Въ сентябрьской книжк ‘Историческаго Встника’ напечатана статья г. Сиротинина подъ заглавіемъ ‘Сандуновы. Очеркъ изъ исторіи русскаго театра’. Авторъ пользовался для своего очерка исключительно печатными матеріалами, между тмъ, въ архив театральной дирекціи сохранилось нсколько любопытныхъ и неизвстныхъ свдній, касающихся Сандуновыхъ, которыя я и сообщаю здсь, какъ существенное дополненіе къ стать г. Сиротинина.
——
Въ половин февраля 1810 года, въ Москв былъ объявленъ бенефисъ Силы Николаевича Сандунова, талантливаго и заслуженнаго актера, мужа знаменитой пвицы, Елисаветы Семеновны Сандуновой. Въ бенефисный спектакль, назначенный на 17-е февраля, предположено было дать драму ‘Кладомира’ и оперу ‘Гостиной дворъ’. Бенефиціантъ усердно готовился къ этому представленію, готовились къ нему и другіе артисты, долженствовавшіе принять въ немъ участіе, и въ числ прочихъ актеръ Кондаковъ, занимавшій въ ‘Кладомир’ одну изъ главныхъ ролей. Вдругъ, за день или за два до спектакля, тяжко заболла жена Кондакова и вслдъ за тмъ, въ самый день представленія, умерла. Кондаковъ, конечно, не могъ играть въ этотъ день. Тмъ не мене, анонса объ отмн спектакля сдлать было некогда, и вечеромъ театръ у Арбатскихъ воротъ началъ наполняться публикою. Театральное начальство (членъ репертуарной части А. В. Арсеньевъ и хозяйственной А. Сухопрудскій) было въ затрудненіи, точно также какъ и бенефиціантъ: — ‘Кладомира’ безъ Кондакова идти не могла, такъ какъ замнить его было не кмъ, а между тмъ публика уже собралась, и приходилось поднимать занавсъ. Начать же прямо со второй пьесы — значило обмануть ожиданіе зрителей, которымъ былъ общанъ спектакль не изъ одной, а изъ двухъ пьесъ. Наконецъ, по общему совту, было ршено замнить ‘Кладомиру’ другой драмой, о чемъ и долженъ былъ возвстить публик актеръ Зловъ, которому, вмст съ тмъ, было поручено ‘объяснить сію перемну и причину оной’. Исполняя приказаніе начальства, Зловъ вышелъ къ рамп и объявилъ о перемн спектакля. Объяснить же причину ‘оной перемны’ онъ не усплъ, такъ какъ въ публик послышалось шиканье и свистъ, и онъ принужденъ былъ поспшно удалиться. Такой приступъ ничего хорошаго, конечно, не общалъ и Сандуновъ былъ въ отчаяніи. Но длать было нечего, приходилось начинать’ хотя бы и въ ожиданіи афронта. Однако, когда занавсъ поднялся, свистки не повторились… Бенефиціантъ успокоился и приготовился къ выходу на сцену. Но, увы! Это было затишье передъ бурей: только-что Сандуновъ появился передъ публикой и произнесъ первыя слова своей роли, какъ зрительная зала огласилась неистовыми свистками и шиканьемъ. Продолжать роль оказалось невозможнымъ: не было слышно ни одного слова. Сандуновъ остановился и ждалъ. Когда, наконецъ, шумъ прекратился, онъ приблизился къ рамп и началъ говорить, но не роль, а рчь къ зрителямъ… Мы не можемъ, къ сожалнію, дословно возстановить то, что говорилъ Сандуновъ:— его рчь записана не была. Что касается содержанія этого обращенія къ публик, то вотъ какимъ образомъ излагаетъ его очевидецъ происшествія А. Сухопрудскій въ донесеніи контор дирекціи театровъ отъ 21-го февраля 1810 г.— ‘Онъ (Сандуновъ) — пишетъ Сухопрудскій, — подошелъ къ оркестру, объяснилъ, что ни двадцатисемилтняя служба его на театр, гд онъ отъ публики принимаемъ былъ всегда со знаками благоволнія, ни перемна спектакля, ни мало не зависвшая отъ него, не заслуживала того пораженія, которое онъ неожиданно встртилъ, что сей ударъ, конечно, не можетъ онъ принять слдствіемъ общаго мннія публики, но нсколькихъ, можетъ быть, неблагорасположенныхъ къ нему людей, и что, впрочемъ, сіе происшествіе заставляетъ его съ женою оставить театръ и служеніе на ономъ, что, наконецъ, сіе изъясненіе его не есть чувство раздраженнаго человка, но оправданіе’.
Когда Сандуновъ смолкъ, въ театр раздался взрывъ аплодисментовъ, и дружные крики ‘Право, Сандуновъ! Браво!’ нсколько минутъ оглашали зрительную залу. Затмъ. какъ ни въ чемъ не бывало, Сандуновъ продолжалъ свою роль, ‘бывъ въ оной нсколько разъ аплодируемъ’, и спектакль кончился вполн благополучно. Начальство, однако, было недовольно, какъ тмъ, что Сандунов} удалосъ успокоить публику безъ его содйствія, такъ и самымъ спектаклемъ, въ которомъ была нарушена ‘благопристойность и подобающая казенному мсту тишина’. Виновниковъ безпорядка Сухопрудскій и Арсеньевъ ршили розыскать и съ этою цлью обратились къ московскому оберъ-полиціймейстеру Ивашкину и полиціймейстеру Волкову, прося ихъ открыть свистуновъ и принять мры, ‘посредствомъ коихъ могъ бы быть императорскій театръ обезпеченъ отъ подобныхъ происшествій’. Сдлавъ это и сочинивъ донесеніе обо всемъ петербургскому начальству, Сухопрудскій и Арсенъевъ полагали, что дло кончено. Что касается заявленія, сдланнаго Сандуновымъ передъ публикою, о намреніи вмст съ женою оставить сцену, то ему не думали придавать какого-либо значенія, полагая, что это была минутная вспышка оскорбленнаго самолюбія. Но это было не такъ. Сандуновъ не отказывался отъ своего намренія, и еще ране, чмъ донесеніе конторы было сдано на почту, 21-го февраля, на четвертый день посл злополучнаго спектакля, подалъ отъ себя и отъ имени жены въ контору московскаго театра прошеніе, въ которомъ заявлялъ, что какъ онъ, такъ и его жена, ‘чувствуя слабость силъ, не могутъ боле оставаться на служб притеатрахъ’, и просилъ ‘вс имющіяся у нихъ изъ пьесъ игранныя ими роли приказать, кому заблагоразсуждено будетъ, отъ нихъ принять’ и его, Сандунова. равно какъ и жену его, ‘актерами боле не числить’. При этомъ Сандуновъ предлагалъ контор сдлать съ нимъ разсчетъ въ слдовавшихъ ему съ женою деньгахъ ‘за бытность при театр’, и додать ему остающуюся сумму ‘къ числу денегъ, заплоченныхъ уже конторою за наемъ у него актерами и актрисами дома’.
Принявъ это прошеніе и не ршаясь предпринять что-либо самостоятельно, московская контора препроводила его} одновременно съ своимъ рапортомъ о происшествіи въ театр 17-го февраля, въ С.-Петербургъ, къ главному директору театровъ А. Л. Нарышкину. Въ отвтъ на это, черезъ дв недли было получено отъ главнаго директора ‘предложеніе’, въ которомъ московской контор было сдлано замчаніе, что ‘прошеніе отъ Сандуновыхъ къ ршительному отпуску принимать ей не слдовало’, такъ какъ, по существовавшему тогда правилу, прошенія объ увольненіи отъ службы при театрахъ принимались только по истеченіи шестимсячнаго срока со дня предварительнаго заявленія объ этомъ. На этомъ основаніи московской контор предписывалось ‘объявить Сандуновымъ, что до сего времени (т. е. ране 6 мсяцевъ) уволены они быть не могутъ’. Кром того, директоръ приказалъ: ‘актеру Сандунову, призвавъ его въ контору, сдлать выговоръ, что ему отнюдь не надо было объясняться со сцены съ публикой, тмъ боле съ выраженіемъ (хотя оно было и общее) о ‘неблагорасположеніи къ нему нкоторыхъ людей’. ‘За оскорбленіе себя — поясняется въ ‘предложеніи’ — долженъ онъ былъ искать защиты въ присутствіи своего начальства’.
Сухопрудскій и Арсеньевъ, конечно, позвали Санцунова въ контору или, какъ тогда называли, ‘въ присутствіе’ и, объявивъ ему ршеніе дирекція, сдлали выговоръ. Этого Сандуновъ уже не выдержалъ: онъ наговорилъ дерзостей начальству и, придя домой, написалъ новое прошеніе (на этотъ разъ уже прямо въ дирекцію), въ которомъ настаивалъ на увольненіи его самого и жены изъ службы тотчасъ же, безъ всякаго срока. ‘Должны мы изъяснить, въ разсужденіи предположенія его высокопревосходительства (Нарышкина) о шестимсячномъ срок, — писалъ онъ, — по которому якобы приневоливаемся мы пробыть при московскомъ театр въ продолженіе полугода, — что мы, принимаясь къ театру по доброй нашей вол, безъ всякихъ условій и обязательствъ, кром дла, до представленій театральныхъ касающагося, никакихъ сроковъ къ бытности нашей при театр не назначали и подпискою о шестимсячномъ срок никакою не обязывались, а что паче всего, не были даже о семъ, по изъявленію его высокопревосходительства, общемъ правил предъизвщены отъ дирекціи, а потому и не можемъ безъ крайняго стсненія нашего подвержены быть таковому принужденію, въ противность существующихъ законовъ, ограждающихъ свободу всякаго врноподданнаго, не обвиняемаго ни въ какихъ преступленіяхъ’.
Это прошеніе не застало А. Л. Нарышкина въ Петербург. Онъ въ это время ухалъ въ Москву. Здсь Сандуновъ, увидавшись съ директоромъ, измнилъ своему намренію вовсе оставить сцену и просилъ о перевод его съ женой на службу въ петербургскій театръ, хотя бы и посл законнаго шестимсячнаго срока, но съ тмъ, чтобы въ теченіе этого времени ему не выступать передъ московской публикой. Начальство согласилось на это, и дло такимъ образомъ можно было считать оконченнымъ къ общему удовольствію. Вскор затмъ А. Л. Нарышкинъ ухалъ въ Петербургъ, и вдругъ, неожиданно все снова приняло оборотъ, неблагопріятный для Сандунова. Дло въ томъ, что въ Петербург директоръ нашелъ у себя приведенное выше прошеніе Сандунова и, признавъ его ‘наполненнымъ неприличными выраженіями’, разсердился и ршилъ наказать дерзкаго актера. Вслдствіе этого, онъ взялъ назадъ свое согласіе на то, чтобы Сандуновы въ теченіе шести мсяцевъ не выходили на сцену въ Москв и предписалъ московской контор, чтобы Сандуновы непремнно ‘были при театр упражнены въ ихъ должности безъ всякаго послабленія’. Въ томъ случа, еслибы они выказали нежеланіе повиноваться этому распоряженію, А. Л. Нарышкинъ приказывалъ ‘посадить ихъ подъ арестъ’ и ‘сдлать’ ему ‘о томъ немедленное донесеніе’. Такимъ образомъ, дло сводилось теперь къ тому, кто кого переупрямитъ. Конечно, актеру, хотя и любимому публикой и заслуженному, было трудно бороться съ человкомъ, облеченнымъ такой властью, какъ Нарышкинъ, и несомннно, въ конц концовъ его заставили бы сдлать угодное начальству. Но Сандуновъ съ этого момента началъ хитрить и, благодаря этому, сдлался неуязвимъ. Прежде всего, когда московская контора, по приказанію директора, потребовала его повсткою въ контору для объявленія ему послдняго предписанія директора, Сандуновъ являлся и даже не одинъ разъ, какъ требовалось, а троекратно, но все раннимъ утромъ, въ то время, когда члены конторы покоились сномъ въ своихъ квартирахъ. При этомъ всякій разъ, приходя въ ‘присутствіе’, онъ оставлялъ записку съ увдомленіемъ, что былъ… Члены конторы не знали что длать. Они бы рады были пожертвовать сномъ и придти въ присутствіе раньше обыкновеннаго, но и это не вело ни къ чему, такъ какъ Сандуновъ не предупреждалъ, когда онъ придетъ, и могъ совсмъ не явиться. Чтобы выйти изъ этого затрудненія, ршили послать Сандунову вторую повстку, съ назначеніемъ часа, въ который онъ долженъ былъ придти въ контору. Но и это ни къ чему не повело. Сандуновъ, получивъ повстку, написалъ на ней слдующій отзывъ: ‘Трижды будучи въ контор и не заставъ членовъ оной, на сей разъ явиться не могу за болзнію, и бывъ отъ доктора обложенъ шпанскою мухою, а на боку пластыремъ’. Контора этимъ, однако, не удовлетворилась и послала къ больному служившаго тогда ‘по репертуарной части’ штабсъ-капитана Стрекалова и театральнаго штабъ-лекаря Смольянскаго съ приказаніемъ удостовриться: дйствительно ли боленъ Сандуновъ и не можетъ явиться въ контору. Одновременно съ тмъ Смольянскому было поручено освдомиться относительно состоянія здоровья и Елисаветы Семеновны Сандуновой, такъ какъ мужъ ея, въ своемъ отзыв на повстк конторы, о ней не упоминалъ. По осмотр оказалось, что С. Н. Сандуновъ страдалъ ‘спазмами ниже реберъ съ лвой стороны’, а жена его — весьма распространенною среди пвицъ болзнью — простудою горла. Такимъ образомъ, вызвать въ контору Сандуновыхъ оказалось невозможнымъ и Сухопрудскій съ Арсеньевымъ ршили объявить имъ ‘предложеніе’ директора на дому, пославъ къ нимъ съ этою цлью того же штабсъ-капитана по репертуарной части Стрекалова ‘обще’ съ секретаремъ конторы. Въ то же время штабъ-лекарю было велно ‘имть наблюденіе и, какъ скоро болзнь Сандуновыхъ прекратится, тотчасъ контор донести, чтобы управляющій репертуарной частью могъ принять мры, дабы ‘употребить ихъ въ занятія по должности ихъ’… Но этого не случилось. Сандуновы проболли все оставшееся время до истеченія законнаго срока, т. е. боле трехъ мсяцевъ, не смотря на постоянныя настойчивыя требованія Нарышкина ‘упражнить ихъ въ ихъ должности’. Со времени полученія въ Москв перваго грознаго предписанія директора, т. е. съ половины мая ихъ подвергали постояннымъ медицинскимъ осмотрамъ и каждый разъ посл этого начальство принуждено было рапортовать о безуспшности своихъ преслдованій: соглядатаи неизмнно находили Сандунова ‘лежащаго въ постели, въ вид человка совершенно нездороваго’, а Сандунову ‘съ обвязаннымъ горломъ, жалующуюся простудою’. (Донесеніе отъ 6-го іюня).
Получая рапорты объ этомъ, А. Л. Нарышкинъ выходилъ изъ себя, но подлать ничего не могъ. Ему оставалось только дожидаться пока больные поправятся и тогда показать надъ ними свою власть, заставивъ выйти на сцену. Но время шло, а Сандуновы не поправлялись, наоборотъ, состояніе ихъ здоровья все ухудшалось. Въ конц іюня они заболли уже боле серьезно. По крайней мр, штабъ-лекарь Смольянскій, постившій ихъ, донесъ, что ‘господинъ Сандуновъ отъ застарвшаго ревматизма боль сильную лвой ноги чувствуетъ’, а г-жа Сандунова ‘отъ продолжительности нервическихъ болзней больна разслабленіемъ всего тла’. (Донесеніе 26-го іюня).
Въ томъ же состояніи здоровья засталъ Сандуновыхъ и августъ мсяцъ. До истеченія законнаго срока оставалось всего три недли, Наконецъ и онъ былъ на исход: оставалось всего три дня. Тогда Московская контора рапортовала Нарышкину, что срокъ {Срокъ кончался 23-го августа, такъ какъ за предварительное заявленіе о нежеланіи продолжать службу было принято прошеніе С. Н. Сандунова, поданное имъ въ Московскую контору 21-го февраля того же года.}, назначенный для увольненія Сандуновыхъ, кончается, и просила дальнйшихъ приказаній. Въ отвтъ на это, предписаніемъ отъ 3-го сентября, т. е. черезъ дв недли по минованіи срока, директоръ приказалъ: ‘уволить Сандуновыхъ изъ вднія московской театральной конторы и отъ должности’, что, конечно, и было исполнено. Такъ Нарышкину и не удалось ‘упражнить’ упрямыхъ артистовъ въ ихъ ‘должности’. Чмъ разршилось все это — мы не имемъ никакихъ указаній. Извстно, что еще много лтъ посл того Елисавета Семеновна Сандунова служила украшеніемъ русскаго театра. Въ послдній разъ она появилась на сцен 5-го февраля 1823 года въ Петербург, куда перешла служить еще въ 1813 году, посл московскаго пргрома.
Что касается вопроса о томъ, сколько времени она была въ отставк, посл увольненія въ 1810 году, то объ этомъ не упоминаетъ ни одинъ изъ ея біографовъ. Изъ разсказа объ одномъ изъ спектаклей въ Москв на Арбатскомъ театр въ 1812 году, сообщаемаго П. Н. Араповымъ въ его ‘Драматическомъ Альбом’ (Москва 1850 г.), видно, что Е. С. Сандунова была въ этомъ году на Московской сцен. Но былъ ли вмст съ нею на служб ея мужъ — мы не знаемъ. Одинъ изъ біографовъ Елисаветы Семеновны, P. М. Зотовъ говоритъ, что ‘въ домашнемъ быту своемъ она не была счастлива’ и что мужъ ея ‘въ припадкахъ разгульной жизни’ употреблялъ съ нею ‘древнія русскія ухватки’… Тотъ же біографъ утверждаетъ, что Сандунова ‘черезъ пятнадцать лтъ самой бурной супружеской жизни была брошена своимъ неврнымъ мужемъ’ {‘Репертуаръ русскаго и Пантеонъ всхъ Европейскихъ театровъ’, 1842 г., кн. XII, ‘Біографія актрисы Сандуновой’ Р. Зотова.}. Не возражая ничего противъ самаго факта, о которомъ сообщаетъ P. М. Зотовъ, необходимо, тмъ не мене, сдлать хронологическую поправку. Е. С. Уранова, какъ извстно, была обвнчана съ С. Н. Сандуновымъ въ 1791 году. Исторію этой свадьбы, состоявшейся благодаря императриц Екатерин, повторяютъ вс біографы Сандуновой, и здсь приводить ее нтъ надобности. Такимъ образомъ, если отсчитать съ 1791 года пятнадцать лтъ, которыя, по словамъ P. М. Зотова, Елисавета Семеновна жила съ мужемъ, то окажется, что она разошлась съ нимъ около 1806 года, между тмъ, изъ документовъ, приведенныхъ въ настоящемъ очерк, видно, что Сандуновы жили вмст въ Москв еще въ 1810 году. Когда Сила Николаевичъ Сандуновъ бросилъ свою жену, съ точностью сказать нельзя. Можно лишь предположить, что это случилось ране перехода Елисаветы Семеновны на Петербургскую сцену, состоявшагося въ 1813 году, такъ какъ въ это время ея мужа въ Петербург на служб дирекціи не было.
Цлью настоящаго очерка было разсказать, на основаніи документовъ, эпизодъ изъ службы Сандуновыхъ на казенной сцен, до сего времени не приведенный ни однимъ изъ біографовъ знаменитой пвицы и совершенно обойденный историками нашего театра, не смотря на то, что этотъ случай весьма рельефно обрисовываетъ условія службы на казенныхъ сценахъ въ начал ныншняго вка и т отношенія, которыя сложились къ тому времени между театральнымъ начальствомъ и актерами. Писать біографію Сандуновой или ея мужа, точно также какъ и длать оцнку ихъ сценической дятельности — не входитъ въ кругъ нашей задачи, и мы могли бы ограничиться вышеприведеннымъ эпизодомъ, если бы въ нашихъ рукахъ не было еще нкоторыхъ документовъ, касающихся дальнйшей службы Е. С. Сандуновой уже въ Петербург, при вице-директор театровъ княз П. И. Тюфякин. Эти документы, остававшіеся до сихъ поръ неизвстными, вс относятся къ 1819 году.
Со времени перехода своего на Петербургскую сцену въ 1813 году, Елисавета Семеновна, не смотря на то, что была уже не молода, продолжала блистать до 1823 года. Оперный репертуаръ ея, по словамъ Р. М. Зотова (на основаніи признанія самой артистки), состоялъ изъ 232 ролей и партій. Внцомъ же ея славы была ‘Весталка’, ‘лирическая трагедія’ {Такъ она тогда называлась.},поставленная въ первый разъ на русской сцен въ Петербург 6-го апрля 1814 года {Ране этого, именно 31-го января 1814 г., ‘Весталка’ была дана въ Петербург нмецкими актерами.}. Судя по отзыву того же P. М. Зотова, ‘Весталка’ шла тогда превосходно. ‘Зрители, — говоритъ онъ, — проливали слезы въ третьемъ акт, когда Делія {Почтенный P. М. Зотовъ ошибается, называя Сандунову въ роли Деліи: весталка, которую играла Елисавета Семеновна, по пьес называется Юліею. Такъ называетъ свою роль въ письмахъ и сама Сандунова.} (Сандунова) прощалась съ своими подругами и со свтомъ, а во второмъ акт, когда она падала въ обморокъ воскликнувъ: ‘онъ будетъ живъ!’ — холодная дрожь пробгала по жиламъ каждаго зрителя. Являлся первосвященникъ (пвецъ Зловъ), и допросъ его заставлялъ трепетать. Долго она молчитъ, скрываетъ свою роковую тайну, но, наконецъ, страсть преодолваетъ все, и она объявляетъ, что любитъ. Это ея смертный приговоръ’ {‘Біографія актрисы Сандуновой’ Р. Зотова въ ‘Пантеон’ 1842 г. (Песоцкаго), кн. XII.} и т. д.
Приведенный отрывокъ, характеризующій впечатлніе, произведенное ‘Весталкой’ даже на такого знатока сценическаго искусства, какимъ былъ P. М. Зотовъ, заставляетъ предполагать, что это было произведеніе дйствительно выдлявшееся по своимъ достоинствамъ во всемъ тогдашнемъ оперномъ репертуар. Сандунова, судя по всмъ современнымъ отзывамъ, была въ ‘Весталк’ необыкновенно хороша. Она, какъ мы видли, занимала въ ней заглавную роль (весталки). Эту роль черезъ нсколько лтъ посл постановки ‘Весталки’ она должна была уступить своей соперниц Нимфодор Семеновн Семеновой, взявъ себ въ той же опер незначительную роль ‘главной жрицы’, — которая, по мннію театральнаго начальства, — боле соотвтствовала ея преклоннымъ лтамъ,
Съ того же приблизительно времени она начала почти исключительно выступать въ роляхъ ‘благородныхъ матерей’ и ‘комическихъ старухъ’ въ операхъ.
Какъ это случилось и что предшествовало появленію Елисаветы Семеновны въ роли ‘главной жрицы’ въ ‘Весталк’, — можно видть изъ нижеслдующаго.
Въ 1818 году Е. С. Сандунова получала пенсіонъ въ четыре тысячи рублей въ годъ, т. е. въ размр полнаго оклада своего жалованья. На основаніи дополнительныхъ правилъ о пенсіонахъ артистамъ, Елисавета Семеновна должна была прослужить въ дирекціи еще два года со дня полученія пенсіона — ‘изъ признательности’, безъ особеннаго жалованья, ‘исполняя вс прежнія свои обязанности’. На этихъ основаніяхъ она и заключила съ дирекціею контрактъ на два года, начиная съ 1-го января 1818 года. Вслдъ за тмъ, по требованію начальства, она особымъ контрактомъ обязалась ‘играть первыя роли благородныхъ матерей и комическихъ старухъ’ съ полученіемъ за то, сверхъ пенсіона, еще по три тысячи рублей въ годъ.
Какъ отнеслась Е. С. Сандунова къ своимъ новымъ обязанностямъ, свидтельствуетъ слдующее повствованіе объ этомъ вице-директора князя Тюфякина въ его предложеніи контор театровъ, отъ 4-го марта 1819 года. ‘Въ продолженіи слишкомъ года, — писалъ Тюфякинъ, — г-жа Сандунова по новому, вмненному въ обязанность ей амплуа, почти вовсе употреблена не была, а ежели и играла нкоторыя, весьма малозначущія изъ сихъ ролей, то не по требованію дирекціи, но въ спектакляхъ, данныхъ въ пользу артистовъ, по соглашенію ея на то съ бенефиціантами.
‘Хотя же она отзывается, что будто по сил послдняго контракта играетъ она въ опер ‘Ромео и Юлія’ {Опера въ трехъ дйствіяхъ, съ хорами, муз. Штейбельта. Текстъ былъ переведенъ съ французскаго А. Гавр. Волковымъ.}роль Цециліи, однако, по сдланной выправк (справк) оказалось, что сія опера была дана въ первый разъ еще 7-го сентября 1817 года, — слдовательно роль ея, прежде 1-го января 1818 г. игранная, входитъ уже въ число тхъ ролей, которыя она играла по прежнему своему амплуа, за исполненіе коего, оставаясь два года въ служб дирекціи, должна довольствоваться однимъ пенсіономъ’.
‘Въ намреніи дать оперу ‘Весталку’ {Князь Тюфякинъ, конечно, имлъ въ виду предполагавшееся тогда возобновленіе ‘Весталки’.} въ надлежащемъ вид — разсказываетъ дале князь Тюфякинъ — такъ, чтобы, съ одной стороны, она могла принести желаемую пользу дирекціи, а съ другой — по предстоящей надобности пріуготовить и прочихъ пвицъ, дабы не могло встртиться остановки въ ход спектакля, — поручалъ я нын члену репертуарной части коллежскому совтнику Кокошкину объявить ей, дабы она, по сил послдняго ея контракта, приняла на себя въ оной опер роль главной жрицы, принадлежащую къ амплуа первыхъ благородныхъ матерей и во всхъ краяхъ Европы игранную всегда первыми, извстныхъ талантовъ, сюжетами, но, къ моему крайнему удивленію, за всми увщаніями, г. коллежскимъ совтникомъ Кокошкинымъ ей сдланными, она отказалась играть сію роль’.
Не довольствуясь этимъ, князь Тюфякинъ пригласилъ Сандунову къ себ и старался внушить ей, что она ‘принятіемъ на себя въ ‘Весталк’ роли главной жрицы исполнитъ единственно одну изъ тхъ обязанностей, за которую ежегодно вознаграждается отъ дирекціи 3-мя тыс. рублей’. Это увщаніе тоже не подйствовало, и Елисавета Семеновна объявила вице-директору, что предлагаемую ей роль играть не будетъ.
Въ виду такого упорства, Тюфякинъ ршилъ прибгнуть къ строгимъ мрамъ. ‘Находя, что г-жа Сандунова, — писалъ онъ въ контору, — отказалась играть роль, принадлежащую ей по контракту, и тмъ самымъ нарушила силу онаго, не остается мн иного, какъ предложить контор, дабы прекращено было съ 4-го генваря 1819 года производство ей, г-ж Сандуновой, упомянутыхъ трехъ тысячъ рублей, о чемъ ей и объявить’. Въ случа же, еслибы Сандунова отказалась играть роли, ‘принадлежавшія ей по первому контракту’, Тюфякинъ грозилъ пріостановить ей выдачу и пенсіона, и поступить съ ней, какъ съ ‘артистомъ, не исполняющимъ Монаршую волю, въ Высочайшемъ указ, за собственноручнымъ его императорскаго величества подписомъ, изображенную’.
О такомъ распоряженіи вице-директора контора, разумется, не замедлила объявить Сандуновой, и та черезъ три дня отвчала на него письмомъ на имя Тюфякина. Это письмо такъ любопытно, что мы приводимъ его здсь цликомъ:
‘Ваше сіятельство! — писала Елисавета Семеновна.— Третьяго дни получила я изъ конторы дирекціи императорскихъ театровъ копію съ предложенія вашего сіятельства, даннаго вами въ 4-й день сего марта мсяца, гд изволите, между прочимъ, изъяснять, будто я въ продолженіи слишкомъ года на роли первыхъ благородныхъ матерей и комическихъ старухъ въ операхъ не была употребляема, а играла нсколько изъ сихъ ролей въ бенефисы артистовъ. А за то, что я отказалась нын играть въ опер ‘Весталка’ роль главной жрицы въ бенефис актрисы Семеновой меньшой, вы, называя сіе нарушеніемъ съ моей стороны второго контракта моего, приказали контор дирекціи, дабы прекращено было съ 1-го генваря сего года слдующее мн жалованье три тысячи рублей. Позвольте, ваше сіятельство, двадцать семь лтъ существующей на сцен русскаго театра первой пвиц и актрис, въ воздаяніе отмченныхъ талантовъ и долговременной ревностной службы, озаренной высокомонаршими щедротами, представить противу сего мои оправданія.
‘Вы сами, князь, признаетесь въ вашемъ предписаніи, что боле года не употребляли меня та первыя роли благородныхъ матерей и комическихъ старухъ. Слдственно я не виновата, да и какъ было употреблять, когда и сама дирекція, въ круглый прошедшій годъ поставила одну только новую оперу ‘Волшебную флейту’, въ которой, однакоже, я участвовала въ принадлежащей мн роли Царицы ночи. Въ прочее же время того года играла я въ тринадцати разныхъ, большихъ и малыхъ операхъ, и въ одной 3-хъ актной комедіи. Занятія мои въ нихъ были по праву второго моего контракта. Спектакли сіи, данные въ бенефисы, повторяемы были по нскольку разъ въ пользу дирекціи. Роль жрицы на бенефис актрисы Семеновой не приняла я потому, что въ опер ‘Весталка’ играла я сама и, безъ самолюбія скажу, сотворила въ ней первую роль Юліи. Какъ же взять мн роль вторую и сдлать черезъ то себ униженіе? Но, за справедливый-то сей отзывъ упало на меня заключеніе вашего сіятельства, якобы я этимъ нарушила вовсе исполненіе второго контракта моего’.
‘Разсмотрите, ваше сіятельство, съ духомъ благочестія вс изъясненныя мною здсь обстоятельства, — писала князю Тифякину Сандунова, — и тогда, конечно, сами изволите увидть, сколь много я подвержена напрасному оскорбленію. Еслижъ точно угодно вашему сіятельству, чтобы я первыя роли благородныхъ матерей и комическихъ старухъ въ операхъ боле на театр не играла, то я контрактъ мой съ сего числа охотно готова разрушить, но только, чтобъ уничтоженіе его произведено было законнымъ образомъ, т. е. сдлать размнъ экземплярами съ надлежащими на нихъ надписями.
‘Мн осталось дослуживать десять мсяцевъ, а тогда и сила перваго моего контракта навсегда кончится сама собою. Ожидаю на сіе резолюціи вашего сіятельства’.
Но ‘резолюціи’ Тюфякина Сандуновой пришлось ждать довольно долго. Она уже думала, что суровый директоръ предалъ все дло забвенію, и отъ времени до времени появлялась на сцен, какъ вдругъ черезъ два съ половиною мсяца ей было прислано увдомленіе изъ конторы о томъ, что директоръ приказалъ ей явиться въ ‘присутствіе’ обмняться контрактами. Вмст съ тмъ ей было объявлено, что у нея удержано жалованье за вс четыре мсяца. Ясно, что такое ршеніе крайне огорчило и оскорбило заслуженную артистку, и она, отказавшись явиться лично, написала въ контору ‘объясненіе’, въ которомъ разсказывала все дло съ самаго его начала и просила о сохраненіи контракта, находя тмъ боле неудобнымъ нарушеніе его для себя, что до срока (1-го января 1820 г.) ей оставалось прослужить немного боле полугода, одновременно съ тмъ она высказывала надежду, что и причитавшееся ей жалованье за четыре мсяца удержано не будетъ. Изъ этого ‘объясненія’ оказывается, что Елисавета Семеновна отказывалась играть роль жрицы въ ‘Весталк’ единственно изъ соперничества съ Нимфодорой Семеновой. ‘За мсяцъ, или еще и боле до состоянія перваго предписанія директора, т. е. отъ 4-го марта, — пишетъ она въ своемъ ‘объясненіи’ въ контору, — когда его сіятельство просилъ меня лично играть роль жрицы не въ пользу дирекціи, а въ бенефисъ актрисы Семеновой меньшой {Старшая Семенова — знаменитая Екатерина Семеновна — извстная трагическая актриса, въ замужеств княгиня Гагарина.}, я откровенно отвчала ему, что участвовать въ немъ въ угодность ей, Семеновой, мн нельзя, и принять роль жрицы не могу, ибо я сама играла четыре года первую роль ‘Весталки’ Юліи, и по праву перваго моего контракта обязана ее играть всегда. Какъ же мн явиться во второй роли, изображая въ полномъ вид и униженіе. и оскорбленіе мое?’ — восклицаетъ Елисавета Семеновна и затмъ доказываетъ, отстаивая свои права на первыя роли, что ‘сила перваго ея контракта вторымъ нарушена быть не можетъ’, такъ какъ она должна, на основаніи послдняго, ‘для пользы дирекціи, сверхъ обязанностей по контракту, заключенному ране, принять на себя роли благородныхъ матерей и комическихъ старухъ. ‘Но, чтобы я должна была занимать вторыя роли въ тхъ пьесахъ, въ которыхъ играла первыя, — замчаетъ оскорбленная артистка, — того ни въ первомъ, ни во второмъ моихъ контрактахъ не видно, почему контора дирекціи императорскихъ театровъ и въ нарушеніи оныхъ обвинить меня не можетъ’.
Тюфякина, которому, разумется было подано ‘объясненіе’ Сандуновой — не убдили никакіе доводы обиженной пвицы: онъ опровергъ ихъ съ своей точки зрнія, опираясь на то, что, по сил второго своего контракта, Елисавета Семеновна была обязана играть вс т роли, которыя въ немъ были прописаны, почему не могла уклоняться отъ роли жрицы въ ‘Весталк’, которая, по его мннію, входила въ ея новое амплуа благородныхъ матерей и комическихъ старухъ. Изобразивъ все это съ возраженіями по порядку на каждый пунктъ ‘объясненія’ Сандуновой, кн. Тюфякинъ приказывалъ контор предложить ей, ‘дабы она въ скорйшемъ времени отвчала письменно и ршительно: пріемлетъ ли она на себя по обязанности своей роль главной жрицы въ опер ‘Весталка’ и будетъ ли играть оную въ первый разъ, когда дана будетъ сія опера, которая уже идетъ не въ бенефисъ г-жи Семеновой, но для дирекціи, слдовательно для пользы театра’.— ‘Буде же г-жа Сандунова, слдуя долгу истинно-благороднаго артиста, изъявитъ на сіе свое согласіе — писалъ дале директоръ — въ такомъ случа немедленно удовлетворить ее причитающимися понын деньгами изъ 3-хъ тысячъ-рублеваго оклада, считая съ 1-го января сего 1819 года, и продолжать выдачу оныхъ до окончанія контракта’. Въ противномъ случа, т. е. еслибы Сандунова и на этотъ разъ отказалась исполнить волю начальства, Тюфякинъ предписывалъ контор: ‘оставивъ во всей сил’ его прежнія предложенія, считать контрактъ Елисаветы Семеновны ‘совершенно ею нарушеннымъ и потому уничтоженнымъ съ 1-го января 1819 года’.
Все это директоръ заключилъ нкоторымъ предостереженіемъ по адресу строптивой артистки. ‘Извстно мн, — говоритъ онъ въ конц своего ‘предложенія’, — что г-жа Сандунова намрена приносить жалобу на дирекцію, не взирая на то, что она во всемъ виновата, таковая можетъ послужить токмо къ собственному ея, г-жи Сандуновой, вреду, ибо дирекція и въ семъ случа приметъ заране законныя мры, и не преминетъ о всхъ обстоятельствахъ сего происшествія довести до свднія куда слдуетъ’.
Приведенное ‘предложеніе’ Тюфякина было, какъ водится, немедленно объявлено Елисавет Семеновн и она боле не нашла нужнымъ упорствовать, согласившись на требованія директора выступить въ роли жрицы въ ‘Весталк’. Такимъ образомъ, уступивъ первенство своей соперниц, она должна была играть второстепенную роль въ той самой опер, въ которой раньше на ея долю выпадалъ самый большой успхъ. Конечно, ей это было очень больно, но публика оцнила такое ея самопожертвованіе, и встрчала ея появленіе на сцен въ незначительной роли главной жрицы единодушными привтствіями.
Добившись повиновенія Сандуновой, Тюфякинъ не удовлетворился этимъ и ршился хотя чмъ-нибудь наказать подчиненную ему артистку за ея долгое упорство. Случай для этого представился въ томъ же году, въ сентябр, когда нужно было объявить артистамъ росписаніе ихъ бенефисовъ. Въ этомъ росписаніи бенефисъ Елисаветы Семеновны былъ назначенъ на 17-е ноября, т. е. въ глухую осень. Это была явная несправедливость, противорчившая и самому контракту Сандуновой съ дирекціею, въ которомъ говорилось, что бенефисъ ей должно было давать зимой. Ссылаясь на это, а также и на то, что въ предшествовавшіе года никогда ея бенефисы въ ноябр не давались, Елисавета Семеновна заявила контор требованіе о перемн назначеннаго времени. Чиновники, составлявшіе росписаніе бенефисовъ съ вдома директора, не хотли было уступать и потребовали справку о всхъ бенефисахъ, данныхъ Сандуновой со времени ея перехода на петербургскую сцену. Оказалось, однако, что артистка была права: начиная съ 1815 года, вс ея бенефисы приходились зимой и только одинъ лтомъ, въ іюн мсяц {Въ виду значенія этой справки для біографіи Елисаветы Семеновны Сандуновой, считаемъ нелишнимъ привести ее здсь, тмъ боле, что она представляетъ собою вполн достоврный оффиціальный документъ. Изъ этой справки видно, что Сандуновой были даны слдующіе бенефисы: въ 1815 году 7-го января опера ‘Лодоиска’ и опера ‘Крестьяне или встрча незванныхъ’ — за 1814 г., 9-го іюня — опера ‘Прекрасная Арсена’ и комедія ‘Чмъ богатъ, тмъ и радъ’. За Москву, подобно тому какъ и другимъ московскимъ артистамъ, даны были: 17-го декабря — опера ‘Саржинъ’ и ком. ‘ Физіономистъ и хиромантикъ’ — за 1815 г. Въ 1816 г. бенефиса не было. Въ 1817 г. 14-го января — опера ‘Изступленный’, опера ‘Удача отъ неудачи’ и ком. ‘Физіономистъ и хиромантикъ’ — за 1816 г. Въ 1818 г. 30-го января — опера ‘Русалка’ и ком. ‘Говорунъ’ — на 1817 г., 18-го декабря — опера ‘Федра’ и опера ‘Чертенокъ въ отпуску’ — за 1818 годъ. }. Тогда контора, съ разршенія Тюфякина, ршила перемнить бенефисъ Сандуновой съ 17-го ноября на 29-е декабря, когда онъ и состоялся съ участіемъ всхъ лучшихъ силъ тогдашняго состава балетной и оперной труппъ. Для бенефиснаго спектакля были даны: опера* ‘Камилла или подземелье’ и дивертисментъ ‘Ямщики въ Венгріи или русскому гостю всякій радъ’.
Посл описанныхъ столкновеній съ дирекціей Е. С. Сандунова еще три года прослужила на петербургскомъ театр. Послднее появленіе передъ публикой знаменитой артистки, боле тридцати лтъ украшавшей своимъ рдкимъ талантомъ нашу сцену, было въ ея бенефисъ, 5-го февраля 1823 года, въ опер ‘Отецъ и дочь’, которая и закончила собою ея блестящее служеніе искусству.
Елисавета Семеновна Сандунова скончалась въ Москв, шестидесяти лтъ отъ роду.