые обвнчаютъ васъ съ тмъ условіемъ, чтобъ въ случа развода вы заплатили жен извстную сумму.

— А велика ли сумма?

— О! это зависитъ отъ условій. Но мене 200 піастровъ дать нельзя.

— Пятьдесятъ франковъ! Ршено, женюсь по-коптски!

— Есть еще третій родъ брака съ двицами знатныхъ или богатыхъ родителей. Васъ обвнчаетъ коптскій священникъ, и уже развестись нельзя.

— О! да это стоитъ вниманія…

— Постойте, постойте, для того, чтобъ вы не могли бросить жены, ухавъ изъ Египта, вы должны дать залогъ.

— Ну, а если я уду, тогда что?

— Тогда жена ваша свободна и вы тоже, но пока вы въ Египт, разводъ невозможенъ.

— Это весьма-справедливо, а четвертый родъ?

— Объ этомъ я не совтую вамъ и думать. Васъ обвнчаютъ два раза: въ коптской церкви и въ Францисканскомъ монастыр.

— Что же это за бракъ?

— Весьма-законный, если вы захотите ухать, то должны взять и жену съ собою, она иметъ право всюду за вами слдовать.

— Стало-быть, это неразрывный бракъ?

— Конечно, впрочемъ, и здсь можно ввернуть крючокъ въ условіе… Особенно, если оно не засвидтельствовано у консула.

— Стало-быть, это европейскій бракъ?

— Именно. Если жь васъ заставятъ идти къ консулу, такъ остается еще одно средтво… но для этого надобно имть пріятеля или знакомаго при консульств и упросить его не объявлять во Франціи о вашемъ брак въ церкви, къ приходу которой вы принадлежите.

Глубокія познанія разводитеія шелковичныхъ червей въ брачныхъ длахъ чрезвычайно изумили меня, но онъ объявилъ мн, что къ нему часто прибгали за совтами въ подобныхъ случаяхъ. Онъ служилъ переводчикомъ векилю, знавшему только арабскій языкъ.

Мы въхали почти въ конецъ города, въ ту часть Коптскаго-Квартала, которая ведетъ на площадь Эзбекіе. Свиданіе и переговоры должны были происходить въ дом довольно-жалкой наружности. Меня предувдомили, что этотъ домъ служитъ обыкновенно мстомъ свиданій.

— Вы увидите двухъ невстъ, сказалъ мн Жидъ:— и если не останетесь довольны, такъ вамъ приведутъ еще другихъ.

— Прекрасно, только если он не снимутъ покрывала, такъ я не женюсь.

— О! будьте спокойны, вдь здсь не то, что у Турковъ. Турки имютъ то преимущество, что если одна не понравится, такъ они женятся еще на другой и на третьей, и такъ дале.

— Разумется, это не малое преимущество.

Въ нижнемъ этаж дома лежали три или четыре человка въ синихъ кафтанахъ. Они притворялись спящими, но это не обезпокоило меня, потому-что караульня находилась въ немногихъ шагахъ отъ дома. По каменной лстниц мы взошли на внутреннюю террассу, а оттуда въ комнату съ большимъ фонаремъ, выходившимъ на улицу и покрытымъ красивою ршеткою замысловатой рзной работы. Изъ этого фонаря-балкона видна вся улица въ об стороны. Это мсто обыкновенно занимаютъ женщины. Теперь же меня посадили туда, между-тмъ, какъ векиль, сынъ его и Жидъ услись на диванахъ.

Минуту спустя, вошла женщина съ вуалемъ. Это была кхатбе, или сваха. Она поклонилась намъ и сказала, что двицы одваются. Между-тмъ, намъ всмъ подали кофе и трубки. Компанія наша увеличилась старикомъ съ сдой бородой и въ черной чалм и двумя старухами въ покрывалахъ, которыя были, вроятно, матери невстъ.

Дло принимало серьзный оборотъ, и, признаюсь, ожиданіе мое было смшано съ нкоторою боязнію.

Наконецъ, об двушки вошли и поцаловали мн руку. Я знаками пригласилъ ихъ ссть.

— Пусть стоятъ, сказалъ Жидъ: — он ваши служанки.

Но, какъ Французъ, я не могъ согласиться съ этимъ. Тогда Жидъ заговорилъ и, вроятно, объяснилъ присутствующимъ, что у Европейцевъ есть странный обычай заставлять женщинъ садиться.

Невсты мои услись наконецъ возл меня.

На одной было тафтяное, а на другой кисейное платье съ узорами. Изъ-подъ головнаго убора, состоявшаго изъ краснаго тарбуха, обвитаго кисеей, ниспадало множество шелковыхъ лентъ, кисточки изъ серебряныхъ и золотыхъ монетъ, вроятно фальшивыхъ, совершенно скрывали волосы. Не смотря на то, я легко угадалъ, что одна была брюнетка, другая блондинка. Первая ‘стройная какъ пальма и съ черными глазами газели’, имла бистровый цвтъ лица, другая, боле-нжная и роскошная формами, была бла, величественна и хороша собою, какъ два, распустившаяся подъ солнцемъ свера.

Послдняя особенно нравилась мн, и я говорилъ ей разныя нжности, не забывая, однакожь, и подруги ея. Между-тмъ, время проходило, а я все еще не ршался приступить къ главному предмету, тогда кхатбе подошла къ нимъ, открыла плечи ихъ и ударила по нимъ рукой, чтобъ показать, какъ они тверды. Я побоялся, чтобъ сваха не ршилась показать лицомъ весь товаръ свой, и смутился не мене двушекъ, стыдливо закрывавшихъ половину открытыхъ прелестей своихъ.

Наконецъ Жидъ спросилъ меня:

— Ршились ли вы?

— Одна изъ нихъ мн очень нравится, но я хочу еще подумать, вдь съ перваго раза воспламениться нельзя, мы зайдемъ сюда въ другой разъ.

Присутствовавшіе ждали боле-положительнаго отвта. Кхатбе уговаривала меня поршить. Но я всталъ, общалъ подумать и зайдти еще въ другой разъ. По лицамъ присутствовавшихъ я замтилъ, что они не слишкомъ врили моимъ общаніямъ.

Молодыя двушки удалились еще до этихъ переговоровъ. Проходя по террасс, я увидлъ ту изъ двушекъ, которая мн особенно понравилась. Она срывала цвты, взглянула на меня съ улыбкой и какъ-бы нечаянно уронила свой тарбухъ: на плечи ея посыпались роскошныя золотыя кудри, которымъ солнце придавало красноватый отливъ. Это, довольно-понятное движеніе кокетства, одержало верхъ надъ моею осторожностью, и я веллъ объявить роднымъ красавицы, что пришлю подарки.

— Я бы охотно женился на блондинк передъ Туркомъ, сказалъ я услужливому Израильтянину, выходя съ нимъ изъ дому.

— Магь не захочетъ, отвчалъ онъ: — он придерживаются коптскихъ обрядовъ. Это семья писаря: отецъ умеръ, молодая двушка, которую вы предпочли, была замужемъ только одинъ разъ, хотя ей уже шестнадцать лтъ.

— Какъ! она овдовла?

— Нтъ, развелась.

— О-го! Такъ надо подумать!

Не смотря на то, я послалъ ей въ подарокъ кусокъ матеріи на платье.

Слпой и сынъ его съискали мн еще другихъ невстъ, но церемонія представленія была одна и та же, этотъ смотръ прелестнаго пола начиналъ мн нравиться и, благодаря маленькимъ подаркамъ, никто не обижался моими отказами.

IX. Розеттскій садъ.

Барбаринъ, котораго Абдалла приставилъ ко мн вмсто себя, завидуя, вроятно, услугамъ Жида и векиля, привелъ однажды ко мн молодаго человка, прекрасно-одтаго, говорившаго по-итальянски и называвшагося Мухаммедомъ. Онъ предлагалъ мн вступить въ совершенно-приличный бракъ.

— Только, прибавилъ онъ: — надобно будетъ засвидтельствовать контрактъ у консула. Родители люди богатые, а дочери всего двнадцать лтъ.

— Молода для меня, подумалъ я: — но здсь, кажется, это единственныя лта, въ которыя можно встртить двушку, невыходившую еще за-мужъ.

— Signor &egrave, vero, родители двицы нетерпливо желаютъ видть васъ, потому-что вы занимаете домъ, въ которомъ прежде жили Англичане, слдовательно, о васъ имютъ весьма-высокое понятіе. Я сказалъ, что вы генералъ.

— Да я совсмъ не генералъ.

— Все-равно! вы не ремесленникъ и не кавадлса (купецъ). Вы ничего не длаете…

— Правда, ничего.

— Ну, такъ по этому самому вы здсь по-крайней-мр на одной степени съ генераломъ (мирливуа).

Я зналъ, что въ Каир и гражданскія степени сравниваются съ военными, а потому не счелъ за нужное спорить съ молодымъ человкомъ.

Мы сли на ословъ и направились къ улиц Муски. Мухаммедъ постучался у дома весьма-порядочной наружности. Негритянка отперла дверь и радостно вскрикнула, другая черная невольница съ любопытствомъ глядла сверху, захлопала въ ладоши и засмялась, въ то же время послышались восклицанія, въ которыхъ весьма-часто повторялось слово мирливуа.

Въ первомъ этаж, ко мн вышелъ на встрчу человкъ, опрятно одтый, въ чалм изъ дорогой шали, посадилъ меня и представилъ высокаго молодаго человка, своего сына. Въ то же время, вошла женщина лтъ тридцати, но еще красавица, подали кофе и трубки, и переводчикъ сообщилъ мн, что хозяинъ этого дома уроженецъ Верхняго-Египта, почему имлъ право носить блую чалму.

Минуту спустя, вошла молодая двушка въ сопровожденіи нсколькихъ негритянокъ, послднія остались за дверьми, а молодая двушка взяла изъ рукъ ихъ подносъ и стала подчивать насъ вареньемъ. Предлагаемая мн невста была такъ мала и нжна, что я не могъ постигнуть, какъ родители могли ршиться отдать ее за-мужъ. Формы ея еще не вполн развились, но она такъ походила на мать, что по послдней можно было судить и о будущей красот дочери. Она ходила въ французскую школу и знала уже немного по-итальянски. Вся эта семья казалась мн столь почтенною, что я раскаялся пришедши сюда безъ серьзнаго намренія. Они обласкали меня, и я ушелъ, общавъ скоро прислать ршительный отвтъ. Тутъ надобно было хорошенько подумать.

На другой день, жиды праздновали Пасху, а христіане вербное воскресенье. Улицы были наполнены мальчишками, бгавшими взадъ-и-впередъ съ пальмовыми втвями. Я зашелъ въ розеттскій садъ, прелестнйшее каирское гульбище. Это цвтущій оазисъ посреди пыльныхъ домовъ, на границ Коптскаго-Квартала и улицы Муски. По одну сторону находятся два дома консуловъ и домъ доктора Клота-Бэя, по другую нсколько франкскихъ домовъ, промежутокъ между ними покрытъ густыми группами сикоморъ, фиговыхъ и апельсинныхъ деревьевъ.

Не легко найдти дорогу къ этому таинственному эдему, неимющему публичнаго входа. Надобно заплатить нсколько пара слугамъ сардинскаго консула, чтобъ пройдти черезъ домъ его и очутиться посреди садовъ и огородовъ, принадлежащихъ сосднимъ домамъ. Дорожка, раздляющая ихъ, ведетъ къ маленькой форм, окруженной ршеткой, за которою прогуливаются нсколько жирафъ, принадлежащихъ доктору Клоту-Бэю. На лво отъ дороги лежитъ густой апельсинный лсъ: на право шелковичныя деревья, между которыми посянъ маисъ. Потомъ дорога образуетъ уголъ, и предъ взорами открывается большая поляна, оканчивающаяся рядомъ пальмовыхъ и банановыхъ деревьевъ съ ярко-зелеными листьями. Тамъ есть павильйонъ на высокихъ столбахъ, имъ прикрывается глубокій бассейнъ, вокругъ котораго почти всегда сидятъ группы женщинъ. По пятницамъ туда собираются мусульманки, всегда герметически-закутанныя, по субботамъ жидовки, по воскресеньямъ христіанки. Въ два послдніе дня, покрывала гораздо мене скромны. Прохожій смло можетъ зайдти въ павильйонъ, не опасаясь заставить женщинъ удалиться, какъ то случается по пятницамъ.

Я проходилъ мимо павильйона, вдругъ ко мн подошелъ молодой человкъ пріятной наружности, и я узналъ въ немъ брата послдней моей невсты. Я былъ одинъ. Онъ сдлалъ мн нсколько знаковъ, которыхъ я сначала не понялъ, но наконецъ догадался, что онъ просилъ меня подождать его въ павильйон. Десять минутъ спустя, калитка одного изъ садовъ, примыкающихъ къ домамъ, отворилась, и изъ нея вышли дв женщины въ сопровожденіи молодаго человка. То были мать и сестра его.— Домъ ихъ выходилъ заднимъ фасадомъ на гульбище.

Мать и дочь сли возл бассейна и подняли покрывала. Посл первыхъ привтствій, мы стали смотрть другъ на друга и разговаривать, каждый на своемъ язык, не понимая одинъ другаго. Молоденькая двочка ничего не говорила, вроятно изъ скромности: но, вспомнивъ, что она знала по-итальянски, я сталъ припоминать нкоторыя слова, на которыя она отвчала съ сильнымъ арабскимъ акцентомъ, совершенно измнявшимъ слова.

Я изумлялся поразительному сходству дочери съ матерью. Первая была миняьтюрой второй. Неопредленныя черты ребенка рзко обозначались у матери, между этими двумя крайностями можно было угадать среднюю пору… очаровательную!

Возл насъ лежало пальмовое дерево, вроятно, недавно опрокинутое втромъ, оконечности втвей его погружались въ воду бассейна. Я указалъ на пальму и сказалъ:

— Oddi &egrave, il giorno delle palme (сегодня день пальмъ — вербное воскресенье).

Копты придерживаются первоначальному церковному счисленію, а потому праздники ихъ не совпадаютъ съ нашими. Несмотря на то, молодая двушка встала, обломила втку и сказала:

— Jo cosi sono ‘Roumi’ (въ такомъ случа я Римлянка).

По мннію Египтянъ, вс Франки Римляне. Слдовательно, я могъ принять слова эти за комплиментъ и намекъ о нашемъ будущемъ брак. О гименъ, гименей! Какъ я былъ близокъ къ теб въ этотъ день. Конечно, по нашимъ европейскимъ понятіямъ, ты необходимо долженъ быть младшимъ братомъ Амура. Однакожь, не пріятно ли слдить за развитіемъ избранной себ въ супруги, служить ей сперва отцемъ, а потомъ уже мужемъ?… Но какая опасная роль для мужа!… Разставшись съ моей невстой, я чувствовалъ необходимость идти посовтоваться съ своими каирскими пріятелями. Прежде всего я пошелъ къ Сеиду-Аг.

— Женитесь же съ Богомъ! сказалъ онъ мн.

Потомъ пошелъ къ живописцу въ гостинницу Домерга.

— Передъ консуломъ… не женитесь! заревлъ онъ во все горло.

Какъ бы то ни было, а на Восток у Европейца пробуждается религіозный предразсудокъ, особенно въ важныхъ обстоятельствахъ жизни. Жениться по-коптски, какъ говорятъ въ Каир, дло весьма-обыкновенное, но жениться на молодой двочк, на ребенк,— значитъ взять на себя трудную моральную отвтственность.

Когда эти идеи наиболе занимали и волновали меня, Абдалла воротился изъ Суэза. Я объяснилъ ему дло.

— Ну, такъ! вскричалъ онъ: — я былъ увренъ, что воспользуются моимъ отсутствіемъ, чтобъ заставить васъ сдлать глупость. Я знаю это семейство. Справлялись ли вы о приданомъ?

— Къ-чему!.. Я знаю, что здсь даютъ немного.

— Поговариваютъ о 20,000 піастрахъ (5,000 франкахъ).

— Ну, что жь? И это мн пригодится.

— Пригодится? Да вдь вы же должны заплатить ихъ!

— Я?.. А! это другое дло!.. Такъ, стало-быть, здсь не получаютъ, а даютъ приданое?

— А вы какъ думали? Нечто вы не знаете, что это здсь обычай?

— Да вдь дло шло о европейскомъ брак…

— Такъ, бракъ европейскій, да приданое-то турецкое.

Теперь только я понялъ, отъ-чего въ Египт родители спшатъ такъ рано отдавать дочерей своихъ за-мужъ. Впрочемъ, эти добрые люди имютъ полное право требовать платы за то, что произвели на свтъ и воспитали для васъ миленькаго, граціознаго ребенка. Приданое, minimum котораго я показалъ выше, соотвтствуетъ красот невсты и положенію родителей. Прибавьте къ приданому свадебные расходы, и вы увидите, что коптскій бракъ обходится весьма-дорого. Мн жаль было, что послдняя предлагаемая мн невста обходилась такъ дорого…

Впрочемъ, Абдалла утшалъ меня, увряя, что за эту самую сумму можно купить цлый сераль на Невольничьемъ-Рынк.

‘Отечественныя Записки’, No 7, 1846