К ЗАБОТАМ О НАРОДНОМ ЗДОРОВЬЕ
К ЗАБОТАМ О НАРОДНОМ ЗДОРОВЬЕ
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
К заботам о народном здоровье, Розанов Василий Васильевич, Год: 1907
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Около народной души (Статьи 1906—1908 гг.)
М.: Республика, 2003.
В Казани несколькими профессорами тамошней духовной академии, с г. Писаревым во главе, издается прекрасный журнал ‘Церковно-Общественная Жизнь’.
Между прочим, под псевдонимом ‘Бытописатель’ в нем помещает свои наблюдения и размышления сельский священник. Ряд статей и озаглавлен: ‘Из дневника сельского священника’. Прочел я последний его дневник и так и ахнул. Никогда в голову не приходило того, о чем рассказывает и чем затревожился этот священник, а между тем, дело так очевидно, бесспорно и каждый день губит или угрожает сотням и тысячам человеческих жизней, но только не явно и вдруг, а потаенно и медленно. И в какой момент, до чего невинным!
В дневнике от 23 ноября он записывает, что принесли в церковь окрестить шесть младенцев, с ними пришли и шесть кум, шесть кумовьев и шесть бабушек-повитух. Он всех записал в метрики. Вода была уже приготовлена, и он расставил бабушек по порядку: с мальчиками — впереди, с девочками — позади. Но только было приготовился начать крещение, как один из кумовьев подошел и прошептал ему:
— Батюшка, сердись — не сердись, а я с Феклистовым сыном своего крестника крестить не буду. У Феклиста-то и его хозяйки Маланьи носы-то стали проваливаться. Как бы от них и к нам эта болезнь не пристала, в одной-то купели да в одной воде коли будешь всех крестить. На селе-то давно уже все чураются их, сторонятся, значит, из одной посудины с ними не пьют и не едят.
Священник-‘бытописатель’, конечно, исполнил его желание: ребенка больных родителей окрестил отдельно от прочих. Но, придя домой, он затревожился: ‘Ведь я и ранее тех же Феклистовых младенцев крестил заодно с другими, не меняя воды. Да и одна ли Феклистова семья на себе недосчитывает у себя носов? Сам я, хоть и пастырь, берегусь и не угощаюсь в этих домах. А о детях, о крещении и в голову не приходило. И что, если я при первом же таинстве незаметно и незнаемо распространил по селу сифилис’.
Признаюсь, когда я прочел это испуганное признание священника, я моментально и тоже испуганно вспомнил слова знаменитого московского врача Захарьина. По смерти его печатались разные воспоминания о нем, припоминались слова и мысли, им сказанные, и вот между ними была следующая: ‘Бедная наша Россия! С горем и страхом смотрю я на нее. Как тело больного лишаем покрывается отвратительными мокрыми пятнами, так я вижу всю нашу Россию покрытою пятнами зловонных заразительных болезней, из которых на первом месте стоит сифилис. В редкой уже деревне кто-нибудь не болен им, а есть деревни и волости, где им заражена четвертая часть населения, половина населения. И болезнь, по законам своим, распространяется неудержимо. Что будет дальше? Народ не понимает. А ведь с сифилисом идет смерть народная, вымирающее, больное и уже с самого рождения своего заражающее потомство’.
Много лет с болью ношу я в душе это изречение Захарьина, но никогда мне не приходило в голову, что, может быть, священники сыграли здесь роковую роль, — сыграли просто по необдуманности, по неоглядчивости. Общение в таинствах. Ведь, в самом деле, если на селе есть два-три зараженных сифилисом людей, то от них могут другие уберечься в остальном обиходе жизни, но при непременном общении при таинствах болезнь поползет. Но я передам все лучше строками дневника священника.
Он призвал к себе Феклистова кума. Тот оказался запасным рядовым, а раньше на службе состоял при военном госпитале. И рассказал священнику, чего тот и сам не знал:
‘Солдатики всякими болезнями хворают, и часто вот этой самой, которая все за нос-то хватает. Таким дают разные лекарства, и особые врачи для этого нанимаются. Но самое главное лекарство то, чтобы с такими больными не якшаться другим: в госпитале их держат отдельно, в особых палатах, поят и кормят все в одиночку. К другим болезнь никогда не переносится. Которого рано захватят, — того вылечивают, видимости на нем никакой не остается, только разве зубы повытрясутся. А который запоздает в госпиталь-то, то его частенько выписывают и на побывку домой. Всего же хуже те солдатики, которые скрывают свою болезнь и совсем больными возвращаются на свою родину. От такихто запасных и у нас, на селе, развилась эта болезнь. Где бы им нужно лечиться, а они жениться. Женятся, ребят рожают и баб своих заражают. Старики вот не помнят такой болезни, а теперь что ни улица, то два-три дома совсем гнилых. Трудно уберечься и нам от этого гнилья, но все же нужно остерегаться: береженого Бог бережет. Я вот и в госпитале служил, но все же уберегся. И теперь вот на селе куда как берегусь: николи, чтобы из одной, значит, посудины с ними. А ты вот крестить вздумал в одной купели, в одной воде с нашими ребятами-то. Как тут уберечься-то?’
Священник-‘бытописатель’ тужит о том, что запасной солдат оказался ученее его. ‘В семинарии нас учили, что иерей чести ради Божественных тайн, такожде и люди на него зрящие и руку его лобызающий чем-либо не огорчатся — главу имел учесанную, лицо и уста измовены, познокти же обрезаны, и что при осквернении, во сне бываемом, да никакоже дерзнет литургисати, донеле же исповестся отцу духовному и от него эпитимию и разрешение поимеет’, а о том, что скверна сифилиса грозит целому потомству, разрушает и губит его, не нашли нужным и сказать ему. И батюшка, в полном неведении, прививает этот губительный яд от одних крещаемых к другим. Со спокойной совестью распространяет эту заразу по всему приходу.
Священник горюет: ‘Вот где бы нужна эпитимия’. Да и эпитимия не пастырю только, бредущему в темноте и которому никто не подал окрика, но и той школе, которая нагружает будущего священнослужителя всяческими знаниями, нужными и ненужными, а вот такого простого указания, ежечасно нужного, ежедневно применимого и которое предупредило бы ужасные последствия для здоровья народного, не сделала.
В Петербурге прошлую зиму, в пастырских собраниях столичного духовенства, происходивших под председательством высокопреосвященного митрополита Антония или одного из его викариев, некоторыми священниками был поднят этот вопрос о соблюдении мер предосторожности при совершении таинств с целью предупредить заражение через прикосновение. Говорилось о причащении с одной ложечки. Можно ли подумать, что заговорившие об этом священники хотели покощунствовать? Между кем?! Ведь кощунствующий имеет в виду одобрение от окружающих, как пьяный среди пьяных и распутный среди распутных. И в пастырском собрании этого ожидания, очевидно, нельзя предположить, а следовательно, и самого кощунства нельзя же предположить. К удивлению, послышалось в ответ на этот вопрос не разумное и спокойное рассуждение, а гневные окрики. Вот, нам думается, эти окрики уже были сделаны ввиду получить мзду тут же, мзду одобрения за рьяное, за ‘святое негодование’, и не только от разных, но и от начальствующих. Так-то ценится на весах духовенства народное здравие… Жалеем, что не пришло в голову поднявшему этот вопрос священнику ответить лицемерно негодующим, что ведь есть же в руководственных для богослужения книгах правило, как подлежит поступить со святыми дарами, когда в них попало запечь нечто нечистое. Пишу об этом потому, что вопрос по поводу одного случая разбирается Н. П. Гиляровым-Платоновым в его книге ‘Из пережитого’. Итак, если ‘язык’ церковных правил ‘пошевелился’ коснуться самих св. даров в отношении чистоты их и удобоприемлемости, то отчего священнику не рассуждать о чистоте ложечки, на которой подаются св. дары и которая ведь не есть же ‘тело и кровь Христовы’? Священнику просто не пришло это на ум. По церковным правилам, таковое причастие не дают, но бережно и торжественно, при соответствующих молитвах, сжигают. Так, Гиляров-Платонов вспоминает о случае, имевшем место в Москве, когда у мирянина, только что причастившегося, все вышло обратно вон, священник, тут же став на колени, потребил вышедшее при рвоте и тем избежал необходимой в таких случаях процедуры сожжения и выскабливания пола, куда пало причастие. Гиляров похваляет усердие священника, не убоявшегося, что он может отравиться чем-нибудь, случайно попавшим за ночь в св. дары, ядовитым насекомым или его выделением. Итак, вопрос есть, он трактуется, трактуется в церковной литературе. Но он существует только в отношении св. даров. В ‘Церковно-Общественной Жизни’ ‘бытописатель’-священник очень уместно поднимает его в отношении общей купели для крещаемых и несменяемой воды в купели, когда одновременно крестится несколько младенцев…
PC. 1907. 28 сент. No 222. Подпись: В. Варварин.
‘Церковно-Общественная Жизнь’ — еженедельник, издававшийся в Казани в 1905—1907 гг.