Розанов В. В. Собрание сочинений. Признаки времени (Статьи и очерки 1912 г.)
М.: Республика, Алгоритм, 2006.
К ЗАПРОСУ В СВ. СИНОДЕ ПРЕОСВЯЩЕННОГО НАЗАРИЯ
Хлопоты сверх меры, долга и нужды вообще называются ‘суетою’, ‘суетливостью’, но Экклезиаст дает им более выразительное церковное определение — ‘суета и томление духа’. Они и вообще ‘ни к чему’, но особенно несносны и, так сказать, лицемерны, когда становятся на место дела, нетерпеливо нужного, страстно желаемого и, наконец, требуемого страною, народом.
— Дай хлеба!
— Нет, зачем хлеб: это слишком просто и прямо: вот вам ложечка и блюдо компота из абрикосов, груш, сахара и сладкой водицы.
— На меня напали хулиганы на улице, оскорбили меня и мою дочь. Примите меры, очистите улицу.
— Ну, не заниматься же такой дикостью. Так мы уподобимся полиции. Меры уже приняты: устроен дамский комитет, комитет устроил фребелевский сад, и бедные с вашей улицы будут отдавать туда своих детей. Пройдя фребелевские курсы, они перестанут быть хулиганами.
* * *
Приблизительно в 1902 г. К. П. Победоносцев поручил состоявшему при нем, по миссионерским делам, В. М. Скворцову одно дело вне прямой его службы. Взбунтовались семинаристы в одной епархии, ректор написал — ‘революция’, архиерей — ‘революция’. С простотой и здравомыслием, ему свойственным, Победоносцев послал третьего и незаинтересованного человека: ‘Поезжайте, посмотрите, какая там революция, откуда (приблизительно, в Рязани) быть революции, когда ни в Петербурге, ни в Париже ее нет’.
В. М. Скворцов и рассказывал: ‘Сгноили семинаристов в грязи. Одной салфеткой утиралось шесть человек (в общежитии), а ректор (монах, по правилу) за десять лет ни разу не спустился в столовую. Эконом крал и кормил учеников отбросами’.
Победоносцев сместил ректора, — человека, однако, в высшей степени богослужебного, правильного, благочестиво настроенного. Скворцов все качал головой и жалел ректора. Да: но он был чрезвычайно созерцателен, ‘не от мира сего’, истый монах по призванию. И в реальное течение шумной жизни учеников не вмешивался по крайнему вообще нерасположению к шуму и жизни. ‘Едят плохо? Но монах почти ведь ничего не ест’. Собственно, о пище монах вообще никогда не должен и не будет заботиться. Так естественно.
И ‘естественно’ его уволили. Сколько помнится, Победоносцев хотел сместить и архиерея, ‘потому что он не должен был забыть семинарию’. По сердцу, конечно, так: но по закону? Семинария — у ректора-монаха, у архиерея — управление епархиею, консистория. Разделение обязанностей: зачем же ему было путаться?
Архиерея, кажется, оставили в покое.
* * *
Еще пример: минувшим летом один архипастырь в Синоде очень ревностно и очень настойчиво говорил, что вот надо ‘окончательно отлучить от церкви такого-то писателя’. И вопрос был в колебании дней десять. Влад. Карл. Саблер разрешил вопрос, сказав:
— Что мы будем заниматься чужими делами. У нас семинаристы в классе режут наставников (‘вопрос’ был поставлен вскоре после такого случая в одном из приволжских городов). Что с этим вот делать? Как найтись? Как поступать? А мы будем заниматься вопросами, какие книги печатаются светскими лицами по философии и беллетристике’.
И вопрос был закрыт, т. е. он закрылся сам собою, как неуместный и пустой.
* * *
И, наконец, в-третьих: только что вот ‘сократилось вдвое’ духовенство петербургское в отношении треб. Священникам домовых церквей, приютских в учебных заведениях и т. д. — церквей все открытых, посещаемых, людных — запретили ‘требоисполнение’, дабы доход от последнего, ‘не осыпаясь по сторонам’, поступал целостью в глубокие карманы избранных (приходское духовенство). Об этом писалось, хлопотали. Сделано было разъяснение, что это ничуть не во исполнение ‘Устава духовных консисторий’, по которому, согласно синодальному разъяснению, под ‘домовыми церквами’ разумеются лишь личные, фамильные церкви при частных домах ‘особо уважаемых лиц’.
И ни один архиерей против этого не протестовал. Ни один канонист. Никто вообще не ‘обеспокоился’. А ведь смута, волнение, негодование пошли по всему городу, всей столице.
Не беспокоился и полтавский владыка, преосвященный Назарий.
Вдруг он забеспокоился, и даже обеспокоил Синод ‘возбуждением вопроса’: не следует ли священническим женам, разведенным с мужьями-пастырями, запретить и по истечении эпитимии вступать в брак.
Да много ли их? На всю Россию?
Две-три таких ‘разведенных матушек’. Ведь это — редчайший случай, почти небываемый. Неужели у духовного ведомства нет более сложных, трудных и безотлагательных нужд, как заботиться о дальнейшей судьбе этих трех-четырех бывших матушек, которые теперь никакого отношения к духовному ведомству не имеют, понеже перестали быть священническими женами? Если у духовного ведомства нет других нужд, забот, хлопот, то поистине это счастливейшее ведомство?!
Еп. Назарий ссылается, что ‘есть канон’. Но есть ‘канон’ и о том, что
1) христианину нельзя мыться в одной бане с евреем, а между тем евреи допускаются во все христианские бани, и есть каноническое запрещение
2) лечиться у еврея-врача. Но с евреев-врачей, при выдаче медицинского диплома, не берется подписки не лечить христиан. Да и вообще о ‘канонах’ (в противоположность догматам, т. е. вероучению) давно разъяснено, что половина их не исполняется, изъяснил первый авторитет по церковным древностям, покойный В. В. Болотов, ‘строго каноничным будет все, что оправдывается нуждою времени и пользою христиан’, — и наоборот. ‘Канон’ есть ‘правило поведения’ христианина и христианской общины, даваемое для ‘пользы’ и естественно теряющее силу, как только очевидно начинает вытекать отсюда не ‘польза’, а ‘вред’, — по изменившимся условиям и обстановке жизни и цивилизации.
Итак, две-три бывшие священнические ‘жены’, разведенные с мужьями, конечно, по правилу о разводе, единственно существующему,— уличенности со свидетелями в прелюбодеянии. Да слава Богу, если они выйдут замуж: ибо в таком состоянии уже муж каждой будет стеречь ее от дальнейшего прелюбодеяния. Его интерес, его честь, его польза. Каждый муж есть бесплатный и не нанятый сторож целомудрия той женщины, которую он назвал своей ‘женой’. Что же епископ Назарий старается прогнать этих сторожей и оставить женщин, склонность которых к соблазну уже доказана (процедура развода), явно блудить?! В первый раз за историю церкви, вероятно, выпал случай, что епископ церкви, имеющий естественную заботу думать о нравственности вверенной ему епархии, высказывался не за ‘пристраивание в семью’ свободной женщины с доказанной склонностью к ‘греху’, а на полное гулянье в ‘грехе’ на оставшиеся ей 20-30 лет жизни. Ведь это ‘море зла’, потому что она может каждый день ‘падать’, и получится 300 х 20 = 6000 ‘грехов’. Шесть тысяч грехов: а когда у нее будет муж, ревнивый, оберегающий свою честь, — то ни одного! Ни одного греха, и — шесть тысяч!! И владыка, пусть невинно, по неведению, по непредусмотрительности, становится на сторону шести тысяч грехов?!! Адское состояние. И все, чтобы не нарушился ‘канон’, который не пришел в голову никому, ни Синоду, ни Влад. Карл. Саблеру, — да и из сотен архиереев не пришел на память никому, кроме еп. Назария! Есть маленькое подозрение, что владыка из Полтавы имел суетное намерение показаться так ученым, как нет даже в Петербурге.
Да, а главное — комар. 2-3 женщины в России, на 140 миллионов населения! Никто не заметит, никто не видит, никому не интересно. Даже смешно: ‘выйдут замуж Катерина Семеновна и Елизавета Ивановна — или не выйдут?’ Бог с ними, ‘выйдут’ или ‘не выйдут’. Никому никакого дела. Вот что духовенство, напр. в орловской епархии, почти сплошь попивает (слышал об этом чудовищные рассказы, и с ужасом мне рассказанные), — до этого всей России есть ‘дело’, Синоду — забота, правительству — забота, народному просвещению — забота. Но, видите ли, ни один преосвященный епархиальный не возбудил в Синоде вопроса: ‘Что мне делать с нетрезвостью духовенства? Нет ли общих средств, всероссийских? Нельзя ли Синоду заняться и выработать меры более строгие на этот предмет?’
Ни одного ходатайства, ни одного запроса в Синод, — как бы нетрезвости духовенства и не бывало во всей России. Удивительно, вся Россия видит, один Синод не видит, вся Россия плачет, один Синод не плачет и даже улыбается счастливому положению дел: ‘Все до того благополучно, что никаких дел нет, кроме как изловить двух женок и не дать им вступить в брак’. Просто как бы и не было ‘грехопадения Адама’…
* * *
‘Суета и томление духа’, — говорит Экклезиаст. Хотелось бы, чтобы вообще в духовном ведомстве оставили этот ‘метод’, — отбирание щепочек, заботу о соломинке, говор о пустяках… Чтобы большим умом подумали о больших делах. Их так много. Их видит вся Россия, кроме духовных.