Къ характеристик Блинскаго.
Къ характеристик Блинскаго.
(Справка съ объясненiемъ).
‘Гражданин’, No 9, 1873
Старый читатель журналовъ,
М. Погодинъ.
К характеристике Белинского, Погодин Михаил Петрович, Год: 1873
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Оригинал здесь — http://smalt.karelia.ru/~filolog/grazh/1873/26febN9.htm
‘Основанiе христiанскаго ученiя есть любовь, или то живое, трепетное проникновенiе въ вчныя истины бытiя, какъ явленiя Духа Божiя, которое наполняетъ душу человка неизрченнымъ, безконечнымъ блаженствомъ. Но до такого духовнаго погруженiя въ таинственную сущность источника и виновника бытiя — Бога, до такого живаго и трепетнаго проникновенiя въ вчныя истины бытiя, невозможно дойти чрезъ посредство слабаго, ограниченнаго и конечнаго разсудка человческаго, который, куда ни оглянется, — везд видитъ одни противорчiя, и, безсильный примирить ихъ, — или отчаявается познать истину, или принимаетъ за истину свои призрачныя, ложныя заключенiя. Нтъ, не разсудкомъ, холоднымъ и ограниченнымъ, дается познанiе евангельской истины, выше которой нтъ истины въ мiр, но благодатiю, которою вдохновляетъ Духъ Божiй Свое слабое созданiе, чтобы прiобщить его къ Своей вчной жизни и сдлать его органомъ и тимпаномъ Своей славы… Да, только тотъ постигалъ и чувствовалъ въ себ откровенiе вчныхъ тайнъ бытiя, только тотъ вкусилъ отъ безсмертнаго хлба божественной истины, — кто отрекался отъ самаго себя, отъ своихъ личныхъ интересовъ, кто погружался въ сущность Божества до уничтоженiя своей личности, и свою личность, какъ жертву, добровольно приносилъ Богу… Только тотъ воскреснетъ въ Бог, кто умретъ въ Немъ… Вчная жизнь достигается путемъ смерти, путемъ уничтоженiя… А благость дается только тому, кто, смиривъ порывы буйнаго разсудка съ корнемъ вырвавъ изъ сердца своего смена гордости и самообольщенiя, билъ себя въ грудь и повторялъ съ мытаремъ: гршенъ, Господи, отпусти мн грхи мои! Да, только тотъ прозретъ и просвтлетъ и возблаженствуетъ въ трепетномъ сознанiи истины всхъ истинъ, кто, распростертый передъ Крестомъ, въ таинственный часъ полуночи, молясь, плача и рыдая, взывалъ къ невидимому Свидтелю нашихъ тайныхъ помышленiй: врую, Господи, помози моему неврiю! И тогда кончится брань духа съ плотiю, кончится борьба истины со страстями, просвтлетъ страдальческое лицо избранника кроткимъ свтомъ тихой и безмятежной радости, той свтлой радости, которая питаетъ, не пресыщая, крпитъ, не обременяя, той безконечной радости, отъ которой кротко движется духъ, не волнуясь мятежно, видитъ даль безъ границъ, глубину безъ дна — и не возмущается страхомъ, въ сердц своемъ ощутитъ онъ ту безмятежную тишину, въ которой слышатся отдаленные хоры ангеловъ, тотъ священный сумракъ, сквозь который сiяетъ заря безсмертiя, и тусклымъ, таинственнымъ мерцанiемъ своимъ сулитъ вчное успокоенiе, потому что его сердце сдлается уже храмомъ Божiимъ, гд величiе размровъ и благолпiе украшенiй возвышаетъ и укрпляетъ духъ, а не подавляетъ его, гд тишина не пугаетъ духа своимъ мертвымъ безмолвiемъ, а настроиваетъ его къ торжественности и благоговнiю, какъ провозвстница таинственнаго присутствiя Вездсущаго… И укрпитъ Богъ слабое творенiе Свое, и не будетъ въ немъ больше страха, любовь побдитъ и изгонитъ страхъ… И кончатся его ежедневныя заботы и опасенiя за свой грядущiй день, за свое настоящее и будущее счастiе, за свои личные и конечные интересы: пусть будетъ мрачно небо надъ его головою, пусть бушуютъ втры и раздаются громы, — они не заглушатъ для него голоса Бога, не прервутъ его собесдованiя съ нимъ въ молитв, — онъ никогда не забудетъ, что онъ сынъ Бога живаго, что у него есть Отецъ, Который хранитъ его Своею любовiю и безъ воли Котораго не спадетъ и волосъ съ головы его, — а такъ какъ эта воля свята и справедлива, то съ любовiю и безъ страха онъ подвергнется всмъ ея опредленiямъ… Не устрашитъ его и мысль о смерти: не отвратительный скелетъ уничтоженiя, а свтлаго ангела успокоенiя увидитъ онъ въ ней… Не возмутится душа его и потерею кровныхъ и ближнихъ: разлука съ ними будетъ для него залогомъ свиданiя въ новомъ, лучшемъ бытiи, на новой земл и подъ новымъ небомъ… Въ колыбеляхъ и могилахъ будутъ видться ему волны великаго океана бытiя: волна гонитъ волну, волна смняетъ волну — волны проходятъ и исчезаютъ, а океанъ все такъ же великъ и глубокъ, и такъ же живетъ и движется на своемъ бездонномъ, необъятномъ лож, — а въ его кристал все такъ же торжественно отражается лучезарное солнце, и все такъ же колышется и трепещетъ ночное небо, усыпанное мiрiадами звздъ, — а т звзды своимъ таинственнымъ блескомъ какъ будто говорятъ о новыхъ мiрахъ, гд также приходятъ и приходятъ волны бытiя, можетъ быть, уже прошедшiя здсь…
‘Да, истиннный христiанинъ есть тотъ, для кого на земл нтъ уже страданiя, нтъ грха, нтъ страха, нтъ смерти, онъ еще здсь, на земл, живетъ уже въ неб, потому что въ его дух живетъ любовь и блаженство, — ибо душа его есть храмина Бога. Длится жизнь его, обремененная годами, — онъ благодаритъ за нее Бога, смерть застигаетъ его на полудорог жизни, — онъ съ любовiю бросается въ объятiя тихаго ангела успокоенiя, потому что онъ понимаетъ значенiе словъ: ‘Въ дому Отца моего обители суть’. Онъ знаетъ, потому что любитъ: ибо любовь есть высшее знанiе…Онъ знаетъ: цлый яко голубь, онъ мудръ, яко змiй, ибо за страданiя, за жертву, за борьбу съ сомннiями разсудка, за вру, которая не оставляла его и среди сомннiй, — ему дана высшая мудрость, высшее знанiе. Истинно врующiй есть въ то же время и знающiй… Но повторяемъ: это знанiе не принадлежитъ человку, не есть плодъ его человческой мудрости, но дается, ниспосылается ему свыше, какъ откровенiе, какъ благодать, какъ любовь. Отъ него зависитъ только неослабное стремленiе къ этому знанiю, а это стремленiе выражается въ жертвахъ, въ борьб, въ труд, въ молитв, въ отреченiи отъ себя для Бога, отъ благъ земныхъ для небесныхъ… Только тогда внутри его, въ таинственномъ святилищ его духа восходитъ свтлое солнце истины и лучами своими просвтляетъ свой темный, плотской горизонтъ, и даетъ человку сокровище, котораго ни червь не точитъ, ни ржа не стъ, ни тать не похищаетъ.
‘Распространенiе евангельскихъ истинъ есть святая обязанность всякаго христiанина, возлагаемая на него убжденiемъ въ нихъ и любовiю въ истин, но не всякiй долженъ принимать ее на себя, потому что для этого требуется духовное посвященiе, которое состоитъ въ глубокомъ проникновенiи въ евангельскiя истины путемъ любви, откровенiя и благодати, и еще въ способности передавать свои мысли съ жаромъ, убжденiемъ и силою. Кто возьмется за эту высокую миссiю безъ этого внутренняго посвященiя, тотъ высокiя религiозныя истины обратитъ въ сухое нравоученiе — плодъ человческой мудрости, конечнаго человческаго разсудка. Самый высочайшiй, самый истинный, единственный образецъ и примръ для этого есть Евангелiе, Божественный Искупитель Нашъ говорилъ фарисеямъ: ‘Горе вамъ, книжники и фарисеи’, грозилъ заблудшимъ и ожесточеннымъ вчнымъ огнемъ и вчною смертiю, но это было только одною стороною его ученiя, необходимымъ средствомъ для потрясенiя окаменлыхъ и ожесточенныхъ сердецъ, потому что, грозя адомъ, Онъ указывалъ и на небо, говоря о наказанiи, говорилъ и о крещенiи и искупленiи, о вчномъ блаженств, и говорилъ это словами, въ которыхъ вялъ духъ вчной, божественной любви, безконечнаго небеснаго блаженства. Поэтому-то вс проповди, вс объясненiя христiанскихъ истинъ, не проникнутыя духомъ трепетной, животворной любви, никогда и никакого не производятъ дйствiя. Сверхъ того, Евангелiе отличается еще и тмъ, что оно равно убдительно, равно ясно и понятно говоритъ всмъ сердцамъ, всмъ душамъ, всмъ умамъ, искренно жаждущимъ напитаться его истинами, его равно понимаетъ и царь и нищiй, и мудрецъ и невжда. Да, каждый изъ нихъ пойметъ равно, потому что одинъ пойметъ больше, глубже, нежели другой, но вс они поймутъ одну и ту же истину, — и еще такъ, что мудрый, но гордый своею мудростiю, пойметъ ее меньше, нежели простолюдинъ въ простот и смиренiи своего сердца, жаждущаго истины, и потому самому отзывающагося на нее’.
Какъ бы вы думали, читатели, кому принадлежатъ эти прекрасныя строки, проникнутыя чувствомъ, озаренныя мыслiю живою, благочестивою?
Блинскому!
‘Такiя мысли возбуждала въ насъ’, говоритъ онъ, ‘маленькая книжка, подъ названiемъ ‘Сердце человческое есть и храмъ Божiй или жилище сатаны’. См. собранiе его сочиненiй, т. III. стр. 44.
Вотъ еще подобныя строки, написанныя имъ въ другой стать предъ разборомъ сочиненiй Фонъ-Визина:
… ‘Есть книга, въ которой все сказано, все ршено, посл которой ни въ чемъ нтъ сомннiя, книга безсмертная, святая книга вчной истины, вчной жизни —Евангелiе. Весь прогрессъ человчества, вс успхи въ наукахъ, въ философiи заключаются только въ большемъ проникновенiи въ таинственную глубину этой божественной книги, въ сознанiи ея живыхъ, вчно непреходящихъ глаголовъ. Въ этой книг ничего не сказано о чести. Честь есть краеугольный камень человческой мудрости. Основанiе Евангелiя — откровенiе истины чрезъ посредство любви и благодати’.
‘Но евангельскiя истины не глубоко вошли въ жизнь французовъ: они взвсили ихъ своимъ разсудкомъ и ршили, что должна быть мудрость выше евангельской, истина — выше любви. Любовь постигается только любовiю, чтобы познать истину, надо носить ее въ душ, какъ предощущенiе какъ чувство: вра есть свидтельство духа и основа знанiя, безконечное доступно только чувству безконечнаго, которое лежитъ въ душ человка, какъ предчувствiе. У французовъ — у нихъ во всемъ конечный, слпой разсудокъ, который хорошъ на своемъ мст, т. е. когда дло идетъ о разумнiи обыкновенныхъ житейскихъ вещей, но который становится буйствомъ предъ Господомъ, когда заходитъ въ высшiя сферы знанiя. Народъ — безъ религiозныхъ убжденiй, безъ вры въ таинство жизни, все святое оскверняется отъ его прикосновенiя, жизнь мретъ отъ его взгляда. Такъ оскверняется для вкуса прекрасный плодъ, по которому проползла гадина’. Сочиненiя Блинскаго, т. II, стр. 313.
… ‘Основанiе христiанской религiи есть любовь къ ближнему до самоотверженiя. Съ другой стороны, пониманiе однимъ разумомъ, безъ участiя чувства, есть пониманiе мертвое, безжизненное и ложное, и нисколько не разумное, а только разсудочное. И если въ религiи доврiе къ одному непосредственному чувству доводитъ до фанатизма, то доврiе одному только разсудку доводитъ до неврiя, которое есть отреченiе отъ своего человческаго достоинства, есть нравственная смерть’. Стр. 317.
А вотъ чт Блинскiй писалъ о вездсущiи и милосердiи Божiемъ:
‘Не говорите дтямъ о томъ, чт такое Богъ: они не поймутъ вашихъ конечныхъ и отвлеченныхъ опредленiй безконечнаго существа, не заставляйте дтей любить его, этого Бога, который является имъ и въ ясной лазури неба, и въ ослпительномъ блеск солнца, и въ торжественномъ великолепiи возстающаго дня, и въ грустномъ величiи наступающей ночи, и въ рев бури, и въ раскатахъ грома, ивъ цвтахъ радуги, и въ зелени лсовъ, и во всемъ, что есть въ природ живаго, такъ безмолвно и вмст такъ краснорчиво говорящаго душ юной и свжей, и, наконецъ, во всякомъ благородномъ порыв, во всякомъ чистомъ движенiи ихъ младенческаго сердца. Не разсуждайте съ дтьми о томъ, какое наказанiе полагаетъ Богъ за такой-то грхъ, не показывайте имъ Бога, какъ грознаго, карающаго судiю, но учите ихъ смотрть на Него безъ трепета и страха, какъ на отца, безконечно любящаго своихъ дтей, которыхъ Онъ создалъ для блаженства, и которыхъ блаженство Онъ искупилъ мученiемъ на крест’. Т. II, стр. 347.
Лучше, выразительне, горяче этихъ трепетныхъ словъ о христiанскомъ ученiи, о блаженств истиннаго христiанина, объ обязанности его содйствовать распространенiю святыхъ завтовъ Евангелiя, о величiи Божiемъ, мудрено сказать кому бы то ни было!
Перечтемъ ихъ здсь черезъ тридцать лтъ, съ глубокою благодарностiю автору, и выразимъ вмст удивленiе, какимъ образомъ человкъ, такъ глубоко понимавшiй, кажется, сущность христiанства, такъ искренно, кажется, преданный святому ученiю, говорившiй съ такимъ восторгомъ, съ такой силою о Христ, о Бог, могъ черезъ короткое время сдлаться не только отчаяннымъ атеистомъ, но и съ жаромъ проповдовать атеизмъ, и стараться объ обращенiи любимыхъ людей къ безврiю! Какимъ образомъ могъ этотъ человкъ съ такою легкостiю, съ такою дерзостiю, съ такимъ невжествомъ, чрезъ самое короткое время, относиться къ божественному лицу Iисуса Христа, какъ это видно изъ бесды его съ г. Достоевскимъ и двумя другими участниками. Мы не осмливаемся повторять дерзкихъ до нелпости его словъ. См. ‘Гражданинъ’, 1873 г. No 1, стр. 16.
Врное объясненiе этого психологическаго явленiя представилъ, въ самый разгаръ полемики западниковъ и славянофиловъ, полемистъ ‘Москвитянина’, М. З. К., который приведенъ недавно г. Пыпинымъ въ ‘Встник Европы’, декабрь, 1872 г. стр. 54. ‘Вовсе не чуждый эстетическаго чувства, — чму доказательствомъ служатъ особенно прежнiя статьи его, — Блинскiй какъ будто пренебрегаетъ имъ, и обладая собственнымъ капиталомъ постоянно живетъ въ долгъ. Съ тхъ поръ какъ онъ явился на поприщ критики, онъ былъ всегда подъ влiянiемъ чужой мысли. Несчастная воспрiимчивость, способность понимать легко и поверхностно, отрекаться скоро и ршительно отъ вчерашняго образа мыслей, увлекаться новизною и доводить ее до крайностей держала его въ какой-то постоянной тревог, которая обратилась наконецъ въ нормальное состоянiе, и помшала развитiю его способностей’.
Въ отвтъ полемисту ‘Москвитянина’ Блинскiй оправдывался, какъ приведено въ той же стать г. Пыпина: ‘Что касается до вопроса, сообразна ли съ способностью страстнаго, глубокаго убжденiя способность измнять его, онъ давно ршенъ для всхъ тхъ, кто любитъ истину больше себя и всегда готовъ пожертвовать ей своимъ самолюбiемъ’… Сочин. т. XI, стр. 257.
Нтъ, отвтимъ мы теперь Блинскому заднимъ числомъ: жертвовать истин своимъ самолюбiемъ прескрасно и почтенно. Перемнять свое мннiе о человк, вслдствiе какого нибудь вновь узнаннаго его поступка, перемнять свое мннiе о какомъ нибудь событiи, вслдствiе вновь найденнаго документа, перемнять свое мннiе о какомъ нибудь явленiи, вслдствiе вновь сдланнаго опыта, — это случается со всми нами. Измнять свой образъ мыслей, впродолженiи времени, вслдствiе размышленiя, опыта и другихъ подобныхъ причинъ, — это естественно, это въ природ человка, но перемнять свой образъ мысли такъ быстро о самыхъ высокихъ предметахъ человческаго вднiя, и впадать внезапно изъ одной крайности въ другую, совершенно противоположную, изъ пламеннаго христiанина длаться отчаяннымъ безбожникомъ и пропагандистомъ, — это ни съ чмъ не сообразно, и не иметъ себ примра нигд. Пожертвованiе истин самолюбiемъ, на которое Блинскiй ссылался, здсь непричемъ!
Вотъ кстати примръ его безотчетнаго прыганья отъ одного мннiя къ другому, даже о литературныхъ вопросахъ. Кому не знакомы сочиненiя Жоржъ-Зандъ? Они вс имютъ родственное между собою сходство, одни и тже достоинства, одни и тже недостатки, съ тою разницей, что первыя произведенiя были сильне, живе, блистательне, а послднiя слабли постепенно, напоминая, впрочемъ, все таки о талант необыкновенномъ.
Въ эпоху знакомства Блинскаго съ Достоевскимъ, то-естъ въ первыхъ сороковыхъ годахъ, Блинскiй былъ въ восторг отъ Жоржъ-Зандъ, а прежде, когда она была въ апоге своей славы, онъ ругалъ ее безъ пощады: ‘Что представляетъ ныншняя французская литература? говорилъ онъ. Отраженiе мелкихъ сектъ, ничтожныхъ системъ, эфемерныхъ партiй, дневныхъ вопросовъ. Г-жа Дюдеванъ, или извстный, но отнюдь не славный Жоржъ-Зандъ, пишетъ цлый рядъ романовъ, одинъ другаго нелпе и возмутительне, чтобы приложить къ практик идеи сенъ-симонизма объ обществ. Какiя же это идеи? О, безподобныя! — именно: индюстрiальное направленiе должно взять верхъ надъ идеальнымъ и духовнымъ, должно распространиться равенство не въ смысл христiанскаго братства, которое и безъ того существуетъ въ мiр со времени первыхъ двнадцати учениковъ Спасителя, а въ смысл какого-то масонскаго или квакерскаго сектантства, должно уничтожитъ всякое различiе между полами, разршивъ женщину на вся тяжкая и допустивъ ее наравн съ мужчиною къ отправленiю гражданскихъ должностей, а главное — предоставивъ ей завидное право мнять мужей по состоянiю своего здоровья. Необходимый результатъ этихъ глубокихъ и превосходныхъ идей есть уничтоженiе священныхъ узъ брака, родства, семейственности, словомъ, совершенное превращенiе государства сперва въ животную и безчинную оргiю, а потомъ въ призракъ, построенный изъ словъ на воздух’. Т. III, стр. 304.
Въ русской литератур онъ поносилъ всячески Хомякова и Языкова, потому только, что они принадлежали къ другому приходу, къ которому его приходъ сталъ во враждебныя отношенiя, хотя о нацiональности, одномъ изъ главныхъ славянофильскихъ догматовъ, онъ выражался въ свое время отнюдь не умренне славянофиловъ!
Это былъ человкъ въ высшей степени увлекавшiйся, который говорилъ нынче одно, а завтра другое, подвергаясь влiянiю того, о чемъ ему нынче и завтра слышать или что взять на прокатъ случалось, и вотъ, щеголяя въ чужихъ платьяхъ какъ въ своихъ, онъ былъ послдовательно, безъ всякихъ заднихъ мыслей, христiаниномъ, атеистомъ, радикаломъ, соцiалистомъ, восточникомъ, западникомъ, нигилистомъ и всмъ чмъ угодно, смотря по погод, оправдывая пословицу о семи пятницахъ на недл. Такова была его натура, или, какъ выражается г. Достоевскiй, ‘Блинскiй былъ по преимуществу нерефлективная личность, а именно — беззавтно восторженная всегда и во всю его жизнь’. Стр. 15.
Блинскiй, смотрящiй съ умиленiемъ на строющуюся желзную дорогу, —вотъ характеристическое его положенiе и объясненiе, оправданiе.
Вмст съ тмъ это былъ человкъ пылкiй и талантливый, съ знанiемъ языка, искусствомъ писать, который, объ чемъ бы ни заговорилъ, говорилъ съ жаромъ, увлеченiемъ, вря въ истину своихъ словъ и принадлежалъ къ ряду Донъ-Кихотовъ, которымъ нельзя иногда не симпатизировать, но за которыми смшно слдовать въ ихъ ежедневныхъ экскурсiяхъ и ежемсячныхъ сальто-морталяхъ!
Обаянiе первыхъ поклонниковъ Блинскаго въ Петербург (въ Москв онъ не имлъ никакого значенiя) кадетовъ, гимназистовъ, семинаристовъ, студентовъ, основателей его славы, которые потомъ сдлались учителями, инспекторами и директорами, можно объяснить обстоятельствами того времени, когда живой голосъ и притомъ голосъ отрицательный былъ въ диковинку, но продолжающееся до сихъ поръ у многихъ учителей безусловное уваженiе къ словамъ Блинскаго, при всемъ ихъ взаимномъ противорчiи, можно объяснить только низкимъ уровнемъ нашего образованiя, преимущественно педагогическаго.