Задержанный 27 ноября 1869 г. обвиняемый отставной коллежский секретарь И. Г. Прыжов и показаниях своих объяснил, что, не отрицая участия своего в образовании тайного общества и в совершении убийства над Ивановым с фактической стороны, он, однако ж, не может признать нравственного обдуманно-сознательного участия своего в этих преступлениях, так как действовал постоянно под влиянием хитрости и обмана Нечаева, известного ему под именем Павлова, тем не менее, в рассказе своем Прыжов не отрицает ни одного факта, заявленного обвиняемыми Успенским и Кузнецовым, и прибавляет следующее: узнал он Нечаева под именем Петрова или Павлова в начале августа (по делу видно, что Прыжов ошибается, указывая на август вместо сентября) 1869 года, когда к нему однажды утром пришел какой-то неизвестный серб с письмом от знакомого ему Каравелова, живущего в Бухаресте, где говорилось, что к нему, Прыжову, явится какой то агитатор, и вместе с сербом пришло неизвестное лицо, по имени Петров или Павлов, с запискою от Успенского. После некоторой беседы с Павловым последний стал приглашать принять на себя организацию низшего класса городских населений, именно — дворников, извозчиков, хлебников, почтальонов и других и, сверх того, составить из всех его московских знакомых кружок, с целью сделать их агентами народного движения в разных губерниях. Прыжов от этого отказался, но тут же, по просьбе Павлова, набросал на клочках бумаги несколько прокламаций: к военным, женщинам, чиновникам и к Малороссии. Одна или, лучше сказать, некоторые мысли одной прокламации вошли в напечатанную затем в Женеве и присланную Нечаевым в Россию, в числе многих других прокламаций, под названием ‘До громады’.
Далее Прыжов объясняет, что собственно членом организации он не был, но исполнял беспрекословно разные поручения Павлова и ‘отделения’: так, он ездил в село Иваново, Владимирской губернии, к проживающему там купцу Зубкову, с целью напомнить ему об обещанных последним Нечаеву 10 тысячах рублей, но не был Зубковым принят, ездил также в Тулу по поручению и на деньги Павлова за мещанином Николаевым (известным ему тогда под именем Александра Васильевича), которого и доставил в Москву, писал по поручению того же Павлова письма в Петербург к некой Лихутиной, уведомляя ее о смерти Нечаева, достал по поручению ‘отделения’ в одной лавочке за 5 коп. несколько старых паспортов и с этой же целью вел переговоры с чиновником цеховой управы Ильинским, равным образом, достал от знакомого священника старую рясу, будто бы для бедного священника, и 12 руб. под видом помощи бедным студентам, на самом же деле и то и другое для ‘общества’, бывал в собраниях: ‘отделения’, приготовлял бланки, прикладывая печати комитета ‘Народной расправы’ с топором к листам почтовой бумаги, и, наконец, изъявил готовность ехать в Женеву для представления Огареву и Бакунину отчета о деятельности тайного общества. Сверх того, Прыжов, по его показанию, имел поручение действовать и среди уволенных студентов Московского университета, чтоб перевести в последний то устройство организации, которое заведено уже было в Петровской академии, и с этой целью он приглашал к себе некоторых студентов под предлогом содействия подписке на пожертвования в пользу исключенных, причем одному из них, Бутурлину, вручил стихотворение Огарева, посвященное Нечаеву 491. Затем, когда у Успенского произведен был обыск, он, Прыжов, поспешил в книжный магазин Черкесова, где за печкою, согласно заранее данному ему Успенским указанию, взял какой-то пакет и сжег его, сверх того, взял несколько пакетов с деньгами и передал их на хранение своей жене.
Объясняя исконную цель тайного общества, Прыжов показал, что он из первого разговора с Нечаевым уразумел, что его цель была крайне радикальная, но подробностей плана , с помощью которого эта цель могла быть осуществлена в действительности, он не знал, знает только, что Нечаев, предлагая ему ехать за границу с отчетом, настоятельно просил, чтоб он в Женеве никому ни одним словом не упоминал, что делается в России, но чтоб он на все вопросы отвечал: ‘не знаю’. Вместе с тем Прыжов заявил, что Нечаев, на вопросы его о том, что будет, если революция сделает свое дело, показывал ему найденную при обыске у Успенского книжечку, напечатанную условным шрифтом, и давал понять, что в ней заключается конечная цель всякого революционного движения, так что знакомство с нею должно быть искомою целью всякого агитатора, прибавив тут же, что книжечка эта есть знак, по которому узнают членов комитета 492.
——
‘Голос’ 1871, No 181. Стенографический отчет о судебном процессе.
491. Pечь идет о стихотворении Н. П. Огарева ‘Студент’, посвященном им ‘молодому другу Нечаеву’. Стихотворение это, в числе прочих документов, найденных при обысках у нечаевцев, фигурировало на суде. В ‘Бесах’ Достоевского находим на него пародию в стихотворении ‘Светлая личность’ (‘Полн. собр. худож. произвед.’, т. VII, стр. 188, Гиз, 1926)