Известия и замечания, Неизвестные Авторы, Год: 1808

19 век
Время на прочтение: 101 минут(ы)
Скачать в PDF

Известия и замечания

Участь Португалии решилась. Генерал Жюно и 20,000 французов в Лиссабоне. Российские корабли, под командой Синявина, овладев — так пишут в газетах — португальским флотом, находившимся в пристани, заняли устье Тага и спокойно стоят под прикрытием береговых батарей, которые не подпускают к ним неприятеля. Принц бразильский оставил свое отечество. Сир Сидней Шмит, который с сильной эскадрой блокировал лиссабонскую гавань, принял на корабли свои правителя Португалии с супругой, детьми и многими знатными, в числе которых находятся герцог Кадоваль, министр Арайо и маркиз Помбаль. За ними следуют все офицеры морского и сухопутного войска, питомцы военной школы, и еще некоторые из богатейших лиссабонских фамилий, 7000 отборных португальских солдат, находившихся в крепости Пенихе, которая, как известно, равняется с Гибралтаром, сдав ее англичанам, сели на корабли и соединились с эскадрой сира Сиднея Шмита. ‘Я хотел вступить в союз с державами Европы — так говорит принц-регент в оставленной им прокламации — предлагал одно условие: чтобы иностранные войска не занимали пределов Португалии, оно не принято, и я, не будучи уверен в собственной безопасности, принужден оставить свою резиденцию, еду в Бразилию, местом своего пребывания, до заключения общего мира, избираю Сан-Себастиан. Разлучаясь с отечеством, прошу моих подданных с терпением и покорностью сносить постигший их жребий: еще не теряю надежды опять с ними соединиться! — Пред отъездом принц-регент велел загвоздить все пушки, находившиеся на укреплениях Балема. Сир Сидней с шестью кораблями и 6000 войска провожает его в Бразилию: думать надобно, что Южная Америка скоро будет театром важных происшествий: 13000 португальских и английских союзных войск с 23 тысячами бразильских нападут на испанские владения, находящиеся в сей части света — но храбрый Сидней найдет там противника не менее храброго: Линье, освободитель Буэнос-Айреса, ныне фельдмаршал испанский и вице-рой Парагвая, защищает Южную Америку. Очевидно, что несчастный экс-регент есть орудие властолюбивой Англии: принужденный выбирать одно из двух — или зависимость от французов, или зависимость от англичан — он выбрал последнее, и теперь добровольно открывает британскому войску дорогу во внутренность Бразилии, скоро узнаем последствия сего решительного поступка. Между тем в Лиссабоне все покойно, доверенность к французам неограниченна, в самый день вступления французских войск ни одна городская лавка не запиралась. Посетители наблюдают порядок и тишину, одни офицеры помещены в домах граждан, солдаты живут в монастырях и казармах. Не знаем еще, на кого падет жребий носить португальскую корону.

*

Наполеон, как известно, еще не возвратился из Италии, он путешествует с обыкновенною своею быстротою, страшные снега Цениса, в которых пропал один из императорских экипажей, не могли его задержать: отдохнув несколько часов в госпитале, построенном им на сей горе, поехал он в Милан, потом, чрез Верону, Виченцу, Фузино, в Венецию, в которую прибыл 29 ноября, сопутствуемый королем, королевою и кронпринцем баварскими, италийским вицероем, великим герцогом Бергским и принцем нешательским. Въезд его имел вид триумфа: тысячи гондол провожали великолепную императорскую пэотту, военная музыка гремела, со всех крепостных бастионов стреляли из пушек, смешанные восклицания народа заполняли воздух, все стены домов завышены были коврами, богатыми материями, и на Большом Канале — так называемой главной улице венецианской — сооружена была триумфальная арка в которую въехало Наполеоново судно. Император остановился в бывшем прокураторском замке, 1-го декабря осматривал гавань Маламокко, и в его присутствии, при громе пушек, спущены были два корабля на воду. Декабря 2-го дана была так называемая Венецианская регата, или ристание гондол: зрелище великолепное, которое от множества зрителей, венецианцев и чужестранцев, привлеченных в Венецию любопытством видеть французского императора, было еще великолепнее. Наполеон, в присутствии своем в Венеции, наименовал ее свободною пристанью, подарил на исправление гавани знатную суму денег и распространил городовой ее округ. — Думают, что из Венеции поедет он на границы австрийские и посетит Далмацию, между тем 10,000 императорской французской гвардии идут через Байону во внутренность Испании, дорожные экипажи ожидают Наполеона на границах испанских. Уверяют, что, осмотрев армию, назначенную действовать в Турции, отправится он в Южную Испанию, где все с великою поспешностью приготовляется к осаде Гибралтара: вероятно, что сам Наполеон будет распоряжать движениями осаждающей армии. — В Средней Италии все предвещает важные перемены. Папа, как слышно, готовится сложить с себя достоинство первосвященника римской церкви и выехать из Рима, но он решительно отказался избрать убежищем своим Францию. Этрурия, Церковные владения и еще несколько мелких областей составят одно так называемое Латинское королевство. Этрурская королева простилась с жителями Флоренции, и едет в Испанию вместе с малолетним инфантом, который взамен Этрурии, по договору Наполеона с испанским королем, получит некоторые земли на юго-западе Европы. Люциан не имел свидания с Наполеоном, он только проводил Иосифа, ехавшего из Неаполя в Венецию, до Понто-Мало, откуда, простившись с ним, возвратился в Рим, но все уверяют, что Люциану дана будет латинская корона.— Республика Семи островов приведена французами в ужасное оборонительное состояние. — Гессен Филинсталь, пришедший в немилость у сицилийского короля. после неудачной высадки на берега Неаполя, уехал в Америку.

*

Вторая запасная французская армия, под предводительством генерала Дюпона, двинулась от Байоны в Испанию и в скором времени соберется на месте ее третья. — Известие о прибытии лорда Мойры в Париж, которым все были обрадованы и которое оживило надежду на скорый мир, есть ложный слух, распущенный с намерением некоторыми расчетливыми людьми, парижская полиция старается отыскать выдумщиков, взволновавших умы такою вестью.

*

Во Франции опять начинают говорить о соединении религий. В Париже напечатана книга, достойная замечания: Ответ ученого юриста Бофора Безансонскому архиепископу, который недавно приглашал протестантов возвратиться в объятия церкви. Сочинитель старается доказать, что глава великой империи, для сохранения единства власти, должен быть признан и главою церкви, что светским и духовным властям необходимо нужно действовать совокупно, дабы произвести благодетельную реформу в религии католической, дабы очистить ее от всего, противного протестантам. Тогда, говорит он, соединение религий последует неминуемо и будет всеобщим. Самые иудей примут христианскую веру: в лице Наполеона исполнились для них все предсказания пророков (!!). И протестанты — продолжает господин ученый юрист Бофор — имели своего пророка. Павел Рабо, отец несчастного Рабо де Сент-Этьеня, давно, как многим известно (не худо бы было сказать, кто эти многие), предсказывал следующее: родится на острове Корсике человек великий, любимец Божий! он будет восстановителем религии Христовой и наименует себя императором французов: сии необычайные происшествия удивят вселенную в 1802 году! В нашем веке, богатом чудесами всякого рода, ничто не может быть удивительно, даже и пророчества, которые сбываются!

*

Скоро империя Оттоманская должна скончаться от дряхлости и бессилия. Политики-предсказатели назначают уже минуту ее кончины, везде говорят о союзе трех великих европейских держав, союзе гибельном для Оттоманской Порты. Страшная туча угрожает византийскому трону: 60 тысяч французов идут в Морею, займут Архипелаг, может быть, и древнюю столицу Константина. Русская армия двинулась вперед, австрийская спешит на границы Турции, 50,000 венгров вооружаются. В журналах и газетах пророчествуют, что Греция должна возродиться: с любопытством ожидаем сего явления, которое займет не последнее место между чрезвычайностями нашего времени. Древние греки будут новым народом в Европе: утесняемые жестокостью оттоманского ига, они были незаметны, но могли действовать наряду с просвещенными европейскими нациями — вступление на политическую сцену откроет пространное поле их деятельности и духу. Кто знает, может быть древний характер греков сохранился во всей своей чистоте под бременем оттоманского угнетения, быть может, самая сия не деятельность, препятствовавшая с одной стороны развитию их силы, с другой предохранила их от смешения и совершенной потери собственных, национальных качеств. Турки не римляне, которые порабощали не одни народы но вместе и характеры, и нравы народов. Турки имеют одних невольников: греки, притесняемые варварским невежеством своих победителей. но отделенные от них религиею, обычаями, следственно ограниченные собою, может быть, хотя отчасти сохранили древнюю, привлекательную физиономию: угнетение производит одно принужденное, так сказать, внешнее бездействие, но будучи всегда ощутительно — подобно болезни, которая беспрестанно мучит, и в которой потому именно беспрестанно сохраняешь неприятное чувство бытия — оно противится усыплению сил и питает в них некоторую внутреннюю деятельность, которая при случае должна обнаружиться и тем с большею быстротою, чем угнетение было продолжительнее и скорбное чувство его жестокости живее. — Если бы греки, вместе с другими народами, не преставали действовать на открытом театре мира, тогда случилось бы с ними тоже, что видим в Италии и Германии: найдете ли хотя малейшее сходство между нынешними обитателями Рима и древними республиканцами, покорившими целый свет? И нынешние потомки Арминия напоминают ли о древних разрушителях римской власти? Народы сии от смешения с другими народами, от множества политических революций утратили свой первобытный характер. Но греки… почему знать! быть может, сие невольничество было в некотором смысле их спасением: древние северные нации Германии, покорив могуществу своему расслабленные народы Римской империи, сообщили им некоторую часть собственной силы, которая ныне почти везде истощилась — турки напротив, наводнивши Грецию, отделили ее от Европы своим невежеством, и тем избавили от вредного смешения: временное бездействие было для греков спокойствием и, может быть, спокойствием благодетельным. Слабые, ничтожные под державою императоров Востока, они имели нужду в перевороте, который возобновил бы истощенную энергию их духа: быть может, турецкое иго было одно средство Провидения! Характер греков, в течение нескольких веков принужденного покоя, имел время возвратить первобытную свою простоту, приобретенная, следовательно неестественная испорченность отделилась сама собою от качеств природных и неотъемлемых, и теперь, быть может, греки возвратились на ту же степень морального образования, которую занимали до времен Солона и Аристида, тогда, когда имели всю дикость и простоту народов грубых и одаренных великими качествами, но ожидающих творческой власти обстоятельств и гения необыкновенных людей, чтобы раскрыться во всей обширности своего могущества! И теперь греки, сбросив с себя унизительное иго оттоманов, испытанные, обновленные, должны явиться посреди просвещенных наций Европы, как новый и свежий еще народ, полный физических и моральных сил, и долговременным покоем приготовленный к деятельности, для него необходимой, ожидаемой им с восторгом и нетерпением. Сколько пищи для пылкого, пробуждающегося духа их! Над ними то же самое небо, окрест их те же поля, очарованные реки, горы и леса, которые видели Аристиды, Периклы, Платоны и Софоклы, их гений, как и сама природа, не мог измениться в своем затмении: опытный взор архитектора всегда узнает величественный Пантеон в сей безобразной груде камней, которую покрывает дикая трава, и на которой сидит нечувствительный мусульманин, внимая со спокойным равнодушием однообразным звукам бубна! — Влияние, какое может иметь на Грецию новое, человеколюбивое, просвещенное правление, неописуемо! Конечно, посреди образованных народов Европы, Греция никогда не будет играть той важной роли, какую играла прежде, окруженная с одной стороны грубыми варварами Запада и Севера, с другой изнеженными и пышными варварами Востока, но верно займет она между ими видное место и скоро настигнет их в образованности и просвещении. Пусть будет в Греции правитель, одушевленный любовью к человечеству и любовью к высокому, дайте грекам согласную с известным характером их конституцию и Греция как Феникс воскреснет из своего пепла: настоящее оживится прошедшим, и мрачный промежуток их разделяющий, исчезнет! Скоро, скоро может быть услышим о Спарте и Афинах, величественное имя Пелопоннеса изгладит из памяти унизительное имя Мореи, Пирей и Фалера, возникнув из развалин, наполнятся бесчисленными кораблями, путешественник, смотря на развалины Юпитерова храма, не будет с прискорбием сравнивать прошедшего с настоящим, и давно погибшего величия с возмутительным зрелищем неволи, запустения, невежества: взорам его представятся великолепные поля, под сенью лавров и миртов спокойные села, на берегах Иллиса услышит он мелодические звуки языка Платонов, и может быть нынешние майноты возобновят пред глазами его чудесное явление древней Лакедемонской республики. Благодетельное возрождение Греции прославит наш век, ознаменованный в записках истории кровопролитиями, возмущениями, упадком правлений и гибелью тронов.

*

Наполеон угрожает британцам другою высадкою, столь же смелою и, может быть, неверною в успехе своем, как и первая. Слух носится, что сильная французская армия назначена в Ост Индию, и что император австрийский дает вспомогательное войско Наполеону: слишком великая жертва, приносимая его могуществу. Не смеем решительно сомневаться — в наше время ничто чрезвычайное не может быть подвержено сомнению! Но сие намерение, быть может, не иное что, как одна великая мечта предприимчивого духа, которому ничто не кажется невозможным. Время откроет нам тайные мысли французского императора! Между тем англичане на всякий случай хотят запастись (благодаря слабому характеру португальского регента) владениями в Южной Америке, снова готовятся напасть на Египет, и на берегах Швеции хотят сыграть такую же трагедию, какую недавно сыграли на берегах Зеланда. Адмирал Гуд, явившись с эскадрою перед Марштрандом, требует, чтобы немедленно были сданы ему и крепость и военные корабли, еще неизвестно, чем отвечали шведы — пушечными выстрелами, или капитуляциею? — В парламенте, который должен быть созван 21 января, образуется новая партия так называемых посредников между министрами и оппозицию, но для министров, которые не любят ничего нейтрального, такая новость весьма неприятна.

16 января.

——

06469. Известия и замечания // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.37, N 2. — С.167-180.

Известия

Уверяют, что император Наполеон возвратился в Париж 31 декабря. Декрет, подписанный им в пользу Венеции, состоит из 68 отделений. Департамент л’Адриатико, в котором Венеция главный город, распространится, к нему присоединят некоторые участки департаментов, расположенных по берегам залива, канал Маламокко расширится для свободного плавания больших кораблей купеческих и военных, ежегодно 700,000 лиров будут употребляемы на общественные работы, кладбище перенесено на остров С. Христоф, вольная гавань должна находиться на острове С. Жорж. Венецианцы исполнены благодарности к императору: во все время его присутствия город был в чрезвычайном волнении, каналы наполнены были гондолами, на площадях толпился народ, везде хотели видеть Наполеона, везде встречали его всеобщие громозвучные восклицания: evviva! evviva! Декабря 15 колокольный звон и пушечные выстрелы возвестили его возвращение в Милан. Здесь наименовал он принца Евгения, наследника итальянской короны, принцем италийским, а канцлера-хранителя печати Мелси — герцогом Лоди. ‘Граждане Италии! — сказал он членам трех коллегий, собравшимся в большой дворцовой зале — я много для вас сделал, но сделаю еще более! Храните союз с народами Франции, французы ваши старшие братья! Доколе сия железная корона пребудет неразделима с короною моей империи, дотоле Италия спокойна, дотоле благоденствие и независимость ее не потрясаемы!’ — Декабря 25 Наполеон находился уже в Александрии, равнина Маренго была освещена множеством факелов, наконец 29 в 10 часов прибыл он к подошве горы Цениса. Уверяют, что Люциан приезжал инкогнито в Мантую и тайно виделся с императором. Но жребий Этрурии еще не решился, неизвестно, присоединится ли она к Итальянскому королевству, или вместе с другими областями Италии составит особенную монархию: политические прорицатели обещают нам рождение Лациума. По выезде инфанты из Флоренции, тосканские войска, совет и сенаторы присягали Наполеону, французский герб явился на фронтоне старого дворца, и Рель, дивизионный генерал, Наполеонов адъютант, объявил, что он от имени императора французов вступает во владение королевства Этрурии.

*

Между министрами Англии заметно несогласие. Гакесбури, открытый неприятель Каннинга, Персиваля и Кастлерега, из которых первый, как известно, есть ревностный проповедник вечной войны, другой страшный фанатик, главный по ненависти своей к несчастным ирландским католикам, а третий человек отчаянный, которому обязана Европа ужасами нападения на Копенгаген. Все уверены, что Гакесбури с помощью отца своего лорда Ливерпуля, имеющего великое влияние на тайный совет королевы, сделает важный переворот в министерии: тогда опять увидим на сцене и Гренвиля и Сидмута (Аддингтона). — Слухи, что сир Сидней Шмит провожает португальского регента в Бразилию, не подтвердились: он сдал эскадру свою, находящуюся перед Лиссабоном, адмиралу Коттону, а сам вместе с генералом Спенсером будет управлять особенной, важной экспедицией, которой цель еще никому не известна. Многие думают, что англичане сделают нападение на Константинополь, что флот их прорвется сквозь Дарданеллы в Черное море: все острова Ионийского моря и Архипелага, все берега от Дарданельского пролива до самой Александрии окружены британскими кораблями, торговля пресеклась, в Константинополе начинают чувствовать недостаток в съестных припасах, и новая сильная высадка угрожает Египту. Сир Самуил Гуд с эскадрой своей займет Мадеру, вследствие тайного приказания, которое в последних еще числах августа было дано португальским регентом губернатору сего острова, но доныне хранилось в руках министров Британии.— Шведский король решительно объявил себя союзником англичан, он виделся, как уверяют, в Гельсингборге с наследником Дании, который старался отвлечь его от союза, могущего иметь гибельные следствия для нации шведской и ее монарха — упорный Густав отвергнул благоразумное предложение Фридриха.

*

Пруссия с трудом приходит в себя после ужасных переворотов, произведенных прошедшей войной: везде встречаем в ней опустошение и бедность. Россия снабжает союзницу свою лошадьми, рогатым скотом и хлебом: из Курляндии, Лифляндии и других провинций позволен свободный вывоз съестных припасов в Восточную Пруссию. Теперь королевская фамилия находится в Мемеле. Король беспрестанно занят государственными делами и неутомимо работает с министром Штеином. Вообще ведет он образ жизни скромный. Жители города видят в нем более отца, нежели монарха, он ходит пешком. в самой простой одежде, нередко посещает частных людей, у иных обедает или пьет чай. В доме, который занимает двор, отведена ему одна только комната, в нижнем этаже находится зала для государственного совета, в которой король всякий день трудится с графом Гольцом, министром Штеином и членами так называемой непосредственной комиссии. Придворные издержки весьма ограничены: стол обыкновенно состоит из трех блюд, и золотой столовый прибор обращен в деньги. Преобразование армии продолжается с живостью: прусская конница, набранная из остатков прежней, совершенно расстроенной, будет состоять из 16000 человек, а пехота из 35000. Государственные доходы в крайнем беспорядке, по причине долговременного пребывания в Пруссии французских войск, и более потому, что сама казна была в расположении французских чиновников. Теперь французы выходят, а может быть уже и вышли из прусских владений, в одних только крепостях Теттин и Кистрин останутся их гарнизоны.

*

Австрийская армия — пишут из Австрии — несмотря на продолжительную войну и чрезвычайные потери, несмотря на то, что более половины пленников не могли быть заменены, опять приведена в первобытное состояние, полки укомплектованы, солдаты вооружены и прекрасно одеты. Австрия следует примеру Франции: эрцгерцог Карл решился принять систему французской конскрипции, и ныне каждый австриец есть солдат, ни одно состояние не может быть избавлено от общего жребия. Новая сила одушевляет австрийских воинов, все переменилось, и экзерциция, и оружие, и одежда. Военный совет, распоряжавший до сего времени действиями армии, должен уступить генералиссимусу, принцу крови, полновластному полководцу, и этот полководец есть Карл, обожаемый всеми, от генерала до последнего рядового. Где он — говорят австрийцы — там победа и слава! Эрцгерцог человек твердый, благородного духа, опытный, исполненный любви к отечеству. Он президент придворного военного совета империи.

28 января.

——

Известия // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.37, N 3. — С.258-264.

Известия

Уверяют, что новые и важные политические перемены должны произойти в Италии. Республика Рагуза, тиара святейшего папы, венцы этрурский и неаполитанский присоединятся к короне итальянской, вся Италия будет подвластна императору Наполеону, сама конституция Итальянского королевства должна преобразоваться и быть согласована с конституцией Франции. Этрурская королева получит Сардинию и Балеарские острова, Иосиф Наполеон займет упразднившееся место на португальском троне, французские войска наполняют уже города Италии, везде явились орлы Наполеона и вся Этрурия произнесла обеты подданства. Предсказывают, что Пий VII не будет уже главою римской церкви, что кардиналу Фешу назначено заступить его место. — Еще не знаем, какая участь постигнет Сицилию. Король Фердинанд в Палермо, живет уединенно и тихо, все войска его состоят не более как из 9000 человек, в том числе 3000 англичан, их главный предводитель есть храбрый Гесен-Филипсталь, которого несправедливо почитали удалившимся в Америку. Из всего английского флота остались у берегов Сицилии один линейный корабль, две корветы и несколько канонерных шлюпок.

*

Император Наполеон едет в Бурдо, и скоро, предсказывают, увидим его перед утесами Гибралтара, угрожаемого страшною осадою, сильные отряды французских войск один за другим проходят через Пиренеи, герцог Кент, гибралтарский губернатор, оставил Англию и спешит защищать свою крепость, Дальримпль, командующий гарнизоном ее, который скоро 6удет усилен свежими войсками, готов к решительному отпору неприятеля, сообщение между Испаниею и Гибралтаром совершенно пресеклось — осада сия, какой бы ни имела она успех, должна быть одним из замечательнейших происшествий нашего времени: с одной стороны великие силы Франции, управляемые могущественным духом Наполеона, с другой решительное мужество британцев и грозные, неприступные утесы. С любопытным нетерпением ожидаем развязки. — Уверяют, что Каталония и Бискайя, испанские провинции, должны присоединиться к Французской империи, в Бресте начинаются новые вооружения, на все нейтральные корабли, находившиеся в пристани антверпенской, наложено эмбарго. Между тем в Лиссабоне происходят беспокойства, народ в волнении, бегает по улицам и грабит, французские войска беспрестанно в ружье, и несколько раз доходило уже до кровопролития. Устье Тага совершенно заперто английским флотом, и адмирал Синявин с эскадрой своей принужден подвинуться назад, ближе к берегам, уставленным батареями и пушками, в самом городе чувствителен недостаток в деньгах и необходимых потребностях жизни, торговля в крайнем расстройстве, винные продавцы, которые доселе снабжали Англию множеством бочек вина, почти разорились. Гавань Опорто, прежде наполненная кораблями и оживленная торговлей, опустела: английская эскадра содержит ее в крепкой блокаде. — Франция старается всеми мерами препятствовать сообщению британских кораблей с твердой землей, всякий пассажир, которые откроет, что купеческий корабль, находящийся у берегов французских, вышел из пристани, принадлежащей англичанам, или занимаемой их войсками, получает третью часть капитала, могущего составиться по продаже корабля и груза. Французские купцы, готовые соответствовать намерениям Наполеона, решительно отказались от всякого торгового сношения с Англией, спешат обратить промышленность на обработывание собственных произведений и вооружают великое множество каперов. Несмотря на то, снова открываются возможности мира: думают, что принц беневентский, Талейран, скоро отправится в Голландию для начала мирных переговоров с англичанами, Нейман, секретарь австрийского посольства при дворе французском, привез, как сказывают, весьма умеренные условия тюльерийского кабинета к австрийскому послу, находящемуся еще в Лондоне, который сообщит их кабинету сен-джемскому — полагают, что Австрия и Пруссия будут посредницами мира. Скоро узнаем, основательны ли сии надежды! Но как бы то ни было, возвращение благодетельного спокойства необходимо для всех народов, самая Англия, воспламенившая на морях войну, ожидает его с нетерпением. Британская торговля падает, и выгоды единовластия на воде не могут заменить ужасных невыгод, соединенных со всемирным раздором, английское купечество неотступно требует прекращения войны, в Ливерпуле и графствах Ландкастерском и Стаффордском более 30000 человек подписали просьбу о мире. Неизвестно, уважат ли британские министры убедительный голос народа, утомленного военными бедствиями!

*

Разрыв Америки с Англией кажется неизбежным: все иностранные, особенно английские, военные корабли должны немедленно оставить пристани соединенных Американских областей, и в случае замедления или упорства, почитаются неприятельскими. Торговые связи с Британиею прекращены определением конгресса, и с часу на час ожидают, что будет наложено эмбарго на все купеческие корабли, принадлежащие англичанам и находящееся у берегов американских. — В Ирландии начинаются возмущения, открылось, что папа тайно убеждал ирландцев не противиться французской высадке на берега их острова, некоторые из бунтовщиков, люди знатной фамилии, взяты под стражу, 60000 войск вступило в Ирландию, и флоты, находящееся в пристанях ее, усилены. — Адмирал Коттон, генерал Спенсер и с ними, как уверяют, сир Сидней Шмит, готовятся к важному предприятию. На корабли их посажены четыре английские полка, четыре легиона немецких войск, две артиллерийские команды и целый корабль нагружен ракетами, изобретенными Конгревом — истинная цель сей экспедиции еще неизвестна, одни предсказывают нападение на Кадикс и гибель испанского флота, другие взятие Цейты, необходимой для успешного отпора французских войск от Гибралтара. — Опять начинают думать о покушении против Монте-Видео. Предприимчивый Миранда явился в Англии с новыми замыслами, которые, как уверяют, не будут отвергнуты правительством британским. ‘Намерение Миранды — говорит издатель Нептуна, английской газеты — заслуживает особенное внимание министров: политическая выгода его неоспорима, если не можем делать завоеваний, то можем и должны производить разрыв, одно стоит другого! Исключительная торговля с Испанскою и Португальскою Америкою заменит для нас важные потери на твердой земле Европы’. — Купеческая Ост-Индская компания приведена в смущение важными слухами: уверяют, что войска Наполеона, соединенные с силами другого могущественного монарха, пройдут через Персию в Ост-Индию, и овладеют торговыми колониями Англии в сей части света — предприятие трудное, соединенное с великими опасностями, погибельное для блага Британии, если увенчано будет успехом. Англичане спешат пресечь сообщение Азии с Европою, и тем надеются уничтожить сие предприятие в самом начале: новое нападение грозит Дарданеллам и Константинополю, но можно с вероятностью предсказывать, что оно не будет иметь удачи — Дарданельский пролив приведен в ужасное оборонительное состояние.

*

Сербы продолжают с успехом действовать против турок, и гордость оттоманов наконец смирилась. Недавно греческий епископ имел свидание с Черным Георгом, которого уверял от имени султана Мустафы, что требования сербов непременно будут исполнены, как скоро признают они над собою покровительство Великой Порты, и согласятся отправить депутатов в Константинополь, но Черный Георг решительно отказался от всех переговоров с султаном. Судьба отечества моего, сказал он, зависит от других монархов, и Порта Оттоманская слишком поздно решилась быть снисходительной. — Сербский сенат составлен из 12 членов, которых президент есть Черный Георг. Сей деятельный и необыкновенный человек неусыпно печется о благе своих сограждан, везде старается возбудить промышленность, заводит школы — он истинный образователь сербской армии, состоящей теперь из 100 000 человек. Две трети ее распущены, но по первому сигналу должны явиться в ружье, готовые к действию. Вся армия разделена на корпусы, и к каждому из них приписан особый уезд, в котором должны быть набираемы недостающие солдаты. — Турецкая армия усиливается на границах, многочисленные отряды войск идут из Азии к Адрианополю, Архипелаг усеян английским флотом, в Константинополе начинают чувствовать голод: какая бы ни была развязка сих происшествий, но она близка, и нынешний год вероятно будет решителен для Оттоманской империи.

*

Шведский флот состоит из 12 линейных кораблей, 8 фрегатов, нескольких катеров и галиотов, а сухопутная сила из 45 000 пехоты, 8000 конницы и 3700 артиллеристов, всего 56 700 человек, исключая генералитет и офицеров. — Сказывают, что в гавань готтенбургскую вошли 5 английских военных кораблей, в числе которых находятся один линейный и один фрегат.

10 февраля.

——

Известия // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.37, N 4. — С.338-346.

Известия

Эскадра адмирала Синявина спокойно стоит в пристани Лиссабонской, и устье Тага, укрепленное французскими инженерами, неприступно для кораблей неприятельских. Другие 15 военных судов, принадлежащие к сей эскадре, вошли в Триест, но скоро должны оставить сию гавань и плыть к Венеции, которая будет для них более безопасным убежищем от нападения английских флотов, покрывающих Средиземное море. В иностранных газетах пишут, что герцог Ришелье, бывший военный губернатор Одессы, по причине болезни, удерживающей князя Прозоровского в Яссах, принял на время команду над войском российским, которое занимает турецкие провинции Молдавию и Валахию, и что храбрый генерал Платов перешел через Днестр со своими казаками. По договору, заключенному между российским и турецким правительствами, торговля во всей европейской Турции может продолжаться свободно: ни с которой стороны не будут препятствовать перевозке товаров, в этом договоре принимают участие и сербы.

*

В Лиссабоне происходят беспокойства. Народ, увидев французские флаги и герб империи, выставленные на королевском дворе, начал бунтовать, но два или три ружейных залпа прекратили волнение: надеются, что в скором времени все успокоится совершенно. Верховный инквизитор в духовной изданной им прокламации увещевает лиссабонских жителей покориться без ропота определению Промысла, и первым счастьем почитать благодетельный мир, которым всегда наслаждалось их отечество, и который теперь должен быть ненарушимым под сильною защитою дружественного воинства. ‘Не забывайте, граждане Лиссабона! говорит он, что вы обязаны сими преимуществами благоразумному военачальнику Наполеона, что армия, которая защищает ваше отечество, принадлежит великому императору, наименованному от Промысла покровом вашего отечества, подпорою вашей религии, другом ее священников, защитником тех мирных обителей, в которых скрываются преданные Богу (то есть монастырей)’. — Новые отряды французских войск идут в Португалию. В Испании — предсказывают — должны произойти великие перемены.

*

Австрийский посланник оставил Лондон, и все надежды на мир исчезли — многие думают, однако, что Англия с намерением отклонила пособие австрийского императора, и будет сама непосредственно вести переговоры с Наполеоном. Министры, упорные в принятой ими системе, решились продолжать войну, вопреки всеобщему желанию мира, которым преисполнен народ британский. Поступки их более и более возмущают нацию, умы в волнении, во всех заметно неудовольствие и прискорбие, журналисты осыпают их насмешками, в обществах, клубах, театрах бранят министров: например, в одном из периодических сочинений, Independent whig, сказано: Гений Франции наконец торжествует! силы Европы на нас восстали, погибли мы, когда не переменят безрассудной системы своей наши правители! Англия, страна свободы, исчезнет — исчезнет или уничтоженная ворвавшимся в землю его неприятелем, или погибшая от собственного расслабления! И отчего происходит сие равнодушие британцев, столь бедственное в ужасном их положении? Ужели от верной надежды, что наши способы соответственны окружающим нас опасностям? Ужели от благородной неустрашимости гордящегося своею силою народа? Или — говорю с содроганием — от унизительного равнодушия испорченной нации, которая с покорностью готова принять неволю от победителя? Британские народы, обожаемый ими государь, конституция, которою они гордятся — все окружено многочисленным ожесточенным неприятелем! И в какое ничтожное бесчувствие мы впали! Все сии низкие грабители, которые расточают народные блага, которые нарушили священные права британской свободы, которые одни воспламенили повсеместную, гибельную для нас войну, должны быть ввергнуты в ту пропасть, которую сами для нас приготовили, но Англия не лишилась еще благородных сынов своих, заслуживающих имя британцев! Их много, из них составлена большая часть нации, видя опасности, грозящие отечеству их, они пробудятся, их мужество — или ограниченное частными выгодами, или усыпленное гибельным отчаянием — опять воспламенится и с новым могуществом! Положение наше ужасно! Все силы Европы на нас вооружились, Северная Америка готова разорвать с нами согласие! Какую же великую цель имеем перед глазами? Наемные писатели опять наименуют: освобождение Европы! Но скажите, Европа желает ли освобождения? И больший ли деспотизм замечаем в ее правительствах? Влияние Франции, в некотором смысле, может назваться благодетельным: оно раздробило Европу, и ужасы войны, свирепствовавшей более 15 лет, теперь не могут уже возобновиться (?). Бонапарт исполнил блистательную мечту Великого Фридриха, который, размышляя, какую чрезвычайную силу и многочисленные способы могла бы иметь Франция при деятельном, достойном ее правителе, воскликнул: ‘О, если бы я был монарх французский! Ни одна пушка в Европе не могла бы выстрелить без моего позволения!’ — Британский народ неотступно и выразительно требует мира, из всех провинций присылают к королю адреса, просьба Ландкастерского графства, богатого мануфактурами, написана сильно и смело. Каннинг и Персиваль в великом затруднении, что могут они отвечать вопиющей Британии? Один из министерских журналов называет народные собрания, в которых подписывают просьбы о мире, явным бунтом, на что ответствует ему Independent whig: ‘Когда все государство страждет от гибельных следствий долговременной войны, когда разрушительная политика британских министров почти уничтожила нашу торговлю, когда наши магазины задавлены товарами, не имеющими хода, и всякий день по тысяче ремесленников распускаются фабрикантами от недостатка работы, когда число банкротов почти удвоилось в течении трех месяцев — тогда не может казаться странным, что некоторые классы народа, более других потерпевшие от общей войны, приходят в движение и требуют мира. Кто осмелится вопли сих несчастных, которые не в силах уже сносить угнетения, именовать криком бунтовщиков? И должно ли удивляться народным собраниям, которых истинная цель есть благо Британии? Скорее удивляйтесь долговременному безмолвию сего терпеливого народа, сей мирной, великодушной жертвы министров безрассудных!’ — Англичане весьма опасаются возмущения ирландцев и высадки французов на берега их острова: Франция в собственных и союзных гаванях имеет более шестидесяти военных кораблей, которые все готовы пуститься в море и английское правительство спешит предупредить ее покушения — берега Ирландии укрепляются, у жителей отобраны оружия, корпусы ирландского войска усилены, магазины запасены потребным количеством провианта, для предупреждения недостатка в пище, который становится ощутителен и мог бы произвести всеобщее возмущение в народе. Рошефортская эскадра, обманув бдительность военных английских кораблей, вышла из гавани: она составлена из шести кораблей линейных и трех фрегатов. Дуксорт пустился за нею в погоню. Всем английским военным кораблям, находившимся в Плимуте, наслано повеление, оставив поспешно берега, преследовать эскадру французскую.

*

Наконец 21 января заседание парламента открыто речью, произнесенною лордом канцлером, в которой изображает он состояние государств европейских в отношении к Великобританскому королевству. Речь сия, напечатанная в Монитере с примечаниями, не заключает в себе ничего нового. Лорд Галловай первый сделал предложение о благодарственном адресе. Он одобряет копенгагенскую экспедицию и хвалит деятельность министров. ‘Приятно думать, сказал он, о средствах, которые употреблены для укрытия португальского флота от хищности французов: какая слава для государя европейского предпочесть изгнание унизительной неволе. Старайтесь поощрять удобрение пеньки и льна, и мы не будем в зависимости от России!.. Разрыв с Северною Америкою для нас неопасен!’ — Адингтон желает, чтобы экспедиция против Копенгагена была оправдана убедительнейшими причинами. ‘Я с своей стороны, сказал он, думаю, что причины, представленные министрами, неудовлетворительны, и не могу оправдать сего нападения’. — Гренвиль сожалеет о том, что не было принято посредничество российского императора. ‘Его величество, наш государь, сказал он, желает, чтобы сохранено было между трактующими государствами совершенное равенство, но должно ли быть слишком разборчивым в определении сего равенства? И в настоящем положении Европы не опасно ли отнимать у себя последнее средство к заключению небесславного мира?’ — ‘Я знаю наверно, что тайные условия Тильзитского мира существуют — сказал Гакесбури. — Для чего же, спрашивают, не сделано тотчас нападения на флот российский? Для чего пострадала Дания? Ответствую: могли ли мы идти к Кронштадту, оставив за собою 16 датских кораблей, хорошо вооруженных? К тому же русский флот не имел средства так скоро приготовиться к выступлению в море!’ — В нижнем парламенте лорд Гамильтон говорил следующее: ‘Англия должна гордиться, когда сравнит себя с другими государствами Европы! Своими преимуществами обязана она войне! Сражаясь более 15 лет, она ничего не лишилась, и много выиграла! К несчастью, весьма вероятно, что выгоды сии, приобретенные единым оружием, единым оружием и сохранены быть могут’. ‘Удивляюсь, сказал лорд Мильтом, что министры хвастают благосостоянием Англии в то самое время, когда торговля ее разрушена, когда берега Европы для нее неприступны. Слышу с сожалением, что его величество решительно расположен к войне, и что министры предлагают нам драться со всеми соединенными народами старого и нового Света!’ — Нападение на Копенгаген, сказал господин Понсонби, останется навсегда посрамительным пятном летописей британских, если не докажу, что оно основано на справедливости и было неизбежно. — ‘Министры, прибавил Вайтбред, наградив нас гнилыми кораблями, поссорили с благородными, достойными уважения союзниками! Теперь морская сила Дании находится в расположении французов’. — По многим продолжительным спорам, члены обоих парламентов определили послать к королю благодарственный адрес.

*

В одном из английских журналов (The morning chronicle) помещена едкая насмешка насчет министров: Письмо о новых подводных камнях, скалах и мелях, открытых в Ирландском проливе и угрожающих прервать навсегда сообщение между Англией и сим островом. К сему сочинению подало случай напечатанное в придворных газетах объявление от адмиралтейства, которое, имея нужду в лучших морских картах, требует от всякого сведущего по сей части подробнейших известий о всех неоткрытых доселе подводных камнях и мелях. Самый замечательный из утесов, — сказано в сатирическом письме — есть Эльдон, ужасный высотою и необъятной обширности (великий канцлер, который поощрял ирландцев обратиться к французам, оставив сторону Англии). Другая вновь открытая скала, называется Портланд. Издали кажется она страшной вышины, вблизи низка, думаете, что она составлена из гранита, и находите одну грязь, недавно оказалась в ней расселина, имеющая чудное свойство привлекать к себе дорогие вещи, которые, все до одной, поглощаются ею безвозвратно. Другая новая скала, называемая Кастлрег, более других опасна потому, что беспрестанно меняет образ: она покрыта илом, которым все, приближающееся к ней, марает. Снаружи кажется она твердою, взойди на нее, увязнешь или провалишься, многие путешественники, обманутые наружностью скалы Кастлрег, искали на ней убежища и жалостным образом погибли. Удивительно, что эта скала, сама по себе не имеющая никакой твердости, так долго противоборствует морю и ветрам. Скала Каннинг белее и выше других. В последнюю бурю она пошатнулась: думали, что совсем обрушится, но вероятно, что скрытый подводный камень воспрепятствовал ее падению.

*

Британская морская сила, по последним известиям, состоит из 795 военных кораблей. — Адмирал Коттон командует эскадрою, находящеюся перед Лиссабоном, а сир Сидней Шмит удалился, неизвестно куда, вместе с генералом Спенсером. Правительство Англии поручило им исполнение важного, для всех еще тайного предприятия. — Остров Мадера взят британским флотом. — Генерал Миранда требует у англичан 4 линейных кораблей с 7000 высадного войска, обещая обратить всю Южную Испанскую Америку в независимую, союзную с Великобританией землю.

27 февраля.

——

Известия // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.37, N 5. — С.74-85.

Известия

На берегах Дуная царствует тишина, но Порта, надеясь на мир, не перестает готовиться и к войне. Султан ежедневно присутствует в диване, и всем пашам наслано повеление, собравши сколько можно более войск, усилить ими главную армию великого визиря, собранную близ Адрианополя. В Австрии также заметны движения: одиннадцать полков, составлявших пограничное войско, известные под именем кроатов и пандуров, соединены и будут составлять кордон на пределах Турции. Число их может простираться также до 70,000. Эрцгерцог Фердинанд и под начальством его генерал Бельгард предводительствуют сим наблюдательным корпусом, который назначен только для охранения австрийских границ, в случае нового открытия неприятельских действий между российскими и турецкими войсками.

*

Король Густав решительно объявил себя союзником англичан, и следовательно врагом России. Британское правительство обещает ему 20 000 вспомогательного войска, и платит по 100,000 фунтов стерлингов ежемесячно. Пишут что английская эскадра, состоящая из 20 военных кораблей, с 15 перевозными судами, явилась уже близ Готтенбурга, что шведы в соединении с англичанами нападут на Норвегию, и что наконец 28,000 собранного на острове Зеланд войска готовы переправиться на берега Швеции. Русская армия вступила уже в Шведскую Финляндию. В немецком журнале der Zuschаuer, который печатается в Риге, помещено следующее письмо из Борго о первых успехах нашего оружия. Думаем, хотя не отваживаемся утверждать, что заключенные в нем известия справедливы. Журнал, из которого оно переведено, выходит в России, с дозволения правительства: оно конечно не позволило бы распространять неосновательного слуха, это самое дает нам смелость сообщить сие письмо читателям Вестника Европы. — ‘Борго, 13 февраля. Наконец наши войска перешли через Рубикон, то есть через Кюмень, которым Русская Финляндия отделена была от Финляндии Шведской. Пишу к вам в 70 верстах от прежней нашей границы. Как близко! воскликнете вы, может быть, вспомнив о прежних быстрых походах русского воинства. Но перенеситесь мысленно в Филяндию: вообразите ужасную дикую страну, наполненную гранитными чрезвычайной крутизны утесами, вообразите, что многочисленная армия должна пробираться по страшным утесам узкими дорогами, на которых не везде могут свободно разъехаться двое саней, которые нередко извиваются на краю пропасти, или ведут через ужасное снежное море, подумайте о затруднительной перевозке артиллерии, о мужестве шведских солдат, о страшных крепостях, которые рассеяны на неприступных вершинах утесов, или приготовлены самою природою в горных неизвестных нам ущельях, в непроходимых сосновых лесах, на всяком шагу заграждающих нам дорогу! Прибавьте к тому, что кроме неприятелей должны мы сражаться с жестокостью холода, со вьюгами и метелями, которые не позволяют иногда различать находящихся в двух шагах предметов: и вы отдадите полную справедливость русским воинам! Их мужество, постоянное и спокойное, ничем не колеблемо, и храбрые полководцы их, находясь впереди, первые подвергают себя опасностям! Опишу вам начальные подвиги нашего воинства. 9-го февраля вся русская армия совокупно, в одно время и в разных пунктах, у Нишлота, Ротсолы, Мемелы и Аберфорса, переступила через границы, ударила на укрепления при Аберфорсе, которые вмиг захвачены, сбила неприятеля, отняла у него четыре пушки, и преследовала его на 15 верст до самой Ловизы, которая тотчас занята нашим авангардом. Градоначальник вынес графу Буксгевдену городские ключи, жители приняли нас с громкими восклицаниями: да здравствует русский император Александр! Казалось, что мы вступали в отечественный город, все было в порядке и спокойно, все дома были отворены, солдат и офицеров угощали, как званых гостей, мы отдыхали целый день, ввечеру ходили в театр и в этот раз актеры не могли пожаловаться на малое количество зрителей. 16-го числа были уже приготовлены батареи против Швартгольской крепости, а 11-го вся эта сторона до самого Форсби очищена от неприятеля. Вчера, 12 числа, имели мы новую встречу, неприятель засел в лесу и укрепился: открытое нападение могло бы нам стоить великого множества людей, мы обошли с обеих сторон лес, вытеснили неприятеля из выгодного его положения, и он опять прогнан с великим уроном. Подполковник Нордкепингского егерского полка, два офицера и множество солдат достались нам в полон, а неприятель преследован до самого Борго, которого предместья тотчас заняты были нашим авангардом. Ночью и сам город очищен, неприятель поспешно удалился к Гельсингфорсу, а ныне поутру наши войска вступили в Борго, где приняты так же торжественно, как и в Ловизе. Финляндский епископ в ордене Северной Звезды большого Креста, со множеством духовных и светских чиновников, вышли на встречу к нашему генералу. Теперь российская армия занимает прямую линию от Борго до провинции Тевестгуской, в параллели с Нишлотом и Фридригсгамом. Признайтесь, что в 5 дней сделано довольно! Послезавтра идем вперед. Мужество русского воинства неописанно’.

*

В верхнем и нижнем парламенте предлагали сделать благодарственный адрес морским и сухопутным офицерам, имевшим участие в экспедиции против Копенгагена. Лорд Голланд требовал, чтобы это предложение было отвергнуто, говорил долго и с жаром, но речь его не имела никакого действия: предложение принято, и адрес подтвержден согласием 100 членов против 81. — В первом заседании парламента известный оратор Шеридан (сочинитель прекрасной комедии Школа злословия) говорил следующее в ответ на предложение лорда канцлера о благодарственном адресе королю: ‘Я дал себе слово не вмешиваться в споры почтенных членов парламента, но теперь, слыша прекрасные объяснения министров, не могу долее хранить молчания. Для меня непостижимо, как можно, разбирая поступки, столь посрамительные для британского характера, я говорю о разорении Копенгагена — довольствоваться одними исключениями, пустою риторическою уловкою! Министры, говорите вы, не имели в руках тайных условий Тильзитского трактата? Но им известно их содержание! Для чего же не сообщить парламенту сего содержания? Почтенный лорд позволил себе некоторые неприличные выражения насчет моего достойного друга (г. Понсонби), но я советую ему вспомнить, что он не вправе забавляться над мнимою неопытностью г-на Понсонби, которого величает главою так называемой им противной стороны. Не позабыл ли он, именитый лорд канцлер, что и его можно назвать по многим отношениям младенцем в министерстве, что вся британская нация и самые друзья его были вне себя от удивления, когда его величеству угодно было поручить ему тягостное кормило государственного правления? — Возвращаюсь к главному моему предмету, к нападению на Копенгаген. Искренно скажу, что я согласен бы был оправдать его, когда бы наши министры не осмеливались ругаться так явно над всеми священнейшими правами народов, над всеми высокими чувствами человечества, когда бы могли они доказать неоспоримо, что Бонапарт и датский двор точно заключили между собою тайный договор, что не было средства датчанам спасти морскую силу свою от хищности Франции. Fiat justitia, ruat сoelum! делай добро, хотя бы разрушилось небо! — В таких обстоятельствах было бы это совершенным безумством, и не исторгнуть кинжала из рук убийцы, который готовится тебя зарезать, есть не иное что, как fiat stultitia, ruat patria! делай дурачества, хотя бы разрушилось отечество! Итак, не смею думать, чтобы отважились предать на поругание священное имя нашего монарха без сильных, побудительных причин, которые не могут быть опровергнуты. — В прокламации сказано, что Дания вступила в союз с Россиею и Франциею, следовательно первым неприятелем была Россия! За что же бросаете пламя и смерть в столицу союзницы? За что умерщвляете невинных ее обитателей? Надлежало напасть на Россию, истребить или похитить флоты ее, находившиеся в Кронштадте, переловить ее корабли, свободно пропущенные нашими эскадрами в Средиземное море! Если известия, на которые вы опираетесь, ложны, то Копенгаген разрушен неправо, если же тильзитские тайные условия точно существуют, то министров надлежит предать суду за то, что они, оставив в стороне главного, ужасного неприятеля, погубили мирного и неопасного союзника. Подивитесь же поступкам наших благомыслящих министров! Вместо того, чтобы напасть на главного неприятеля, они приступили к нему с требованием, чтобы он примирил их с слабым союзником, на которого они напали. Нет! нет! Они очернили Британию! Очернили сначала своими поступками, потом отказом доставить парламенту необходимые объяснения! Когда не существовало истинной опасности, то нация получала одни деревянные отрубки и несколько лишних морских припасов: ничтожная выгода, за которую должна она заплатить монетою посрамления! Но эта экспедиция, скажут мне, предохранила нас от высадки в Ирландию? Боже мой! Хотят сберечь Ирландию злодейством, которое приводит в ужас добрую душу! Но я укажу вам на другой, более действительный способ. Вам жаль Ирландию? Примиритесь с сим бедным народом, не притесняйте его, будьте друзьями ирландцев, тогда вы можете быть спокойны. Ирландия не предпочтет благородному дружеству британцев унизительного покровительства Франции! — Что сказать о войне? Согласен, что много случаев, в которых она неизбежна, что в некоторых обстоятельствах голос народа, вопиющий о мире, может противоречить выгодам правительства: но если ведут войну только для того, чтоб некоторые привычные к убийствам, и впрочем совестные люди, были сыты или не потеряли своего места, то первый долг всякого истинного гражданина идти к подножию престола и сказать государю: услышь умоляющие вопли твоего народа! Я знаю наверно, что были случаи ввести австрийского императора в посредство о мире! Но захотели ли ими воспользоваться? Нет, война продолжалась, а нас даже не удостоили уведомить, по какой причине? Сначала, по крайней мере, выдумывали причины: хорошие или худые, о том ни слова! Не скажут ли опять: мы защищаем союзников? Но я осмеливаюсь надеяться, что мой почтенный друг, который сидит против меня (г. Каннинг), уверен, что эта причина совсем неубедительна, или, быть может, господа министры по своей логике наконец догадались, что провожать португальские корабли в Бразилию значит — защищать своего союзника. — Теперь остается мне сказать мое мнение насчет Ирландии. Объявляю, что я намерен решительно требовать немедленного уничтожения двух несправедливых актов, которые противны конституции ирландского народа. Сожалею, что в этом случае должен быть несогласен с некоторыми из друзей моих, которые советуют дать время нашим министрам. Дать время! Но разве не знаете вы их видов, их предрассудков, их образа действовать, касательно до несчастной Ирландии? Нет! нет! и с такими министрами и неделя отсрочки кажется для меня опасною. Что сделано во время вакансий парламента для блага и усмирения Ирландии? усмирения, говорю! пока деспотические акты сии будут посрамлять священную книгу законов, до тех пор считайте Ирландию страною неустройства и бунта! Вы размножаете в ней протестантские приходы и школы! Выдумка благоразумная! Желаю только знать: какую имеете вы цель? Конечно не счастье, не спокойствие, не выгоды ирландского народа. В последнем заседании сказали мне, чтоб я не требовал поручительства, и положился на действия министров во время ваканции. Что же сделали министры? Ничего совершенно! И еще оскорбительное то, что они умалчивают об Ирландии в речи его величества. Повторяю опять: время парламенту заняться сим важным предметом! Берегитесь! Пожар может разгореться: с потерею Ирландии сопряжена погибель британского народа!’

*

Провинция новая Силезия уступлена Варшавскому герцогству. По известиям из Берлина, маршалу Виктору приказано идти в Португалию. Думают, что прусский двор, который теперь находится в Кенигсберге, переедет в конце марта в Берлин, все вообще приписывают сей счастливый переворот обстоятельств принцу Вильгельму, который теперь в Париже, и старается возобновить согласие между французскою и прусскою монархиями. Слух носится, что прусский король пристанет к Рейнскому союзу, и что принц Вильгельм получит Шведскую Померанию с достоинством великого герцога.

*

Нынешнее состояние французской военной силы:
солдат
офицер
Императорская гвардия
7299
359
Пехота
192555
8841
Легкая пехота
58560
2548
Конница
53487
3148
Артиллерия
13206
757
Конная артиллерия
2866
196
Артил. служители
8878
175
Понтониры
1145
62
Инженеры
5636
299
Пьемонтские легионы
3888
138
Жандармы
15063
655
Служ. ветераны
11733
806
Канонирные ветераны
832
64
Нерегулярного войска
7248
416
Береговые гарнизоны
12912
239
395315
18697
18697
414012
Если причислить к сей сумме армии Рейнского союза, то Франция может выставить налицо 600,000 солдат. Россия, по всем последним исчислениям, равняется с нею военною силою.

12 марта.

——

Известия // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.38, N 6. — С.160-172.

Известия

Оскорбительный поступок короля Густава с посланником российским решил навсегда судьбу Шведской Финляндии: она причислена к империи Александра. Господин Алопеус арестован, никому, кроме лекаря, не дозволяют иметь с ним свидания, отправленный к нему из Петербурга курьер задержан в Абове, депеши его отобраны, самый посольский архив запечатан: — такой поступок европейского государя, повелителя просвещенной нации, может по справедливости казаться непостижимым. Швеция, вступив в союз с правительством британским, подражает ему и в образе действия, но этот несчастный союз приведет ее к несомненной гибели. Удивляемся ослеплению, или, лучше сказать, жестокости наших министров — говорит издатель английского журнала The Argus — они увлекают и самих союзников своих в открытую ими бездну. Скажут: союз с Британиею необходим для безопасности шведской торговли, для выгоднейшего вывоза необработанных произведений ее климата! Но выгоды сии, которые могут быть потеряны только на самое короткое время, ничтожны в сравнении с тою опасностью, которая угрожает нации шведской. Один совершенный невежа в истории будет судить о настоящих политических отношениях и способах Швеции по тому состоянию, в котором находилась она при Густаве Адольфе, или Карле XII. Теперь не имеет она ни прежних связей ни прежнего могущества, и силы ее соседей получили над нею то самое превосходство, которое сама она имела некогда над ними. Со времени Абовского трактата Швеция существует в кругу европейских монархий по одному только союзу с Россиею, по одном у покрову Франции, предстательницы спокойства на Севере. Последняя война доказала нам, как маловажно могущество Швеции. Для чего же английские министры вооружают против нее соединенные силы нескольких государей, из которых каждый, без всякого содействия своих союзников, мог бы один ее уничтожить? И какую существенную выгоду предвидела Швеция, принимая участие в войне, ужасной и для нее решительной? Сен-Джемский кабинет обещает ей пособия! Не то ли называет она существенною выгодою? Нам говорят, что Ганноверский легион должен вступить в пределы Швеции? Это одна оскорбительная насмешка! и Швеция с помощью такой монархии, которая принуждена в одно время защищать и восточную и западную Индии, и Гибралтар, и Сицилию, и Мальту, и сохранить владычество на морях, отразит ли сильного неприятеля, овладеет ли пределами Норвегии? Неосновательная, безрассудная надежда! Пускай покажут нам имя одного государя на твердой земле Европы, который не пострадал бы от союза своего с англичанами: тогда поверим, что Швеция имела некоторые благоразумные причины поднять оружие против соединенных властей, и что в продолжении трех месяцев сей гибельный союз не будет совершенно разрушен’. — Вот содержание наступательного и оборонительного договора между правительством английским и шведскою монархиею: Король Густав отдает англичанам Марштранд, который должен служить сборным местом морской и сухопутной их силы, назначенной действовать в Балтийском море. Англия с своей стороны дает линейных кораблей, 20 000 человек войска, к которому присоединено будет еще 15 000 отборных солдат, и по 100 000 фунтов стерлингов ежемесячно во все продолжение войны. Вспомогательная армия уже готова, главным ее начальником назначен генерал Мор, или, как уверяют другие, лорд Катгарт, в Плимуте собрано до 9000 человек под командою Спенсера и М’Фарлана, перевозные суда, готовые к отплытию с 22-го февраля, задержаны были по сие время сильным противным ветром, также и в Портсмуте стоят 150 перевозных судов, войска и амуниция в совершенной готовности — надобно думать, что Зундский пролив и Балтийское море будут скоро театром важных происшествий. — В Ландскроне собираются шведские войска, в самой пристани приготовлено 18 канонирных судов, и по берегам Шонии расставлены солдаты. Зунд совершенно очищен ото льда, но проезд затруднителен, по ночам все еще сильно морозит. Французско-испанские войска, находившиеся в северной Германии, двинулись к Зеланду под предводительством герцога Понте-Норво, и 40 000 французов переправились чрез Бельт в Фионию. Немецкие газеты уведомляют о прибытии русских комиссаров в Копенгаген, которые заключили со многими из тамошних торговых домов контракты о доставлении провианта русскому флоту, ожидаемому при начале весны в Дании. Важные слухи, что в шведском правительстве произошла перемена, что герцог Карл Зюдерманландский принял сторону недовольных, требуют еще подтверждения.

*

Английские корабли продолжают разъезжать около берегов Турции, весь Архипелаг, особенно семь островов Ионийской республики, содержатся в крепкой блокаде, англичане перехватывают все торговые турецкие и греческие суда, которые, за недостатком людей, нужных для пересылки их в Англию принуждены потоплять и с грузом. Несмотря на то, носятся слухи, что Порта намерена заключить союз с британским правительством. К английскому адмиралу, находящемуся в Архипелаге, послан курьер с предложением возобновить прерванные переговоры, все азиатские и европейские паши получили приказ поспешно изготовиться к походу с своими войсками, будут составлены две армии, каждая изо 150 000 человек, в диване день и ночь занимаются государственными делами, вся Оттоманская империя в движении, вся турецкая морская сила вооружается. Если предложения султана не будут отвергнуты кабинетом британским, то английские войска немедленно займут Египет и полуостров Морею. Сильные корпусы турецкой пехоты прошли из Анатолии чрез Константинополь и присоединились к главной армии великого визиря. Несмотря на то, в войске происходят беспокойства: янычары в несогласии с топгисами (артиллеристы султанской гвардии), и что еще важнее, сам великий визирь сделался неприятелем Мустафы Байрактара: такой ненастный раздор может иметь самое вредное влияние на действия турецкой армии. Она расположена следующим образом: Мустафа Байрактар командует авангардом, состоящим из 30 000 солдат, он сильно укрепляет город Журжу, в которую беспрестанно подвозят военную амуницию и тяжелую артиллерию, но гарнизоны в других пограничных городах весьма слабы. Великий визирь с остатками войска своего, состоящего из 6000, занимает зимние квартиры близь Адрианополя, в феврале месяце присоединился к нему Кучанзы-Али, прежний белградский губернатор, командующий двухтысячный корпусом. — Неизвестно, удастся ли нынешнему губернатору Босниии, прежде бывшему великому визирю, усмирить мятежи, возмущающие его провинцию. — По последним известиям, моровая зараза начинает свирепствовать в Молдавии.

*

Наконец и священный Рим во власти французов. Вступление их было совсем неожиданно для жителей, которые спали еще, когда колонны Мюллисовы явились на площадях, и главные городские караулы были сняты французами. Но в замке Святого Ангела за несколько дней знали о прибытии французского корпуса: пожитки коменданта и папское оружие были вывезены. Маленькому гарнизону приказано немедленно очистить замок, он выступил с барабанным боем, со всеми военными почестями, позади взводов несли дымящиеся котлы: солдаты готовились обедать в ту самую минуту, как получили повеление оставить крепость, на месте Навонно явились французские часовые и в Капитолии поставлено несколько пушек. Французы, пользуясь неоспоримым и следственно справедливым правом сильного, очищают теперь виллу Боргезе, самый богатый из всех оставшихся в Риме кабинетов древностей: лучшие вещи уложены уже в ящики. Многие из прекрасных статуй, находившиеся в саду, сняты с пьедесталов, словом, все редкости, которые некогда привлекали художника в Рим, переселяются теперь в Париж, по счастью, развалины древнего Рима неподвижны, они не могут уместиться в Музее Наполеона, и вечно останутся на берегах Тибра величественным предметом любопытства и удивления. Папа готов оставить свою резиденцию, а принцу Боргезе и сенатору Люциану даны почетные телохранители. — Французы готовятся осаждать Сицилию, они овладели уже городом Режио, в котором досталось им в добычу 1200 пленников и 42 пушки. — В Сицилии множество, недовольных правительством и англичанами, 40 000 заговорщиков ожидают французской высадки, чтобы соединиться с французами: они. надеются, что Сицилия объявлена будет республикою. — Английская эскадра, состоящая из кораблей, явилась в Венецианском заливе, три линейных российских корабля и четыре фрегата, которые располагались зимовать в Порто-Ре, вошли в Триестскую гавань и бросили якорь на половинный пушечный выстрел от батарей. Думать надобно, что англичане в скором времени сделают на них нападение, все купцы, из предосторожности, спешат очистить магазины свои, находящееся неподалеку от берега.

*

Французы наложили на Португалию 100 000 000 франков военной контрибуции, имения принца Бразильского, королевы и всех знатных португальцев, последовавших в Бразилию за регентом, конфискованы: церковные сокровища — золото и серебро — будут обращены в деньги, нужные для уплаты контрибуции, останутся одно серебряные утвари, необходимый для обыкновенного церковного служения. — Великий герцог Бергский едет через Байонну в Испанию, сам император Наполеон скоро за ним последует. Корпусы Монсея и Дюпона идут к Мадриду, с каким намерением, еще неизвестно, все инженерные и артиллерийские офицеры, находившиеся при осаде Гайэтты, Штралзунда, Кольберга и Грауденцы, скачут туда же на почтовых, главною императорскою квартирою назначен Вальядолид. Французское войско, находящееся в Испании, может простираться до 80 000, к которым присоединяются новые, идущие из Франции корпусы. Нельзя решительно сказать, какое их назначение, многие думают, что они, соединившись с испанскою армиею, перейдут на берега северной Африки, сделают нападение на Алжир, Тунис и Триполи. В Тулоне, Карфагене и Кадиксе собраны сильные флоты, которые может быть в сию минуту уже исполнили что-нибудь важное: главная цель их, истребить на Средиземном море владычество Англии и морских разбойников, но для сего необходимо нужно овладеть Гибралтаром, который вероятно будет иметь ту же самую участь, какую имела и неприступная Гаэтта.

*

Члены британского парламента, король и министры, показывают каждый в особенности усердное расположение к миру, но парламент ссылается на министров, министры на короля, король на английскую нацию, и думать надобно, что они совершенно не понимают друг друга, в противном случае война могла бы давно уже кончиться. В самом деле, нельзя отчаиваться в мире. Переговоры между Англией и Францией не прекратились, всякие два дня — так пишут из Парижа — приходит в Кале из Дувра переговорное судно, которое возвращается только тогда, когда другое, пришедшее из Англии, занимает его место. — Контр-адмиралы Коттон и Отвей сменили сира Сиднея Шмита, он уехал в Бразилию. — Английские крейсеры овладели в Адриатическом море русским кораблем, на котором находились члены прежнего правительства Ионийской республики, пассажиры и корабельные служители отправлены на Мальту. — Адмирал Дукворт преследует Рошефортскую эскадру.

*

13 марта кончил жизнь датский король Христиан VII, пятидесяти девяти лет от рождения. Наследник его, бывший кронпринц, Фридерик VI, есть государь, любезный своему народу.

28 марта.

——

Известия // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.38, N 7. — С.248-258.

Известия

Письмо из Тавастгуста от 27 февраля. Мы выступили из Борго 18 февраля, и 19-го явились перед Гельсингфорсом, где неприятель занял выгодное положение под прикрытием Свиабургской крепости, но пушки его не могли воспрепятствовать нашему приближению, он противился нам не долго, хотя упорно, и отступил за город. Здесь могли бы наши казаки причинить ему ужасный вред, когда бы сильная канонада с свиабургских укреплений не воспрепятствовала им действовать: в то время, как неприятель, принужденный отступать, подвигался назад через город, казаки, гусары и драгуны, разделясь на две партии, обошли его с обеих сторон и хотели отрезать от Абова, но одна из них была удержана свиабургскими пушками, а другая слишком слабая, не могши напасть на всю неприятельскую колонну, ударила на арьергард ее, который был совершенно рассеян, при этом случае взято около 300 человек пленных и 5 заряженных еще пушек. Мы заняли немедленно город, получили в добычу большой запас съестных припасов и амуниции, и приготовились преследовать неприятеля до Тавастгуса. Он отступил рассеянно, и мы хватали великое количество пленных, но самая важная добыча наша есть так называемый Королевский дворец, или, лучше сказать, укрепленный по всем правилам искусства старый рыцарский замок, в котором нашли мы большой запас хлеба, ружей, пороха и множество другой амуниции. Неприятель не сделал по нас ни одного выстрела из пушек, которыми уставлены были крепостные бастионы, и вместо того, чтобы ими вредить нам, некоторые загвоздил, а другие снявши с лафетов побросал во рвы со всеми припасами: может быть хотел он пощадить города Ниланд и Тавастгус, которые непременно должны бы были сделаться жертвою его упорства и нашего нападения. Губернатор, барон фон Монк, впустивши нас в город, продолжал отправлять свою должность также спокойно, как будто ничего нового не случилось, нам самим казалось, что мы не выходили из Риги. Этот достойный человек более 22 лет управляет Тавастгусскою провинциею. — Тот ошибется, кто будет воображать, что Шведская Финляндия одинакова с Русскою: здесь великое изобилие во всем, кроме денег: один из помещиков, которому выдали при мне 3000 рублей серебром за фураж, признавался, что он ни разу еще в жизни своей не имел в руках такой чрезвычайной суммы денег.
Абов, 11 марта. Теперь мы на берегах Ботнического залива. Получив в Тавастгусе известие о важном выигрыше князя Багратиона близь Тамерфорса (он выгнал неприятеля из укреплений, взял в плен подполковника, четырех офицеров и множество рядовых), мы отправились назад к Гельсингфорсу, чтобы расположить левое крыло армии к осаде Свиабурга. По прибытии нашем в этот город, получили мы известие, что Швартгольмская крепость требует капитуляции, и в ту же минуту деятельный полководец наш, не желая напрасно тратить времени в пересылке курьеров, сам отправился к Швартгольму, чтоб все, при себе, как можно скорее привести к окончанию: в самом деле в 24 часа капитуляция подписана, крепость сдана, военнопленным офицерам позволено взять собственно принадлежащие вещи и послать к королю донесение о сдаче. Мы получили 2000 пуд пороху, 200 больших и 78 малых пушек, и 6-го марта возвратились к Свиабургу, где немедленно были открыты наши батареи. Хотя каждый дом в занимаемой нами части города (построенного на полугоре и простирающегося до самого моря) находится под пушками Свиабургской крепости, но канонада, которая продолжалась беспрерывно в течение трех дней (так как и с нашей стороны беспрестанно бросали бомбы), не причинила нам особенного вреда. Мы еще не имеем осадной артиллерии, которую чрезвычайно трудно перевозить по утесам, но скоро будет она вся к нам доставлена, так как и все орудия, взятые нами в Швартгольме и Тавастгусе — тогда откроется настоящая осада Свиабурга.
8-го марта выступили мы с главною квартирою из Гельсингфорса, чтоб вместе с колонною князя Багратиона, которой часть находилась уже близь Абова, овладеть сим городом, неприятель, будучи слишком слаб, не осмелившись нас ожидать, переправился на остров Аланд, с которого не мог уже возвратиться на берег по причине великого льда, и ныне вступили мы торжественно в Абов, главный город всей Финляндии, которая тогда же объявлена провинцией Российской империи, во имя Александра Первого. Губернатор, высокое духовенство, депутаты дворянские, высшие земские чины и все граждане встретили нас со всеми знаками дружелюбия. Добыча наша весьма важная: 200 пушек здесь и 90 в Тангергуте. В тот же вечер получено известие о взятии Биорнебора, находившийся в нем отряд неприятельского войска под командою генерала Клингшпорна, претерпел великий урон, мы захватили в плен полковника, 8 штаб-офицеров, 9 офицеров, 350 рядовых и весь багаж, остаток отступил к городу Вазе, где должен встретиться с генералом Тучковым и непременно сдастся, потому что Ботнический залив, усеянный льдинами, не способен теперь для переправы в Швецию, а дорога через Торнео по необитаемым берегам Восточно-Ботнической провинции чрезвычайно затруднительна: все солдаты могут погибнуть от голода. — Итак, в течение одного месяца, Россия, благодаря неутомимой храбрости ее воинов и деятельности их полководца, приобрела 8 провинций, из которых четыре не уступают ни которой из лучших ее губерний во многолюдстве и плодородии. Строгая дисциплина, сохраняемая в нашем войске, порядок, неутеснение жителей привлекли к победителям сердца побежденных, русские, неустрашимые в сражении, доказали, что они в самых своих неприятелях умеют уважать человечество и никогда не забывают священных обязанностей сострадания. Теперь остается нам овладеть крепостью Свиабургом, неприступною, созданною рукою самой природы, могущею наконец равняться с Гибралтаром, которому теперь, на другом конце Европы, угрожают сильные французские легионы. — В письмах из Швеции уведомляют, что король издал манифест о всеобщем вооружении нации, что все жители Стокгольма приведены были в ужасное уныние известием о разрыв с Россиею. Шведские войска двинулись к границам, в цейхгаузах работают день и ночь, гребной флот вооружается с великою поспешностью. Но вся нация вообще недовольна упорством Густава, уверяют, что королева, пришед к нему с обоими детьми, просила его на коленях разорвать союз с англичанами, но тщетно. Умы в волнении: беспрестанно выходят едкие пасквили на короля, которые, несмотря на строгое запрещение со стороны полиции, очень скоро расходятся по рукам. Один, колкий и забавный, имеет следующий титул: для чего два шведа стоят менее быка? Автор имел в виду условие Густава IV с англичанами, в следствие которого он продает своих подданных по 14 фунтов стерлингов с души — половина той цены, которую обыкновенно платят за одного быка в Англии. Говорят, что английские корабли уже показались в Зунде. Англичане, по-видимому, намерены сделать вторичное нападение на Копенгаген и Гельзиньер, дабы овладеть замком Кроненбургом, находящимся на датском берегу Зунда, и следственно иметь во власти своей весь пролив, но это предприятие весьма трудно и едва ли может иметь успех.

*

Париж. 11-го марта, в 2 часа пополудни, явился принц архиканцлер в сенат и открыл заседание речью, в которой старался доказать необходимость наследственных достоинств в монархическом правлении, свидетельствуясь опытами всех веков и всех народов. Тотчас составлена была комиссия из 5 членов, Ласепеда, герцога Данцигского, кардинала Феша, Лапласа и Монжа, для представления императору благодарственного адреса, и 13 марта, Наполеон, в присутствии всего двора, сидя на троне, давал аудиенцию сенату. Ласепед говорил речь, на которую император ответствовал, что он одобряет поступок сената и все мнения, представленные ему в адресе. — Скоро (так пишут из Парижа) исполнится великий план, который должен решить судьбу мира, с приближением весны, благоприятной для военных действий, наступательных и оборонительных, придут в движение все французские войска, рассыпанные на Севере и Юге Европы. Первый шаг к сим важным подвигам сделан: Рошефертская эскадра пустилась в море, Португалия занята, французская армия в Испании, всем другим корпусам войск наслан приказ идти куда следует, и многие двинулись уже с мест своих. Может быть, прежде нежели распустятся деревья, увидим французские легионы на востоке Азии и на северных берегах Африки. — Опять начинают говорить о высадке в Англию, Булонская флотилия совсем вооружена и снабжена войсками, Брестский и Флиссингенский флоты составляют оба крыла ее, и в случае высадки, которая рано или поздно должна последовать, могут служить сильным прикрытием для плоскодонных перевозных судов, катера наши разъезжают по каналу и страшно вредят английской торговле, между тем образуются для нас искусные матросы. Англичане, по-видимому, боятся высадки, и начинают опять во множестве показываться у берегов наших. Несмотря на то, французы не перестают надеяться мира, переговоры продолжаются, австрийский посланник, граф Штаренберг, находящийся в Париже, в последний раз сделал предложение английскому кабинету о прекращении всех несогласий: от решительного ответа британских министров зависит путешествие Наполеона в Испанию.

*

Крепость Сцилла, находящаяся в Калабрии, сдалась французскому войску, которым командует генерал Ренье, 1000 военнопленных, англичан и сицилийцев, 50 пушек и большие магазины достались победителям. В некоторых итальянских ведомостях пишут, что войска французские, с помощью Рошефорской эскадры, вышли на берега Сицилии у Миллаццо, городка, находящегося в трех милях от Мессины на полуострове. Думать надобно, что они скоро овладеют и Мессиною, которая укреплена только с берегов, это для них тем удобнее, что теперь французская армия, находящаяся в Калабрии, имея во власти Реджио и Сциллу, легко может подать им помощь. Английская эскадра показалась близ Триеста, думают, что она сделает нападение на русские корабли, находящееся в сей гавани. Англичане заняли остров Лезино, принадлежащий к Далмации: теперь он служит для них безопасною пристанью на Адриатическом море, которого берега были доселе для них неприступны.

*

Несчастному Пию VII, подобно многим государям нашего времени, определено пережить свою монархию. В то время, когда французы вступали в Рим, отправлял он со многими кардиналами божественную службу в Сикстинской капелле. Увидев французские пушки, расставленные перед дворцом, просил он генерала Миоллиса принять их, говоря: на что это? я смиренный служитель Бога, и не имею нужды в оружии. Во время пребывания святейшего отца в Париже, обещано было сохранить ему по смерть владения церковные, но теперь за верное известно, что они будут иметь одинаковый жребий со всеми другими провинциями Италии: это поразило душу старца Пия. Никто не знает, какие сделаны ему предложения, думают однако, что его принуждали принять устав Наполеона, и торжественно объявить войну англичанам. Но в первом случае была для него камнем преткновения статья о разводе, а на последнее требование Пий отвечал ‘Английский народ не сделал мне никакого зла, я — служитель мира, я — пастырь и отец своих подданных, я никогда не благословлю меча их на пролитие крови человеческой’. — Дух сего благородного и достойного сожаления старца в великом волнении, по всему видно, что он не ожидал прибытия французских войск, решился не унижать себя робкою покорностью, и признавая свое состояние мученическим, не ропщет, а мирно предает себя во власть Провидения. Теперь и жизнь, и смерть, и трон, и изгнание имеют в глазах его одинаковую цену, он созывал своих кардиналов, и благословляя их говорил, что каждому дает свободу оставить его и удалиться, но все единодушно решились не покидать своего пастыря, и Пий VII, в присутствии сего священного совета, написал свое завещание, кажется, что он предсказывает себе какой-нибудь несчастный жребий, но должно думать, что он обманется, и не будет иметь печальной судьбы своего предшественника, почти лишенного погребения, хотя всего вероятнее, что его принудят сложить с себя священную тиару Петрова наместника, и что нынешний год будет последним годом существования папской власти. — Здесь все погружено в мрачное уныние, пишут из Рима, всякий ужасается будущего и видит над собою мстительную руку разгневанного Божества, все говорят: ‘Небесное наказание нас постигло! Небесное правосудие произнесло приговор свой, вселенная должна измениться!’

*

Известия из Турции противоречат одно другому: с одной стороны уверяют, что перемирие, которому срок в апреле, продолжится еще на несколько времени, если Порта откроет свободный пропуск союзным войскам, которым назначено действовать в Ост-Индии: в самой вещи все показывает расположение к миру, пограничные австрийские полки (кроаты и пандуры), которым надлежало составлять оборонительный кордон против турок, распущены, все чужестранные солдаты (валахи, албанцы и другие) выходят из сербской армии, которая теперь составлена только из 30,000 человек, сам Черный Георг находится в Вене. С другой стороны слышно, что в Турции происходит страшное вооружение на суше и на земле, что из серальского сокровища берут большие суммы денег, и что наконец султан Мустафа, в некоторых обстоятельствах, которых боится диван, будет сам, по примеру своих предков, предводительствовать турецким войском.

*

Французский корпус, под начальством маршала Монсея, занял Барселону и всю провинцию Каталонию, которая, утверждают, будет уступлена французам, отдающим со своей стороны испанскому королю Португалию. В Вальядолиде все готовится к принятию Наполеона, сам король испанский прибудет сюда в скором времени. — Испанские войска, находившиеся в Гамбурге, двинулись к берегам Балтийского моря: думают, что между Альтоной и Гамбургом расположится корпус французов, для подкрепления того войска, которое переправилось уже на остров Зеланд.

*

Прусский поручик Грибен, о котором сказано было в одним немецких публичных листах, что он пьяница, вызывается заплатить 1000 рейхсталеров тому, кто может доказать, что видел где-нибудь его пьяного: я делаю это, говорит он, единственно для того, чтобы короче узнать самого себя. — Недавно явился один из прусских патриотов к французскому коменданту Штеттинской крепости, и брался указать ему то место, в котором сокрыто было великое количество казенного строевого леса. ‘Не трудитесь, отвечал ему комендант: этот лес пригодится со временем для виселицы, на которой не худо бы было висеть такому достойному человеку, как вы’.

15 апреля.

——

Известия // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.38, N 8. — С.325-338.

Известия

Гельсингфорс, 23 марта.

Я писал уже к вам, что мы отравились из Абова к Гендгуду (не к Тангергуту, как было поставлено ошибкою) для обозрения крепости. То, что мы здесь нашли, превзошло наше ожидание — именно: крепкую батарею, высеченную в гранитном утесе, находящуюся на мысу, и очень поспешно, сколько могли мы заметить, оставленную неприятелем, с мортирами и пушками, которые были загвождены весьма слабо, прибавьте к тому несколько островов, со всех сторон укрепленных: батареи на них еще не кончены, хотя над ними трудятся более 23 лет, и вы можете легко представить, с каким усилием, когда вообразите, что острова сии не иное что, как вершины гранитных утесов, выходящих из глубины моря, взорванных порохом и деятельным прилежанием преобразованных в батареи, на которых видите три ряда пушек, одна выше другой. Скажите, какими ядрами возможно разрушить такие страшные, рукою натуры сооруженные стены? Таковы и неприступные укрепления Свиабурга. Видно, что неприятель поспешно оставил Гендгут: ни одна пушка не загвождена порядочно, лафеты и другие принадлежности целы. 15-го марта возвратились мы через Экнеес, прекрасный городок, приятно расположенный по заливу, в Гельсингфорс: с тех пор беспрестанно стреляют по Свиабургу с наших батарей, перед вечером и к ночи канонада становится обыкновенно сильнее. Частые пожары возвещают нам действие наших ядер, но действие сие могло бы быть гораздо сильнее, когда бы человечество не вопияло в душе нашего полководца за бедных и невинных обитателей Гельсингфорса: мы бы могли со всех сторон окружить нашими батареями крепость, и она принуждена бы была сдаться, но в тоже время и жители города были бы жертвою нашей победы. Судьба кажется хочет наградить нас за сию кротость другими преимуществами: я уже писал к вам о взятии Биорнеборга, теперь и Ваза, и Восточно-Ботническая, богатая лесом провинция, принадлежат нам. Состояние рассеянных остатков шведской армии, скитающейся в пустых и бесплодных странах, должно быть горестно и приводить в ужас. — 31 марта. Три крепости, из пяти составляющих Свиабург и, что всего выгоднее, те самые, которые наиболее вредили городу Лонгерн, Лилла-Вестра-Свартоэ, Остра-Свартоэ — наконец сдались, по сильном девятидневном бомбардировании и страшной канонаде. Мы спокойны: опасность, грозившая бедным городским жителям совершенно миновалась.

*

Слухи о смерти шведского короля, разнесшиеся на берегах Зунда, весьма сомнительны — ожидаем, чтобы они подтвердились. В Стокгольме все готово придти в волнение. Известие об уничтожении двух третей гребного шведского флота в Финляндии, о занятии сей провинции русскими войсками, о приближении неприятеля к пределам Швеции со стороны Дании и Норвегии, приняты с великим ропотом: все требуют единогласно государственного сейма. — Шведский флот, состояний из 17 кораблей, пустился из Карлскроны в море, он взял свое направление к югу, цель его еще неизвестна, в числе 17 кораблей считается 11 очень старых. — В Шонии собирается 20,000 человек шведской армии, она идет под командою Армфельда в Норвегию. — На двух английских линейных кораблях доставлено в Швецию 200,000 фунтов стерлингов. Англичане, которые, несмотря на политические преступления своих правителей, не изменяют благородному характеру своему, собрали знатную сумму, назначенную вдовам и сиротам погибших в Померании шведских солдат и шведским пленникам, находящимся во Франции и Голландии.

*

Сообщаем некоторые подробности взятия под стражу российского посланника г. Алопеуса. 3-го марта явился к нему королевский адъютант, полковник Бойе, и объявил от имени своего монарха, что он имеет повеление арестовать его, запечатать посольскую канцелярию и забрать все принадлежащие к ней бумаги. Русский министр, чрезвычайно изумленный, называл такой поступок насильственным, оскорбительным для его императора, хотел защищаться — но в ту минуту явился офицер с сильным отрядом королевской гвардии, надлежало повиноваться. Все чиновники посольства, находившиеся в городе, были отысканы полицией и заперты каждый на занимаемой им квартире. Гвардейский поручик приставлен к особе министра, и 4 унтер-офицерам поручено смотрение за служителями канцелярии. Чрез несколько времени явился к господину Алопеусу градоначальник, и хотел знать, что ему надобно на содержание своего дома, на пищу и на другие домашние необходимые потребности. ‘Никто не будет удивляться — ответствовал ему с негодованием почтенный министр — если, поступив так оскорбительно с посланником сильного государя, вы лишите его и пищи, если, отняв у него свободу, отымете и жизнь: но для меня смешно, как может градоначальник шведской столицы входить в такие подробности, о которых должен говорить со мною один управитель моего дома. Если посланник российского императора не может иметь свободы в доставлении себе пищи, а должен обо всем относиться к начальству: то он скорее согласится питаться хлебом и водою — государь его умеет отмщать за оскорбления, а соотечественники его умеют их сильно чувствовать’. — Господин Эренгейм доставил господину Алопеусу следующую ноту: Его величество получил известие, что русская армия, вступившая в Финляндию, приближается уже к Ловизе, он почитает сие решительным разрывом согласия между обеими державами, и приказывает объявить российскому посланнику, господину Алопеусу, что он не признает его же в сем звании, что с сей минуты все дипломатические обязанности его прекратились.

*

Письмо из Испании от 22 марта. На прошедшей неделе произошли здесь чрезвычайные перемены. Со времени открывшегося заговора против короля, которого главою был астурийский принц, носились здесь разные слухи, приводившие всех в беспокойство. Утверждали, что в Испании существуют две партии, что одна из них управляема князем мира, который, согласно с королевою намерен лишить жизни кронпринца (принца астурийского), что предводителем другой был сам кронпринц, желающий похитить у родителя своего престол и возложить на себя его корону. Известно, что, по открытии заговора, некоторые знатные особы принуждены были оставить Мадрид и жить в отдаленных провинциях. Сии происшествия приводили публику в беспокойство. Двор, опасаясь возобновления беспорядков, приказал, чтобы все войска, которые назначены были действовать в Португалии, возвратились поспешно в Мадрид. В двадцати милях от сей столицы, на берегах Эбра, находился французский лагерь, курьеры беспрестанно посылаемы были из Мадрида в лагерь, из лагеря в Мадрид, почему и заключали, что испанское правительство имело с французским переговоры о чем-нибудь весьма важном. Дела находились в таком положении, когда разнесся слух, что король, имевший тогда пребывание в Аранжуэце, собирал тайный совет, вследствие которого князь мира и вместе с ним королева решились ехать в Севилью, а кронпринц и брат его положили остаться в Аранжуэце. В то же самое время находившиеся в Мадриде гарнизоны получили приказание выступить. Народ пришел в волнение. Король, желая успокоить его, издал на другой же день (16 марта) следующую прокламацию: ‘Верные испанцы! благородное ваше смятение в нынешних обстоятельствах есть неоспоримый знак вашей приверженности к отечеству и монарху. Будьте спокойны! Армии союзника моего, императора французов, пройдут мирно и с дружественными намерениями через мои владения: они спешат защищать берега ваши от нападения общих неприятелей. Призываю телохранителей своих в Аранжуэц не для того, чтобы они служили мне проводниками в предпринимаемом мною путешествии, или защитою в собственном моем замке. Могу ли чего страшиться, уверенный в моих подданных, непоколебимых и верных? Могу ли думать, что они откажутся меня защитить, когда престол мой окружен будет опасностью? Нет, испанцы, не ужасайтесь ничего! Примите войска союзника нашего с прежним расположением дружбы, все кончится через несколько дней, все приведено будет в прежний порядок, я сам буду спокоен, огражденный любовью моих поданных и счастливый привязанностью моего семейства! Дано в Аранжуэце 16 марта 1808’. — Несмотря на сию прокламацию, королевская гвардия вышла в Аранжуэц рано поутру 17 марта, и в Мадриде остались только два полка швейцарцев: волнение сделалось всеобщим, народ бросился в Аранжуэц, здесь узнали, что вещи королевские были уложены и что на станциях по дороге Севильской приготовлены были лошади, улицы наполнились многочисленными толпами людей, народ кричал солдатам: Отечество гибнет! Допустите ли короля к побегу? Неужели и вы будете так же мало привязаны к своему законному государю, как и народ лиссабонский к своему регенту? — Те из министров, которые в заседании совета противились отъезду короля, надеясь ему воспрепятствовать, поспешили рассеять по всем окружным деревням возмутительную весть, что отечеству угрожает опасность. Народная толпа беспрестанно увеличивалась в Аранжуэце. Ночь с 17-го на 18-е была чрезвычайно смутная. Король и королева провели ее без сна. В четыре часа утра ворвался народ в замок князя мира, телохранители. его хотели отразить бунтовщиков, но их пересилили. Супруга князя вышла на крыльцо, возмутившиеся приняли ее с уважением, но отослали под прикрытием в Королевский дворец, а сами кинулись в замок — князь мира успел однако сокрыться. 19-го в пять часов утра приехал в Аранжуэц французский посланник, он тотчас представлен был королю, и через несколько часов вышла прокламация, что князь мира отрешен от всех своих должностей, и что король сам принимает на себя главное начальство армии. Едва узнали в Мадриде о сей прокламации, как весь народ кинулся к замку князя мира (находившемуся в сей столице), но увидев прибитый к нему королевский герб, не осмелился в него ворваться. Зато великолепные дворцы его брата и обоих зятьев, с домами Золера, министра финансов, и главного счетного директора Эспуикозы, были разграблены, все мебели и драгоценности, которых нельзя было унести с собою, перебиты, испорчены, сожжены на улицах, и никто не противился сему беспорядку: швейцарские гарнизоны спокойно стояли на своих квартирах. В прокламации короля князь мира назван просто Эмануилом Годои, он найден был в амбаре своего замка, в котором скрывался более 36 часов, и взят под стражу. Брат его (шеф лейб-гвардии) был схвачен солдатами и также отдан под арест. — 19-го марта король торжественно отказался от правления. В прокламации своей говорит он, что болезнь принуждает его сойти с престола, что он имеет нужду в климате более умеренном, что он предпочитает беспокойной жизни монарха приятное и безмятежное состояние частного человека, что наконец, уступает корону своему любезному сыну и законному наследнику, принцу астурийскому — и новый король принял престол под именем Фердинаида VII. Имение и доходы преждебывшего князя мира конфискованы, народ требует, чтобы вся королевская фамилия возвратилась в Мадрид, и чтобы князю мира отрублена была голова. Ожидают с часу на час вступления французских войск в столицу. Великий герцог Бергский приближается сюда с корпусами маршала Монсея и генерала Дюпона, его квартира теперь в Алькеванде, следовательно, весьма близко от Мадрида. Все те, которые за два месяца были обличены в умышлении против короля вместе с наследным принцем, возвращены в Мадрид указом Фердинанда.

*

Князь мира — если верить последним известиям — приговорен к смерти и будет расстрелян. — Новый король уничтожил охотничье право, и теперь каждому крестьянину в Испании позволено бить на своем поле дичину. Число французских войск, находящихся в Испании, простирается до 100,000. Генерал Лети командует корпусом, занимающим Каталонию. Думают, что французский император посетит сначала Барселону. Король Карл с супругою, королева Луиза и дочь ее, бывшая королева этрурийская, находятся в Аранжуэце, следовательно, известие, что они сокрылись в лагерь французский, и что король обнародовал в нем новую прокламацию, несправедливо. Спокойствие опять воцарилось в Испании. Маршал Монсей живет в Мадриде, а генерал Дюпон идет в Толедо, где назначена ему главная квартира. Еще неизвестно, какие следствия будет иметь сия быстрая перемена в правительстве испанском, но можно подозревать, что назначение французских войск, наводнивших Испанию, не есть одна осада Гибралтара — последствия откроют нам важные намерения Наполеона.

*

В Копенгагене получено известие, что перед островом Борнгольмом появились английские корабли. Белт ими наполнен. 28-го марта прошли первые неприятельские корабли через Зунд: один линейный и один куттер, они бросили якорь неподалеку от Гельсингборга.

*

Еще не получено никакого верного известия о Рошефортской эскадре. Из Милана пишут, что 32 французских корабля явились в Сицилии и высадили на берег от 8 до 10,000 человек войска. Но анконские ведомости извещают, что эскадра сия находится уже в Корфу. Напротив, из Неаполя пишут, что французский флот, состоящий из 31 корабля, удалился от острова Корфу, запасши его на несколько месяцев съестными припасами и другими необходимыми потребностями. Ожидаем с любопытством дальнейших известий. Флот сей, может быть, устремится на английскую эскадру, находящуюся в Архипелаге, или на английские корабли, плавающие в Адриатическом море: в последнем случае получит он сильное подкрепление от венецианских военных кораблей и русской эскадры, остановившейся в Триесте.

*

Уверяют, что Порта соглашается на пропуск французского войска в Персию, и барон Гибш, австрийский курьер, привез из Константинополя в Вену приятное известие, что, после многих переговоров, и жарких прений между французским генералом Себастиани и рейс-эфендием Порта наконец готова приступить к заключению с монархом российским мира.

29 апреля.

——

Известия // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.39, N 9. — С.74-87.

Известия

Русские войска овладели наконец Свеабургом. До 20-го марта беспрестанно стреляли по крепости из пушек и бросали в нее бомбы, но в этот день надворный советник Гагельштром и кавалергардский поручик Сухтельн имели переговоры с комендантом ее, вице-адмиралом Кронштедом, которого просили пощадить невинных жителей города, терпевших ужасный вред от артиллерии свеабургской. Комендант сначала ответствовал, что он сожжет город, если не снимут осады, но скоро потом переменил намерение и дал знать, что соглашается оставить в покое жителей Гельсингфорса. Наконец 21-е апреля решило судьбу Свеаборга, и вся Финляндия принадлежит теперь России. — Шведский посланник находится в Ревеле, он ожидает фрегата для возвращения своего в отечество. Уверяют, что Густав IV, видя опасность грозящую престолу его, сзывал сенат, и объявив членам его, что Швеция должна сражаться с Россиею, Франциею и Даниею, спрашивал: в состоянии ли она отразить нападение трех неприятелей? Ему отвечали одним молчанием. Он продолжал: ‘Доколе называюсь монархом Швеции, до тех пор ничто не принудит меня переменить своих поступков, но если сенат почитает упорство мое бесполезным, то соглашаюсь добровольно отказаться от королевского титла, пускай государственные чины сами ведут переговоры с союзными неприятелями Швеции’. По трактату своему с Англиею Швеция обязуется привести в движение все свои войска и нужную часть флота, в особенности гребной, для совокупного нападения на общего неприятеля, обе союзные державы, вследствие соглашения, не могут, одна отдельно от другой, заключить особенного мира. Англия, с своей стороны, дает Швеции вспомогательное войско и 1,200,000 фунтов стерлингов в год, или по 100,000 руб. ежемесячно. В числе назначенных в Швецию английских войск находится весь немецкий легион, 6000 пехотной гвардии и некоторые конные полки. Лорд Катгарт начальствует сим корпусом, под ним находятся сир Джон Мор, сир Давыд Берд, сир Артур Велеслей, бригадные генералы Дайот и Каттон. Несмотря на все сии приготовления английские войска еще не отправлены, причиною такой медлительности полагают великий недостаток в съестных припасах, который начинает быть ощутителен в Швеции. В одном из заседаний парламента господин Вайтбред говорит следующее насчет договора Англии с королем шведским: ‘Англия, увлекая Швецию в войну против соединенных держав Европы, подвергает ее опасности принять со временем самые невыгодные условия мира, и может быть несравненно невыгоднее тех, на которые принуждена бы она была согласиться в настоящем ее положении. Непонятно, что заставило шведского короля дать слово не заключать без согласия Англии ни мира, ни перемирия. Положим, что Англии представится благоприятный случай помириться с французами — останется ли она верною своему договору, если шведский король паче чаяния захочет продолжать войну?’ — ‘Деньги, которыми Англия награждает Швецию, прибавил г. Понсонби, должны быть со временем в Париже или Петербурге’. — ‘Русская армия вступила в Финляндию, говорит издатель английского журнала The Independent Whigt, а войска англичан во всех местах, кроме одной Швеции. Не время ли подумать о спасении несчастного союзника? Или (если уже положено ему погибнуть) не время ли подумать о спасении Англии? Несчастный, великодушный народ британский, ты падаешь! Невежество и упорство приведут тебя неминуемо в пропасть!’ — ‘По получении известия о взятии Гельсингфорса русскими войсками, сказано в английской газете The Могning Chronicle, министры имели между собой переговор, который продолжался более трех часов. Трудно описать то впечатление, которое произвело в умах сие происшествие, все почитают его несчастьем государственным, чувства лондонских жителей изображаются мрачным безмолвием и горестью. Министры еще не обнародовали полученных ими известий, одно только краткое объявление сделано в Ллойдсовом кофейном доме’. — Шведская армия в мирное время состоит из 50,000 человек, из них 18000, под предводительством генерала Клингшпора, находятся в Финляндии, генерал Толь с 9000 в Шонии, генерал Вегезак с 8000 и генерал Армфельд с 10000-м резервом близ Готенбурга. Шведская морская сила, исключая гребной флот, которого часть сожжена в Абове, состоит из 20 линейных кораблей и 16 фрегатов, в том числе множество старых, совершенно неспособных для службы. — Из Копенгагена пишут, что датская армия, находившаяся в Норвегии, перешед за шведские границы, принудила к отступлению отряд неприятельского войска, и сожгла несколько шведских магазинов. Сказывают, что сильный корпус французского войска, перевезенный на кораблях голландских, высажен на берега Норвегии — неизвестно еще, справедливы ли сии слухи.

*

Наполеон оставил Париж, 3-го апреля проехал он через Тур, где встречен был посланником испанским грандом первой степени, кавалером многих орденов, который спешил к нему в Париж с письмом от принца астурийского. Маршал Дюрок подал депеши Наполеону, который, прочтя их сказал, что даст аудиенцию на первой станции. Посланник, покинув карету свою в Туре, последовал за императором в кабриолете. 4 апреля Наполеон прибыл в Бурдо, который оставил 11-го, в Байоне воздвигнуты для него триумфальные ворота, город будет иллюминован, и приготовлена почетная гвардия, которая вся одета в древнее бискайское платье и выучена военной экзерциции. Наполеон, как уверяют, едет прямо в Мадрид, потом он будет осматривать Гибралтарскую крепость.

*

Беспокойства во внутренности Испании не кончились: в народе заметно волнение, и в самом кабинете королевском какое-то неустройство. Испанцы по сию пору не знают еще, кто у них король, Карл IV, или Фердинанд VII. Первый с супругою и королевою этрурскою все еще находится в Аранжуэце, а принц астурийский, или Фердинанд VII, пребывает в Мадриде. Правительство старается представить с хорошей стороны прибытие французских войск в Испанию: в последней королевской прокламации названы они почтенными посетителями, несмотря на то, испанцы показывают великую недоверчивость к французам, всякую минуту ожидают в Мадриде бунта. Все уверены, что с прибытием Наполеона возобновится здесь и спокойствие и порядок.
Маршал Даву наименован герцогом Ауэрштетским, уверяют, что корпус его должен идти в южную Россию, и что оттуда пойдет он через Персию в Ост-Индию: слухи сии требуют еще подтверждения. — Пишут из Вены, что Порта соглашается уступить провинции Боснию и Сербию австрийскому императору, и что Австрия, в замену их, отдает Галицию Варшавскому герцогству. Австрийская армия, собирающаяся на турецких границах, займет новоприобретенные провинции тотчас по заключении трактата. Уверяют, что великий султан принужден будет сделать и другие. не менее важные уступки. — Известие о занятии острова Лезино англичанами несправедливо. — Пишут из Америки, что генерал Моро, имевший участие в каком-то предприятии, противном благосостоянию соединенных областей, взят под стражу. Г. Джефферсон объявил, что он опять будет искать президентского места, если Америка примет участие в войне с англичанами.

15 мая.

————

На приложенной картинке изображен Велизарий, слепой, в пустыне. Юноша, служивший ему проводником, уязвлен змеею, он умирает на руках Велизария. День склонился уже к вечеру, слепец стоит на самом краю пропасти. Картина сия писана французским живописцем Жераром.

——

Известия // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.39, N 10. — С.176-182.
[Изъяснение картинки французского живописца Ф.Жерара с изображением Велизария в пустыне] // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.39, N 10. — С.183.

Известия

Теперь Европа обращает глаза свои на Испанию. Наполеон в Байонне: он судит Фердинанда VII и Карла IV — сына-похитителя короны, с отцом монархом, слишком слабым для поддержания венца своего. По сию пору обстоятельства сего чрезвычайного возмущения в Испании покрыты для нас совершенною неизвестностью: сообщаем читателю одно верное и самое замечательное. 15-го апреля император Наполеон прибыл в Байонну, где встретили его инфант Дон Карлос, брат Астурийского принца, так называемого Фердинанда VII, португальские депутаты и герцог Фриас с испанским посольством, 18-го последний, вместе с генералом Савари, поехал на встречу к Фердинанду, который оставил Мадрид и спешил иметь свидание с Наполеоном в Байонне. При самом отъезде его из столицы испанской, была обнародована прокламация, в которой сказано, что он, Фердинанд, король Испании, зная намерение Наполеона посетить Мадрид, едет принять его на границе своего королевства, что мирное согласие, царствующее между народами французским и испанским, должно быть утверждено свиданием обоих монархов, что жители Мадрида должны беспрекословно доставлять все нужное для продовольствия французского войска, что путешествие короля продолжится несколько дней и прочее. В отсутствии Фердинанда правление поручено дяде его, инфанту Дон Антонио. 20 апреля Фердинанд, сопровождаемый своим обер-гофмейстером, герцогом С. Карлом, герцогом Инфантадо, каноником Эскоинквицем, министрами Кеваллосом, Мусквицем и Лабзадором, прибыл в Байонну. Он встречен был принцем Нюшательским и маршалом Дюроком. 30 апреля прибыли туда же и родители его, король Карл IV с супругою. В проезде их через Бургос, где генерал Вердве представлял им французских офицеров, отряд испанской королевской гвардии, провожавших принца Астурийского до Байонны, хотел занять караул на королевской квартире, но Карл IV, остановивши офицеров, сказал им с сильным движением: Государи мои, не требую никакой от вас почести: в Аранжуэце вы презрели свою должность, теперь прошу вас меня оставить! Французские солдаты, по приказанию генерала Вердье, сменили испанских и заняли все королевские караулы. 30 апреля генерал Лебрень вручил Карлу IV письма от императора Наполеона, и принц Нюшательский принял его на границах Франции. Того же числа в два часа пополудни король и королева прибыли в Байонну, принц Астурийский вместе с инфантом Дон Карлосом встретили их у въезда в город, при пушечном громе, все гранды были допущены к руке их величеств, принц Астурийский хотел последовать за отцом своим во внутренние покои, но он удержал его, и с гневным взором сказал: Принц, разве не довольно посрамили вы мою седую голову? Фердинанд остался как пораженный громом, на лицах грандов изобразились стыд и замешательство. В 5 часов посетил короля и королеву император Наполеон: сцена свидания обоих монархов была трогательна, разговор их продолжался несколько часов. Король и королева описывали императору все горести все оскорбительные поступки, которые принуждены были они выносить в течение целого месяца, с негодованием выражались на счет неблагодарных, которые заплатили им за все их благотворения изменою, и с презрением говорили о своих телохранителях, которые в минуту опасности не осмелились защитить законного своего монарха. ‘Ваше Величество! — повторил король с прискорбием — Вы не можете чувствовать, каково отцу обвинять своего сына в преступлении: с таким несчастием ничто на свете не может равняться!’ — На другой день и король и королева обедали у императора. 2-го мая посетила их императрица Жозефина. — Того же дня, в 7 часов вечера, получено из Мадрида письмо следующего содержания: Мадридская чернь, со времени возмущения в Аранжуэце, бунтует беспрестанно, ничто не может сравниться с ее надменностью и буйством. Мнимая победа, которую одержала она над королем и над 200 карабинеров, составлявших караул князя мира, ужасно возвеличила ее безрассудную гордость, — здесь заметили, что с некоторого времени сборища народа вдруг сделались многочисленнее, хладнокровные наблюдатели, испанцы и французы, чувствовали близость решительной развязки, они ожидали ее с беспокойством, будучи уверены, что одни только строгие, сильные меры могли положить границы буйному исступлению черни.
Этрурская королева и принц Дон Франциск, ежедневно оскорбляемые ругательствами беспокойных, решились оставить Мадрид и требовали пропуска в Баионзину. Великий герцог послал к ним своего адъютанта, с уверением, что им не будет сделано ничего неприятного: толпа народа остановила посланного на большой площади, он начал защищаться, но был обезоружен и мог бы погибнуть, когда бы отряд французских солдат не подоспел к нему на помощь. В ту самую минуту другой французский офицер был ранен столпившимися бунтовщиками. Большая Алькальская улица, площадь перед воротами Солнца и большой рынок покрылись бесчисленным множеством народа. Великий герцог приказал ударить тревогу, батальон гвардии, бывший у него на карауле, двинулся к Королевскому дворцу с двумя пушками: бунтовщики окружили его со всех сторон — построившись в боевой порядок, солдаты начинают стрелять двумя шеренгами, пули свистят по улицам, и этим народная толпа рассыпана. Великий герцог приказывает генералу Груши с отрядом войска идти на большую Алькальскую улицу, куда стеклось более 30,000 народа: тридцать картечных выстрелов из пушек в минуту очистили и улицу, и смежные с нею площади, бунтовщики разбежались по домам, начали стрелять из окон, бригадные генералы Гильот и Добрей велели солдатам ломать двери домов и не щадить никого, кто попадется с оружием в руках. В то самое время отделение возмутившихся ворвалось в арсенал, в котором находилось более 10,000 ружей и 20 пушек: генерал Бернардино, поспешно собравши полк свой, велел солдатам примкнуть штыки и скорым маршем пошел к арсеналу. Бунтовщики не успели овладеть ружьями, сделали два или три пушечных выстрела, но были в минуту вытеснены и многие из них положены на месте. Из ближних деревень сбежалось множество поселян с кольями и ружьями, но увидев, что возмутившиеся рассеяны, они побежали назад, рассыпались по полю, конница поскакала за ними в погоню, и все те, которые настигнуты были с оружием в руках, схвачены или перестреляны. В сем действии имел участие один французский гарнизон. Полки, стоявшие лагерем за городом, услышав пушечную пальбу, ударили сбор и пошли с примкнутыми штыками к городу, но возмущение прежде их прибытия было тоже успокоено, несколько тысяч бунтовщиков положено на месте, со стороны французов убито 25 человек и ранено около 50. Правительство немедленно обнародовало повеление, чтобы все граждане Мадрида были обезоружены — оно исполнено без всякого ропота, и Мадрид снова спокоен.
Император Наполеон, почив известие о сих происшествиях пошел к королю Карлу, который в ту минуту возвратился только от императрицы, приглашавшей его к себе на завтрак. — ‘Я это предвидел, сказал король, прочитав бумаги: злодеи, которые пожертвовали спокойствием народа моего для удовлетворения страстям своим, сами упали в ту бездну, которую для других готовили. Он тут же наименовал великого герцога Бергского генерал-поручиком королевства, патент на сие важное достоинство с нужными сообщениями о том кастильскому и военному советам были немедленно посланы в Мадрид с курьером. Карл IV отрешил от регентства инфанта Антония, как слабого и неспособного к начальству человека, и призвав к себе Астурийского принца, сказал ему: Таковы следствия тех советов, которым ты верил, и которые заставили тебя не уважать святость законов и пренебречь отца государя, данного тебе отечеством. Возмущение подобно пожару, нетрудно его произвести, но затушить сей пожар может одна необыкновенная сила, одна великая опытность: и ты, и сообщники твои лишены сих нужных пособий. Король Карл IV сначала намерен был утвердить актом свое сложение короны, но королева настояла в том, чтобы он просил Наполеона возобновить прежний порядок вещей — и Карл IV объявил уже письменно, что он вынужден был сойти с престола для спасения своего семейства и друга своего князя мира, которому угрожали погибелью. Ожидаем с нетерпением развязки. Принц Астурийский, должно думать, не будет уже именоваться Фердинандом VII. Но что будет Карл IV? Не предстоит ли Испании какая-нибудь важная перемена? Сохранит ли царствующая фамилия престол испанский? Сии вопросы должны решиться скоро. Пребывание Наполеона в Байонне вероятно причислено будет к важным эпохам истории. Князь мира находится теперь в Байонне. Император объявил себя его покровителем. По требованию его Иммануил Годон выпущен из тюрьмы и в сопровождении полковника Марлеса оставил Испанию. Он много пострадал во время своего заточения. При выходе из тюрьмы имел он длинную бороду, одет был в рубище, казался расслабленным и убитым. Дорогою получил он письмо от короля и королевы: говорят, что оно орошено было слезами Карла IV. Князь мира прочитав его, заплакал и сказал: вот первое утешительное чувство после несчастья! Целый мир покинул меня, один монарх мой остался мне верен. Неблагодарные! ни один из них, осыпанных моими благодеяниями, не имел духу сказать за меня слово: они продали своего короля, они продадут и принца Астурийского. Теперь единственное мое желание, оставить отечество и жить вместе с детьми моими простым гражданином во Франции!
Люциан Бонапарт живет во Флоренции, под именем генерала Бульи — во всей Тоскане декретом Наполеона уничтожены феодальные титулы и привилегии — Анкона будет причислена к Итальянскому королевству — генерал Мармон наименован герцогом Рагузским.
Вспомогательное войско, обещанное англичанами шведскому королю, прошло 4 мая через Зунд на 40 перевозных судах. — По известиям из Норвегии датская флотилия, находящаяся у берегов ее, имела сражение с шведским гребным флотом близ Штремштада: выигрыш остался на стороне Дании.
Жители острова Мадеры присягнули в верности королю великобританскому. Уверяют, что сир Сидней Шмит отправился с сильным флотом в Северную Америку и должен овладеть Мексикою. — Путешественник Мунго Парк погиб во внутренности Африки, парламент подарил вдове его 3,200 фунтов стерлингов.

1 июня.

——

Известия // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.39, N 11. — С.193-202.

Известия

На троне Испании должно явиться новое поколение государей. Карл IV и Фердинанд VІІ приезжали в Байонну единственно для того, чтобы сложить с себя венец и уступить Наполеону право на престол испанский. Не известно еще, кто будет наименован королем. Карл IV, как уверяют, поселится в Компиене, а Фердинанд VІІ в Наварре. Сообщаем читателю письмо императора Наполеона к принцу Астурийскому, писанное вскоре после возмущения, произошедшего в Мадриде и Аранжуэце: — ‘Я получил письмо Вашего Высочества. Из бумаг, доставленных Вам родителем Вашим, могли Вы ясно видеть, какое принимаю участие во всем, до Вас принадлежащем: позвольте мне в настоящих обстоятельствах говорить с Вами искренно и свободно. Я надеялся, по прибытии своем в Мадрид, склонить Высокого моего друга на некоторые нужные перемены в его правлении, на некоторую необходимую снисходительность к общему мнению. Отдаление князя мира от всех государственных дел казалось мне неизбежным и нужным для счастья испанцев. Важные дела на севере Европы остановили на время мое путешествие, возмущение в Аранжуэце предупредило мое прибытие в Испанию: не хочу рассматривать его причин, не разбираю поступков князя мира — знаю только то, что государям весьма опасно приучать народ к самовластью и кровопролитию, прошу Бога, чтоб Ваше Высочество по собственному опыту не узнали, сколь справедливо сие мнение. Полезно ли для Испании губить человека, который имеет родственную связь с ее монархом, который так долго имел в руках кормило правления? Он не имеет теперь друзей, и Ваше Высочество не будете иметь их в несчастье: народы отмщают нам охотно за те великие почести, которые отдают они нашей власти. Напомню Вам, что нельзя судить князя мира, не призывая в то же время и короля и королеву. родителей Ваших, пред судилище: суд сей даст пищу возмутительным страстям, пробудит общую ненависть, следствия его могут быть гибельны для испанского престола. Ваше Высочество — нет никакого сомнения — имеете право наследника престола, но от кого получили Вы сие право? От вашей родительницы! Лишив ее чести, Вы сами лишили себя своего права! Отвратите слух свой от гибельных советов коварства, повторяю, вы не должны судить князя мира! преступления, в которых его обвиняют, теряются в правах престола. Я часто обнаруживал желание удалить сего человека от дел государственных, но дружество мое к Карлу несколько раз принуждало меня молчать, и без внимания смотреть на его пристрастную привязанность к своему министру. Горестный жребий человека! Удел его заблуждение и слабость. — Но все еще может приведено быть в первобытный порядок, пускай оставит князь мира Испанию: предлагаю ему безопасное убежище во Франции. Что же принадлежит до низложения Карла IV, то он сведен с своего престола во то самое время, когда мои войска находились в Испании: в глазах Европы и потомства могу казаться сообщником тех людей, которые принудили моего союзника и друга отказаться от трона — будучи соседственным монархом, и должен, прежде нежели признаю сие сошествие с трона законным, узнать его настоящие причины. Говорю Вашему Высочеству, испанцам, всему свету, что я готов утвердить его своим согласием, если оно произвольно — и Ваше Высочество будете наименованы королем испанским. Желаю, чтобы Вы переговорили со мною обо всем лично: осторожность, с какою действую во всех обстоятельствах, относительных к сим происшествиям, может служить для Вас уверением, что я готов быть Вашим защитником, если какое-нибудь непредвиденное несчастье постигнет Вас, в Вашу очередь, на троне Испании. Известия, присланные мне королем Карлом о происшествиях прошедшего октября, были для меня огорчительны и неожиданны. Ваше Высочество весьма неправы: не хочу на то иного доказательства, кроме письма, писанного Вами ко мне гораздо прежде, и преданного мною забвению. Будучи государем в свою очередь, Вы должны узнать, сколь важны, сколь святы права престола: каждый шаг наследного принца склонить на свою сторону чужеземного государя, есть преступление в глазах моих чрезвычайно великое. Ваше Высочество должны опасаться народных смятений, редко не гибельных, всегда ненадежных. Некоторые из солдат моих могут быть лишены жизни — но следствием того будет разорение всей Испании. Замечаю с неудовольствием, что в Мадриде ходят по рукам письма генерал-капитана Каталонии, что всеми средствами стараются привести в волнение головы. Надеюсь, что Вашему Высочеству теперь известны мои мысли. Вы видите, что я еще колеблюсь, что я еще не имею решительного мнения. Какие бы ни были обстоятельства, прошу Вас верить, что я, в отношении к Вам, буду следовать тем самым правилам, каким я следовал в отношении к королю Карлу, что искренно желаю все привести в прежний порядок, и с радостью воспользуюсь случаем доказать Вам свое неограниченное уважение. Байонна, 16 апреля 1808.’ — 2 мая. Король Карл писал к своему сыну письмо, в котором между прочим сказано, что его поступки против отца, законного своего государя, и некоторые письма, им писанные, навсегда лишают его права на престол Испании. Фердинанд, получив сию бумагу, торжественно отказался от короны в пользу своего родителя, тотчас отравил в Мадрид к инфанту Дон-Антонио письмо, в котором сказано: Ныне, 6-го мая 1808, писал я к родителю своему и законному государю следующее: ‘В доказательство сыновней привязанности моей к Вашему Величеству, торжественно слагаю с себя испанскую корону — примите ее обратно! прошу Бога, чтобы она многие лета сохранилась на священной главе Вашей. Осмеливаюсь представить в Вашу милость тех людей, которые служили мне с 19-го марта: доверенность моя к Вашему Величеству, относительно к ним, неограниченна. Да сохранит Вас Всевышний Промысел! Байонна, 6-го мая. Преданнейший из сынов Ваших, Фердинанд’. Вследствие сего письма, уничтожаю власть, данную мною временному правительству мадридскому, на случай пребывания моего в Байонне. Благодарю членов его и всю нацию за преданность, оказанную мне в последних обстоятельствах. Прошу их снова прилепиться с чувствами верных подданных к законному государю своему, Карлу IV, и уповать на могущественное покровительство Наполеона, который один может сохранить как целость Испании, так и независимость ее народов. Бойтесь коварства общих врагов наших, храните согласие с вашими союзниками, страшитесь междоусобия и кровопролития: в настоящих обстоятельствах они приведут вас к погибели неминуемой. Подписано: Фердинанд. — Все несогласия, расстроившие семейство короля Карла, прекращены трактатом, который заключен между им и императором Наполеоном. Статьи сего трактата еще неизвестны, они не могут быть обнародованы до тех пор, пока не будут представлены сенату. Из прокламаций короля Карла и принца Астурийского надобно заключить, что все права на испанский трон уступлены императору Наполеону. Уверяют, что многие знатнейшие испанцы едут в Байонну, где соберется генеральная юнта, на которой учрежден будет порядок наследства короны и многое переменится в конституции королевства Испанского. — Великий герцог Бергский находится в Мадриде, он сделан генерал-поручиком Испании, живет в Королевском дворце: испанцы предсказывают, что он заступит место и Карла, и Фердинанда!

*

Генерал Савари и маршал Безье пожалованы герцогами, а генерал Вальтер графом. Последнему дано богатое поместье в Вестфалии.

*

Два русских линейных 74-пушечных корабля, Петербург и Москва, первый под командою командора Барятинского, а последний под командою капитана Эльзена, вышли 30 апреля из Порто-Ферано: они соединятся с французским флотом в Тулоне.

*

Уверяют, что генерал Мену наименован губернатором Этрурского департамента. — Из Багдада пишут, что англичане сильно разбиты в Ост-Индии мараттами, которых предводитель Гаур рассыпал корпус генерала Веллеслея близ Гература: английская потеря простирается до 12,000 человек. — В письме из Варшавы сказано, что в Польше набирается великое множество рекрутов, и что польскому графу Понятовскому назначено идти с большим отрядом войска в Испанию.

12 июня.

——

Известия // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.39, N 12. — С.282-289.

Известие

Зрелище, представляемое ныне Швецией (говорит Монитер), чрезвычайно любопытно для наблюдателя. Те самые шведы, которые в начале 18-го столетия действовали с таким успехом против русских, не могут теперь противиться им ни в одном сражении. Финляндия, почти непроходимая, наполненная озерами, дефилеями, крепостями, завоевана в несколько дней, среди жестокого зимнего хлада. Русские везде побеждают шведов, и часто с меньшими против них силами. Генерал Буксгевден заслужил имя искусного полководца, присоединив к России провинцию, весьма важную. Те много ошибались, которые сравнивали Русскую Финляндию с Шведскою. Последняя есть область прекрасная, заключающая в себе несколько многолюдных и хорошо выстроенных городов, она может быть хорошо обработана, гораздо лучше, нежели теперь, и вероятно, что в двадцать лет число ее жителей, простирающееся до миллиона, будет удвоено. Повторяем: присоединение сей провинции к Российской империи делает великую честь министру Румянцеву и деятельному Буксгевдену. Крепость Свеаборг, имевшая 7000 гарнизона и 150 канонирных шлюпок, сдалась русским, и прекрасная находившаяся в ней флотилия досталась им в добычу. По известиям из Дании, шведские войска не имеют никакого успеха в Норвегии, в самой Швеции все недовольны, все негодуют на политические поступки Густава, все почитают несчастья нации следствием уничтожения привилегий ее и конституции. В настоящую войну шведы потеряли уже 15,000 человек — словом, сия монархия, возведенная на высоту славы прежними своими государями, приближена Густавом к совершенному упадку. — Выгоды присоединения Шведской Финляндии к Российской империи чрезвычайно важны, приобретение провинции, заключающей в себе миллион жителей, и отстоящей в 40 милях от столицы, завоевание 100 миль Балтийского берега, и земли, которая может снабжать российские корабли прекрасными матросами, должны быть источниками не только новой силы, но вместе и нового счастья. Что остается теперь для Швеции? Стокгольм подвержен могуществу русских, и шведские монархи из окон дворца своего должны видеть русские флаги, развевающие по ту сторону залива! Во всякой войне первый пушечный выстрел будет раздаваться перед стенами их столицы — что мы говорим, столицы? Захотят ли короли шведские обитать в пограничном городе, в котором ныне именуются они шведами, а завтра могут пробудиться русскими? Известно, что Густав не имеет привязанности к Стокгольму, следственно оставит его без огорчения. В наше время ужасные политические перемены не могут почитаемы быть чрезвычайностью. Мы видели Фридриховы армии, уничтоженные одним сражением, мы видели разрушение австрийского могущества: но в сих великих происшествиях расчеты ума были уничтожены другими счастливейшими расчетами. Спрашиваем: ‘по какой причине, по какому расчету ума король Швеции приводит свою нацию к погибели, и сам разрушает престол свой, прославленный его предками?’ — Англичане, как видно по всему, приготовляют для Швеции такую же точно нечаянность, какою в прошедшую войну удивили они Россию. Где войска, обещанные ими Густаву, который потерял уже треть своей армии, сражаясь с армиями Александра? В Испании! 10,000 отправлены ими в Гибралтар и 4000 сидят на кораблях перед Кадиксом. И сами те войска, которые, полагали мы, веря слухам, вышедшими в Готенбурге на берег под предводительством генерала Моора, или совсем не отправлены из Англии, или опять садятся на корабли, и должны возвратиться в свое отечество. Путешествие генерала Моора в Грипсгольм к Густаву имело предметом не продовольствие, но самое назначение английского войска, именно: английское правительство желает, чтоб армия его была употребляема не для нападения, но единственно для обороны. Король никак не хочет соглашаться на такое неожиданное условие. — Вице-адмиралу Кронштету и офицерам, которые не противились сдаче Свеаборга, объявлено, что они потеряли доверенность короля, и не могут остаться в шведской службе. — Российскому посланнику, господину Алопеусу, возвращена свобода: он вместе с графом Даммасом прибыл из Стоктольма в Либау 29 мая. Граф Даммас должен взять в Митаве супругу Людовика XVIII с графинею Ангулемскою, и проводить их через Стокгольм в Англию.

*

Принц Астурийский с инфантами дон Карлосом и дон Антонио находится теперь в Валанси — они занимаются охотою и музыкою. Известный Дюсек, которого нашли они в сем городе, забавляет их своим талантом. Король Карл с супругою живет в Фонтенбло, весьма уединенно. — Государственная юнта, которая должна собраться в Байоне, вероятно наименует и нового короля Испании. Для нее очищается в сем городе бывший епископский замок, и надобно думать, что сам Наполеон будет присутствовать на совете, ибо в зале, назначенной для заседаний, воздвигнут великолепный трон.
Говорят, что жребий носить корону Испании должен пасть на Люциана, который наименован уже принцем Французской империи. Сначала газеты и журналы пророчествовали, что Люциан будет королем латинским, но Тоскана определением сената причислена к королевству Итальянскому и разделена уже на департаменты, а к ней присоединены и две пятые части Папской области, нужные для непосредственного сообщения Французской империи с королевством Неаполитанским. Семонвиль говорил в заседании сената, на случай сего присоединения, следующее: — Все берега Средиземного моря должны быть уделом или Французской монархии, или великой империи. Области, расположенные по берегам Адриатического моря, причислены к королевству Итальянскому, области, сопредельные с нашими владениями, и находящиеся да берегах Средиземного моря, должны принадлежать к империи Французской, и торговля на Средиземном море, вопреки усилиям высокомерного тирана морей, будет находиться под непосредственным ее влиянием. Морская сила Франции возрастает, везде сооружаются корабли ее!.. Присоединение Тосканы к нашим владениям будет выгодно, и собственно для Тосканы, доселе слабой, подвластной государям бессильным и всегда подверженной нападениям варварийцев. В наше время народы должны быть управляемы властью твердою, основанною на положительных, незыблемых законах. Прошли те века, когда все мыслили, что не государи созданы для народов, а народы для государей. — Напрасно будут нам представлять неудобства, соединенные с чрезмерным расширением империи: посредством морского сообщения уничтожается и самая отдаленность, а сообщение сухим путем, в наше время, когда не существуют уже ни Альпы, ни Апеннины, также легко между Парижем и Ливорно, как между Парижем и Ниццей. Провинции Урбино, Каммерино и Анкона, бывшие под влиянием Венеции, должны необходимо принадлежать к королевству Итальянскому, к которому они причислены. Пристань Анконская, поместительная для десяти военных кораблей, будет хранителем Адриатического моря, и в конце лета увидим на Анконской рейде новую эскадру, состоящую из пяти кораблей, которых присутствие заградит англичанам вход в Адриатическое море, по берегам для них неприступное. Нет, война не может продолжаться вечно, вопреки исступлению тех безрассудных, которые стараются укоренить гибельную систему сию во внутренности лондонского кабинета. Эскадры французские умножаются беспрестанно, скоро будем иметь 30 кораблей на рейдах Антверпенской и Флиссингенской, и гораздо более на рейдах Бретанских. Выключая российскую, союзную с нашим флотом эскадру, имеем в Лиссабоне другие военные корабли, совершенно новые, и доставшиеся нам во власть от быстрого движения Жюнотовой армии. Происшествия, случившиеся в Испании, превратили сию расслабленную монархию в сильную и деятельную, Кадикские, Феррольские, Карфагенские верфи оживились, Тулон, Специя, Венеция и все многочисленные пособия, доставляемые нам Испаниею, Италиею, Голландиею, приведены в движение: нам нужны корабли, мы будем иметь их в великом множеств и скоро: мы богаты железом, пенькою лесом, и проч.’.

*

Перемирие, заключенное между российскими и турецкими войсками — так сказано в придворных Венских ведомостях — еще не прекратилось, но все губернаторы пограничных провинций Турции получили приказ удвоить деятельность в вооружении войска. Города, находящиеся на Эгейских, Ионийских и Адриатических берегах, укрепляются. Главная квартира великого визиря перенесена из Адрианополя в Софию. Большие корпуса войск идут из Анатолию через Геллеспонт в Европу. Губернатору салоникскому, Хозрев Мегемед паше, и известному Серезскому Айану, Измаил бею, наслано повеление двинуться с войсками своими вперед, вероятно против сербов, которые и поныне упорно отвергают все предложения Порты. Флот Капудана паши, совершенно готовый к выступлению, стоит на якоре в канале.

1 июля.

——

Известия // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.40, N 13. — С.83-91.

Известия

Наконец вакансия испанского трона занята Иосифом Наполеоном, бывшим королем неаполитанским. Он находится теперь в Байоне, где принимает приветствия от всех чиновников Испании. 13-го мая Верховная государственная юнта представила Наполеону следующий адрес: — ‘Будучи уверены, что Испания, по своему положению и своим политическим выгодам, тесно соединена с империею подвластною славному скипетру Вашего Величества, мы почитаем поступок последних монархов Испании, уступивших Вам прародительскую корону свою, истинным знаком патриотизма их и любви к народу испанскому. Пиренейские горы должны исчезнуть — какие границы могут отделять Испанию от Франции, когда они соединены одинаковыми выгодами, когда и та и другая нации могут пользоваться одинаковой независимостью, иметь одинаковое достоинство? Испания опять взойдет на ту высокую степень, которая принадлежит ей по праву среди империй Европы, как скоро новый фамильный союз приблизит ее к монархии Французской, естественной и необходимой ее союзнице. Итак, на троне Испании должны мы видеть старшего из Высоких братий В. И. В. Кастильский Совет соиденяет обеты свои с обетами верховной Государственный Юнты. Да благословит Бог В. И. В.! Подписано: маркиз Кабарелло, Франциско Гиль, Мигель-Иосиф Ацанца и пр.’ 25-го мая обнародована была следующая прокламация Наполеона: Испанцы! Отечество ваше приближалось к упадку — я видел и хотел отвратить погибель ее. Величие и могущество испанского народа ценю наравне с собственными. Король и принцы Испании уступили моему дому права своего престола. Испанцы! Не хочу владычествовать вашими землями, хочу заслужить благодарность и вечную любовь ваших потомков. Монархия ваша расслабла от дряхлости: возобновить силы ее мое назначение. Хочу исправить ваши законы, хочу, чтобы ваше правительство преобразилось, без всякого погибельного потрясения: и для того имею нужду в вашем содействии, хочу, чтобы депутаты ваших провинций и городов в общем собрании объявили мне все требования и нужды испанской нации. Тогда утвердив могуществом своим новую необходимую для вас конституцию, в которой народная свобода благодетельно была бы сопряжена с верховною властью монарха, возложу корону Испании на другого себя. Испания получит другого, законного, охраняемого покровительством моим монарха. Испанцы! Подумайте о том, что были ваши предки, подумайте о том, что стали вы теперь — не вы, но слабые, ограниченные правители ваши причиною такого упадка. Но имейте доверенность к настоящему, хочу, чтобы внуки ваши, благословляя память мою, говорили: Наполеон — восстановитель Испании! Подписано: Наполеон. — Вследствие сей прокламации обнародован был 6-го июня манифест следующего содержания: Мы, Наполеон и пр. Из адресов государственной юнты, верховного совета, города Мадрида и пр. и пр. мы видели, что прекращение междуцарствия необходимо для блага испанцев: и объявляем любезного нашего брата, Иосифа Наполеона, короля неаполитанского и сицилийского, королем испанским и индийским, утверждая независимость владений его в Европе, Азии, Африке и Америке. Повелеваем генерал-поручику королевства, министрам и кастильскому совету обнародовать сей манифест, дабы никто не имел права извинять себя незнанием. Дано в Байонне, в нашем императорском замке. Подписано: Наполеон. — Иосиф прибыл в Байонну 7-го июня. Император встретил его в двух милях от города, посадил в свою карету, и вместе с ним поехал в замок Маррак, где он провел ночь. Императрица встретила Иосифа на лестнице дворцовой, и вскоре потом испанские гранды, предводимые герцогом Инфантадо, были представлены министром Ацанцою новому своему монарху. После них допущены были к аудиенции государственные советники Урквийо и Кеваллос, с которыми король разговаривал очень долго. Депутаты советов: кастильского, инквизиции, финансов, Индии, армии, были представлены один за другим. Иосиф сказал между прочим членам кастильского совета, что он находит великое сходство между законами испанскими и законами Неаполя. Он отвечал депутатам инквизиции: почитаю религию основанием морали и благосостояния общественных. В других государствах терпимы все исповедания, но Испания счастлива потому, что в ней терпимо одно — истинное. Я знаю, сказал Иосиф совету финансов, что государственные доходы в великом неустройстве, что жалованье морскому и сухопутному войскам не выдано за многие месяцы — надеюсь, что все беспорядки сии, с помощью верных испанцев, уничтожены будут в скором времени. Почитаю за честь быть первым солдатом испанского войска — отвечал Иосиф депутатам армии — готов предводительствовать вами, и первый бросаться в опасность сражения, если необходимость велит, как и в древние времена, отражать мавров, или нападения вечного неприятеля твердой земли. Вы можете быть уверены, что ни один из служивших верно отечеству не будет лишен ни пенсиона, ни достоинства, ни привилегий, данных ему моими предшественниками.

*

15 июня открылись в Байонне заседания государственной юнты, которой президент есть Мигель-Иосиф Ацанца, государственный советник и министр финансов. Прочтен был указ кастильского совета, которым определено обнародовать декрет Наполеона о восшествии на испанский трон брата его Иосифа, короля неаполитанского. Заседание заключено речью министра Ацанцы. — 18-го июня юнта представлена была королю, который, на приветственную речь президента ответствовал следующее: ‘Почтенные депутаты госуд. юнты! Разделяю ваши мнения и надежды. Намерения Его Величества, императора французов, относительные ко благу Испании, не могут не быть исполнены: ибо залогом исполнения их служит его слава. Разлуку с народом, который отдавал справедливость нашему правлению, почитаем пожертвованием великим, но любовь его служит для нас предвещанием любви испанцев — уже ли менее сделаем для сей нации, которую Провидение поручает нашей власти? И она ужели менее будет признательна к нам и справедлива? Благоразумие и великий дух кастильцев нам известны, мы посетим наши провинции, мы принесем в них сердце отца, мы всюду найдем детей благодарных и нежных. Трудитесь, имея в виду пользу и благо, любовь народа и наша признательность будут вам наградою’. — В третьем заседании прочтен был по повелению Наполеона план новой государственной конституции, печатные экземпляры сего плана розданы членам, из которых каждый в течение трех дней должен сделать письменные на него замечания и представить их секретарям совета. Сии замечания могут быть дополняемы рассуждениями словесными в самих заседаниях юнты. — Император беспрестанно занимается делами, он бывает видим только по вечерам, когда прогуливается верхом около замка. — Во внутренности Испании происходят беспорядки. Города: Сеговия, Сарагоса, Вальядолид, провинции Арагония и нижняя Андалузия пришли в волнение. Большая часть мятежников укрощены: остальные, в скором времени, приведены будут в послушание. Что могут сделать рассеянные толпы народа против искусной и хорошо образованной армии? Большая часть испанских войск выведены за границы, и все места их занимают теперь французы.

*

Отрывок письма из Абова от 20 июля. Недавно отделение гребного неприятельского флота пристало к Вазе, но войска, высаженные на берег, были приняты столь мужественно генералом Раевским, что в страшном беспорядке обратились в бегство и побросались на суда, оставив в плену русских 6 штаб-офицеров, между которыми находится полковник Бергенштрель, 11 обер-офицеров и 450 рядовых с 1 пушкой. 15-го числа прибывшая сюда из Свеаборга русская гребная флотилия сделала удачное нападение на неприятеля, удалившегося на остров Корпо, он принужден был отступить, потеряв два канонирных бота, которые потонули.

15 июля.

——

Известия // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.40, N 14. — С.187-194.

Известия

План нового политического образования Испании готов, и печатные экземпляры его розданы членам государственной юнты. Он состоит из 128 пунктов, разделенных на 12 титулов. Сообщаем важнейшие. Царствующая религия в Испании должна быть римско-католическая. Вместе с нею не может быть терпима никакая другая. — Принц Иосиф Наполеон, король неаполитанский, признан королем Испании и обеих Индий, корона остается в его доме до тех пор, пока будут находиться в нем наследники мужского пола: женский навсегда исключается из наследства. В противном случае она достается мужской линии императора Наполеона, потом мужской линии короля голландского, потом короля вестфальского, потом владеет ею старший сын старшей дочери короля, рожденный при его жизни. Последнее может случиться только тогда, когда король, имеющий право назначать наследниками и других своих внуков, не сделает другого расположения в своей духовной. Сие определение короля должно быть подтверждено кортесами (Cortez, государственные чины). — Корона Испании не может быть соединена ни с какою другою. Король, вступая на престол, клянется на Евангелии в присутствии кортесов сохранять религию, собственность и свободу испанцев, и всегда иметь ввиду одно благо Испании. — Несовершеннолетие короля простирается до 18 лет: до сего возраста управляет государством регент, который должен быть не моложе 25 лет. Король сам назначает после себя регента, избираемого из инфантов, или из отдаленных родственников королевских. Регент пользуется 4-ю долею королевской власти: в совете его решение дел происходит по большинству голосов. Регент не имеет никакого влияния над особою короля, который должен находиться под опекою матери своей, или одного из принцев, избираемых для сего самим королем. — Министры составляют совет опеки, и смотрят за воспитанием государя. — Все принадлежавшие доселе королю замки остаются под его владением, но если годовой доход, собираемый с них, не составляет полного миллиона пиастров, то к ним должны быть причислены другие поместья для дополнения сей суммы, сверх того король получает из государственной казны два миллиона пиастров. Принцы королевского дома, вступив на 12-летний возраст, получают: кронпринц 200,000, инфанты 100,000 а инфантины 50,000 пиастров ежегодного доходу. Вдовствующей королеве назначается 400,000 пиастров. — При дворе должны находиться 6 великих офицеров, сверх того 8 министров, именно: юстиции, духовных, иностранных и внутренних дел, морской, военный, обеих Индий и всеобщей полиции. — Сенат составляют все инфанты, и еще 24 чиновника, назначаемые королем. — Под ведением сената находятся две сенатские юнты, состоящие каждая из членов, которых главная обязанность, хранить личную независимость народа и наблюдать за свободным печатанием книг. Но сии две юнты будут учреждены только тогда, когда совершится два года по утверждении новой конституции. — Король есть президент государственного совета, который должен состоять не менее как из 30, и не более как из 60 членов. Кортесы или государственная юнта состоит из 150 членов, именно из 25 архиепископов и епископов, 25 дворян, называемых грандами кортесов, и из 100 депутатов народных, из которых 40 избираются провинциями, 30-ю знатнейшими городами, 15-ю учеными и 15-ю из купечества. — Ни один из дворян не может быть наименован грандом, не имея 20,000 пиастров доходу и не отличив себя наперед важными услугами государству. — 300,000 человек составляет избирательный округ, и назначают депутата провинции. — Кортесы собираются по повелению короля, не имеют однако публичных заседаний, и не должны открывать того, что происходит в продолжение оных: такое открытие почитается возмущением, или изменою. Кортесы имеют право подавать королю через депутатов жалобы на министров, жалобы сии рассматриваются комиссиею, состоящею из государственных советников и 6 членов кастильского совета. Колонии как Азиатские, так и Южно-Американские получают все права отечественной земли, и имеют в государственной юнте 20 депутатов, отправляющих 8 лет свое звание. — Вся Испания должна быть управляема одинаковыми гражданскими законами — все тяжбы сначала должны быть предлагаемы на рассмотрение судье мира, который старается примирить соперников, в случае неуспешного посредничества, дело идет сперва в инструкционный сенат, потом в апелляционный, потом в ревизориум, который один как для Испании, так и для обеих Индий. — Уголовные дела решаются публично присяжными: один король имеет право прощать. — Между Испаниею и Франциею заключается наступательный и оборонительный союз, как на сухом пути, так и на море. — Иностранцы, оказавшие государству важные услуги, или отличные каким-нибудь полезным дарованием, или покупающие в Испании поместья, получают право гражданства. — Ни один из жителей Испании не может быть взят под стражу без повеления правительства: в темнице имеет он право допускать к себе и родственников, и знакомых, но и судилище имеет такое же право прекратить сии свидания или воспрепятствовать им в случае нужды. — Одним природным испанцам могут быть поручаемы гражданские или духовные должности. — Новая конституция должна быть приведена в действие мало-помалу, но так, чтобы к 1812 году была она в полной уже силе. Через два года потом кортесы издадут закон о введении свободного печатания книг. Кортесы должны иметь первое собрание свое 1820 года, и тогда решено будет, какие перемены потребно сделать в сей новой, вводимой в Испании конституции. — С 27 июня начались между членами государственной юнты рассуждения о пунктах предложенного плана: скоро узнаем решительное их следствие.

*

Слухи носятся, что австрийский император, в замену Триеста, Фиума и всех своих пристаней на Адриатическом море, должен получить те провинции, которые принадлежали древней Македонии. Курьеры беспрестанно ездят из Вены в Париж и из Парижа в Вену. Говорят, что австрийская армия разделена будет на 5 лагерей, и что вся Австрия вооружается поголовно. Быстрый отъезд эрцгерцога Иоанна к императору в Линц, появление французских лагерей в Фриуле, и вицероя италийского в северных департаментах Италии, отбытие австрийского посланника из Мюнхена в Вену, и баварского из Вены в Мюнхен, подают повод к размышлениям и разным догадкам.

*

Посланник персидского шаха Фестали, едущий во Францию, останавливался в Вене и обедал у французского посланника, у которого тогда находился весь дипломатический корпус. Он родственник шаха и между прочими подарками везет к Наполеону две Тамерлановы сабли. Перед обедом и после обеда курил он табак и пил кофе. Русский посланник, князь Куракин, сидел за столом с ним рядом: и его персидское высочество, в знак внимания, положил своеручно на тарелку князя несколько макарон. Во время обеда играла персидская музыка. Посланник очень много занимался женщинами, и с любопытством рассматривал их головные уборы, до которых дотрагивался руками, вдруг у одного из предстоявших он выдернул шпагу, посмотрел на ее клинок, и потом возвратил ее назад. Чиновники его ползали по саду, нюхали цветы, и морщились, когда в иных находился неприятный запах. На другой день посланник оставил Вену.

31 июля.

——

Известия // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.40, N 15. — С.265-271.

Известия и замечания

Новый король испанский отправился из Байоны в Мадрид при пушечных выстрелах. За день до отъезда его юнта имела свое двенадцатое и последнее заседание. В сие время король Иосиф произнес на испанском языке речь, в которой между прочим сказано было: Продолжающиеся в некоторых провинциях волнения прекратятся, как скоро народ увидит, что вера, независимость и целость государства обезопасены и что драгоценные права его признаны ненарушимыми, они прекратятся, когда народ увидит в новых постановлениях семена благоденствия. — Неприятель твердой земли, при помощи распространяемых им смятений, может надеяться, что мы потеряем Индийские наши поселения. Все испанцы должны открыть глаза и соединиться вокруг престола. Ежели и они решительно готовы на равные с нашими пожертвования, то скоро Испания будет внутри спокойною и счастливою, а вне справедливою и сильною. Исполнение сего приемлем на себя с полным упованием при подножии престола Бога Всемогущего, Который ведает тайну сердца человеческого, управляет оным по Своему произволу, и никогда не оставляет тех, кои любят свое отечество и никого, кроме совести своей, не боятся. Потом король присягал, что постарается исполнить свои обязанности. В Мадриде нетерпеливо ожидают прибытия его величества, полагая, что народ, увидев государя своего, знатнейшими особами окруженного, перестанет беспокоиться и обратится к должному повиновению. — В испанской столице теперь господствует совершенное спокойствие. Видно, что после происшествия 2 мая отважные зачинщики потеряли охоту заводить смятения. Сказать правду, это было бы крайне безрассудно и для них невыгодно, ибо в Мадриде находится французского войска около 30,000, и все места возвышенные уставлены пушками. Нет сомнения, что некоторые люди желают распространить беспокойство в народе, а особливо по причине доходящих слухов о мятежах, свирепствующих в южной части королевства. Неблагоприятные слухи сии, к сожалению, оказываются справедливыми. В Сеговии, Сарагосе, Нижней Андалузии, Вальядолиде и других местах доходило до кровопролитных сшибок между мятежниками и французскими войсками, состоящими под начальством маршалов Моисея и Бессьера. Из северной части Франции и других мест отправляют солдат на крестьянских телегах с величайшею поспешностью к испанским пределам. Главное начальство будет поручено, как сказывают, маршалу Массене, который уже прибыл в Байону, а гросс-герцог Бергский возвратился во Францию для поправления здоровья и может быть для занятия праздного престола в Неаполе.
В разных ведомостях пишут, что английское правительство твердо решилось помогать испанцам и в случае надобности португальцам, которые однако ничего еще до сих пор не начинали. Все испанские пристани, не во власти французов находящиеся, освобождены от осады, кораблям невоюющих держав открыт к ним путь свободный, испанские корабли и товары захваченные англичанами, будут содержаны с особливою бережливостью впредь до повеления, флот адмирала Сомареца от берегов норвежских пустился к Испании, куда отправляется много войска, оружия и денег для пособия мятежникам. Генерал Веллеслей, которому назначено было действовать в Испанских селениях в Америке, теперь должен плыть к северным берегам Испании. Мятежники послали от себя к английскому министерству депутатов, в числе коих находится и герцог Санта-Круц. Сии беспокойные люди гнездятся между горами в Галисии и Астурии. Ничего не скажем ни о происшествиях, будто бы случившихся в Кадиксе, ни о том, что англичане покорили Майорку, Минорку и Ивику, известия сии требуют еще подтверждения.
Участие Англии в мятежах, внутри Испании происходящих, напоминает о войне, перед сим за сто лет бывшей между Испаниею и Франциею. Тогда испанский народ был разделен на две противные стороны: одна хотела иметь королем своим герцога Орлеанского, другая эрцгерцога Австрийского Карла. Людовик XIV для подкрепления первого посылал свои войска, английская королева Анна, римский император, Голландия и Сардиния помогали последнему. Почти все знаменитейшие полководцы Людовика начальствовали в Испании один после другого, с английской стороны сражался, и очень счастливо, славный полководец лорд Петерборо. Известно, что Франция тогда истощилась, и Людовик принужден был оставить внука своего, но англичане, тем недовольные, требовали еще, чтобы он сам помог им выгнать Филиппа из Испании. Кончина императора Иосифа I переменила обстоятельства. Карл получил Австрийскую монархию и достоинство императорское. Англичане признали за полезнейшее, чтобы французский принц владел одною Испаниею, и чтобы сие государство не было соединено с Австрию под одним правителем. Император остался доволен одними Итальянскими областями, принадлежавшими прежде Испании. Нынешние обстоятельства нимало не сходны с тогдашними. Престарелый Людовик обладал только Франциею: Наполеон, кроме Франции, управляет и теми государствами, кои тогда противились Людовику. Следственно англичанам не так-то легко успеть в начатом деле.

*

Австрия по-видимому с некоторого времени берет великое участие в делах Турции. Устроение земского войска продолжается с необыкновенною деятельностью и притом весьма успешно. На монетных дворах много приготовлено денег, которые однако еще не пущены в оборот. — В Страсбурге ожидают скорого прибытия императора Наполеона. — Нынешний король испанский издал в Байоне новое уложение для Неаполитанского королевства. — Вопреки распространившимся слухам, Пруссия не присоединилась к Рейнскому союзу. Участь ее до сих пор не решена, и французы все еще гостят в Берлине. Вероятнее, что она приступит к Северному Союзу, о котором господа политики снова рассуждать начинают. — Персидский посол Аскер хан прибыл в Париж с многолюдною свитою. — Шведы совершенно выгнаны из Норвегии.
Июля 23 дня скончался знаменитый заслугами генерал от инфантерии Александр Андреевич Беклешов, на 68 году от рождения. Бывши некогда губернатором в Риге, он особенно полюбил сей город и получив наконец увольнение от службы, провел в нем остаток жизни. Последний подвиг его пребудет незабвенным для рижских граждан и всех жителей Лифляндии. В начале нынешнего года, при сказавшемся недостатке в хлебе, он скорыми и деятельными своими распоряжениями многих избавил от голодной смерти. Облагодетельствованные им рыдают над его могилою.

Августа 11 дня.

——

Известия и замечания // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.40, N 16. — С.342-347.

Известия и замечания

В Аргусе написано следующее, по случаю провозглашения Иосифа Наполеона королем испанским: ‘В судьбах Провидения есть дни, назначенные для возрождения народов. Сии дни настали для Испании, она вознеслась из своих развалин. При несогласии, разделявшем ее, она не могла надеяться ни на внутреннее правительство свое, ни на внешние связи. Но никогда она такой нужды не имела в твердой политической системе, как ныне, и сия система не должна была подлежать какому-либо недоразумению. Испания состоит из двух частей света, неразрывных между собою по единству происхождения, вероисповедания и законов, следственно более противоположных англичанам, нежели всем прочим народам! В том нет ничего противного свободе гражданской, что иностранный государь на престол восходит. Испанцы делают его своим природным государем. Кто подумает, будто Англгия лишилась независимости своей, возложив корону на князя из брауншвейгского дома? Равным образом Испания не только ничего не теряет, вступая в брак с новым королем своим, но еще получает гораздо лучшее приданое и приятнейшие надежды, нежели какие привносили ей когда-либо прежние родоначальники царских поколений’.
Король Иосиф прибыл в Мадрид 20 июля. Известия о происшествиях в Испании весьма не согласны одни с другими. Во французском Имперском журнале написано, что хотя англичане и старались произвести беспокойства, однако не успели в своих предприятиях, равно и в покушениях овладеть пристанями и флотами испанскими, и что в Португалии они также не имели удачи. Напротив того, по другим, будто бы из Испании полученным известиям видно, что число мятежников ежедневно увеличивается. Утверждают даже, будто мятежники учредили у себя юнту, или верховное правительство, будто изданы объявления о желании народа быть по-прежнему в подданстве короля Карла, будто удаление королевской фамилии они почитают насильственным и проч. — Еще в других ведомостях пишут, что английское правительство ожидает великих успехов от мятежей внутри Испании, и потому все готовые свои войска отправляет к берегам испанским, что с помощью тридцатитысячной армии, назначенной действовать в гористых провинциях Астурии и Галисии, вся западная Испания и Португалия, куда оружие и деньги уже посланы, могут быть возмущены прошив французов. Впрочем взяты все возможные предосторожности задерживать частные письма, посылаемые из Испании, итак, не удивительно, что о подробностях военных действий ничего неизвестно. Можно только догадываться, что французские войска весьма нужны в Испании, судя по разным движениям, во многих местах замечаемым. Итальянцы и французы едут с великою поспешностью к пределам испанским. Уверяют, что число войск, назначенных для подкрепления находящихся в Испании корпусов, простирается до 150,000 человек. По сим ли обстоятельствам или по другим причинам, в Германии также приметно в разных местах движение войск французских. Пишут из Мемеля, будто к прусскому королю прислан нарочный с известием, что маршал Виктор получил повеление обратно переправиться через Эльбу с пятидесятитысячным своим корпусом. Даже польским трем полкам велено идти к реке Одеру, кроме тех 8000 человек, которые прошли уже через Франкфурт, что на Майне.
В государствах, Рейнский Союз составляющих, весьма деятельно производятся рекрутские наборы, в Пруссии также везде оказываются необыкновенные приготовления. Миролюбивые люди, несмотря на слухи о новой войне, будто бы имеющей начаться в Европе, не верят тому, чему верить неприятно. Дай Бог, чтоб они не обманулись, ибо таинственный тон некоторых немецких ведомостей и брюзгливость французского Монитера ничего утешительного не обещают. Вот что, например, содержится в одном листке нюрнбергском: ‘Политической свет находится теперь в странном положении: из Франции нечего важного не слышно, из Испании не получается никаких известий, в Италии со стороны Цары оказывается явное неудовольствие против одной соседственной державы, в Австрии только и говорят что о поголовном вооружении, не объявляя, для чего оно делается, в Германии собираются лагерями французские войска, о намерениях России вовсе ничего неизвестно. Между тем люди беспокоятся и печалятся, предчувствие новых происшествий теснит сердце доброго гражданина, кажется, что чудесная судьба угрожает свету. Многие думают, что великий ход происшествий света, еще не достигших своего назначения, в нынешнее время ускоряется, что народы очевидно возбуждены и готовы искать чего-то нового, и что борьба нового со старым еще не окончена. Нынешнее время чудесными своими превратностями испотворило людей, они уже по необходимости мечтают, что странная судьба долженствует настать для народов, и политические стихии света привести в новое брожение. Но друг человечества, при новых уставах и новом благороднейшем образовании народов, видит различные бедствия, и проливает слезы, сердце его предалось бы радости для будущего блага народов, но страдания многих граждан теснят его, восторг исчезает, и напоминает ему, что добро везде рождается с болью.’ Добрый немецкий журналист предложил задачу, решения ожидать будем от времени.
В Монитере напечатано следующее: ‘Пюблисист, повторяя известия чужестранных листков, говорит, что австрийские войска выходят из Триеста и Фиума, и что в оба сии места вступят войска некоторой сильной державы. Сие известие ложно, и выдумано людьми коварными только для того, чтобы произвести беспокойства, раздражить одну великую державу, и приблизить к погибели, заставив ее действовать по неосновательным правилам. Надобно бы журналистам быть осторожнее, и не разглашать смешных и неверных известий, даже и тогда, когда бы он находились и заграничных газетах.
Журнал Имперский говоря, будто архиканцлер (Камбасерес) отправится в Германию для введения нового порядка, смешивает Французскую империю с союзными государствами. Журнал Имперский оправдывает себя тем, что сие известие распространилось по всей Германии. Напротив того благоразумные люди знают, что всякая новость, взятая из чужестранных листков и напечатанная во французских, еще более делается известною, и что сие служит не к чему-либо иному, как только к возбуждению досады и ненависти против Франции.
Другие газеты говорят, что между венским и парижским дворами продолжаются споры о делах весьма важных, это ложь. С венским двором спорить нам не о чем. Ежели сей двор внемлет полезным советам, то он будет стараться об излечении ран своих, о приведении мудрыми распоряжениями доходов своих в хорошее состояние, и увидит, что поголовное вооружение опасно для правительства, а особливо для такого, которое выпускает бумажные деньги.
Сказывают, что американские корабли, нагруженные произведениями селений Нового Света, под прикрытием английских фрегатов, пристали к берегам австрийским. Это справедливо, однако как приплывшие с запрещенными товарами суда нашли случай ускользнуть от бдительности местного начальства: то двор венский сделал свои распоряжения, чтобы впредь того не было’.
Австрийская армия простирается до 450,000 человек, не считая двух запасных отделений и земского войска.
Теперь уже кажется неподверженным никакому сомнению, что шурин императора Наполеона Иоаким получит неаполитанскую корону. Сказывают, будто она была предложена Людовику, голландскому королю, однако сей государь объявил, что желает остаться по-прежнему. Герцогство Бергское уже присоединено ко Франции, тем скорее назначат вознаграждение гросс-герцогу Иоаниму. В Неаполе и окрестностях до сих пор все спокойно. Многие иностранцы, и в том числе наши русские, опять посещают сию прекрасную землю, охраняемую ныне 21 тысячью неаполитанцев, 50 тысяч французов и почти сотнею судов вооруженных. В сем королевстве на восточном берегу живет теперь более 63 тысячи албанцев. Предки их мало-помалу переправлялись с противоположного берега, и завели здесь свои селения. Пишут, будто неаполитанские короли, не известно по сему ли обстоятельству, или по какому другому, имеют право требовать себе некоторых греческих провинций.
К числу происшествий нашего времени, происшествий, которым удивляться можно, принадлежит и следующее: во французских пристанях хватают и задерживают корабли северо-американские. Таким образом недавно поступлено в Марселе и Бордо с американскими судами, которые объявлены законною добычею. Однако — написано в статье из Франции — по сему отнюдь не должно думать о несогласии или о близкой войне с северо-американским правительством. Ибо как сии корабли производили торговлю противную законам их отечества, то и не имеют никакого права на защиту оных.
В Бреславле, что в Силезии, дело доходило до великого мятежа, в продолжение которого с директором полиции было поступлено весьма неучтиво. Некто напечатал сочинение, в котором предлагал благомыслящим согражданам способы прокормить бедную свою братию, а именно варить кости, как и в других местах делается. Попечительный директор полиции безденежно роздал в народ множество напечатанных экземпляров. Простые люди растолковали это не к добру, подумавши, что бедных хотят кормить, как собак, костями. Беспокойство утишено с помощью французов.

26 августа.

——

Известия и замечания // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.41, N 17. — С.72-80.

Известия и замечания

Мрачная туча, на горизонте политическом недавно явившаяся, еще носится над Европой, и до сих пор никто не уверен, исчезнет ли она безвредно, или воспламенит войну в Германии. Из разных мест пишут, что со стороны Австрии ничего опасаться должно, и что император Наполеон получил весьма удовлетворительный ответ касательно земского ополчения и вообще приготовлений военных. Между тем в министерских кабинетах работают неутомимо, движения в войсках продолжаются безостановочно и еще деятельнее, нежели прежде. Все австрийское войско состоять будет из частей, под начальством эрцгерцогов и отличнейших генералов, числа людей для каждой части предполагается до 40,000, известный полковник граф Вартенслебен, который в 1805 году под Ульмом с 1500 гусар пробился сквозь французскую армию, получил приказание немедленно ехать к полку из своего поместья. Духовные особы по возможности своей содействуют поспешному образованию земского войска, а некоторые из них объявили желание защищать отечество. Велено набирать бездетных вдов и пожилых девок, которые будут приставлены к больницам и казармам для мытья и услуги. Несмотря на такую деятельность, несмотря на готовность венгров идти поголовно против неприятеля, кажется, что с обеих сторон опасаются начинать дело. Конечно Англия очень обрадуется, когда между двумя сильными государствами опять загорится война в Европе, однако друзья человечества желают мира, и надеются, что великодушное посредство северного монарха удалит всякие опасения.
Замечают, что император Наполеон, который в прежнее время начинал войну поспешно и решительно, поступает ныне гораздо осторожнее. Может быть это приписывать должно тому, что обстоятельства Франции теперь не в таком положении, в каком прежде были. Государства, почитаемые прежде завоеванными землями, ныне собственно принадлежат братьям его или ближним родственникам. Только Португалия, Ганновер и Пруссия из числа оных изъемлются, состоя под военным управлением Франции, но сии земли приносят невеликую прибыль. Оказавшиеся неудовольствия в Италии, а особливо в Тоскане и Церковной области, сопротивление, встречаемое в Испании, беспокойства, на берегах Испанских и Португальских открывающиеся, требуют заботливых распоряжений и крайней осторожности.
В Пруссии войска приводятся в движение и притом весьма деятельно. Никто не знает подлинно, куда они назначаются, но судя по дружеским связям между Франциею и Пруссиею, о которых пишут в парижских ведомостях, угадывать нетрудно. Однако король все еще живет в Кенигсберге, и прилежно занимается устроением порядка по части военной и гражданской, об отъезде его в Берлин доселе ничего не слышно.
В короткое время прошло через Дрезден около 25,000 французов. Они едут на крестьянских подводах, идут через город строем, потом опять садятся на повозки. Уверяют, что к сему французскому корпусу присоединится около 15,000 саксонцев.
В Испанию отправляются войска безостановочно сухим путем, ибо английский флот, плавающий у берегов Средиземного моря, не только препятствует посылать людей военных, но даже дает остановку в торговых сношениях, отчего в Марселе крайне жалуются на бездействие, а купцы терпят немалый убыток. О военных действиях в Испании достоверно ничего не знают. Недавно писали, утверждаясь на молве, что маршал Бессьер недалеко от Вальядолида разбил испанских мятежников, собравшихся из провинций Галисии, Астурии и Леона, и что последние при сем случае потеряли 10,000 человек одними убитыми. В Вене говорят, что мятежники посылали в Лондон своих депутатов, которые выпросили свободу пленным испанцам, и сверх того 15,000 человек вспомогательного войска. По известиям из Лиона от 7 августа видно, что между Франциею и Испаниею нет еще никаких сношений, кроме военных. ‘Большая дорога из Байоны в Мадрид, через Витторио, Бургос и Вальядолид, небезопасна для отправления товаров, другая через Перпиньян в Барселону еще ненадежнее, потому что в Каталонии мятежи не утихли. Надобно знать, что каталонские мятежники не имеют никакой связи с мятежниками других провинций: они состоят из поселян, а не из городских жителей, и подняли оружие потому только, что думают, будто вере угрожает опасность. Большей части французского войска, ныне отправляемого в Испанию, велено идти в Каталонию. Главная квартира генерала Дюгема все еще находится в Барселоне и поход его в Валенсию по-видимому остановлен. О состоянии дел в Валенсии и Мурсии ничего достоверно не знают, а только надеются, что обе сии провинции добровольно покорятся скипетру Иосифа Наполеона. Известие о высадке англичан в сих странах и о взятии ими флота под Карфагеном не подтверждается. Во внутренних провинциях Испании восстановлено спокойствие. Со времени отъезда гросс-герцога Бергского главное начальство над всеми французскими войсками поручено генералу Сазари, адъютанту императора, ныне пожалованному в достоинство герцога Ровиго. Он же отправляет и важную должность генерал-лейтенанта, или наместника королевского. Иосиф прилежно занимается новым устроением военной части. Многие генералы, в числе их Журдан и Дюмасе, призваны из Франции и Неаполя. Об отправлении Массены в Испанию опять ничего не слышно. Уверяют, что многолюдный корпус французский навсегда будет оставлен при короле Иосифе. В Кадикс еще не вошли французы, и жители сего города продолжают свои дружеские сношения с мятежниками севильскими и гренадскими. В Андалузию вступил корпус французов, но до сражения еще не доходило, ибо надеются восстановить порядок миролюбным образом. Из северо-западной Испании и из Португалии с некоторого времени вовсе не получаются известия, но последние, какие только дошли до нас, не подают причины к важным опасениям. Впрочем, вообще надеются, что дела в Испании скоро приведены будут в лучшее состояние, ибо присутствие нового короля в Мадриде, его умеренность и решительность, власть многих вельмож, в службе его состоящих и отправляющих важные должности, великое и притом ежедневно умножающееся число людей, преданных новому правительству, безнадежное состояние мятежников, не имеющих распорядителя и действующих совершенно без плана, наконец все дает основательную причину ожидать счастливых следствий. Англичане до сих пор нигде не высадили войск своих, ниже в Португалии, в которой они надеялись найти сообщников более, нежели в каком-либо другом месте. О будущей судьбе Португалии ничего достоверно неизвестно, а разных слухов, противоречащих один другому, мы повторять здесь не намерены. Российский флот адмирала Синявина стоит на якорях в пристани Лиссабонской’.
Июля 15 в Байоне подписан императором Наполеоном манифест о возведении гросс-герцога Иоакима в достоинство короля неаполитанского и сицилийского. Каролина, супруга Иоакима, овдовев, получит престол королевский. Во всяком другом случае женский пол исключается из наследства, которое должно переходить в род императора Наполеона, потом короля Иосифа, потом короля Людовика, потом короля Иеронима. Новый монарх неаполитанский, имев свидание в Париже с императором, уже отправился в свои области.
Турецкий визирь со стотысячным войском, после 12-дневного пути, подошел к городу Софии, что в Болгарии. Там при священном знамени магометов турки поклялись жестоко отмстить сербам. После того Солиман паша с частью азиатов отправился к Ниссе, сразился два раза с сербами (13 и 14 июля), отбил у них крепостцу Делиград, и отнял 9 пушек, 2 знамя и несколько съестных и военных припасов. Большого же сражения, о котором писано в некоторых ведомостях, совсем не было. Сербский сенат издал повеление, чтобы все способные носить оружие выходили на сборные места. Теперь уже они готовы.
В Константинополе 28 число июля ознаменовано важным государственным происшествием. Мустафа Байрактар, паша рущукский, предпринял возвести на престол султана Селима, сверженного в прошлом году за нововводимые перемены, а может быть и за преданность его Франции. Он пришел с частью надежного войска, захватил дарданельского коменданта, Кавагли оглу, которому тотчас велел отрубить голову, низложил муфтия и всех министров султана Мустафы, и задушил агу янычарского. Султаном провозглашен Магмут, брат Мустафы, сын Абдула Гамида, родившийся 1785 года. Еще не знают, что сделалось с Мустафой.

11 сентября.

——

Известия и замечания // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.41, N 18. — С.153-160.

Известия и замечания

Все, что до сих пор ни писали о военных происшествиях южной Европы, основано было или на письмах частных людей, или на слухах, или на догадках, Наконец появилось в Монитере подробное описание о состоянии дел в Испании. К сожалению, не только не подтвердились известия о восстановлении там порядка и спокойствия, но видно даже, что испанцы упорно и жестоко сопротивляются новым распоряжениям. В конце месяца мая — в то самое время, когда призванная в Байону юнта заботилась о благе своего отечества, вдруг вспыхнул огонь мятежа как в северных, так и в южных провинциях испанских. В Кадиксе, Валенсии, Картахене, Гранаде, Куенсе и во многих других городах чернь умертвила своих губернаторов, такую же участь понесли французы, уже давно поселившиеся в Испании, и приехавшие туда за своими делами на короткое, время. Разные отделения французской армии покорили многие города, взяли приступом Сарагосу, одержали сряду несколько славных побед, маршал Бессьер с 12.000 человек разбил 35-титысячную толпу мятежников, бывших под начальством генерала Куесты и проч. Потом в сем описании между прочим помещено следующее:
‘До сих пор счастливые успехи французов в Испании и прибытие короля в Мадрид давали справедливую причину предсказывать скорое и удачное окончание дел испанских, как вдруг генерал Дюпон — после многих приключений, которые могут быть описаны по надлежащем исследовании и по собрании известий и объяснений — сделал троекратную ошибку, допустил отрезать себя от Мадрида, а что еще хуже, от двух третей своего войска, и наконец разбить 19-го июля третью часть, при нем находившуюся в самом невыгодном положении, не имевши времени отдохнуть после быстрых переходов.
Немного найдется примеров такому поступку, противному всем правилам военного искусства. Сей генерал, не умевший водить своего войска, еще менее твердости и расторопности оказал при переговорах. Подобно Сабину Титурию {Имя легата при войске Юлия Цесаря в Галлии. С одним легионом и пятью когортами он погиб от возмутившихся эбуронов, у которых с отрядом своим стоял на зимних квартирах.}, он, влекомый к погибели духом прельщения, дозволил другому Амбиотриксу одурачить себя хитростью и обманами. Но римские воины счастливее наших: они умерли с оружием в руках’.
Сие неожиданное приключение, слух о высадке английских войск на берегах Галисии, и наконец несносной жаре, препятствующей военным действиям, заставили французов соединиться на выгодном месте, имеющем прохладный воздух и здоровую воду. Августа 1-го король Иосиф выехал из Мадрида, 20-го числа он находился в Бургосе.
По причине сих происшествий было заседание в сенате, где читаны: послание к сенаторам от императора Наполеона, два донесения сему государю от министра иностранных дел, договоры с прежним королем и принцами испанскими, и донесение военного министра. Из сего последнего открывается, что войско претерпело урон довольно значительный, что для отмщения испанцам предназначено 200,000 человек подвинуть к горам Пиренейским, не ослабляя однако французских армий ни в Германии, и ни в Далмации, и что по сему обстоятельству надлежит сделать вновь рекрутский набор из людей поступающих в службу 1806-го, 7-го, 8-го, 9-го и 10-го годов. Число сих назначаемых к службе простираться должно до 160,000 человек, коими дополнены будут войска, находящиеся в Испании, Германии, Италии и на Севере. — В донесении министра иностранных дел написано между прочим следующее: ‘Хотя двор венский всегда являл дружеские расположения к вашему величеству, однако военная сила его ныне превосходит соразмерность против многолюдства и доходов Австрии. Всемилостивейший государь! Министры ваши желают, чтобы вы обратили на то свое внимание, и увидели бы необходимую нужду умножить число и своих войск, дабы удержать при себе перевес по отношению могущества и народонаселения между обеими империями’.
В послании от императора к сенаторам достойны замечания следующие строки: ‘Я решился продолжать дела в Испании с величайшим напряжением и истребить войска, присланные в сию землю из Англии. Союз мой с российским императором не дозволяет Англии иметь какую-либо надежду, успеть в своем намерении. Я верю возможности мира на твердой земле, однако не хочу и не могу состоять в зависимости от ложных расчетов и ошибок других дворов, и поелику соседи мои умножают войска, то долг требует, чтоб и я также увеличил силу своих ополчений’.
Еще и теперь многие твердо уверены, что мир не нарушится в Германии. Приготовления и переходы войск не всегда оканчиваются войною. Император Наполеон, 15 сентября находившийся уже в Майнце, едет в Германию — не с обнаженным мечом, но с ветвью оливковою. В Веймаре или в Эрфурте могущественные монархи решат участь Европы. Пишут, что император Франц II отправится туда же из Пресбурга, где он недавно торжествовал венчание своей супруги, как венгерской королевы.
В Монитере напечатано письмо прусского асессора Коппе, захваченное по приказанию маршала Сульта вместе с прочими его бумагами. Оказываемое в нем неблагорасположение к французскому правительству не подавало хорошей надежды на согласие между Франциею и Пруссиею, и даже заставляло выводить некоторые догадки, нынешнему положению дел в Европе совершенно противные. Однако, по-видимому, опять все переменилось, ибо в том же Монитере напечатано после уже, что между господином Шампаньи, министром внешних дел и принцем Вильгельмом Прусским заключено соглашение, уничтожающее все недоразумения, доселе бывшие между обеими державами.

*

От князя Понте-Корво (Бернадотта) и генерал-лейтенанта Киндалана изданы две увещательные прокламации к испанцам, находившимся в Дании и отрекшимся от повиновения. И до них досягнул дух раздора. 200 человек безоружных испанцев проведено через Гамбург. Сказывают, что еще 3000 их отдано под стражу на острове Зееланде. Прочие ускользнули на остров Лангеланд.

3 октября.

——

Известия и замечания // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.41, N 19. — С.227-232.

Известия

Испанские мятежники имели некоторый успех: генерал Кастаньос, с 25,000 войска, окружил генерала Дюпона, имевшего под командою не более 14,000, и принудил его положить оружие. Но этот успех едва ли будет иметь благоприятные для возмутившихся следствия: можно с некоторою вероятностью предсказывать, что победа останется на стороне французов, и что Испания в короткое время будет покорна новому своему правителю. Наполеон, которого характер есть деятельность неутомимая и твердость, побеждающая все препятствия, решился, с отборнейшими войсками своими, устремиться на Испанию: он сам будет управлять действиями ужасных своих легионов, готовых уже переступить за Пиренейские горы. Испания не имеет теперь настоящей армии, несколько многочисленных корпусов, составленных из регулярного войска и милиции, рассеяны по разным провинциям, они предводимы храбрыми, но малоопытными и несогласными между собою полководцами. Число вооружившихся бунтовщиков состоит из 50,000 регулярного войска, 43 батальонов милиции, из нескольких тысяч жандармов и наконец из поселян, бродяг, нищих, которые опаснее для своих соотечественников, нежели для неприятеля, ибо согласились поднять оружие только для того чтоб грабить, не подвергаясь наказанию: англичане с своей стороны обещают великие пособия испанцам. Войска, отправленные и готовые отправиться из Англии в Испанию и Португалию, должны, как уверяют, простираться до 60,000 человек. Если бы англичане решились помогать союзникам своим не одними словами, если бы сии 60,000 находились точно в Испании, готовые сражаться и мужественно защищать своих союзников, если бы испанские военачальники были согласны в своих действиях, а войска испанские образованы, вооружены, имели провиант и одежду, и наконец, если б в Испании прекратилось ужасное безначалие и существовало вышнее правительство, которое могло бы заботиться о нуждах войска и в то же время о внутреннем государственном устройстве: тогда французы нашли бы в Испании врагов ужасных, но теперь что представляется нашим глазам за Пиренейскими горами? С одной стороны народ, могущественный по своей неустрашимости, и слабый от неустройства и разбора, готовый сражаться и гибнуть, и не имеющий ни оружия, ни пищи, генералы Куэста и Палафокс сделались врагами, последний оставил сторону патриотов и объявил провинцию Арагонию свободной областью, 16 тысяч валенсианцев разграбили Мадрид, сожгли и расхитили лучшие здания и множество жителей умертвили тиранским образом, хотели назначить генерал-капитана, главного предводителя армии, и образовать генеральную государственную юнту, — сие предприятие не могло быть исполнено по причине раздоров и междоусобия, хотели вооружить всех жителей от 16 до 45 лет, но это оказалось невозможным, по причине совершенного недостатка в оружии, свинце и порохе, — с другой стороны образованное, воспламененное победами своими войско, полководцы опытные, действующие по одному благоразумному плану, покорные деятельному и чрезвычайно быстрому в своих действиях военачальнику… так! прежде, нежели испанские войска успеют соединиться и прийти в некоторый порядок, Наполеон с своей армией будет уже далеко за Пиренеями, и половина Испании возвратится в прежнее состояние тишины и подданства. Главный корпус французской армии, которым предводительствует сам король Иосиф, расположен по обеим берегам Эбра, занимает все проходы Бискайских гор: главная квартира в Миранде. Отделение маршала Безье простирается от Панкорбо до Бургоса, который занят легкой конницею генерала Дасаля: главная квартира маршала Безье находится в Санта-Мария. В горах открыты новые, доселе неизвестные пути, через которые вспомогательные войска, идущие из Германии, скорее могут соединиться с испанскими, французские солдаты нетерпеливо ожидают сражения с англичанами. Маршал Журдан прибыл в главную квартиру, и маршал Ней в скором времени за ним последует. 16-го числа августа город Бильбао, после продолжительного и кровопролитного сражения, сдался французам. Монастырь Сан-Фернандо зажжен был гранатами, и горел несколько дней: бунтовщики потеряли 800 человек, и в том числе множество монахов. 2-го сентября происходило важное сражение между французским корпусом, которым предводительствовал генерал Дюэзм и корпусом возмутившихся, состоявшим из 12,000 человек. Генерал Безье командовал правым крылом французов, генерал Шварц левым, генерал Милович центром, при первом ударе испанцы приведены были в беспорядок, потеряли 1000 убитыми, 600 ранеными, 14 орудий артиллерии, прогнаны, лишены своих магазинов, и теперь вся область сия, на несколько маршей за Барселону, очищена от бунтовщиков и занята французами. — Армия, назначенная для усмирения Испании, должна простираться до 200,000, французские войска, находящиеся в Германии, двинулись к Пиренейским горам, все дороги, ведущие от Майнца во внутренность Франции, покрыты солдатами. Для избежания затруднения в переходе, войска разделены на несколько колонн и идут разными дорогами. Первая через Трир и Люксембург, вторая через Кайзерлаутерн на Мец и Вердюн, третья через Нейштат, Гагенау, Люневиль и Нанси, и пр. Все сии колонны простираются к Бордо и Байонне, четвертая идет через Вормс, Страсбург, Кольмар, Безансон и Лион к Перпиньяну. Сверх того, для замены войск, отделенных от главной армии, находившейся в Германии, французский сенат определил новую конскрипцию 80,000 человек за 1810 год и 80,000 за 1806, 1807, 1808 и 1809 годы, что вместе составит 160,000 нового войска, Консрипты должны быть набираемы не прежде, как с 1-го января 1809 (если до тех пор никакое государство Европы не объявит Франции войны), в противном случае и набор и вооружение новых воинов должны быть совершены немедленно. Императора Наполеона ожидают в Париже к 25 октября, открывши заседания законодательного корпуса, поедет он прямо в Байонну, и будет сам распоряжать действиями французской армии, находящейся в Испании. Итак, важная сия кампания откроется в половине октября: какой бы ни был успех ее, но он должен иметь великое влияние на политическое положение государств Европы.

*

Монитер и Пюблицист были слишком поспешны в угрозах своих против англичан (смотр. No XX Вестн. стр. 301). — Англичане осмелились выступить на берега Португалии, осмелились противиться французам и даже осмелились победить их. После сражения, происходившего 21 августа при Вимиере, сражение, в котором герцог Абрантский со всею своею армиею действовал против генерала Велеслея, предводителя англичан, заключено было перемирие. — 22-го августа генерал Дальримпль принял команду над английским войском, и 30-е перемирие обращено в капитуляцию, которой главные пункты следующие:
I. Все крепости португальские должны быть уступлены англичанам.
II. Французские войска выдут из Португалии с багажом и оружием. Они не должны быть почитаемы военнопленными и могут, по возвращении своем во Францию, служить опять.
III. Французские войска будут высажены англичанами на берег межу Рошефом и Лорьяном.
IV—VI. Они имеют право взять с собою всю свою артиллерию с 60 патронами на каждую пушку, все принадлежащее к армии, и 800 лошадей.
VII. Французские войска разделены будут на три дивизии: первая отправится через 7 дней.
X. Свободное возвращение английских перевозных судов из гаваней французских должно быть обеспечено, французская армия соберется вся в Лиссабоне и в окружностях его на две английские мили, а английская займет свое положение расстоянием от нее в одной миле.
XIII—XV. Недоимки всех контрибуций должны быть уступлены португальцам, и все конфискованные имения освобождены.
XVII. Испанским солдатам, состоящим военнопленными в Лиссабонской гавани, возвращается свобода. Лиссабон, 30-го августа, 1808.
Подписано. Георг Мюррай, Келлерман.
Мы, герцог Абранский, генерал-шеф французской армии утвердили сей договор в Лиссабоне, 30-го августа 1808.
Повторяем: если бы согласие и порядок царствовали в армиях бунтовщиков испанских и если б англичане, обещав им 60,000 солдат, исполнили, к удивлению всего света, свое обещание, и решились защищать союзников своих не одними великолепными уверениями, но мечом, мужеством и жизнью своих воинов (как говорит Монитер), и если бы наконец сии союзные войска имели предводителя, деятельного, опытного и полномочного — тогда императору Наполеону едва ли бы возможно было возложить на голову Иосифа корону Испании! Но теперь все преимущества и силы и способов находятся на стороне французов. — Кто усомнится, чтоб гений полководца великого не превозмог усилия храбрых, но разделенных, неопытных и несогласных между собой воинов?

14 октября.

NB. Издатель благодарит почтенного сочинителя басни: Человек и хищные звери, за лестный отзыв о его журнале, но присланных им стихов не может поместить, единственно потому, что они несколько длинны, — впрочем искренне желает ему успехов в стихотворстве.

——

Известия // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.41, N 20. — С.310-318.

Известия

Известия, получаемые из Испании, неверны и вообще противоречат одни другим — мы знаем только то, что еще не было ни одного решительного сражения между испанцами и французами. Армия французская не переменяла своих положений. Король и министры его находятся в Витории. Беспрестанно приходят новые корпусы из Германии, уверяют, что прежде первого ноября будет конечно присоединено более 100 000 свежего войска к французской армии. Приготовления к открытию сей кампаний чрезвычайны, магазинов множество, и все наполнены провиантом. Думают, однако, что не прежде, как по прибытии императора, начнутся решительные, наступательные действия. Главные корпусы французов стоят спокойно. Отделение, находящееся в Каталонии и наименованное вторым корпусом, должно защищать Барселону. В конце октября, вероятно, совершатся решительные для Испании удары: следовательно мы скорее можем ожидать известий важных. Солдаты уверены, что Наполеон, возвратясь из Германии, будет предводительствовать ими сам. По крайней мере теперь в испанской армии нет главного шефа. Король Иосиф имеет в руках верховную власть, а маршал Журдан есть шеф генерального штаба. Все утверждают, что Наполеон, сопутствуемый вице-конетаблем герцогом Нюшательским, по открытии 25 октября заседаний законодательного корпуса, прибудет в Испанию, и тогда вся армия, получив имя великой, начнет действовать наступательно. Слухи сии подтверждаются известием, полученным из Парижа, что гвардии наслано повеление быть готовою к походу в Испанию. Все то, что пишут о внутреннем положении сего королевства, весьма несогласно одно с другим, некоторые публичные листы говорят о страшных происходящих в нем беспорядках, Мадрид, если верить им, представляет ужасную сцену мятежа и кровопролития: валенсианские патриоты, разграбив его, учредили новое правительство, которого законы суть притеснение и сила, знатнейшие люди посажены в темницы, имения конфискованы, самые верховные члены духовенства не могли быть спасены священным своим саном. Слухи носятся, что главные генералы, Куэста и Палафокс, поссорились, и последний объявил себя главою независимой Арагонии — все сии известия легко могут быть несправедливы, но они правдоподобны, несчастное безначалие, в которое ввергнута теперь Испания, должно быть естественно сопряжено с великими и гибельными неустройствами. В некоторых журналах, напротив, уверяют, что существует правительство, которого глава есть архиепископ Толедский, имеющий помощником Флорида Бланку, управляющего внутренними государственными делами. Военные находятся под ведением генерала Куэсты, а генерал Кастаньос наименован главным предводителем армии. О положении и действиях патриотов ничего достоверного не пишут. Говорят, что все их военные силы соединены будут в окрестностях Мадрида: они состоят из регулярного войска и милиции, андалузской, валенсийской, ново-кастильской. Часть сей армии подвинулась к северным пределам новой Кастилии для того, чтобы действовать наступательно: с нею должны соединиться английские войска составлявшие гарнизон гибралтарский, и другие, высаженные на берег в Галисии. Пишут о некоторых сражениях, проигранных испанцами, но эти известия, полученные из Франции, не могут быть верны: сами журналисты не знают, который из генералов французских одержал сии победы, одни именуют Нея, другие Безье. Надобно ожидать известий более достоверных — еще один или два месяца, и нам откроется, какая судьба назначена Провидением для храброй испанской нации. В заключении сообщаем читателю отрывок письма из Монпелье, в котором описаны главные предводители патриотов испанских. ‘Первый из генералов — говорит неизвестный сочинитель сего письма — который сделался известен при открытии возмущения в Испании, есть Кастаньос. Он вооружил, как я думаю, сначала Андалузию, и первый наименовал себя главою мятежников. Что был он прежде, не знаю, по крайней мере напрасно искал я его имени между именами других военных чиновников Испании. Жители Мадрида, неизвестно почему, весьма полагаются на военные дарования Кастаньоса. Кажется, что он действовал согласно с Феодором Реддингом, фельдмаршалом и губернатором Малаги, который с полком своим — произвольно или непроизвольно не знаю — взял сторону возмутившихся, Кастаньос и Реддинг вместе сражались против генерала Дюпона. Неизвестно, как силен был корпус, находившийся в то время у них под командою, но верно то, что он несравненно был превосходнее французского, и что последствием одержанной Кастаньосом победы было внезапное и всеобщее возмущение в Испании. — Почти в одно время с Кастаньосом сделался известен Дон Грегорио де ла Куэста: этот человек 1796 года был произведен в генерал-поручики, но при начале 1808 находился в отставке: не знаю наверно, когда вошел он опять в службу, при Фердинанде VII или после. Он не имел никаких успехов до самого отступления французской армии — напротив несколько раз был разбит маршалом Безье. Корпус его, по-видимому, состоял из поселян, быстрых в нападении, но потом утомляющихся весьма скоро. Театром действия его были окрестности Валенсии, но по отступлении неприятеля к берегам Эбро, войска его расположились по-видимому в старой Кастилии. Генерал, на которого менее других полагаются кастильцы, есть Палафокс. Он принадлежит к знатнейшим фамилиям Арагонии, и для него было нетрудно возбудить сию провинцию к вооружению. Имя его часто попадается в военных списках испанских: в Мадриде называли его молодым человеком, без всякой опытности, и слишком много мечтающим о своих талантах, в самом деле, очень скоро распространились слухи о его несогласиях с другими генералами, о непризнании им владычества новоучрежденной юнты, и наконец о провозглашении Арагонии республикою. Не хочу ручаться однако за справедливость сих известий. Более других уважают испанцы генерала Наварро, который в 1793 году произведен был в фельдмаршалы — ничего еще неизвестно о действиях его корпуса. Генерал-капитан Дон Вентура Каро, весьма отличившийся в 1793 году, начальствует корпусом валенсийцев: из разных известий могу заключить, что он находится теперь в Каталонии. — Испанцы, видя французов расположившихся на берегах Эбро, ободряют себя тем, что река сия, бывшая некогда преградою Карлу Великому, может удержать и Наполеона в его течении.

28 октября.

Р. S. Если верить последним известиям, то между французами и испанцами происходило недавно кровопролитное сражение, проигранное первыми. Думают, что Ней убит и что Безье попался в плен. Слухи сии однако могут быть неосновательны и требуют еще подтверждения.

——

Известия // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.42, N 21. — С.61-67.

Известия

Испанская и французская армии стоят неподвижно одна против другой. Между отдельными корпусами происходили некоторые частные сшибки, но верного об них еще ничего не известно. Испанцы пылают мужеством, французы нетерпеливо ожидают знака к сражению, все приготовлено к действиям ужасным и с прибытием Наполеона на Пиренеи откроется нашим глазам зрелище чрезвычайное: борьба целой нации, воспламененной мщением и фанатизмом с сильными ополчениями великого военачальника. Ожидаем с любопытством сей важной, решительной для испанского народа минуты. Кто победит? Кто останется побежденным? Уверяют, но это одни частные слухи, которым нельзя совершенно поверить, — что армия французская отступила уже на всех пунктах к Пиренейским горам, и что король Иосиф захвачен в плен отрядом испанцев. Государственная юнта, недавно образованная, вследствие полученного ею известия о сильной Наполеоновой армии, обнародовала указ о всеобщем вооружении, и вдруг явилось под ружьем 500,000 испанцев, к которым должна присоединиться 80,000-я армия англичан. Сила чрезвычайная! И если она управляема будет предводителями искусными, то император Наполеон с трудом преодолеет ее своими многочисленными легионами. Конечно, теперешняя армия испанцев составлена по большей части из одной необразованной милиции, полководцы ее далеко отстали от французских в опытности, а может быть и в знаниях, но можно заметить, что их воспламеняет одинаковое мужество, одинаковое чувство патриотизма и мщения. Как в целом народе, так и в частных людях заметно благородное честолюбие разделять опасности своих соотечественников, например, один французский священник, родом испанец, находившийся в одной приморской деревеньке, услышав о всеобщем вооружении своих единоземцев, вдруг скрылся: он бросился на английский корабль и поплыл в Испанию. Нетрудно было бы представить и еще несколько подобных примеров. Одним словом, император французов нашел в испанцах врагов смелых и способных ему противоборствовать. С сим деятельным мужеством, с сими многочисленными пособиями, которыми поддерживаема армия, находящаяся в собственной земле, и с сим решительным содействием англичан, которые, кажется, расположены помогать испанцам, как истинные союзники, испанские патриоты могут быть ужасными противниками солдатам французским. Весьма вероятно, что последние останутся победителями, но думаем, что они должны оспаривать долго и купить дорогою ценою свою победу. В ожидании достоверных известий не скажем ничего о некоторых неважных сражениях, происходивших между отрядами обоих войск, и описанных в разных газетах. Заметим, однако, что французские журналисты слишком решительно говорят о следствиях сей войны, еще никому неизвестных. Пускай происшествия покажут, на чьей стороне останется перевес. Не удивишься ли, например, читая в одном французском журнале — теперь, когда еще ничто не решилось: победы, которыми увенчается наша армия в Испании, прославят на минуту имена испанских военачальников, теперь неизвестных, прославят единственно для того, чтобы они были потом забыты и навеки — или: французские солдаты боятся одного — чтобы неприятель бегством своим не лишил нас славной победы!

*

Наполеон, 14 октября, проехал через Готу. — Не выходя из кареты, он переменил в сем городе лошадей и поскакал далее, в провожании 20 постильонов и конвоя гусар, очень скоро за ним проехали и герцог Беневентский с министром Шампаньи. 20 октября сто пушечных выстрелов возвестили парижским жителям о прибытии монарха их в город, в тот же день допустил он в С. Клудском дворце к аудиенции своей сенат, государственный совет и некоторых других чиновников, а 25, в провожании многочисленной свиты, прибыл во дворец законодательного корпуса, которого заседание открыл следующею речью: Господа депутаты департаментов в законодательном корпусе! Составленные вами книги законов, служащих основанием собственности и свободы граждан, приобрели одобрение всей Европы, народы мои на опыте убеждены в их благодетельной мудрости. Последние ваши законы положили основание системе финансов — она такова, что ныне, при самом всеобщем вооружении на нас Европы, одного годового дохода было бы достаточно для всех необъятных, могущих быть нам потребными издержек, мы никогда не будем обязаны прибегать к ненастному пособию бумажных денег, или займа. В течение нынешнего года я объездил более тысячи миль во внутренности моей империи: родившиеся в голове моей планы, касательно благоустройства ее, будут поспешно произведены в действие, зрелище сего великого семейства, которое весьма недавно возмущаемо было одними несогласиями во мнениях и гибельными междоусобиями, которое теперь спокойно, согласно, счастливо, тронули меня до глубины сердца {Зрелище опустошенных окрестностей Йенских, и горестная нищета поселян Северной Германии конечно не менее были разительны для Наполеона. Взирая на бедствия народов, он верно говорил к самому себе: народы, мне предоставлено возвратить вам вместе с миром погибшее ваше счастье! Монарх, которого одно и слово имеет влияние столь обширное, почитает и чужие народы своим семейством, он мыслит, что жребий поставил его хранителем их благоденствия! Ж.}, я сильно почувствовал, что мне, для собственного моего счастья, необходимо быть уверенным в счастье моей Франции.
Пресбургский и Тильзитский мирные трактаты, нападение на Копенгаген, заговор англичан против всех торгующих народов, возмущения в Константинополе, происшествия в Португалии и Испании, различным образом действовали на политические обстоятельства мира. Империя Российская и Дания мои союзницы против англичан. Американские Соединенные Области предпочли ограниченность торговли своей малодушному покорству тиранам морей. Часть моего войска идет сражаться с толпами испанских мятежников, вооруженных и покровительствуемых англичанами: не должно ли почитать благодеянием Промысла сию слепоту британских правителей, которые, отвратя на время свое внимание от океана, им покорного, наконец дерзнули послать на твердую землю свои неопытные армии?
Чрез несколько дней оставлю столицу мою, чтобы самому начальствовать войсками в Испании, чтобы самому, с помощью сильного Бога, надеть корону на брата моего в Мадриде и водрузить знамена свои на башнях Лиссабона! Я доволен расположением князей Рейнского союза, Швейцария спокойно наслаждается выгодами своей конституции, народы Италии мирны и счастливы.
Я имел свидание в Эрфурте с императором российским. Первая мысль наша была — всеобщий мир. Мы даже согласились некоторыми пожертвованиями ускорить благоденствие ста миллионов, в нашем лице представленных, возвратив им великие выгоды морской торговли. Александр и я мыслим согласно. Мы неизменные союзники как в мир, так и в войне.
Господа депутаты департаментов в законодательном корпусе! Я приказал моему министру финансов и моему государственному казначею представить вам счета доходов и расходов нынешнего года. Вы увидите из них с удовольствием, что мне не нужно возвышать тарифа такс, и что народы мои не будут подвержены отягощению новых налогов.
Отъезд императора в Байонну назначен был 30 октября, императрица ему сопутствует, она будет жить в замке Марраке. И маршалу Массене поручено начальство над некоторою частью испанской армии.

*

Генералы Дальримпль и Буррард вызваны из Португалии, для отдания отчета в своих поступках. Жители города Лондона подали через лорд-мэра королю адрес, в котором просят его величество разыскать причины, побудившие генералов английских подписать в Португалии капитуляцию, посрамительную для славы их отечества. Замечательно, что в самую ту минуту, в которую лорд-мэр подавал королю адрес, сир Артур Волеслей вошел в залу аудиенции. Его величество принял его благосклонно и разговаривал с ним очень долго. — Экспедиция генерала Берда, который 15 сентября отправился из Корка с 7000 солдат, назначена, как уверяют, в Италию, куда переведены будут и войска из Гибралтара и из Сицилии.

*

В Швейцарии — сказана в Нюрнбергских ведомостях — говорят очень много о важных переменах, произойти в ней готовых. Думают, что все кантоны примут одинаковую форму правления и будут подчинены власти одного славного военачальника

14 ноября.

На рисунке, находящемся при конце сей книжки, изображена Федра, обвиняющая Ипполита перед Тесеем. Оригинал есть превосходное произведение славного живописца Гереня.

——

Известия // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.42, N 22. — С.148-155.
[Изъяснение рисунка с изображением Федры, обвиняющей Ипполита перед Тезеем по рисунку П.Герена] // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.42, N 22. — С.156.

Известия

Сообщаем читателям Вестника прекрасную речь графа Фонтана, говоренную им пред троном Наполеона, в присутствии чинов Французской империи, от лица всех членов Законодательного корпуса, которого он председатель. В прошедшем номере нашего журнала была напечатана речь самого императора, на которую следующая служит ответом:
‘Законодательный корпус приносит к стопам вашего величества благодарность свою, которую разделяет с ним весь народ французский.
Итак, величайший из полководцев находит предмет более высокий, более достойный его, нежели самая победа. Государь! Мы слышали из уст ваших великое слово: Что есть могущество более сильное, более продолжительное, нежели самое могущество меча и брани — могущество закона и государственных учреждений! Уставы, данные мудростью вашего величества, простираются далее, нежели ваши победы: двадцать народов, вами благотворимых, покорствуют им без роптания, ибо находят в них свою защиту, свою независимость, свое благоденствие.
Законодательный корпус с особливым чувством должен торжествовать сии мирные победы, за которыми всегда следуют благословения народов: законодательство и учреждение доходов государственных суть два предмета, ограничивающее нашу деятельность, мы избраны вашим императорским величеством для восстановления общественного порядка на развалинах обширной империи, для сохранения богатств государственных посреди опустошения войны кровопролитной. Вы были творцом новой системы доходов, простой, твердой, и неподдерживаемой сими ложными средствами, имеющими все непостоянство мнений и происшествий. Система сия столь же неистощима, как и самые бесчисленные сокровища вашей империи. Если иногда обстоятельства затруднительные могут сделать необходимыми новые налоги, то вследствие новоизобретенной системы налоги сии будут соответственны нуждам, и прекратятся вместе с ними. Будущее не будет пожираемо настоящим, за несколькими годами блеска и славы не последует совершенное изнеможение государства под бременем долгов, и с утратою богатства народного, рождающего революции, не будет опять растворена та ужасная бездна, в которой гибнут и троны, и счастье целых народов, и самые народы. Сии бедствия далеки от нас: благо французов хранится в душе великого Наполеона. Она воспламенилась при виде обширного семейства — так называете вы, государь, свою империю. Будучи уверены, что все ваши народы готовы ополчиться при одном вашем мановении, вы предлагаете мир в ту самую минуту, когда предводительствуете миллионом воинов неустрашимых. С сим великодушным намерением искали вы свидания с императором Александром. Прежде, когда могущественные монархи сближались с обоих концов Европы для беседы тайной, все соседственные державы приходили в смятение: грозные и гибельные предвещания были спутниками сих великих свиданий. Теперь — эпоха незабвенная вовеки! — два первые монарха во вселенной соединяют знамена свои не для того, чтобы низринуть ее в рабство, но для того, чтобы возвратить ей утраченное благоденствие мира.
В. И. В. произнесли слово: пожертвование — дерзаем сказать, что это слово довершает все ваши торжества. Так! Конечно, народы Франции согласны с вами отринуть пожертвования, противные их славе, на которой основана и ваша, но, государь, если есть средство что-нибудь прибавить к величию вашему, то без сомнения оно заключается в умеренности его употребления. В вас видели мы силу, все покоряющую, и вы же хотите представить нам зрелище, более восхитительное: силу, покоряющую самое себя!
Народ, враждующий со всею Европою, желает на время отдалить от вас эпоху сей великой победы: внимая голосу мятежа и раздора, он выступил на берег твердой земли — но вы ополчились и готовы устремиться к нему навстречу, и Франция снова должна потерять своего монарха, которого присутствием насладилась так мало в последние годы. Вы оставляете нас, государь и какая-то робость, внушаемая любовью, умеряемая надеждою, объемлет сердца наши — мы знаем однако, что всюду сопутствуют Наполеону и счастье, и победа! Отечество посылает свои благословения за вами вслед, оно вверяет вас верным сынам своим, составляющим грозные ваши легионы! Так конечно! Молитвы его будут исполнены! Уже неустрашимые ваши воины клянутся на обнаженных мечах хранить сию драгоценную главу, которая озарена такою славою, в которой скрываются тайны всеправящего жребия. Государь! Вы скоро возвратитесь к нам с торжеством! Рука, ведущая вас путем чудес на высоту человеческой славы, не престанет сохранять Францию, столь долго еще имеющую в вас нужду!’ — Император отвечал президенту в нескольких словах: ‘И должность, и собственное желание мое побуждают меня предводительствовать моими войсками. Я нужен храбрым моим солдатам, но скоро возвращусь в мою столицу. Благодарю Законодательный корпус за те чувства, которые вы от лица его мне представили’.

*

Император Наполеон оставил Париж, но прежде отъезда долго разговаривал в своем кабинете с российским министром Румянцевым, в присутствии герцога Беневентского и графа Шампаньи — вероятно, что сии рассуждения относились к переговорам с Англиею, которые, по уверению парижских журналов, должны в скором времени быть открыты. 29 октября Наполеон выехал из Парижа, за ними последовали маршалы Сульт и Мортье в качестве генералов гвардии. Он путешествовал с чрезвычайною быстротою. 2-го ноября, в 9 часов утра, прибыл он на берег Дордонны, вышел из кареты, сел в лодку, которая поспешно перевезла его на другой берег, и не желая потерять ни минуты времени в ожидании своей кареты, вскочил на простую артиллерийскую лошадь, случившуюся на берегу, и менее нежели в полтора часа, несмотря на страшную грязь, причиненную проливными дождями, проскакал шесть миль до берегов Гаронны, через которую, при громе пушек и звоне колоколов, переправился к городовой яхте. Выйдя на берег, он сел в карету бурдосского префекта и поехал в императорский дворец, где отдохнул около часа, и между тем разговаривал с префектом: в это же время допущены были к нему архиепископ, бригадный генерал Бойон, и городовой мер с адъютантами. После завтрака император сел опять на лошадь, и выехал из города в провожании великого дворцового маршала, адъютанта Бертрана и Бурдосской почетной гвардии. 3-го ноября, в четыре часа поутру, прибыл он в Байонну: пушечная пальба возвестила о том народу, все офицеры, императорская гвардия и другие войска, бывшие в городе, тотчас пошли к замку Мараку, в котором находился Наполеон. — 4-го ноября вся гвардия выступила из Байонны в Испанию, и в тот же день после обеда Наполеон выехал из сего города, чтобы, переночевавши в Ируне, на другой день увидеться с королем Иосифом в Витории. 5-го Ноября императорская главная квартира, перенесена из Толозы в Виторию.
Теперь начнутся наступательные действия французской армии, находящейся в Испании. Уверяют, что вся она должна быть разделена на восемь корпусов, которыми предводительствуют маршалы: Ней, Лан, Сульт, Мортье, Виктор и Монсей, генерал Сен-Сир и герцог Абрантский (Жюно), сверх того составлена запасная армия, которой предводитель маршал Безье, и первое нападение должно быть сделано на корпус маркиза Романы. В Каталонии находится 36,000-й корпус французской армии, которая наименована будет наблюдательною. Ею, как утверждают, будет совсем предводительствовать маршал Массена. Теперь она состоит под начальством генерала С. Сира, который перенес главную квартиру свою в Фигерас, и занимается образованием своего корпуса, составленного из французов и итальянцев. Сообщение между Барселоною и Фигерасом восстановлено — последний город, с неприступною крепостью своею Сан-Фернандо, служит главным сборным местом для каталонской армии, в нем же находятся и ее магазины: часть национальной гвардии Восточно-Пиренейского департамента займет главные Пиренейские проходы и будет хранить сообщение с Фигерасом. Барселоною начальствует генерал С. Сир. — Наступательные действия каталонской армии откроются в одно время с действиями главной, и будут иметь целью Арагонию, к которой первая должна примкнуть к левому крылу последней.

*

Все известия о делах испанских весьма неверны — они вообще основаны на слухах, противоречащих один другому. В Монитере давно не пишут ничего о том, что происходит во внутренности Испании. Если иметь доверенность к сим частным известиям, то патриоты испанские на всех сражениях с французами остаются в проигрыше. Генерал Ласаль разбил 4000-ый отряд их, составленный из студентов и монахов, которые приняли название батальона ученых. Одни утверждают, что генерал Монсей разбил маркиза Роману при Бильбао, 31 октября, другие напротив говорят, что сие сражение происходило 26 октября близ Лерии. В Journal de l’Emperie напечатано известие, что при Бильбао происходило между французами и патриотами упорное сражение, в котором последние потеряли 4000 пленными и в том числе двух адъютантов генерала Блека, а в письмах из Байонны и Бурдо сказано, что маршал Ней занял Бильбао, после сражения, в котором испанцы потеряли 3000 убитыми и ранеными и 800 пленными, и что сам предводитель патриотов, маркиз Романа, тяжело ранен. — Нынешние испанские правители суть: дон Луи Бурбон, кардинал и архиепископ Толедский, регент, граф Флорида-Бланка, первый министр, дон Педро Неваллос, первый тайный советник, дон Гаспар Иовелланос, второй тайный советник, дон Франческо Сааведра, министр финансов, дон Грегорю де ла Нуэста, военный министр, дон Антонио Вальдес, министр морских сил, Костаньос генералиссим.

1 Ноября.

—————

Картинка, приложенная к сему No, изображает возвратившегося в Итаку Улисса в ту самую минуту, когда собака его, узнавши в нем старого своего господина, умирает у ног его от радости. Это рисунок известного Флаксмана. Смотри Одиссею, Песнь 14, стих 37.

——

Известия // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.42, N 23. — С.238-246.

Известия

Годовый праздник лейб-гвардии Семеновского полку, 21 ноября 1808 года.
(Сообщено из Петербурга.)

В день праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, государь император с Его Императорским Высочеством, Константином Павловичем, и с принцами Саксен-Заалфельд-Кобургским и Голштен-Олденбургским, также и с министрами военных сухопутных и морских сил, военным губернатором, городовым комендантом, генерал-адъютантами и с другими военными чиновниками изволил прибыть в церковь Лейб-гвардии Семеновского полку. По отслушании божественной литургии и по распущении в казармы солдат, которые на сей случай были в параде, государь император с Его Императорским Высочеством, с принцами и со всеми чиновниками изволил удостоить штаб и обер-офицеров полка быть у них на завтраке, для сего употреблена была одна из солдатских казарм (роты Его Величества), в которой столовая комната, длиною в пятьдесят сажен, убрана была декорациями, представляющими бивуак, или солдатские шалаши во время походов, вход в залу украшен был военным оружием, на конце залы сооружена была из военных же орудий пирамида с вензелевым именем государя императора, за оною расставлены были полковые музыканты и певчие, стол накрыт был на сто кувертов и убран великолепнейшим образом, по сторонам сей залы боковые комнаты убраны были палатками. Во время стола играла военная музыка, и для сего случая сочинен был марш с хорами: слова полковника Писарева, музыка генерал-майора Титова. Сообщаем его нашим читателям:
Умолкните вы, громы яры,
Сойди с небес к нам, тишина!
Останови свои удары,
О ты, кровавая война!
Не век героям быть средь боя:
Ликуют днесь побед сыны,
Им новы радости даны
Под сенью мира и покоя.
Да здравствует наш кроткий царь!
Виновник дней блаженных, ясных!
Навек воздвигнут твой алтарь
У нас в сердцах, тебе подвластных.
Восторгом все сердца объяты,
Любовию к царю горят!
Герои чувствами богаты:
За них дела их говорят!
В войнах царю их грудь опора,
Во время мира, тишины,
Усердием к нему полны,
В награду — царского ждут взора.
Да здравствует наш кроткий царь!
Виновник дней блаженных, ясных!
Навек воздвигнут твой алтарь
У нас в сердцах, тебе подвластных.
О сколь блаженна та держава,
Когда народ царем любим!
О сколь громка, прочна та слава,
Когда и царь народом чтим!
Гордись, Россия, украшайся
Заслугами сынов своих,
На подвиги взирая их,
Вкушай отраду — наслаждайся!
Да здравствует наш кроткий царь!
Виновник дней блаженных, ясных!
Навек воздвигнут твой алтарь
У нас в сердцах, тебе подвластных.

—————

Бюллетени французской армии, находящейся в Испании.

1. Бюллетень. Витория от 9 ноября. Положение французской армии 25 октября: Главная квартира в Виттории. Герцог Конеглиано (Монсей) с левым крылом в Арагонии, на реке Эбро, главная квартира его в Рафалле, главная квартира маршала, герцога Эльхингенского в Гуарди, маршала герцога Истрии в Миранде. Дивизия генерала Мерлина занимала высоты Дюранго, но место ее заступили по повелению короля дивизии генералов Себастиани и Леваля, командуемые маршалом, герцогом Данцигским. Неприятель расположился сначала на левом берегу Эбра, но герцог Конеглиано послал против него бригады Брюна, Габера и Разу, которые разбили его на всех пунктах (27 октября). 1200 испанцев, искавших убежища в Лерине, были взяты генералом Гранжаном, в том числе и полковник, 2 подполковника и 40 офицеров. Потом герцог Эльхингенский двинулся к Логрони, перешел через Эбро, взял 300 пленных и преследовал неприятеля несколько миль: следствием сей неудачи испанцев было то, что генерал Пиньярелли, начальствовавший патриотами, был убит от собственных солдат своих. Герцог Данцигский преследовал неприятеля до Гвенеса и ворвался в Бильбао, где достались ему в добычу большие магазины. Потеря испанцев весьма важная: впрочем сколь ни славна для французов сия победа, но они могли бы выиграть ее без пролиться крови — испанские войска находились в таком положении, что в скором времени принуждены бы были сдаться на договор. — Корпус маршала Виктора соединился с главною армиею, он приведен из Витории к Ордуне. 7-го ноября неприятель, подкрепленный новыми из С. Андера пришедшими войсками, занял высоты Гвенеса. Герцог Данцигский ударил на центр его, который привел в беспорядок, сие сражение могло бы быть гибельнее для испанцев, когда бы оно происходило на равнине: но горы, окружающие Бильбао и С. Андер, почти неприступны. Патриоты потеряли на сем сражении от 3500 до 4000 человек, французская армия не терпит ни в чем недостатка. Погода продолжается прекрасная. Колонны французские согласуются в своих движениях.
II. Бюллетень. Бургос, от 12 ноября. Герцог Данцигский, преследуя неприятеля, вступил в Вальмаседу. 8 ноября генерал Себастиани, открыв на высоте крутой горы арьергардию патриотов, опрокинул ее и взял 100 человек пленников. Между тем город Бургос был занят эстремадурскою армиею, которая простиралась до 20,000. Император вверил начальство над конницею маршалу герцогу Истрийскому, а второй корпус армии герцогу Далмации (Мармону). 10 ноября, на заре, последний с дивизиею генерала Мутона двинулся вперед, для рекогносцировки неприятеля: его встретили близ Гамонала залпом из 30 пушек, который был знаком к решительному нападению. Пехота Мутоновой дивизии ударила на испанскую гвардию, и в минуту привела ее в беспорядок, герцог Истрийский с своею конницею обошел оба крыла неприятеля, который немедленно обратился в бегство, потеряв 12 знамен, 25 пушек, 3000 убитых, 3000 пленников, в том числе одного генерала и множество офицеров, остаток поиска был рассеян. Французские солдаты, смешавшись с испанскими, ворвались в Бургос: конница преследовала неприятеля во всех направлениях — одним словом, эстрамадурская армия уничтожена совершенно. Потеря французов весьма неважная. Бургозская крепость была немедленно занята их войсками, они нашли в ней огромные запасы вина, муки и пр. Император вступил с гвардиею в сей город. В испанской армии заметим странные несообразности — например, в карманах убитых офицеров находили росписи рот, имеющих разные наименования: одна именуется легионом Брута, другая легионом народным, та легионом Святых, а та Ученых! На знаменах изображен испанский лев, раздирающий императорского орла.
III. Бюллетень. Бургос, 13 ноября. Герцоги Беллунский, Данцигский и Далматский преследуют галисийскую армию. Генерал Милод вступил с своею дивизиею в Паленсию и отрядил корпус войска и горам Рейнозы, дабы овладеть артиллерийским парком галисийской армии. Гвардия французская находится на реке Дуэро, и весь берег от Бильбао до С. Андера освобожден от неприятеля. Несчастный город Бургос, подверженный всем ужасам грабежа, представлял зрелище, приводящее в трепет. При первом известии о потерянном сражении жители оставили свои дома. Сначала ужаснуло их намерение солдат эстремадурских, которые объявили, что будут защищать себя в домах, но самые сии солдаты их разграбили, потом ворвались в них солдаты французские, которые не находя нигде ни жителей, ни неприятеля, разорили все до основания. В Бургосе и в окружных местах найдено более нежели на тридцать миллионов франков шерсти, которая вся, по приказанию императора, конфискована в пользу французов, переселившихся в Испанию и потерявших все свое имение во время последней всеобщей революций. Город Паленсия принял Французскую армию с дружелюбием.
IV. Бюллетень. 15 ноября. Судьба эстремадурской армии решена была на равнинах Бургоских, армия галисийская уничтожена в сражениях при Гвенесе, Вальмаседе и наконец при Эспинозе. Армия сия состояла: 1-е, из старой испанской пехоты, 2-е, из милиции галисийской, астурийской и старо-кастильской, 3-е, из 5000 испанских военнопленных, которых англичане вооружили и высадили на берег в С. Андер, 4-е, из новонабранных солдат в Галисии, Астурии, старой Кастилии, 5-е, из артиллерийских полков и матросов, составлявших гарнизоны в Коруне и Ферроле, и наконец 6-е, из корпуса маркиза Романы. Вся сия армия была и беспрестанном движении, расположена против нашего правого крыла и имела намерение отрезать нас от Бискайи, но мы преследовали ее в продолжение десяти дней из дефилея в дефиле, с высоты на высоту, наконец она остановилась при Эспинозе для прикрытия своей артиллерии, своих госпиталей и магазинов, и в таком положении, в котором почитала себя непобедимою. Маршал герцог Беллюнский напал на ее арьергард, который опрокинул. Генерал Пактод ударил на отряд маркиза Романы расположившийся на высоте, и обратил его в бегство. Сражение продолжалось до самой ночи. Между тем маршал герцог Далматский прошел в Рейнозу, дабы лишить неприятеля последнего возвратного пути, а с наступлением утра приказал герцог Беллюнский бригадному генералу Мезону обойти левое крыло испанской армии, в то самое время, как герцог Данцигский обходил правое. Генерал Мезон взошел с своим отрядом на высоту неприступную и ударил на неприятеля: тогда и герцог Беллюнский устремился на его центр, который сломил и рассеял. Вся испанская армия пришла в беспорядок и побежала рассеянными толпами, бросая оружие, знамена и пушки. Герцог Далматский захватил в Рейнозе весь артиллерийский парк, все магазины и весь багаж неприятеля. Французы в сем сражении захватили 60 пушек. Испанцы потеряли убитыми и пленными 20,000, в том числи убито 12 испанских генералов. Блек скрылся в горах Астурийских, а маркиз Романа удалился на берег к С. Андеру. Потеря французов весьма неважная.

15 декабря.

———————

Приложенная к сему No картинка есть Гогартова карикатура, изображающая конец вещей, ее истолкование сообщено будет в следующей книжке.

——

Известия // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.42, N 24. — С.318-327.
Неизвестные Авторы
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Обозрение прошедшего года, Неизвестные Авторы, Год: 1808
  2. Черная смерть, Неизвестные Авторы, Год: 1809
  3. Краткое историческое описание о бывшей в Астрахани моровой язве, Неизвестные Авторы, Год: 1809
  4. Новости литературы и просвещения из-за рубежа, Неизвестные Авторы, Год: 1808
  5. Извлечение из книги весьма любопытной, Неизвестные Авторы, Год: 1807
  6. Смесь, Неизвестные Авторы, Год: 1805
  7. Обозрение происшествий, Неизвестные Авторы, Год: 1810
  8. Московские записки, Неизвестные Авторы, Год: 1809
Электронная библиотека