Въ первомъ англійскомъ изданіи сочиненій Шекспира 1623 года помщенъ его портретъ, гравированный на мди Дрейшоутомъ. Объ этомъ портрет-гравюр вотъ что говоритъ (въ этомъ же изданіи) одинъ изъ ближайшихъ друзей Шекспира, Бенъ Джонсонъ:
‘Приложенное здсь, какъ ты видишь (читатель), изображеніе передаетъ черты благороднаго Шекспира, рзецъ художника пытался здсь достичь такого сходства, которое- хочетъ превзойти самую природу. О, если бы съ такимъ же умньемъ, съ какимъ онъ передалъ черты лица, онъ могъ изобразить и самый духъ поэта, онъ создалъ бы тогда такую картину, какую никто еще не осмливался вырзать на металл’, и т. д.
Этотъ замчательный портретъ совсмъ не извстенъ публик, такъ какъ съ него нтъ копій.
Самый распространенный и почти единственный портретъ Шекспира, который знаетъ публика, это — такъ-называемый ‘чандосскій’ въ различныхъ варіаціяхъ.
Есть еще портретъ Шекспира, который тоже считается подлиннымъ, это ‘соммерсетскій’, но онъ мало извстенъ.
Возникаетъ интересный вопросъ: который же изъ этихъ трехъ портретовъ боле похожъ на дйствительнаго Шекспира? На этотъ вопросъ намъ могутъ отвтить, разумется, только современники Шекспира, и этотъ отвтъ мы находимъ у Бенъ Джонсона въ его вышеупомянутомъ отзыв,— о гравюр Дрейшоута.
Друзья Шекспира, въ томъ числ и Бенъ Джонсонъ, конечно, знали и т два портрета (если только они существовали тогда), чандосскій, который, по преданію, принадлежалъ въ то время актеру Тайлору, и соммерсетскій, и если они остановились на портрет, съ котораго сдлана гравюра при изданіи, значить онъ самый похожій.
Но, помимо такого важнаго историческаго свидтельства, въ пользу названной гравюры долженъ высказаться и нашъ художественно-психологическій анализъ.
Если мы сравнимъ три названныхъ портрета, то увидимъ между ними значительную разницу, точно они рисованы съ разныхъ лицъ, хотя и имютъ родственное сходство. Теперь разсмотримъ каждый изъ нихъ отдльно, начнемъ съ чандосскаго: что онъ представляетъ собою? Незначительное, довольно банальное лицо, лишенное индивидуальнаго характера, но съ нкоторой претензіей на ‘поэтичность’.
2-й соммерсетскій хотя и не иметъ этой претензіи, но за то и ничего не иметъ, онъ лишенъ всякаго характера.
Оба эти портрета исполнены въ техническомъ отношеніи довольно прилично, и хотя сильно попорчены дурной реставраціей, все же говорятъ за извстную опытность въ живописи своихъ авторовъ.
Совсмъ иное находимъ мы въ 3-мъ портрет-гравюр, о которой говоритъ Бенъ Джонсонъ. При первомъ взгляд на него, непріятно поражаетъ крайнее безобразіе исполненія, и въ то же время невольно останавливаетъ содержаніе лица. Вы видите значительное, характерное лицо, полное индивидуальности. Но гд же проявляется это безобразіе и въ чемъ выражена значительность и индивидуальность лица?
Безобразіе проявляется въ искаженіи контура головы и въ уродливыхъ, грубыхъ тняхъ. Характерная индивидуальность выражается въ глазахъ, губахъ и нос.
Очевидно, рисунокъ, съ котораго была сдлана гравюра, былъ нарисованъ дилеттантомъ-самоучкой, однако, боле способнымъ подмтить характерныя черты лица, чмъ авторы чандосскаго и соммерсотскаго портретовъ, не смотря на ихъ умлую технику, но вс подобные ‘артисты’ отличаются одной, общей всмъ имъ особенностью: они довольно врно передаютъ въ человческомъ лиц отдльныя части, глаза, носъ, губы, но ихъ ‘ахиллесова пята’ — это контуръ и тни черепа и лица, а также передача волосъ, здсь они являются наивными, какъ дти.
Вс эти отличительныя качества дилеттантской работы особенно четко выражены въ портрет Шекспира на гравюр. Глаза, губы, носъ нарисованы характерно и внушаютъ довріе относительно сходства съ тмъ лицомъ, съ котораго рисованы, но взгляните на контуръ черепа и лица,— вмсто черепа, вы видите какой-то пузырь, округленный тнями, какъ геометрическій шаръ. Въ очертаніи лица нижней челюсти къ сторон уха совсмъ нтъ въ вискахъ уродливая вдавленность, округленность щекъ тнями опять геометрическая, и въ общемъ получилось скоре подобіе огурца, чмъ человческой головы. Точками намчены усы и эспаньолка, тонкія полоски у самыхъ вкъ означаютъ брови, по бокамъ черепа, вмсто волосъ, спущена какая-то проволока. Прибавьте ко всему этому уродливый театральный костюмъ на деревянныхъ плечахъ, и все это награвировано грубыми, рзкими чертами.
Вроятно, эти послднія отрицательныя качества, вмст взятыя, сдлали портретъ невозможнымъ къ его распространенію. Ничмъ инымъ нельзя объяснить себ его непопулярность.
Впрочемъ, въ нкоторыхъ, сравнительно позднйшихъ, англійскихъ изданіяхъ Шекспира былъ помщенъ его портретъ съ этой гравюры, съ точнымъ сохраненіемъ всхъ неправильностей рисунка, только изящно награвированный, но дло отъ этого нисколько не выиграло, а скоре пострадало, уродливыя неправильности контура и тней выступили еще рельефне.
У меня явилась мысль,— сознаюсь, довольно смлая,— попытаться нарисовать новый портретъ Шекспира, пользуясь гравюрой Дрейшоута, какъ матеріаломъ.
Рисуя портретъ, я тщательно старался, насколько возможно не въ ущербъ истин, сохранить т формы я характеръ, какіе въ гравюр имютъ глаза, носъ и губы. Наружный контуръ головы я исправлялъ, имя передъ собою фотографію съ маски Шекспира, отчасти его стратфордскій бюстъ и также портреты: чандосскій и соммерсетскій (которые должны же имть въ себ хотя что-нибудь похожее на Шекспира, если они признаны современными ему).
Въ главныхъ чертахъ я мало отступилъ отъ Дрейшоутской гравюды, только расширилъ нижнюю челюсть и уничтожилъ вдавленность въ вискахъ, вотъ и все. Усы и эспаньолка какъ на маск и стратфордскомъ бюст, въ характер Стюартовъ того времени.
Вмсто уродливаго театральнаго костюма, я нарисовалъ его въ обыкновенномъ, домашнемъ плать, какъ на чандосскомъ портрет.
Портретъ нарисованъ чернымъ карандашомъ немного мене натуральной величины.
Подробное изложеніе, какое я сдлалъ, говоря о гравюр Дрейшоута и нарисованномъ мною портрет, я считаю необходимымъ, такъ какъ при такой серьезной задач каждая черта иметъ значеніе.
Насколько удалось мн освтить черты портрета внутреннимъ содержаніемъ рисуемаго лица, т. е. придать жизнь портрету, и, вообще, насколько я съумлъ справиться со своей задачей,— не мн судить.
Я желалъ нарисовать просто портретъ, безъ всякой претензіи придавать ему какое-либо исключительное, ‘идейное’ выраженіе, это задача не портрета, а картины. Я знаю, очень многіе не признаютъ подобнаго воспроизведенія портрета и предпочитаютъ самый плохой, даже каррикатурный набросокъ съ живого лица, хорошему портрету, сдланному по оставшимся матеріаламъ. Такое предпочтеніе совершенно разумно, если приходится выбирать между плохимъ наброскомъ съ живого лица и сочиненнымъ портретомъ, когда художникъ придаетъ ему выраженіе, а часто и форму, по своему личному усмотрнію, такой портретъ, какъ бы онъ ни былъ хорошо исполненъ въ художественномъ отношеніи, будетъ не портретъ, а картина.
Но есть другой методъ воспроизведенія портрета, который не иметъ ничего общаго съ названнымъ пріемомъ. Именно, художникъ, желая нарисовать человка, котораго онъ никогда не видать и посл котораго не осталось хорошаго портрета, начинаетъ тщательно собирать все, что только можетъ послужить матеріаловъ для его работы, употребляетъ вс имющіяся средства, чтобы представить себ живой, одухотворенный образъ человка съ его индивидуальными особенностями, и тогда только приступаетъ къ своей работ.
Портретъ, сдланный такимъ образомъ, можетъ быть даже боле портретомъ, чмъ иной, списанный прямо съ натуры, потому что художникъ можетъ выразить здсь самый существенный характеръ изображаемаго лица, что не всегда удается при рисованіи съ натуры, такъ какъ очень многое зависитъ отъ случайнаго настроенія позирующаго, и художнику часто приходится передать только это случайное выраженіе.