Г. Д. Гребенщиков
К разумеющим
Из цикла очерков ‘Гонец’
К разумеющим, Гребенщиков Георгий Дмитриевич, Год: 1928
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Искатели лучшей правды, как капитаны дальнего плавания, сколько бы не манили их новые берега, сколько бы не задерживались они на неизвестных островах, все-таки причал к родному берегу является их лучшей пристанью.
Так и поэт или мыслитель: лучшей находкой его может быть лишь тот живой источник, который выбивается из недр человеческого разумения.
Однако же часто случается так, что в лучших свих устремлениях, в своих лучших радостях и достижениях поэт остается почти одинок.
Однажды, будучи среди русских грузчиков в Константинополе, я наблюдал такую сцену:
Один турок-‘хамал’ нес на своей спине огромный ящик с парохода. Турок был уже не молодой, худой и небольшого роста. Но прочный трап под ним сгибался и ноги его вот-вот, казалось, сломаются: так тонки и слабы по сравнению с непосильной тяжестью.
Поплевывая с берега в воду, мои соотечественники пускали разные язвительные слова по адресу носильщика:
— Не донесет ведь, негодяй!
— Донесе-от. Они двужильные…
— Хотел бы я посмотреть, как он полетит этой чертовиной…
Между тем турок, с красными от натуги глазами, с напруженными жилами на лбу и на шее, медленно переставлял дрожащие тонкие ноги и, боясь дышать, нес свою тяжесть все ниже и ниже по трапу.
— Эх, качнуть бы теперь трап легонечко!.. — сощурено, с непонятным мне ехидством сказал один из наблюдавших.
Турок все-таки донес, но у самого конца пути он чуть-чуть споткнулся о какую-то неровность и огромный ящик, покачнувшись, полетел через его голову вперед на каменную набережную.
Этот момент показался для моих сородичей таким забавным, что все они громко, с каким-то торжеством расхохотались и каждый из них послал по адресу турка свое отдельное по-русски сочное словечко…
В ящике оказалось пианино. Оно было вдребезги разбито и турок подходил к нему почти ползком, в покорно-согбенном положении несчастного человека.
Мне было так больно, как будто кто-то наступил мне на самое сердце. Не только потому, что турок был несчастен, опозорен и развенчан из работоспособных хамалов, но и потому, что люди так жестоко-беспощадны к человеку в его неудаче… А также и потому, что разбитому пианино, еще новому, никогда не суждено кого-либо порадовать своими звуками…
Я знаю также, что большинство людей предпочитают быть наблюдателями со стороны и часто даже самые близкие, в ответственный момент, боятся разделить ответственность. Помогают только очень сильные и немногие, или же простые, безыдейные борцы, увлеченные энтузиазмом и примером ведущего. Что же можно сказать про рядового бойца, одиноко пробивающегося через сотни волчьих ям и проволочных заграждений? Он должен бодрствовать и биться непрерывно. Велик его соблазн — отдохнуть, но еще более велика опасность не донести порученной ноши. Ибо донести — это значит прийти к тем самым радостям победы, которые делают послушными даже врагов и скептиков.
Так бьюсь и я, начиная создавать культурный уголок в глухих холмах Америки, вдали от родины, от близких мне читателей, без денег, в атмосфере чужого языка.
Построить город-сад, создать свое книгоиздательство, ряд студий для различного рода искусств, создать мастерскую для прикладного искусства, а главное, собрать и объединить в работе столь разнообразных, разномыслящих людей — это не только дерзновенная, это невероятная, неосуществимая затея…
И все-таки, кое что уже начато, хотя и в малой степени, и многие мои недавние мечты — стали видимым, осязаемым, бодрящим фактом.
Что мне помогает делать это? Что вдохновляет меня нести эту непосильную тяготу строителя, часто связанного мелочами и нередко обязанного выслушать ненужные и недостойные осуждения? Только все та же конечная цель — донести свою ношу, испытать все лишения, чтобы их не чувствовать, отдать все силы, чтобы увеличить их, донести до намеченной горы, чтобы с нее увидеть цепь новых высот… И вот из будней своего труда, от очага негаснущих мечтаний я обращаюсь теперь к вам, разумеющим и мыслящим, ибо знаю, что среди вас найдутся многие, которые уверуют, что у здравого смысла не может быть уныния и неудачи. я решил послать моего Гонца ко всем не только мечтающим и ищущим, но и ко всем закаленным в борьбе, ко всем сурово критикующим. Примите моего Гонца, как вестника из дальних, вновь открытых стран, которые в действительности существуют всюду, где есть разум и заостренная в уверенности человеческая воля.
Недавно, в лунную ночь, сидя на огромном камне, высунувшемся из под прибрежных вод нашего Помперага, я прислушался к говору потока и услышал в нем голоса тысяч и тысяч людей, когда-то живших и ушедших без следа. И те же струи подхватили и понесли в вечность и мой голос и мои думы и все это слилось в непрерывную цепь бытия. Голоса всех тех безвестных, имена которых стерты тысячелетиями, я услышал так отчетливо, что радостно смирился с тем, что в потоке этих голосов и мой голос канет в лету и никто и никогда не будет знать моего имени… Как никогда еще я позабыл о том, что я существую, но ощутил со всею радостью слияния с вечным говором воды, что я лишь капелька, несущаяся в общем потоке. Но сознание, что эта капелька слезы, горькой и радостной, но человеческой, слезы от дум, от чувств и от любви одного сердца — напоило меня восторгом и уверенностью, что думы мои никогда не исчезнут бесследно.
И вот я посылаю их к вам, мыслящие, как отдельный горный ручеек в большую реку, устремленную в безбрежный океан. Примите, растворите в себе или претворите в пенящееся вино для праздника новой жизни. А новая жизнь — это непрерывное стремление вперед, непрерывное строительство, непрерывное искание лучших форм для бытия, это практическое проявление интеллекта, как динамической воли Космоса.
Но вы знаете, что в наше время, в наш необычайно грозный час — творческий интеллект в опасности.
Как это ни странно, но именно в Америке, в стране сурового труда и славных достижений, я почувствовал со всею силой ужаса, что истинному гению человеческой культуры угрожает гибель. Истинное вдохновение, истинные духовные ценности на общечеловеческом рынке сейчас никак не оцениваются. Интеллект на поводу у мелких и находчивых торгашей. Лучшие писатели, лучшие артисты, лучшие ученые, за очень малым исключением, делают не то, что хотят. Вы знаете, сколько прекрасных ученых занято изобретением новейших способов войны. Вы знаете, сколько даровитых писателей унизилось до писания пошлейших романов и сценариев. Вы знаете, сколько истинных творцов прекрасного влачат нищенское существование не только в Европе, но и в Америке. Для того, чтобы поднять их дух и энергию на должную высоту — надо прежде всего выбросить и раструбить новый и могучий лозунг:
‘Мыслящие всех стран, объединяйтесь!’.
И надо создать почву для этого объединения, надо найти и утвердить не только материальную базу для этого объединения, но и тот основной смысл, который должен быть очевидным и радостным для каждого живущего, как истинно существующая, научно-доказуемая благая сила созидания.
Пора возлюбить жизнь и возненавидеть существование. На помощь интеллекту прежде всего должны прийти сами мыслящие, носители этого интеллекта. Кто-то должен же ответить действием на ужаснейшие, трагические вопросы современности:
Куда мы идем?
Для чего живем или существуем?
Для чего творим наши романы, картины, ученые изыскания, драматические воплощения на сцене?
Для чего несбыточная мечта древних мыслителей превратилась в повседневную быль — например, в аэроплан, на котором люди перелетают океаны?
Ведь не для того же, чтобы в миллионах появились подражатели-спортсмены?
В потоке Помперага я отчетливо слышал голос-хор отошедших в прошлое и безыменных предков:
‘Миллионы нас, нет миллиарды — этого даже вы, живущие, не можете вообразить — миллиарды самых молодых, самых здоровых, самых талантливых, самых храбрых, под музыку или боевые песни, с надеждой шли и умирали на бесчисленных войнах прошлого, в бесчисленных революциях, в бесчисленных подвигах, создавая эволюцию для вас. Во имя чего? Чем и как вознаградили вы наши жертвы? Неужели только тем, что новые миллионы трясутся в лихорадке безрадостного полу животного танца? Неужели только для того, чтобы новые поколения ограничились весьма сомнительной радостью перед смехотворными картинами кино или перед безобразными кулачными боями?’
Вот почему все творящие смысл жизни, люди искусства, литературы и науки, должны звонить в набат, кричать всем имеющим уши: опасность! Интеллекту угрожает гибель, а без интеллекта человечество одичает и люди снова могут превратиться в обезьян.
Вот почему, не боясь грандиозности задачи и не думая, сколько мы успеем сделать. Мы должны спешить и делать, делать, делать. И начинать надо во что бы то ни стало, с самых осуществимых, с самых практически-возможных и необходимых действий. Упорным трудом, энтузиазмом, верой в будущую эволюцию мы должны овладеть растерянными, но еще тлеющими очагами мысли. Мы должны бодро, весело и даже воинственно начать борьбу против уныния, апатии и невежества во всех их измерениях.
Пусть скептики улыбаются — мы будем действовать. У нас нет времени им возражать и что-либо доказывать словами. Пусть видят нашу неотступную решимость, наши буднично-суровые труды, наши ошибки. Но и в ошибках наших, но и в буднях нашего строительства мы будем помнить, что готовимся к большому празднику, который сами создаем, чтобы навсегда исчезли будни. Не стесняясь малой долей пользы, мы будем устраивать выставки, читать лекции, созывать конференции писателей, художников, ученых, писать бодрящие письма к близким и далеким, печатать статьи в газетах, создавать книги и журналы, строить хижины в глухих лесах и дворцы в городах-садах, прокладывать тропинки в дебрях и воздушные пути над океанами, — но все с единой мыслью об Общине, о всеобщем благе человеческом, о том, чтобы раз сотворенное в мечтах, творилось бы в действительной жизни — на радость всем и каждому.
Но как объединить мыслящих, как усилить их творчество и вооружить их интеллект?
Для этого необходимо прежде всего среди нас, работающих в области искусства, науки и литературы, утвердить элементарные понятия о практических возможностях борьбы за право достойно творить, о практическом делании осмысленного завтра.
Все и всюду должны знать, что никакой народ, никогда и нигде не может успевать без помощи людей интеллектуального труда.
Писатели, журналисты, художники, артисты, учителя и многие иные труженики на ниве созидательной культуры, все они являются как бы рассудком страны и только ими создаются и движутся лучшие идеалы и достижения человечества.
Да, на долю всех людей, творящих духовные ценности в наше время, выпал особенно тяжелый жребий — стоять на своем посту со всею силой мужества и отдавать народу и прогрессу все, ничего почти не получая от них или получая жалкие подачки, часто убогое и зависимое существование.
Эта готовность жертвовать собою до конца известна всем, и самая тяжелая из жертв этих людей — это невозможность проявить со всею полнотою данный им талант, невозможность работать в избранной ими области творчества.
Да, да: после мировой войны ценности высокого порядка упали, и обнаженный, грубый материализм стал все более принижать и истощать духовные силы, заставляя их бороться за простое добывание хлеба.
Широкою волной захлестывает все истинно-прекрасное ураган пошлости и варваризма во всех областях литературы и искусства. Лишь наука и техника отвоевала себе некоторое место в современной жизни, но и она, без одухотворения благородными идеями культуры, не может радовать своей холодной механизацией жизни. И кажется уже близка минута, когда для грядущих поколений, отравленных газами своеобразных вкусов, не нужны будут ни настоящие писатели, ни настоящие художники, ни настоящие ученые.
Уже и сейчас отовсюду слышатся жалобы о том, как принижает дух грубая действительность. Не только скромные или средней величины дарования, но и великие артисты, писатели или ученые нынче часто вынуждены уступать невежественным вкусам.
Даже исключительный успех, выпадающий на долю немногих счастливцев в области искусства, не дает уверенности в благополучии их завтрашнего дня.
Что же должны предпринять люди искусства, литературы и науки, чтобы защитить себя от материальной зависимости и дать свободный рост своему творчеству?
Не знаю, должен ли я что-либо на это ответить — об этом можно долго и без всякой пользы спорить, — но по праву проходящего суровый опыт жизни, хотел бы заключить свое послание теми мыслями, которые для меня стали непреложной истиной.
Всякий творящий какую бы ни было созидательную работу должен сократить количество и неустанно улучшать качество. Это даст не только больше досуга для усовершенствования всей жизни, но даст удовлетворение творящему и радость окружающим и, конечно, сторицею вознаградит материально.
Для того, чтобы ужасающие и разлагающие красоту жизни города как можно скорее перестроились бы в города-сады, люди мысли и культуры должны первыми возглавить их и отказаться от пяти и десятикопеечных радостей, засоряющих истинную радость жизни.
Иначе же, люди интеллекта должны уйти свои скиты и, принявши самый суровый подвиг, в общинах или в одиночестве еще разительнее заострить свои творческие мысли, еще возвышеннее созидать, еще уверенней разбрасывать тоску о настоящих радостях.
Каждый творящий или мыслящий, для того, чтобы неотразимо убеждать, должен научиться плыть к самой далекой, самой неосуществимой цели в самом утлом, в самом убогом челноке. Он должен научиться не только грести веслом, но и собственными руками, чтобы даже и потопление челнока не смогло остановить его воли все дальше плыть и все упорнее грести.
О, разумеющие и творящие! Вы часто командуете усовершенствованными кораблями и вы, конечно, знаете о той великой и далекой гавани, в которую так просто и уверенно направлены лучшие мысли. Но почему же часто ваши корабли стоят на якоре в скучном порту или же уныло совершают рейсы по раз намеченному кругу?
Почему вы не поведете ваших кораблей в безбрежные просторы за поисками счастья всепобеждающей флотилией?
Я знаю, среди вас тоскуют многие о новых, дальних, не открытых, но счастливых островах, где дума ваша может стать стрелою, достигающей даже иных планет. И если вам не боязно отправиться даже на утлом челноке — я радостно готов быть вашим спутником.
Проще и короче говоря: не смотря на множество препятствий и всевозможных затруднений, мы начинаем наше скромное культурное строительство во-первых потому, что оно согрето лучшим светом самых лучших устремлений и во-вторых потому, что полны уверенности, что наше начинание не есть попытка, но начало целого движения — и имя ему: Практическое вооружение интеллекта. Потому мы говорим, что чем скорее разумеющие, мыслящие и творящие научатся хоть что-либо из лучших человеческих идей воплощать в действительную жизнь их собственными усилиями, тем скорее настанет новая радостная ступень общечеловеческой культуры.
Во всяком случае Гонец мой бережно доставит ваш ответ мне. Давайте вместе думать, как нам укрепить наши челны, а если можно — то и начать строить новые, хотя бы парусные корабли, чтобы упорно и уверенно продолжать наш путь в намеченную гавань.