Изображение новой политики
Изображение новой политики
(Писано в мае 1806.)
(С немецкого.)
—-
Изображение новой политики, Немецкая_литература, Год: 1806
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Происшествия следуют одни за другими с чрезвычайною скоростью. О как мало они соответствуют тем надеждам, которые в нас родились на заре новой, много обещавшей эпохи! Счастлив, кто при начале ее понес с собою в могилу прекрасные свои надежды, счастлив, кто, живучи один в мире, может с равнодушием смотреть на будущее! Ибо спокойствие — единственное благо, которого легковерные умы ожидали от нового порядка вещей и которым тешили себя и весь свет — навсегда для них потеряно. Что начато насильственным образом, то и в продолжении своем сохранит прежний характер, — и всеобщее порабощение наконец произведет всеобщее сопротивление. Тогда дети наши понесут жестокое наказание за то, что мы делали и дозволяли другим делать несправедливости. Потрясение тем будет ужаснее, что все священное, все истинное предано забвению, оно тем будет ужаснее, что почти никто из нас не может, для оправдания себя, сослаться на закон справедливости и чести, которые дерзновенно нарушены, или нарушение которых одобряемо было в молчании.
За несколько лет можно было предвидеть, что ныне угрожает нам, по крайней мере теперь уже ослепление миновалось. Уже сильнейший не скрывает своим намерений, уже не один раз торжественно были объявлены правила, противные системе равновесия. ‘Сия система — так говорят — ничего кроме войны не производит…’ Как будто война для смертных, верующих в бессмертие, злее всех несчастий, и как будто насильственный мир есть мир истинный. О если бы те, которые ныне произносят похвальные слова тишине и спокойствию, если б они прежде имели такие же расположения, и пощадили нас от своей революции, за которою необходимо ныне следуют столь важные превращения!.. Необходимо? Неужели все так думают? По моему мнению, Европа могла бы еще оставаться при своей системе равновесия, при сей системе, которая конечно имеет свои хорошие стороны. Скажу торжественно, что под ее покровом несколько сот лет процветали малые независимые государства, которые не имели другой защиты, кроме системы равновесия и всеми признанной законности их существования.
Возьмем в пример государственное тело Немецкой империи, которая при всех своих недостатках тем более достойна почтения, что существование ее свидетельствовало о бытии чувства справедливости, и что она разрушилась тогда, как сильные согласились не уважать правды, возьмем многие княжеские дворы, обиталища вежливости, в которых музы, изгнанные из пышных столиц, находили для себя вожделенное пристанище, и которым Германия, может быть, обязана своим просвещением, возьмем малые вольные города, коих граждане, окруженные сильными владетелями, с гордым чувством независимости проводили в стенах своих жизнь прилежную, веселую и безопасную, потому что в случае нападения имели под рукою надежную помощь, возьмем республики Швейцарские, и небольшие Итальянские государства. — Если сильный отважился нарушить справедливость, как все обращали на то свое внимание, как все принимали участие в обиде! Если утеснитель не всегда был принужден загладить вину свою, по крайней мере он всегда старался разными предлогами, разными оправданиями прикрыть свой поступок — а это уже и значит, какое имели уважение к общему мнению.
Какую противоположность представляет нам новая система! Нет никаких законов справедливости, нет права обладания собственностью, сего права, освященного рядом столетий, — одно сильное слово решит все. Уже около пятидесяти независимых областей лишены бытия политического, большая часть из них едва известны были по имени тому, кто отнял у них свободу, между тем как самые малые из сих независимых областей, разоренных подобно муравейникам, может быть изобилуют историческими чертами геройства и гражданских добродетелей. Их свобода, купленная трудными пожертвованиями, возращенная любовью, сбереженная неусыпными стараниями, устояла среди потрясении войны тридцатилетней. Знаменитые мужи, которые конечно никому не уступают в достоинстве, при заключении мира в Мюнстере и Оснабрюке, не дозволили себе прикоснуться к сей святыне {Здесь говорится о Вестфальском трактате, единственном в своем роде. Сто пятьдесят лет он служил политическим основанием для всей Европы. Когда в Амьене продолжались мирные переговоры, французский автор г. Десаль описал и разобрал мудрые постановления Вестфальского трактата. Хотя в сочинении сем ничего не было соблазнительного, однако правительство, в самый день появления книги, отняло все экземпляры у автора, который только тем согрешил, что хвалил систему равновесия, ненавистную — как ныне уже открылось — для Бонапарта. Один немецкий, весьма уважаемый писатель, которому удалось достать сию книгу, обещается любопытные отрывки из нее помещать в своем журнале. — Изд.}. — Беспрестанно помещаются в ведомостях известия, что та или другая область безвинно лишилась своей независимости, которую с честью для себя защищала в продолжение столетий. Не помогают ни торжественные поручительства, ни священнейшие обещания. Вчера дано слово: сегодня нарушают его — не заботясь ни о предлогах, ни об извинениях, так угодно — и все тут. ‘Ступайте, поручите себя благоволению вашего государя!’ — это слова, произнесенные к депутатам одного вольного города тем самым человеком, который за несколько дней письменно поручился за их независимость!! В изданной прокламации решена судьба целого королевства еще прежде, нежели оно завоевано, и сия прокламация служит вместо сношений с прочими державами!! Провинции дружественной державы заняты чужим войском, тогда как еще не окончены переговоры об уступке, и гонец прежнего владетеля — государя миролюбивого, который охотно жертвует всем для сбережения крови вооруженных своих подданных — еще не успел приготовить испуганных жителей сей переменой, даже по прибытии гонца жители все еще не знали, кому они достанутся, наконец через несколько дней объявляют им, что они подарены чужестранному принцу, находящемуся в службе чужестранной державы!! Ежели где-либо и осталась еще область независимая, там исчезло доверие, исчезла приятная благонадежность, унылые граждане думают только о том, как бы сделать себя беззащитными, собственными руками разрушают стоны свои, которые увеличивают их опасность.
И все сие, что мы видели и чего впредь должны ожидать, случилось по необходимости? Разве невозможно было сделать надлежащего сопротивления? Разве многие миллионы людей униженных и оскорбленных не согласились бы лучше терпеть все бедствия войны, нежели дожить до такого поношения?
У нас были коалиции, но они, кажется, не возбудили общего участия: нам была надобна единственная коалиция, единственное спасительное средство. Надлежало забыть любовь к частным выгодам, надлежало пренебречь страсть к новостям, и с бескорыстием, с твердостью защищать прежний порядок. Во времена, каковы наши после ужасных опытов, каждый почувствовал бы, что кто сражается за права собственности, за справедливость, тот защищает все человечество и самую добродетель. Нашлось бы множество обожателей добродетели, примеру их последовали бы все прочие. А как человек, стремясь ко благородной цели, и зная, чем он жертвует для нее, чувствует, что душа его возносится и подкрепляется, то может быть сия эпоха произвела бы спасительную перемену в нравственности, — может быть добродетели рыцарских времен опять пробудились бы в сердцах наших. Как бы то ни было, одно уже намерение государей — которые никогда не должны забывать, что потомство ожидает их — одно уже доброе и постоянное намерение приобрело бы им бессмертное имя,
Теперь чего один хочет, то и делается. Система перевеса — для новой вещи выдумано уже ново выражение — заступает место системы равновесия, планеты приготовляются занять назначенные для них места около солнца, кто и рад бы противиться, должен поневоле повиноваться, до тех пор, пока…
Между тем всего нужнее политические писатели, из которых превосходнейшие оставили сцену, и уступили свои места софистам: только один дозволяет себе иногда выговорить резкое слово. — Впрочем правое дело напечатлено в сердце каждого доброго гражданина, и не требует оправдания: но слабо защищая оное, можем подвергнуться опасности, можем сделаться смешными и презренными для наших противников.
Изображение новой политики: (Писано в мае 1806): (С немецкаго) // Вестн. Европы. — 1806. — Ч.30, N 21. — С.66-73.