К ИСТОРИИ ПУШКИНА
К ИСТОРИИ ПУШКИНА
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
К истории Пушкина, Ходасевич Владислав Фелицианович, Год: 1929
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Владислав Ходасевич. Пушкин и поэты его времени
Том второй. (Статьи, рецензии, заметки 1925—1934 гг.)
Под редакцией Роберта Хьюза
Berkeley Slavic Specialties
Никакая частная биография непостижима иначе, как в связи с общим изучением эпохи. Эпоха же слагается из явлений политической, общественной, умственной жизни, находящихся между собой в непрерывном взаимодействии. Однако вся эта цепь живых слагаемых еще не полна и не образует искомой суммы, если мы не включим в нее то, что зовется бытовым укладом.
В биографии писателя, всегда занимающей нас, как один из ключей к его творчеству, эта бытовая сторона эпохи приобретает еще более существенное значение, нежели в других случаях. Природа литературного творчества глубоко индивидуальна. Явления бытового порядка дают творческой личности великое множество впечатлений и, следовательно, оказывают на нее если не важнейшее, то, во всяком случае, очень сильное, постоянное и самое непосредственное воздействие. Обследование не только общего бытового уклада, свойственного данной эпохе, но и ближайших его частностей в биографических изысканиях о писателях должно бы занимать очень видное место,— гораздо более видное, нежели оно занимает обычно. Поэтому нельзя не отметить сочувственно двух книг, недавно изданных в Петербурге и в Москве. Одна называется Пушкинский Петербург, другая — Пушкин в Москве. Во многих отношениях они значительно разнятся друг от друга, что отчасти слышится уже в самих заглавиях. Однако же основная цель у них общая: дать систематический обзор тех жилищ, в которых протекала в обеих столицах жизнь самого Пушкина, его близких, друзей и знакомых.
Пушкин в Москве представляет собою 7-й выпуск ‘Трудов Общества изучения Московской области’. Три автора приняли в нем главное участие. Из них перу Л.А.Виноградова принадлежит довольно обширная работа о детских годах Пушкина в Немецкой слободе и у Харитонии в Огородниках. Статья представляет собою значительную ценность прежде всего потому, что автору, в результате расследования по архивным документам, удалось наконец разрешить давно запутавшийся вопрос о доме, в котором родился Пушкин, и установить ряд подробностей, сопровождавших это событие. Так называемые ‘исповедные ведомости’ московских церквей, по счастью сохранившиеся, оказали Л.А.Виноградову главную помощь в его работе. Подвергнув эти ведомости тщательному обследованию, он установил не только дом, где родился Пушкин, но и довольно сложный ‘итинерарий’ маленького Пушкина по московским домам (как известно, у матери поэта была мания переездов из квартиры в квартиру и даже из комнаты в комнату). Попутно автору посчастливилось внести ряд ценных и любопытных подробностей в историю пушкинского детства, о котором, вообще говоря, сведения всегда были довольно скудны. Такова, между прочим, история о встрече маленького Пушкина с императором Павлом I.
Дело в том, что в программе записок, составленной Пушкиным, имеются такие слова: ‘Рождение мое. Первые впечатления. Юсупов сад. Землетрясение. Няня’. Еще П.В.Анненков связал эти строки с анекдотом о том, как ‘няня Пушкина встретилась на прогулке с Павлом Петровичем, но не успела снять шапочку с ребенка, за что государь, подойдя, разбранил ее и сам снял шапку с головы Пушкина’. Этот рассказ был раскритикован другими исследователями на том основании, что после рождения Пушкина и до своей смерти Павел I не был в Москве. Однако сам Пушкин в одном из писем к жене говорит, что имел столкновения с тремя царями, то есть, очевидно, ‘столкновения’ должны были начаться при Павле. Оставалось предположить, что сам Пушкин введен в заблуждение прочно укоренившейся семейной легендой.
Расследование Виноградова позволяет теперь разрешить вопрос. Уже давно имелось указание одного из родственников Пушкина на то, что осенью 1799 года родители Александра Сергеевича вместе с детьми ездили в село Михайловское, к отцу Надежды Осиповны, Осипу Абрамовичу Ганнибалу. Между тем, по расследованию Виноградова оказывается, что семья Пушкиных исчезла из Москвы более чем на год. Трудно допустить, чтобы столь долгий срок она оставалась в гостях у Осипа Абрамовича: не таков был его нрав и не таковы семейные отношения. Где ж она пробыла это время? Вот тут-то Виноградов и устанавливает другой важный факт: оказывается, что мать Надежды Осиповны, Мария Александровна, которая была с мужем в разъезде, поселилась в Москве не в 1798 г., когда поселились там Пушкины, а лишь три года спустя. Жила же она все это время в Петербурге, куда, по-видимому, и ездили к ней гостить Пушкины с детьми. Там же, в Петербурге, вероятнее всего, и произошла встреча с Павлом. Это событие не надо, однако, связывать со строкой из программы записок. Оно относится к той поре самого раннего детства, которой Пушкин не помнил и которая предшествовала его ‘первым впечатлениям’. Что же до упоминания о Юсуповском саде, то оно относится к саду при московском доме кн. Н.Б.Юсупова и с ним связаны совсем другие события, след которых, по справедливому наблюдению Цявловского, имеется в стихотворении I ‘В начале жизни школу помню я’. (Заметим кстати, что упоминаемых в этих стихах ‘двух бесов изображенья’ отнюдь не следует относить к статуям Аполлона и Диониса. О сопоставлении аполлонического идеала с дионисическим у Пушкина речи нет. Такое сопоставление — за пятьдесят лет до Ницше — и вообще-то не в духе Пушкина, тем более оно не могло быть сделано при воспоминаниях о впечатлениях детства. Речь, конечно, идет об Аполлоне и Афродите, которых образы были ведомы Пушкину очень рано и которым усердно служил он всю жизнь.)
Вторая статья в том же сборнике, написанная Н.П.Чулковым, известным знатоком старой Москвы, представляет собой систематический обзор позднейших пребываний Пушкина в Москве, его в ней времяпровождения, встреч, знакомств и т. д. Попутно даны московские адреса самого Пушкина и адреса его московских знакомых. Все эти жилища по возможности описаны. Наконец, Н.П.Розановым составлен перечень домов, связанных с биографией Пушкина и сохранившихся до сих пор. Путем осмотров и сравнений с архивными материалами, здесь установлены перемены, происшедшие в зданиях за протекший век. Книга содержит также ценный иллюстративный материал, из которого наиболее интересен портрет мальчика-Пушкина, недавно найденный и несомненно послуживший оригиналом к общеизвестной гравюре Гейтмана.
Вторая книга — Пушкинский Петербург. Автор ее, член Общества ‘Старый Петербург’ (к названию которого начальство приказало прибавить слова ‘Новый Ленинград’),— А.Г.Яцевич. Он поставил себе цель несколько более ограниченную — представить подробный обзор петербургских зданий, связанных с воспоминаниями о Пушкине и его эпохе. В соответствии с этим и вся книга построена несколько иначе, нежели Пушкин в Москве. Это — как бы ряд прогулок по Петербургу. Проходя район за районом, А.Г.Яцевич описывает относящиеся к его теме дома. О каждом подробно, увлекательно и со знанием дела рассказана его архитектурная история, а также связанные с ним истории его владельцев и обитателей. В общем получается несколько, пожалуй, пестрое, но чрезвычайно наглядное изображение ‘Пушкинского Петербурга’. Подобно московским исследователям, А.Г.Яцевич в основу своей работы положил архивные разыскания. Документы бывшего архива Петербургской городской управы сослужили ему тут большую службу. Из тех же архивов извлечена и часть иллюстраций, изображающих здания не в теперешнем виде, а в том, какой имели они во времена Пушкина. Некоторые дома, сохранившиеся более или менее в неприкосновенности, показаны тут же, в зарисовках, сделанных И.И.Ваулиным.
Пушкинист найдет и в этой книге много для себя полезного и, разумеется, будет глубоко благодарен автору. В упрек
А.Г.Яцевичу можно поставить разве лишь некоторое многословие, которое отвлекает его от основной темы. Автор любит рассказывать о том, что относится вообще к обитателям ‘Пушкинского Петербурга’, но не касается прямо их пребывания в данном доме. Было бы лучше ограничиться специально ‘жилищной’ и бытовой темой, не вдаваясь в личные и литературные характеристики, область которых А.Г.Яцевичу не столь знакома. Это ведет к неточностям. Например, А.Г.Яцевич категорически говорит об отказе, который получил Пушкин при сватовстве к А.А.Олениной,— между тем как весьма возможно, что не она отказала Пушкину, а он сам с ней порвал: на то имеются некоторые указания, к Вяземскому в его поздние годы очень мало подходит название ‘докучного гостя’ среди новых поколений, слишком резок и односторонен отзыв А.Г.Яцевича о Шишкове, вовсе не верно, будто бы Пушкин познакомился с Вяземским в доме Карамзина: они были знакомы гораздо раньше, сделанное вскользь заявление о том, что работы Карамзина ‘давно уже теперь совсем позабыты’, мне кажется по меньшей мере слишком решительным.
Повторяю, однако, что эти частности не мешают признать за трудом А.Г.Яцевича большие достоинства и с нетерпением ждать обещанной второй части.
Впервые — Возрождение, 1931/2193 (4 июня), под рубрикой ‘Книги и люди’. Рец. на: А. С. Пушкин в Москве. Труды Общества изучения Московской области, выпуск 7 (Москва, 1930), и на: А.Г. Яцевич, Пушкинский Петербург. Труды Общества ‘Старый Петербург’-‘Новый Ленинград’ (Ленинград, 1931). Издание книги Яцевича вышло в двух частях, но Ходасевич, по-видимому, видел только первую из них. Далее об авторе и его книге см. заметку и примечания Н. Поповой и В. Шубина в переиздании: А. Яцевич, Пушкинский Петербург (СПб., 1993).
‘<,…>, по справедливому наблюдению Цявловского…’ — в предисловии к этому же сборнику, М. Цявловский пишет:
Отсутствие записей о Пушкиных в церковных книгах за 1800 и 1801 гг. подтверждает показание двоюродного дяди поэта А.Ю. Пушкина, что в конце 1799 г. он уже не застал в Москве Пушкиных, уехавших к О.А. Ганнибалу в Михайловское. Предположение Л.А. Виноградова, что из Михайловского Пушкины проехали в Петербург, разъясняет один эпизод из детства поэта, остававшийся загадочным.
Конечно, в Петербурге произошла встреча гулявшей с маленьким Пушкиным няньки с Павлом I, когда последний, по словам поэта (в письме к жене от 20-22 апреля 1834 г.), велел снять с него картуз и пожурил за нерасторопность няньку. П.А. Ефремов в свое время, казалось, убедительно опровергал эту ‘легенду’ приведенную П.В. Анненковым в его книге Пушкин в Александровскую эпоху. ‘Опровержение’ Ефремова основывалось исключительно на произвольном утверждении, что ‘Пушкина до 1811 г. возили из Москвы только в подмосковное Захарово’. Ошибка же П.В. Анненкова заключается, во-первых, в том, что он слова ‘Юсупов сад’ набросанной Пушкиным программы автобиографии, кажется, понимал, как указание на петербургский Юсупов сад, а, во-вторых, связал эти слова с рассказом о встрече с Павлом I. Случай с Павлом я никакого отношения не имеет к этому ‘Юсупову саду’.
Возможно, что воспоминаниями о московском Юсуповском саде являются терцины ‘В начале жизни школу помню я’, — говорящие, во всяком случае, — что для меня несомненно — о полицейских впечатлениях (сс. 6-7).