В.В. Розанов
В.В. Розанов
К помощи в добром деле
К помощи в добром деле
К помощи в добром деле, Розанов Василий Васильевич, Год: 1913
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Ко мне обратился внук нашего великого живописца Боровиковского с просьбой помочь ему советом и указанием в добром намерении — передать усадьбу и немного земли около нее для устройства пансионата, санатории или вообще ‘отдыха’ для престарелых и нуждающихся художников. Так как он прекрасно и обстоятельно изложил все дело в письме своем, то наилучшее будет привести это письмо:
‘…Дело вот в чем. Я имею в Полтавской губернии крохотное именьице, всего 44 десятины, а главнее всего — с усадьбою, некогда принадлежавшею моему деду, знаменитому художнику-самоучке Владимиру Лукичу Боровиковскому. Сам я не имею никаких после себя наследников (т.е., вероятно, прямых. — В.Р.), мне 63 года от роду, т.е. приближаюсь уже к известному и неизбежному пределу, — хотелось бы сохранить усадьбу эту в роду своем, дабы она всегда именовалась, как и теперь именуется, Боровиковщиной. А для этого хотелось бы в усадьбе этой (с 44 десятинами в придаток) устроить приют имени Владимира Лукича для престарелых и больных художников — членов Академии Художеств, или что-либо в этом роде, написать для сего духовное завещание, составить устав и т.д. Но я решительно не знаю, как все это проделать или с кем посоветоваться об этом… Читая же в ‘Нов. Вр.’ статьи ваши, я как-то пришел к убеждению, что именно вы, милостивый государь, смогли бы помочь мне (т.е. советом. — В.Р.) устроить это дело — наилучшим образом, помогли бы составить завещание, устав и проч.’.
В составлении деловых бумаг я, к сожалению, так же неопытен, как и корреспондент мой, но ведь это — форма, которую вообще найти нетрудно. Нельзя не отнестись с полным сочувствием к мысли (по подписи в письме) Василия Ивановича Боровиковского, отставного военного, который вовсе еще не дряхл, но вполне своевременно озабочен мыслью — принести пользу нуждающимся, а главное (с моей точки зрения), за именем своего деда, имя которого бессмертно в истории русской живописи, закрепить тот кусочек земли, где он жил и писал свои великие картины, украсившие наряду с литературными произведениями и с научными трудами царствование Александра Первого. Такие кусочки, такие уголки мы должны беречь, Россия должна беречь, хранить именно их имя, прежде всего, и никак не допускать, чтобы эти в утилитарном смысле, малоценные вещи, но в историческом отношении высокоценные, так сказать, поступали за ‘вымороченностью’, в общий российский скарб, в торгово-промышленный оборот вообще ‘русских имуществ’, обезличиваясь, теряя имя и связанные с вещью и местом воспоминания. Это нехорошо. Внуки не поблагодарят нас. Таких мест и уголков вовсе не много, и ‘культурный вид страны’, если уж нужно говорить современным, не совсем приятным языком, решительно становится красивее, украшеннее, цветочнее, чем больше там и здесь, по всем губерниям, разбросано таких сохраненных старых уголков. Ей-ей, тут есть что-то общее с задачами ‘Общества охранения исторических памятников и памятников искусства’, не только такая-то красивая церковь XVIII века есть ‘исторический памятник’, но и родина Боровиковского, давшего кистью своею России столько памятников, столько созданий искусства. Меня посетила супруга В.И. Боровиковского, которая пылает тем же желанием, как и муж ее. ‘Если бы удалось вернуть захваченный захватным способом соседним мужиком домик, где жил сам Владимир Лукич, тут же, возле, то тогда для приюта престарелых художников было бы два домика. Но это — вне того, что сейчас может поступить в завещание. 44 десятины и наш домик — это уже бесспорное, со всеми документами’ и проч. В захваченном крестьянином домике, по словам ее, было много картин В.Л. Боровиковского, которыми закрывали кадушки с квашеной капустой, и множество писем. Это уже все погибло. Таким образом, вопрос и затруднение — в совете, в форме. Боровиковские, бездетные муж и жена, живут пока здесь, в Петербурге, Казачий пер., д. No 11, и им в высшей степени хотелось бы как можно скорее оформить и окончить это дело, ибо ‘в жизни, в смерти — Бог волен, можно попасть и под трамвай’. Поэтому, до выезда на лето ‘к себе домой’, т.е. в деревню, они хотят увидеть завещание сделанным. На чье имя? Я колебался, указывая на Академию Художеств или на министерство просвещения, к сожалению, оно у нас не именуется и не имеет двояких функций, как во Франции соответственное ‘министерство просвещения и изящных искусств‘. Я сам не понимаю, как это делается, на чье имя писать завещание (‘Устав’ можно написать и позднее), кого просить ‘принять дар’ и т.д. Может быть, кто-нибудь из радетелей Руси и радетелей старины в ней, кто-нибудь, наконец, из присяжных поверенных подумает, найдется и тогда посетит добрых старичков или пригласит их к себе и устроит это, в сущности, немудреное дело. Оно так хорошо, что наверно найдутся много людей, которые захотят быть ‘доброхотными помощниками’, как говорили в старину. Имена и адресы все они найдут здесь, в моем сообщении. В добрый час, и надо спешить.
Впервые опубликовано: Новое Время. 1913. 30 апр. No 13337.