ПРИМЕЧАНИЯ
К вопросу о церковной реформе, Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1905
Время на прочтение: 13 минут(ы)
———————
Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 2. М., 2011. С. 3-20.
———————
Вопрос о церковной реформе в настоящее время отступил на задний план перед вопросами более жизненными в глазах большинства, перед вопросами об изменении нашего политического строя, который в современном своём виде не в состоянии удовлетворить неотложных нужд страны.
Такое отношение к церковной реформе объясняется твёрдо установившимся взглядом на Церковь как на организацию, совершенно лишённую всякого жизненного значения, и не только в силу каких-либо временных ненормальностей, в ней заключённых, а по самому её существу. При таком взгляде понятно, какими ничтожными и схоластическими должны казаться разговоры о переустройстве ни для чего ненужного механизма в то время, когда неотложное, насущное, без чего жить нельзя, трещит по всем швам и требует великой созидательной работы.
Земная, видимая Церковь, с каждым столетием всё больше и больше отклоняясь от истинной Церкви Христовой, наконец так заслонила её, что ‘Церковь’ и ‘синод’ стали для многих равнозначащими словами 1. Поэтому вся вина за несправедливые нападки на Церковь как на организацию, принципиально лишённую жизненного значения, лежит на тех, кто довёл Церковь до современного её состояния 2.
Современная церковь едва ли не подобна трупу 3, мёртвые члены которого не реагируют ни на какое раздражение, реагировать на которое они призваны, не откликается ни на какое общественное явление, не знает и не хочет знать, чем живёт и болеет общество. Беспрерывно и бурно движется перед нею жизнь, а церковь, выработав в себе определённый взгляд на явления духовной жизни народов, пережитые десятки веков назад в виде ересей, волновавших умы, беспомощная, забитая, сторонится от новых интересов, от новых заблуждений, увлечений и подвигов своих чад, не имея силы осудить их, не решаясь поддержать их и потому предпочитая игнорировать вовсе.
Ненормально расширив свои границы до совпадения их с границами территориальными, не будучи в силах питать своё искусственно увеличенное тело, она умирает медленной смертью, теряет свой дух Христов, становясь министерством церковных дел, где, как и в каждом министерстве, на первом месте стоит канцелярия 4. Это положение должно было создаться неизбежно, коль скоро церковь стала не свободным союзом верующих людей, объединённых главою Церкви Христом, а принудительным союзом всех лиц, принадлежащих определённому политическому целому.
Лишённая всякой самостоятельности во всём, что касается активного вмешательства в жизнь, оттолкнув от себя всё жизненно религиозное, она стала синонимом общественной и умственной отсталости. Чувствуя своё бессилие и отрешённость от жизни 5, она свою отрешённость стала возводить в принцип и тем бесповоротно осудила себя на гибель. ‘Не дело Церкви заниматься политикой 6, не дело Церкви заниматься общественными вопросами’ — вот чем старается церковь прикрыть своё бессилие, забывая, что дело земной Церкви не только богослужение, но и служение людям: пасти овец своих. Нужно заботиться о личном усовершенствовании 7, учит церковь, а не о государственном устройстве, дело её уловлять души, а не создавать политические перевороты, но разве политический строй косвенно не играет роли в ‘личном’ усовершенствовании, и разве общественные течения, носителями которых являются отдельные люди, члены Церкви, не подлежат церковному водительству? 8
Божие — Богови, кесарево — кесареви 9 — такое распределение функций может быть только до тех пор, покуда ‘кесареви’ абсолютно безразлично с христианской точки зрения, в противном случае, если Церковь не хочет признать себя одним из департаментов политической организации, у неё могут и должны возникать конфликты с политической организацией во всех тех случаях, когда ‘кесареви’ будет посягать на принадлежащее ‘Богови’ 10. Апостол предусмотрел это и велел в тех случаях, когда власть имущие будут требовать противное совести, отвечать: ‘Аще праведно есть пред Богом вас послушати, паче нежели Бога, судите’ (Деян. 4, 19). Вот слова, которые всегда следует помнить, цитируя другие места Священного Писания: ‘властям предержащим да повинуйтеся’ (Рим. 13, 1) и ‘Бога бойтеся, царя чтите’ (1 Пет. 2, 17).
Во имя деятельной христианской любви, заботясь о нравственном и духовном развитии своих членов, Церковь должна зорко смотреть за всеми теми внешними условиями, которые так или иначе могут способствовать уклонению в сторону зла. А так как политический и общественный строй является могущественным орудием, которое может быть направлено как на доброе, так и на злое, она должна идти во главе всех тех реформ, которые могут улучшить этот строй, и тем способствовать нравственному росту членов Церкви, которые вместе с тем являются и гражданами государства.
Больше того, Церковь, которой открыты истины, далеко ещё не осуществлённые жизнью, которая знает, на каких основах должны строиться истинная общественность и политический строй, достойный христианского государства, Церковь должна призывать к реформам 11, должна с истинным дерзновением обличить весь позор существующего порядка, восстать против безобразного простора для всевозможных злоупотреблений и явиться руководительницей движения, а не тащиться в его последних рядах. Она, чуждая низменных задерживающих мотивов, во имя Христово смело должна идти навстречу грубой силе, пытающейся сковать Церковь и её сынов… Дело Церкви руководить жизнью 12, а потому, если она на высоте своего призвания, она не может относиться равнодушно к внешним условиям, задерживающим и искажающим внутренний духовный рост.
А между тем Русская Церковь уже давно живёт в полном мире и согласии со светскою властью 13. В стране совершались великие перемены, и Церковь всякий раз, по странному совпадению единовременно со светскою властью, убеждалась в несостоятельности старого порядка 14. Но если светской власти позволительно было ошибаться и, положим, несколько веков считать ‘полезным’ для нравственного развития народа рабство, то Церковь не могла ошибаться таким образом, а зная правду, она обязана была громко возвысить голос в защиту её, по примеру древней Церкви.
Церковь неоднократно возвышала свой голос, протестуя и против отдельных распоряжений власти, и против целых учреждений.
В 390 г. в городе Фессалоники население потребовало у главнокомандующего округом Ботерика освобожденья любимого всадника, заключённого в тюрьму. Ботерик отказал. Тогда народ поднял мятеж и умертвил его со многими из его солдат и других чиновников. Император Феодосий, хотя был крайне возмущён известием о мятеже, но по просьбе архиепископа Амвросия простил фессалоникийцев. Однако светские сановники, указывая на ужасный характер мятежа, успели добиться от него нового повеления, которое скрывали от Амвросия. Население Фессалоник заманили в цирк на зрелища и затем подвергли избиению посредством сильного отряда солдат. Не щадили ни возраста, ни пола, ни правых, ни виноватых, и в течение трёх часов было убито 7000 человек. Узнав об этом, архиепископ Амвросий удалился в деревню и оттуда написал императору письмо, в котором говорил, что ‘пока не будет совершено должное покаяние, ему запрещено будет Богом приносить евхаристическую жертву в присутствии императора’.
Однако Феодосий через некоторое время явился в собор. Тогда Амвросий обратился к нему со следующей речью: ‘Видно, о. Август, что ты не раскаялся в гнусности своего убийства. Твоя императорская власть помрачила твой разум и стала между тобою и сознанием твоего греха. Прими во вниманье тот прах, из которого ты происходишь. Не позволяй славе пурпура закрывать тебе глаза от немощности смертного тела, которое покрывает она. Ты погрешил против твоих ближних, а у всех нас один Господь и Царь: какими глазами будешь смотреть ты на Храм его? Какими ногами войдёшь ты во дворы Его? Как можешь ты воздевать в молитве руки, которые ещё обагрены кровью? Или принять в твои руки Тело Господне? Удались’ (Фаррар Ф. В. Жизнь и труды святых отцов и учителей Церкви. СПб., 1891. С. 558).
Феодосий смирился и 8 месяцев лишён был причастия.
Другой пример, более близкий к нам, обличение святителем Филиппом царя Иоанна Грозного 15.
Известно, что Филипп долго колебался занять кафедру митрополита московского и ставил непременным условием уничтоженье опричнины. Но царь не соглашался, а духовенство убеждало Филиппа не упрямиться, доказывая, что не дело пастыря заниматься ‘политикой’. Филипп поддался уговорам. Но силён был в нём дух Христов, он скоро понял, что протестовать против опричнины есть тоже вмешательство в ‘политику’, которое заповедано Христом, и в соборе публично произнёс Грозному свою знаменитую речь. ‘О государь! Мы здесь приносим жертвы Богу, а за олтарем льется невинная кровь христианская. Отколе солнце сияет на небе, не видано, не слыхано, чтобы цари благочестивые возмущали собственную державу столь ужасно! В самых неверных, языческих царствах есть закон и правда, есть милосердие к людям — а в России нет их! Достояние и жизнь граждан не имеют защиты. Везде грабежи, везде убийства и совершаются именем царским! Ты высок на троне, но есть Всевышний, Судия наш и твой. Как предстанешь на суд Его, обагренный кровию невинных?’ 16
И теперь на обязанности Русской Церкви лежит не меньшая задача, чем на Церкви древней. Не её ли дело вступаться теперь, например, за свободу совести 17. Говорят, это вопрос государственный — нет, это прежде всего вопрос церковный. Церковь не может допустить, чтобы организация, именующаяся государством, силой заставляла вступать в другую организацию верующих, именующуюся церковью.
Во имя истины и справедливости, во имя своего возрожденья она должна была бы наконец, по крайней мере, присоединить своё слово к тому, что говорят за неё другие люди, не умудрённые мудростью свыше, так как это стало очевидным даже для простого человеческого сознанья 18. Да мало ли можно найти сторон жизни, против которых не протестует церковь, хотя это явно идёт вразрез с требованиями совести, где явно требования людей противоречат требованиям Божиим.
Никому, как христианину, не могут быть близки свобода, равенство и справедливость, а потому Церковь должна встать впереди борющихся за эти начала, с кем бы ни велась борьба, будь то лицо, будь то учреждение. Всё, что стесняет свободу человеческого духа, должно встретить грозный отпор со стороны Церкви как незаконное посягательство на принадлежащее Богови, всё, что стремится нарушить абсолютное равенство людей, должно быть признано ею идущим от начала злого, посягающего на не принадлежащую ему Божью область, и против всего, что способствует людской несправедливости, против всего, что наталкивает людей на произвол и развращает их души самовластием, — должна восстать Церковь. Не боясь никаких гонений, испытавшая гонения римских императоров, чуждая всего житейского, в том смысле, что для неё не важны материальные блага, Церковь должна подавать пример смелой и открытой борьбы против всего, что зиждется не на христианских началах, обличать всё, что для своего беззакония покрывается авторитетом Церкви, она должна явиться проповедницей и проводником в жизнь истинной общественности, основанной на свободе, равенстве и справедливости.
Такою должна быть Церковь. И кто решился бы тогда — независимо от религиозных убеждений — не признать за ней движущей, а не тормозящей силы? Но нужно ли говорить, как далеко действительное положение нашей Церкви от выполнения таких задач. Лучшим доказательством тому служит то, что в христианском государстве мы ‘по независящим от нас обстоятельствам’ в настоящей статье не можем сказать с полной определённостью, в какой степени, по нашему разумению, Церковь далека от выполнения возложенных на неё Богом жизненных задач… 19
По всем признакам в жизни России наступает перелом. Кровавая, неслыханная по своим ужасам война ускоряет внутренний процесс. Поражения на Дальнем Востоке и победы над внутренними врагами заливают страну слезами и кровью. Народ, схваченный за горло и по невежеству не знающий, кто его держит, общество, насильственно погружённое в спячку, забыв свои прежние грехи, поднимаются для дружной освободительной работы: всех честных людей охватывает стремление работать на общую пользу. И нет той силы, которая вновь сковала бы великую страну, нет преграды, которая остановила бы начавшееся движение… Но тёмные силы не дремлют, и вся русская жизнь в смятении и ужасе готова превратиться в кровавую, неслыханную драму.
В такие минуты Церковь обязана пред Богом и людьми, встав впереди движения, не задерживать его, а направить на должный путь. По примеру апостолов, сумевших в язычестве усмотреть искание Бога, духовенство должно в основе брожений, потрясающих Россию, увидать Христа, помочь Христовым силам овладеть всею жизнью и для этого, прежде всего, осудить то, что, пытаясь подавить движение, в сущности, лишь придаёт ему такой характер, при котором руководящее значение приобретают слепые силы хаоса.
И если Церковь не делает этого, то потому, что, по слову Писания, ‘когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел, а когда состаришься, то прострёшь руки твои, и другой препояшет тебя и поведёт куда не хочешь’ (Ин. 21, 18).
Почти две тысячи лет тому назад, в пустыне, произошло великое событие — искушение Христа дьяволом. Христос отверг искушения, дьявол до времени отошёл от Него, но не оставил дела Его и направил силу свою на Его Церковь. И вся последующая история земной Церкви есть борьба силы злой с духом Христа. То, что было пережито Христом в несколько моментов, превращается в великую историческую драму, и тот, кто властно отвергнут был Христом, мало-помалу завладевает Божьей правдой и до срока творит мерзости. Близко то время, когда, по слову Евангелия, мерзость и запустение станут на святом месте. Не на внешние формы направлены злые силы, и потому не во внешних признаках нужно искать дух антихриста. Вовне может остаться всё по-прежнему: и храмы, и таинства, и богослужения, и кадила, но внутренняя духовная жизнь церкви будет мертва. И труп имеет лицо, руки и ноги, в застывших чертах можно узнать знакомый и близкий образ, но нет души — и нет ‘человека’. И потому какие горячие молитвы, какие торжественные службы ни совершались бы в рукотворённых храмах, когда жизнью церковной станет распоряжаться полиция 20, тогда люди да бегут в горы, ибо, значит, времена близки.
Поэтому же никакая канцелярская реформа Церкви немыслима и не нужна. Церковь должна реформироваться Духом Святым, как язычество реформировалось христианством, единственный путь к тому — исповедание.
Пусть всякий воистину любящий Христа открыто протестует против современного состояния Церкви, не дожидаясь, чтобы с ним согласилось большинство, не боясь последствий для личного своего благополучия и не смущаясь мыслью, будет ли из такого заявления какой-нибудь практический результат, или это останется гласом вопиющего в пустыне. Люди, привыкшие ‘ожидать’, любят ссылаться на то, что ‘один в поле не воин’. Не знаю, может быть, где-нибудь и уместна такая точка зрения, заставляющая, прежде чем действовать открыто, удостовериться, что за спиной стоит полк, но в деле религиозном это недопустимо ни в коем случае. Всякий искренно верующий человек должен поступать по своей совести, твёрдо уверенный, что наилучшее последствие всегда должно наступить после поступка, совершённого согласно воле Божьей, хотя это и не всегда ясно эмпирически для людей. Если бы первые христиане руководствовались вышеприведённой формулой, то христианство никогда не покорило бы мир. В самом деле, что стоило древнему мученику совершить формальность, поклониться гению императора и затем продолжать поклоняться Христу в духе и истине. Стоило ли с точки зрения ‘один в поле не воин’ из-за таких пустяков идти на страшные мучения. Какой соблазн был тогда христианству в мысли, что христиан немного, оставшиеся в живых должны проповедовать, распространять Евангелие, приносить пользу… а тут — измучат, убьют, без смысла, без цели. Что может сделать один человек против грубой физической силы? Но они не рассуждали так, они знали, что это дьявольское искушение, что ничего нет выше и сильнее правды Христовой и как бы ни казались всесильны противники, как бы ни лилась кровь истинных служителей Христовых, — даже весь мир, основанный на зле, слабее и ничтожнее одного праведника.
Исповедание — не последняя ступень совершенства, а первая необходимая ступень для того, чтобы иметь право называться христианином, ибо всякий кланяющийся идолу или гению императора не достоин Христа 21. И теперь, как и в первые века христианства, в современной форме отрекается от Христа тот, кто открыто не протестует против искажения истинной Церкви. Но в первые века христиан приволакивали к языческим идолам и гениям императоров, требуя, под угрозой безобразных мучений, хоть для виду отречения от Христа, и некоторые слабые духом не выдерживали тех ужасов, которые ожидали их, и отрекались. Теперь под страхом лишения некоторого благополучия заблудшаяся церковь требует молчания от всех своих членов, и почти все молчат…
Но в настоящий момент, когда самоотверженное служение охватывает всех честных людей — и верующих, и неверующих, когда церковь, скованная по рукам, беспомощно сторонится от жизни, когда всеми чувствуется, какую великую роль могла бы сыграть она, мы призываем всех любящих Христа и Церковь Его к возрождению.
Пусть воздвигнут гонения, пусть мучат за правду, в гонениях оживут умершие силы Церкви, стряхнёт она путы зверя, порвёт все антихристовы связи, обличит вековые суеверия, которые могут оправдывать лишь враги Христа, — и создаст новую жизнь, христианскую жизнь. Церковь, союз веры и любви 22, поведёт по новой дороге к истине, добру и красоте, смело, с пламенным восторгом встретит великий последний час…
Ей, гряди, Господи Иисусе!.. 23
1 ‘Создаётся опасная привычка называть или, скорее, прикрывать вещи именами, им заведомо не соответственными. Начинается ‘вавилонское пленение’ Русской Церкви… Духовенство в России с Петровской эпохи становится ‘запуганным сословием’. Отчасти оно опускается или оттесняется в социальные низы. А на верхах устанавливается двусмысленное молчание’ (Георгий Флоровский, прот. Пути русского богословия. Париж, 1937. С. 89).
2 ‘Церковь… обратила человека себе в раба и, вследствие этого, нажила себе в нём судью… А это всё оттого, что оно совершило самоубийство, оттого, что перестало быть Христианством, с тех пор как перестало быть Церковью, оттого, что приняло самую смерть в свои недра, когда решилось заключиться в мёртвой букве, оттого, что присудило себя к смерти, когда задумало быть религиозною монархиею, без органического начала, оттого, наконец, что жить и противустоять действию веков и человеческих мыслей может только истинно живое, то есть только то, что в себе имеет начало неразрушимой жизни… Государство земное заняло место Церкви Христовой’ (Хомяков. 2, 43, 111-112).
3 ‘Церковь, лишившись всякого действия и сохраняя только мёртвую чистоту догмата, утратила сознание своих живых сил и память о своей высокой цели. Она продолжала скорбеть с человеком, утешать его, отстранять его от преходящего мира, но она уже не помнила, что ей поручено созидать здание всего человечества’ (Хомяков. 1, 465).
4 ‘С устранением соборного самоуправления в Церкви и внутрь её вносится то же бюрократическое начало с характером абсолютизма, что и в жизни государственной. Место нравственного авторитета заступает авторитет внешний, авторитет силы… Верующие лишаются законной свободы, этой родной сестры соборности. Власть церковная порывает с ними нравственную связь <...> Она перестаёт печаловаться о нуждах чад своих и думает главным образом о сохранении власти’ (Мышцын В. Из периодической печати // Богословский вестник. 1905. 5. С. 199-200).
5 ‘Всё, что не зачерпывает жизни — скользит по её поверхности и тем самым уже осуждено на бессилие и становится ложью‘ (Аксаков И. Отчего так нелегко живётся в России? М., 2002. С. 283).
6 Впитавший многие идеи Свенцицкого И. А. Ильин в работе ‘Основы христианской культуры’ (1937) формулировал: ‘Произнося свои суждения и осуждения, Церковь этим отнюдь не вмешивается в политику… но пребывает в пределах созидаемого и блюдомого ею Царства Божия. Церковь призвана, Церковь обязана указывать людям — и царю, и чиновникам, и парламентариям, и гражданам… то в личной беседе, то в проповеди, то во всенародном воззвании, — где именно их дела, их установления или страсти вредят делу Царства Божия‘. См.: Основы социальной концепции РПЦ. III.8.
7 Так уже было в Византии и повторилось у нас: ‘По всему обществу распространяется характер отчуждения людей друг от друга, эгоизм и стремление к выгодам частным сделались отличительными особенностями грека. Гражданин, забывая отечество, жил для корысти и честолюбия, христианин, забывая человечество, просил только личного душеспасения, государство, потеряв святость свою, переставало представлять собою нравственную мысль’ (Хомяков. 1, 465).
8 См.: ОСК. V.2-4.
9 Мф. 22, 21.
10 См.: ОСК. III.5, IV.3, IV.9.
11 ‘Ей нужно являть новый образ существования, новый вид жизни, жизни ‘будущего века’… Будучи ‘не от мира сего’, Церковь Христова ‘в мире сем’ может быть только в постоянной оппозиции, даже если она требует всего лишь реформы существующего порядка. Изменение должно, во всяком случае, быть коренным и всецелым’ (Флоровский Г. Христианство и цивилизация. СПб., 2005. С. 580).
12 См.: ОСК. I.2-3.
13 ‘Ревнители казённого православия… сами же лобызают зависимость Церкви от гражданской власти, хотели бы сесть к ней совсем на руки, и не прочь доказывать, что в этом даже и состоит достодолжное преимущество истинно-православного церковного устройства!’ (Гиляров-Платонов Н. ‘Жизнь есть подвиг, а не наслаждение…’ М., 2008. С. 118).
14 ‘Будучи вынуждена санкционировать всякий status quo, власть церковная, вследствие постоянной изменчивости этих status, нередко ставится в горькую необходимость благословлять ныне то, что вчера едва не проклинала, и проклинать то, что ранее благословляла’ (Мышцын В. Указ. соч.). Так было и в 1917, и в 1927, и в 1991… Свт. Василий Великий в 7-й беседе на ‘Шестоднев’ называет людей, угождающих всякой преобладающей власти, волками хищными, которые являются во одеждах овчих (Мф. 7, 15).
15 ‘Его обличение Грозного было последним всенародным открытым обличением Царства Церковью’ (Александр Шмеман, прот. Исторический путь православия. М., 1993. С. 362).
16 Карамзин Н. История Государства Российского. Т. 9. Гл. 2.
17 ‘Но если Церковь не может отвергнуть принцип религиозной свободы, или правильнее свободы совести, не отрёкшись от самой себя, ибо всё здание Церкви стоит на том свободном действии духа, которое называется верою, — то каким же образом допускает она, без протеста, такое искажение этого основного жизненного её принципа государственными законами? Или же понятие о Церкви Христовой — одно, а о церкви господствующей — другое? Первое есть царство не от мира сего, учреждение самого Господа, а второе есть учреждение чисто земное, политическое, один из органов отправления государственной власти? Как первое требует свободы для веры, зиждется на начале любви, а не на страхе, не терпит ни насилия, ни лицемерия… так второе, напротив того, допускает и страх, и насилие и не брезгует лицемерием, лишь бы внешняя благовидность веры и подчинённость соблюдались во всей полноте, сообразно с государственными, политическими законами? …Поступая таким образом, священники оскорбляют религиозное чувство своих духовных чад, являя им пример насилия в деле совести и страхом гражданских наказаний заменяя силу духовного просвещения’ (Аксаков И. Указ. соч. С. 756, 976). ‘Вековые преступления против свободы совести тяжелым свинцом лежат на исторической совести русской церкви’ (Булгаков С. Неотложная задача. М., 1906. С. 7). См. также прим. 187.
18 ‘Церковь не должна нападать на то, что есть в этом социально-демократическом движении справедливого и основательного… стремления рабочего и вообще низшего сословия к улучшению своего тяжёлого быта нельзя считать дерзостью и беззаконием, но его необходимо только вставить в надлежащие рамки, направить на законный путь’ (Владимир (Богоявленский), митр. Наша пастырская задача в борьбе с социал-демократической пропагандой. М., 1909. С. 41).
19 Унижение Церкви сказывалось даже в орфографии: в данной статье, прошедшей обязательную предварительную цензуру, во всех случаях напечатано ‘церковь’, но ‘Император’ и ‘Кесарь’. Мы восстанавливаем заглавную букву там, где речь идёт о святом, в цитатах же сохранено оригинальное написание.
20 Священноначалие лишь робко вопрошало безбожную власть: ‘Не благовременно ли устранить или хотя бы несколько ослабить ту постоянную опеку и тот слишком бдительный контроль светской власти над жизнью церковной и над деятельностью церковного правительства, который лишает церковь самостоятельности и инициативы и, ограничивая область её ведения почти одним богослужением и исправлением треб, делает её голос совсем неслышным ни в частной, ни в общественной жизни?’ (Антоний (Вадковский), митр. Вопросы о желательных преобразованиях в постановке у нас православной церкви // Новое время. 1905. 10. 20 марта). См. также прим. 481.
21 Мк. 13, 14, Лк. 21, 8.
22 ‘Жизнь духовного мира есть не иное что, как любовь и общение в молитве. <...> Но единение тогда лишь получает свой венец, когда оно осуществляется в реальном мире, в принципе общежития, в проявлениях этого принципа, в учении, всею общиною исповедуемом, в общепризнанных и общепринятых таинствах’ (Хомяков. 2, 48, 175).
23 Отк. 22, 20.